— Дара! Я возвращаюсь домой!

Наедине в своей комнате осмыслив то, что времени подождать действительно осталось совсем немного, я вдруг испытала бурную радость. Лорка подвернулась под раздачу положительных эмоций, и вот мы с ней вдвоём уже кружились по комнате.

— Госпожа, я очень рада за вас, — горячо заверила меня добрая женщина, останавливаясь и останавливая меня. — А у нас сегодня праздник.

— Какой? — живо заинтересовалась я. За праздничным весельем время пролетит незаметнее.

— Праздник костров.

— Отлично! Иду на ваш праздник.

— Он начнётся с наступлением сумерек, — попыталась охладить мой пыл лорка.

— И что? Ты хочешь сказать, что к нему не надо готовиться? — усмехнулась я. — Займи меня чем-нибудь Дара, а то я с ума сойду от ожидания!

А ещё от того, если кто-нибудь из «мальчиков» соберётся навестить меня и вынести мозг своими уговорами остаться.

Дара не стала возражать против пары свободных рук и увела меня на кухню, по пути рассказывая, что представляет из себя праздник костров. На деле всё оказалось просто и знакомо. Неделю назад лорки собрали урожай майса, овоща, похожего на наш картофель. Он тоже растёт под землёй. Только кожура у него более плотная, чёрного цвета, а форма клубней практически идеально круглая. За неделю ботва майса высохла, и настало время её сжечь. Из этого действа лорки устраивали празднество с ломящимися от разнообразной снеди столами, песнями, танцами и прыжками через костры.

Поскольку «виновник торжества» был не единственным угощением на праздничном столе, нам с Дарой нашлось немало работы. Шашлыки они тут любили не меньше нашего, да и пироги с булочками тоже. До вечера мы чистили, резали, жарили, парили, пекли и варили. Это здорово отвлекало от мыслей: а вдруг сорвётся? Вдруг не получится?

Пару раз на кухню заглянул Эл, но не стал нам мешать. Может быть, просто проверял, всё ли со мной в порядке и не натворила ли я ещё каких-нибудь делов напоследок. Натворила… целую кучу горкой умостившихся на овальном блюде румяных пирожков с тем самым майсом.

С наступлением сумерек Дара прогнала меня одеваться. Пока я принимала ванну, заботливая лорка принесла мне одежду. И вот я стояла перед зеркалом, задумчиво разглядывая своё отражение.

— Госпожа, вы прекрасны! — восхищённо воскликнула вошедшая лорка. — Что вы сделали со своими волосами?

— Заплела, — пожала я плечами. За время болезни я похудела, побледнела. Глаза стали казаться больше, подбородок и скулы острее. Ничего прекрасного я в этом не видела. Юбку можно было с лёгкостью дважды обернуть вокруг талии. Волосы же я собрала наверх и довольно небрежно заплела. От этого шея стала казаться тонкой, хрупкой и беззащитной. Хорошо, что в этом мире нет вампиров…. Ё-моё! О чём я думаю?!

Ближе к вечеру внутри появилось сосущее неприятное чувство. Грусть? Тоска? Сожаление? Но почему? Откуда? Это не было страхом, что, вдруг, всё сорвётся…Это было…

— Тая.

На пороге комнаты мы с Дарой столкнулись с Реном.

— Ты куда?

Селестин явно никуда не собирался.

Вместо ответа я схватила его за руку и потащила за собой.

Снаружи было оживлённо и шумно. Нарядно одетые лорки кучками или парочками спешили в сторону реки. У многих женщин на головах были пышные венки, сплетённые из цветов, трав и лент. Одежда мужчин тоже отличалась особой яркостью. Тут и там пестрели алые, лазурно-голубые, солнечно-жёлтые рубашки. Было довольно прохладно, даже свежо, но никто не спешил накидывать что-нибудь тёплое. Очень скоро я поняла почему. На берегу реки на большой поляне горели высокие костры. Тут же были расставлены длинные столы и скамейки, которые ломились от приготовленных за день разнообразных блюд. От костров шло приятное тепло, даже жар и источался нежный сладковатый аромат.

Доведя нас до места, Дара деликатно исчезла. Я посмотрела на Рена. Он с не меньшим интересом наблюдал за происходящим.

— Это же майс, — удивлённо и медленно произнёс селестин.

Я не обратила внимания на его слова, ощущая, как постепенно неприятные чувства, овладевшие мной вечером, тают.

