Часть первая. ДЕНЬ МУХОМОРА

Слушая объяснения дворника, Виктор Грек укладывал вещи в багажник ярко-красных "Жигулей". На крышу автомобиля он старался не смотреть. Какие-то шутники бросали ночью яйца на машину.

– И все-таки это из семьдесят второй квартиры, – настаивал дворник, – они часов до двух песни орали, я уже хотел в милицию звонить.

– Ладно, Кузьмич, я поехал, вон жена бежит.

– Хочешь, я тебе машину помою, а? Много не возьму, на бутылку дашь – и ладно, по-свойски.

– Спасибо, Кузьмич, некогда мне, на вокзал опаздываем.

Сквозь стеклянную стену подъезда он видел, как Марина заглядывает в почтовый ящик. Виктор подкатил к тротуару и открыл ей дверь.

– Все, теперь быстро-быстро, но не гони.

– В почтовый ящик обязательно было лезть?

– Не ворчи, ты же вышел в хорошем настроении.

– Еще бы, жена на две недели уезжает.

– А что злой такой?

– Ты крышу не видела?

– А что у нас на крыше?

– Яичная бомбардировка. Узнаю кто, ноги выдерну.

До вокзала доехали быстро, но у последнего светофора перед поворотом на вокзальную площадь возникла небольшая пробка. Выруливая в свободный ряд, Виктор нечаянно "подрезал" большегрузную машину. Водитель ее тотчас высунул голову из кабины и заорал:

– Куда, бля, лезешь, мухомор несчастный!

Виктор хотел, было выскочить из машины, чтобы ответить, но Марина мертвой хваткой вцепилась в его рукав.

– Я опоздаю, – тихо сказала она.

Когда Марина говорила таким тоном, спорить было бесполезно. Виктор вдавил педаль в пол, и машина рванула вперед.

Они успели вовремя, до отправления поезда оставалось пять минут. Виктор занес вещи в купе, и Марина вышла с ним на перрон.

– В большой кастрюле борщ, – торопясь, говорила она, – в той, что поменьше, плов. Это тебе на ужин. А я скоро приеду. Время пройдет быстро. – Марина сделала паузу и шепотом сказала: – Мне будет не хватать тебя.

Виктор схватил ее за руку.

– Хочешь, я поеду с тобой?

– Нет, милый, отдохни, займись чем-нибудь. Съезди с Рязановым на рыбалку.

Марина ехала в деревню, где проводила каникулы ее дочь от первого брака. Девочке было десять лет.

– Теще привет, – сказал Виктор.

Поезд тронулся. Марина шагнула в вагон и, выглядывая из-за плеча проводницы, помахала мужу на прощанье.

– Я буду скучать по тебе, – крикнул Виктор.

И это было правдой. За семь лет совместной жизни он не разучился скучать по этой женщине. Общих детей у них не было. Марина утверждала, что для этого еще есть время в запасе. Юлия, ее дочь от первого брака, и Виктор недолюбливали друг друга. Но Марина всегда умела погасить эту неприязнь. Даже сейчас, когда их летние отпуска совпали, что было редкостью на их режимном предприятии, у нее хватило ума не тащить мужа с собой в деревню. Пусть дочь и муж отдохнут друг от друга. Марина работала в отделе "Новых исканий" и была на хорошем счету у начальства. Виктор Грек преклонялся перед умом своей жены.

Он вышел на привокзальную площадь, разыскал свою заляпанную яйцами машину и первым делом поехал на набережную реки Смоквы.

Вид вымытой машины вернул ему хорошее настроение. Виктору вдруг захотелось праздника. Он сел в машину и задумался, постукивая ладонью по рулевому колесу. Музей или выставку он отмел сразу – не то. Публика там чопорная, степенная, много о себе воображающая. Виктор Грек поехал на Постоянно Действующую Всеобщую Ярмарку, куда ходили люди, подобные ему, потому что там всегда играл духовой оркестр, там было радостно.

Был воскресный день, и территория ярмарки напоминала муравейник. Он в нерешительности постоял перед колоннадой входа, сквозь которую протекал людской ручей. Виктор Грек ненавидел толчею: обычно Марина оставляла его в свободном пространстве дожидаться, пока она не исследует какую-либо очередь. Но тут до его слуха донеслась латиноамериканская музыка. Виктор Грек купил билет, прошел сквозь турникеты.

Их было семеро, пятеро парней и две девушки: смуглые, низкорослые, в светлых холщовых одеждах. Они стояли полукругом, играя на своих дудочках, бубнах и других музыкальных инструментах. Окружавшая их публика одобрительно внимала им, подбадривая деньгами, для сбора которых на земле лежало соломенное сомбреро. Вероятно, это были студенты Университета Че Гевары, подрабатывающие в свободное время. Виктор протиснулся в первые ряды. Сзади все время напирали, и он едва удерживался, чтобы не ткнуться носом в затылок девушки, стоявшей перед ним. Все же в какой-то момент он это сделал.

Она стремительно обернулась.

– Извините, ради Бога, – сказал Виктор. – Я не виноват, это сзади толкают.

– Ничего страшного, – ответила девушка. Она говорила с заметным малороссийским акцентом.

– Нравится? – спросил Виктор.

Девушка, не оборачиваясь, кивнула.

– А вам? – тут же спросила она.

– Мне тоже. Правда, я надеялся услышать духовой оркестр: "Прощание славянки", "Амурские волны", что-нибудь в этом роде. Но что-то не слышно.

Девушка не ответила, только пожала оголенными плечами.

Виктор Грек постоял немного и стал выбираться из толпы. Один за другим обошел все девять фонтанов, скульптурные фигуры которых изображали героев народных сказок: Иванушку-дурачка, едущего на печи, царевну лягушку, со стрелой в пасти, еще одного дурака, держащего за поводья Конька-Горбунка, и прочих дураков и уродов, которыми изобилуют русские народные сказки. Пристроился к очереди желающих сфотографироваться с ученой обезьяной. Фотографироваться, правда, не стал – раздумал. Прошелся по торговым рядам. Здесь народу было особенно много, ни к одному прилавку нельзя было подойти. Толчея стала действовать ему на нервы, и он пошел к выходу. Студенты играли по-прежнему, но девушки уже не было. Пробиваясь к турникету, Виктор Грек увидел перед собой знакомый затылок и подумал, что это судьба. О том, что это судьба, он подумал прежде, чем узнал ее затылок. Если, конечно, можно узнать чей-то затылок. Ну, может быть, запах. От затылка пахло теми же духами, что он из года в год дарил Марине. Это были "Клима" с их приторно-сладким запахом.

– Уже уходите? – спросил Виктор, стараясь не наступить ей на пятки. Девушка обернулась, узнав, кивнула с улыбкой, как доброму знакомому. За воротами было посвободней. Они пошли рядом.

– Ничего не купили? – спросила девушка.

– Нет, а вы?

– А я не за этим приходила.

– Зачем же вы приходили?

– На работу хочу устроиться, в коммерческую палатку.

– Ну и как?

– Велели подойти завтра, – девушка засмеялась, если, конечно, не выведут меня на чистую воду.

– А что случилось?

– Я сказала, что я от Петра Степановича, а кто это – я и сама не знаю. Они же с улицы не берут людей. Наверное, до завтра они будут вспоминать, кто такой Петр Степанович.

– Забавно, – улыбнулся Виктор, – в смекалке вам не откажешь.

– Спасибо за комплимент, только здесь большого ума не надо. Мало кто уверен в своей памяти.

У нее была бледная кожа. Прямые до плеч волосы, обесцвеченные перекисью водорода. Прямой с горбинкой нос и голубые глаза. Виктор решил, что она красивая. Они шли рядом, он то и дело скашивал глаза, поглядывая на ее грудь. Она была в короткой, без бретелек, белой маечке, которая закрывала грудь, оставляя обнаженными плечи и живот, "вареных" джинсах и белых сандалиях. Надо было разговаривать, и Грек спросил:

– Вы сказали, музыка нравится, а ушли быстро?

– Да нет, не быстро. Она мне, правда, нравится: такая быстрая, обрушивается на тебя, казалось бы, должна быть веселой при таком темпе, а в ней почему-то грусть, щемящая такая, тоска, не знаю, почему так.

– Вам в какую сторону? – спросил Грек, когда они поравнялись с его машиной.

– Мне в метро.

– А потом?

– Вообще-то мне на Мыльную улицу.

– Я могу вас подвезти, нам почти по дороге, – предложил Грек и слегка напрягся.

– Это будет здорово, – легко согласилась девушка, – у меня ноги не идут от усталости.

– А как вас зовут? – спросил Виктор.

– Наташа.

– Меня Виктор. Будем знакомы.

Наташа кивнула. Виктор галантно распахнул перед девушкой дверцу, обошел вокруг машины и сел за руль. Завел двигатель. Поехал, вливаясь в круговое движение, вокруг знаменитого памятника Цокотухина "Свинарка и пастух".

– Вы были так добры ко мне, – сказала Наташа, – не окажете мне еще одну любезность? Здесь недалеко больница, мне нужно заехать.

– Конечно, о чем разговор. Куда хотите, я вас отвезу.

Наташа улыбнулась:

– Спасибо. Вот здесь направо, вон в те ворота.

Над воротами висел знак "Въезд воспрещен".

– Вот здесь остановите. Я быстро.

Навстречу проехала полицейская машина. Грек, подняв глаза на зеркало заднего вида, посмотрел ей вслед. Машина остановилась и подала назад.

– Надо было побриться, – сказал Виктор.

– Что? – недоуменно спросила собравшаяся выходить девушка.

– Сейчас будут сличать меня с паспортом.

– Вы думаете?

– Уверен, больше у них ума ни на что не хватает. Небритый человек – потенциальный преступник. Сегодня ты не побрился, а завтра родину продашь. Их так в школе полицейской учат. А я к тому же чернявый, на янычара похож, без паспорта из дома не выхожу.

Машина поравнялась с ними, остановилась, и из нее вышли двое полицейских, в бронежилетах, с автоматами на груди. Один из них, сержант – высокий здоровяк, розовощекий, курносый, с поросячьими глазками, – подошел со стороны девушки. Второй, среднего роста, коренастый, с погонами лейтенанта, встал у окна водителя. Виктор Грек, не выходя из машины, опустил стекло и, протягивая паспорт, сказал:

– Достаю из широких штанин.

– Очень широких? – поинтересовался полицейский.

– Достаточно, – обнадежил Грек.

– Выйдите, пожалуйста, из машины, – просмотрев паспорт, попросил полицейский. Грек вылез из машины.

– Откройте багажник.

Грек открыл багажник.

– Оружие, наркотики есть?

– Да вы что, какие наркотики!

Полицейский со свиным рылом, до этого беседовавший с девушкой, подошел к ним и стал обыскивать Виктора.

– Вы что, мужики, обалдели, что ли? – покраснев от унижения, хватая сержанта за руки, выговорил Грек.

– Полегче, парень, – буркнул полицейский, словно невзначай уперев ствол "калашникова" в грудь Виктора. Сзади на плечо легла рука второго.

– Документы у него в порядке? – спросил сержант.

– В порядке.

– У телки паспорта нет. Что будем делать? А? Командир?

– Не знаю, – ответил лейтенант, – вот, у товарища надо спросить.

– А я здесь при чем? – зло сказал Виктор.

– А то, что заберем ее сейчас, ну и тебя за компанию.

