Пес вздрогнул при звуке прежнего имени. Обернулся, но не смог разглядеть лица говорившей, хотя по голосу понял, что это женщина. Внезапная слабость зрения была подозрительной, обычно ни тень, ни ночная тьма не мешали глазам нелюдя. Собутыльники веселились, не обращая внимания на виновника торжества: Вьюн травил очередную похабную байку.

— Пойдем наверх, в мою комнату, — тихо проговорила незнакомка. — Прямо сейчас, пока все слушают рыженького.

Парень встал и побрел за ней, будто на казнь. Почему именно сейчас? Когда он получил надежду на счастье, на нормальную жизнь, почти человеческую. И кто эта женщина? Откуда знает, как его звали много лет назад? А самое главное, что ей понадобилось от Кречета? Неужели отцу удалось узнать, где обретается оставшийся в живых сын? Но как? От кого? Не от Хвоща же…

Они поднялись на второй этаж, и женщина, открыв дверь в дальнем конце коридора, поманила отставшего Дрозда. Он вошел, на столе тут же сама собой вспыхнула свеча. Широко раскрыв глаза от удивления, пес оглянулся на расставшуюся с плащом незнакомку.

— Осинка?!..

— Я, княжич, — улыбнулась ворожея. — Не ожидал снова меня увидеть?

— Я думал, ты сгорела… из-за меня…

— О, какое самомнение, мальчик! Ты хорош, конечно. Особенно когда выглядишь соответственно происхождению, вот как сейчас, — окинула его одобрительным взглядом, на что Дрозд только зло дернул углом рта. — Но расстаться с жизнью из-за мужчины… Нет, это полная потеря самоуважения, — рассмеялась Осинка.

— Ты шутки шутить меня зазвала? — нахмурился оборотень.

— Нет, — улыбка сошла с лица женщины. — У меня серьезный разговор. Садись, — кивнула на кресло у камина, сама устроилась в таком же напротив. — Я с поручением от государя Беркута.

— От кого?!

— Ты слышал. Король Лада хочет встретиться с тобой и предложить кое-что… Более подходящее наследнику Соколиного, нежели должность десятника во вражеском войске.

— Я не наследник…

— Это не тебе решать.

— И почему во вражеском войске? Яр и Лад не воюют.

— Пока, — вздохнула Осинка. — Государыня Ольха спит и видит, как бы расширить свои владения. На Кветень она нападать не станет, в их армии немало солдат-оборотней, и исход войны неизвестен. А ладские нелюди при умном подходе, пожалуй, поддержат захватчиков.

— Откуда тебе известны планы ярской государыни?

— Мне много чего известно, но мысли и намерения Ольхи, пожалуй, лучше прочего. Она моя сестра.

— Помилосердствуй, Осинка! — взмолился Дрозд. — Слишком много невероятных новостей!

— Нет тут ничего невероятного, Кречет, — ворожея зябко передернула плечами и, вместо того, чтобы закрыть не до конца опущенную раму, передвинулась поближе к огню. — Все связано. В Ладе я скрывалась после ссоры с сестрицей. Ее всегда зависть мучила из-за моего дара. Была б моя воля, я с ней с радостью обменялась бы, — последние слова Осинка пробормотала вполголоса, будто про себя. — Но я все равно Ольху люблю. Даже помогла в свое время на престоле утвердиться, советников и сильных дворян в узду взять. Думала, совладает она с теми, кто недовольство женщиной на троне высказывал, ощутит в руках настоящую власть и успокоится. Так и получилось на какое-то время. Но уж больно у Ольхи характер вздорный. Втемяшилось ей стать не просто сильной государыней, а великой. Такой, чтоб в памяти потомков осталась. Я и тут ей помогла.

— Как? — удивился Дрозд.

— Посоветовала изменить отношение к нелюдям.

— За что ты нас так любишь?

— Я хорошо знаю, что значит быть другой. И советы сестрице давала в надежде изменить жизнь в Яре к лучшему. По-моему, величие государя измеряется не столько силой войска, сколько благосостоянием народа. Хотя это до определенной степени связано… Ольха согласилась, но, когда дела в государстве пошли на лад, достигнутое вновь показалось ей недостаточным. Вот и решила она границы расширить, благо есть за чей счет.

— За наш, Лада?

— Верно. Я с ней из-за этого рассорилась и отправилась к государю Беркуту. Он, оказывается, давно думает, как облегчить жизнь нелюдям, но Соколиный у него на пути стоит, да еще прочую знать мутит, не словом, так примером. Ну да о своих планах король тебе сам расскажет. Я же, с ним поговорив, отправилась в добровольное изгнание. Отдохнуть, подумать. Тут вы ко мне забрели. Отдохнула я на славу, спасибо, — Осинка улыбнулась. — И ты мне очень подозрительным показался. Пришлось и в Венцеград наведаться, и в Яргород, порасспрашивать Верховных Ворожей. Девчушка эта, Винка, очень вовремя объявилась, вас привязала, чтобы не удрали до моего возвращения…

— Ты ж нас сама выставила!

— Выставила ради вашей безопасности. Пока изысканиями занималась, дошли до меня слухи, будто сестрица людей послала меня разыскивать. Я вовремя вас спровадить успела: той же ночью несколько хорей из Яра заявились, все хозяйство пожгли…

— Хорей? — переспросил Дрозд, наслышанный о жестоких охотниках за головами, состоящих на службе у ярской государыни.

— Да, — неохотно подтвердила ворожея. — Не думаю, что Ольха моей смерти желает. Скорей, хочет держать у себя под боком, в подземелье или в башне. Ну, а за владеющей даром кого попало посылать бессмысленно… — Осинка заправила за ухо выбившуюся прядь, лицо ее стало невеселым. Оборотень глядел понимающе: да, ворожея отлично знает, и что значит быть другой, и как к тебе в этом случае относятся родные… — А потом, Кречет, дела навалились. С сестрой нужно было объясниться, с Беркутом побеседовать. Соцветие Ворожей синеглазым нелюдем заинтересовалось, я — поисками способа вернуть тебе человеческую природу. Похоже, его не существует, — тут же ответила на невысказанный вопрос Дрозда. — За всеми хлопотами упустила вас из виду, хотя о приключениях в Надреченске наслышана. Девочку, значит, с собой потащили?

— Она сама пошла, — неохотно сказал пес. Почему-то не покидало ощущение, что Виночка мешает Осинке.

— Надо же. Неужели до сих пор с вами? — спросила ворожея, ему показалось, с оттенком презрения.

— Да. Как ты меня здесь отыскала? — он решил сменить тему.

— Да я и не искала. Мне Соечка рассказала. Помнишь Хвоща ученицу? — Дрозд кивнул. — Она тоже ворожея, совсем молоденькая. Раньше я ее наставницей была, теперь девочка у потаенного нелюдскую премудрость постигает.

— Побери Клыкастый… Все кругом друг друга знают… — пробормотал пес.

— Что ж тут удивительного? Ворожей да потаенных не так много. К тому же, у нас испокон веку заведено делиться знаниями. Что-то оборотням легче открывается, что-то — людям. Только обряд, который ты прошел, хранится в строжайшей тайне. Поэтому Верховные Ворожеи очень заинтересованы в тебе, Кречет. Вернуть человеческую природу не смогут, но кровь попортят. И в прямом, и в переносном смысле. Кем ты станешь после их исследований, одна Крылатая ведает. Или, скорей, Клыкастый, — женщина помолчала. — Так ты встретишься с Беркутом?

— Велик ли у меня выбор, если еще и ворожеи за мной охотятся… — тоскливо проговорил Дрозд. — Почему сейчас, Осинка? Я жениться собрался…

— Правда? Поздравляю. На ком? На люди али нелюди?

— На Виночке.

Осинка неопределенно хмыкнула.

— Не спеши с этим, княжич.

Дрозд хотел что-то ответить, но в этот момент приоткрытая рама заскрежетала, поднимаясь, и на пол даже не спрыгнул, а свалился рыжий кот, тут же начавший обращаться в человека. Пес выругался. Непутевый дружок каким-то образом проследил за ним. Теперь быстро ничего не решишь. Вьюн начнет болтать, ныть, обвинять и требовать.

— Я все-таки переспал с настоящей королевной! — первым делом провозгласил кошак, с трудом поднимаясь на ноги (выпил он немало).

— Нет, рыженький, это у тебя еще впереди, — усмехнулась Осинка. — Видишь ли, дар проявляется рано, и меня еще крошкой лишили всех привилегий. Спасибо маменьке, из дворца не выкинули, вырастили и позволили уйти самой. Но по закону я безродная сирота, о чем не забывает напоминать моя сестрица, государыня Ольха.

— Что за закон такой? — удивились парни.

— Вот такой, — не слишком весело улыбнулась Осинка. — В руках государя и любого из дворян сосредоточена большая власть. Способность к ворожбе тут и вовсе лишняя. Должна признать, это справедливо. Хотя… Может, все было бы по-иному, если б с даром рождались не только девочки. Или только мальчики.

— А как же потаенные? Хвощ на девочку никак не тянет и… — кошак громко икнул.

Дрозд покосился на друга, но ворчать насчет валерьки не стал.

— Потаенные — нелюди. У оборотней с даром рождаются только мальчики, — пояснила Осинка.

— А если вы с медведем детишек приживете? — оживился Вьюн.