— Идём, чего-нибудь съедим, — потянула я Рена к столам.

Среди лорков я чувствовала себя гораздо комфортнее, чем среди селестинов, хотя даже не знала их языка. Впрочем, как выяснилось, мы неплохо понимаем друг друга при помощи жестов. Сами лорки относились ко мне дружелюбно. Когда только успели привыкнуть? Возможно, этому способствовала непринуждённая, праздничная атмосфера. Тогда почему в сторону Рена они настороженно косились? Впрочем, за стол радушно пригласили обоих. А вот появление Эла приветствовали громким радостным рёвом. Многие повскакивали со своих мест, поднимая навстречу кейсеру кубки, наполненные…обычным ягодным морсом. Я только что пригубила из своей посудины и была крайне удивлена, так как веселье на поляне носило явно хмельной характер. Или это так только обо мне «позаботились»?

Что же до Эла — одет он был на лорский манер: ярко-красная рубаха, делавшая его похожим на цыгана, такого же цвета сапоги, в которые были заправлены узкие брюки, и расшитая мелким частым узором безрукавка. Иссиня-чёрные волосы распущены. Редко какая местная красавица могла похвастаться такой пышной гривой, хотя сами по себе лорки весьма волосаты. И, похоже, редко какая красавица осталась безучастна к чарам кейсера. После бурного приветствия и усаживания за стол, Элларион был тут же окружен плотным кольцом низкорослых девиц. Как они на него смотрели!

Я почувствовала лёгкий укол ревности. Хотя с чего бы это? И, вдруг, поняла: Эла здесь любили. Уважали и любили. Боготворили, готовы были носить на руках, без раздумий пойти за ним на верную смерть… В то время как селестины только боялись. Но почему? Почему его тут так любят? За что?

Я без спроса взяла кубок Рена и отхлебнула из него. Всё тот же ягодный морс. А голову уже кружило как после целого бокала вина.

— Это майс, — видя мою растерянность, улыбаясь, объяснил Рен. — Дым при его сжигании обладает тем же действием, что и крепкое вино — пьянит.

— Вот откуда сладкий запах, — поняла я, оглядываясь на костры.

Тут селестины, сидящие за нашим столом, встали и направились к столу Эла. Видимо, Хозяин решил толкать речь.

— Как они его здесь любят! — высказала я вслух мучившие меня мысли.

— Так же как и его отца, — пожал плечами Рен, забирая у меня свой кубок.

— Отца? Ну-ка расскажи.

Я всем телом повернулась к селестину. Дым майса на Рена действовал не меньше, чем на меня. Он расслабился, заметно повеселел.

— Думаю, лучше спросить об этом Эла, — подмигнул он мне.

— То есть ты сам предлагаешь мне пойти пообщаться с кейсером? — склонив голову на бок, вкрадчиво поинтересовалась я.

— А что я могу сделать? — резко посерьёзнел Рен. — Я же вижу как вы смотрите друг на друга. Как он относится к тебе. Ни с кем до сих пор у него не было подобных отношений.

— Да каких отношений, Рен! Ты о чём? Элу просто захотелось, как маленькому мальчику, отобрать у сотоварища по песочнице игрушку. Вроде и самому не надо, но процесс отнимания уж больно интересный. А ещё у него ко мне научный интерес.

— Сначала я тоже так думал, — переводя взгляд с меня на того, о ком шла речь, медленно произнёс Рен. — Теперь вижу, что это не так.

Я посмотрела в ту же сторону. Эл стоял на столе и что-то говорил. С нашего места слышно не было. Я невольно залюбовалась гибкой, идеальной по моим меркам мужской фигурой. Впрочем, у сидящего рядом селестина телосложение не хуже. С эстетической точки зрения мне с ними очень повезло. Где-то глубоко мелькнула мысль — как хорошо, что мне не придётся выбирать…

— Вы настоящие друзья, — хмыкнула я. — Один готов пожертвовать дружбой ради счастья другого. Второй готов отказаться от счастья ради дружбы.

— Тоже мне счастье, — фыркнул Рен. — Сидит тут…

— Да ты пьян! — развеселилась я.

— Ты тоже.

