Въезжаем в ворота школы, школа в помещении бывшей миссии.

На другой день с утра экскурсия с местным алтаеведом Бобраком. Бывший священник влюблен в Алтай. Рассказывал легенды. Одна насчет грамоты: «Грамоты на Алтае нет, ее съела корова».

Вез один алтаец толстую книгу «Грамота» учить детей. Переплавляясь через реку, выронил ее. Выловив из воды, разложил сушить на крыше, а корова пришла и съела ее. С тех пор на Алтае грамоты нет.

Дождь. После обеда ходил с доктором к слиянию Немала и Катуни. Катунь молочная, Немал зеленый, как бутылочное стекло. К Чемалу со всех сторон вплотную спускаются небольшие горы. Я задался честолюбивыми замыслами покорить одну из этих вершин.

На другой день пребывания в Чемале вскоре после полудня я начал задуманное восхождение. Узенькая, чуть заметная тропинка, усеянная обломками камней, круто поднималась по совершенно безлесному склону горы. Поднявшись на несколько десятков метров, она вдруг стремительно спускается в лощину, густо заросшую травой, зачеркивая начисто то, что было не без труда мною достигнуто. Картина эта повторялась множество раз, и я начал порядком уставать. Не знаю, сколько так прошло времени, но только тени стали длиннее, июльское солнце по-вечернему пекло немилосердно. Наконец я наметил в качестве конечной цели одну из вершин, наиболее, как мне казалось, доступную. Преодолев глубокий овраг, заросший травой, в которой я утопал по грудь, где самые наши обыкновенные лопухи и укроп достигали чудовищных размеров, я наконец взобрался на вершину. Она наверху совершенно не выглядела вершиной.

Моему взору со всех сторон открывалось до горизонта море вздыбленной земли, и раньше, чем впасть в отчаяние, в одном из просветов я увидел далеко внизу Немал таким, каким изображают город на карте.

Солнце чуть заметно начало клониться к горизонту, и, отдохнув, я решил не возвращаться прежним путем по тропинке, а спускаться по бездорожью, по прямой к Чемалу, который, казалось, был не так уж далеко. Спуск поначалу проходил гладко, я прыгал вниз с уступа на уступ, как по ступеням гигантской лестницы, иногда, правда, приходилось, цепляясь за маральник, спускаться с небольших отвесных скал. Чувствовал я себя весело, к тому же стало прохладнее. Несколько испортила мне настроение замеченная мною под кустом большая змея. Но вот, спускаясь с отвесной трехметровой стены, я попал на площадку, со всех сторон обрывавшуюся отвесными скалами, совершенно непреодолимыми. Цепляясь за маральник, который то и дело обрывался под моей тяжестью, с трудом взобрался обратно наверх, оттуда я заметил мою тропинку, с величайшими предосторожностями я добрался до нее.

3. Барнаул. 1930

4. Река Катунь. 1930

В Чемале начали зажигаться первые огни. В горах быстро темнеет, обо мне уже беспокоились. Проводник хмуро выслушал мой рассказ, сказал, что мне повезло, что я не повредил себе ногу, и что опасно и безрассудно отправляться одному, неопытному в горы и особенно спускаться напрямик.

Дождь. Вот уже три дня, как мы в Чемале. Вчера отправили на Телецкое и на Белуху две группы, до нас очередь еще не дошла.

Выглянуло солнце. К вечеру пошли с доктором на Крестовую гору. Долго взбирались по крутой скользкой тропинке, заблудились, попали на южную сторону хребта. Высокие травы, неожиданно из-под ног большая змея скользнула вниз, чертя за собой в траве глубокую волнистую линию.

В ожидании отправки на Телецкое озеро нас развлекают экскурсиями. Возили к местному самодеятельному художнику. Огромный деревянный дом, большая мастерская и скверные картинки. На круглом столе, покрытом бархатной скатертью, книга отзывов и блюдо для денежных пожертвований.

Все еще в Чемале. Погода прекрасная, с утра пошел посмотреть на Катунь. Здесь, под Чемалом, втиснутая между высокими скалистыми берегами, в дикой ярости несет она свои воды, покрытые ослепительно белой на солнце пеной. Воздух насыщен водяной пылью. От рева Катуни ты глохнешь, и только зрение приобретает удивительную зоркость.

На другой день с утра выехали верхом на Телецкое озеро.