— У одаренных не бывает детей. К тому же, дар никогда не проявляется у полукровок. Я ответила на все твои вопросы?

Рыжий кивнул, уселся на пол, скрестив ноги и разведя колени в стороны, и уставился на женщину, всем своим видом выражая почтение и готовность слушать, не перебивая.

— Что ж ты тут делаешь, котик? — спросила ворожея. — Я была уверена, что никакая сила не способна заставить тебя покинуть застолье.

— Плохого же ты мнения обо мне, Осинка, — заныл Вьюн. — Я, между прочим, обещал Ромашечке, что ее драгоценный женишок останется ей верен. А тут гляжу, он с какой-то дамочкой закутанной наверх улизнул. Я и пошел проследить, девочкины права охранить. Но сперва решил посмотреть-послушать, что да как. Обернулся котом и на крышу вылез…

— Ясно, — кивнула ворожея. — Не знаю, как другие, а я на княжича видов не имею. Мое дело — передать ему просьбу Беркута и попытаться уговорить выполнить ее.

— Это мне тоже не нравится! — фыркнул рыжий. — Мы и тут неплохо устроились. Что нам за дело до Лада и тамошнего государя?

— Ты слушал, о чем я говорила, или звезды считал, на крыше сидючи? Яр собирается идти на вас войной.

— На нас? Мы в Яре.

— Мы в Яре, а дядька твой с семейством в Ладе и не так уж далеко от границы, — сказал Дрозд. — И мы здесь в приграничье обосновались. Ох, Осинка, ну почему сейчас?

— Что ж ты, княжич, разнылся, будто дружок твой? Я, похоже, зря тебя Беркуту хвалила, — ворожея сдвинула брови. — Неужто Соколиный не растолковал сыновьям сызмала, что значит долг? Ты — лорд, и думать в первую очередь обязан о своих подданных.

— У меня нет подданных. Зависти от меня только Виночка…

— Крепко ты к ней прикипел, я погляжу, — перебила Дрозда Осинка. — Примешь предложение Беркута, и подданные могут появиться, причем немало. А ежели тебе так приспичило жениться и детишек завести, то давай, не откладывай. Но сперва подумай, легче ли тебе будет на войну от брюхатой жены уходить? Или от первенца, в колыбели пищащего? И думать потом не о сражениях, а о том, все ли дома в порядке.

— Лешака тебе на косу! — выругался Вьюн. — Умеешь утешить, Осинка!

— Неужто моя служба Беркуту остановит войну? — огрызнулся Дрозд.

— Все может статься, — ответила ворожея, не обратив внимания на пожелание кошака. — Поговори с государем, Кречет. Он тебе лучше объяснит, а я не могу давать обещаний от его имени. Но, как видишь, руки сложа, не посиживаю. Вот, тебя нашла, уговариваю, словно дитя малое. Потом к сестрице наведаюсь, вразумить попробую, чтоб войну не затевала. Уверена, горячая голова государыни поостынет, ежели оборотней в Ладе к военной службе допустят.

— А ты нас, если надумаем, прямиком отсюда в Венцеград переправишь? — спросил кошак.

— К сожалению, это не в моей власти, — покачала головой Осинка. — Я и сама не могу в один миг в другом месте оказаться. Мы, ворожеи, в птиц обращаемся, так и путешествуем.

— Опять лапы топтать, обувку портить! — возмутился рыжий.

— Вьюн, ты здесь останешься, с Виночкой, — сказал Дрозд.

— Так ты согласен? — женщина не скрывала радости.

— Получается, выбор у меня невелик, — проворчал пес. — Что ж я Тису скажу? Он на меня рассчитывает. В десятники произвел…

Объяснение с воеводой Осинка взяла на себя. Дрозд не стал любопытствовать, что она собирается говорить. Может, и вовсе словом не обмолвится, наведет морок, и все. Никто и не вспомнит, что был в гарнизоне пес-оборотень, быстро дослужившийся до десятника. С нее, ворожеи, станется… На нем тяжким грузом висело объяснение с Виночкой.

Парень потихоньку улизнул из "Медвежьего угла". Сослуживцы, вовсю горланившие песни, если и вспомнили о виновнике торжества, то очень быстро перестали огорчаться из-за его отсутствия. Вьюн остался у Осинки, чему та была весьма рада. Кошак на прощание подмигнул другу: мол, не упускай возможности.

Вернувшись домой, Дрозд не застал Винку в общей комнате и осторожно заглянул к девушке. Она спокойно спала. Оборотень не стал зажигать свечу, приблизился к кровати, немного постоял рядом, собираясь с духом. Не надо бы будить Виночку до утра, но сейчас у него еще есть время утешить ее, а утром… Утром его ждет дорога. Пес слегка потряс спящую за плечо.

— Дроздок?.. — Винка приподнялась, силясь разглядеть, кто вырвал ее из сна.

— Да, это я, не бойся, — парень присел на постель, провел рукой по растрепавшимся волосам милой. — Виночка, прости меня.

— За что? — удивилась спросонья девушка, потом, как ей показалось, поняла. — Ты с кем-то?..

— Нет, — он улыбнулся ее опасениям. — Конечно, нет. Но мне придется уехать. Боюсь, надолго.

— Когда?

— Завтра, самое позднее — послезавтра.

— Так скоро? А как же обряд в храме?

— Винчка, я освобождаю тебя от слова. Не захочешь меня дожидаться, я пойму.

Девушка молча встала, зажгла свечу и взглянула на парня. Дрозд смотрел на нее с тоской и это неожиданно разозлило ее. Ну почему он все время будто запрещает себе жить так, как хочется? Боится поступить недостойно дворянской чести? Наказывает себя за то, что стал нелюдем? Всеблагая матерь, до чего ж с ним трудно! Почему она не выбрала Вьюна? Рыжий паршивец и измены забалтывал бы так, что места обиде не оставалось. А тут… Лучше б переспал с кем-то и повинился, чем вот так легко возвращать ее слово. Много ли оно для него значило?

— А я не освобождаю тебя! — выкрикнула она. — Куда ты собрался? Зачем? Почему так срочно?

Он вкратце рассказал о разговоре с Осинкой. Теперь поникла девушка.

— Ты вернешься к отцу и найдешь себе невесту дворянской крови…

Дрозд невесело рассмеялся.

— Ничего-то ты не понимаешь, Виночка. Прежде всего, мне не нужна другая невеста, потому что люблю я тебя. И ты можешь быть вдвойне спокойна. Ни один дворянин не отдаст свою дочь за оборотня. Даже за такого, как я. Внуки-нелюди — подобного позора еще никто из благородных не испытывал…

— Но почему нам тогда не стать мужем и женой до твоего отъезда? — она прижалась к нему, и Дрозд с трудом подавил желание завыть.

— Цветик мой ясный, мне хочется, чтобы у нас все было по-человечески. Не могу я наброситься на тебя по-нелюдски. Не могу и не хочу. Потерпи еще немного, позволь переговорить с Беркутом. Потом я пошлю за тобой, ты приедешь в Лад, станешь моей женой, как и положено…

Винка шмыгнула носом и принялась уговаривать Дрозда позволить ей поехать с ним. Он зажал уши, замотал головой и выскочил из комнаты. Вернулся в зверином обличье и слизывал слезы со щек милой, пока та, наплакавшись, не уснула.

Утром подоспело подкрепление в лице Вьюна. Рыжий наотрез отказался оставаться в Яре, а бросить Винку одну Дрозд не мог.

— Зачем тебе тащиться в Лад? — в сотый раз спрашивал пес.

— За тобой присматривать, горемыка! Ты ж на голову слабенький, я теперь точно знаю. Мало ли, батя не так на тебя взглянет, глупостей наделаешь. Я должен быть рядом. И Ромашечка тоже. Мы сюда с тобой пришли, а не по собственному желанию. И уйдем с тобой.

— Я не собираюсь встречаться с отцом.

— Мне почему-то кажется, тебя никто и не спросит. И вот еще что: оставишь меня здесь с девочкой, я за себя не ручаюсь. Не могу смотреть, как такая аппетитная красотка сидит месяц за месяцем в девках. Это глубоко противно природе и моим убеждениям.

Винке показалось, что именно этот довод и оказал на Дрозда решающее действие.

Неожиданный визит нанес Тис. Оказалось, Осинка поведала ему, кто таков Дрозд на самом деле, и воевода решил, что подобное знакомство может и в будущем оказаться полезным.

— Я ж тебе сказал, далеко пойдешь, — подбодрил парня Тис. — Желаю удачи. Надеюсь, все сложится хорошо, и ты вышибешь, наконец, людоедов из княжества. И с контрабандистами борьбу наладим. У нас немалый кусок границы общий.

Дрозд поблагодарил бывшего командира, мечтая, чтобы его слова сбылись, но почти в это не веря.

А потом оборотни и девушка отправились на запад, туда, где проходил оживленный тракт, связывающий Яргород и Надреченск. Этот путь был удобен не только тем, что позволял присоединиться к торговому каравану. Он лежал вне пределов земель Соколиного, куда Дрозду, как и всякому нелюдю, вход по-прежнему оставался заказан.

Путешествие с купцами оказалось быстрым и вполне безопасным. Застав оборотни больше не боялись. Осинка передала Дрозду грамоту, подписанную государем Лада, которая не только освобождала от проверок серебром, но и позволяла иметь при себе оружие. Стражники подозрительно косились на парня, будто нарочно выставлявшего напоказ в расшнурованном вороте испачканный чем-то темным деревянный крылик на волосяном шнурке, но цепляться к подателю внушительной бумаги не смели.

