Утро встретило лёгкой головной болью.

Уснула я вчера, не раздевшись и даже не разувшись, что также сказалось на степени испытываемого сейчас дискомфорта. Стараясь не думать о ночном разговоре с Элом, поднялась с кровати и поплелась в ванную. Умыться и одеться я вполне могла и без Дары. Ощущения были странными, перемешанные как многочисленные мелко нарезанные ингредиенты в салате, заправленном майонезом. Поди разбери, из чего эта смесь состоит и что так подозрительно хрустит на зубах. За ночь я приблизилась к моменту возвращения в свой мир и одновременно поменяла своё отношение к этому.

Отчаявшись расчесать не расплетённые на ночь волосы, от чего-то сбившиеся в колтун (я, что, во сне кувыркалась?), пошла так. Дара без слов поняла моё состояние и протянула кружку с пахучим травяным отваром. Голове стало легче, а сердцу нет. Я испытывала смутную тревогу, на месте не сиделось. Я то и дело постукивала пальцами по начисто выскобленному столу и выглядывала из-за полосатых кухонных занавесок на улицу.

— Что там происходит? — услышав звон металла о металл, подскочила я с места.

— А! Мужчины разминаются, — махнула на меня полотенцем хлопочущая у печи лорка.

Я не стала спрашивать, кто именно. Решила посмотреть своими глазами.

На улице рядом с входом кружились в стремительном опасном танце Рен и Каррон. Зрителями были селестины, приехавшие с Реном. Само собой они поддерживали наместника. Без раздумий заняла ту же сторону.

— Так его, — одобрительно высказалась я, по поводу опасного выпада Рена, не достигшего своей цели лишь по причине того, что поединок был затеян с целью потренироваться. — Будет знать, как похищать чужих жён.

Рен вздрогнул, то ли от звука моего голоса, то ли от смысла сказанного и едва не пропустил удар.

— Молчу, — хмыкнула я, видя неодобрение на лицах остальных селестинов.

Интересно, где Эл? В доме его нет. Я уже проверила все комнаты, в том числе его спальню. Не знаю, зачем я его искала? Может, чтобы убедиться, что ошиблась на счёт ответных чувств? А самовлюблённый эгоист, каким себя позиционировал Эл до недавнего времени, уж точно не стоит моих страданий.

Погода старательно аккомпанировала моему внутреннему состоянию. Было тепло и безветренно. Но всё небо затянули серые, словно пыльные облака, одним своим видом наводящие тоску и уныние. Я решила прогуляться, посмотреть, что сталось за ночь с местом гуляний. Удивительно, но на поляне, несмотря на раннее утро, было чисто прибрано. Столы и скамейки убрали, угли и золу от кострищ выгребли и, должно быть отнесли на ближайший огород. О бурном вчерашнем веселье напоминала лишь примятая трава.

Я подошла к реке, спустилась на один из деревянных мостков. Глядя на своё отражение в воде, я пальцами распутывала волосы. Перед мысленным взором проплывали сцены, где мы с Элом были вдвоём. Вот он сжимает меня в стальных объятиях на балу. Вот ловит в тёмном коридоре, когда я иду из комнаты Рена в свою. Накидывает мне на плечи свой камзол, ещё хранящий тепло его тела. Заботливо поит отваром, чтобы избавить боли. Переживает, когда я падаю с лошади, благодаря Эжени. И здесь…Как он заботился обо мне здесь, у лорков!

Я тряхнула головой. У меня точно стокгольмский синдром! Возможно, даже, у нас обоих. Надо будет по возвращении показаться психологу или психиатру.

Тревога, зародившаяся с утра, нарастала как снежный ком, мчащийся с горы. Я вернулась к дому. На завалинке сидел Рен, отдыхал после фехтования.

— Где Эл? — спросила я мужа, присаживаясь рядом.

— Он уже на месте, готовится. Ближе к ночи мы должны поехать к нему, — спокойно ответил Рен, но во взгляде сквозила тревога: как всё будет?

— Ночью? Так скоро? — и радость, и горечь слились воедино. Я закусила губу. Всё складывается, как нельзя лучше. Незачем мне травить свою душу, лишний раз лицезрея Эла.

Мы помолчали. Потом я подвинулась ближе к Рену, прислонилась к нему плечом.

— Ты был замечательным мужем. Найди себе хорошую жену, не такую взбалмошную как я.

