1

К суду и казни его вывели минута в минуту. Гонг в храме владыки времени как раз заговорил, возвещая полдень, когда пленника вытолкнули навстречу солнцу – и смерти. «Могли бы и припоздать с судилищем», – подумал Аджт.

День выдался ясным и звонким, как всегда бывает после сезона дождей. В Священном Круге, где обитель вершит правосудие и провожает на костер усопших, собрались две или три дюжины зевак. Некоторые скучали, иные прятали взгляд, прочие же смотрели с неприкрытой ненавистью. Поначалу чародей оглядывался, интересуясь, кто как себя ведет. Не каждому дано увидеть свой последний час. Впрочем, он быстро потерял интерес и к этому.

Над столичной обителью бесновалась стая воронья. Их пронзительный гомон мешался с гулом большого города – со своего места маг едва слышал приговор. Судья прилежно раскрывал рот, вот только вместо слов до чародея долетал лишь вороний грай.

«Могло быть хуже, – сказал себе Аджит. – Могло быть куда хуже… Выпрямись! Магу не пристало встречать испытания вот так».

И чародей расправил плечи и улыбнулся.

* * *

Одиночество…

Волны ветра

в полынной горечи степных трав.

Каллиграфическая кисть скользила по бумаге легко и привычно. Аджит на мгновение задумался и приписал снизу:

Здравствуй, подруга-тоска…

Петелька в слове «тоска» получилась слишком жирной. Придворные каллиграфы, пишущие так, что в вязи букв проглядывали львы и лебеди, антилопы и горные бараны, – изругали бы Аджита в пух и прах. Пусть их. Ему не нравилось новое поветрие: не то писать, не то рисовать. Должно быть, до восстания узурпатор был последним деревенщиной, раз его придворные выводят стихи в картинках.

Аджит поморщился и отложил кисть.

«Дыхание Бездны! О чем я думаю? Как будто, это двор виноват, что я жду и битый час пытаюсь унять дрожь в руках!»

За окном закат раскрасил белый камень стен в два цвета: старой позолоты и темной крови. Бронзовый гонг в храме Атáмы возвещал восьмой час, и чайки в гавани вторили ему резкими криками.

«Он обещал, что освободится к восьмому звону… Интересно, как там предыдущая встреча? В каком он настроении? Зол или добродушен?»

Поймав себя на малодушном гадании, чародей разозлился еще больше. «Какая разница, если он знает, зачем я просил меня принять? Я не видел сестру пять лун. Он не должен, не может мне отказать!»

Ждать осталось ползвона, от силы. Чародей встал из-за стола и прошелся по комнате. Остановился перед потемневшим серебряным зеркалом, в который раз проверяя, достойно ли выглядит. Но, как ни прихорашивайся, худое усталое лицо не станет менее худым и усталым, а непослушные темные волосы – менее своенравными. Маг забрал их в хвост и связал черной лентой.

Недовольный отражением, Аджит вернулся за стол. Обмакнул кисть в баночку с тушью и закончил стихотворение:

…впрочем, ты всегда молчишь мне в ответ.

Покои Газвáна сар-Махда, Первого-в-Круге и Верховного мага, располагались в самой старой части обители. За сотни лет обитель чародеев расширяли и перестраивали, большей мешанины стилей было не сыскать во всей столице. А уж по числу безвкусных и аляповатых зданий та, несомненно, дала бы фору любому городу в Царстве.

Первые постройки Круга возвели сразу после Завоевания – сложенные из гладкого белого камня, они были простыми и надежными, как клинок наемника. Потом, когда обители начали открывать по всей стране, красота уже никого не заботила. Квадратные кирпичные башни не отличались от тех, что торчали в порту или вгрызались в Старый город со стороны Дороги Царей… На Южный базар столичная крепость Круга смотрела резными ликами, на Храмовый остров – увитой плющом мраморной стеной, а на колоннаду Пяти Царей – и вовсе ажурными башенками, покрытыми каменным кружевом.

Попав сюда еще ребенком, Аджит в первый же день заблудился. Сейчас он опасался лишь встречи с собратьями, которым пришлось бы объяснять, зачем он так спешит к Верховному.

Двойные створки с резьбой… зачем резьба там, где никто не задержится, чтобы поглазеть? Аджит постучался, хотя и знал: Верховный почуял его приближение, еще пока молодой маг взбирался по лестнице.

Внутри было пусто и аскетично – как и всегда. Как если бы Первый-в-Круге только вселился в покои и подводы с мебелью, коврами и утварью ожидали разгрузки.

– Как всегда, пылкий и недовольный, – не отрываясь от бумаг, проворчал Верховный. – Подожди немного. Садись.

Он неопределенно махнул рукой. Очень некстати: колдовской огонек выхватывал лишь тяжелый стол и старого мага, прочая мебель словно попряталась в тенях по углам. Наконец глава Круга поднял взгляд на посетителя.

– Ну что… – Его тон не сулил ничего хорошего. – Не стану спрашивать, зачем ты пришел. И не стану врать, что рад. Для начала мне нужно знать, что это в самом деле безопасно.

– Рад завтра уедет в провинцию, мудрый! – взволнованно начал маг. – К двоюродному брату. Говорят, тот тяжело болен. Он заберет большую часть челяди, сестра и племянник останутся с горстью слуг. Будет легко передать весть и встретиться с ними. Никто не заметит!

Верховный усмехнулся. На его неправильном, подходящем скорей наемнику, чем чародею, лице ухмылка получилась жесткой, если не жестокой.

– Вот меня всегда забавляло: ты что, следишь за ней? Как выгадываешь дни, чтобы пообщаться с семьей?

– Не совсем. Я просто… я проверяю, как живет сестра. Иногда расспрашиваю о жизни двора.

– Хвала богам, что «не совсем», – фыркнул Газван. – Иначе прибегал бы раз в неделю.

Аджит пропустил замечание мимо ушей. Он был в Круге восемнадцать лет, и если Верховный хорошо изучил бывшего ученика, то и Аджит неплохо знал Верховного. Крепко сбитый, грубоватый, даже слишком хорошо сохранившийся для шестого десятка, он казался вышедшим на покой солдатом. Должно быть, потому он и нашел общий язык с Царем Царей. Однако за непроницаемым лицом скрывался непростой человек. Все же в первую очередь человек, а уж затем – Первый-в-Круге.

– Вот что, мальчик… – Верховный побарабанил по столу пальцами. – Мне эта история не нравится. Я понимаю, ты хочешь сохранить связь с семьей… Понимаю, твой зять из этих, из ревнителей. Ну, которые ненавидят магов… Но ты уж придумай что-нибудь, чтобы не прибегать каждый раз, как понадобится запрещенная магия. В конце концов! Если Раид ублюдок и выбросит твою сестру на улицу, как узнает, что у нее есть брат… за каким бесом он ей вообще дался?

Чародей вздохнул.

– Раид не ублюдок, – досадливо пояснил Аджит. – Он любит Илайю и Сахра. Просто он… ревнитель. Это вы верно говорите.

– Значит, придумай что другое, без запрещенных чар! – повысил голос Газван. – Развели придворную игру на пустом месте! Вы еще наймите шпионов и травите свидетелей. – Маг покачал головой. – Мне надоело покрывать тебя перед Кругом.

– Но я сполна расплатился за…

– О да, мне не в чем тебя винить, – перебил молодого чародея Верховный. – Но дело, видишь ли, не в торговле. Каждый раз, как я даю тебе фальшивые и сверхважные поручения, я подставляю себя. Подставляю Круг. Если это сборище крикунов лишится меня, Царь Царей скормит вас всех собакам. В этой стране нас не очень-то любят, не забыл?

– Мы пытались, мудрый… – начал Аджит, но Газван снова не дал ему договорить:

– Бездна, значит, пытайтесь еще! Ты пробираешься к ней, как вор. Хочешь, чтобы твой зять подумал, будто в его постели гостит другой?

В кабинете повисла такая тишина, что было слышно ровное шипение колдовского огня – и грай священных ворон в храме Джахата за каналом. Наконец Первый-в-Круге заключил:

– Это последний раз, когда я играю в твои игры. Думай.

Старый маг вперил в Аджита тяжелый взгляд, словно ожидая незамедлительного ответа. Молодые вельможи, которые поддерживали узурпатора и кричали, что маги – бесовское отродье и теперь-то Царь Царей с ними покончит, быстро скисали под этим взглядом. Да что там, даже узурпатор чувствовал себя неуютно, иначе посадил бы в столичной обители своего человека, насадив голову Газвана на пику.

Под этим взглядом спорить было бессмысленно. Под ним и сидеть-то было бессмысленно, раздражая Верховного лишние мгновения.

– Я подумаю, – кивнул Аджит, поднимаясь со стула. – Благодарю… за помощь. Пусть ваш день будет счастливым, мудрый!

Он постарался, чтобы ритуальная фраза не звучала, как проклятие.

Их разлучили, когда Аджиту было десять, а сестра аккурат отпраздновала двенадцатое лето. Все началось с того, что мальчик разозлился на Илайю и сжег игрушку, из-за которой они повздорили. Оглядываясь назад, чародей понимал: хорошо, что не досталось ей самой! Мальчик попросту не знал, насколько опасен – и даже хорошо, что не знал, иначе ужас вызвал бы еще больший выброс силы.

В те годы в Царстве правили маги, но не любили их и тогда. Жрецы посматривали на чародеев с неодобрением, а бродячие проповедники все поминали, как маги древности скормили святого мученика не то собакам, не то волкам… никто толком не мог сказать, кому именно. Но потом война на востоке принесла восстание, а следом пришли засуха и голод, и тогда эту историю уже слышали все. А главное – глухо ворчали о чародее, который в ту пору носил золотую маску Царя Царей.

Впрочем, все это произошло, когда Аджит уже учился в Круге. А когда им было лишь десять и двенадцать, Аджит с Илайей знали только то, что говорил отец: колдуны искажают замысел богов и противны небесам, ложатся с духами царства теней и вообще – до Завоевания мир был честнее и чище, виной же порче, известно, маги.

Неудивительно, что проклятые головешки они зарыли в саду, а отец так ничего и не узнал. Однако чем дальше, тем сложнее становилось: вокруг Аджита вспыхивали и прогорали свечи, одежда на нем тлела, стоило ему разволноваться, а один раз Илайе пришлось сделать вид, что она опрокинула в постель жаровню… Скрывать все до бесконечности Аджит не мог даже с помощью сестры. Настал день, когда правда всплыла, и той же ночью отец привел незнакомого старика и велел забирать сына, и чтобы к утру не осталось духу «проклятого ублюдка».

Мальчик смутно помнил расставание. Кажется, Илайя плакала, а лицо ночного гостя и вовсе стерлось из памяти. Запомнилась крепкая шершавая ладонь и запах сточных канав на пути к обители. В следующий раз чародей увидел сестру, когда та превратилась в хрупкую изящную девушку. Он узнал, что в ту ночь отец раздобыл труп скончавшегося от хвори мальчика, а наутро тело умащивали смолой кáммы, чтобы отдать последнему костру.

Так Аджит Рахáд выяснил, что давно мертв и десять лет как сидит подле Солнечного Владыки на полях Иáру.

– Вообще-то Сах не такой уж и бойкий. Любит всякие истории, может часами их слушать. Раид нанял одного писаря… он много путешествовал со свитой старого царя. Старик учит Сахира грамоте, языкам и истории.

Они сидели на выходящей в сад террасе. Солнце над столицей подбиралось к зениту, но летняя жара уже навалилась на город, придавив тяжелым влажным брюхом. Над клумбами струился острый аромат пряностей и заморских цветов.

– Хорошо, что мальчика не заставляют махать мечом, – согласился Аджит.

– Не заставляют, – кивнула Илайя. – А вообще он спокойный. Любознательный.

Словно опровергая сказанное, Сахир сновал меж кустов, не обращая внимания на взрослых. Следом за ним, то отставая от мальчишки, то нагоняя его, носился поджарый охотничий пес. Сперва чародей вздрогнул, когда зверюга нагнала племянника и, прыгнув на плечи, повалила наземь. Однако пару мгновений спустя катавшийся по земле клубок со смехом распался.

– Бес в Сахе души не чает, – сказала сестра. – Не бойся, они играют.

Аджит понимал, что им нужно обсудить, как встречаться впредь, – но слова не шли на язык. Их встречи были столь нечасты, что стали подобны редкому и дорогому вину: сколько ни смакуй на языке, чаша закончится скорее раньше, чем позже, оставив лишь бледное воспоминание. Он ценил каждое отпущенное мгновение, не желая тратить их на неприятные разговоры. Быть может, если бы жизнь в обители была не так однообразна, воспоминания об этих встречах вызывали бы меньше тоски… Кто знает? Чародей вырос в годы, когда магам только и оставалось, что крохотная тюрьма. Он не ведал другой жизни и не мог вообразить, каково это – жить иначе.

– Первый-в-Круге больше не сможет меня покрывать, – наконец выдавил чародей.

– О чем это ты?

– Нам придется встречаться реже. В лучшем случае. В худшем… мы еще долго не увидимся. Может, год. Может, несколько лет.

– Почему? – В голосе сестры послышался страх.

– Понимаешь… когда на трон взошел узурпатор, он не мог допустить, чтобы маги подняли мятеж. И вернули все, как было при царях-чародеях. Даже один маг способен наделать бед, а простые люди и не заметят… не заподозрят… Нам нельзя пользоваться опасными чарами. И все бы ничего, но иллюзии, которые нужны, чтобы я сюда приходил, относятся к запретной магии.

– И?

– И Верховный устал меня покрывать, – понуро заключил Аджит. – Он хороший человек, входит в мое положение, но и его нужно понять. Он выгораживает тысячи людей по всему Царству и…

– Первый-в-Круге? Проникся заботой? – Илайя прищурилась. – И сколько еще таких… в чье положение он входит?

Аджит усмехнулся. Да, брак с придворным напрочь лишил ее иллюзий.

– Разумеется, не бесплатно, – пояснил он. – Я… понимаешь, я не самый последний маг, Верховному частенько нужна моя помощь. Там, где он сам бессилен. К нему прикованы сотни глаз. Ему нужны люди, у которых развязаны руки. Но которые полностью от него зависят.

– Чудесно!

Илайя нахмурилась, встала из кресла и зашагала по террасе из угла в угол.

– Только не говори, что ради нас ввязался в грязные дела!

Она бросила на него обвиняющий взгляд, чародей же постарался улыбнуться. Илайя пробормотала нечто, что пристало больше купеческой дочке, а не придворной даме, – и отвернулась.

Перемены в ней оказались неожиданными для Аджита. Куда делась мать, жизнь которой заключена в сыне и муже? Сестра была немного забавной: маленькая, хрупкая, совсем еще юная – но такая серьезная. Чародею подумалось, что высокородный зять нашел в Илайе не только хозяйку, но и единомышленника.

Перехватив его взгляд, сестра состроила гримасу.

– Вот что, – заговорила она. – Подробности рассказывать долго. Пока что встречи буду устраивать я. Я всегда могу отправиться в поездку и заранее сообщить тебе. Я хозяйка в своем доме, мне ни с кем не нужно объясняться. Наверное, так следовало поступить с самого начала.

– И как ты будешь передавать вести? Принесешь письмо к дверям обители?

– Оставь это мне, – отрезала Илайя. – Заведу знакомство с магами. Раид оценит, ему всегда хотелось получше узнать врага.

– Ты уверена?

– Более чем. Не впервой.

– Бесовски повезло ему, что нашел не томную даму, а тебя!

– Его родители не были так уверены. Два года не решались познакомиться с дочерью купца, – сестра усмехнулась. – Ладно, все в прошлом… Они сидят бок о бок с Солнечным Владыкой и морщатся, глядя на меня с небес. Тебе, наверное, пора?

– Сперва нужно поговорить с Сахиром, – напомнил чародей.

– Я никогда этого не понимала! Зачем Саху тебя видеть, если он все равно ничего не вспомнит?

Аджит вздохнул.

– Я ведь объяснял. Наше сознание… состоит как бы из слоев. Он все помнит, просто… не на поверхности. Да, это лучшее сравнение, что мне приходит на ум.

– Делай, что считаешь нужным, – отмахнулась сестра.

Первым на голос чародея откликнулся, конечно, Бес. Племянник вконец измучил пса, так что тот тяжело дышал, но выглядел довольным. Следом появился и сам мальчик. Аджит присел на корточки, из-под неровной челки на него взглянули упрямые глаза зятя.

Чародей вдруг ясно, отчетливо понял, что ненавидит Царя Царей.

– Ну как, замотал пса?

– Угу, – невесело протянул ребенок. – Я испачкался. Галия говорит, что нажалуется отцу.

– Старшая нянька, – пояснила сестра. – Добрая старушка. И очень чопорная.

– Молодой господин не должен бояться нянек. – Маг потрепал племянника по голове. – Ты на них полагаешься, а они тебя одевают и обстирывают. Но ты зависишь от челяди. Учись ухаживать за собой сам и станешь настоящим господином себе и слугам.

– Папа тоже говорит, что я должен все уметь. А то стану как колдуны. Они без чар свечу зажечь не могут, представляешь?

– Твой папа хороший человек. Хотя порой ошибается. Ну… давай. Сейчас мы сделаем тебя еще взрослее!

Привыкший к процедуре, Сахир послушно сел на пол спиной к магу, откинул голову тому на грудь.

– А я… я потом опять ничего не вспомню?

Дядя и мать обменялись взглядами: еще в прошлый раз мальчик не осознавал, что забывает об этих встречах и вспоминает их, лишь вновь увидев Аджита.

– Так надо. – Маг погладил жесткие волосы. – Это ведь ненадолго. Сам видишь, со временем ты все вспомнишь. Ну? Закрывай глаза!

Он положил ладони на голову Сахира. Пара ударов сердца – и мальчик обмяк в его объятиях. Осторожно приподняв ребенка – «Тяжелый же стал! Быстро растет!» – чародей усадил племянника в кресло.

– Да, Раид воспитывает сына в том духе… что колдуны противны богам и…

– Ничего, – улыбнувшись, чародей положил сестре руку на плечо. – Я другого и не ждал.

– Я делаю, что могу. Но не хочу, чтобы ребенок видел, как мы ссоримся.

– Ничего, – повторил Аджит. – Твой муж хороший человек. Просто… он ошибается.

Илайя хотела сказать что-то еще, но передумала. Жена придворного, бывшая здесь несколько минут назад, вновь исчезла. Осталась лишь невысокая девушка, годы назад прощавшаяся у погребального костра с живым братом.

– Я… пойду?

Она кивнула. Отвернулась. Ее всегда немного мутило, когда Аджит вдруг становился невидимым.

Прежде чем окунуться в путаницу улиц Старого города, чародей вдохнул запахи ставшего родным особняка. Чужой дом пах пряностями и заморскими цветами.

Чародей застал воцарение Азáса Черного уже учеником. В те годы он еще не видел большого мира, и все, что знал о нем, – были страшные истории о резне магов, которая вспыхивала то здесь, то там. Каждый вечер приносил новые дурные вести. И новые страхи.

Боялись все. Истории пересказывались вечерами, в полутемных гостиных, и казалось, что мир за стенами обители сошел с ума. Помнится, Аджит считал дни и гадал, сколько времени пройдет, прежде чем война ворвется сюда, разрушив главный и самый крепкий бастион Круга.

– Ерунда! – отрезал Газван, услышав опасения ученика. Тогда он не был Верховным, и говорил еще резче, чем сейчас.

– Разве простые смертные не ненавидят магов? – пылко переспросил Аджит. – Да все об этом говорят! Мы отличаемся от них, у нас… есть сила. Люди ненавидят всех, кто от них отличается…

Юноша осекся, потому что его наставник фыркнул.

– На твоем месте я бы вспомнил старую присказку: мол, слово «маг» исходит от древнего иль магáр, что означает «величие» и «господство».

Аджит, не раз слышавший ее из уст наставников, посмотрел на Газвана с недоумением, что только разозлило учителя.

– Вот и догосподствовались, – заключил тот. – До восстания догосподствовались!

Видя, что ученик не понимает, Газван снизошел до объяснения.

– Да, то, что ты говоришь, тоже есть. Но толпа ненавидит не магов вовсе, а господ. А те, кто толпой руководит, – ненавидят тех, кто стоял выше них. То есть тоже господ, только уже повыше рангом. Но не магов. И, в общем, это наша вина, что для них это одно и то же. Но господа меняются, а новым тоже понадобятся маги. Хотя бы чтобы защищаться от соседей. Когда восставшие наденут на кого-нибудь золотую маску и вспомнят, что у Царства есть не только трон, но и границы.

– По-вашему, магам ничего не угрожает?

– Конечно угрожает, олух ты купеческий! И будет угрожать и через год, и через десять лет. Мы будем служить новому Царю Царей уже при новых порядках. Все, кто выживет, ясное дело.

Вышло точно так, как и предсказывал Газван. Прошли годы, и ужасы войны остались в прошлом. Десять лет назад Аджит не мог подумать, что окажется в столичном Районе Садов – дворцовом квартале, чьи стены казались неприступными простым горожанам по ту сторону канала.

Все пространство между спокойными водами Ладжáн, каналом и морем было одним огромным парком, однако большую его часть занимал дворец. Сквозь частокол кипарисов виднелись лишь белые стены и блестящие на солнце купола. Чуть дальше возвышалась квадратная Башня Справедливости: единственная постройка, которую можно разглядеть из города. Аджит читал, что она выходит на главный дворцовый двор и именно там находятся рабочие покои Царя Царей.

«Что он там видит, из окон своих палат?» – подумал маг и решил, что не так уж много. Видел бы больше – все в Царстве, может быть, сложилось иначе.

– Господин ждет, – напомнил провожатый, поторапливая чародея.

Сразу от ворот они свернули на выложенную цветастой плиткой дорожку, что виляла меж кедрами и подстриженными кустами роз. Пожалуй, главное, что отличало Район Садов – это тишина. Городской шум не проникал через толстые стены и, словно не решаясь потревожить здешний покой, слуга говорил негромко:

– Лекари сделали все необходимое, подлинное исцеление вряд ли понадобится. Но достойный Маýз очень слаб и решил довериться чародеям.

– Верховный говорил, советник идет на поправку.

– Вот это вам нужно будет проверить, – с непонятной интонацией произнес слуга.

– Что вы имеете в виду?

– У советника… есть подозрения. Достойный выбирает лучших лекарей, но всегда остается опасность.

Слуга натужно подбирал слова, но Аджит уже понял, что чародеи понадобились как нейтральная сила, не вовлеченная в дворцовые интриги. Что ж, он был магом-целителем и неплохим, Аджит сталкивался со всяким. Могло быть хуже: будь у него особая связь с камнем – надрывался бы с собратьями на строительстве каналов и дорог.

– Вот и пришли…

Слуга ускорил шаг, Аджиту оставалось лишь поспешить следом.

Советник Золотого двора обитал в роскошной резиденции в дворцовом квартале, Золотой палате. Только внутри чародей осознал, насколько все плохо. Бывает, войдешь в чужой дом – и сразу понимаешь, что он словно бы перевернулся: слуги снуют без цели, все огрызаются, и обстановка страха… маг ощущал ее кожей. В самом что ни на есть буквальном смысле.

Еще хуже оказалось в самих покоях. Аджит не был бы хорошим целителем, если бы не ощущал чувства людей с особой остротой. Смерть и страх, царящие в комнате, были густыми, как вонь портовых закоулков.

– Раздвиньте занавеси, – резко приказал он.

Слуги засуетились, убирая расписные ширмы и раздергивая драпировки, впустив в комнату соленый запах моря и крики чаек.

Аджит никогда прежде не видел Мауза иль-Нехáта, смотрителя казны, но подозревал, что тот был полным человеком с лоснящимся от довольства и хорошего питания лицом. Сейчас среди атласных покрывал лежал старик, сгоравший – и уже почти сгоревший – изнутри. Он был в сознании, и когда чародей присел на край кровати, попытался заговорить. На исхудалом лице осталось слишком много кожи: она пришла в движение, как диковинная маска, но голоса маг так и не расслышал.

– Лучше помолчите. Не тратьте силы, – проговорил Аджит.

– Ему стало хуже аккурат как вы отправились за колдуном, – говорил слуга за спиной у мага.

– …послал за лекарем? – кажется, голос провожатого.

– Ползвона назад. Мы…

– Тихо! – прикрикнул чародей. – Мне нужна тишина. Я уйду в себя, чтобы найти болезнь и вывести ее из тела. Сколько бы лекарей ни заявились, пусть помалкивают и не мешают. Мне потребуется… – он умолк, прикидывая время, – не больше звона.

– За звон он может оказаться при смерти, – тихо произнес проводник: похоже, секретарь, а не обычный челядинец.

– Ваши лекари корпели дни напролет, – отрезал Аджит. – Если вы не выделите хотя бы звона, зачем вообще звать целителя?

Взгляд секретаря обжег Аджита холодом.

– Сейчас не время артачиться, колдун!

– Хорошо. – Чародей встал. – Передайте лекарям мои лучшие пожелания! – и, пока секретарь не успел опомниться, шагнул к нему вплотную. – В нашем положении есть одно достоинство: мы не боимся ни Золотого, ни Бумажного двора. Круг пал так низко, что хуже только новая резня. Вряд ли тебе это под силу. Особенно, если твой господин умрет, а новый советник вышвырнет тебя отсюда, едва переступит порог. Дай мне звон. После – делай, что считаешь нужным.

Нужно отдать должное, секретарь колебался всего-то пару ударов сердца.

– Убери всех слуг, – приказал он напарнику. – Держи лекарей за дверью и пусть попробуют поднять голос! Если я их услышу…

Аджит так и не узнал, чем закончится для лекарей излишний шум. Вновь присев на край постели, он принял позу поудобнее, положил руку на грудь советника. Вдох, выдох – и он уже не слышал, что творилось вокруг.

Проникновение в разум больного похоже на путешествие по лабиринту алых туннелей. Вернее – так это виделось Аджиту. Изнанка мира лишена цвета и звука, магов учат придавать ей облик, чтобы не сойти с ума в пронизанной потоками силы пустоте. Чародей с детства любил медицину и знал, как выглядят кровеносные сосуды. Потоки силы в теле он представлял себе примерно так же.

Болезнь спутала эти потоки, отыскать ее не составило большого труда. Это было похоже на… пещеру, в которой струи красноватого света смешались, потускнели и переплелись в клубок, пульсирующий в такт ударам сердца. Труднее было этот узел расплести – да так, чтобы не повредить ни единой нити.

Чародей знал, что снаружи время течет быстрее, чем на Изнанке. Он торопился, но, с чего ни брался за переплетение, каждый раз отступал. Еще раз. Который по счету? Пятый… Да, пятый! Теперь он прислушивался к ощущениям с особым тщанием. Но как ни вел нить, виток за витком разматывая ее, та вновь ускользнула. Клубок как будто сопротивлялся. Жил своей жизнью – так, словно… что-то сдерживало его.

Проклятье!

Конечно. У советника были враги, и Аджит мог бы догадаться раньше. Сосредоточившись, чародей нырнул еще глубже, полностью отдавшись ощущениям. И впрямь: клубок опутывала тонкая, почти невидимая паутина силы. Чужие чары? Нет, колдовской яд. Просто яд, действующий так тонко, что даже маг не сразу разглядит.

Выбросив из головы саму мысль об утекающем времени, он рвал нити одну за другой. Он вбирал яд в себя самого, чтобы вывести из тела больного и выбросить прочь. С каждой впитанной каплей маг слабел, но продолжал работать, положившись на привычку. Мысли его начали мутиться. Он не знал, что это было за вещество… насколько оно ядовито, насколько опасны чары? Нужно вывести все, до капли… Нельзя рисковать.

Вроде еще что-то оставалось там…

Последнее, что он запомнил, – как вывалился в тварный мир, дрожа и в холодном поту. Потом его вырвало.

Аджит пришел в себя от влаги, ударившей ему в лицо. Один раз, второй… Маг чихнул и мотнул головой. Секретарь советника стоял над ним, держа наготове кувшин и чашу и, похоже, собираясь повторить процедуру.

– Что это было? – спросил он. – Ему стало лучше, потом ты начал бледнеть, дрожать и упал в обморок. Все… все в порядке?

Теперь, когда худшее осталось позади, в его голосе прибавилось теплоты.

– Колдовской яд. – Аджиту пришлось повторить, с первого раза голос вырвался из горла хриплым карканьем. Чародей попробовал встать, но охнул и остался на полу. – Меня вырвало. Убирайте осторожно. Не знаю, как он действует… Может, через кожу.

Слова давались с трудом, и маг закрыл глаза, не желая смотреть, как бешено вращается вокруг него покой.

– Ну, думаю, тогда мы оба трупы, – хохотнул секретарь. – Ты упал лицом в свою блевотину, а я оттащил тебя и еще оттирал.

Он вновь склонился над господином и, кажется, остался доволен увиденным.

– Спит, – возвестил он. – Но так, знаешь… спокойней, чем раньше. Не как в последние дни.

– Я… посмотрю…

– Сиди уж. Я передам Верховному, что ты выдохся и тебе нужен отдых. Заодно денек присмотришь за достойным господином. А мне… похоже, у меня прибавилось дел, – заключил секретарь.

Он взял с постели подушку и бросил магу.

– Устраивайся, пока не принесут кушетку.

Аджит выдавил из себя благодарность и сунул подушку под плечи, блуждая взглядом по комнате. Морской бриз колыхал тонкие газовые занавеси. Вокруг кровати суетился секретарь. Песочные часы крупинка за крупинкой отмеряли время – из отпущенного ему звона прошла едва ли половина.

Был перелом лета и осени: один из дней, когда жара спадает, но на улице еще тепло, а по ночам ветер с моря завывает в колоннаде Пяти Царей, как стая бродячих псов. Прямо под окнами Аджита городские поливальщики разбрызгивали воду, чтобы ветер не нес уличную пыль в дома добропорядочных горожан. Чуть дальше южный базар, не стихавший ни днем ни ночью, загорелся кольцами факелов, а Сердце Атамы – огромный бронзовый гонг под куполом храма времени – ныл и стонал, скорбя о кончине еще одного дня.

Джамла спала. Тонкое покрывало из некрашеного хлопка сбилось к ее ногам. В тусклом свете масляной плошки бедра чародейки казались смуглыми до темноты… нет – выточенными из орехового дерева.

Так непривычно было смотреть на линию спины, на разлегшиеся по загорелой коже тени – и понимать, что тебе с этим жить, вместо того, чтобы видеть лишь будоражащие кровь изгибы. Полумрак скрывал недостатки, но Аджит знал: они все там, стоит лишь получше всмотреться. Ему было все равно.

Он слышал тихое дыхание. Угадывал в полутьме знакомые родинки – там, где они должны быть.

Лечь бы рядом, обнять сзади, почувствовать ладонью мягкость ее груди… Подавив возбуждение, целитель отошел к окну, вслушиваясь в эхо отзвонившего гонга.

Из-за Сердца Атамы или нескромных мыслей – но чародей не слышал стука, пока в дверь не замолотили кулаками.

– Иду. Иду уже! – Аджит набросил на голое тело и наспех застегнул чародейскую кóвву.

– Кто там? – сонно спросила Джамила и перевернулась на спину.

– Сейчас узнаем…

Гость оказался посыльным, зато в кафтане с золотой каймой. За последние месяцы Аджит вдоволь насмотрелся на прислужников Золотого двора, так что не удивился. И все же… все же Золотой двор имел дела с Верховным, а не отдельными магами, видеть посланца на своем пороге было необычно.

– Письмо от советника. Сказано доставить и ждать.

Аджит хмыкнул. Конечно, Круг не отрезан от мира. Маги рождаются и у золотарей, и в семьях вельмож, у многих чародеев в городе жили родственники. Но почта всегда доставлялась Верховному или ищейкам Царя Царей при Круге.

Кроме самой высокой и самой важной.

– Я прочту и скажу, будет ли ответ.

– Мне сказали ждать здесь. – Посыльный попытался вступить в комнату, но Аджит преградил ему дорогу.

– Вот и славно. Подождать можно в коридоре.

И, пока тот не успел опомниться, чародей захлопнул дверь перед носом гонца.

– Что там? – Джамила села на смятых простынях, каштановые кудри рассыпались по плечам и груди. – Опять твоя сестра?

– Советник, – поморщился Аджит. – Чего-то хочет.

Он отошел к окну не только ради света. Если что и было причиной их беспрестанных ссор, то Илайя.

И не ошибся: послание было кратким, написанным в спешке и нервным. «Гостим в доме советника, – писала после приветствий сестра. – Нужно увидеться. Это очень важно и очень срочно! Если ты занят – брось все дела. Скажи, что тебя требует советник и доверяет одному тебе». Там было еще несколько строк, Аджит пробежал их взглядом, почти не видя.

– Срочно требует к себе, – сухо процитировал маг. – Я не знаю, в чем дело.

– Я столько раз говорила, я слышу, когда ты лжешь, – вздохнула Джамила. – А ты никак не привыкнешь, что спишь с чародейкой.

– Куда ты?

Его самообладание испарилось, стоило колдунье начать одеваться.

– К себе, – просто ответила Джамила. – Ты ведь уходишь? Кто бы там тебя не звал.

Она говорила правильно – как всегда, – а ему и в самом деле нужно было собраться. Но на душе скреблись кошки. Аджит молча смотрел, как одна за другой сходятся застежки ее коввы. Дыхание Бездны, как это не ко времени!

Нужно с тобой увидеться… Очень важно и очень срочно…

Поцелуй был совсем коротким – и вот уже чародейка выскользнула в коридор. Гонец встрепенулся было, но Аджит взглядом заставил его заткнуться.

– Подожди еще, – бросил маг. – Мне нужно переодеться.

В ночи Район Садов был еще красивее, чем с утра. Огни усыпали стены царского дворца, листва же казалась изумрудной в свете ламп и факелов. Здесь пели неизвестные ночные птицы и стрекотали сверчки, в отдалении звучали цимбалы и тамбурины, от скрытого в глубинах парка пруда доносилось кваканье лягушек.

На сей раз его провели не в покои, а во внутренний двор Золотой палаты, выходящий к краю Района Садов. Было темно, лишь пара ламп выхватывала из ночи ветви лимонных деревьев да алели в пятнах неверного света цветы. И все же он сразу понял, что здесь нет ни советника, ни секретаря. Только Илайя.

– Быстро же ты…

Чародей не понял, укоряет она его или в самом деле рада видеть.

– Что случилось? У тебя все хорошо?

– У меня да. Наверное… Дело в Сахе, – сестра помолчала пару мгновений и закончила: – Он сжег кровать в своей комнате.

– Боги! – выдохнул маг. Было ясно, что речь не об опасной и оттого еще более увлекательной игре.

– Я тоже первым делом их вспомнила. Правда, проклятиями.

– Как твой муж?

– О, Раид ничего не знает. – Она отвернулась, глядя в темноту. – Если ты о том, что будет… Не знаю. Ничего хорошего.

Помолчали. Откуда-то из глубин парка, из-за здания палаты, послышался пьяный смех.

– Я привезла его с собой, – наконец заговорила сестра. – Наутро сказала мужу, что неплохо укрепить знакомство с Маузом и что мы погостим денек-другой. Ты… мог бы его посмотреть?

– Конечно, пойдем!

– Он здесь. Спит. Я попросила у слуг снотворного, чтобы ты мог спокойно осмотреть… Боги, как я все это ненавижу!

– Ну-ну, не плачь…

Аджит обнял ее и держал, пока она не перестала всхлипывать. Впрочем, сестра пришла в себя довольно быстро.

– Пойдем.

Сахир спал на подушках, укрытый двумя покрывалами. В лунном свете его лицо казалось совсем белым, как храмовые изваяния. Мальчик выпростал из-под одеяла руку: казалось, он куда-то тянется, даже во сне.

Чародей присел рядом и взял детскую ладонь в свои.

Сах не кипел силой, как другие дети, в которых просыпалась магия, но стоило копнуть поглубже… сомнений не было. Судя по всему, после недавнего всплеска он еще не полностью восстановился.

– Да, он маг, – просто подтвердил Аджит. – Интересно, что я раньше не почувствовал.

– После происшествия няньки сказали, что он и раньше играл с огнем. Большей частью, одежда. То дыры, то горелые пятна. Больше полугода, они не помнят точно.

– Силы было мало, и она сразу выплескивалась, – заключил чародей.

– Я тоже так подумала.

Помолчав мгновение, Илайя выругалась.

– Послушай, но Раид – любящий отец! – Он поднял взгляд и увидел на лице сестры гримасу.

– Любящий отец вырос в религиозной семье. В имении вечно ошивались жрецы, храм Усра у Весенних ворот выстроили на их золото. Как преставились родители, стало попроще, а лет пять назад мы жили по божеским законам. Иногда… иногда это даже хорошо. Это делает его проще, не как большинство вельмож. А иногда… это ужасно!

– Но это же его сын. Его кровь, – пылко убеждал Аджит. – Раид не сделает ничего дурного! Я тоже живу в Круге, там по-своему хорошо. Спокойно.

– Это покроет нас позором. «Род аби-Кадров восходит ко времени пяти князей, еще до Завоевания», – Илайя выплюнула цитату из родословной, как ругательство. – Да и не в бесчестье дело…

Она начала ходить кругами, словно пленник в невидимой клетке, с каждым шагом припечатывая новые обвинения.

– Нет, честь рода ему и в голову не придет! Он слишком чист и милосерден. Не ровен час, замарается… Он будет думать о благе сына и его душе. Отправит Саха в храм замаливать проклятие. Мальчик будет жить… почти обычной жизнью. Пост, покаяние и пустая келья. Замечательно, да?

Гравий скрипел под ее ногами, словно вторя ее словам, и Аджит подумал, так ли его покой в обители отличается от кельи.

– Послушай, – сестра вдруг остановилась. – Жрецы могут лишать магов Дара? Ну… как будто лечение или вроде того. Может, и Саха можно сделать обычным смертным?

– Беса с два он станет обычным, – досадливо ответил Аджит. – Поверь, мы в Круге об этом знаем больше любого жреца. Да, после такого маги не могут колдовать. Вообще ничего не могут, только таращиться в пустоту и пускать слюни. Мы используем это как казнь: для чародеев, преступивших закон.

– А если скрыть? Раид ведь может… не догадаться?

– У нас с тобой много получилось?

Аджит устало вздохнул, подбирая слова.

– Ты не думала, откуда появился Круг? Почему он был задолго до узурпатора? Если ее не подчинить, сила начнет выплескиваться. Когда тебе хорошо, когда испугана, злишься – всегда во время сильных чувств. Нас учат управлять Даром. Если оставить Саха так… Ну, хорошо, если дом сгорит, а он выживет.

– Как вы раньше жили, до Круга?

– Как-то жили. Потому и считают, что мы противны богам. Маги опасны… Это так, если коротко, – чародей невольно усмехнулся.

Гравий заскрипел снова. Чародей молчал, не зная, что сказать.

– Что нам делать? – наконец спросила сестра.

– Для начала отнести мальчика в дом, здесь прохладно.

– Я имею в виду…

Аджит поднял племянника и покряхтел, устраивая поудобнее.

– Ох. Я знаю, что ты имеешь в виду. Дай мне подумать, хорошо? Всего неделю. Я что-нибудь придумаю. Обещаю!

– А за неделю ничего не случится?

– Не должно. Пока он растратил всю силу: пару недель Сах будет вялым, как после болезни. Потом да, сила вернется. Через луну или две.

Они умолкли, чтобы разговор не разносился по коридорам спящего особняка. Впрочем, спали не все: из крыла, где обитал советник, доносилась музыка.

– Что ты сказала Маузу? – спросил Аджит, когда они добрались до комнат сестры. Их обставили почти так же, как покои советника: шелковые занавеси скрывали стенные ниши, мебель была из дорогого черного дерева, а на масло для светильников, наверное, ушло состояние.

– Немного… Нам сюда, у Саха отдельная комнатка. Немного, – повторила она, когда маг опустил ребенка на кровать и укрыл его. – Что я скрываю тебя от мужа. Что не желаю тебя видеть, вот что. А о сыне ничего не говорила, только что он заболел. Еще – ты мне понадобился как целитель.

Аджит один за другим задувал светильники в комнате племянника.

– Плохо. Он может догадаться. И старик будет недоволен. Их… пониманию – едва ли пара лун.

– Старик?

– Верховный маг. Мне пора возвращаться: не хочу встречаться с советником. Ложись-ка ты тоже спать.

– Думаешь, я смогу уснуть? – Илайя потянулась за кувшином вина, но чародей мягко отобрал у нее чашу и убрал за спину.

– Положись на меня. Не хочу только, чтобы ты рухнула, где стоишь.

Сестра наконец-то улыбнулась.

– А я потом опять ничего не вспомню? Великая Матерь, Адж, ты опасный человек!

Чародей хотел было найти шутку в ответ, но так и не смог.

«Боги-боги… что же я делаю?»

Не то чтобы Аджит не знал ответа – просто гнал его, как гонят назойливого москита. Беда в том, что голос совести был настырнее и куда громче. Вдобавок ко всему чародей устал от безделья, солнце, хоть и осеннее, начало припекать, а настоящая мошкара лезла в лицо и под одежду.

«Что, если я ошибся? Если они не едут сюда, а наоборот удаляются? Сколько ждать прежде, чем отправиться на поиски?»

Неизвестно, сколько вопросов скопилось бы в голове мага, если б не охотничьи рожки. Звук отразился от песчаниковых скал, поплутал по роще и скатился к морю. Следом эхо принесло и отголоски собачьего лая.

«Думать будешь потом», – сказал себе чародей, пробираясь сквозь заросли и оглядывая кусты в поисках тропы. С тропой было туго. И он, и охотники оставили Прибрежный тракт с утра – какая охота вблизи от людных селений? Однако вельможи путешествовали верхом, и маг смирился, что если не хочет попадаться на глаза, мало-мальски приличные тропы нужно оставить им. Сверху наблюдать было даже удобнее.

Но как бы не упустить благородное сборище, заплутав!

Аджит прислушался к ощущениям. Он вырос и прожил в городе почти тридцать лет, маг не привык к просторам, и все же слышал людей буквально на краю слышимости. Если так можно сказать о колдовском чутье.

Южный лес словно насмехался над ним. Раскинувшись на высоких обрывистых холмах, растянувшись вдоль берега на четыре схéна, он был единственным клочком дикой природы в окрестностях столицы. Неровный рельеф помешал распахать, вырубить и застроить его столетия назад – и с тем же несносным характером он подсовывал на пути мага овраги и заросшие кустарником буреломы.

«Если так будет продолжаться, природа потеряет очарование, – подумал маг, оставив клок одежды на ветвях терновника. – Надо запомнить: замышлять что-то исключительно в городе, желательно в кварталах богачей».

Лес, впрочем, сжалился над Аджитом, выпустил его на вершину поросшего кустами склона. Отсюда он намеревался следовать за охотниками до привала. Рожки звучали совсем близко, а лай не смолкал ни на секунду. Теперь к ним прибавился еще и стук копыт. Удивительно, как они не распугали дичь таким-то гамом?

Задумываться об этом было некогда – процессия вынырнула из-за скалы, звеня оружием и сбруей, переговариваясь и смеясь. Настоящие вельможи: даже в охотничьих костюмах пестро одетая компания напоминала придворный раут.

Аджит отступил под сень кедра ниже по склону. Настало время иллюзий – благо запрещенные чары здесь слышать некому. Пока судьба была к нему благосклонна, но маг не обманывался: в плане, наспех слепленном за пару дней, найдутся слабые звенья. У строптивицы будет много поводов оставить его в дураках.

Именно о судьбе он думал, когда услышал об охоте.

Это было наутро после разговора с сестрой, бессонной ночи и тысячи проклятий, которые он обрушил на богов. Судьба явилась в разговорах в трапезной обители, а также в требовании целителя, пришедшем в тот же день. На сей раз Дар Аджита понадобился землевладельцу в загородном имении к югу от города. На самой опушке леса.

За последние дни он провел такую грандиозную работу, что бесы, совращающие души праведников, задохнулись бы от зависти. Он знал об этой компании все. Кто входил в нее. Охотничьи привычки Раида. Маршрут. Скольких трудов ему стоило вырваться из обители не только ради этого дня, но и чтобы заранее обшарить тропы, едва не обнюхать каждый куст!..

Солнце перевалило за полдень, когда охотники наконец устроились на привал. Десять достойных: придворные юнцы, Раид среди них был самым старшим. Каждый имел при себе слугу, один из них выполнял обязанности псаря. По кругу пошла фляжка. «Вино? Было бы неплохо!» Но слишком уповать не стоило, речь шла о крупной дичи. Запахло костром. Магу оставалось лишь глотать слюнки. Ожидая, когда группа двинется дальше, Аджит отыскал взглядом зятя и стал наблюдать.

Несколько лет назад маг поинтересовался, как Илайю угораздило связаться с ревнителем.

– Рай вовсе не фанатик, – отрезала сестра. – И… у его воспитания есть достоинства. Он не злится. Не горд. Работает много, принимает слабости других. Нетребователен, но заботлив. В общем, ты увидишь. Он очень сильный человек.

– Фанатики вообще сильные люди, – недовольно пожал плечами Аджит. – Убеждения придают сил. Которые у обычных людей уходят на поиск ответов.

– Он. Не. Фанатик, – подчеркивая каждое слово, повторила Илайя.

– Он так добр! Почему ж его милостью маги сидят в тюрьме?

– Ты хочешь знать его мнение? Или мое?

Чародей махнул рукой и бросил:

– Мне все равно.

– Если угодно, жрецы помогают всем. Но они верят, что колдовство меняет мир и искажает волю богов, и маги творят это зло сознательно. Жрецы ждут, что колдун сперва откажется от своей силы, и тогда ему помогут… обрести в душе мир.

– Если от нее что-то останется. Так себе довод, – скривился Аджит.

– Как бы там ни было… Я не согласна с ним. Но пока дело не касается семьи, я вижу больше хорошего, чем плохого.

Аджит не знал, по-прежнему ли она так считает, но теперь ему предстояло столкнуться с «сильным человеком» лицом к лицу.

За воспоминаниями время пролетело незаметно, и вот уже слуги начали забрасывать костер. Чародей мгновенно собрался, когда один из охотников пошел к лошадям. Теперь действовать предстояло быстро: сейчас они оседлают коней и рассыплются по лесу для загона дичи. Именно тогда Раида нужно отделить от остальных.

Слуги, кроме псаря, остались присматривать за лагерем, Аджит больше не обращал на них внимания. Его взгляд был прикован к рослой фигуре в охотничьей куртке, верхом на гнедом жеребце.

Маг начал карабкаться по осыпающемуся склону, чтобы не потерять Раида из виду. Легче сказать, чем сделать! Каким-то образом кустарники цеплялись корнями за скат, а из-под его ног земля словно уползала. Краем уха Аджит услышал лай, это гончих спустили с повода.

Исцарапав в кровь руки и обзаведясь ссадиной от хлестнувшей по лицу ветки, маг все же взобрался на склон и увидел, что охотники растянулись цепью, насколько позволяла местность, – и теперь удаляются.

Подождать пока разъедутся еще дальше? Так недолго и потерять их. Чародей выругался.

Найдя взглядом зятя, он потянулся к сознанию лошади.

Рысца… полный желудок… чистая, наполняющая все радость движения. Аджит стегнул жеребца, точно плетью. Какая-то часть его продолжала наблюдать, он видел, как резко остановился конь, встал на дыбы. «Беги!» – послал сигнал Аджит, и тот припустил во весь опор. «Прочь! Прочь!» – приказывал чародей, подгоняя коня все дальше к берегу.

Оставаться на месте нельзя, иначе ему не догнать всадника. В последний раз подхлестнув лошадь, Аджит скатился с холма и устремился через подлесок.

Ветви пожелтевшего от жары тиса хлестали его по лицу. Камни и сухие сучья бросались под ноги. Спуск. Подъем. Спуск… Еще подъем. Один раз Аджит испугался, что потерял всадника, но увидел вдали в распадке темное пятно. Еще немного – и они скроются из виду!

Прыжок. Аджит словно вытянул руку, коснулся кривого дерева на противоположном склоне, разглядел каждую трещинку коры – а затем подтянулся к нему. На миг сознание помутилось, но когда он открыл глаза, увидел кору настоящим зрением.

Чародей бросил взгляд вниз. Жеребец начал успокаиваться, и маг еще раз хлестнул его. Теперь осторожнее. Аджиту нужно было загнать всадника в определенное место, где тропа огибала утес, зависнув над морем. Мало подстегивать коня, теперь чародею предстояло управлять им.

Жеребец сам не понимал, что с ним творится. Его губы горели от удил, а бока от шпор – но страх гнал его, вопреки воле всадника. По бокам от тропы сгущались тени. Обезумев от ужаса, конь шарахался прочь, не осознавая, что его ведут. Войдя в сознание животного, Аджит и сам разделил с ним часть боли.

Наконец он толкнул жертву в овраг, который выведет их к нужному месту, и вернулся в себя, тяжело хватая ртом воздух. Прислонился лбом к стволу ближайшего дерева и сполз наземь. Бока саднили. Уголки губ драло так, будто он прикусил раскаленное железо. Вдобавок он сильно прикусил язык.

Сплюнув кровь и выругавшись, Аджит с трудом поднялся на ноги. Нужный ему утес напоминал фаллос, маг без труда нашел его среди поросших соснами скал. Попытался сосредоточиться для прыжка – и понял, что власть над обезумевшим животным отняла слишком много сил.

«Ну же, глупец, ты слишком далеко зашел!»

Он сосредоточился на зарослях кустарника, к которым хотел перенестись, но зрение мутилось, куст представлялся не то чудищем, не то кляксой цветных чернил. Что же, придется так. Рывок… острые камешки оцарапали его колени, и маг ткнулся носом в листву.

Раид был там, внизу.

То ли он утихомирил жеребца, то ли конь попросту выдохся, но вельможа уже спешился и теперь вытирал взмыленные бока клоком травы. Прямо за ним виднелось море: такое чистое и огромное, что взгляд терялся в синеве. Где-то там, на закате, лежали земли, где магов не преследовали. Слишком далеко. Мир Аджита заканчивался раньше: в размытой линии, где волны переходили в выбеленное жарой небо.

Вдохнув и выдохнув, Аджит ступил в пустоту и медленно опустился на тропу внизу.

– Здравствуй, Раид, – просто сказал он.

Нужно отдать должное – вельможа почти не вздрогнул. Он обернулся медленно и спокойно, даже не схватился за оружие. На открытом лице – настороженность, но и доброжелательность. Темноволосый, темнобородый… Сахир станет таким же, когда вырастет.

– Кто ты? – спросил придворный. – Откуда знаешь мое имя?

– У нас мало времени, поэтому не обессудь, начну без предисловий. Я брат твоей жены.

– Ты шутишь, – Раид улыбнулся, но маг верил его улыбке не больше, чем своей. К тому же чародею показалось, что в рукаве вельможа прячет нож.

Вряд ли стоило его винить. Длинный, худой и нескладный, с непослушными, вечно всклокоченными волосами, а теперь еще грязный и исцарапанный, Аджит и верно походил на безумца. Нервным жестом пригладив волосы, маг рассудительно сказал:

– Я бы не затевал эту кутерьму, чтобы подшутить. И не гадай, как поудобней перехватить нож, до меня ты не дотянешься.

Улыбка сползла с лица зятя, когда воздух заколебался и сгустился, составив плотный щит, разгородивший тропу меж ними надвое.

– Ты колдун!

Аджит вздохнул.

– Начнем сначала. Я брат твоей жены, и да, я маг. У Илайи родинка на правом бедре, с внутренней стороны, и еще одна на боку, под мышкой. Она родилась в доме Замра Рахада, торговца тканями, любит фиалки и терпеть не может имбирь. Этого достаточно, чтобы ты поверил?

Раид молчал. Словно понимая, что его мучитель рядом, конь беспокойно переступал с ноги на ногу.

– Прекрасно. Я подготовил все, чтобы поговорить о Сахире. Видишь ли, он тоже маг и он мой племянник, так что я беспокоюсь.

– Ты лжешь, – выдохнул Раид. Потом рассмеялся. – Сах? Колдун? Ты сумасшедший!

Аджит улыбнулся.

– Мы можем начать еще раз, время есть. Мне незачем было…

– Чего ты хочешь? Уступок? Чтобы я что-то сказал о… твоих дружках под следствием? Чьего-то освобождения?… Ну? Отвечай же!

Чародей дал ему выговориться и продолжил:

– Как я сказал, меня волнует только племянник. Несколько дней назад Илайя заметила те знаки пробуждения Дара, что были у меня. Пока она гостила у советника, я осмотрел мальчика и могу подтвердить: в нем спит Дар. Я не знаю, за что боги прокляли его родиться в наши дни. Илайя не верит, что ты отправишь Саха в Круг: она говорит, ты скорее сделаешь его слабоумным, лишь бы не опорочить род.

– Ты не получишь Саха, если ты об этом толкуешь.

Проклятье! Маг часами продумывал разговор, но, как обычно бывает, слово за слово тот свернул не туда.

– Я не требую твоего сына. Я здесь, чтобы убедиться, что с мальчиком все будет хорошо. Что ты не тронешь его, не отправишь жрецам. Ты можешь выбрать любую обитель, в любом из городов Царства. Если его не обучить управлять Даром, сила убьет Саха.

– Так вот как прирастает ваш род? Отбираете детей у родителей? Хочешь, чтобы я отдал сына, чтобы вы сделали из него себе подобного?

– Магом не становятся, магом рождаются, – как можно спокойнее произнес Аджит. – Твой сын родился им, хочешь ты или нет. Речь о том, как ты это воспримешь.

В руке зятя все же показался кинжал.

– Уйти, отродье! Я не заключаю сделок с колдунами. И не намерен говорить с тобой. Уж ты-то должен знать.

– Хорошо, давай зайдем с другой стороны. Я боюсь за племянника так же, как ты за сына. Из-за тебя и других ревнителей у меня никого нет. Я не допущу, чтобы с Сахом что-то случилось! Все приготовлено. Если мы не договоримся, я просто столкну тебя вниз. Давай, посмотри через край: там только камни и волны… Все подумают, что лошадь понесла и сбросила вас обоих. Единственная надежда уйти отсюда – заверить меня, что с мальчиком все будет хорошо. Видят боги, ради Лай я не хочу это делать!

– Уходи!

Раид начал наступать, и маг, не желая ввязываться в драку и еще надеясь убедить его, сделал шаг назад.

– Вельможный дурень! Ты слышишь, что я говорю?

Однако придворный прыгнул. Не будь Аджит магом, предплечье зятя ударило бы его в горло, а вторая рука вогнала бы в живот нож. Однако щит по-прежнему висел меж ними, Раид наткнулся на преграду и отскочил назад.

– Мы давили вас десять лет. Но, видно, были слишком милосердны…

Что уж там было в его глазах? Гнев? Ненависть? Отвращение? Аджит не знал, да и не хотел всматриваться.

– Тогда отправляйся в пекло, – проговорил маг и толкнул стену силы перед собой.

Чародей не сказал бы, сколько времени прошло. Должно быть, мгновения – хотя для него они растянулись на добрый звон. Подойдя к краю обрыва, он заглянул вниз. Конь придворного подергивал ногами и стонал. Раид лежал, раскинув руки, с размозженной от удара головой. Ненасытные губы волн раз за разом касались окровавленного камня, точно дорвавшись до пиршества, но не решаясь приступить.

Маг отвернулся и быстро пошел прочь. Ему еще нужно было убираться из леса.

Теперь ему не от кого было скрываться, Аджит подошел к воротам и замер, не донеся руку до дверного молотка. В знак траура его обвязали черным платком. Из-за стены маг не видел самого здания, лишь красную мозаику вдоль плоской крыши – но не сомневался, что окна закрыты, а внутри царят тишь и скорбь.

Обругав себя за малодушие, маг постучал.

Он насчитал дюжину ударов сердца, пока в воротах не открылось решетчатое окошко, показалась седая борода привратника. Видимо, облик Аджита удовлетворил слугу: тот соизволил не послать мага прочь, а заговорить.

– Кто бы ты ни был, в этом доме траур. Если хочешь принести соболезнования, подожди несколько дней. Госпоже сейчас тяжело видеть гостей.

Он уже хотел закрыть окошко, но чародей остановил его:

– Погоди! Скажи госпоже, что это целитель, я лечу ее сына. Траур или нет, мне нужно видеть мальчика. Ему это нужно.

– Целитель? В этом доме не рады колдунам.

– Поэтому в первый раз я осматривал его не здесь. По просьбе госпожи. Просто передай ей. Я уйду, если она не захочет меня видеть.

Привратник буркнул нечто похожее на «Жди» и захлопнул окошко.

Чародей ждал. За спиной кричали уличные торговцы, нахваливая жареный миндаль и засахаренные фрукты. Ржали лошади, громыхали по брусчатке подводы. Тишина за воротами была такой густой, что впору резать. Наконец вместо окошка в них приоткрылась дверца, и статный старик в длинном одеянии махнул рукой.

С дорожек сада второй день не сметали листьев, их шаги сопровождались неумолчным шорохом. Кипарисы печально клонились на ветру, тамариск перебирал ветвями, точно всплескивая руками в отчаянии.

– Госпожа примет тебя в своем покое, – говорил привратник. – Во время скорби мы не разжигаем печей и питаемся дарами земли. Увы, нам нечем угостить тебя.

– Я пришел не за этим, – пожал плечами Аджит. – И тоже чту традиции.

Все окна в доме были завешены черной парусиной, внутри было тихо, пусто и полутемно. Маг следовал за стариком, не показывая, что знает дорогу.

Илайя сидела у окна, еще более хрупкая и бледная, чем обычно.

– Лай? – неуверенно позвал он. – Лай? Ты слышишь?

– Горе не сделало меня ни слепой, ни глухой, – бесцветным голосом откликнулась сестра. – Сахиру в самом деле нужна помощь?

– И да, и нет. – Аджит присел перед ней на корточки. Нервно пригладил волосы. – Я пришел, как только узнал. Решил, что могу понадобиться. А Сах… ну, его неплохо бы осмотреть, нужно понять, как быстро растет его сила. Но не обязательно сегодня.

– Где-то там было кресло, – Илайя махнула рукой в полумрак. – Сядь. Не могу видеть, как ты смотришь снизу вверх.

Чародей выполнил ее просьбу, подтащив сиденье к окну, но молчание затягивалось. Чтобы нарушить тягостную тишину, маг произнес:

– Мне очень жаль. Я убеждал старика, чтобы тот забрал Саха силой. Часть меня рада, что все так сложилось, но честно… мне жаль. Я знаю, что ты его любила.

Сестра усмехнулась своим мыслям, но не ответила.

– Я не большой знаток, что делать в таких случаях, – заговорил вновь Аджит. – У нас в Круге… редко встретишь большую близость, чем давние друзья. Я не сталкивался с горем. Но знаю, что ты должна заняться делом. Нельзя просто так сидеть! Я помогу всем, чем смогу. Все что угодно! Увы, мои чародейские мозги не придумали ничего умнее… присутствия.

Похоже, он заинтересовал сестру, потому что она, наконец, подняла голову.

– У вас что, нет семей? А Джамила?

Мягкие руки чародейки, и все ее ласки, и тихий смех… Внезапно маг понял, что ведь ему отчаянно повезло.

– О, нам никто не запрещает, если ты об этом! – поспешил он заверить ее. – Просто нас мало. Непросто подобрать пару. В таком-то замкнутом пространстве. Любовников много: мужчин и женщин примерно поровну. Но редко кто затягивает дольше пары лет. Я… был бы счастлив, но боюсь загадывать.

За окном прошли двое слуг, несмотря на траур, они с упоением судачили о завтрашнем базарном дне. Две тени скользнули по занавесям, напряжение стало таким осязаемым, что покалывало кожу.

– Ты, наверное, хочешь знать, о чем я думаю? – нарушила молчание Илайя. – На самом деле ни о чем. Да, я горюю, но знаю, что со мной остался бы или муж, или сын. Я просто сижу, проклинаю богов, себя и ни о чем не думаю.

– Тебе нужны люди, а не тишина!

– Траур длится три дня, – сестра пожала плечами. – Я их заслужила. Послезавтра я снова стану придворной дамой. Пока что… я хочу просто посидеть.

Они и сидели. По правде сказать, Аджит не знал, долго ли. Время стало вязким и липким, минуты тянулись неимоверно тяжко. Наконец Илайя перешла к делу:

– Ты хотел осмотреть Саха. Он в своих комнатах. Я стараюсь быть рядом, но он наверняка проснулся, ты будешь кстати.

– Это совсем не обязательно! – Чародей коснулся ее запястья. – Его сила будет восстанавливаться пару лун. Я просто хочу понять, как быстро он крепнет.

– Обязательно, – отрезала сестра. – Я решила не отдавать его в Круг.

– Дыхание Бездны! Лай, ты сошла с ума…

– Ни капельки. Я не могу потерять еще и сына. Мы уедем. У нас куча золота, а в Рассветных королевствах Сах станет обычным человеком. Никому и дела не будет, маг он или нет.

Аджиту потребовалось несколько вздохов, чтобы переварить услышанное. Все это… не сразу укладывалось в голове.

Давным-давно, еще учеником, чародей спросил Верховного – почему маги не соберутся и попросту не уйдут из Царства? Да, они проиграли, но ни узурпатор, ни войско не остановит несколько тысяч чародеев.

Газван фыркнул:

– Куда?

– Да куда угодно! На востоке, на западе… маги живут по-разному, но живут же, да? Все лучше резни.

– Кишки Усира! Вот учу я тебя, учу – а без толку. В Круге полно самовлюбленных олухов, но такое даже я впервые слышу.

Аджит уже понял, что сморозил глупость, но упрямо молчал, ожидая пояснений.

– Ну хорошо, – вздохнул Газван. – Мы соберемся вместе, положим сотни собратьев… Вырвемся. А дальше-то? Через год родится еще пять сотен магов. Мы их красть будем? Или бросим, пускай их топят, как котят?

То был глупый вопрос, им никуда не сбежать от самих себя. Но у двоих достойных может получиться. И пока никто не знает, что Сах маг…

– Ты права, – наконец нашел, что ответить Аджит. – В действительности дело будет. В Рассветных королевствах мало чародеев, там ценят Дар, но… он ведь будет чужаком! Вы оба будете. Здесь у вас есть дом, положение. Там вы никому не нужны…

– Деньги нужны всем.

– Сах не будет говорить на языке Царства. Там все чужое! Боги, сестричка, я никогда не думал, что «моя земля» что-то значит! Ты серьезно?

– Совершенно.

– А как же… традиции? Родословная? Ты же… не лишишь Саха друзей, положения… вот так?

– Если твоя земля тебя ненавидит, не грех ее и потерять. – Сестра смерила его странным взглядом. – Что до родословной, в Круге Сах лишится всего. И ты подумал обо мне? Я смогу жить в Раидовом имении, но после смерти оно уйдет владыке. Так не лучше продать его казне, получить чистое, звонкое золото и уехать? Сейчас, пока никто не знает?

Ответить на это было нечего. Каждым словом Илайя говорила правду – и каждое слово резало, как нож лекаря.

– Я… я надеюсь, ты передумаешь.

– И зря. Ты плохо знаешь свою сестру, – помолчав мгновение и качнув головой, она выдохнула: – Иди. Ты нужен мальчику. И потом… не знаю, когда вы теперь увидитесь. Я постараюсь забрать тебя, но нужно время.

Помня, что с сестрой в таком состоянии лучше не спорить, Аджит поднялся. Он был уже у дверей, когда Илайя его окликнула:

– Адж… ты хотя бы поговорил с ним?

Глупо было отпираться и прятаться за новой ложью. Обернувшись, маг признался:

– Я думал над разговором днями, но все пошло не так. Он напал на меня. Это моя вина, я не нашел слов.

– Ты и не смог бы, – ответила Илайя. – И никто бы не смог. Иди. Сах будет рад тебя видеть.

И он ушел.

 

2

Торговец рыбой из Ночной гавани был не из тех нанимателей, к которым Аджит привык. Пользуясь положением подле Первого-в-Круге, обычно он бывал в домах знати или, во всяком случае, чиновников и землевладельцев. И неудивительно: кто еще мог позволить себе услуги целителя?

Хотели-то, должно быть, многие – после азасова пленения магов столичная медицина осталась изрядно потрепанной. Нет, среди простых смертных встречались хорошие лекари. Но как-то веками складывалось, что это ответственное дело доверяли чародеям.

Так что он невольно кривил нос от витавшего над гаванью запаха рыбьей требухи и старался не морщиться от манер нанимателя. Аджит вздохнул с облегчением, когда Верховный вызвал его к себе. Все лучше, чем лечить полуграмотного болвана, уверенного, что прав тот, чей голос громче.

Газван сразу прервал его приветствие, резким жестом указав на кресло.

– Ты долго бездельничал, мальчик! – сказал он, не дожидаясь, пока маг сядет. – Пора заняться чем-то полезным.

Интересное начало. Что ж, посмотрим, куда оно их заведет.

– И вот что. Мне не нравится история с советником.

– Вы имеете в виду не исцеление, я правильно понял?

– Я говорю о твоей сестре и ваших тайных встречах, – фыркнул Верховный. – Теперь Мауз решит, что у него есть ниточка, за которую можно потянуть. Меня, тебя… да кого угодно.

Что ж, по крайней мере, это было справедливо.

– И еще меньше нравится охота и отъезд твоей сестры. Ты долго работал с осторожными заданиями. Это не должно было случиться.

Аджит не хотел гадать, что известно Верховному, и потому решил молчать, пока старик не выложит все обвинения.

– В общем, наварил ты варево, с гадюкой и перцем, – заключил Газван. – Семейные дела плохо сказываются на твоих мозгах, мальчик. Пришла пора заняться общими. Скажем, чтобы загладить вину.

– Надеюсь, советник пригодился Кругу?

– Пес его знает… Открою маленький секрет: при дворе не все так уж ненавидят магов. У меня есть высокородные друзья и больше половины двора… по меньшей мере, им до нас нет дела. Они подгавкивают святошам, когда нужно, но им все равно. В какое стойло отнести Мауза, я пока не понял.

– Золотой двор… это казна, и подати, и торговля, – сказал Аджит. – Сестра действовала сама, не посоветовавшись, но я решил, от их знакомства не будет большой беды. Можно дать толстяку ниточку. Он нам и вправду нужен.

– Да, он бы не помешал, – согласился старик. – Если хочешь, вот другой расклад. В Царстве есть Железный, Бумажный и Золотой дворы. Войско однозначно против нас. Высокий судья как раз союзник. Он получал образование в Круге. А казначейство… ни так, ни сяк.

– Хотите выяснить, кто для нас Мауз?

– И это тоже. Я просто рассказываю, что да как. О делах сейчас поговорим.

Так знает или нет? Проклятье! Аджит не понял, принуждает его Верховный заняться делом, шантажируя охотой, или просто поворчал для острастки. В любом случае, что бы тот ни задумал, это интереснее, чем лечить купцов.

– Видишь ли, мальчик, я не только протираю задом кресло. – Газван и впрямь лучился довольством. – Когда прикрываешь крикунов по всему Царству, до раздумий редко доходит дело. Но я размышляю не только о сегодняшнем дне, но и о завтрашнем.

Он помолчал, не то подбирая слова, не то интригуя. А может, то и другое сразу.

– Ты знаешь, у меня есть теория насчет войны. Наш Царь Царей невзлюбил магов, но там, – он указал большим пальцем за спину, где в темноте скрывалось окно, – им там плевать на Круг. Жрецы и раньше на нас кривились. Никому не было дела, пока наши предшественники вконец не зарвались. Узурпатор восстал против магов, но крестьяне-то восстали против господ. Его бы никто не поддержал, кабы одно не совпало с другим. Что это для нас значит?

– Что простые смертные могут стать союзниками?

– Почти, почти… Почти, да не только. Это значит, что ревнитель в золотой маске не нужен никому. Пройдет лет десять или пятнадцать, пока он станет костью в горле. Всем, кто его поддержал. Но мы-то не хотим ждать столько лет. И, главное, не хотим, чтобы люди все время слушали, что маги спят с ночными тенями и едят младенцев.

– Вы хотите… приблизить этот день? – осторожно спросил Аджит.

– Ни в коем случае! Ни при каких обстоятельствах! – Старик даже подался назад, словно хотел быть подальше от этих слов. – Это все бредни насчет могущества и господства, не слушай старых олухов, которые ими грезят! Маг сильнее простого смертного. Больше может, больше знает. У нас есть сила… Но мы не можем воевать со всем миром. Это то, чему нас научила война. Мы можем прийти к власти своим умом, по достоинству занимая высокие посты. Силой нам не одержать верх. Мы даже не сумели удержать власть, когда вся страна обернулась против.

– Значит, страна должна быть за. Я ведь хожу в город. Я смутно помню царей-чародеев, но, поверьте, сейчас плохо всем: и ремесленникам, и торговцам… даже чиновникам.

– Вот именно, что плохо всем! Поэтому, когда маги кричат, что их заперли в тюрьму, этого никто не слышит. Посмотри вокруг: каменные палаты, роскошная мебель… да хоть твои одежды. У большинства горожан ничего этого нет. Мы никогда не выйдем из застенков, пока Царство сидит по подбородок в дерьме. Мы кричим о своей исключительности и что нам должно стать еще лучше. Не за то нужно бороться, чтобы вельможи дали нам свободу. А за то, чтобы купцы, ремесленники, чинуши считали нас своими. За умы. Когда ты одержишь верх в умах, следующей битвы не потребуется. Торгаши и чернь на руках вынесут тебя из обители.

– Я… кажется, я понимаю, – медленно проговорил Аджит. – Поэтому вы не ропщете. И посылаете нас выполнять грязную работу. Дороги, каналы, расчистка полей – все это схватка за умы?

– Почти, – довольно кивнул старик. – Я не злю Азаса, а мы работаем вместе с простыми смертными. Бок о бок. Но этого мало! Нужно строить самим, не по указке Царя Царей. Что-то полезное. Не благотворительность: еще подумают, будто мы искупаем вину. Это примут как должное. Нет, совсем другое. Лечебницы. Мастерские. Школы…

Газван скривился.

– Нет, к детям нас никто не пустит. Но пусть так, без школ… Ты понял, о чем я распинаюсь. Мне нужны деньги и помощь Золотого двора. Мы не откроем лечебницу Круга, а вот царская лечебница, в которой исцеляют маги, – другой разговор. Маузу золото, а чернь со временем привыкнет, что Круг – это хорошо. Что Круг делает больше, лучше, чем чиновники. Что мы везде и мы свои.

– Вы хитрый старый бес, мудрый!

– Я тоже горд собой, – довольно проворчал Газван. – Ты догадался, что все это устроишь ты?

– Почему я?

– Потому что ты сын купца, а не босяк и не придворный. Потому что ходишь в город. И еще – потому что мне не нравится история с охотой. Довольно?

– Вполне.

Чародей постарался не измениться в лице.

– Тогда иди и думай. И ищи людей. Одного тебя не хватит. Непременно поговори с советником. Мне интересно, что тот скажет, но пусть это будет твоя затея. Потом расскажешь.

– Я могу идти? – поинтересовался Аджит.

– Если можешь встать под грузом ответственности.

Закрыв за собой двери проклятого кабинета, Аджит прислонился к ним спиной и постоял немного, приходя в себя. «Знает… Наверняка ведь знает, старый пес! И ему все равно». По правде сказать, чародей не был уверен, что Первый-в-Круге подозревает его в убийстве. Старик не сказал ничего особенного… да, как будто обычное ворчание. Но если за годы он что и понял о Верховном – так это что Газван опасней стаи шакалов. И куда умнее.

Вспомнив, что старый маг по-прежнему чувствует его через дубовые створки, Аджит собрался с силами и отлепился от дверей. Обернулся, в первый раз в жизни рассмотрев резьбу. Обычная охотничья сцена, вечная погоня: резные львы, которые никогда не догонят резных же ланей, тигр застыл с поднятой лапой, не смея погрузить когти в круп жертвы. Рисунок вырезали несколько веков назад, морды всех животных были повернуты к зрителю.

Беги, как будто говорили лани, тебя ждет погибель. Уноси ноги, безмолвно скалились львы, ты убийца.

Маг тряхнул головой и провел рукой по лицу, словно снимая липкий и страшный морок.

Он ожидал, что заключит Джамилу в объятия – впервые после долгой и такой тяжелой разлуки – но чародейка не вышла ему навстречу: дубовая дверь отворилась сама, подчиняясь воле хозяйки.

– Проходи, – бросила она, не отрывая взгляда от книги.

Их покои были почти одинаковыми… да в Круге все покои как две капли воды, но здесь сами стены говорили, что в них обитает женщина. Ноги тонули в густо-синем, цвета южных морей ковре. Недорогие, но искусно выкованные медные лампы мерцали вдоль стен, в расписных глиняных мисках лежали лепестки роз, источая тонкий, едва слышный в вечернем воздухе аромат.

– Это хорошо, что ты пришел…

Как будто с вызовом – или, может, насмешливо – Джамила разглядывала его, наклонив голову. Она позволила Аджиту коснуться губами прохладной щеки и лишь тогда закончила:

– Как раз хотела с тобой поговорить.

Сердце, кажется, пропустило удар. Что, и она тоже? Чародей вымученно улыбнулся.

– А я всегда рад тебя слушать!

Маг опустился на ковер у ее ног, как делал сотни раз прежде – в комнате Джамилы был всего один стул, но тут же пожалел об этом. Смотреть снизу вверх, пытаясь унять неловкие, ставшие словно деревянными руки – не лучший выбор.

– Я хотела… нет, не буду ходить вокруг да около. Мне это все не нравится.

Боги, они точно сговорились! Но ведь она не может знать, никак не может. Откуда?

– Ты знаешь, как я отношусь… Великая Матерь! – Джамила спрятала лицо в ладонях. Глухо произнесла: – Я столько проговаривала, что скажу, что я хочу сказать… Тебя слишком долго не было. Все слова куда-то делись.

Аджит хотел бы прикоснуться, обнять, утешить – но чародейка отстранилась от его руки. Она резко поднялась и отошла подальше, к усыпанной подушками постели.

– Ты помнишь, как все начиналось? – немного невпопад спросила Джамила. – На самом деле я решила, что в столичной обители восемь сотен мужчин, включая стариков. А ты не так уж плох. Не хуже других, ведь не кидаться на учеников. И потом, человек Верховного, куда без этого… Смешно сказать, мне все завидовали, а я… я ждала твоего прихода и думала, что ты неплох, и я не вижу, не знаю никого лучше. Это потом я привязалась. Хотя не сразу поняла.

Чародейка прошлась по комнате, нервно сцепив руки.

– Так вот, ты знаешь, как я отношусь… нет, не к твоей сестре, а к тому, сколько места она занимает в твоих мыслях. Мне никогда это не нравилось, но я понимаю: горе, отъезд… я правда понимаю. Но ты пропал на месяц. Целая луна, Адж! Ни слова, ни предупреждения… А теперь ты приходишь как ни в чем не бывало. Как будто так нужно, и мы попрощались вчера!

Это было странное, двойственное ощущение. Огромное облегчение… но и глухая боль где-то внутри, под грудиной.

Не так уж плох. Не хуже других…

– Что я должна была думать, Адж? Что я фарфоровая кошечка? Можно снять с полки, погладить, но ведь она не просит есть… как вспомнил, так и вспомнил? Что у тебя неприятности? Что ты придешь, совсем скоро, вот-вот… чтобы опять пропасть без вести? Да, я привязалась наконец, теперь я знаю точно. Но если так будет дальше, я как-нибудь уж справлюсь сама.

– Я не… – начал он, но чародейка не дала ему договорить.

– Адж, я женщина, – припечатала колдунья. – Да, я маг, но по-прежнему женщина. Я хочу, чтобы, когда мне захочется, меня обняли… чтобы рядом был человек, готовый меня обнять. А вместо этого жду, уговариваю себя, что все хорошо, что я нужна тебе, что можно потерпеть еще немного. Что я должна быть сильной и не жаловаться. Я все должна, должна… Скажи, Адж, кому и отчего вдруг я должна?

– Ты никому ничего не должна! – Аджит поднялся с ковра. Проклятье, если он не проявит твердости, он потеряет и ее тоже. – А я виноват, я знаю! Но и ты понимаешь, что не права.

– В чем же?

– Дыхание Бездны! У Лай был траур, она сама не в себе. Потом она собиралась, я должен был побыть с ней, с ребенком. А потом… я просто спал. Можешь злиться, обижаться, но я просто спал, два дня напролет.

Теперь пришел черед Джамилы искать слова.

– Ты никому не должна, – еще раз повторил Аджит. – Но ты тоже не забивала голову, что я думаю. Ты ведь знала, как я к тебе отношусь, всегда знала. Размышляла: ах, он не так уж плох… но это ты знала всегда, да? Да или нет?

Он подступил ближе – но, видно, слишком быстро. Или, наоборот, недостаточно: маг хотел взять руки Джамилы в свои, но успел поймать только одну ладонь. Щека вспыхнула от оглушительной пощечины.

– Не смей говорить со мной, как со служанкой!

– Джа…

– О да, я знала, как ты ко мне относишься. И что с любимой ты думаешь только о себе. Это я тоже знала всегда.

– Боги! Ты понимаешь, что не права.

– Конечно, не права. Всегда прав ты. Дело не в этом месяце, так было всегда.

Аджит почувствовал, как его щеки заливает краска гнева.

– Теперь ты разозлишься и еще луну будешь дуться на весь свет, – выплюнула чародейка. – Убирайся.

– Джамила…

– Вон, – просто произнесла она.

– Я надеюсь, ты одумаешься. Что мы оба одумаемся.

Это было глупо, это была сущая бессмыслица, и Аджит понимал, что сотрясает воздух. Колдунья просто смотрела на него, без слов, но взгляд ее не сулил ничего хорошего.

Он постарался не хлопнуть дверью, но, кажется, у него так и не получилось.

После Района Садов трапезная обители казалась затхлым каменным мешком. Она находилась в самой старой постройке Круга, даже в столице осталось немного старинных зданий и, наверное, ею стоило гордиться. Но после палат сановников, с панелями из яшмы и янтаря, с газовыми занавесями и бронзовыми жаровнями – это был мешок. Хоть бы даже и каменный.

Аджит давно не захаживал в трапезную, возвращаясь в обитель слишком поздно или, наоборот, слишком рано для ужина. Чародей предпочитал есть в своих комнатах, благо положение позволяло. Смотреть, как маги собираются в общем зале, как каторжники, было неприятно. Однако эти люди могли ему понадобиться. А значит, следовало напомнить о своем существовании.

Чародей подоспел, когда широкие двери отворились, раскрывая заставленный столами зал. Неофиты суетились, расставляя блюда, соусы и кувшины легкого вина.

Маги обслуживали себя сами: повара и уборщики, ткачи и секретари – все здесь были чародеями. Раньше и сам Аджит проходил служение в кухнях, среди блестящих котлов, огромных печей и утвари, все применения которой знал лишь главный повар. Подростку кухни казались огромным сказочным царством, где воздух пахнет вином, жареным мясом и пряностями. Занятно… То были тяжелые годы, но чародею они казались беспечными. Полноправные маги, что негромко переговаривались и обсуждали дневные заботы, виделись ему небожителями. Наверное, для неофита и он теперь выглядел внушительно: его ковва была черной в знак служения Первому, складки одежды скрывали костлявость фигуры, а высокий воротник поднимал подбородок.

Перехватив взгляд ученика, Аджит приветливо улыбнулся. Ты хочешь знать, о чем я думаю? На самом деле ни о чем…

Его место было в дальней части зала, на возвышении для высших чародеев. Кто там сегодня составит ему компанию?

Нáджад, смотритель Зала Камня. Его люди работали на царских стройках, и оттого старик был ближе ко двору, чем к Кругу. Кадáр, старший наставник. Этот отвечал за неофитов. Ученики в нем души не чаяли: за сальные шуточки, за ровный нрав и то, что некогда он объездил всю страну. После заточения байки старика стали единственным источником знаний о мире за стенами обители… И, наконец, Умáр, еще один слуга Верховного. Он был совсем молод, но годы оказались к нему немилосердны. От сидения взаперти его кожа приобрела нездоровую бледность, а тщательно зачесанные волосы не могли скрыть плешь.

– А, слуга Первого? – заметил его Наджад. – Столько черных одежд навевают черные мысли, знаешь ли…

Видно, это была одна из его странных острот, поскольку господин камня засмеялся. Кадар поднял чашу, приветствуя собрата:

– Он хочет сказать, ты напоминаешь Азаса Черного, да прибавятся его годы и прирастет царство! Отсюда черные мысли. Садись-садись… Боги послали нам ягненка, соус из земляных грибов и салат с заморскими орехами. Жизнь вовсе не беспросветна.

– Твои шуточки над лучезарным сведут тебя в могилу, – надулся Наджад.

– Наставник имел в виду, что мы узурпируем фамильные цвета Царя Царей, – заметил Аджит.

Широкое лицо Кадара разгладилось, а глаза его улыбались. Смотритель Зала Камня не понял, что узурпировать что-то у узурпатора невозможно. Приняв извинение за чистую монету, старик распустил ворот роскошного, сшитого по последней моде кафтана и приложился к чаше.

– Все-таки почему ты здесь? – спросил Умар.

– Иногда нужно напоминать, что ты жив. – Чародей занял свое место.

– Спорно, спорно… – вновь подал голос Кадар. – Когда-нибудь я запрусь в покоях, так что ищейки царя и сам Первый обо мне забудут. Тогда-то я и сбегу из Круга.

– Неофиты помнят, где вас искать, – вставил Умар.

– Брось, молодой человек! Если ты намекаешь… после выговора в мою спальню не захаживают ученицы.

