— Подождите здесь, я зайду, откуплюсь от Клыкастого.

Вьюн передал котомку Дрозду и направился к деревянному строению с высокой крышей, скаты которой спускались почти до земли, а на коньке висел волчий череп с широко раскрытыми челюстями. Храм отца оборотней напомнил Винке шалаш, хотя размеры его едва ли не устрашали. И место для капища выбрали подходящее — густой ельник. Темные шатры могучих деревьев надежно прятали от глаз небо и солнце.

Девушка и Дрозд уселись на большом бревне спиной к строению. Уж очень не хотелось смотреть на страшную костяную пасть над входом. Винка старалась не думать, кому принадлежал череп: обычному волку или какому-нибудь оборотню. От Клыкастого всего можно ожидать…

— Что там, внутри? — спросила она у пса.

— Не знаю. Никогда в такие не заходил.

— А к Крылатой тебя разве пускают?

— Да я и к ней не рвусь, — усмехнулся Дрозд. — Вернее, к ее служителям. А с Всеблагой можно где угодно говорить, не только в храме.

— Пожалуй, — немного подумав, согласилась Винка.

— Я несколько раз встречал храмы Крылатой, в которых не запрещали молиться оборотням. Особенно тем, что с маленькими детьми, не прошедшими первого оборота. Может, и среди жрецов Клыкастого есть добрые… нелюди.

Троица распрощалась с Шорстом и его семейством, пробыв в Запечинках десять дней. Погостили б и дольше, благо хозяева не возражали, но погода портилась, становилось все холоднее, грозили зарядить дожди. А до обиталища потаенного была седмица с лишним пути. Дядька Вьюна подробно объяснил дорогу, лежавшую на северо-запад, к подножию одного из отрогов Кедрового кряжа.

К полудню первого дня добрались до капища Клыкастого. Храмы свирепому богу никогда не ставили поблизости от селений. Считалось, что жрецы нуждаются в уединении, на самом же деле, как объяснил Шорст, оборотней не радовало такое соседство, хоть служители Крылатой и не уставали твердить о разнообразных мерзостях, охотно творимых нелюдями в полнолуние во славу своего создателя.

— Ни баб, ни дитев к Клыкастому никто не пустит, — поведал дядька Вьюна Винке. — И мужики-то не любят к нему ходить, а что поделать: надо. Не принесешь вовремя пожертвование, он живо о тебе вспомнит и глаз не спустит.

— А как же благословение супружеского союза и новорожденных? — спросила девушка.

— Благословение! — фыркнул Шорст. — За благословением к Крылатой ходят, ежели служитель попадется понимающий. А от Клыкастого жених али отец откупаются и никогда ни жену молодую, ни дите не покажут. Чтоб неизвестно было, чьи они. Вдруг случится, что нечем будет отступного дать. Пусть уж весь гнев на мужика обрушится.

Винка поежилась, думая, что семье будет ничуть не лучше, если пострадает кормилец. Взять вьюновых родителей. Совсем не удивительно, что кошак так не любит людей. Правда, к ней после истории с браслетом относится по-хорошему, и, кажется, вполне искренне. Дрозд уже не раз бросал неодобрительные взгляды, заметив, что рыжий и девушка в очередной раз болтают и смеются вдвоем. Видно, не слишком доверяет кошаку, никогда не скрывавшему своих намерений в отношении женского пола.

Пес с седмицу тщательно избегал Винку, потом как-то пришел в зверином облике. Девушка кормила на дворе хозяйскую птицу. Черный, привстав на задние лапы, от души облизал Винке лицо, потом стал тыкаться мокрым носом в руки.

— Я уж думала, ты сердишься на меня, бродяга, — засмеялась она, трепля пса за ушами. — Спасибо Вьюше, объяснил.

Дрозд на мгновение прижал уши, приняв виноватый вид, но тут же разулыбался, вывесив язык и вовсю виляя хвостом. Разве что плечами не пожал, как делал в таких случаях парень. Мол, да, я кобель, что ж тут поделаешь?

— Хитрые вы зверюги, — Винка с удовольствием почесывала пса под челюстью, позабыв о квохчущих курах, недовольных скудостью сегодняшней порции корма. — Небось парнями мириться не приходите. Чуете, чем меня проще взять. Ладно, не смотри так умильно, я на тебя вовсе не обижаюсь.

Черный гавкнул и стал пихать девушку носом, определенно желая куда-то с ней пойти. Она быстро разбросала оставшееся зерно, поставила корзинку на крыльцо и направилась к калитке. Дрозд радостно заскакал вокруг, а, оказавшись на улице, побежал к лесу, постоянно оглядываясь, возвращаясь к подружке и тычась мордой ей в ладони. В конце концов Винка не выдержала радостного собачьего напора и бегом припустила за оборотнем. Псу только того и надо было. Он залился счастливым лаем и понесся вперед.

Девушка и Дрозд быстро оказались на опушке. Привычный сосняк начинался не сразу, Запечинки стояли в окружении пояса кленов и ясеней. Их кроны поредели, и немногочисленные листья яркими флажками горели в лучах низкого осеннего солнца. Землю под деревьями устилал пышный желто-оранжевый ковер, в котором там и тут проглядывали багряные искры. Пес взвихрил шуршащий опад, припал передними лапами к земле, сунул нос в листья и громко фыркнул. Винка загребла ногой пряно пахнущий ворох и с силой поддала, осыпав Дрозда. Он смешно затряс головой, девушка расхохоталась. Развернувшись, оборотень тут же заработал задними лапами, обдав ее лавиной листвы, к которой умудрился не примешать комьев земли.

— Ах ты так! — Винка наклонилась и, быстро собрав охапку, швырнула в пса.

Тот гавкнул и кинулся на обидчицу. Она со смехом припустила прочь. Настигнуть беглянку не стоило ни малейших усилий, но Дрозд, не спеша, устремился ей наперерез. Винка тут же изменила направление, и они принялись петлять меж деревьями, шурша яркой листвой. Девушка взвизгивала и хохотала, спасаясь от преследователя, пес то притворно порыкивал, то громко лаял. В конце концов они столкнулись, Винка полетела в кучу листьев, верно, собранную ребятней для схожих забав, Дрозд плюхнулся рядом и облизал разрумянившееся девичье лицо, отфыркивая прочь пряди разметавшихся волос. Девушка, уже не в силах смеяться, задыхаясь, перекатилась на бок и обняла пса.

Терпко пахнущее осеннее ложе шуршало и потрескивало от малейшего движения, над головой на ярко-голубом полотнище безоблачного неба четко прорисовывались черные ветки с редкими солнечными листьями. Рядом замер пес, она слышала, как колотится сердце у него в груди. Не хотелось даже менять позу, не то что вставать и куда-то идти.

Но Дрозд недолго пролежал рядом. Ткнулся носом Винке в ухо, будто желая прошептать что-то, потом осторожно высвободился из кольца ее рук.

Девушка, вздохнув, села. Черный изобразил дурашливую собачью улыбку и замолотил хвостом, но что-то неожиданно привлекло его внимание. Он вскочил и застыл, насторожившись. Превратился в литую черную фигуру, невероятно отчетливую на фоне светло-золотистой листвы. Острая морда с подрагивающим блестящим носом, изящные клинья ушей, длинные лапы и сильное поджарое тело с проступившими под шерстью мышцами.

Девушка залюбовалась зверем, вспомнив слова Вьюна: "Ты сам как меч". В оружии она ничего не смыслила, но пес сейчас напоминал воина перед битвой, как Винка представляла себе этот образ по сказкам и песням. Наверное, также он выглядел перед поединком с людоедом, но тогда она была слишком испугана, чтобы разглядеть. Если б Дрозд смог вернуть человеческую природу и снова стал тем, кем был рожден, княжичем, благородным воином… Хотя, на ее взгляд, он и сейчас им является, даже в зверином обличье. Жаль, его отец вряд ли сможет это понять, судя по рассказу Дрозда. Она хотела бы попытаться объяснить, но разве станет князь слушать какую-то селянку?..

Поток ее мыслей прервался, когда пес, взвихрив листву, сорвался с места и кинулся в лес. Знакомая картина. Кролика учуял, не иначе.

Девушка поднялась на ноги, отряхнулась, привела в порядок одежду и волосы. Селяне-оборотни ее, конечно, не осудят, но не хочется ловить их любопытно-понимающие взгляды (мол, ясно, девонька, чем ты занималась, знать бы, с кем). Тем более что занятиям она предавалась весьма невинным.

Пробуждаясь от воспоминаний, Винка повела плечами, будто ощущая гнетущий взгляд пустых глазниц черепа над входом в капище. Когда же Вьюн вернется? Ответом стало развеселое насвистывание, раздавшееся сзади.

— Чего расселись? Вставайте, потопали. Откупился на месяц вперед, — радостно сообщил рыжий. — За это время все должно уладиться.

— Ты действительно так уверен в успехе или пытаешься меня подбодрить? — спросил Дрозд.

— Представь себе, уверен! Расскажи, чем собираешься заниматься, когда вернешься домой?

— Никуда я не вернусь, — буркнул пес.

— Вернешься-вернешься, — кошак хлопнул друга по плечу. — Я бы к тебе жить напросился, да понимаю, что батя твой нелюдя не потерпит, что б ты ему ни говорил. Ну, хоть Ромашечку пристроишь. Может, замуж выдашь за какого-нибудь дружинника.

— Вот еще! Я и сама могу себе мужа найти, — возмутилась девушка, в очередной раз вспомнив кузнеца из Лучиц.

— А чего ж до сих пор в девках? — ехидно поинтересовался рыжий. — Неужто ко мне прикипела? Или, может, к черному? Огорчу: не светит ни со мной, ни с ним. Я жениться не собираюсь. А его батя тебя как невесту привечать не станет. На радостях наследнику королевну сосватает.

