Радужные всполохи мелькают перед глазами, как пленка универсальной смазки на поверхности лужи. Каждая новая вспышка цвета режет взор, уродливо изломанные линии хлещут по психике. Безумно хочется закрыть глаза или даже совсем выколоть, выдрать, выжечь их. Но сделать этого не могу — сейчас у меня нет глаз, как нет и остального тела. Я весь состою из одних ощущений. Они идут изнутри меня, а не приходят извне. От них нельзя отгородиться, потому что я и есть эти ощущения.

Можно потерять себя, но убежать от себя нельзя.

Сознание заполняют шорохи, невнятный шепот. Хочется заорать: «Заткнитесь!» Но я знаю, что не могу остановить эти звуки — они прервутся, лишь когда прервется мое существование.

Все смешалось: всполохи, ароматы, звуки. У меня появились тысячи новых чувств, но ни одно из них не несет полезной информации — лишь усиливает боль.

Я чувствую, что у меня сотни глаз и ушей, миллионы пальцев, триллионы нервных окончаний. Каждую секунду появляются все новые и новые. Но у них лишь одна цель — доставить мне новые страдания.

И вдруг все пропадает. Снова тьма, тишина, отсутствие ощущений. Но теперь они кажутся совсем родными, по-домашнему теплыми.

Во тьме появляется свет, сквозь тишину прорывается щебетание птиц, спина чувствует что-то жесткое.

Вновь появившиеся ощущения опять несут боль. Но теперь это совсем другая боль — она не порождение воспаленного сознания, она отражает состояние моего тела. Она несет информацию о повреждениях, то есть выполняет ту функцию, которую и должна выполнять боль.

Свет обретает свои контуры, птицы щебечут абсолютно отчетливо, хотя и приглушенно. Спина настойчиво стучится и дверь сознания и вопит: «Встань, мне больно лежать на этом жестком и угловатом!»

Вслед за этим приходит ощущение, что я действительно могу встать. Теперь у меня снова есть тело, и это тело слушается меня. Волной приходит ощущение тела — я чувствую ноги, руки, туловище, шею, голову.

И неважно, что все это соткано из боли — теперь это Не абстрактные страдания, а вполне конкретные ощущения.

Я пытаюсь приподняться. Мышцы взрываются тяжелым пламенем, которое прокатывается даже по тем мускулам, которые не участвовали в попытке изменить позу.

Падаю обратно, сжимаю зубы, чтобы не взвыть,— жесткое и угловатое ударяет в спину, которая судорожно напрягается, но это лишь усиливает страдание, спина снова расслабляется. Но в расслабленном состоянии острые углы того, на чем я лежу, сильнее впиваются в тело.

Понимаю — отлежаться не удастся. Надо вставать. Пусть это и сопровождается муками. Но лучше потерпеть в течение короткого рывка, чем лежать и страдать.

Для начала мысленно ощупываю тело. Нужно собрать больше информации о своем состоянии. Я должен подняться с первой попытки. Если мне не удастся, то я плюхнусь вновь и угловатая поверхность вновь коварно ударит, зная, что сейчас я не могу постоять за себя.

Поэтому нужно максимально вложиться в первую попытку. И я терплю, хотя мысленное ощупывание тела доставляет вполне реальные страдания.

Совершаю рывок. Мышцы завывают, готов завыть и я сам. Но я сжимаю зубы, преодолеваю искушение прекратить болезненные попытки пошевелиться.

И вот я уже сижу. Все равно больно — ноги пострадали не меньше, чем спина. Однако все же нижние конечности более приспособлены для сидения на некомфортных поверхностях.

Сознание, чуть помутившееся после мучительного рывка, уже прояснилось. Теперь я соображаю даже лучше, чем до подъема.

Вслед за сознанием фокусируется и взгляд. Я вижу, что нахожусь в небольшом сарайчике. Судя по пробивающемуся сквозь щели свету, сейчас день. А точнее — раннее утро, если судить по свежести воздуха.

Вероятно, я провалялся здесь вторую половину дня и всю ночь. Вряд ли больше. Но чтобы убедиться точно, нужно выйти в Сеть, узнать дату и время.

Привычно сосредоточиваюсь — это вызывает очередной всплеск боли, но я уже приноровился не обращать на нее внимания.