– За что же это?

– У твоей подруги нет паспорта.

– Ну и что? Разве это преступление?

– Девушка приезжая. У нее наверняка нет разрешения на временное проживание. Этого вполне достаточно, чтобы задержать и подвергнуть административному наказанию.

Виктор Грек молчал.

– А теперь скажи, – продолжил лейтенант, – зачем вы сюда приехали?

– Что значит зачем? Я что должен отчитываться перед вами?

– Ну ладно, – вмешался полицейский со свиным рылом, – дурака он валяет, поехали в участок.

– Что, собственно, происходит?! – возмутился Виктор.- Какой участок?

– Слушай, друг, – твоя девушка наркоманка и сюда вы приехали за наркотиками.

– Что за дичь! Я с ней познакомился час назад.

– Ну, это ты будешь следователю объяснять.

– А что, уже так вопрос стоит? – Грек посмотрел на Наташин затылок. Она сидела, не оборачиваясь.

– А как ты думаешь? Девушка наркоманка, у нее на руке следы уколов. Покажи свою руку.

Виктор задрал рукав.

– У тебя нет, но это ничего не значит. Документов у нее нет – поедете с нами оба.

До сих пор Греку приходилось общаться лишь с дорожной полицией. Но тех интересовали только документы на машину и трезвый образ жизни. Эти полицейские были совершенно другими и зарабатывали на жизнь иначе. Виктор Грек хотел объяснить, что это какое-то дикое извращение совершенно обычной ситуации. Но по их лицам понял, что все они прекрасно понимают, но они на работе и обязаны объяснять ситуацию именно так. Он хотел все же сказать, что это нелепость, но вдруг почувствовал, как во рту все пересохло, язык стал тяжелым и шершавым. Грек откашлялся и полез в карман за сигаретами.

– Дай сигаретку, – попросил лейтенант.

– Ладно, поговори с человеком, – сказал "свиное рыло", поправил автомат и пошел к машине.

– Сколько? – в лоб спросил Грек.

– Значит, так, – деловито сказал лейтенант, – двести стоит временное разрешение и столько же штраф, итого четыреста, давай триста и уезжай.

– Командир, так не пойдет. Я, конечно, джентльмен, но платить почти пол-лимона за малознакомую девушку – это слишком.

– Ладно, сколько не жалко?

– Ну, полтинник, ну, стольник – это потолок.

– Ну-у нет, – протянул полицейский, – нас пять человек, нам даже на закуску не хватит. Двести пятьдесят, так и быть.

– Ну, тогда все. Не договорились. Забирайте ее, если вам надо. Я поехал.

– Послушай, – миролюбиво сказал полицейский, – я вижу, ты парень неплохой. Но совершенно не понимаешь, во что ты вляпался. Тебя мы заберем с собой, ты же не отрицаешь, что знаком с ней.

– Да я час назад с ней познакомился.

– Вот все это будешь следователю рассказывать, через сорок восемь часов. На это время мы тебя задержим в качестве подозреваемого, а через два дня ты расскажешь все, что ему нужно, и во всем признаешься.

– Это мы еще посмотрим.

– Ну, как знаешь, документы останутся у меня. Поезжай за нами. – Лейтенант пошел к "москвичу". Грек, играя желваками, сел в машину и стал разворачиваться.

– Что случилось? – спросила Наташа.

– У вас же нет паспорта с собой?

– Нет.

– А разрешение на временное проживание есть?

Она развела руками.

– Ну вот, придется ехать в отделение.

Полицейская машина поехала. Грек за ними. У ближайшего светофора полиция остановилась. Из машины вылез "свиное рыло", подошел к женщине-лоточнице, торговавшей фруктами, и стал изучать накладные, которые протянула ему продавщица.

– Вот чем они занимаются целыми днями, вместо того, чтобы бандитов ловить, – сказал Грек. Затем, приняв решение, вышел из машины и пошел к полицейским.

– Ладно, я согласен, – сказал он, заглядывая в автомобиль.

– Садись, – пригласили его. В машине, кроме уже знакомого лейтенанта, сидели еще два офицера: майор и капитан. Грек достал деньги и положил между сиденьями. Его документы оказались у майора. Достав из планшетки, он долго разглядывал их, видимо, наслаждаясь одержанной победой, и, наконец, протянув документы Виктору, сказал.

– Еще спасибо нам скажешь, сидел бы пару дней в КПЗ.

Грек взял документы.

– Да поаккуратней с девицей, – сказал майор ему вслед, – а то, как бы она тебя не обчистила. И в больницу больше не подвози. Там всегда наркоманы пасутся.

– Вы им дали деньги? – спросила Наташа.

Грек киснул.

– Сколько?

– Ничего, неважно. Поедем, я вас довезу все-таки домой.

– Спасибо. Извините, что так получилось.

– Ну что вы. У моего знакомого тут недалеко магазин. Его янычары грабили три раза, средь бела дня – и никого из полиции рядом не оказалось. Как только у него закончилось разрешение на торговлю, так они целыми днями стали курсировать по этой улице, чтобы содрать с него взятку, если он вдруг начнет торговать без разрешения. Шакалы.

– Вот у этого дома остановите, пожалуйста. Здесь я живу. Вон мое окно на втором этаже.

Грек остановился возле указанного дома. Это было желтое пятиэтажное здание дореволюционной постройки.

– Может быть, зайдете? Если, конечно, вы не торопитесь. Я отняла у вас столько времени…

– С удовольствием. Времени у меня сейчас хоть отбавляй.

Они прошли сквозь арку и очутились во дворе.

– Днем я пользуюсь черным ходом, – сказала Наташа.

– Почему?

– Чтобы меня никто не видел. Я живу здесь нелегально.

– Почему?

– В этом доме никто не живет, кроме меня. Дом купила какая-то фирма: выселила жильцов, сделает ремонт, потом продаст другим людям – богатым. Осторожней, смотрите под ноги.

Вслед за девушкой Грек поднялся по захламленной лестнице. Наташа толкнула дверь ногой, и они очутились на кухне.

Грек увидел покосившиеся, местами упавшие кухонные полки, серые, в плесени стены с осыпающейся побелкой, прогнивший кое-где дощатый пол. В двух местах с потолка свисали голые, покрытые толстым слоем пыли лампочки.

– Свет есть? – спросил Грек. Сумрак действовал ему на нервы.

– Есть, и вода есть, горячая. Пойдемте в мою комнату, там лучше. Я собрала туда всю мебель, которую смогла найти в квартире. Здесь было: и диван, и стол, и комод. Я только белье чистое привезла.

После кухни Наташина комната показалась Греку уютным местечком. Прямо у двери, загораживая угол, стоял широкий платяной шкаф. Посреди комнаты, перпендикулярно стене – тахта с аккуратно застеленной постелью, у противоположной стены – стол с двумя табуретками. В комнате было два больших окна с широкими подоконниками: на одном лежала связка книг, на втором стоял горшок, красный в белый горошек, из него торчал кактус. Что-то в этой композиции было знакомое. Вспомнив, он засмеялся.

– Что? – спросила Наташа.

– Мухомор, – сказал Грек.

– Какой мухомор?

– Горшок похож на мухомор.

– В каком смысле?

– Расцветкой.

– Ну и что?

– Мою машину сегодня ночью забросали яйцами, и один придурок обозвал меня мухомором. День мухомора. Или это судьба?

– Наверное, – рассеянно сказала девушка. – Куда же я спрятала бутылку "Рислинга"? Все, вспомнила. Выпьем вина?

– Непременно выпьем, – сказал Грек, доставая из кармана брелок с потайным штопором.

– Кстати, – сказала девушка, – этот "мухомор" я таскаю за собой два года, это мой талисман.

– Тяжелый талисман. Вы, в самом деле, живете здесь одна?

– В самом деле.

– И вам не страшно?

– Ну, как вам сказать… Наверное, нет.

– Потрясающе, – сказал Грек, качая головой. – Вы удивительная девушка.

– Это почему же? – кокетливо спросила Наташа.

– Зачем вы здесь? Я имею в виду вообще. Как вы сюда попали? На бомжа вы не похожи.

– Я училась в музыкальном училище. У меня был хороший голос, колоратурное сопрано. Перед самым дипломом простудилась и сорвала голос.

– Надо было поберечься.

– Да я-то береглась. Это мой преподаватель решил похвалиться перед одной иностранкой. Заставил меня показать, на что я способна. И вот результат. Он меня уговаривал взять академический. Но я не захотела. Забрала документы. Из общежития меня, естественно, попросили. Домой ехать я не могу. Мать этого не переживет. Вот поэтому поселилась здесь.

– Но так же не может продолжаться. Сколько вам лет?

– Девятнадцать. А вам?

– Тридцать.

– Вы женаты?

– Да. Она сегодня уехала в деревню.

– Ваша жена красивая?

– Как вам сказать? Наверное, да. Но и вы красивая.

– Спасибо, – опустив глаза и улыбаясь, сказала Наташа.

Сейчас в сумерках она была особенно красива. Виктор Грек любил свою жену, и время от времени клялся ей в верности. Он вообще не был бабником, в отличие от Рязанова, который был на этом деле подвинут. Всякий раз, когда жена Рязанова находила в квартире следы супружеской измены, тот сваливал вину на Грека, и Виктор стойко нес крест дружбы. "Я тебя не понимаю, – говорил Рязанов, – ты такой видный мужик и держишься за свою Марину, как за бутылку водки". Он был, и выпить не дурак. Грек обыкновенно отшучивался. Марина была его первой и единственной женщиной. Но у Марины был второй брак, и это было несправедливо.

Грек встал и подошел к окну. Улица была пуста. Только его машина ярким пятном нарушала перспективу.

– Вы можете остаться, если хотите, – сказала Наташа, – честно говоря, мне ночью бывает очень страшно. Все время кажется, что по квартире кто-то ходит.

Под утро он увидел два коротких сна. Один из детства. Он шел с мамой, держась за ее руку. День был солнечный, но по земле стелился туман. На ярмарке, кроме них, никого не было. Лотки были полны игрушек. Витя виснул на маминой руке и канючил, требуя что-то купить. Но она отвечала, что денег нет, и просила прекратить нытье. "Зачем же покупать, – удивился маленький Витя, – никого же нет, можно так взять". В ответ мама лишь укоризненно качала головой. В другом сне он занимался любовью с девушкой, которая смеялась.

Проснувшись, он понял, что последний сон был отражением ночи. Виктор улыбнулся. Ему было очень хорошо. Левой рукой он чувствовал тепло Наташиного тела.

Через некоторое время он решил взглянуть на часы и высвободил руку. Наташа тут же проснулась и прильнула к нему. У нее была прекрасная фигура: тонкая талия, упругая грудь не рожавшей женщины. Атласная кожа ног. Виктор прижал ее к себе и почувствовал, как она вздрагивает. Полусонная девушка легко отдалась ему. Он вновь услышал ее смех. После близости они забылись коротким сном.

Грек вздохнул и проснулся. Наташа погладила его по щеке.

– Ты чего-то испугался? – спросила она. – Что тебе снилось?

– Ничего. Но до этого мне снились ты и мама.

– Мама? Ты давно ее не видел?

– Она умерла прошлым летом.

– Прости.

– Ничего. Извини, мне нужно домой.

– Уже уходишь? Может, еще побудешь?

– Мы еще увидимся. Я пойду в ванную. Или ты сперва?

– Нет, иди.