— Слушай, Вьюн, если не прекратишь чушь пороть, хвост накручу, — спокойно сказал Дрозд.

— А я усы выдеру, — добавила Винка тем же тоном.

— Ох, куда ж я после этого денусь, бедный котик-калека, — притворно заныл Вьюн. — Без усов и с переломанным хвостом! Ни одна кошечка на меня не взглянет. Придется людинами до конца дней перебиваться.

Путь к потаенному лежал по диким землям. У ведающих испокон веку было принято селиться не меньше чем в седмице ходу от ближайшей деревушки. Уединение помогало постигать тайны бытия и хранить добытые знания, не отвлекаясь на пустячные просьбы. И правда, кому захочется несколько дней пробираться по бездорожью из-за обычной простуды или трудного отела у коровы? На то есть лекари да знахари. А вот когда серьезное решение принять не получается, с болезнью никто справиться не может, беды не отпускают, хоть от Клыкастого чуть не каждый день откупаешься — тут прямая дорога к ведающему.

Винка к концу пути изрядно утомилась. Не раз и не два путешественников изрядно промочило. Оборотням дождь и простуда были не страшны. Дрозд перекидывался и бежал в песьем облике, Вьюн просто шел в мокрой одежде, отфыркиваясь по-кошачьи от стекающей по лицу воды. Плащи свои они великодушно уступали в таких случаях девушке, ведь та не обладала здоровьем нелюдей. Но как ни старались парни беречь свою спутницу, путь по осеннему бездорожью не прошел для нее даром, и к концу седмицы бедняжка была изрядно простужена, постоянно чихала и шмыгала носом.

— И вы бродите уже не первый год? — спросила она одним вечером, ужиная у костра хлебом с копченым мясом (по части провизии Шорст хорошо снарядил их в дорогу). — Сейчас еще осень, а что же зимой? Мокро, холодно, грязно. Даже местечко для ночлега не найти.

— Ромашечка, мы не кающиеся, грехов пока искупать не собираемся. К чему нам умерщвление плоти муками осеннего бездорожья? — ответил кошак. — Как только в воздухе всерьез запахнет стылью и прелым листом, мы обычно обосновываемся в каком-нибудь городе и проводим зиму там, в тепле, сухости и удобстве.

— Я, пока один был, и зимой бродил, — предался воспоминаниям Дрозд. — Только ночевать все-таки в селениях старался. Иногда задерживался там-сям ненадолго, особенно когда работа подворачивалась.

— Дроздок, а если потаенный тебе помочь не сможет, куда подашься? — спросила Винка.

— Не знаю. Теперь впору в лесу обосноваться, как ты и советовала, — ответил пес. — На дорогах меня живо изловят.

— Ну что вы опять заладили! — рассердился Вьюн. — Удачу спугнете!

— Спугнешь ее, пожалуй, — проворчал Дрозд. — Ее со мной давно близко нет.

На следующий день, поднявшись на небольшое всхолмье, поросшее уже отцветшим вереском и корявыми, по-зимнему голыми березками, они углядели, наконец, вершины одного из восточных отрогов Кедрового кряжа. Большую часть невысокой гряды покрывал лес, лишь справа виднелся серый каменный контур, напоминавший выгнутую кошачью спину и голову с прижатыми ушами. Шорст называл это место перевалом Драчливого Кота. Там, в лесу у подножия скал и жил потаенный, оборотень-медведь по прозванию Хвощ.

Запах жилья парни почуяли издали. Винка тут же стала вглядываться в промежутки меж серо-рыжими сосновыми стволами, стараясь разглядеть дом. По словам Шорста, хозяйство у потаенного было не маленькое. Впереди же виднелись одни деревья: ни забора, ни крыши, ни даже намека на просеку.

— Дымок! — наконец обрадовано воскликнула девушка. — Вон, впереди, смотрите!

— Чего смотреть, я его давно почуял, — фыркнул Вьюн. — Только идет он не из трубы, а будто из-под земли.

— Из землянки, — поправил Дрозд. — Может, медведь-потаенный ложится на зиму в спячку?

— Эк тебя шутить не вовремя разобрало, — одернул друга кошак. — Молчи лучше, я сам с ведающим говорить буду.

— Как скажешь, — пожал плечами пес. — Мне так даже проще. Только не проболтайся, кто я на самом деле.

Миновав заросли молодых сосенок, они оказались перед открытым пространством, затянутым пышным седым лишайником, но ступить на него почему-то не решались. Никаких следов землянки видно не было, дымок поднимался прямо от нетронутого лесного ковра.

— Пахнет не печным дымом, — с удивлением сказал Вьюн.

— Листьями палеными, — кивнул Дрозд. — Будто сад поблизости, и сторож опад жжет.

Винка, не первый день мучавшаяся насморком, не могла судить о таких тонкостях и просто оглядывалась по сторонам. На ветке сосны она заметила сойку, в свою очередь изучавшую троицу, наклонив голову на бок.

— Вы зачем сюда пожаловали? — вдруг раздался скрипучий старческий голос.

Парни и девушка вздрогнули и уставились на согбенного седого старичка, появившегося незнамо откуда и теперь приближавшегося к ним, опираясь на узловатую палку ходящей ходуном сморщенной рукой. Винка даже дыхание задержала. Казалось, дунь на старца, и он рассыплется, разлетится по ветру, как пушистые семена чертополоха осенью.

— Мы, дед, потаенного ищем, — ответил Вьюн. — А ты кто таков и что в глуши делаешь?

— На что вам потаенный? — прошамкал дедок, полностью игнорируя обращенный к нему вопрос. — Девку от простуды лечить?

— Нет, у нас серьезное дело. Хотя Ромашечку тоже неплохо бы в порядок привести, — быстро опомнился под тяжелым взглядом Дрозда заважничавший было кошак. — Нам сказали, Хвощ где-то тут проживает.

— А почем ты знаешь, что я не он? — разулыбался старичок, обнажая розовые десны с несколькими одиноко торчащими полусгнившими зубами.

— Ты, дед, не обижайся, но по описанию не подходишь, — кошак говорил все более раздраженно. Идея с потаенным принадлежала ему, и наткнуться вместо обещанного чародея на какого-то гриба трухлявого было обидно. Паршивец-пес и не старается скрывать издевательскую усмешку, да и Ромашечка киснет прямо на глазах. — У Хвоща, сказывали, хозяйство немалое, дом добротный. Сам он мужик хоть и возрасте, но крепкий. А ты где живешь? В землянке или просто под кустом?

— Вьюша, ну что ты сердишься? — не выдержала девушка. — Дедушка, не серчай, помоги, пожалуйста. Мы, верно, с пути сбились. Как бы к жилищу ведающего выйти?

— Экая бойкая людина! — хмыкнул старичок. — Чего с оборотнями-то таскаешься? Не могла парня из своих найти?

— Слушай, дед, ты хоть и старый, а из ума, по-моему, еще не выжил. Не болтал бы почем зря, — Дрозду тоже надоело молчать. — Кому какое дело, почему она с нами ходит?

— Хе-хе, — противно заскрипел лесовик, — ты, синеглазый, из всех троих самый занятный.

— С тобой, дед, тоже не заскучаешь, — не остался в долгу Дрозд. — Как ты мои глаза-то разглядел? Не многие твои ровесники такой зоркостью похвалиться могут.

— Соображаешь, — хмыкнул старик. — Ладно, подурачились, и будет. Я людей не привечаю, но ежели вы за свою подружку сопливую поручитесь, так уж и быть, пущу.

— Ручаемся, — парни кивнули, уже догадываясь, кто перед ними.

В тот же миг морок исчез. Перед ними вырос высокий бревенчатый частокол, за которым виднелась крыша немаленького дома. Вместо старичка у открытой калитки стоял высокий мужик неопределенного возраста и крепкого сложения, с окладистой бородой и пышными усами. Одет он был добротно и аккуратно, в одной руке сжимал увесистый суковатый посох.

— Проходите, — сделал приглашающий жест, указывая на калитку.

Путники, переглянувшись, вошли за частокол, хозяин последовал за ними. Винка заметила, что молчаливая наблюдательная сойка порхнула через ограду следом.

Хозяйство у Хвоща и впрямь оказалось немалое. Тын охватывал не только дом с хлевом и сараем, но и небольшой плодовый сад с несколькими ульями. Замеченный Винкой дымок, как правильно определил Дрозд, поднимался от кучи листьев.

Хозяин и гости вошли в дом. Темные сени, за ними просторная комната с печью и лестницей на второй этаж.

— Откуда пожаловали? — спросил хозяин. — Из Запечинок, Медовиков или Крынчиков?

— Из Запечинок, — ответил Вьюн.

— Угу, — кивнул потаенный, будто делая отметку на память. — Значит, они до Долгой ночи расплатились… Прямо сейчас делом займешься или отдых-кормежка требуются? — обратился к кошаку.

— Каким таким делом? — рыжий вытаращил глаза от возмущения. — Запечинцы что же, меня прислали в уплату за твои услуги селению?

— Хе-хе, ты не здешний, что ль? — ухмыльнулся медведь. — Ай, молодцы селяне, все хитрят… Небось, дорогу даром объясняли?

— Еще б не даром! Я ж у родного дядьки спрашивал!

— Ну, тем более, чего возмущаться? Отработаешь, котишка, а я позабочусь, чтобы люди в Запечинки с дурным умыслом не сунулись, твоим же родственникам не навредили. Да не гляди так и воздух ртом не хватай. Экой строптивый! Ничего сложного не потребую. Выловишь мышей да крыс во всем хозяйстве, делов-то! Сад-огород у меня небольшие, не перетрудишься.