Даже чопорный Наджад улыбнулся, не разжимая губ. На дряблом лице улыбка выглядела вымученной и неискренней. Впрочем, и она продержалась недолго – маги принялись за еду.

– Чем занимается Первый? – поинтересовался господин камня, насытившись. – Мы спрашивали твоего коллегу, но он молчит. Неужто среди дел Верховного не найдется ничего доступного нам, простым магам?

– О, ничего важного, господин смотритель…

Аджит умолк, поджидая, пока отойдет неофит, подливавший масло в лампы. Теплый свет согрел потемневшие гобелены на стенах, выхватил старинные скульптуры в стенных нишах. Все они изображали магов древности. Остатки былого великолепия.

– Последнее, в чем я участвовал, – обмен с Золотым двором, – продолжил чародей. – Мы позволим казначеям продавать услуги магов, а они станут закупать нам нужные товары.

– Чем это отличается от работ, в которых участвует Зал Камня?

– Списком услуг, – глухо ответил за Аджита Умар. – Речь о дюжине ремесел, от целительства до ювелирного дела.

– Не думаю, что у них что-то выйдет. – Смотритель поджал губы и потянулся за следующим блюдом. – Царь Царей не желает, чтобы маги сталкивались с простыми смертными.

– Это он сам тебе сказал? Все забываю, как вы с лучезарным близки, – глаза наставника светились озорством. – Ты, конечно, хочешь, чтобы узурпатор… сталкивался… с одним тобой.

– Избавь нас от сальных шуток. – Наджад махнул рукой и в который раз пригубил вина. На его скулах появился багровый румянец, в тон одежд. – В любом случае, последняя история… все это не ко времени. Первому придется подождать.

За столом повисло молчание. И наставник, и Умар уткнулись в свои тарелки.

– История? Я что-то пропустил? – переспросил Аджит.

– Грязное дело, – отметил Кадар.

– Грязное, – в кои веки согласился господин камня и подлил себе еще. – Несчастный случай на охоте, с молодым вельможей. Вряд ли ты его знаешь… Убежденный ненавистник магов. Ходят слухи, что царские ищейки нашли след чар.

– Я что-то слышал. Кажется, его вдова уехала, – осторожно вставил чародей. – Но это было больше луны назад.

– Не знаю, в чем там дело, – Наджад поморщился. Он воображал себя одним из придворных, господина камня раздражало, что у узурпатора есть ищейки, умеющие чуять силу. Вернее – сердило то, что для них он был обычным магом, следить за которыми их приставили. – В общем, нашли следы чар то ли в теле вельможи, то ли на одежде. Весь двор взбудоражен. Говорят, кто-то нанял мага, чтобы убить Раида.

– Это глупо, – возразил Умар. – Мы не в том положении, чтобы нас было легко нанять.

Старший наставник покачал головой.

– Не так уж глупо, если подумать. Есть целители. Есть Путники, а они выискивают детей с Даром по всей стране. Сотни магов работают на стройках только в столице. А в других городах? За доброе золото всегда есть, кого купить.

Смотритель Зала Камня скривился пуще прежнего. Будь убийца среди его людей, это лишило бы его царской благосклонности.

– Почему это должен быть маг из Круга? – спросил Аджит. – Путники кого-то да пропускают. Есть те, кто совладал с Даром сам. Еще были беглецы. Да мало ли магов вне закона?

– Ищейки думают так же… До проверок пока не дошло. Схватили вельможу, который заказал убийство. – Господин камня изрядно захмелел и говорил короткими обрывистыми фразами. Кадар продолжил за него:

– Пока из него ничего не вытянули. Но ты прав, если он завел ручного мага-убийцу, вряд ли он нашел бы его в столице. Скорее, привез из приграничья. Там на царские эдикты смотрят сквозь пальцы.

– Верховный считает, его это не касается, – подтвердил Умар. – Так и заявил Царю Царей, я как раз сопровождал его. Первый не намерен сворачивать дела.

Как бы убежденно он ни говорил, в голосе Умара сквозило сомнение. Наджад со стуком поставил чашу на стол.

– Твой Верховный – напыщенный индюк и доведет Круг до краха.

– Куда уж дальше, – пробормотал наставник, но смотритель не слышал его.

С усилием поднявшись из-за стола, Наджад кивнул собратьям и кликнул ближайшего ученика, чтобы тот помог ему добраться до Зала Камня.

– Удивительно, как мы приписываем другим свои достоинства, – проговорил Кадар, наблюдая за удаляющейся фигурой в алом кафтане.

– Будьте снисходительны, – Аджит коснулся его локтя. – Он не простил старика за то, что того назвали Первым. В его возрасте обиды остаются навсегда. Он скорее жалок, чем опасен.

– Этот фигляр пляшет перед Царем Царей как шут. – Кадар не выглядел убежденным. – Кто знает, о чем они завтра стакнутся?

– В одном он прав: разговор и впрямь навевает черные мысли. – Аджит отодвинул ужин, к которому едва притронулся. – Поэтому я и обхожу трапезную стороной. Редко удается повидать собратьев и не испортить настроение.

– Ты еще молод, – проворчал наставник. – С возрастом привыкаешь ко всему.

– Целителю вредно привыкать, – напомнил чародей. – Теряется восприятие чувств. Прошу меня простить…

Он взбежал по лестнице одним махом, почти как десять лет назад: спешил оказаться в своих комнатах, где можно не следить за выражением лица. Покой встретил его привычной тишиной, дарившей обманчивое спокойствие. Пробивающийся через витраж вечерний свет разбросал по полу цветные тени. В полутьме поблескивал круглый бок жаровни. Ни мирный вечер, ни привычная обстановка не дарили долгожданного покоя.

Где там сейчас Илайя? Добралась ли до границы или еще едет по Золотому тракту? Она отправилась в путь с дюжиной охранников и повозкой скарба, который не пожелала продавать. Повозка замедлит их – а ведь мальчику нужно скорей добраться до Рассветных королевств, где местные маги начнут его учить. Что если Дар проявится в пути? Что если их нагонят и вернут для дознания?

«Если» было слишком много. Даже для человека, привыкшего, что его Дар используют вопреки закону. Но все же он никогда не убивал и впервые действовал без разрешения старика. Раид временами снился ему: жестокий, уверенный в своей правоте, он поджимал губы и безмолвно смотрел на мага, словно обещая расплату в посмертии. В другие ночи он лежал, раздавленный, у подножия утеса, и равнодушные волны слизывали с камней его кровь. Иногда он кричал, умирая, снова и снова – хотя в действительности встретил свою судьбу без звука.

Свалить вину на беглеца, который улизнул в первые дни пленения, – вот, что нужно Аджиту. Но как? Почему эта история всплыла сейчас, спустя недели после происшествия? Если он оставил отпечаток, тот должен давно рассеяться или утратить всякий след личности. Его не могут опознать!

Звон уходил за звоном, а Аджит сидел за столом, не в силах привести мысли в порядок. За окном стемнело, потом звуки города и вовсе смолкли. Ночь озарялась лишь лампами у ворот богачей да фонарями в руках городской стражи.

Далеко за полночь чародей решил, что какие бы улики ни раскопали ищейки, выследить его невозможно. Теперь – невозможно. Самое страшное, что ему грозило, – это допросы в Круге, но во время охоты Аджит отдыхал в поместье заказчика, после истощения сил. А чтобы выбраться оттуда, он не использовал магию.

Так ли это? Началось бы следствие, если зацепиться не за что? И – дыхание Бездны! – кто этот арестованный вельможа? Все это Аджиту предстояло выяснить…

Разбудили чародея привычные звуки обители: звяканье упряжи и скрип телег во дворе, куда по утрам привозили припасы, отдававшиеся меж стен голоса и смех подростков. Он не заметил, как уснул.

Но новый день сулил хотя бы парочку ответов.

Достойный Мауз иль-Нехат нашел время лишь через неделю, да и то – отказался встречаться в Районе Садов. «Недолго же длилась твоя благодарность!» – подумал Аджит, вспомнив, как советник клялся в вечной дружбе после исцеления. Но кто он, чтобы спорить со вторым человеком в Царстве? «Не могу принять вас в палате, – гласила переданная записка. – Ждите у южного входа, в пятый звон пополудни».

Осторожными расспросами и досужими беседами за эти дни Аджиту удалось многое выяснить об арестанте. Башр сар-Херéд заведовал сбором податей в районе гаваней, а в его роду, чьи корни терялись в совсем уж пыльной древности, было две дюжины магов. Должно быть, кто-то из них сейчас глазел каменными зрачками из ниш трапезной. Кто знает? Во всяком случае, ему было, за что невзлюбить Раида. И вообще, и в частности. Борьба за прибыльные районы между чиновниками Золотого двора шла нешуточная.

С царскими ищейками было куда сложнее. Никто не знал, что у них на уме. Ловят воздух, говорили маги помладше, – каждый знает, что за через луну в отпечатке чар не разобрать ничего. Чародеи постарше качали головами и помалкивали, они-то знали, что ищейки не бросают слов на ветер.

Все это заставляло Аджита нервничать. Подождать? Пройдет неделя или две – и следствие могло рассыпаться. Ищейки не всесильны, за десять лет чародей видел их поражения. С тем же успехом ожидание могло привести и к допросам в обители, а теперь, когда Верховный взвалил на него будущее магов, Аджит не хотел рисковать. Это был замкнутый круг, и чародею только и оставалось, что переписываться с советником, обсуждать детали с Верховным и прощупывать почву.

Южный вход располагался неподалеку от базарной площади и был полной противоположностью главных ворот, вечно запертых в знак того, что маги пребывают в заключении. «Двери и стены не только охраняют Царство от вас, но и вас от Царства, по великой милости лучезарного», – говорили слуги узурпатора. Чародей больше ценил милость, что оставила открытыми, хотя и охраняемыми, прочие входы.

Сердце Атамы прозвенело пять раз, а он уже стоял на узкой улочке, одной из множества рек, впадавших в море южного базара.

Напротив обители выстроилась вереница домов: одного стиля и одних лет, с плоскими крышами, где удобно спать жаркими ночами. Несколько окон заложили совсем недавно, словно жильцы хотели отгородиться от Круга. Никого. Лишь стайка нищих расселась у квадратного камня уличного указателя.

Пятый звон… Чародей побрел вдоль домов, ожидая, не окликнет ли его кто-нибудь. В ущелье улицы отражалось эхо молотков и пил от лавок мастеровых. Аджит с упоением вдохнул запах свежего дерева и смолы и парящую над всем этим свежесть ливня и моря. Каждый раз, покидая обитель, он ярко, отчетливо осознавал, какое же это счастье – выйти в город. Даже вид опухших, иссушенных болезнью и истекающих кровью заказчиков того стоил.

Беспокойства минувших дней ненадолго отступили. Выбрав беднягу с пустой глазницей – такое, во всяком случае, не подделать, – чародей запустил в кошель руку и бросил пару медяков.

И тут же понял, как ошибся.

Спустя мгновение к нему тянулись изъязвленные, грязные и беспалые руки. В подернутых поволокой черного дурмана глазах читалась жажда. Чародей попятился, но нищие окружили его. Одни теребили его за одежду, другие тянули его за плечо…

– Пошли прочь! – выкрикнул маг, сбрасывая с локтя грязные пальцы. – Прочь, пока я вас не сжег!

Он дал крупице силы прорваться через оболочку плоти – этого хватило, чтобы его глаза засветились, а резкое движение вызвало веер искр. Волна смердящих тел откатилась прочь.

– Проваливайте! – еще раз рявкнул маг, зажигая призрачный огонь вокруг стоп.

Попрошаек как ветром сдуло. Аджит стоял некоторое время, глядя как, хромая и подволакивая ноги, шайка убирается восвояси.

– Лишняя медь? – раздался голос за его плечом.

Маг обернулся.

Секретарь советника… Впрочем, секретарь ли? Высокий, жилистый, сейчас на нем была кожаная куртка с нашитыми стальными бляхами. С широкого кушака свисал кривой клинок. Да и лицо: жесткое, сухое, с короткой седой бородкой… в тенях заходящего солнца маг подумал, что оно больше подходит вышедшему на покой воину, нежели писарю.

– Мир вашему дому! – Аджит учтиво поклонился. – Прошу прощения, в прошлый раз я не узнал вашего имени.

– Жалимáр, начальник охраны господина. И похоже, мир нужен твоему дому. Псы караулят на пороге, да?

– Первый раз их здесь вижу.

– Они неграмотны. Скорей всего, не знали, что здесь еще один выход, – жестом показав, чтобы маг следовал за ним, Жалимар зашагал в сторону базара. – Места вокруг рыночной площади дороги, а нищих в нашей славной столице больше, чем мест.

– И давно так?

– Я вижу, куда ты клонишь, – воин глянул на него искоса и криво улыбнулся. – Добрый совет: не спрашивай такого, если ты не в компании друзей.

Поняв, что допустил ошибку, чародей примолк. Меж тем паутина улиц осталась позади, и они нырнули в базарную толпу.

Аджиту всегда казалось, что торговые ряды напоминают город. Здесь были улицы и здания, своя власть и собственная охрана. Кварталы здесь тоже были: ряды у кузнецов при входе; в середине, у палаты писарей – местные богачи, торговцы золотом и ювелиры; скорняки и дубильщики – с подветренной стороны и на отшибе.

Жалимар притянул к себе мага и напомнил, чтобы держался поближе. И в самом деле, в толкотне немудрено заблудиться. Изнуренные мужчины в пыльных галабях, богатые дамы в струящихся шелках, уличные лоточники, во все горло расхваливавшие товар, – здесь все оказались бок о бок. Была и сомнительная публика, что слонялась вдоль прилавков, но присматривалась к людям, а не товарам.

Кажется, они петляли по базару дольше, чем в прошлый раз пересекали Район Садов. В рядах ювелиров стало спокойнее, и тогда-то Аджит разглядел носилки. Судя по размерам, вышивке и дюжине солдат, паланкин мог принадлежать только Маузу.

Чародей собрался было выступить из толпы, когда начальник охраны придержал его за рукав.

– Ты спас советнику жизнь, – склонившись к магу, произнес Жалимар. – Он помнит и благодарен. Но не думай, что господин всесилен. Не забудь это, когда станешь излагать свою просьбу.

– С чего ты взял, что я буду просить?

– Это ты спрашивал о встрече, – пожал плечами воин. – Это так, дружеский совет: как не потерять расположение советника. Ну давай, иди…

И он подтолкнул чародея в спину. Дюжина слуг уже опустила свою ношу наземь, чтобы магу было сподручнее забраться внутрь. В носилках же было полутемно, душно и пахло розовой водой, и не успел Аджит усесться на подушки, как его приветствовал знакомый голос:

– А вот и наш добрый смелый чародей! Садись, садись.

Маг не видел Мауза с начала лета, при последней встрече тот уже поправлялся, но был слаб. Сейчас он вернулся к своему привычному состоянию: толстощекий, лысеющий… ну точно добрый дядюшка. Впечатление портил лишь блеск глаз: жажда в них была под стать той, что владела давешней шайкой нищих.

– Прошу прощения, что не принял тебя в более комфортной обстановке. Эти смотрители базаров, торговцы… за всеми нужен глаз да глаз. – Вельможа взмахнул пухлой, унизанной перстнями кистью.

– Уверен, царская казна в надежных руках, – заверил его маг.

– Главное, чтобы они сами так думали. Знаешь, мой добрый друг… – советник слегка подался вперед, словно делясь с ним тайной, – моя работа сродни труду гафров, наших доблестных ищеек. Каждый норовит обмануть. Каждый! Порой я думаю, казна – как те бумажные фонарики, что запускают в первый день весны. Сделай что не так, и она упадет в грязь, где ее растащат по клочкам.

– И так же пуста внутри? – с невинным видом поинтересовался Аджит.

В отличие от начальника охраны советник расхохотался. Белые зубы блеснули в полутьме.

– Люблю острый язык, – отсмеявшись, произнес он. – В нашем жестоком мире это единственное, что еще приносит радость. Видят боги, при дворе такое не часто встретишь.

Он постучал костяшками пальцев по каркасу носилок, давая знак двигаться. Когда они углубились в базарные ряды и гул голосов окружил их, вельможа покрутил перстень и сказал:

– Рассказывай. Зачем пришел?

– За… за советом, наверное. Да, именно за советом!

Ступай осторожно, сказал себе чародей. Оставалось гадать, не переступил ли он черту: с Жалимаром и второй раз, уже с советником. Но ему было необходимо прощупать их, растормошить, понять.

Толстяк терпеливо ждал, пока маг соберется с мыслями.

– Видите ли, господин, я еще молод. Наставник вечно пеняет мне за горячность… В молодости в голове вечно бродят мысли: как улучшить все вокруг, как продолжить замыслы тех, кто умнее и выше нас. Царь Царей в великой милости оградил чародеев от гнева толпы, а свой народ от магии…

– В Круге в самом деле так думают? – усмехнулся Мауз.

– В Круге помнят войну и смуту, – с жаром отвечал Аджит. – Конечно, кому понравится сидеть в тюрьме? Но мы помним все пять обителей, которые сожгла толпа. Все наперечет. И как это произошло.

– Понял, понял. – Вельможа поднял руку. – Веришь ли, моего предшественника растерзала толпа. Прямо у ворот Района Садов. Кстати, тоже был колдуном.

– Мы… мы не видим другого выхода. Но я не об этом. Конечно, лучезарный желал не просто запереть обладателей Дара, но и поставить их трудиться на благо Царства.

Он говорил долго, рынок остался позади, и вдали показались богатые районы. Когда он закончил, советник некоторое время молчал, то потирая подбородок, а то разглаживая кафтан, на котором вышитый тигр боролся с вышитым же драконом. Наконец он поднял голову.

– И что думает твой господин?

– Первый-в-Круге из старшего поколения, – чародей замялся. – Кое-кто сказал бы, поколения бессильных стариков. Но я не сужу строго, они пережили войну. Верховный выслушал меня, но за две луны не пошевелил и пальцем. Поэтому-то я говорю с вами. В конце концов мой замысел сулит золото.

– Ты смелый человек, Аджит. – Советник покровительственно похлопал его по колену. – И дальнозоркий. Тебе нужна помощь?

– Пока нет. Возможно, в скором времени. Мне… мне нужен совет. Не более.

– На то и советник, – хохотнул вельможа. – Мне нравятся такие люди, как ты, Аджит. Жаль, мы не были знакомы, когда ты носил ученический медальон.

О таких случаях принято говорить, мол, снизошло озарение. Аджит вспомнил первый день в Круге, когда на его шее застегнули медальон ученика. Символ отличия, наивно думал он. Величественный старец, предшественник Кадара, говорил долго и с упоением – признаться, мальчик не запомнил и десятой доли сказанного. Затем он увидел учителя – мага, который до выхода в отставку служил в войсках восточного предела. У него был квадратный подбородок и равнодушные глубоко посаженные глаза. Поначалу Аджит трясся под их взглядом, поэтому из первого урока – о силе, о ее пробуждении и о том, каково быть магом, – он тоже немного уяснил. Но твердо запомнил: медальон нужен, чтобы впитывать самопроизвольные выбросы, пока начинающий чародей не научится сдерживать Дар.

Многие века именно так медальон и использовался, пока не стал символом взросления. Он обуздывал разрушительную силу, что высвобождалась в неумелых опытах. Он обещал, что ученик не окажется сильнее учителя. Медальоны были ограничением, что полноправные маги накладывали на неофитов, пока те не докажут, что стали ровней.

Так было, пока Черный Азас не вошел в столицу с войском, под крики радостной толпы. В тот же день его отряды окружили обитель и потребовали, чтобы маги избрали Верховного взамен старого, который сам носил золотую маску. К утру Первый-в-Круге должен был явиться к узурпатору, и тот обещал оставшимся помилование. Поговаривали, Газвана выбрали с расчетом, что обитель придется оборонять.

О чем они там толковали, Верховный и глава восстания, да еще целый день? Вернувшись в Круг, наставник Аджита час перечислял безрадостные известия: заключение, запрещенные чары и многое другое. В конце списка значились и медальоны: отныне каждый новоиспеченный маг должен был сдавать свой медальон Царю Царей, чтобы у ищеек сохранился отпечаток силы. Все полноправные чародеи должны целый год носить символ ученичества. Испытания Аджита еще маячили на горизонте, так что сам он избежал позора – Газван же при всех расшнуровал ковву и показал металлическое оплечье, закрывшее верхнюю часть груди.

За десять лет Азас собрал войско из не владеющих силой, но чувствующих магию людей. Гафиры, звали их царские грамоты. В Круге их окрестили псами узурпатора, потому что среди них были гончие, что выслеживали добычу, сторожевые псы, что охраняли обители, и волкодавы, способные чуять магию и бороться с ней. Отличные воины, впрочем, зачастую с темным прошлым.

Медальоны магов хранились у них. Здесь. В столице. Полный склад ошейников для каждого чародея в Царстве. Их свозили сюда со всей страны, и чтобы опознать преступника, ищейкам было довольно лишь сравнить отпечатки силы.

Что ж, они – единственное, что указывало на Аджита. По сути, единственное, державшее его в Круге. Даже удивительно, что за годы никто не попробовал их украсть. Или пробовал?…

– Ты можешь на меня рассчитывать, – между тем сообщил советник. – Не во всем и не везде. Но ты действительно любопытен. Это стоит того, чтобы тебе помочь. Я подумаю на досуге о твоих замыслах.

– Я… благодарен вам, – выдавил чародей. – С нетерпением буду ждать известия.

– О, ты дождешься совсем скоро, – вельможа елейно улыбнулся. – Ты хочешь помочь и Кругу, и Царству, я же думаю о казне. – Он выглянул наружу через щель в занавесях. – Подождем толпу погуще, тогда вылезешь. Жалимар проводит тебя к обители.

Аджит с облегчением вздохнул, окунувшись в прохладную синеву осеннего вечера после пахнущих благовониями носилок. Жалимар вышагивал рядом бесшумно и необычно молчаливо – как сторожевой пес. Маг позволил себе не сдерживать улыбку. Да, нужно тщательно подготовиться и все взвесить, но… настанет день, и его служение Кругу подойдет к концу, и тогда он вздохнет спокойнее. Тогда ни один пес, в чьих бы то ни было цветах, уже не потревожит его покой.

Действовать чародей решил ночью. Сезон дождей вступил в свои права, ливни проходили сквозь столицу, как колонны неприятельского войска, разогнав гуляк по домам. Временами тучи отступали, и солнце сулило, что непогода вот-вот закончится. Но ясные дни выглядели не убедительнее жреца-бессребреника, да и длились совсем недолго.

Вечер чародей провел в гостиной обители, раз за разом опорожняя чашу густого гранатового вина. Он подобрал болтливую компанию, и когда его, невнятно бормочущего и дышащего перегаром, волокли наверх, Аджит не сомневался: вся обитель узнает, что слуга Верховного напился вдрызг.

Из вредности или озорства чародей отдавил сапог ближайшему провожатому, запутался в собственных ногах и повалил весь конвой на пол. Больше, однако, он издеваться не решился: его должны доставить в покои и уложить спать. Не лучшее прикрытие, но более сложное требовало лишних сил.

Едва за молодыми магами закрылась дверь, Аджит резко сел в постели. Он и впрямь выпил много – для правдоподобия, – но ничего такого, с чем не мог справиться.

Когда последние голоса стихли, его голова была яснее, чем вечером, после долгого и тревожного дня. На всякий случай он скатал валиком две коввы, изобразив на кровати спящего мага, и подошел к окну.

Аджит залез на стол и переступил в оконную нишу. С утра во дворе стояло полдюжины телег, уже разгруженных и готовых, чтобы завтра их забрали. Во тьме они напоминали демонов из царства теней: тут проглянет оглобля, как тощая шея, там выблеснет облупившаяся краска, точно чешуйчатый бок… Сделав шаг в пустоту, чародей плавно опустился наземь, уверенно ступив на обе ноги.

Теперь предстояло перелезть через стену, но и это не так уж тяжело. Плющ не подрезали с первых дней заточения, стена скрылась под сетью костистых ветвей. Чародей взялся за них, готовый карабкаться вверх, когда услышал приглушенный смех.

Проклятье! Конечно же, ученики. Нежный шепоток, возня, опять смех… Приглушенные голоса, мужской и женский, раздавались от ближайшей телеги. Вернее, девичий и мальчишеский.

Аджит помрачнел, вспомнив жалящий взгляд Джамилы. Шагнул на голос. Маг мог начать восстание против узурпатора – они и тогда бы не заметили. Устроившись на дне крытой повозки, обложившись подушками и одеялами, они предавались своему занятию с упоением, словно от него зависела победа в последнем бою дня и ночи.

И все же сейчас не время рисковать. Заключить их в непроницаемый кокон? Долго, сложно… кропотливо. Усыпить! Самое мягкое, что он мог себе позволить.

Больше злясь, чем смущаясь шороха, скрипа досок и менее пристойных звуков, он присел подле телеги и закрыл глаза… Сознания парочки были обнажены, как младенец в первый миг существования. Лишь немного подправить вот здесь… и здесь.

– Акф, – услышал он женский голосок, – ты… ты засыпаешь?

Через пару вздохов спали уже они оба. Путь наружу был свободен.

Ночь выдалась прохладной и ясной. Сточные канавы, еще полные до краев, с плеском несли мутные дождевые воды в море. Маг оглянулся на мрачные стены обители, заслонившие полнеба. Даже удивительно, как просто ускользнуть отсюда. Сбежать в город мог любой. Только годы заточения, страх наказания и нежелание связываться с гафирами держали их взаперти.

«Мы сами заперли себя в клетке», – подумал Аджит, но тут же поправился. Не сами. Старшие маги карали беглецов так же жестоко, как псы узурпатора. Конечно, если побег совершался не по их наущению.

Улицы были почти пусты, а чародей держался теней, так что путь по городу обошелся без происшествий.

Склад разместили в одном из особняков Старого города, ранее он принадлежал знатному чародею. После азасова пленения в богатых районах освободилось немало зданий, маг не удивился бы, узнав, что гафиры неплохо поживились.

Несомненно, здесь была охрана. Но вовсе не обязательно использовать магию, чтобы скрыться от любопытных глаз.

Аджит съежился под сенью мокрых кипарисов и начал втирать черную краску в лицо и ладони. Следом пришел черед войлочных носков, надетых поверх сапог. Из своего укрытия чародей изучил парадный вход и насчитал троих ищеек на улице. Наверняка в передних комнатах были другие, готовые явиться на шум. Нет, этот путь не для него.

Но Старый город хитрее, чем кажется ремесленникам и купцам, что лишь захаживают в кварталы знати. За узкими улочками и резными фронтонами, за фасадами со статуями царей крылся лабиринт тупиков и внутренних двориков. В иные и не протиснешься меж плотно сомкнутыми зданиями. Зато внутри любопытных ждали сады, фонтаны и беседки – все, что спасает в жаркие летние дни.

Дождавшись, пока охрана завяжет вялую беседу, Аджит пересек улицу и нырнул в проулок, такой узкий, что ему пришлось идти боком. C той стороны его встретил кухонный двор – вернее, то, что им некогда было.

Что теперь: входить или нет? Никакой охраны не хватит на все помещения, часть комнат должны стоять пустыми. Сомнения мага разрешил вид кухонной двери: засов так рассохся, что было ясно – об этой части дома все забыли. Тихонько приподняв его и приотворив дверь, чародей скользнул внутрь. Застыл, прислушиваясь и принюхиваясь.

Внутри царил кромешный мрак. Когда-то здесь пахло, как в его кухонном детстве: сладкими булками, пряностями, раскаленным металлом… Печи не разжигали много лет, но запах остался, въелся в стены, наполнив дом призраками прошлого.

Не нужно быть пророком, чтобы догадаться: хранилище где-то наверху, в старых покоях и кабинетах. Так делают всегда. Как и маги, гафиры не изобретательней простых смертных. Кухня выходила в темный и затхлый коридор, очевидно, в служебном крыле вдали маячил робкий свет. Как он и предполагал, передняя часть дома охранялась.

Но ведь у челяди должен быть свой ход наверх! Если бы благородным захотелось поздно поужинать… или хозяин любил, чтобы хорошенькая горничная взбивала ему подушки на ночь… Не могли же слуги с бельем, одеждой и подносами шествовать через главный зал.

Касаясь рукой стены и осторожно ощупывая пол прежде, чем ступить, Аджит пошел в противоположную от света сторону.

Покои отыскались скоро. Узкие окна пропускали сияние городских огней, еще один источник света ¾ желтая полоска под дверьми в переднюю часть дома. И все же чародей не сомневался: простые охранники сюда не забредают. В середине комнаты на тяжелом столе покоилась книга размером с блок облицовочного мрамора. В снопах лунного света вокруг нее кружилась пыль.

Кодекс. Здесь хранились записи о медальонах со всех концов страны: упорядоченные по буквам, годам и с указанием, где их искать. Сами медальоны тоже были поблизости, маг ощущал чары кожей – такие густые, что привычное покалывание превратилось в зуд. Щелкнув пальцами и создав бледный, цвета лунного сияния огонек, Аджит осторожно перевернул обложку.

Иероглиф «Анан», год… справа от записей тянулась цепь пометок. Составители знали толк в библиотечном деле и предлагали искать по году, имени и городу. Оттого, какое богатство лежало перед ним, кружилась голова. Боги! Скольким собратьям он может развязать руки…

Помечтал и хватит, оборвал себя Аджит. Иероглиф «Анаин», десять лет назад, столица. Аджит, родового имени нет. «Конечно нет, Аджит Рахад умер мальчишкой!» Дальше шла неразборчивая вязь указателей на комнаты, стеллажи и полки. Запись невозможно было понять, не уяснив структуру хранилища. Поменяться с давним беглецом можно позже, сперва ¾ разобраться, что здесь и как.

Гадать, как пройти к хранилищу, не было нужды: он словно шел на грохот кузнечного молота. Чародей распахнул двери, увидел ряды шкафов, шагнул к ним ¾ и застыл.

Пошевелиться он не мог. По правде сказать, он не мог ничего: лишь дышать, слушать и шевелить зрачками. Чужая сила оторвала его от пола и подняла в воздух, как щенка. Так же беспомощен был и его Дар.

Колдовская ловушка? И где – у гафиров? Может ли такое быть?

– Не дергайся, – голос был знакомым, но приглушенным, словно исходил из-под слоя ткани. – Это колдовство тебе не по зубам.

– Его можно как-нибудь… подвинуть? Он загородил собой вход!

Второй голос маг узнал.

– Как скажете.

Даже сквозь пелену силы он ощутил бесцеремонный толчок меж лопаток. Чародей думал, что упадет, но чары подхватили его и вновь распяли в воздухе. Мимо него в хранилище проплыл советник. Просторный кафтан скрывал его полноту, с чалмы свисали нити жемчуга, призрачно мерцавшие в колдовском свете.

– И принесите кресла, – махнул рукой вельможа.

Поначалу Аджит не узнал его спутника – по спине в черном много не прочтешь, – но стоило тому сесть рядом… Маска, которую носили гафиры, оставляла прорезь для глаз: льдистые, насмешливые, они смотрели сквозь мага, будто уже видели его казнь.

– Поговорим? – Мауз доброжелательно улыбнулся.

Язык и губы его слушались, но Аджит молчал. Вельможа покряхтел, потер подбородок, покрутил перстень, как будто в замешательстве.

– Ну… хотя бы представимся, – с той же улыбкой заключил он. – Жалимар, гафир-ха-гафир, страж над стражами. Ваш покорный слуга, советник Ночного двора.

– Узурпатор упразднил Ночной двор, – разлепил губы маг.

– Ты ошибаешься, молодой человек. – Советник подался вперед, дружелюбный и убедительный, точно барышник, сбывающий полудохлую клячу. – Каждый правитель должен знать, что говорят в харчевнях и родовых усадьбах. Кто-то должен подчищать грязь. Азас не исключение. Он только решил, что от Ночного двора мало проку, если все знают, кто им руководит.

– Заправлять казначейством и тайной стражей… как мило, – выплюнул маг.

– Я говорил тебе, что моя работа сродни труду следователей. Не лги, будто я не предупреждал.

Вельможа погрозил ему пухлым пальцем. Жалимар сидел молча, сверля чародея взглядом. Впрочем… его молчание не сулило ничего хорошего, но показная шутливость советника пугала больше.

В хранилище вновь воцарилась тишина. Были слышны приглушенные дверьми голоса охранников да еще тяжелое дыхание толстяка. Наверное, они чего-то ждут? Раскрывать рот не было желания. Да и какой смысл?

– Мы теряем время, – наконец подал голос гафир. – Выкладывайте, что хотели, и покончим с этим.

Мауз и впрямь посерьезнел. Шутливая улыбка сползла с его лица, как маска.

– Наверное, ты хочешь знать, как мы здесь оказались? – Он умолк, но так и не дождался ответа. – Или, может, где ты промахнулся?

Вельможа встал и подошел вплотную, на таком расстоянии сквозь одуряющий аромат розовой воды пробивался запах полного тела.

– Хочешь знать, как я отношусь к вам, магам? – внезапно спросил он.

Аджит хмыкнул:

– По-моему, ясное дело.

– Да ну?

Советник криво улыбнулся. Оставив чародея в покое, он вернулся к креслу, но не стал садиться. Обошел сиденье и встал позади, положив руки на спинку – как проповедник на кафедре.

– Если угодно, я всем сердцем поддерживал восстание. Но все, что было после… Жрецы… – он замялся, словно подыскивал слова, – нарушили мировую гармонию, если хочешь. Все эти проповедники толкуют: мол, искажают мир, калечат замыслы богов. Я же скажу, что маги были всегда, сколько помнят хроники. И просто так их за двери Царства не вытолкать.

Чародей бросил быстрый взгляд на гафира. Пес узурпатора, чей смысл существования заключался в охоте на магов, смотрел все с той же насмешкой.

– Зачем… зачем вы это рассказываете?

– Чтобы сбить с тебя маску мученика, глупец, – ответил за вельможу Жалимар. В его тоне, однако, слышалось раздражение, а не злость или ненависть. Советник с обманчивой мягкостью поправил его:

– Чтобы заставить тебя слушать.

Он примолк, словно давая взвесить свои слова, и продолжил:

– Понять, что на тебе кровь Раида, нетрудно. Нет, отдаю должное, убийство совершено на славу. Никто бы не догадался, если бы я с самого начала не знал о вашей с сестрой тайне. И никому не было дела, если бы не мой особый интерес. Я знал, но Жалимару нужно подтверждение… Что ж, дюжина попрошаек вынудила тебя обороняться, и твоя сила та же, что осталась на месте смерти Раида.

– Но зачем тянуть так долго?

– Башир, наш пленник, был не готов, – советник улыбнулся.

Аджит переводил взгляд с одного на другого, пытаясь понять, что они имеют в виду.

– Боги, думаешь, твои грешки кому-то интересны? – проговорил Жалимар. – Думаешь, гафиры, Ночной двор или Царь Царей спят и видят, как рассориться с Кругом?

– Наш друг имеет в виду, что мы решили не трогать дело, – заключил советник. – Пока не представилась возможность его использовать. Остальное ты знаешь: стоило упомянуть ученические медальоны и снять почти всю охрану, и вот ты здесь, в тенетах собственного наставника. Смешно, правда? Не пришлось даже беспокоить твоего Верховного. Он поставил ловушку, когда архив только создавали.

Мауз умолк, довольный собой.

– Зачем? Если вы решили не трогать…

– Ты невнимательно слушаешь, – елейно улыбнулся вельможа. – «Использовать», вот главное слово. Башир сар-Херед, дело в нем.

– Башир потомок древнего рода, в котором было три Верховных, – страстно заговорил целитель. – Он умудрился выжить в чистках и получил свой пост – только потому, что сам он простой смертный. Для магов он станет мучеником!

– За десять лет он палец о палец не ударил ради вас, – раздраженно ответил советник и повторил: – Ты молод и горяч, чародей. И опять не слушаешь. Никто не хочет лишней ссоры с магами. Это все равно что… задирать змея, чьи головы спят по всей стране. Разбуди одну – и проснутся остальные. Нет, – протянул он, – ваш Башир слишком любит золото, чтобы рисковать ради тех, к кому не принадлежит.

– Но вы боитесь, что маги поднимут его на щит. – Аджит покачал бы головой, если б мог.

– Послушай, ты… – Жалимар встал, но, очевидно, не нашел подходящего слова. Настал его черед подступить к чародею лицом к лицу. Маг видел, как под тканью маски играют желваки.

– Ты… слизняк, – спокойнее произнес гафир. – Ты смердишь ненавистью. Дышишь ею. Изрыгаешь с каждым словом.

– Есть за что…

– О да, вы – не те звери, у которых я был рабом. При них вы были шавками, а теперь чудовища мертвы, а вы отдуваетесь за них. Но и мы – не те, кто жгли ваши крепости! Люди сменились: при дворе, в храмах, среди гафиров. Но твой мир состоит только из вас, магов: исключительных, неповторимых, которые держали нас, как скотов… и нас, простых смертных. Вы так нас называете? Между собой?

Он отошел и, отвернувшись, закончил:

– Ты… жалок.

– Ты ошибаешься, Аджит, – спокойнее заговорил советник. – Ваш символ всего лишь продажный заговорщик. Заморское золото и мальчишка, которого в Нагáде назвали наследником свергнутых царей. Вот и все, что есть в этой истории. Никаких магов. Если его схватит Ночной двор, это всколыхнет всех прочих шпионов Нагады. Если его казнит Круг… по совершенно другому делу… – Мауз улыбнулся.

– Почему я должен вам верить?

– А ты не верь, если хочешь, – махнул пухлой рукой вельможа. – Только у тебя есть два пути. Первый… Ты даешь показания против шпиона. И мы казним вместо тебя простого каторжника, а ты получишь новое лицо. Второй… мы казним вместо простого каторжника тебя, а вместе с тобой – и твои замыслы.

– Негустой выбор.

– Какой есть. Ты можешь выбрать добрый костер в любой миг. В конце концов однажды ты уже отправился в мир иной. – Мауз потеребил нити жемчуга, обрамлявшие его лицо. – Думай. Мы оставим тебе время до утра.

Махнув рукой Жалимару, он поплыл к выходу. Уже проходя мимо Аджита, советник на мгновение остановился, впился в него взглядом заплывших глаз.

– Я немного завидую тебе, Аджит, – проговорил он. – Всего чуть-чуть, но все же. Что ты ни выберешь, в своих глазах ты останешься прав. Хотел бы я сказать то же о себе.

Ты ошибаешься, хотел сказать чародей, но так и не нашел сил разлепить губы.

К суду и казни его вывели минута в минуту. Гонг в храме владыки времени как раз заговорил, возвещая полдень, когда пленника вытолкнули навстречу солнцу – и смерти. «Могли бы и припоздать с судилищем», – подумал Аджит.

День выдался ясным и звонким, как всегда бывает после сезона дождей. В Священном Круге, где обитель вершит правосудие и провожает на костер усопших, собрались две или три дюжины зевак. Некоторые скучали, иные прятали взгляд, прочие же смотрели с неприкрытой ненавистью. Поначалу чародей оглядывался, интересуясь, кто как себя ведет. Не каждому дано увидеть свой последний час. Впрочем, он быстро потерял интерес и к этому.

Когда на мраморную трибуну поднялся первый свидетель, чародею стало тошно. Это было глупо. Это было пошло. Собрались все, кому он насолил: от одногодки, так и не ставшего учеником Верховного, до былого любовника Джамилы.

«Дыхание Бездны! Тебе-то я что сделал?» – хотелось крикнуть собрату-целителю.

Под синяками и запекшейся кровью каторжника было не узнать. Чародей отмерил порцию черного дурмана: работорговец выглядел так, как и должен выглядеть лишенный силы, доведенный до изнеможения маг.

Чародей уже отрешился от происходящего – когда на возвышение поднялась его любимая.

«Боги, девочка! Ты первая, кого я рад видеть!» Он подумал так – и осекся. Выступать в его защиту опасно. Должно быть, Джамила сама это поняла: чародейка шла прямо, точно несла на голове кувшин. Ковва с высоким воротом подчеркивала болезненную бледность ее смуглых скул.

«Пожалуйста, прокляни меня! – безмолвно молил Аджит. – Усир и Джахат, Великая Матерь и Шакал Пустыни… если есть в мире справедливость, пусть она меня ненавидит!»

– Меня зовут Джамила, – донеслось до него. – Джамила, ученица Хéнны, ученицы Чедда из линии Омéйи. Последние два года я была спутницей обвиняемого и пришла, чтобы…

Она говорила тише и тише, пока Аджит не перестал ее слышать. Чародейка сглотнула, бросила на каторжника взгляд, но тот не знал ее и был вконец одурманен. С подбородка пленника свисала ниточка слюны.

– …пришла, чтобы свидетельствовать против убийцы.

Милосердные владыки! Ему хотелось то ли петь им славу, то ли проклинать. Но лучше всего – напиться до бесчувствия.

– Теперь я стану еще больше тебе завидовать, – советник дернул за плетеный шнурок, свисавший рядом с рабочим креслом. В соседних комнатах зазвонил колокольчик. – Не просто уйти от наказания, но обрести свободу. Настоящую. Иди, куда хочешь. Делай, что хочешь. Я не могу себе такого позволить. Я думал…

Его излияния прервала служанка с полным подносом чашечек, кувшинов и прочей утвари.

– Ах, милая, как раз вовремя, – вельможа замахал ей рукой. – Ты не представляешь, какой там холод! Как я соскучился по доброму настою!

Словно подтверждая его слова, в окно ударил порыв ветра. Стекло задребезжало. За ним, в Районе Садов, деревья гнулись и клонились к земле, точно отвешивая поклоны.

– Ты обязательно должен попробовать! – не терпящим возражений тоном сказал Мауз. – Это последняя мода, пришла из Гллу Тхан. В следующем году вся столица будет пить горячие травяные настои, но ты уже скроешься в Рассветных королевствах, вместе с сестрой и племянником.

– Не знаю, дороги сейчас плохие, – неуверенно протянул Аджит.

– О, только не Золотой тракт! – отмахнулся советник. – Мне, знаешь ли, приходится за ним следить. Иначе торговля замирала бы в сезон дождей и сезон бурь.

Мауз орудовал заварочными приспособлениями ловко и так быстро, что умелый вор бы позавидовал. Впрочем, многим ли они отличаются, вор и вельможа? Взяв два шарика из тонкой серебряной проволоки, он наполнил их травами из расписных шкатулок, погрузил сферы в чаши с кипятком и накрыл крышками.

– Вот так. Теперь подождем десятую часть звона…

– Я… я не знаю, стоит ли ехать, – признался Аджит. – Уже неделю ломаю голову, но так и не решил.

– Брось! Что тебя держит, теперь-то?

– Не знаю, – честно признался маг. Голос Джамилы еще звучал в ушах, отдавался от стен, звенел над белым мрамором скамей. – Я правда не знаю. Когда сестра уезжала, я отговаривал ее… Говорил, мальчик забудет свой язык. Ей было все равно.

– Если твоя страна не придумала лучшего, чем запереть тебя… – Вельможа пожал плечами.

– Она так и сказала. Но я не уверен. Ваш друг гафир прав: во всем, что касается магов, слишком много ненависти. С обеих сторон. Я мог бы это изменить. Хотя бы попробовать.

– Ну-ну, – Мауз прищурил крохотные глазки. – Жалимар славный служака, но не стоит воспринимать его всерьез. Он действительно был рабом. Это… влияет на его суждения.

– А я пережил резню в обителях и заключение, и это влияет на мои суждения. Но мы и правда называем людей смертными.

Вельможа покрутил перстень, как делал всегда, отмеряя и взвешивая слова.

– Смотри, – наконец произнес он, – я говорил с Верховным. Кажется, он так рад, что согласился бы на любую сделку. Ты можешь остаться, но учти, что в Рассветных королевствах ты принесешь больше пользы. Мне нужен свой человек в Городах Грани, а твой Верховный хочет связаться с тамошними магами, через тебя. Здесь же… не забывай, что Аджит мертв, и хватает тех, кто повторил бы казнь, если б мог.

Чародей молчал.

– Но я обещал, что ты получишь новое лицо, – закончил Мауз, – и Верховный сделает его, если пожелаешь.

– Знаю, – вздохнул маг. – Наверное, это просто страхи. Так бывает перед большими переменами.

– Вот и славно. – Советник потер руки, согревая ладони, и приподнял крышечку, высвободив аромат трав. – Готово. Попробуй. Потом уже нескоро придется.

Увы, ни болтовня вельможи, ни даже ветер с моря не могли разогнать туч, что собрались на душе у мага. Они лишь сгустились, когда Аджит стал собираться в путь.

На кровати ждал кафтан царского гонца, а в конюшнях – лошадь. Чародей не был умелым наездником, но хороший конь сам несет седока, а плохие в конюшнях советника не водятся.

Аджит был вынужден признать, что обманулся в Маузе, и не один раз – дважды.

Сперва считая его лишь придворным, затем решив, что тому чужда благодарность. Даже после казни, покачиваясь в носилках, маг еще не верил. Это ничего не значило. Начальник тайной стражи получал ручного чародея, чья жизнь зависела лишь от него. Но эта поездка… пусть агентом Ночного двора, в чужой стране, пусть… толстяк его отпускал.

Это было непонятно. И необъяснимо ничем, кроме благодарности.

Маг поднял и встряхнул кафтан. Крепкая ткань, стеганая подкладка. В таком не холодно в сезон бурь, а в харчевнях отсюда и до границы для гонца найдутся еда и кров.

Чародею было особо нечего собирать: письменные принадлежности, пара книг, шкатулка с лекарственными травами. Совсем скоро он притворил дверь и спустился во двор.

Ночь встретила его порывом ветра, таким холодным, что захватывало дух. Аджит поежился, но вдохнул еще раз. И еще. Свобода не пахла ничем. Ни морем, ни привычной зеленью Района Садов, ни свежестью. Было холодно и промозгло.

По сути, свобода и была ничем. Он мог идти, куда хотел, но его не ждали нигде. Ни сестра в чужом городе – должно быть, она обустраивается на новом месте и живет только сыном. Ни в обители – разговоры о казни должны утихнуть, и маги вернулись к своей размеренной жизни. Ни в одном городе или доме Царства.

В конюшнях всхрапнула лошадь, словно напоминая о себе.

Свобода была пустой. Он не был к ней готов. Он никогда не знал ее. Он терялся в догадках, что с ней делать. Быть может, когда-нибудь его собратья будут свободны, и для них это будет в порядке вещей.

Аджит в последний раз вдохнул холодный воздух, вернулся в дом и закрыл за собой дверь.

Когда-нибудь это будет в порядке вещей. Но для этого предстоит сделать еще очень многое.

 

Письмо, оставленное меж страниц

Любезный друг и брат!

Этот бесподобный юноша заверил меня, что доставит письмо прямиком в твои руки и что ты служишь нашему общему другу (тому самому, в хорошем теле!). Я не уверена, каким именем мне тебя звать… Теперь ты носишь новое лицо, и признаюсь, порой я гадаю, смогла бы я тебя признать? Должно быть, не смогла. Что проку в новом лице, если тебя узнает каждый встречный? Но к делу. Мы обосновались в Галáте небогато, хотя и не совсем бедно. Теперь, когда наш друг приставил меня слушать, смотреть и писать послания о событиях в городе, наше положение должно улучшиться. Я согласилась без раздумий! Наш договор не вынуждает меня делать ничего постыдного. Меж тем наш друг обещает небольшое, но регулярное жалованье, поднимет старые связи мужа и поможет основать торговлю с Царством. Он хочет, чтобы меня представили ко двору здешнего деспота. Нам с тобой двор Арлнда Белого показался бы до уныния провинциальным! Но даже здесь нужно положение, чтобы показаться правителю на глаза. Саху повезло, он стал учеником не простого чародея, а самого придворного мага! Меня это веселит. Галат воевал с Царством сотни лет, чудом избежал захвата при царях-чародеях – но все, совершенно все здесь подражают нашим порядкам и привычкам. Вообрази, здешние маги едва не дрались за Саха (ведь он сын вельможи!), пока придворный чародей Вóлдрин не взял негодника к себе. Уверена, ты уже знаешь, что твой старик хочет через мальчика поговорить с этим Волдрином. И вообще начать постоянно разговаривать с Галатом, а то и всеми Рассветными… Великая Матерь! На что я трачу пергамент! С этим письмом я посылаю плоский медный лист, это часть зеркала, вторая половина которого у Саха. Волдрин говорит, ты знаешь, что с ним делать. А Сах обещает, что скоро я увижу твое новое лицо. Ты был прав, в Галате все говорят на своем лающем языке и хочется услышать знакомый голос! (Хотя по-прежнему не верится, что это правда и вы это можете!)

Юноше, что отдаст послание, вручи двадцать серебряных кедéтов, как я обещала.

Вместо подписи – маленькая фиалка необычными синими чернилами.

 

1

Сакáр открылся магу на закате. Солнце наполовину спряталось за меловыми скалами, и крепость нависла над городком, как хищник, наблюдающий за возней полевых мышей. Как толстая птица на слишком узком колышке. Казалось, хватит неосторожного движения – и черная громада рухнет вниз, к шипящим у подножия скалы волнам.

– Экая груда камней! – заметил охранник каравана.

Чародей хотел ответить, но один из путников его опередил:

– Крепость всегда была такой. Князья-пираты так ее и строили.

Хозяин каравана выкрикивал приказы пронзительным высоким голосом. Душный воздух был таким плотным, что казалось – каждая команда купца оставалась в нем, повиснув неподалеку.

«Это мой дом», – подумал Ханнáн, но слова получились пустыми и холодными, ничего в душе не шевельнулось в ответ.

По правде сказать, маг не знал, чего ждет от возвращения. Его наставник мертв, его друзья, должно быть, превратились в уважаемых торговцев или процветающих ремесленников. Они будут вытирать потные ладони о полы засаленных халатов и жевать губами, пока наконец не вспомнят его. «Теперь-то уже поздно поворачивать назад», – напомнил себе Ханнан и ударил пятками в бока кобылы, подгоняя ее вслед за остальными.

Там, где раньше ветер играл со степью, склоняя травы подобно морским волнам, раскинулись гранатовые плантации. На месте окраинных домов тускло поблескивала вода канала. Это было даже не возвращение – разве можно вернуться в чужой, совершенно незнакомый город?

Когда они добрались до постоялого двора, Сакар полностью погрузился во мрак. Два серебряных кедета могли купить груду подушек на помосте и низкий столик на одного, но магу не хотелось бросаться в глаза. Он и так выделялся среди матросов, ремесленников и солдат. Поискав взглядом подходящее место, чародей нашел его в углу, возле жаровни. В завесах тягучего и сладкого дыма от рассыпанных по углям семян сидел парень с лицом простолюдина.

– Мир твоему дому, – приветливо сказал он, стоило Ханнану примоститься напротив. Чародей скупо кивнул в ответ.

– И тебе того же.

На пару минут старик-разносчик избавил его от необходимости быть вежливым, но только маг взялся за завернутое в лепешку мясо, и парень вновь заговорил:

– Ты ведь приехал в караване Кривого Арьда, – он даже не спрашивал и спустя мгновение продолжил: – Я видел, как ты прощался с купцом. Ты местный?

– Нет.

– Что там творится?

«Где?» – хотел спросить Ханнан, но передумал. Он отлично знал, чем интересуется юнец. И понимал, что лишь оттянет неизбежные вопросы. К тому же он помнил молодость: казалось, Сакар построен на скалистом острове посреди океана, казалось – весь остальной мир далекий и почти ненастоящий. В черте города он словно становился миражом.

– Услуга за услугу, – усмехнулся маг, – я рассказываю о большом мире, а ты – о том, что происходит в Сакаре.

– Идет, но здесь не так уж много происходит.

– Я знаю.

Юноша лишь пожал плечами. Ханнан принял это за согласие.

– В горном храме в Хиджáзе появился мальчик, который пророчит закат Царства, – начал свой рассказ маг. – В прошлый сезон дождей на столицу навалилась буря: в Каменный базар угодила молния и расколола статую Основателя. Когда я уезжал, Царь Царей покинул столицу и отправился на восток с большим посольством…

Если б не Верховный маг, двигающий по столичной доске фигурки, беса с два владыка выбрался бы из дворца! Но в Сакаре поминать Круг не стоит.

– Царская процессия… – протянул парень.

– Что?

– Вот бы на нее поглазеть!

– В повозку лучезарного запрягают черных быков, – сказал маг. – Он сам сидит неподвижно, как статуя, даже не взглянет по сторонам. У них при дворе так принято: потомок богов и не должен походить на остальных людей.

– А маска? Царская маска, какая она?

– Золотая, – улыбнулся чародей.

– Это я и сам знаю, – начал юноша, но тут Ханнан его перебил:

– Теперь твоя очередь.

– Но у нас правда ничего не происходит. Даже не знаю, что рассказать.

– Тогда позволь мне самому задавать вопросы.

Юноша кивнул.

Что же у него спросить? Сам по себе неплохой вопрос… Чародей бросил взгляд наружу: в ночь, заглядывавшую в харчевню через откинутую парусину на двери.

В крепости, что они видели на въезде в город, некогда правил владыка этих земель. Но теперь он называет себя Царем Царей, он сидит в столице и о родном наделе вспоминает столько же, сколько базарный меняла о богах. Ханнан помнил обитель чародеев – квадратную башню с белым куполом, но после прихода узурпатора его дом разграбили. Говорили, новый наместник приказал разобрать башню, а из камня сложить святилище Вахýру, святому дервишу, замученному магами. Он помнил ремесленные кварталы своего детства, мастерские и лавчонки, но сегодня понял, что не узнает паутину улиц. О чем спросить этого юнца?

– Кто ваш владыка? – наконец поинтересовался маг.

Короткий смешок.

– А у нас нет владыки. Аккурат с тех пор, как прошлый стал Царем Царей. Да продлятся его годы и прирастет царство. До ближайшего наместника тащиться пару дней, а мы тут сами…

– Нет? – Ханнан надеялся, что изобразил удивление убедительно. – А что же крепость, пустует? И кто тогда исполняет Правосудие?

– Правосудие… – Паренек замялся. – А что, это так важно?

– Лучезарный рассылал посланцев по всему Царству, – поднял брови маг. – Каждый владыка головой отвечает за колдунов своих земель, каждый колдун подчиняется эдикту. Как ты думаешь, важно это или нет?

– Все так, но у нас их нет, колдунов-то.

– Нет? – повторил Ханнан. На сей раз удивление далось ему труднее.

– Они были… – протянул парень. – Это целая история. Только здесь особо нечем хвастать.

Маг молчал, выжидательно поглядывая на собеседника. Юноша пробежал пятерней по волосам, на простоватом лице мелькнула неуверенность.

– Это было лет пятнадцать назад… – нехотя заговорил он. – Даже больше. Лучезарный как раз надел золотую маску, а о Правосудии еще не слышали… Ну и тут кое-кто решил исполнить правосудие сам.

Он опустил глаза, парню было неловко рассказывать чужаку. Ханнан же вспоминал кровь и крики.

– Я сам не видел, мне рассказывал отец. Говорит, тут был один меняла, – продолжал тем временем юноша. – Колдун. Многим не давал житья. Все знали, что повелитель не жалует колдунов. Как-то вечером собралась толпа… Менялу-то выволокли из лавки, но дальше пошло само… Одни начали громить лавки лекарей, другие вытащили из постели шлюхи базарного гадальщика. Дело докатилось до обители, а ты знаешь, господин, они умеют за себя постоять. Полегло много народу. Но колдунов в городе не осталось.

Парень и сам не заметил, как перешел на уважительное «господин», словно извиняясь за ту историю.

– Ну-ну, надеюсь, меня не прирежут за подозрение в колдовстве. – Чародей хохотнул, но получилось натянуто. Оставалось надеяться, что парень ничего не понял.

Теперь юноша явно смутился и жалел, что вообще заговорил о резне.

– Сакар вовсе не…

– Я знаю. Знаю. – Ханнан похлопал его по руке. – Колдуны тоже не без греха. Иначе зачем бы издали эдикт о Правосудии? Или ты их жалеешь?

– Не, что ты! – вскинулся парень. – Они получили, что заслужили.

На миг Ханнану показалось, что он зря вернулся в этот забытый богами и царями город. Гул голосов и гудение мух обратились ревом толпы. Тени тех, кто не пережил ту ночь, встали за его спиной: они знали, чем кончится его поездка, они шептали предупреждения и сулили крах и гибель…

– Да, действительно, – произнес маг в ответ. – То, что заслужили.

Пока пальцы хозяина харчевни мелькали, отсчитывая медяки, чародей все присматривался к нему. Не блеснет ли в подслеповатых глазах искра узнавания? Не задержится ли взгляд дольше необходимого? Прежде старик Шамáх всегда находил для Ханнана доброе слово. Но тогда Ханнан был юн и носил шелк и гладкий, струящийся в пальцах атлас, а сейчас перед трактирщиком стоял невысокий сутулый человек в потрепанной одежде.

Не узнал. Чародей не сказал бы даже, рад он или нет… Когда он встречал знакомое лицо, Ханнан чувствовал себя призраком. Но, с другой стороны, кто знает, где был старый Шамах в ночь резни? За вечер маг обошел с расспросами полдюжины трактиров и выбрал мало-мальски добротный, но и сюда набилось порядком вооруженных людей. На вкус чародея – даже слишком много.

Ему отвели комнатушку, в которой было тесно, как под лестничной клетью, но на удивление чисто. Дымок душистых трав курился под потолком, отгоняя насекомых. Ханнан долго ворочался и не заметил, когда зной южной ночи обратился ревом пожаров, а поскрипывание старого топчана стало треском бушующего пламени.

Но слышал их почему-то только он. Ханнан снова был там, в пустых и гулких помещениях обители, и шум толпы казался далеким рокотом, похожим на гул прибоя. Никто не обращал на него внимания. Он пытался дозваться до наставника – но взгляд старика блуждал, невидяще скользя по Ханнану. Он хотел схватить наставника за плечи, развернуть к себе, но пальцы чародея – туманная дымка – скользили по ткани, не в силах прикоснуться к живому существу.

Когда толпа была уже под стенами, он бежал. Всю свою жизнь он тысячи раз бежал от нее во снах, но ни разу не оторвался от погони. Они всегда преследовали его и всегда догоняли – и каждый раз он просыпался за миг до удара, готового раскроить ему череп.

Так бывало всегда, но сердце все равно наполнил ужас. Руки, прижимавшие к груди сумку, обессилели и дрожали. Он задыхался, горячий соленый пот щипал глаза. Ханнан не знал, кто там, за спиной, кто преследует его – ему не хватало смелости обернуться.

Кто-то бросил камень. Из-за спины доносились крики, но юноша не вслушивался в слова. Еще один камень ударил его промеж лопаток, заставив пошатнуться и едва не сбив с ног.

И вот это случилось. Ханнан запнулся и упал тяжело, почти перекувырнувшись, грязные руки схватили его за одежду, рванули вверх. Ветер принес клочья дыма, так что маг не видел лиц преследователей. Он закашлялся. Что-то горячее и медное на вкус струйкой текло из ноздрей и попадало в рот.

Ханнан бы закричал, но не мог. Не мог даже отползти назад, от занесенной над головой дубины. Но руки… руки его двигались сами собой. Тонкие худые ладони – почему-то взрослого человека, а не юноши – выбросились вперед. С пальцев сорвалось красное, как кровь, пламя, прянуло в лицо преследователю.

Искаженный лик растаял.

Бешено стучало сердце, и дыхание срывалось с губ тяжелым свистом. Темно и тихо. Разгоряченной кожи коснулось едва заметное дуновение. Это сон. Всего лишь сон…

Несколько мгновений маг сидел на постели, ничего не понимая, пока еще одно дуновение не принесло запах дыма. Ему даже показалось, что Сакар снова в огне, но вскоре Ханнан понял, что это топчан. Нижний край тюфяка тихонько тлел, мигая в темноте красными искрами.

Тело повиновалось не сразу, нехотя – словно он пробежал половину схена. Чародей сбросил тюфяк на пол и начал затаптывать тлеющую солому. Далеко не сразу, когда последние красные точки потухли, он сообразил, что делал это босиком.

Еще позже, когда Ханнан опустился на пол у окна, он вспомнил, что в Сакаре не стоит разбрасываться магией. Кто знает, правду ли ему сказали? Быть может, здесь есть ищейки, и они уже ощутили всплеск силы. Быть может, кто-то всматривается в ночную мглу, определяя, в какой части города применили чары.

– Проклятье!

Ханнан вздохнул и выругался – теперь уже куда грязнее.

Рассвет застал его в молчаливом бдении у окна. Сперва проглянули розоватые очертания облаков, затем над выгоревшей степью лениво выкатилось солнце… Город пробуждался.

Ханнан покинул постоялый двор рано, сразу окунувшись в лабиринт еще сонных улиц. Он не знал, куда идти и зачем. Он должен стать глазами и ушами Круга в этом некогда потерянном для магов городе, но чародей еще только размышлял, как подступиться к делу. Когда он бежал из Сакара, у Ханнана остались друзья, но с тех пор прошли годы. И потом, безопасно ли довериться одному из них?

Маг прошел по главной улице, по которой, наполовину скрывшись в облаках пыли, шествовали груженные тюками волы. Вслед за ними, гортанно гикая и ругаясь, шли худые загорелые погонщики. Он блуждал кривыми улочками трущоб, но никто не обращал на него внимания, только нищие провожали чародея тусклыми взглядами.

Минуя базар, Ханнан на всякий случай сделал круг около нового святилища Вахура – он слышал, каждый путник должен обойти его хотя бы раз, чтобы огородить себя от колдовского зла. По периметру стояли одиннадцать белых колонн – по числу пыток, которым подвергли мученика колдуны. На вершине купола день и ночь горел в огромной медной чаше огонь.

К полудню решение было принято. После недолгих расспросов маг отыскал приземистое здание, спрятавшееся от уличного шума за высоким забором. К удивлению Ханнана, вместо хозяина или слуги навстречу вышел детина с мощными, как кирпичи, кулаками. Чародей назвал имя, но и этого оказалось мало. Он все ждал и ждал перед воротами, нервничая под тяжелым взглядом охранника.

– Господин Ханнан?

Маг обернулся. От маленькой калитки спешил, приволакивая ногу, худой старец. Чародей нахмурился. Он ожидал, что его друзья изменились – но нет, не настолько же!

– Мне нужен Такáни, – сказал маг, когда старик подошел ближе. Вместо ответа тот низко поклонился, как простолюдин вельможе.

– Я знаю, господин. Прошу прощения, что заставил ждать. Господин Такани с радостью вас примет.

Старик распахнул перед Ханнаном калитку, пропуская мага вперед. Уже когда их нельзя было увидеть с улицы, он коснулся рукой лба и повторил приветствие – на сей раз иное:

– Боги воплотились в вас!

Чародей думал, уже никто не назовет его так. И еще – что-то в голосе старика показалось знакомым. Он присмотрелся внимательней, нахмурился…

– Захт!

– Он самый.

– Проклятье, как я не признал!

– А вы совсем не изменились…

– Я же знаю тебя с тех пор…

– Да-да, с тех самых…

– Как ты? Как Такани?

Они говорили наперебой, не слушая друг друга, – каждому хотелось выговорить свое. Наконец оба умолкли, и Ханнан негромко рассмеялся.

– Ты первый, кто меня узнал в этой паршивой дыре.

– Мне ли вас не знать? – Старик лукаво улыбнулся. – Я помню, как вы босиком бегали по этим улицам.

– Такани… – начал маг, но слуга перебил его:

– Еще не знает. Но уверен, будет рад вас видеть!

Захит провел Ханнана через заросший сад, где пыльные кипарисы смотрели в небо, и лишь пара ореховых деревьев рукоплескала кронами, приветствуя чародея. Они нашли Такани на веранде, старый приятель мага лежал на оббитой бархатом софе и диктовал послание маленькому неприметному человеку, такому же серому, как бумага у него на коленях.

– Кого ты привел, Зáхи? – ворчливо спросил купец.

– Ваш… старый знакомый, господин.

Чародей выступил вперед.

– Ханнан, – просто представился он. – Пожалуй, слишком старый, но надеюсь, еще знакомый.

– Ханнан? О боги! – Такани оказался на ногах с удивительным для его телосложения проворством. Заключив чародея в тяжелые объятия, он рассмеялся магу в лицо. – Такой же хмурый и недовольный… проклятье, больше десяти лет прошло, а ты все тот же!

Писарь испарился, и купец потащил Ханнана к столику с фруктами. Он не успокоился, пока под чародеем не оказалась груда подушек.

– Будь добр, Захи, принеси нам чего-нибудь.

Старик поклонился, и торговец вернулся на софу, сплел пальцы на объемистом животе.

– Рассказывай! – без обиняков приказал он.

В прежние годы Такани был юрким пареньком с лукавым взглядом черных глаз. Каждый лавочник в округе имел зуб на «маленького беса», но тот бес сгинул в дебрях лет, вместе со своими выходками. Остался тучный человек, страдающий одышкой.

«Ты сам не помолодел!» – одернул себя Ханнан. Маг так и остался худым и невысоким – видно, от недоедания в детстве, но для четвертого десятка в бороде его было слишком много седины. Пожалуй, больше соли, чем перца.

– Что рассказывать? – Ханнан невольно усмехнулся. – Если коротко, то без толку, а если долго… ты утомишься раньше, чем я войду во вкус.

– И говоришь ты так же заковыристо, – хохотнул купец. – Я слышал о твоих делах в столице. Ханнан-Советник, Ханнан-Богач, надо же! Это что, правда?

– Что? – хмыкнул чародей. – Наверное, ты меня с кем-то путаешь.

Такани погрозил ему жирным пальцем.

– Тебе меня не обмануть! Я слишком стар для этого.

Впрочем, даже напускная его сердитость продержалась недолго. Купец заметно оживился, увидев, что Захит несет запотевший кувшин и пару чаш, и в этот миг он вовсе не казался старым.

– Присоединяйся к нам, – махнул слуге рукой Такани. В кувшине оказалось гранатовое вино с сахаром и корицей, и по праву хозяина он провозгласил: – За добрые времена!

– За добрые времена! – повторил чародей. Только теперь, отставив чашу, торговец решился спросить:

– Так ты маг или нет?

Чародей был готов к вопросу и выложил заготовленный ответ.

– И да, и нет. – Видя, что Такани не понимает, Ханнан пояснил: – Конечно, я хотел стать магом! Ты знаешь, наставник подобрал меня на улице. Я бы жил во дворцах и ел самый белый хлеб. Меня бы носили в паланкинах, и никто не сказал, что мне нужно делать, а что нет. Так я думал. Но когда владыка надел царскую маску, – он запнулся, – да продлятся его годы и прирастет царство… все оказалось совсем не так.

Чародей умолк на мгновение и заключил:

– Да, я учился, учился прилежно, и успел вызубрить пару фокусов. Но это еще не делает меня магом.

– И вы бежали, – уточнил Захит.

– В ту самую ночь, – кивнул Ханнан. – Меня преследовали, но я оторвался от погони.

– Проклятье! Но я все равно не понимаю! – Такани прихлопнул ладонью по бархату софы. – Как ты разбогател? И почему великий ужасный Ханнан сидит тут в одежде бродяги?

– Прошло много лет, – медленно проговорил чародей. Помявшись мгновение-другое, он выложил начистоту: – Прости, старый друг, но и правда много лет. Ты изменился, я изменился… Я бы не хотел пока говорить всего.

– Боишься, да? – ухмыльнулся Такани. Впрочем, в глазах его не было и тени смеха. – Боишься, что я тут же сдам тебя проповедникам.

Ханнан только пожал плечами.

– Из святош выходят негодные друзья, если хочешь знать, – скривился купец. – Ладно. Чего ты хочешь? Если даже мне ты не доверяешь!

– Нечто вроде сделки, – ответил маг. – Я намерен обосноваться здесь, в Сакаре. Еще не знаю, насколько. Может, несколько лун, а может, год. Мне нужно устроиться… быть секретарем купца лучше, чем безымянным бродягой. В ответ же… ну, я ведь вызубрил пару фокусов. В городе, где не осталось магов, они любому пригодятся.

Купец и слуга переглянулись.

– Теперь я понимаю, как ты стал богачом, – Такани прищурился. – Берешь быка за рога, а? И что, ты оскорбишь мое гостеприимство, пока я не заключу с тобой треклятый договор?

Ханнан улыбнулся.

– Оскорбления – плохое преддверие для сделок. Нет, по правде сказать, я рассчитывал на твое гостеприимство. Если только в городе нет никого, кто способен учуять магию и прийти к тебе. Мне бы не хотелось ставить тебя под удар.

Купец заметно помрачнел.

– На самом деле никто не знает, следит ли кто, – ответил за него Захит. – С тех пор как магов не осталось, некому об этом знать. Но наместник крепко решил очистить владения от скверны.

– Еще не передумал насчет гостеприимства? – поинтересовался чародей.

– Раздери тебя бесы, Ханнан, не говори ерунды! – разозлился Такани. – Ты останешься хотя бы на пару дней, пока не вытащу из тебя все новости!

Он бросил на слугу острый взгляд, и Захит тут же поднялся.

– Я подготовлю комнаты, господин.

Когда старик ушел, они долго молчали. За глиняным забором шумел город. Наконец Такани потер подбородок, крякнул и проговорил:

– Знаешь, что я тебе скажу, старик? Зря ты сюда приехал… – поняв, что он сказал, купец тут же поправился: – Конечно, я рад тебя видеть, я ведь даже не знал точно, жив ты или нет. Но вернулся ты зря.

– Почему?

– Сам видишь, все наперекосяк. Здесь еще полно людей, сюда забредают караваны, но город умирает. Это потому что о нем все забыли. Царь Царей, жрецы, наместник. Мне кажется, что и сами мы… – Он не договорил. – Ну признайся, ты был магом, ты сам это должен чувствовать!

Чародей не знал, о чем он. Разве только царапнул сердце коготок вины: ведь он видел и белокаменные города, террасами спускавшиеся к морю, и роскошные сады, до краев полные солнца и птичьего пения. И многолюдные рынки, где воздух дрожит от гула голосов. Он видел все это, когда бежал.

Решив сменить тему, маг произнес:

– Завтра мне нужно пройтись по городу. Я уйду рано, не удивляйтесь, если с утра меня не найдете.

– Хорошо. – Такани провел рукой по лицу, стирая пот. – Тогда иди, отдохни. Наши постоялые дворы – это тебе не столичные особняки.

Он усмехнулся. Однако когда Ханнан уходил, купец безмолвно шевелил губами, словно пережевывая неприятную мысль. О чем уж он думал? К сожалению, даже маги не знают всего.

Проснулся Ханнан от ощущения, что его ищут. Не то голос, зовущий по имени, не то взгляд, который все рыщет, рыщет – и никак не найдет. Чародей вскинулся, поднялся на постели, вглядываясь в обступившую его мглу.

– Ханнан, ученик Амра, ученика Исхáка из линии Мисýра! – повторял голос. – Отзовись, Ханнан!

Но маг не спешил отвечать на Зов. Закрыв глаза, он вновь откинулся на подушки. Пара мгновений – и вот он уже видит себя со стороны. Окружающий мир стал размытым, колеблющимся, ненастоящим. Стены спальни шли волнами, словно полог шатра на ветру.

Он видел потоки силы – они текли, сплетались и расплетались, похожие на струи воды, только вместо влаги в них тек свет. Он видел собственное тело на призрачной постели – тугой клубок струн и линий, пульсирующий в блеклом, подернутом рябью мире.

«Таким тебя видят маги, – всплыл в памяти голос наставника. – Маги и гафиры».

«Всегда?» – помнится, спросил он.

«Всегда, – подтвердил старый Амир. – Маг всегда знает, что рядом один из собратьев. Это как зуд на коже, ты не можешь его не чувствовать».

Воспоминание мелькнуло и скрылось. Наставник не успел сообщить Ханнану, что от наблюдения можно прятаться, что скрывшийся чародей только тогда выдает себя, когда применяет Дар, – и что применение магии также можно скрыть… Узнать все это магу пришлось уже в бегах.

Теперь он машинально проверил покровы, убедился, что исходящее от него сияние видит лишь он сам. Безмолвно пошевелил губами, повторяя фразу, которой научили его новые учителя. Теперь, даже если бы другой чародей находился в комнате, он не почуял бы движения силы.

– Ханнан, ученик Амира, ученика Исхака… – продолжал твердить голос. – Отзовись!

– Я здесь, Верховный, – откликнулся чародей.

Теперь в его сознании возник образ. Грубоватое лицо, словно вылепленное небрежным скульптором. Жесткая щетина покрыла щеки и выступающий подбородок. Сосредоточившись, маг разглядел убранство до мелочей – Первый-в-Круге взывал из своих покоев в столичной обители.

– Ты долго молчал.

Губы старика двигались, но голос исходил не от него, а звучал в голове Ханнана.

– Я очень устал, Первый, – проговорил чародей. – Прошу меня простить, я не сразу проснулся.

– Где ты?

– Вчера под вечер караван прибыл в Сакар, – начал отчитываться маг. – Но за день я успел немного. Нашел место, где можно пожить. У меня был друг детства, он торговец.

Брови Первого-в-Круге шевельнулись, будто он хотел нахмуриться, но передумал.

– Ты не очень-то спешил. Этот человек, он достоин доверия?

– Он ничего не знает, мудрый. На первый взгляд – да. Но ему незачем знать о моих замыслах. И я использовал Узы Молчания: если он проболтается, я тут же почувствую.

– Хорошо. Что ты узнал? – допытывался Первый.

Допрос длился несколько минут, но когда он закончился, Ханнан был совершенно выжат. Словно это он взывал к главе Круга, а не наоборот.

– Что же… – подвел итог Верховный, и не понять: доволен? недоволен? ворчит, потому что привык ворчать? – Не очень там рассиживайся. Узурпатор мне благодарен. Пока. Но это ненадолго.

Первый ушел сразу, не прощаясь. Ханнан еще несколько мгновений глотал ртом воздух.

Азас благодарен… С недавних пор Круг напрямую говорил с чародеями Рассветных королевств. Пара советов здесь, пара намеков в Городах Грани – и вот помпезное посольство едет на восток, где на самой границе для торговых переговоров сойдутся царь, деспоты с рассвета и присные. Ханнан не верил в благодарность узурпатора, но если Первый торопится – должно быть, ему лучше знать?

Милосердные боги! Ведь он же не лазутчик, не воин. Его теперь и жителем Сакара не назовешь…

Он сказал Такани, что не хотел быть магом. Было ли это правдой? Или хотя бы частью? Конечно, Ханнан-мальчишка не жаждал власти, кому она нужна в семнадцать лет? Ему просто нравилось, когда в его присутствии смолкали разговоры, когда ему кланялись и в почтении касались рукой лба. Ему, который даже не знал родителей.

Ханнан не помнил, как оказался у наставника. Сколько раз маг терзал свою память, надеясь выжать крохи детских воспоминаний, но та лишь насмехалась, подсовывая размытые образы. Он был голодным и больным ребенком, так говорил учитель, и уже тогда в нем пробудился Дар. Интересно, подобрал бы его наставник, если бы в Ханнане не было силы?

Впрочем, маги не похожи на простых смертных. Они судят иначе. Во всей стране, да и в других землях тоже, говорил наставник, маги – единственные привыкшие смотреть на талант, а не древность крови, богатство или их отсутствие. Во всяком случае, так было прежде…

Еще Ханнан вспоминал, как он покинул город. Тогда он, правда, еще не знал, что уходит насовсем – он просто бежал, спасаясь от погони. Сперва остались позади узкие мощеные улочки, проложенные во времена князей-пиратов. Затем его обступили мастерские, лавки и харчевни, тулившиеся одна к другой так тесно, будто искали поддержки друг у друга. Потом дорога миновала окраинные фермы – и вырвалась из объятий города, убегая на север и восток. Ханнан не знал, куда его заведет дорога. Просто понял, что возвращаться в Сакар ему нельзя.

Тогда он не догадывался, как ему повезло. Ведь на Прибрежном тракте убивали и за меньшее, чем сумка полновесных золотых. Он не знал и о столичных невольничьих рынках, что прятались в подвалах и на задворках трущоб, – и о том, что товар для них подбирают тут же, в степях и на безлюдных трактах. Ему повезло, и он шел, пока не оказалось, что дорога ведет прямиком в столицу.

Поначалу он оглох, онемел… наверное, даже ослеп – от блеска золоченых куполов, пронзительной белизны колоннад и росписи на стенах храмов. Он думал, что родился в городе, но весь Сакар с крепостью легко уместился бы в Районе Садов. Ханнан заблудился: даже не среди стен, а среди криков уличных зазывал, лая псов, властных окриков и воплей продавцов воды.

Кутерьма эта подхватила юношу, закружила – и выбросила две луны спустя на площадь у столичной обители чародеев.

– Мира тебе, торговец!

Ради приличия маг помял разложенные на прилавке отрезы ткани. Хозяин лавки не спешил высовываться из тени навеса и невнятно проворчал в ответ. Ханнан не был уверен, ответное приветствие или предложение убраться восвояси.

– Скажи, добрый человек, давно ли привезли эту ткань?

Сколько таких, безобидных с виду вопросов он сегодня задал? Его интересовало все: сколько продуктов поставляют в крепость, сколько караванов заходит по пути в Сакар, как часто появляются в гавани заморские галеры. Все это понадобится магам, если те и впрямь намерены вернуть влияние в южных землях. Ханнан знал это без напоминаний Первого-в-Круге.

Лавочник подался было вперед – и тогда-то это произошло. Словно во мраке безбрежной ночи мелькнул и погас огонек одинокой свечки. Или вернее – потайного фонаря? Кто-то применил магию. Здесь, совсем неподалеку!

Ханнан подавил желание немедленно обернуться.

Гомон базарной площади не утих, так же отмахивались от мух хвостами осоловевшие от жары быки. Надсадный голос лошадиного барышника звенел в ушах. Видимо, чародей все же изменился в лице, поскольку до него донеслось:

– Вам плохо, господин?

– Нет, ничего… Все в порядке…

Маг покачал головой, словно стряхивая наваждение, а мысли неслись вскачь. Магия… здесь… В двух шагах от стен святилища.

– Все в порядке, – повторил Ханнан. – Это жара. Я просто не привык.

Наверное, он должен действовать, пока неизвестный обладатель Дара не скрылся. Нужно закончить глупый разговор с торговцем. И все же… может, это ловушка? Он часто пользовался Даром. Жрецы могут подозревать, что он маг, и тогда он подтвердит их догадки. Или это один из выживших в резне? Найти его? Но как распознать чародея среди базарной толпы?

Ханнану стоило труда сосредоточиться, еще тяжелее ему далось бездействие. Прошло несколько минут, а он все мялся у прилавка, задавая бессмысленные вопросы. Наконец, плотнее запахнув кафтан, чтобы длинные полы не мешали при ходьбе, маг быстрым шагом направился прочь.

Он чутьем выискивал место, где сотворили чары, и проклинал тот день, когда согласился на поручение Круга. Чутье играло с ним… На базарной площади, в этой вечной кутерьме, ежечасно кипят сотни, тысячи страстей. Ненависть, любовь, страх, горе – теперь, когда он открыл сознание, они стучались в виски, грозя свести его с ума. Тающий след силы был точно напев пастушеского рожка в многоголосом вое. То исчезая, то вновь врываясь в сумятицу, он вел Ханнана сквозь толпу, пока тот не понял, что чутье влечет его к площадке перед святилищем.

– Какого беса? – одними губами пробормотал маг.

Чародей остановился.

В пыли у подножия белых стен расселись нищие да еще торговец пряностями вовсю нахваливал свой товар. Выше поднимался купол, на вершине которого горел огонь. Ханнан слышал ровное пение жрецов Вахура: приближался Час Пыли, самое жаркое время дня – священный час, когда маги прошлого бросили дервиша в яму к голодным псам.

Несколько мгновений Ханнан смотрел на пламя, размышляя, могут ли окружающие слышать, как колотится его сердце… Нужно найти укрытие и спокойно нащупать след. И, проклятье! – найти скорее, пока тот не рассеялся. Но не так-то просто отыскать спокойное место на оживленной площади, даже если это рынок небольшого городка, как Сакар.

Потерев виски и промокнув платком лоб, он двинулся в сторону ближайшей харчевни.

Она стояла на дощатом помосте, с пыльной холстиной вместо стен – казалось, заведение на серых парусах плывет по волнам базарной толчеи. Напротив, у квадратной стелы с перечнем побед владыки стояли три храмовых стража с окованными железом дубинками. Ханнан подавил приступ малодушия и запретил себе ускорять шаг.

– Принеси чего-нибудь холодного, – попросил маг, опустив в руку хозяина два медяка. Едва усевшись на подушки, Ханнан обвел взглядом зал.

Ему не понравилось увиденное. Портовые грузчики, погонщики скота, чернорабочие – они смотрели оценивающими, а порой неприязненными взглядами. Ханнан пожалел, что на нем не дорожный балахон, а позаимствованный у Такани кафтан купца. Впрочем, времени на сожаления не было.

Он скользнул в себя сразу, едва вернулся трактирщик. Сквозь щели навеса, бывшего здесь вместо крыши, текли полосы полуденного солнца, ложились пятнами на его лицо. Пальцы поглаживали холодный бок оловянной чаши. Ни дать ни взять торговец отдыхает после заключения сделки.

Холстяные стены харчевни дрогнули, стали расплываться – как ночью, в особняке Такани. Точно сильные руки сжали тисками голову… на мгновение чужие страсти набросились на него, как свора шакалов, но здесь, в спокойной обстановке, маг легко от них отгородился. Ему нужна только сила. Все остальное сейчас не имело значения.

