Последнее слово подсудимого Панкова

Дорогие и глубокоуважаемые дамы и господа присяжные заседатели!

Какие меня сегодня переполняют чувства? Во-первых, это чувство законной ненависти и бурного презрения к потерпевшей, то есть к бывшей жене, сидящей тут, как в почетном президиуме профсоюзного собрания, с профурсетской физиономией и приковывающей к ней вспышки нашей продажной, но, к сожалению, свободной прессы, расписавшей меня на своих желтых страницах почище, чем Чикатилу, и как помесь члена с ментом, то есть секшуал херасмента, если выражаться на хорошем английском.

Во-вторых, господа, самое положительное чувство я испытываю сегодня вместе со всеми вами, нежданно-негаданно попавшими из гражданской, можно сказать, тряхомудии прямо на двенадцать присяжных стульев.

Это, как правильно заметил господин прокурор, успех курса, потерпевшего крах в семнадцатом году, но теперь снова вызванного на эстраду истории вершить бесклассовую справедливость над человеческим фактором.

Хорошо, конечно, что остались в нашем славном прошлом тройки, особые совещания и пуля в лоб чернильным росчерком пера культа личности. Это хорошо. Но составом присяжных я, откровенно говоря, полностью не у-до-влет-ворен, извините за выражение, практикуемое на клубничных страницах полового листка «ЕЩЁ». В эти вот минуты горький осадок в душе достиг своего и моего рекордного апогея.

Прошу занести в протокол, что испытываю большое чувство недоверия к женским сиденьям этих вот великолепных двенадцати стульев. Наш судебный процесс пошел, как говорится, но какого приговора я могу ожидать от восьми рассерженных женщин? Недаром древние говорили, как неоднократно указывал мой адвокат, что, если Фемида сердится, значит, она далеко не права. Поэтому я всех Фемид, верней женских членов вашей исторической команды, прошу рассмотреть мою вину в общечеловеческом смысле. Уверен, что все положительное, представленное обо мне руководством ВПК, перевесит злобную клевету бывшей, с позволения сказать, супруги.

Теперь – к делу. Ну сами скажите, мог разве нормальный человек врезать несколько раз бейсбольной битой по голубому чешскому унитазу, которым ему же через пять минут захочется воспользоваться для разрядки стресса, и тогда он выбежит на балкон, хватая тем самым лишнюю статью за случайное попадание его экспериментов на личность депутата Госдумы от фрикции, виноват, от фракции коммунистов. Ясно же, что этот горе-политик оказался тогда в зоне действия невменяемой мочструи с провокационной целью привлечь к своей персоне внимание избирателя, резко напуганного выходом нашей державы из строя в оттепель травмирующих реформ.

При чем же тут вменяемость, когда вы просто обязаны переквалифицировать все наветы психоэкспертизы на аффективный, так сказать, букет патриотического гнева, личной раздражительности и невыносимо нежной гражданской боли. Эти противоречивые чувства я испытывал в связи с переходом целого ряда оборонных предприятий нашей, между прочим, сверхдержавы на выпуск всяких посторонних изделий, в том числе и полупорнографических. А производство бейсбольных бит было прогрессивно налажено нами в дочерних цехах, выпускавших до Горбачева гранатометы для народно-освободительных движений в зажиточных странах глубоко противоречивого третьего мира.

Сразу должен заявить, что поддерживаю торжественный снос в помойку истории железного Феликса. Кровавый палач отдал в свое время приказ конфисковать в пользу ЧК один из прогрессивных публичных домов, принадлежавший моей родной пратетушке. Туда, по ее рассказам, скрываясь от собак царской охранки, забегали видные члены ленинской гвардии, артисты кино, цирка и писатели, ставшие со временем лауреатами Сталинской премии. Дом стоял как раз на Лубянке, и в той дзержинско-жидо-латыше-чечено-грузино-азербайджано-масон-ской ложе устроен был отдел пыток дружбы остальных народов нашей Родины.