— Что?! И полевок тоже ловить? — с трудом выговорил Вьюн. — Ну, Шорст, удружил…

— И полевок, ясен хрен. Они ж как почуют, что в строениях сородичей не осталось, так и полезут.

— Это произвол! — топнул ногой кошак. — Ты же потаенный, неужели от грызунов избавиться не в силах?

— Мои силы не для того предназначены. Не хочешь — дело твое. Но и от меня помощи не жди. Тебе ж и самому что-то надо, так?

— Сделаем мы все, дядька, — примирительно сказал Дрозд, с ехидцей поглядывая на раздувшегося от праведного гнева Вьюна. — В саду и я помочь могу, порою только тебе изрядно.

— Ничего, под зиму все одно перекапывать надо, — улыбнулся хозяин. — Соечка! — крикнул он, повернувшись к лестнице. — Спускайся, позаботься о гостье.

Наверху послышался легкий топоток, и по ступенькам даже не сбежала, а, пожалуй, спорхнула девчонка-подросток, шустрая, словно птичка. Винка с удивлением разглядывала ее одежду: платье необычного розовато-серого цвета, по рукавам расшитое небесно-голубым, белым и черным, будто узор на крыльях сойки.

— Только о гостье заботиться? — хихикнула Соечка, стреляя черными блестящими глазками в сторону парней, которые при виде бойкой отроковицы скорчили весьма кислые рожи. Малявка, а туда же. Еще и людской крови, как ни странно.

— Работников-то мне не порть! — усмехнулся в усы Хвощ. — Попарь девчонку хорошенько, полечи. Этих двоих я сам устрою.

Соечка отвела Винку в маленькую баньку на краю огорода, утопавшую в крапиве и лопухах, изрядно пожухших, но все еще производящих впечатление своим ростом и густотой.

Натопилось на удивление быстро. Девчушка достала из шкафчика горшочек с медом, какие-то мешочки, как оказалось, с толчеными травками да сушеными ягодами, и принялась отсыпать понемногу в две крынки: маленькую и большую. Потом нырнула в парную, вернулась с горшком, полным кипятка, и аккуратно, отработанным движением, залила приготовленные смеси. Крынку побольше отнесла назад, содержимое меньшей чуть погодя слила в кружку и предложила Винке выпить все до капли, что та и сделала, заедая травяную горечь медом.

В предбаннике почти сразу стало тепло, и девушки сидели в одних рубашках. Соечка что-то щебетала на манер пичужки, Винка сначала попыталась вникнуть, но быстро отказалась от этой мысли. Поняла только, что девчушка учится у Хвоща, и у того нет от нее секретов. Дальнейшая болтовня, не задерживаясь, проскакивала мимо ушей, чему Винка была даже рада.

— …Из меда готовить, и людей, и оборотней лечить. Хвощ такие травки знает, о которых ни одна ворожея слыхом не слыхивала… — не умолкая, журчала речь Соечки.

Ответов от Винки определенно не ждали, а она слишком устала и продрогла, чтобы внимательно слушать. Убаюканная, девушка быстро начала клевать носом.

— Эй, подружка, не спи, — затрясла ее за плечо Соечка. — Попариться надо, травяным настоем подышать. Глядишь, к утру всю хворь как рукой снимет.

Винка с трудом заставила себя разлепить веки и отправилась в парную. Если б и впрямь к утру поправиться…

Девушка почти не помнила, как Соечка ее парила, и уж совсем не могла сказать, как добралась до постели. (Не иначе, кто-то ее туда отнес, может, сам хозяин-медведь, но лучше б это были Дрозд или Вьюн…) Проснулась она на кровати в маленькой комнатке с уютными бревенчатыми стенами. С наслаждением потянулась, чувствуя исцелившимся за ночь носом запах свежего сена из тюфяка, тонкий аромат чистых простыней и пряный дух хранящихся где-то неподалеку яблок.

Снаружи донесся заливистый лай Дрозда и девчачий хохот. Винка вскочила и прильнула к окну, маленькому, но с на удивление ровными и прозрачными стеклами, каких она раньше, пожалуй, и не видела. Пес увлеченно рыл лапами землю меж яблонь, кошак, попавший под град сырых комьев, брезгливо встряхивался и фырчал. Соечка смеялась, уперев руки в бока.

Винка быстро оделась и сбежала вниз. Хвоща она не встретила, но в общей комнате стол был накрыт к завтраку. Желание перекусить по-быстрому почти сразу испарилось: еще теплые оладьи в большой глиняной миске, прикрытой тарелкой, оказались слишком вкусными, да и голод давал о себе знать. Трапеза получилась весьма обстоятельной, ведь нельзя же отказать себе в удовольствии попробовать оладьи с медом, потом с малиновым вареньем, а на последок — со сметаной. И запить все это топленым молоком. Закончив, Винка сама удивилась количеству съеденного. Обжорой она никогда не была, а теперь… То ли от оборотней заразилась, то ли вчерашние снадобья голод усилили. Невольно вспомнился рассказ Дрозда о том, как Лунь ставил его на ноги.

Вышла на крыльцо, с наслаждением втянула прохладный осенний воздух, пахнущий дымком, лесом и разрытой землей. Пес в свою очередь почуял подружку, обернулся и приветственно гавкнул. Всклокоченный Вьюн и ухом не повел. Он припал к земле, часто переступая задними лапами и нервно дергая хвостом. Видно, собрался изловить очередную мышку. Соечка весело помахала Винке рукой, девушка сбежала с крыльца и подошла к честной компании.

— Как простуда? — спросила девчонка. — Отпустила?

— Да, спасибо тебе, — улыбнулась Винка. — И за оладьи тоже.

Соечка хотела что-то сказать, но тут из дома быстрым шагом вышел Хвощ.

— Ко мне сейчас гости пожалуют. Парни и людь, быстро в сарай. И чтоб вас не видно и не слышно. Выдавать никого не собираюсь, но ежели сами по глупости вылезете или еще как проявитесь — пеняйте на себя. Соечка, ты тоже на глазах не крутись. Землю быстренько разровняй. Времени немного еще есть.

Троица не заставила просить себя дважды и скрылась в сарае. Девчонка быстро сбегала за граблями и небрежно заровняла особо заметные ямы. Осенние работы в саду — дело обычное, лишь бы на собачьи подкопы не походило. Закончила, пристроила грабли у ствола яблони и ушла в дом.

Встав на колени, Винка прильнула к широкой щели в стене сарая, дававшей прекрасный обзор почти всего двора. Оборотни не спешили принимать человеческий облик. Дрозд пристроился около девушки, с трудом умудряясь заглядывать в щель. Вьюн покрутился рядом, понял, что до отверстия ему не добраться, и, ухитрившись забраться на балку под крышей, задрав хвост, чинно прошествовал к слуховому оконцу. Винка хотела было спросить, каких гостей может ждать Хвощ, но вовремя сообразила, что ответа не получит. Оставалось надеяться, что селян-нелюдей, а не кого посерьезней.

Потаенный тем временем окинул взглядом хозяйство, сделал несколько странных жестов в сторону сада, где только что мышковали кот и пес, потом в сторону сарая. Снял с пояса флягу, задумчиво поболтал и уже было собрался привесить обратно, когда в калитку заколотили.

— Эй, Хвощ, открывай! Это я, Хват! Со мной еще четверо.

— Тебя я пущу, Хват, а волчары твои пущай у тына дожидаются. Последний раз, когда ты Серого присылал, я трех курей недосчитался, да еще улей попортили. Не борцы за справедливость, а ворье сплошное. По зверинцам, что ли, вояк своих набираешь? Я снадобьями помогать вызвался, а не провиантом.

Из-за частокола донеслось приглушенное переругивание, потом раздался голос главного:

— Договорились, отворяй!

Хвощ открыл калитку, впуская коренастого молодого мужчину с мечом на поясе. Не успел тот войти, как хозяин сунул ему под нос свою флягу.

— Ну-ка, пей быстро! В северные земли, я слышал, идет из Яра моровое поветрие. Может, и брешут, но мне будет спокойнее.

Хват попытался было оттолкнуть предлагаемое пойло, которое, судя по сморщившейся физиономии гостя, не слишком приятно пахло, но, убедившись, что сопротивляться бессмысленно, взял флягу и сделал несколько больших глотков.

— Доволен? — спросил, переводя дух и отдавая посудину Хвощу. — Лучше б медовухой угостил.

— Не ворчи, для тебя же стараюсь. Медовухи бутыль, так и быть, получишь.

Волк окинул взглядом двор и сад, чуть вскинув голову, будто принюхиваясь.

— Он учует нас… — в отчаянии прошептала Винка.

Пес замотал головой и умоляюще уставился на девушку, неестественно шевеля ушами. Мол, не учует, а услышать может, так что молчи!

— Экой дрянью напоил! — пробурчал тем временем Хват. — Даже чутье отшибло.

— Сейчас пройдет, — успокоил потаенный. — Зато черное поветрие не страшно.

— Да мы всю осень в Кедровом обретаемся, на севере и не были, — продолжал возмущаться волк.

— Слушай, Хват, прекрати ныть. Ты видал, как от этой болезни мрут? Ага, не видал. А как быстро она распространяется, знаешь? Тоже нет. Вот и молчи. Не нравится — ищите другого потаенного, чтобы вам помогал.

— Ну все, разворчался, — примирительно сказал волк. — Успокойся, Хвощ, больше слова не скажу. Даже задерживаться не буду. Давай снадобья, медовуху обещанную и еще горшочек меда. Малинка просила.

— Малинка просила… Чего сама не пришла? — потаенный помрачнел.