Прибыв в Венцеград, Дрозд на следующий же день отправился во дворец. Стоило подойти к воротам, караульные заступили ему дорогу.

— Государь хочет видеть меня, — оборотень протянул одному из солдат грамоту.

Тот взял, расправил, прочитал, взглянул на посетителя.

— Нелюдь?

— Да.

— Отдай меч и подставляй шею.

— Зачем?

— Как зачем? Неужто тебя пустят к государю без ошейника? Чтоб ты перекинулся и попытался напасть?

Дрозд развернулся и пошел прочь. На кой он вообще сюда пришел? Бросил службу в Яре, пустил коту под хвост заманчивое будущее? Для того, чтобы красоваться при ладском дворе в серебряном ошейнике? Цепной пес государя… Да пропади пропадом Беркут с его предложениями достойной службы! Пожалуй, гораздо достойнее служить Ольхе. Под ее дланью нелюдям живется лучше, так пускай она и в Ладе наведет порядок, а он поможет по мере скромных сил, пусть уже не десятника, а обычного солдата. Зато без ошейника.

Неожиданно его рванули за плечо. Дрозд резко обернулся и рыкнул в лицо посмевшего прикоснуться. Это оказался один из караульных, который тут же отшатнулся от разъяренного нелюдя.

— Куда это ты отправился? Раз государь желает видеть тебя… — выдавил верный службе солдат.

— Желает видеть, пусть сам приходит! — огрызнулся Дрозд. — Я остановился в "Замшелой норе", это в нелюдском квартале, как ты можешь догадаться. А ошейник надевать я не намерен, так можешь Беркуту и передать!

— Ты как разговариваешь, тварь? — караульный обнажил меч.

— Я тоже при оружии, — Дрозд положил руку на рукоять, стараясь успокоиться. Только драки с дворцовой стражей ему не хватало. Победы тут не одержишь, а сгинуть так глупо вовсе не входит в его планы. Как и надевать ошейник. — Пусть кто-нибудь доложит обо мне государю, я подожду здесь. И передайте, что с оружием расстаться я готов, а щеголять в серебре — нет. Думаю, ясный государь поймет.

Солдат повернулся и пошел к воротам, бормоча ругательства. Ох и задал бы он наглому оборотню, кабы не служба. Караульный не имеет права ввязываться в драку на площади, если нет непосредственной угрозы воротам. А ее-таки нет. Не повезло сегодня с напарником. Если б стояли с Удодом, можно было б и вдвоем нелюдя отделать. А Снегирь больно правильный. И сам не поможет, и начальству донесет… Но зверюга-то каков! Откуда такой взялся? С мечом, и по замашкам чуть ли не на благородного тянет… Неужто и правда в Яре и Кветне тварей стали в войско брать? Что ж это деется на белом свете, куда все катится?..

Дрозд отошел к памятнику Орлану. Прапрадед Беркута, славный мудрым и бескровным правлением, позволил нелюдям селиться в бесплодных землях на северо-востоке Лада, тех самых, что теперь зовутся Землями Клыкастого. Высеченная из камня фигура государя с мечом на поясе и раскрытой книгой в руках стояла в центре Придворной площади. К высокому постаменту вели несколько ступеней. Оборотень уселся на верхнюю, привалившись спиной к камню. На душе было мерзко и думать ни о чем не хотелось. Не корить же себя в очередной раз за глупость и пустые надежды…

К его удивлению, ждать пришлось недолго. Из ворот вышел человек, обменялся парой слов с караульными, указавшими на Дрозда, и направился к нелюдю. Тот поднялся на ноги.

Подошедший определенно был благородного сословия. Окинул парня внимательным взглядом, задержавшись на лице.

— Как будто и впрямь похож, — пробормотал себе под нос. — Ты Кречет?

— Да. Примет не осталось, так что плечо заголять не буду, не обессудь.

— Одна осталась, — усмехнулся человек, беззастенчиво заглядывая оборотню в глаза. — И она вполне совпадает. Да еще норов отцовский, я смотрю, из тебя не выбили. — Дрозд дернул углом рта и ничего не сказал. — Я — Филин, советник государя. Пошли, он ждет. Меч отдай мне. И не вздумай что-нибудь выкинуть.

— Сплю и вижу, как бы пробраться во дворец, перекинуться и шороху там навести, — процедил оборотень, но сопровождающий не обратил на его ворчание ни малейшего внимания.

Караульные с бесстрастными лицами открыли перед ними ворота. Дрозд в бытность свою человеком не удостаивался чести посетить дворец, но оглядываться по сторонам не стал. Уж очень не хотелось ловить на себе насмешливые взгляды. Мол, попал нелюдь в кущи Крылатой. Да и не сильно отличался дворец от замка его отца, разве что размерами. Где-то, конечно, располагаются роскошные парадные покои для приемов и празднеств, но Филин вел сомнительного посетителя обычными, довольно путаными коридорами.

Государев советник молчал, оборотень тоже рта не раскрывал. Сначала нужно выслушать Беркута, а уж потом заводить знакомства с его людьми. Или не заводить… Наконец остановились перед двустворчатой дверью. Человек постучал, и, получив разрешение войти, скрылся в комнате, сделав Дрозду знак остаться в коридоре. Ожидание не продлилось и пары мгновений.

— Государь примет тебя прямо сейчас. Я останусь здесь, за дверью, так что будь осмотрителен… княжич, — последнее слово, казалось, далось Филину с трудом.

Дрозд привычно дернул углом рта, представляя, сколько подобного придется вынести, если он согласится на предложение Беркута. Но сейчас думать об этом рано. Нужно узнать, чего же хочет государь от нелюдя княжеского рода.

Оборотень вошел в комнату. Король стоял у стола и листал какую-то книгу, огромный фолиант, занимавший чуть ли не треть столешницы. Услышав звук закрывающейся двери, взглянул на вошедшего. Дрозд преклонил колено и опустил голову.

— Приветствую, ясный государь.

— Встань и подойди поближе.

Он подчинился. Беркут, как и Филин до этого, пристально оглядел оборотня, не забыв посмотреть в глаза.

— Похоже, ты и впрямь Кречет.

— Так и есть, ясный государь. Во всяком случае, это имя я получил при рождении. Позвольте спросить…

— Спрашивай.

— Что за примета позволяет вам быть уверенным, что я и есть сын Соколиного? Цвет глаз? А вдруг синие глаза иной раз появляются и у нелюдей? Рождаются же люди с розовыми глазами, как у кроликов.

— Последнее слово в определении твоей личности за князем. Я знаю от него, что у Кречета на радужке правого глаза имеется золотистое пятнышко. Как и у тебя.

— Побери Клыкастый, — сорвалось у Дрозда. — Глаза лишаться я б не стал… Я должен буду показаться князю, ясный государь?

— Конечно. Я уже послал к Соколиному гонца с просьбой прибыть в столицу. Думаю, дней через пять, самое большее, через седмицу, твой отец будет здесь.

— Столько бегал, чтобы не встречаться с ним, — покачал головой Дрозд. — А теперь придется предстать пред его очи… Для чего, ясный государь? Соколиный, конечно, поймет, кто я, но не признает меня за сына.

— Присаживайся, Кречет, — Беркут сел и кивнул на стоящий рядом стул. Дрозд повиновался. — Я поговорю с князем. Для этого и вызвал его в Венцеград. Хочу, чтобы вы встретились на моих глазах. — Король помолчал, глядя на все больше мрачнеющего оборотня. Парень хорошо знает отца и понимает, на какой прием может рассчитывать. — К сожалению, мой старый друг и верный подданный уже давно не в себе. Так и не оправился после гибели княгини… Увы, я ничем не смог ему помочь. Много лет назад я оставил все как есть, не мешая Соколиному творить месть, и, наверное, напрасно. Кровь тех несчастных, ни в чем не повинных нелюдей пятнает и мои руки… Но сейчас все грозит стать еще хуже. Раньше князь действовал на своих землях, теперь пытается влиять на порядки во всем Ладе. Положение оборотней ухудшается год от года. Если ты не прятался все это время по лесам, должен был почувствовать.

— Почувствовал, — кивнул Дрозд.

— Нелюдей не любят. И когда один из влиятельнейших дворян начинает борьбу с ними, остальные стремятся присоединиться, думая, что преследуют собственные выгоды, — вздохнул Беркут. — Сейчас от меня ждут указа о высылке всех оборотней и полукровок на Лихой и в Земли Клыкастого, территорию которых требуют сократить до узкой полоски вдоль Свинцового моря. Я могу потянуть с подписанием до начала осени, потом придется подчиниться во избежание смуты. Тебе, наверное, не трудно представить, какими методами будет проводиться это переселение?

— Нет, не трудно, — кивнул Дрозд, непроизвольно сжимая кулаки. Как назло, вспомнились все знакомые оборотни: Шорст с семейством, Фунт, ласковые кошечки… — Но вам-то что за дело до тварей Клыкастого, ясный государь? Неужели сочувствуете нам? И чем я могу помочь?