Однако меню чипа не возникает перед глазами. Удивленно повторяю попытку несколько раз, вызывая одну за другой несколько волн боли.

Какое-то время я сидел и тупо смотрел в стену. Может быть, несколько секунд, а может, несколько минут — сейчас мне сложно ориентироваться во времени. Сознание мутится, регулярно все вокруг заволакивается туманной пеленой.

Только потом нахожу простое и логичное решение — вчера чип испытал слишком большую нагрузку. И теперь его структура находится в состоянии информационного коллапса.

Это может продлиться пару часов, может, несколько дней. Точно сказать невозможно — я даже приблизительно не представляю, насколько сильную перегрузку чип испытал.

Пока попробую обойтись без чипа. Надо встать на ноги и куда-то идти, что-то делать.

Но хотя я и понимаю правильность этой мысли, ничего предпринимать не хочется. Вчерашнее происшествие выжгло во мне все желания, эмоции, чувства.

Остались лишь боль, которую я принимаю с тупой покорностью, и немного разума. Но этого небольшого количества едва хватает, чтобы связно мыслить. Его недостаточно, чтобы пробудить волю и бороться с болью.

Хочется и дальше сидеть и тупо смотреть вперед. Даже результаты вчерашнего чемпионата меня не волнуют, а ведь я абсолютно не помню, чем он закончился. Лишь абстрактный интерес, но не более. Сейчас этот вопрос меня занимает не больше, чем наличие жизни на Марсе.

Сердце тяжело ухает в груди, каждый толчок болью отдается во всем теле. Грудная клетка вспышками боли отсыпается на попытки дышать. Даже каждая мысль провоцирует сверление в висках. Но я еще легко отделался.

Вспоминаю, как несся вчера по крышам. Как перепрыгивал через многометровые провалы. Как мой мозг вместил в себя сразу два мира, ощущая их десятками чувств. Как моя реакция позволила мне увернуться от десятка ампул.

Человек просто не может совершить подобное. Скрытый Потенциал человеческого тела огромен, и я выпустил его весь на волю, на время подчинив себя чипу.

Но даже в этом случае физиология и психика накладывают свои ограничения. Такая нагрузка должна была оказаться фатальной.

И тем не менее я жив. Хотя и не могу сказать, что здоров. Но все же я очнулся меньше чем через сутки. Могу мыслить, двигаться. Хотя это и причиняет мне огромные страдания.

Сердце бьется ритмично и ровно — инфаркта я не схватил. Мозг тоже в порядке — ни один крупный сосуд не лопнул от невероятного напора крови. Суставы двигаются, хотя и «со скрипом». А ведь после вчерашнего бега они должны быть в ужасном состоянии. Да и мышцы не подверглись необратимым повреждениям.

Я чувствую себя, конечно, хуже, чем после обычного перенапряжения. Но гораздо лучше, чем мне надлежит себя чувствовать по законам биологии. Хотя это и не совсем верно — по законам биологии я сейчас вообще не должен чувствовать. Я должен просто лежать и спокойно разлагаться.

Однако этого не произошло. В чем же дело?

Внезапно в голове всплывает картинка. Вот стоит дед Иван. Вот он протягивает мне шприц-пистолет. Вот я заряжаю аппарат ампулой вируса-симбионта. Игла проникает в вену, мириады организмов устремляются с потоком крови.

Конечно же! Митохондрии моих клеток вырабатывают аденозинтрифосфорную кислоту гораздо эффективнее обычного. Клетки наполняются богатым энергией веществом. Оно тут же расходуется, от него «отваливается» одна фосфорная группа, выделяется полезная энергия. А митохондрии, подстегиваемые вирусом, с огромной скоростью присоединяют фосфорную группу на место, вкладывая в химическое соединение новую порцию энергии.

Именно это даровало мне невероятные способности, огромную выносливость. Правда, это не смогло предотвратить изнашивание организма — уж слишком велика была нагрузка. Но вирус помог ликвидировать за ночь большую часть повреждений.

То ли эта мысль меня ободрила, то ли проснувшаяся психика все это время постепенно восстанавливалась, но сейчас я себя чувствую гораздо лучше, чем при пробуждении.

Правда, боль не прошла. Даже напротив — теперь я ощущаю ее более отчетливо. Но не потому, что мне стало хуже, просто мои ослабевшие ощущения приходят в норму.