– Но я моюсь долго. Имей в виду.

– Я подожду. Возьми в шкафу полотенце.

Грек плескался в ванной добрых двадцать минут. Когда он вернулся в комнату, Наташа лежала, укрывшись с головой одеялом. Он подошел к окну, поглядел на машину, затем стал неторопливо одеваться. Присел на край дивана.

– Извини меня, но я должен ехать.

Наташа спала или делала вид, что спит. Грек медленно потянул одеяло вниз. Вылезшие из орбит глаза были не самой удачной шуткой с ее стороны, но он испугался и, злясь на себя за этот испуг, грубо рванул с нее одеяло. Девушка при этом не шелохнулась, ни один нерв не дрогнул в ее искаженном лице. И тогда Грек медленно сообразил, что это была не шутка.

Девушка была мертва. Грек поднялся и попятился к двери. Сердце бешено заколотилось лишь тогда, когда за его спиной захлопнулась дверь.

Рязанов оформлял задним числом заказ- квитанцию на производственные работы. Делал он это не торопясь, постоянно сверяясь с каталогом авторемонтных работ Б-50. Все эти цифры и расценки он давно знал наизусть, просто тянул время, вот и каталог достал специально. Женщине, сидевшей напротив, было за сорок, но это был тот случай, когда – баба ягодка опять. Ему как раз нравились такие. Рязанов собирался с духом, чтобы закинуть удочку.

Комната, в которой они находились, была захламлена чрезвычайно. Официально именуемая комнатой мастера авторемонтной мастерской, она скорее напоминала склад запчастей. Чего только здесь не было: крылья, двери, лобовые и боковые стекла, в одном углу громоздилась коробка передач, в другом – задний мост, старые и новые покрышки, промасленная ветошь, чей-то старый комбинезон и прочий хлам. Треснувшая ножка письменного стола была привязана к куску арматуры – так садовники подвязывают саженцы. Стол сломала Зинаида своей тяжестью. Правда, Рязанов в это время на нее сзади напирал. Все это чрезвычайно удручало Рязанова. Прав был Витя Грек, говоря, что в этом свинарнике даже шалава будет вести себя как леди… Нужна чистота: холодильник, бар, конфеты, кофе, коньячок. Вот тогда и леди станет шалавой.

Рязанов вздохнул и поставил свою подпись.

– Спасибо, – сказала женщина, принимая квитанцию.

– Я очень довольна вашей работой.

– Милости просим в любое время, как чего случится, телефон у вас есть. А может, и так позвоните, без дела?

Рязанов затаил дыхание. Женщина улыбнулась и поднялась.

В этот момент в дверь постучали.

– Подождите, – не теряя надежды, крикнул Рязанов.

Но дверь отворилась и в проеме появился Виктор Грек.

– До свидания, – сказала женщина и вышла из комнаты.

– До свидания, – сказал Виктор, закрывая за ней дверь.

– Эх, Витя, – в сердцах сказал Рязанов, = если бы ты знал, как ты не вовремя. Япона мать. Такую тетку мне спугнул. Еще друг называется.

– Рязанов не обольщайся, я тебе уже говорил, в таком свинарнике тебе ни одна баба не даст.

– Но почему же, – возразил Рязанов.

– Не считая Зинаиды, – добавил Грек.

– Обижаешь, начальник.

– Кто тебя обидит, тот и дня не проживет.

– Это верно, – сказал Рязанов и показал кулак.

Когда-то он был чемпионом по гиревому спорту.

– Что-нибудь с машиной?

– Да нет, – помедлив, ответил Грек. В последний момент он решил, что не стоит никому рассказывать. Час назад он метался, не зная, что делать. Сначала хотел звонить в "Скорую помощь", потом в милицию. Потом решил позвонить Рязанову и посоветоваться, но вовремя сообразил, что по телефону о таких вещах не говорят. Теперь же, при виде спокойного и сильного Рязанова, Виктору даже на миг показалось, что все это ему привиделось.

– Я, Володя, просто так приехал. Давно не виделись, дай, думаю, заеду к Рязанову.

– Это ты правильно сделал. Пить будешь?

– Нет.

Рязанов нагнулся и достал из-под стола трехлитровую банку с красной жидкостью.

– Вот, молдаван вино привез. Витька, твой тезка. Неделю подъемник занимал, сволочь, машину свою собирал. Сколько я денег из-за него потерял. Как же, банку вина поставил и думает – в расчете.

Он достал два красных пластмассовых стаканчика, замызганных от постоянного пользования.

– Пить будешь? Последний раз спрашиваю.

– Почему у тебя все время стаканы такие грязные? – раздраженно спросил Виктор.

– Слесаря пьют. Рабочий класс. И никто не моет за собой. Щас сполосну.

Рязанов вышел и вскоре вернулся с мокрыми стаканами.

Наполнил их, немного пролив на стол.

– Давай, чтобы, как говорится, стоял и деньги были. Все остальное – ерунда. – Он опрокинул содержимое стакана в рот.

Виктор выпил медленно, вытер губы ладонью. Вино было хорошее, он вновь подставил свой стакан.

– Понравилось? То-то же. – Рязанов наполнил стакан.

– Маринка-то уехала?

Виктор кивнул.

– Давай сообразим чего-нибудь?

– Посмотрим, – рассеянно сказал Виктор Грек.

Проснулся он от тревожного чувства. Первое, что Грек увидел, разлепив веки, была отутюженная стрелка на синем колене. Медленно проследив ее книзу, увидел глянец на идеально вычищенном ботинке. В этом было что-то давно забытое, но очень знакомое. Понял он это не сразу. Трехлитровая банка вина, распитая вчера с Рязановым, давала себя знать. Словно в вязкой среде плавали его мысли. Понемногу он сообразил, что это связано со службой в армии, а человек, сидевший рядом с диваном (спать он лег на диване, в большой комнате, решив спьяну, что измена, учиненная им, не дает ему морального права ложиться в супружескую постель), – кадровый военный.

– Доброе утро! – сказали ему.

– Разбудят утром, не петух прокукарекал, – говоря это, Грек повернулся на спину и увидел пожилого человека в синем костюме, внимательно смотревшего на него. Грек повел глазами по комнате и увидел второго: молодого плечистого парня в свитере и драных джинсах, сидевшего в кресле и барабанившего пальцами по журнальному столику.

– Что-то знакомое… Высоцкий? – спросил человек в синем костюме.

– Он самый, – согласился Грек. – Пописать можно сходить?

– Пожалуйста, пожалуйста, – дружелюбно сказал синий костюм.

Тяжело вздыхая, Грек поднялся и пошел в туалет. Затем принял душ, посвежел, натянул брюки, чистую майку и вернулся к посетителям.

– Мой дом – моя крепость, – с этими словами Грек вошел в комнату.

– Целиком и полностью вас поддерживаю, – сказал человек в синем костюме.

– Простите, как вас зовут? – вежливо спросил Грек, понимая, что с двумя ему все равно не справиться.

– Бахтин меня зовут, Иван Тимофеевич. А вы – Виктор Степанович Грек – правильно? Да вы садитесь, в ногах правды нет.

Грек послушался и плюхнулся в кресло. От резкого движения ему вдруг стало нехорошо, он почувствовал слабость. Грек вздохнул и вытер выступившую на лбу испарину.

– Что, тяжко? – участливо спросил Иван Тимофеевич.

Грек кивнул.

– Может, пивка холодненького?

– Нету.

– А мы сейчас – гонца, – заговорщически сказал Бахтин и, обращаясь к плечистому, бросил: – Давай, парень, сходи на угол, там палатку я видел.

Парень поднялся и вышел из квартиры. Бахтин проводил его взглядом, затем посмотрел на Виктора и улыбнулся. Виктор улыбнулся в ответ, но все же спросил:

– А как, собственно, вы сюда попали, через балкон?

– Ну что вы, какой балкон, помилуйте, тринадцатый этаж. Через дверь, естественно.

– Ага, понятно… Хотя, чего понятно? Может мне полицию вызвать?

– Не советую. Вам же хуже будет.

Только сейчас Виктор вспомнил вчерашнее и вновь почувствовал слабость. Он вытер рукавом пот со лба и спросил, едва ворочая языком:

– Что вам нужно?

– Вам плохо? – спросил Иван Тимофеевич. – Я могу воды.

– Спасибо, я подожду пива. Так что же вы хотите?

– Посмотрите вот эти фотографии, – Бахтин протянул Виктору конверт.

Разглядывая фотографии, Грек вспомнил, как впервые в жизни увидел порнографические карты. Это было в школе, их принес Сережка Худаков, человек, умудрившийся остаться в шестом классе на третий год. Грек долго не мог забыть одну из них: на ней была изображена девочка с едва оформившейся грудью, на вид ей было лет тринадцать. Она позировала, стоя на одной ноге, отведя другую в сторону, держа ее навесу и подав вперед худенькое тело. Из одежды на ней были только резиновые шлепанцы, так называемые сланцы, или, по-другому, вьетнамки.

– Как странно смотреть на себя со стороны, – сказал Грек, возвращая фотографии.

– А вы неплохо порезвились с девочкой, – заметил Иван Тимофеевич, тасуя фотографии, – только зачем было убивать ее? Фильмов американских насмотрелись?

Грек резко поднялся, но в ту же секунду Бахтин отвел полу пиджака и взялся за рукоятку пистолета, выглядывавшего из кобуры под мышкой.

– Не делайте глупостей, – предостерег он. Грек сел на место.

– Я не убивал ее, – сказал он, – я пошел в ванную, а когда вернулся, она уже была мертва.

– Вам никто не поверит, везде отпечатки ваших пальцев.

– Послушайте, я не убивал ее. Следователь разберется во всем.

– Мне нравится ваша наивность. Вы, наверное, думаете, что кто-то будет разбираться – убивали вы ее или не убивали. Драгоценный вы мой, не читайте больше книжечек. Никто не будет доказывать вашу невиновность. Шараповых больше нет. А потом, вы заметили, на фотографии стоят дата и время. Когда наступила смерть, – установить нетрудно. Девушка сейчас в морге, ей делают вскрытие. Разрыв во времени, я думаю, небольшой, несколько минут. Вас посадят в тюрьму, но это будет только предварительное заключение. Я не говорю о физических лишениях, собственно, тюрьма есть одно большое физическое лишение, это даже не аксиома – это реальность. Но там есть еще лишения морального плана. В первую очередь вас там, извините за выражение, поставят раком и изнасилуют. Это неизбежно для того, кто попадает в тюрьму из-за женщины. А уж вас-то в первую очередь вы же будете проходить как сексуальный маньяк.

– Кто вы такой? – наконец удосужился спросить Грек.

– Ну, скажем так: служба, приближенная к Главе государства. Нашего, естественно, никаких шпионов. Патриотизм – великое дело. Я сам патриот.

– Я готов вас выслушать, – заявил грек, откидываясь в кресле и вытягивая ноги. Он вспомнил окончание английской поговорки: мол, расслабься и получи удовольствие.

– Очень хорошо! Вы себе представить не можете, до чего приятно иметь дело с умным человеком. Итак, вы знаете, чем занимается ваша жена?

– В каком смысле?

– На службе.

– Оптическими приборами.

– Замечательно. А если быть точным – приборами ночного видения. У нас есть информация, что она является автором уникального прибора.

– Могу я взглянуть на ваши документы? – вдруг спросил Грек.