— Нелюди такие же мои подданные, как и люди, Кречет. Я избегал значительных перемен, боясь нарушить и без того хрупкое равновесие на землях Лада. И, похоже, вновь совершил ошибку. Равновесие оказалось кажущимся. Если оно когда-то и существовало, то давно уже превратилось в очередную ложь, прикрывающую несправедливость… Ты, конечно, можешь счесть, что я пытаюсь обмануть тебя, произнося громкие слова, но это не так. Я всего лишь стремлюсь исполнять по мере сил долг правителя.

— Я не…

— Не надо заверений. Я точно также могу решить, что ты хочешь выказать верноподданнические чувства, на самом деле не слишком искренние. Даже если мы поверим друг другу, трудностей останется немало. Ведь есть еще благородное сословие. Его убедить сложно, почти невозможно, зато нетрудно припугнуть. И я знаю, чем.

— Чем же? — как ни был раздражен Дрозд, государь сумел заинтересовать его.

— Я слышал, ты служил в ярском войске?

— Да, — кивнул оборотень. — Припугнете дворян угрозой войны с оборотнями?

— Верно. И даже не столько припугну, сколько предупрежу. Осина поведала тебе о планах Ольхи?

— Да. И я могу подтвердить, что воины из оборотней получаются сильные. Войско Лада много теряет, не допуская нелюдей в свои ряды.

— Я это понимаю, — сказал Беркут. — Поэтому и попросил ворожею найти Кречета и поговорить с ним, когда выяснилось, что ты жив.

— Предложите мне заняться вербовкой и подготовкой оборотней?..

— Не спеши, княжич. Выслушай до конца. Вербовка, подготовка и прочие воинские занятия — дело полезное. Но мне думается, ты способен на большее. Я бы хотел, чтоб со временем ты стал Соколиным князем. Твоего отца я сумею убедить. Если не поборю его знаменитое упрямство гласом разума, воспользуюсь властью государя. Соколиный всегда уважал дворянский кодекс…

— Заставите отца передать мне княжий венец прямо сейчас? — не выдержал Дрозд.

— Нет, я не хочу этого. Попытаюсь убедить его сделать тебя для начала правой рукой во всех вопросах, касаемых нелюдей. Скажи, ты смог бы договориться с Воинами Клыка?

— Пожалуй, смог бы, — ответил оборотень после некоторого раздумья. — Но лишь при условии, что они получат то, за что сражаются. Равные права с людьми, хотя бы на землях Северного княжества.

— И ты сумел бы править этими землями, оставаясь верным короне Лада?

— Да, ясный государь, — Дрозд взглянул в лицо Беркута. Встал и опустился на одно колено. Раздражение, злость, неуверенность куда-то исчезли. Осталось странное ощущение несущей его вперед мягкой воздушной волны, будто поднятой взмахом крыла. — Клянусь быть верным подданным и не злоумышлять ни против вас, государь мой Беркут, ни против ваших законных наследников до тех пор, пока корона не попытается изничтожить нелюдей на своих землях или насадить неугодные мне порядки в княжестве.

— Я принимаю твою клятву, Кречет, сын Соколиного. Встань, — промолвил государь. — Не тревожься об отце. Князю ничего не угрожает. Мне кажется, он рад будет сложить эту ношу, которую сам на себя взвалил. Ненависть слишком тяжела, чтобы носить ее в сердце до конца жизни. И тебя он признает. Может, не сразу, но признает. Я не говорил с тобой прежде, но вижу: ты достойный сын своего отца. И теперь у тебя есть возможность доказать это всем.

— Спасибо, государь, — Дрозд склонил голову. — Вот только…

— Что?

— Вы столь легко передаете Северное княжество в руки нелюдя, ясный государь? Позволяете создать дружину из оборотней? А вдруг, укрепившись в своих землях, я захочу установить новые порядки во всем Ладе? Что если я нарушу данную вам клятву? Кровь крепче слов, ясный государь, а у меня она теперь не людская.

— Я подумал об этом, Кречет, — усмехнулся Беркут. — Насчет крови ты совершенно прав. Но мы поговорим о залоге твоей верности чуть позже, когда я все улажу с Соколиным. Пока же достаточно клятвы. Я привык полагаться на свое чутье, оно меня никогда не подводило, и сейчас говорит: ты достоин доверия. И Осина рассказывала, что в тебе больше человеческого, чем нелюдского.

— Так и сказала, ясный государь? — последние слова Беркута уязвили Дрозда. Он достаточно много думал об этом и еще больше узнал на собственном опыте, чтобы понять несправедливость деления душевных качеств на людские и присущие оборотням. Если руководствоваться только этим, получится, что Соколиный князь — кровожадный зверь, а волк Лунь — самый человечный из людей.

— Нет, ворожея долго рассуждала про породу и какие-то сорняки, — улыбнулся король. — Я всего лишь обобщил сказанное. Ты же не станешь возражать, что теперь не человек?

— Нет, ясный государь, не стану. За прошедшие годы я смирился с этим и даже иной раз горжусь, что не одной крови с некоторыми созданиями, безболезненно держащими в руках сребрики. Но раз уж у нас зашел об этом разговор, хочу предупредить сразу: в ошейнике ходить не стану и проверок серебром не потерплю. И того же отношения потребую к моим нелюдям.

— Филин прав, норов Соколиного из тебя и впрямь не выбили, — усмехнулся Беркут. — Не горячись, я не собираюсь унижать ни тебя, ни твоих… нелюдей, когда ты ими обзаведешься. Мне нужен сильный Лад. Сильный и единый. Я не считаю оборотней исчадиями Клыкастого, хотя, признаюсь, как обычный человек, особой любви к ним не испытываю. Но так уж меня воспитали…

На том и расстались государь и оборотень, вполне довольные первой встречей. Дрозд получил от Беркута золотой медальон с королевским гербом. Любой из должностных чинов на землях Лада знал, что персона, предъявляющая такой знак, неприкосновенна.

* * *

Соколиный подчинился желанию государя с неохотой. Да, скорее всего, в Венцеграде его ждет встреча с сыном… Но он предпочел бы увидеться с Кречетом наедине, в замке на Грозовом утесе… Тогда и он, и мальчик чувствовали бы себя свободными в проявлении чувств. При Беркуте придется изображать хоть какую-то радость. А оборотню — еще и прятать страх. Орлик рассказал, как перепугался мальчишка, когда услышал, что придется предстать перед князем. Правда, наместник утверждал, что боялся он не за себя, но Соколиному хорошо известна подлая натура нелюдей. Дорожи Кречет спокойствием отца, давно бы уже свел счеты с жизнью. Вместо этого сын с завидным упорством цепляется за жалкое и позорное существование в шкуре презренной твари…

Князь зло дернул углом рта. Что там говорил тот старый волк, вися на дыбе? "Помилосердствуй, Соколиный. Дети не должны умирать прежде родителей. И уж тем более родители не должны убивать детей, ни своих, ни чужих." Старик отомстил ему сполна. Попытался раздавить великодушием. Но князю хорошо известно, что это был изощренный план. Кречет не протянул бы долго в плену. Какие б мысли не имел на его счет тот бешеный выродок, Коготь, его собственные волки рано или поздно не сдержались бы и прикончили мальчишку. Или он сам позаботился об уходе в мир иной, не вынеся пыток и унижений. Но нет, в дело вмешался добродетельный Лунь… В результате этот позор рода Соколиных разгуливает на свободе уже столько лет. Бродяжничает, ворует, плодит подобных себе мерзких тварей… И после таких подвигов не постыдился предстать перед Беркутом! Ведь понимает, наверное, что встречи с отцом теперь не избежать…

Надо взять себя в руки… Посмотреть на мальчика… Или наоборот, стараться не смотреть? Во всяком случае, в глаза. В Любавушкины глаза с золотистым пятнышком, капелькой меда, задорной веснушкой… Но в них-то заглянуть придется, иначе как можно быть уверенным, что это действительно Кречет, его соколенок, его младший, пошедший в отца дурным бешеным норовом… Что ж ты сказал ему, клятый Лунь, если мальчик до сих пор жив?..

Ворожеи так и не смогли ничего обещать. А он бы все отдал за возможность вернуть сыну человеческую природу. Ничего б не пожалел: ни земель, ни замка, ни даже титула. К чему это все, если некому оставить? Если род Соколиных князей вот-вот прервется…

Дурной это будет год. Начался он плохо, закончится еще хуже. Всю Долгую ночь в лесу у Грозового утеса выл волк. Не оборотень, нет. Их голоса князь давно научился отличать от звериных, ибо в них звучала какая-то жуткая осмысленность, заставляющая скручиваться в тугой узел внутренности, вызывающая дурноту и пробуждающая душную, болезненную ненависть.

Воины Клыка невероятно осмелели. Грабят селения и даже небольшие города. Мирных жителей, правда, обычно не убивают, забирают подчистую добро, иногда сжигают дома. Среди зимы лишиться всего — верная смерть. Кто успевает добраться до ближайшего города, получает вспомоществование. Князь выделяет средства из собственной казны, оскудевшей едва ли не вполовину. А дружинникам и страже нелюди не дают пощады. Рубят головы, вешают, рвут на куски, перекинувшись в зверей. Проклятое племя, твари Клыкастого…

Вот и сейчас, накануне отъезда в столицу, пришлось отправить дружину под началом воеводы Коршуна на запад княжества. Там сильный отряд волков разорил уже три селения. Нужно истребить или потрепать их, пока, обнаглев, оборотни не осадили Запрудный. Разграбят город, и казна лишится еще части доходов, не такой уж маленькой…

Коршун хотел сопроводить князя хотя бы до границ земель, но Соколиный отказался. С ним его верный отряд, а основные силы нелюдей, судя по всему, брошены на запад, так что до Надреченска он доберется, дальше спустится по реке. Водные пути пока свободны от нападений оборотней. Твари Клыкастого ходят по Ясенице лишь в качестве гребцов. Некоторых, говорят, для верности теперь приковывают к веслам.

