Она была маруха центровая,

подкатывал я к ней и так и сяк;

чего не заливал ей, подливая! -

чтоб оказалась, падла, на сносях.

Я гнул с подходцем и дышал на ушко:

«Давай, давай! Пора уже рожать!», -

но Муза – прежде страстная подружка -

зевала и пыталась возражать.

Она твердила: вновь «творить кумира»,

мол, не с руки, мол, всем давно дала…

На свет с тобой произвела Шекспира,

Иосифа тебе я родила!

Ты не подумай – я всегда готова,

когда зовут, тем более – нальют,

цветасто матерятся через слово -

так, что бледнеет праздничный салют.

Дружок, скажу по чести: ты не годен!

До черта было у меня других имен:

Уолкотт, Фрост, Верлен и даже

Оден… Был и талант-в-законе всех времен.

Ах, как он мог! Так вряд ли кто-то сможет,

всем до него – что пехом до луны.

Марлон с Брандо при нем не вышли рожей,

калибром – африканские слоны.