– Вы меня радуете! – восхитился Иван Тимофеевич.

– Все верно. Бдительность, бдительность и бдительность, как говорил Великий Брат. Пожалуйста, – Бахтин вытянул из внутреннего кармана черное кожаное портмоне, поддел пальцем застежку и раскрыл его перед Греком.

– Выбирайте любое.

Грек вытянул одно из десятка удостоверений, выглядывающих из пластиковых кармашков.

– Бахтин Иван Тимофеевич, – прочел он, – инспектор рыбоохраны.

Виктор недоуменно посмотрел на Бахтина.

– Что? Не годится? Возьмите другое.

В другом – Бахтин занимал должность инспектора пожарной охраны. В третьем – врача санэпидемстанции.

– Ну, какое вам больше нравится?

– Вы что, издеваетесь?

– Ничего, просто я показал вам свои возможности. Обратите внимание, печати на всех подлинные. Ну, а вот мой основной документ.

Грек принял красную с золотым тисненым гербом книжечку, которая удостоверяла, что Бахтин является полковником Армии Бдительности. Виктор поднял глаза на собеседника.

– Да, мой друг. Не ожидали, что так вот, запросто, могу к вам прийти, – дело государственной важности.

– Одно непонятно, – сообразив, спросил Грек, – для чего нашей Армии Бдительности наш государственный секрет?

– Для того, чтобы защитить его от врагов Отечества. Вы что, не видите, что вокруг творится? Есть сведения, что руководство вашего института, неправильно понимая принципы конверсии, ведет переговоры о продаже прибора туранцам. Этого допустить нельзя.

– Так запретите им это делать.

– Это не я решаю, к тому же для этого нет формальных причин.

– Объясните руководству.

– Ну вот мы и подошли к сути. Я не могу им на пальцах объяснять. Пока что я голословен, а должен доказать начальству, что прибор уникален. Институт это скрывает, они, якобы, продают просто прибор, просто прибор ночного видения.

Щелкнул замок входной двери, и на пороге появился плечистый с ящиком импортного баночного пива в руках. Он поставил ящик на журнальный столик, а сам сел в свободное кресло.

– Что так долго? – недовольно спросил Иван Тимофеевич.

– Очередь, шеф, – спокойно ответил парень, – утро, шеф. Народ стоит за пивом. В лучших традициях соцреализма.

– Но, но, – погрозил ему Иван Тимофеевич, – ишь, распустили языки. Каково, Виктор Степанович? Мы себе такого не позволяли.

– Это верно, – открывая банку, согласился Грек.

– Говорил я Председателю, не надо Передел объявлять, добром не кончится, ан нет, не послушал. Пиво-то хорошее?

– Хорошее. А вы?

– Нет, спасибо. У меня, знаете ли, мочевой пузырь слабый, писаю часто. А уж с пива вовсе удержу нет.

– Вот беда-то, – посочувствовал Грек.

– И не говорите. Что делать, годы свое берут.

– Так вы вхожи к Председателю?

– Ну, как вам сказать. На рыбалке дело было.

– Вы так близки с ним?

– Он рыбачил, а я руководил охраной, – честно ответил Бахтин.

Грек допил пиво и открыл новую банку. В ящике их было много. Приятно было на них смотреть. Грек основательно приложился к новой банке, вытер губы и задал новый вопрос:

– Так что я должен сделать?

– Нам нужна техническая документация.

– Как вы это себе представляете? – саркастически спросил Грек.

– Никак, – неожиданно жестко сказал Бахтин. – Что бы я делал здесь, если бы представлял. – И совершенно другим тоном, просящим: – Могу я воспользоваться вашим туалетом?

– Пожалуйста, – сказал Грек.

Иван Тимофеевич встал и вышел из комнаты. Греку вдруг захотелось курить, и он поднялся с кресла.

– Сидеть! – резко сказал парень.

– Чего-о! – Грек повернулся к нему. – Ты чего, козел, командуешь в чужой квартире?

– Я сказал – сидеть.

Парень тоже поднялся, и теперь они стояли друг против друга. Ничего серьезного не происходило, и они оба это прекрасно понимали, смотрели друг другу в глаза без ненависти и не делали лишних движений, которые могли быть превратно истолкованы.

– Я на тебя плевать хотел, – сказал Грек.

Все-таки это была его квартира. Он повернулся к парню задом и сделал несколько шагов к книжному шкафу, на полке которого лежали сигареты. Нервные окончания в спине четко уловили необходимое расстояние между телами. В последний момент Грек сделал шаг в сторону, и парень въехал лбом в тяжеленные тома "Всемирной истории". Схватив за плечо, Виктор развернул парня к себе лицом (сделать это на натертом мастикой паркете было легко) и, дернув тело на себя, поддал коленкой между ног. Тот охнул и согнулся. Виктор сунул руку ему под мышку, нащупал пистолет, но был остановлен елейным: "Не надо". Бахтин стоял в дверном проеме, целя Греку в голову.

– Сядьте на место, – скомандовал Бахтин.

Грек сел в кресло, и полез за новой банкой. Постанывая, парень медленно разгибался.

– А с тобой, придурок, я после поговорю, – сказал ему Бахтин.

– Я хотел сигареты взять, – пожаловался Грек, – а он на меня прыгнул.

Иван Тимофеевич расплылся в улыбке:

– Так значит на бытовой почве?

– На бытовой, – подтвердил Грек.

– Не акт протеста?

– Не акт, – уверил Грек.

– Это хорошо. Значит, наше соглашение остается в силе. Вы знаете, я очень рад этому. Иначе мне пришлось бы вас пристрелить.

– Большое спасибо, – поблагодарил Грек, – только хотелось бы узнать, как говорят в Одессе: "Шо я буду с этого иметь?"

– Я верну вам негативы. – Бахтин протянул квадратик лощеной бумаги. – Вот мои телефоны. Поторопитесь, через десять дней состоится выставка вооружений в Туране.

– Но моя жена приедет только через две недели!

– Вот я и говорю, поторопитесь.

– Послушайте, – сказал Виктор Грек, – ведь я же не убивал ее, вы же все прекрасно знаете. Если ваши люди фотографировали, значит, они должны были сфотографировать убийцу.

– Не будем продолжать этот разговор. Позиция моя вам ясна, впрочем, фотограф, сняв ваши подвиги, ушел. Какой смысл было сидеть дальше. Это же логично.

– Логично, – нехотя согласился Грек.

– Сейчас сюда поднимется молодой человек и проведет с вами необходимый инструктаж. А мы уходим, приятно было познакомиться.

– Заходите, если что, дорогу знаете, – гостеприимно сказал Грек.

Бахтин наклонил голову, по-военному щелкнул каблуками и стремительно вышел из квартиры. Помощник двинулся за ним, кивнув на прощание, – после поговорим.

Сразу же после их ухода появился молодой человек в очках и джинсовом костюмчике, с дипломатом в руках.

– Никишин, – представился он.

– Грек, – в свою очередь сказал Виктор.

– А я русский, – похвалился Никишин.

– Я тоже русский. Это у меня фамилия такая.

– Извините. Прибор ночного видения, вернее, принцип его работы заключается в том, что он собирает, накапливает и многократно увеличивает свет ночных светил: луны, звезд, ночных фонарей и прочих источников света. То есть в абсолютной темноте он работать не может. Именно в этом отличие нового прибора. Он работает в полной темноте.

Никишин, щелкнув замками, достал из дипломата толстую черную авторучку и протянул ее Греку.

– Фотоаппарат со сверхчувствительной пленкой, можно сделать тридцать снимков.

– Инструкция есть?

– Пожалуйста, но имейте в виду, после прочтения инструкцию надо уничтожить.

– Послушайте, – воскликнул Грек, – она же не по-русски.

– К сожалению, инструкция на японском языке.

– У вас там все такие? – поинтересовался Виктор.

– Я понимаю вашу иронию, – серьезно ответил Никишин, но другой у меня нет. Я покажу, как ею пользоваться. Поворачиваете колпачек до характерного щелчка, вот и все, так тридцать раз. Подпишите вот это.

– Что это?

– Подписка о неразглашении государственной тайны.

Знаете, чем это вам грозит?

– Догадываюсь.

После его ухода Грек лег на диван и подумал, что все это ему привиделось. Но увы, ящик с импортным пивом был слишком материален.

Грек проспал до обеда, затем поднялся, привел себя в порядок и поехал на работу, благо, была причина. Надо было получить отпускные. Он побывал в кассе, заглянул в отдел, где работала жена, чем изрядно повеселил ее коллег. Грек совершенно не представлял, с чего начать. Для того, чтобы украсть чертежи, надо было знать, как минимум, две вещи: первое – на что они похожи, и второе – где они лежат. Без Марины ему все равно ничего не сделать. Вопрос в том, как ей все объяснить. Не мог же он ей сказать, чем его шантажирует Бахтин. Если только сыграть на чувстве патриотизма, но на это у него не хватит актерства. Обмануть Марину было очень сложно. Грек не раз говорил по поводу ее интуиции, что, в жандармерии ей цены не было.

Он долго шатался по территории института, зачем-то оттягивая возвращение домой. После утренних визитеров, годами накапливаемый уют исчез, словно его и не было. Дом уже не был крепостью. Грек обошел производственные цеха. На заднем дворе долго болтал с железнодорожником, угостив его сигаретой.

В разговоре выяснилось, что железнодорожник – заядлый рыболов, и Грек некоторое время травил ему байки, которых он наслушался от своего соседа по балкону – фанатичного рыбака. В свою очередь, железнодорожник тоже рассказал несколько историй.

Наконец, улучив момент, Грек закинул удочку.

– Можно я здесь выйду? – спросил Виктор. – Лень тащиться до проходной.

– Да иди, – легко согласился железнодорожник.

– Правда, что ли? – поразился Виктор.

– Ну а я тебе что, шутки шучу?

– А если у меня в кармане чего?

– В кармане много не унесешь, – философски заметил железнодорожник, – вот кабы в вагоне чего.

– Ну а если в вагоне? – продолжил Грек.

– Тогда подходи, поговорим.

– Серьезно?

– Ну, а что мы – не люди, что ли? Чай, дома семья имеется, кормить надо. Кузьмича спросишь. Я сутки работаю, а трое дома. Зинк, – крикнул Кузьмич охраннице, сидевшей на скамейке у проходной, – пропусти свояка моего.

Охранница махнула рукой: давай, мол. Радуясь, Виктор пошел по шпалам, но за территорией института понял, что радость преждевременна. Выносить пока было нечего.

Подъехав к дому, Грек увидел, что место, на которое он всегда ставил машину, занято. Там стоял "Мерседес-600" – машина последней модели. Сквозь тонированные стекла, нельзя было разглядеть, есть ли в ней люди. Тем не менее, Грек подошел и постучал в окно. Он хотел спросить, надолго ли они здесь встали. Окно автоматически опустилось, и седой мужчина, в желтом пиджаке сказал:

– Садись, уважаемый, поговорить надо.

– Со мной? – спокойно спросил Виктор. Он уже ничему не удивлялся.

– С вами, с вами.

– Вы от Бахтина?

– Нет, мы от Яши. – И, обернувшись назад: – Янычар, посади человека.

Задняя дверь открылась, появился молодой низкорослый человек. Он взял Виктора двумя пальцами за предплечье, отчего рука его вдруг онемела, и втолкнул в автомобиль. "Мерседес" мягко тронулся с места. Виктор дернулся пару раз, но справа Янычар, а слева белобрысый детина крепко держали его. Вывернув шею, Грек оглянулся на свой "жигуленок" и закричал:

– Стой, але, я машину не закрыл.