К чему государь тянет с подписанием указа? Уже к осени могли бы очистить земли Лада от нечисти и дышать стало б легче. Но нет, Беркут, видно, все еще не расстался с юношескими представлениями о том, что люди и нелюди не так уж различаются, что те и другие — его подданные. А заполучив Кречета, начнет пытаться и ему, Соколиному, внушить свои заблуждения. Ну вот, вернулся к тому, с чего начал бесплодные, терзающие душу размышления. Значит, пора выбросить эту чушь из головы. Решение давно принято и пересмотру не подлежит.

До Надреченска оставался день пути. На ночлег князь остановился в небольшом селении с детским названием Лопушки. Жители его, к счастью, таковыми не являлись. Содержали собственную стражу и уже несколько лет, как обнесли деревню крепким бревенчатым тыном.

* * *

Разведка подоспела вовремя. И известия принесла такие, что аж руки тряслись в предвкушении, а зубы так и норовили вытянуться в клыки. Хват в очередной раз проверил свой клинок. Уже смеркается… Еще пара часов, и можно выступать. Все складывается на редкость удачно. Видно, Клыкастый напрочь забыл о своих детях и не сводит взгляда с Соколиного.

Шутка ли: Ужик сказал, Беркут нашел соколенка, тот, вроде бы, сейчас в столице. Зачем уродец понадобился ясному государю, не понятно. Зато доподлинно известно, что король послал счастливому отцу приглашение ко двору. Верный пес, конечно, не посмел ослушаться, а дружину с марша к Запрудному отзывать не стал. Отправился с небольшим отрядом, полагая, что основные силы нелюдей сейчас на западе. Так оно и было пару дней назад. Но оборотню, особливо подготовленному и обученному, такой бросок — легкая пробежка, тем паче по хоженым-перехоженым тропам. Перекинулись, одежду и оружие в узел на спину, провизию, лекарей, обоз оставили сзади, а сами понеслись по горам и лесам звериным скоком. И вот они уже под бревенчатым тыном жалкого селения Лопушки. Хорошее название. Сиплый и пошутить успел, мол, страшный Соколиный князь, хозяин замка на Грозовом утесе, сгинет в Лопушках. Еще лучше было б — в Нужниках, но никакое везение не может простираться столь далеко.

Дальнейшее напоминало простейшую учебную вылазку. Бойцов-оборотней было много: на охоту за Соколиным сорвались три самых крупных, хорошо организованных отряда, объединивших силы для осады Запрудного. Немногочисленные воины князя стали на ночь у тына. Маленькая деревенька не могла предоставить ночлег всем, вот и решили разбить лагерь. Нападения нелюдей не опасались. Сидя у костров, обсуждали, как там дела у дружины, удалось ли хоть немного ослабить обнаглевших тварей. Разведчики этих самых обнаглевших с трудом сдерживали смех, лежа в кустах и слушая треп людишек.

Стоило разговорам в лагере затихнуть, оборотни, большей частью в зверином обличье, подобрались поближе. Сначала по-тихому перерезали часовых, а потом и остальных. Волки чувствовали себя будто в стаде овец. Все сделали быстро и тихо, лишь несколько негромких стонов раздалось в ночи. Они не потревожили часовых за тыном. Мало ли, птица ночная кричит, али неприкаянная душа бродит. Разве могло кому-то прийти в голову, что с княжими воинами расправятся, словно с кроликами на лужке?

Покончив с отрядом, нелюди вновь приняли человеческий облик, оделись, вооружились и направились к тыну. Двое кошаков без труда и лишнего шума махнули через ограждение, перебили стражу и открыли ворота. Люди полагают, что к Воинам Клыка идут волки да медведи, и здорово заблуждаются. Дети Крылатой не делают различия между нелюдями, убивая и насилуя, поэтому желающие отомстить находятся и среди собак, и среди кошек.

Войдя в Лопушки, Воины Клыка почувствовали себя лисами в курятнике, Соколиным в мирной деревушке оборотней… Нет, последнее сравнение не совсем верно. Селян трогать не стали. Подперли двери кольями, и все. Если кто и проснется, живо сообразит, что к чему, и в окна не полезет. Ну а полезет… Его и встретят, и приветят.

Ясный князь, как и положено, заночевал не где-нибудь, а в доме старосты. Обротни окружили избу, один из вожаков, медведь Колун, поднялся на крыльцо и застучал в дверь.

— Просыпайся, князь! К тебе гости! — заслышав внутри шевеление, спустился к своим.

Соколиный вышел на крыльцо не один, с мальчишкой-оруженосцем и двумя взрослыми воинами. Против трех сотен оборотней. И смотрел, будто к нему пришли повинные селяне, оброк не додавшие.

Трое вожаков переглянулись. Смелости князю не занимать. На спутниках-то его лица нет… Нелюди постарались произвести впечатление, захватили с собой факелы и сейчас зажгли. Чтоб подслеповатые людишки видели, сколько желающих пришло по их души.

— Сдавайся, князь, — выступил вперед Хват.

— Подойдите и возьмите, твари.

И они подошли. Взрослых воинов зарубили сразу. Мальчишку Хват оглушил и вытолкнул из сечи. Уж очень потешно щенок пытался защитить своего князя. Нет, на самом деле не было в этом ничего потешного. Напротив, отчаянная храбрость юнца вызывала уважение. Пусть пока живет, может, еще на что сгодится.

А Соколиный рубился, словно бешеный. Крыльцо стало скользким от крови. И в дом не уходил, хотя мог бы. Они, конечно, достали б его оттуда. Может, подожгли бы и выкурили, как барсука из норы. Но князь не стал отступать, положил немало нелюдей. Колун разрубил ему руку, да только Соколиный и раненый продолжал сражаться. Подвел его меч: переломился у самой рукояти. Вот тут князя и скрутили.

— Как казним душегуба? — первым делом спросил Сиплый, когда битва закончилась, и они подсчитали потери.

Девять мертвых оборотней, до раненых никому дела не было, ведь они, считай, сразу вернулись в строй.

— Сожжем или живьем сварим? — продолжал волк.

— Погоди, куда торопишься? — огрызнулся Хват, связывая оруженосца Соколиного, который начал подавать признаки жизни.

— А чего тянуть? — поддержал волка Колун. — Говорили же, князь подохнет в Нужниках, тьфу, в Лопушках этих.

— Вы не расслышали, что Ужик сказал? — Хват, закончив вязать мальчишку, выпрямился и повернулся к вожакам. — Младший княжич нашелся. Хотите, чтоб на место старого пса пришел молодой?

— Дык, соколенок теперь, вроде, один из нас? — засомневался медведь.

— Я б на его месте нелюдей стал еще сильней ненавидеть после того, что с ним сделали, — сказал Хват. — Давайте-ка так поступим. Заберем князя и уйдем в укрывище. Там пленника можно долго держать, хоть до следующей весны. А сами отправим к Беркуту посланца. Вот этого сосунка, — осторожно ткнул ногой беднягу-оруженосца, который уже полностью пришел в себя и дергался в путах, проверяя на прочность. — Пущай княжич к нам пожалует, ежели хочет отца живым видеть. Вот мы на него и посмотрим, да расспросим, как он мыслит княжить…

— Ты еще говорить с ним собираешься?! — едва ли не взвыл Сиплый, иной раз напоминавший Хвату погибшего Когтя.

— Почему бы и нет? Что мы теряем? Не понравится он нам — прикончим вместе с Соколиным. А вдруг парень согласится на наши условия? Он ведь теперь тоже нелюдь. Может, за эти годы людской спеси у него поубавилось?

— Он — сын душегуба… — начал было Сиплый.

— Погодь, волк, — перебил Колун. — Хват дело говорит. Мы ничего не теряем. Душегуб у нас в руках.

— Беркут пришлет сюда войско, вот тогда мы попляшем!

— С каких это пор ты стал трусить, Сиплый? — усмехнулся Хват. — Неужто можешь представить себе врага страшнее Соколиного? А ведь даже он с нами за столько лет не справился. Если мы убьем князя, Беркут точно пришлет войско. До тех пор у нас остается надежда на переговоры.

— Лады, уговорил, — сдался Сиплый. — Моим воинам все сам объясняй, мудрец. Говорил я, дружба с потаенным ничем хорошим не кончится… Еще добро бы из волков был ведающий, а так медоед какой-то…

— Что ты там бормочешь насчет медоедов? — насторожился Колун.

— Эй, мне Соколиного отпустить? — рассердился Хват. — Стоило одолеть общего врага, и вы готовы друг другу в глотки вцепиться? Вояки…

Волк и медведь зло зыркнули друг на друга, но промолчали.

* * *

— Господин Кречет! Вас требует государь!

Дрозд опустил меч и увернулся от очередного выпада противника.

— Бой окончен. Я должен идти.