— Чтоб ты опять ее уговаривал в селение вернуться? Надоело ей одно и то же выслушивать.

— Загубишь девку — мне лично ответишь.

— Она не девка, а воин. Сражается за будущее нашего племени.

— Сражается, за твой хвост уцепившись, — буркнул Хвощ. — Она не сражаться должна, а рожать это самое будущее. Медведя себе найти, вместо того, чтобы с серым бегать.

— Что б ты понимал! — разозлился волк. — Эх, до чего ж Луня не хватает! Коготь, болван, тогда и сам сгинул, и стольких хороших воинов за собой утянул. Теперь сколько не ищу, все какие-то щенки-недоумки попадаются, а не лекари. Во врачевании мало что смыслят, де еще и гибнут чуть ли не в первой вылазке. Старик-то был правильный, дело знал, хоть и презирали его многие за то, что сражаться отказывался. Ну да так всегда: жив — неугоден, помер — незаменим. Лунь раны от заговоренного серебра иной раз вылечивал, вот так-то. А теперь ходишь к тебе на поклон за снадобьями, да впридачу еще нравоучения выслушиваешь!

— А ты сам не ходи, кого другого присылай, — усмехнулся Хвощ на гневную тираду гостя. — Или оставь мою правнучатую племянницу в покое.

— Я Малинку не держу, — волк разом утратил запал. — А сам к тебе таскаюсь, чтобы мед ей носить. Остальные засмеют… Серый, подлюка, тогда чуть не до слез девочку довел. Да не боись ты, я ее уговорил пореже в вылазках участвовать, почаще в лагере оставаться. Мол, у воинов должен иметься крепкий тыл.

— Видать, устала она от вашей кровищи, вот и уговорил, — покачал головой Хвощ. — Она ж не волчица. Да и те не все такие, как Ненасыть бешеная. И, между прочим, Луня Соколиный сцапал не на вылазке.

— Кстати ты душегуба вспомнил, — оживился Хват. — Разведка донесла, он продолжает сына искать, и очень серьезно. Что-то Лунь-покойник натемнил с соколенком. Так что держи ухо востро, ведающий.

Винка, прижимавшаяся все это время к боку Дрозда, почувствовала, что того начала бить дрожь. Сама она с трудом подавляла животный ужас. Здесь, в сарае, они как в ловушке. Воины Клыка возьмут их голыми руками. Ноги так и порывались распрямиться, из горла рвался крик. Выскочить наружу и бежать, не оглядываясь, пока хватит сил. Только куда? Даже если удастся выбраться за высокий тын, волки живо настигнут добычу. И Хват не станет драться с Дроздом, посадит его в клетку, будет мучить… Ее, Винку, просто убьют, к чему им какая-то людина? И котика могут, если он попробует вступиться…

Девушка беззвучно, дрожащими губами начала шептать молитву Крылатой.

— Ты мне хоть расскажи, в кого парень обращается? — спросил Хвощ. — А то как я его узнаю?

— С этим загвоздка, — вздохнул Хват. — Я сам тогда молод был слишком. Ни при обряде не присутствовал, ни потом, в замке, где пленника держали. А Коготь рассвирепел, лишившись такого козыря, и никогда о соколенке не говорил. Несытька сказывала, будто княжич стал псом черным, но ей верить нельзя, она может что угодно наплести, лишь бы погадостнее Соколиного выставить. Остальные, кто уцелел, видали его мельком, заморенного. Кто говорит, черный был, кто — серый. Все сходятся в том, что тощий и грязный.

— Ох и вожак был ваш Коготь, я погляжу, — покачал головой Хвощ. — Сила и злость, ума ни капли. А ведь долго продержался… Ладно, Хват, я все понял. Не думаю, что княжич ко мне забредет, его, поди, в живых уж нет. Но если что — ты первый узнаешь. А сейчас пошли, заберешь все, что вам причитается.

Медведь сделал приглашающий жест в сторону дома, пропустил воина вперед, сам пошел следом.

Дрозд тут же начал перекидываться, Вьюн легко спрыгнул вниз и последовал примеру приятеля. Изнемогая от страха, девушка села на пол у стены, сжавшись в комочек. Что же теперь будет? Вдруг Хвощ только притворялся, понимая, что они подслушивают. А сейчас, в доме, выкладывает волку про гостей, один из которых — черный пес.

— Побери Клыкастый, Вьюн! — яростно зашептал перекинувшийся Дрозд. — И какого хрена редечного я тебя послушал? Сам к ним в лапы притопал!

— Успокойся, Хвощ не выдаст. Он же сказал, когда в сарай посылал.

— Он посылал прятаться двух обротней-бродяг, а теперь мог догадаться, кто я.

— Догадка — не уверенность. Сиди спокойно.

— Догадку они вместе с Хватом этим сейчас и проверят!

— Потаенный не выдаст того, кто обратился к нему за помощью, — рыжий положил руку другу на плечо, пытаясь успокоить. — Мы же сказали ему вчера, что пришли за советом. Он обещал выслушать. И потом, как они узнают, что ты — сын Соколиного?

— Несытьке покажут, вот как! Уж она-то меня запомнила… — далее последовали несколько неразборчивых слов, судя по интонации, ругательств. — Луня больше нет, а эта сучка до сих пор жива… Надеюсь, Когтя отец убил собственноручно…

Вьюн не знал, что ответить, и с беспокойством взглянул на Винку. Та ответила ему затравленным взглядом. Дрозд уже снова оборачивался в пса, справедливо рассудив, что в зверином обличье у него имеется хоть одно оружие — зубы. Во дворе вновь послышались голоса.

— Спасибо, Хвощ. И от Малинки тоже. Если б удалось прикончить душегуба и его отродье, может, наступил бы конец этой войне. Я не так давно вожаком, а уже устал.

— На место князя придет кто-то другой. Смертями войну не остановишь. Разве что все друг друга поубивают и сражаться будет некому.

— Оставь пораженческие разговорчики, Хвощ, — в голосе волка звучала усмешка. — Коготь знаешь что за такое учинял?

— Нетрудно догадаться. И где он теперь? Ты, Хват, башковит, вот я с тобой как с умным и разговариваю. Ладно, ступай. Малинке поклон передавай. Пущай навестить заходит. Разговоров о семейной жизни заводить не стану.

— Вот видишь? Потаенные своему слову хозяева, — Вьюн оторвался от щели и повернулся к Дрозду. — Ромашечку только запугал.

Пес тут же стал виноватым, прижал уши и лизнул по-прежнему сидящую у стены девушку в лицо. Она порывисто обняла черного и уткнулась лицом ему в шею. Теперь уже он ощущал, как трясутся после пережитого страха поглаживающие спину руки. А Винка с удивлением думала, что не знает, за кого испугалась больше — за себя или за Дрозда. Пожалуй, все-таки за него…

— Прям картинка с пулика: прекрасная дева рыдает на плече гнусного оборотня… — начал было кошак, но замолчал, ибо дверь распахнулась, и в сарай вошел Хвощ.

— Ну-ка пошли, поговорим. Мышей потом доловите. Не, погодь, не перекидывайся, — остановил Дрозда, отступившего от девушки и улегшегося для оборота. — Выйди-ка на двор, хочу тебя рассмотреть.

Черный подчинился. Вышел из сарая и уселся, застыв точеной фигурой. Потаенный оглядел его со всех сторон, пес не шелохнулся.

— Таких мне раньше видеть не доводилось, — проговорил Хвощ, и в голосе его звучала растерянность. — И глаза у тебя в людском обличье странные, я сразу заметил.

Дрозд лег и перекинулся. Поднялся на ноги, повел плечами.

— Сокола, как видишь, нет.

— Но ты не оборотнем родился?

— Нет, не оборотнем. Поэтому к тебе и пришел.

— За помощью, значит… Дружок надоумил? — они поднялись на крыльцо и вошли в дом. В комнате парни стали одеваться — А людь зачем с собой таскаете? Что ж такое, каждому теперь хочется девчонке голову задурить и в мужские дела впутать…

— Никто мне голову не дурил, дяденька. Так уж получилось…

— У вас всегда так получается, — Хвощу, видно, не давала покоя судьба Малинки. — Баба должна дома сидеть!

— У меня нет дома. Я его ищу.

— С такими спутниками ты не дом, а домовину найдешь, глупая.

— Дяденька, вы потаенный, давайте советы оборотням. Если мне понадобится судьбу узнать, я к ворожее пойду.

— Тьфу ты, мелочь языкатая! Навроде Малинки моей…

— Хвощ, не шуми, — на лестнице показалась Соечка, личико ее было не по возрасту серьезно. — Садитесь-ка с Дроздом да поговорите. Мы с Винкой обедом займемся, а рыжик мышей пойдет в подпол ловить, — ослепительно улыбнувшись, взглянула на Вьюна и вновь стала задорной девчонкой.

— Щас, побежал, в хвосте запутамшись, — насупился кошак. — Две глупые людинки будут слушать важный разговор, а я в подполе — паутину на усы собирать, — и уселся на лавку рядом с другом.

— Ох, молодежь… — вздохнул потаенный. — Сиди, только не влезай, пока не спросят, болтун. Так ты и впрямь княжич? — обратился к Дрозду.

— Нет.

— Парень, если хочешь помощи, рассказывай все как есть. Что-то мне не верится, будто кому-то из наших понадобилось неизвестно кого в нелюдя обращать. Или, может, на тебе обряд проверяли?..

— Сначала ответь, есть ли способ превратить оборотня в человека?

— А ты сам-то как мыслишь? — усмехнулся Хвощ, поглаживая бороду. — Кабы такой способ имелся, думаешь, им не пользовались бы?

— Пользовались бы, но держали в тайне.

— Верно. Только дружок твой, пройдоха, уж верно знал бы.