– Ничего, – отозвался сидевший впереди. – Будешь себя хорошо вести, шеф тебе новую подарит.

– А руку он мне новую даст? – спросил Грек.

– А что у нас с рукой?

– Видишь, не работает. Вот этот постарался.

– Ты че, кретин, руку ему сломал? – рявкнул желтый на Янычара.

– Зачем сломал, пройдет. Джиу-джитсу называется.

Тем временем "Мерседес" стремительно несся по шоссе. Судящий за рулем тощий пожилой человек управлял машиной легко: одна рука на рулевом колесе, другая на рукоятке переключения передач. Он совершенно игнорировал дорожные знаки, сигналы светофора, то и дело выезжая на встречную полосу.

– Классный водитель у вас, – одобрительно сказал Грек.

– Глаза ему завяжите, – распорядился желтый пиджак.

Белобрысый достал из кармана черную вязаную шапочку и натянул ее а голову Виктора. По тому, как водитель увеличил скорость, Грек понял, что они пересекли границу города. Через некоторое время он почувствовал, что машина сбавляет ход, заворачивает. Колеса зашуршали по щебенке, раздался звук клаксона, послышался шум электромотора, затем автомобиль проехал еще несколько метров и остановился. Виктор вытащил из машины и повели, придерживая под руки.

– Осторожно, здесь крыльцо, – сказал чей-то голос. На всякий случай Грек сосчитал ступеньки, их было восемнадцать. Он уже понял, что Бахтин к этому похищению не имеет отношения. Другой стиль работы. Вероятно, его вели сквозь анфиладу комнат: он чувствовал кожей сквозняки и обонянием – разные запахи. Когда с него сняли колпак, он увидел, что находится в сумрачной комнате с обшарпанными обоями. У одной стены стояли аккуратно застеленные нары, у другой – голубой фаянсовый унитаз. Хозяин комнаты, заложив ногу на ногу, восседал на деревянном табурете. На вид ему было около сорока: бледное продолговатое лицо, короткая стрижка, оттопыренные уши. Из одежды на нем были серые кальсоны и тапочки на босу ногу.

– Садитесь, – сказал он Виктору, – познакомимся. Коростыль, дай ему сесть.

Голос у него был мягкий, вкрадчивый. Человек в желтом пиджаке поставил перед Виктором второй табурет, а сам привалился к стене. Янычар и Белобрысый встали по бокам.

– Меня зовут Виктор Грек.

Хозяин посмотрел на Коростыля – тот улыбнулся, развел руками.

– Интересно, – сказал хозяин, – а меня знаете, как зовут? Яша, Яша Грек. Мы, оказывается, однофамильцы.

– Я польщен, сказал Виктор Грек, – даже больше вам скажу: меня это радует, теперь я уверен, что вы меня не убьете.

– Это почему же? – с явным любопытством поинтересовался Яша Грек.

– Убить однофамильца – все равно, что убить самого себя.

– Да-а, – протянул Яша Грек, – в этом что-то есть. Но одна маленькая деталь. Дело очень серьезное. Тут не до суеверий.

– Что может быть серьезней судьбы? – резонно заметил Виктор Грек.

– Ну что ж. Язык у вас подвешен неплохо. Приятно иметь дело с умным человеком. Надеюсь, что и в дальнейшем мы поймем друг друга.

– Я весь – внимание, – ответил Виктор Грек.

– Вы возвращаете товар, вас отвозят домой, и мы расстаемся друзьями.

– Можно закурить? – спросил Виктор Грек.

– Пожалуйста, – ответил Яша Грек.

Виктор закурил и надолго задумался.

– Я советую вам вернуть товар, а если вы его уже реализовали, то деньги; десять процентов – ваши, как полагается.

– Я очень извиняюсь, – сказал Виктор Грек, – но о каком товаре идет речь?

– О том, который взяли у Наташи.

– Боже мой! – горестно сказал Виктор Грек. – Раз в жизни изменил жене – и такое началось.

– Слушайте меня внимательно. Парень, с которым жила Наташа, взял у нас на реализацию товар. Недавно он нечаянно умер. Товара у него не оказалось. Но! Вдруг выяснилось, что как раз перед этим от него ушла Наташа. Наташа, как ни странно, тоже умерла, недавно, буквально вчера, и, как вы, наверное, уже догадались, – товара у нее не оказалось. Вы следите за моей мыслью?

– Слежу, – ответил Виктор Грек, – очень внимательно слежу.

– Вы – последнее звено этой цепи. Вам и отвечать.

– Послушайте! Я не брал никакого товара, – возмутился Виктор. – Я переспал с ней, да, это было, но никакого товара я в глаза не видел. И вообще – что такое этот товар?

– Героин. Увы, мой друг. Три человека, двое мертвы. Вы живой, вам отвечать. Это, как вы изволили выразиться, судьба. Мне не с кого больше спросить. Я не буду накладывать на вас штраф. Оцените мое расположение к вам. Вы мне нравитесь. Но счетчик я обязан включить – такой закон. Чтобы вы торопились. Штуку баксов в день.

– Я не брал товар. Русским языком вам говорю.

– Значит, вам надо его найти. Все.

– Ну и дела, – невесело произнес Виктор Грек. – Попить можно чего-нибудь? В горле пересохло.

Яша Грек сделал знак. Белобрысый вышел и через некоторое время вернулся, катя перед собой никелированную тележку, на которой стояли бутылки с импортным пивом, водка "Абсолют", розетки с черной и красной икрой, маслом и две тарелки с нарезанным хлебом и ветчиной.

– Недурно, – сказал Виктор Грек. – Талоны где отовариваете?

– Спасибо, но что-то у меня пропал аппетит.

– Да бросьте вы, – улыбаясь сказал Яша Грек. – Я допускаю, что вы не брали, но найдете. Выпейте и закусите.

– Ладно, черт возьми, почему бы и не выпить.

– Коростыль, налей товарищу.

Виктор Грек взял наполненную хрустальную рюмку и выпил.

– Ну вот, еще наливайте.

– Не премину, – сказал Виктор Грек.

Он налил себе водки, сделал два бутерброда: один с красной, другой с черной икрой, открыл пиво, подцепил вилкой два ломтика ветчины. Опьянев, развязно спросил:

– Что это мебель такая скудная у вас? Судя по всему, вы человек богатый.

– Ничего не могу с собой поделать. Поверите, только здесь могу уснуть. Привычка: я, видите ли, большую часть жизни там провел. У меня все есть: и водяной матрац, и джакузи. Здесь сплю хорошо, как в зоне.

– Вон как. Я-то думал, привыкать не хотите.

Яша Грек ощерился в улыбке, и Виктор Грек вдруг испугался своей шутки.

– Домой вас отвезут. Счетчик включен, имейте в виду.

– Спасибо за угощенье, – Виктор Грек поднялся и в сопровождении Янычара и Белобрысого уже, было, вышел из комнаты, но в дверях остановился:

– Товар взял убийца, это же дураку ясно.

Яша Грек покачал головой:

– Не все так просто. Ее смерть – случайность.

– А вы знаете, кто ее убил?

Вопрос остался без ответа.

Яша Грек лег на нары и выжидающе посмотрел на человека в желтом пиджаке:

– Я тебя слушаю, Коростыль.

– Яша, я найду товар. Я отвечаю.

– Это всем ясно, что ты отвечаешь. Почему так много ты ему дал?

– Я давно с ним работал, и всегда он вовремя отдавал деньги. А в этот раз позвонил и сказал, что товар исчез. Я послал Белобрысого с Янычаром, чтобы они его слегка поприжали, но чурка так его стукнул, что тот концы отдал.

– Да-а, – протянул Яша Грек, – Фариз большой специалист. А ты не спросил, зачем он его так ударил?

– Говорит, что тот на него по матери заругался, а янычары, мол, этого не прощают.

– Правильно говорит, – процедил Яша Грек. Он лежал, заложив руки за голову, и глядел в потолок. – Ну, продолжай.

– Я, если ты помнишь, – продолжал Коростыль, – был против Фариза, не надо было его брать на работу. Янычары и так в городе силу набирают. А ты взял к нам янычара. Он может стучать им.

– Этот вряд ли. А потом, ты же знаешь, Вазари – мой подельник, а он за него попросил. Я не мог ему отказать. И запомни, Коростыль, – повышая голос, продолжил Яша Грек, – как бы ни набирали силу янычары, последнее слово всегда остается за русскими. Ты понял?

– А что ты на меня кричишь? Я давно об этом толкую.

– Ладно, давай, прокрути мне еще раз. Я хочу понять. Может, я чего упустил.

– Девочка ушла от него три дня назад. Я не знал, что все так получится, иначе бы я ее не упустил. Когда парень отдал концы, я там все перерыл. Пусто-пусто. Позавчера звонит мне по рации мент – я же дал ее в розыск ментам – и говорит, что похожая девчонка в машине с мужиком. Я попросил, чтобы он задержал их, пока наша машина не подъедет. Пацаны пасли их до самого дома. Она, оказывается, поселилась в старом доме, там никто не живет, дом под снос идет. Короче, всю ночь я ждал, что мужик от нее отвалит. Утром терпение лопнуло. Вхожу – мужик в ванной, эта курва в постели млеет. У меня нервы не выдержали, схватил ее за гланды, а она вдруг захрипела и концы отдала. Я ее не душил, клянусь, падла буду. Может, она сердечница была. Слышу, мужик идет. Я в шкафу спрятался. Ну, думаю, меня увидит, либо с испугу концы отдаст, раз такая масть пошла, либо свидетель будет, что я бабу пришил. А он ее увидел – и бежать. Я видел, как он одевался, товара у него не было. Я так думаю, случайный он. Но ребята за ним поехали.

– А в машине смотрели?

– Машину менты потрошили еще до того. В общем, он чистый.

– Ищи, Коростыль, не найдешь – я тебе счетчик включу.

– Я найду.

Яша Грек повернулся на бок, лицом к стене. Человек в желтом пиджаке вышел и закрыл за собой дверь. Аудиенция закончилась.

В десять утра Виктор Грек был у Рязанова на работе.

Встретил его бригадир, пятидесятилетний отставной летчик гражданской авиации.

– Какие люди, – сказал он улыбаясь, – и без охраны.

Бригадир произносил слова нарочитым одесско-еврейским говором:

– Степаныч, что вам здесь нужно, зачем вы сюда приехали?

– Начальник у себя? – коротко спросил Грек, он не был расположен к шуткам. Бригадир развел руками:

– Шеф задерживается.

– Мы же с ним вчера договорились!

Бригадир вновь развел руками:

– Шеф задерживается, но даже это не помешает нам выпить. Прошу.

– Какое там пить, – в сердцах сказал Грек, – мне не до этого.

– Тогда тем более! – воскликнул бригадир. – Ну не вижу я причин, которые помешали бы нам выпить.

– Нет, спасибо, я не буду.

– Ну, как хотите. Смотрите, пожалеете.

Виктор Грек пошел в захламленный кабинет Рязанова, пролез в кресло и нахохлился в нем. Рязанов приехал с опозданием в полтора часа. Возник в дверях и воскликнул:

– Степаныч, прости подлеца, в последний раз!