Безразличие постепенно отступает, на дне сознания плещется лужица энтузиазма, и уровень его все возрастает.

Этому немало способствовала всплывшая мысль — на мне одет пояс, напичканный множеством припасов. При мне и пищевые концентраты, и немного лекарств.

Это очень кстати. Вчерашние события выжгли почти все резервы тела, активное восстановление за ночь добрало остатки. Голод наполняет тело слабостью, ставит под вопрос дальнейшее улучшение самочувствия.

Я вытащил из-за пояса упаковку концентрата, сорвал пластиковую пленку дрожащими пальцами — все-таки нервная система пострадала сильно. Зубы впились в коричневую массу, пережевывая и без того мягкую пищу. Глотать больно, комки концентрата прошли по пищеводу с трудом. Да и ослабший желудок принял лишь немного пищи. Впрочем, концентрат даже в небольшой дозе существенно подкрепит силы. И тогда можно будет поесть еще.

А пока я налепил на запястья пластыри со стимуляторами. Биологически активные вещества тут же принялись сквозь кожу всасываться в кровь. Стимуляторы я выбирал с умом. Сейчас нельзя использовать те из них, которые просто активизируют ресурсы организма: ресурсов не осталось совсем, такие препараты только навредят.

Я выбрал из аптечки только те стимуляторы, которые не подстегивают организм, а действительно помогают. Таких оказалось всего два вида: первый увеличивает циркуляцию кислорода в крови, второй регулирует проницаемость клеточных мембран.

Очень хочется пить — организм потерял с потом огромное количество воды, сейчас необходимо восполнить запасы. Я попытался встать. К моему удивлению, это получилось достаточно легко, если учитывать мое состояние.

Сохранить вертикальную позицию оказалось гораздо сложнее, чем принять ее. Но, ухватившись за стену, я справился и с этой проблемой. Правда, при этом я заработал занозу — почему-то сарай сделан не из пластиковых панелей, а из настоящих деревянных досок.

Так, держась за стену, я и добрался до выхода. К этому моменту я чувствовал себя уже достаточно хорошо, чтобы идти без опоры. Правда, несколько раз я едва не споткнулся— пол оказался усеян предметами непонятного назначения и самых различных размеров и конфигураций. По-моему, это детали какого-то агрегата. Именно они и доставили моей спине столько дискомфорта при пробуждении.

Дверь оказалась незапертой — она даже не имеет замка. Я выглянул из сарая. Рядом стоят постройки, видимо, хозяйственного назначения. Чуть поодаль — жилые дома.

Похоже, я попал на внутреннюю территорию одного из кланов. Лучше поскорее убраться отсюда — насколько я знаю местные порядки, посторонние люди могут находиться в подобных местах только с разрешения представителей рода. А тем более такие подозрительные посторонние, как я.

А выгляжу я действительно неважно. В одежду намертво въелся толстый слой грязи. Отстирать это уже невозможно — нужно выбрасывать и покупать новую. Местами одежда порвана. Можно попытаться зашить — иголка с нитками есть в моем чудо-поясе. Но зачем, если я все равно собрался выкинуть эти лохмотья?

На лице очки — каким-то чудом я умудрился не потерять их вчера. Похоже, они даже не повреждены. Впрочем, наверняка проверить этого я не смогу, пока чип не «очнется». Бластер при мне. Тоже цел. Его я не буду проверять сейчас, хотя и мог бы. Но сначала следует убраться с внутренней территории клана: само пребывание здесь, а уж тем более пальба могут существенно осложнить мое и без того непростое положение.

Осмотр личного имущества, с одной стороны, меня удовлетворил — все самое важное на месте и вроде бы цело. Но, с другой стороны, я особенно остро понял, что похож на бомжа. Да и пахну соответствующе. Похоже, ночью организм активно избавлялся от большого числа вредных веществ, накопившихся в результате резкого ускорения метаболизма. Причем избавление от таковых веществ шло не только через пот, но и вместе с другими жидкостями — об том свидетельствуют влажные и пахучие штаны.

Подобные мысли заставили меня остановиться рядом с большой бочкой, в которой скапливалась дождевая вода, чокающая с крыши. Сейчас бочка почти пуста, видимо, дождей не было давно. Однако воды достаточно, чтобы мыть с кожи противную корку грязи пополам с высохшим потом.