— Пожалуй, — улыбнулся Дрозд, Вьюн закатил глаза. — Значит, нет.

— Если и есть, мне он неведом. А я, поверь, не последний среди потаенных.

Винка, чистившая репу, взглянула на Дрозда. Тот выглядел не слишком огорченным, видно, изначально не верил в счастливый исход. Вьюн, напротив, заметно погрустнел, нахмурил рыжие брови, поднес пальцы к губам и даже закусил выпущенный коготь. Девушка видела его за этим занятием лишь однажды, когда пес сражался с вожаком людоедов. Получается, кошак искренне надеялся вызволить друга, раз теперь так переживает…

— Что ж, я другого и не ждал, — вздохнул Дрозд. — Меня Вьюн сюда притащил. Э, да ты, никак, больше меня огорчился? — легонько толкнул рыжего локтем в бок. — Зато теперь тебе не придется бродить одному.

— Надолго ли твоя компания? — буркнул кошак. — За тобой охотятся.

— Значит, ты все-таки княжич? — уточнил настырный Хвощ.

— Чего теперь запираться? — махнул рукой Дрозд, с ухмылкой покосившись на прикусившего язык Вьюна. — Ты совершенно прав: абы кого не стали б в оборотня превращать. Доложишь Хвату?

— Нет, ни к чему это. Хват — парень неглупый, ты мог бы найти с ним общий язык, но у него отряд, а там хватает бешеных.

— Знаю, — кивнул пес. — Кое-с-кем знаком. А Луня не стало… Верно, от него отец все и узнал.

— Выходит, лекарь тебя тогда отпустил… — после паузы промолвил Хвощ. — Зря ты домой не вернулся. Мог бы остановить эту войну.

— Я? Остановить отца? — Дрозд горько усмехнулся. — Не дорос я еще до таких подвигов. Да князь и за сына-то меня теперь не посчитает.

— А ты подружку с собой возьми, — медведь лукаво взглянул на Винку. — Она, я смотрю, не из пугливых, живо все Соколиному растолкует.

— Нет, — замотал головой парень, — Ее тем более нельзя князю показывать. Он решит…

— Ну да, конечно, — вздохнул потаенный. — Оборотни вскакивают на все, что движется. А Соколиному не нужны потомки-нелюди. — Дрозд нехотя кивнул, девушка невольно покраснела.

Повисло молчание. Все вопросы были заданы, ответы получены, а выход впереди так и не забрезжил. Наоборот, тьма сгустилась еще сильнее.

— Я мышей ловить пойду. И зачем одевался? — пробурчал Вьюн, ни на кого не глядя, встал, и, на ходу стягивая рубаху, вышел в сени.

— Погоди, я с тобой, — Дрозд тоже поднялся с лавки. — Спасибо, Хвощ.

— За что? — удивился потаенный. — Не в моих силах помочь тебе.

— За понимание.

Соечка резала капусту и морковку для супа, и, казалось, меньше всех интересовалась разговором, хотя Винка почему-то была уверена, что девчонка не пропустила ни слова. Но раз потаенный не отослал ученицу в начале беседы, значит, действительно доверяет ей, и, надо надеяться, тайна Дрозда и дальше пребудет таковой.

Бульон на плите уже закипел, девушка сняла серую пенку и опустила в бурлящее варево нарезанную крупными кусками репу. Остальное сложила в горшок, плеснула немного воды, добавила кусочек масла и поставила поглубже в печь — парить.

Медведь, задумавшись, сидел на лавке и рассеянно смотрел в окно. Соечка закончила заправлять суп, дел больше не осталось, и Винка, набравшись храбрости, решила спросить кое-что у потаенного.

— Дяденька Хвощ, кто придумал из людей нелюдей делать?

— Ох, вопрос задала… — потаенный очнулся от размышлений и запустил пальцы в бороду. — Везет мне сегодня на умных собеседников… Не мнись у печи, садись, да слушай. — Винка присела рядом с хозяином на лавку, Соечка потихоньку поднялась наверх. Видно, ответ на вопрос был ей известен. — Точно этого никто не знает, но, говорят, сам Клыкастый. Не понравилось, что Крылатая ему только хищных тварей сотворить доверила, да еще и выделила на них слишком мало изначального замеса. Вот и решил он ей напакостить. Заманил как-то обманом парочку, что в лесу гуляла, парня и девушку, взял волка и волчицу, да ночью, в полнолуние, соединил каждого из людей со зверем посредством обряда мерзостного. Так появились оборотни-волки. А из их потомков Клыкастый волшбой произвел остальных: псов, медведей да кошек. Хищных тварей, ибо над прочими он не властен… — Хвощ вздохнул, будто сожалея о столь неприглядной истории происхождения своего племени. — Видишь, мы признаем, что Клыкастый — наш отец. Только создал он нас не из грязи да плесени, как утверждают служители Крылатой, а хотя бы наполовину из ее собственных творений.

— Из грязи и плесени? — переспросила девушка. — Служители Всеблагой действительно так говорят?

От старичка Падуба, служителя храма в их селении, она никогда такого не слышала. Тот вообще редко вещал в своих проповедях о нелюдях. Разве только, наставляя молодежь против распутства, поминал кроликов и оборотней, причем первых гораздо чаще, ибо пример был нагляднее.

— Да. Говорят много чего и похуже.

— Зачем?!

— Наверное, чтобы у людей было кого ненавидеть.

— Но зачем? — никак не могла взять в толк Винка. — Зачем кого-то ненавидеть? Сама Всеблагая учит любить ближних…

— Ох, молоденькая ты еще… Любить трудно, ненавидеть легко. Рано или поздно ненависть просыпается в душе каждого. И гораздо выгоднее направить ее на кого-то непохожего. Сама посуди: и король, и благородное сословие — все людской крови. Налоги с простых людей дерут, войны затевают, ведут себя отнюдь не так, как Крылатая заповедала. Сколько причин для нелюбви, причем весьма веских! Вот и нужно дать праведному народному гневу какой-то выход, безопасный для власть имущих. Тут нелюди и пригодились. Они другие, они распутные, не ведают ни стыда, ни совести. Раны и многие болезни для них — ничто. Они не мерзнут, не голодают, ибо всегда могут обернуться покрытыми теплой шерстью зверьми и хоть мышами наесться. Все это дает им большую свободу. Слишком много поводов для зависти… А от зависти до ненависти рукой подать.

Винка кивнула. Хвощ объяснил очень понятно. Если бы она могла так же хорошо и убедительно растолковывать людям, что оборотни, по большому счету, мало чем отличаются от человеческого племени…

За обедом царило молчание. Вьюн угрюмо ковырялся в миске, Дрозд уплетал с удовольствием, но явно был поглощен какими-то мыслями. Соечка витала в облаках и даже не сразу услышала, как пес попросил добавки. Винка с тревогой наблюдала за парнями. Что они собираются делать дальше? Куда отправятся? И возьмут ли ее с собой?.. Один Хвощ ел обстоятельно, и, казалось, ни о чем постороннем не думал.

Когда трапеза была окончена, потаенный взглянул на парней.

— Куда теперь пойдете? Вы ведь не в Запечинках обретаетесь?

— Нет, — помотал головой Дрозд. — Мы бродяжничаем. Я вот думаю, где бы спрятаться. Может, на Лихой податься? В Землях Клыкастого застав нет, а на остров можно переправиться на рыбачьей лодке, никто и не узнает.

— Я б тебе другое присоветовал, раз уж ты ко мне за помощью пришел, — сказал Хвощ. — Отправляйся в Яр, теми же землями пройдешь. Через границу перебраться несложно, ежели по бездорожью.

— В Яр? — тоскливо переспросил Вьюн. — Там холодно, и ты сам волку говорил, мол, поветрие с севера идет.

— Старших-то не перебивай, котишка. Поветрия никакого там нет, мне нужно было заставить Хвата выпить снадобье, отбивающее чутье. Иначе он бы вас живо нашел. А мне не нравятся некоторые приемчики Воинов Клыка, и я не допускаю их встреч с мирными оборотнями, пришедшими за советом. — Потаенный взглянул на пса, потом вновь обратился к кошаку. — Тебя, рыжик, в Яр не отправляю, а друг твой сможет там в войско вступить. Ему больше пристало мечом махать, чем по дорогам с прохиндеем таскаться.

— В Яре нелюдям позволено быть воинами? — удивился Дрозд. — Давно? Раньше такого не было, хоть к племени Клыкастого и относились помягче.

— Я об этом года два назад услышал, — ответил Хвощ.

— Если б я знал, сразу б туда подался! — оживился пес. — Не думал, что когда-нибудь еще доведется меч в руки взять. Вот спасибо, потаенный! Ты мне действительно помог.

— Попрешься в Яр? — рыжий недовольно взглянул на друга. — Народ там недобрый. Зимой, болтают, снег лежит, и реки замерзают. Говорят по-ненашенски.

Винка поежилась. Уходить из Лада было страшно и без слов Вьюна, а тут, оказывается, и холод, и разговор чужой… Впрочем, радостный Дрозд тут же ее успокоил.

— Народ там не хуже, чем в Ладе, — заверил он. — Снег, бывает, лежит, и реки иной раз ледком схватывает. В землях Соколиного, ближе к северной границе, такое тоже случается. Настоящей суровой ярской зимы в южном приграничье не увидишь. А говорят по-ненашенски опять же только северные люди, которые на оленях ездят. У границы полно выходцев из Лада, и людей, и нелюдей, как и у нас — ярских переселенцев человеческого племени.

— Откуда ты все это знаешь? — рыжий подозрительно уставился на пса.

— Я большую часть жизни провел в северном княжестве. Неужто думаешь, все время в замке сидел?