Солдат с неохотой опустил меч. Да, с оборотнем сражаться интересно: можно как следует кровь пустить, а сам остаешься в относительной безопасности. Нелюдь не станет наносить тяжелых ран, царапины же привычны по поединкам с людьми.

— Ясные лорды.

Пес слегка поклонился кучке зрителей-дворян, оказавшихся в столице и принявших приглашение Беркута посмотреть на воина-оборотня. Все, конечно, уже знают, кто он такой. Да и наплевать. Как говорит Вьюн, пусть боятся!

Они, пожалуй, действительно боятся. Он в Венцеграде всего-то седмицу, а слухи уже разлетелись. Поглядеть на воинское искусство нелюдя пришли не только столичные жители, но и хозяева близлежащих земель. И рожи у всех были весьма кислые. Если даже их не пугает возможность мятежа оборотней под предводительством, естественно, Кречета, они всерьез боятся, что с его вольной или невольной помощью нелюди вольются в ряды благородного сословия. Позор, оскорбление святынь, колебание устоев… Во что он ввязался? И, кстати, зачем его так срочно хочет видеть Беркут?

Слуга торопит, переодеться не дал… Ну и ладно, пес привык и к более драной одежде, а государь сам виноват. Пускай теперь любуется кровавыми пятнами и прорехами. Солдат не сдерживал желания ранить оборотня, а тот не всякий раз уворачивался. Иначе как покажешь благородной публике, что воин-нелюдь не выходит из строя от первой же царапины? Конечно, сколько-то крови он потерял, но прийти в норму нетрудно. Нужно всего лишь поесть сырого свежего мяса в зверином обличье. Придется Вьюну снова топать на рынок за олениной…

Дрозд, очнувшись от своих мыслей, удивленно огляделся. Слуга привел его не к королевской приемной, а к одному из входов во дворец, небольшой дверке, которой обычно пользовались слуги. Сейчас она была распахнута настежь, на полу, едва ли не на пороге, лежал избитый мальчишка в драной грязной одежде, его осматривал, судя по всему, лекарь. Беркут стоял чуть поодаль, к нему оборотень и направился.

— Знаешь его, Кречет? — государь кивнул на паренька.

Дрозд подошел, наклонился к лежащему и взглянул в лицо.

— Это кто-то из челяди Соколиного, ясный государь? — синий и серый цвета пыльной, заляпанной кровью одежды были знакомы с детства.

— Если ему верить, оруженосец князя, Листвень. Он, конечно, очень молод, но, может, ты помнишь кого-то с таким именем?

— Листвень?.. Да, так звали сына княжеского виночерпия. И волосы у него были светлые, в мать-ярчанку, — оборотень прикоснулся к пшеничной пряди, испачканной засохшей кровью. — Я его в последний раз видел десятилетним мальчишкой. Он мечтал стать воином, служить Соколиному своим мечом… Что с ним случилось, ясный государь? — Дрозд быстро выпрямился. — И что с князем?

— Он говорит… — начал Беркут, но в этот момент паренек очнулся, резко сел и забормотал:

— Их было целое море… Факелы, горящие глаза… Клест, Змей… их сразу зарубили… И я не смог защитить господина…

Дрозд тут же присел рядом с мальчиком.

— Ты Листвень? Назови своего отца.

— Д-да, так меня зовут. Мой отец — Лист, виночерпий Соколиного, — паренек едва ли не со страхом уставился на незнакомца в испачканной кровью одежде.

— Что с князем?

— Он в плену у нелюдей. В укрывище… Они сказали, их там не найти, хоть год можно прятаться…

— В плену? Они его не убили?

— Нет, хотят, чтобы младший княжич пришел за отцом. Но его же нет в живых… Они потянут время, и убьют князя… Я должен…

— Ты должен поправиться, — Дрозд положил руку на плечо Лиственя. — Соколиный — моя забота.

— А ты кто? — мальчишка вглядывался в лицо оборотня, не узнавая.

— Я — Кречет. Помнишь?

— Нет! — выдохнул паренек и отшатнулся, заоглядывался в панике. — Тебя давно убили, вон, и одежда в крови. Я умер?

— Нет, не умер. Еле жив, — невольно усмехнулся Дрозд. — Где они на вас напали?

— У Лопушков…

— Куда велели мне прийти?

— Сказали, будут ждать Кречета через две седмицы в ущельи, которое он должен хорошо помнить, — пробормотал мальчишка.

Узнав, все что нужно, Дрозд не церемонился ни с Беркутом, ни тем более с Вьюном и Винкой. Пес хотел отправиться немедленно, один. Воинов Клыка найдет по запаху. Если след потеряется, он почти уверен, что знает, где находится это самое укрывище. Во всяком случае, до установленного нелюдями срока у него достаточно времени на поиски. Дрозд прекрасно понимал, каково князю в плену, да и от оборотней нельзя было ждать хорошего отношения к давнему врагу. Так что, чем скорее он найдет отца, тем вероятнее застанет его не при смерти.

Винка, только глянув на пса, сразу поняла, что ей лучше рта не раскрывать. Рыжий пытался трепыхаться.

— Ты не воин, Вьюн, и будешь только обузой, — сказал Дрозд как отрубил. — А я должен спасти отца. Может, тогда он меня простит…

Кошак и девушка переглянулись и оставили пса в покое. Говорить с ним, пытаться убедить в чем-то, бесполезно. К счастью, они остаются вдвоем, и сами не пропадут, и за другом, который сейчас явно не в себе, присмотрят.

От Беркута Дрозду отделаться не удалось. Король настоял, чтобы оборотень подождал хотя бы день. За это время был собран небольшой отряд, которым командовал Ворон, один из окольничих. Государь доверял опытному воину, и лично поручил приглядывать за княжичем.

Рано утром, на второй день после получения известия о пленении Соклиного, из западных ворот Венцеграда вышел мальчишка, на одном плече которого висела котомка, на другом сидел рыжий котяра. Отойдя подальше от городской стены, юный путник бесцеремонно сбросил кота на землю.

— Ну и разъелся же ты, Вьюн! Теперь иди сам.

Зверь недовольно мявкнул, задрал толстый хвост, и побежал за хозяином.

Парочка шла быстро и вскоре поравнялась с еще одним путешественником, бредущим, пошатываясь, по обочине. Он тоже был весьма молод, но, в отличие от хозяина кота, имел на поясе меч, а на лбу — здоровенную шишку. Короче, выглядел в собственных глазах бывалым воином, не преминувшим презрительно сплюнуть, когда по-селянски одетый пацаненок, такой зеленый, что смахивал больше на девчонку, обогнал его. Плевок чуть не попал в рыжего кота, бежавшего за мальчишкой. Зверюга зашипел и припустил вперед. Оборованец тут же оглянулся.

— Что ты сделал котику? — вопросил довольно-таки писклявым голосом, возмущенно сверкая серыми глазищами, тоже совершенно девчачьими.

— Пока ничего. Будет под ногами путаться, получит крепкого пинка.

Мальчишка отвернулся, предварительно задержав взгляд на переливавшейся чуть ли не всеми цветами радуги шишке. И опять напомнил девчонку промелькнувшим на лице жалостливым выражением.

Пацаненок и кот, идущие впереди, здорово раздражали паренька с мечом. Особенную злость почему-то вызывала дурацкая бесформенная шапка мальчишки, несмотря на теплую весеннюю погоду натянутая по самые уши. Парень из последних сил попытался обогнать путников, но в самый ответственный момент в голове вдруг стрельнуло болью, в глазах потемнело, ноги перестали слушаться, и молодой воин позорно рухнул на дорогу.

Винка начала беспокоиться из-за пыхтящего позади избитого юнца. Еле идет, а отставать не желает. Кто знает, что у него на уме?.. В этот момент сзади раздался странный звук, девушка обернулась и увидела, что парень неподвижно лежит лицом в пыли. Она тут же подбежала к нему, не обращая внимания на протестующие вопли Вьюна. Перевернула на спину и убедилась, что паренек дышит.

— Нельзя его так бросать… — девушка взглянула на кота, тот совершенно по-человечески закатил глаза. — Это нам даже на руку, Вьюша. Нужно только быстро оттащить его в кусты, чтобы Дроздок нас не заметил, когда будет мимо проезжать. А потом я выбегу на дорогу, остановлю повозку лекаря, и попрошу помочь моему брату…

Последние слова она договаривала, стаскивая парня с обочины в заросли ивняка, уже успевшие одеться молодой листвой. Кошак зло мявкнул.

— Думаешь, может очнуться раньше? Я его тогда попрошу мне подыграть. Он еле шел, наверняка с радостью прокатится в повозке.

Вьюн фыркнул и, выражая глубину своего возмущения доступными зверю средствами, вознамерился пустить струю на сапоги лежащего.

— Вот бессовестный! — шуганула его Винка. — Иди лучше отряд карауль. Только не высовывайся, не то Дроздок увидит тебя, рыжего обормота. А так, если и учует кота, не будет знать, что это ты.

Кошак удалился, всем своим видом выражая недовольство и презрение. Первое адресовалось Винке, второе — незадачливому путнику.

Прошло не так уж много времени, и юноша открыл глаза. Девушка молча наблюдала, как он садится, осторожно потирая лоб.

— Как я здесь оказался?.. — с удивлением уставился на окружающие его густые заросли, потом заметил Винку и сморщился. — Ты меня сюда затащил?

— Нужно было оставить на дороге?

— Да! Меня бы подобрал отряд, идущий в Северное княжество!