А теперь мне хотелось бы перейти к изложению обстоятельств семейного происшествия в нашей трехкомнатной квартире. Предварительно хочу решительно откреститься от того, что, если верить репликам прокурора и его сомнительного товарища, в голове у меня то и дело торжествует каша. А что, позвольте спросить с этой низкой трибуны, должно, по-вашему, в ней торжествовать? Может быть, вы злорадно жаждете торжества в голове русского человека сациви, плова, вареников с вишнями, бешбармака или, что хуже всего, фаршированной рыбы, товарищ прокурор? Да здравствует торжество именно каши в голове всех истинно русских патриотов, дамы и господа, судари и сударыни!…

Будем откровенны, перестройка и покаяние буквально свалились на загривок нашему обществу с подоконника кабинета Михаила Сергеевича – тут двух мнений быть не может. Но основной шок я испытал тогда, когда вот эта якобы потерпевшая особа, сидящая тут рядом с вами с видом Василия Сталина, то есть казанской сироты, неожиданно стала выездной.

В тот самый момент я понял, что система наша дала трещину и вот-вот рухнет. Вскоре это и произошло, в порядке исторической необходимости в центре, а также на местах.

Со мной случился на этой почвенности первый сердечный припадок ишемии. Да и мог ли я иначе реагировать на развал системы? Сами рассудите: законная супруга закрытой номенклатуры Органов отправляется разгуливать по пространству враждебного нам военно-стратегического пространства Нью-Йорка! А если, думаю, она скурвится там, подобно тайным украинским сепаратистам Шевченко с Левченкой, соблазнив какого-нибудь синатру или депутата Госдумы ихнего пресловутого Конгресса – что тогда? Тогда и мне – крышка! Я ведь много чего разгласил своей бывшей супруге сугубо секретного в плане усиления личного обаяния перед очередным интимным событием в постели.

Она – по ее, конечно, словам – знала в совершенстве английский и, кроме службы в «Интуристе», вызывалась в ЦК КПСС переводить беседы народно-освободительных шарлатанов Азии и Африки с заправилами этих движений на Старой площади.

И вдруг, повторяю, унюхав распад нашей Системы, это оголтелое профурсо приглашают в гости какие-то богатые интуристы из Нью-Йорка.

Короче говоря, якобы пострадавшая стала бегать по магазинам и тоннами закупать сувениры для своих зарубежных спонсоров. Верите, пыталась даже упаковать в баул четыре мои ордена и закрытые медали за вторичные взятия Будапешта и Праги. Скажу честно: я сделал попытку удержать бывшего близкого человека в пределах недосягаемости для ЦРУ и Пентагона.

Прихожу в кабинет к земляку – он был большой шишкой на Лубянке – и делюсь с ним святыми патриотическими сомнениями. Мало ли чего, говорю, могла запомнить моя половина, потому что я, возможно, разговариваю сам с собой во сне из-за многолетнего пребывания целого ряда военных тайн во мраке моего внутреннего одиночества. Сними ты ее, прошу, с трапа, пожалуйста, от греха подальше.

Представьте, мой земляк цинично хохочет и говорит, что все наши сверхсупергипертайны давно Америке прекрасно известны и мы лишь поэтому уверенно вздернули над страной железного Феликса, простите, железный занавес. Вообще, говорит земляк, закрывай сифон, открывай поддувало и круто вставай на рельсу строительства свободного рынка. Мы отстали от Европы и Америки ровно на сто пятьдесят лет по вине этих гнусных марксистско-апрельских дебилов и, конечно, тезисов. Благодаря их невменяемости нам теперь не Штаты придется догонять, а Пекин косоглазый. Вот в чем основная политическая, но тщательно засекреченная причина так называемой перестройки. Вот как печально завонял марксистско-ленинско-сталинский экскремент. Поэтому готовься, пожалуйста, хоть ты, Иван, оперативно ворочать конвертируемой валютой. Получать начнешь не зарплату, а прибыль. Хватит с тебя и с меня времен военно-коммунистического аскетизма. Ницца. Багамы. Усталый лежишь в парижском отеле, сдувая с губы шампанскую пену, указательным пальцем, а то еще кое-чем набираешь номер. Максимум через двадцать минут сваливается на тебя с потолка девушка, скажем, гаитяно-гавайской национальности и с дрожащей гитарой в загорелых руках, Ваня! Вот за что мы с тобой боролись, а не за коммунистические идеалы – будь они прокляты! Чем скорее допрут до этой абсолютной истины все, от русских до чукч, не говоря о других, менее великих национальностях, тем успешнее обгоним мы и перегоним китаез в строительстве народного капитализма в одной отдельно взятой стране. Между прочим, знай: на ВПК надвигается неминуемая конверсия. Так что даем тебе зло, извини, «добро» на индивидуальный пошив… ха-ха-ха… шкуры – и валяй!