— И в Яре бывал?

— Ну да. Даже на самом севере. Если надо, смогу и с оленеводом объясниться, и рогатого запрячь, — Дрозд определенно был в ударе.

— Уговорил, — проворчал кошак. — В конце концов, не понравится — уйду.

— Понравится, готов хвост позакладывать, — улыбнулся пес. — И у Виночки, наконец, будет дом. Ты ведь с нами? — взглянул на девушку.

Она кивнула, думая, что таким счастливым его, пожалуй, и не видела.

Они провели у Хвоща еще несколько дней. Благодарный Дрозд уговорил Вьюна выловить мышей и крыс подчистую. Кошак ворчал для вида, но работал на совесть. Его радовало хорошее настроение совсем уж отчаявшегося после событий в Надреченске приятеля. Дрозд действительно заметно воспрял духом, даже сутулиться перестал. И еще старался каждую свободную минутку проводить с Винкой, чем сильно раздражал Вьюна, привыкшего получать ласки и знаки внимания единолично.

Хвощ и Соечка щедро снарядили троицу в дорогу: и припасами не обидели, и кой-какую теплую одежду для Винки нашли, и снадобий дали. Потаенный напоследок подробно рассказал, как лучше добраться до границы. В Яре посоветовал держать путь в городок Южный Плес, что на берегу Обводного озера. В тамошнем гарнизоне служили и оборотни, а среди жителей было немало выходцев из Лада.

— И подумай еще раз, парень, не вернуться ли тебе домой, — сказал Хвощ псу. — Жизнь знаешь теперь лучше любого из благородных лордов, и сердце у тебя на месте. Не зря ж Лунь отпустил. Ты мог бы многое изменить, совсем не обязательно мечом. Кое-с-кем из Воинов Клыка нетрудно договориться. С тем же Хватом, к примеру. Для него главное не война, а справедливость. И мне известно, что он не один такой. Подумай, Кречет. Тебя ведь так зовут?

— Звали, — при звуке прежнего имени оборотень недовольно дернул углом рта. — Так звали человека. Я — нелюдь, мое имя Дрозд. И я не смогу пойти против воли отца, а он никогда не захочет мира с племенем Клыкастого.

— Ты, я вижу, совсем запутался, что не мудрено, — не отступал Хвощ. — Поживи в Яре, вспомни, как меч в руках держать, и разберись, кто ты: оборотень, которому подарил жизнь волк Лунь или сын Соколиного. Мне почему-то кажется, что уже ни тот, ни другой.

— Я подумаю над твоими словами, потаенный. И еще мне очень любопытно, неужели оборотни мудрее людей? Когда я мог безболезненно прикасаться к серебру, ни разу не встретил столь разумного собеседника, как ты или Лунь.

— Мудрецы и тому и другому племени отпущены поровну, не сомневайся, — медведь улыбнулся в усы. — Но ты и сам должен уметь хоть немного мыслить, чтобы распознать их в беседе.

Самым трудным в их путешествии оказалось начало, ведь до ближайшего селения — Медовиков, была седмица пути, а ночевки в лесу стали холодноваты даже для оборотней. Винка спаслась от серьезной простуды лишь благодаря снадобью Хвоща, да телогрейке из медвежьей шерсти, подаренной Соечкой. Девчонка, расписывая замечательные согревающие качества одежки, так поблескивала глазами, что у Винки возникло подозрение: шерсть вычесана с самого потаенного, не иначе.

Ведающий посоветовал троице идти через перевал Драчливого Кота. От Хвата медведь узнал, что людоедов сейчас нет ни там, ни поблизости, а Воины Клыка уходят к западу. Пришла пора менять стоянки, в здешних местах волки сидят с середины лета, достаточно долго, чтобы разведка Соколиного прознала о временных лагерях.

Вьюн поначалу здорово огорчился из-за невозможности вернуть Дрозду человеческую природу, но быстро пришел в себя. Характер рыжего не позволял долго печалиться, и в пути кошак то насвистывал заместо примолкнувших к зиме птиц, то нес привычную похабщину. Дрозд вполне разделял настроение друга. После стольких лет бессмысленных скитаний у него появилась надежда на вполне достойное существование, не слишком отличное от утраченного будущего младшего княжича. Винка радовалась за парней, но немного беспокоилась о собственной судьбе. Оказывается, скитания — опасная вещь. И ночевки на голой земле в лесу да встречи с людоедами, пожалуй, не самое страшное. Хуже другое: стоит начать, и остановиться очень трудно. Она собиралась добраться до одного из соседних с родными Жабоедками селений, а теперь и вовсе уходит из Лада. И только Крылатой известно, закончится ли на этом ее дорога.

А еще девушку тревожило изменившееся отношение Дрозда. Если раньше в его опеке она чувствовала лишь дружескую заботу и все равно испытывала некоторую неловкость, то теперь взгляды и знаки внимания парня чаще всего вызывали мучительное смущение. Это казалось тем более странным, что общение с Вьюном давалось все проще, хотя рыжий охальник ничуть не изменился и даже забрал себе в привычку спать в обнимку с девушкой исключительно в человеческом обличье, не стесняясь напомнить Дрозду перекинуться на ночь. Черный скрипел зубами с досады, но возразить не мог: пес — сторож и защитник, а Виночке теплее спать, если кто-то греет ей спину. Девушке становилось жалко Дрозда, и она старалась устроиться поближе к нему, а то и уткнуться в шею — со зверем неловкость пропадала.

Путники миновали перевал Драчливого Кота и спускались в предгорье. День был пасмурный, серый, но теплый. Стояло безветрие, временами в воздухе появлялась мелкая водяная пыль. Неожиданно оборотни насторожились и встали, принюхиваясь. Винка заоглядывалась. На горном склоне, покрытом невысоким сосняком, было тихо, поэтому раздавшееся где-то поблизости ржание заставило вздрогнуть. Лошади?..

Парни быстро двинулись на звук, девушка устремилась за ними. В нескольких шагах от тропы пологий склон обрывался крутым уступом. Внизу лежала лощинка, сбегавшая к бурливому ручью. На берегу, заросшем густой, все еще зеленой травой, пасся небольшой табун лошадей.

Винка удивилась. Что домашние животины делают вдали от жилья? Пастуха-то поблизости не видно: ни человека, ни собаки. И только потом разглядела толстые витые рога, торчащие изо лбов у некоторых коников.

— Кто это? — шепотом спросила она.

— Единороги, — ответил всезнающий Вьюн. — Слыхал я, что они живут в северных предгорьях, но никак не думал, что увидеть доведется.

— Это только благодаря Виночке, — прошептал Дрозд. — Они наверняка нас учуяли, как и мы их. Видишь, жеребчики беспокоятся.

Животины с рогами действительно оглядывались, пофыркивая, будто обычные лошади. Другие, поменьше размером и поизящнее, собрались в кучку и жались друг к другу. Девушка заметила, что у них тоже есть рога, только очень короткие. Видно, это единорожицы.

— Они не убегут, если я подойду? — спросила Винка.

Она прекрасно знала поверье о слабости единорогов к девственницам, но до сего момента не очень верила в существование подобных животных, не говоря уж о сопутствующих сведениях. Поэтому поглядеть на полусказочных созданий поближе хотелось вдвойне.

— Если верить рассказам, не должны, — ответил Дрозд.

— Да точно не убегут, — зашептал Вьюн, отползая подальше от края и дергая за собой приятеля. — Ромашечка, начеши у них волоса с грив и хвостов. У тебя ведь есть гребешок?

— Гребешок у меня есть, — ответила Винка, присаживаясь рядом с парнями. — Но я не собираюсь чесать им диких тварей. Да и зачем тебе их волос?

— Тьфу, вот люди! — вполголоса, чтобы не спугнуть единорогов, возмутился кошак. — Только что разглядывала их, рот открыв, а теперь "дикие твари", видишь ли! Волос единорогов, да будет тебе известно, способствует укреплению мужской силы…

— Тебе-то зачем? — в один голос удивились Дрозд и Винка, не потрудившись дослушать.

— М-да, приятно, что я внушаю такое уважение… — кошак раздулся от гордости. — Мне не для личного пользования. Этот товар очень ценят знахари и лекари. Наварить можно не хуже, чем на валерьке. Так что давай, Ромашечка. Доставай гребешок и вперед.

— Нет, я не хочу своим чесать, — заупрямилась девушка. — Давай твой.

— У тебя есть гребень? — Дрозд приподнял брови и ехидно уставился на рыжего.

— Да, есть, — запальчиво ответил тот, начиная рыться в котомке. — Я за собой слежу, в отличие от некоторых… кобелей косматых… Что в этом такого?

— Да нет, ничего, — пес с трудом сдерживал смех. — То-то ты просил однажды Виночку косички тебе заплести. С бантиками. Теперь я понимаю, почему вы так сдружились.

— Пошел ты! — разозлился кошак. — Можешь понимать своим песьим умишком что угодно. Посмотрим, как ты завоешь, когда цветочек достанется мне! Вернее, послушаем.

— Попробуй только! — рыкнул Дрозд, с трудом сдерживаясь, чтобы не схватить рыжего за горло.

— Ну-ка прекратите!

Винка разозлилась. Это ж надо, они собираются сцепиться из-за нее, будто звери! Сами, наверное, не замечают, что зубы и челюсти стали меняться. А Вьюн даже запутался выпущенными когтями в собственных пожитках.

— Значит, вот как вы ко мне относитесь? Соревнуетесь, кто первый?..

— Я — нет, — буркнул пес. — И этому не позволю.