— Откуда ты знаешь про отряд?

— Я — оруженосец Соколиного, — парень в запальчивости не обратил внимания, что мальчишка-селянин, судя по всему, тоже в курсе перемещения некоторых военных частей Лада.

— Оруженосец Соколиного?

Глаза собеседника распахнулись еще шире. Тьфу, до чего смазливая мордашка… Будь это девчонка, да чувствуй он себя получше, пожалуй, попытался б ее пощупать. Не, с головой точно плохо. На парня заглядываться стал… Листвень снова осторожно потер лоб, стараясь не задеть шишку.

— Да, он самый. Князь попал в плен к нелюдям, я должен ему помочь.

— Отряд еще не проходил, — мальчик проявил удивительное равнодушие к судьбе Соколиного. — Я сам хочу к ихнему лекарю в повозку попроситься. Мне нужно на север, к сестрице…

— А откуда ты знаешь про отряд?

— Услыхал разговор в кабаке в Венцеграде… Давай скажем, что мы братья. Ты прикинься, что идти не можешь…

— Братья? — Листвень не сдержал смех. — Мой отец — княжий виночерпий, а ты — деревенщина.

— Ну, молочные братья… Чего ты такой злой? Котику что-то сделал или собирался. Хотя, раз ты Соколиному служишь…

— Да, служу Соколиному и горжусь этим! А котик твой где? Это не оборотень, часом? А сам ты?..

— Я не оборотень. Вот, смотри, — мальчишка вытянул из-за ворота крылик, явно серебряный. — А котик, он обычный котик. Наверное, поохотиться пошел.

К счастью, Вьюн вовремя услышал последние слова Винки и помедлил в кустах, чтоб не появляться при одном упоминании его скромной особы. Долго задерживаться было нельзя: отряд уже показался на дороге и вот-вот подъедет. Кошак выпрыгнул из зарослей, подошел к сидящей на земле девушке и мяукнул.

— Дай-ка я выгляну на дорогу, — сказала она оруженосцу. — А то пропустим отряд… — пошла к обочине, осторожно отводя ветки.

Листвень не стал возражать. Попытка подняться на ноги не увенчалась успехом, а значит, придется принять предложение пацана и изображать его молочного брата. Хорошо хоть бродяжка не нелюдь…

Винка вернулась быстро, прижала палец к губам.

— Отряд уже совсем рядом. Сам идти сможешь? — чуть слышно прошептала она.

— Если поможешь встать на ноги, попробую. — Девушка кивнула. — И вот еще что. Не проболтайся, что я служу князю. Есть там один, не хотел меня из-за этого брать. Ты, говорит, ранен, вот и лечись. А я уже здоров. Почти… — засопел, наваливаясь на подставленное плечо, оказавшееся узким, почти детским. — Когда до места доберемся, я уже точно смогу сражаться.

Винка, пошатываясь под весом навалившегося парня, только диву давалась. Интересно, все мужчины такие упрямые или только благородные? А может, только те, кто так или иначе связан с Соколиным?.. При мысли о возможной встрече со страшным князем желудок неприятно сжался.

Не успели они сделать нескольких шагов, как из кустов вынырнул Вьюн и резко дернул головой. Мол, поторапливайтесь. К счастью, движение вышло очень похожим на то, что совершают кошки, когда у них чешется ухо, и оруженосец не обратил внимания на странности зверя.

Винка спешила изо всех сил, но паренек еле двигался, загребая ногами прошлогоднюю листву и опавшие ивовые пуховки. К тому же он оказался слишком тяжелым несмотря на юный возраст. На дорогу вышли, когда замыкавшая отряд повозка уже проехала.

На их счастье, помощница лекаря собралась затянуть развязавшийся задний полог и высунулась наружу, ловя хлопающее на ветру полотнище. Двое еле стоящих на ногах мальчишек на обочине не ускользнули от ее внимательных глаз. Повозка остановилась.

Винка из последних сил потащила парня вперед, молясь Крылатой, чтобы воины не стали любопытствовать, почему задерживается лекарь.

— Что случилось? — спросила подбежавшая женщина. — На разбойников нарвались?

— Нет, тетенька, — Винка старалась, чтобы голос звучал пониже, но получалось плохо. — Братец в кабаке с пьяными повздорил.

— Нам в Северное княжество нужно. Не подвезете, люди добрые? — с трудом выдавил Листвень, превозмогая накатившую дурноту.

— Подвезем, — женщина подхватила его под другую руку. — Вот так. Ты-то идти можешь? — взглянула на Винку.

— Да, со мной все в порядке, — та выпрямилась и перевела дух, ища глазами Вьюна. Кошак с отсутствующим видом сидел у ее ног.

Так и оказались Винка, Листвень и рыжий в повозке. Лекарь, которого звали Чилимом, не слишком обрадовался, но устроил мальчишек с удобством и даже осмотрел оруженосца. Смазал шишку, дал какого-то настоя и велел лежать и поменьше болтать. Паренек не возражал, и объясняться пришлось Винке.

Она наплела путаную историю про молочных братьев, собственное желание увидеть столицу и попытку Листа (так он назвался лекарю, а то она и имени его не знала) поступить в войско, провалившуюся из-за глупой драки в кабаке. Оруженосец зло сопел, но не перебивал. Видно, понимал, что сейчас ничего путного сам придумать не сможет.

— Рута, — обратился Чилим к помощнице, — не болтай об этих двоих ни с солдатами, ни с Вороном. Пусть мальчишки едут с нами, пока раненых нет. Только вот что, — повернулся к Винке, — как тебя там?..

— Венок.

— Венок, м-да, — лекарь окинул девушку задумчивым взглядом, задержавшись на глубоко натянутой шапке. — Если твой кот будет пакостить или гадить, я его выкину.

— Нет, он не будет, — Винка прижала рыжего к себе, тот, сощурившись, презрительно глянул на Чилима.

Отряд был в пути уже два дня. На ночь стали лагерем около небольшого селения. Винка пошла купить молока и свежего хлеба, Вьюн остался в повозке. Встречаться с деревенскими псами ему не хотелось.

Кошаку за день здорово надоела неподвижность, и он решил размять лапы. Побродил около повозки, попробовал для отвода глаз людишек поймать воробья, но промахнулся. Не огорчился, ведь есть пичугу желания не имелось.

На беду, маневры кошака привлекли внимание нескольких солдат, отошедших зачем-то от общего костра.

— Гляньте, ребята, какой котяра! Откуда он здесь? Из селения, что ль, прибег?

Вьюн, несколько отвыкший в Яре от недоброжелательного отношения, помедлил, но в последний момент счел за лучшее шмыгнуть под повозку. Чилима и Руты не было, они, как и Винка, ушли в селение за провизией. Листвень затаился, боясь быть обнаруженным. Да и в любом случае он не стал бы вступаться за кота, это рыжий понимал. Кошак надеялся, что дюжие вояки пойдут своей дорогой, стоит ему скрыться из виду, но ошибся. Четверо мужчин окружили повозку и стали выгонять из-под нее рыжего, кто мечом в ножнах, кто подобранной палкой. Вьюн, еле уворачиваясь от тычков, шипел и дико завывал.

Эту картину и застала Винка, вернувшись из селения.

— Дяденьки, оставьте котика! — тут же пришла она на помощь рыжему.

— Это что за цыплячий писк? — один из солдат обернулся к девушке.

Вьюн решил воспользоваться ситуацией и выскочил из-под повозки, надеясь укрыться внутри. На оруженосца Соколиного ему наплевать, да и Ромашечка, если пожелает, их обоих отстоит, не даст мужикам совать нос, куда не следует. План был неплох, но солдат, заговоривший с Винкой, оказался чересчур проворным. Он стремительно нагнулся, и вот уже Вьюн извивается в воздухе, размахивая передними лапами с выпущенными когтями, и орет дурным голосом.

Остальные тут же подтянулись к удачливому охотнику.

— Твой зверюга, а, пацан? — спросил один.

— Да, мой. Отпустите его, пожалуйста, дяденьки…

Винке было жаль рыжего, а еще она очень боялась, что Дрозд услышит вопли кошака и ржание солдат, придет на шум и обнаружит их с Вьюном… О том, что будет дальше, думать не хотелось.

— Отпустить? — гоготнул мужчина. — А что дашь за котейку?

— Ну… сребрик у меня есть… — пролепетала девушка и полезла было в карман.

— Сребрик нам не больно нужен, государь платит неплохо. Ну-ка, сними шапку.

— З-зачем?.. — Винка непроизвольно натянула ее еще сильнее.

Вьюн бешено извивался в тщетных попытках вырваться, девушка совсем отчаялась. Неожиданно рядом с веселящимися солдатами возникла рослая фигура.

— Отдай кота парнишке.

Служивый повернулся к говорившему и смерил его взглядом. Дрозд ничуть не смутился и столь же оценивающе оглядел четверку. Переставший дергаться кошак безвольно обвис в руке, прижав уши и пропустив хвост меж задних лап. Бледная, будто свежевыпавший снег, Винка мечтала провалиться сквозь землю.

— Котяра тоже нелюдь? — ухмыльнулся один из солдат. — Твой дружок?

— Угадал, — Дрозд и глазом не моргнул. — Отдашь миром или подраться невтерпеж?