Изнанка… каждый раз, касаясь ее сознанием, Ханнан чувствовал пьянящее возбуждение, словно не было многих лет работы с Даром. Здесь все было изменчиво, непостоянно, непохоже на привычный мир. Здесь бурлили страсти – кровавое светящееся море, разлившееся по городу, – и вспыхивали сполохи мыслей. И еще здесь жили духи. Целые сонмы бестелесных созданий: «травоядные», питающиеся потоками силы, – и хищники, что охотятся на силу живых существ. Каждый выход на Изнанку сулил опасность. Уйти слишком далеко от тела, наткнуться на духа, который тебе не по зубам. Но это единственный верный способ найти собрата!

Чародей отступил в сторону, и сияние покинуло его тело. Такое же недолговечное, как все вокруг, тело покоилось на подушках, и призрачные пальцы поглаживали бок призрачной чаши. Еще шаг – и полотняные стены сомкнулись за его бесплотным образом.

Здесь дул резкий пронизывающий ветер, и поначалу Ханнан едва удержался на месте. Стоит ему дрогнуть, поддаться – и потоки силы снесут его так далеко, что ему не найти тело и за сотни лет. Маг начал медленно подниматься над городом: не очень высоко, не то и впрямь столкнется с обитателем Изнанки.

Сверху Сакар напоминал истощенное чудище. Его улицы были ранами, в которых бурлили сумерки-кровь. Его здания – острые кости, торчавшие в небо. Люди казались муравьями, суетящимися во мгле. Да, здесь было солнце: ведь там, в другом мире, был день – но у Ханнана язык не повернулся бы назвать это дневным светилом. Так… тусклое пятно, болезненно набухшее в бездонном небе. По-настоящему отчетливо Ханнан видел людей да еще храм Вахура. Пламя на вершине купола резало глаза.

Вон она, площадка перед святилищем…

Купаясь в исходящем от храма сиянии, она казалась почти настоящей. И вдруг… опять! Еще одна вспышка.

Ханнан заставил свое бесплотное тело принять облик птицы, чтобы лучше лавировать в потоках силы. Его сейчас не волновало, кто тот, другой маг, – это был собрат. Сложив крылья, Ханнан камнем рухнул вниз, рассчитывая приземлиться неподалеку от чародея.

До храма оставалась пара мгновений, когда его пронзила боль. Да нет, что боль? Разве может телесная мука сравниться с ощущениями духа? Все потери, мучительные воспоминания, стыд, страх – все, что он успел пережить за годы, разом навалилось на него. Ханнан потерял ощущение времени, не осознавал, где он находится и кто он… Наверное, у духов тоже есть инстинкт самозащиты, поскольку его облик преобразился сам: на птичьих лапах вытянулись когти, а клюв согнулся смертельно-острым крюком. Так он и упал в бесцветную массу, которая была чужой душой. Когти полоснули по ней, бесплотный клюв впился в чужака…

Все еще корчась от боли, Ханнан услышал крик. Наверное, это кричал другой маг или его собственное тело – там, в полумраке харчевни, – поскольку на Изнанке нет звуков. Некогда было размышлять! Два сцепившихся чудища, они покатились по земле, разбрасывая по площади клочья силы.

«Огонь», – подумал маг, и его душа стала пламенем, а терзавшая Ханнана боль ослабла. Однако прошла пара мгновений, и маг почувствовал, что дух противника стал текучим и обволакивающим, как вода. Пламя, бывшее его душой, погасло, и чародей задыхался в обманчиво мягких объятиях.

Тогда Ханнан стал паром. Его душа рассыпалась на тысячи частиц-пузырьков и вырвалась на волю, к потокам силы. Он жадно, как утопленник, глотал ее – когда почувствовал холод и понял, что не может собраться вновь. Чародей стал светом, но его противник стал дымкой, и свет угас в тумане. Ханнан обернулся человеком, но мгла не рассеялась, она продолжала обступать его, заволакивала глаза, забивала влажным прелым запахом ноздри.

Шепоток сзади… Почудилось? Или и впрямь тяжелая туша ворочается за спиной: всегда за спиной, как ты не повернешься. Липкое холодное месиво струилось по отражению площади, взмахнешь в такой дымке рукой – и не разобрать: одна рука? три? или, может, все десять?

Чародей заторопился, спеша выбраться из удушливого облака, уже не зная, в какую сторону бежит. Но туман хватал за ноги, бесплотные стопы тонули в вязком ледяном киселе.

Что-то шевелилось там, в темноте, сопело за спиной, дышало в затылок. Потом вдруг все смолкло, словно стертое повелительной рукой. Ледяной ветер налетел, обрушился на мага, прянул в лицо дышащей холодом пастью…

Ханнан невольно вздрогнул, когда Захит заговорил о духах.

– Да-да, вы похожи на духа, господин, – повторил слуга, – и никак не на живого человека! Я не позволю вам встать с постели.

В свете причудливых масляных ламп старик и сам походил на призрака, но чародей не стал говорить об этом вслух. Голос слуги был дребезжащим, а движения по-стариковски размеренными, что выводило мага из себя. «Тебя выводит из себя собственная слабость», – подумал Ханнан. Закрыв глаза, он перестал вслушиваться в бормотание Захита.

– Ты прав. Ты дважды, трижды прав! – наконец не выдержал чародей. – Только не нужно трястись надо мной, я не невеста на выданье.

Голос не шел, и он говорил с трудом, с силой проталкивая слова через пересохшее горло. Естественно, старик лишь уверился в своей правоте.

– Это все жара, – продолжил слуга, – и пыль, повсюду пыль! Вы слишком переволновались. Вам нужно пить успокаивающие настои и побольше лежать.

– Проклятье, Захит, это не значит, что нужно жужжать у меня над ухом!

– Как вам будет угодно, господин.

Старик оставался величественным даже когда его прогоняли.

Ханнан приподнялся на локтях и заставил себя сесть на постели. Его принесли сюда под вечер, двое верзил, черных, как эбеновое дерево. Он смутно помнил кипарисы в саду Такани – чародею казалось, они царапают небо, и небо стонет от боли. Но стонал он сам. Лицо Такани кривилось и плясало… или, может, то дрожали от страха подбородки торговца? Ханнан не знал. По-настоящему он пришел в себя лишь недавно, когда в окно заглядывала луна.

Враждебная магия на базарной площади, харчевня, светящийся злым и резким светом храм… Незнакомый маг, напавший на него. Мысли Ханнана путались, но он вспомнил все, что случилось за день.

Когда Круг посылал его сюда, Верховный напомнил, что в южных землях пятнадцать лет не было обители. А это значит, некому искать детей с Даром и приводить их в Круг.

«Нравится это узурпатору или нет, маги просто рождаются, – со злостью говорил старик. – Можно сколько угодно бубнить, что колдуны противны богам и спят с бесами. Оттого, что он сожжет обители и погрозит пальцем, маги не исчезнут и не перестанут появляться на свет».

Это было одной из причин, почему Круг так жаждал восстановить влияние на юге. Поредевший в годы смуты и после резни, ослабленный эдиктом и лишенный влияния, Круг отчаянно нуждался в новой крови. Хотя бы для того, чтобы очередной ревнитель на престоле помнил: со всеми магами Царства ему не справиться.

Да, это мог быть самоучка… Сила была дикой и необузданной. Также в резне мог уцелеть и не один Ханнан – хотя думать, что пережил собрат, все это время скрывавшийся в Сакаре, магу не хотелось. Но почему он напал? И кто он? Все эти ответы предстояло найти, а как – чародей представлял весьма смутно.

Гонг в храме Атамы возвестил два часа до полуночи, когда к магу явился Такани. В полутьме он тоже походил на призрака: на нем была широкая галабия, и когда торговец пересекал комнату, казалось, он не идет, а плывет над полом. Впрочем, Ханнан поправился – от духов не разит благовонной водой.

– Как ты? – с порога спросил Такани.

– Ничего. Только голова еще гудит.

– Клыки Усира! Я знал, что теперь-то начнутся неприятности, – купец ухмыльнулся. – Захи говорит, к тебе возвращается твоя желчность. Это обнадеживает.

Маг заставил себя улыбнуться.

– Но шутки в сторону. – Такани взгромоздился на низкий пуф с таким видом, будто это был престол Царя Царей. – Что с тобой случилось?

– Переутомление. Захит думает… – начал маг, но купец не дал ему закончить.

– Я тоже говорил это всем, кто соглашался слушать. Еще что-то плел насчет тяжелой болезни. Но я-то знаю, что это не так.

Ханнан пожал плечами.

– Брось, – полные губы торговца скривились. – Ты никогда не умел юлить.

– Разве я пытаюсь юлить? – Маг невесело усмехнулся. – Мне просто не хочется отвечать.

– Меньше знаешь – лучше спишь, так, что ли?

– И это тоже.

Такани выругался.

– Иногда мне хочется взять тебя за треклятый балахон и хорошенько встряхнуть! – наконец сказал он. – Только, думаю, не поможет.

– Вряд ли, – согласился Ханнан. – Но спасибо за участие.

Купец выдавил бледное подобие улыбки. Несколько минут они молчали, и только с улицы доносился собачий лай да еще стук колотушек ночной стражи.

– Вечером к храму прибыл конник с севера, – заговорил Такани. – Никто не знает, что за вести он привез, но говорят, к вахуритам едет их патриарх.

– У них это называется «Кийз».

– Пусть будет Кийяз. Я подумал, что нужно сказать. Не знаю, изменит ли это твои замыслы.

Ханнан помолчал, прежде чем ответить.

– Не знаю. Просто не знаю… Видят боги, то, за чем я приехал, никак не задевает вахуритов. И, надеюсь, не заденет. Но ты же знаешь… Жрецов это не волнует: они суют нос и в то, что их касается, и в то, что нет.

– Ну да, ну да… – Такани пожевал губами. – Не нравится мне это. Они так и лезут в каждую паршивую щель: все вынюхивают, вынюхивают… Настанет день, мы в нужник будем ходить с их разрешения. Попомни мои слова!

– К тому времени они избавятся от таких, как я, – отмахнулся маг. – Но если тебя заботят вахуриты… – он замялся на мгновение, – ты мог бы мне кое в чем помочь.

Такани не выказал восторга, и Ханнан поспешил его заверить:

– Это ничем тебе не грозит, все, что нужно – чтобы твои парни задали пару вопросов на базаре.

– Думаешь, тебе будет одиноко на последнем костре?

– Это не касается жрецов, ты ничем не рискуешь! Просто мне кажется, здесь, в Сакаре, есть маг. Святош это заинтересует. Гораздо больше попыток отобрать у вас власть.

В глазах купца еще читалось недоверие, но чародей понял, что победил.

– Давай, выкладывай свои вопросы, – решился Такани. – От пары сплетен и впрямь не будет горя.

– Там, в харчевне, когда мне стало дурно… Мне нужно знать, не было ли еще кого. В это же время. Может, кому-то еще стало плохо: на базаре, на площади перед храмом?

– В то же время? – прищурился купец.

– Именно. И кто этот человек.

– Я скажу своим людям, – тон купца выражал сомнение, – но я бы не надеялся. Сегодня был базарный день, на площади мог скончаться целый полк, и никто бы не заметил. В такие дни я верю, что светопреставление уже началось.

– И все-таки.

– Я попробую, но ничего не обещаю. – Такани встал.

Только теперь, когда его коснулся блеклый свет, Ханнан заметил, что волосы купца заплетены в косицу и тщательно намаслены. На его груди был золотом вышит крест в круге – перекресток дорог, символ торгового сословия.

– Меня ждут у чиновника из палаты писарей, – произнес купец. – Будут ягненок с имбирем и танцовщицы с юга. Когда ты переутомился, я сказал хозяину харчевни, что ты мой деловой партнер из столицы. Теперь каждая шишка в городе желает заполучить меня на ужин. Новости из большого мира приходят не часто.

– Постарайся, чтобы твой аппетит их не разорил, – хмыкнул Ханнан.

– Зачем? Они бросятся ко мне за займом, и за пару лет я выпью из них всю кровь.

Посмеиваясь, Такани направился к двери, но вдруг остановился.

– Постарайся не колдовать в ближайшие день-два, – обернувшись, посоветовал он. – Если ты будешь переутомляться часто, люди начнут задавать вопросы.

И с этими словами вышел.

Ханнан откинулся на подушки и застонал. Проклятье, неужели Такани не мог быть менее догадлив! Он до сих пор не решался доверять купцу и вряд ли когда-нибудь решится. Слишком много времени прошло с тех пор, как они кувыркались в пыли на улице. Однако мог ли он надеяться провести торговца? Они познакомились, когда отец Такани был простым лавочником, а сам мальчишка слонялся по городу вместе с остальными детьми. Ученик мага быстро стал частым гостем в семье Такани. Десять лет… да, десять лет совместных проказ, поездок, общих занятий у старого писца. Конечно, Такани не мог учиться магии – но он отлично знал, что представляют собой чародеи. И что с ними происходит, когда они растратят свою силу.

– Слово маг происходит от древнего иль магáр, что означает «величие» и «господство», – проговорил Ханнан. У чародеев эта фраза была почти молитвой, символом веры, но ему она не принесла утешения.

Долгое время он лежал, вслушиваясь в шорохи сада. Гранатовое дерево под окном о чем-то шептало ему – или наоборот, ночному городу. Из-за ограды сада доносились голоса, обрывки бесед, пьяный смех… Он вдруг почувствовал себя ужасно одиноким в этом городе, где родился и вырос – и который за одну ночь стал ему чужим. Маг надеялся, что стоит вернуться, и все изменится, но вновь ошибся. Так одиноко он чувствовал себя лишь однажды: когда судьба выбросила его на улицы столицы.

Ханнан едва ли заметил, что молчаливый и неприметный слуга скользнул в покои и один за другим погасил светильники. Мыслями он был далеко – в том суматошном дне, когда ветер с моря нес запах соли и крики чаек, а над городом плыл медный голос полуденного гонга.

Ханнан не знал, что громоздкое здание с пятью башнями и каменными ликами на стенах – и есть столичная обитель чародеев. В последние пару лун он старался пореже вспоминать свой Дар.

В первом постоялом дворе, на который он наткнулся по пути в столицу, Ханнан услышал об эдикте Правосудия. Никто не знал, о чем в нем говорится, но все уверяли, что теперь-то Царь Царей зажмет колдунов в кулак. Сборщик податей, путешествующий с вооруженным обозом, облизывал тонкие сухие губы и говорил:

– Нет, чародеи никуда не денутся. У них останутся поместья, влиятельные друзья и лучшие в Царстве винодельни. Но придворными им уже не быть.

Седой наемник с раскосыми глазами, выдававшими в нем степняка, был более краток. Смачно сплюнув в пыль скотного двора, где ночевал юноша, он бросил:

– Колдунам конец.

Ханнан не был храбрецом, и, выяснив, что дорога завела его в столицу, он постарался вытравить из памяти все связанное с магией. Сумку с деньгами – Такани он сказал, что та стала ступенью в карьере – украли в первую же пару дней. За годы ученичества юноша выпустил из головы все, чему его учили в трущобах.

Впрочем, вспоминать пришлось скоро. Последние десять лет Ханнан провел в библиотеке, мастерской наставника или вместе с Такани в просторной классной комнате. Он не умел работать. Поначалу он еще пытался наняться к повару в харчевню или помощником к ремесленнику, но вскоре понял, что его чаще оставляют без платы, а то и вовсе прогоняют взашей. Пожалуй, он мог стать писцом в палате писарей, но там, где заключаются сделки, не место худосочному оборванному парню.

Еще Ханнан не страдал от щепетильности – там, где он родился, не знали такого слова. Наставник много толковал о порядках знати, но вне стен обители, вдали от услужливой челяди слова учителя казались наивной и опасной глупостью. В первый раз он украл от голода. К тому времени он не ел несколько дней, и в животе противно ныло, а колени предательски тряслись от слабости. Поэтому юноша невольно остановился, когда до него донеслось:

– Козлятина, парень! Клянусь Усиром, самая молодая козлятина по эту сторону Ладжан! Всего два медяка!

Ханнан усмехнулся. На том берегу великой реки селились богатеи, которые вряд ли вкушали на обед козлятину. Но запах подрумянившегося в жаровне мяса был так сладок, что против воли юноша подошел ближе. Он топтался у прилавка, пока у лоточника не появился покупатель, и вскоре юноша скрылся в толпе с начиненной мясом лепешкой.

Уже впившись зубами в истекающее маслом тесто, он почувствовал на языке полузабытый вкус псины. Парню было все равно: все, что не умело при жизни разговаривать, годилось на обед. Он улыбнулся перепачканными жиром губами – его позабавило, что уличный воришка и мошенник обманули друг друга. К вечеру Ханнан разжился еще одной лепешкой, запеченным с корицей яблоком, горстью миндаля и рыбиной, поджаренной на углях. Наутро парень стащил в скобяном ряду короткий нож, а к полудню срезал первый кошелек.

И вот, спустя две луны, он стоял на той треклятой площади и отчего-то нервничал. Ханнану казалось, что каменные лица на башнях наблюдают за ним. Толпа волновалась и гудела: коротко взмахивая хлыстами, чтобы разогнать нерасторопных, через людское море двигались двое всадников. Они были одеты в легкие черные шелка, а лица под тюрбанами закрыли плотные повязки. Черные Братья, вспомнил Ханнан, лучшее из лучших войск Царя Царей.

– Отродья бесов! – пробормотали у него над ухом.

Ханнан решил не оборачиваться. Братьям ничего не стоило выхватить кривые мечи и ворваться в толпу, круша направо и налево – стоит им решить, что чернь недостаточно почтительна. Если подобное случится, юноша хотел увидеть это первым и вовремя убраться.

Парень стоял и бормотал под нос проклятия. Он знал, что пока испуганная толпа таращится на воинов, он может срезать пару кошельков и смыться. Но то ли тяжелые каменные взгляды, то ли присутствие слуг ненавистного владыки – что-то мешало ему действовать. Поэтому он задержался на площади дольше, чем собирался, и потому же наметил мишенью эту женщину.

Высокая, смуглая, она была одета в длинное, до земли, платье, перехваченное в поясе переплетением бронзовых цепочек. Ниже на шелковом шнуре болтался пухлый кошель. Он даже не успел ничего сделать. Ханнан сомкнул ладонь на рукояти припрятанного в рукаве ножа, когда сильные пальцы сжали его запястье. Парень поднял взгляд. Женщина смотрела ему в глаза, ее зрачки были серыми и льдистыми.

– Только попробуй, – негромко произнесла она.

Ханнан почувствовал, что не может оторвать взгляда от ее глаз. Как зуд на коже… Только это было не похоже на зуд, от женщины прямо-таки разило силой.

– Я не собирался вас трогать… госпожа, – испуганно пробормотал юноша.

Он вновь попробовал отвести взгляд, но ее глаза притягивали. Нож выпал из его руки и глухо стукнулся о мостовую. В другое время он бы посмеялся над собой: вырваться и убежать от женщины – что может быть проще? Но незнакомка и не была женщиной. Она была колдуньей.

– Откуда ты, мальчик? Как тебя зовут?

Она назвала его так, хотя внешне меж ними было семь или даже пять лет разницы. Сперва Ханнан хотел не отвечать или бросить что-нибудь наобум, но холодный взгляд выпил из него всю волю, и он услышал, как его губы выговаривают:

– Ханнан, госпожа.

Только теперь он вспомнил, что предстоит, если колдунья отведет его в караульную – а он не сомневался в ее способности тащить за собой тощего, как жердь, юношу. Сперва ему отрежут мочку уха, и это будет клеймо, и каждый будет знать, что перед ним мошенник или вор. В следующий раз будет уже все ухо. Дальше Ханнан вспомнить не успел.

Холодная вязкая волна страха зашевелилась в низу живота, каменные лики на башнях, казалось, ухмылялись. Воздух вокруг юноши задрожал и пошел волнами, как в жаркий полдень, и Ханнан понял, что сейчас сила вырвется наружу.

Глаза женщины округлились от удивления – и она грубовато ответила ему:

– А меня – Хенной. Пошевеливайся, парень, ты идешь со мной.

 

2

– Вот здесь.

Такани для верности притопнул, словно это его погребальный костер пылал здесь год назад. Чародей поморщился, но смолчал.

– Она хотела, чтобы ее положили в костер на закате. И обязательно здесь, чтобы… чтобы духи ветров подхватили прах и понесли прямиком к Солнечному Владыке. Кажется, так она говорила.

Купец обернулся к Ханнану и виновато улыбнулся.

– Память уже не та, что раньше, – пояснил он.

Да, в этом была вся Арсилá… Она любила смех и дорогие ткани, пение птиц и пение золота. Ей было тесно в храмовом Круге Смерти. Даже в смерти она не могла стерпеть гнетущей тишины и одуряющего запаха смолы каммы, которой умащивают покойников перед последним костром.

– Я могу побыть один?

Чародей вопросительно взглянул на Такани, и тот без слов начал спускаться с холма.

Арсила… Это ведь из-за нее Ханнан-мальчишка хотел стать магом. Ради ее внимания, ее беглого взгляда, чтобы она признала его равным.

Арсила… Льдинка на языке, одно-единственное движение губ. Имя – как серебряный бубенец, посмеивающийся неподалеку.

Они встретились в поместье у одного городского вельможи. Наставник брал ученика на встречи, на приемы знати – он и впрямь хотел, чтобы Ханнан стал одним из них, высших из высших. Они познакомились в саду, и Арсила стояла в тени акаций, а закатное солнце, пробиваясь через сень ветвей, разбрасывало по ее одежде блики, окружив девушку золотистым, почти призрачным ореолом. Арсила была в одежде незамужней женщины: бесформенном балахоне, оставлявшем открытыми лицо и кисти рук, но душными ночами парень ворочался в постели, представляя себе мягкое тело под слоями ткани.

В те годы Ханнан уже научился многому. Сперва воровать и не попадаться на глаза, затем – магии и тому, как вести себя в обществе вельмож. Однако никто не рассказал парню, как обращаться с женщиной. И он топтался, глупо молчал или искал подходящие слова, и надеялся, что рано или поздно станет магом, а стало быть, своим среди господ. Своим для нее. Разумеется, до самого конца он так и остался учеником ее дяди и нищим побирушкой, которого старик подобрал на улице.

Мыслями Ханнан был далеко, на холме за городом, который они посещали, и даже еще дальше, в воспоминаниях юности – когда Такани зачем-то пояснил:

– Едут.

На взгляд Ханнана, происходящее не нуждалось в объяснениях. За поворотом дороги, из-за обшитого медью купола храма, уже слышались призывные голоса рожков. Им вторил низкий утробный рык тамтамов. Каждый из них был размером со взрослого человека, а передвигались они в запряженных быками повозках. Темнокожие барабанщики без устали, без передышки работали колотушками, извлекая из громадин кошмарный рокот, так что будь сейчас ночь – Ханнан не сомневался, звезды и те разбежались бы в ужасе.

Встречающие вахурита чиновники степенно ждали.

– А он нагл, этот жрец, – склонившись к спутнику, проговорил чародей. – В столице тамтамы сопровождают только Царя Царей.

На взгляд Ханнана, церемония была донельзя глупой. Так встречают завоевателя, что вернулся из похода. Так можно ждать Царя Царей. Но не жреца одного из многочисленных святых и божков, что населяют храмы Царства.

Чиновники, купцы, члены местного Совета Достойных – все они выстроились на площади, словно войска на смотре. Только вместо щитов и копий были резные посохи и расшитые одежды. На Такани было жалко смотреть: в раззолоченном кафтане, в бархатных перчатках он потел и стонал, стонал и потел – и потому едва ли прислушивался к магу.

– Здесь об этом никто не знает, – отмахнулся купец.

– Не знает… – соглашаясь, протянул Ханнан. – Но если он решил приехать по-царски, это о чем-то говорит. Верно?

Такани коротко усмехнулся.

– Ты умеешь испортить даже самое поганое настроение.

Первыми из-за поворота показались знаменосцы. Каждый нес по копью с выкрашенным в белый цвет бунчуком: одиннадцать копий – одиннадцать мук Вахура. Затем показались те самые бычьи упряжки с тамтамами. Вооруженный эскорт… кто-то очень хотел, чтобы воины выглядели, как царские Черные Братья, но все же не осмелился переступить грань дозволенного. Поверх темных одежд были повязаны густо-алые, цвета запекшейся крови, кушаки.

Сам жрец передвигался на подчеркнуто скромных носилках, за его спиной маячил тощий служка с пергаментным зонтиком от солнца. С появлением Кийяза из толпы горожан раздались нестройные крики. Приветствия получились жидкими и неуверенными, но жрец словно не замечал этого.

– Пошевеливайся, – Такани пихнул мага в бок. – Давай же, наш черед!

Процессия горожан потянулась навстречу патриарху.

В столице и других уголках Царства Ханнан дюжину раз видел торжественное прибытие Царя Царей. Провинциальный владетель или назначенный наместник опускался в пыли на колени и, обнажив шею, склонял перед царем голову. Высоко над головой владыка поднимал меч – и опускал на шею подданного. Плашмя. Или, если считал нужным, – клинком. В столице рассказывали, что когда Азас Черный надел золотую маску, он решил воскресить ставший почти бессмысленным обычай, и кое-кто из господ на самом деле лишился голов. Из тех, кто тяжко перенес кончину прежней династии. Впрочем, Ханнан не знал, правда это или выдумки.

Благо жрецу хватило ума не уподобляться царю хотя бы в этом.

Все было чинно и пристойно. Заверения в вечной дружбе, церемонные знакомства, обещания вечной жизни праведным и смиренным. Ханнан скучал, поглядывая, как закатное солнце заливает купол святилища кровью. Он все же вздрогнул, когда настоящая кровь жертвенного барана пролилась на землю.

Чародей начинал жалеть, что отправился на встречу с торговцем, когда заметил в процессии нечто привлекшее его взгляд. Маски. Четыре железные маски с пустыми чеканными глазами без зрачков. Лики слепцов.

Кляня неверный вечерний свет, маг всматривался в плотную толпу. Ему послышалось, что зазвенели цепи? Или это упряжь? Ханнану казалось, на масках виднеются символы…

Чародей коснулся локтя спутника.

– Мы можем подойти поближе?

Такани бросил на него косой взгляд.

– Это очень важно, – пояснил Ханнан. Склонившись к уху торговца, он почти одними губами произнес: – В крайнем случае, решат, что у тебя проснулось благочестие.

Купец неразборчиво поворчал о безумных колдунах, но стал протискиваться к патриарху.

Чиновники толпились, принося Кийязу дары. Тончайшие одежды из шелка и атласа и серебряные заколки для волос, наборные пояса и ларцы из благовонного дерева. Они несли больше, чем пристало дарить жрецу и чем любой мог унести. Они все толкались и бранились, надеясь заверить патриарха в своем почтении, и каждый не желал уступать другому. «Базарный день, а не встреча, – думал чародей, пролагая себе дорогу локтями. – Но чего еще ждать от торгашей?»

На мгновение он увидел всю четверку сразу – грубые железные лица и не то ошейники, не то ожерелья под ними, – и тут же тучный жрец в белом заслонил их.

«Проклятье, я слишком мало знаю о вахуритах», – подумал Ханнан, когда очередной посох едва не отдавил ему ногу. «Если это особые аскеты, я… за такие шутки я так воздам богам, что Захит подумает, в домашнем святилище гостили варвары». Впрочем, он тут же поправился: «Нет, я буду смеяться вместе с богами, долго и с облегчением. Потому что если это не святые аскеты…»

Среди чиновников возникло замешательство. От толпы горожан отделились несколько человек и, прорвавшись через заслон, бросились к Кийязу. Ханнан не понял, желали они припасть к светочу мудрости или забросать священника гнилыми фруктами. Целая свора стражников бросилась к бреши. Когда горожан оттеснили обратно, некоторых волокли по земле.

И все же чародей вознес обещанную богам хвалу – потому что когда он обернулся к процессии, он наконец увидел их. Четыре сгорбленные, словно под тяжким гнетом, фигуры. Руки пленников были связаны за спиной, но Ханнан не сомневался: на этих руках нет кистей. Маски полностью закрывали глаза. В прорезях не было нужды: теперь, когда чародей видел слабо мерцавшие цепи, он не сомневался, что все четверо лишены не только глаз, но и языков.

В следующее мгновение воины храма заслонили пленников, но магу было довольно увиденного. В Круге их называли шáхва. Искалеченные.

– Погоди, – Ханнан вновь тронул локоть купца. – Не стоит дальше… Меня могут почувствовать.

– Ты уж реши, чего ты хочешь! – огрызнулся Такани. Он собирался сказать что-то еще, но проглотил готовые сорваться слова. – Ну давай, веди, мой друг.

– Подальше… Как можно дальше, – едва слышно выдохнул Ханнан.

– Ну-ну, погоди! – Торговец дернул его за рукав, точно опасаясь, что маг сбежит. – А дары? – Он указал двойным подбородком на шкатулку с драгоценностями. – Мы собирались принести дары.

– Ты можешь сделать это без меня.

Ханнан понимал, что выглядит смешно. Он подмечал и косые взгляды купцов неподалеку, и жреца, маячившего поодаль. Меньше всего ему хотелось подставлять Такани и себя вместе с ним. И все же… попасться на глаза Искалеченным было последним, чего он желал.

– Не дури. Как это будет выглядеть?

Такани все говорил, но Ханнан не слушал. Он вдруг почувствовал взгляд. Не настоящий – как будто прохладный ветер прошелся по головам, ероша прически и топорща волоски на шее. Ханнан немедленно закрылся, с головой нырнув в первую же мысль.

«Жарко… Душно… И пыль, боги, везде эта пыль! Когда уже?» Ханнан долго думал о драгоценностях, которые ждали своего часа, чтобы присоединиться к груде подарков. Перебирал в уме ожерелье, гадая, кому оно достанется. Ясно, что Кийяз не станет все это носить…

Это было похоже на транс. Да, по сути, это и был транс: чародей не слышал и не видел ничего вокруг. Выждав положенное время, он вынырнул обратно, навстречу обеспокоенному голосу:

– …опять. Да что ж такое! С твоей-то хворью нельзя торчать на солнце! Давай, давай, мои парни тебя отсюда выведут.

Ханнан не чувствовал ни малейшего признака слабости, но, благодарно кивнув купцу, оперся на руку темнокожего верзилы. Взгляд ушел. Словно кот среди стаи мышей, он уже искал новую жертву, позабыв о предыдущей.

Маг шел, низко опустив голову, чтобы богачи не видели бегающего, затравленного взгляда.

– Пойдемте, господин, – на ломаном хирáт говорил охранник. – Если хотите, можем взять носилки. Хозяин долго пробудет здесь, слуги успеют сбегать туда и обратно.

Ханнан не сразу нашел в себе силы ответить. Слова не шли, и он вновь думал, зачем он здесь. Он не солдат и не лазутчик, ему не под силу справиться со страхом, подорвавшим волю еще в ту страшную ночь. Не под силу лгать, скрываться от жрецов, теперь еще – и от Искалеченных… Его место в столице, в тихом кабинете, где крики чаек и скрип галер спорят за право нарушать спокойствие обители.

Но маг не вправе выбирать, куда его занесет судьба. С новой решимостью Ханнан посильней оперся на руку охранника и заковылял так, словно силы его покинули.

Такани вернулся к полуночи, под фырканье лошадей, топот забегавших слуг и занудные распоряжения Захита. Чародей услышал его задолго до того, как торговец ворвался в комнаты Ханнана, в шелесте дорогих одежд и облаке сладких южных ароматов.

– Поднимайся, старик! – прогудел купец. – Приходи в себя. Нам нужно многое обсудить.

Маг был к этому готов и спокойно ответил:

– Располагайся. Слуги оставили бутыль…

– Боги, нет! Нечего тут киснуть. – Купец пошире распахнул дверь, приглашая друга идти вперед. – И потом здесь полно челяди. Незачем им слушать торговые дела. Мы идем в сад, я распорядился натащить туда фруктов, вина и света.

– Боишься своих же слуг?

– Я хороший хозяин, – хохотнул Такани. – У них уши завянут, если послушают, как я считаю медяки.

Ханнан послушно набросил на себя накидку. Когда он проходил мимо застывшего у дверей торговца, тот хлопнул чародея по плечу и негромко произнес:

– Не бойся, не дам я тебя в обиду.

Ханнану оставалось лишь пожать плечами.

В саду было прохладно и тихо. Медные светильники с горящим маслом выхватили из ночи небольшой остров света: с парой ковров, низким столиком и грудами подушек. Кипарисы и цветочные кусты сгрудились за чертой темноты, словно не решаясь подступиться к огню. Когда они приблизились, из теней вынырнул Захит с кувшином развязывающего язык питья.

– Захи будет с нами, – пояснил торговец. – Ты ведь не против?

– Как я могу быть против? Я твой гость.

– Кончай свои унылые разговоры. И без них тошно. – Купец упал на подушки.

Ханнан подождал, давая старику наполнить чаши, и осторожно спросил:

– Почему тошно? Церемония прошла неудачно?

Такани поморщился, опрокинул в себя вино и протянул Захиту чашу, чтоб налил еще.

– Проклятые вахуриты! Не нравится мне это…

– Что именно?

– Все. Да все! – Такани умолк. Пожевал губами, тяжело вздохнул. И начал заново: – Понимаешь, старик, когда владыка стал Царем Царей… да продлятся его годы и прирастет царство… мы ведь знали, что он пришлет наместника. Думали, все останется по-прежнему, только в крепости будет сидеть другой. А видишь, как вышло: наместник вон где, а мы здесь. Мы стали думать, наместник назначит хранителя города. Тоже не назначил. Сказал, города побережья богаты купцами и товарами и не нуждаются в поводырях. Только намекнул: те, кто соберет деньги на ремонт тракта, – те и не нуждаются.

– И что?

– Собрали. Кто бы сомневался? – Такани фыркнул. – Потом на новый храм, на крепость. И мы привыкли. А этот… как ты его назвал?

– Кийяз.

– Да. Именно. Я не могу его винить. Совет Достойных больше препирается, чем управляет. А если власть валяется на дороге: просто так, в пыли, никому не нужная… Глупо ее не поднять, верно? – Такани пожал плечами. – Во всяком случае, я бы поднял.

Чародей со слугой молчали.

– Проклятье, Ханнан, я боюсь! Жрецы почти отобрали у нас вожжи, теперь у них еще появился колесничий… И, судя по всему, он намерен хорошенько нас взять. Видел бы ты прием в ложе торговцев! Не знаю, что от нас теперь останется.

– Ты узнавал, что произошло на площади?

– Узнавал… – Такани выглядел виноватым. – Никто не знает, никто ничего не видел. Это что, так важно?

Маг пожал плечами.

– Просто пытаюсь понять, вцепятся они в меня или в вас, – помолчав, он добавил: – Я могу найти другое пристанище.

– О боги, только не начинай по новой! – Такани замахал рукой. – Одного тебя они выследят и забьют, как шакала. Мое влияние, по крайней мере, нас защитит.

Ханнан подумал, что ни влияние, ни власть, ни золото не спасли обитель от толпы, но счел за лучшее промолчать.

– Ладно, кончили с причитаниями. – Купец со стуком поставил чашу на стол. – Что ты там углядел на площади?

– Углядел? Может, ты и транс заметил?

– Проклятье, Ханнан, я не слепой! – отрезал купец. – Остальные пялились на жреца и слишком плохо тебя знают.

– Вам нечего опасаться, – вставил Захит. – Кроме нас, такое никто не распознает. Большинство торговцев едва научились читать и писать, они не отличат мага от бродячего поэта, то и другое им одинаково чуждо.

– Ну, того, что я заметил, они точно не знают, – чародей потер висок, думая, с чего бы начать. – Понимаешь, среди магов тоже есть преступники. Раньше было проще. Сам Круг редко судил своих же, но Царь Царей и двор – все были магами. Они хоть понимали, о чем речь. После смуты… – Ханнан помялся, но продолжил: – Трудные дела по-прежнему судит Царь Царей. Но это раньше у мага могли отобрать земли и имения, в самом плохом случае казнили. А сейчас у мага нечего отбирать, а владыке не пристало разбрасываться чародеями. У соседей-то переворотов никто не устраивал, в войне чародеи пригодятся. Маги нужны стране, и Азас это знает. Казнят слабых. Сильных же… им отрубают руки, отрезают языки и выкалывают глаза. Считается, это помогает обуздать Дар. Глупость, конечно… Даром управляют волей, а не словами и жестами.

– Ты о тех шутах в масках? – спросил Такани.

– О них самых. Маги называют их шахва. Искалеченные. Это преступники. Причем не какие-нибудь… это убийцы. Первый-в-Круге торгует ими. Не то чтобы у него был выбор… Ему поставили условие: либо делаешь подобру и приносишь в Круг золото, либо делаешь то же, но из-под палки.

– Погодите, господин… – встрял Захит. – Так эти Искалеченные, они умеют колдовать?

– И еще как! – усмехнулся Ханнан. – Это самые сильные из преступников-магов. Шахва рабы. Отпуская их в большой мир, Круг надевает на них ошейник, ключ от которого дает хозяину. Ошейник нельзя снять. И хозяин не ограничивает способности шахва, просто в любое время может уничтожить ключ, а вместе с ним – и раба.

– И что, эти шахва преданно служат владельцу? – Такани забросил в рот маслину, но забыл ее прожевать.

– Кто знает? Им нет повода любить хозяина. Но не забывай, что это преступники. Особой любви к Кругу или простым смертным они не испытывают. Убийства совершаются по разным поводам, но слабых и впечатлительных казнят. Шахва – те, кто способны на все. Это все равно что набрать телохранителей из насильников и убийц. Они знают, что живы лишь твоей милостью. Дай им золото, шлюх и выпивку – и они у тебя в кармане. Шахва, может, искалечены и ходят в цепях, но они живут и живут неплохо. И знают, что если ослушаются – лишатся всего.

– Для чего они твоему Кийязу? – поинтересовался Такани.

– Моему? – Ханнан усмехнулся. – Спроси у него сам. Но, думаю, не для того, чтобы следить за чистотой одежд.

Купец поморщился, будто очередная маслина вдруг оказалась горькой.

– Что-то ты темнишь, мой друг…

Чародей ничего не ответил.

– Ну, с моей каланчи так видится. Или тебе неинтересно, как со стороны выглядит? – Такани прищурился.

– Что уж там… Рассказывай, чем я тебе насолил.

– Не насолил, нет, – Такани погрозил ему мясистым пальцем. – Вот смотри сам. Слышал я, был в столице такой Ханнан, советник у князя Тедéроса… Бес с тобой, я все годы считал тебя мертвым, а мало ли Ханнанов в Царстве? Этот Ханнан был богат, но не занимался торговлей. Этакий книжник: то ли звездочет, то ли хронист. Но, говорят, бесовски влиятельный был человек, потому как давал князю очень умные советы и держался на хорошем счету.

Чародей поймал на себе взгляд старика-слуги и отвернулся. Купец же продолжил:

– Одна беда: Ханнан-советник был умен во всем, кроме придворных козней. И давал слишком хорошие советы. Влиятельный князь стал слишком влиятельным, чтобы оставаться при дворе: его обвинили в какой-то глупости, лишили титула и сослали в глушь, оставив земли тщеславному братцу. А советник… боги знают, куда он делся. Пропал. Исчез!

Торговец помахал рукой в воздухе, словно показывая, как испарился Ханнан-советник.

– Через полгода заявляешься ты. И можешь носить какое угодно рубище, да только непохоже, чтобы ты нищенствовал. По тебе видно – ты не торчал на солнце, красиво говоришь и проклятые маслины кладешь в рот так, что впору открывать школу для местных купчих. Что скажешь? – Такани наставил на чародея палец.

– Что ты в меру наблюдателен и у тебя богатая фантазия.

– Ладно-ладно, идем дальше… Приезжаешь ты ко мне, весь бедный и потрепанный. Одним богам ведомо, какого беса ты забыл в нашей дыре, но пусть. Через пару недель прибывает Кийяз, да еще с Искалеченными. И всем чего-то надо от города! Мой друг, Сакар – это паршивая, всеми забытая дыра. Он не исчезает с карт, потому что это перевалочное место для галер и караванов. Но он и не станет больше, потому что в Царстве полно лучших земель, и рынки будут где угодно, но только не здесь. А теперь скажи: какого беса вы здесь забыли? Маг ты или нет? Что происходит и кого, в конце концов, я приютил в своем доме?

Ханнан хотел уже открыть рот, но купец не дал ему вставить слова.

– И не надо мне рассказывать, что ты готов покинуть мой кров! Мне безразлично, что ты маг. Я, знаешь, изучал грамоту в обители и помню твоего наставника. Старый Амир никого не мучил. Я ненавижу вахуритов! Не знаю, кто кого пытал, но ненавижу! И за резню, и за то, что лезут в ложу торговцев, и пыжатся, пыжатся… И за то, что поучают, на какие праздники напиваться и какую девку лапать, – тоже. Но будь я проклят! Если эти искалеченные ублюдки явятся в мой дом, я должен знать, что им говорить и как тебя отбрехивать!

Такани подался вперед, навалившись всей тушей на столик. В тусклом свете гаснущих ламп он казался устрашающим.

– И знаешь еще что? Помимо того, что я сидел с тобой за одной партой, я вижу: что-то происходит. Когда это произойдет… что бы это ни было… я хочу быть первым, кто об этом узнает. И мне не хочется тебя выпроваживать хотя бы из-за этого… Вот теперь можешь говорить. Я все сказал, – закончил он, откинувшись обратно.

– Немного я могу рассказать, – проговорил Ханнан.

– Ну, так тебя и растак! Если боишься… ну наложи свои чары, чтобы я не проболтался, и дело с концом!

Ханнан рассмеялся, и ночной сад вторил ему шелестящим смешком.

– Я уже наложил Узы Молчания. Да, я не настолько глуп в таких делах, как кажется… Еще в первый день, на вас обоих. Попробуй ты проболтаться, уже бы знал об этом. Ну, и я тоже.

Он попытался найти что-то особенное во взглядах старика и купца, но не нашел. Все, как и полагается: удивление, легкая досада, кажется, даже понимание…

– Нет, дело не в этом, – заключил Ханнан. – Просто я сам не знаю всего.

– Расскажи, что знаешь!

– Попробую…

Сегодня, похоже, выдался день откровений. Ханнан гадал, радоваться ему или печалиться. Теперь-то все станет проще. Но лучше ли? В конечном счете, он не узнает, если не заговорит.

– Видишь ли, Сакар очень старый город, – медленно проговорил чародей. – Очень старый. Я знаю, что обитель, которая здесь была, – одна из первых в Царстве. Еще я знаю, что Круг пытается вернуться в земли, где обители были потеряны. Кругу нужны новые люди, в том числе из южных земель. На случай, если Черный Азас решит раздавить недодавленное. Им нужно восстанавливать влияние…

– Им? – переспросил Захит. – Вы не состоите в Круге?

Ханнан умолк. Это было самое верное оружие против него – и против Верховного. Сможет ли он в случае бегства или предательства обеспечить молчание обоих?

Он колебался всего мгновение-другое.

– Нет. Все маги Царства переписаны, как бараны к пиршеству. Я же родом из города, где все чародеи погибли. Неотмеченный. Свободный. Верховный не мог такого упустить. Отсюда и история с князем: мы получили сторонника при дворе, а он – мага, о котором никто не знает.

– Но чего хотят вахуриты? – вновь вопросил Такани. – Какого беса патриарх переезжает в эту глушь? Что всем понадобилось в нашей дыре: святошам, Кругу… может, сюда еще кто заявится?

– Я могу только гадать, – пожал плечами чародей. – Может, слухи, что Круг намерен вернуться, просочились за стены столичной обители. Может, они ищут меня или целый отряд магов, для того и Искалеченные. А может, решили устроить оплот: здесь, где годами не любили колдунов – чтобы отсюда покорять умы в других пределах. И тогда шахва нужны, чтобы подмять Совет Достойных… Может, дело в самой обители, одной из первых в Царстве. Не знаю. Честно.

– Так ты у нас буревестник, – Такани хмыкнул. – Знаменосец. За которым грядет победоносное воинство магов.

– Вряд ли, – покачал головой Ханнан. – Скорее, глаза и уши. Никто не знает, когда будет воинство. Когда-нибудь обязательно, но скоро ли? Я должен просто сообщать обо всем важном и ждать указаний.

– Так ты не можешь покинуть город?

– Мастер ты задавать вопросы, – криво улыбнулся чародей. – Могу. Я многое могу. Но есть такое, чего лучше не делать.

– И что? Если ты такое выкинешь?

– Вернусь в столицу, – мрачно ответил Ханнан. «Моля богов, чтобы Первый был сперва уж магом, и лишь потом придворным», – закончил он про себя.

За границей почти погасшего круга света далеко в городе забил гонг, словно отмеряя оставшиеся до того дня часы и минуты.

Густо-лиловые сумерки укрыли, окутали, опутали Сакар, когда Ханнан решил закрывать лавку.

Вечерами добрые люди разжигали вокруг базарной площади костры, и когда рынок одевался ожерельем огней, когда в чайных домах начинали греметь посудой, муравейник торговых рядов умолкал. Глуше становились голоса зазывал. Притуплялись острые ароматы пряностей. Даже пыль – и та казалась не такой вездесущей. В эти вечерние часы Ханнан любил возвращаться в особняк Такани. Из распахнутых дверей харчевен слышалось бренчание струн, а нищие не донимали прохожих на узких улочках Старого города.

Сегодня, впрочем, неизвестно, удастся ли вечерняя прогулка.

Назавтра предстоял базарный день, с самого утра в Сакар один за другим стекались караваны. Верблюды и волы, ослы и телеги, по двое и вереницами – они шли и шли. Чародей давился пылью, перекрикивал погонщиков и думал, когда же это кончится. Но стоило бубенцам одного каравана смолкнуть, вдали едва слышно заводили плач бубенцы другого.

Вот и сейчас: они всё бренчали, а в полумгле мимо лавки плыли силуэты верблюдов, бесшумно ступая, точно призраки. Казалось, это не бубенцы, а ночь звенит и рыдает тысячей медных голосов.

– Всегда удивлялся: как они умещаются в городе? – проговорил Захит. С недавних пор он стал не только управляющим поместья, но и заведовал новой лавкой Ханнана. Лавку чародей мог купить и без помощи Такани, Верховный не испытывал недостатка в золоте. Однако купец уповал на перемены и едва не насильно всучил Захита магу.

«Хочу все узнать первым! – упрямо твердил он. – Старик будет за тобой присматривать». Ханнан решил, что это честная сделка: за все те двери, что раскрывались перед ним по слову купца.

– Меня больше волнует, как добраться до дома, – ответил маг, выглянув на улицу.

– О, об этом не беспокойтесь! Так густо они идут по хасáнской дороге. Это я точно говорю, видел много лет. Если выйдем через черный ход, караваны нам не помеха.

– Мне нужно собраться. Я быстро! – заверил старика Ханнан.

Он взбежал по скрипучей лесенке, где его ждала крохотная комнатка над лавкой. Там он хранил кое-какие вещи, бумаги, сменную одежду. Здесь же стояли, загромождая проход, три окованных медью ларя. С книгами.

Ханнан долго раздумывал, чем бы ему торговать для прикрытия. Драгоценности? Но кто поверит, что в Сакаре такая торговля может быть прибыльной? Шелк? Его не интересовало, о чем сплетничают купеческие жены. Пряности? Не нужно быть магом, чтобы понять – таких дельцов здесь полно без него.

Чародей остановился на книгах: товаре в меру престижном и редком, чтобы заинтересовать даже местных. Они позволяли перекинуться парой слов с самыми занятными людьми города. И пока Захит хозяйничал в лавке, Ханнан как столичный гость входил в самые закрытые имения, где встречался с хозяевами, рассказывал о столичных нравах и расписывал, как модно собирать библиотеки.

Не реши он сменить кафтан, чтобы пыль не покрыла дорогую ткань, маг столкнулся бы с Искалеченным нос к носу.

Он сверху почувствовал… присутствие – да так и замер, вытянув продетую в рукав руку. Встряхнулся, оделся и вновь застыл, целиком погрузившись в ощущения.

Их было двое, Искалеченный и жрец, и они только что вошли. Вновь – словно стылый ветер, мурашки по спине… Ханнан вдруг понял: шахва делает это каждый раз, оказываясь на новом месте. Словно принюхивается. И то верно, подумал чародей. Ведь мы оглядываемся, стоит нам войти в комнату, – почему Искалеченные должны вести себя иначе?

Боги, какие глупости лезут в голову!

«Почувствует? Нет?» – гадал Ханнан. Он привык выходить из дому, замаскировав скрытую силу. Но, лишившись глаз, шахва не становились безопаснее. Наоборот – в Круге рассказывали, что Искалеченные куда чувствительней иных полноправных магов. На шестое чувство. На чувство силы. «А как иначе, если внутренний взгляд заменяет глаза?» – вспомнились слова Первого-в-Круге.

Видимо, шахва ничего не заметил, поскольку Ханнан услышал, как жрец беседует с Захитом. Отдернув парусиновый полог, чародей остановился на верхней ступеньке лестницы.

– …применение магии, – говорил священник, – …под носом!..не можем допустить… в базарный день.

Захит что-то спросил, но из ответа маг услышал одно слово – «проверяем».

– Проверяете? – Ханнан улыбнулся: из старика вышел бы неплохой актер. Повысив голос, тот продолжил: – Вы ведь не подозреваете… меня… в этом?

В голосе Захита было столько отвращения, что встреть его Ханнан на улице – обошел бы десятой дорогой. Слова жреца потонули в звоне бубенцов. Старик вышел из-за прилавка, и маг услышал отчетливей:

– Что ж, проверяйте… Хозяина нет, и он не разрешает посторонним соваться в кабинет. А здесь обнюхивайте, что хотите.

Наивный, наивный Захит! Ханнан не сомневался, что Искалеченный пойдет куда захочет и когда захочет – и никто его не остановит. Это вопрос времени – когда парусина у входа откинется, и в комнатушку сунется уродливая, безглазая, как диковинные рыбы, маска.

Ханнан не собирался ждать ее появления.

Задняя стена лавки выходила на узкую грязную улочку, примыкавшую к базарной площади. Даже не улочку – так, проулок… глиняные стены подступили вплотную, стиснули сточную канаву и выросший над ней кривой, почерневший от старости инжир.

Чародей затравленно огляделся. Не будь внизу Искалеченного – он бы прыгнул. Приземлился легко и плавно, словно на речное дно. Но колдовать в присутствии шахва… на такую глупость его не толкнет даже страх. Веревка? Но, оказавшись внизу, ее уже не снять!

Голоса стали громче: должно быть, Захит спорил со жрецом. Не дожидаясь, пока причина ссоры выяснится, Ханнан прыгнул.

Он метил в сточную канаву, надеясь, что гнилые фрукты, помои и прочие отбросы смягчат удар. Вонючая жижа прянула из-под ног, забрызгав полы кафтана. Это ничего. Об этом можно подумать позже. Прихрамывая и слегка подволакивая ногу – точь-в-точь как Захит, – Ханнан заковылял прочь.

Проулок петлял, словно уходивший от погони заяц. Подсовывал чародею то высокие глиняные заборы, то задние стены мастерских. Пару раз Ханнану попались узкие проходы, но он не спешил сворачивать. Переулок, во всяком случае, куда-нибудь да выведет, свернув же, маг рисковал заплутать и начать ходить кругами.

Он дошел до места, где канава ныряла под забор, когда вновь почувствовал Искалеченного. Другого. У силы был иной… вкус, цвет, запах – для силы все равно не подберешь сравнений. В одном маг не сомневался: поблизости было двое шахва, их взгляды просачивались сквозь стены и вынюхивали… нащупывали…

Облава? Ведь он почти не пользовался Даром! Но если жрецы и выгнали на улицы нескольких рабов для одной им ведомой цели – маг предпочел не рисковать.

Забор казался невысоким. Подпрыгнув и схватившись за край, упираясь в выбоины и невидимые в темноте выступы, он взобрался наверх и перевалился в сад. Сегодня боги решили ему улыбнуться – маг не столкнулся лицом к лицу с хозяевами, не потревожил брехливую собаку. Из окон квадратного домика падал свет и долетал запах плова. Во дворе, выстроившись на кольях, сохли вылепленные за день горшки – в темноте они напоминали насаженные на пики головы.

Держась теней, Ханнан перебежал двор и приник к внешней стороне забора. Прислушался к ощущениям. Похоже, в округе никого не было: он не чувствовал отпечатков сознаний, кроме собравшейся за вечерней трапезой семьи. Еще одно усилие, сдавленные ругательства – и он уже на улице.

Залаял пес. Плотнее запахнув полы кафтана, Ханнан быстрым шагом направился прочь.

Базарная площадь – самое сердце Сакара. От нее городок расходится, как клякса на старой карте. Рукав к порту, где вдоль дощатых настилов трепещут вывешенные для просушки сети. Рукав – на северо-восток, вдоль тракта, что ведет в столицу, там селятся ремесленники и бедняки. Рукав на запад… Раньше к хасанской дороге лепилась мешанина харчевен и борделей, что же там располагалось теперь, Ханнан не знал.

Богачи и остатки местной знати селились к югу, сразу за базарной площадью. Там на холмах разлегся Старый город, с мощеными улицами, старинными домами и ветвями столетних вязов, перевесившимися через стены садов. Туда-то магу было нужно, но именно туда он и не мог направиться, опасаясь наткнуться на шахва.

Стараясь идти не слишком быстро, Ханнан все размышлял, куда податься, пока не понял, что его размышления бессмысленны. Сакар вытянулся вдоль побережья на пару схенов, но ни одна подворотня не укроет его от Искалеченных, если те возьмутся за него всерьез.

Маг так и шагал, не глядя по сторонам, и ноги вынесли его к гавани. Здесь жизнь не прекращалась даже с наступлением темноты. Бродячие лоточники на все голоса нахваливали свой товар, притом успевая поносить товар соседей. Из распахнутых окон борделей текли запахи амбры, мускуса и розового масла. В медных чашах шипело и плевалось масло, озаряя улицу неверным желтым светом.

Ханнан двигался с опаской, то и дело прислушиваясь к ощущениям. Он не слышал шахва уже четверть звона, но это еще ничего не значило. К тому же он забрел в самую неприятную часть города и то и дело ловил на себе оценивающие взгляды.

– Любезный! Эй… мир твоему дому! Любезный?

Его схватили за рукав, но маг вывернулся и нырнул в толпу, сгрудившуюся у прилавка. Он понимал, как ненадежно это убежище. В порту никто не обратит внимания, если его оберут посреди улицы.

Из этой дыры пора было выбираться, и Ханнан свернул в первый же проход, который показался достаточно светлым. Через несколько минут он понял, что «показался» – самое точное слово. Маг свернул еще раз, но вновь ошибся. Людей тоже стало меньше: лишь где-нигде ему попадался встречный, чародей же, кляня невозможность воспользоваться Даром, старался держаться от них подальше.

Уже некоторое время Ханнан шел в полной темноте, спотыкаясь и ругаясь себе под нос – когда услышал голоса. Сперва один, затем другой – грубые, мужские и угрожающие, они не предвещали ничего хорошего. Маг остановился бы или свернул, не услышь он пронзительный детский вскрик:

– Пусти!

Непонятно, мальчик или девочка. Впрочем, это было и не важно.

Глухой удар, возня, звуки драки… Ханнан никогда не замечал за собой ни доброты, ни благородства. Он сам не знал, что толкнуло его в освещенный лунным светом проулок. На бегу он услышал вопль и ругань – наверное, ребенок вцепился зубами в грубую руку.

Когда он выбежал из-за угла, было поздно. Не для ребенка, нет. В лицо дохнуло жаром, и маг в последний миг поднял щиты. Даже он покачнулся от волны силы, прянувшей к нему, как свора голодных псов. «Жертва» была там, в мешанине пламени и поднятой в воздух пыли.

Маг ругнулся. Если не вытащить оттуда ребенка, тот погибнет от своей же руки. Вернее, своего же страха…

Он сделал шаг. Пошатнулся, склонился, будто идя против шквального ветра. Второй шаг… Из-за мерцания щита послышался крик, тут же перешедший в вой. Да, первый удар должен был сбить с ног и опалить бороды – теперь же портовый сброд почувствовал, что на них обрушилось.

Сила клубилась вокруг него. Дикая, необузданная, способная сгноить плоть на костях и измельчить кости в труху. Он нашел ребенка на ощупь, схватил его, рванул к себе, спрятав под прикрытием щита. Худой, угловатый, тот дрожал в ознобе и едва держался на ногах. Маг силой развернул его и, глядя в глаза, рявкнул:

– Прекрати. Прекрати, кому говорят!

На него вытаращились две бездонные плошки на перекошенном от ужаса лице. В сполохах силы маг видел, что зрачки расширены, как после черного дурмана.

– Я… Я только… я…

Бросив мимолетный взгляд за плечо ребенка, Ханнан подавил спазм тошноты от вида гниющих тел – и вновь встряхнул дитя. На сей раз посильнее.

– Вот и хорошо. Смотри на меня, слышишь? Там ничего нет, – выдохнул он.

Зубы ребенка клацнули один раз, другой, и обессилевшее тело обмякло у него в руках.

– Так-так-так… – Такани прищурился. В скудном свете Ханнан не понял, что же выражает его взгляд. – Стало быть, хочешь устроить вторую обитель прямо здесь? Соберем, значит, колдунов со всей округи и притащим сюда?

Купец глотнул вина и со стуком водрузил чашу на столик. По ее бокам чеканные львы гнались за чеканными же ланями, и магу казалось, что и сам он, не зная о том, тоже стал участником неведомой погони.

Чародей не помнил, как добрался до дома. Дорога стерлась, смазалась. Огибая базарную площадь, он выбрал самый далекий из кружных путей. С ребенком на руках маг скорее плелся, чем шел, не меньше нескольких звонов. Уже на входе в Старый город его пытались остановить, но Ханнан рыкнул на стражей, и все их рвение испарилось. Когда он, наконец, сгрузил ношу слугам – ему казалось, он совершил пешее паломничество к горе Гнева.

Маг парился в выложенной изразцами ванной, когда в клубах пара появился Такани. Недовольно поджимая губы и цедя слова, тот говорил и говорил, но слова терялись во влажной дымке – или в том гулком шуме, что не покидал голову мага. Все же Ханнан разобрал, что Захит давно вернулся, и только старый осел таскался по городу, так что купец подумывал снарядить людей на поиски. Объявившись же, еще и притащил с собой оборванку…

«Значит, девочка», – единственная мысль мелькнула в ответ на пространную речь купца.

Чародей погрузился в ванну с головой и лежал там, задержав дыхание. Когда он вынырнул снова, Такани уже исчез, а его место заняли две молоденькие служанки.

Теперь купец сидел перед магом, грузный и мрачный, как грозовая туча. Ханнан сказал бы, что тот в бешенстве, но надеялся, что это тени ложились на лицо торговца. Слуги зажгли едва ли четверть светильников, в каждом жесте челяди читался вопрос: отчего ж так неймется господам, когда за окном скоро утро?

– Вина? – подал голос Такани.

Ханнан покачал головой. После противоборства с дикой силой девчонки в вине он нуждался меньше всего.

– Как хочешь… – буркнул купец. Он залпом осушил чашу, вытер губы рукой и выдохнул: – Боги, ну что за бесов день!

– У тебя тоже были неприятности?

– Думаешь, к тебе одному заглянула слепая маска? – желчно спросил купец. – Они и сюда явились. Как думаешь, что я чувствовал, когда мне доложили о гостях?

Ханнан примерно представлял.

– Я не маг, но на первых уроках старика сидел с тобой, и помню, что чары оставляют след. Значит, все маленькие просьбы, которые ты исполнял, могли выплыть наружу.

– Я позаботился об этом, – негромко произнес Ханнан.

– Боги, а мне откуда было знать? – в голосе торговца прорезались визгливые нотки. – Я не отпущу тебя ни за какие коврижки, я слишком долго ждал, кто растрясет это болото! Но я на своей шкуре почувствовал все, что ты говорил: подставить под удар, опасно и все такое…

Ханнан потянулся через стол и успокаивающе похлопал Такани по плечу.

– Все будет в порядке, старый друг… Я привык никому не верить. Но если я защищаю спину, то и не подставляю других. Риск всегда есть… Но не больше того, как если б ты вообще не знал, что я учился магии.

Видя, что минутная слабость неприятна самому Такани, он спросил:

– Чего они хотели? И как ты их встретил?

– Бес их знает, чего хотели! – разозлился купец. – Жрец говорил, они проверяют весь город. Представил маску как одного из ордена и сказал, что теперь они будут охранять наш покой. Такое знакомство. Маска все зыркал на меня, если так можно о слепом… Но он со всеми так, я уже спрашивал.

– А ты?

– Что я? Пригласил их в сад испить вина и вкусить моего гостеприимства. Главное, подальше от дома. Жрец выдался вежливым и отказался.

Ханнан спрятал лицо в руках и провел ладонями, стирая тяжелые мысли.

– Я знаю, что ты думаешь, – наконец сказал он. – Девчонка необученный маг и не может обуздать свой Дар. Ее нужно бросить, и пусть вахуриты все спишут на нее. Здесь ее держать опасно.

– Я такого не говорил, – проворчал купец.

– Я же сказал «думаешь», – маг улыбнулся краешком губ. – Ты прав. Я тоже так думаю. Но… я не могу. Я должен отправить ее в Круг. Меня посылали ради таких, как она, но даже не это главное. Просто… – он замялся, подыскивая слова, – старый Амир подобрал меня на улице. Она – это я, только на тридцать лет моложе и в платье.

– В лохмотьях, – так же ворчливо поправил толстяк. Ханнан не смог сдержать улыбки.

– По меньшей мере, я должен выяснить, она ли напала на меня на рынке или в городе есть другие маги.

Такани молчал. Чародей все ждал и ждал ответа, но так и не дождался. За окнами неторопливо занимался рассвет. Небо над городом стало цвета синей сливы, а птицы в саду перекликались уже с ползвона.

– Мне нужно осмотреть девочку.

Маг встал и разгладил полы кафтана. Выжидательно посмотрел на купца, пожал плечами и собрался пойти к дверям.

– Погоди. – Такани наконец оторвал взгляд от чаши. – Что ты собираешься делать?

– Связаться с Кругом, – веско произнес Ханнан. – И думать дальше. Я не могу гадать, пока не поговорю с Верховным.

– Лучшее, что он может сделать, – прислать свое мажье войско и разогнать жрецов. Всего остального будет мало.

Ханнан не нашел, что ответить. Постояв еще несколько мгновений, он развернулся и зашагал прочь.

Маг не слишком торопился, давая каждой ступеньке сыграть свою скрипучую ноту. Вопросы теснились в голове… Сумел ли он вселить в Такани надежду на помощь Верховного? Сам он не разделял уверенности, которой лучился. Боги, почему его, в одиночку – отправили сюда лазутчиком? Ведь он простой книжник, он не может, не умеет быть воином или соглядатаем… Почему?

Благо двери показались прежде, чем родилась еще дюжина вопросов.

Девочка спала на низком топчане при входе. Маленькая, хрупкая, она напоминала цыпленка. Ханнан присел на пуф рядом, не решаясь сразу же войти в ее сознание.

Было так странно смотреть на нее и понимать, что она такой же маг, как и он. Что в этих ручках, выложенных поверх покрывал, таится сила. За свою жизнь Ханнан нечасто сталкивался с детьми и не понимал их. Они казались ему недоделанными взрослыми. Он терялся в догадках, что с нею делать. Наконец маг взял ее руку в свои и закрыл глаза.

…Арсила, его юношеская страсть, шагала рядом, держа малышку за руку. Ханнан не узнавал улицу, но это был Сакар: над плоскими крышами маячил купол вахурова святилища. Стояла несусветная рань, и прикосновения ветра к коже были холодными и влажными. Им еще не встретилось ни одного прохожего, но девочка все равно побаивалась. Их не любили в городе. Сама она не знала иной жизни, но мать рассказывала, что раньше было по-другому – все из-за родича-колдуна.

Улица была грязной и обшарпанной, и Ханнан дивился, куда это занесло Арсилу. Что бы ни случилось с ее семьей после резни – как нужно пасть, чтобы оказаться в трущобах? На серых стенах красовались пятна отвалившейся побелки. В сточных канавах плавал мусор и не вонял потому лишь, что влажный ветер уносил прочь запахи.

Арсила всхлипнула, и девочка (а вместе с ней глядевший ее глазами маг) подняла голову. Только сейчас чародей отметил, что они идут в куцей похоронной процессии: человек пять родственников и пара соседей следовали за грубо сколоченными носилками. Снизу чародей не видел тела, но откуда-то знал, что это брат наставника.

Это было непривычно и даже страшно: один раз Ханнан уже участвовал в похоронах в семье старика… В той процессии были музыканты и лицедеи, а тело было усыпано лепестками цветов. За носилками шла вереница родичей в масках предков, а на площади актеры разыгрывали смешные и трогательные сценки из жизни покойного.

Что же произошло? Ханнан бегло просмотрел остаток образа, но дальше были людные улицы вокруг Дома Смерти и улюлюкающие встречные. Это воспоминание больше ничего не могло ему дать.

…Арсила умирала долго, наверное, пару лун. Истощенная голодом и холодом, она лежала в углу их каморки, глядя в потолок пустыми глазами. Ее волнистые волосы, бывшие раньше цвета густого шоколада, были немыты и нечесаны, липкими прядями разметались по простыням.

– Папа… папа? – почти одними губами говорила она. – Почему так холодно?

«Потому что ты горишь в лихорадке», – хотел сказать Ханнан, но вместо него подле любимой сидела девочка, от усталости неспособная вымолвить и слово. Год назад, на рассвете, когда он сам лежал в объятиях смуглянки с южных островов, а ветер с моря колыхал кисейные занавеси на окнах, Арсила умерла. Затем были еще одни похороны, и на них и впрямь был Такани, похоронивший женщину, как царицу. Девчонка сбежала из дому, едва завидев чернокожих верзил. Ее пугал этот тучный громогласный человек, и за последним костром она следила с холма неподалеку.

Ханнан, словно старые письма, перебирал детские воспоминания, но чем глубже, тем туманней они становились. Одно он мог сказать наверняка: сила в девочке пробудилась недавно, Арсила не знала, что растит колдунью, – и ее Дар ощущался не так, как сила давешнего мага на базарной площади.

Он вынырнул в настоящий мир, навстречу пробуждающемуся городу и солнечным пятнам, ползущим по постели девочки.

Явáна. Так назвала дочь его возлюбленная.

– Явана… – негромко проговорил маг. Он покатал имя на языке, словно пробуя на вкус.

Веки девочки даже не дрогнули. Сказать по правде, и не должны были: после устроенного в гавани, она придет в себя к вечеру, а то и на следующее утро. И долго еще не сможет колдовать, пока неокрепшая сила не восстановится.

Впрочем… это и хорошо.

Маг встал и отошел к окну, глядя на одетую в шелка даму, что вела по улице чистого мальчика в маленьком кафтане. Так могла бы выглядеть Арсила, если бы не потеряла имение. Что же произошло? Если только…

Маг помнил самое яркое и жуткое воспоминание своей жизни: если бы копались в его мыслях, как он проделал с девочкой, то наткнулись бы именно на него.

Старик лежал лицом вниз на пороге – в отличие от обугленных нападавших, ему досталась чистая смерть: голова была проломлена метким броском камня. Только какая разница, если все они стали трупами?

Мебель в комнате была частью поломана, частью свалена на пол. Нападавшие крушили все, вымещая злобу, но не забывая и грабить. Этим-то они и занимались на других этажах обители, что позволило парню выбраться из укрытия и добежать до ставших родными комнат. Ханнан не очень соображал, что делает. Страх и растерянность пробудили все, что с детства въелось в кожу, в самую его суть. Сбережения старика, конечно, были нетронуты. Окованный медью ларь и сейчас стоял в углу комнаты, невидимый простецам через слои иллюзий.

Двор обители уже заволокло дымом. Дым тянул свои щупальца в комнаты, клубясь у окон и собираясь удушливым облаком под потолком. Снаружи кричали. Вопили. Захлебывались страхом… Ханнан все переводил взгляд с мертвого тела у порога на сундук. Что было дальше, чародей помнил не очень хорошо.

Кажется, он схватил сумку и даже не расплел чары – разнес сундук в щепки своей силой. Приглушенно тренькая, перезваниваясь, столбики монет один за другим посыпались в утробу сумы. Юноше показалось даже, есть в этом звоне нечто радостное, будто деньги залежались и сами хотели повидать мир.

Он бросился к выходу со всех ног, но теперь, в чадном сумраке, было не разобрать, где дверь. В удушливом смоге он метался по комнате как загнанный, обезумевший от боли зверь, натыкаясь на мебель и стены.

Чего Ханнан уже вовсе не помнил – так это как обитель осталась позади. Он очнулся ближе к окраинам, баюкая, как ребенка, сумку с деньгами, в полностью измаранной гарью одежде. Деньги, без которых ставшая париями семья оказалась нищей.

Так ли все было? Кто знает… Однако история вновь повторяла себя – как в песнях бродячих сказителей, где каждый куплет заканчивается одной и той же фразой. Неудивительно, что в девочке пробудилась сила: в семьях магов Дар встречается чаще, чем в прочих. Удивительно, что он нашел ее, и мог вернуть ей долг, который не выплатил наставнику.

Ханнан обернулся к спящей девочке.

– Я обязательно отвезу тебя в Круг, – негромко проговорил он. – Обещаю…

Настанет день – и они уедут. Вместе. И он никогда больше не вернется в эти земли. И ранней весной, когда в столице задувают южные ветры, неся долгожданное после сезона бурь тепло, он будет уезжать куда-нибудь на север: в белокаменную Гллу Тхан или еще дальше, к предгорьям Зубов Аммáт.

Туда, где его не сможет достать даже ветер.

 

3

Когда Ханнан вошел, Явана сидела с ногами на кровати. Подбородок девочка уткнула в худые загорелые коленки. Услышав звук открывающейся двери, она подняла голову и взглянула на него исподлобья: настороженно, но без страха.

– Как славно, что ты проснулась, – заметил маг.

Девочка промолчала. Наверное, Арсила когда-то была такой же: неровно подрезанные волосы, ссадины на коленях и немного угловатое лицо делало Явану похожей на мальчика, но в волосах уже угадывался шоколадный блеск тяжелых локонов, а глаза… когда-нибудь они сведут с ума не одного парня. Ханнан надеялся, что будет это не в Сакаре.

– Ты такой же, как я, – вдруг сказала девочка. – Ты звучишь.

– Да, все верно. – Ханнан присел перед кроватью на корточки, снизу вверх глядя ей в глаза. – Но давай обо всем по порядку. Ты меня не боишься?

Она молчала некоторое время, разглядывая его. Затем пожала плечами. Губы мага непроизвольно растянулись в улыбке: жест и впрямь был красноречивей слов.

– Где я?

– Это дом друга твоей мамы. Мы оба знали ее много лет назад. Увы, я только-только вернулся в город и ничем не мог помочь, а хозяин дома… – маг запнулся. – Ты ведь помнишь эти годы. Боялись все. И он тоже. Вспомнить, что они были друзьями, его заставила только весть о смерти твоей матери.

– Это тот толстяк? Пфф!

Да уж, у нее талант выражать то, на что другим требовался десяток слов.

– У тебя есть еще вопросы? – доброжелательно поинтересовался маг. Вопросов было много. Они полились, как из прохудившегося ведра:

– Почему ты звучишь? Что случилось? Что со мной вчера было? Сколько я здесь буду? И… почему так плохо – я, наверное, больна?

– Погоди-погоди! – Ханнан поднял руки, сдаваясь. – Так я все не упомню! – Видя, что девочка готова опять замкнуться, он улыбнулся и встал с колен. – Нам нужно поговорить. Нужно многое рассказать тебе. Но давай по порядку, ладно? Ты не голодна?

– Какая-то женщина приносила еду.

Какой-то женщиной была дочь Захита, она сидела над девочкой долгие сутки и время от времени ее поила.

– Это хорошо. Но я все же попрошу принести фрукты. Длинные разговоры не такие скучные, когда есть что пожевать.

Ожидая, чародей все думал, как ответить на эту груду вопросов. Когда слуги внесли поднос со сластями и виноградом, Явана сразу забросила в рот две ягоды. Было видно: она нечасто дорывалась до хорошей еды.

– Я… как ты говоришь, «звучу», потому что я маг. Точно такой же, как ты, – неторопливо начал Ханнан. – Не бойся, в этом нет ничего плохого. Это… времена жестоки, а вовсе не чародеи. В том, чтобы быть одним из них, нет ничего страшного.

– Мама рассказывала, – тихонько проговорила девочка.

– Тебя не удивляет, что ты… одна из колдунов, которых все ругают? Может, я смогу что-то объяснить?

– Я знаю, что я не такая. Не похожа на всех, – Явана вновь пожала плечами. – Я чувствую других людей. Они звенят… каждый по-своему. Еще, когда я разозлюсь или испугаюсь, на столах и в досках пробиваются листики. А от взгляда трескаются камни.

– А мама не рассказывала, как это – быть одним из нас?

Девочка лишь покачала головой.

– Мы все были на твоем месте, – убедительно произнес Ханнан. – Ко всем приходил маг и говорил, что мы другие. У всех были наставники и первый урок. Там рассказывают, кто такие маги, чем мы отличаемся от других и все такое прочее. Обычно к этому времени мы уже постарше, но, если хочешь, я вкратце перескажу содержание первого урока?

– Рассказывай, – согласилась Явана. Чародей так и не понял, верит она ему или просто терпеливо слушает.

– Видишь ли, милая, все, что ты видишь, состоит из силы. Я. Ты. Вот это кресло, – Ханнан похлопал по резному подлокотнику. – Давным-давно маги предположили, что все, что мы видим, на самом деле ненастоящее. Что мир – это на самом деле сила и ничего более. Просто наше тело… наша оболочка может чувствовать силу только так, через глаза и руки. Я понятно объясняю?

– Не очень, – честно призналась девочка. – Ты продолжай.

– Маги предположили, что есть настоящий мир, как бы изнанка нашего, но в котором все состоит из силы. И, в конце концов, научились туда заглядывать. Мы по-прежнему называем его Изнанкой, хотя прошло много лет, и мы понимаем, что название не совсем точное.

Явана кивнула.

– Сила… она бывает в двух состояниях, – продолжал Ханнан. – Она течет потоками через всю Вселенную, свободная и неудержимая. А еще она бывает заключена в предмет. Такие… сгустки, что ли, комки силы. В том числе в тебе и во мне. И вообще в каждом человеке! У некоторых людей этой силы очень мало. Как раз достаточно, чтобы человек жил. У некоторых ее гораздо больше, и эти люди становятся магами. Они умеют чувствовать силу не только своим телом, как все прочие: глазами, ушами… но и своим внутренним чутьем. Я… я ведь не звеню на самом деле. И никто не звенит. Если ты прислушаешься, то поймешь, что слышишь этот звук не ушами. Ты просто чувствуешь силу, заключенную в людях. У меня ее больше, вот тебе и кажется, что я звучу.

Непонятно было, верит она ему или нет, поэтому Ханнан продолжил:

– А еще маги умеют воздействовать на эту силу. Изменять. Направлять ее. В себе и в окружающих предметах и людях. Вот этим маги отличаются от простых смертных. Все, других отличий нет.

Он улыбнулся бы, но девочка могла подумать, будто он ее обманывает.

– Как ты стал магом? И как это проходит? Как мне стать обычной?

– Никак, – честно признался Ханнан. – Природа сама решает, кого наградить какой силой. Маги просто рождаются. Каждый раз, когда рождается ребенок, есть небольшая надежда, что он будет магом. Мы называем это Даром. Круг магов каждый год посылает своих людей по всему Царству: они обходят городки и деревеньки, смотрят детей в возрасте от шести лет… Путники отвозят детей с Даром в ближайшую обитель, для обучения. И когда учеба закончена… ну, раньше маг мог вернуться домой, к родителям. Мог переехать в любой город Царства и жить, как обычный человек.

– К нам никто не приезжал, – буркнула девочка.

– А это потому, что в Сакаре нет обители. Ее сожгли пятнадцать лет назад. Ну да ты и сама знаешь.

– А почему магов все ненавидят?

– Это… трудный вопрос, – Ханнан понял, что не знает, как бы его попроще объяснить. – Наставник когда-то сказал мне, что быть магом все равно что быть богачом среди нищих: ты мозолишь глаза, даже если против тебя они ничего не имеют. Если бы магов было больше, люди, наверное, привыкли бы. Но нас мало. На сотню людей… ну один, порой два мага, не больше. Дело еще и в том, что сила проявляется, когда ты взрослеешь. При рождении никогда не понятно, кто все-таки получится, простой смертный или маг. Поэтому жрецы уверены, что колдуны сами выбирают свой путь. Считают, что маги искажают замысел богов и вредят миру. Поэтому боги перестали являть нам свои чудеса, как было в легендарные времена.

– А если они правы? – спросила девочка. Чародей почувствовал, что оказался на зыбкой почве. По правде, он и сам не знал ответа.

– Ну, видишь ли, они сами спорят по этому поводу. Жрецы Джахáта, бога мудрецов и писарей, считают, что магия – дар богов. И потом, только наши жрецы так не любят нас. В других землях и странах… везде по-разному, в общем.

Понимая, что звучит неубедительно, Ханнан увереннее закончил:

– В любом случае, никто не знает, как оно на самом деле. Чудес богов никто не видел, есть только старые легенды, а магия здесь, вот она. Ни ты, ни я никакой мировой замысел искажать не собирались: сила просто пробудилась, сама собой. Ни ты, ни я не можем от нее отказаться. И я не собираюсь на последний костер, чтобы проверить, вдруг жрецы правы. Я думаю, ты тоже, да?

Она кивнула.

– А почему сожгли обитель? И убили дедушку Амира? За что?

– Разве мама не рассказывала тебе?

– Рассказывала… – Явана мотнула головой и уставилась в окно, припоминая. – Она говорила, люди ненавидят магов. Но дедушка этого не заслужил.

– Не заслужил, – подтвердил Ханнан. – Я сам был учеником твоего дедушки и точно знаю. Милая, это все очень непросто… Ты уверена, что хочешь услышать?

Девочка с силой закивала. Устроившись на подушках удобнее, она бросила в рот горсть ягод.

– Это старая история… – Чародей замялся, подыскивая простые и понятные слова. – Маги могут больше простых смертных. А благодаря Кругу и обителям все учатся и много знают. Так получилось, что со временем при дворе стало очень уж много магов. И не только при дворе: некоторые чародеи даже носили золотую маску Царя Царей. Первое… не важно, умна ты, энергична, какие у тебя достоинства и заслуги – если у тебя нет Дара, ты просто не пробьешься. Не войдешь в круг высших, где все места уже заняты. На всех уровнях, от двора до ложи торговцев в мелком городке. Сама понимаешь, это не прибавило к нам любви. Второе… власть развращает, ты это слышала. Простые люди никогда не любят князей и чиновников. А если и те, и другие маги, вся неприязнь, направленная против власти, обращается против колдунов. Еще и легенды придумывают: мол, когда те не правили нами, князья были добрыми, небо чище, а трава зеленее. А на самом деле никто не помнит, как тогда было. А жестокость была всегда.

Она молча слушала, и чародей уже задумался было, как бы объяснить еще проще… он сам понимал, что все, что он говорит, – не для детского уха.

– Но ведь маги были жестокими?

– Были, – легко признал Ханнан. – Люди вообще жестоки. Те, кто убил твоего деда, кто напал на тебя в порту, – все они жестоки, и не потому, что маги. Одно никак не связано с другим.

Они помолчали. Явана, похоже, укладывала в голове услышанное.

– А почему вы проиграли? Ведь маги же… ну, они все могут, – закончила она, явно не найдя нужного слова.

От Ханнана не укрылось это «вы», но он лишь терпеливо вздохнул.

– Почему обитель сожгли… честно, я и сам не знаю точно, я был слишком юн. Должно быть, толпа застала нас врасплох. Но на самом деле это часть большего вопроса: почему мы вообще проиграли в той войне.

– Почему?

– Маги могут не все. И ты, когда вырастешь, сможешь не все, не нужно обманываться. Вот давай считать, – Ханнан слегка подался вперед. – На сотню людей рождается один маг, то есть простых смертных в сто раз больше. Из магов хорошо, если один из сотни достаточно силен, чтобы использовать чары для защиты. Воином, настоящим воином, могут быть единицы. И потом, мы очень быстро выдыхаемся. Одно-два убийственных заклинания – и все, ты валишься с ног, и потом неделю приходишь в себя.

Явана кивнула. Уж кому, как не ей, было знать, как это – истощить себя.

– Я очень хороший маг, – не без гордости отметил Ханнан. – И твой дед был сильным чародеем. Таких, как я и он, я знаю с дюжину. Ну, положим, я не со столькими уж магами знаком, но все равно…

– Ну хорошо. – Девочка жевала, слова ее звучали невнятно. Помалкивать за едой ее, видимо, никто не научил. – На первый вопрос ты ответил.

– На самом деле на куда больше вопросов, – поправил ее чародей. – Ты уже знаешь, что жрецы нас не любят и понимаешь, что просто так вернуться домой не сможешь. Если у тебя, конечно, есть дом.

– Нет, спасибо. – Она улыбнулась и снова потянулась к блюду. – Мне и здесь хорошо. Не нужно ловить собак и собирать объедки за харчевнями.

Ханнан не знал, радоваться ее сговорчивости или опасаться того, что могла сделать улица с детской душой.