Вода не слишком чистая, но все же некоторое облегчение процедура принесла. Я даже решился напиться — конечно, вода стоит в этой бочке давно, но у меня в поясе есть трубочка-фильтр. Через трубочку я втянул в себя не меньше литра противной тепловатой жидкости, и только после этого язык перестал быть сухим и шершавым.

Выбравшись с внутренней территории, я попал на людную улицу. Несмотря на большое количество народа, вокруг меня образовался круг безлюдья радиусом метра два.

Когда глаза наткнулись на вывеску «Баня», я едва не подпрыгнул от радости.

Однако проникнуть туда оказалось непросто: меня принимали за бродягу, который наверняка болен множеством заразных болезней.

Я пытался объяснить, что абсолютно здоров, а ужасно выгляжу только потому, что попал в переделку. Меня не слушали. Лишь после того, как мои карманы облегчились на несколько купюр, мне поверили.

Мылся я с огромным наслаждением. Водных процедур я не принимал несколько дней. Однако этот период вместил в себя столько событий, что мне казалось, будто последний рил я мылся много лет назад.

В моем животе теперь плещется огромное количество кваса, так что, несмотря на недавнее иссушение организма, и жарком воздухе парной тело принялось невероятно интенсивно потеть.

Жар разогнал кровь, наполнил ею самые мелкие капилляры. Теперь, когда каждая клеточка получает достаточную дозу кислорода и питательных веществ, организм принялся восстанавливаться вовсю.

Если всего полчаса назад мне было больно даже дотронуться до любой мышцы, то теперь я охотно подверг свое тело экзекуции посредством березового веника. Экзекуцию проводил крепкий банщик, который измочалил не один веник, прежде чем я решил, что с меня хватит.

Из бани я вышел сияющий чистотой и благоухающий травами, отварами которых плескали здесь на раскаленные камни для создания ароматов. Пока я мылся, работающий при бане парнишка сбегал купил мне новую одежду. Так что мне не пришлось наряжаться в грязные и вонючие лохмотья.

День уже был в разгаре — мылся я достаточно долго, а потом сидел в закусочной, расположенной в том же помещении, что и баня. Это было необходимо — желудок набрался сил и требовал чего-то более существенного, чем концентраты. Да и остыть было необходимо — иначе на распаренной коже мигом осела бы уличная пыль.

Выйдя наружу и присев на лавочке, я снова попытался активировать чип. Теперь мне это удалось. Перед глазами выползло меню — медленно, как бы неохотно. Неудивительно — после информационного коллапса чип еще долго будет работать с низкой скоростью.

Но сейчас мне многого и не надо — я лишь хочу узнать результаты чемпионата. Выхожу в Сеть, залезаю на нужный сайт.

Первое место занял игрок под никнэймом «Бер». Не сразу приходит понимание того, что это я и есть. Затем я проверяю состояние счетов, которые открыл специально для перечисления выигрыша.

Деньги действительно там. Несколько раз я выходил с банковского сайта и заходил снова. Мне все не верилось, что я действительно сделал это.

Хотя после того, что произошло вчера, мой выигрыш закономерен. Но те несколько часов, которые прошли после пробуждения, меня мучило незнание того, чем все закончилось. Конечно, начал игру я превосходно. Продолжил еще лучше; Но все равно возникали сомнения — вдруг я отключился до того, как вырезал всех конкурентов?

Итак, сомнения рассеялись. И хотя тело и психика еще долго будут страдать от последствий, чувствую я себя относительно сносно.

Теперь передо мной в полный рост встал вопрос: что делать дальше? Я еще не решил, какую из ветвей реальности выберу, еще не знаю, что именно я должен сделать, чтобы воплотить свой выбор в реальность. То есть мне еще нужно некоторое время, чтобы все обдумать.

Однако со временем у меня проблемы. За мною тащится такой хвост, что спокойно сесть и пораскинуть мозгами не получится.

Если я буду оставаться здесь, то рискую пораскинуть мозгами не в переносном, а в буквальном смысле. Конечно, ока агенты не пытались убить меня — лишняя кровь им ни к чему. Но все это время я играл на грани фола. А уж после вчерашней стычки, когда я открыл огонь... Я никого не задел, но они могут счесть меня опасным и при следующей встрече вести огонь на поражение.