Воин разжал руку, Вьюн плюхнулся на землю и тут же улепетнул в повозку. Четверка пару мгновений буравила оборотня недобрыми взглядами, тот стоял молча. Воякам оставалось только уйти. Командир распорядился нелюдя не задирать: приказ государя. А если парень к тому же сын Соколиного, как болтали в столице…

Подождав, пока солдаты отойдут подальше, Дрозд повернулся к девушке.

— К чему вы за мной увязались? — пес поманил Винку за повозку, чтобы не разговаривать на виду у лагеря. — Это Вьюн тебя сгоношил?

Кошак тут же высунулся из-за полога, мявкнул и недовольно сощурился. Мол, кто кого сгоношил? Винка виновато молчала. Язык будто налился свинцом и совершенно не желал шевелиться. Дрозд поглядел на них с укором, вздохнул, потом неожиданно улыбнулся.

— Знали б вы, до чего я рад вас видеть! Чуть не взвыл с тоски за эти два дня… Солдаты косятся, никто словом не перемолвится. Только Ворон этот цедит сквозь губу, и то по необходимости…

— Я тоже истосковалась, Дроздок… — Винка прижалась к парню, заглядывая ему в лицо.

— Виночка, давай без нежностей. Не то меня еще в мужелюбстве обвинят ко всем прочим нелюдским порокам, — засмеялся он. — Хотя, по-моему, все сразу смекают, что ты девушка.

— Девушка?! — раздалось из повозки.

Дрозд глянул на Винку, заметил вернувшееся смущение, отодвинул полог и чуть не столкнулся лбом с Лиственем.

— И ты здесь! Когда успели сговориться?

— Мы не сговаривались, — буркнул оруженосец. — Случайно встретились по дороге. А это и правда девчонка? — уставился на Винку.

— Для тебя она все равно что мальчишка. Так на нее и смотри, понял? — нахмурился Дрозд.

— А кот — оборотень? — не отставал Листвень.

— Да. И лучше тебе не встречаться с ним в человеческом обличье.

— Почему? Я его не обижал…

— Потому что он болтун и похабник. И не замедлит высказаться насчет твоей неспособности отличить девчонку от парня.

Рыжий глянул на мальчишку и совершенно по-человечески кивнул. Листвень вытаращил глаза.

— Ну вот что, заговорщики, — Дрозд снова стал серьезным. — Чтоб я вас и близко не чуял, когда войдем в земли Соколиного. Останетесь в этих Лопушках дожидаться моего возвращения. Как бы ни сложилось с князем, Беркут приказал мне после прибыть в столицу. Вы поедете со мной в Венцеград.

Винка не стала спорить. Это бессмысленно, к тому же у них с Вьюшей имеются свои головы на плечах. Но Листвень не мог успокоиться.

— Я оруженосец князя и должен быть с господином.

— Будешь, когда твой господин вернется в замок на Грозовом утесе. Сейчас ничем помочь не сможешь, а твоя смерть никому не нужна, ни матери с отцом, ни князю. Ни уж тем более мне.

— Да кто ты такой, чтоб мне указывать? Я не подчиняюсь нелюдям!

— Мальчик, хочется тебе или нет, но я — Кречет, сын Соколиного. И сейчас ты обязан подчиняться мне, хоть я и не человек.

— Я не тебе присягал, да и не верю, что ты княжич!

— Дело твое, можешь не верить. Но если ты не станешь слушаться, я пойду к Ворону, расскажу про тебя и попрошу отправить с сопровождением в столицу. Потому что глупый, не умеющий держать себя в руках мальчишка может помешать освобождению князя. Думаю, командир ко мне прислушается. Его тоже воротит от оборотней, но он получил приказ вызволить Соколиного.

Листвень опустил голову, посидел какое-то время, размышляя.

— Я однажды слышал случайно, как господин говорил о младшем сыне, — взглянул на Дрозда. — О том, что его, оказывается, не убили, а превратили в нелюдя. Может, ты и впрямь Кречет?

— Не стану тебя убеждать. Спросишь у князя сам, когда он на меня взглянет. Я запрещаю тебе идти с отрядом вовсе не из желания унизить. Ты не выстоишь против Воинов Клыка, сам ведь понимаешь. А оставшись, сможешь мне кое-в-чем помочь.

— В чем? — мальчишка, все больше хмурившийся, слушая Дрозда, от последних слов несколько оживился.

— Охраняй Виночку, — пес кивнул на девушку. — Она — моя невеста, и, если князь меня признает, то поблагодарит, пожалуй, за такую службу.

— Она оборотень? — Листвень с подозрением взглянул на девушку. Ежели той удалось одурачить его, прикинувшись мальчишкой, то, может, и с крыликом она какой-то фокус проделала.

— Нет, она — человек, — улыбнулся Дрозд. — Цветик мой ясный, не доставляй пареньку хлопот, ладно? — подмигнул милой.

— Дроздок, ну зачем?.. Я ведь не одна, с Вьюшей… — попыталась отговориться Винка. Забота незнакомого парня была совершенно не нужна, к тому же могла стать помехой в их с кошаком дальнейших планах.

— Мне так будет спокойнее, — сказал пес. — Не фырчи, прохвост, — неловко потрепал возмутившегося Вьюна. — Лучше присматривай за Виночкой как следует. Если с ней что-нибудь случится, вам обоим не поздоровится, — зыркнул на мальчишку и кота. Те невольно бросили друг на друга обеспокоенные взгляды и тут же уставились в разные стороны.

Дрозд не стал задерживаться у повозки лекаря. Ему не хотелось привлекать внимание к Винке, тем паче в связи со своей нелюдской особой. Обнял девушку на прощание, прошептал ей на ухо какую-то ободряющую чушь и быстро ушел к общему костру.

Листвень хотел было пристать к Винке с вопросами, но появление Чилима и Руты спасло бедняжку от необходимости удовлетворять любопытство юного оруженосца. Вот если б Вьюша мог принять человеческий облик, никакие расспросы ей были бы не страшны.

На следующий день отряд достиг Лопушков. Лагерь разбили с восточной стороны селения, ибо с западной теперь возвышался курган, под которым покоились убитые нелюдями воины Соколиного.

Вьюн и Винка весь день спали в повозке, намереваясь ночью следить за Дроздом. Оба понимали: пес непременно попытается взять след Воинов Клыка и нагрянуть в укрывище без предупреждения. Лишним подтверждением этому стал подслушанный кошаком разговор с Вороном. Дрозд подробно объяснил командиру, как добраться до ущелья, где много лет назад погиб старший сын Соколиного, а младший попал в плен.

Полностью оправившийся Листвень неустанно следил за Винкой. Княжич оборотень или нет, но попадать ему под горячую руку, если с хорошенькой девчонкой что-то случится, не хочется. А у той явно что-то на уме. Она уже несколько раз тискала кошака и при этом будто шептала тому что-то на ухо. Всеблагая матерь, ну что за мерзость! Интересно бы взглянуть, в какого мужика обращается этот рыжий наглец. Она-то видела. И вот так спокойно берет его, гладит везде, почесывает, целует… А он хоть и кот, на самом деле голый мужик. Тьфу, экая пакость! Не зря его господин борется с нелюдями. Вот уж действительно, твари Клыкастого…

Стемнело. Винка как ни в чем не бывало улеглась спать, но Листвень видел, что кот осторожно выскользнул из повозки. Оруженосец лежал, не двигаясь, стараясь дышать ровно и прилагая героические усилия, дабы не заснуть.

Вскоре лагерь затих. Паренек незаметно для себя начал проваливаться в сон. В реальность его вернуло ощущение происходящего рядом движения. Он насторожился, и не напрасно. Девчонка медленно выбиралась из повозки, таща с собой котомку. Остатки сна разлетелись подобно спугнутым птицам, но Листвень продолжал лежать неподвижно, ровно дыша. Сердце колотилось где-то в горле, в животе стало холодно и пусто. Как же он проследит за беглянкой? Огня зажигать нельзя, а в темноте, подобно нелюдям, он не видит… Но, какие бы сомнения не мучили оруженосца, он отогнал их прочь и выбрался наружу почти сразу за Винкой.

На его счастье ночь была лунная. Темная тень мелькнула у тына. Парень крался за ней, стараясь держаться у самого ограждения, едва не касаясь бревен плечом. Винка, а следом и Листвень незаметно для воинов миновали последний костер лагеря, и вскоре паренек увидел залитый бледным светом курган и темный силуэт крупного зверя, пса или волка, на его вершине. Девушка замерла у городьбы, видно, тоже наблюдая за тварью. Хорошо бы узнать, где проклятый кот-оборотень…

Зверь постоял недолго и исчез по ту сторону холма. От стены тут же отделились две человеческие тени. Понятно, кошак перекинулся. Листвень чуть помедлил и двинулся следом. Обогнув братскую могилу, он вновь увидел две фигуры, быстро удаляющиеся по дороге на северо-запад. Волка или пса видно не было, но кошак наверняка его чуял. Что ж, нужно постараться не упускать парочку из виду, в то же время не выдавая своего присутствия. Они заняты тем же: следят за оборотнем, стараясь не обнаружить себя. (Листвень не сомневался, что зверь, которого он видел на кургане, и есть нелюдь из отряда. Называть его Кречетом даже про себя не хотелось.) Значит, есть надежда, что оруженосцу удастся остаться незамеченным.

Они долго шли по дороге. В лес свернули, когда начал заниматься рассвет.