Земляку я сразу же ответил со слезами на глазах, что из родного ВПК меня вынесут только вперед мысками шевровых моих штиблет, начищенных в последний раз парадным гуталином…

Одним словом, собрал я свою половину в вояж. Проводил, напоследок шепнув на ухо, что если вздумает свалить, то мы поднимем на ноги всех наших суперкротов в ЦРУ, Пентагоне и в Белом доме, но отыщем тварь такую даже под землей, транспортируем под общим наркозом на Родину, и вот тогда я сам своею рукою врублю в нашем спецкрематории для предателей рубильник возмездия, поставлю электрификацию всей страны на медленный режим и полюбуюсь, как от ее жирной дебелости останется на противне лишь более чем жалкая шкварка посреди анонимной горки пепла. Убедил. Как видите, якобы пострадавшая не свалила. Хотя, откровенно говоря, чем больше будет оставаться на Западе всякого недоброкачественного человеческого фактора, тем чище все мы будем демографически и, конечно же, порнографически. То есть нравы и порядки у нас, хотя бы в одной только Москве, станут как в Сингапуре. Обосс… то есть обмочишь под балдой или в трезвом виде не свой автомобиль – годовая зарплата. Черканешь на стенке лифта, когда он застрянет промеж этажей, слова от трех до пяти букв – безапелляционно отрубать руки к чертовой бабушке. Плевок на улице – грязной метлой по морде. Залезли в карман – расстрел на месте без права, понимаете, переписки с Президентом и ООН. Супружеская измена – лишать половой энергии минимум на три года оперативным путем либо насильственно вшивать в пах соответствующую торпеду. За рэкет – вообще вздергивать на фонарях, потому что они и так не горят по ночам. Но это все пока что только очередная наша общественная утопия. Извините за вынужденное удлинение моего последнего слова.

Лучше бы, повторяю, якобы пострадавшая не возвращалась. Вы себе представляете, с Запада возвратился совсем другой человек!

В первую же ночь я даже на совместном ложе не узнаю простого и скромного товарища по общей нашей незамысловатой игре в былую влюбленность.

Что такое? Что происходит? Да куда же, думаю, в конце концов, катится моя родная сверхдержава?… Перехожу к конкретным событиям, трагически перешедшим однажды в наше семейное происшествие.

Вынужденно прошу господ судью, присяжных и девиц стенографии приготовиться к порнографии той памятной неформаломеевской ночи. Вот какие были у гражданки, некогда разделявшей со мной тахту и прочие брачные ложа, не только речи, но и целые тезисы. Во-первых, нескрываемая радость до самого утра, оттого что на постельные пространства нашей сверхдержавы надвигается девятый вал сексуальной революции с перековкой мечей, простите за выражение, на оральность, чему, говорит, надо поучиться моему сверхзакрытому предприятию и всему ВПК. Я с ходу впадаю в стресс, вслух декларируя ненависть к Белому дому Америки.

Под утро якобы пострадавшая, применив известные чары, сагитировала меня вот на какое дело, приведшее впоследствии всех нас на этот высокий форум. Логика ее была такова. Раз я патриот ВПК, под который копают разоруженцы, то надо частично загрузить военно-промышленный комплекс неполноценности производством самого прибыльного из всех миролюбивых изделий. Твои, говорит, конструкторы внесут в новое мирное изделие принципиальные новшества, а доходы пойдут на развитие отрасли, а также на строительство новых бараков для русских беженцев от дружбы народов.