– Что до остальных вопросов, – напомнил он, – в гавани на тебя напали то ли трое, то ли четверо громил. Ты убила их своей магией, перепугавшись. Теперь вахуриты будут искать тебя, а ты ведь помнишь кому они поклоняются?

– Святому старику, который… – Она вдруг поняла и умолкла. Затем выругалась: неловко, но умело. – Что же теперь будет?

Глаза ее были большие и испуганные. Казалось, на худом лице все прочие черты крепились к этим двум свинцовым плошкам.

– Для начала тебе нужно восстановиться. Ты выплеснула слишком много силы, и пару дней будешь слабой. Потом придется учиться. Иначе, если не держать себя в руках, ты начнешь разрушать все вокруг. Но до этого далеко. Пока что мы тебя прикроем. Тебе нельзя показываться на глаза, но рано или поздно я отвезу тебя в Круг.

Желая прибавить красок, Ханнан добавил:

– Представь себе: ты будешь жить в столице. Своими глазами увидишь Храмовый остров, Царские ворота и может, даже самого Царя Царей, пусть издалека. А какие там рынки, и сколько диковинок со всех концов света!

На первый взгляд Явана осталась равнодушна к нарисованной им картине.

– Если там будет, что есть, хорошо.

– Вот и славно…

Ханнана беспокоило ее безразличие. Сможет ли она стать полноправным магом? Сам он был помладше, когда его нашел старый Амир… Яване было восемь или десять, а несколько лет в подворотнях – это серьезно. Он знал это лучше, чем кто другой.

– Кажется, мы закончили, – вслух произнес он. – Постарайся поспать. Это важно в первые часы, иначе восстанавливать силы будешь долго. Я еще зайду вечером.

Маг встал и направился к дверям, когда она окликнула его.

– Погоди! Как тебя зовут-то?

Чародей едва не хлопнул себя по лбу. Хорош маг, убеждающий ему поверить! А ведь как проще было бы, представься он с самого начала.

– Ханнан. Или полностью – Ханнан, ученик Амира, ученика Исхака из линии Мисура. Я рад знакомству с тобой, Явана, ученица Ханнана, ученика Амира.

– Красиво звучит. Мне нравится… – Она потянулась и сонно свернулась на покрывалах, как истощенная, но не утратившая грации кошка. – Спасибо тебе, Ханнан.

Он тихонько притворил за собой дверь. Глаза его светились торжеством пусть маленькой, но все же победы.

Купец нашел Ханнана на открытой веранде, выходящей в сад. День выдался необычно душным даже для месяца Эпт, и вялые летние цветы, недосмотренные Захитом, понурили головы под самыми перилами. Чародей полусидел-полулежал на обитой бархатом софе, лениво двигая по доске фишки для игры в Кобру.

Купец явился, когда маг бросил кости и рассматривал выпавшие иероглифы. Застыл в дверях – «Неужели думает, что я гадаю, как деревенская бабка?» – а затем решительно вышел на свет и навис над Ханнаном.

– Ну и что говорит твой Верховный?

– Не так быстро, – досадливо отозвался маг. – Я как раз собирался одолжить у тебя коляску.

– Для чего?

– Посылать Зов под носом Искалеченных глупо и опасно. Я отправлюсь к последнему костру Арсилы. Это достаточно далеко от города.

– Так за чем дело стало? Я с тобой!

– Зачем?

– Если я не могу ничего сам, то хоть погляжу, как действуют другие, – отрезал купец. – Создает такую… иллюзию деятельности.

Он уже не слушал Ханнана, отправившись отдавать распоряжения, его голос эхом отдавался меж каменных стен. Магу оставалось лишь смириться и идти следом – собирать все необходимое.

Когда дорога вырвалась из плена улиц, а звуки города остались позади, купец нарушил молчание:

– Чего нам ждать от разговора?

– Нам? – Чародей усмехнулся. – Не знаю. И вправду не знаю. Честно признаться, это действует на нервы.

– Что именно?

– Я неплохой маг. – Ханнан пожал плечами, глядя на волнистую линию холмов на горизонте. – Будь я в Круге, я думаю, занял бы высокое место: смотритель Зала Костра… может быть, глава обители. Да, я работаю на Верховного, потому что так приношу больше пользы. Но я привык быть магом. Я не могу сидеть, сложа руки, неспособный наколдовать даже огня в очаге. И перебирать варианты, один безумнее другого, потому что я один и бессилен. Я не лазутчик. Не воин, не убийца. Я чувствую себя деревенским олухом. Это… непривычно.

– Ну, это не самое страшное. – Такани вытер пот со лба. – Я начал бы бояться, если б ты возомнил себя воином и полез на рожон.

Ветер сменил направление, и коляску накрыла поднятая телохранителями пыль. Ханнан закашлялся и махнул рукой, показывая, что разговор окончен.

На холме, откуда отправилась в странствие по царству теней Арсила, все было по-прежнему. Некогда у семьи наставника был небольшой склеп за Домом Смерти, украшенный мозаикой и укрытый ветвями кедров. Урны с прахом предков, должно быть, были давно уж переплавлены, а в склепе воцарился род безвестного торгаша. Такани сподобился посадить на вершине пару акаций и поставить плиту, призывавшую помянуть имя умершей.

Раскрыв сумку, Ханнан начал выгружать свое добро. Кусок обсидиана, флягу с водой, кисть винограда… Такани с любопытством за ним наблюдал.

– Это все зачем? – не выдержал он, когда маг достал кинжал и начал чертить по дерну неровный круг.

– Между нами и столицей сотни схенов пути, – ответил Ханнан. – Верховному проще послать Зов: он в столичной обители, под рукой резервуары силы и несколько потоков переплетены, чтобы черпать из них. Мне придется забирать силу из окрестных мест. Нужны вещи, на чем ее можно сосредоточить.

Толстяк покряхтел, но пояснить не просил.

– Я думал, вы разговариваете на любом расстоянии, – проворчал он.

– Передаем послания от обители к обители. Или берем все необходимое с собой. Не забывай, в Сакаре я торговец, у меня нет ничего, за что можно зацепиться.

Ханнан закончил оба круга, внешний и внутренний. Провел линии, по которым сила должна течь от одного к другому. Взглянул на солнце, располагая предметы по сторонам света.

– Сказал бы, я бы прихватил с собой компас, – заметил Такани.

– Мне он не нужен. Это все приблизительно, – подняв взгляд на купца, Ханнан постучал пальцем по виску. – Магия здесь. Ритуалы нужны, когда головы не хватает. Помогает сосредоточиться.

Наконец с приготовлениями было покончено.

– Будет скучно, – предупредил Ханнан. – Я сяду в круг, закрою глаза и буду молчать около полузвона. Со слугами тебе будет веселее.

Он бросил взгляд на дорогу, где возница оживленно трепался с чернокожими верзилами.

– Ну уж нет! Я лучше подожду.

– Тогда сиди тихо и не мешай.

Чародею всегда казалось, что у разума словно есть свои мускулы. Как тело, стоит дать ему волю, повторяет заученные движения, так и сила привычно забурлила, стоило ему сделать пару дыхательных упражнений. Воззвания к владыкам стихий и их царствам он произносил мысленно – не хватало еще вопроса Такани: неужто маги тоже поклоняются богам?

Поток, берущий исток из царства земли Ростáу, сменил направление, прошел через оставленную на земле гроздь винограда. Сила потекла по начерченным в дерне линиям, точно вода по акведуку. С царствами вод и воздуха также не возникло трудностей. Родной для Ханнана огонь пришлось буквально собирать по крупицам, однако вскоре и кусок обсидиана начал лучиться перед внутренним взором мага.

Собрав всю силу и как можно точнее представив старика, чародей прокричал (если мысль можно уподобить крику): «Газван, ученик Лáмеха, ученика Хирáма!» Тишина. «Отзовись, Газван!», «Газван сар-Махд, Первый-в-Круге и Верховный маг, отзовись!».

Тишина…

Маг выкрикивал имена снова и снова, так что кричи он на самом деле – давно уж сорвал бы голос. Он собирал силу вновь и повторял попытки, тратил минуту за минутой, дополняя и насыщая образ Верховного, но все впустую. Когда все закончилось, он не понял. Очнулся маг от воды, брызнувшей ему в лицо, она склеила ресницы, попала в нос, и чародей чихнул.

Такани стоял над ним, вытряхивая последние капли воды из фляги и намереваясь сделать что-то посерьезнее.

– Ты… – Ханнан закашлялся. – Ты дурак, – наконец проговорил он. – Эта фляжка была фокусом… тебя могло разорвать в клочья.

– Ты валялся без сознания минуту или две, пока я не решил действовать, – надулся торговец.

– Твое счастье. Иначе нечего было бы даже бросить в костер.

Ханнан еще раз чихнул, потряс головой и начал тяжело подниматься.

– Разговор пошел не в ту степь?

– Разговора не было, – огрызнулся чародей. – Я не смог дозваться. В обителях мы используем особые приборы: они помогают собирать силу и направлять лучом. Есть зеркала, сделанные из одного куска металла, настроенные на связь друг с другом. Можно даже личную вещь использовать. У меня же ничего нет… Ничего!

– Ну-ну, не кипятись. – Такани помолчал, глядя, как маг собирает вещи. – Ты говорил, он выходит с тобой на связь.

– Да, но действовать нужно сейчас. Мы не можем сидеть и ждать, пока Искалеченные придут по мою душу. И по твою заодно.

Купец терпеливо ждал, пока чародей успокоится. Подняв с земли кисть винограда, он оторвал ягоду, подбросил на ладони и отправил в рот.

– Все это связано с обителью, – уже тише сказал Ханнан. – Из всех вариантов только этот имеет смысл. С бывшей обителью и храмом на ее месте.

– Почему?

– Потому что Сакар захирел и зачах. Ты сам это признаешь. Что осталось неизменным все эти годы? Крепость владыки и старая обитель. Даже крепость использовали как загородное поместье.

Они спускались с холма. Такани осторожно ступал по неровной земле, придерживая хлопающие на ветру полы кафтана. Но слушал внимательно.

– Только так сходится, – заключил Ханнан. – Главному жрецу вахуритов незачем перебираться в глушь. Да и Круг мог открыть обитель в другом городе, где не пролилась кровь и нет старой вражды. Если только дело не в самом месте.

– И слава богам. – Такани смешно переваливался на толстых ногах. Ханнан сжалился над ним и подал руку, от которой купец, поморщившись, отказался. – Иначе здесь никогда ничего не изменится. Что ты будешь делать?

– Поброжу вокруг храма. Попробую понять, в чем тут дело.

– Хорошо. А я тем временем потолкую с Советом Достойных. Пора им знать, кто эти Искалеченные.

– Потом, – Ханнан машинально кивнул, думая о своем, – нужно самому поискать того, другого мага. И понять, нет ли в городе кого еще.

На пару минут купец сосредоточился на том, как спустить с холма свою грузную тушу. Наконец он напомнил:

– Есть еще закавыка. Дочка Арсилы.

– Побойся богов, – раздраженно ответил маг. – Ты не можешь выбросить ее на улицу!

– Ты сам говорил, что без обучения она наделает бед!

– Это будет нескоро. Нужны месяцы, чтобы сила восстановилась.

– Маски узнают в ней мага уже сейчас. Она не ты – не умеет прятаться.

Они остановились, и Такани наставил на чародея пухлый палец, требуя ответа.

– Боги, как ты не понимаешь? Я не могу… Правда. Я задолжал и старику, и их семье. Их нищета, смерть Арсилы – все это из-за меня… Я не могу. Это искупление, своего рода…

Купец помалкивал, давая магу полностью запутаться.

– А потом ты говоришь, что я дурак, – заключил он и сплюнул. – Искупления не существует. Ты не на базаре: сюда одну гирьку, сюда другую, и что перевесит. Впрочем, делай как знаешь…

Не оборачиваясь, он пошел прочь. Вздохнув, Ханнан начал спускаться следом.

Вечерняя степь дышала жаром. Отсюда Сакар казался уродливым наростом, выросшим на горизонте, – он уже откусил половину солнца и медленно заглатывал его по мере того, как вечер клонился к ночи.

– Захи меня заест за девочку, – пожаловался Такани. Ханнан невнятно промычал ему в ответ. – Он будет укоризненно вздыхать и говорить, говорить, пока не проделает во мне дырку.

– Ты прикроешь ее новым нарядом.

Такани рассмеялся, но в коляску забирался мрачнее тучи и, откинувшись на подушки, уставился в окно. Единственными звуками до самого города были стук копыт, бряцание оружия да скрип повозки на поворотах.

«Возомнил себя воином и полез на рожон»…

Меньше всего Ханнан хотел уподобляться героям дешевых баллад, что поют на базарных площадях, без начала и конца, которые можно слушать с любого места и получить свою порцию приключений. Их герои – воры и ловкачи, они обманывали менял, водили за нос наместников и князей, крали сокровища и теряли все ради нечаянного поцелуя.

Ханнан не хотел отправляться на разведку ночью. Но он помнил толчею рынка, море мыслей и чувств, плещущееся перед храмом, и понимал, что ночь – его последняя надежда.

«Возомнил себя воином и полез на рожон»…

Об этом думал маг, пересекая базарную площадь. По периметру горели факелы, а в лавках посапывали готовые проснуться торговцы – караван мог прийти и ночью, но все же с наступлением темноты рынок превращался в город призраков. Высокие здания с лавками, конторами и личными покоями, надменно взиравшие на суету внизу, обернулись темными и сонными громадами. Ручные тележки, сундуки, бочки – все было оставлено до утра и громоздилось горами. Ветер гонял над площадью вездесущую пыль.

Ханнан надеялся, что тот не принесет с собой караван из хасанских гаваней – иначе весь муравейник и впрямь ожил бы в мгновение ока. Маг повернул на огибавшую храм улочку, свернул еще раз – и решил, что лучшего места не найти.

Вокруг поднимались стены мастерских. Из-за угла тянуло помойкой, но чародей решил, что обойдется без близкого с ней знакомства. От площади его закрывала пустая и гулкая бочка для дождевой воды.

Сев наземь и прислонившись спиной к ее дубовому боку, чародей закрыл глаза.

Теперь – все, как его учили. Несколько дыхательных упражнений, затем создать покров, облекающий тело. Чтобы даже шахва, окажись он рядом, – углядел лишь заснувшего в подворотне нищего.

Колдовать рядом с храмом было жутковато. Но маг понимал, что это обман: то, что он делал, по сути, не было колдовством, сила не покидала пределов тела – а шахва тоже люди и спят так же, как и все прочие. Ну что ему может грозить под покровом?

Встряхнувшись, он дал себе почувствовать потоки – и скользнул навстречу. Вокруг Ханнана поднялись призрачные, колеблющиеся на ветру стены. Он легко видел сквозь одну, другую, но дальше взгляд не проникал, терялся в дымке. Потом возникло отражение тела, и наконец – он сам: еще более призрачное, слегка светящееся подобие, зависшее в воздухе посреди проулка.

Маг потянулся к телу и зачерпнул силы – будто оторвал лоскут от укрывавшего его плаща. Дыра быстро заросла, а покров начал обволакивать его-настоящего, пока последний лучик сияния не потух. Духи Изнанки и те ничего не почуяли бы.

Пора…

Покинув убежище, маг быстро пересек улицу и двинулся вокруг храма. Колдовскому чутью темнота не помеха. Он слышал отголоски сознаний за спиной, на площади. Окрестные здания были пусты. Стены святилища – слишком толстые, чтобы слышать через них. А может, то старая магия обители по-прежнему охраняла строение от любопытных…

Чародей не очень представлял, что именно он ищет. Он обошел вокруг храма, как паломник, только прибывший в город и жаждущий благословения Вахура. Одиннадцать колонн светились ровным и мерным светом: за годы на них было направлено столько помыслов, что они и сами напитались силой.

Быть может, все ответы внутри? Пока он не прибегает к Дару, а лишь ходит и смотрит, он может не бояться.

Ханнан шагнул прямиком в стену: раз, другой… Камни и впрямь охраняла магия, шаги давались с трудом, словно он шел сквозь густой кисель. Впереди забрезжило сияние. Сперва маг принял его за факел, но тут же обругал себя: с каких пор огонь на Изнанке светит? Он – такая же иллюзия, нужная лишь для того, чтобы не потерять направление. Единственное, что здесь излучает свет, – сила.

Маг не стал задерживаться в коридоре, в который вынырнул, и вновь шагнул в стену. Это было похоже на один из снов, в которых пытаешься бежать, но воздух вязкий и липкий, так что движения становятся медленными и неловкими. С той разницей, что этим сном он управлял.

Еще один коридор, похожий на трапезную зал. Кухня…

Чародей выругался бы, будь у призрачного тела губы. Словно мерцающий фонтан, разбрызгивающий искры, словно ручей молодости из детских сказок – впереди скрывался источник силы. Ханнан видел его сквозь дымку стен, но ошибки быть не могло.

Он потянулся к потокам силы и начал их ощупывать. Все вели к одной точке, источнику, почти такому же, как в столичной обители. Разница в том, что столичный был рукотворным, созданный стараниями половины Круга, этот же – естественным и куда мощнее. Во всем Царстве такие места можно пересчитать по пальцам: водопад Лахýр в Гиллу Тхан, роща Духов в хаджерской чаще…

Трясущимися руками маг провел по лицу, не замечая, что призрачные ладони проникают сквозь призрачное тело… Он знал девять источников, в семи из которых высились самые древние, самые почитаемые обители. Возведенные так давно, что, казалось, они были всегда.

Но почему он в юности никогда не видел источник?

Задуматься над этим чародей не успел, поскольку краем сознания почувствовал другого мага. Нет, не зуд на коже… Скорее, тихий шум, подобный шелесту ветвей в саду. «Глупец, – сказал он себе. – Это же храм, здесь обитают шахва». Достаточно проснуться одному, и маг услышал бы движение силы, им-то незачем ее скрывать.

Он повернул назад и начал обратный путь. Кухня, трапезная… На сей раз Ханнан двигался медленнее, прислушиваясь к ощущениям. Осторожность оказалась не лишней: присутствие стало сильнее и разделилось на два сгустка. Один маячил впереди, как раз где маг прошел сквозь внешнюю стену, другой – чуть в отдалении.

Ругаясь, как портовый грузчик, Ханнан двинулся в противоположную сторону. Стены, скрывавшие его от Искалеченных, были в то же время и помехой: они замедляли шаг и отнимали силы. Невидимая нить, связывавшая его с телом, становилась тоньше с каждым препятствием. Хорошо еще, жилые помещения находились в другом крыле: среди спящих и бодрствующих сознаний он бы совсем потерялся.

Кухня! Из нее должен быть другой выход. К храму подвозят припасы, и чародей видел двери, куда их сгружают, когда обходил святилище. Во всяком случае, не придется опять нырять в холодную вязкую жижу, пропитанную старой магией.

Чародей двинулся в нужную сторону, но быстро понял, что запутался в переходах храма. На мгновение он испугался, но быстро взял себя в руки. Его укрывает плотный кокон силы. Он невидим: ни обычному глазу, ни колдовскому чутью. Нужно только выбраться отсюда.

«Да, но как они унюхали, где я вошел?»

Ханнан отогнал предательскую мысль и сосредоточился, представляя себе расположение святилища. Должно быть, там… В базарных историях вора сравнивают с рысью или бесшумной пантерой, но маг чувствовал себя крысой, что спасается от кошки.

Кухня показалась неожиданно, Ханнан ожидал найти ее через пару дверей. Здесь, на открытом пространстве, он ощутил то, что раньше скрывал пропитанный колдовством камень – присутствие третьего шахва. Куда ближе, хотя по-прежнему поодаль. Пока еще поодаль.

Ну же! Осталось совсем немного…

Чародей не стал разыскивать дверь, бросился прямиком сквозь стену – когда понял, что мир плывет перед ним. Стены, утварь, сплетенная из мглы мебель – все осыпалось клочьями и растворялось в пустоте. «Как они это делают?» – успел подумать маг, когда нить, связывавшая его с телом, натянулась, дрогнула – и оборвалась.

Затем его окутала темнота.

Мрак рассыпался осколками серого и багряного. Он лежал на спине, и в полутьме над ним маячил обшитый досками потолок. Маг не знал, сколько времени прошло, но казалось, что не меньше вечности.

Видимо, он очнулся от боли – голова раскалывалась, а виски гудели. В остальном же его словно обложили паклей: маг не чувствовал ничего, и разум пребывал в том же ватном состоянии. Как после запоя. Он даже не пытался пошевелиться: не был уверен, что поймет, слушаются ли руки. Сама мысль, впрочем, отдалась взрывом боли в затылке, и с губ сорвалось низкое мычание.

– …пришел в себя.

Слова раздались гулко, как из обшитого медью колодца. Постепенно слух возвращался. Сперва послышался скрип половиц, треск масляной плошки, а затем шорох одежд.

Склонившееся над ним лицо было знакомым и незнакомым в то же время: маг уже видел его, но не мог вспомнить, где. Седые брови над зоркими, глубоко запавшими глазами, острый подбородок и такой же острый нос.

Старик встал, и взгляду открылось белое одеяние. На бахромчатых концах шарфа, что укрывал его плечи, виднелись вышитые золотой нитью иероглифы «Вар», «Хид» и «Рáу». Вахур, понял чародей. Он в храме. И тут только осознал, что не давало ему покоя. Все это время чувство скреблось на задворках сознания: старик был магом. Полноправнее не бывает.

– Боги… воплотились в вас, – с ненавистью выдохнул Ханнан. Он бы коснулся лба в ритуальном приветствии, но не мог пошевелиться.

Жрец не ответил. Смерив пленника взглядом, он дал знак, и мимо чародея прошел служка в белых одеждах. Открылась и закрылась дверь.

– Усадите его. Он должен видеть, с кем разговаривает. – Жрец и сам опустился в царских размеров кресло.

Ханнан взвыл, когда сильные руки рванули его вверх. Вся чувствительность, которой не хватало со времени пробуждения, вернулась болью. Руки были связаны проходившим за спиной ремнем, еще один ремень соединял первый с кожаным ошейником. Незримые путы были, однако еще крепче: в ошейник и браслеты вставили пластины из металла, прозванного учениками «горючкой». Обжигающий магов, едва соприкасаясь с кожей, он впитывал силу, пока не высасывал ее почти всю. В обителях были целые комнаты, окованные колдовским железом, – для тренировок и овладения Даром. То, что Ханнан не ощущал жара, говорило одно: он выпит досуха. Неудивительно, что он чувствует себя, как после месяца лихорадки.

Полузадушенный, слабый от истощения и ничего не соображающий от боли в перетянутых запястьях, маг вновь соскользнул в забытье. Когда он пришел в себя, в комнате уже был шахва.

– …никого не нашли, – сквозь шум в ушах услышал он. – Судя по следу, действовал один.

– Хорошо. Пусть Адб и Мад отдыхают, им предстоит работа, – некоторое время жрец рассматривал ногти. – А ты поможешь мне в допросе.

Ханнан вздрогнул. Первой мыслью было – как Такани и Явана, что с ними будет? Но она быстро потонула в страхе – что будет с ним самим?

Шахва поклонился. Жрец соизволил наконец уделить внимание пленнику.

– Маг из Круга… – заговорил он, словно только теперь подметил эту особенность. – Ты ведь знаешь, мы не любим таких, как ты.

– Гиена лает на шакала? – спросил Ханнан.

Видят боги, он не собирался дерзить. Но происходящее казалось сном. Чародей в святилище Вахура – допрашивает его? Вопрос вырвался сам, благо жрец не счел нужным ответить.

– Пятнадцать лет назад, – как ни в чем не бывало, продолжал старик, – Царь Царей, да продлятся его годы и прирастет царство, даровал нам дозволение осесть здесь. А вместе с ним – ручательство, что ты и тебе подобные оставят южные земли в покое. Я… очень трепетно к этому отношусь.

Ханнан – наконец-то – понял, почему старик кажется ему знакомым. Перед ним был не просто жрец, управляющий сворой шахва, а сам Кийяз. Голос патриарха был мягким, вкрадчивым, будто тот обращался к верующему, глаза, однако, оставались холодными. Так смотрит кошка на добычу, не чувствуя ни жалости, ни сомнений. Ведь жертва – часть естественного хода вещей.

– Кто бы ни послал тебя… или ты пришел сам… вы нарушили закон Царства, – мягко пояснил жрец.

– Никогда не слышал о таком законе!

– И тем не менее он есть, – Кийяз погладил подлокотник подушечками пальцев. – И я как пострадавший намерен допросить тебя. Итак, кто же послал тебя?

Сказать по правде, Кийяз был близок к ответу. Чародей не видел, как выйти из положения, был почти готов сдаться и выложить то немногое, что знал. Остановил его один из тюремщиков, вновь дернув мага за ремень на спине. Напомнил, что за разговорчивость никто не обещал свободы или даже мирного конца.

– Сколько магов, кроме тебя, есть в городе? Помогал ли тебе кто из местных?

Ханнан вновь поднял взгляд на жреца.

По-своему Кийяз был красив – той благообразной величественной красотой, что появляется к старости. Образ портили глаза: в них не было вовсе никакого выражения. Ни удовлетворения, ни насмешки – лишь твердая уверенность в правоте. Нет, от этого пощады не будет. А значит, все, что мог сказать Ханнан, не имело смысла.

– Ты беглец? – вопросом на вопрос ответил он. – Сбежал из Круга? Или один из тех, кого пропустили Путники?

Он получил чувствительный тычок в почки, но жрец поднял руку, и его оставили в покое.

– Ты поступаешь неразумно, – с легкой досадой отметил Кийяз. – По-твоему, я дешевый злодей из дрянной баллады? Думаешь вывести меня из себя? Ты ведь понимаешь, я все равно получу ответы.

Он умолк, давая пленнику вдуматься в свои слова. Нет, жрец не опускался до угроз или стращания – а может, делал это намеренно, давая фантазии мага разгуляться… Должно быть, страх в глазах Ханнана удовлетворил его, поскольку патриарх повторил:

– Начнем сначала… Так кто тебя послал?

– Я пришел сам. Я вырос в Сакаре.

– Ложь.

Шахва не разлепил губ, однако низкий грудной голос исходил от него. Как будто Искалеченный излучал его кожей.

Жрец встал и внезапно оказался рядом с магом, от него пахло мылом и благовониями. Вблизи его глаза оказались карими, как старый мутный янтарь.

– Ты глуп, кто бы ты ни был, – заметил патриарх. – Но, наверное, это правильно: не увидев плетки, не знаешь, чего нужно бояться. Пусть это послужит тебе уроком. Дейр? – окликнул жрец, и шахва сделал шаг вперед. – Начинай.

Кийяз так и остался сидеть над пленником: то ли жрецу доставляло удовольствие видеть ужас в его глазах, то ли он хотел быть рядом, когда ответы польются один за другим, как ливни в сезон дождей. Шахва навис за его спиной, заслонив собой свет.

Поистине, лучшие в мире палачи – это маги. Как, впрочем, и во многом другом. Только чародей может обрушить на беззащитное сознание волны боли, такой, что никогда не выдумать природе – и ровно столько, сколько жертва способна выдержать. Остановиться, когда нужно. Отдать капельку своей силы, давая пленнику прийти в себя. Не позволить жертве соскользнуть в забвение. Наверное, за годы владычества чародеев такие муки выпадали и на долю простых смертных. Наверное. Вскоре в голове мага не осталось иной мысли, кроме боли.

Ханнан не сразу понял, что все закончилось, и он в сознании. Он не мог сказать, сколько времени корчился на полу.

– А теперь перейдем к ответам, – издалека донесся голос жреца.

Пытка разбудила каждую клеточку в теле мага, так что он с болезненной остротой чувствовал даже движения воздуха. Его висков коснулись бархатные перчатки, под которыми не было ничего: лишь пустота и сила. Затем разум шахва вошел в его сознание.

Как захватчик во взятый штурмом город. Как мужчина в сопротивляющуюся женщину. Ничего общего с тем, как просматривал память девочки Ханнан – Искалеченный действовал грубо, зло, с кровью вырывая воспоминания, чтобы рассмотреть ближе. Глазами чародея шахва видел Круг: сад медитаций, ажурный дворец Зала Костра. Гостиную Верховного, в которой тот предложил магу отправиться на юг, – и долгий путь, Такани, лавку, девочку… С похотливым смешком шахва перебрал женщин, бывших в жизни Ханнана, и облапал память об Арсиле, вторгшись еще дальше, в воспоминания голодного мальчишки.

Ханнан чувствовал себя, будто с него слой за слоем сдирают одежду – не обращая внимания на треск ткани и красные полосы на коже – обнажая беспомощного испуганного ребенка. Память сочилась кровью. Он начал думать, что ему никогда не собрать свой искалеченный разум вновь, когда вдруг все кончилось.

Некоторое время он лежал, тяжело дыша, распахнутыми глазами глядя в потолок. По его вискам текли слезы. Подбородок был мокрым от выступившей на губах слюны. Жрец говорил, но чародей его не слышал. Пока легкая пощечина не привела мага в чувство.

– Я узнал все, о чем тебя спрашивал, – все так же мягко сказал Кийяз. – Но это не все, что мне нужно. Я хочу знать, как ты учился магии и что умеешь. Все, что ты знаешь о Круге и его устройстве. Подумай на досуге, что тебе есть сказать. Надеюсь, мы придем к согласию.

Ханнан смог выдавить лишь стон. Жрец встал, и находившиеся в комнате люди потянулись к двери: здоровяки, одетые как Черные Братья, Искалеченный…

– Скажи, жрец… – выдохнул маг, силясь успеть, пока не остался один. Кийяз обернулся на сдавленный голос. – За что ты нас ненавидишь? Ведь ты такой же, как я.

Ханнан и сам не знал, зачем ему это. Он не собирал сведения и не думал, что ему будет с кем ими делиться. Все, что он хотел, – понять. Быть может, чтобы подладиться к тюремщику… кто знает?

Долгие мгновения патриарх молчал, видно, раздумывая о том же. Что уж он решил: что жертва станет податливей, зная, в чьих руках находится, или что другое – но он ответил.

– Есть разница между даром богов и извращением сути, которое калечит мир. Жрецы Джахата не чувствуют ее, и уж тем более не вы, колдуны Круга.

– Не понимаю.

Жрец усмехнулся.

– Давным-давно, задолго до Завоевания, храмы выискивали благословленных богами детей и воспитывали их как жрецов. Через них боги являли в мир свои чудеса. Потом Царство развалилось, захваченное степняками, и во дворце царей сели варвары. Все было утрачено. И следом пришли вы: высокомерные, надменные… Жестокие. Вы не пытались повторить то, что было прежде. Вас не интересовало ни Царство, ни боги, ни люди. Только вы и ваши желания. Сверхчеловека нужно воспитывать… определенным образом. Иначе он превратится в зверя. Сейчас ты на своей шкуре испытал, что это – власть тех, кому все дозволено.

Умолкнув на мгновение и обернувшись – слушают ли последователи? – жрец закончил:

– Я и многие другие слуги Вахура – несем божественную милость. Ты же вырос в притоне зверя и сам уподобился ему. Грань между зверем и человеком всегда была тонка, вся разница в воспитании. Ты… можешь подумать и об этом, у тебя будет довольно времени. Но я не тешусь пустыми надеждами, что ты поймешь.

Он вышел в облаке ароматов и шелесте одежд, и его свита потянулась следом. Шахва задержался на миг, обернулся к магу – и кожаные ремни осыпались прахом, оставив по себе ошейник и браслеты.

Следом за грохотом засова рука об руку пришли тишина и темнота.

Жрец не солгал: времени подумать ему дали вдосталь. Ханнан целую вечность сидел, глядя в одну точку, пока не понял, что еще минута – и он сойдет с ума.

Нужно встать…

Боги, как болит голова и как отвратительно трясутся колени! Встать… Мокрыми от пота руками Ханнан зашарил по полу, поднялся сперва на четвереньки, а затем и на ноги.

Пять шагов – пять выигранных битв. Ладони его легли на дверь, пальцы нашарили тонкую щель меж ней и стеной. Опустившись на колени, маг припал к щели лицом, ощутив слабое прикосновение воздуха. С той стороны было два засова и освещенный коридор. Сколько ни прислушивался, чародей не слышал ни скрипа половиц, ни звука шагов. Если его охраняли, тюремщики вели себя тихо.

Снова поднявшись, маг осмотрелся еще раз.

Пока в комнате был свет, он видел дощатый потолок, стены из белого камня и деревянные панели до уровня плеч. Обойдя комнату кругом, он выяснил, что не упустил ничего. Больше в тюрьме ничего и не было. Во всяком случае, на ощупь.

Успокоив колотящееся сердце, не обращая внимания на огненные обручи вокруг шеи и на запястьях, маг выдавил из себя крупицу силы. Заставил глаза видеть в темноте. Он и впрямь ничего не пропустил – кроме разве прямоугольных пятен вдоль стен, будто здесь недавно стояли лари и стеллажи. Кладовая? Голова закружилась, и он зажмурился, унимая свистопляску огней за закрытыми веками.

Смотреть больше не на что. Оставалось думать…

Кладовая. Она могла быть в подвалах святилища или на верхних этажах. Храм достаточно велик, чтобы не все его комнаты имели окна. Подвал? Маг по привычке потянулся к потокам силы и охнул от жжения браслетов. Подвалы редко обивают деревянными панелями, чтобы в зябкие дни сезона бурь камень не холодил помещение. Впрочем, это еще ничего не значило…

Браслеты и ошейник. Ханнан честно попытался снять их, но быстро понял: орудовать ножом и то пришлось бы часами. Кожа была прочная, выдубленная, инкрустации сработаны на совесть. Откуда у вахуритов взялась «горючка», гадать бессмысленно: от прежней обители ее осталось вдоволь.

Признаться, чародей не был уверен, что верно понял жреца. За его словами могло скрываться что угодно, одним богам ведомо, что же имел в виду Кийяз. Что он там вещал? Что в старом Царстве маги носили ризы жрецов? Что только те угодны Священной Троице, кто был воспитан… «определенным образом»? Что сам Кийяз намерен из этого извлечь: новую религию, новый Круг в противовес старому?

Вопросов было больше ответов. Перебирая их, маг не заметил, как провалился в сон.

Проснулся он от грохота засовов и успел разглядеть миску, оставленную на полу, в полосе света от закрывающейся двери. Внутри нашлись соленый сыр, хлебная лепешка и горсть маслин, а рядом – кожаная бутыль с вином. Ханнан проглотил все, улегся на пол и закрыл глаза.

После всего пережитого особняк Такани казался зыбким и обманчивым миражом. Как будто все это было в другой жизни. В книге, прочитанной на днях. Вот только откуда в темницах книги?

Живы ли они: купец, Захит, девчонка? Оставалась слабая надежда на Верховного, раньше тот связывался с Ханнаном каждые три или четыре дня. Но срок давно вышел, маг ждал и ждал, однако темнота молчала.

Темень, скука и томительное безделье делали свое дело. Чародей вспомнил все воззвания и ритуальные формулы, перешел к песням и историям, затем начал вспоминать тексты. Он пытался пересчитать книги, прочтенные за годы, но сбился на шестом десятке. От звука собственного шепота его начало мутить.

Засовы вновь загремели, и на сей раз Ханнан увидел шахва и двух прислужников. Один из них оставил у порога еду, другой – ночной горшок. После третьей кормежки маг сообразил, что к нему приходят вразнобой, через разные интервалы – чтобы он не смог измерить время. Оставалось отвесить Кийязу поклон – тот делал все, чтобы раздавить волю пленника.

И, кажется, ему это удавалось.

Верховный все не появлялся. Быть может, он оставил чародея, сочтя его миссию провалом? Ханнан вдруг вспомнил их последний разговор – как раз перед тем, как он покинул столицу.

– Песье дерьмо! – припечатал старик. Словно вторя ему, за окном хрипло закричала чайка.

Чародей знал, что Верховный – отставной вояка, грубость его не удивила. Пугало другое: старик не терпел неудач и бывал бесовски жесток. Ханнан ждал, что Первый проклянет его или наобещает тысячи кар, но вместо этого тот закрыл лицо руками и потер щеки, словно пытаясь прийти в себя.

– Я знаю. Это не должно было случиться, – тихо произнес Ханнан.

– Что? Да брось, в конце концов! – Первый-в-Круге скривился. – Когда я отдаю приказы, я знаю границы. У тебя была задача: Тедерос подсобляет в строительстве мастерских и лечебниц. Ты задачу выполнил. А боров Семед, которому вы перешли дорогу, – не твоя задача и не твое дело. Сделай одолжение, заткнись! Когда ты нудишь над ухом, ты напоминаешь, что это я его прошляпил.

Чародей бросил на него короткий взгляд. Слова были обычными, Первый так и выражался, а вот тон… как у старика-нищего, не заработавшего за день и на чашку риса.

– Вот увидишь, мы еще столкнемся с Семеди, – пояснил Первый. – Сцепимся рогами, как горные бараны. И… что это, если не песье дерьмо?

– Строительство новых мастерских прервется?

– Его уже не остановишь. – Старик потер подбородок, словно раздумывая, говорить ему дальше или нет. – Если хочешь знать, мы развернемся пуще прежнего. Помнишь мага-убийцу, его казнили лет пять назад? Ну вот, его родня сейчас в Рассветных королевствах, учится у тамошних чародеев. А через нее я веду беседы с востоком.

Ханнан расслабил сцепленные на коленях руки. Кажется, буря обошла стороной: Первый-в-Круге нечасто делился замыслами.

– Через неделю-другую узурпатор отправится на рассвет, будет обсуждать с тамошними владыками торговые дела. Только я заранее знаю, чего они хотят, – Газван хмыкнул. – Иль-каггáт, княжий металл, колдовское железо. «Горючка». А ее выплавляют только наши мастерские. Скоро Азас сам потребует магов-кузнецов, магов-ювелиров… мастерские Круга размножатся по всему Царству, и люди привыкнут.

– Я рад, что не навредил вашим замыслам.

Первый-в-Круге фыркнул. Почесал щетину на подбородке.

– У меня только один замысел, – ответил он. – Приучить клятое Царство, что маги кругом. Все прочее… да просто жалю время от времени, то здесь, то там. Все это смахивает на войну. Когда царское войско вошло в Города Грани, было очень похоже: занять мы их заняли, но удержать не смогли. Солдаты гибли каждую ночь. По одному, по двое, в патрулях…

Взгляд старого мага скользнул по Ханнану и остановился на окне, точно там, за резной деревянной решеткой, скрывалось прошлое.

– Я был капитаном отряда чародеев, – продолжил Первый, – а войском руководил этот боров, Семеди. Он до последнего верил, что принес города Царю Царей. А я – видел их изнутри. Страх солдат, которые боялись выйти на улицы. Трупы в подворотнях и проклятия, написанные на стенах. Он не понимал, что происходит… Ведь он же выиграл войну! Разбил войско! Мы сгоняли горожан на площади, вместе с детьми и женщинами, и казнили каждого десятого. Но в такой битве не победить одним железным лбом. У тебя нет врага. Либо ты воюешь с призраками, с тенями… либо с целым городом, а весь город не одолеть даже войску.

Первый-в-Круге сцепил пальцы и вперил в Ханнана острый взгляд.

– Тебе ясно? Или нужны еще объяснения, что такое партизанская война?

Не совсем понимая, куда клонит старик, чародей покачал головой.

– Так вот, я веду такую же войну, но с другой стороны. Наш противник сильнее: узурпатор, войско и его двор. Но война партизанская, а это значит… Раз, – Первый-в-Круге загнул мозолистый палец, – у них нет врага, на которого можно обрушиться. Они воюют с тенями. Ты отвернулся, тени поглотили еще одного, повернулся – а нет никого… Два – ни одно дело не значит ничего. Кроме большого замысла. Это комариные укусы. Главное, чтобы их было много и они не прекращались. Так, со временем, мы и добьемся своего.

Чародею было не впервой слышать, как Первый-в-Круге переставляет воображаемых солдатиков, причем фишками на доске были войска, титулы и подопечные, которых старик поклялся защищать. Впрочем, нужно признать, что Верховный редко ошибался.

– Я всего лишь комар, – проговорил в тишину камеры Ханнан.

И тут же одернул себя. За дверью послышались шаги, голоса, ворчливо заскрипели дверные петли. Чародей зажмурился от света: в комнату внесли три факела и кресло, затем в проеме появился Искалеченный.

– Маг из Круга… – Патриарх выступил из-за спины шахва. Похоже, это было единственное приветствие, что он знал. – Как твои размышления? Поделись, и, может, я найду, чем тебе помочь.

– Который сейчас день? – выдавил маг.

– Для тебя это не имеет значения, – поджал губы Кийяз и уселся в кресло. Сплел пальцы, уставился на чародея спокойным, почти умиротворенным взглядом. – Уже не имеет.

Что он имеет в виду? Что Первый бросил лазутчика? Что Такани и его челядь взяты и сопротивление подавлено? Боги, вот уж сопротивление на славу! Неравнодушный к еде и женщинам торговец, хромой старик и нищая…

– Что ты имеешь в виду? – осмелился спросить Ханнан, переводя взгляд со строгого лица на безмятежную маску и обратно.

– То, что сказал: для тебя не имеет значения. Довольно об этом. Я пришел за новыми ответами. Сегодня меня интересует, как ты учился магии: в сакарской обители и позже, в столице.

Ханнан опустил голову, уткнув лоб в колени. Бороться бессмысленно. По-своему, Кийяз был мастером заплечных дел: он знал множество способов подавления воли и без колебаний использовал все. Он не ответит. Заронит сомнения, посеет беспокойство, страх – но не ответит.

– Что ты хочешь знать? – глухо спросил чародей.

И патриарх перечислил…

К стыду своему, Ханнан рассказывал: без искажений, лжи или утайки. Старик расспрашивал о Путниках, о неофитах и управлении силой. Его интересовало, как скрывать Дар и применять его втайне, резервуары силы и Зов… Ханнан говорил. Так долго, что горло пересохло, а язык неловко ворочался во рту.

– Хорошо. Пожалуй, хватит на сегодня, – прервал его жрец. – В следующий раз поговорим о приемах боевой магии, ну а сейчас… Ты помог Вахуру и будешь вознагражден. Я подумаю, что уместнее в твоем положении.

Ханнан молчал. Слова иссякли, и ему было нечего ответить. Однако патриарх не уходил: он сплетал и расплетал пальцы, затем разгладил рясу.

– Ты не заметил, что в мире присутствует своеобразный круговорот власти? – наконец спросил жрец. – В прошлый раз мы говорили, что все беды Круга – от стремления сбросить всякую силу выше магов. Ты… видел, во что это вылилось. Слышал истории, испытал на себе, что это такое.

Чародей слушал, не понимая, к чему тот клонит.

– Сегодня ты рассказал многое о том, как Круг научился скрывать свои дела. И меня поразило, что на каждую силу найдется большая. Вы придумали сотни способов, но Искалеченные, которыми вы торгуете, как рабами… так сильны, что видят сквозь ваши покровы. Ты скажешь, они тоже маги? Но вот же, над ними нахожусь я. А еще выше Царь Царей. А выше… это иллюзия, что лучезарный всесилен. Обратная сторона абсолютной власти – он вынужден считаться с войском, храмами, придворными. С ложей торговцев, и даже с вами, Кругом. Он пальцем не пошевелит, чтобы не пошатнуть основание престола. И только вы, маги, хотели большего.

– Ты тоже маг, – напомнил Ханнан.

– Я один из тех, в ком пробудился Дар, – поправил Кийяз. – А маги… Слово маг происходит от древнего иль магар, что значит «величие» и «господство», – слово в слово процитировал он. – Нет, это не тот ярлык. Я так себя не назову.

Ханнан ждал, пока жрец утомится от разглагольствований.

– Знаешь, почему ты слушаешь, но не слышишь? – вдруг спросил старик. – Потому что привык, что нет другого выбора.

– Резня в обители хороший выбор, – через силу проговорил Ханнан. – А также заключение, жизнь загнанного зверя, постоянный страх… Давай, что там еще в твоей копилке?

– Ты опять не слушаешь, – укорил его патриарх. – Все, что ты перечислил, – последствия народного гнева. Ты знаешь, за что. Даже вы, маги, не отрицаете. При дворе были чудовища, говорите вы, но мы другие! Вы говорите, в войне маги убили тысячи, но все войны приносят смерть!

– Ты наставляешь менял, как считать деньги? Я все это знаю.

Жрец не обратил на него внимания.

– Вы держитесь Круга, замаранного грязью и кровью, потому что кто еще вас защитит? От злобы, которую вы сами вызвали. Я же говорю – в Бездну Круг! Там ему самое место! Ты почитаешь себя несправедливо обиженным, ты и твои собратья. Ты борешься ради них. Ради вашей свободы и мирной жизни… Я же говорю: твои собратья будут в целости и сохранности, и Круг – не единственный, кто вас защитит. В конце концов за кого ты воюешь? За людей с Даром или за Верховного?

– В целости и сохранности, – повторил Ханнан. – И по какой цене? Все, кому не повезло, должны надеть рясу? Что ты предложишь магам, кроме того, что у них есть?

– Защиту, – резко ответил жрец. – И чистое имя. Взамен того, которое ненавидит вся страна.

– Немного же изменится от смены имени.

– Не в этом случае. Все Царство знает: вахуриты не выносят магов. И Царство право. Но Вахур всемилостив, он защищает всех, даже обладателей Дара. Настоящих, а не тех, что вываляли его в грязи.

– Ты… безумен, – медленно проговорил маг.

Жрец в самом деле был словно не в себе: куда делось его обычное хладнокровие? Он встал, величественный, в белых с золотом одеждах, в свете факела седые волосы казались мерцающим ореолом.

– Бумажный двор считает, что у Царя Царей двенадцать миллионов подданных, – отчеканил жрец, – среди них более ста тысяч с Даром. Из Пяти Пределов южный уже выпал из рук Круга. Пятнадцать лет дети с Даром рождались здесь, учились в храмах и постигали истину. Подсчитай теперь, безумец ли я, и нет ли за мной войска, способного принести Вахура в ваши залы?

Он вышел так же стремительно, как пришел, и с его уходом вернулась тьма.

Ханнан вцепился руками в волосы. Проклятый жрец! Вот зачем он выспрашивал об обучении. Чародей был уверен, что речь о Даре самого Кийяза. Впрочем… какая разница? Он не смог бы, не вынес еще одной пытки – и рассказал все в любом случае. Понимать, что строится его руками, было больно. Должно быть, жрец и добивался этого – и своего достиг. Таким потерянным, раздавленным Ханнан не чувствовал себя ни разу в жизни.

Это ощущение не уходило: ни после сна, ни после первой и второй кормежки. На пятый (так ему казалось) день маг перестал считать время. Проснувшись однажды – днем? утром? вечером? – Ханнан даже решил, что Кийяз прав. Почти. В самые темные из лет Круг лишь использовал его. Комар – самое большее, чем он когда-либо был.

Однако Первый-в-Круге и патриарх стоили друг друга. В любой войне – теперь-то Ханнан знал точно! – нет правых и виноватых, вопрос в том, на чью сторону тебя занесло. Или правильно было стать третьей стороной, воюя против всех? Чародей думал об этом, пока мысли не начали ходить по кругу. Затем он наловчился не думать ни о чем. Просто сидел, глядя в пустоту и внимая бесшумному дыханию тишины.

Пока тепло ошейника не переросло в жжение, и маг понял, что сила растет быстрее, чем успевают справиться оковы.

 

4

Чародей не сразу сообразил, что эта боль – его спасение. Первая мысль была о тех несчастных, кого готовил к царскому суду Круг. На пару часов они превращались в кричащих, а затем лишь тихо поскуливающих безумцев – пока кандалы не выпивали силу, оставляя их опустошенными и даруя долгожданное избавление. Превратиться в одного из таких бедолаг не хотелось. Но ведь с ним… с ним все было наоборот.

Сколько он сможет вытерпеть? Хватит ли сил вырваться из застенка? А дальше… оказавшись в городе, придется выкручиваться, думать, как скрыться от преследования и куда податься. Нет, ломать голову он будет после. Главное – выбраться отсюда. Вытерпеть.

Ханнан на время даже забыл о боли, начав мерять шагами камеру.

Он не стал бы ручаться, но по ощущениям прошло дней семь или десять. Жрец давно не приходил, а значит, гости могли нагрянуть в любую минуту. Сможет ли он скрыть силу? Да что силу – можно ли утаить муку, если жар от оков будет расти?

Ханнан вновь подошел к двери, обследованной еще в первый день. Казалось, с тех пор минули месяцы… Тяжелые доски, окованные по краям металлом. Сейчас, однако, когда Дар вновь начал просыпаться, маг чувствовал и кое-что еще. Зыбкая, как паутина, завеса силы покоилась в сердце двери, тянулась сквозь косяки и дальше в стены.

Умно. Ханнан вытер выступивший на лбу пот и пошел вдоль нитей. Так и есть: вся его камера опутана магией, готовой бить в набат, стоит ему пройти. Пол? Потолок? Все то же… Чародей опустился на пол, лихорадочно соображая.

Должно быть, так они и нашли его в ту ночь. Его покров действовал, ни один маг не почуял бы блуждающий дух… Маг – но не сигнальные чары, поднимающие шум, стоит незнакомцу пройти сквозь них. Кто ж знал, что шахва достанет силы опутать сетью весь храм? Это было немыслимое, почти невероятное могущество… но и пределов шахва по-настоящему никто не знает, а Искалеченных четверо. «Глупец! – сказал себе Ханнан. – Нужно полагать худшее прежде, чем соваться в пасть ко льву».

По крайней мере, они допустили ту же ошибку. Недооценили его. Осталось лишь понять, как ею воспользоваться.

В вечной темноте трудно разобрать, сколько времени ушло на раздумья. Сердце чародея подпрыгнуло, когда засовы загремели – однако то была еда. Жрец словно забыл о маге. Надолго ли? Дыхание Бездны, он не мог позволить себе терпеть и ждать, пока магия восстановится полностью!

Что ж, есть лишь один способ покинуть комнату, не потревожив сеть, – попросту не проходить ее. Распасться завихрениями силы в одном месте, чтобы обрести плоть уже в другом. Увы, он слишком плохо знал храм, и для Прыжка здесь не было ориентиров. Кроме… кроме источника.

Закрыв глаза и морщась от нарастающей боли, Ханнан попробовал погрузиться в ощущения. Легче сказать, чем сделать! Оковы обернулись огненными кольцами, заслонив собой мир. Там, за ними, за алым маревом жара был источник. Светлой точкой в пустоте. Маг тянулся к нему, изо всех сил, но его не хватало. Чем глубже погружался он в Изнанку, тем жарче вспыхивали пламенные обручи, оставалось лишь податься назад и перевести дыхание.

Новая попытка… Всего лишь представить отчетливей! Потоки силы, обволакивающие его… фонтан, омывающий измученное тело энергией, даря временное избавление… Проклятье!

От боли, напряжения сил и отчаянья – на глазах выступили слезы. Все тщетно. Клыки Мертвого бога и яйца Шеххáна, все тщетно! Маг сжал кулаки, чувствуя, как отросшие в заточении ногти впиваются в ладони. И вдруг – почувствовал прилив сил, как будто собственный источник зажил внутри него. Сжав челюсти и цедя ругательства, он из последних сил потянулся к цели. Мгновения стали долгими и тягучими, тянулись, как медовые нити за ложкой – а потом вдруг враз сжались и продолжили привычный бег.

Поток силы подхватил его и приподнял над полом, смывая боль, усталость и охлаждая гнев.

Ханнан рассмеялся. Конечно! Он сам рассказывал, как от страха и ярости вскипает сила. Если это действует для детей – то боль, злость и предельное, на грани слома, напряжение должны работать с настоящим магом.

Чародей открыл глаза.

Он никогда прежде не видел источников: даже того, скрытого под Кругом… Лишь прикасался к нему, чувствовал, уходя на Изнанку. Читал запутанные описания.

Со всех сторон его обнимал свет: мягкий, желтый, не слепящий глаз, однако застящий все вокруг. Забыв о том, что он парит в воздухе, Ханнан сделал шаг, но лишь глупо забарахтался в потоке. Наконец, вновь обретя равновесие и пару раз взмахнув руками, как в воде, он выбрался наружу и ступил на пол.

Он стоял на возвышении из грубого, с рыжими прожилками камня. Вниз вели стертые ступени, за спиной поднималась колонна света, похожая на бьющую из пола струю воды. Она даже исходила из отверстия, вокруг же, подобно водяным брызгам, висела мерцающая кисея, теряя цвет от источника к стенам.

Маг с трудом оторвал взгляд от зрелища – оно завораживало почище огня в жаровне или струй ручья. Он был в темном, освещенном одной лишь силой зале. Примерно на высоту человеческого роста поднимались стены из необтесанного камня, а выше… Ханнан прищурился, пытаясь рассмотреть. Кажется, то были металлические пластины, сходившиеся куполом к потолку. Он был готов дать руку на отсечение, что это пресловутая «горючка». Не из этих ли пластин, снятых и переплавленных, выкованы оковы?

В Бездну исследования! Пора отсюда убираться – кто знает, что за силы он потревожил?

Поднявшись на пару ступенек, уже протянув руку к сияющему столбу, маг замер в нерешительности. Отсюда он мог послать Зов и дозваться. Мог прыгнуть в любое хорошо знакомое место в городе или… или даже в столицу. Ему должно хватить силы.

Столица… Так заманчиво было оставить проклятый Сакар, со всей его пылью, дрязгами и безумным жрецом. Вновь видеть, как медленно уходит за Внутреннее море солнце, как зажигаются с рассветом купола и кружат над гаванью стремительные чайки. Но ведь это ничего не решит: жрец продолжит собирать свое воинство, а Круг так и будет слеп ко всему, что творится в южных пределах.

Вздохнув и в последний раз вспомнив каналы и шумные рынки, Ханнан погрузил в источник руку.

Он Прыгал наугад, не глядя, – прикинув расстояние и направление. Чародей надеялся очутиться за городом, но, видимо, не рассчитал сил. Прыжок выбросил его на край сточной канавы. Вокруг теснились крохотные домики бедняков, с глиняными стенами и дырами окон.

В воздухе пахло гарью. В вечернее, цвета кровоподтеков небо поднимались жирные черные столбы дыма. Все еще на коленях, маг несколько мгновений смотрел на них, как завороженный. Сакар был в огне. Снова. На крыши опустилась пугающая, мертвенная тишина.

Услышав за спиной шорох, маг обернулся, но увидел лишь парусину, закрывшую дверной проем. Что ж, этого следовало ожидать: его появление заметили. Поднявшись и стараясь держать в поле зрения все двери сразу, Ханнан попятился. Развернулся и быстро зашагал прочь.

Куда?

Боги, если бы знать! Пока что чародей желал одного – скорей оставить позади трущобы. Здесь было небезопасно и в лучшие годы, теперь же… Проклятье, что все-таки происходит? Впрочем, маг быстро решил, что это не имеет значения. А что имело – так это жар в запястьях и вокруг шеи. Ему нужен нож. А где проще найти его, чем в торговых рядах?

Солнце почти скрылось за расстелившимися вдоль горизонта тучами. Ориентируясь по нему, затем по куполу ненавистного святилища, Ханнан скорым шагом направился к хасанской дороге. Он смотрел в оба, но улицы были пустынны. Как будто местных жителей согнали с мест или те попрятались по домам.

Вот и первые торговые лавки… Чародей остановился. За открытыми ставнями некогда лежали отрезы ткани, висели ухваты, кочерги и клинки. Сейчас ставни были выворочены, а копоть черными мазками расчертила стены над окнами. Остатки добра валялись на улице: дырявые корзины, истоптанные рулоны… Над перевесившимся через окно телом гудели мухи. Боги, да что же это?

Вступив в скобяную лавку, Ханнан замер на пороге, давая глазам привыкнуть к полумраку. Идти глубже в развороченный улей не хотелось. Может, ближе к рынку дела обстоят получше?

– Эй, ты кто такой, любезный? – Говоривший растягивал слова, как житель столичных трущоб. Ханнан обернулся.

Их было пятеро… нет, семеро! Оборванцы шли с противоположной стороны улицы. Такие разные, они все же походили друг на друга. Одной одеждой, которую стирали хорошо, если год назад. Одним взглядом – хищным, звериным взглядом.

– Простой горожанин, – успокаивающе заговорил Ханнан. – Я только вернулся в Сакар и… что здесь случилось?

– И где ж твои пожитки? – У этого была самая длинная борода, в руке он сжимал дубину, бывшую прежде частью дверного косяка.

– Нет пожитков. – Чародей развел руками и похлопал себя по бокам, показывая, что ничего не прячет под одеждой.

– Иди сюда! – подал голос третий, и Ханнан покачал головой, отступая в дом.

– Парни, да ведь у меня ничего нет. Вы что, не видите?

– А мне без разницы, есть или нет, – вновь заговорил главный. – Ты мне скажи, кто ты, или проводи к дому. Много вас развелось. Рыскаете тут.

Еще шаг назад…

– Кого развелось-то? Кто…

– Кто такой, шлюхин сын! – Громила надвинулся, дыхнув в лицо чесноком и запахом гнилых зубов. Он был… как тот преследователь из кошмара. Руки сами собою выбросились вперед. С пальцев сорвалось красное, как кровь, пламя – и потухло.

– Это жрец! – выкрикнул один.

– Держи! – кричал другой.

Остальное чародей уже не слышал: первый удар пришелся ему в живот, второй, когда он согнулся пополам, – в основание шеи.

За пятнадцать лет он тысячи раз бежал от них во сне, но теперь его наконец нагнали…

Это было глупо и унизительно – дважды оказаться в чужой власти за горсть хорошо, если десяток дней! «Возомнил себя воином и полез на рожон»… Отчего-то это вспомнилось Ханнану, когда его бесцеремонно сбросили наземь.

– Вставай, падаль!

Слова были подкреплены несильным тычком под ребра, и маг решил не искушать судьбу. Пошевелился. Понял, что руки связаны мотком бечевы, и кое-как поднялся на колени.

Перед ним остановились грязные ноги в изрядно поношенных сандалиях.

– Слушай внимательно, вахурит, – заговорил их обладатель. – Там, наверху – наша крепость. И все кварталы тут наши. Попробуй что выкинуть – и получишь нож в ребра. Понял?

За спиной главного и впрямь высилась крепость: пять пузатых неказистых башен, сложенных из местного рыжего камня. Среди уступов на утес взбиралась ухабистая дорога, чтобы скрыться за скальным выступом.

– Я не вахурит, – устало произнес маг.

– Расскажи это нашим шишкам. А теперь поднимайся да пошевеливайся. Наверх тебя не потащат.

Мало что понимая, Ханнан все же поднялся на ноги. Пленителей стало уже не семеро – отряд грязных потрепанных горожан. Часть их выглядела точь-в-точь столичными оборванцами. Мусор подворотен, он везде одинаков. Прочие же… Маг нашел толстяка, чья борода была некогда умаслена и завита, детину с руками сильными, как у кузнеца, и тощего, как жердь, парня. Это было похоже на городской бунт, вот только кто и против кого бунтует?

– Иди поперед меня, – приказал главарь. – Да чтоб я видел! Даже не думай забежать вперед.

Ханнан думал лишь об адском жжении в запястьях. Не оглядываясь и не пытаясь спорить, он послушно зашагал вверх. Дорога свернула раз, другой – и прильнула к склону, открыв вид на притихший внизу Сакар. Даже в сумерках, стелившихся вдоль пыльных улиц, разрушения пугали. Больше всего досталось рынку и району святилища: от зданий остались обглоданные остовы. Пятна пожаров темнели и в Старом городе, в трущобах, ремесленных кварталах. Чище всего казался порт: огонь не тронул причалы и склады, вот только улицы опустели и казались давно заброшенными.

– Ну? Пошевеливайся!

Главарь ворчал и дальше, но спутанная борода заглушила ругательства.

– Что… боги, что там творится? – выдохнул чародей.

– После поговоришь, – откликнулся бородач. – Мое дело доставить тебя наверх.

Князья-пираты строили логово на совесть: они обошли скалу почти полностью, когда дорога, сузившись до череды вырубленных в скале ступеней, вывела их к воротам. Над стенами стелились жидкие струйки дыма: благо костров, а не пожаров.

– Оставайтесь здесь! – гаркнул за спиной мага вожак. – Слуги вынесут еду и воду. Если у кого какие нужды, скажите. Вам помогут.

– А жить-то где? – выкрикнул долговязый парень. – Ты обещал нам кров.

– Внизу охраняемые кварталы. Там беженцы. Вам скажут, где и как найти убежище. И дадут оружие.

– Они забрали мою дочку! Помогите мне!

– Кто это сказал?!

Ханнан уже привык к повадкам вожака, но даже он вздрогнул от рыка. Однако взрыва не последовало. Бородач углубился в толпу и беседовал с каждым. Люди усаживались: на камни, на ступени, в пыль, один пустил по кругу флягу, другой – делился орехами.

Сердце чародея забилось чаще. Пожалуй, сейчас… Он мог бежать. Сакар был как на ладони, со всеми своими дворами, улочками и закоулками. Всего лишь крупица силы. Но, боги, как же больно! Еще немного – и он сойдет с ума. «Ты опять лезешь льву в зубы», – сказал себе Ханнан. Но там, в крепости, он может узнать немного больше. И ждать осталось совсем недолго…

– Ты. Ты идешь со мной, – бросил возникший неподалеку вожак.

– Если смогу, – проворчал маг.

Его провели под низко нависшим сводом с образами Священной Троицы в ухоженный цветущий сад. Эта крепость была не из тех, что Ханнан повидал в поездках с прежним покровителем. Здесь бил керамический фонтан, перешептываясь с мраморным бассейном – домом странного вида цветастых ящериц. Здесь ветви аккуратно подстриженных деревьев клонились к вольерам с птицами, а над клумбами высились резные истуканы, напоминавшие с одного бока людей, а с другого животных.

Да, узурпатор умел жить красиво задолго до того, как стал Царем Царей. Невзрачная и неказистая, крепость князей-пиратов оказалась небольшим уединенным дворцом. Отличное место для загородной резиденции.

Вернее, было – циновки, костры и навесы разместились среди клумб и дорожек, строгого вида воины в кольчужных доспехах беседовали с людьми, похожими на городские чины. Закатное солнце горело в обилии металла. Все спешили и что-то делали: точили оружие, обихаживали раненых, тащили тюки зерна.

Ханнана толкнули раза два, однако перед бородачом в грязном балахоне люди расступались. Они направились к самой крупной башне, с взиравшими на двор высокими окнами. Над площадкой крыши черным пятном обвис вымпел Царя Царей. У дверей спутник остановился и заговорил с человеком в небогатом, но добротном кафтане. У чародея не осталось сил вслушиваться. Затем пленитель обернулся к магу и махнул рукой, приглашая внутрь.

В помещении было душно и дымно от обилия масляных ламп, но немноголюдно. Похоже на военный совет: за длинным столом расселись человек десять, было видно, что они привыкли приказывать. Ханнан вдоволь насмотрелся на таких и легко различал взгляды и жесты. Так ведут себя люди, уверенные, что за их спиной стоят мечники.

– Я привел два десятка, – с порога, не обращая внимания на беседы, провозгласил вожак. – Считайте, что это все. Больше за нас никто не встанет.

Разговоры на миг умолкли – и поднялись с новой силой: все говорили со всеми, каждый считал нужным пояснить сказанное. Ханнан, не в силах больше стоять, тихо опустился на колени. Гул голосов стучал в ушах, маг выхватывал из разговора отдельные слова, отчего происходящее казалось маскарадом теней.

– Если Мханéд говорит, что это все…

– Сколько людей у вахуритов?

– Какая разница? Им не взять крепость.

– Тихо!

Ханнан услышал стук кулака и поднял голову. Говорил старик, сидевший во главе собрания. Его лицо напоминало меловые скалы Зубов Аммат: такое же серовато-белое, неровное, изрытое трещинами морщин. Его ладони были маленькими, как у девушки или ребенка. Длинные, до лопаток, седые волосы, пришлись бы впору дервишу или проповеднику, но не члену Совета Достойных.

– Ты хотел что-то добавить, Мханед? Кого ты привел?

– Мой подарок достойным господам, – услышал маг. – Мы нашли его в трущобах, и этому не удалось сбежать.

Ханнан почувствовал, как сильные руки легли ему на плечи.

– Вахурит?

– Это вам решать. Он колдун, но не смог нам навредить. Твердил, что не жрец…

– Ха… Ханнан? – услышал вдруг чародей и поднял взгляд.

Он не всматривался в лица и только теперь заметил, что через два человека от старика сидит Такани. Точнее, теперь-то купец вскочил и подался вперед, пытаясь в тусклом свете разглядеть лицо.

Маг попробовал ответить, но голос не слушался.

– Это маг, о котором я рассказывал, – пояснил Такани. Он спешно выбрался из-за стола и почти бегом устремился к чародею. – Боги, что они с тобой сделали?

– Оковы… – сумел выдавить маг, протягивая вперед руки.

Все прочее он помнил с трудом. Боль стала такой, словно по нему проехалась запряженная быками повозка Царя Царей. Он тонул в тягучем и вязком меду: слова доходили с трудом, как сквозь клейкую массу. Такани дал знак, но Ханнан не видел, кому…

Очнулся он, когда было уже темно. За окном неумолчно плескались волны, а из двора крепости слышалось пение. Старинная военная баллада. Неизвестный пел о том, как повергнет врагов и вернется с добычей, положив ее к ногам возлюбленной.

«Глупец, – подумал чародей. – Те, кого ты намерен втоптать в пыль, – чужие враги и, может статься, что втопчут тебя. Комара, жужжащего за чужое дело».

Боль ушла. Он поднял руку к лицу, проверяя, остался ли браслет, но в тот же миг услышал шелест одежд. Кто-то сидел подле постели и ждал, когда он придет в себя.

– Господин… – послышался женский голос. – Господин!

По стенам заплясали тени – в комнату вошли, неся масляную плошку.

– Проклятая традиция, – ворчливо произнес Такани. – Как ты объявился, я только и делаю, что жду, пока ты оклемаешься.

– Радуйся, что ты не на моем месте, – в тон ему ответил маг. – Я вижу, вы сняли браслеты?

– Мы не совсем остолопы. – Купец подошел к окну и распахнул ставни, впуская в комнату соленый запах моря и звуки струн. – Если ты бормочешь «оковы», а на тебе ошейник, и ты валишься на пол… – Он усмехнулся. – Лучше?

– Гораздо!

Чувствовать себя без пут было и впрямь замечательно. И дело даже не в жгучей боли – Ханнан уже забыл, каково это: жить без слабости, как после месяцами продолжавшейся хвори. Его магия только восстанавливалась, но истощение, напоминавшее, что путы минута за минутой пьют жизненные силы, ушло.

Маг резко сел, с удовольствием потянулся, чувствуя напряжение мышц во всем теле, и одним быстрым движением встал на ноги.

– Я вижу, – без воодушевления отметил купец. – Тебе бы столько энергии да в прошлом.

Ханнан не слушал его. Оттеснив торговца, он высунулся в окно и полной грудью вдохнул ароматы ночи. Порыв ветра на мгновение приглушил звуки песни, но с настойчивостью трагического хора те вновь вернулись в тишину комнаты. Чародей вздохнул. Отвернулся от окна.

– Когда меня сюда вели, я думал, что снова иду в пасть ко льву. Я был прав?

– Что ты, что ты! – Такани замахал на него руками. – Здесь все свои. Единомышленники. Наб… это тот старик, ты видел – он член Совета Достойных. Их здесь еще пятеро, несколько купцов, хлыст гарнизона…

– Довольно. – Ханнан одним словом прервал торговца. – Я понял, куда угодил. Что произошло?

– Ты… ничего не знаешь?

– В застенках не рассказывают сплетен.

– Ох… – Такани враз помрачнел и осунулся. – Все случилось на следующий день, как ты ушел. Мой вечер ушел на встречи, а ночь я провел у Фарсов, ты должен их помнить…

– Наверное, это тебя спасло, – негромко заметил маг.

– Знаю. Воины, которых привез Кийяз… Ну эти, одетые как Черные Братья – на следующий день они были повсюду. Не знаю, что он там себе думает… В палате Совета и после, на площади, жрец размахивал грамотой. Вроде как наместник даровал ему власть над городом, чтобы разбираться с магами по своему усмотрению.

– И как посмотрели на это твои дружки?

– Кто как… – Такани пожал плечами. – Кто поизворотливей, побежал целовать ноги. Надеются повыше подняться при жрецах. Наиб… он здесь самый старый и влиятельный. Ему было, что терять. Он тут же, в кутерьме, рванул в крепость. Гарнизон-то наш отдельно от города, им что Совет, что вахуриты… Но у старика и тут нашлись друзья.

– А кто этот нищий, что меня привел?

– Ну, о Наибе давно говорили, что город – его паутина. У него всегда были банды молодчиков. Ну вот, он поднял гарнизон, своих бандитов, собрал, кого мог, и назвался подлинной властью.

– Постой, это что же… весь хаос, погромы, уличные бои… Я думал, в Сакаре бунт, а выходит, один человек не захотел терять власть?

– Как видишь, я тоже здесь, – надулся Такани. – Не один, были и другие… примкнувшие. Но получается так. А что, бывает иначе? Богач подумал свое, вельможа свое, каждый меряет своим локтем и упрется бараном… а потом глядь – через луну уже тысячи трупов. Разве не все смуты так начинаются?

– Простые горожане тоже разделились?

– Я не знаю, не знаю… – купец выглядел не просто растерянным – несчастным. – Боги, Ханнан! Они убили Захита! Я ничего не мог сделать: сидел взаперти в чужом доме, пока на улице лилась кровь. Когда мы прорвались в Старый город, все было кончено.

Чародей напрягся.

– Что с Яваной?

– На девчонке ни царапины! Она сбежала, пряталась, пока мы не пришли. Боги, лучше бы зарубили ее!

Ханнан понимал, что слова здесь бессильны, и просто молчал. Наконец торговец скривился.

– Прости. Проклятый старик, он должен был поступить так же! Так нет, торчал в воротах и перечил, пока пес не достал меч и рубанул!

– Мне очень жаль, – тихо проговорил маг. – Ты помнишь, я тоже знал его с детства.

– Знаю… – Такани без сил опустился на кровать. Его пальцы бездумно теребили кисти на концах дорогого, но потрепанного кушака. – Вот так и тянется, уже девять дней.

– Почему тот бандит назвал меня вахуритом? – чтобы отвлечь его, спросил Ханнан.

– У них есть маги. Куда больше той четверки в масках. Они пробираются к нам под видом беженцев. В первый раз наших полегло две дюжины – и только воинов, горожан даже не считали. Я и сейчас зуб дам, что внизу, в кварталах беженцев, крутятся их лазутчики… Послушай, как такое возможно?

Чародею оставалось лишь скрипнуть зубами в бессильной злости.

– Вахуриты, бесово отродье… Да, у них есть маги. Больше, чем ты думаешь!

– О чем ты?

В глазах купца зажегся огонек страха.

– Все дело в нашей истории, – тяжело вздохнул Ханнан, – истории магов. Споря с ревнителями, мы твердим, что маги были всегда, что мы – часть естественного порядка. На самом деле это не так. До Завоевания о нас никто не слышал, а Круг основали уже после хаоса.

Такани нахмурился, теряя терпение.

– Помнишь, в век легенд боги являли чудеса?

– Как не помнить, – поморщился Такани. – Так давно, что уж ничего не проверишь.

– Так вот, не было никакого века легенд. Если верить Кийязу, все чудеса – простое колдовство, только детей с Даром раньше искали храмы, а не Круг, и свою магию они творили от имени богов… Не знаю, сам он догадался или сопоставил храмовые хроники.

– И что теперь?

– Ну, похоже, он намерен восстановить естественный порядок, как ему это видится. У жреца уже есть источник силы: под храмом, под прежней обителью. Их всего горсть на все Царство. И еще – пятнадцать лет в южных пределах рождались маги. Кийяз предложил мне сосчитать, сколько чародеев наберется в пятой части страны и какое войско за ним стоит. Не думаю, что такое большое, и их некому обучать, но… – Ханнан умолк. Продолжать не хотелось.

– Боги… – Лицо Такани застыло в гримасе страха. – Это же… Ты должен сообщить в Круг!

– У меня недостает сил, если ты забыл.

Ханнан досадливо поморщился и отвернулся к окну. Там, раз за разом штурмуя подножие утеса, шумело море. Равнодушное ко всем войнам, магам и готовое принять сколько угодно крови. Порт был пуст и темен, даже странно было видеть его без протянувшихся вдоль причалов огней.

– Какая-нибудь галера не станет заходить в гавань, когда на борту увидят, что здесь творится… и понесет весть дальше, в другие города и столицу. Или это будет караван, а не галера, – задумчиво сказал Ханнан. – Вы ведь уже послали гонца?

– Да, но мы не можем ждать столько времени!

– Послушай, в прошлый раз хватило ночи, чтобы сжечь обитель, – возразил маг. – И там сидели не эти недоучки, а полноправные маги. В чем дело теперь?

– Кийяз привез с собой войско…

– Значит, пошлите еще одного гонца!

– Что значит «пошлите»? Ты что же, будешь сидеть, будто тебя это не касается?

– Мое дело – убить жреца, – отрезал чародей. – Без него некому строить новый Круг. Ни защищать старый, ни воевать за тех, кто сжег обитель, я не хочу.

– При чем здесь обитель? – вспылил Такани. – Обитель то, обитель это… Ты что думаешь, мы носились с факелами и грабили поместья?

– Я думаю, твоему Наибу плевать на все, кроме власти. А еще я думаю – вахуритов ненавидят, потому что они оказались магами.

– Ты не был здесь все эти годы! Да, у них есть последователи, но и противники тоже были. Всегда!

– Я устал, – просто сказал Ханнан. – Я всю жизнь с кем-нибудь боролся. И каждый раз был всего лишь пешкой. Фигуркой на доске. Все, что я хочу, – поквитаться с ублюдком и забрать девочку.

– Все не так просто, колдун…

Похоже, они оба вздрогнули от звука голоса. Света единственной лампы едва хватало на них двоих, так что двери и дальняя сторона комнаты терялись в тенях. Наиб выступил из них как призрак.

Даже в хаосе последних дней он умудрялся сохранять достоинство. Его длинные волосы были умащены, кафтан щедро расшит, а в руках было опахало от мошкары на костяной ручке. За его спиной Ханнан разглядел застывших по сторонам от входа телохранителей.

– Я не привык подслушивать. По крайней мере, сам, – тонкие губы старика изогнулись в подобии улыбки. Усевшись в кресло, он закончил: – Но ведь тебя нашел Мханед, значит, ты и моя находка. А я привык присматривать за всем, что меня касается.

– У… тебя… неплохо получается. Занимайся этим почаще.

Ханнан замялся, подавив уважительное «вы». Ему не нравился этот старик. Крохотный, но властный, он и впрямь напоминал паука, засевшего в середине клейкой ловушки.

Словно прочитав его мысли, Наиб поднял руку.

– Обойдемся без уколов. Нам нет нужды друг друга любить. Что тебе нужно, чтобы связаться с Кругом?

– Ты можешь помочь?

Наиб взмахнул опахалом, отгоняя невидимую мошку.

– В роду аби-Тайсров было двое глав обители – той самой, что ты поминал. Достаточно давно, чтобы никто не вспомнил после резни, но их инструменты остались. На случай если в нашем роду вновь пробудится Дар.

– Мне нужен резервуар силы, – нехотя ответил Ханнан. – Это может быть что угодно: силу хорошо хранят естественные кристаллы, кости некоторых животных. Это могут быть рукотворные безделушки, если зачарованы должным образом.

– За пять поколений сила выветрилась, сколько бы ее ни было. Если дело лишь в этом, думаю, тебе нужна девочка. Она не умеет ничего, но силы в ней хоть отбавляй.

Для простого смертного старик слишком хорошо знал законы магии.

– Предлагаешь присосаться к ней, как кровопийца?

– Ты сам решишь, как кто ты будешь… присасываться, – Наиб усмехнулся. – Девочка пригодится для защиты крепости, я не жду, что ты выпьешь ее до дна. Заодно повидаетесь, разве ты хотел не этого?

– Уж не подвергать ее опасности ради тебя и других, поднявшихся после резни.

– Ты должен попробовать! – с жаром вставил Такани.

– Ты не уедешь, пока с угрозой не будет покончено, – Наиб поднялся. Его маленькое лицо было белым, как костяная маска, и ничего не выражало. – И я не дам тебе, нашему единственному магу, рисковать собой. До тех же пор.

– Вашему? – ядовито переспросил Ханнан. Наиб не обратил на него внимания.

– Я пришлю девочку к утру. Чем лучше она отдохнет, тем скорее вы осилите Зов. Советую тебе сделать то же самое.

Чародей хотел бросить гневный ответ ему в лицо, но понял, что кипевшие в нем чувства испарились. Не осталось ничего: ни гнева, ни горькой злости на Круг, не сообщивший свои истинные цели… ни даже страха. Не дожидаясь ответа, Наиб развернулся и вышел. Все слова, что мог сказать чародей, застряли в горле. Они не были нужны никому: ни старику, ни Такани. Ни ему самому.

Должно быть, главная подлость беды – в ее неожиданности. Никогда не знаешь, когда беда уже кружит неподалеку, когда навалится всем своим гнетом. Знай заранее, что в этот день, этот час твой дом сожгут или воины очередного владыки изобьют и ограбят тебя на собственном пороге, – от беды можно хотя бы уйти. Впрочем, тогда это уже не беда, а опасность, которую можно избежать.

Так говорил старина Амир…

Видать, он тоже ошибался, потому что ощущение надвигающейся беды преследовало мага с рассвета. Что-то враждебное, выжидающее чудилось в тяжелом воздухе, даже мухи – и те гудели по-особенному громко и зло. Чародей вспомнил, что в древних хрониках эти месяцы, самое знойное время года, назывались не «сезон солнца», а «сезон раздоров».

Вопреки обещаниям, Наиб прислал девочку вовсе не к утру. Солнце успело вскарабкаться высоко, так что тень от крепости едва накрывала ступени у ворот. Впрочем, чародей не обольщался: паук надеялся выжать из нее побольше. Когда она вошла, Ханнан вновь подивился сплаву опаски и наглости, что въелся в каждый ее жест. Она хотела ступать уверенно и задирала нос, но неловкие движения и глаза выдавали страх.

– Я думала, тебя убили, – с порога брякнула Явана.

Против воли маг улыбнулся ее прямоте.

– Были дни, я тоже так думал, – ответил он. – Садись. С тобой хорошо обращаются?

– Да. То есть нет… – Явана устроилась на кровати и поджала ноги. – Они заперли меня и не выпускают в крепость.

Сказать ей, что он тоже был в плену? Напомнить, что все это – для ее безопасности? Нет, ни к чему пугать ребенка. Впрочем… чем ее испугать после всего, что она видела?

– Сейчас… настали темные дни, – осторожно сказал Ханнан. – Тебя охраняют и берегут.

– Я могу за себя постоять, – задрала подбородок девочка. – Ну или удеру.

– Это правильно, – чародей потрепал ее по колену. – Это самое правильное, что я могу посоветовать.

– Еще меня приводили к старику, – вспомнила Явана. – Он расспрашивал о силе, очень долго. Я не стала говорить, что ты рассказывал.

Ханнан лишь усмехнулся.

– Он и так все знает. Его предки руководили обителью, где жил твой дед. Когда-то. Это было давно.

– Он тоже маг?

– Нет. – Боги, как непросто возиться с ребенком, который ничего не знает. Ханнан вздохнул. Возиться с ней ему предстоит еще очень долго. – Он не маг, просто разбирается в этом. Те люди, что вломились в усадьбу, – это вахуриты, они искали тебя. Сейчас они пытаются захватить власть в городе, и старик хотел, чтобы ты помогла их одолеть.

– Но я же ничего не умею!

– Может, оно и к лучшему, – успокоил ее Ханнан. – Этот человек не друг нам… Я хочу, чтобы ты знала. Когда убивали твоего деда, он или стоял в стороне, или сам участвовал. И выиграл от резни. Он занял место вашей семьи.

– Кто же тогда наши друзья?

Чародей помедлил с ответом.

– У магов нет друзей, кроме нас самих. Послушай… – Ханнан взял ее руки в свои и нашел ее взгляд. – Когда твой дед отыскал меня, я был уличным мальчишкой, таким, как ты. Я помню, что это такое. Один норовит пырнуть тебя ножом и отобрать еду, а другой бросит кусок лепешки. Но ведь ты понимаешь, что тот, кто тебя накормил, – не пустит в свой дом? Они… не друзья.

– Мы что, не будем ему помогать?

– Будем… Сейчас у нас общие враги. А когда все закончится, мы уедем в столицу. Подальше от этого места.

– Это хорошо, – протянула Явана. – Я вспомнила тебя, когда пришли… эти люди. Сначала это была игра: магия и ты. И тот красивый дом.

– Те, кто пытался изнасиловать тебя в порту, не были игрой, – твердо ответил Ханнан. – И то, что ты их убила, – тоже.

– Я поняла. Я просто… так казалось. А потом пришли эти люди и начали убивать, – она вздрогнула. – Там были двое в масках. Они даже не звучали. Они гудели, знаешь, как гром?

– Да, это очень могущественные маги. Они искали тебя. И других.

– Я так и подумала. – Девочка уткнулась лбом в колени, ее голос стал глухим и далеким. – Я сбежала, но они все равно меня видели. Я слышала… как они смотрят. Далеко убежала… Тогда я тебя вспомнила и решила, какая ж я дура… Я… думала, тебя убили.