— Я тебя никогда не забуду, — повернувшись ко мне и глядя глаза в глаза, уверенно и твёрдо произнёс Рен.

— Ты меня никогда не увидишь, — эхом отозвалась я, тронутая его преданностью. — Не забывай. Только пусть это не мешает тебе быть счастливым с другой женщиной. Я тоже тебя не забуду.

Я положила руку на плечо мужа, и он, повернув голову, нежно коснулся её губами.

— Обещай тоже быть счастливой, — тихо попросил селестин.

— Я уже счастлива, — улыбнулась в ответ. — Мне этих непередаваемых ощущений, что я испытала в вашем мире, хватит до конца жизни.

* * *

Как я дожила до вечера, ума не приложу. Места себе не находила, бралась за любые дела и занятия, лишь бы скоротать время, которое ползло ленивой улиткой. Наконец, начали сгущаться сумерки. Я надела штаны, рубашку и куртку. Вышла на улицу.

— Рано.

Рен был тоже полностью готов, но в отличие от меня имел невозмутимый вид.

— Приедем пораньше, подождём на месте, — пожала я плечами, направляясь к конюшне.

— Элларион приказал явиться около полуночи, — возразил Рен, идя за мной следом.

— Приказал? — хмыкнула я.

— Ну, в том состоянии, в каком он был утром, он мог только рявкать.

— Да?… — протянула я. — Наверное, похмелье виновато. Поехали. Ничего он нам не сделает.

Рен неохотно послушался. Неужели оттягивает неизбежное расставание?

К горам выдвинулись целым отрядом. Нас сопровождали стражи наместника. Сумерки в этих местах сгущались быстро. Из-за туч не было видно ни луны, ни звёзд. Оставалось уповать на хорошее ночное зрение селестинов и вслушиваться в окружающее пространство. Поскрипывание седел, фырканье лошадей, пронзительный крик неизвестной птицы — я вбирала в себя все те звуки, которые в своём мире вряд ли услышу, по крайней мере, живя в мегаполисе.

Но вот и тёмные громады гор. В пещеру мы с Реном вошли вдвоём. Остальные остались охранять вход. Интересно, от кого? Свет грибариусов после ночной темноты снаружи почудился мне ослепительно-ярким. На этот раз никакого страха я не испытала, вследствие чего дорога показалась в два раза короче. Впереди появилось нежное голубое свечение, и мы с Реном дружно замерли на входе в грот. Нам открылась завораживающая, удивительная картина: голубая призрачная 3D карта — большие и маленькие узлы и тонкие линии между нами. Посреди всего этого великолепия находился Эл, обнажённый по пояс и вплетённый в голубую паутину. Он висел прямо в воздухе над пропастью. От увиденного захватило дух, и я на несколько мгновений разучилась дышать. На теле селестина извивалась и мерцала всё тем же голубым светом замысловатая татуировка. Глаза кейсера были закрыты.

Рядом выдохнул Рен, впечатлившись зрелищем не меньше моего.

— Вы вовремя. Похоже, всё получится, — сказал Эл, не открывая глаз, и улыбнулся.

Я вздрогнула. Слишком уж его улыбка напоминала на оскал. Тут Эл поднял веки, и я отшатнулась к Рену. Глаза кейсера были не привычного алого, а насыщенно-синего цвета. И смотрел он вперёд так, как смотрят слепцы.

— Котёнок, не бойся, иди сюда. Ты же хочешь вернуться? — позвал Эл.

— Ты предлагаешь мне добровольно прыгнуть в пропасть? — недоверчиво переспросила я, не спеша отходить от Рена. Тот воспользовался ситуацией — обнял меня за талию и привлёк к себе. Ладно…пусть пощупает напоследок.

— Я не позволю тебе упасть. Ты мне веришь?

— Скорее нет, чем да, — пробурчала я, отлепляясь от Рена и осторожно подходя к перилам. — Мне, что, через них перелазить?

Глаза Эла сверкнули алым.

— Не порть торжественность момента, милая, — усмехнулся кейсер, сразу же утратив устрашающе-нереальный вид. — Ты должна трепетать и преклоняться перед моим могуществом.

— Я трепещу от мысли, что ты можешь тупо не поймать меня, — продолжала я ворчать, подлезая под перила. — Где ты и где я.