Майс действовал быстро. Беспричинно хотелось смеяться, шутить, танцевать и петь. Неожиданно кто-то потянул меня за руку, вытаскивая из-за стола. Какая-то незнакомая девушка. Я не стала возражать и оказалась в числе танцующих, вереницей кружащихся вокруг костров. Зазвучала бодрая весёлая мелодия, которую воспроизводил целый оркестр лорков. Я едва поспевала за местными «профессионалами». Танец очень напоминал ирландский, такой же быстрый и зажигательный. Перед глазами мелькали всполохи огня, улыбающиеся лица сливались в бесконечный хоровод. Может, поэтому, когда я решила посмотреть в неподвижное тёмное небо, меня повело в сторону. Точнее, мне показалось что повело. На деле я упала, благо, хоть не в костёр. Надо мной тут же склонились обеспокоенные, но по-прежнему весёлые лица. Я помахала им рукой, давая понять, что всё в порядке. Кто-то подошёл сзади и подмышки вздёрнул меня с земли. Я восприняла это как возможность продолжить танец.

— Нет, котёнок, с тебя хватит.

— Эл! — я повернулась к кейсеру и крепко обняла его. — Как я соскучилась! Смотри, как умею.

Я сделала шаг назад и попыталась повторить разученные мною только что движения. Правда мелодия сменилась, стала медленнее, но не утратила своей ритмичности.

— Тебе надо проветриться и отдохнуть, — настаивал на своём Эл, беря меня за руку.

Я вырвалась.

— Хочу танцевать и веселиться. Иди проветриваться с другой.

С этими словами я помчалась в сторону оркестра, вскочила на стоящий рядом стол и принялась показывать под их музыку современные моему миру танцевальные движения. И лорки стали повторять. Дошло до того, что я решила исполнить танец живота. При помощи ножа избавилась от корсажа, завязала блузку под грудью, а юбку спустила с талии на бёдра…

Чтоб я ещё когда-нибудь нюхала этот майс!!! Даже опьянённые его ароматами лорки на какой-то миг оторопели, а потом взорвались бурными овациями в благодарность за зрелище и возмущенными криками, когда всё очень быстро закончилось. Растолкав толпу, Эл стащил меня со стола, перекинул через плечо и понёс прочь. Вслед неслось подбадривающее улюлюканье.

— Пусти, пусти, пусти! — я ладонями отбивала на спине кейсера полюбившийся ритм.

Эл послушался, поставил меня на землю и отпустил. Я тут же стала заваливаться назад. Кейсер ловко меня подхватил, возвращая в вертикальное положение.

— Ого! Какая я пьяная, — хихикнула сама над собой.

— Видимо, на шейри майс действует сильнее, чем на других, — Эл был сама серьёзность, и это показалось мне забавным.

— Ты — зануда! — ткнула я его пальцем в грудь. — И не умеешь веселиться. Верни меня обратно. Я хочу танцевать.

Кейсер отнёс меня довольно далеко от места кутежа. Здесь было темно и холодно. Промолчав, Эл принялся одёргивать на мне блузку и перевязывать повыше юбку. Однако сначала я восприняла это как попытку покушения на свою честь и стала активно сопротивляться. Хотя какая там честь после того, что было…

— Не дёргайся, — рявкнул Эл, крепко стягивая завязки юбки.

Сообразив, что ничего моей чести не угрожает, в том числе и её наличие, я снова подобрела.

— Ах, Эл! Какой чудесный праздник! И они все тебя так любят. А я переживала, что никто не любит тебя, что все только боятся. Но лорки…Теперь мне будет гораздо спокойнее там в своём мире. А то я всё думала, как ты тут останешься без меня, ведь только я тебя воспринимала и любила таким, какой ты есть. И ещё Рен… Помирись с ним. Когда я уйду, у вас больше не будет причин для разногласий. Разве что Эжени. Но Рен уже, кажется, понял, какая она на самом деле. И не наступит дважды на одни и те же грабли. А ты проследишь. Ведь так? Ах, как я вас обоих люблю! Вы такие хорошие! И лорки хорошие. И Дара, и Клоу…Как я буду без вас? Я уже скучаю…

Элларион замер под градом признаний, жадно вглядываясь мне в лицо, словно пытаясь увидеть что-то очень для него важное.

— О! Я напишу про вас книгу! — поделилась я внезапно осенившей меня идеей.

Кейсер хмыкнул, так и не разглядев того, что хотел.

— Идём, а то ты совсем замёрзла.

— А где Рен? Это он должен провожать меня, а не ты. Он же мой муж. Ты украл меня у него? — продолжала болтать я всякую чушь.