– Ну-ну, все в прошлом. – Ханнан сел рядом и обнял ее за плечи. – Все в прошлом. Я сам был в плену, но теперь мы здесь и вокруг целая крепость. Им… не победить всех солдат. А если мы с тобой постараемся, то им будет еще тяжелее. Я ведь обещал увезти тебя. Я покажу тебе все-все! Базары, большие, чем весь район гаваней, и Царские ворота, и столичные цирки. Я еще сделаю тебя знатной дамой! Все… все будет хорошо.

Явана наконец подняла голову. Ее глаза слегка увлажнились, но все же она не плакала. Это радовало. Боги, когда-нибудь она еще свернет горы!

– Но сперва мы должны немного поработать. Ты ведь не против поучаствовать в моей магии?

– Какой?

В любознательности девочке не откажешь: все еще влажные, ее глаза уже загорелись любопытством.

– Мы с тобой будем звать Верховного мага. У меня одного не получилось, но с твоей помощью… я думаю, мы сможем поговорить, хотя мы тут, а он живет в столице.

– А что я должна делать?

– Почти ничего… – Сбросив сандалии, Ханнан забрался на кровать рядом и сел поудобнее. – Сейчас я войду в твое сознание, вот так…

Девочка вздрогнула и выдернула руку из его ладони.

– Я сделал тебе больно?

– Н-нет… Я почувствовала… как будто ты внутри.

Ханнан усмехнулся.

– Да, это необычное ощущение. Но в нем нет ничего страшного. А еще так можно говорить, не раскрывая рта.

Он протянул ей руку ладонью вверх, и Явана вложила свою ладошку в его.

«Слышишь меня?»

Обычные люди не умеют фокусировать мысль, но девочка была талантлива. Ее «Слышу» отдавалось эхом и звучало словно из-за двери, но было отчетливо.

«Сядь так, чтобы было удобно, и закрой глаза. На время мы погрузимся в себя».

Не покидая ее сознания, маг поднял веки: Явана прикусила губы, так старательно выбирала по-настоящему спокойную позу. Неровно подрезанная каштановая прядь упала на лоб. Ханнан улыбнулся.

«Я буду брать твою силу. Ты почувствуешь… как будто что-то вытекает из тебя. Но это не обязательно плохо: ты тратишь силу с любой магией. Я не заберу у тебя много».

«А я буду слышать ваш разговор?»

«Будешь, – заверил ее чародей. – Но сама говорить не сможешь: ты и не умеешь, и… так будет лучше. Поверь мне. Ты согласна?»

Маг почувствовал ее согласие еще до того, как она сказала «Да».

Его сила почти восстановилась, ее же – как у всех юных, не управляющих собой магов – кипела и бурлила. Хватит ли этого для Зова? Чародей дал себе зарок не приближаться к опасной черте, что бы ни требовал Наиб. Однако он не успел закончить «Газван, ученик Ламеха», как перед внутренним взором сложился образ. Чувствуя впечатления Яваны, Ханнан увидел Верховного ее глазами: небритый, всклокоченный, в ковве, которая шла его солдатской внешности, как гиене павлиний хвост.

– Ханнан? Титьки Исáты! Я думал, что потерял тебя!

– Не вы один, мудрый.

– Я посылал Зов дюжину раз! – Первый осекся, и взгляд его стал настороженным. Яване вспомнился старый волкодав, живший в порту, – и как тот водил носом, почуяв новый запах. – Кто с тобой?

– Девочка. Юный маг для Круга. Без ее силы я не могу до вас дотянуться.

Образ становился ярким и выпуклым: все больше подробностей проступали из серой пустоты, точно из тумана. Верховный стоял на балконе в своих покоях – должно быть, вышел, услышав Зов. Ханнан дал девочке увидеть расшитые занавеси за его спиной, и массивные каменные перила, и город внизу. По каналу под стенами обители медленно двигалась выкрашенная яркими красками баржа.

– Ты мне не отвечал, – в голосе Верховного послышалась горечь. – Я послал людей на поиски. Четверо. Они будут в Сакаре… уже через восемь дней.

– Должно быть, вас блокировал источник. О котором мне ничего не сказали!

– На то были свои причины.

– Может быть, – в иных обстоятельствах чародей поспорил бы. Быть может, он еще предъявит Кругу счет – но не сейчас, когда на пререкания уходят силы девочки. – Во всяком случае, сейчас источник в руках вахуритов. Я девять дней провел в их темнице, и, похоже, чтобы блокировать Зов, их умения хватит.

– Вахур, – протянул старый маг. – Это плохо. Это… Погоди! Блокировать Зов?

Ханнан начал свой рассказ, размеренно и отрешенно, стараясь держать боль и одиночество последних дней как бы за стеклянной стеной. Это было необходимо – и для него, и для девочки. Но, как он ни старался, маг понял, что Явана слышит: отголоски его чувств, его мысли о силе, что им противостоит, и неуверенность в победе. И, главное – то, что он не знает, что делать. Весь месяц он метался из угла в угол, как крыса, угодившая на свет: обезумев от страха, тычась носом в стены и не зная, где найдет нору. Была ли то его мысль? Девочки? Он не знал…

Когда маг закончил, Верховный молчал несколько долгих, томительных мгновений.

– Я… понял тебя, – медленно протянул он. – Я…

Ханнан почувствовал вдруг, что его тянет назад: в осажденную крепость, в крохотную комнатку в чреве главной башни.

– Я свяжусь с теми, кого послал, и потороплю их, – говорил Первый. – Когда они приедут… перебросим еще…

Мага настойчиво тормошили, звали из той жизни, где был балкон, прохладный утренний бриз и солнце на куполах. Голос Первого долетал обрывками, словно ветер сдувал слова прочь. «Царь Царей», слышал Ханнан, «при дворе», «обитель», «в южные пределы» – но составить из клочков фразу было невозможно.

– Что? – выкрикнул он в пустоту, которая стала затягивать старого мага. – Что вы говорите?

На краткий миг Верховный вновь возник отчетливо и ярко.

– Это все, что я могу сделать. А сейчас иди, тебя ждут, – сказал он и разорвал связь.

Ханнан вынырнул навстречу духоте, мухам и настойчивому голосу, требующему:

– Так тебя и растак! Сделай же что-нибудь!

Чародей открыл глаза. Девочка сидела напротив, еще не отойдя от новых ощущений. На мгновение их взгляды встретились, и он сжал руку Яваны, обещая поддержку и защиту. Но сделать большее не успел – над ними раздался спокойный голос:

– Не суетись. Вот и наш маг уже вернулся к нам.

Наиб обернулся к Такани, который мерял шагами стену вдоль окна.

– Ну? Что говорит твой Круг? – Торговец бросился к чародею, его жирные щеки тряслись.

– Почем мне знать? – со злостью выдохнул Ханнан. – Ты вырвал меня из разговора! Я ничего не слышал, потому что ты тряс меня, как гранат! Я сколько раз твердил: не вмешивайся в чары!

– Я говорил твоему другу, чтобы он оставил тебя в покое, но он меня не слушал. – Взгляд Наиба был острым и колким, словно паук всматривался, не скрывает ли чего чародей. – Но у него был хороший повод. Вахуриты… кажется, они вот-вот начнут штурм.

Недоброе предчувствие накрыло мага с головой. Это было неправильно, глупо, но чародей чувствовал, как по спине течет холодный пот и кровь бухает в висках, точно тамтамы.

– Верховный… уже выслал подмогу, несколько дней назад. – Сейчас было не время для раздражения, и Ханнан вдруг понял, что они с жадностью ловят каждое его слово. – Четверо магов, будут через несколько дней. Когда прибудут, мы откроем Врата… перебросим еще… Но до тех пор нужно ждать. Выстоять.

Он увидел, что помимо двух достойных в комнате полно народу. Здесь были воины в блестящих доспехах, и богачи, и простые люди.

– Мы попробуем, – сказал Наиб. – Ты нужен нам на стенах.

Держа Явану за руку, маг чувствовал, что девочку сотрясает крупная дрожь. Она не оправилась от его переживаний, и царивший в комнате страх лишь усугублял ее состояние.

– Сейчас, – Ханнан отвернулся от Наиба и склонился к девочке. – Ты можешь остаться или пойти со мной. Взаперти ты будешь в безопасности. Со мной… я постараюсь защитить тебя, но ни в чем нельзя быть уверенным.

– Я с тобой! – тут же выпалила она. Поняв, что одного ее желания мало, Явана затараторила: – Я могу помочь. Вот как сейчас. Только я с тобой! Не хочу оставаться одна!

– Хорошо, – просто сказал маг. Его уже тянули прочь, и ему ничего не оставалось, как тащить ее следом.

Чародей не видел войны и войск, кроме как на смотрах, так что открывшееся взгляду производило впечатление. Мнимые Черные Братья отряд за отрядом взбирались по дороге, растянувшись в темную, поблескивавшую металлом змею. Они шли слаженными квадратами, и первые ряды подняли тяжелые круглые щиты, такие же вороненые, как доспехи. Большего с верхней площадки башни было не разглядеть, но хватало и этого.

– Со стен мы разделаемся с каждым отрядом по очереди, – сказал аристократичного вида мужчина с тонкими чертами лица. – На что они надеются?

– На магию, – заткнул его Наиб.

– …приводящего в трепет, Хáрса священного, защитника всех, – бормотал молитву богато одетый жирдяй. – О, снизойди, всеблагой, справедливый… Смилуйся и ниспошли…

– Успокойтесь! – повысил голос маг.

Сперва он поднял руки и воздвиг вокруг крепости мерцающий купол. Чародей ловил нити силы, сплетал их в сети мановением пальцев. Если ему не взять силой – может, на его стороне будет мастерство?

– Я знаю Кийяза, – громко проговорил он, когда закончил. – Жрец старый циркач и манипулятор. Он знает, как унижать и подавлять волю. Именно этим он сейчас занимается!

Маг поднял голос еще выше, чтобы его слышали не только собравшиеся на площадке башни, но и те, кто был внизу, во дворе. Он даже впустил в свои слова каплю силы, заставив их звучать громче и отдаваться меж стен.

– Вы увидите, он попытается вас запугать. Отнеситесь к этому, как к представлению. Вахуриты опасны. Но не слаженностью, не числом, а колдовством. А против их колдовства у нас есть своя магия. Настоящая чистая магия – та, что защищала Царство веками!

Снизу раздалось бряцанье мечей о щиты. Кажется, люди во дворе его поддерживали – Ханнан не видел, он стоял спиной к ним, обратив красноречие на городские чины.

– Помните, что вы деретесь не за магию и не против жрецов! Вы деретесь за себя. За свой город. За то, чтобы жить, как вы привыкли. Поэтому, несмотря на прошлое, магия сегодня с вами. Потому что это наше прошлое. Не дайте Кийязу запугать вас! Иначе мы потеряем всё.

Он умолк, заглушенный криками снизу. Богачи откликнулись более вяло, но, кажется, и они приободрились. Большего ему и не нужно. Пока солдаты занимали свои места, маг взял девочку за руку и притянул ближе, чтобы та не потерялась в суматохе.

– Да ты оратор… – Такани был бледен, но вроде не собирался лишаться чувств от страха. – Не удивлюсь, если потом тебя начнут носить на руках. Если выживем, конечно.

– Поглядим, – Ханнану не хотелось заглядывать в будущее. – Где ты будешь? Я должен знать… что защищать, в случае чего. И что спасать.

– Рядом с Наибом и хлыстом гарнизона. На стенах, в главном зале… где придется. Мы не будем путаться под ногами. Все равно хлыст не знает, какие приказы тебе отдавать, – купец усмехнулся.

– Я буду здесь, мне нужно видеть врага, – ответил Ханнан. – Если что, посылайте за мной.

Когда торговец ушел, он закрыл глаза, ощупывая вражеское войско колдовским чутьем. Первый шахва был совсем близко, в одном из передних отрядов. Ниже по склону наступала ударная группа, и с ней два Искалеченных, последний шел следом, его отряд только взбирался на утес. Погрузившись глубже, маг попробовал сосчитать колдунов-вахуритов, но сбился на третьем десятке. Создавалось впечатление, что жрец все подготовил и стянул в город как можно больше обладателей Дара.

– Мы… мы победим, правда же? – спросила Явана, стоило ему вернуться. Она послушно ждала и не мешала. Лицо ее было серьезным, и ей так хотелось услышать слова утешения.

– Не знаю, милая, – честно ответил Ханнан. – Если б только жрецы-колдуны… Но шахва, эти люди в масках, они очень сильные маги. Сильнее меня. И их четверо.

Девочка промолчала. Она все поняла и не стала спрашивать, что теперь делать.

– Не бойся. Мы можем за себя постоять, – чародей сжал ее руку. – В крайнем случае, удерем. Только мы двое.

Его прервал голос, разнесшийся над крепостью: глубокий, низкий и раскатистый, как гуляющий над крышами гром.

– Ты устал от жизни, Ханнан? Гарнизон летнего дворца против всех магов южных пределов. Ты сказал друзьям, что Круг спасет тебя, но не их?

Началось… Чародей с удовольствием отметил, что Кийяз намеревался оглушить крепость, но по неопытности не знал, как обойти щит. Слова долетали из-за стен: гулкие и едва слышные, и этот промах вселял надежду.

Что ж, Ханнан знал, что жрец не явится без спектакля. Он хочет драмы? Он ее получит.

Чародей соткал образ прямо над воротами, чтобы его видели осажденные. Свет, исходивший от призрачного тела, слепил глаза, скрывал детали фигуры и одежды. Будь он простым смертным – решил бы, что видит полубога, вставшего на защиту стен.

– Ты изрыгаешь ложь с каждым словом. Раньше ты много вещал о магах, но имел в виду власть над городом. Что ты имеешь в виду теперь?

Голос жреца исходил из самого воздуха, но Ханнан разглядел, где укрывается Кийяз. Увы, слишком далеко: окруженный свитой жрецов, он был у основания утеса, в приютившихся под его сенью домах. Чародей не удивился бы, узнав, что на простенькие трюки со звуком потребовалась свора вахуритов. Увы, горожанам этого не объяснить. Впрочем…

– На что ты надеешься? – не дожидаясь ответа, продолжил маг. – Ты прячешься, как крыса в подполе. Ну, выйди же на свет! Или вы слишком заняты? Дюжина колдунов, чтобы устроить представление с голосом, так?

– Всяко больше тебя одного! – В голосе жреца Ханнану почудилось беспокойство, и маг сказал увереннее:

– Ты плохо муштруешь лазутчиков, жрец. Я не один.

– Вранье!

Похоже, маскарад пошел не так, как предполагалось, в таких играх нельзя отрицать слова противника – только нападать. Видимо, жрец тоже это понял, поскольку заговорил о другом:

– Еще не поздно отступиться, маг из Круга. Ты знаешь, я не люблю убивать… – Ханнан хохотнул, однако жрец возвысил голос:

– Совет Достойных! – выкрикнул он. – Сейчас я обращаюсь к вам. Я десять дней наблюдал вашу силу. Сегодня я решил показать свою. Но я не ищу кровопролития. Мне нужен мир и порядок в Сакаре. Я знаю, это решение не может быть принято сразу. Я дам три звона на размышление.

– Ты преступник, Кийяз, – отчеканил маг. – Не тебе выдвигать условия: ты колдун, и твою участь решит Царь Царей.

Маг знал, что Кийяз ответит, но укрепил щит, так что тот выблеснул над стенами и заглушил слова жреца. Когда сияние потухло, призрак над воротами исчез, и последнее слово осталось за ним.

Теперь уже обычным зрением чародей видел: передние отряды начали составлять защитный строй. Похоже, жрец и впрямь намерен ждать три звона. Но что они делают? Тот же вопрос задала Явана, потянув чародея за рукав.

– При дворе это называется за-каламя, – ответил Ханнан. – На языке степняков, что принесли обычай, «битва зачехленных клинков». Его цель – посеять сомнение, страх, надломить волю.

– Он правда пощадит нас?

– Нас нет, – отрезал чародей. – А простых горожан… кто знает? Если заметила, я тоже немного, словами, пошатнул их ряды, упомянув, что не один. А еще, что они идут против Царя Царей.

– Он сказал, что Круг спасет нас, а богачей нет.

Девочка быстро выделила из беседы главное.

– Маги Круга прибудут через восемь дней, – напомнил чародей.

– Я помню.

– Видно, хотел посеять раздор между нами и друзьями-богатеями, – предположил Ханнан. – Скоро от них придет посыльный. Ясное дело, они там совещаются.

Он уселся прямо на камень крыши, прислонившись спиной к обветренному зубцу.

– Мы не пойдем вниз?

– Нельзя. Я должен следить за их магами. Подождем, пока достойные явятся сами.

Девочка выглядела разочарованной.

– Я буду на грани яви и колдовского сна. Пожалуйста, посиди тихо, – попросил чародей. – Если что, буди меня. Будь внимательна: сейчас ты такая же защитница, как я.

Приободренная, Явана отправилась к противоположной стороне площадки. Ханнан закрыл глаза и сосредоточился.

Девочка права: Наиб со свитой могут подумать, что он бросит их когда захочет. Могло бы это подтолкнуть их к переговорам? Да нет, зачем им делиться властью? Если только они не догадались, что жрец куда сильнее его… Маг ожидал, что вот-вот появится мальчишка, призывающий его пред светлы очи, – а то и Такани, который, пыхтя и отдуваясь, взберется на крышу.

Однако ни того, ни другого не было. Черные Братья тем временем подтягивались к крепости, вот только обладатели Дара отступили в тыл, скрывшись от колдовского чутья. Что они задумали? Ханнан поймал себя на мысли: он не знает, что замышляют вахуриты или что бы сделал на их месте он сам. Воинское дело было последним в списке его интересов.

Минуты тянулись мучительно, складываясь в треть, половину… должно быть, уже и целый звон. Временами выныривая в большой мир, маг отмечал, что Явана вглядывается в город внизу. На стенах застыли солдаты. Проклятье, куда запропастились купцы? Не могут же они и в самом деле обсуждать предложение патриарха!

Жрец тоже вел себя непонятно. Зачем ему переговоры, ведь на его стороне преимущество? Если только… Пораженный внезапной мыслью, маг нырнул глубоко в транс, ощупывая пространство вокруг крепости и дальше, дальше – охватывая большую часть города. Так и есть: укрытый пластинами колдовского металла, источник оставался невидим, но теперь-то он знал, где искать. Нечто… зрело там, маг еще не мог понять, что, – но предчувствие, подававшее голос все утро, било в набат.

Ханнан вернулся в настоящее, вынырнув навстречу посыльному от купцов.

– Быстро! – выдохнул маг, поднимаясь на ноги. – Беги к своим! Скажи: жрец вот-вот использует источник! Скорей же!

Юнец явно колебался.

– Достойный Наиб хочет…

– Нет времени! – оборвал его Ханнан и вдруг содрогнулся от боли. Кийяз нанес удар.

На мгновение в глазах помутилось, и он услышал, как стучит в висках кровь. Голос юноши исказился и потонул в реве – словно бы прибоя в шторм. Не в силах противостоять сокрушительной силе, маг чувствовал, как расползается его щит, поддаваясь давлению чужих чар.

Кончилось все так же быстро, как и началось.

– Что? Что такое?… – Явана уже была рядом, склонилась над внезапно ослабевшим чародеем.

Не тратя времени на объяснения, Ханнан схватил ее за руку и потянулся вниз, ища в скоплении людей Такани. Он должен быть там… С ее помощью он может сказать купцу…

Внизу царил хаос. В этот раз вместо сутолоки чувств и мыслей Изнанка отражала лишь одно ощущение – боль и лишь одну мысль – ужас.

– Такани! – взвыл Ханнан. Кажется, он даже кричал в голос. – Боги, отзовись же… Такани!

На мгновение ему показалось, что купец рядом, что слышен запах розовой воды – а потом наступила темнота.

– Он мертв, – тихо сказал Ханнан, вернувшись. Малец из челяди смотрел на него огромными от страха глазами.

Тишина во дворе продолжалась недолго – двери главного зала с треском слетели с петель и загремели по ступеням. Поверх них, ступая прямо по створкам, потекли захватчики: вперемешку Братья и жрецы. Казалось, воздух задрожал от криков удивления и боли. Только теперь, когда солдаты заметались, а часть начала спускаться во двор, на стены полетели крючья.

Один из жрецов послал в укрепления копье магической силы. Верх стены взлетел в воздух в фонтане каменного крошева, лучники посыпались вниз, точно тряпичные игрушки. Ханнан направил чары на колдуна, и выломанные створки вспыхнули под ногами нападавших. Через мгновение несколько жрецов добавили свои голоса в общий хор. Одни катались по земле, другие метались и натыкались на соседей, обезумев от боли, – однако ничто не помогало сбить пламя: оно перекидывалось на новые жертвы, треща весело и зло.

Ханнан ударил вниз кулаком воздуха, смяв еще нескольких противников, но его щиты вновь затрещали. На сей раз это были шахва. Едва обученные жрецы теперь не скоро оправятся от переброски отряда в сердце крепости.

Вцепившись в руку Яваны, маг зажмурился. Он нашел их: трое Искалеченных скрылись за поворотом дороги, вне прямой видимости от ворот. Взявшись за руки и почти соприкасаясь уродливыми масками, они застыли, точно отрешившись от бегущих мимо людей. Чародей взорвал скалу под их ногами, но давление на щиты ослабло лишь на мгновение. Окружив себя коконом силы, шахва парили в воздухе, не обращая внимания на разверзшееся вокруг пекло.

– Мне нужно немного твоей силы.

Ханнан сжал плечо юноши, но тот вывернулся, шарахнулся в сторону, глядя на мага безумным взглядом. Неизвестно, пришлось бы чародею ловить юнца, однако тут на площадке появились гости. Сперва в проеме показалась слепая маска, а следом – хорошо знакомое лицо. Кийяз сменил балахон на шаровары и рубаху, но по-прежнему – белые с золотом. Сандалии жреца были заляпаны кровью: чародей сразу понял, что главная башня пала.

– Поди прочь, юноша, – произнес старик. – Ты мне не нужен.

Мальчик, однако, пятился, почти вжался в Ханнана. С другого бока в чародея уцепилась Явана, с ненавистью глядя на жреца.

Должно быть, патриарх и здесь нашел бы, что сказать… чародей не стал ждать и слушать – он нанес удар. Не заботясь больше о щитах, он собрал силу, раскинутую им над крепостью, и валом бросил перед собой. К чести шахва, тот отреагировал быстро. Его щиты дрогнули, но выстояли, укрыв и его самого, и старика.

Целую минуту ничего не происходило. Это была не схватка – скорее, перетягивание каната: чья сила больше, кто дрогнет первым. Затем, не сговариваясь, оба отступили, замкнувшись каждый в своем щите.

В схватке воинов противники начали бы кружить, определяя, как движется враг, выискивая слабые места. Один на один маги, может, уподобились бы солдатам. Но за спиной у шахва стоял Кийяз, положив ему руки на плечи, – в Ханнана же вцепились девочка и слуга. Впрочем, ничто не мешало им пробовать мастерство друг друга.

Чародей вызвал порыв шквального ветра, Кийяз пошатнулся, но шахва быстро перестроил защиту, блокируя не только магию, но и потоки воздуха. В ответ он обрушил на щит мага череду резких и быстрых ударов, испытывая его на прочность. Как рой москитов, жалящих со всех сторон. Чародей лишь поморщился, но выстоял.

– Это и есть твое «не один»? – подал голос жрец. – Ей хотя бы исполнилось восемь?

Ханнан молчал, лишь крепче сжал ладошку Яваны. Пусть говорит. Тратя внимание на разговоры, он отвлекается. Шахва вывернул из парапета зубец и бросил в спину мага. Детская атака – Ханнан почувствовал движение, еще когда камень заворочался в своем гнезде.

Чародею начало казаться, что Искалеченный намеренно затягивает бой, пока его собратья не закончат в крепости. Маг не видел, что происходило внизу, но вряд ли дела шли хорошо. Защитники могли расправиться с отрядом в тылу, оказать сопротивление на стенах, но против трех шахва им не устоять.

Тогда-то юноша и решил, что настало время удирать.

Он рванулся в сторону, видно, намереваясь скользнуть мимо жреца и скатиться по лестнице. Ханнан не мог упустить одно из немногих своих преимуществ. Выбросив вперед руку, он поднял мальца в воздух и бросил к своим ногам.

– Твои «не один» бегут, маг из Круга? – не удержался жрец.

Воспользовавшись тем, что маг на секунду отвлекся, шахва воздвиг стену силы, прижав мага к парапету. Пока что щиты держались, но чародей с ужасом осознал, насколько он слабее противника. Дни заключения, усталость и противоборство со жрецами сказывались – вал силы загнал чародея в угол, с легкостью поглощая все атаки Ханнана.

Зажмурившись, чтобы не видеть, что он делает, маг потянулся вниз, к лежащему у его ног телу. Это было единственное, что Круг запрещал всегда: пить жизнь простых смертных.

Короткий удар – и чародей щедро зачерпнул высвободившуюся в миг смерти силу. Бросил жизненную энергию парня во врага. Он резал и кромсал незримую стену, проделывая бреши, черпая больше и больше из уже мертвого тела – пока не ощутил, что давление ослабевает. Под сдвоенным напором защиты дрожали, маг вот-вот должен был повалить вал и перейти в наступление.

Когда почувствовал, что со спины навалился такой же гнет. Другие Искалеченные. Они наконец добрались до него…

Должно быть, Явана догадалась, что их дела плохи. Она все схватывала на лету… Прижавшись к спине мага, она обвила его руками вокруг пояса. «Возьми мою силу, – тихо прозвучал ее голос. – Там дыра… И там. Только возьми побольше».

Легче сказать, чем сделать… Шахва не пытались взять его мастерством – они давили грубой силой, ожидая, пока щит не выдержит. Пелена силы меж магом и врагом и впрямь таяла. Ханнан видел это даже простым зрением.

Нужен один удар: тонкий, стремительный, как выпад клинка. Если боги будут милостивы, он убьет жреца, и – быть может – им даже удастся сбежать.

Чародей взял все, что у него было. Всю силу и оставшиеся ему годы, собственное здоровье и крохи теплившейся в мальчишке жизни… и то, что предлагала девочка… – собрал в клинок, придал форму, бросил вперед. Он никогда не пропускал через себя столько. Его тело подбросило в воздух, словно куклу на натянутых нитях силы. Она текла сквозь него огненной рекой, выжигая, оставляя по себе черный дымящийся провал. В его теле? В сознании? На краю Изнанки это одно и то же.

Все закончилось слишком быстро и неожиданно. То есть действительно все – не просто давление на щиты, чужая сила просто исчезла. Когда его, обессилевшего, с подкатывающей к горлу тошнотой бросило наземь, повсюду была смерть. Обожженные останки Кийяза. Горсть праха в обугленных одеждах – все, что осталось от Искалеченного. Ссохшееся, как старая мумия, тело у его ног.

Его окружала пустота. На много, слишком много локтей вокруг…

Ханнан в ужасе обернулся. И вздрогнул.

Потому что голова девочки бессильно откинулась назад, маленький алый рот открылся, а остекленевшие глаза, уже ничего не видя, уставились в полуденное небо.

В глотке мага застрял тугой неподатливый комок, что-то настолько острое, что нельзя было даже разобрать, что это, зашевелилось в груди. Запрокинув голову, будто воющий на луну волк, он зажмурился, не в силах совладать с собой.

С губ его сорвался хриплый прерывистый звериный вопль.

* * *

Когда подъем, вильнув в последний раз, прижался боком к обрыву, Ханнан остановился. Внизу, в двух десятках локтей под откосом кипело море. Пронизанное закатными лучами, мутное, серовато-карее, цветом оно напоминало глаза жреца. Море злилось, ему было мало крови – оно бросалось на скалу, брызгало с камней клочьями пены. Ханнан отступил от обрыва, пробормотал ругательство – и скорым шагом поспешил прочь.

Он добрался до ворот в сумерках: башни обернулись бесформенной черной грудой, а внутрь его пропустили размытые тени. Подступавшая ночь скрыла разрушения, и чародей был ей за это благодарен. Впрочем, двор он пересек почти бегом – разумеется, оправдывая это спешкой.

После тишины разрушенного сада главный зал казался едва ли не столичным салоном.

Здесь пахло ароматной водой и тлеющими в жаровнях травами. В зале было пустовато – после резни не всю мебель успели заменить, но пустоту с лихвой искупало обилие людей. Битва пощадила парочку местных богачей, по случаю завивших и умасливших свои бороды. Здесь были их женщины, в шелках и золоте, простые горожане и капитаны солдат. И, конечно же, маги.

Хорошо, что он не озаботился носилками и пришел позже. Ханнана никто не замечал. Кому интересен еще один простолюдин? Досадно лишь, что прятаться весь вечер не удастся. Чародей с удовольствием сбежал бы и от встречи с магами, что уж говорить о местных?

– Мир вашему дому…

Темноволосая девушка с поклоном поднесла ему чашу, и Ханнан отступил в тень, наблюдая за гостями.

В противоположном конце зала, на возвышении, где раньше принимал гостей владыка, мелькал Наиб. Такие, как он, никогда не погибают, в самых черных передрягах – всегда уступая эту честь другому. Ханнан знал, что старик выжил, но видеть его теперь было особенно неприятно. Паук приберет к рукам еще больше власти, и гости чувствовали это – суетились вокруг, как мухи над навозной кучей.

Однако главной изюминкой вечера были маги. После событий последних лет было необычно видеть их в центре внимания. Ханнан разглядел в толпе троих, и подле каждого не было недостатка в собеседниках.

– Это временно, – произнес негромкий голос. – Мы герои на день, но через луну все обиды вспомнятся.

Вот и четвертый… Долговязый чародей был одет в черное, в знак служения Первому. Он был совсем молод, и резкие нервные жесты выдавали порывистый характер. Официальная прическа не шла его строгому вытянутому лицу.

– Боги воплотились в вас! – Маг коснулся пальцами лба. – Меня зовут сиат Рахад, я доверенный слуга Верховного.

– Я заметил, – без особой приязни проговорил Ханнан.

– Вам тоже не по душе это пиршество? Если хотите, можно поговорить наверху.

– Я бы хотел вовсе ни о чем не говорить. Но вы ведь не оставите меня в покое? Идемте.

Сохраняя молчание, они поднялись по узкой лесенке – в комнату, выходившую окнами на город. За минувшие дни здесь успели прибрать, но тяжелый дух смерти никуда не делся.

– Представляю, каково здесь было!

Исиат сразу распахнул ставни, но ночная прохлада приносила мнимое утешение – смерть царила повсюду, и дело было вовсе не в запахах.

– Вы не видели той бойни.

– О, я просто целитель, – застыв у окна, молодой маг передернул плечами. – Я остро чувствую такие вещи.

«И правда, он-то в чем виноват?» Вымещать горе на нем было… глупо и бессмысленно. Ханнан поискал взглядом стул, но нашел лишь шкафы и остался на ногах.

– И вашу неприязнь я тоже чувствую, – продолжил посланец. – И понимаю, уж поверьте. Я сам был горяч и думал: как же Первый далек от подопечных!

Ханнан скривился, но смолчал.

– Ему… очень жаль. Это то, что он велел передать. И еще – он непременно попробует исправить свои ошибки.

– Я рад, что Первый наконец умеет ошибаться. Но вы привели меня сюда не за этим.

Исиат вздохнул. Запустив руку в волосы, он с раздражением стянул скреплявшую их заколку.

– Точно. Хорошо, к делу… Обитель откроется еще до сезона дождей. Сами понимаете, она разместится в храме.

– Что? – Чародей сперва решил, что ослышался. – Царь Царей впал в слабоумие?

– Он по-прежнему не выносит магов, – ухмыльнулся его непочтительности Исиат. Улыбка получилась дерзкой и почти мальчишеской. – Именно поэтому он согласен. Ему хватает одного Круга – его хотя бы можно держать в узде.

– Лучше бы он решил так после восстания.

– После восстаний и, дорвавшись до власти, люди думают о многом… но больше о себе самих. Вы это отлично знаете.

Волей-неволей чародей хмыкнул. Почему он решил, что этот Исиат молод? Худощавая фигура и невысокий рост делали его похожим на юношу, но ведь он едва ли… на пяток лет младше его, Ханнана.

– Вам придется испытать это на себе, – наконец подступил к основному маг. – Мои собратья останутся здесь. Ну а вы… лучезарный уже подписал эдикт. Теперь – глава обители!

– Нет… – только и смог выдохнуть чародей. – Я ведь даже не состою в Круге.

– А теперь вступите. Все эти годы Ханнан скрывался под чужим именем в южных пределах.

– Но я… не могу!

– Почему же? Вы добились огромной победы. Куда больше, чем мы могли мечтать.

– Да идите вы в Бездну со своей победой! Все вы. Больше всего на свете я хочу уехать и никогда не возвращаться.

Это было по-прежнему так, хоть и без Яваны. Особенно без нее. В Сакаре все, совершенно все напоминало о ней… Он вдруг с ужасом осознал, что потерял всех. Все, кого он ценил за долгую, полную метаний жизнь, погибли. Опали… как листья в сезон дождей. Оставив его потрясать костлявыми ветвями над пепелищем погребальных костров. Старый Амир и Арсила, Хенна, приведшая его в Круг, и бывший покровитель, Явана и Такани… Он остался совершенно один, больше, чем когда-либо прежде.

– Дело ведь… дело в этой девочке. Так? – спросил молодой маг.

– Да, в ней! – с горечью выдохнул Ханнан. – Вы… Это ведь вы, вы оставили себе возможность устранять шахва! Против всех правил, против договора. Но вы тряслись: как же так, вдруг кто прознает? Вы ждали. Следили. Чтобы, не дай боги, кто подумал… Я не слепой, я отличу головешки от горсти праха. Я могу отличить одного, кого я мог убить, – от четверых. Вы… – он задохнулся, не в силах найти слова.

– Все было проще, – тихо произнес Исиат. – Проще и куда глупее. Да, Первый оставил лазейку, чтобы убирать тех, кого продал. Но он не выжидал, а просто искал, кого из шахва перекупил Вахур. Эти поиски… отняли слишком много времени.

– Если б хотя бы минутой раньше… Хотя бы парой мгновений!

– Я знаю, – магу хватило такта потупиться. – Я слышал историю. Вернее, добрую дюжину версий.

– Так чего ж вы от меня хотите?

– Чтобы вы не дали еще тысяче девочек умереть так же глупо.

Чародей бросил на него короткий взгляд. В переместившемся пятне лунного света маг вовсе не казался ни молодым, ни холеным агентом Верховного. Напротив Ханнана стоял мужчина средних лет, усталый и почти готовый опустить руки, милостью Царя Царей лишенный семьи, детей и иного дома, кроме холодных каменных башен, со страхом и неверием вглядывавшийся в лицо старости – его старость была дальше, чем у Ханнана, но ненамного.

Чародей провел рукой по лицу, словно снимая наваждение, но оно не ушло: безжалостная луна придала лицу Исиата оттенок кости, выблескивая в каждом седом волосе и высветив морщины. Этого человека не ждало уже ничего – как только он станет слишком стар, чтобы служить Верховному. Сейчас они были равны, но чародей еще мог что-то сделать, чтобы это изменить.

– Пойдемте вниз, – вздохнул Ханнан.

– Вы… вы согласны?

– Нет, – просто ответил чародей. – Но разве это имеет значение? Разве когда-нибудь имело?

Он коснулся рукой стены, чтобы не оступиться на темной лестнице, и начал спускаться. Гости как раз поднимали новый тост.

 

Письмо, приложенное как свидетельство

Маузу иль-Нехату, князю, советнику, золотому льву, что охотится в ночи, бичу измены и раскола.

От Наиба аби-Тайсира, главы Совета Достойных, что в Сакаре.

Записку вашу я получил и постиг ее содержание. Этот колдун, подавший ее, прибыл уже после кровавых событий, о которых он вам, верно, доложит. Вынужденный действовать незамедлительно и ни на мгновение не забывая, что лучезарный владыка вскорости вернется из восточной поездки, я не мог дожидаться ваших предписаний и руководствовался одним лишь своим разумением.

Разумение мое было таково, как вы и указывали: патриарх вахуритов есть враг миру и порядку в Царстве, изменник и славолюбец, и за ним нужен глаз да глаз. Однако, когда столичный гость из Круга исчез, я понял, что не могу и впредь наблюдать со стороны, а новое ваше предписание не успеет прийти в Сакар.

Да будет известно солнцу закона, что мой верный человек среди жрецов Вахура по счастию служил гонцом меж храмом и наместником и подал Кийязу подложную весть: среди достойных Сакара и по всему побережью немало скрытых колдунов из тех, что выжили после сожжения обители и теперь скрывают свою черную суть. Не желая ссориться с ложей торговцев сам, наместник Хасана настоятельно просит избавить побережье от чумы, в каковом намерении заручился негласной, но самой незыблемой поддержкой лучезарного владыки (да продлятся его годы и прирастет царство!). Мой верный человек заверил, что лучезарный владыка желает быть как можно дальше от событий и рассчитывает, что все будет исполнено за время его поездки на восток.

Эта весть и толкнула патриарха на то, чтобы в полный рост явить повадки зверя и захватчика.

С тяжелой душой я пишу, что противостояли нам не беззащитные жрецы, а дюжины колдунов-вахуритов. Ваш гонец уверяет, что причины сего прискорбного упущения он сообщит вам сам и растолкует, как может растолковать лишь колдун.

Засим свидетельствую, что Сакар постигли жестокие разрушения. Послабления в податях, о коих говорилось в прошлом послании, едва ли принесут желанное облегчение. Однако знание о том, какое благо мы совершили для мира и порядка в Царстве, наполняет мое сердце нелицемерным счастьем. Уверен: все жертвы не напрасны, а Золотой двор изыщет средства для вспоможения отстройке города.

Моя дружба к вам, льву из львов, неусыпному блюстителю закона (да наделят вас боги здоровьем и благополучием!) известна всему свету. Ваш нижайший слуга употребит все усилия, чтобы и впредь город выплачивал потребные царской казне сборы и вносил свою лепту в дело мира и процветания!

Молю Великого Судию Усира, дабы простер на вас покров своей мудрости!

С сотней приветствий и тысячей поклонов,

Подпись и печать.

 

1

Бывает так, когда просто нельзя солгать. За годы ношения черной коввы Верховный должен был привыкнуть лгать когда угодно и о чем угодно. Да ему и самому казалось, что он привык, а вот поди ж ты. Чтобы потянуть время, Газван отошел к окну и со стуком распахнул ставни. Воздух над столицей был тяжелым от жары, пах солью и полнился криками чаек.

– Я тебя отзову, – негромко произнес маг. – Обязательно отзову! Только не сейчас. Придется потерпеть еще немного.

Ложь далась легче, чем он предполагал, – и тяжелее, чем ему хотелось. Старею, подумал он. И против воли ухмыльнулся: в устах старика звучит неплохо. То была одна из маленьких радостей, которые он в свои годы научился ценить. Увы, разделить ее было некому: воцарившаяся в кабинете тишина стала такой тяжкой, что не хотелось даже оборачиваться.

Вздохнув, Газван нехотя оторвал взгляд от каналов, переброшенных через них мостов и запруженных улиц.

– Ты отлично справляешься! – наконец сказал маг, повернувшись к собеседнику. – Не отдавать же обитель неумехе. Как все подналадится, я пришлю смену, обещаю. Мне не на кого положиться, кроме тебя.

Здесь, в городе царей, Первому-в-Круге было вообще не на кого положиться, но об этом говорить как раз не стоило. Ханнан по-прежнему молчал, не сводя со старого мага взгляда – словно в темном силуэте на фоне оконной ниши можно что-то разглядеть.

– Ну ладно, хватит играть в молчанку! – Газван хлопнул ладонью по камню и вернулся в кресло напротив чародея. – Рассказывай, что у тебя на юге.

– Путники привели еще двух учеников, – нехотя начал Ханнан. – Это со времени последнего донесения. Еще к нам пришел один старик. Во время резни он был в отъезде, и все эти годы скрывался в глуши.

– Сколько вас теперь?

Руки Ханнана без конца разглаживали складки слишком просторной коввы. Заметив безотчетный жест, Верховный прикрыл глаза. Он привык, что внушает страх, и частенько этим пользовался, но радости оттого не чувствовал.

– Две дюжины магов. Еще чуть меньше дюжины неофитов.

– Неплохо, – Газван улыбнулся ободряюще, но чародей лишь поморщился.

– Три дюжины на все южные пределы!

– Прошла всего пара лет.

– И за это время в столицу привели полсотни учеников, – закончил Ханнан. – Нет, мудрый, я не назову это «отлично справляемся».

Должно быть, та история и впрямь надломила чародея: за два года Газван не слышал от него ни одного доброго известия. Однако на сей раз Ханнан мог быть и прав.

– Столица это столица… – протянул Верховный. – Или ты догадываешься, в чем дело? Выкладывай!

Чародей откинулся на спинку кресла и пригладил волосы.

– Даже не знаю, прав ли я. На каждую сотню рождается один или, может, два мага. В южных пределах их тысячи, хватило бы на несколько обителей. Они просто… не приходят к нам. Почему? – предупредил он вопрос Первого. – Я думаю, боятся. Скрываться приходилось слишком долго. Даже…

Ханнан умолк, словно не решаясь продолжить. Старый маг вопросительно поднял брови.

– Думаю, многие считают это ловушкой, – закончил чародей. – Ловушкой узурпатора. Расставленной на годы вперед: стоит снять маски и немного расслабиться – и последует новая резня. На этот раз окончательная.

«Чьи это страхи? – хотелось спросить Газвану. – Твоих подопечных или твои собственные?» Вслух он бросил коротко:

– Исключено.

Однако Ханнан не выглядел убежденным.

– Я понимаю твои опасения, но владыка очень слаб, – мягко заметил Первый. – Стар и слаб. Чем он ближе к царству теней, тем меньше его заботит собственное Царство. В последние месяцы он… тяжело болен. Не спрашивай о подробностях: ходят разные сплетни, но правду знают один или два лекаря.

На бледном, похудевшем лице Ханнана озабоченность неохотно уступила место любопытству.

– Ты сам должен понимать, что это значит, – с едва заметной улыбкой добавил Газван. – Азасу ни до чего нет дела. Двор… при дворе прибавилось забот. Им друг с другом бы разобраться. Хочешь знать, что я думаю? Что это лучшее время для перемен, вот что. Если мы и можем сделать… что-то действительно большое… то сейчас.

Вот и теперь – не совсем ложь… просто не вся правда, и понимать это было муторно. Но даже щепоть лжи способна творить чудеса. На время его слова поддержат чародея – а уж там он придумает, что делать дальше. Попросту обязан придумать.

– Есть и еще одна помеха, – не сдавался Ханнан. – Даже без узурпатора. Сами люди.

– Что ты имеешь в виду?

Вопрос мага потонул в низком утробном гуле – это Сердце Атамы возвещало приближение полудня. Здесь, неподалеку от Храмового острова, его голос звучал особенно громко.

– Что ты имеешь в виду? – повторил Верховный.

– Магов боятся везде, но юг – особая история. После проповедей Вахура. Это просто опасно, объявить себя магом. Какой-нибудь купец сплюнет под ноги, а вот чернь из подворотен… Очень легко остаться в сточной канаве истекать кровью. Никто не хочет шарахаться от собственной тени, слышать проклятия друзей и близких.

Ответить на это было нечего, и Газван поджал губы, размышляя.

– Ты что-то предлагаешь? Говори.

– Ничего конкретного… – Противореча его словам, пальцы Ханнана сжались на подлокотниках, и Верховный понял: вот оно, ради чего тот затеял разговор. – Столица может показать, что ветер переменился. Я не знаю… прислать побольше магов или вот наместник выслуживается перед Царем Царей. Строит крепости, укрепляет гарнизоны… Можно же подыграть ему, стать своими в высоких покоях. Видят боги, я не предлагаю ничего конкретного. У меня только смутные мысли…

«Ну-ну!» – Верховный мысленно усмехнулся.

Он бросил взгляд в окно, на вспухший над городом золоченый волдырь – купол храма Великого Судьи. Если повезет, Ханнан решит, что Первый-в-Круге в глубоких раздумьях. Подумать и в самом деле было о чем. Беда в том, что Газван не мог ему помочь.

Говорить об этом вслух, конечно, также не стоило…

– Я подумаю над твоими словами.

После солнечного дня за окном кабинет казался полутемным, чародей же напоминал нахохлившегося и изрядно потрепанного ворона.

– Вот что. Мы встретимся завтра, ближе к вечеру, – решил Верховный. – Я пришлю за тобой ученика. Тогда и продолжим, а пока мне нужно поразмыслить.

– Я давно не бывал в столице, – Ханнан поднялся и почтительно склонил голову. – Думайте, сколько вам удобно, мудрый!

Впервые за всю беседу на его губах мелькнула тень улыбки.

– Ну вот и хорошо. Вот и славно… – Газван потер руки: они все время мерзли, даже в душные дни месяца Мисóр. – Советую побродить по городу, он изменился за годы.

Маг вернулся к окну, показывая, что разговор окончен, и Ханнан ушел: совсем неслышно, лишь колдовское чутье подсказывало, что его здесь больше нет.

Ароматы Пути Благовоний мешались с запахами пота и пыли, крики торговцев – с бранью погонщиков верблюдов, цветастые одежды – с грязными лохмотьями. Если сосредоточиться – было слышно, как низко гудит над обителью защитный купол. Простецы внизу не знают, что проходят от него в двух шагах. Этот ровный, едва слышный гул, означающий, что он сам может раскинуть щупальца магии на весь город, но чужак до Круга не дотянется, вселял в Газвана уверенность.

Дальше, за мутными водами, лежал Храмовый остров. Цари древности были изрядными шутниками, раз повелели возвести обитель напротив него. Этот вид не давал покоя многим магам, оставалось лишь гадать, какие страсти царят по ту сторону канала, за священной рощей.

Первый и сам невольно скрипнул зубами.

Он надеялся, Ханнан не станет засиживаться в обители. «В последние годы старик сдал» – вот самое мягкое, что Газван слышал, и теперь, когда он знал, что так говорят, – казалось, шепотки преследуют его повсюду. Нет уж, пусть топчет столичные мостовые! Пусть обойдет город вдоль и поперек! Незачем Ханнану знать, что болтают в Круге, пусть даже болтающие трижды, четырежды правы…

А мысли у него и впрямь здравые… Помнит, чтоб его, что Верховный задумал примирить магов с простыми смертными. Но – не ко времени. Совсем не ко времени мысли… Узурпатор болен, двор пожирает сам себя, и высшие чародеи чуют слабину, как собачья свора.

А великая змея времени ползет все дальше. Пройдет десяток, самое большее дюжина лет – и ее чешуя сложится в новый узор, в нем не будет узурпатора, и деяния царственных чародеев забудут. Тогда-то – замысел вызреет, пусть сам Верховный этого и не увидит. Стоит ли рисковать всем, дразнить обозлившихся придворных и кружащих, как вороны над падалью, высших чародеев – всего-то ради пары здравых мыслей?

Газван вытянул перед собой руки. Ладони бессильно дрожали, но уже привычно – вот разве сердце с утра ныло еще хуже обычного… Что же, он ослаб, Верховный знал это без приглушенных разговоров. Первый запрещал себе о том думать, но нет-нет, а все же спрашивал: что если он не выдержит, не дотянет?

Любой хронист Круга скажет, что Газван сар-Махд уже оставил след. Но если боги годами благоволили замыслам Верховного, то почему же ему так страшно?

Боги молчали. Лишь в храмах по ту сторону канала сорок жрецов в соколиных перьях завели ежедневный гимн Солнечному Владыке.

Богов поминал Первый и спустя пару звонов, торопливым шагом пересекая Район Садов. Он старался ступать решительно и величественно, но чувствовал, как меж лопаток струится пот, а ковва отяжелела и давит на плечи. Как кольчуга, которую он носил в молодости…

Боги, как всегда, были глухи к мольбам – а может, им просто наплевать на магов. Требование явиться пред ясны очи было коротким, жестким и не терпящим возражений. Газван никогда не любил приглашений в Район Садов, а уж такие – и вовсе не сулили ничего хорошего.

А еще – он остро чувствовал себя не на своем месте…

Он родился на востоке, в семье крестьянина, и все, что он знал до пробуждения Дара, были стада, залитые солнцем покатые холмы и бескрайние виноградники. Царское войско показало ему чужие земли и города, научило разбираться в людях, но во дворце ему было не по себе и сейчас.

В Районе Садов царили особые законы. Здесь встречались одетые в яркие шелка челядинцы – и дворяне в скромных однотонных платьях. Полуденный свет отражался в глади прудов, и одно слово, сказанное под пергаментным зонтиком от солнца, могло значить больше мечей и золота вместе взятых. Здесь читали кивки, и жесты, и выражения лиц – как книги, век за веком, дольше, чем помнили пыльные хроники. Нет, он был здесь чужаком: со своей-то прямотой и армейской выправкой.

Однако если сегодня и предстояла порка, то не публичная. Одно лишь это немного радовало.

Входом во дворец служили тройные, сложенные из белого камня ворота. Кто-то из древних властителей посчитал, что мрамор – лучший материал для каллиграфии, так что входящих встречали гимны Священной Троице. Первый внутренний двор – просторная мозаичная площадь – был почти безлюден. И неудивительно: Царь Царей уже две луны как не мог подняться в Башню Справедливости и отказывался передвигаться на носилках, как предшественники. Что ж, каждый имеет право на причуды, а уж Царь Царей – в особенности.

Второй двор был закрыт для всех, кроме высших сановников, но Верховному доводилось бывать и здесь. Меж крыльев дворца разбили парк, с беседками и переплетением тенистых аллей. Здесь можно встретить павлинов и ручных газелей, а выложенные черной галькой дорожки, должно быть, потемнели от того, что видели. Меньше всего магу хотелось встретить кого-нибудь из придворных, Верховный пересек двор еще быстрее, нырнув под ведущую в святая святых арку.

Во все времена последний, третий двор, был собственностью повелителя. Сюда не мог войти никто – только царь, его родня и прошедшие тщательный отбор слуги. Во все времена – но не теперь. Азас отгородился от мира, принимая редких посетителей прямо здесь, в закрытой части дворца. Это были люди, которым он верил, вельможи, плечом к плечу прошедшие с ним с первых дней восстания. Похожее на приказ приглашение открыло Первому самые запретные двери, но оставалось гадать, что бы это значило.

Здесь его ждали. Беловолосый тощий старик несомненно был одним из близких слуг, а за его спиной маячили трое в темных одеждах и шелковых масках, закрывших по пол-лица. Черные Братья? Любопытно, но настораживает…

Старик отвесил низкий, но довольно небрежный поклон.

– Лучезарный просит снять украшения прежде, чем идти дальше. И особо те, что инкрустированы камнями.

Газван криво ухмыльнулся.

– Что, царская казна так оскудела?

– После аудиенции вам все вернут.

Первый-в-Круге одарил слугу взглядом, от которого у молодых дворян стыла в жилах кровь.

– Вы собираетесь меня обыскивать?

Старик не смутился. Спрятав ладони в рукавах одеяния, он бестрепетно ответил на взгляд. На его лице читалось, что он привык иметь дело с вельможами, а их упрямство лишь утомляет его.

– Лучезарный встретится с вами наедине, без охраны. Ваше оружие не сможет отнять никто, но к Царю Царей вы войдете без колдовских талисманов.

Газван хотел его осадить, но лишь вздохнул. Что ж, в этом был резон… Если старик не лжет, Азас и впрямь рискует.

Знать бы еще, зачем…

Поколебавшись, он щелкнул замочками медных браслетов, роняя их прямо в траву. Туда же полетели перстень Верховного и серьга, которую он носил с детства. Поди объясни старому дурню, что из этого резервуар силы, а что – нет.

– Доволен? – мрачно спросил маг, но слуга предпочел не заметить интонации.

– Благодарю вас, – снова поклонился он. – Пойдемте. Лучезарному не терпится вас увидеть.

Газвану хотелось посмотреть, какая она, запретная часть дворца, но ему не дали и этого. Сразу от ворот старик свернул на крытую галерею, а затем вглубь здания, где было полутемно, лишь маленькие курительницы испускали благовонный дым и немного света.

– Черные Братья уже негодны для охраны? Они не считаются? – с издевкой спросил Верховный.

Братья были достаточно вышколены, чтобы не расслышать, слуга же помедлил прежде, чем ответить.

– Охрана будет ждать за дверью, – нехотя признал он. – Владыка особо распорядился на этот счет.

Старик не одобрял беспечность царя, и Верховный мог его понять. Но вдуматься в происходящее не успел: слуга распахнул двойные двери и отступил в сторону.

Резные стволы красного дерева поддерживали потолок. Меж ними колыхались дымчатые и невесомые, как утренний туман, занавеси.

– Мир вам и вашему Царству, лучезарный! – с порога поклонился маг. – Рад видеть вас в добром здравии!

– А… Это главный колдун, что носит мои цвета.

Правитель ждал за ширмой, на балконе, устроившись на россыпи подушек. Человек, перевернувший Царство, тот, что утопил Круг в крови и сделал магов неприкасаемыми, даже не глядел на него. Тонкие старческие руки лежали на коленях, перебирая четки, взгляд – задумчиво устремлен на зелень Района Садов.

– Оставь любезности придворным, – проворчал Азас. – Мы оба знаем, сколько стоят сладкие слова.

– Как прикажете, лучезарный.

– Я приказываю тебе сесть и не стоять над душой. И подай фрукты. Где-то там, в комнате, был поднос…

Было время, когда Газван думал, что убьет узурпатора. Своими руками, без магии, едва представится возможность. Он каждый день засыпал в предвкушении дня грядущего – ведь войско Черного Азаса двигалось к столице. Даже в ту бесовски длинную ночь, когда Круг избрал его Первым, он еще думал, что сделает это. Но не смог. Ненависть истерлась, как старый, побывавший в сотнях рук медяк. В тот день Царь Царей стоял перед ним, живой и властный – и уверенный в своей правоте. Тогда он поклонился узурпатору – первый раз в длинной, бесконечной череде поклонов…

Едва чародей вернулся, Царь Царей впился зубами в сливу, брызжа соком на мраморные перила. Поразмыслив, Верховный устроился напротив и последовал его примеру.

– Я предпочел бы добрый кусок мяса, – наконец сказал Азас, – но послушать лекарей, так я отдам концы, если себя порадую.

Выглядел он и впрямь неважно.

– Им лучше знать, – пожал плечами маг.

– Может, и так. Только проку от их запретов? – Царь Царей скривился. – Ладно… Ты, наверное, хочешь знать, зачем понадобился?

– Я рад, когда маги нужны Царству, – проговорил Верховный.

Азас нахмурился, но сдержал раздражение.

– Через пяток дней начнутся празднества Усира, – напомнил Царь Царей. – Твои колдуны могли бы и внести свою лепту.

– В Круге нет ни золота, ни других богатств, – без выражения произнес Газван. – Я много раз об этом говорил.

Владыка слабо хохотнул.

– Из тебя бы вышел сторожевой пес… Нет, я не об этом, успокойся. Все, что я хочу, – это зрелище.

– Зачем?

– Затем, что так хочу я! – повысил голос Азас. – Ты забываешься, колдун! Пользуешься, что я такой же вояка, и думаешь при мне можно болтать, что вздумается! Это после твоих замыслов… после поездки на восток я превратился в развалину.

Чародей молчал. Он действительно рисковал и, должно быть, продержался эти годы из-за упрямства. Верховный частенько ходил по краю – но, странное дело, не сейчас.

Произошедшие с Царем Царей перемены сбивали с толку. Тот был немолод и когда надел маску, но тогда Азас был высок и статен. Теперь же черные одежды, за которые он получил свое прозвище, висели на нем мешком. По-прежнему умные глаза выцвели и утонули в морщинах. Хрупкие, словно у птицы, пальцы отчетливо дрожали, но впились в четки, будто те удерживали владыку на этом свете.

«Э, брат… ты ушел куда дальше меня», – мелькнула мысль. Как же так сложилось? И почему так быстро? Титьки Исаты… неужто все так плохо?

– Зачем, зачем, зачем… – говорил владыка. – Чего он хочет, этот вздорный старик? Что он задумал? Хитрость в том, что старик не обязан отчитываться перед колдуном. И я не стану это делать.

И в самом деле – зачем? Ведь не ждет же он, что столичная беднота, разинув рот, выпялится на дворцы и миражи, как при ас-Джаркалах? В лучшем случае чародеев освистают, в худшем же… прольется кровь. Слишком долго жрецы вещали, что колдуны спят с ночной мглой и рожают демонов.

– …никто не скажет, что Азас-скупердяй лишил народ зрелищ! – меж тем закончил Царь Царей. Его пальцы не столько перебирали, сколько терзали четки.

Газван прищурился. Нет, узурпатор мог ослабнуть телом, но не разумом. Он все понимает, старый шакал. Может, ему и нужна кровь?

– Жрецам это не понравится. В конце концов это их праздник.

– Оставь их мне. С каких это пор тебя волнуют святоши?

– Толпа придет в ярость, – продолжал стоять на своем Газван. – Ни я, ни вы не хотим лишней крови. Надеюсь, во всяком случае. Я бы…

– Довольно! Сделай так, чтобы ее не было, – резко перебил Азас. – Кто из нас главный колдун, ты или я? Твоя власть не стоит медяка, если ты не можешь удержать свою же свору!

Может, он и заработал уважение царя неприступностью, но за годы Газван научился чувствовать, когда пора отступать. Прежде владыка грохнул бы рукой по столу и рявкнул, и это значило бы, что для себя он все решил. Теперь Азас лишь подался вперед, стиснув костлявые, по-детски крохотные кулаки.

– Как прикажете, лучезарный, – помедлив, согласился Первый. – Крови не будет.

– Я знал, что ты это скажешь…

Тонкие губы повелителя растянулись не то в улыбке, не то в гримасе. Царь Царей откинулся обратно на подушки, словно враз лишившись сил.

И это то, из-за чего… нет. Ради таких бесед не встречаются без охраны с главным врагом. И Первый не ошибся.

– Есть и еще кое-что… – наконец проговорил Азас.

Царь Царей шумно выдохнул и, отвернувшись, уставился в пространство – туда, где за Районом Садов, за заливом, в жарком мареве над кварталом иноземцев дрожал силуэт Карáккской башни. Повелитель пожевал губами, нахмурился, но выдавил немногим больше, чем в первый раз:

– Не о жрецах и не треклятых праздниках. Обо мне.

– Вы имеете в виду наших целителей? – решил помочь чародей, но узурпатор вздрогнул.

– Нет. Боги! Разумеется, нет. Я беспокоюсь о сыне.

«Берегись!» – напомнил себе Газван. Азас мог выглядеть дряхлым стариком, но это был тот же человек, что благословил резню, а после говорил о неуправляемом гневе толпы.

– С мальчиком что-то случилось?

– С ним… все хорошо, – проговорил Царь Царей. – Если боги будут милостивы, он станет почти взрослым, когда наденет маску. Это его тринадцатое лето. В любом случае… даже если немощь сведет меня в костер… с ним все будет хорошо, – повторил он. – Я хочу поговорить о его обучении.

На сей раз Азас не стал томить чародея и выложил:

– Мне нужно, чтобы его образованием занялся маг.

Нет, мир не перевернулся с ног на голову – хотя на долю мгновения именно это почудилось Газвану. Целую вечность на балконе царила странная, пугающая тишина, нарушаемая лишь шелестом ветра, да еще движением газовых занавесей. Вездесущий, исходящий отовсюду шепот листьев смеялся над растерянностью чародея.

– Разжевал? – насмешливо спросил Азас.

– Разжевал. Но будь я проклят, если что-то понял!

Царь Царей вновь отвернулся, разглядывая раскинувшееся за Районом Садов море.

– А тебе не нужно понимать. Ты же не ждешь, что я буду объясняться колдуну? – Владыка бросил на мага быстрый взгляд. – Считай, что я хочу узнать врага в лицо.

Щелк… щелк… Четки были сделаны из отшлифованного граната, и в свете полуденного солнца казались застывшими каплями крови.

Газван бы дорого заплатил, чтобы узнать, что творится на душе у владыки. Он даже рискнул бы и проник в сознание Азаса, если бы не знал, что это невозможно. Он сам – и поколения Первых до него – вкладывали силу в талисманы, которые столько же поколений царей носили, не снимая.

На мгновение Газван подумал, что в семье узурпатора проснулся Дар. Яйца Шеххана, вот это была бы насмешка судьбы! Но нет, о малыше Ианáде двор знал все, и тринадцать лет – уже слишком поздно. Что это, ловушка, как полагал Ханнан? Завидев последний костер, Азас решился искупить грехи?

Нет. Узурпатор так же ненавидел, а еще более – презирал Дар и его носителей.

Все эти годы, кажется, целую бездну лет – Первого подмывало спросить прямо и без уловок: за что царь так ополчился на магов? Должно быть что-то еще, какая-то разумная причина. Что-то кроме религии и воспитания. Давняя потеря или, может, детский страх… Казалось, если бы они поговорили – нет, им уже не примириться, но, по крайней мере, они бы друг друга поняли.

Газван уже решился и набрал в грудь воздуха, когда в дверь покоев постучали.

– Ну что? Так – понятно? – отрывисто спросил Царь Царей.

– Более чем.

– Тогда вот мои условия, – Азас говорил быстро, тяжело опершись на перила, словно боялся, что уже этого не скажет. – Никто не должен знать. Я поставил в известность, кого нужно, и если я что узнаю о тебе… а я узнаю… в Круге найдутся колдуны и помоложе. Ты понимаешь, что твои же псы меня поддержат.

Да, Газван понимал. Это оставалось тайной лишь для магов из удаленных обителей, таких, как Ханнан.

– Второе. Через пять дней ты подашь список подходящих колдунов, простого рождения, но не голодранцев. Не пострадавших от войны. Я увижу каждого и можешь поверить, я вызнаю их подноготную.

– Не сомневаюсь.

Губы владыки сложились в кривую усмешку.

– А я знаю, что не сомневаешься. Наверное, потому-то мы и столковались тогда… В день, когда я только вошел в этот город.

Азас откинулся на подушки и махнул рукой.

– Это все. Если ты понял, то можешь идти.

Казалось, разговор выпил из него все силы: Царь Царей даже опустил веки, словно не желая больше видеть мага.

Газван уже поднялся, когда владыка окликнул его.

– Колдун?… – бросил он. Зерна четок застучали особенно громко. – Видят боги, я борюсь с хворью и твердо намерен выбраться. Но если я окажусь слабее, я хочу сказать… ты самый порядочный из всех вас. Я хочу, чтобы ты знал. Мне даже жаль, что боги тебя прокляли.

Старый маг смотрел на него сверху вниз. Похвала от Царя Царей? Клыки Мертвого бога, слышали бы чародеи Сакара!

Так и не найдя, что ответить, он просто развернулся и молча пошел прочь.

Ее звали Джерма. Как звон тяжелых ожерелий, как голос ветра в занесенных песками развалинах. Ее кожа была едва ли много светлее жженого миндаля, а волосы – цвета каштанов, что осыпаются с вековых зарослей вдоль столичных каналов. Сама она говорила Газвану, что в ней течет кровь кочевников-сардов. Конечно, он ей не верил, но есть ли разница, кем были ее предки?

Они встретились задолго до войны, а тогда семьи в Круге складывались втрое чаще нынешнего. Она была чуть-чуть приземиста, с немного слишком громким голосом, а смех ее порой звучал грубовато. Но Газвану нравились эти «слишком» и «немного», и когда Джерима рожала и отдувалась шумно, с хрипом – как животное – он наконец-то понял, что такое близость.

Он потерял их. И ее, и сына. Оба пали жертвами войны: в первые дни, в сезон бурь. В неясных сумерках мокрый ветер свистел в оголенных ветвях, трепал тростниковые навесы на крышах и бросал пригоршни косого дождя в лицо.

Нет, все же это был не дождь…

áсма, робкая полноватая ученица, ходившая у него в служанках, стряхнула с пальцев еще несколько капель и отставила чашу.

– Прошу прощения, мудрый! – тут же потупилась она. – Вы так стонали во сне…

Газван прикрыл глаза рукой и мысленно выругался. Проклятье! Ему нельзя проявлять слабость: ни перед кем в Круге, даже перед ней. Сейчас – особенно нельзя.

– Приготовь ванну, – выдавил он. – И погорячее. Чтоб обжигала.

Может, кипяток прогонит из костей холод той осени? Девица не тронулась с места.

– Это советник, мудрый. Прибыл посыльный из Железного двора. Вас ожидают во дворце.

Ах, Бездна! Кажется, они все сговорились против него.

– Когда? Когда ожидают?

– Где-то через звон…

Асма бросила взгляд в окно, и старый маг поступил так же. Солнце стояло высоко, выше, чем ему хотелось. В небе над обителью стремительно сновали ласточки.

– Да, через звон. Собирается коллегия, вас ожидают вместе со всеми.

Единственная известная ему коллегия состояла из жрецов, но это вовсе не имело смысла. Что ж, придется выяснить, увидев собственными глазами.

Когда он выбрался из постели, едва слышно кряхтя и ругаясь, Верховного уже ждал умывальник с горячей, как он хотел, водой и скромный завтрак. Газван к нему даже не притронулся. Подлинный завтрак бледно мерцал и наполнял воздух гулом в соседней комнате.

Доковыляв до кабинета, Верховный сложил руки на неровной друзе хризолита и застыл. Идти никуда не хотелось. Можно часами стоять так, чувствуя, как сила покалывает пальцы.

Хороший маг откладывает на потом, чтобы позже, когда возникнет нужда в серьезном деле, под рукой было больше, чем может вместить хрупкое тело. Когда-то Газван славился своей силой… Увы, теперь то могущество тратилось на твердый шаг, на не слишком сонную память и на то, чтобы не ломило суставы. Молодежь в Круге ворчала, что Первый засиделся на своем посту. Знали бы они, насколько – его бы вышвырнули из башни уже назавтра. Да нет – сегодня. Где-то ближе к вечеру…

Когда Газван, слабый и полный дурных предчувствий, вошел в Палату Бесед, где Царь Царей распекает чиновников, коллегия уже заждалась.

– Первый-в-Круге не значит первый во всем, – у дверей приветствовал его князь Семеди.

Это был жесткий, говорили даже, жестокий человек, с грубыми чертами лица. Он поддержал восстание еще юношей, и теперь вошел в самый возраст, чтобы руководить Железным двором.

– Путешествие по городу небыстрое занятие, – просто ответил чародей. Можно сделать ответный выпад, но зачем ему перепалка? Коротко кивнув, Газван направился туда, где оживленно беседовали два других советника: Золотого и Бумажного дворов.

Мауз из казначейства был щедр и на улыбку, и мягкое слово, но оттого, как ловко он вертелся при дворе, Верховному становилось не по себе. Одевался толстяк так, что рябило в глазах, и думал только о монетах, но лучшего союзника у мага не было.

– Наш старый друг Газван… – Советник развел руки, будто собираясь заключить его в объятия. – Вы заставили нас беспокоиться, все ли с вами в порядке.

Первый нахмурился, не понимая, и Камрáн из Бумажного двора пояснил:

– Я говорил Маузу, что в город съехалось слишком много народу, больше, чем в прошлые годы. Многие из дальних провинций, от них можно ожидать всего.

– Камран хочет сказать, неотесанные крестьяне считают магов бесами, – толстяк ухмыльнулся и коснулся локтя вельможи. – Мой дорогой советник… То, что люди съезжаются к празднику, значит, что их мошна потяжелела. Когда люди сыты и довольны, они не нападают на носилки. Особенно если знают, что в них сидит демон.

Сухой и чопорный Камран выразился бы иначе, но не стал перечить.

– В городе полно Черных Братьев. Уверен, они предотвратят волнения, – вежливо ответил Газван.

– Скорее, подавят, – раздался тихий женский голос. – Кнутом подавляют, а не предотвращают.

Его обладательница сидела в тени на укрытой ковром скамье, Верховный ее поначалу не приметил. Единственная, кто имел отношение к коллегиям, жрица Усира лишь недавно сменила при дворе желчного старого ревнителя. Газван не слышал о ней ничего худого, но так и не разобрался, друг она ему, враг – либо ни то, ни другое.

– Мертвый бог воплотился в вас… – Он замялся, почтительно коснувшись лба.

– Нéджра, – улыбнулась она. – Не терзайте память, я приехала из Гиллу Тхан. Мы ни разу не встречались.

– Теперь, когда все поздоровались, мы можем начать? – Похоже, Семеди привык здесь распоряжаться, и Газван внес разлад в местные порядки.

– Усопший… – начал Камран, но князь с раздражением его прервал:

– У Усопшего дела в городе.

– Либо он не различил, где сон, а где явь, – хохотнул Мауз. – Представьте, ему может сниться наша компания!

Юмор советника никто не оценил, но тот продолжал посмеиваться в бороду, пока все рассаживались.

Чародей давненько не был в этой комнате и в этом обществе – и не сказать, чтобы соскучился. Во всяком случае, это была не Палата Прошений, подавлявшая, кажется, даже узурпатора. Здесь было по-своему уютно: мягкие сиденья вдоль стен, ковры, а посредине, в тонкой чеканки жаровне, безмолвно перемигивались угли. Что магу действительно нравилось – так это фрески: тут отплясывали толстые сановники, там лев загнал жреца на дерево, а вот медный богатырь из детских сказок улепетывал от кого-то за спиной у Неджры.

Заказавший эту прелесть не мог к ним присоединиться – выложенный подушками помост Царя Царей пустовал.

– Думаю, нужно просветить Верховного, куда он попал, – первым подал голос Мауз. – Из башни слоновой кости плохо видно, как копошатся простые смертные.

Газван сжал зубы. Что же, это не последний укол за сегодня, просто ужалил на удивление больно. Заключение окончилось лет семь назад, но и сейчас маги не были полностью свободны в передвижениях.

– Я поясню, – вызвалась жрица.

Неджра наклонилась вперед и отбросила за спину свесившиеся на грудь косички. Чародей вдруг понял, что она немолода. Даже он затруднился бы определить ее возраст – хотя полагал, что она подошла к рубежу пятого десятка.

– Вы ведь видели, что лучезарный хворает, – она сделала неопределенный жест рукой. – Цари прошлого на его месте выбрали бы соправителя. Это нередко помогало, но…

– Мы в Круге тоже ведем хроники, – кивнул Газван.

– Тогда вы знаете, как часто это приводило к войнам, – усмехнулась жрица. – Царь Царей… назовем это «суеверен». Владыка намерен поправиться и не готов делить маску, как будто уже вступил в костер. Но и приказывать, как прежде, и дворам, и храмам, и ложе торговцев – он сейчас не может. Так что он собрал нас и велел решать самим. Так, будто мы – мы четверо – и есть Царь Царей.

– Это и есть коллегия?

– Как жреческая, – объяснил Камран. – В храмах нет владык, кроме богов, и, как и в храмах, мы не приказываем друг другу.

Такое уже было, вдруг вспомнил маг. На заре истории, когда Царство было одним городом, а вместо царя в нем правила горсть чиновников. Как же это называлось? А впрочем – какая разница?

Чародей обвел хмурым взглядом лица. Так, будто мы четверо и есть Царь Царей… Что же, хорошо устроились! И, надо думать, они не ждут поправки узурпатора, но и не спешат ее отдалять, пока еще не притерлись друг к другу. И будут ли отдалять? Слишком дерзко, слишком… безумно было то, что маг подумал. Царству нужен царь. Если он не найдется при дворе – провинция сама вынесет претендента на престол.

Камран прочистил горло.

– Мы отдаем дань тому, что князь Семеди ближайший сподвижник владыки. Госпожа Неджра, по-своему, самая влиятельная из нас…

– А я самый толстый, – махнул рукой Мауз. – Боги, давайте приступать! Мы ведем речи, как на праздничном представлении.

Советник Железного двора обернул лицо к толстяку. В сумраке палаты его глаза блеснули, но было трудно сказать, что выражает этот взгляд. Однако, когда Семеди заговорил, и Мауз, и прочие сразу смолкли. Князь излагал тихо и начал без предисловий:

– Скоро наступит самый важный из храмовых праздников, – последовал легкий кивок в сторону Неджры. – В этом году он совпадает с ежегодными лунными каникулами. И… примерно в эти дни будет семнадцать лет, как лучезарный – да продлятся его годы и прирастет царство! – надел маску. Мы ни разу не праздновали воцарение Азаса Черного. Это нужно исправить.

– Так думаете вы или так пожелал владыка? – спросил Камран.

Газван знал ответ и потому следил не за словами, а за лицами. Он был не силен в придворной науке, но даже он заметил, что Мауз скучает, советник Бумажного двора встревожен, а жрица… по ее лицу ничего нельзя было сказать.

– Это будут грандиозные торжества, – отвечал Семеди, – на них съезжаются люди со всей страны. Поэтому лучезарный хочет напомнить, кому они обязаны. Прошло семнадцать лет: пыль осела, обиды забыты… Уже можно восхвалять себя. И представить подданным наследника.

– И как мы это сделаем? – поинтересовался Мауз. Газван прищурился. Интересно, Семеди знает, что толстяк руководит еще и Ночным двором?

– Об этом лучезарный позаботится сам. Наша задача – устроить торжества.

– И так устроить, чтобы не было смертей, – напомнила Неджра.

– Без смертей не обходится ни один праздник, – поморщился Камран, – в конце концов в столице двести тысяч душ. Но я не скажу, что старые обиды забыты, – советник бросил взгляд на чародея. – Мы же не зря избегали прошлых годовщин.

Камран никогда не был другом магов, церемониться с ним не имело смысла.

– Вы еще ничего не избегали, господин Камран, – произнес Верховный. – Год назад на вашем месте сидел другой. Но если вас так тревожат обиды… Царь Царей желает, чтобы маги участвовали в торжестве.

Все обернулись к князю, даже Мауз – хотя чародею показалось, для него новость и не стала открытием. Семеди медленно кивнул.

– Я пригласил Первого-в-Круге по приказу лучезарного. Царь Царей хочет, чтобы колдуны устроили зрелище для горожан.

– Но это безумие! – возопил Камран. – Это то, чего я боялся. Толпа озвереет! А колдуны… они будут творить магию прямо на площадях, без присмотра!

– Мы коснемся этого позже, – тихо, но твердо ответил князь.

– Вам следует знать, – вставил Газван, – если «творить магию» в обители, ничего не изменится. Стены не помеха чарам.

– Мы коснемся этого позже! – повысил голос Семеди.

Сколько бы судья ни рассуждал о равенстве, князь явно заправлял здесь – и потому дальше все пошло, как по маслу. Скачки на Каменном базаре, сплетенный из миражей дворец посреди гавани, дармовое угощение для бедняков. С юга, из давно потерянных провинций в столицу шествовали четыре слона – а бродяги-неджéти уже осели под городскими стенами тремя пестрыми и шумными таборами.

– Ну вот теперь все, – подвел итог Мауз, переведя дыхание. Он торговался, как последний меняла, жирные подбородки тряслись, а перстень, который он крутил на пальце, должен был уже оставить красную бороздку.

– Теперь о порядке, – удовлетворенно кивнул Семеди. – За ним будут следить Черные Братья. К той тысяче, что расквартирована в городе, Царь Царей вызвал из Гиллу Тхан еще две, скоро здесь будет небольшое войско. Нам в самом деле нужно обсудить, как сохранить в столице мир и порядок. Но без Усопшего это будет пустой разговор.

Все важно закивали.

– Я предлагаю собраться завтра, в тот же час. И позабочусь, чтобы Усопший теперь уже был с нами. А сейчас прошу меня простить, достойные, – князь встал. – Болезнь лучезарного добавила мне забот.

Не дожидаясь прощаний, он направился к выходу. Даже сквозь ковер каблуки вельможи издавали глухой стук. Газвану не о чем было говорить с сановниками: коротко кивнув, он также ретировался. Чародей шел быстро, желая поскорей оставить слишком роскошные, слишком чужие стены. Еще один день, полный пустых, бессмысленных разговоров… Яйца Усира, как же он устал! Маг забыл, когда занимался исследованиями или колдовал сам, не поручая чары подчиненным.

Однако, выйдя на светлую, выходящую во второй двор галерею, он остановился. А ведь подумать в самом деле нужно… Что-то происходило во дворце: что-то, что он не столько видел, сколько чувствовал, подобно колдовскому чутью.

Как потоки силы, вдруг отклонившиеся от привычных путей… Это естественно, это происходит каждый день, тысячи мелочей влияют на их течение. Но если сосредоточиться на одной линии, проследить за ней – можно наткнуться на такой узел, что не распутаешь за всю жизнь.

Слишком много несвязанных, отрывочных событий. Азас, решивший вспомнить магов – и намеренный представить своего преемника. Коллегия – и князь Семеди, прибравший весь дворец к рукам. И эта хворь, и торжества, и три тысячи вороненых мечей… Газван понимал, что лучшего выхода обеспечить порядок в столице нет, но при мысли о войске Братьев по спине пробегали мурашки, даже в густом горячем воздухе.

Внизу, в садах, беспечно звенел фонтан. Ему вторили крошечные колокольчики на белых шелковых занавесях, укрывавших галерею от солнца. Из-за неумолчного перезвона чародей не слышал шороха мягких тряпичных туфель.

– Это хорошо, что я тебя нашел, – раздался за спиной низкий голос Мауза. – Мы отправляемся в Золотую палату, секретарь уже ждет.

Аджит? Зачем… о чем это он?

– Вывести магов из обители, устроить зрелище на потеху толпе… – Советник картинно поежился, однако тон его оставался серьезней некуда. – Не думаю, что это умно.

Несколько мгновений Верховный молча смотрел ему в глаза.

– Я боялся, что ты это скажешь, – тихо произнес он.

– Мы идем коротким путем, – пояснил советник, когда стало ясно, что они углубились в нехоженую часть парка. – Им пользуется только Царь Царей… ну или я. Если оно того стоит.

– Что стоит чего? – в первый раз за ползвона разлепил губы маг.

– Дело нарушенных запретов. Ты ведь видел, вход на аллею отмечен знаками.

Газван не видел ничего. К празднику все деревья увешали бумажными фонариками и кистями разноцветных нитей, тем не менее он буркнул нечто утвердительное. Оставалось дивиться, сколько традиций выдумала знать. Титьки Исаты, он впервые вошел во дворец семнадцать лет назад – а остается невежей по-прежнему!

Однако и впрямь – создавалось ощущение, что сюда захаживают только слуги, и то изредка. Сонное гудение пчел лишь подчеркивало тишину этого места.

– Довольно узкая дорожка для царя, – проворчал чародей, придерживая свесившуюся поперек тропинки ветвь.

– Дорожки, которыми ходит царь, всегда узки, – Мауз обернулся и лукаво прищурился. – И еще на них легко оступиться. Давай-ка поживее. Будешь тащиться – и заботы поменяют тебя на другого ишака.

Верховный маг хмыкнул.

От болтовни советника не становилось легче. Все это напоминало дешевую историю из тех, что рассказывают на площадях неджети. В них Газван уже знал каждый поворот – но что прикажете делать, если оказываешься в одной из них? Куда ему до героев базарных рассказчиков! Старому магу не хватало ни мышц, ни здоровья, ни твердолобого упрямства.

Сомнения сопровождали его всю дорогу и стали крепче, когда они пришли. Чародей не заметил, как парк Района Садов сменился садом Золотой палаты: за чередой яблонь мелькнуло крыло знакомых зданий, затем Мауз отворил дверь посреди увитой плющом стены – и они сразу оказались в кабинете.

Аджит… нет, поправился Верховный, Исиат Рахад – поднялся навстречу.

– Боги воплотились в вас, мудрый!

Целитель поклонился, чародей же махнул рукой. Приветствие было в ходу при ас-Джаркалах, когда считалось, что маги – такой же сосуд божественной силы, как жрецы. Теперь фраза звучала как насмешка.

– Ладно, мальчик, я просто рад тебя видеть. Без церемоний.

Аджит улыбнулся в ответ, но ни улыбка, ни новые, вылепленные самим же Газваном черты не изменили строгого выражения его лица.

– Вина? – предложил он. Чародей вспомнил, что еще не завтракал, и покачал головой.

– А я не откажусь, – Мауз грузно прошествовал к столику, где за шеренгой чаш выстроилась коллекция кувшинов.

Верховный тяжело опустился в кресло. Он позволил Аджиту закрыть ставни сперва на одном окне, затем на другом – и лишь затем спросил:

– Ну, что ты там хотел рассказать?

Целитель нервничал. Он не привык на равных говорить с наставником, и его скулы слегка порозовели. Во всяком случае, старик надеялся, что дело в этом…

– Сначала вкратце, чтобы не томить вас лишний раз. Это представление для празднеств Великого Судьи… Это западня! – горячо говорил он. – Она захлопнется, и будет много крови и волнений.

– Царь Царей? – просто спросил Верховный.

– Князь Семеди. Но поверьте, это гораздо хуже! Потому что вторая часть – Азаса уже пару лун ведут в последний костер.

Газван тяжело вздохнул, откинувшись на спинку кресла. Несколько мгновений было слышно лишь одышку советника.

– Пожалуй, это в самом деле нужно запить, – наконец проговорил маг.

Гранатовое вино заставило кровь быстрее бежать по жилам, но сколько он ни искал, Первый не нашел, что сказать.

– Теперь можно по порядку, – выдавил он после пары глотков.

Вместо Аджита ему ответил советник:

– Я сам недавно узнал о владыке. Согласись, было глупо бить в гонг, не удостоверившись.

– И кто сделает это лучше моего ученика?

– Точно! – Целитель вновь смутился. – Я имею в виду… этим действительно занимался я. Пробраться к Царю Царей не так просто, ушло слишком много времени. И… мне не хватило сил вылечить его самому.

– Его травят по приказу Семеди?

Мауз кивнул поверх кромки чаши.