Лежу и одновременно пытаюсь сообразить: о каком таком сверхизделии ведет она речь?

Тут она бежит в чем мать родила к одному из импортных чемоданов и достает из него то самое изделие. На всех сторонах коробки – картинки, выражающие сначала депрессию, а потом ну просто-таки неземное удовольствие и другие интимные чувства, понятно, что очень одинокой женщины. От коробки, помню, намеренно разило мужским букетом, то есть сигаретным дымом, очень дешевым одеколоном, дизельным топливом и, как мне показалось, давно не стиранными носками.

В общем, после любования картинкой бывшая моя половина вытаскивает из коробки предмет, получивший в дальнейшем следующее официальное название: «Отечественный, противопожарный, электронно-тепловой, обоеполый удовлетворитель с набором съемных приставок и автоматическим регулятором фрикций и будильником. Питание – батарейно-сетевое. Автореверс. Гарантия удовлетворения – на всю вашу жизнь».

На такой формулировке основных функций мирного изделия настоял лично я, потому что либеральные демократы нашего предприятия совсем уж закусили к тому времени удила и предлагали порнушный беспредел. Не будем, однако, забегать вперед, чтобы потом не делать лишних шагов назад, как это, к сожалению, у нас на Руси повелось с нелегкой ноги Петра Первого.

Бурный скандал возник между нами, когда якобы пострадавшая пыталась всунуть вилку провезенного через таможню изделия порнографии в розетку. Но, как известно, концы у американской вилки тоже бросают вызов Европе – они плоские и в дырочки розетки не влазят.

Я желаю сделать в эту минуту политическое заявление большой общественной важности, но не очень-то выходя за рамки этого последнего моего слова.

Женщина вовсе не слабый пол, ваша честь, как думало все это время человечество, включая и нас с вами. Женщина имеет пол не то чтобы сильный, но совершенно всемогущий, коварно маскирующийся под пол слабый, а мы пораскрывали свои варежки. Мы – олени сохатые. Вот в чем корень проблем. Женщина может гипнозом неотразимого кокетства и беспринципным шантажом заставить вас изменить своему «Я» с любым другим «Я», даже если это другое «Я» вам отвратительно на сто процентов. Женщина может наштрополить Президента любой страны объявить войну соседнему государству, как это случилось с Мао Цзэдуном, науськанным женой и напавшим на Индиру Ганди. Или же снести Берлинскую стену, отделявшую гнилую порнографию Запада от нашей духовно положительной Евразии. Примеров тут не перечесть. Так произошло и со мной. Коготок завяз – всей птичке пропасть, не в смысле продажи Родины, но активного участия в конверсии ВПК.

Идем дальше. Под давлением моей половины я вынужден был вместо участия в традиционном половом акте присобачить к плоским американским вилкам самодельные концы проводов. Произошло, как и следовало ожидать, некоторое задымление аппарата из-за разницы рабочих напряжений. В Америке ведь 120 вольт вызывающе течет в проводке, а у нас – всего 220. От этого в рабочей части дурацкого изделия, уже знакомого госпожам присяжным заседательницам, возник существенный перегрев пластмассы головной приставки. Вибрация внутри прибора превышала секунд на десять все положенные нормы, но я успел понять принцип действия этого заменителя мужской постельной силы. Ничего особенного, если не впадать в технические особенности. Формулируя по-партийному, это просто обыкновенная электрификация онанизма всей страны и жажда сверхнаживы под маркой снятия невыносимой тоски с телесного пространства женщин-одиночек.

Потом якобы пострадавшая взяла с меня слово, что я вынесу с предприятия реостат на 120 вольт, и до самих испытаний прибора дело у нее в тот раз не дошло.

Утром основной разговор был о внедрении в производство на нашем предприятии отечественного изделия, с учетом недостатков американского варианта. Я, конечно, считал, что раз бродит по оборонным предприятиям ВПК призрак конверсии, то надо бросить часть технологии и производства на мирные изделия, типа детских колясок, стремянок дюралевых, велосипедов, инвентаря частнически-огородного, многоразовых вешалок и прочего бытового дефицита, а технической, говорю, порнографией пускай занимается мафия. Меньше будет грабить, убивать и вымогать.