Он опаздывал всегда. Это была патология. У него не было чувства времени. Жил он один в десятиметровой комнате, доставшейся ему после развода с женой. Дома появлялся ближе к полуночи и, как правило, отягощенный алкоголем. Но речи вел трезвые, и те, кто с ним договаривался в это время по телефону о встрече, обычно его не дожидались, наутро он ничего не помнил. Жена от него ушла быстро, и с тех пор он не женился.

– Рязанов, почему ты такая сволочь? – спросил Грек.

– Ну ладно, Степаныч, извини. Что случилось?

Грек вкратце рассказал обо всем, умолчав лишь о визите Бахтина.

– Ну ты даешь, Степаныч, – Рязанов поскреб лысеющую макушку.

– Ты бандитам платишь? – спросил Грек.

– Ну а как же. Куда теперь без бандитов. Но ты зря. Не стоит. Что ты им скажешь? Трахнул телку, и на тебя наехали? А потом, бандитам деньги за все надо платить. Просто так они ничего не делают. Тут нужен другой человек, с авторитетом. Есть у меня один грузин, машину тут ремонтирует. Авторитет, двадцать лет отсидел. Давай сейчас к нему поедем, переговорим.

Рязанов снял трубку и набрал номер:

– Алло, Мераб Давидович, здравствуйте, это Володя говорит Рязанов. Можно, я сейчас подъеду к вам? Да вопрос есть один, не телефонный разговор. Спасибо. Поехали, – сказал Рязанов, – он нас ждет.

Мераб Кварацхелия Забавлялся новой игрушкой – видеодвойкой "Шарп". Это была последняя модель супер – современного дизайна. В квартире было много оригинальных вещей: например, маленький фонтан в виде цветочной клумбы, над ней возвышалась стеклянная колба с краном, из которого текла вода; на журнальном столике стоял огромный перочинный нож, лезвия которого, при включении в сеть, сами выдвигались и складывались; под потолком висела люстра – вентилятор; бронзовые подсвечники в виде амуров, атлантов и кариатид; телефон в виде гоночного мотоцикла; телефон – магнитола, телефон начала века на золоченой высокой ножке с белым крутящимся диском на основании; два радиотелефона; на стенах висели кинжалы, два ружья – одно новое, американского производства, другое – немецкое, горизонтальная двустволка из коллекции Геринга.

Мерабу Кварацхелия было шестьдесят лет. Каждой новой забаве он радовался, как ребенок, вероятно, тем самым компенсируя годы лишений. Последнее время он жил в полном согласии с законом. Три года назад, по просьбе знакомого, Мераб Кварацхелия выбил из некоей фирмы большой долг, оговорив при этом себе солидный процент. Тогда же он купил небольшое кафе и жил себе припеваючи. Все это происходило в годы Передела, и в то время, когда во всех магазинах требовались талоны на приобретение любых продуктов, в его кафе всего было в избытке и без талонов. За свежим пивом к нему выстраивалась очередь. Вино, водка в розлив. Кафе очень скоро стало популярным. К нему приезжали люди со всей округи.

Мераб никогда не жалел денег для всякого рода чиновников, наведывавшихся в его кафе. Будь то пожарник, участковый или налоговый инспектор. Рэкетирам Мераб не платил. Он мог себе это позволить. Лагерная выслуга лет затыкала рот любому молокососу, появившемуся перед ним. Вором он не был никогда, но у воров в законе пользовался заслуженным авторитетом. Заправилы преступных группировок иногда приезжали к нему просто покушать. Время от времени он сам делал взносы в воровской общак, и с чистой совестью разменивал годы оставшейся жизни.

После обеда к нему вдруг заявился районный начальник уголовного розыска, майор Сергачев. Мераб недавно был у него, поэтому удивился наглости Сергачева, так скоро приехавшего за деньгами. Но оказалось, что тот пришел по другому делу. Подсев к журнальному столику с инкрустацией в виде шахматных клеток, Сергачев вытащил из дипломата бутылку "Наполеона" и сказал:

– Давайте выпьем, Мераб Давидович.

– Конечно, друг, – ответил Кварацхелия, – обязательно выпьем.

Он достал из серванта пузатые хрустальные бокалы на коротких толстых ножках и коробку конфет. Принес из кухни фрукты, нож и две тарелки.

Когда бутылка опустела наполовину, майор вдруг сказал:

– Мераб Давидович, от меня ушла жена.

Кварацхелия готовился осадить начальника, как только тот попросит денег, но к такому повороту он не был готов. Растерялся, вяло подбирая слова сочувствия.

– Мераб Давидович, только вы можете мне помочь, – продолжал майор.

– Я тебе никогда не откажу, можешь всегда на меня рассчитывать. Но что я могу сделать?

– Она ушла к Ираклию, вы его знаете, катала, красивый такой. В "Сириусе" все время ошивается.

– Конечно, знаю, пустой человек, аферист. Она еще пожалеет, что ушла от тебя.

– Мераб Давидович, верните мне ее. Я ее люблю. Не могу без нее.

– Да что ты говоришь! Если она ушла, значит, не стоит тебя. Забудь ее.

– Мераб, мне все равно, я прошу тебя. Ты можешь, я знаю, верни мне ее. По гроб жизни буду тебе обязан.

"Провались ты вместе со своей женой", – подумал Кварацхелия, но вслух сказал:

– Хорошо, я поговорю с ним. Но ты знай, я это для тебя делаю. Меня могут не понять серьезные люди. Подумай. Мало ли женщин? Найдешь другую.

– Нет. Я не могу без нее.

– Ну хорошо, хорошо, успокойся. Я поговорю с ним.

Майор ушел. Мераб Кварацхелия в раздражении принялся ходить по квартире, ругая себя за то, что согласился. Он позвонил куда надо, но человека на месте не оказалось, и Мераб с облегчением бросил трубку, отодвигая малоприятный разговор. Он остановился в прихожей перед огромным в человеческий рост, зеркалом в фарфоровой раме с двумя декоративными подсвечниками по бокам и долго, мягкими прикосновениями пальцев, поправлял парик, с которым расставался только перед сном. Мераб Кварацхелия, несмотря на свой возраст, был все еще красивым мужчиной. Он следил за своей внешностью.

Услышав звонок в дверь, Мераб поглядел на экран монитора и только после этого открыл. На лестничной клетке стояли Рязанов и Грек.

– О! Привет, друг, хорошо, что приехал, заходи.

– Познакомьтесь, Мераб Давидович, – сказал Рязанов, – это мой лучший друг, Виктор.

– Очень хорошо, – сказал Мераб, – проходите, садитесь, выпьем немного.

– Ух, ты! – воскликнул Рязанов, беря в руки бутылку.

– "Наполеон"!

Да ну. Перед вами начальник уголовного розыска приходил. Жена ушла от него, дурака. Плачет, не могу без нее, говорит, верни мне ее. Что за мужик?

– Любит, значит, – заметил Грек.

Ну что, любит. Я пять раз садился. Как выходил из тюрьмы, сразу разводился с женой. Пять раз, – Мераб Кварацхелия показал растопыренную пятерню. – Тоже любил, а что делать? Если пять лет она одна жила. Я не знаю, что она делала. А этот губошлеп плачет.

– И что же вы будете делать? – подмигнув Виктору, спросил Рязанов. – Поможете ему?

– Да, ну, – вновь раздражаясь, сказал Мераб Кварацхелия, – не смог отказать. Этот Ираклий, козел драный, позвоню ему, куда денется. Просто неудобно перед порядочными людьми. Ираклий тоже кое-кого знает. Побежит жаловаться. Ладно, не будем об этом говорить. Что случилось?

– Мераб Давидович, начал Рязанов, – я за Витю прошу, он мне как брат. У него проблема. Он сейчас сам все расскажет.

Грек сбивчиво изложил произошедшие с ним события. Мераб Кварацхелия выслушал внимательно, время от времени выражая свои эмоции восклицаниями вроде: "Что ты говоришь!" или "Ты посмотри!"

– Как, ты говоришь, его зовут? – спросил Кварацхелия.

– Яша, Яша Грек, мой однофамилец, кстати.

– Да? – удивился Мераб.

– Представляете, Мераб Давидович, – подтвердил Рязанов, – и тот Грек, и Витя – Грек, совпадение.

– Такого не знаю, – покачал головой Мераб. – Не вор в законе, это точно. Но это ничего не значит. Раз он себя так ведет, значит, силу имеет. Сейчас много появилось новых людей: молодых, наглых. Или за спиной у него воры стоят? Ты уверен, что героин не завалился в машине где-нибудь? Она могла его там спрятать. Имей в виду, здесь обманывать нельзя, воры этого не прощают.

– Я рассказал все, как было. Я в глаза не видел никакого героина – стал уверять Грек.

– Хорошо, хорошо, – остановил его Мераб. Он достал из выдвижного ящика секретера записную книжку в кожаном переплете и стал листать страницы.

– А в машине я уже все обыскал, – добавил Грек.

Кварацхелия надел очки, щелкнул крышечкой радиотелефона, открывая мембрану, и пальцем настучал номер. Коротко переговорил по-грузински и, закрыв крышечку, сказал:

– Маленькому Давиду звонил. Володя, ты его помнишь, ВMW он крыло помял. Ты делал. Сегодня он узнает. Тогда вечером перезвонимся.

Рязанов, за ним Грек, поднялись, принялись благодарить.

– Ну что вы, если друг друга не будем выручать, зачем живем тогда? Заходите в любое время.

В машине довольный Рязанов сказал:

– Мераб – человек, истинный ариец. Не ссы, все будет в порядке.

– Хорошо бы, – ответил озабоченный Грек.

"Заказчику: Бахтину,

3-й отдел АБ Исполнитель Федин.

Сводка наружного наблюдения

Место жительства взятого в разработку объекта было перекрыто в 8.00. Через час появился объект. Одежда: джинсы "вареные", Желтые ботинки типа "казаки", зеленая вельветовая куртка. Положил в багажник две сумки: синюю спортивную и хозяйственную черную. Разговаривал с дворником. В 9 ч. 15 мин. Из дома вышла женщина и села в машину. Проследовали до Западного вокзала, объект закрыл машину и проводил женщину к поезду, внес сумки в вагон. После ухода поезда поехал на набережную реки Смоквы, где полчаса мыл машину. Затем поехал на Всеобщую Ярмарку…"

Бахтин отложил сводку и тяжело вздохнул. Эта операция могла стать последней в его карьере. И при всем этом ни одна деталь не была продумана, как следует. Но он ничего не мог уже сделать, наступили времена, когда любой день мог изменить судьбу государства. Счет шел буквально на часы.