– Не совсем травят, – замялся Аджит. – Просто есть… разные средства. Одни могли бы исцелить лучезарного, другие подталкивают его к царству теней. Раз в неделю-другую ему дают отступиться от диеты, а в любимую еду подмешивают лекарства, которые губят владыку. Никаких ядов! Лекари думают, что царю все хуже, как бы они ни старались.

– Семеди и… кто еще?

– Князь, Камран, Усопший… Я знаю дюжину имен. – Советник отставил чашу и промокнул губы парчовой салфеткой. – Но я ни в ком не уверен. Наверное, кроме тебя.

– Кишки Усира! Я польщен, – не удержался маг. – Ладно, что там насчет ловушки?

– Если коротко, на Круг спустят Черных Братьев. Ну, это ты и сам понял.

– Зачем?

– Пример владыки заразителен, – усмехнулся Мауз. Однако Верховный нахмурился:

– Что-то не припомню, чтобы князь якшался с ревнителями…

– А дело не в ревнителях. Хочешь удержать власть – придумай большего врага, чем ты сам. Будь я тобой, спросил бы: с чего это Братья начнут резать магов?

Мауз улыбался, словно заготовив сюрприз. Верховный просто поднял брови.

– Это самая пряность в нашем блюде! – Советник даже причмокнул. – Когда представление начнется, вместо миражей вы сотворите огненный смерч. Вот и думай теперь, как это возможно.

Это невозможно, хотел сказать маг, но понял, что спорить бессмысленно.

– Что ты хочешь от меня? – устало спросил он. – Ты чего-то хочешь, верно?

– Хорошей сделки, чего ж еще? – Мауз огладил мягкую, выкрашенную в пурпур бороду. – Ты знаешь, как я их люблю.

Вот уж действительно. Впрочем, Газван не был уверен, что сделки советника так же хороши для его партнеров. Он не торопился вступать в торг, вместо этого вперив в толстяка долгий и мрачный взгляд. Тяжелое солдатское лицо нередко заставляло вельмож нервничать, и Верховный этим пользовался.

И не прогадал.

– Азас ведь говорил с тобой насчет наследника, – первым не выдержал толстяк. – Признайся, что говорил!

Чародей только поднял бровь.

– Боги, я знаю эти твои игры! – Мауз властно взмахнул рукой. – Я знаю, Азас призывал тебя. И все, что он хотел сказать.

Отпираться больше не было смысла. Нехотя Газван разлепил губы.

– Тогда ты знаешь и что на него нашло?

– А ты не понял? Мой бедный, старый, одинокий друг! – Верховный скрипнул зубами, но Мауз даже не заметил. – Это войсковой маг может позволить одного сына, и того ты потерял. Чтоб ты знал, в царских семьях это зовется упадком рода. Я говорил Азасу, но ты знаешь: он упрям, как ишак. Как умерла царица, он только отмахивается.

Газван перехватил заинтересованный взгляд ученика.

– У владыки есть брат, – напомнил Первый.

– Князь ас-Абъязид далеко, и у него дочери. А даже роди они каждая по внуку… Азас готов на все, чтобы на престол сел сын! Он надеялся пару лет подождать, назвать его соправителем и… и мальчик носил бы золотую маску, когда время Азаса настанет. Но болезнь заставила его торопиться. Он заключит сделку хоть с шакалом, хоть с песчаным демоном!

– Поэтому в торжествах участвуют маги?

– Да, именно поэтому. Он слишком долго гнул свое. Нельзя просто отправить наследника колдунам. Приходится отыгрывать назад, позволить магам устроить зрелище… Увы, во дворце тайну не сохранить, а это заставит торопиться уже заговорщиков. Так вот, если хочешь иметь влияние на наследника, если хочешь выжить – придется избавиться от Семеди.

Старый маг потер виски.

– Дай я угадаю… это ведь не сама сделка, так? А сделка в том, что Семеди прибрал к рукам дворец, а ты займешь его место. В обмен предлагая мне помощь.

Полное лицо советника было сама невинность. Бледные, почти прозрачные глаза смотрели открыто и без утайки.

– И что с того? Я был плохим другом Кругу? Хоть раз обманул? Твой собственный ученик меня поддерживает.

– Семеди тоже друг владыке. Что до моего ученика… – Газван бросил взгляд на Аджита. Целитель старался держаться непринужденно, но было видно, что он не знает, куда деть руки. – Мой ученик служит Ночному двору.

– Ночного двора не существует.

Чародей фыркнул.

– Ты ошибаешься, маг, – Мауз не скрывал досады. – Здесь нет чиновников, хлыстов и капитанов. Есть люди, которым я плачу или которые действуют за убеждения. Аджит не больше служит двору, чем ты.

– Ночной двор – это ты сам, – Газван пожал плечами. – Я запомню. Но я по-прежнему не назову твою власть убеждениями. Какой мне прок за нее бороться?

– Ты ошибаешься, – упрямо повторил советник. – Я дал жизнь твоему ученику. Бросил кости, дав тебе создать ему новое лицо. Я рискнул жизнью лучшего помощника, когда твой южный поход пошел наперекосяк…

Верховный прикрыл глаза, спасаясь от настойчивого голоса. Бездна, как же он устал! До дрожи в руках, до полного безразличия. Ему вновь вспомнилась Джерима – и маленькая комнатка, которую они снимали в доходном доме на севере Тáбры. На мгновение ему страстно захотелось вернуться туда: в тесную, скудно обставленную каморку – лишь бы избавиться от груза решений. Он слишком стар для них. Ему самому не нужно уже ничего, кроме теплой постели и горячей воды, в которой суставы перестают так ныть…

– …и я не понимаю твоего упрямства! – прорвался сквозь воспоминания голос советника.

Маг открыл глаза.

Мауз и впрямь не понимал. Газван не поручился бы, что изучил советника, но казалось, тот раздосадован и не ожидал отпора. Это не давало вельможе покоя… как оса, жужжащая над раздобревшим псом.

– Верховный маг… назовем это «суеверен», – процитировал жрицу Первый. – Ты предупредил меня – просто так, забесплатно – и мне придется действовать. Что бы я ни сделал, ты выиграешь. По-моему, отличная сделка.

Мауз открыл было рот, когда чародей закончил:

– Во всем, кроме одного: творить еще одного узурпатора я не стану.

Советник лишь покачал головой. Аджит переводил взгляд с одного на другого.

– Должно быть, правду говорят, у Первого на все один ответ: мне нужно подумать, – горько усмехнулся советник. – Неудивительно, что твой собственный престол шатается… Иди и думай – но постарайся не заснуть. Чего доброго, проснешься слишком поздно.

Это было оскорбление, но чародей пропустил его мимо ушей. Он поднялся – и едва не пошатнулся. Вино оказалось крепче, чем он предполагал.

– Я рад, что мы друг друга поняли.

– Аджит, проводи нашего друга, – все еще в раздражении бросил Мауз.

Воздух в палате казался тяжелым от напряжения – так что маг полной грудью вдохнул запахи людных улиц. Его паланкин ждал у главных ворот Района Садов, но Верховный понял: если он проведет хоть звон в душных носилках, то сойдет с ума. Слишком много слов сказано. Они теснились в голове и требовали внимания – так же настырно, как чародеи Круга.

В конце концов за паланкином можно и послать из обители!

Базарные навесы расположились даже здесь, у самых стен Района Садов. Торговцы разложили шелка и узорчатые ткани, курения и немыслимо дорогие товары из дальних стран. Продавали здесь и еду: сласти, миндаль, жареные моллюски, а в медной жаровне исходила дымом приправленная медом и горчицей баранина.

Неудивительно, что тревоги живо отступили перед ароматами. Как никогда, Газван радовался, что тяжелая челюсть и крепкое сложение не позволяют заподозрить в нем мага.

– Сколько? – спросил он, ткнув пальцем в начиненную мясом лепешку.

Торговец, человек с острым лицом и таким же острым взглядом, оглядел его с ног до головы.

– Десять медяков для благородного. Мясо нежнее, чем в иных знатных домах!

Газван понятия не имел, сколько стоит снедь на столичных улицах – еду в Круг доставляли большими скрипучими фургонами – но со времен походной юности привык торговаться. К тому же вряд ли в его карманах было много меди.

– Ты много хочешь, – скривился маг. – За лепешку и горсть мидий я дам три медяка.

– Прошу прощения, – поклонился торговец. – Я думал, вы недавно выбились в люди и не считаете деньги. Вы не только благородны, но и благоразумны, господин!

Наблюдая, как ловко тот заворачивает лепешку в лист салата, Газван ухмыльнулся.

Должно быть, боязнь выдать себя сыграла с ним злую шутку – когда торговец поднял взгляд и его глаза округлились, чародей принял это на свой счет. Лишь мгновением позже он сообразил обернуться.

Слишком поздно.

Он успел почувствовать дыхание чужой силы – и шарахнулся в сторону. Погрузившись на мгновение в темноту, маг понял, что машинально совершил Прыжок, притом неизвестно, куда и насколько далеко.

Он услышал сдавленный выдох, шорох и открыл глаза.

Пожалуй, ему повезло. Это была старая конюшня, пустая, грязная и полутемная. Узкие лучи света проникали сквозь щелястый потолок, едва-едва разгоняя мрак. И все же здесь было не совсем пусто: шорох повторился, а колдовское чутье подсказало, что рядом двое, что они испуганы, а один готов схватиться за оружие.

Они зажмурились, когда над головой мага вспыхнул яркий огонек. Пользуясь замешательством, Газван подчинил их сознания, – и застыл, еще не зная, что хочет сделать.

– Спи, – наконец приказал он.

Несколько вздохов он передавал ощущения тяжелеющей головы, и ватной усталости, и легкого сумбура в мыслях – пока не почувствовал, что оба разума погрузились в дрему. Лишь теперь он осмелился подойти поближе.

В свете колдовского огня они напоминали любовников: лица разгладились, а позы были открытые и беззащитные. Слишком много пудры и крема и откровенный наряд говорили, что перед ним дешевая шлюха со своим клиентом.

Верховный выругался.

Это безумие. Он даже не был уверен, что на него напали: вернее, ощущения твердили одно, а разум отнекивался, напоминал, что этого не может быть. Покушение на Первого-в-Круге, под стенами дворцового квартала, да еще при помощи магии… нет, невозможно. Было бы невозможно, если бы это не произошло. А если он ошибся… что ж, он уже наварил варево. С гадюкой и перцем. Эти двое, видевшие его, – не самая большая беда.

В любом случае, отсюда пора выбираться.

Газван быстро нашел приоткрытую, перекошенную на сорванных петлях дверь и оказался в узком проходе меж зданиями. Поодаль, под кривым старым карагачом, высилась груда мусора. По грубому водостоку, прорытому в голой земле, сочилась зловонная жидкость.

Чародей как раз прикидывал, куда податься и что правильней сделать – когда почувствовал взгляд, выискивающий его среди пыльных дворов и закоулков. Кто бы ни напал на него на крохотном рынке, он был не готов довольствоваться попыткой.

«Думай! Думай!» – твердил себе маг. Как назло, в голове царила зияющая пустота.

По меньшей мере, нужно убираться. Должно быть, он сможет укрыться от взгляда, но похоже, что враг чувствует чары, придется обойтись без магии. А еще – нужно понять, что же произошло, то есть вернуться к Району Садов и осмотреться. Это была только задумка, но лучше, чем ничего, и Верховный зашагал прочь, жалея, что уже не в силах перейти на бег.

Праздник еще не начался, но сточные канавы были забиты мусором, а народ в дешевых харчевнях гулял вовсю. Выйдя на залитые солнцем улицы, чародей с сожалением замедлил шаг: ни к чему обращать на себя внимание. Он не чувствовал взгляда, но не мог и отделаться от ощущения, что его преследуют. Он слишком мешкал там, в конюшне. Тому, кто покушается на Первого, не составит труда найти след чар и перенестись на место за пару минут.

Газван отыскал взглядом шпили Круга, а через несколько ударов сердца – и купол дома Усира, так что блуждать ему не пришлось. Однако, когда булыжник мостовой сменился плоскими плитами, маг понял, что дальше идти по главным улицам опасно.

Он свернул наугад, не приглядываясь, – и сразу понял, что поступил правильно. Не успел маг пройти и дюжины шагов, как за спиной раздался властный окрик и шум голосов. Обернувшись, он увидел спешащих мимо конников в черных чалмах. Братья? Видать, на площади царит еще та кутерьма!

Если бы он мог изменить внешность чарами! Чародей свернул в проход меж двумя зданиями, вновь свернул… Знать бы еще, где он находится. То были дворцы, возвещающие богатство владельцев простому люду перед парадным входом. Конторы торговых домов, бани, особняки – с обратной стороны все они на одно лицо.

По всему городу гонги отпели седьмой час, прогудев горсть долгих тоскливых нот. Он и не заметил, как наступил вечер. Летние дни долги, и солнце еще окрашивало розовым купола, но до сумерек осталась пара звонов. Меньше всего Газвану хотелось, чтобы его скитания затянулись затемно.

Однако вскоре он завидел то, что искал, – свернув очередной раз, он оказался в проулке, а впереди замаячили алые стены Района Садов. Над ними виднелся белый зуб Башни Справедливости. Даже этот небольшой просвет между домами был закрыт, перед кордоном Черных Братьев собрались люди.

Затесавшись меж почтенной дамой и оплывшей тушей ремесленника, Газван протолкался вперед и скривился. Там было человек десять воинов, а за ними виднелись еще и еще… целая орава – хоть он не поручился бы, что все они Братья. Увы, ни окружавшего дворцовый квартал канала, ни площади за спинами было не разглядеть.

– Что происходит? – допытывался высокий седой человек. – Что там происходит? Милосердные боги, я спешу!

– Убийство, – одернула его женщина.

– Несчастный случай с благородным, – сказал ремесленник.

Коренастый крепыш, по виду кузнец, прервал начавшийся было спор:

– Братья говорят, колдуны устроили бойню. Полрынка выжжено…

Его слова потонули в гвалте. Среди возгласов и проклятий Верховный услышал предложение сжечь обитель, выпустить бесам кишки, а также изумление тому, что колдуны вообще покинули свою тюрьму.

– Они могли и не выходить никуда, – со знанием дела отметил прыщавый юнец. – Колдовать-то и оттудова можно. Теперь затаились там и…

Но истинные виновники хаоса и не думали таиться. То ли они почуяли его присутствие неподалеку, то ли их поиск вернулся к окрестным кварталам, но Газван вновь ощутил, как зашевелились на голове волосы.

Они были сильны. Он чувствовал это. Наверное, если собрать с десяток не самых слабых чародеев Круга – получится примерно столько силы. Под пытливым взглядом маскирующий его сущность кокон съеживался и корчился.

Зеваки судачили по-прежнему. Кишки Усира, неужели они не слышат? Нет… конечно, нет. Ощущая, как стеснение в груди растет, Газван начал протискиваться прочь. Вот он наступил кому-то на ногу. Задел плечом неожиданно вскрикнувшую женщину… Голова гудела, а щит все таял, таял – так стремительно, что мага тошнило от потери сил.

Нет, он долго не выдержит! Прыжок… Ему показалось, что он услышал крики за спиной, но маг понимал, что это самообман. Еще Прыжок. На сей раз он знал, куда переносится, и запутывал след, бросаясь из одной части города в другую. Гавань, Старый город, задворки знакомой лавки у моста Отрубленных Голов… Один раз маг почти свалился на моложавого мужчину в потертой одежде. Он лишь коснулся плеча горожанина, погружая того в сон, и побежал.

Сколько он плутал так? Чародей утратил счет времени и не вслушивался в голоса храмовых гонгов. Он Прыгал, уходил с места Прыжка, еще раз переносился… чем дальше, тем реже применяя магию и чаще передвигаясь на своих двоих. Пусть только попробуют его найти! Да, любой Прыжок можно отследить… Но на это требуется время – время, которое он потратит на то, чтобы уйти подальше. В городе, где проживает пара тысяч магов, попробуй отследи каждый всплеск силы!

Еще Прыжок – и снова путь по темным, умолкшим с наступлением ночи захолустьям… Уже и ноги начали подводить его, а живот скрутило так, словно он не ел несколько дней.

Десятый вечерний звон застал его в саду брошенного особняка на севере столицы. Отсюда было равно далеко до Круга, до Района Садов и до места последнего Прыжка. Он отдыхал… если это можно так назвать. Последний час старик едва ковылял, и теперь осел наземь, нащупав в темноте корягу и привалившись к ней боком.

А он и не знал, что в городе есть такие места… Интересно, кто здесь жил? Наверное, ему пора бы возвращаться в Круг. Он не мог Прыгнуть прямиком внутрь, из-за купола силы над обителью, а переноситься в окрестности, чтобы войти пешком… Нет, нельзя, нельзя! Чего доброго, перехватят. Но и тянуть время толку нет. Чем дольше он медлит, тем теснее враг оцепит обитель.

Мысли были вялые, бессвязные и вязкие, Газван даже не пошевелился, чтобы встать. Спутанные заросли тамариска казались тысячей рук, что тянулись к луне. Ветер тоскливо скулил в покинутом саду, как сонм плакальщиц, и высохшие деревья тоже стонали и скрипели, словно бы вторя ему.

Невдалеке треснула ветка. Тихий звук: то ли ветер, то ли выдох…

Сжав зубы, Газван тяжело поднялся и пошел на шорох. Глупец! Конечно, в столице есть и заброшенные особняки, и запущенные сады, но сколько нищих, бродяг, а то и кого похуже облюбовали их для себя?

Как глупая девица, он едва не вскрикнул, запнувшись о невидимый во мраке тюк. Обругал себя, ткнул ногой и осторожно опустил руку, чтобы пощупать. Тюк был мягким и скользким, словно дохлая кошка. Газван вздрогнул, отдернув руку. Затем нагнулся и пощупал еще. Волосы, линии лица, борода… у него под ногами валялся человек. Нищий, если верить заскорузлой одежде.

Забрел сюда сам?… Уже был ранен, болен – и издох здесь, где таился маг? Как бы там ни было, он засиделся. Безмолвно ругаясь и моля богов – Газван и сам не знал, о чем – старик вновь заспешил прочь.

Похоже, боги вняли ему, просто для разнообразия. Когда лужайка, на которой он провел ползвона, исчезла в вихре силы и реве пламени, он был уже достаточно далеко. Газван побежал. Деревья толкали его из стороны в сторону, корни цеплялись за подол кафтана. Наконец, он растянулся на земле среди затрещавших кустов и пополз, продираясь сквозь заросли. Покрытые росой ветви царапали лицо и хватали за плечи.

Времени не было: он понимал, какой след силы, чувств и самого своего существа оставляет за собой.

Конечно, маг знал, что далеко он не уйдет. Газван даже не разглядел как следует своих преследователей. Колдовское чутье подсказывало, что они здесь, близко, но в чересполосице тьмы и лунного света он не увидел бы собственных ног.

Какого беса?… За сутки в небо над столицей выбросили столько силы, что маг средней руки мог лишь грезить о таком могуществе. Это был единственный выход, и бояться его так же глупо, как печалиться о недопитом вине, проигравшись в кости.

Его пальцы помнили прикосновение липкой, еще теплой плоти. Схватившись за воспоминание, маг потянулся через старый сад, через чужую и до странности чуждую магию к оставшемуся позади телу.

Всю жизнь ему внушали отвращение к тому, чтобы черпать силу из живых созданий, а прикосновение к мертвому вызвало еще больше брезгливости. Это было похоже на людоедство… Но он сможет. Если даже Ханнан смог – мягкий, вежливый Ханнан, который слова поперек не скажет, – то он обязан справиться. Ведь он солдат. Когда-то был им…

Подавив тошноту, Газван жадно зачерпнул теплящуюся в теле силу, пропустил ее сквозь себя, через умножающие чары браслеты – и бросил в сжимавшееся кольцо. Раз, другой, третий… Он не облекал чары в пламя или порывы ветра, но все равно оказался не готов к оглушительному треску. Валы магии катились во все стороны, как круги на воде.

Верховный не сразу открыл глаза. Равнодушная луна холодно взирала с чистых небес. Ни единой ветви не заслоняло неба: на десятки локтей вокруг простирался хаос изломанного дерева и вывороченной комьями земли. Царила такая тишина, что собственное дыхание показалось чародею громким.

Маг поежился от прикосновения неожиданно прохладного ветра. От мысли о том, чтобы задержаться и поискать, не осталось ли чего от преследователей, к горлу подступала тошнота.

Закрыв глаза, чтобы не видеть созданного им бурелома, чародей Прыгнул.

Верховный вошел в Круг через восточный вход, именуемый также Песьим: через него когда-то уходили на войну служащие в войске чародеи, а неподалеку виднелся обветшавший алтарь Шакала Пустыни.

Газван не стал карабкаться по лестницам. Едва миновав защитный купол, он перенесся прямиком в свою гостиную – и с удивлением обнаружил, что комната залита мягким светом лампад, а в кресле устроился Ханнан, листая книгу.

– Ты?!

Он так устал, что возглас оказался приглушенным хрипом. Чародей оторвал взгляд от строк – спокойный и сдержанный. Как и всегда.

– Я, – отвечал Ханнан. – Я знал, что рано или поздно вы вернетесь, но предположил, что вы не будете знать новостей.

Он помедлил прежде, чем закончить: должно быть, искал слова, но выглядело так, будто он выдерживает драматическую паузу.

– Царь Царей при смерти, – объявил чародей. – Власть теперь в руках мальчишки.

В стенах обители не было нужды изображать скорбь. Однако Первый-в-Круге догадывался: вскоре он и впрямь начнет скорбеть по узурпатору.

 

2

– Ты, случаем, не хочешь сказать, что пора готовиться к схватке?

Мраморная оправа держала зеркало крепко, на века: Верховные прошлого знали и более напряженные разговоры, а вот стоящая рядом чаша звякнула от настойчивого голоса.

– Я сказал все, что знаю сам, – устало пояснил Газван. – Что Азас неспособен править: царские глашатаи кричат о том на каждой площади. Что придворные вцепятся друг другу в глотки. Ну да это ты сам понимаешь, не глуп… Просто будь начеку. Но не вздумай вооружать обитель! Только напугаешь всех: и подопечных, и простых смертных.

Глава обители в далекой и по-прежнему родной Табре выглядел подавленным и испуганным. Первый понимал, что не дал ему желанных ответов. Но что поделать, их не было и у него.

– Хорошо, я передам своим людям, – сухо молвил образ в зеркале.

– Предупреди городские чины, – посоветовал Верховный. – Окажешь им услугу. Никогда не знаешь, чья дружба пригодится.

– Так и поступлю, мудрый.

Мыслями его собеседник был далеко: должно быть, обдумывал, что делать теперь, так что Газван взмахнул рукой, прерывая Зов. Каменные фигурки песчаных демонов, державшие потухший серебряный диск, смотрели в ожидании. «Кто теперь?» – словно спрашивали они.

– Это последний, – сказал старый маг, то ли себе самому, то ли и вправду им.

Покряхтывая, он поднялся и подошел к окну, глядя на столичные крыши. Передразнивая утреннее солнце, мрамор и побеленные стены слепили глаза. Если опустить взгляд ниже, можно было увидеть внутренние дворы обители и магов, спешащих по своим делам. Они уже слышали, что узурпатор, почитай, мертв, но спокойно направляли стопы к работе, ученикам или развлечениям, уверенные, что Первый-в-Круге знает, что делать. Газван наблюдал за снующими подопечными, провожая взглядом фигурки, пока те не скрывались с глаз за поворотом или в дверных проемах.

– Так чего тебе? – наконец спросил он.

– Вас хотят видеть смотрители стихийных Залов.

Все это время Ханнан терпеливо ждал, то рассеянно теребя бороду, то расхаживая из стороны в сторону вне видимости зеркала.

– Мне нечего им сказать.

– Но они ждут, – чародей говорил вежливо, но твердо. Интересно, он и князю Тедеросу приказывал в том же тоне? Газван на мгновение пожалел покойного вельможу, который так хотел иметь в свите неучтенного колдуна.

– И что ты им ответил?

– Что вы посылаете Зов главам обителей и как важно всех предупредить.

– Хорошо, – кивнул Верховный. Однако Ханнан продолжил:

– Они согласны ждать, но им это не нравится. Вряд ли вас отсюда выпустят без ответов.

– И они еще боятся новой осады! – Первый поднял взгляд к потолку. – Подождут. Должны понимать, есть дела поважнее, чем подтирать им сопли.

– Что мне им сказать?

– Что нет смысла толочь в ступе песок, пока я не побываю при дворе. Все слышали, что говорил глашатай? Если нет, напомни: Семеди созывает Совет Достойных, а мусолить наши дела будем после.

– Да, Первый…

В голосе Ханнана не слышалось убежденности, поэтому Верховный остановил его повелительным жестом.

– Успеешь их осчастливить. Сядь.

Чародей послушно опустился на обитую темным шелком скамью, на несколько мгновений в комнате воцарилась тишина. Газван внимательно изучал собеседника. Занятно, каким он был секретарем для Тедероса? Говорили, что неплохим – в конце концов, это его советы вознесли князя так высоко, что тот стал угрозой для Семеди. Но в этом и беда Ханнана: он неглуп, но простоват для столицы. И все же… Раз он оказался здесь, когда заварилась кутерьма…

– Ты ведь вырос на улицах? – по-прежнему не сводя с него взгляда, спросил Верховный. – Было дело, даже воровал. Верно?

– Наставник подобрал меня на улице, – поправил чародей. – Вырос я все-таки в обители.

– Не важно. Ты был глазами и ушами в Сакаре. И у тебя неплохо вышло. Мне и сейчас не помешает лазутчик, теперь уже в столице. Понимаешь? Побродить по базарам, послушать, что говорят… скажем, вырядиться нищим. Ты лучше моего знаешь, как морочить головы.

– Торговцем, – негромко произнес Ханнан. – Не нищим, а уличным торговцем.

– Вот видишь! Ты все отлично знаешь. Ну так что?

– Я взял на себя смелость… – Чародей нервно хрустнул пальцами. – С утра, пока вы спали. Попросил у слуг одежду, набрал в кухнях мидий, крабов и жареного миндаля…

– Что там? – перебил его Верховный. – Есть, что рассказать?

– Да ничего особенного… Много слухов. Все гадают, что происходит. Я обошел четыре базара и горсть харчевен, но нигде не знают, что вчера стряслось. Один выпивоха рассказывал, что сам видел пожар в Круге, а еще колдовской бой у главного входа – да так убедительно, я едва не поверил.

Верховный хмыкнул.

– Кто с кем дрался?

– Понятия не имею, – серьезно ответил Ханнан. – Еще там повсюду Черные Братья. На каждом углу. Повезло, что я подумал о личине… Не знаю, что бы было, надень я ковву.

– Все так плохо? Нас хотят четвертовать?

– Не знаю, – откровенно признался чародей. – Колдуны разрушили несколько кварталов в разных частях города – во всяком случае, так говорят. Никто не спрашивает, зачем это нам и чего мы хотели. В конце концов мы колдуны, мы всегда жаждем крови. Люди связывают кончину узурпатора и беспорядки и судачат, что колдуны хотят устроить переворот, – горько закончил он.

– Ну, они и вправду связаны, – кивнул Газван. – Молодец. Отправиться послушать сплетни… это была хорошая мысль.

– Которая ничего не дала.

– Может быть. Но не знай мы, что происходит, было бы еще хуже! В Круге мало кто сам соображает… Пока ты здесь, будешь и дальше моим лазутчиком. Договорились?

Чародей неуверенно кивнул.

Газван сплел пальцы, устремив взгляд в пустоту. В историях базарных рассказчиков Верховный маг затаился бы и нашел врага при помощи чар – но то в историях. На деле он не мог даже остановиться и как следует подумать, что уж говорить о чарах. Вместо этого его ждет Совет Достойных, а значит, он вновь отправится в змеиное гнездо. Как и вчера, Газван горько сожалел, что боги и сказители выдумывают такие разные сюжеты.

– Я одного не могу понять, – проворчал старый маг, – зачем нападать под стенами дворца?

– Только одного? – Ханнан добродушно прищурился. – По-моему, это как раз ясно: попробуй подстереги Верховного, когда он в Круге! А выманить вас так, чтобы вы не проигнорировали приглашение, можно только во дворец. Может, Семеди и не хотел переполоха. В Районе Садов можно провернуть дело тише и проще, но вас украл советник. А может, ему, наоборот, нужен переполох.

– Хочешь сказать, это были не маги Круга?

– Думаю, нет. Я уже уяснил, что «чары» вовсе не значит «Круг», но вам еще предстоит привыкнуть. Это могут быть шахва.

Газван улыбнулся краешком губ. Его давно никто не поучал.

– Азас приказал уничтожить Искалеченных, сколько их ни есть. Как раз после твоей переделки в Сакаре.

– Мало ли кто это может быть? – пожал плечами Ханнан. – Я полагаю, Мауз лучше знает…

– Тебе тоже стоит ко многому привыкнуть, знаешь ли, – ворчливо перебил его Верховный. – Во-первых, это не обязательно Семеди. Мауз так же опасен, сколько ни душится розовой водой… И я вчера ему отказал. Еще у нас есть Наджад, смотритель Зала Камня, который ждет за дверью и думает, что я буду отчитываться ему, как мальчишка.

Газван поскреб щетину на подбородке.

– В общем, это могли быть наши маги. Наджад грезит, как станет Верховным, и давно пляшет перед узурпатором. Случись что со мной, его назовут Первым раньше, чем твой плевок успеет высохнуть. Но и начать расследование в Круге я не могу. Я только заикнусь, а гвалт в обители услышат жрецы по ту сторону канала.

Старый маг встал.

– А сейчас помоги мне одеться. Или кликни эту толстушку, Асму.

– Вы в самом деле хотите ехать?

– А у меня есть выбор? – огрызнулся Газван. Видя, что Ханнан готов возразить, он поднял руку. – Не сегодня. Сегодня опасаться нечего. В присутствии дворян власть получат те, кто ее так ждал. Все будет чинно и пристойно… как в борделе при проверке.

Запахнув поверх галабии черную ковву, он принял из рук Ханнана расшитый бисером кушак.

– У тебя много работы, мальчик, – Газван поймал себя на том, что обращается к главе обители, как к ученику. – Предупреди своих людей в Сакаре, если еще этого не сделал. Выясни, где были самые сильные маги столицы. И что делали. Но, Бездна, будь осторожен! И успокой смотрителей Залов. Если нужно, поговори с каждым. Мне не хватает только их соплей…

За кушаком последовали черные бархатные перчатки и браслеты. Ханнан помог Первому застегнуть на спине инкрустированное ониксом оплечье.

– А вы?

– Я буду мозолить глаза тем, кто желает мне смерти, – Газван криво ухмыльнулся. – Ну иди, иди… Я не смогу выйти, пока ты не спровадишь болтунов с порога.

Старый маг закрыл за Ханнаном двери и прислонился лбом к прохладному дереву. Постояв так с минуту, он решительно направился вглубь покоев: туда, где хранились резервуары силы и предметы ремесла.

И решительности, и спокойствия, что он излучал в присутствии Ханнана, хватило едва ли на ползвона. Город шумел. Сквозь занавеси паланкина Первый не видел привычных толп, но зато слышал: и напряжение, и беспокойство, и их враждебность. Хриплые крики морских птиц мешались с голосами растерянных слуг, пьяниц, шлюх и зеленщиков, феллахов и ремесленников.

В такие дни Верховный ненавидел колдовское чутье. Сидя в носилках, Газван обхватил себя руками и закрыл глаза. Хорошо, что занавеси скрывают его от любопытных взглядов. Сквозь щели полога на колени мага сочился свет, в котором танцевали пылинки. Вездесущие мухи, плодящиеся вокруг сточных канав, пробрались даже сюда, и теперь одна из них ползала по матерчатому потолку, иногда пытаясь сесть на чародея.

«Я похож на тебя, верно? – подумалось Газвану. – Я вижу поверхность, по которой ползу, но не понимаю, что это часть большего».

Район Садов, как всегда, показался слишком скоро – хотя на сей раз они добирались дольше обычного. Отдернув занавеси, маг невольно зажмурился: так ярко отражалось полуденное солнце в мозаичных плитках перед воротами. Этот свет и помешал ему разглядеть протянутую руку в перчатке. Газван спешился и вздрогнул. Человек в черном показался ему знакомым. И эти холодные глаза, поблескивающие из-под шелковой маски…

– Жалимар!

Гафир-ха-гафир кивнул. Верховный не видел его лица, но мог поклясться, что в глазах светится насмешка. Целая дюжина ищеек окружила Первого-в-Круге, и пусть он не чувствовал враждебности, многие держали ладонь на рукояти меча.

– Вчерашнего дня вам мало? – прямо спросил Верховный.

– Советники Железного и Золотого дворов просили меня вас сопровождать, – раздался приглушенный тканью голос. – Вчерашнего дня было чересчур много. Он не должен повториться.

– И кого ты будешь охранять? Меня от вельмож? Или их от проклятых колдунов?

– Всех понемногу, – заверил мага гафир и сделал приглашающий жест в сторону ворот. Газвану оставалось только подчиниться.

После нескольких лун затишья посещать Район Садов третий день кряду было странно. Однако таким, как сегодня, маг не видел его давно: обычно тихие аллеи заполнили придворные, голоса птиц и фонтанов тонули в гуле человеческих голосов. Здесь встречались вельможи в шелковых халатах и чиновники, чьи пальцы даже сегодня пестрели пятнами цветных чернил. Ему попадались статные, бритые наголо жрецы и не менее статные, позванивавшие оружием военные.

Верховного сопровождало молчание, которое тут же сменялось приглушенными разговорами, стоило ему пройти мимо. Сразу и не скажешь, были тому причиной вчерашние события или то дюжина воинов в черном вызвала пересуды?

Все это неважно. Значение имеет лишь то, что произойдет в Палате Прошений.

Вход в нее преграждали двойные двери из полированной бронзы – говорили, когда-то их покрывало листовое золото, но его сняли цари-чародеи для одного из провальных походов. Сама Палата была огромна: наверное, здесь уместился бы целый полк, а владыки прошлого, правившие Царством в пять раз больше нынешнего, порой устраивали здесь потешные состязания. Первый-в-Круге легко представлял облаченных в старинные доспехи конников, скачущих по укрытому песком мрамору.

Но сегодня взгляды приковывало не ристалище и даже не выложенная подушками золотая чаша – престол Царя Царей, – а длинный стол из красного дерева. Его поверхность испещрили тысячи слов, каждое из которых прославляло Мертвого бога, его возлюбленную, Великую Мать, и сына их, Солнечного Владыку.

– Мои люди останутся у дверей, – Жалимар положил руку на плечо старого мага, – но они рядом. Помните об этом.

Угроза? Если и так, сейчас не до нее – Верховного ждало его место за столом.

Советники уже были здесь: Мауз, Семеди и Камран собрались у ведущих к помосту царя ступеней, негромко беседуя. Неджра сидела по правую руку, а вместе с ней еще полдюжины старших жрецов богов поплоше и победнее. Газван должен восседать слева, среди глав обителей и стихийных Залов, как бы уравновешивая жрецов.

Но был один. Да и это место осталось Кругу по недосмотру: собрание дворян и чиновников столицы давно утратило всякое влияние. Ас-Джаркалы еще временами созывали достойных, чтобы двор кивал и поддакивал, а узурпатор вовсе позабыл Совет, хотя когда-то тот смещал одних владык и выбирал других. Газван был уверен: собрание и сейчас сыграет роль служек на храмовой мистерии. Грустные эти мысли не приносили утешения. Может, они лишь подпевалы, но как бы не пришлось петь чему-то вовсе неприглядному.

Первый-в-Круге кожей чувствовал устремленные на него взгляды. Он замедлил шаг, стараясь ступать с достоинством, и, приблизившись к столу, поклонился.

– Мир вашим домам, достойные.

Жрица тихо ответила ему, Семеди же барственно кивнул за всех.

– Юный царь вот-вот появится. На вашем месте я бы был порасторопней.

Как и в прошлый раз, Газван не ответил. Он просто занял свое место, стараясь не смотреть по сторонам. Склонившись к толстяку, Камран что-то прошептал на ухо советнику, губы Мауза тронула улыбка.

– Боюсь, я единственный, кто может с вами заговорить и не бросить на себя тень…

Жалимар был уже без маски и опустился в соседнее кресло быстро и легко – слишком легко для человека всего чуток моложе Первого-в-Круге.

– Расставили посты? – без особого интереса спросил маг.

– Только проверил. Драться не придется: бой будет, но из тех, что выигрывают золотом и чернилами.

«Он разжигает бой и разбивает ряды врагов. Бушуют все края» – гласила резьба под пальцами чародея. Маг медленно поднял взгляд на гафира.

– Кажется, я не должен знать его исхода. Еще немного – и интрига развалится.

– Никакой интриги, – серьезно ответил пес узурпатора. – Почти никакой. Мы оба знаем, кто получит власть, верно? Неизвестно, как и на каких условиях, но этого не знаю и я. Если я… – он хотел сказать что-то еще, но не успел. – А вот и царь, – вместо этого заключил Жалимар.

О его прибытии оповестил бронзовый гонг, и облаченный в яркие шелка евнух засеменил впереди процессии. В отличие от отца мальчишка передвигался по дворцу на носилках. Здесь были слуги с двенадцатью зонтиками, слуги с двенадцатью бунчуками, Черные Братья и еще боги знают кто… Глазеть было некогда: Газван простерся ниц вместе с остальными. Его черед подняться был последним среди сидящих за столом, но раньше тех, кто стоял вдоль стен.

– Узрите могущество Царя Царей, повелителя над повелителями, упрочившегося в свете…

Мальчик не выглядел ни повелителем, ни упрочившимся. По правде сказать, он напоминал ученика, исполняющего затверженную роль: слишком тонкий, слишком крохотный среди шелков и золота – и слишком напряженный для того, кто готов к своей участи.

– …живущего вечно, владыки Пяти Пределов…

Должно быть, Газвану стоило послушать: не каждый день в Царстве появляется новый правитель, а список титулов подсказал бы, на какие роли претендует двор, но ему никак не удавалось сосредоточиться. Лишь когда стены зала дрогнули от троекратного «Ианад», чародей присоединился к общему хору.

Но вот мастер церемоний стукнул по полу окованным медью посохом.

Это был сигнал, что Совет Достойных можно считать открытым, и Семеди поднялся с места. Несколько долгих вздохов он просто молчал, обводя взглядом зал, пока шарканье, шепотки и шелест одежд не смолкли.

– Я попрошу тишины, достойные, – произнес князь, хотя в Палате и так царила густая, почти невозможная для такого сборища тишина. – Госпожа Неджра… По традиции мы взываем к Великому Судье, чтобы мудрость и справедливость руководили нашими решениями.

Еще один ритуал… Что ж, это был первый Совет Достойных за двадцать лет, многие и вовсе никогда его не видели. Неудивительно, что Семеди хочет исполнить все обряды, чтобы никто не усомнился в законности собрания. Газван исправно повторил молитву вслед за сановниками.

– Быть посему! – наконец возгласил Семеди. Некрасивое его лицо залилось румянцем.

«Титьки Исаты, да он волнуется!» – подумал маг. Впрочем, и это неудивительно: наверное, то был самый важный день в жизни князя.

– Достойные господа! – вернувшись на место, советник быстро взял себя в руки. – Как вы, должно быть, знаете, в последние несколько лун наш возлюбленный государь хворал. Мы старались не говорить об этом прямо, чтобы не вселять страх в сердца подданных… но его здоровье все ухудшалось. Те из вас, кто каждый день бывает во дворце, знают, что в последние недели Царь Царей не покидал покоев. Он получал все известия от нас, его верных слуг, давал нам указания и уповал на выздоровление.

Газван почти верил в скорбь советника. В конце концов тот и впрямь был с узурпатором с первых дней. Что не помешало ему свести старика в костер, едва представилась возможность.

– Увы, этому не суждено было сбыться, – горестно заключил князь. – Я спешу вас заверить, Азас Черный по-прежнему жив. Но он впал в беспамятство. Лучшие лекари столицы признают, что жизнь в нем только теплится.

По залу пронесся приглушенный ропот: каждый спешил поделиться своим мнением, так что Семеди поднял руку, призывая к молчанию.

– Законы Царства недвусмысленно указывают, – возвысил он голос, – что золотую маску может носить лишь тот, кто достаточно здоров для исполнения высокого долга. Мы помним, что цари-колдуны ослепляли противников, чтобы те не могли занять престол…

Снова гул голосов. Конечно, Семеди не обошелся без камня в сторону Круга. Цари-чародеи действительно так делали: как и цари – простые смертные до них, как и все в то время, не менее двух сотен лет назад.

– Но, как бы ни пользовались им колдуны, мы должны признать, что закон разумен, – продолжил князь. – Кто поведет войско в бой, если соседи ополчатся против нас? Кто защитит нас от врагов внутри самого Царства? – Он не прояснил, кто бы это мог быть, но все поняли и так. – Поэтому мы, советники владыки, скрепили сердце и призвали глашатаев, чтобы те объявили на каждой площади: Царь Царей бессилен, но золотая маска отныне принадлежит его сыну, Ианаду ас-Абъязду.

Первый-в-Круге бросил на мальчика короткий взгляд. Достойным еще предстояло надеть на него маску, и все видели, как он бледен. Эту бледность лишь подчеркивали густые темные волосы и двенадцать одежд из тонкого черного шелка. Заботливый царедворец подложил под новоиспеченного владыку подушек, но юный царь не выглядел ни выше, ни величественнее.

Семеди помолчал, чтобы каждый мог наглядеться на мальчика, и продолжил:

– К несчастью, наш возлюбленный государь суеверен… или осторожен. Другой бы на его месте давно назначил соправителя, но Азас наотрез не желал этого делать. Он слишком хорошо помнил, сколько усобиц породил этот обычай, а именно они и привели к Завоеванию. Согласно древней традиции только Совет Достойных может разрешить эту задачу. Ведь тот же закон велит, что мальчик не может быть царем, как и слепец, и евнух, или владыка, неспособный более нести бремя власти. Совет Достойных должен назначить царю опекуна.

«Но не назначит», – внезапно понял маг. Проклятье, все они, ну разве кроме подельников советника, все считали, что собрались здесь, чтобы признать Семеди опекуном. Но у князя, несомненно, был другой интерес. Похоже, это почувствовал и Жалимар: гафир с тревогой подался вперед.

– К благу это или к худу, но лучезарный избавил нас от тяжелого выбора, – не обманул их ожиданий Семеди. – Когда вести о вчерашних беспорядках достигли владыки, он все решил. Это решение было озвучено в присутствии дюжины свидетелей и по приказу царя немедленно оформлено особой грамотой. Сам лучезарный и свидетели поставили подписи, заверив подлинность документа, – он вновь вынужден был поднять голос, поскольку зал заволновался.

«Ну давай же. Не томи!» – хотелось сказать Газвану.

– Если князь позволит, я оглашу содержание документа, – подал голос Камран. Семеди кивнул, достойные же всячески выразили согласие. – Итак, лучезарный назначил наследником своего младшего сына, Ианада ас-Абъязида, и в пару к нему – соправителя, князя Джавáда иль-Семеди, при условии, что Совет Достойных утвердит его в этом титуле. Также, в радении за будущность Царства до тех пор, пока кровь и семя ас-Абъязидов не утвердятся на престоле, лучезарный повелел собирать Совет каждый год в первые дни весны, распорядился, что только достойные могут решать вопросы войны и мира, сношений с царствами и народами, живущими за пределом Царства, а также пожелал вернуть собранию права и привилегии, отнятые Маджéдом ас-Расáдом в сто тридцать четвертый год после Завоевания. Писано в двадцать пятый день месяца Мисор семьсот сорок пятого года…

Жидкий голосок высокого судьи не шел в сравнение с громкой и уверенной речью князя, привыкшего командовать войсками. Камран говорил под нос и перекладывал бумаги так и эдак, так что придворные напрягали слух, чтобы его расслышать. А расслышав – подняли такой гомон, что его отголоски докатились, наверное, до стен Района Садов.

– Это было последнее усилие владыки! – попробовал перекричать собрание Камран. – Если Совет желает, оба царя наденут маски во время праздника.

Бесполезно. Те, кто стоял поближе к престолу, еще разобрали его слова, но дальняя часть Палаты напоминала Каменный базар в рыночный день. Неизвестно, сколько еще бурлило бы собрание, если б не Неджра. Выбравшись из-за стола, старшая жрица отобрала у мастера церемоний посох и несколько раз треснула им об пол.

– Я надеюсь, мы можем увидеть грамоту? – резко спросила она, стоило залу утихнуть.

«Зачем?» – подумалось Газвану. Семеди не дурак: конечно, у него есть документ и, конечно, он позаботился, чтобы достойные его поддержали. Тем не менее жрица приняла бумагу из рук судьи, вчитываясь, словно ища следы подлога.

– Вторая копия занесена в архив Бумажного двора, – сообщил Камран медоточивым голосом.

Передав грамоту жрецу Джахата, Неджра напустилась на судью. Первый-в-Круге плохо слышал ее, да, по правде, и не слушал. Он встретился взглядом с Маузом и понял, что этот бой проигран начисто. Махать клинками и стучать копьями о щиты поздно.

Пока сановники препирались, а гул собрания все больше напоминал растущий рев прибоя, документ добрался и до Верховного. Жалимар склонился над его плечом, чтобы вместе с магом пробежать взглядом по строкам. Все было на месте: то, что зачитал Камран, а ниже – вензель Царя Царей, выведенный неловкой дрогнувшей рукой. Под ним красовались росчерки свидетелей: тринадцать человек, среди которых взгляд выхватывал имена князя и наследника, а также Усопшего, главы ложи торговцев, хлыстов и старших жрецов столичных храмов. Оставался вопрос, что эти люди делали в покоях владыки и как они стали свидетелями, – но вопрос был так же глуп, как и пререкания Неджры.

– Это пустая свара! – перекрыл шум собрания голос князя. – Довольно! Я не желаю слушать.

Словно по команде, евнух загремел посохом распорядителя и стучал, пока достойные не угомонились.

– Мы услышали достаточно обвинений, – громко произнес Семеди, поднявшись. – Этот спор бесчестит нас всех.

– Вы собираетесь что-то делать? – склонившись к магу, тихо спросил гафир.

– Как будто я могу, – проворчал в ответ Газван. – Это не бой, это представление. Ваш друг советник сказал бы…

– Все ли подтверждают, что грамота подлинна? – не дал ему закончить князь. Звякнув золотыми браслетами, Семеди уперся кулаками в стол, обведя взглядом сидящих. Ответом ему было молчание. – Тогда я не вижу причин для свары. Пусть собрание скажет свое слово, и покончим с этим.

Одобрительный гул, может, и означал лишь готовность высказаться, но Газван в это не верил.

В зале появилась тяжелая каменная урна, ее водрузили прямо перед престолом, а по бокам застыли два охранника. Свет лампад играл на медных боках чешуйчатых доспехов и в самоцветах украшений.

– Мауз сказал бы, что представление стоит отыграть до конца, – проговорил гафир.

– Вам лучше знать…

Маг по-прежнему не понимал, насмехается ли пес узурпатора или вражеская фракция при дворе для него больший враг, чем те, с кем он призван бороться. Оставив попытки разобраться, Газван встал навстречу слуге, разносившему обрезки белого и черного папируса.

И в самом деле, пора с этим покончить! Чем быстрее все выскажутся, тем скорее он вернется в Круг и начнет готовиться к тому, что грядет. Старый маг почти желал, чтобы Семеди утвердили – ведь это значило бы определенность.

Однако в урну он все же опустил черный клочок.

Чародей подавил улыбку, когда пришел его черед голосовать. Вблизи он ясно чувствовал, что в камне теплится сила: должно быть, древние маги обволокли урну чарами так же, как Царя Царей. Интересно, что скажет гафир? Ведь он должен чуять магию. Верховный еще раз поклонился сыну узурпатора прежде, чем отойти, но мальчик словно смотрел сквозь него.

– Достойные сказали свое слово!

Газван возблагодарил богов, заслышав ритуальную фразу. Те же два охранника подхватили урну и опорожнили ее, высыпав содержимое на стол.

Приглушенный вздох мага утонул в волне шепотков: даже без пересчета было видно, что белого папируса гораздо больше. Затем собрание разразилось рукоплесканиями.

– Ианад! – кричали одни.

– Джавад! – вторили другие.

Неджра стояла белая, как мел, зато Мауз хлопал, топал и вопил громче всех. Вздохнув, Газван присоединил свой голос к восхвалениям упрочившихся в свете и живущих вечно.

Точно выверив мгновение, когда энтузиазм собрания пошел на спад, князь поднял руку. На лице Семеди – скоро придется величать его ас-Семеди – проступила озабоченность.

– Есть и еще один вопрос, который я должен поднять перед достойными, – возвестил князь. – Вы уже поняли, я имею в виду вчерашнее происшествие.

О, этот вопрос был куда менее чувствительным, и Семеди обошелся без долгих пауз. По-хозяйски скрестив на груди руки и обведя придворных взглядом, он заговорил:

– Не все из вас знают, что случилось, а слухов в столице больше, чем людей. Что ж, я сам все расскажу. Вчера прямо под стенами Района Садов произошло колдовское нападение на Черных Братьев. Базар, который вырос перед праздником, сожжен дотла. Почти все погибли. Мы не знаем точно, как это случилось…

Он говорил достойным, но смотрел в глаза Верховному, не отводя взгляда и почти даже не мигая.

– Такие же разрушения постигли квартал на севере столицы и несколько зданий в разных районах города. Я пока не хочу винить Первого-в-Круге: он был здесь, с нами, незадолго до кровавых событий. Должно быть, он не знал, что творится у него под носом. Быть может, он плохо управляет своей братией… Но я скажу вам так, достойные: Азас продиктовал указ, когда ему принесли весть о беспорядках, и пожелал, чтобы Совету вернули привилегии времен Маджеда ас-Расада. В те дни среди нас не было колдунов! – воскликнул князь.

Зал загудел, но Семеди по-прежнему сверлил мага взглядом.

– Лучезарный все повторял, что колдуны должны быть в Круге, а не при дворе. Не знаю, причастен ли Верховный к пролившейся вчера крови… но главный колдун в ответе за все, что творят члены Круга. В любом случае, колдунам среди нас не место! Вы оказали мне доверие, но сейчас я спрашиваю ваше мнение, достойные…

Речь лилась – отрепетированная, заученная. И, чем дальше, тем больше Газвану казалось, что он стоит среди вражеского войска. Взгляды – как острия копий, приставленных к его груди. Ложь. От первого и до последнего слова… Но взгляды кололись, и Семеди это отлично знал. Трем сотням благородных не интересны ни споры, ни оправдания. И это Семеди также знал: маг либо ввяжется в перепалку, в которой проиграет, либо уйдет.

Кишки Усира! Они что, ждут от него ответа?

– Когда Круг назвал меня Первым… – голос не шел, и чародею пришлось прочистить горло, – я клялся служить не только ему, но и Царству. Если царю не нужны десятки тысяч магов…

Он не смог закончить: его заглушил рев придворных, такой же страстный, как пару минут назад, – и Мауз хлопал, топал и вопил громче всех.

Первый-в-Круге подождал, пока буря утихнет.

– Да, вы слышали. Десятки тысяч душ. Молодых, старых, детей, полноправных магов, необученных знахарок… – Он сбился, вконец потеряв мысль, и обернулся к Семеди. – А вы… на вас свалилась огромная ответственность, советник. Теперь все будут смотреть на вас. Сказать по правде, я вам не завидую.

– Я вам не завидую, Верховный, – перебил его князь, – если мы найдем, что эта кровь на ваших руках.

От дурманящего запаха сандаловых светильников голова мага закружилась. От гнева и напряжения в ушах стучала кровь, так что Газван больше догадался, чем услышал, что ему сказали. Отвечать было нечего: он не в том положении, чтобы угрожать, и он не советник Золотого двора, чтобы найти едкую и, казалось бы, невинную фразу. Оставалось лишь развернуться и направиться к дверям… что он и сделал.

Шум в ушах милосердно заглушил большую часть свиста и проклятий. Ну да у него еще будет возможность их выслушать.

Пожалуй, даже слишком много возможностей.

Когда чертог источника раскрыл перед ним зев входа, Газван остановился, словно не решаясь переступить порог. От обилия силы воздух был неподвижен и горяч, как в кузне. Магу почудилось, что волосы на затылке встали дыбом и потрескивают от напряжения. Чтобы закрыть каменные двери с резьбой в виде пожирающей свой хвост змеи, Верховному пришлось сделать над собой усилие.

Даже ученики знают, что под Кругом спрятан источник, но пока эти двери заперты, сила надежно запечатана: никто не чувствует ее мощи. И лучше бы ее никому не чувствовать. Так безопаснее. Для всех.

На первый взгляд казалось, что квадратный чертог совершенно пуст. Ровным светом горели колдовские огни, от пола до потолка стены покрывал узор из волн, трав, облаков и языков пламени. Только вблизи можно было заметить, что дальняя стена вовсе не сплошная. Прямо посередине зиял проход, за которым сложили еще одну стену: резьбу на ней, едва-едва крупнее, чем в остальном чертоге, подобрали так тонко, что узор сливался, а взгляд не замечал разницы.

Газван невольно ухмыльнулся. Он любил эту хитрость – тем больше за то, что выдумали ее не для защиты, основатели Круга развлекались. Источник скрывался сразу за фальшивой преградой, и Верховный ускорил шаг. Старый маг уже бывал здесь, три или четыре раза, но еще не приходил затем, зачем источник создавали. Сердце громко бухало в груди, а сам он рядом с творением древних чародеев чувствовал себя деревенщиной.

Отгороженная часть комнаты была лишена светильников и украшений: и то, и другое затмил бы столб силы, исходивший из возвышения в полу. Нырни Газван с головой в колдовское чутье – он бы, наверное, ослеп и оглох. Поверхность столба походила на воду, и в то же время казалась шелковистой на ощупь, была гладкой, но взгляд улавливал кипящие внутри потоки…

Усилием воли Газван взошел на три ступени и выудил из-за пазухи суконный мешочек, вытряхнул на ладонь блеснувший в ровном свете алмаз.

Как ни тяни время, пора позаботиться, чтобы талисман не угодил в чужие руки. Увы, за вечер Верховный не придумал ничего, кроме одного-единственного выхода…

Сдавленно ругаясь, Газван с силой рванул ворот коввы, обнажая грудь. Приложив камень к коже повыше солнечного сплетения, он зажмурился и заставил тело потерять чувствительность. Ему казалось, он слышит неприятный звук, когда кожа и мышцы начали расступаться. Знать бы еще, что он все делает правильно… Кишки Усира, Аджит бы справился куда лучше!

Маг чувствовал, как камень царапнул по твердому, но открывать глаза и проверять, кость ли это, не хотелось. По-прежнему на ощупь, Газван вдавил талисман в поддавшуюся грудину. Лишь спустя несколько мгновений он понял, что все это время не дышал. Как мог, чародей срастил ткани и без сил опустился на колени.

Только теперь он позволил себе бросить взгляд вниз.

Не так уж плохо. Алмаз самым краешком выглядывал из груди и сидел косо, ну да он вышел из возраста, когда мог испугать оказавшуюся в постели ученицу. Кожа вокруг камня багровела, как новый шрам, и тонкая струйка крови намочила ткань. Грудь слегка ныла и то лишь при глубоком вдохе – но и это пройдет.

Осталось последнее: связать талисман с источником, чтобы в любой передряге сила была под рукой. Он смутно представлял, как это делается – его выбрали за службу в войске, а не за тонкое знание чар, но к высшим чародеям Газван питал какие угодно чувства, кроме доверия. Еще слегка пошатываясь, маг поднялся и шагнул в источник.

Он не знал, сколько пробыл там, в светящейся круговерти время утратило всякий смысл. Однако, когда свет перестал застить глаза и Верховный шагнул на верхнюю ступень возвышения, он нос к носу столкнулся с советником Золотого двора.

– Ты?

Глупее вопроса не придумаешь, но Мауз тоже не ожидал его увидеть. Вельможа вздрогнул, отшатнулся и выдавил такую же бессмыслицу:

– Тихо, тихо… Я только пришел поговорить.

– Отойди от источника!

– Охотно. Веришь ли, я не люблю разъяренных магов. – Толстяк и вправду отошел, по его губам скользнула нервная улыбка.

– Как ты сюда попал?

Газван пришел в себя, но теплоты в его голосе не прибавилось. И было отчего: источник, может, и не сердце Круга, но самая оберегаемая его часть. Даже из чародеев сюда входили лишь избранные.

– М-м-м… последний Верховный, если помнишь, носил золотую маску. А мой предшественник в Ночном дворе тоже был магом. – Советник понял, что Газван не в настроении для лирических отступлений, и быстро закончил: – Это знание… скажем, досталось мне по наследству.

– Только тебе?

– О, про ход знаем только я и Аджит! И это единственный путь в Круг, который мне известен. Но знай я еще, все равно бы выбрал этот.

Советник бросил зачарованный взгляд на столб силы. Он казался нелепым: жирный, разряженный, вынужденный смотреть снизу вверх и перекрикивать мерное шипение силы. «Это то, как он хочет выглядеть», – напомнил себе Газван.

– Я и в мыслях не имел навредить источнику! – заверил советник.

– Попробовал бы ты… Простого смертного сила раздерет в клочья. Как и неподготовленного мага.

Из-за стены, привлеченный голосами, показался Аджит, и Верховный смерил его хмурым взглядом.

– Это все или ты еще кого приволок?

– Все, все! – Вельможа поднял руки, словно бы сдаваясь.

– Так чего ты хочешь?

Советник с вызовом задрал бороду, но ответить не успел – вместо него в беседу встрял Аджит:

– Это то, что я думаю?

Газван понял, что целитель смотрит на разорванный ворот коввы и мерцающую грань алмаза.

– Я давно не знаю, что ты там себе думаешь, мальчик. Но это талисман, который позволит мне черпать из источника. И который можно украсть, только перерезав глотку.

– Ты все же начал готовиться к войне?

– А ты вломился в мой дом и ждешь отчета? – обернулся к советнику Газван. – Явился говорить – ну так говори!

Мауз прошелся взад-вперед, смиренно сложил перед собой руки… точь-в-точь Семеди, когда его объявили Царем Царей.

– У меня новое предложение, – наконец заявил он. – Такое, что даже тебе понравится.

– В первый раз ты не очень-то рассчитал. Кажется, ты вообще плохо понимаешь, что мне может понравиться.

– А я попробую догадаться, – советник остановился прямо под ступенями. – В наши дни кровь стоит дешево, но ты пережил войну не в высокой башне и не в богатом имении. Ты не хочешь новых смертей, не хочешь перемен, потому что они никогда не проходят спокойно… Я бы сказал, ты человек чести, хотя послушать жрецов, маги не люди вовсе, какая там честь?

Газван молчал.

– Ты боялся, я стану новым узурпатором? Отлично, ты дождался узурпатора стократ хуже меня…

– Для таких обвинений нужны доказательства.

– Узурпатор? – Советник хохотнул. – Вот уж обвинение так обвинение! Жаль, Азасу теперь не расскажешь. – Он посерьезнел и прищурился. – Кого в наши дни волнуют законы? Тех, у кого есть власть, чтобы их переписать? Это смешно, Первый! Доказательства не нужны никому, кроме тебя.

Запустив руку за спину, Верховный, не глядя, зачерпнул силу и бросил на пол у подножия ступеней. За пару вздохов он вылепил три тонких, выструганных из света кресла.

– Благодарю…

Советник царственно опустился на сидение, хотя будь то сделано из дерева – ни за что бы не выдержало его веса.

– То, что ты рассказываешь… это дико! – напустился на него Верховный. – Да, я понимаю, Семеди подминает столицу под себя. Но твои сделки смахивают на еще один заговор. Твои объяснения – это полная дичь!

– Например?

– Например участие Усопшего. Послушай, в секте Братьев все одурманены. Они другой жизни не знают, кроме безопасности царя. А Усопший – самый одурманенный из них.

– Ну, я бы не сказал, что самый… – Мауз причмокнул и внезапно сменил тему. – Тогда я расскажу тебе историю.

На лице Первого было написано, что он не желает слушать никаких историй – но когда это останавливало толстяка?

– Ты помнишь, как первый царь-чародей пришел к власти?

– Был переворот, – отрывисто сказал Газван. – Страна воевала, все соглашались, что лучше маг, чем престарелый царь.

– Да, я знаю, ты любишь хроники, – усмехнулся советник, – но, видишь ли, в них записывают не все. Был бунт, столица кипела, но дворец держался, а Братья охраняли старого царя до последнего. Полководцы не советовали Аасму ас-Джаркалу нападать на Черных. И что? Он подослал к старику убийцу. Мальчик-слуга только и успел, что кликнуть охрану, но, когда Братья вломились в царскую спальню, лучезарный был мертв. Спустя звон Усопший уже приносил убийце клятвы.

– Поучительная байка, – буркнул Газван, но вельможа поднял кверху палец:

– В высшей степени поучительная, я бы сказал. Потому что объясняет, как мыслят Черные. Живого царя они бы защищали до последнего – и не важно, что война давно проиграна. Но мертвый царь – не то божество, которому поклоняется Братство, мстить за мертвеца бессмысленно. Ты понимаешь? Они служат Царю Царей, а не человеку!

Мауз даже подался вперед от возбуждения.

– Азас еще жив, – пожал плечами Первый.

– Хорошо, тогда вот тебе другая история. Царь Раммáк пытался вернуть области к северу от Гиллу Тхан и потерпел поражение. Его захватили в плен, Золотой двор собрал и выслал целый караван дани для выкупа. Дворцовый переворот устроили наспех, пока лучезарный не вернулся: тогдашний советник Железного двора использовал братьев, чтобы схватить царицу Тáру и ослепить юношу-наследника. Следующим царем был провозглашен Наамáн Седьмой. Усопший потом до смерти говорил, что владыка, попавший в плен к врагу, – не царь…

– Хочешь сказать, для Братьев Азас уже никто?

– Именно. Особенно теперь, после Совета. И мальчишка для них не царь, пока есть Семеди. Я не ошибся ни с одним именем: Семеди, Камран, Усопший – все, кого я называл, подписали грамоту. Как они оказались в опочивальне так вовремя?

В чертоге воцарилась тягостная тишина, даже сила, казалось, гудела зловеще.

– Уверен, ты подозреваешь всех своих подопечных, – наконец произнес советник.

– По-твоему, зря?

– Скорее всего. У Семеди и здесь есть лазутчики, они могут сами не знать, что на него работают… но это мелюзга. Полевые мыши! Ты просто не там ищешь. Те, кто напал на тебя вчера, должны сидеть в Караккской башне.

В квартале иноземцев? Что ж, это имело смысл. Царство семьсот лет как растеряло старые провинции, но царей в них ненавидят и сейчас. И, конечно, западные колдуны не стали слабее спустя столетия. Вся магия пришла из Закатных царств, говорил наставник Газвана по истории. На закат уходит умирать солнце, и люди там живут на границе мира живых и мира мертвых.

Кишки Усира, какая чушь!..

– За год в столице обосновались пять колдунов из Нагады. Это те, кого я знаю, – продолжал тем временем Мауз. – Но даже самый толстый лис кого-то да упустит. Уверен, есть и еще. Уж ты-то должен помнить: один раз нагади уже мутили здесь воду.

Верховный задумчиво потер нос.

– Так хочется верить, что это не мои крикуны… Но нет, нельзя исключать.

– Ну а голосование! – всплеснул руками вельможа. – Его твои маги не могли подделать!

Газван вопросительно поднял брови, и ему ответил Аджит:

– Мы не смогли осмотреть урну для голосования. Кажется, ее спешили унести. Но Жалимар уверен, отпечаток силы совпадает с магией, что разворотила базар.

– Много «если» и «кажется», – перебил Газван. Он обращался не к бывшему ученику, а его хозяину. – Красивые истории я и сам придумываю. Если ты пришел за этим, то зря тратишь время.

– Тогда вернемся к сделке? – Советник устроился поудобнее. – Я не предлагаю ни творить нового узурпатора, ни бороться с тем, которого назвали. Просто верни на престол того, кто должен там сидеть. Пускай сам разбирается.

– Ты имеешь в виду…

– Черного Азаса. Согласись, это самое верное, но поодиночке мы не справимся. Круг умеет исцелять, но сами вы не пройдете во дворец. Аджит служит Ночному двору, знает входы и выходы, но ему недостанет силы, чтобы вытащить царя.

– Где он? – глухо спросил чародей.

– Царь? Пока еще во дворце. До конца празднеств. Наш князь неглуп: многие приходят попрощаться с Азасом, и все видят, что владыка жив. Что будет дальше, после праздника… я не знаю, – заключил толстяк.

Газван поймал себя на мысли, что верит советнику. Не доверяет – только безумец стал бы доверять придворному, но здесь и сейчас он верил. Должно быть, над такими решениями стоило подумать, но ответ пришел быстро.

– Хорошо, – признал маг. – Если к ночи не будет неожиданностей, мы отправимся к Царю Царей. Я и Аджит. А до тех пор мальчик останется со мной.

– Надеюсь, это не значит «Я подумаю», только другими словами.

Верховный решил не замечать иронии.

– И, разумеется, ты поделишься своими тайнами. Мы начнем с прохода к источнику.

– Разумеется, – елейно улыбнулся советник. – Чего не сделаешь ради возлюбленного владыки.

«Ты-то – не сделаешь ничего, кроме как для себя», – подумал маг. Но, конечно, не стал говорить это вслух.

– Нас никто не увидит? – негромко спросил Аджит.

– Никто, – уверил его Первый. – Ну разве что оттуда…

Он указал вдаль, где над кронами апельсиновых деревьев виднелась квадратная башня Зала Камня. Рыжие кирпичные стены казались алыми в свете закатного солнца.

– Ну да лица оттуда не разглядеть, а одет ты как маг, – успокоил спутника Газван. – Просто Верховный беседует с подопечным. Я частенько распекаю молодых олухов.

Они брели по саду, предназначенному для уединения Первого-в-Круге. Над столицей пронесся короткий летний дождь, от гравия дорожек поднимался пар. По лицу статуи Ранаáна сар-Шéмре скатывались блестящие на солнце капли.

– И все равно, я многого не понял, – медленно проговорил целитель. – Этот талисман, что вы создали… Почему им не пользовались? Почему не сделали его двадцать лет назад?

– Ну почему ж не пользовались? Очень даже! У последнего ас-Джаркала был такой же. Даже лучше: тот черпал силу не из столичного источника, а из всех, что есть в Царстве. К югу от горы Гнева есть пустошь… это Царь Царей понял, что воюет не с мятежниками, а со своим народом. Погорячился, выжег все к песчаным бесам. Дай-то боги, чтоб такое не повторилось.

– И что с ним стало?

– Талисманом или Царем Царей? – прищурился старый маг. – Ладно, это одно и то же… Аасима Последнего прирезали свои. Аккурат после пекла, талисман умер вместе с ним. Двадцать лет назад я предпочел обойтись. Чего доброго, пришлось бы использовать.

– Но тогда зачем создавать его сейчас? Вы думаете… думаете, будет война?

– Мне говорят, я много думаю и мало делаю, – Верховный хмыкнул. – На самом деле… может, я бы и создал его тогда. Кто знает? Мы с Азасом быстро договорились. А Семеди… нет, этот упрется бараном, если я хоть что-то понимаю.

Судя по клочьям туч в вечернем небе, дождь кружил вокруг города и раздумывал: вернуться ему или отправиться дальше к югу. Газван заметил, что Аджит придерживает полу коввы – за семь лет мальчик совсем отвык от чародейских одежд.

– Мауз рассказывал, вы служили в войске князя?

– Ну, можно и так сказать…

Первый тяжело вздохнул. Он не хотел ворошить прошлое.

– Семеди был молодым придворным со страсть каким влиятельным папашей. Не знаю, что у него за воинские успехи, но чурбаном он был уже тогда. Старый князь хотел видеть сына советником, вот его и направили в Города Грани. С таким войском, что провалиться невозможно. Города Семеди взял и вообще выслуживался, как мог. Я был простым солдатом, хоть и с Даром, и не видел ясновельможного хлыста…

Аджит молча шел рядом, не торопя и не перебивая наставника.

– Ну, ты помнишь, Города он бросил, там была партизанская война. Князь до последнего не понимал, что растерял все, только устраивал одну казнь за другой. Когда его отозвали, он сохранил на ас-Джаркалов зуб, и первым поддержал Азаса. И не прогадал – получил свою железную цепь. Он не глуп… наверное. Но упрям, как баран, и жесток, как речной ящер.

С дюжину шагов оба чародея шли молча. Газван глубоко вдохнул теплый и влажный воздух.

– Бес с ним, с Семеди, – проворчал он. – Я тебя не для того оставил, чтоб копаться в старье. Твоя сестра… – Старый маг замялся, но все же вспомнил: – Илайя. Она ведь большой человек в Городах Грани, так? Торговые связи с Царством, опять же – сын-маг…

– Вашими стараниями, Первый! – заверил Аджит. – Это ваша заслуга, что рассветные маги высоко ставят ее и Саха.

– Насколько высоко?

– Ну как сказать… – Целитель стал подыскивать слова, однако Верховный перебил его:

– Ах, Бездна! Что ходить вокруг да около? Да, я готовлюсь к войне. Не знаю, будет ли она, надеюсь, что нет! Но у нас в войске говорили: приседая под кустом, держи меч на коленях. Я говорю с рассветными магами через тебя и Саха. Как думаешь… если наобещать им золотые горы… они придут на помощь? С источником я открою Врата куда угодно.

– Могут и прийти… – медленно проговорил Аджит. – Немного. На рассвете нет своего Круга.

– Сколько? – хрипло спросил Первый.

– Я за них не отвечаю… – Целитель хотел сказать что-то еще, но под взглядом наставника быстро ответил: – Не больше полусотни.

– Этого хватит. Они станут моим сюрпризом.

– Да какой там сюрприз? – Аджит досадливо поморщился. – Такое событие, целый отряд чужаков… а у многих в городе друзья и родичи.

– А я не буду селить их в обители, – криво улыбнулся Верховный. – Так ты поговоришь с племянником? Сегодня. Сейчас. Чем скорее мы сторгуемся, тем лучше.

– У меня с собой нет инструментов…

– У меня есть источник, – напомнил Верховный. – Кончай топтаться! Нам с тобой еще пробираться по дворец.

Вид у Аджита был кислей незрелой мушмулы – видать, он не часто действует, не предупредив хозяина, но за бывшим наставником пошел без возражений.

К восьмому звону оба уже шагали Дорогой Львов, спускаясь к гаваням. Газван с трудом сдерживал ухмылку, вспоминая, как легко было покинуть обитель. Первый-в-Круге – широкоплечий статный старик? Милости просим следить за человеком с такими приметами: выряженный в черное советник маячит широкой спиной в окне. Верховный еще больше ссутулился и поправил серую домотканую рубаху.

– Твой хозяин многого не предусмотрел, – проворчал он. – Если у наших друзей есть прознатчики, они следят и за слугами, что привозят еду.

– Это маскарад на одну ночь, – Аджит устал поправлять наставника, что советник ему вовсе не хозяин. – Мы сделаем свое дело или у нас появятся трудности посерьезней?

– Не знаю, не знаю, мальчик… – в притворном сомнении протянул Газван. – Если Ночной двор так обстряпывает дела, водить вас за нос легче легкого.

Он свернул к маленькой усыпальнице Имáна, примостившейся у дороги. Поклонившись, маг с серьезным видом вырвал пару волос из пегого парика и бросил в жаровню. Может, хоть владыка слуг милостив к тем, от кого отвернулись прочие небожители?

Вскоре четырех- и даже пятиэтажные здания сомкнулись плотнее, протянув над мостовой праздничные гирлянды. Там, где солнце еще касалось крыш, виднелась новенькая побелка, но нижние этажи тонули в сумерках, а голоса, лай собак и скрип телег стали как будто громче.

– А там построили лагерь магов, – вдруг вспомнил Газван. – Они помогают углублять гавань.

Аджит ответил нечто невразумительное: совсем тихо, поскольку толпа становилась все гуще. Верховный разобрал «держаться подальше» и умолк. Не хватало еще выдать себя праздной болтовней. Кишки Усира, все же притворщик из него аховый!

Наконец склады и харчевни расступились, открыв площадь, посреди которой возвышался лес шестов. Знамена, флажки и вымпелы, окрашенные всеми доступными красильщикам цветами, хлопали и змеились в потемневшем небе – в вечном споре с лесом мачт за ними. К пристани скользила стайка рыболовных суденышек, у причала скопились люди с корзинами, чтобы выкупить последний на сегодня улов.

– Нам сюда.

Целитель ускорил шаг, прошел мимо ряда складов и свернул в проулок. Затем свернул снова, и еще раз – все больше петляя меж глухими обшарпанными стенами.

– Что мы делаем? – Первый едва поспевал за ним.

– Обходим лагерь магов. Сюда.

Туннель в Район Садов начинался в подземной системе сливов. Газван скривился, но признал правоту строителей: колодец можно засыпать, алтарь снести, но в лабиринтах канализации не станет разбираться никто. Заложат пару стен и бросят, побоявшись соваться вглубь.

– Если мы будем вонять, не помогут никакие иллюзии, – проворчал маг.

– Если будем шуметь, тоже, – огрызнулся Аджит. Он уже спускался и щелкнул пальцами, зажигая над головой колдовской огонек. Тени дрогнули и метнулись по углам, прячась в щелях меж позеленевшими кирпичами.

Лестница закончилась тупиком, и Газван переминался с ноги на ногу, пока целитель возился с казавшейся сплошной стеной.

– Смотри, – тихонько произнес маг.

Аджит подвинулся, его тень сползла с груды гнилой соломы, на которой валялись заплесневелая лепешка и пара апельсинов.

– Да, это место облюбовали нищие, – не удивился целитель. – Но они не сунутся, если увидят свет.

Однако, когда часть стены отъехала в сторону, он все же сгустил воздух, оберегая их от запахов.

– Поберег бы силу, – напомнил Первый, но Аджит лишь фыркнул. Когда он обернулся, в его зрачках плясал отсвет колдовского огня.

– Вам этого не понять, – страстно проговорил он. – Я каждый день трясусь, не окажется ли рядом гафира. Нет, мудрый. Вы не знаете, как это: мочь в дюжину, в сотню раз больше смертных, но сдерживаться!

Газван честно пытался считать повороты и запоминать дорогу, но все же сбился. По его ощущениям, прошло не меньше звона, когда перед ними вновь выросла стена. Целитель даже не замешкался: преграда отъехала в сторону, открыв очередные ступени.

– А вот здесь есть, на что посмотреть, – заметил Аджит.

– Где мы?

В глазах целителя вновь плясали искорки. Вместо ответа он указал взглядом вглубь зала.

Это был темный и, судя по всему, подземный чертог. Кто бы ни зажигал слюдяные светильники, сейчас те оставались холодны. Сияние волшебного огонька не достигало сводов, из фресок над головой виднелись лишь бледные пятна лиц и рук.

– Где мы? – повторил Верховный и поежился от подземного холода.

Он приблизился к постаменту с каменной вазой и лежащим перед ней золотым кругляшом.

И лишь тогда понял.

Марвáн ас-Табр, гласили иероглифы на мраморном боку сосуда. Он правил лет через сто после Завоевания и потратил годы, прогоняя дикарей из восточных провинций, которые теперь зовутся Рассветными королевствами. Хронисты дразнили его скупердяем, а урна и впрямь была пуста: Марвана растерзали солдаты, которых он оставил зимовать по ту сторону гор, чтобы не тратиться на переброску войск.

Файд… Вояка без роду и племени, все, что от него осталось, – памятная колонна в Гиллу Тхан и свидетельства о бесчисленных жертвах.

Маджед ас-Расад, наместник Картáги. Кое-кто называл его Великим: он сбросил Файяда и восстановил многое из разрушенного в хаосе, но в его правление Царство потеряло заморские владения, включая и то, где он прежде был наместником.

Верховный шел вдоль постаментов, всматриваясь в блеклые фрески, читая надписи, прикасаясь к маскам. Каждый царь говорил ею что-то свое: среди золотых ликов были суровые, милосердные, яростные, отрешенные…

– Честно сказать, – Газван сглотнул, – я думал, маска всегда одна. Ну, может, несколько: на ребенка, соправителя и…

– Я тоже так думал, – усмехнулся молодой маг. – Они все здесь. Полторы сотни, включая соправителей. Многие урны пусты, но фреска есть на каждого. На всех, кого признавали царем хоть пару дней.

Верховный молча задрал голову. В полутьме над ними таинственно мерцала позолота.

– Я так и думал, что вам понравится! Я помню, что вы любите историю.

– Прах Семеди не должен сюда попасть, – встряхнулся Первый. – Идем. Полдела сделано, осталась самая трудная часть.

Как и рассказывал Аджит, выход из потайного хода прятался в дальней части третьего двора. Поднявшись по винтовой лестнице, они оказались в круглой комнате, лунный свет сочился сквозь стрельчатые окна и высеребрил на полу три полосы. Подойдя к окну, Газван увидел лишь бархатно-черное небо над непроглядно-черными кронами.

– Нам туда, – Аджит указал на мерцавшие в отдалении огни. – Там жилое крыло. И там Азас.

– Ты уверен, что здесь нет гафиров?

Целитель быстро кивнул.

– Только Черные Братья. Семеди не доверяет ни Жалимару, ни Маузу.

– Я его понимаю, – проворчал старый маг и поднял руку, пресекая возражения. – Не время спорить. Итак, нужно сплести кокон, не пропускающий свет, звук и запах… Я ничего не забыл?

– Нет.

– Какой ширины дорожки? Или мы пройдем по саду, как ураган.

– Да разные… где как, – Аджит нахмурился. – Я думал обогнуть сад и пройти вдоль стен.

– И сколько на это уйдет времени?

– Бездна! – Целитель прибавил пару не таких невинных словечек. – А сколько нужно, чтобы наесться? Зависит от того, как там со стражей и что она делает.

– Ладно-ладно… Не кипятись.

Проклятье, конечно, волнуются они оба. Газвану проще – он видел смерть, бывал в бою и вел людей, а вот мальчик… как бы не напортачил ненароком.

– Прости. В самом деле глупый вопрос, – старый маг сжал плечо спутника. – Дверь не рассохлась? Откроется без звука?

– Я позаботился в прошлый раз.

– Вот и славно…

Они бесшумно скользнули в темноту, что пахла ночными цветами, влажными листьями и прелью. Поодаль слышался плеск воды – должно быть, фонтан или бассейн. Газван притворил дверь усыпальницы и чуть не вздрогнул от прикосновения Аджита: похоже, тот решил не рисковать и изъясняться жестами. Один, два… целитель безошибочно указал на четыре фигуры – и как только разглядел в темноте? Четыре… это лишь те, что видны. Бегло осмотрев сад, Верховный кивнул и начал молча отступать к дворцовой стене.

Кружной путь оказался труднее, чем поначалу думалось. Раскидистые платаны закрыли луну. Темень была хоть глаз выколи, а за садом если и ухаживали, то довольно странно. То и дело приходилось огибать заросли – во мраке похожие на чудищ или ощерившиеся кольями баррикады.

Налетев на Аджита, Верховный едва не выругался. Он сам не заметил охранника – хорошо, глаза у целителя помоложе! Лишь заслышав тихое журчание, чародей разглядел стоящую лицом к стене фигуру. Черные Братья… говорят, они каждый день переживают в трансе собственную смерть, чтобы без колебаний принять ее за Царя Царей. Потому и капитан у них – Усопший. Для всего мира они все равно что мертвы. Вот только мочатся, как прочие люди.

Однако с выродком в черном нужно кончать. Завершив свое дело, тот заправился, но не ушел. В темноте не разглядеть, что он делает руками: не то разминает мышцы, не то творит что-то непонятное из культа Братьев.

«Ты можешь его усыпить?» – сжав плечо спутника, спросил Газван.

«Не стоит. Его могут хватиться… хлопот не оберешься. Он уйдет сам».

«Хорошо бы…»

Минуты текли за минутами, но охранник и не думал уходить. Размявшись, он отряхнул одежду, потом долго пялился в темноту. Его взгляд несколько раз скользнул по магам – благо сотканная Газваном иллюзия сделала их почти невидимыми.

Наконец он пошевелился и – кишки Усира! – пошел прямо в их сторону. Заскрипели камешки под подошвами. За пару мгновений (когда он в последний раз соображал так быстро?) в голове мага пронесся ворох мыслей. Верховный выбросил вперед руку, и Черный Брат, охнув, упал на колени.

– Зря, – едва слышно произнес Аджит. Теперь можно говорить в голос. Сердце охранника остановилось, и тот кулем осел на землю.

Газван и сам понимал, что зря. Камень в груди нагрелся, а кожа вокруг зудела. Быстро укрыв тело еще одной иллюзией, он потянул спутника за собой.

Маг ожидал, что за спиной раздастся властный окрик или звон оружия, но боги миловали. Еще несколько перебежек от укрытия к укрытию – и Аджит подтолкнул Первого к неприметной двери из темного дерева.

– Там безопаснее. Только открой замок, – выдохнул целитель.

Вот они и перешли на ты… Влажная тьма и враг покончили с разницей в возрасте. Они оказались в еще одном темном зале, только здесь было куда более сыро, чем на улице. Газван не помнил пометки в наспех набросанном плане, но Аджит предугадал его вопрос.

– Это бани. Покои царя близко, они сообщаются с купальнями. Только…

– Только там охрана, и мы не знаем, сколько ее и как она расположена.

– Точно!