— Он мне не позволит! — фыркнул рыжий. — Будто я только о том и мечтаю! Ромашечка, не обижайся, — повернулся к девушке, высвободив, наконец, руку из мешка и держа в ней гребень. — Ты мне нравишься, очень даже, но я не помешан на порче девственниц. Тем более когда одна из них может принести немалую выгоду, — ухмыльнувшись, протянул Винке гребень. — Ежели однорогие еще не разбежались.

— Будете ссориться из-за меня, я с вами дальше не пойду, — девушка взяла у кошака расческу и поднялась на ноги.

— Не будем, — заверил ее Вьюн. — Иди, не тяни. Надеюсь, застанешь меня в живых, когда вернешься, — с ехидством покосился на угрюмого Дрозда.

Винка быстро спустилась по тропе к ручью. Единорогов отсюда видно не было, и девушка пошла вверх по течению, огибая каменистую осыпь. Страха она не испытывала: таинственные создания слишком напоминали лошадей, но были изящнее и чуть меньше ростом. Через несколько шагов перед ней открылась виденная сверху лощинка.

Единороги никуда не ушли, спокойно паслись. При виде девушки подняли головы и уставились на нее. Винка остановилась в нерешительности. Она привыкла говорить домашним животным что-то ласковое, но перед ней не коровы или козы, и даже не лошади. Звук голоса может спугнуть их. Тем временем самый крупный жеребчик каурой масти направился к девушке, наклоняя голову, будто приветственно кивая, и пофыркивая. Подошел вплотную, не выказывая ни малейшего страха, ткнулся мордой в руку.

— У меня ничего нет… — огорчилась Винка. — Надо было горбушку взять, угостить тебя.

Единорог поднял голову и посмотрел в лицо девушки большим бирюзовым глазом с узким продольным зрачком, как у козы. Винка, осмелев, протянула руку и коснулась теплого бархатистого носа.

Зверь оказался необычайно занятным. Он действительно больше всего напоминал лошадь, но копыта были раздвоенными, козлиными, и на нижней челюсти топорщилась маленькая бородка. Бородки были и у других жеребчиков, подошедших вслед за вожаком. У кобылок, все еще теснившихся поодаль, морды отличались от лошадиных лишь маленьким рогом на лбу. Рога самцов, витые, примерно в локоть длиной, при ближайшем рассмотрении оказались полупрозрачными, красно-коричневыми, будто вырезанными из сердолика.

Винка дотронулась до острого кончика, скользнула пальцами к основанию, окруженному густой короткой шерсткой. Зверь с удовольствием позволял себя трогать, второй уже поддавал мягким носом свободную ладонь. Девушка долго гладила единорогов, потом, вспомнив о просьбе Вьюна, достала из кармана гребешок и осторожно прикоснулась к спутанной гриве одного из жеребчиков. Она боялась, что сделает ему больно, и тот убежит, но необычное создание довольно терпеливо стояло рядом, позволяя себя вычесывать. Девушка не стала его долго мучить, перешла к другому.

Набив карманы ценным волосом, Винка попробовала подойти к кобылкам. Те по-прежнему вели себя недоверчиво. Только одна, молоденькая, белая, протянула морду, давая себя погладить. Шерсть у нее оказалась мягче, чем у жеребчиков, а когда девушка почесала животинке основание рога, та даже глаза прикрыла от удовольствия.

Винка прошептала "Спасибо!", потрепала на прощание мягкое теплое ухо вожака, и пошла назад. Единороги снова принялись щипать траву, только один двинулся следом.

— Куда же ты? — Винка заметила его, когда он ткнулся мордой ей в плечо. — Ступай назад, тебе с нами нельзя. — Зверь и не подумал повернуть. — Я ведь не одна, со мной два страшных злобных нелюдя…

— Испортившие на своем не столь уж длинном веку Клыкастый знает сколько девственниц, — провозгласил появившийся на тропе Вьюн.

Единорог при звуке мужского голоса заржал, отступил от девушки и поднялся на дыбы, перебирая передними ногами в воздухе.

— Ступай к своим! — замахала на него руками Винка. — Меня никто не обидит.

Жеребчик встал на четыре ноги, подозрительно покосился на парней, повернулся и отправился восвояси.

— Вот, — девушка пихнула рыжему комок единорожьего волоса. — Хватит или мало?

— Хватит, — кошак сгреб добычу, при этом изловчившись чмокнуть Винку в щечку. — Спасибо, Ромашечка! На первое время деньги будут, а потом, глядишь, Дроздок зарабатывать начнет. Ежели в этом его Яре нелюдей и впрямь в стражу и войско берут.

— Ты потаенному не доверяешь? — спросил пес, определенно не обрадованный очередным проявлением вьюновых чувств к девушке.

— Доверять-то доверяю, только уж очень это звучит непривычно.

Рыжий запихал единорожий волос в котомку, и путники двинулись вниз по тропе, вившейся меж сосновых стволов и скальных обломков.

— Непривычно, но разумно, — сказал Дрозд. — Я на своей шкуре испытал, насколько сильные противники Воины Клыка.

— Ты, сколько я помню, и сам не промах, — сказал Вьюн.

— Только не в человеческом облике, — вздохнул пес. — Когда я последний раз меч в руках держал? Лет шесть-семь назад, не меньше. Правда, если удастся поступить на службу, наверстаю быстро. Нелюдская выносливость и легкость движений помогут. А ты чем займешься? — взглянул на кошака. — Один ведь бродить не уйдешь?

— Там посмотрим, — уклончиво ответил рыжий. — Вообще-то таскаться по дорогам до старости и сдохнуть под забором не входит в мои планы.

— Тебе непременно удастся стать воином, Дроздок, — сказала Винка. — Невезение всегда заканчивается.

— Может, уже закончилось, — улыбнулся пес девушке.

— Ага, в тот самый день, когда на твоем безрадостном пути возник этот цветочек, — съязвил кошак.

— Почему бы и нет? — не поддался на подначку Дрозд, по-прежнему, глядя на Винку.

Та покраснела и хотела отвести глаза, но почему-то не смогла. Парень смотрел как-то по-особенному, почти… ласково? Винке невольно вспомнился бой Дрозда с людоедом, возня в осенних листьях… Ощущение времени куда-то пропало, остались только синие глаза под спутанными прядями темных волос. Опять в его гриве застрял какой-то мусор. На сей раз кусочек светло-серого лишайника с сосновой ветки или ствола. Винка, не отдавая себе отчета, протянула руку и вытащила древесный сор.

— Ромашечка, у меня в волосах, кажется, тоже что-то застряло. Не посмотришь? — с этими словами кошак высыпал щедро прихваченный лесной опад себе не макушку и умильно уставился на Винку.

— Давай, я, — пес от души встрепал рыжую шевелюру.

— Ты что, кобель несчастный, совсем свихнулся?! Эту дрянь теперь неделю вычесывать придется! — заорал Вьюн и кинулся на приятеля.

Не успела Винка слова сказать, как парни покатились, сцепившись, по устланной сосновыми иглами земле. Девушка кинулась их разнимать, но вместо рычания и шипения услышала хохот и остановилась, топнув с досады ногой. Шутники… Оборотни еще немного помяли друг друга, стараясь набить противнику в волосы и за шиворот побольше хвои, потом сели, тряся головами и отплевываясь.

— Вот сейчас обязую твою Виночку труху мне из волос вычесывать, — проворчал кошак, чистя уши от песка.

— Она тогда еще пук чудодейственного средства на продажу надерет, — усмехнулся Дрозд. — Твоя волосня наверняка действует не хуже единорожьей, — подмигнул девушке.

Кончилось тем, что оба перекинулись, и Винка почистила им шерсть, благо та была не в пример короче давно не стриженных шевелюр.

Вечером того же дня вышли к Медовикам. После идти стало гораздо легче. Земли Клыкастого к северу оказались довольно плотно населены, и путникам за день иной раз удавалось миновать два-три селения. Ночевали теперь только под крышей. Винка поначалу очень радовалась этому, но постепенно живейший интерес нелюдей к иноплеменнице начал ее утомлять.

Селяне-оборотни, не стесняясь, набивались в дом, где соглашались приютить странников, болтали с парнями и разглядывали девушку. Особенно усердствовала малышня. Винка любила детей, и ничего не имела против забирающихся к ней на колени маленьких нелюдей, не прошедших первого оборота. Но те непременно норовили потрогать ее крылик, видно, не веря, что внешне ничем не отличающаяся от их старших сестер или матерей особа и впрямь человек. Прикосновение к серебру неизменно вызывало ожог, а зарастить его детишки, не достигшие десяти лет, не могли. Винка огорчалась, хоть матери и успокаивали ее: мол, у детей оборотней, даже маленьких, все заживает быстро, лишь бы серебро было не заговоренное.

О заговоренном серебре девушка, наконец, решилась спросить у Вьюна. Тот поведал, что это обычное серебро, на которое ворожеи накладывают специальные чары. Раны, нанесенные им, не заживают во время оборота и плохо исцеляются, хуже, чем обычные раны у людей. Если нелюдю повезет выжить, то шрам останется на всю жизнь.

— Но, это, конечно, ерунда, — разглагольствовал кошак. — Лишь бы не на морде.

— Да и на морде не страшно, только бы глаза целы остались, — вставил свое слово Дрозд.

— А еще, Ромашечка, заговоренным серебром метят серьезных преступников-нелюдей. От обычного клейма каленым железом нам избавиться — пару раз обернуться.

За время путешествия Винка многое узнала о жизни оборотней. Что-то она замечала сама, о чем-то спрашивала Вьюна. Оказалось, нелюдский век не отличается от человеческого, как утверждалось в сказках, хотя болеют оборотни меньше и сохраняют силу и ясный ум до глубокой старости.

— Тебе, Дроздок, на самом деле оказали немалую услугу, — заметил кошак. — Не хочу обсуждать твоего батю, но будь у него голова посветлее, князь бы радоваться должен.