Но на следующий день якобы пострадавшая собрала у нас дома представительный сабантуй. Пригласила нашего директора, главного инженера, технолога и профсоюз. Были также их супруги. Выпили мы. Помянули добрым словом командно-административный принцип руководства человеческим фактором и ВПК. Подняли тост за скорейший выход России из разряда стран-доходяг в экономические и демографические чуда на пути к Храму, чтобы не только снизить смертность, но и взяться своими силами за воскрешение мертвых рублей под руководством бывшего министра финансов Федорова.

И тут вот якобы пострадавшая встряла со своим предложением начать широкий выпуск интернационального варианта удовлетворителя с целью завоевать им мировые рынки, а доходы не распылять, как это делают в Ниццах шальные наши воротилы из бывшей партноменклатуры, не хранить их в швейцарских кубышках, но вкладывать в поддержку агонизирующих отраслей антинародного хозяйства и демократии.

Оказывается, не теряла она времени в Америке даром. Привезла калькуляции, спецификации, тарификации и прочие дела, не знаю уж, как и где их заполучив. Не знаю.

Должен заявить, что с самого начала чуял я где-то под собою глубокое обаяние капкана под общим названием «троянский конь». Признаюсь, не сумел справиться с коварством и любовью этой дамской кавалерии насчет угрозы безработицы в оборонке и дальнейшей алкоголизации работников ВПК, а потому и уверовал временно в панацею, предложенную бывшей моей половиной. Да разве один я уверовал? А куда смотрел инженералитет с генералитетом и прочее наше техноложство? Мы все, как это обычно случается в истории, соблазнены были огромными дивидендами, загребать которые учат всех нас международные люди, именуемые одним замечательным математиком и выдающимся расистом малым народом.

Итог попадания под обаяние «троянского коня» был таков. Наше предприятие оказалось передовиком конверсии по сумме выпускаемых мирных изделий. Вот что значит, уважаемые дамы и господа, потеря сверхдержавой Госплана! Двух недель не прошло после того домашнего совещания и обильных тостов, как коллектив передового цеха нашего предприятия дружно включился в выпуск первого отечественного удовлетворителя вместо производства электронщины для атомных боеголовок.

Когда утечка информации достигла спецкоров Запада, на предприятие зачастили, понимаете, зарубежные гости, включая женщин, которые желают быть мужчинами в учреждениях, на производстве и в однополых постелях, под общим названием «феминизм».

Если бы, ваша честь, вы приняли мое предложение закрыть наши заседания для всех любителей альковной клубнички и черного юмора, то я много чего мог бы тут рассказать – много чего! Вы узнали бы о целом ряде буквально порнографических испытаний отечественной версии американского сжирубесительства. Вы бы увидели очередищу всех соискавших звания испытательниц мирного изделия. Очередища была больше, чем к Мавзолею, и частично состояла из мужчин, которых пришлось выдворять оттуда с помощью конного ОМОНа. Если бы ОМОН не двинул прикладом по шее тележурналиста и не разбил бы копытом его телекамеру, то пленка с этим безобразием давно бы уже попала на Запад, который, по яркому выражению Генриха Боровика, яростно, сволочь, злорадствует по поводу всех наших исторических временных неудач.

Вам повезло, что вы не познакомились с ходом рабочих дискуссий насчет улучшения всех параметров нового изделия, включая температурный режим и усложнение колебательного цикла вибраций. Повезло, что не услышали утопические предложения рационализаторов, алчно ратовавших за наделение удовлетворителя рабочими функциями накручивателя бигуди, открывателя консервных банок, штемпеля почтовых адресов и, в конце концов, раскалывателя грецких орехов, на что я наложил вето. Достаточно одного будильника.

А один ведущий сексолог из бывшего города Ленина, наш платный консультант, додумался до того, что наукообразно настаивал на присобачивании к изделию еще и магнитофонной радиоприставки совместного русско-японского предприятия СОНИ-МАРМЕЛАДОВА.