– Погоди немного…

Верховный опустился наземь, прислонившись к двери спиной. Поудобней устроился на холодном камне. Прежде чем Аджит успел предостеречь или остановить его, Газван устремился к колеблющейся грани меж Изнанкой и тварным миром. Теперь он ясно видел расписные своды, но по-прежнему ощущал, как ноют суставы. Он, не торопясь, двинулся изукрашенным мозаикой коридором, однако ноги его не касались земли. Да и есть ли у духа ноги? Первый-в-Круге не забивал этим голову шестьдесят с лишком лет и не собирался забивать теперь.

Сперва был выложенный мрамором зал, посреди которого плескался бассейн, затем – источники с теплой и горячей водой. Верховный сразу понял, где закончились обычные переходы дворца, а начались покои царя.

Их объятия были роскошны – и дышали равнодушием. Все здесь, от фарфоровых ваз до расшитых подушек, говорило о великолепии, но вряд ли старику было здесь уютно. Комнаты походили на золотую маску. Бедняга Азас, он лишен даже такой малости, как лицо: потому что он Царь Царей, он больше, чем человек. И меньше – поскольку смертному не стать божеством, а живое изображение бога – едва ли завидная участь.

«Ты здесь из-за стражи», – встряхнувшись, напомнил себе маг.

Возможно, Иман и впрямь улыбался ему – чародей быстро наткнулся на то, что искал: трое Черных Братьев охраняли окованные медью двери. Усыпить их? Как бы не нашли другие. Избавиться? Одну глупость он сегодня уже сотворил.

Во всяком случае, он на верном пути. Еще анфилада комнат, еще несколько постов охраны – и спальный покой. Даже не видя Азаса, можно догадаться, что он здесь: столько жаровен, светильников и курильниц натащили в комнату. Газван завис над постелью – квадратным помостом, полог над которым поддерживали тонкие нефритовые колонны.

Верховный обернулся к створкам из золотистого кедра, сквозь которые только что прошел. За ними дежурили шестеро охранников. От всех им просто не избавиться. И мимо не проскользнуть даже с помощью иллюзий. Слишком много света. Слишком тихо. За окнами не шумел оживленный ночной город: лишь шептал вновь начавшийся дождь.

Бездна! Должен же быть выход!

Боль в суставах напомнила, что он не в жарко натопленной спальне, а по-прежнему сидит на холодном полу в сыром и темном коридоре. К тому же вряд ли он сможет долго пробыть вдали от тела.

Газван лихорадочно перебирал варианты, но все были один сложней другого. Ханнан рассказывал, что сбежал из темницы с помощью Прыжка. Но тогда он тянулся к источнику, а это почти то же, что ясно видеть, куда ты Прыгаешь… Еще он Прыгал наугад за город, но они не могут позволить себе промахнуться. Оба недостаточно знают дворец, хотя вот же – сила источника под рукой, как и у Ханнана.

Источник… Не будь Газван призраком, он бы непременно поскреб щетину. Что мешает ему сделать такую же метку – чтобы Прыгнуть к ней, как делал Ханнан? Это было долго, нелегко… но возможно. Всего лишь побольше грубой силы…

Когда он открыл глаза, Аджит выдохнул с облегчением.

– Боги! Я думал, ты решил взорвать дворец! Что ты…

– Потом поговоришь, – отрезал Верховный.

Он сгреб ученика за плечи, зажмурился – и Прыгнул. Это и в самом деле оказалось просто. Не нужно было даже видеть цель. От неожиданности маг упал на толстый, пропахший благовонными курениями ковер. Рядом громко сопел целитель.

Первым делом Верховный воздвиг перед дверьми стену густого влажного воздуха. Он не пропустит звуки. Затем намертво слепил друг с другом створки – не хватало, чтобы слуги решили проведать сон узурпатора. Кто бы ни пришел, пусть повозится с дверью, пока они не уберутся.

– Очухался? – поинтересовался Газван, возвращаясь к целителю.

– Кажется. Это просто Прыжок. Хотя да, мне казалось, я ныряю в фонтан силы.

– Примерно так и было, – сухо ответил Верховный. – Можешь начинать. И питай свои чары из этого «фонтана».

– А… а вы?

– А я покараулю. Зови, если потребуется помощь.

У Первого-в-Круге были иные задумки, но Аджиту о них знать не обязательно. Целителя не требовалось упрашивать. Походив вокруг кровати, разглядывая Азаса так и эдак, тот опустился на пол, взял тонкую руку узурпатора в ладони.

– Как он там? – спросил от дверей Верховный.

– Так себе. Едва жив, но жив. Не хотите посмотреть?

Газван бросил взгляд в полутьму под пологом. Казалось, Азас еще больше похудел со времени их последней встречи. Издалека чародей не видел ни черт лица, ни выступающих костей – царь напоминал мумию. Старый коричневый труп, пролежавший не одну сотню лет. Среди атласных покровов и вышитых золотой нитью подушек похожее на мертвеца тело казалось почти кощунственным.

– Не хочу, – глухо выговорил Верховный. – Слишком долго ждал его смерти… Но ты можешь рассказать, что с ним.

– Иль-Садáт называет эту болезнь «сладкой смертью». Если совсем коротко, то его тело не вырабатывает нужных флюидов, из-за этого Азас не держит воду. Он ест, как волк, но все равно тощает. Много пьет, но теряет еще больше влаги. А еще моча и кровь у него сладкие на вкус.

Газван всего лишь поднял бровь, но щеки целителя явственно залились краской.

– Достойный Дхимт писал это двести лет назад! И вот он пробовал на вкус все. На самом деле, проверить легче легкого: выплесните ночной горшок возле муравейника, и если муравьи потянутся на сладкое…

– Ладно-ладно, верю. И чем его так? Узурпатор ведь… не случайно впал в беспамятство именно вчера.

– Лекари поили его вытяжкой из корней сирени, – Аджит состроил гримасу. – Это не сильно помогает, но облегчало страдания владыки. Хитрость в том, что помогает в малых дозах. В больших это известный яд.

– И, конечно, от него есть противоядие?

– Точно! Владыку давно им прикармливали, чтобы он не шел на поправку. Сейчас ему дали то, что ему совсем нельзя, и приправили лекарством, чтобы его не привели в чувство.

– Ты можешь его исцелить?

– Прямо исцелить вряд ли. Его уже коснулось царство теней. Я могу привести в сознание, дать еще сколько-то жизни, может, несколько лун. И облегчить болезнь. Если рядом будут маги, готовые его подпитывать, владыка протянет год или больше.

– Не знаю, радоваться или нет, – Газван отвернулся. – Давай просто… поскорей покончим с этим.

– Слушаюсь, мудрый! – с готовностью отозвался целитель. Он всегда с удовольствием занимался своим делом.

Верховный медлил, выжидая, пока Аджит погрузится в чары с головой. Он тоже не собирался сидеть сложа руки: раз уж оказался во дворце – почему бы не посмотреть, как коротает вечер Семеди? Разумеется, это не лишено риска, а особенно – если Мауз не лжет насчет заморских колдунов. Но Первый-в-Круге не может зависеть от чужих прознатчиков и принимать на веру все, что ему изволят сообщить.

Газван прислушался к шуму дождя и выбросил из головы все, кроме перешептывания капель, ветра и мокрых листьев. Мгновение спустя он поднялся высоко над дворцом, где его встретили тьма и потоки силы, похожие на резкий, пронизывающий до костей ветер.

Отсюда Район Садов казался темным провалом на теле города. Улицы были ущельями, здания – утесами, люди – созвездиями среди бескрайнего мрака. По случаю праздника главные улицы озарились огнями, но рядом со свечением силы те казались не более чем тусклыми красными пятнами. По-настоящему светились лишь постройки Храмового острова и башни Круга. Вернее, так это виделось Газвану: не скажешь наверняка, когда меж тобой и городом сотней оттенков багряного переливается укрывший дворцовый квартал купол.

Остатки былой роскоши, когда цари давали жить чародеям, а те, в свою очередь, берегли владык…

Железная палата в дворцовом квартале обычно пустовала – Семеди предпочитал родовое имение за пределами Района Садов, но Верховный руку бы дал на отсечение, что теперь князь держится поближе к дворцу. Газван знал, что за палатой следят люди Мауза, но им не увидеть того, что можно разглядеть лишь с Изнанки: постройки и крытые галереи окружала легкая светящаяся дымка.

Что ж, колдуны у князя и впрямь есть. Как же он провел их в Район Садов? Чем они заняты и почему гафиры их не чувствуют?

Ворох вопросов мог подождать еще пару звонов, а пока Верховный спустился ниже, держась ближе к святилищу Солнечного Владыки. Молитвы придворных лицемерны, но от часовни все же исходил свет – в его лучах призрачное тело мага было не так заметно.

Осторожно, очень медленно, он подался еще ближе, к самым постройкам. Верховный уже видел сквозь стены смазанные силуэты – то двигались внутри люди. Газван успел подумать, что там тоже творится колдовство: мерцающая дымка, кажется, пульсировала – а потом чужая сила обрушилась на него, едва не выбросив обратно в тело.

Наверное, он закричал… Верховный не был уверен. Ему казалось, раскаленные иглы длиной в локоть пронзили его в дюжине мест. Корчась, Газван вновь взмыл вверх, где потоки силы швыряли его из стороны в сторону. Как он и ожидал, чары притягивали сонмы духов: те роились над куполом, подобно мотылькам. Почти наугад выбрав обитателя Изнанки, чародей потянулся к нему.

«Я устрою пир, если отдашься моей воле!»

Знать бы еще, понял ли его чуждый разум, не имеющий общего не только с человеком, но с созданиями из плоти и крови.

«Ну же, возьми тебя бесы! Много силы… Целый омут силы – и все тебе!»

Чародей не знал, долго ли сможет взывать к духу. Он слишком стар для таких схваток. Толку в источнике, если сердце не выдержит такой муки? Он выставлял один щит за другим, но клинки чужой магии кромсали их в клочья. Каждый щит… с него как будто сдирали кожу. Раз за разом.

Он бросился к другому созданию, поменьше, когда заслышал невнятный ответ:

«Ты… впустишь… внутрь?»

«Да. Бездна, да! Впущу!»

Существо как будто расхохоталось и рухнуло сквозь купол, меняя форму и обращаясь не то змеем, не то птицей, не то жуткой смесью обоих. В следующий миг Газван уже смотрел на Изнанку глазами духа.

«Видишь?» – Маг указал на Железную палату.

Зрение у создания было по-своему острее, Верховный видел нити и реки силы, испещрившие небо над Районом Садов, дымка вокруг построек обратилась светящимся облаком, но здания совсем потонули в тенях, а люди… только знание, что они там, позволило угадать блеклые, почти невидимые силуэты.

«Теперь да».

Для духа сплетающий чары колдун походил на маленькое солнце: пульсирующий шар, разбросавший длинные огненные щупальца. Они искали внезапно исчезнувшего чародея, вслепую шарили по земле, ощупывали стены, купол, самый воздух…

«Убей!» – просто приказал Верховный, и тварь с клекотом ринулась вниз, в сердце шевелящегося клубка.

Простые смертные – и те, должно быть, чувствовали схватку. Маг князя катался в смертельных объятиях с бестелесным созданием, а с клыков, когтей и шипов летели клочья силы. Газван словно со стороны следил, как они терзают друг друга, когда услышал, что его называют по имени. Сперва заметался, пытаясь понять, кто в Круге может посылать Зов, но вскоре понял, что зовет живой человеческий голос.

Он выскользнул из связи с духом и зажмурился: спальные покои, а вместе с ними огни лампад плыли перед глазами. В ушах еще звучали вопли боли. Потребовался глубокий вдох и медленный выдох, чтобы услышать обеспокоенный голос Аджита.

– Боги! Я испугался, что с вами… Что случилось?

– Нужно уходить.

– Но я… я почти ничего не успел сделать!

– Нужно уходить, – хриплым шепотом повторил маг. – Я все объясню. Скорей.

– Но…

Целитель колебался, бросая затравленные взгляды на дверь, на кровать, где в полумраке так же недвижно, словно мертвый, лежал узурпатор.

– Мы еще завершим начатое. Вернемся в другую ночь.

Газван вложил в голос все свое убеждение, но увидел, как поникли плечи Аджита, и понял: в то, что это случится, не верят они оба.

Похоже, теперь от них отвернулся даже Иман.

Когда маги покинули туннель, вновь оказавшись под районом гаваней, они наткнулись на старуху, коротавшую в подземном убежище ночь. Бормоча проклятия и обереги от злых духов, она отползла к стене, шаркая по полу босыми ногами. А затем сорвалась с места и – откуда только силы взялись? – бросилась прочь.

– Нужно было усыпить ее, – проворчал Газван, вслед за учеником входя в каморку.

– Я не успел.

– Нужно было усыпить, а не считать ворон. Так лучше?

Верховный с трудом сдерживал раздражение, но осекся, заслышав на лестнице шаги. Аджит потушил колдовской огонь и набросил иллюзию – за пару вздохов до того, как приглушенный голос вопросил:

– Кто здесь?

Он был одет как простой горожанин, этот новый гость. Во всяком случае, так показалось в темноте Газвану. Но Верховный не сомневался: перед ними воин. Слишком мягко и по-кошачьи он двигался. Незнакомец плавным движением скользнул вбок, обходя комнату и касаясь кончиками пальцев стен.

Теперь-то Аджит сообразил, что нужно делать. Газван ощутил движение силы, которая погрузила бы в сон любого, но, видно, что-то пошло не так. Незнакомец внезапно вскинулся и стремительно обернулся. С легким шелестом из ножен выпорхнул клинок.

В каморке вдруг стало слишком тесно – сталь затанцевала в воздухе, очерчивая вокруг воина свистящий и смертоносный барьер.

«Неужели он видит?» – мелькнула мысль. Нет, похоже, воин видел столько же, сколько и они сами – просто прижался к сырым кирпичам спиной, а ошибиться, где враг, в тесноте было невозможно. Сейчас пойдет в атаку, понял маг… равно как и то, что это станет их концом.

Все закончилось за пару мгновений. Он прижал руку к засевшему в груди камню, сперва возник жар, а потом в комнатушке тошнотворно запахло вареным мясом.

– Что ты… сделал? – Целитель вновь забыл о вежливом обхождении, но Верховный не стал его поправлять.

– Вскипятил кровь в жилах.

Аджит даже не нашелся с ответом, а может, не хотел брякнуть первое, что пришло на ум.

– Куда… – он сглотнул, – куда спрячем тело? И я не хочу зажигать свет и видеть это.

– Тихо! – оборвал его Газван. – Он мог быть не один. Не надо света, это был Черный Брат. Их учат сопротивляться простой магии.

– И что он здесь искал?

– Я мог бы спросить то же самое. А сейчас снимай иллюзию, я сплету посильнее.

Они нашли старуху на верхних ступенях лестницы. Кривой широкий меч оставил на ее спине кровавый след и снес бы голову, если б та не улепетывала со всех ног. Костлявые пальцы пропахали в пыли глубокие борозды: она умирала долго, на губах пузырилась кровь, но того, кто стоял на страже, нищенка не интересовала.

– Ее мы тоже не станем прятать, – зачем-то произнес Газван.

Его спутник лишь поджал губы.

– Смотри в оба, – напомнил маг. – Тот, внизу, караулил. Значит, он не один.

– Куда мы идем?

– В Круг. И чем скорей, тем лучше. Что бы Братья ни затеяли, лучше в это не ввязываться.

Аджит с сомнением кивнул, но последовал за наставником, а вскоре – вырвался вперед, указывая путь среди портовых закоулков. Они спешили. Ночная мгла быстро уступала место густым предрассветным сумеркам, из обступивших их теней проступали склады и здания торговых домов. Толстый покров иллюзий делал их почти невидимыми, а Братья, если они здесь были, не попадались на глаза – так что маги без происшествий миновали подворотни, совсем пустые в этот ранний час.

Зато первая же мощеная улица целиком восполнила прежнее безлюдье – они выскочили навстречу крупному отряду, трусцой бегущему к северному волнорезу.

– Кишки Усира! – выругался Первый, отступив в спасительную тень. – Опять Братья…

Теперь уж не было сомнений, что это они. Отряд двигался быстро и слаженно – подобно хищным кошкам, что населяют скалы Зубов Аммат. Как и кошки, они были серы. Каждый одет по-своему, в шаровары, рубахи, галабии – только мягкие сапоги да еще одинаковые клинки выдавали в них воинский отряд.

Солдаты спешили мимо, не интересуясь проулками, но маг невольно подался глубже в тень. И вздохнул спокойнее лишь когда последняя шеренга скрылась в темноте.

– Проклятие! – вдруг выдохнул Аджит.

– Что?

– Они бегут к лагерю! Лагерю магов в гаванях! Вы забыли?

Газван и впрямь забыл: строительными работами руководил Наджад и выслуживался перед узурпатором, никого не подпуская к своей вотчине. Впрочем, непохоже, чтобы верность Зала Камня сейчас имела значение.

– За ними! – скомандовал Верховный.

Братья не слишком торопились, и все же Газван, привыкший к носилкам и расторопным неофитам, едва за ними поспевал. Чародеи видели, как отряд разбивается на группы: в молчаливом согласии они скрывались в боковых проулках, точно бывалые охотники, обложившие берлогу зверя.

Вскоре показалось и само логово – ровный частокол, темный на фоне сереющего неба. Он стоял посреди открытого пространства, где причалы Львиной бухты вдавались глубоко в сушу, а харчевни, чайные дома и бордели отступили от берега, открыв площадь, – та, что кичилась знаменами полудюжиной кварталов к югу, походила на нее, как две капли воды.

– Туда, – подсказал Аджит, указывая вверх. Газван не сразу понял, что тот имеет в виду крышу самого крепкого здания. И то верно: там на них хотя бы не наткнутся.

Сжав локоть ученика, Верховный зажмурился, представил плоскую площадку, сложенные из саманного кирпича бортики, облупившуюся побелку, сквозь трещины которой пробился мох… Рывок – и они уже смотрят на площадь с высоты третьего этажа.

– Боги, они что, ничего не видят? – выдохнул целитель. – Что за игра?

Небо посветлело даже на западе, над океаном, но вдоль причалов еще клубилась мгла. Из укрытия Газван видел серые отряды, кольцом смыкавшиеся вокруг лагеря. Отметил он и часовых: люди Наджада не забывали, что в городе их не слишком любят, но не замечали ничего неладного. Двое лениво торчали на вершине частокола, а один и вовсе спал. За их спинами в небо тянулся дымок от походной кухни.

– Не высовывайся, – переводя дыхание, осадил спутника маг. – Светает прямо у нас за спинами.

Аджит послушно присел за парапет, но не умолк.

– Может быть…

– Это морок. Между частоколом и площадью, – объяснил Верховный. – Достаточно сильный, чтобы им город казался безлюдным. И непохожий на все, что мы знаем о магии. Наши его не чувствуют.

– А вы?

Вместо ответа чародей постучал по груди кончиками пальцев.

– Меня интересует другое. Смотри, как тихо… Все вымерло. Так не должно быть.

– Еще рано.

– Бездна! Мальчик, не будь глупей обычного. Это гавани. В харчевнях и борделях пьют ночи напролет. Рыбаки в этот час уходят в море за утренним уловом. Меня насторожила тишина, но там были склады, а тут… Так не должно быть. Выродки всех прогнали заранее, и мне интересно, как.

– Смотрите, сейчас полезут на стены!

– Если мы им позволим.

Пару ударов сердца Верховный колебался, выбирая оружие. В юности он был сильнейшим магом Табры, но служба в войске не учит тонкости плетения чар. Убей или убьют тебя… и захвати врагов побольше – вот и весь девиз войскового колдуна. Но что годится в чистом поле, где сходятся армии, бесполезно посреди спящего города.

Наконец, он определился. Закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться… клятый мальчишка дышал, словно пробежал полсхена. Хорошо хоть не лезет с замечаниями! Это было бесовски тяжелое заклятие, но ведь он, в конце концов, Верховный маг.

– Это вы делаете? Что там происходит?

Газван открыл глаза, с удовольствием отметив, что атака начала захлебываться. Казалось, ничего не изменилось: так же стелется вдоль земли туман, та же настороженная тишина опустилась на крыши, но ряды врага смешались, а движение замедлилось. Во мгле сложно сказать наверняка, но на мостовой осталось не меньше дюжины тел.

– Я отравил воздух, – Газван не скрывал удовольствия. – Маг выставил бы щит, но там простые смертные, и они движутся.

– Нужно предупредить наших! Там, в лагере.

– Как? – выплюнул Верховный. – Ты знаешь, кому послать Зов?

– Просто крикните. Это ведь не трудно.

Мальчик прав. И как он раньше не подумал? Набрав в грудь побольше воздуха, чародей гаркнул, вложив в голос щепоть силы:

– Подъем, бесовы твари! Пока вы спите, всех перережут!

Они не видели, что происходит за частоколом, но разнесшийся в утренней тиши голос словно послужил сигналом к атаке. Серые фигуры потекли со всех концов площади, больше не таясь. Зычные боевые кличи наполнили предутренний туман.

– Боги, их не меньше трех сотен!

– Больше, – поправил ученика Газван. – Не зевай. Пошла самая потеха.

Верховный первым послал во врага сгусток пламени. На грязной влажной мостовой гореть нечему, но колдовскому огню и не нужна пища. Он стелился по голому камню, мигом охватив первые ряды и превратив людей в вопящие факелы. Та же участь постигла и бегущих следом: алые языки сами искали жертв, перескакивая на тех, кто не успел остановиться или десятой дорогой обогнуть пекло. Одежда и волосы солдат вспыхивали, будто пакля.

Аджит рядом творил свое собственное колдовство. Краем глаза Газван видел, как перехлестнули через край причала волны и побежали по площади, валя Братьев с ног и утаскивая барахтающиеся тела прочь. Две группы по дюжине воинов обошли уже усеянную телами брусчатку, но отрава в воздухе начала расползаться, так что третьей группе повезло меньше. Лишь двое воинов вырвались из объятий невидимой смерти.

И все же то был плевок в пустыне! Сколько здесь врагов? Четыре… пять сотен? Глазеть по сторонам некогда, Газван посылал один комок силы за другим, но даже он видел, что серый прибой плещется уже у подножия частокола.

– Нам нужно…

Аджит говорил, но Верховный не слышал… Связь с источником сделала его чувствительным к силе, он за мгновение ощутил, как расступаются потоки, и успел поднять барьер. Но все же охнул и сложился пополам. Чародею казалось, его череп заполнился острыми осколками, и каждое движение – нет, каждая мысль – причиняли боль. Медленно, целую вечность, эта мука отступала, оставляя по себе холодную болезненную пустоту.

– У них есть маг, – услышал собственный голос Газван.

Целитель уже понял и вливал свою силу в щит, выблескивавший над ними злыми синими искрами.

– Где? Наш или иноземец?

– Не знаю… – Губы едва слушались, пол-лица словно онемело. – Кажется там, – он указал в тень меж двумя домами. – Хотел отделить мой дух от тела. Прием редкий, но у нас его знают.

– Нужно уходить. Здесь мы у всех на виду.

– Делай… – выдохнул Верховный.

Защиту, которую он выставил, будто атаковал рой ос – если бы осы жалили с силой удара копья. Их были дюжины, коротких резких уколов, со всех сторон, даже из-под пола, так что маг замкнул щит в кокон, и кроме этих укусов вскоре не осталось ничего.

Короткое помрачение в глазах… Аджит Прыгнул. Газван еще чувствовал, как дрожат его защиты под ударами чужой магии, но уже в отдалении.

Когда способность видеть вернулась, Верховный обнаружил, что стоит на коленях на истоптанном дощатом настиле. Их окружили люди в расхристанных чародейских коввах. Лица… трудно сказать, чего в них было больше: удивления, тревоги или враждебности. Одно Первый знал точно – он не помнил ни одного из них.

– Кто здесь главный? – резко спросил он, поднимаясь на ноги.

Он надеялся, это прозвучало не слишком жалко: тело не желало вспоминать молодость, колени разгибались с трудом, и маг не смог подавить стариковское кряхтение.

Что ж они воды в рот набрали?

– Кто здесь главный?! – громче повторил он.

Вперед выступил худощавый чародей с тонкими губами. В его взгляде не было ни капли дружелюбия, он открыл было рот, когда вперед протолкалась высокая угловатая колдунья.

– Я. Я управляю работами! Наржсс, ученица Зáлвы из линии Судáта, – оттарабанила она и неловко поклонилась. – Приветствую, Верховный!

Молодец, быстро нашлась, как пресечь препирательства. И молодец вдвойне – в одежде слуги, в треклятом парике из конского волоса он менее всего похож на грозного Первого-в-Круге.

– Вы уже знаете, что на лагерь напали…

В настил неподалеку вонзилась первая стрела. Одна из чародеек взвизгнула.

– Да, но кто? Где они? – выкрикнули из-за спин.

Маги любят поговорить. Газван допускал, что, начни он рассказывать, и с ним бы стали спорить. Но в воздухе зашипели новые стрелы, и кто-то сам догадался поднять над головами щит. Дальше все закрутилось само собой: с противоположной стороны лагеря донеслись тревожные крики – видно, Братья полезли через частокол, и Газван рявкнул:

– Кто служил в войске или был в бою – шаг вперед! Рассейтесь по стенам и поджарьте всех, кто полезет!

Из нескольких дюжин магов к частоколу бросилась всего лишь горсть. Негусто… ну да он еще надеялся, что до настоящей схватки не дойдет.

– Десяток самых сильных остаются со мной и Наржисс. Остальные поддерживают щит с моим учеником. Наш враг – колдун из Закатных царств, так что защищайтесь не от стрел. Сделайте такой щит, чтобы Великий Судья и тот не прошел!

Пару мгновений казалось, что этот сброд окончательно запутался, кто из них сильнее прочих. Газван был готов взять первых попавшихся, на счету был каждый миг, но, видно, под угрозой смерти даже маги способны договориться.

– Наш враг – колдун из Закатных царств, – повторил Первый оставшимся. – А еще пять сотен Черных Братьев, одетых простыми горожанами.

– Мы слышали предупреждение, а потом крики агонии, – деловито сказал чародей с тонкими губами. – Но площадь пуста. Это закатная магия?

– Морок, рисующий картинку спящего города. Мы должны убить колдуна. Если повезет, Братья обратятся в бегство.

– Где он? – Наржисс решительно выпятила челюсть.

Если бы он знал! Но чародеи и без того растеряны и напуганы, он не может показать собственное смятение.

– Не имеет значения! – отрезал Верховный. – Сейчас мы составим кольцо.

– Эдикт о Правосудии запрещает… – начала чародейка.

– А резню эдикты разрешают? – перебил Газван. – Мы составим кольцо, если хотите дожить до рассвета. Кто против?

Естественно, противников не нашлось. Маги быстро сели в кружок и взялись за руки. Рядом с Газваном оказались Наржисс и нескладный юнец с острым кадыком. От напряжения тот высунул кончик языка. Сказать пару слов, чтобы поддержать его? Нет времени.

– Начали! – скомандовал Верховный.

У него не было особой идеи – даже теперь, когда они вместе взмыли над объятым мраком городом. О закатной магии ходили слухи, но все сходились в одном: она древняя, мудреная и могущественная. Если колдун сплел иллюзию так, что полсотни чародеев ничего не заметили и продолжали не замечать, даже зная о ней, нечего и мечтать, что они легко его отыщут. Газван надеялся лишь, что у него в рукаве две залитые свинцом кости.

Источник и кольцо.

«Можете не искать колдуна, – начал передавать Верховный. – Нам его не найти. Рядом с ним мы слепы, как простые смертные. В последний раз я видел его там, но змей мог переползти».

«Что нам делать?» – В кольце тяжело понять, где чья мысль, но, кажется, это был юнец.

«Это вы мне скажите! Я дам силу. Столько, сколько потребуется – сколько бы это ни было. Но я солдат, а не книжник. Вы должны сплести чары, которые действуют только на обладателей Дара. И убьют каждого мага от частокола и до первых проулков. И немного дальше. Чтоб наверняка».

Поверят ли ему? Будь Газван на месте подопечных, задумка не произвела бы на него впечатления, и уж точно не производила на его собственном. Но, кажется, маги за нее схватились. Да и что им оставалось делать? Верховный не был уверен, что сказанное вообще возможно, старшие чародеи подняли бы его на смех. Но кольцо начало работать – притом с поразительной быстротой.

Газван и не заметил, как обрывки чар срослись в мерцающее кружево силы. Он слушал разговор, в котором говорили все вместе, но понимал едва ли треть. Пытался проследить линии силы, но условия, переплетения и узлы превратили чары в лабиринт.

«Готово, мудрый!» – наконец послала мысль Наржисс.

Хорошо хоть она не колеблется, потому что Верховный сомневался не только в замысле, но и в способностях подопечных. Слишком просто, слишком быстро все сложилось. Но второй попытки не будет: горсть защитников наверняка дрогнула и вот-вот оставит стены.

Он высвободил мощь источника, наполняя линии светом. Ему казалось, земля дрогнула, когда от частокола к призрачным зданиям устремился вал силы…

И будь он проклят, если понял, получилось ли!

Свет погас, лагерь вновь остался единственным ярким пятном посреди мрака. Каждое бревно частокола отчетливо выделялось там, где на площадь изливалась сила. Вокруг, как войско духов, сновали блеклые силуэты нападавших. Кто-то кричит?… Настойчивый голос и настойчивые руки вырвали Верховного из Изнанки.

– Там… там целая армия!

Газван с трудом удержался, чтобы не врезать полудурку: уж чародей-то должен знать, что тревожить мага в его сосредоточении нельзя.

– Какого беса, Саáд? – Наржисс добавила пару выражений, вовсе не приставших даме. – Не мог подождать?

– Их сотни. Нас слишком мало! – Губы мага дрожали, когда тот говорил. – Меня послали за указаниями, нужно быстро вернуться на стены. Их там войско… Нужно что-то делать…

Недоумки! Ослабить защиту – лучшее средство от превосходящего числом врага. Но, похоже, морок развеялся. Газван с чародейкой быстро переглянулись.

– Да, пять сотен – это много, – произнес Верховный, вставая. – Но ничего такого, с чем мы не справимся. – Он возвысил голос: – Нас больше сорока, а каждый маг стоит дюжины! Я возьму на себя щит, а вы поднимайтесь на стены. Покажите выродкам, как им усопнуть по-настоящему!

В воцарившейся суматохе рядом оказался Аджит.

– Вы уверены? – кажется, спросил он. В гвалте не сказать наверняка.

– Да, возьми тебя Бездна! Я еще способен на простые чары. Иди с ними и проследи, чтоб не изжарили друг друга.

Аджит исчез, погруженный в возведение защит Верховный не заметил, как он ушел. «Шли Зов, если будет худо», – передал он вслед ученику, но тот не ответил. Слышал ли? Газван пытался разделить внимание между стеной силы, парившим высоко над площадью духом и телесным зрением, которое видело опустевший лагерь и постройки из потемневших досок.

На первый взгляд все шло неплохо. Горсть магов зажгла перед частоколом еще одну стену – из огня. Попробовавшие проскочить ее с воем разбежались. Те, кто был поумнее, пошли в обход, но у их ног расцвели пламенем снаряды силы, и Братья с руганью отступили. В другой части лагеря чародеи выдрали камни брусчатки и начали бросать во врага. Верховный скривился в досаде: он забыл сказать, чтобы маги оставляли как можно меньше следов боя, но теперь уж поздно. Грязные замшелые камни летели в Братьев со всех сторон, ломая кости, калеча, проламывая черепа.

В трех местах враги забрались на частокол, но и на стенах больше посеяли панику, чем нанесли вреда. Один чародей соткал клинок из линий силы и теперь широко размахивал им, а Братья обступили его, пытаясь дотянуться, но их оружие осыпалось ржавой трухой, соприкасаясь с колдовским мечом.

Газван не сразу заметил, как войско узурпатора начало отступать: быть может, маги на стенах слышали команды или сигналы, но колдовское зрение видело лишь упорядоченно отходящие отряды. Те, что таились в тенях, в резерве – скрылись в мешанине улиц. Те, что окружили лагерь, по-прежнему пытались подступиться к стенам, но без прежнего рвения.

В полумраке трудно увидеть, сколько врагов уходит. Три, четыре сотни?… Так или иначе, большая часть войска: словно часть отрядов просто постояла на площади, чтобы затем уйти. Решили не лезть на рожон без колдуна? Командир быстро оценил потери?

Газван в раздражении сбросил щит. За день через него прошло столько силы, что еще неделю голова будет раскалываться. Но это потом. Сейчас он просто отдыхал, ни о чем не думая, но не прошло и минуты, как перед ним возник недружелюбный маг с тонкими губами: тот, что встречал его вначале.

– Они ушли, мудрый. Мы положили, сколько смогли, но отступило несколько сотен. Это не очередной морок?

Хвала богам, хоть кто-то сохранил трезвый ум среди всеобщего ликования.

– Уже проверил, – глухо выдохнул Верховный. – Если морок, я его не чувствую. Где Наржисс?

– Ранена, – чародей замялся на мгновение. – Она бросилась в свалку, когда псы полезли на стены, и ее зацепили. С ней ваш ученик.

– Собери своих, мы уходим в Круг, – устало произнес Газван. – Я буду наверху, посмотрю, что с ней.

Заостренные на концах колья были опалены колдовским огнем. Аджит стоял на коленях над чародейкой, закрыв глаза. Бирюзовая, цвета Зала Волн накидка колдуньи стала черной от крови. Увидев ее открытые, устремленные в посветлевшее небо глаза, Газван опустился рядом.

– Они отступили. Мы уходим в Круг, – произнес он. По правде сказать, сущую банальность, лишь бы не молчать: безымянный маг громко скликал чародеев у походной кухни.

– Это победа? – На бледных, некрасивых губах Наржисс пузырилась кровь.

– Да. Это победа, – вслух произнес Верховный. Хотя мог добавить, что пара таких побед – и Семеди войдет в обитель, со своими порядками и установлениями.

Аджит бросил на него отчаянный взгляд, но Первому было нечего сказать: ни ему, ни ей. Вся сила мира не поможет человеку с развороченным ударом клинка животом.

– Надо идти, Адж, – напомнил старик, когда она отправилась на Поля Иару. – Позаботься об остальных.

И думая, что они сделали ровно то, чего хотел Семеди, он пошел вниз.

 

3

– Этого не нужно было делать, – в который раз повторил Кадар.

Вино было мягким, как шелк, и сладким, словно губы возлюбленной, но не приносило удовольствия. С отвращением отодвинув кубок, Газван спросил:

– Что именно?

– Впускать духа во дворец. Да, я знаю, я это говорил, – пегая борода старшего наставника упрямо встопорщилась. – Но я бездну раз рассказывал первогодкам, как опасны духи-хищники. Меня тревожит, что ты, мудрый, об этом позабыл.

Верховный вздохнул.

– Я понимал, кого провожу через купол. И потом, кому он угрожает во дворце? – Чародей прищурился. – Там что, шастают путешественники по Изнанке?

Наставник лишь поджал губы. На несколько ударов сердца в кабинете Первого повисла тишина – высшие чародеи молчали, не зная, что сказать. Даже Путь Благовоний под окнами был необычайно тих.

– Ты рассказал длинную историю, мудрый, – наконец разлепил губы Наджад. Это был не лучший день в его жизни, и костлявые руки мага заметно тряслись, так что смотритель Зала Камня сцепил их на животе. – Нам и правда нужно многое обсудить. Но первое, что просится на язык, – почему мы слышим все это только сейчас?

– Ты много лет говорил, что Первый-в-Круге должен действовать, – Верховный сделал невинное лицо. – «Действовать, а не сидеть и размышлять». Это твои слова, и, видят боги, им всего пара дней!

– Под руководством Совета, – огрызнулся Наджад. – Только сообща и обсуждая каждый шаг!

Лáйла, смотритель Зала Волн, фыркнула. Ее круглое старческое лицо превратилось в маску презрения.

– Ты имеешь в виду под твоим руководством? – хмыкнул Кадар. – Ты не Верховный, Наджад. За семнадцать лет можно уже свыкнуться.

– Хватит! – Смотритель Зала Ветров Сафáр всегда был немногословен, и Наджад, уже готовый к отповеди, захлопнул рот. – Погибло пять магов, больше дюжины ранено. Неужели вы не оставите дрязги хоть сегодня?

Чародеи вновь умолкли, и Газван обвел собравшихся взглядом. Его зверинец. Его проклятие.

Смотритель Зала Камня с деланным безразличием смахнул невидимую соринку с подола роскошной коввы, его впалые щеки раскраснелись от негодования. Лайла нечасто покидала мягкие подушки в жарко натопленных покоях, но сегодня явилась сама, без приглашения. Маленькая сморщенная старушка, такая коричневая, будто ее коптили над костром, была в Круге еще при наставнике Верховного – и всем видом показывала, что в ее время такого бы не допустили.

Кадар был одет подчеркнуто просто. Изъездив всю страну, он многое повидал и, наверное, лучше всех понимал Верховного. Старый союзник напоминал седого всклокоченного воробья. Он не стал продолжать спор, но на скулах его играли желваки.

По лицу Сафара ничего нельзя было прочесть. Смуглый южанин обычно помалкивал и слушал, оглаживая жесткие черные усы. А затем поступал по-своему. Газван не мог не утвердить его смотрителем – такой талант в управлении ветром не появлялся несколько поколений, но предпочел бы видеть на его месте другого. Сафар был властным, жестким и слишком уж себе на уме.

Последний, пятый маг, до сей поры молчал, оглядывая собратьев поверх края чаши. Зейдáн, смотритель Зала Костра, был сыном прежнего советника Золотого двора. Он был щеголем и карьеристом, и не делал ничего, что могло бы повредить его положению. Сейчас, однако, даже он чувствовал, что положение шатается вместе с Кругом, и потому спросил:

– Ты полагаешь, вашу победу подстроили?

Газвану оставалось лишь пожать плечами.

– Как знать… Семеди не мог предугадать, что я там окажусь. По правде, я сам этого не знал.

– Псу выгоден любой исход, – заметил старший наставник. – Он мог дать указание отступать, если орешек окажется не по зубам.

– И в любом случае обвинить нас в бойне. Я сам так и подумал, – заключил Верховный.

– Как? – вопросила Лайла. – Кто-то выгнал всех из Львиной бухты. Это же целая толпа: матросы, рыбаки, торговцы, шлюхи… Они все знают, что там были люди князя, а не простые горожане.

– Там были люди в одеждах магов, – терпеливо пояснил Газван. – Не забывай, завтра начнется треклятый праздник. В заливе вырастут дворцы и миражи во славу Великого Судьи Усира. Именем Семеди колдуны освободили пристань, якобы чтобы подготовиться.

– Но мы больше не участвуем в празднествах!

– Конечно нет. Только в порту о том знать не знают.

Кадар вполголоса выругался.

– Но Первый, если колдуны выгнали всех из гаваней, кто те горожане, угодившие в бойню? – спросил Зейдан. – Кто узнал хотя бы одного из убитых?

– Мой человек в городе задавал те же вопросы, только осторожней. Отвечают кто как. Я так скажу… Люди не доверяют Семеди, ни сейчас, ни вообще. Спесивец и боров – самое мягкое, что я слышал. Но магам веры еще меньше.

Газван поправил съехавший ниже живота кушак. Сегодня он был в парадной ковве, на черном шелке которой проступали вышитые символы стихий. Половина собравшихся не одобряла его пристрастие к просторным балахонам, какие носят от столичных рынков до забытых богами деревенек на границе степей.

– Ну, теперь-то даже ты не увильнешь от заседания Совета, – прокашлялся Наджад. – При всем почтении, мудрый.

– Я не думал увиливать. Мы собрались, потому что оно нужно. Как верно заметил Сафар, погибли пятеро магов. Многие ранены. Но будь я проклят, если знаю, к чему мы придем! И что донесем до Залов перед собранием.

– Чего хочет князь? – отрывисто спросила Лайла.

– Мои друзья при дворе… – осторожно начал Верховный.

– Этот бегемот из Золотого двора, – поправила чародейка. Зейдан сделал вид, что поперхнулся вином.

– Хорошо, бегемот из Золотого двора говорит: многие против притязаний Семеди. Дворяне чуют, с этим голосованием зарыто изрядно дерьма. И оно смердит за схен! А простые горожане никогда его не любили. И это только в столице, еще вопрос, как князя примут в провинции.

– Это правда, – подтвердил сохранивший связь с семьей Зейдан. Он обвел всех взглядом. – У Азаса есть брат. Без сомнения, Улáм ас-Абъязид не обрадуется, но он получит известие только через луну. Дядюшка говорит, его друзья выжидают, чтобы не поддержать проигравшего. А Семеди торопится, ему важно быстро подчинить столицу. Если дядюшке верить, князь все так представил, словно это мы угрожаем Царству, а он единственный встал на защиту царевича.

– Но это бессмыслица! – воскликнул господин камня. – Кто ему поверит?

– Наджад, хотя бы сейчас не спорь, – Первый глубоко вздохнул. – Все он задумал верно. Что делать, когда престол шатается? Нужен враг, чтобы вокруг тебя сплотились. Нужно стать единственным защитником от наползающей на мир мглы. И потом, Семеди еще нужно расплатиться с колдунами из Нагады…

– Тогда объясни вот что, Первый, – вежливо перебил его господин пламени. – Зачем им наниматься, если они так могущественны?

– Наниматься? – Верховный фыркнул. – Еще вопрос, кто кого нанял… Когда Азас жег магов, закатные колдуны рукоплескали! В их интересах ослабить Круг как можно больше. Но узурпатор хотя бы делал это сам… Теперь он пошел на попятный, и Нагада поддержит того, кто за ним продолжит. Они помогут получить маску, а Семеди дожмет Круг. Я не заверял их договор, но подозреваю, что так все и обстоит…

В кабинете вновь повисла тишина.

– Значит, это война, – решительно сказал Наджад.

– Война шла все эти годы, – поморщился Первый. – Но, как видишь, я не размахиваю мечом. Я единственный, кто своими глазами видел, что такое партизанская борьба. Наверное, поэтому я не бряцаю оружием.

– И что мы все эти годы делаем? – Маг камня так плотно сцепил руки, что костяшки пальцев побелели. – Рассуждаем? Выжидаем? Чего?…

– Никто не скажет, что я мало сделал для Круга! – чувствуя, что закипает, выговорил Верховный. – Семь лет назад мы все сидели взаперти. Я вас освободил! Два года назад открылась новая обитель. Если бы не Семеди, маги воспитывали бы царевича.

– Мы все слышали про партизанскую войну, – встрял Зейдан. – Что ты предлагаешь, мудрый?

– Заговорить это… затруднение. Начать переговоры, сделать вид, что мы согласны на новые эдикты. Начать торговаться… о чем угодно! А между тем ударить там, где Семеди не признает нападения в открытую. По колдунам с заката.

– Заговорить? – Казалось, Наджада хватит удар, так он покраснел. – Пять человек погибло. Моих людей! Это затруднение, которое можно заговорить?

Тонкие губы Лайлы скривились.

– Не начинай истерику, – резко бросила она, однако Наджад ее не слышал.

– Затруднение, мудрый? Я не назову так пять трупов. Это люди, которых я поклялся защищать. Видят боги, я не впечатлительный человек, но даже мне они будут сниться по ночам! Ты хочешь заговорить это затруднение?

Не сдержавшись, Газван встал и прошелся сперва к одной стене, а затем к другой.

– А ты хочешь, чтобы погибли другие? Так они погибнут, будь спокоен! Только дай тебе волю. Те люди, которых я поклялся защищать! И ты смеешь обвинять меня? Ты, который двадцать лет плясал вприсядку перед узурпатором?

– Я выторговывал Кругу будущее! – запальчиво выкрикнул смотритель. – Потому что…

Договорить ему не дали. Дар старшего наставника был ближе к воздуху, поэтому он наполнил комнату высоким звоном, словно кто-то ударил ножом по тонкой хрустальной чаше. Кадар подождал, пока звук сойдет на нет, и подался вперед.

– Наши ссоры на руку врагу.

Газван перевел дыхание. Что ж, это не самое шумное заседание и, он надеялся, у них еще будет повод покричать и громче. Сидевшая рядом с Наджадом госпожа волн хотела коснуться его запястья, чтобы успокоить, но смотритель отдернул руку, кипя негодованием.

– Каждый из вас прав по-своему, – продолжал Кадар. – Наджад в том, что смерть магов нельзя оставить безнаказанной, мудрый в том, что могут погибнуть сотни. Что скажут остальные?

– В городе три тысячи Черных Братьев, – скривился Зейдан. – Это в дополнение к городской дружине, и если их действительно три… Семеди мог сказать, что привел один отряд, а привести в два раза больший. Только безумец станет их задирать. Я против. И потом, мудрый предлагает ту же войну, но скрытную. Я расскажу своему Залу этот замысел.

– А я устала быть недочеловеком, – отрезала Лайла. – И не хочу такой же участи ученикам. Мы все время бежим, все время ждем, что вот через пять или десять лет все наладится, и мы станем свободными. Но ничего не налаживается: ни через пять, ни через десять лет. Когда-то нужно решить все раз и навсегда.

– Один раз мы уже решали, – перебил Верховный. – Болваны ас-Джаркалы. После этого мы годами сидели в клетке. Проклятье! Неужели вы не видите, нас слишком мало?

Госпожа волн, привыкшая, что ученики сами приходят к ней и вслушиваются в каждое слово, умолкла. Кадар бросил на Первого укоризненный взгляд.

– Когда-то нужно все решить, – упрямо повторила чародейка. – Но я еще не выжила из ума, чтобы предлагать войну со всем миром. Мне нравится идея утереть нос колдунам с заката. Я поддержу ее, если мы продолжим в том же духе. И если ты, Первый, клянешься отчитываться и не пытаться… заговорить врага. Иначе мы найдем, кем тебя заменить! – с вызовом закончила она.

– Хорошо, Лайла, – просто ответил Верховный. Сейчас главное, чтобы его поддержали.

– А я против переговоров с князем, – без приглашения влез Наджад. – Избавиться от закатных змей… конечно, давайте это сделаем! Давно пора! Но я против встреч с мясником.

– Взгляни на него не как на мясника, а как на человека с многотысячным войском, – посоветовал старший наставник. – Сафар?

Господин ветров покрутил усы, прежде чем ответить.

– Я расскажу Залу, что Наджад ратует за открытый бой, а Верховный хочет воевать скрытно, прикрывшись переговорами. Пусть выбирают сами.

– Вот и славно, – заключил Кадар. – Кажется, мы все решили, притом не очень шумно. До заседания осталось чуть больше полузвона.

Зейдан поднялся. Сафар растаял в воздухе, не вставая с кресла, там, где он родился, использовать Дар в быту не считают зазорным. Госпожа волн обошла господина камня и быстро удалилась, а Наджад все торчал посреди комнаты, не в силах унять трясущиеся руки. С его лица начала сходить краска, но взгляд у старика был такой, будто он вот-вот заплачет.

Сказать, что он вовсе не искал ссоры? Что Первый понимает как никто другой? Газван просто отвернулся к окну. Слишком долго длилась эта изнурительная склока. Что он ни скажет, все одно закончится руганью.

Первый-в-Круге не сразу понял, что чародеи разошлись. Летний зной подмял под себя город. С безмолвным грохотом солнце обрушилось на столицу, высекая блики из куполов, заливая белые стены светом. Газван любил смотреть из своего окна: Путь Благовоний и Храмовый остров, каналы, мосты и бесчисленные крыши столицы. День за днем они напоминали, что маги – еще не весь мир. Что мир многограннее, больше, что вот он – стоит лишь протянуть руку.

Над крышами застыла огромная, синяя, без единого облака пустота неба. И так же пусто было на душе Верховного.

Джерима… могла ли ты знать, что отец твоего ребенка станет Первым-в-Круге? Что тысячи жизней будут зависеть от одного его слова? Этот груз давит на плечи почище ратных доспехов и всяко больше брачных уз, которых он некогда страшился. Хорошо быть молодым магом и обнимать любимую в духоте их крохотной каморки. Мысли так и роятся в голове, когда смотришь в темноту, вдыхая родной, привычный запах ее волос. Все было проще, чище и… честнее.

Здесь, наверху, все оказалось по-другому. За каждой идеей щерилась пустота. Он также понимал, что любую идею опошлят, извратят и выхолостят, и еще непременно прольют за нее кровь. За каждым шагом – тысячи молодых магов, которые обнимают любимых, вдыхая родной, привычный запах, и чьи жизни никак нельзя поломать. И ведь каждый твердо знает, как все устроить!

Прогулочные суденышки скользили по каналам, точно яркие, обряженные в белый шелк и праздничные гирлянды водомерки. Безмятежное солнце лупило с неба без разбора. Ему были все равны: богачи и бедные, простые смертные и носители проклятого Дара.

«Я все это видел, – сказал себе Верховный. – Тысячи раз, из этого самого окна». Странное дело… беды магов, судьба Царства, узурпаторы, нищие и погибшие – он понял вдруг, что ему все стало безразлично, и давно. Маг словно начал понимать Азаса: он пожил достаточно, видел столько, что не рассказать и за несколько лун, и он устал. Должно быть, и узурпатор чувствовал то же – когда жить надоело, но помирать еще не хочется.

– Что ты намерен делать?

Вот ведь, он почти забыл, что в соседних комнатах ждут Мауз с секретарем. Не оборачиваясь, Газван махнул рукой, приглашая Аджита и советника сесть.

– Что тебе больше нравится, – поинтересовался он, – «Ничего» или «Пока не знаю»?

Советника ответ устроил или хотя бы позабавил, а вот негодование Аджита было столь ясным, что Верховный слышал его колдовским чутьем. Первый-в-Круге резко обернулся.

– Ты хочешь, чтобы я думал о будущем сейчас? Сейчас, до Совета, пока неясно, чего хочет Семеди? – Целитель потупился, но Газван продолжил: – Никто… слышишь, никто не скажет, что я не умею играть в эти игры! Но, чтобы вступить в игру, нужно хотя бы знать ставки. Если уж не правила.

– Я… я не думал ничего дурного, Первый, – выдавил Аджит.

От необходимости объясняться его избавила Асма. Тихонько постучавшись, толстушка осторожно заглянула в кабинет.

– Прибыл глава сакарской обители, мудрый.

– Пропусти его, – рявкнул Газван.

Ханнан вошел размашистым шагом и остановился посреди комнаты, прищурившись от бившего ему в лицо солнца.

– Наконец-то! Надеюсь, теперь ты без дурных вестей? – Советник неплохо владел собой, но обострившееся чутье подсказало магу, что тот боится.

– Не уверен… – Ханнан устало сутулился, руки его вцепились в видавший виды плетеный пояс. Титьки Исаты, этот человек просто создан для улицы! – В городе ничего нового. Но там, внизу, ждет паланкин из храма Усира. Старшая жрица то ли хочет, то ли требует встречи с Первым-в-Круге. Только не спрашивайте, что это значит.

– Раз уж так хочет, давай уважим.

– Я распоряжусь, Верховный, – тут же откликнулся Ханнан.

Старый маг без воодушевления вернулся в кресло.

– Как думаете, о чьем приходе объявит Неджра? – попробовал пошутить Мауз. Но, кажется, больше по привычке.

Молчаливое ожидание было таким тягостным, что Газван почти обрадовался жрице.

Она ворвалась в кабинет, будто за ее спиной был не Ханнан, а сотня храмовой дружины, а пришла она в логово еретиков. Заплетенные в косички волосы растрепались, глаза метали молнии. Сегодня с ней был приличествующий ее сану посох, на старом темном дереве змеились буквы священных текстов.

– Великий Судья воплотился в тебе! – Тон Газвана противоречил учтивости приветствия. Советник обошелся без церемоний и коротко спросил:

– Вина?

– Разве что упиться вусмерть, Мауз! – Если она и не ожидала его увидеть, то ничем это не показала. – На твоем месте я постаралась бы остановить безумие.

Толстяк нашел бы колкость в самый раз по остроте, но Верховный был не в настроении слушать перепалку.

– В последние дни мир вообще сошел с ума. Какое из безумств тебя грызет, Неджра?

Жрица тяжело оперлась на посох – как будто силы вдруг оставили ее.

– Войну всех против всех, – тихо произнесла она. – Бой в порту дело рук Семеди?

Она уже знала ответ, поэтому чародей просто кивнул. Неджра без приглашения опустилась в кресло.

– Князь обвиняет в этой бойне вас. Хотя, Усир свидетель, я не знаю, зачем бы вам это понадобилось… Кто-то в городе пустил слух, что лучезарный болен из-за вас. Только стараниями лучших лекарей он еще жив, но… Что произошло во дворце? Братья и слуги божатся, что ночью там были колдуны. Видно, затем, чтобы добить владыку.

– Это отчасти правда, но только отчасти, – Газван вздохнул. – Бездна! Да, я там был. Вчера. Мы пытались исцелить Азаса от той дряни, которой его кормят. Чего ты хочешь?

– Я догадалась, что все ровно наоборот, – жрица облизнула губы. – Я пришла, чтобы предупредить: через звон или, самое большее, через два здесь будет тысяча Черных Братьев. Я не знаю, чего потребует Семеди, но вы должны выполнить его условия. Хотя бы насколько это возможно…

– Иначе что?

– Иначе он устроит бойню. Вы что, хотите второй резни?

– Тебе-то какое дело? – обычно смешливый, голос вельможи походил на карканье.

– Такое же, что и тебе, – парировала Неджра. – Представь, что будет, если колдуны и войско вцепятся друг другу в глотки. А сколько крови прольется, пока Круг все-таки задавят числом? В прошлый раз резня не затронула столицу…

– Мы согласны! – перебил ее Верховный. – Не трать дыхание, ты слово в слово повторяешь все, что я хотел сказать на Совете. Осталось убедить молодняк.

Видя ее непонимающий взгляд, он хмыкнул:

– Да, я не царь и не бог в своем владении. Все важные вопросы решает Совет. После резни в нем мало старых и осторожных, зато поколение горячих голов как раз подросло, чтобы войти в собрание.

– Разве… нельзя как-нибудь повлиять?

– Я повлиял, насколько смог. – Он бросил взгляд в окно на стремительно носившихся ласточек и на тень обители, перечеркнувшую Путь Благовоний, и закончил: – В любом случае, время для разговоров вышло. Меня ждут подопечные.

Маг поднялся.

– Вы можете понаблюдать, я приглашаю. В последний раз смертные сидели на Совете больше ста лет назад.

Верховный не сомневался, что Мауз оживится, а вот жрица колебалась, переводя взгляд с одного на другого, посматривая на купола Храмового острова, маячившие за окном. Наконец она решилась:

– Хорошо, но я должна вернуться в храм до темноты.

– Маги любят поспорить, и в этом их проклятие, но до темноты они охрипнут.

Газван шагнул к ней. Вблизи от одежд жрицы пахло неизвестными травами, лавандой и весенней свежестью. Он протянул руку, и она ее приняла. Они покинули кабинет степенно, церемонно, словно молодожены в почетном сопровождении.

– Потому-то мы и называем Круг Кругом, – говорил Верховный, пересекая внутренний двор обители. Он не обращал внимания на взгляды, которыми их провожали спешащие на Совет маги. – Я уже рассказал о кольце, здесь идею довели до совершенства. Ну, ты сама увидишь.

– И здесь будут колдуны со всего Царства?

– Да, – Газван улыбнулся молоденькой чародейке, которую отметил как лучшую ученицу Лайлы. – Каждая обитель на год-два посылает в столицу магов. Они живут здесь и поступают в распоряжение местных Залов. Но на Совете представляют свои земли.

– Звучит разумно, – признала Неджра.

Они вышли на обсаженную лимонными деревьями аллею, и Верховный умолк, давая жрице осмотреться. Мозаика под ногами складывалась в узоры листьев, облаков, волн и языков пламени – совсем как в чертоге источника. Дальней стороной аллея упиралась в круглое, похожее на храм здание молочно-белого мрамора. Полторы сотни тонких витых колонн поддерживали белый, сияющий на солнце купол.

– Мне казалось, если колдуны и собираются, то непременно под землей, – неловко улыбнулась Неджра.

– А еще едят детей и нарушают замысел богов, – усмехнулся Первый.

Сам он не ощущал благостного расположения, которым лучился. Дурные предчувствия донимали, как застарелая хворь, к тому же с его новоприобретенной чувствительностью обилие магов действовало на нервы. Закрой он глаза, аллея предстала бы ему сплошной полосой сияния. То ли еще будет в самой палате Совета!

– Вот мы и пришли… – Перед ними выросли мрачные, потемневшие от старости двери с глубоко прорезанными символами. – Здесь написаны заветы основателей Круга потомкам. – Он думал, Неджра спросит, что за заветы, но та молчала, остановившись в проходе и рассматривая убранство зала.

Посмотреть и в самом деле было на что. В дальней части круглого помещения возвышалась бесформенная, почти невозможных размеров глыба киновари – давно потемневшая, цвета старой запекшейся крови. По сторонам от прохода тянулись укрытые коврами каменные скамьи: выше и выше, дальние ряды у стен располагались над уровнем глаз. Чеканные лампы свисали на цепях с потолка, но колдовские огни в них блекли рядом с ярким, похожим на дневной светом. Любопытно, когда жрица сообразит, что в зале нет окон, а свет излучает сам купол?

– Почему киноварь? – спросила Неджра, пока они шли к основанию глыбы.

– Потому что кровь. Основание Круга было победой и концом преследования магов, – Газван криво улыбнулся. – Она символизирует всех, кто боролся, но не дожил до того дня. И всех, кто пострадал из-за Дара после.

Маг не стал говорить, что глыба – самый крупный резервуар силы в Царстве и последний бастион Круга. Вместо этого он произнес:

– Когда мы голосуем, мы все беремся за руки и замыкаем кольцо. Каждый направляет свою силу камню. Тебя могут принудить голосовать или убедить недостаточно, но глыба окрашивается от того, во что по-настоящему веришь. Подкупать, угрожать, обманывать – все без толку.

– Такой бы камень на Совет Достойных!

Маг вежливо улыбнулся. Он подвел жрицу к ряду кресел из того же мрамора, что и все здание. Их задумывали как чудовищно жесткие и неудобные сидения, но на памяти Газвана кресла всегда выкладывали подушками.

– Кого ты привел, Верховный? – пролаяла госпожа волн. – Еще безродные маги из подворотен?

– Почетные гости, Лайла, – улыбнулся Первый. – Неджра, старшая жрица Великого Судьи, и достойный Мауз, советник.

– Бегемот из Золотого двора, – учтиво поклонился толстяк.

На чародейку его остроумие не подействовало, и Первый поспешил закончить:

– Лайла Харрáд, ученица Машра из линии Омейи. Смотритель Зала Волн.

Высших чародеев было шестеро, одинаковых резных кресел – дюжина, так что все должны поместиться. Пока они рассаживались, к ним присоединился Сафар. Верховный заметил в зале господина камня. Вокруг него собрались молодые маги, внимая без сомнения желчной речи.

– Я покопался в нашем архиве, – склонился к уху жрицы маг. – Давным-давно, когда Царство состояло из столицы и окрестностей, в нем правили не цари, а патриархи крупных кланов. Основатели повторили тот совет старейшин. Один из заветов – никто не должен править Кругом единолично. Слишком велика опасность, что он превратится в тирана.

– Здесь все столичные колдуны? – поинтересовалась жрица.

– В обители тысяча триста шестьдесят два мага, – отчеканил Первый. Не мешает напомнить, что Круг вовсе не беззащитен. – И еще около пяти сотен проживают в городе. Нет… конечно, нет! Здесь только лучшие, по сотне от каждого стихийного Зала.

Жрица умолкла, переваривая сказанное. Однако долго молчать им не пришлось. Быть может, появление Верховного и не было сигналом к началу, но маги быстро расселись по скамьям. Первый поднял руку – и Неджра вздрогнула, когда с глухим стуком захлопнулись двери. Золотистая мерцающая пленка выблеснула на миг и тут же впиталась в стены – палата Совета теперь отрезана от внешнего мира.

– Я буду краток, – со своего места произнес Газван. Усиленный магией, голос его донесся до самых дальних скамей. – Вы знаете, из-за чего мы собрались. О ночных беспорядках слышала вся обитель. Я только представлю вам гостей. Нам нечего скрывать! Я настоял, чтобы они видели все собственными глазами.

Вышло неплохо. Он ожидал, что его освистают, но маги лишь переглядывались или привставали, пытаясь лучше разглядеть незнакомцев.

– С нами Неджра, старшая жрица Великого Судьи, Мауз иль-Нехат, советник Золотого двора и его секретарь Исиат, – в отличие от неподвижно застывшей в кресле жрицы, вельможа встал и церемонно поклонился. – И еще я позвал на Совет Ханнана, ученика Амира из линии Мисура, главу сакарской обители. Ханнан приехал с докладом незадолго до печальных событий и очень помог в эти тяжкие дни. Его-то я и попрошу рассказать о нападении в гаванях.

Верховный сел, Ханнан же спустился с возвышения и вышел на открытое пространство меж скамей, где маги являли Совету красноречие. Верховный знал все, что сейчас прозвучит, но не сомневался – Наджад попробует направить спор в нужное ему русло.

Так оно и получилось. Едва Ханнан закончил, ученик смотрителя вскочил:

– Не знаю, как вам, братья, а мне все ясно! Мы знаем, кто наш враг. Те, кто пролил кровь, не должны уйти безнаказанно!

Ханнан собрался ответить, но Верховный сделал это за него.

– Не будь болваном, Расн! – отрезал Первый. – Семеди не мелкий дворянчик, через день-два он наденет маску. Ты хочешь воевать с Царем Царей? Со всем Царством?

Он ожидал, что его слова не понравятся собранию, но не думал, что настолько. Вой поднялся такой, будто он предложил напялить рубища и на коленях ползти до самого Района Садов.

– Мы точно знаем, что это Семеди?

Это был Умар, его человек, но недостаточно доверенный, чтобы знать историю с самого начала.

– Точно, – без колебаний отвечал Ханнан. – Колдуны из Нагады были в Железной палате в Районе Садов. Те же, кто нападал ночью. Наконец, есть много косвенных свидетельств.

– Сколько у него закатных магов? – донеслось с дальних скамей.

– Мы не знаем наверняка. Скорее всего, двое уже отправились в царство теней. Но Золотой двор говорит, их было пятеро.

– Три мага против всего Круга, – выкрикнул кто-то.

– Три мага и три тысячи черных псов! – поправили его.

– Мы уже били их!

– А они били нас, семнадцать лет назад…

Верховный бросил взгляд на Наджада. Господин камня казался довольным, хотя Первый не видел, чтобы тот дергал своих людей за ниточки. Впрочем, еще бы ему не быть довольным! Все складывалось само и без его участия.

Что ж, пора выложить на стол новые кости.

– У кого есть вопросы к Ханнану? – громко спросил Верховный, позволив голосу заполнить зал. – Если нет, дайте высказаться остальным. Самый старший из нас будет первым.

Старшим в Совете был Кадар, а это играло на руку Верховному. Если повезет, тот успокоит собрание, и возмущение Круга выльется в бессильную ругань. Иначе… Газвану не хотелось думать, что может быть иначе.

– Братья! – Наставник встал решительно и быстро, в небесно-голубой ковве Зала Ветров он напоминал юношу – так стремительно сбежал по ступеням. – Я могу сказать, что война, за которую так ратуют, уже началась. Нападение в гаванях и покушение на Верховного – никак иначе и не назвать. На своем веку я видел две войны: ту, что мы сами начали в Рассветных королевствах, и ту, что привела Круг к азасову пленению. Я надеюсь, Совет простит мне мои воспоминания… я старый человек… но я хотел бы вернуться к тем событиям.

Кадар говорил долго, куда дольше, чем мог позволить себе Верховный, – все же для большинства он оставался наставником или одним из учителей. В его речи нашлось место и ужасам резни, и последним ас-Джаркалам, и тому, о чем маги частенько забывают – огромном многолюдном Царстве, в котором слишком, ужасающе мало людей, не считавших бы магов бесами.

– Эта война идет давно, – совсем тихо, заставляя вслушиваться в каждое слово, заключил Кадар. – Перед Советом Первый-в-Круге собрал нас, высших чародеев, и рассказал, как он намерен вести ее дальше…

Он был неплохим оратором – старый лис в чародейской ковве. Во всяком случае, Совет он успокоил. Неджра подалась вперед, и Кадар выложил бы план – если бы его не прервали.

Звук походил на голос гонга: гулкий, низкий и протяжный. Затем еще один удар и еще.

– Это Семеди, – тихо выдохнула жрица. Газван знал, что это не набат, а просто стук в двери с гулом проходит через щит, но по существу с ней не поспоришь. Все еще колеблясь, он поднялся. Кто бы ни был, нужно открывать… Но, боги, что сейчас начнется!

Их было четверо, в железных масках магов-защитников они были безликими и устрашающими – под стать тем известиям, что принесли. Когда двери отворились, они прошли несколько шагов и остановились, словно сотни направленных на них взглядов стали преградой.

– Там войско, под самыми стенами, – хрипло выдохнул тот, что был посередине. В прорезях маски его глаза нехорошо блестели. – Нас обложили со всех сторон.

«Браво, Семеди! – хотелось сказать Верховному. – Ты опять меня обогнал». Пока маги спорили вместо того, чтобы нанести удар по иноземцам, князь бросил кости. Или теперь правильнее называть его Царем Царей?…

– Братья? – коротко спросил Газван.

– Братья, раздери их бесы! И вот еще…

Защитник обернулся к спутнику, тот выскользнул на улицу и через мгновение вернулся с пропыленным холщовым мешком. Взявшись за угол, он встряхнул ткань – и отбросил прочь, с отвращением подавшись назад. Пожалуй, Газван бы поступил так же – на его месте: на пол покатились головы, пятная кровью мраморные плиты, бессильно скалясь от боли и ярости.

– Их забросили из самодельной катапульты, – глухо и отрешенно говорил защитник. – Псы под стенами кричат, что их поймали во дворце… Мы проверили: эти чародеи жили в городе.

На пару вздохов Газван зажмурился, словно так можно унять громко бухавшую в висках кровь. Это был крах. Никто, даже Кадар, не станет слушать, если предложить просто покончить с иноземцами.

Боги, за что? Ведь им не выстоять в войне, пусть даже начатой без их участия!

Пока что в зале стояла тишина, и Верховный этим воспользовался.

– Поначалу я предлагал высшим чародеям покончить с закатными магами. Не ввязываться в драку с Братством. Семеди только этого и ждет…

Маг не успел сказать, что сейчас он предлагает другое, как его слова потонули в реве, словно вокруг была не палата Совета, а залитая солнцем площадь и ряды облаченных в черное воинов. Как будто не его подопечные, а пыльная, серая, с перекошенными лицами толпа дышала ненавистью и рвалась в бой.

Кишки Усира, неужели они не понимают?…

– Нас перережут, как свиней! Обитель за обителью! – крикнул Первый, но гул голосов заглушил все: его, Кадара, магов-защитников и даже вскочившего господина камня.

С отрешенностью он отметил, что жрица сжала его запястье. Зачем? Она что, не видит, что он утратил всякую власть над Кругом? Гул голосов превратился в звон, заглушивший прочие звуки. Удары сердца отдавались резче и раскатистее, пока не превратились в грохот кузнечного молота. Губы Наджада раскрылись и издевательски отчетливо обрисовали каждый слог фразы, которую Верховный не услышал.

Последнее, что он запомнил, – острая режущая боль в левой части груди, словно в самое сердце вонзился раскаленный прут. Затем маг падал в гулкую черную бездну, откуда его звала Джерима.

Слишком долго падал. Слишком.

– …ни в коем случае! – Взволнованный голос Аджита то звучал совсем близко, а то уплывал прочь. – Ему нельзя волноваться, но в остальном он в порядке. Лучше даже, чем был.

Затем проступило лицо – через косые полосы закатного света и танцующие пылинки, через запах лаванды и весенней свежести. Они все были здесь: советник и жрица, Кадар и толстушка Асма – выстроились полукругом за спиной целителя.

– Кто… что произошло? – Он попытался сесть, но безуспешно. Ворот коввы был разодран, в груди пульсировала боль.

– Сердце, мудрый, – кажется, старший наставник. – Считай, что ты труп. Это Исиат вытащил тебя из костра.

Наставник поднялся и отошел прочь. За ним потянулись и другие, прежде сгрудившиеся вокруг – так, будто без них Газван не пришел бы в себя. Один Аджит остался подле… собственно, чего? И где он?

Покой был полон подушек, уставленных безделушками столиков, а стены скрывали занавеси, вытканные резвящимися зверьми. По углам в ажурных серебряных лампах танцевали колдовские огоньки.

– Это комнаты для гостей, – послышался из-за спины голос Ханнана. – Они были ближе всего к палате Совета.

И в самом деле, где еще в обители найдешь такую роскошь? Наджад настаивал, что Круг должен явить могущество, кто бы здесь ни остановился. Пусть сами маги живут в холодных голых кельях…

Газван скривился.

– Кто-нибудь скажет мне, что произошло?

Никто не хотел с ним говорить, даже Аджит и тот как будто прятал взгляд. Наконец старший наставник собрался с духом.

– Девочка, пойди и приготовь покои Верховного, – мягко погнал он Асму. – Ты видишь, мудрый хочет и дальше истязать себя. Ему потребуется отдых.

К чести толстушки, та несколько мгновений колебалась.

– Обещаю, мы не позволим ему переутомляться! – заверил Кадар. – Но ты же видишь, есть дела. Ты видела эти самые дела за окном.

Спровадив ученицу, он запустил руку в волосы, еще больше взлохматив седую шевелюру.

– Ну и что тебе сказать, Первый? – с вызовом спросил он. – Нет у меня добрых вестей… Нет, слышишь? Наджад готовится испепелить псов. Большинство Совета его поддерживает. Сафар вызвался помочь, больше чтобы тот не наделал глупостей. И жрица, и советник не покинут обитель, пока все не закончится – чтобы никто не предупредил осаждающих. Так решил Совет.

– Это безумие, – устало и безнадежно сказала Неджра. Складывалось ощущение, что спор меж ними длится уже больше звона.

– Может, и самоубийство, но не безумие, – возразил Кадар. – Если обращаться с людьми, как со скотом, рано или поздно они укусят в ответ. И я не о тех несчастных, чьи головы мы видели, это отдельный счет. Я имею в виду все годы унижений. После всех лет ахать, охать и заламывать руки – по меньшей мере, лицемерно.

– Да кто? Кто вас унижает? – вспылила жрица. – Вы сидите в своей обители, как… как князья! Глядите на смертных из высоких башен. Вы посмотрите, как живете! У половины прихожан не хватит меди на кусок хлеба. Вы можете ходить в город, вы больше не пленники… что еще вам нужно?

Аджит вскинулся было, но наставник оказался рядом, положив руку ему на плечо.

– Я объясню, что нам нужно, – тихо выговорил он. – Два звона назад я сказал бы, что мы хотим безопасности. Мы стараемся держаться вместе, в обители, просто потому что чернь может вломиться в дом и избить тебя до полусмерти. У них нет хлеба, у этих людей, но в том виновны вельможи и чиновники, а не колдуны. Но ведь до вельмож черни не добраться? А колдуны – вот они! И стража Царя Царей тебя не защитит… Еще мы хотим уважения. Чтобы ревнители, как твой предшественник, не проклинали нас, подзуживая толпу…

Наставнику не было дела, что один из вельмож сидит вместе с ними и пока еще считается союзником. Мауз молча крутил перстень и жевал губами, посматривая то на жрицу, то на чародея. Заметив взгляд Верховного, он поднял брови и кивнул на Кадара, словно приглашая послушать дальше.

Бесы бы побрали толстяка! Можно подумать, Верховный не знает, что сейчас скажет Кадар. И бесы бы побрали чародеев! Аджит внимал магу с юношеской страстью. Ханнана Первый не видел, но не сомневался: и тот тоже согласен со старшим наставником. Кадар тем временем продолжил:

– Я много чего могу наговорить… что мы устали от ненависти, от оскорблений, от того, что мы чужаки во всех Пяти Пределах. Вы все этого даже не замечаете – того, что ранит больней всего. Вы забрали у нас самое важное… вы отняли наш дом. Выставили за порог. Как будто мы нездешние. Каждый год в Царстве рождаются маги. К десяти годам они поймут, что в них пробудился Дар… они сперва не поверят, попробуют убедить себя, что это все игра. Потом их проклянут родные. И, если повезет, они попадут в Круг, и старик вроде меня объяснит, что да, собственная страна считает их уродами. Деточка, скажу я… твои подружки говорят, что тебя прокляли боги, что ты демон – но это не навечно. Нужно просто потерпеть. Это все равно твоя земля, если ты поешь ее песни и любишь солнце над виноградниками Табры. Никто ее у тебя не отнимет!

– Великий Судья обещает защиту всем, – холодно ответила жрица. – Если вы хотите безопасности…

– Два звона назад! – оборвал ее Кадар. Он стал расхаживать из угла в угол, словно мерял шагами зал военного совета, а не гостевые покои. – Вы все привыкли, что маги – трусливые старики, которые перебирают воспоминания и бубнят под нос «Как бы чего не вышло»… Нет, Неджра. Все уже вышло. Мы уроды, и Царь Царей со святошами рассказывают, как именно нас прокляли боги. Вы ошиблись в одном: маги больше не старики в пропахших болезнью одеждах. Которые только и могут, что перебирать воспоминания, которым тепло и уютно помнить, как мы были молоды и сильны. За семнадцать лет выросло новое поколение, и оно готово выдрать себе свой дом. С мясом. Свое место в Царстве. Среди первых. Среди лучших. Рядом с Аасимом Великим и полководцами древности. Это наше место, Неджра! Мальчишки выросли, они хотят называть Царство домом и готовы смотреть в глаза смерти…

Кадар выдохся. В покое повисло тяжелое и долгое, невыносимо долгое молчание. Во внутреннем дворе за пропитанными благовониями занавесями звучали голоса и звон оружия.

– Сейчас не время и не место для споров, – наконец признала жрица. – Мы можем остановить кровопролитие?

– Нет, – в один голос ответили Ханнан с наставником.

– Совет припоминает все обиды, – объяснил Верховный. – Я… по сути, я уже потерял власть.

Все к этому шло: с его-то сердцем, с высшими чародеями, которые дерзили в лицо, зная, что скоро не придется с ним считаться. Бездна, но как же горько!

– Может, меня и будут слушать, – Газван сглотнул, – потом, когда все кончится. Но, наверное, уже нет. Круг захочет нового Верховного. Если останется, чем верховодить.

Кишки Усира! А ведь ему хотелось, чтобы старший наставник не согласился, чтобы сказал, будто он сохранил авторитет, или уважение, или еще что-то столь же призрачное. Но маг молчал. Боги, какая глупость! В его-то возрасте – стыдно думать, что запишут в хрониках.

– Этот… смотритель Зала Камня – чего от него ждать?

Это спросил Мауз, видно, решив, что больше не услышит ничего занятного, но кто бы ни хотел ответить, он не успел. Верховный первым почувствовал движение силы и попытался сесть, однако пронзившая левую часть груди боль заставила его отказаться от попыток. Кадар метнулся к окнам – хотя что он мог увидеть? За ними был лишь внутренний двор обители.

– Что… что происходит? – Голос Неджры звенел, как неправильно созданная, готовая лопнуть стеклянная посудина.

– Началось, – хрипло сказал Кадар. Он рассуждал о справедливости, но лоб его прорезали страдальческие морщины. Наставник понимал, что через две, три луны, самое позднее – к весне в обитель войдут чужаки, и они не будут искать мира.

Газван вновь попытался сесть. Он не должен, не смеет отлеживаться! Однако предательский звон заложил уши, а комната сжалась в мутный коридор, в конце которого маячил желтый завиток на гобелене. Во всем мире остался лишь проклятый завиток, к которому маг тянулся, но тот, казалось, отступал все дальше.

Одни только боги знают, куда же он, в конечном счете, делся.

Дух не понимал, что город – это город. Происходящее внизу виделось ему лишь сетью огней, безумным мельтешением, подобным тому, как резвятся в потоках силы обитающие в них меньшие существа. Не понимал, но все же опустился ниже. Сеть силы рассыпалась на тысячу узлов, пульсирующих, мигающих так широко, что не отыщешь ни конца ни края. Между островками света – святилищами – шевелилась неясная и тусклая масса. Рдяная, как угли прогоревшего костра.

Ему было невдомек, что есть такое слово – «святилище». Он не видел ни одного костра. Дух грезил странными, размытыми видениями – и так понял, что рядом с ним другой. Блуждающий разум. Но почему он не слышал Зова, не почувствовал загодя его приближение?

Сила пробудилась в сердце Круга, наполнив обитель теплым светом. В ее сиянии резные каменные лики стали почти живыми, смотрели то мягко, то сурово, с какой стороны взглянуть.

Существо описало круг над башнями – лица провожали его внимательными взглядами – и устремилось к следующему светлому пятну.

Он пронесся пыльными улицами, не зная, что небо над ними невыносимо синее и так же невыносимо их обжигает солнце. Скользнул меж приземистыми домами к череде обелисков. Те были напоены силой и потому светились – пламенные иглы, пронзившие пустоту Изнанки. Колоннада Пяти Царей, всплыло имя. Улицы были пусты. Простые горожане сидели по домам, меж мраморными столпами обвисли никому не нужные праздничные гирлянды.

Затем его взору открылись баррикады – хотя, видят боги, он не знал, что так это называется. Они были сложены из обломков мебели, саманного кирпича и наскоро обмазаны подсохшей на солнце глиной. С утра Черные Братья разрушили часть заграждений и убили с дюжину горожан, но к полудню установилось хрупкое перемирие. В такой зной невозможно даже воевать.

Хотя, казалось бы, не все ли равно, какое солнце в день, когда тебя зарубят?

– Вы клялись царю, а не узурпатору! – раздался над баррикадой крик. – Вы не Царство защищаете, а богатеев!

Ответа не последовало. Не считать же ответом пару испуганно вспорхнувших птиц? Плечом к плечу, сомкнув тяжелые круглые щиты, поперек улицы выстроились солдаты столичного гарнизона. В жарком мареве строй напоминал пыльную стальную змею, разлегшуюся поперек дороги. Временами солдаты стучали щитами о щиты соседей, и тогда казалось, что змея шевелится, но, видно, ей было слишком жарко для броска.

– Эй вы! – не унимался горластый горожанин. – Почему не нападаете, когда с вами нет колдунов?

Колдунов и в самом деле не было – дух это ясно чувствовал. На сей раз ответом была стрела с черным оперением: она вонзилась бы крикуну в грудь, но сгорела в воздухе, не долетев до баррикады. С этой ее стороны колдуны были.

Повинуясь внезапному порыву, существо устремилось прочь: к каменному мосту над каналом, по обеим сторонам которого скалились гранитные львы. Дух чувствовал – там что-то происходит. И не ошибся.

Противостояние развернулось в садике, где в самые жаркие дни воздух благоухал жасмином, а в дни мирные – еще и курениями из расположенного рядом святилища. Сейчас, однако, о мирных днях ничего не напоминало. Деревья были срублены, кусты поломаны, а цветники затоптаны. Святилище осталось цело, но в забранных решеткой окнах отражался бушующий в торговом доме напротив огонь. Кучка жрецов в зеленых рясах Великой Матери встала между толпой и строем.

– …владычица покоя, ты – стук в груди Усира! – голосил тучный священник, и ему вторили бубенцы на головных уборах с бычьими рогами. – К тебе обращаюсь, о обитель мира, где созидатель правды обретает свет!

Впрочем, его никто не слушал. В Черных Братьев летели камни, куски мозаики из мостовой, а иногда и стрелы.

– Оберни свой лик милосердный к нам! И небеса твои в мире, и земля твоя…

Жирные подбородки жреца тряслись, но слово за слово тот выводил молитву, не обращая внимания на воцарившийся хаос. Дух ясно видел, что колдуны, которых поминали за каналом, приближаются. Ему хотелось кричать, но бесплотное существо не знало, что такое крик. В бессилии, оно могло лишь наблюдать, как черный строй пришел в движение. Бросавшие камни горожане метнулись врассыпную, но воины Братства были быстрее.

– Ну что, ублюдок, докричался? – выдохнул сквозь черный шелк солдат.

Оборванец, к которому обращался воин, на самом деле молчал, но кривой клинок в ответе не нуждался. Аккуратно обогнув жрецов, строй Братьев вытеснил всю чернь из садика и двинулся по улице: меж стен, увешанных к празднику знаменами, мимо одиноко журчащих фонтанов и древних кипарисов. Тряпичными куклами на мостовой остались мертвые тела.

Дух не знал, какие они, человеческие мертвецы, но отчего-то думал, что их будет больше. Братьев интересовала не голытьба, а баррикады, под чью защиту та сбегалась.

Кто-то догадался воздвигнуть пламенную стену. Братья откатились обратно неровной черной волной, а вслед им полетели камни, стрелы и улюлюканье. Однако радость бедноты была недолгой: несколько мгновений спустя огонь вдруг взвился к небесам и погас – и тогда-то воины бросились вперед.

– Стоим! Стоим! – истошно вопил кто-то. Как будто это отведет стальной клинок!

Быть может, человек пришел бы в ужас… существо не понимало речи смертных. И все же нечто близкое к ужасу оно испытывало, потому что нити силы извивались, как змеи, точно пытаясь ускользнуть от рук умелого ткача. На мгновение-другое дух пережил приступ удушья. Это колдуны что-то сделали, отчего вся сила вдруг исчезла, а затем обрушилась на смертного, который создал стену пламени.

Зейдан, возникло имя. Человек звался Зейданом…

Дух не очень понимал, что делает – жажда мести, ярость и еще что-то, темное и страшное, бросило его на врага. Врага?… С каких пор смертный стал врагом? Их было двое, и они были пугающе обычными: сухонький старичок с пегой козлиной бородкой и начинающий толстеть мужчина с красивым чувственным лицом. Дух безошибочно выбрал того, что сильней и старше.