И почему-то мне совершенно не хочется «пораскинуть мозгами» по окрестным домам и пластфальту.

Надо отсюда бежать. Но куда? В свое время я не могу — там меня сразу найдут. В «левое» будущее? Нет, там опасность быть пойманным еще выше. Хотя туристам там и разрешают обходиться без обязательного для граждан идентификационного чипа в ладони, но без временной регистрации меня мигом задержат до выяснения личности. А наше правительство уже наверняка связалось с правительством «левого» будущего.

Можно купить «липовую» регистрацию. Но и с ней в «левом» будущем сложно затеряться — всюду камеры, сенсоры, датчики. Все записывается, анализируется, систематизируется.

Порядок там, конечно, великолепный, и преступность близка к нулю. Но для моих целей «левое» будущее не подходит.

Нет, надо оставаться в этом времени. Надо перемещаться в пространстве, а не во времени. Москва мне не подходит — здесь я «наследил». Где-нибудь в глуши тоже скрываться нельзя — в малонаселенной местности каждый человек на виду. А бегать по лесам опасно — это не Подмосковье моего времени, здесь за каждым деревом прячется медведь или волк. Или еще что похуже. Да и те же «лихие люди» — довольно неприятные соседи.

Конечно, с моими способностями можно справиться со многими опасностями. Но все же не со всеми. Вряд ли мне встретится что-то или кто-то, с чем я не смог бы совладать. Но одно дело — мочь совладать, а другое дело — воплотить свои возможности в жизнь. Чем чаще сталкиваешься с неприятностями, тем выше вероятность вмешательства случайного фактора.

И потом, переоценка своих возможностей — коварная вещь. Думаешь, что справишься с чем угодно в данной ситуации, а потом понимаешь, что неверно оценил ситуацию. И обычно это понимание приходит слишком поздно. Значит, необходимо скрываться в густонаселенной местности, желательно в крупном городе. Хорошо бы, чтобы это было недалеко от Москвы. Потому что до Развилки осталось несколько дней. Мне еще нужно время, чтобы все хорошенько обдумать. Следовательно, много времени на дорогу я потратить не могу.

Место, подходящее по всем параметром, только одно. Ну что ж, Питер так Питер. Но прежде чем я отправлюсь туда, мне нужно завершить одно дело.

Я вызвал перед глазами карту города. Пришлось испытать довольно неприятные ощущения — те клетки мозга, которые отвечают за связь с чипом, вчера напрягались больше, чем остальные. Поэтому я уже могу довольно отчетливо соображать, не испытывая головной боли, но работа с чипом дается с трудом.

Спутниковая система определила мое местонахождение, компьютер просчитал оптимальный маршрут к гостинице, где я останавливался.

Идти далеко — вчера, спасаясь от агентов ФСБ, я забежал в противоположный конец города. Но, чтобы добраться до Петербурга, мне все равно нужно двигаться в том направлении. Похоже, это знак судьбы.

Минут десять я шел пешком, потом подумал: неужели я глупее какой-то железки? Ну хорошо, пусть в чипе железа нет, там кремний, квазиуглерод и метаструктурная органика. Но все равно должен быть более быстрый способ добраться до гостиницы, чем тот маршрут, который указал чип.

Посмотрев карту, я вышел к широкому (по меркам этого мира) шоссе и поднял большой палец. Тут же остановился грузовик, груженный большими бочками. Шофер согласился доставить меня до противоположного края города.

Конечно, можно было обойтись и без этого — каждый раз, контактируя с людьми, я рискую. Конечно, здесь нет телевидения, газет. Но есть Сеть. ФСБ могло поместить мое описание и размер суммы, которую получит каждый, кто поможет найти меня.

Возможно, меня уже ищут. Точно узнать я не могу — если такое объявление в Сети действительно существует, то ФСБ должно фиксировать всех, кто его прочтет. А уж тех, кто это объявление будет искать специально, сразу же будут отслеживать. Мне это совсем не нужно — я покупал коммуникатор специально, чтобы можно было безбоязненно выходить в Сеть.

Так что остается только гадать, есть ли подобное объявление в Сети или нет. Но в любом случае узнать меня сейчас не слишком легко. Раз уж мне пришлось менять испорченную одежду, то я постарался максимально изменить свой имидж.