Полковник Бахтин начинал службу рядовым солдатом. Когда выяснилось, что у него прекрасный почерк, его перевели в батальонную канцелярию, где он прослужил полгода обычным писарем. Затем, во время учений, был замечен офицером особого отдела, с которым ему пришлось просидеть восемь часов кряду в палатке командного пункта. Тот забрал его к себе в штаб дивизии. Очень скоро особист был повышен в должности, но расставаться с исполнительным и безотказным солдатиком не захотел. Так Бахтин оказался в Армии Бдительности. Проявил расторопность, смекалку в тех поначалу простеньких заданиях, которые ему поручал особист. Видя, что из Бахтина выйдет толк, офицер отправил его в специальное училище. Дальнейшую карьеру Бахтин сделал только благодаря своим способностям. Он прослужил в Армии Бдительности тридцать лет верой и правдой. Причем последние десять лет в звании полковника, и именно это обстоятельство поколебало в нем чувство благодарности к начальству, как и веру в его правоту. Бахтин был опытным контрразведчиком, работал во многих странах мира, на его счету были десятки удачных операций, но по службе он почему-то дальше не продвигался. В то время как люди, уступающие ему и опытом, и умом, давно уже обошли его и в званиях, и в должностях. Поначалу он думал, что это случайность, но шли годы, и Бахтин, Наконец, понял, что эта должность и это звание для него – предел. Как контрразведчик, он прекрасно знал подноготную обгоняющих его по службе людей. За редким исключением, это были родственники высокопоставленных людей. Он и раньше негодовал внутренне оттого, что какой-нибудь Иванов, внучатый племянник тетушки премьер-министра, меняет службу в резидентурах исключительно капиталистических стран: Франции, Англии, Италии, Америки, то есть государств с высоким уровнем жизни. А Бахтин не вылезает из стран "третьего мира": Лаоса, Вьетнама, Зимбабве, Верхней Вольты. Количество лихорадок, перенесенных Бахтиным, не умещалось в ученическую тетрадь. И тогда он понял, что навсегда останется рабочей лошадкой, потому что он человек без связей.

И теперь, когда наступило время Передела, Бахтин понял, что, если он ничего не предпримет, то вылетит на пенсию. Чистки шли одна за другой. Каждый новый начальник приводил своих людей. И до сих пор он держался только благодаря тому, что не принадлежал ни одной команде.

Операция, в которой был задействован Виктор Грек, не была санкционирована начальством. Он действовал на свой страх и риск. Две недели назад источник из Турана, где скоро должна была начаться Ярмарка Вооружений, сообщил, что достигнуто соглашение между продавцом из России и покупателем из Арабских Эмиратов о продаже уникального прибора ночного видения. Бахтин знал, что продажа любой военной техники производится только после согласования с Армией Бдительности. То есть, в продаже секретной техники, если таковая произойдет, косвенно будет повинен Руководитель, как глава Армии Бдительности. Бахтин придержал эту информацию.

Руководитель был в Армии вообще человеком случайным, занявшим этот пост только благодаря метаниям Председателя, объявившего Передел и теперь отчаянно пытающегося его контролировать, что ему уже не удавалось. Руководитель был до назначения человеком штатским. Возглавлял, кажется, райком партии. Ветераны Армии Бдительности вдруг с ужасом узнавали о том, что Руководитель пригласил к себе для беседы известного диссидента, которого сотрудники Армии много лет преследовали и вынудили уехать из страны. И эта беседа транслировалась по телевидению. Или о том, сто Руководитель вдруг сделал жест доброй воли и передал послу потенциально враждебного государства схему подслушивающих устройств в здании посольства. В какой-то момент Бахтин, отбросив ложную скромность, вдруг понял, что он единственный человек, достойный занять место Руководителя. Но для этого нужно было свалить нынешнего.

Бахтин был знаком с одни из помощников Председателя, и тот в случае необходимости мог передать в руки Самому аналитическую записку. Тезисы ее были готовы, нужно было только доказать факт преступной халатности Руководителя, а это можно было сделать, показав уникальность продаваемого прибора. В этой же записке он собирался предложить Председателю свои услуги по наведению порядка в стране.

После разработки сотрудников отдела "Новых исканий" выяснилось, что автором прибора является Марина Грек. Все остальные, как это принято, были свадебными генералами из начальства. На Марину Грек ничего не нашли, она была человеком положительным. Дом, семья, работа – ничего аморального. И тогда он решил задействовать в операции ее мужа. Это был неуклюжий ход. Бахтин прекрасно сознавал это, но времени не оставалось.

В кафе "Ласточка", так называлось заведение Кварацхелии, Виктор приехал к десяти утра на следующий день. Ни Мераба, ни Рязанова еще не было. В зале, кроме Виктора, сидел еще один человек: небритый, в мятом костюме, но с манерами, вежливый. Перед ним стояли рюмка водки и чашка кофе с шоколадной конфетой. Поглаживая указательным пальцем ножку рюмки, человек говорил миловидной буфетчице, скучающей за стойкой бара:

– А что это вы, уважаемая Екатерина Семеновна, не спрашиваете меня?

– И о чем же я тебя, голубчик, должна спросить? – подавляя зевоту, отвечала буфетчица.

– Так ведь раньше-то я по пятьдесят грамм выпивал, прежде чем на работу пойти, а теперь вот сто заказал.

– Ну и почему же? Платить больше стали?

– Да не, не угадали. У меня, Екатерина Семеновна, жизнь тяжелей стала.

– Да, – поддакивала буфетчица, – это серьезно.

Рязанов и Кварацхелия появились одновременно. Кварацхелия был в синем клубном пиджаке с золочеными пуговицами. Ворот его черной шелковой рубашки был расстегнут, являя миру массивную золотую цепь на волосатой груди.

– Привет друг, – сказал Мераб Кварацхелия. – Я все узнал, уже и стрелку назначил. Прямо сейчас и поедем, опаздывать нельзя, не принято, в пол-одиннадцатого они нас ждут. Давай на мой машине поедем.

У Кварацхелии был темно-синий джип модели "Джи-ЭМ-Си Джимми" – огромная мощная машина. Как все люди небольшого роста, он тяготел к вещам, возвышающим его. Мераб сунул руку в карман, и джип почтительно мигнул фарами, открывая замки дверей.

– Дождь, наверное, будет, – озабоченно сказал Мераб, запуская двигатель, – как машину помоешь – сразу дождь идет.

Протянув руку, он открыл бардачок и указал на лежащие там яблоки:

– Угощайтесь.

Рязанов, севший на переднее сиденье, взял себе и Виктору.

– А вы не будете? – спроси Рязанов.

Мераб Кварацхелия усмехнулся:

– Я их давно не ем, лет сорок. В пятьдесят первом году нас высадили на каком-то полустанке. В Соликамском крае это было. Этап – две тысячи человек был. Один грузин яблоко ел, огрызок бросил в конвоира и попал в шею. Тот испугался и давай очередями из автомата. Другие тоже стали стрелять. Мы все на землю упали. Час, наверное, лежали в грязи, лицом прямо. Потом встали, вырыли ямы. Человек сто пятьдесят похоронили и пошли дальше. Вот такие дела были.

– Далеко шли-то? – спросил Рязанов.

– Сто десять километров. Пришли, стали пилить лес. Построили себе лагерь и стали в нем срок тянуть. Да, друг, такая собачья жизнь была.

– Сколько вам лет, Мераб Давидович? – спросил Грек.

– А что? – улыбнулся Мераб, догадываясь, почему был задан вопрос.

– Да нет, просто вы сказали – в пятьдесят первом. Нас с Рязановым еще на свете не было.

– Шестьдесят лет мне, друг.

– Удивительно, – сказал Виктор, – как вам это удалось? Больше сорока пяти вам не дашь.

– Как тебе сказать, друг? Считай, полжизни в лагере провел. Все время в лесу, на свежем воздухе, бригадиром был, тяжелую работу не делал, наверное, поэтому.

– А куда мы едем? – спросил Рязанов.

– На Западный вокзал, там стрелка будет.

Проехав через тоннель под эстакадой, Кварацхелия сделал круг, подчиняясь правилам дорожного движения, и остановился у бордюра, окаймляющего небольшой сквер с памятником основателю соцреализма. Здесь уже стояло несколько иномарок, Виктор узнал среди них "Мерседес" Яши Грека.

– Ты, Виктор, имей в виду, – заговорил Кварацхелия, – для всех ты мой дальний родственник. Если что, скажешь: дядя грузин, Нодар Кварацхелия. Володя, ты сиди в машине…

– Может я с вами пойду, – отважно сказал Рязанов.

– Не надо. Вы их языка не знаете. Сиди здесь, ничего не будет.

В центре сквера, под памятником, стоял Яша Грек. Тут же находился Коростыль, разговаривающий по радиотелефону. Поодаль прогуливались Янычар с Белобрысым. Остальных, коротко стриженых молодых людей в кожаных куртках и широких штанах, Виктор видел впервые. Подошли, поздоровались.

– Кто у вас Яша Грек? – спросил Мераб Кварацхелия.

– Я, – отозвался Яша Грек.

– Меня зовут Мераб.

– Я тебя не знаю, – сказал Яша Грек. – Вот однофамильца знаю, тебя нет. Мне стрелку Сильвестр забил.

– Наверное, друг, ты не понял: Сильвестр стрелку забил от моего имени. Потому что я просил. Я не в законе, но ты обо мне можешь спросить любого, кого хочешь: Сильвестра, Махохия, Сво.

Что-то дрогнуло в памяти Мераба Кварацхелии, но память была велика, шестьдесят прожитых лет. Где-то он видел это лицо, надо было вспомнить обязательно. Он чувствовал, что это важно. Некоторое время они стояли друг против друга.

– Где-то я тебя видел, друг, мне твое лицо знакомо.

– Короче, – сказал Яша Грек, – Я тебя слушаю.

– Этот парень не брал твой товар. Счетчик надо выключить.

– А какая тебе до него забота?

– Он мой родственник.

Яша Грек презирал воров и прочих авторитетов, это был вчерашний день, но пока что с ними приходилось считаться. До поры до времени.

– Хорошо, – сказал он, недолго думая. – Если это твой родственник, счетчик я выключу, но товар надо найти.

– Наверное, друг, ты меня не понял, – жестко сказал Мераб Кварацхелия. – Человек не брал твой товар.

– Послушай, братан, – ответил Яша Грек, – я уважаю Сильвестра и его друзей. Но у этого парня, как говорят легавые, нет алиби. Он был с соской, укравшей товар. Она умерла. Он один остался, концов нет. Там много лавэ*. Пусть он скажет, кто взял, и я к нему не имею претензий.

Мераб вытащил из кармана пачку "Кэмела", достал золоченый "Ронсон", чиркнул, прикуривая. Он тянул время, мучительно вспоминая, где он мог видеть это лицо.

– Ну что, друг? Скажи что-нибудь.

____________________

* – Деньги (цыганский).

– Я был с этой девушкой, ответил Виктор Грек, – но я ничего не знал и ничего не брал. Она умерла, когда я был в ванной. Ее задушили.

– Вот видишь, – воскликнул Кварацхелия. -Товар взял тот, кто ее убил.

– Это исключено, – сказал Яша Грек, – там был мой человек, он головой отвечает за товар. И он ее не убивал, она сама умерла: от страха или от испуга.

– Ну вот, пусть он и отвечает, – раздраженно сказал Мераб Кварацхелия, – а парня оставь в покое.

– Я смотрю – ты один приехал. Давай сегодня вечером встретимся в кафе "Синий туман", это здесь, за вокзалом. Будем разбираться по полной программе, а то у нас разговора не получается.

– Иди, Виктор, в машину, – сказал Мераб Кварацхелия и, обращаясь к Яше: – Пусть "Быки" твои отойдут. Я скажу тебе пару слов.

Яша Грек сделал знак, и их оставили наедине. Виктор Грек пошел к машине, где томился Рязанов.

– На имена у меня плохая память, – сказал Мераб Кварацхелия, – но кого я видел в жизни, уже не забуду. Ты, друг, дружинником был в шестьдесят девятом году, забыл, наверное? Это в Ереване было, в гостинице "Ани", в ресторане. Пальто мое из гардероба забирал, когда меня оперы повязали. Армянка, женщина на меня навела. Помнишь?