Теперь я оказалась на самом краю пропасти, а камень под моими ногами ещё и начал осыпаться. До Эла было не менее пяти метров.

— Иди ко мне, — приказал кейсер.

— Не могу.

Я чувствовала, как пальцы самопроизвольно сжимаются вокруг металлического поручня.

— Эл, ты уверен? — голос мужа тоже был полон сомнений.

— Да. Толкни её в спину, — рявкунл тот. — Пока я не передумал.

— Я тебе толкну! — наклонившись, потрогала «паутинку». Как и в первый раз, ничего не почувствовала. — Там ничего нет!

— Я же сказал — не упадёшь, значит, не упадёшь! — зарычал на меня Эл.

— Ладно, успокойся, иду…Эл!!!

* * *

Яркий свет… кафель… моя ванная комната. Я дома!

Всё тело до сих пор дрожит от головокружительного полёта, и знакомая обстановка кажется совершенно нереальной. Я бросилась на кухню, схватила со стола телефон. Разряжен! Пока искала зарядник, беспорядочно натыкалась на вещи и мебель, словно забыла, что где стоит и лежит.

— Мама!

— Алло. Таня, ты что ли? Ты куда пропала, гулёна? На звонки не отвечаешь. Ну, ладно, я как женщина, тебя понимаю. Но отец уж в розыск собирался подавать, — в своей привычной манере отчитала меня мама.

— Мамуль, я тоже тебя люблю. Дай Саньку.

— Он во дворе в снежки играет. Снега-то сколько навалило…

Я глянула в окно. Действительно, на ветках деревьев, крышах домов лежало толстое пуховое снежное одеяло.

— Я к вам сейчас приеду.

— По такой-то погоде? Дороги, вряд ли, успели расчистить. Приезжай завтра, как и собиралась.

Значит, сегодня четверг. Ладно, хоть с этим разобрались.

— Я соскучилась.

— Ну, как знаешь.

Если я останусь здесь одна, я сойду с ума. Я даже не смогла обнять Его напоследок. Отпустила перила, шагнула, и всё пропало. Лишь ощущение стремительного полёта по спирали, будто меня постепенно засасывало в невидимую воронку. Вжик и я здесь — в своей ванной.

Как непривычно застёгивать молнию на джинсах и пуговицы на жакете. Я успела отвыкнуть за время пребывания в лете от тёплых вещей — куртки, шапки и перчаток. Лишь на пороге квартиры вспомнила про ключи от машины, права, регистратор и магнитолу.

— Как тихо у вас. Сразу видно, что ребёнок в отъезде.

Я вздрогнула от скрипучего голоса соседки по площадке. Она высунула свой любопытный нос из квартиры, когда я закрывала дверь.

— И вас что-то не видно было. Тоже уезжали? К маме с папой?

Я взглянула на пожилую женщину. Красновато-рыжие, крашеные хной короткие волосы и неизменный тёмно-зелёный халат в мелкий цветочек. Скучно ей, вот и подлавливает соседей для разговоров.

— Да вы никак на курорте побывали? Загорели, похорошели.

— Да-да, на курорте, — рассеянно ответила я, шагнув к лифту.

— Курорт — это хорошо. Вот раньше в молодости и я…

Спасло меня то, что лифт оказался на нашем этаже. Звук открывающихся и захлопывающихся дверей заглушил голос словоохотливой соседки. Я прислонилась плечом к стенке кабины. Тяжелее всего будет в такие минуты, когда я буду оставаться наедине сама с собой, со своими мыслями и воспоминаниями. С пониманием того, что невозможно что-то изменить…

Лишь по местоположению опознала в большом сугробе свою машину. Погода расстаралась, решила выдать аванс снега за будущий год. Приличный такой аванс, примерно с четверть нормы. Об этом мне вещал сосед по стоянке, пока я чистила свою ласточку.

Почему меня так раздражают все эти разговоры: о погоде, о курорте? Всё это такая ерунда, такая мелочь…

На дорогах действительно случился аврал. Я врубила музыку погромче и приготовилась к муторному стоянию в пробке. Примерно через час, выбралась из города. На трассе движение стало пооживлённее. Санька, мама, папа. Неужели я их скоро увижу? Я надеялась, что они избавят меня от той пустоты, что образовалась внутри, заполнят её собой. Но не случится ли так, что, занимая в моём сердце свои привычные ниши, они не смогут охватить ещё и эту?