Сейчас на мне синтетический спортивный комбинезон. Не слишком симпатичный, зато практичный: прочный, удобный, непачкающийся. И малоприметный. Здесь многие ходят в подобной одежде. Очки я спрятал в один из многочисленных кармашков комбинезона.

Воротник поднял, чтобы скрыть «ошейник». Бластер в карманы комбинезона не влез, пришлось зайти в магазин, купить рюкзак. Его я заполнил здесь же — консервами, лекарствами и необходимыми в дороге инструментами и приборами.

Кроме того, для сокрытия своей внешности я воспользовался знанием местных традиций. В некоторых родах людям, находящимся на нижних уровнях иерархии, нельзя находиться в присутствии посторонних с незакрытым лицом. Очень многие здесь носят на головах нечто вроде небольших мешков с прорезями для глаз.

В одном из магазинов я купил кусок ткани и, устроившись в укромной подворотне, принялся самостоятельно осваивать кройку и шитье.

Исколов себе все пальцы, я убедился, что бегать по виртуальным коридорам и раскраивать черепа монстрам гораздо проще, чем раскроить кусок ткани.

Наконец уродливая маска была готова. Нацепив ее на голову, я тут же вспотел — так душно было внутри. Однако местные традиции не предусматривают отверстий для носа или рта. Пришлось терпеть.

Зато теперь я могу не опасаться, что меня узнают. В кабину остановившегося грузовика я забрался почти без боязни.

Водитель согласился довезти меня без какой бы то ни было платы. Похоже, ему жутко скучно и мое общество его обрадовало. Правда, я так и не понял чем. Он практически ничего не говорил, хотя ему и хотелось пообщаться. Но поскольку у меня на голове красовался мешок с прорезями, он решил, что я бесправный член какого-то клана. А значит, мне нельзя разговаривать больше, чем это требуется для выполнения приказов членов рода с более высоким положением.

То, что водитель ничего не спрашивал, я воспринял с облегчением— боялся, что если потребуется поддерживать разговор, то велика вероятность проколоться на какой-нибудь мелочи.

Так мы и доехали в молчании, изредка прерываемом малоцензурными возгласами водителя, когда нас пыталась обогнать другая машина. Но это случалось нечасто — даже на самых крупных шоссе движение не слишком интенсивное, транспорт используется в основном для перевозок грузов, я еще не увидел ни одного пассажирского автомобиля.

Наконец водитель меня высадил, попрощался. Я сдержанно кивнул — решил до конца следовать роли покорного слуги, который спешит по поручению хозяина и не должен говорить ни о чем другом.

Все-таки странный этот мир. С одной стороны, люди здесь гораздо более свободны, чем в моем времени или тем более в «левом» будущем. Но, с другой — каждый всегда точно знает, что он должен делать, а чего нет; каждый связан сетью сложнейшим образом переплетенных традиций и обычаев.

С такими мыслями я подошел к гостинице. Тут уж я не мог рассуждать на отвлеченные темы, сознание перекинулось на более насущный вопрос, как передать Дарье банковские реквизиты, чтобы она могла оплатить операцию Игорю.

Но в голову лезло совсем другое. Например, а почему необходимую сумму не собрал клан Даши? Впрочем, она же говорила, что, кроме Игоря, у нее нет близких. Интересно, что случилось с ее кланом?

Я замотал головой, пытаясь отогнать эти рассуждения и сосредоточиться на проблеме. И внезапно я увидел Дашу. Она тащила тяжелое ведро. Когда девушка зашла за угол и ее не могли видеть мельтешащие вокруг люди, я последовал за ней и тихо окликнул.

Дарья обернулась, насторожилась. Похоже, что в своем теперешнем облике я доверия ей не внушаю. Надо постараться не напугать ее: девушка совсем незаметно двинула рукой, удобнее перехватив ручку ведра. Если ей покажется, что я замышляю нечто нехорошее, то я окажусь с ног до головы в помоях.

— Даша, да это же я!

Наконец девушка меня узнала, и я стянул маску.

— Что вы здесь делаете? Вас же ищут! За вас награждение назначено!

Ага, значит, все-таки назначено.

— Да я как раз собирался скрыться,— сообщил я.— Только хотел передать это.