Однако чем ближе мы подходили к дому, тем быстрее я трезвела. В мою комнату мы вошли молча. Эл зажёг лампадку и поставил на прикроватную тумбочку. Он глядел на меня без привычных насмешки и ехидства. Под таким его взглядом я почувствовала себя крайне неуютно.

— Ну, что, я пошёл вытаскивать Рена. Для него подобное «веселье» тоже в новинку. К майсу надо привыкнуть и уметь контролировать степень опьянения от него.

— А что есть способ? — спросила без особого интереса, думая сейчас совсем о другом.

— Есть. Больше пить кислого ягодного морса.

— Как всё просто, — криво усмехнулась я. — Эл, подожди!

Я подошла к селестину и обняла его за талию, крепко прижавшись. После небольшого промедления руки Эла легли мне на плечи.

— Это последний раз, когда мы вместе наедине, — прошептала я ему в грудь. — Ты, конечно, гад, но я действительно буду по тебе скучать.

— Не разыгрывай трагедию, котёнок. Не хочешь скучать — оставайся.

Узнаю, прежнего Эла…

— Не останусь, — покачала я головой.

— Тогда исполни моё последнее желание, — елейным голоском произнёс кейсер.

— Какое?

Сентиментальность момента исчезла, как не бывало.

— Ты знаешь, какое, — недвусмысленно потянул меня к кровати Эл.

— Перетопчешься, — фыркнула я.

— Какая разница, котёнок? Одним разом больше, одним меньше?

Я видела, что Эл несерьёзно. Просто ёрничает.

— Вот именно, какая разница. Пусть будет меньше, — резонно заметила я. — Иди уже. Спасай друга.

Эл двинулся к двери. С каждым его шагом прочь становилось холоднее и неуютнее. На пороге он обернулся, резко выругался и в два прыжка преодолел разделяющее нас расстояние.

— Последний раз говоришь? — сквозь зубы произнёс он, прежде чем поцеловать.

От его жадного яростного поцелуя у меня закружилась голова, и я поняла, что здесь и сейчас сделала свой выбор. Чувства нахлынули со страшной силой, словно где-то внутри рухнула незаметно давшая трещину плотина. До сих пор я считала, что подобное, мгновенно возникающее состояние влюблённости возможно только в ранней юности. В моём возрасте к любви следует подходить с рациональной точки зрения, постепенно, осознанно без резких эмоциональных скачков и всплесков. Ан, нет! Теперь мне будет в тысячу раз больнее покидать этот мир, и чем дольше он меня целует, тем сильнее зарождающееся отчаяние из-за неизбежности нашего расставания навсегда.

— Перестань, Эл!

Я со стоном горечи вырвалась из его объятий. Перед смертью не надышишься, перед расставанием не насмотришься…

— Уходи! Не надо так!

— А как надо? — в лёгком ступоре замер мужчина, но в глазах светились понимание и грусть, от которых ещё сильнее защемило сердце.

— Насмехайся, ехидничай! Только не смотри на меня так! — я кричала, но кричала шепотом, отступая назад. Эта дурацкая лампадка…Лучше бы я ничего не видела…не видела в его взгляде взаимности. А может, я ошибаюсь? Как я хочу ошибаться!

— Эл, ты же презираешь меня. Я для тебя никто, лишь средство к достижению цели, пешка в чужой игре, разменная монета. Ну, скажи, что просто используешь меня.

— Скажу, но ведь ты уже сама поняла, что это не так, — горько усмехнулся он в ответ.

Только не это! Я словно приблизилась к краю оврага, ожидая увидеть мелкую канаву, но вместо этого заглянула в глубокую пропасть. Эл открывал передо мной свою душу, и вместо мелочного эгоизма я лицезрела способность на глубокие чувства.

— Тогда уходи! Прямо сейчас!

Скорее, скорее вернуться в свой мир. Сынуля, родителя, повседневные дела и заботы отвлекут, помогут забыться. Но НЕ ЗАБЫТЬ.

— Татьяна…

— Нет, котёнок, для тебя я только котёнок. Уходи.

Я отвернулась. С глаз долой — из сердца вон. Может, всё это из-за майса. И завтра мы вместе посмеёмся над своим теперешним поведением.

Хлопнула дверь. Я ничком упала на кровать. Думала, не усну от обуревающих меня мыслей и чувств, однако усталость и майс сделали своё дело — я не заметила, как отключилась.