Колдун поднял защиты, но слишком поздно: они покатились по призрачным плитам, извиваясь и нанося удары, а призрачный город сотрясался от схватки. Дух знал, что смертные слышат отголоски битвы, но, удивительное дело, сейчас ему было все равно. Нужно убить хотя бы одного заморского выродка, все остальное не имело значения.

Оставив противника за баррикадой, второй колдун напал сзади, быстро отбросив духа прочь. Линии силы изогнулись, стискивая существо в светящейся клетке. Он сам не знал, как вырвался. Не раздумывая, он вновь ринулся в атаку, на сей раз с удвоенной яростью. Силы было много. Дух купался в переплетении потоков – и смеялся, смеялся, смеялся, терзая плоть врага.

Он смотрел в глаза смертному и в то же время со стороны, подмечая летящие во все стороны клочья света. Поэтому, услышав голос, существо не сразу поняло, что это. Извернулось, бросилось к второму колдуну… Но тот не звал подмогу, и голос исходил не от него. Голос был живым, и звучным, и еще неуловимо знакомым. Так, словно это был последний раз, дух бросился в атаку: не убить, так обратить в бегство! Ему даже почудилось, что у него получилось…

Голос звал. Требовательно, настойчиво, настырно.

– …я ведь просил не колдовать! – Ханнан был вежлив, но непреклонен. Как нянька для вельможных отпрысков. – Аджит не сможет раз за разом вас вытаскивать.

– Слушаюсь, господин мой.

Газван обессиленно откинулся на спинку кресла. Каменные чудища, в чьих лапах покоился диск зеркала, – и те смотрели с укором. Угрюмого лица чародея не коснулась даже тень улыбки.

– Если запахнет жареным, потребуется каждый маг, – сухо отвечал Ханнан. – И в особенности связь с источником. А вы рискуете собой.

Медленно, понемногу, серебряная поверхность меркла. Газван успел заметить, что баррикады укутаны густым черным дымом, время от времени его прорезали светящиеся копья магии. Подсвеченная колдовским светом, во мраке маячила статуя.

– Зейдан… – проговорил старый маг. – Они его достали, чтоб их!

– С Зейданом все в порядке, – Кадар выступил из-за спины главы обители. – Те, кто был с ним, послали Зов. Сафар открыл Врата и заменил хлыща на своих учеников. Пара ожогов, но ничего страшного.

Газван перевел дыхание, но тут наставник продолжил:

– Да, хлыщ не выжил бы без твоей помощи, но Ханнан-то прав. Три дюжины за считаные дни, а ты рискуешь всем ради мальчишки. Мне напомнить, что твой долг – защищать нас всех?

Он без приглашения уселся на подушки, Газван использовал их как подставку для ног, когда суставы начинали ныть немилосердно. За окном в городе тревожно звонил набат.

– У меня не осталось долгов. Как видишь, я прикован к креслу.

– Ты все еще Первый-в-Круге.

– Расскажи это Совету. И Наджаду.

– Наджад еще не весь Круг. И уж точно не Верховный.

Газван хотел было ответить, но умолк. Вздохнул, вслушиваясь в голос гонга. Протянул дрожащую руку и заставил запотевший кувшин накрениться, плеснув вина в приземистую чашу.

– Думаешь, я говорю, как обиженный ученик? – спросил маг. Проплыв пару локтей по воздуху, чаша ткнулась ему в ладони. Ну точно пес холодным влажным носом.

– Как человек, который кричал, что впереди пропасть, но его не слушали.

Выходит, что теперь он прав. Как мило! Старый маг едва удержался, чтобы не сказать это вслух. Кадар расшнуровал ворот коввы и заговорил снова:

– Только знаешь, Наджад думал то же самое. Все эти годы. Он старый чванливый болван, наш господин камня, но Кругу всегда желал блага.

– Резня на улицах – это благо? – резко спросил Газван.

Наставник поморщился, так не понравился ему вопрос.

– А мне откуда знать? – повел он плечами. – Помнишь, как маги прижились в Рассветных королевствах? Бывшие провинции захватили дикари, и уж как они нас не любили! Маги рождались каждое поколение, и всех их ни во что не ставили. А потом случился мятеж в Мýргуре, стража решила повязать колдунов, а те взяли да ответили. И люди, которым до колдунов не было дела, вдруг решили, что их это тоже касается. Вот сейчас с нами бедняки. Твоими стараниями, Первый! Ты добивался этого семь лет! Кто знает, как сложится? Ты скажешь, там льется кровь, а я отвечу: без крови ни беса не получится. Что если Царство заколдовано кровью, без крови не расколдовать.

Он говорил красиво, с чувством, выверенно… аж тошно становилось. Хмыкнув и не дав ему продолжить, Верховный спросил:

– Ты разузнал, где мальчик?

– А мы как раз за этим и пришли…

– Семеди вывез царевича в загородное поместье, – подал голос Ханнан. – Это в деревеньке Джемдáт в трех схенах от столицы. Вы хотите взять его в заложники? Я бы сказал, это… не очень мудро. Пока еще есть те, кто к нам благосклонен.

– Я еще сам не знаю, чего хочу, – проворчал Газван. – Нужно хорошенько подумать. И поговорить с советником.

– Мауз… вряд ли поможет, – замялся чародей.

Газван прикусил язык, с которого чуть не сорвалась грубость.

– Мне не нужна помощь, – отмахнулся Верховный. – Я пробую дорогу перед собой, только и всего.

Ханнан не знал его близко и потому не перечил в открытую, а вот долгий взгляд старшего наставника пришлось выдержать. Смотри-смотри! Первый-в-Круге – не ученик-первогодка, чьи мысли притягивают взгляды, словно павлиний хвост.

– Ты сам твердил, что советник нам не друг, – осторожно напомнил наставник.

– Какая разница? Он торгаш. Если мы найдем, что ему продать…

– Вряд ли ему понравилось, как Наджад задержал его в обители.

– Мауз не глупец. И все, что мне нужно, – это побеседовать.

Ханнан уже собрался спорить, но старый чародей оказался умнее:

– Я не могу перечить, если ты решил… могу только не одобрять. Я молюсь, чтобы тобой руководила не обида.

Он встал и подал знак Ханнану, что они уходят.

– Ты наверняка захочешь знать, что принес день. Я зайду вечером, а если будет что важное – забегу раньше. Мы просто пришли сказать, что выполнили поручение.

В последние дни Первый-в-Круге передвигался с помощью Асмы, а потому лишь приложил ко лбу кончики пальцев.

– Пусть твой день будет счастливым, – бросил он ритуальную фразу и махнул рукой, заставляя двери распахнуться. Выждал, пока оба мага уйдут, – и резко встал.

В груди кольнуло. Все же, сколько ни притворяйся, сердце и впрямь шалило, в особенности после непростых чар. На несколько мгновений Газван застыл посреди комнаты, наслаждаясь тишиной – за дни боев она стала роскошью. Потом в городе вновь ударили в набат, и волшебство распалось с гулким медным стоном.

Будь ты проклят, Кадар! Ты и все твои идеи!

Решить все раз и навсегда… это ли они делают – или всего лишь множат и без того длинный кровавый счет? Как объяснить, что он не хочет знать, что принесет им день?… Вернее, знает безо всяких вестников. Их положат на пол в главном зале обители – еще полдюжины или десяток магов, укрытых грубым некрашеным сукном. И ради чего? Сотни-другой локтей в уличном противостоянии?

По привычке, как он частенько делал в задумчивости, Газван подошел к окну. Ветер пахнул ему в лицо гарью. Совсем недалеко, в тройке кварталов от Храмового острова в полуденное небо поднимался дымный столб.

Сила. Власть… Газван нащупал под рубахой место, где кожа так и не сомкнулась вокруг вросшего в грудь алмаза.

Это ощущение было хмельней вина и слаще самых сладких грез. Кружило голову почище запаха любимой женщины, когда прикасаешься губами к ее шее… И, как и женщина, что выбрала другого, – было далеким и недосягаемым. Что проку в силе, если ею нельзя воспользоваться? Если сердце готово разорваться, стоит взять хотя бы на горсть больше сегодняшнего? А если бы он мог – что бы стал с ней делать? Залил столицу кровью, воцарился на дымящихся развалинах?

До-о-о-онг, до-о-о-онг – изливал душу набат. До-о-о-онг… Звук был равнодушным, как наемник. Холодным, как трупное окоченение.

Будьте вы прокляты! Будьте вы все прокляты, скопом и по отдельности!

Маг вернулся к зеркалу и упал в кресло. Закрыл глаза, пытаясь вспомнить молодость, воскресить память о налитых жизнью мускулах и силе, пульсирующей в груди… Память молчала. Как будто всего этого не было. Были лишь трясущиеся руки и сердце, колотившееся часто-часто, едва не барабанной дробью.

Будьте вы прокляты…

Взмах руки – и стены вспыхнули колдовским синим светом. Самый сильный маг обители и тот навряд ли пробьется через такой заслон. Движение пальцев – и зеркало ожило. Несколько мгновений Первый наблюдал за человеком в отражении, а затем подался вперед и коснулся серебряного диска.

– Мауз… – негромко позвал он, – Мауз иль-Нехат, ты слышишь меня?

Советник был не в дворцовом квартале, иначе Газван не смог бы пробиться через купол, но это все, что он мог сказать. Толстяк отложил палочку для письма и потянулся, разминая затекшие от долгого сидения мышцы.

– А ты бы поверил, сделай я вид, что не слышу? – спросил он. Газван против воли усмехнулся.

– Радуйся, – он с трудом сглотнул. – Я готов повторить подземную прогулку.

– Если боги позволят, – проворчал советник и тут же перешел к делу. – Как мне с тобой встретиться?

Он был собран и деловит, как военачальник перед марш-броском. Одерживая победу, Мауз не тратил время на злорадство. А может, уже намечал следующие победы.

Если позволят боги, у советника в самом деле будет много времени для торжества.

К вечеру дым почти рассеялся, и закат был красным, как кровь. Даже Верховному стало не по себе, хотя, видят боги, он не забивал голову суевериями. Колдовские огни в бронзовых чашах зажигались сами собой с приходом сумерек. И хорошо, что так – вряд ли в кутерьме последних дней кто-то думал бы об освещении.

Густая зелень по сторонам аллеи наполнила вечер запахами. В теплом свете мозаика на стенах ожила и заиграла. Казалось, вот сейчас ветер принесет звуки систра, смех, а закат… закат был далеко, за стенами обители.

Вот только мозаика, тепло мерцавшая позолотой, украшала стены лечебницы, а вовсе не павильона в Районе Садов.

Ему сказали, он найдет Наджада и Кадара здесь – и не солгали. Старший наставник был в той же видавшей виды ковве, в которой навещал Верховного днем, а Наджад… наверное, его одежды были бурыми, как господину камня и положено, и все же почти черными, как сгустившаяся за окнами мгла, как тяжесть на душе Газвана.

Верховный стиснул зубы. «Кишки Усира, о чем я думаю? Какое мне дело до его самолюбия?»

Два чародея обходили раненых. Целители в один голос твердят, что свежий воздух нужен для выздоровления, поэтому большую часть стен лечебницы занимали окна, сквозь которые заглядывала вечерняя заря. Чисто и свежо, но одним движением воздуха не изгнать густой запах боли. Здесь лежали зарубленные, затоптанные, избитые, обожженные… Бездна, он еще думал, что главный зал, где Круг прощается с мертвецами, самое страшное помещение обители!

– Верховный? – Наджад первым заметил его и сдержанно поклонился.

– Боги воплотились в вас!

Газван быстро коснулся лба, не в силах оторвать взгляд от тела, над которым они остановились. На Зейдане угадывались ошметки дорогих одежд – болван, должно быть, и в бой шел с вплетенными в волосы золотыми нитями. Однако тело под ними представляло устрашающее месиво обугленной, изъязвленной, покрытой волдырями плоти. Верховный вознес небесам хвалу, что в полумраке много не разглядишь.

– Я… не хотел причинять тебе лишние страдания, – выдавил Кадар.

– Он будет жить, – куда увереннее сказал Наджад. – Сейчас его жизни ничто не угрожает, а целители исцелят ожоги. Кое-где даже нарастят новую плоть.

Вот только захочет ли он жить, изуродованный и слепой… особенно он: смазливый модник, баловень судьбы, мальчишка? Зейдан был слишком молод для Зала Костра, но тогда, шесть лет назад, ничто не предвещало бойни.

«Глупец… какой же я глупец!» Титьки Исаты, почему он не решился раньше?

– После таких ожогов нужно лечить не только тело, но и душу.

– Целители знают, – заверил Верховного Кадар. – Но ты-то что здесь делаешь? Ты сам не должен покидать покоев.

– Как видишь, не развалился. – Газван бросил последний взгляд на обожженное тело. – Вы мне нужны. Оба.

– Ты все цепляешься за власть, Первый? Опять ценой страданий Круга?

Резкий голос Наджада прорезал стоны и шорохи лечебницы. Оставшаяся без руки девушка бросила на высших чародеев взгляд слезящихся больных глаз.

– Ты сам, конечно, мочишься благом!

– У меня нет времени, Верховный, – отрезал господин камня. – Я сыт по горло твоими интригами. Плети их сам, если желаешь, но без меня.

– Ползвона ничего не решат. – Кадар создал вокруг них поглощавшую звуки сферу. – Мудрый не звал бы, если б не что-то важное.

– Наверное, мы считаем важным разное… – барским жестом Наджад отмел все возражения. Но все же смилостивился. – Хорошо, Первый, я потрачу на тебя ползвона. Но если оно того не стоит, ты не отберешь больше ни минуты.

Газван не счел нужным отвечать. Развернулся и молча зашагал прочь, предоставив им идти следом – или оставаться. Когда они вошли в башню Основателей и Верховный направил стопы вниз, смотритель Зала Камня нагнал его.

– Разве мы идем не в твои покои?

– Мы идем к источнику, – без выражения ответил маг.

Видимо, Наджад решил, что спорить ниже его достоинства. Но, увидев Мауза, усевшегося по-простому, на ступенях у источника, господин камня все же не удержался – выругался.

– Скажу банальность, я тоже рад вас видеть, смотритель, – откликнулся толстяк.

Газван не сомневался: сейчас на голову вельможи посыплются обещания телесных и всяких мук. К счастью, выступивший из столба силы Сафар избавил их от вспышки.

– Спокойно, Наджад! Мы не раскрываем тайны Круга, а спасаем то, что можно спасти.

– Круг в хорошем положении, – с апломбом отвечал смотритель. – Не знаю, о каком спасении…

– Все же выслушай! – Это был тот случай, когда мягкость тона жалит сильнее окрика, и Наджад умолк. Довольный результатом, Сафар продолжил: – Садись. Считай, что у нас военный совет.

Газван оглянулся. Пока его не было, смотритель Зала Ветра и впрямь переместил с верхних этажей пару пуфов. Кадар уселся как ни в чем не бывало, и господин камня вынужден был последовать его примеру.

– Где Лайла? – подозрительно спросил он.

– Кому-то нужно защищать Круг, пока мы беседуем, – белые зубы Сафара блеснули в улыбке. В мерцании силы смуглый маг походил на демона – такого, какими их изображают на гравюрах в старых книгах.

«Интересно, был бы ты так же спокоен, знай ты замысел целиком?»

– Прости, Наджад, но только невежда может думать, что мы в хорошем положении. – Обогнув советника, Сафар бесшумно спустился по ступеням. – Мы потеряли больше полусотни магов, колдуны из Закатных царств защищают врага, и наши чары почти не действуют. Верховный снова говорит о том, что мы должны были сделать еще в начале противостояния. Избавиться от змей с заката.

– Не только, – влез Мауз. – Речь и о самом Семеди.

– Что здесь делает этот смертный? – возмутился господин камня. – Почему его пустили в святая святых?

– Потому что в прошлый раз вы прошли в Район Садов благодаря мне. И пока вы воюете с Черными, дворяне жмутся по углам, тоже благодаря мне. Что вы запоете, когда на помощь князю придут гафиры? А войско из провинции?

– Мы тоже можем вызвать помощь!

Газван до поры до времени не вмешивался, давая им перессориться. Он даже отступил в тень: чем глубже увязнут, тем скорей послушают его.

– …ну хорошо, мы соберемся вместе, воздвигнем сильные щиты… – говорил Сафар. – Из магов выйдет почти неуязвимое войско. Верней, неуязвимая толпа. А дальше что? Нам нужно жить и что-то есть, во что-то одеваться. В мире, где каждый из нас по отдельности страшно уязвим.

– У нас есть источник!

Пока все складывалось даже проще, чем он думал: Наджад лез на рожон сам, без подталкивания и подначек со стороны.

– Последний Царь Царей тоже так думал, – это уже Кадар. – Устроил такое пекло, что нам только мечтать. Мы что, хотим того же?

– А что остается делать? Снова сидеть взаперти?

– Для начала признать, что мы не справляемся.

– В Царстве десятки тысяч магов. Что за вздор?

Верховный досчитал до трех дюжин, а потом для верности – до шести.

– Мы ходим по кругу, – наконец вмешался он. – Повторяем те же доводы из раза в раз. Никто не против, что с закатными колдунами нужно кончать?

– Разумеется, я за! – охрипшим голосом воскликнул Наджад. – Но я не собираюсь идти на уступки. Ни Семеди, никому другому!

– О том, что будет потом, подумаем после, – примирительно заметил Кадар. – Что тебе для этого нужно, Верховный?

– Убедиться, что все закатные змеи собрались вместе. Это можно сделать только одним способом: напасть на Район Садов. Со всей мощью. Если Семеди поймет, что мы близко, колдуны сбегутся на его крики о помощи.

В чертоге источника повисло молчание.

– Это… опасная затея, – высказал общее мнение Сафар.

– Не ты говорил, что мы почти неуязвимая толпа? Достаточно собрать большой отряд…

– И оставить Круг без защиты? – воскликнул Наджад.

Бездна, и этому человеку удается вертеть мнением Совета. Да ведь его собственное мнение капризней весенней погоды!

– Никто не говорит, что Круг останется без защиты, – терпеливо проговорил Первый. – Просто соберем в кулак как можно больше людей. И ударим по дворцовому кварталу.

– Я согласен, – решительно заявил Кадар.

– По крайней мере, нужно попробовать, – пожал плечами Сафар. – И поскольку Лайла разрешила голосовать за нее, то и она согласна тоже.

– Если вы все решили за меня, зачем вам мое присутствие?

– Ваши одежды, смотритель, – ответил за Верховного Мауз.

– Что?

– Ваши одежды. Они такие темные, что поначалу я принял их за черные.

– Ты имеешь влияние в Совете, Наджад, – пояснил Первый-в-Круге. – Если вместе с Кадаром ты будешь руководить отрядом, люди пойдут за тобой. Нам нужны черные одежды, в этой битве и в следующих. А защитой обители займется… скажем, та же Лайла. Господин ветров ей подсобит.

Даже в полумраке чертога было видно, как меняется настроение господина камня. Сперва он нахмурился, затем его лицо стало деланно безразличным, однако смотритель сам не заметил, как приосанился.

«Думай же, кишки Усира, думай! Не могу же я обещать черную ковву прямо…»

– Когда вы нанесете этот… удар? – довольно холодно поинтересовался Наджад.

– Думаю, за полдень? – Верховный бросил взгляд на Сафара, словно спрашивая его мнения. – Для нас жара не помеха, а Братья и солдаты к этому часу спекутся.

– Пусть будет полдень, – кивнул господин ветров.

– Полагаю, нам всем нужно подготовиться… – Наджад поднялся с новой целеустремленностью. – И мне хотелось бы обсудить с Сафаром… завтрашние действия.

Вряд ли маг ветра был так уж рад, но последовал за ним без возражений. Кадар задержался в проходе, ведущем во внешнюю часть чертога.

– Ты действительно предложишь его Верховным? – без обиняков спросил он.

– Когда и если все кончится… почему нет? Главное, чтобы он им не стал. Но это успеется.

– Боги, а ведь он сейчас донимает Сафара, правильно ли тебя понял! – В глазах наставника мелькнуло озорство. Мелькнуло и тут же угасло. – Надеюсь, ты не выжил из ума.

– Я тоже надеюсь, – Газван вздохнул, уселся на бывшее место Наджада и упер локти в колени. Добавить было нечего, поэтому он просто повторил: – Я тоже.

Подниматься через две ступени, в его-то возрасте, оказалось ошибкой. На самом верху, меж резными фигурами слоновой кости, Газван остановился. Тихо и сумрачно. Это прежде, когда он не звался, а был Верховным, в башне Основателей вовсю шуршали шаги, а лестничные пролеты перебрасывали друг дружке эхо голосов. Все это было прежде…

Старик со злостью толкнул тяжелую дубовую дверь.

– Ну? Что ты нашел? – рыкнул он. – Пошевеливайся, мальчик! У змей должны быть слабые места.

Ханнан сидел за его столом, почти скрытый грудой пыльных томов, глиняных табличек и свитков.

– Ничего, в чем бы я был уверен.

Голос чародея оставался ровным, но щеки под бородой залил предательский румянец. Вот и славно. А то не ровен час – о черную ковву начнут вытирать ноги.

– В этой обители полсотни хронистов! – напустился на него Верховный. – Я что, должен тебя учить? Не справляешься сам, так запряги их. Все лучше, чем отправить их на бойню.

– Не знаю, чем мне помогут полсотни недоучек… Которых к тому же сослали в архив из жалости! – дерзко добавил Ханнан.

Глава обители встал. О, он хорошо понимал, что не исполнил поручение: нервным жестом пригладил волосы, задел тяжелую бронзовую чашу – и хорошо, что она лишь покачнулась, иначе гранатовое вино положило бы конец старинным записям.

– Мы обязаны нащупать их подбрюшье. И быстро!

– Я знаю. Но пока что никаких слабостей.

Несколько мгновений они стояли так, сверля друг друга взглядами: как два припавших брюхом к земле, уже готовых к драке пса.

– Хорошо, – устало проворчал Верховный. – Вываливай все подряд. Ты же нашел хоть что-то?

Он сел на обшитую темным шелком скамью. Маг ожидал, что сейчас Ханнан заговорит, тот по праву выиграл эту схватку, но глава обители вышел из-за стола и опустился рядом на ковер. Подчеркнуто ниже Первого.

– Конечно, любая магия ограничена, – чародей потер виски. – Беда, что закатные колдуны иначе овладевают Даром. Мы не понимаем технику, а потому не видим их ограничений.

– Как они учатся?

– В Нагаде не обучают справляться с Даром, – начал загибать пальцы Ханнан. – Детей натаскивают на отзвук с заряженным объектом. И добивают затверженными формулами.

– Что это значит?

– Вы видели закатные статуэтки? Они такие… застывшие, безмятежные. Их привозят, когда вся сила уже выветрится. Нагади называют их «малыми наставниками»: это точное подобие мага, в котором силы пребывают в равновесии. Ребенка настраивают на статую. Тут один книжник, – Ханнан с усмешкой кивнул на кипу трухлявых листов, – кривится и называет их мастеровыми. Говорит, мы ученые, а нагади кустари.

– Эти кустари сожгли моего господина пламени, – пожаловался Первый.

– В том-то и дело. Мы учим медленно, заставляем направлять потоки, собирать и рассеивать. Похоже… на гончарное дело похоже, если честно. Вот глина, вот замысел – лепи, что пожелаешь. А у них все не так! Быстро, просто, формула, действие. Приемы отточены до мелочей, их повторяли столетиями. Но ни шагу в сторону.

– Там так написано, – Верховный нахмурился, – или это твои… умозаключения?

– Мои.

Газван устал смотреть на чародея снизу вверх, прошел к столу и одним залпом осушил чашу Ханнана.

– Если ты промахнулся, ошибка отольется кровью, знаешь ли.

– Все, что я прочел, подталкивает к этому выводу…

– Тогда решим, что ты его нашел. Мягкое подбрюшье. – Первый для острастки проворчал: – Не слишком радуйся. Со мной источник, а что ты будешь делать, если прижмет… этого я не знаю.

– Я целиком владею своим Даром. В отличие…

Ханнан наконец-то поднялся. Сцепил руки. Он все колебался, переступать ли грань или унести опасения с собой, в предстоящую назавтра схватку.

– Да уж, в отличие. Ты мне не доверяешь? – Верховный отошел к окну.

Там уже совсем стемнело, далеко за рекой горели зарева пожаров, но в остальном… Газван еще не видел, чтобы город целиком погружался во тьму. Где-то там, на стенах обители были часовые, но старый маг их не разглядел.

– Доверяю. Так же твердо, как вы сами верите в себя.

«То есть ни на медяк?» Верховный уже слышал, как по лестнице торопливо поднимается Аджит, а потому спросил другое:

– Наши друзья с рассвета. Как они разместились?

– Не жалуются. У меня пустая обитель, мудрый, так что им некому мешать. Всего сорок шесть душ.

Газван прищурился, наблюдая за чародеем. Днем тот пришел со старшим наставником, но Узы Молчания даже не дрогнули. Впрочем – они оба маги, Кадар и глава обители… могли и обнаружить чары, и выпутаться, и не подавать вида. «Ты превращаешься в Мауза», – подумал Первый. Вслух он сказал только:

– Тогда иди, отдохни. Сам знаешь, что завтра начнется.

Уже вслед, когда Ханнан коснулся дверной ручки, он добавил:

– Я тебя отзову. Обещаю. Как все закончится, на следующий день.

Он рассчитал верно и избавил себя от благодарностей – дверь распахнулась, и на пороге возник Аджит. Оба «мальчика» едва не столкнулись в проеме. Бездна, треснуть бы лбами всех его «детей», да хорошенько! Послушных и нерадивых, верных и самолюбивых… Газван снова отвернулся, ожидая, пока чародеи раскланяются. После сегодняшних боев камни обители как будто неслышно пели.

Наконец хлопнула дверь.

– Лучше бы вам поручить это группе целителей, – в который раз повторил ученик.

Он тоже волновался: Верховный слышал, как Аджит меряет шагами комнату. Бездна, если так тревожится целитель, – что говорить о нем? Неужто и он такой же взвинченный?

– Чтобы вся обитель судачила, что я задумал? Я объяснял, мне нужен маг со стороны. А кроме тебя у меня никого нет.

Шаги смолкли.

– Я надеялся, вы передумаете. Вы… вы уверены? – отчего-то шепотом спросил целитель.

– Конечно, не уверен, – огрызнулся Первый. – А что, у тебя в запасе другой выход?

Маг направился в спальню, зная, что ученик без разговоров последует за ним, и на ходу излагая все, что повторял самому себе:

– У Круга есть только одно оружие, источник. И будь я проклят, если могу им пользоваться! Все так сложилось, один к одному. Ну… не смогу я отдать талисман. И новый не создать, никто другой не справится. Остался один я.

Он снял ковву и бросил прочь, не глядя. Взялся за ремешки сандалий.

– Нужно что-то сотворить, чтобы это треклятое тело сдюжило. Сколько бы силы через него не текло.

Газван опустился на кровать. Сложил на груди руки.

– Ну? Что молчишь? – сипло выдохнул маг.

– Я слишком много отниму, – сбиваясь, начал Аджит. Боги, какой же он все-таки… мальчик. – Вы понимаете? Не просто годы из жизни… Не издалека, откуда-то. Вы можете умереть. Через луну… через неделю. Понимаете?

– Ну, если мы проиграем, я ничего не увижу. Вы еще обзавидуетесь. – Верховный натянуто хохотнул. – А если выиграем… – на скулах целителя играли желваки, и Первый резко закончил: – Нет, этот Круг того не стоит. Конечно, нет. Но я уже решил.

Ну что он тянет? И ведь стоит над душой, и еще молчит! Как пленник перед пыткой.

– Давай уже. Не томи!

Аджит сказал, что он ничего не почувствует, и поначалу так и было. Долгие мгновения, а то и минуты – Первый-в-Круге просто вглядывался в себя. В груди ныло, и дышалось тяжело – он прежде не замечал, а уже несколько лет только так и дышится. Каждый подъем грудной клетки – настоящее усилие. Сердце билось, кажется, где-то у горла, и мысли путались. Но это, верно, от страха.

Газван заметил, что сжал кулаки, и попробовал расслабиться.

– Ну когда там… – не выдержал старик.

И почувствовал, что мироздание пришло в движение. Сам воздух вокруг него сгустился, сжался и запульсировал. Вдох. Выдох. Снова вдох…

Все пришло сразу: запахи курений, пота, дыма и влажной ночной тишины… Звуки, краски… невозможно блестящий бок медной жаровни. Вышивка на ковве Аджита. Боги, оказывается, в обители слышно, как далеко в порту скрипят галеры!

– …начнешь, – договорил он.

Верховный маг сел на постели. Недоверчиво нахмурился. Повел плечами, разминая тугие, налитые силой мышцы.

И расхохотался.

Не так-то просто оказалось выпроводить ученика. Тот все нудил над ухом: что нужен отдых, что перерождение не проходит даром, и с дюжину таких же благоглупостей. Кишки Усира, хотелось вскричать Газвану, ты что, не видишь: я молод, я здоров… Боги, сейчас он был здоровей Аджита, а тот едва разменял третий десяток.

– Вот что, – не выдержал Первый. – Если ты и дальше будешь здесь торчать… какой-такой отдых, мальчик?

Все еще недоверчиво, тот покачал головой, но коснулся рукой лба. Пусть твой день будет счастливым, мудрый… Какой день? Этот уже отдал концы, сгорел в горне лет, которых теперь не будет, а рассвет сулил лишь новое побоище. Легкие работали на износ, и голова с непривычки слегка кружилась.

Пожалуй, он все же прав: Газван даже не заметил, как целитель ушел. Маг закрыл лицо руками и несколько мгновений стоял так, пытаясь успокоиться. Еще одно дело. Старик… старый маг, пока был стариком, задумал еще одно дело.

Понемногу шум в ушах утих, и Верховный направился к кабинету. Главное, не торопиться. Успокоиться. От прикосновения к зеркалу по поверхности разбежались янтарные брызги. Проклятье! Только бы не пришлось заново подчинять Дар. Оставалось надеяться, что тело все вспомнит и приноровится.

– Сахир, ученик Волдрина, – негромко позвал Первый-в-Круге. – Сахир аби-Кадир, отзовись!

Он вздрогнул, так резко вспыхнуло зеркало, отразив худощавого юношу, почти мальчика: темноволосого и темноглазого, совсем как Аджит, и бледного, как варвары Рассветных королевств.

– Придворный маг? Господин Газван?

А он и вправду говорит с акцентом.

– Здесь, в Царстве, меня зовут «мудрый», парень, – Газван ободряюще улыбнулся. – Но это ничего, ты привыкнешь.

Образ стал четче, и теперь маг вглядывался в открытое честное лицо.

– Мы готовы, мудрый, – выговорил Сахир. – Ждем только вашего… окрика, – закончил он, не вспомнив нужного слова.

– Будет вам окрик. – Все же хорошо, что он задумал так. Негоже бросать мальчишку в бой. И потом, парень должен увидеть Аджита.

Должно быть, они подумали об одном и том же, так что Сахир спросил:

– Я не успею повидаться с дядей?

– Не надо, – покачал головой Газван. – Дурная примета, все солдаты знают. Лучше… Вы просто ждите окрика, хорошо? Окрик будет. Завтра на рассвете. Я сам открою вам Врата.

 

4

Ему нужно было размышлять, чем закончится этот день, или о тех несчастных, что сегодня погибнут… по правде сказать, Газван думал о зуде под кольчугой – там, где по спине струился пот.

– Кажется, наши выдвигаются, – заметил Аджит, не отрываясь от зрительной трубы.

Это Верховный мог сказать и без него. С башни смотрителя порта отлично видна столица. До сезона дождей осталось меньше луны, и весь город стал на один цвет: пыльные стены и поблекшие сады. Улицы центральных кварталов были почти безлюдны, так что разряженное в цвета своих Залов войско сразу бросалось в глаза.

Бездна, какое там войско! Издали похоже на нестройное сборище, гурьбой следующее на празднество.

– Вижу, – мрачно бросил Верховный.

Аджит отнял трубу от глаза и коротко взглянул на Первого.

– С вами все в порядке?

«Нет, не все! – хотелось огрызнуться Газвану. – Я задумал безумство и ради него послал на убой толпу. Что может быть в порядке?» Он неловко пошевелился. Наголенники пребольно врезались в колени, плечи с непривычки ныли.

– В последний раз я надевал доспехи тридцать лет назад, – ворчливо отозвался он. – Посмотри-ка лучше, что это там?

Маг указал правее Дороги Царей – туда, где среди старинных особняков и заросших скверов угадывалось движение. Большего сказать было нельзя. За нужным отрезком улицы в знойном мареве дрожали громады храмов, издали напоминая горы с позолоченными вершинами.

– Где?

– Да вон же…

Кажется, там, сразу же за храмом Шеххáна, был рынок. Что это: толпа горожан, идущий на подмогу князю отряд? Аджит выругался, коротко, но замысловато.

– Что там?

– Слоны. Они должны были участвовать в зрелищах.

Действительно, в другой жизни все это было: колдовские миражи посреди гавани, скачки и четыре слона, шествующих в столицу к началу праздника.

– Дай сюда! – Газван отобрал у него трубу.

Поначалу он увидел лишь пожухлые заросли винограда, свисающие с фронтона, точно лохмотья занавесей. Затем в поле зрения скользнула россыпь крыш, а за ней – огромная, покрытая морщинистой серой кожей туша. Они шли неторопливо, с достоинством, словно в насмешку укрытые праздничными яркими попонами. На спинах крепились не то корзины, не то ажурные башенки из белого дерева – Газван не знал даже, как их правильней назвать.

Один, второй… все четыре. Ни одного не оставил про запас.

– Будь я Семеди, я бросил бы их на баррикады, – прочитал мысли Верховного целитель. – Он ведь еще не знает о нападении.

– Только что узнал…

Первый перевел взгляд туда, где три сотни магов размели захваченное гарнизоном заграждение. Это зрелище было ближе, ему удалось рассмотреть, как отступают одетые в сталь солдаты, воздух над строем магов то и дело вспыхивал – он почти слышал, как свистят стрелы и трещат, сгорая, в колдовском щите.

– Его люди наверняка следят за городом. Так что все он знает…

– Сами слоны не страшны, – продолжал рассуждать Аджит.

– Если их не защищают, как Черных, – закончил за него Верховный.

Маги наконец-то вспомнили, что вышли в бой, а не на прогулку, и одними щитами много не навоюешь. По улице хлестнула огненная плеть, обломки баррикады взмыли, разом устремившись во врага. Несколько ударов сердца можно было лишь гадать, что происходит: дым и пыль повисли в воздухе непроглядной бурой взвесью. Стоило ей немного рассеяться, зрительная труба показала первую жертву: маг лежал навзничь, в ямке меж ключицами торчала стрела с черным оперением. Для него все уже решилось, раз и навсегда – точно так, как и хотела Лайла. Темные курчавые волосы чародея намокли от крови.

– Ого, даже здесь слышно! – удивился целитель.

Действительно, до гаваней долетали искаженные расстоянием отголоски криков и треска. Все было в точности, как и предрекал Первый: его люди гибли, а он ничего не мог сделать. Начни он колдовать – и змеи почуют выброс силы.

Слоны меж тем шли, шли неспешно, но оказались ближе, чем он предполагал.

Где же ты, Ханнан? Сделал ли то, что собирался? Или у тебя тоже все пошло не так, как и у них?

– Ублюдки! – сквозь зубы прошипел Аджит. Газван перевел взгляд обратно на сражающихся.

На первый взгляд казалось, что эта схватка осталась за Кругом. Зрительная труба показывала, как хорошо вооруженные солдаты, забыв о строе, улепетывают, а за ними гонятся… нет, не маги – простые горожане, внезапно появившиеся из всех проулков. Их было больше, чем сердитых ос в рое, на Путь Благовоний словно нахлынули бурлящие серые воды. Ради этого дня стоило горбатиться семь долгих лет…

И все же отряды Братьев подтягивались быстро и слаженно. Еще немного – и два-три квартала окажутся в кольце. Первый слон свернул с Песьей улицы на Путь Благовоний. Он тряс покатой головой, водил из стороны в сторону позолоченными бивнями: крики и шум не нравились ему, но гигант слушался возничего.

Газван бросил взгляд на неподвижно застывшее в зените солнце. Где ты, Ханнан?

Маги наконец обратили внимание на исполина. Над головами пронеслась полоса белого сияния и угодила бы промеж испуганных и влажных глаз, но отлетела прочь. Ошметки света разлетелись в стороны, обращая здания в крошащийся мусор, но слону все было нипочем. Яркие, как искры, стрелы силы только злили его, великан пер напролом, топча своих и продираясь меж акаций, в мирные дни дающих тень торговцам.

Если б не Аджит, Газван бы взвыл в голос. Но они должны добраться до Района Садов! Иначе все пойдет наперекосяк.

Потом он почувствовал, как трепещут нити силы, и понял, что дальше наблюдать нельзя.

– Что вы делаете?

– Не мешай! – выплюнул Верховный.

Он скользнул на Изнанку как раз вовремя, чтобы заметить, как сила покидает улицу, исчезая в невидимой воронке. Неизвестный колдун на одном из чудищ проделывал все тот же трюк, что едва не стоил жизни Зейдану. Даже с обострившейся чувствительностью Газван не видел его – тщетно маг выискивал любые проблески колдовства. Ему показалось, он что-то услышал… и в этот миг сила обрушилась с небес, словно внезапный шквал в сезон дождей.

Мир померк. Маг не понимал, куда двигаться, запутался, где верх, где низ… Когда Вселенная стала проступать сквозь тьму, первое, что он увидел, были усеявшие брусчатку тела. Слишком много, чтобы их подсчитать. Из прострации его вывело новое движение силы, и маг ухватился за него, как за соломинку. Уж лучше нападать, чем пересчитывать мертвецов.

И он напал.

Газван рухнул на спину животному, как коршун на добычу, походя проломив не слишком сильный щит. Колдун наверняка почуял его заранее и потому отбросил мага прочь, к самому краю улицы – резная башенка уж всяко не преграда для бестелесных духов.

Мерцающая сеть смыкалась вокруг Верховного. Он в гневе разодрал ее. «Они что, все знают только пару чар?» Теперь он видел колдуна – начавшего лысеть мужчину с аристократическим профилем. Маг бросился на этот профиль, словно тот принадлежал врагу всей жизни.

В тот миг оно так и было. Ненависть клокотала в нем, прорываясь наружу бессмысленными сполохами силы. Газван ударил наотмашь, стиснул голову колдуна в тисках. Дух, однако, отбивался: чувствительно, но тщетно.

– Будь ты проклят! – выдохнул ему в лицо Газван.

Он посылал образы, один за другим: мертвой Джеримы, заточения, всех унижений, пережитых им во дворце, вколачивая, втаптывая их в сознание врага. Покончивший с собой мальчик, купеческая дочь, вышвырнутая на улицу, едва в ней начал пробуждаться Дар… это лишь то, что он видел сам. И вновь Джерима… Отрубленные головы на мраморном полу. И страх, что стоит им ответить, погибнут сотни и тысячи. Годами копившийся бессильный гнев обрушился на колдуна, сметая одну защиту за другой.

Маг не сразу опомнился и понял, что бестелесные пальцы сжимают пустоту. Тело колдуна скорчилось на дощатом настиле. Руки невольно прикрывали голову, словно в последний миг тот пытался защититься от сыплющихся на него ударов. Мертв. Все мертвы. Черный Брат также попал под огонь его ненависти – казалось, перед смертью тот катался по полу, царапая лицо и грудь.

Нехотя, гнев успокаивался, оседал на дно, точно крупинки яда в вине. Газван заставил призрачное тело оглянуться.

Первый слон замешкался, однако шагающие следом двигались дальше, подталкивая его вперед. За ними стройными рядами шло Братство: неторопливо, почти вальяжно, по всей видимости, собираясь вступать в бой лишь с тем, кто останется жив после тяжелой поступи гигантов.

Волна гнева вновь поднялась, грозя захлестнуть с головой. Предпочитаете идти в задних рядах? Что ж, задние ряды можно сделать первыми…

Верховный не знал, чего страшатся слоны, поэтому сплел иллюзию обычной кобры, но такой, что легко опоясала бы собой квартал. Шипя, плюясь, свиваясь тугими кольцами, та прянула к покатой морде, хлопнув пастью перед печальными, почти человеческими глазами.

Хватило одного броска. Взревев и путаясь в своих ногах, зверь шарахнулся в сторону. Тяжелая, свитая из медных цепей упряжь сбилась, резная башенка задела тлеющую акацию, хлестнувшую слона по крупу. Расталкивая собратьев и оглушительно трубя, исполин развернулся и устремился прямиком на Братьев.

Работу Верховного довершил дождь из жалящих горячих стрел. Маги уверенно гнали гигантов прочь.

– Уходим, – только и сказал Газван, вернувшись в тело.

Кирпичные зубцы башни как будто раскачивались. Столица, небо и целитель – после резкого перехода перед глазами все плыло. Аджит молча протянул увесистую флягу. Первый-в-Круге благодарно ее принял. Внутри была вода, слегка подслащенная соком.

– Уходим. Скорей, – повторил он, сделав пару глубоких жадных глотков. Аджита не нужно было упрашивать.

Когда они спустились на первый этаж, к пустым конторам портовых писарей, целитель все же спросил:

– Ханнан так и не подал знак?

– Нет. Ничего.

– Как же тогда…

Аджит остановился, и Газван поторопил его чувствительным тычком под ребра.

– Бездна, так! Мы будем делать то, что собирались. И быстро!

Целитель дернулся, как от удара плетью. Первый сжал зубы. Может, его замысел и пошел насмарку, но, во всяком случае, он увидит глаза Семеди и наконец укусит в ответ.

Он надеялся, в последние минуты ему хватит хотя бы этого.

Смешно… Он увидел внутренний, запретный двор – теперь, когда оно ему без надобности. Уже знакомые двери усыпальницы открылись в тенистый и не слишком ухоженный сад, где росли кедры, падубы и кипарисы. Аромат цветов смешивался со сладким запахом благовоний, толстые корни разворотили мощеные дорожки – видно, Азасу нравилась дикая и первобытная красота.

Он был ревнителем и ублюдком, по чьей вине в резне погибли сотни магов. Он был интриганом и властолюбцем – и попросту лжецом. Но все же узурпатор умел видеть красоту. Быть может, потому-то у Верховного не получалось считать Азаса вовсе уж чудовищем.

Они миновали квадратный бассейн, в котором резвились мелкие цветастые рыбки. В завешенную белым шелком беседку с любопытством заглядывали ветки абрикоса. Синяя черепица была аккуратно разобрана там, где сквозь крышу павильона проходила толстая, как еще один ствол, ветвь.

– Кажется, колдуны собрались в покоях владыки, – заметил Аджит. – Думаете, князь тоже там?

– Семеди наверняка переехал из Железной палаты. С избрания прошло уже несколько дней, он должен чувствовать себя Царем Царей.

– Думаете, они там все?

– Надеюсь. Но кто знает?

Бессмысленный, бесцельный разговор… кажется, это понимали они оба. Должно быть, целитель тоже пытался отогнать мысли о Ханнане и его части замысла.

– Последнее, что я видел, – второй и третий отряды на местах, – чтобы поддержать спутника, выдавил Верховный. – Пусть думают, что напасть с трех сторон – лучшее, на что хватило наших мозгов.

Аджит не ответил, вслушиваясь в низкое гудение пчел.

– Будет лучше пройти этим входом. Он для слуг, – наконец решил целитель.

Недолго думая, он свернул даже не на дорожку – тропку, протоптанную по голой земле меж двух платанов. Газван негромко выругался, но поспешил за ним.

За дверцей было темно. Далекий желтоватый свет разбрасывал теплые отблески по гладким выложенным мрамором стенам. На его фоне костлявая фигура Аджита казалась совсем хрупкой, почти мальчишеской. Верховный отчего-то вспомнил, как всю ночь беседовал с учеником, когда того бросила первая к тому времени избранница.

Весьма посредственная, нужно сказать, чародейка.

– Ты бы отошел назад, – проговорил маг. – Здесь может быть что угодно.

Его совет пришелся кстати. Аджит только и успел вскрикнуть «Стой!», как из-под ног взвилась черная и юркая тварь. В полутьме Верховный не видел очертаний – отдаленно напоминающее змею, оно метнулось вперед, захлестывая шею целителя. Аджит взмахнул рукой, разбрызгивая силу, но лишь отбросил тварь, не причинив вреда. В следующий миг она скользнула по полу, и чародей рухнул, сдернутый наземь овившимся вокруг ноги хвостом.

Верховный вскинул руку, подбросив к потолку светящийся шарик. Тени кинулись врассыпную, открыв красноватый в белых прожилках мрамор и мечущееся от стены к стене нечто. Оно и в самом деле не имело формы – полоска мрака без глаз и пасти – и двигалось стремительно, как свора бесов. Тварь бросилась к Верховному, но тот шагнул назад, отгородившись щитом.

Все произошло так быстро, что Первый не успел и выдохнуть: Аджит исхитрился поймать существо, то вывернулось, опоясав грудь целителя темной и влажно блестящей лентой. Сердце болезненно екнуло. От мысли, что он потеряет еще и ученика, у Газвана перехватило дыхание. Маг сам не понял, что он сделал, с силой источника это случалось все чаще… Вспышка – и темная полоса рассеялась едва заметным дуновением.

– Вставай. Вставай же, раздери тебя бесы!

Верховный опустился наземь подле чародея. На груди целителя остались вздувшиеся рубцы, верхнее платье из грубого полосатого хлопка почернело, точно опаленное.

– Ты живой?

– Все… все в порядке, – не очень уверенно выдохнул Аджит. Вид у него был такой, что впору на костер. – Жжется, сволочь…

– Возьми силу и восстановись. Ты лучше знаешь, что делать.

– Я…

Газван легонько шлепнул его по губам.

– Бери силу, а не спорь! Мы всех оповестили, что идем, если не понял.

Как это водится, приказ подействовал лучше уговоров. Не прошло и пары минут, как Аджит поднялся и заковылял следом за Верховным.

– Пойми, ты здесь не для того, чтоб сражаться. Ты должен лечить меня, а не наоборот, – Газван на ходу не то распекал, не то наставлял спутника. Тоже мне, ученик! Только теперь, когда колени начали предательски дрожать, он понял, как перепугался. – Чего ж ты лезешь в пекло? Грош цена твоим чарам, если ни беса в них не уверен! Это я тебе говорю как…

Он умолк – коридор вывел в комнату, предназначенную уж точно не для челяди.

Низкая резная скамья, казалось, еще помнила тепло госпожи, когда та возлежала здесь, а служанки тяжелым гребнем расчесывали ее кудри. Серебряные баночки для притираний, ярко раскрашенные шкатулки, ковры с прихотливо выгнувшими шеи цаплями – все выдавало покои царственной супруги. Уллá ас-Абъязида скончалась при родах младшего царевича, но комнаты как будто ждали ее поступи и звонкого голоса.

Бездна, как змеи с заката это делают? Ведь они же рядом, они сейчас отбиваются от трех отрядов Круга, но он не слышит ничего. Совсем ничего, точно он оглох!

Словно опровергая его мысли, в резной клетке у окна заворковала пара раскормленных голубей. Царица была суеверна и частенько гадала по полету птиц.

– Тихо, – медленно проговорил Верховный. – Если я хоть что-то понимаю, это могут быть не птицы, а твари похуже прежней.

Старый маг остановился, заслонив собой ученика. С тихим шорохом вокруг вспыхнули созданные Аджитом щиты. Медленно, выставив перед собой руки и готовый к любой неожиданности, Газван сделал осторожный шаг к окну, затем другой… а потом махнул ладонью – и клетка разлетелась в щепьях, перьях и брызгах крови. Он не успел перевести дыхание, когда последовал удар. Кишки Усира, лучше бы они скрывались и дальше – Газван с легкостью отразил его и сорвался в бег.

Они вломились в просторную гостиную, когда собравшимся вдруг стало явно не до них. Похоже, Круг все же сомкнул тиски – потому что Семеди и еще трое склонились над овальным столом из красного дерева. Наперерез бросился всего один чужак, четвертый. Оплетая мебель и заслонив почти всю комнату, в воздухе зазмеились щупальца силы.

Слишком молод! Они что, надеются так просто отделаться – или не знают, с кем имеют дело? Собрав все нити силы, Газван швырнул их обратно, в лицо проклятому сосунку.

– Оставь их! – крикнул Семеди. – За пару минут ничего не сделается.

Пару минут? Невысокого же ты мнения о Первом-в-Круге… Все трое иноземцев обернулись почти одновременно – и не понять, к кому он обращался. Там, где щиты почти сомкнулись, от стены к стене разгородив гостиную, воздух дрожал, словно над раскаленной мостовой.

Они молчали. Долго, напряженно, изучая друг друга. Как главы двух торговых кланов, сошедшиеся, наконец, лицом к лицу. О, это несомненно были воины: слишком жесткие лица, слишком внимательные взгляды. Они были воинами куда больше, чем маги Круга, хотя в шелках, и в золоте, и с напомаженными волосами напоминали канареек, а не солдат.

Газван ожидал, что у князя найдется хоть пара приличествующих случаю слов, но заговорил маг с заката:

– Низкий поклон, Верховный. Рад видеть, что вы в добром здравии.

Так, стало быть, вот этот главный? Нагáда была провинцией Царства слишком долго: если б не черные косы, струящиеся по груди едва ли не до пояса, иноземец сошел бы за купца, таких навалом на столичных базарах. Какой смысл слушать дальше и дожидаться первого удара? Верховный напал, когда колдун набрал в грудь воздуха для следующей фразы.

С его ладоней сорвались лучи света: яркие, как солнечная дорожка на воде, и такие же изменчивые. В полете набирая вес и мощь, они ворвались в стену силы, оставив рваные прорехи. Ответный удар заставил Верховного пошатнуться. Позади него захлопали и затрещали, тлея, драпировки.

Маг вовремя заслышал, что Аджит плетет нехитрое колдовство, и поскорей толкнул его плечом. Не хватало еще, чтоб мальчик тратил силы или путался под ногами! Кто знает, может, ему придется улепетывать, пока наставник прикрывает отступление?

Это мгновение стоило опаленного рукава и раскалившейся докрасна кольчуги.

Неясная идея… Еще не очень понимая, что он делает, Газван соткал клубок из нитей силы, развернул в паутину, а затем – такие же щупальца, что тянулись к нему каких-то пару минут назад. Ярко-зеленые, и красные, и серебристые, нити полезли из-под пола, как стебли лиан, овиваясь вокруг ножек, ворочая тяжелые лари. Да, вот тот образ, что он искал!

Схватив Аджита за плечо, Верховный поволок ученика прочь, продолжая лепить из силы ростки, побеги и отростки. Он не нападал – о нет, сплетенные из чар заросли остановились в шаге от врага, окружая, опутывая… и скрывая. Его сила – это сила источника. Пусть попробуют отыскать смертное тело, когда он обступил их со всех сторон, когда он дразнит их, покачивая легкомысленно скрученными усиками винограда и листьями плюща и хмеля…

Казалось, с тех пор как он в последний раз видел иноземцев, прошли часы, а не минуты. Лишь временами с той стороны был слышен треск – это колтун растений проламывал тяжелые, красного дерева, доски и раздирал на части мебель. Порой треску вторило шипение силы – видно, змеи с заката пытались унять развернувшееся буйство.

Отличное прикрытие для отступления. Вот только Первый не собирался отступать.

Развернув Аджита к себе, Верховный приложил к губам палец – и, не отвечая на вопрошающие взгляды, сел на пол, сосредотачиваясь. «Вы не одни, кто пользуется проверенными приемами», – хотелось сказать Верховному. Разница в том, что из Львиной бухты никто не вышел и никто не расскажет, что проделал Круг.

Получится ли? Он старался не думать, что станет с дворцом, если вся эта сила придет в движение. Медленно, шаг за шагом, старый маг выполнял то же, что делало при нем кольцо. Его сила – это сила источника, а источник бездонен. Его умение – это опыт Первого-в-Круге, а это что-то да значит.

Должно ведь значить…

И все же он зажмурился, высвобождая чары.

И, не открывая глаз, ринулся в сплетение созданных им дебрей. Чародей как будто удлинился, червем скользя вдоль ветвей и отростков. Как будто сжался в крохотную мошку, что глядит с высоты подрагивающего листа.

Волна магии, обращенная против каждого носителя Дара, задела лишь двоих. Тот колдун, что говорил с ним, как раз вставал с колен. Семеди вцепился в стол, не замечая, что пальцы его взрыхляют цветной песок, основу для объемной иллюзии города.

Проклиная боль в суставах, Газван тяжело поднялся на ноги. И едва не подпрыгнул, когда Аджит вцепился ему в локоть.

– Ближе… – беззвучно складывались губы ученика. – Подойти ближе…

Или «подойдем»… а, впрочем, какая разница? Верховный отвел светящуюся плеть хмеля, целитель придержал вторую, более тяжелую ветвь.

Когда они продрались к краю зарослей, князь с колдуном уже стащили мертвецов вместе, бросив одного поверх другого. Семеди вновь отступил к столу, а вот колдун, казалось, скорбит над собратьями. Да только Газван ни на миг не верил склоненной голове и рукам, бессильно опустившимся на мертвые тела.

В Закатных царствах глупые запреты Круга не действуют – и те, что в хрониках зовутся «вскармливанием кровью», тоже.

Первый приглядывался к иноземцу, с ужасом осознавая, что не ошибся: склоненное лицо было вовсе не искажено болью – оно светилось! Чужак дышал часто и прерывисто, как… как при совокуплении. Потому-то, что он присматривался к колдуну, Газван и понял первым, что их заметили. Он не успел шелохнуться: закатный змей поднял взгляд, оторвал от тела руку – за нею тянулись нити силы, словно не желая отпускать колдуна, и сделал жест, словно стряхивая с пальцев брызги.

Если б не им же устроенные дебри, Верховный непременно что-нибудь да переломал бы – с такой силой отлетел прочь.

Наверное, нужно встать… Гул в ушах и разляпистые пятна перед глазами отступают так медленно, так мучительно медленно… Если б тот хотел, колдун мог убить его с десяток раз. С проклятым сердцем Аджит возился всю ночь, но он просто устал и выдохся, и смертное тело не может служить руслом рекам силы…

Аджит появился, словно из-под земли, но сестра с племянником едва узнали бы спокойного и рассудительного целителя. В его руках был острый обломок резного столбика, что поддерживал над входом газовые занавеси, – и он налетел на иноземца, точно воющий дикарь из степей. С размаху вогнал импровизированное копье колдуну в живот. А потом еще раз – уже в упавшего.

Красная кровь на бесценной красной древесине… пальцы чародея скользили, и острый кол вырвался у него из рук.

Когда цветная муть перед глазами рассеялась, сражаться было не с кем. Все, что осталось от врага, был тошнотворный запах опорожненного кишечника.

– Давай, старик… – хрипло каркнул Семеди. – Ты ведь за мной пришел. Из-за меня.

Газван оставил колдуна, в смерти которого желал удостовериться, – и лишь сейчас заметил, что князь вырядился в черное. Титьки Исаты, ну каков глупец! Долгие века черный был цветом верховных магов, черный был и родовым цветом Азаса, что успело породить немало путаницы… но князь-то? Как будто тряпки дают власть тем, кто их напялит.

На месте Семеди Верховный сбежал бы восвояси. Еще пока шел бой. Впрочем, куда бежать, когда со всех сторон и сейчас вьются, колышутся, шевелятся колдовские заросли?

– Не из-за тебя, – без выражения ответил маг. – Ты льстишь себе, Джавад. Ты узурпатор, но перед Кругом все враги равны.

– Это правильно. Это бесовски правильно… – Вельможа переступил с ноги на ногу, но лицо князя пока что оставалось спокойным.

Боги, он слишком устал для палача. Как просто было бы, вздумай Семеди бежать, как просто всадить в спину мерцающую стрелу силы. Убивать в бою вообще нетрудно, но горячка драки схлынула, а он…

Князь шагнул ближе, и Газван выбросил вперед руку. Шеи сановника коснулась широкая и плоская полоса света – как клинок, но клинок, растущий прямо из ладони чародея.

– Это правильно, – сглотнув, повторил князь. – Ты не слабоумен, ты понимаешь, что есть еще Камран, Усопший… Кто-то должен хотя бы отозвать братьев. Переговорить с дворянами. На твоем месте я бы взял меня в заложники.

– Нет, – просто ответил маг.

– Как ты собираешься остановить резню, старик? Я тебе нужен! Ты думаешь, ты можешь что-то изменить? Вот этой вылазкой?… Нас слишком много. Я могу отдать приказ…

И правда, как он собирается остановить резню – если Ханнан не выполнил поручения? Но это другой вопрос, и решать его нужно будет после.

– Нет.

– Вас никто не примет. Да вся столица… Раньше вас ненавидели, но давали жить, а теперь раздавят к бесам!

Тяжелое, обрюзгшее лицо пришло в движение, смялось, так что складки вокруг губ стали глубже.

– Чего ты добьешься? Ты…

– Ничего, – отчетливо проговорил Верховный. – Нет.

Маленькие, глубоко посаженные глаза закрылись. Семеди еще раз сглотнул.

– Тогда… делай же, колдун. Я не хочу… я…

И Газван сделал.

Отделившись от туловища, голова задела стол и покатилась по полу. Тело в царских одеждах застыло – всего лишь на мгновение – и рухнуло навзничь, прямо на выложенные цветным песком предместья.

Все. Вот теперь все. И одни боги знают, что будет дальше.

– Нужно поговорить с Ханнаном, мудрый! Или уходить.

Целитель говорил негромко, словно не желая задевать его чувства. Бездна, как будто там осталось, что беречь! Колени подогнулись, и Верховный опустился на пол, привалившись к столу спиной.

– Вернись в покои царицы. Поищи что-нибудь, похожее на зеркало.

Похожим оказалось серебряное блюдо, знававшее и фрукты, и сладости, но в последние годы – лишь пыль да налет. Словно древний артефакт, маг с почтением водрузил поднос на колени. Изображение возникло не сразу – черные точки на серебре дразнились и плясали перед глазами.

…В Час Пыли добропорядочные горожане сидят по домам и не кажут носа на улицу, под разъярившееся солнце – на Дорогу Царей, должно быть, высыпали недобропорядочные. Люди теснились по сторонам, люди толкались, глазея на процессию. Гафиры и храмовые дружинники вовсю орудовали кнутами, оттесняя нерасторопных, но толпа давила, и гомон поднялся над чахлыми деревьями и выше, куда выше беломраморных дворцов.

Двенадцать черных волов, похожая на чашу повозка, двенадцать одежд из тончайшего газа. Мальчик глядел лишь прямо перед собой, как статуя. Горячий ветер теребил двенадцать черных знамен.

«Ханнан! – позвал Верховный. – Ханнан, ученик Амира, ученика Исхака… Отзовись!»

Тишина. Лишь гул, и топот, и поднятая пыль, да еще тяжелый скрип повозки.

– Что там? – Аджит, наверное, приплясывал, чтобы не заглядывать через плечо. Не сжалиться над ним было жестоко.

– Все, как мы задумали… только без Ханнана. У меня не получается дозваться.

Целителю хватило ума обойтись без вопросов.

– Смотри сам, – Газван, как мог, пристроил блюдо на полу, облокотив его на ножку стола в виде львиной лапы. – И будет лучше, если звать ты тоже будешь сам.

…В Час Пыли схватка, затеянная, чтобы отвлечь внимание, притихла, а затем и вовсе остановилась. Ветер лениво шевелил кроны апельсинов и гонял по площади приготовленные к празднику, а теперь затоптанные цветы. Жаркий воздух, казалось, лип к коже – даже здесь, во дворце.

Поэтому, когда гул тысяч голосов достиг Района Садов, ничего не произошло. Все просто ждали: Братья на стенах – и разноцветное сборище, засевшее напротив, в здании судейской палаты. Гомон, и топот, и голоса бесчисленных колокольцев надвигались. Газван упустил, когда процессия вырвалась на площадь и разлилась, точно прорвавший дамбу канал.

Здесь были гафиры в черном – точь-в-точь как Братья – и солдаты двух окрестных крепостей. Ястребы Харса, Быки Усира, Псы Шеххана и Вороны Джахата – и, конечно, горожане. Столько, что на месте царевича Газван бы испугался.

– Я… тоже не могу, – выдохнул Аджит. – Он не отвечает.

– Будем надеяться, он жив, – бесцветным голосом ответил Верховный.

Сил на беспокойство не осталось. Во всяком случае, часть поручения Ханнан выполнил: вытащил царевича из золоченой клетки в загородном имении.

– Он может быть без сознания. Лучше смотри, – посоветовал маг.

А посмотреть стоило. Газван потратил два звона, до хрипоты споря с советником, – но мистерия, задуманная им с Маузом, требовала Ханнана и магов Круга. Теперь лишь от царевича зависело, как он сыграет выпавшую роль, и сыграет ли.

– На колени! На колени перед Ианадом ас-Абъязидом, Царем Царей! – разом выкрикнули двенадцать глашатаев.

…В Час Пыли все происходит медленно, точно в вязком меду, которым обернулся воздух. Каменная стела посреди площади, и солнце, и ветер в апельсиновых деревьях… а Ианад ас-Абъязид уже поднялся на повозке, и пара воинов подставила скамейку, чтобы владыке было сподручнее ступить на землю.

К стыду своему, маг знал о Братстве слишком мало. Религиозный орден, чей бог, в отличие от прочих, ступает по земле и правит Царством. А капитан у них зовется Усопшим, и он не мыслит ни о чем, кроме защиты лучезарного…

Что заставило Братьев расступиться? Что заставило его преклонить колени?

Быть может, в процессии было много гафиров в черном, и капитан решил, что это его люди привезли царевича в столицу? Быть может, слишком многие его сейчас видели? В голове Газвана крутилась дюжина причин, но мутная серебряная поверхность показала высокую фигуру, припавшую на одно колено, – и мальчика в окружении солдат. Совсем хрупкого и тонкого рядом с коленопреклоненным воином.

Усопший терпеливо ждал. Сейчас ему предложат подняться. Должно быть, обнимут в знак высочайшей милости.

– Обезглавить, – коротко бросил мальчик. – За измену.

Поднос отлетел в сторону, обиженно загремев по доскам пола.

– Бери тела и идем, – скомандовал Верховный.

Если бы не пляшущие перед глазами искры, не кровь, тамтамами стучавшая в ушах, – происходящее казалось бы более правдивым. Звуки долетали как сквозь толстые занавеси, весь мир словно покрылся патиной. Сосредоточиться получалось на чем-то одном, и Газван не был уверен, что он видит и слышит – а что ему только кажется.

После дворцовой прохлады залитая солнцем площадь походила на горячие купальни. Было ветрено, и прямо над головой кружили чайки, широкими крыльями ловя воздушные потоки.

Царевич не терял времени даром. Пока чародеи спорили, пока Аджит вновь стаскивал тела, а Верховный готовился к Прыжку – он начал принимать присягу. Не по годам умный мальчик, бесы бы его побрали! Десятники братьев один за другим опускались в пыль мостовой, склоняли головы и бормотали клятвы. Ианад касался обнаженной шеи клинком, и воины Харса тут же подталкивали следующего.

– Ты сказал, мы слышали, – произнес царевич.

Детина, которому бы место в кузне, поднялся – и упрочившийся в вечности обратил внимание на магов.

«Разве вы хотели не этого?» – спросил Аджит: всего-то полминуты назад – и в то же время в полусхене отсюда.

Нет, не этого. Ханнан вывез царевича из имения Семеди. Юный наследник, и войско, и собравшаяся толпа… и, несомненно, голова князя – даже Усопший, завидев все это, сложил бы оружие. Мауз с Ханнаном должны вести переговоры, а царевич в нужных местах кивал бы и поддакивал.

Чего маг точно не хотел – так это мальчишки, который начал решать сам. От такого можно ждать чего угодно.

– Первый-в-Круге… – голос был высоким и детским, но откуда эти вкрадчивые, почти слащавые нотки? – Мы ждали, когда ты наконец придешь.

Опуститься на колени? Того требовал этикет, и это было правильно – но малец начал лишать голов, а толпа восторженно ревела. После крови и гари минувших дней, после месяцев сладкой хвори Азаса – ей был нужен царь. И все же какой… породистый щенок! Ему тринадцать или тридцать? Ианад пока не обзавелся маской, но мальчик в ней не нуждался: по-детски гладкое лицо было спокойным и холодным, как лики статуй.

– Я принес твоих врагов… владыка, – под стук крови, тревожный, словно барабанный бой, Газван преклонил колени. – Да продлятся твои годы и прирастет царство!

– Мы видим. Мы примем твои клятвы позже. Наши воины проводят тебя и спутника в наше войско. Жди.

– Мы видим… Мы примем клятвы… Позже… – надрывался глашатай, передавая слова лучезарного. Теснимые солдатами, люди все прибывали: они толклись уже не только на площади, но и в прилегающих улицах. Одни кричали «Слава!», другие – «Казнь! Казнь!». Чуть в стороне, за цепью храмовых дружинников, потрясал тыквой-горлянкой грязный дервиш.

Три чайки в невозможно синем небе, три гафира заступили путь, стоило чародеям приблизиться к повозке. Сопровождавшие магов храмовые дружинники переговаривались с охраной. Цветные брызги в глазах становились гуще, и Газван забеспокоился… поначалу. Если и грядущая его жизнь выдохлась, он умрет прежде, чем успеет что-либо понять.

Потом перед ним возник Мауз. Он дышал часто и прерывисто, как… как при совокуплении, и говорил:

– Давай, старик… Ты согласился назвать меня опекуном и соправителем.

Он преклонил колени, и обнаженной шеи коснулась широкая и плоская полоса света – как клинок, но клинок, растущий прямо из ладони чародея.

– Делай же, колдун… – сказал советник. – Я не хочу… я… ты сам признал, что это лучший выход!

И Газван сделал.

Мауз – теперь уже ас-Нехат – встал и молча протянул ему увесистую флягу, которую Первый-в-Круге благодарно принял. Пара глубоких и жадных глотков – и гул в ушах как будто отступил.

Аджит отряхивал свою галабию от пыли. «Ты сказал, мы слышали!» – в очередной раз гаркнул глашатай.

– Давай, старик… – сказал Мауз. – Это вытяжка из корней хебéни, должно помочь. Пей, кому говорят!

Газван глотнул еще раз и задохнулся от горечи. Апельсиновое дерево развесило блестящие листья прямо над головой.

– Что… что происходит? – через силу выдохнул маг.

– Ты опять собрался помирать, вот что, – ворчливо отозвался советник. – Аджит немного подлатал тебя.

– Нет, я про… – Верховный неопределенно повел головой. Кстати, где он?

Это было что-то вроде походной ставки – если называть ставкой место, где остановился отряд в пару тысяч человек. Поодаль спешившийся всадник повязывал поверх шлема платок, под соседним деревом расположились жрецы. С той стороны площади долетал низкий утробный рокот голосов.

– О, все как мы задумали! – заверил советник. – Только Ханнан… Царевича охраняли колдуны с заката. С ним все в порядке, его осмотрели и лекари, и Аджит.

Целитель устало кивнул:

– Истощение силы. К слову сказать, у вас тоже!

– Он их убил? – хрипло выдавил маг.

– Ханнан? Закатных змей? – зачем-то переспросил вельможа.

– Проклятье, ты знаешь, о чем я говорю!

Мауз облизал губы. Затем вытер о полы кафтана ладони.

– Они ушли, – только и сказал он.

– Как? Что ты несешь? Где их теперь искать?

Смотреть, как советник жует губы, было невыносимо.

– Не думаю, что их придется искать, – наконец нашел слова Мауз. – Я разошлю гонцов и перетрясу кварталы иноземцев по всему Царству, но мы их не найдем. Поверь мне. Они отступили.

– Куда? – выдохнул маг.

– Аджит, проверь его слух, – походя бросил советник. – По-твоему, они будут стоять до последнего? Ну да, поставили на князя, бросили кости, но ведь не гибнуть за него! Они понесли потери и ушли.

Первый не выглядел убежденным, и Мауз повторил:

– Мы начнем поиски. Будем настороже. Но поверь старой и очень, очень толстой лисе: они отступили.

Толпа разразилась воплями – так что спор все равно потонул бы в шуме.

– Что это за зрелище с судом и казнью? – ворчливо спросил Газван, когда гвалт утих.

– Казнью без суда, – Мауз поднял жирный палец. – В последний миг я решил не рисковать. Столица примет Царя Царей, что бы тот ни делал, а меня… примут ли они мое решение? Я не уверен.

Верховный выругался. Перед глазами вновь сгустились тени, собственный голос донесся словно издалека.

– И что он сделает назавтра? Казнит меня? Тебя?

– Ианад знает, кто отравил его отца. И кто пытался его спасти, тоже.

Ты был готов признать его соправителем, напомнил себе Газван. Ты предложил ему золотую маску. Казалось бы, править – теперь уже дело Мауза… Нехорошее предчувствие или упрямство? Верховный дорого бы дал, чтобы понять.

– Осталась последняя часть замысла, – сменил он тему.

– Ты… – толстяк замялся, – ты уверен, что это нужно?

– Нет, но передумать мы уже не сможем. Где Наджад?

Он убивал, выслеживал и спасал, он был сегодня магом, воином и палачом. Остался крохотный, едва заметный шажок – и он станет еще и предателем… И вот потом все кончится. Кончится так или иначе.

– Вы еще не пришли в себя! – горячо заговорил Аджит. – Вам нельзя…

– Как раз подобные дела лучше делать не в себе, – невесело усмехнулся Газван. – Так где Наджад?

Господин камня отыскался в Старом Городе к востоку от Района Садов, в клубке улиц, зажатом меж Дорогой Царей и рекой. Вернее, отыскался не сам Наджад, а второй отряд, которым руководил смотритель.

Дома здесь теснились один к другому, солнце вызолотило осыпающиеся мозаики вдоль крыш, но в узких улочках царила тень. Среди крошащихся колонн и дряхлых акаций потрепанный отряд напоминал беженцев, чью деревню спалили степняки.

– Боги воплотились в вас, мудрый! – протараторил молодой чародей, похоже, выставленный за часового.

Он храбрился, этот юнец, еще утром считавший себя воителем. За его спиной Газван видел обожженных и раненых: кто сидел, кто лежал, многие обессилели настолько, что даже не повернули головы при появлении Верховного. Увязавшийся следом за Газваном целитель присвистнул.

– Отведи меня к Наджаду, – велел Первый. Вместо ответа часовой лишь промямлил нечто невразумительное.

– Он не сможет, – угрюмо сказал вышедший навстречу маг. – Господин камня остался там.

Неопределенный кивок на запад.

– Он мертв? – спросил из-за спины Аджит.

– Ему же лучше, если да!

Это выплюнул полный чародей в лохмотьях, но глухой ропот показал, что с ним согласны все. Газван поднял руку, призывая к молчанию.

– Рассказывай, – приказал он первому магу. – С самого начала.

– Наджад сказал, другие отряды уже нападают, – начал тот, – и наша цель – ударить в незащищенный фланг. Так и сказал, во фланг… Он бросил нас в лоб, без всякого укрытия. Все шло хорошо несколько мгновений, а потом настало пекло.

Он скривился, но продолжил, глядя вдаль поверх плеча Верховного:

– Мы собрались вместе и укрепили щиты. Там же, у всех на виду. Стало не до атаки, тут бы выжить… Так мы продержались еще… недолго. Нас было пятьдесят, и многие погибли почти сразу. Когда осталось меньше сорока, мы отступили, Наджад приказал рассеяться по зданиям. Ну, поначалу помогло, но в итоге стало даже хуже. По отдельности мы слишком слабы. Здесь двадцать три человека. Это те, что отступили… бежали… но смогли собраться и уйти, прикрыв друг друга. Где-то ползвона, как нас оставили в покое.

– Закатные колдуны мертвы, – глухо сказал ему Газван. – Семеди тоже. У стелы Джаркáса стоят союзники, и там же, в судейской палате, наш первый отряд. Война окончена.

– У нас многие без сознания. Остальные слишком слабы, чтобы их тащить.

– Пошлите за подмогой. Теперь уже можно.

Увидев, что Первый собрался уходить, чародей попробовал заступить ему дорогу.

– А вы, мудрый?

– А я пойду искать выживших. И разбираться с вашим воякой.

– Добейте, если гиена еще тявкает! – выкрикнул кто-то, и Газван обернулся.

– Если у тебя хватает сил на ненависть, иди за помощью. А с выжившими я разберусь сам.

К счастью, желающих спорить не нашлось. Свернув за угол и миновав брошенный в спешке особняк, Верховный остановился.

Вот так. Он поставил Наджада командовать, надеясь, что поджигатель войны оступится и сам свернет себе шею. Вот только шеи свернули двадцать семь магов, и они знать не знали, что Первый-в-Круге хотел угробить смотрителя. Боги, как легко предаваться размышлениям в тиши родного кабинета! Небо над Храмовым островом расчерчивают стрижи, в углу привычно капают мгновения в водяных часах.

Старик никогда не пойдет на примирение: он будет спорить и пререкаться, подзуживать и обвинять – пока и без того хрупкое понимание не начнет трещать по швам. Если он не сложит голову сам, нужно найти его и… позаботиться, а после списать все на закатных змей. Но, Бездна, как же тошно и муторно!

– Что здесь делает Сахир? – вдруг спросил целитель. Не оборачиваясь, Газван устало потер лицо.

– И ты молчал все это время? При Маузе, при этих…

– Он только что послал мне Зов. И вы так и не ответили!

Молчание казалось бесконечным. Проклятый ребенок! Но теперь-то уж что отпираться?

– Сахир присутствует при захвате Круга, – вздохнув, обернулся Верховный. – Видно, он решил, что все мы действуем заодно, и связался с тобой.

– Но он ошибся. – Глаза Аджита опасно сузились.

– Кишки Усира! Мальчик, ты согласился, что твой хозяин станет соправителем царевича вместо Семеди. Юли на здоровье, но этот переворот тебя не смутил. Что теперь не так?

– Сах мой племянник, а не игральная кость!

Время утекало сквозь пальцы, и Верховный начал терять терпение:

– Хорошо. Что он тебе сказал?

– Что в Круге почти никого не осталось. Все прошло гладко. Они кого-то повязали.

– Ну вот, ты видишь, как все славно. Ты же не думаешь, что я пошлю юнца, почти ребенка в бой?

– Боги! – Аджит зажмурился и затряс головой. – И я называл вас хитрым старым шакалом. Что там творится?

– Переворот, – просто ответил Первый. – Ученики Сафара и люди Саха взяли под стражу самых крикливых приспешников господина камня. Сегодня-завтра царевич подтвердит во мне Верховного, но для Круга я им останусь лишь по имени. Сафар только что захватил власть. Если я вытяну неделю, месяц, два… он потерпит. Так и быть, на время станем править вдвоем.

– Боги, боги, боги, боги… – без устали повторял Аджит.

Ждать было нельзя, и Верховный размашисто зашагал дальше. Новая улица была пошире, через каменную ограду перевесились усыпанные желтыми ягодами ветви: будто к празднику принарядился даже сад.

– Уходи, – коротко бросил Первый.

– Вот еще! Если он жив, я хочу увидеть вашу встречу.

Верховный не стал с ним спорить. Над крышей ближайшего особняка показались черные дымные клубы.

– Там кто-то есть! – Аджит сорвался с места, и Газвану оставалось лишь поспешить за ним.

Там – был не просто кто-то, а очень много кого. Редкие цветастые коввы терялись в пестроте одежд. Они выбежали на тенистый бульвар на краю Старого города, за каналом высились красные стены дворцового квартала. Пустые. Что ж, и на том спасибо… Меж зданий, выглядевших так, словно их обстреливали из катапульт, суетились люди: лоточники, чиновники и те, чье ремесло не угадаешь по одежде.

Приметив ковву цветов Зала Камня, Верховный устремился к ней. Под женский визг, с треском и пылью, часть крыши в горящем здании рухнула, взметнув к небу султан искр.

– Что происходит? – рявкнул Газван на мага, подпиравшего старый орех.

Чародей едва шевельнул головой. Под глазами его залегли тени, а щеки ввалились, как у голодающего.

– Горит контора сборщика податей…

– Сам вижу! Там есть кто-нибудь?

– Наджад, мудрый. Не знаю, кто еще. Троих мы вывели, но сколько было… не знаю. Я… прошу прощения, я не могу…

Маг опустился наземь и закрыл глаза. Рукав его коввы был оторван, все плечо превратилось в одну сплошную ссадину. Газван выругался.

– Займись им, – велел он спутнику, а сам начал проталкиваться ближе.

Он оказался в первых рядах как раз, чтобы увидеть, как в окнах третьего этажа испуганным зверем мечется темная фигура.

– Яйца Харса! – заорал над ухом мужик. – Мы же всех вытащили!..

– Лезь по стене! – крикнула полная женщина.

– Одежку! Несите одежку!

– Держись…

– Я видел навес в харчевне!

Горожане суетились, стаскивали тряпье, вопили… Верховный стоял неподвижно, глядя, как человек в лохмотьях – кто бы он ни был – пытается выбраться в окно. Наджад? Знай он точно, что это господин камня – быть может, развернулся бы и ушел. Кто знает? Теперь Газван не был так уверен.

Как легко задумывать что-то в тиши родного кабинета…

Простая арифметика: троих спасли, один млеет под опекой целителя… двадцать три человека, которых он клялся защищать, – и это может быть любой из них. А если Наджад… спасти, чтобы убить потом? Склочного старика, по чьей вине погибла сотня собратьев? Газван представил себе, как приставляет к шее Наджада светящийся клинок – и мотнул головой, стряхивая образ.

– Ну давай же!

Четыре мужика держали крашенное охрой полотнище – в самом деле навес из уличной харчевни… Оборванец держался руками за подоконник, с которого сполз минутой ранее, босые ноги нащупывали опору на покрытой изразцами стене. Завизжали женщины. Это одна рука сорвалась, так что человек забарахтался, пытаясь удержаться на четырех пальцах: слабых, дрожащих, соскальзывающих…

Газван не выдержал.

Глядя поверх голов, он выбросил вперед руку. Фигурка в почерневших лохмотьях отсюда виделась совсем крохотной, казалось – довольно потянуться и просто снять ее. Маг сжал пальцы. Стоило появиться блеклому, почти прозрачному в солнечный день мерцанию, и горожане раздались в стороны. Человек на стене смешно задрыгал ногами, когда воздушные пальцы аккуратно сжали его – но уже мгновение спустя ноги задели землю.

Первый услышал, как разом выдохнула толпа.

– Пустите. Ему нужна помощь!

Он зря старался: торговки, слуги и ремесленники сами расступались, поскорей убираясь с его пути.

Наджад так и сидел в пыли, а в протянутую руку вцепился так, словно еще висел там, на стене горящего дома. Газвану пришлось опуститься рядом – ведь не тащить болвана на себе! Даже под слоем сажи виднелись глубокие тени, въевшиеся в кожу под старческими глазами. Чародей остался без коввы, а некогда великолепную рубаху тонкого белого шелка расчертили кровь и копоть.

– Мои туфли, – вдруг отчетливо сказал старый маг. – Поищи, прошу тебя. Я… где-то потерял.

– Поищу. Ты цел?

– Цел… Они все мертвы, Первый, все мертвы. – Наджад еще крепче сжал его руку, Верховный даже не думал, что старик на это способен. – Они задохнулись. Я выволок двоих, но они были черные, как… как южане.

– Все в порядке… Теперь все в порядке.

Что еще сказать? Что вообще можно сказать?

Газван просто сжал плечо чародея. Тот выглядел потерянным и испуганным, как только что увидевший кошмар ребенок. Некогда дорогая, яркая вышивка на рукавах лишь подчеркивала жалость его положения.

– Они свалились, пока я лез в окно.

Газван не сразу понял, что речь о туфлях. Мягких, бурых, с золотым шитьем – если Первого не подводила память.

– Я найду твои туфли, – пообещал Верховный и добавил: – Ты пока что соберись с силами. Пора бы возвращаться к нашим.

Впрочем, он не был уверен, что старик его понял – или хотя бы расслышал.

 

Смятое письмо под последней страницей

Дражайшая Лай!

Должно быть, я утратил всякое право тебе писать. Сколь бы высоко я тобой ни дорожил, сколько ласковых имен ни выдумывал и носил на руках в прежние дни – прошло семь лет и, видят боги, эти годы были долгими! И сейчас, когда пишу, я не знаю, решусь ли передать послание, но я взял на себя смелость, ведь завтра предстоит безумный день и, может статься, для меня он станет последним. Что бы ни случилось, я уверен, ты обо мне услышишь. Уверен, Сахир рассказывал, что посулил твоим новым соотечественникам наш старик. Он наобещал представителей Рассветных королевств в Круге, открытые двери архивов, библиотек и все наши пыльные и не очень знания. Если каким-то чудом его замысел сложится и все пойдет как нужно, если каким-то чудом меня не испепелят собратья и не зарубят псы узурпатора, то и в Галате заговорят о Верховном маге Сафаре, и тогда ты сама решишь, увидимся ли мы. А если и не сложится… наутро я увижу своего сына, и одного этого я ждал слишком долго. Я не знаю, зачем я пишу это послание. Надеюсь ли я на что-нибудь, после казни твоего брата, после всех этих долгих лет? Не знаю, имею ли я на то право. Но если я все же соберусь с силами и решусь отправить это письмо – просто знай, что я помню все. Так, словно это было вчера.

Сафар