Я протянул бумажку с цифрами и названием банка.

— Здесь номер счета и пароль. Денег должно хватить на операцию Игорю.

Ее рука дернулась вперед, чтобы схватить бумажку, но застыла на полпути, как бы раздумывая — нет ли здесь подвоха. Она посмотрела прямо в мои глаза. И в этом взгляде было то, что заставило меня забыть обо всем перелитом вчера. Я понял, что не зря рисковал быть пойманным. Не зря снял блокировку чипа, рискуя своей жизнью.

— И что я должна сделать за такие деньги? — Похоже она уже поняла, что мой дар абсолютно бескорыстен, но поверить в это не может. Видно, как она взволнованна хотя и держится молодцом.

Последнюю фразу Даша произнесла твердым голосом но с каким же трудом ей далась эта твердость! Услышать едва различимое дрожание ее чудесного голоска могло только очень чуткое ухо. Или ухо влюбленного человека.

Только сейчас я понял, как сильно люблю ее. Никогда ранее я не чувствовал ничего подобного. Нет, это не обычная страстная влюбленность. Нет сладкого щемления в груди, огня в солнечном сплетении.

Просто я почувствовал, что наконец-то нашел девушку, с которой хочу прожить жизнь. Хочу, чтобы она всегда была рядом, чтобы по утрам мы вместе завтракали, хочу вместе с ней ходить по магазинам (хотя терпеть не могу это занятие), хочу по вечерам разговаривать с ней о прошедшем дне, вместе смотреть на звездное небо.

Я понял, что эта девушка идеально подходит мне. Я чувствую это в каждом ее движении, в каждом ее слове, в каждом взгляде.

Только сейчас я осознал: раньше я был лишь осколком чего-то большого. И эта девушка идеально дополняет меня до целого.

— Почему вы молчите? — спросила Даша.

Дрожащие нотки в ее голосе проступили ярче. Похоже, своим молчанием я сильно подогрел ее волнение. Но она все-таки не потеряла самообладания. Да что же тебе такое пришлось пережить, что ты научилась столь хорошо контролировать себя?

— Эти деньги — благодарность за то, что ты меня спасла, предупредила о фээсбэшниках.

Я развернулся и пошел прочь, натягивая на ходу маску, которую до того комкал в руках.

— Подождите!

Я как будто знал, что она окликнет меня. Обернувшись, я с надеждой взглянул на нее, хотя не мог бы сформулировать, на что именно я надеюсь. Маска выпала из рук, однако я не заметил этого.

— Я знаю, вы вовсе не из благодарности это сделали,— сказала Даша.— Я сразу поняла, что вы хороший человек, поэтому и предупредила о людях из ФСБ.

Она замолчала, но каким-то шестым чувством я понял: на еще не сказала всего, что хотела.

— Спасибо вам,— наконец услышал я.

После этих слов Даша подалась вперед, ее губы неумело скользнули по моей щеке. Я почувствовал, что девушка испытывает ко мне нечто большее, чем обычную благо-арность.

Но, может быть, мне просто очень хочется так думать?

Девушка отпрянула, смутилась своего порыва. Ее щеки аалели, она взяла в руку ведро и заспешила прочь.

— Даша! — окликнул я.

Она обернулась, однако на меня не взглянула — глаза в уперлись в землю, и стыдливый румянец заполыхал вовсю.

— Даша,— сказал я-.— Забирай Игоря и увози его в прошлое. Там его и прооперируют. Уезжай как можно быстрее. С визой проблем возникнуть не должно — если Игорю требуется операция, которую в вашем времени проводить опасно. то вам быстро оформят документы. Но ты все равно дай кому-нибудь денег, чтобы все формальности побыстрее совершили. На счету денег хватит на все. И в прошлом езжай по этому адресу.— Я вытащил из кармана блокнот и написал несколько строчек. Вырвал листок и отдал Даше.— По этому адресу тебе обязательно помогут. Еще раз повторяю: уезжай как можно скорее. И не покидай прошлого. Через несколько дней я тебя найду.

Я подобрал с земли маску, пошел прочь, но не удержался и обернулся. Даша, которая тоже обернулась, смутилась и быстро отвела глаза. Я же продолжал смотреть ей вслед и думал: увижу ли я ее когда-нибудь?