Я немного заговорился, и, конечно, многое из пригрезившегося было всего лишь предвосхищением впечатлений – предвосхищением, безусловно, навеянным привидением Поэта, всегда обожавшего прививать друзьям и знакомым ту вечную привязанность ко всему прекрасному, что именуется любовью.

Словом, не обязательно быть мистиком, чтобы потрястись: когда мы вернулись в нашу деревню, Ира, еще не передохнув, почему-то заглянула в свежий номер любезного ей журнала New Republic и тут же перевела мне несколько строк из стихотворения о Корнуэлле:

Слово упало в туман, Как детский мяч в высоту. И там осталось, то исчезая, то сверкая, то маня золото, Которое при близком рассмотрении…

Я и потрясся, потому что парность случаев есть знак правильности течения реки его, твоей, моей жизни. К тому же в глазах все еще ослепительно желтело чистое золотце полевых корнуэлльских лютиков… лютиков… лютиков… Больше того, под стихотворением стояла, в виде ехидного намека, подпись: Луиза Глюк – да, да, не Смит, не Джонсон, не Тейлор, а именно Глюк, хотя, если бы привидение Бродского было всего лишь шизоватым глюком, уверен, ни строчки не начирикал бы я о нашем путешествии – ни строчки.

Фото: Иллюстрации: Холя Кривушева