Лично мне от всех подобных предложений тоже знаете чего захотелось? Сильной руки – вот чего! Чтобы разом покончить с авариями труб, с разгильдяйством, с порнухой в области фракции политических нравов Госдумы, с мафией, с ворьем, с легким поведением, с единогласным измывательством малочисленной, но дружной группы народов над основным русским населением бывших республик, с укрывательством налогов, с коррупцией в области наркомании, с беззащитностью простого человека перед беспределом продажи родных полезных ископаемых стратегическому врагу, но самое главное – со свободной продажностью нашей якобы независимой прессы. Как говорится, скажи мне, от кого ты не зависишь, и я сообщу куда следует, кто тебе платит.

Но двинемся к заключительной части этого слова, то есть конкретно к тому, что я совершил в определенно невменяемом виде.

Так вот, за мирные инициативы по развалу ВПК международный феминизм буквально засыпал наш профсоюз продуктовыми и вещевыми посылками в знак любви и уважения к деятельности, направленной на продолжение освобождения женщин от проклятия многовековой тирании мужчин.

В общем, благодаря творческим поискам бывших ведущих конструкторов электронного оснащения атомных боеголовок наше предприятие на шею обогнало конкурентов в бананово-лимонном Сингапуре и в прочих недоразвитых Гонконгах. Всех плюсов не перечислить, но мы отремонтировали Дом культуры, из которого давно уже сыпался песок и прочие стройматериалы, где сразу же основали обоеполую аэробику, что вскоре привело к превышению созидания новых семей над развалом старых, причем на здоровой основе. Жилищное строительство. Освоение на подсобке овощей-изгнанников, то есть спаржи, артишоков и прочего гарнира царского времени. Инвестиции в доходные отрасли экономики, как-то: казино, шоу-бизнес, первый всероссийский конкурс женской обнаженности, если не оголтелости.

Напоследок не могу не упомянуть о ляпсусах в нашей работе. По вине типографии в техчасти русскоязычной инструкции насчет принципа действия прибора, то есть в самое начало работы в слово «вибратор» вкралась дополнительная буква «ы», что привело головное предприятие к ряду служебных тяжб с родителями детей-вундеркиндов, рано научившихся читать, и ударило всех нас по карману.

Были жалобы от покупательниц разных областей и стран-экспортеров в адрес некоторых второстепенных характеристик удовлетворителя, как-то: заплетание шнура, непроизвольное дрожание кожуха, искрение клемм реле регулятора вибраций, частичное запотевание моторной части и многое другое.

Так каков же был основной фактор, подвигнувший меня к невменяемости рокового поступка? Вот вы, ваша честь, вы просто обязаны, включая прокурора, представить себя на моем месте. Целый месяц якобы пострадавшая отконтачивает меня от себя под разными предлогами. Депрессия, стресс, бизнес, органические недомогания, но в основном так называемые презентации. Книги, оперетты, журналы, выставки, новые партии мехов и политиков. Вот вам – плоды демократически неуправляемой перестройки! Дело дошло до того, что она является однажды под утро в пьяно-полуголом виде с презентации новых бюстгальтеров и минимальных трусиков на различных частях тел русскоязычных моделей, что вызвало в моей груди очередную ишемию.

На все мои законные домогательства истица, между прочим, грубо огрызалась и шипела, что я сам просыпаю все на свете да к тому же храплю, как Брежнев на трибуне Политбюро.

Вы знаете, я человек неизменный. Я терпел, я, негодуя, все прощал, я подставлял вторую щеку и отдавал всего себя по четырнадцать часов в сутки реанимации ВПК, чуть не врезавшего дуба на руках у Гайдара.

И вот, ваша честь, ужинаете вы однажды с супругой на Старый Новый год. Впереди – приятные перспективы высокодуховного убивания времени вплоть до воскресенья, как это бывало в застойные годы. Старый, значит, Новый год. Свечи. Я саморучно запек в духовке вырезку, обвалянную в немецкой горчице и в травах кавказской национальности. И вдруг случайно замечаю, что мадам что-то там подсыпает мне в фужер, наполненный виски с шампанским. Я этот коктейль-незатейль, как его, поговаривают, именует сам Президент, душевно обожаю. Автоматом делаю вид, что никакого вредительского акта не секу, но внутренне готовлюсь к торжеству разоблачения и наказания. Это мое чувство должно быть понятным всем вам.