— Отца не переделаешь, — буркнул Дрозд. — Сам-то я уже привык… — искоса взглянул на Винку.

— Вьюша, а если, к примеру, ты женишься на медведице, кем ваши дети будут оборачиваться? — спросила девушка.

— Во-первых я жениться не собираюсь, — хохотнул рыжий. — Ни на медведице, ни на кошечке, ни на ком еще. Во-вторых, Ромашечка, детей у кошака и медведицы попросту не будет.

— Почему?

— Не знаю. Дети получаются только у оборотней одного вида. Или у оборотней и людей.

— А как же Хват с Малинкой?

— Нашла о ком печалиться! — фыркнул Вьюн. — Побалуются, пока молодые, да разбегутся. Обычное дело.

— А если нет? Если они друг друга по-настоящему любят? — настаивала девушка.

— Будут жить вдвоем или усыновят. У нас семьи многодетные, но небогатые. Запаху любви попробуй-ка посопротивляйся, когда жена под боком. Бездетные часто на воспитание детей родственников берут, особенно если те их сами прокормить не могут.

— Людям проще… — задумчиво проговорила Винка.

— Должны же и у вас быть какие-то преимущества, дикое племя, — усмехнулся кошак. — Черный, а у тебя наверняка получится детишек не только собачке заделать, с твоим-то людским происхождением. Только звериную ипостась они материнскую унаследуют.

— У меня не будет детей, — буркнул пес. — Благо избежать этого проще простого, зная, когда женщина способна зачать.

— То-то и видно, что ты недавно с нами, нелюдями, — хихикнул Вьюн. — Говорить просто. А когда до дела доходит… Меня самого так чуть не женили. Зеленый совсем был, едва молоко на усах обсохло. Опыта никакого, одно желание. И рассуждал также, как ты сейчас. Так вот, нравилась мне одна кошечка, сильно нравилась. А она и вовсе втрескалась до кончика хвоста. Раз прихожу к ней и с порога запах любви чую. Ну, думаю, сегодня придется непотребствами позаниматься. А она ко мне льнет, и все пытается по-своему сделать, чтобы, значит, котенка прижить. Я, пока еще в голове мысли оставались, под кровать, в зверя перекинулся — и в окно. Знал бы ты, чего мне стоило от нее оторваться. Сейчас иногда вспоминаю и когти грызу. Был бы псом — на луну выл. А если б ее любил, нипочем бы не ушел. Так бы и окрутили, а я бы радовался. Коли чувства имеются, с запахом любви шутки плохи.

— Значит, обойдусь без чувств. Ты вон обходишься.

— Почем ты знаешь? — возмутился рыжий. — Я, может, по Ромашечке сохну. А она на меня внимания не обращает, все на тебя поглядывает. Давайте втроем жить, а? Весело будет…

— Вьюша, помни про усы. Выдеру, — спокойно сказала Винка, бросив быстрый взгляд на Дрозда.

Тот, оказывается, тоже глянул на нее исподлобья. Оба тут же уставились в разные стороны и покраснели.

— О-о-о, — затянул Вьюн. — Быть Соколиному дедом, и очень скоро.

— А я тебе, приятель, хвост накручу.

— Вы б хоть новое что-нибудь придумали. А то чуть что — усы, хвост. Скушно, — отмахнулся рыжий.

Ни Дрозд, ни Винка, ничего не ответили. Пес понурился, девушка задумалась. Неужели Дроздок действительно к ней неравнодушен? Он никогда не навязывался, как Вьюн, но после встречи с потаенным стал по-особому внимателен и заботлив. Уже не спрашивая, несет ее котомку, просто забрасывает утром на плечо вместе со своей, и все. Когда ночевали в лесу, постоянно проверял, достаточно ли толстая у нее подстилка из веток. В селениях оборотней ни на шаг не отходит, недобро зыркая на особо любопытных парней. И еще ему очень не нравилось, что кошак спал с ней в обнимку, когда приходилось ночевать у костра. Хотя тут Вьюшу упрекать не за что: одна она непременно замерзла б и опять схватила простуду.

А ей нравится Дрозд? Винка побаивалась думать об этом, особенно узнав, кто он на самом деле. Вообще-то, если не врать самой себе, оба парня ей симпатичны, но не как ухажеры, а, скорее, по-дружески. Или нет?.. Девушка вздохнула. Опыт такого рода общения с противоположным полом был у нее очень мал, и разбираться в щекотливом предмете сейчас охоты не имелось. Пусть все идет своим чередом, к чему лишние сложности? Нужно попасть в Яр и устроиться на новом месте. А дальше… Дроздок ведь обещал, что позаботится о доме для нее. Значит, не собирается расставаться, да ей и самой этого не хочется. Но и принуждать пес и кот ни к чему не станут. Все-таки ей очень повезло встретиться с ними. Большинство знакомых парней уже давно залезли б к ней под юбку, пользуясь полной зависимостью девушки. Вот и слушай рассказки служителей Крылатой о похотливых оборотнях… И, Вьюн прав, если б что-то и произошло между ними, она не оказалась бы беременной.

Винке вспомнился понравившийся когда-то давно, казалось, вечность назад, молодой стражник. Надо признать, ее первая любовь Дрозду и в подметки не годится. Да кто он был? Сын селянина, горожанина? В лучшем случае, его отец тоже служил. А Дрозд рожден в княжеских палатах, и спрятать благородную кровь ему не удается, сколько бы он ни сутулился и ни зарастал бородой. При мысли о том, что в Яре парню не нужно будет таиться, и он станет выглядеть также, как после побега из Надреченского замка, сердечко Винки сладко заныло. Она тогда несколько дней исподтишка любовалась им, пока волосы не спутались, и густая щетина не затянула щеки и подбородок. Ну вот, кажется, ответ на вопрос получен. Дрозд ей нравится, и даже очень… Винка вздохнула и пристроилась поближе к Вьюну.

Границу с Яром перешли на исходе осени, когда утренние заморозки стали обычным явлением, и иной раз едва ли не до полудня приходилось идти по хрустящей, скованной инеем листве. Вопреки брюзжанию Вьюна, никаких разительных перемен в соседнем государстве Винка не заметила. Люди и нелюди говорили на том же языке, чтили Крылатую и откупались от Клыкастого. Только застав на дорогах было куда меньше, и стражники казались до странности добродушными и беспечными. У первой же встреченной будочки парни, ответив, что они оборотни, протянули руки для обязательной проверки. Служивые переглянулись.

— Чего лапы тянете? — спросил один, на удивление беззлобно усмехаясь. — Мы на службе не подаем.

— Крылик прикладывать не станете? — удивился Дрозд.

— На кой? Ты ж сказал, что нелюдь. Неужто на самом деле человек?

— Нет, не человек. Но у нас в Ладе все равно серебром проверяют, что б ты ни сказал.

— Тю, в Ладе! То-то вы оттуда убрались. В последние пару лет прям косяками оттуда нелюдь прет и всякие ужасы рассказывает. Соколиным вашим уже у нас детишек пугают. Беркут-король никак решил страну за людьми оставить. В войско-то по-прежнему оборотням хода нет?

— Нет, — покачал головой Дрозд.

— А у вас нелюдям позволено мечи носить? — Вьюн так до конца и не поверил удивительной новости потаенного.

— Позволено, и все довольны, — хмыкнул второй стражник. — Дальновидный у вас в Ладе государь, ничего не скажешь. Вы-то куда направляетесь?

— В Южный Плес.

— Зачем?

— Воином стать хочу, — ответил Дрозд.

— Да, тогда, пожалуй, туда и ступай. В ведении ихнего гарнизона немалый участок приграничья, заварушки часто случаются. Людоедские шайки из земель Соколиного так и лезут, да и людей-контрабандистов хватает, так что лишний меч им не помешает. Они всех желающих обучать берутся. Даже тебя, рыжик, возьмут, коли захочешь, хоть ростом и не вышел.

— Для моих занятий рост у меня вполне подходящий, — обиделся Вьюн. — Ни одна баба не жаловалась.

— А-а, да ты кот? — заулыбались стражники. — Из вас вояки никакие, это известно. Ну, а охочие бабенки везде найдутся. У нашего воеводы жена о прошлый год завела зверюгу черного, здоровушшего. Муж уезжал по служебным делам на несколько седмиц, возвращается, а за супружницей кошак ходит, как приклееный, все о ноги трется. Она говорит, мол, подобрала бездомного котика на улице, голодал, бедный, а ее мыши замучили. Воевода ничего не заподозрил. Ну кот и кот. Мышей ловит отменно, к жене ластится, только ему погладить не дается. Так и жили с весны аж до Долгой ночи. Однажды поздним вечерочком отправился муж молоденькую служаночку навестить, а у той в постели парень чернявый, не из домочадцев. Мужик за меч — уж очень служаночка хорошенькая да умелая была — парень под кровать. А оттуда уже не человек, а черный женин котище выскакивает. Дал деру в окно — только хвост мелькнул. То-то крику у них в доме было — весь город слышал.

— Я так топорно не работаю, — заявил Вьюн. — Меня еще ни один муж не раскусил, не говоря уж об отцах.

— Вас крыликом проверять в зверином обличье нужно, — заржали стражники. — Ладно, топайте. В Южном Плесе бабы-девки заждались, от тоски мрут. — За подружкой приглядывайте. Мы, ярцы, женщин из Лада очень жалуем. Они поизящней наших красавиц, да и погорячее, говорят, — тот, что помоложе, окинул Винку долгим недвусмысленным взглядом.

— И сколько ж отсюда до Плеса? — спросил Дрозд, приобнимая девушку.

— Дня через три доберетесь, — последовал ответ.