Благодаря перестройке мы ведь все стали юридически грамотными дамами и господами. И мы ведь узнали наконец, как можно избавляться от мужей и жен, как растворять богатых бабушек в соляной кислоте, торговать детскими почками, когда не на что опохмелиться, выкидывать целые семьи из окна и мало того что пропускать через мясорубку свидетелей обвинения, но и предлагать их в виде вторых блюд в различных вагонах-ресторанах или в пристанционных хитрых буфетах, где человеку не до анализа быстро заглатываемой продукции.

Я, короче говоря, мгновенно допер, что в фужере растворяется снотворное. Ах вот, думаю, почему я дрых и храпел, а разбудить свою половину утром с тою же пылкой вечернею целью не решался!!!

Заговорив ей язык, ухитряюсь выпить только половину предательской отравы. Остальное вылил в вазу с такими безумно дорогими хризантемами, что хоть Родину продавай. Затем в сортире бесшумно эвакуирую из себя все ранее выпитое. Поддаю еще полбутылки виски, как бы вдребадан валюсь прямо на пол и осовело хлопаю ресницами по системе Станиславского.

Ровно через пятнадцать минут вы слышите, ваша честь, лежа на моем лобном месте, лирическое примурлыкивание супруги и подбалдовый монолог на тему верности до гроба. Наконец он затихает под аккомпанемент характерного электрожужжания. Затем вы чуете характерный элемент в разных вздохах, постанываниях и особенно зубовном скрежете. Вы постепенно, так сказать, невменяезируясь, ползком добираетесь до чулана, чтобы взять в руку туристский топорик из «Тыщи мелочей». Под руку вашу сама собой попадает бейсбольная бита производства нашего дочернего предприятия. С этой битой, ваша честь, вы неслышно подбираетесь к дверям собственного алькова. Тут раздаются ее визги и кряхотливые выкрики, которые вы по запарке принимаете за торжество оргазма в одной отдельной вашей постели. Врываетесь в спальню, почернев от ревности вроде Отелло. А когда после лживых аргументов развратницы вы к тому же догадались бы, что измена совершалась не просто с раздетой догола мужской единицей, что было бы вполне естественно, но с выпускаемой вами же сексуально-подсобной продукцией, то разве не бросились бы вы первым делом разрывать на части проклятого вашего технического соперника, который во время близости забарахлил, что и с людьми бывает?

Я по выражению вашего лица, ваша честь, чую, что непременно бросились бы и, может быть, наломали бы дров еще больше, чем я или тот же Отелло. Да, признаюсь еще раз, я топтал удовлетворитель ногами и сорвал люстру в порядке ликвидации в квартире всей проводки, чтобы не повадно было спаивать меня снотворным, а потом заниматься электроразвратом.

Вообще, но не в порядке наглости, мне хотелось бы сделать следующее логическое заявление с этой скамьи. Неужели вы не найдете никакого причинного места преступления в моих оправданиях? Неужели на мне одном надо теперь вымещать законное недовольство народа падением рубля и ростом преступности? Что я, по-вашему, такого совершил, что вы это считаете равносильным поджогу пары рейхстагов, в том числе Белого дома, развалу Союза, аварии в Чернобыле, миллиардной афере с авизовками или отравлению грибами одной из областей средней полосы? Ничего похожего я не совершал!

Вы только полистайте, прошу вас, тысячи писем, присланных с разных концов планеты дамами всех возрастов, полностью удовлетворенных продукцией нашего предприятия, а ведь в этом успехе есть и мой вклад.

В остальном да здравствует ВПК, решительно поставивший свои мощности на рельсы выполнения многих бытовых претензий нашего народа к гонке вооружений, которую всем нам навязал Пентагон совместно с бывшим умом, бывшей честью и бывшей совестью нашей эпохи – дорогой и любимой КПСС. Руки прочь от демократических реформ! На этом кончаю и жду с нетерпением вашего вердикта.

Кромвель, 1994