Бледное лицо Яши покрылось бусинками пота, глаза сузились и, не мигая, смотрели на Мераба Кварацхелию.

Мераб улыбнулся и поправил парик. Он радовался своей неугасающей памяти, восстанавливая в красках тот случай, хотя тогда ему исключительно не повезло.

В Ростове с двумя подельниками они раскрутили цеховика-армянина на приличную сумму. Поделив деньги, разъехались в разные стороны. Мераб Кварацхелия купил тогда у передовика производства за две цены новенький "Москвич-412" и поехал на нем в Тбилиси, а оттуда в Ереван, куда давно его приглашал старый приятель Амилян, вор в законе. Не доезжая до Еревана, в каком-то поселке, он посадил голосующую на дороге женщину. Ему нужен был попутчик, так как глаза слипались от бессонной ночи. Это была миловидная армянка, как сейчас говорят, сексапильная. Но тогда он про себя ее назвал блядовитой. За сорок минут совместного путешествия он назначил ей свидание в ресторане гостиницы "Ани", где Амилян обещал забронировать номер. В бардачке лежал "Вальтер" и, женщина, сидевшая на заднем сиденье, вероятно, заметила его, когда он полез за сигаретами. Но когда мусора взяли его в ресторане, он ругал себя не за допущенную ошибку, а за то, что не придал ей значения. Вот уж судьба: он взял деньги у армянина, а армянка отомстила ему. Кварацхелия никогда не был националистом, не зоне этого нет. Но армян с тех пор недолюбливал. У него конфисковали машину и шестьдесят тысяч рублей, а в лагере он вспоминал только роскошно накрытый стол в ресторане, еду, к которой он так и не притронулся.

– Ты вот что, друг, – сказал Мераб Кварацхелия, – я отошел от дел, и мне все это до фени. Я забуду про твою красную повязку и комсомольский значок, а ты забудешь про этого парня. Воры сук не любят, ты знаешь. Ну, давай, не кашляй.

– Мераб Кварацхелия похлопал Яшу по плечу и пошел к темно-синему джипу марки "Джи-Эм-Си Джимми".

– Все в порядке, друг, – сказал он Виктору, – живи спокойно.

– Как я могу отблагодарить вас? – спросил Виктор.

– Мераб запустил двигатель и, трогаясь с места, сказал:

– Ну что ты друг, какие могут быть разговоры. Будем живы – сочтемся.

– Что-то у вас справа постукивает, – ревниво сказал Рязанов, – надо бы поднять, посмотреть.

– По-моему, это резинка амортизатора крутится: то стучит, то не стучит.

– Приезжайте, посмотрим.

– Конечно, друг. На этой неделе заеду, посмотрим.

Мераб Кварацхелия, приехав домой, первым делом снял носки и вымыл ноги с мылом. Затем разделся до трусов и надел шелковую, фантастической расцветки пижаму. Достал из холодильника бутылку "Мукузани", тарелку с осетинским пахучим сыром, запах которого от вони отделяло совсем немногое, нарезал хлеб и отнес все это в комнату. Он чувствовал усталость после разборки. Все же годы были не те. Кварацхелия выпил два больших стакана вина, закусил сыром, затем лег на кожаный, недавно купленный диван и под едва слышный шелест лопастей люстры-вентилятора заснул.

Проспал он довольно долго. Когда прозвенел дверной звонок, были уже сумерки. Выйдя в прихожую, он посмотрел на монитор. Перед дверью стоял Ашот, снабженец, с бумажным пакетом под мышкой, в котором всегда приносили выручку. Мераб зевнул, не торопясь прошел на кухню, достал из холодильника пакет апельсинового сока, отпил из него и лишь после этого открыл дверь.

– Барев*, Мераб, вонцес**, – приветствовал его Ашот.

– Камац***, камац, ответил Кварацхелия. Как он ни зарекался, армяне все равно просачивались к нему на работу.

– Тут к тебе парень, – криво улыбаясь, сказал Ашот, – говорит дело есть интересное.

– Какой еще парень? – недовольно спросил Мераб.

На лестничной площадке, кроме Ашота, никого не было. Ашот повел рукой в сторону и вниз, Мераб шагнул из квартиры и посмотрел, куда указывал Ашот. На площадке между этажами стоял человек и целился в него из пистолета. Выстрела Мераб Кварацхелия не услышал.

Вечером Виктор Грек сел в поезд и в четыре утра следующего дня вышел на небольшой станции близ городка Торжень. Как раз начинало светать. Потянулся, зевнул, спрыгнул с платформы на насыпь из гранитного щебня и зашагал в сторону деревни. Тропинка сначала вилась вдоль шпал, а затем ушла в сторону. Пройти ему предстояло всего три километра. Удивительная сила исходила от Мераба Кварацхелии. Заряженный ею, Виктор бодро шагал по дороге. "Все уладится" – думал он, глядя на небольшой водоем в стороне, заросшей камышами. Дошел он быстро, еще не было пяти. Осторожно открыл калитку и вошел в сад. Дом стоял в глубине: небольшой, старенький, но удивительно опрятный. Мама Марины проводила здесь с внучкой каждое лето, постоянно обновляя стены и карнизы свежей краской. Все еще спали. Он не стал никого будить, полакомился малиной, затем прошел на задний двор. Там стоял небольшой стожок свежескошенного сена, он слегка разгреб его и лег, вдыхая пряный запах. Его тут же сморило, и он благополучно проспал пару часов.

Марина, увидев торчащие из сена ноги, испугалась, но тут же узнала желтые "казаки" мужа. Удивленно подняв брови и застегивая халат, она подошла и заглянула. Виктор спал, приоткрыв рот. Марина тихо засмеялась и легла рядом с ним. Когда она ткнулась носом в его ухо, Грек проснулся и принялся привычно шарить по ее телу. Под халатом у Марины была ночная рубашка, а под рубашкой – ничего. Марина не сопротивлялась, но когда Виктор стал тяжело дышать, схватила его за запястья рук и стиснула, говоря:

– Тихо, тихо, успокойся. Что ты здесь делаешь, дорогой?

Грек совладал с дыханием и сказал:

– Соскучился, – что он мог еще сказать?

– Врешь. Так быстро ты не мог соскучиться. Что случилось?

– Да ничего не случилось. Ну что ты. Вчера с Рязановым бухали. Подумал, что сейчас в пустую квартиру возвращаться, такая тоска накатила, что взял и махнул на вокзал. И вот я здесь.

– Честно?

____________________

* Здравствуйте (армянский).** Как дела (армянский).*** Потихоньку? (армянский)

– Честно.

– Спасибо, Витя. Я тоже соскучилась по тебе.

Марина крепко прижалась к мужу, но тут же отодвинулась и села, приводя себя в порядок. В любую минуту могла проснуться и выйти во двор дочь. Грек остался лежать, заложив руки за голову.

– На рыбалку ездили?

– Собираемся. Ты же знаешь Рязанова. Большего "динамиста", наверное, нигде нет. Кстати, он теперь охотничий билет выправил, ружье купил, надо и мне этим заняться.

– Давай, давай, – улыбнулась Марина, – рыбы я не вижу, может, хоть дичь будешь привозить.

– Да, он еще просил посоветоваться с тобой.

– Что это вдруг?

– Ему, понимаешь, за полцены предложили прибор ночного видения. Я в институте у ребят расспрашивал, они смеются. У тебя, мол, жена самый главный специалист по этому делу, а ты к нам пришел.

– Правильно смеются. Живешь с конструктором, а ничего об этом не знаешь.

– Ну, расскажи мне, что это за штука такая, с чем ее едят?

– Грек, – подозрительно спросила Марина, – уж не за этим ли ты сюда прискакал?

– Ты шутишь, наверное, – как можно естественней ответил Грек и схватил жену за грудь. За что тут же получил по руке.

– Ну, хорошо, я тебе верю. – Марина устроилась поудобнее и, найдя в траве под ногами проплешинку, принялась чертить палочкой схему.

– Вот примитивная схема прибора ночного видения, – начала Марина. – Имеется небольшой источник питания. Свет ночных светил, звезд, фонарей, отражаясь от объекта, проходит через фокусирующую линзу. Затем электроны, отражаясь от стенок цилиндрической трубки, покрытых для лучшего отражения сурьмой, попадают в микроканальные отверстия кремневой пластины диаметром в 0,5 микрона. В этих микроканалах они многократно увеличиваются и теперь уже попадают на отражающую линзу. Источник питания аккумулирует и умножает напряжение этих электронов, которые возвращаются к объекту, и он становится видимым глазу. Ясно?

– Все ясно, – сказал Грек, – теперь надо все запомнить и рассказать Рязанову. Слушай, а что в институте болтают, что ты изобрела прибор новый какой-то? Уникальный.

– Это потрясающе, – качая головой, сказала Марина, – ты говоришь, болтают в институте, ведь это секретная разработка. Ладно, скажу. Это же я придумала. Что же, я перед родным мужем не могу похвастаться, зачем тогда жить? В общем, мой прибор работает в абсолютной темноте, тогда как другие не могут.

– Почему?

– В моем приборе есть устройство, излучающее инфракрасный свет, невидимый глазу. Этот свет достигает объекта, отражается от него, возвращаясь, проходит микроканальную пластинку из минерала, выращенного в космической лаборатории, в условиях сверх чистоты, и становится видимым.

– Я не знал, что моя жена гений, – улыбаясь, сказал Грек, его мучила совесть.

– Это слишком громко сказано, – грустно сказала Марина, – у моего прибора пока нет будущего. Потому что ему нет цены. Представь себе, сколько может стоить минерал, который надо на ракете отвезти в космос, вырастить и привезти обратно.

– Все равно, ты гений. Я тебя люблю и счастлив, что женился на тебе.

– Ты поживешь здесь? – осторожно спросила Марина.

– Наверное, нет. У меня дела. У Рязанова проблемы, я обещал помочь ему.

– Обедать останешься?

– Конечно, я вечером уеду. Помогу вам здесь чем-нибудь: копать, сажать, сеять. Знаешь анекдот? Пришел мужик на работу устраиваться; инспектор отдела кадров спрашивает: "Что можете делать?" Он говорит: "Могу копать…"

– Знаю, – засмеялась Марина, – там дальше – "Могу не копать". Пойдем в дом, разбудим их.

Ночным поездом Грек вернулся обратно и в семь утра уже заводил машину, оставленную у вокзала на платной стоянке. Улицы города были еще пусты. Через пятнадцать минут Виктор завернул на маленькую улочку, ведущую к дому, и сразу же увидел серебристый "Опель-сенатор", стоящий напротив подъезда. Этот автомобиль был тогда на вокзале, во время разборки. Вероятно, они дежурили здесь всю ночь.

В этот ранний час их визит не предвещал ничего хорошего. Виктор понял это сразу. Он подумал, что если сейчас остановится и начнет разворачиваться, то потеряет время. Медленно катясь по дороге, он поравнялся с подъездом и только после этого вдавил педаль газа в пол. Грек понесся по маленькой улочке, свернул направо и выскочил на шоссе. До светофора – и вновь направо, где рабочий поселок и хитрые переулки. У машины Виктора был отличный мотор, Рязанов регулировал его собственными руками, а он был большой специалист. Но тягаться с "Опелем-сенатором", имеющим три тысячи кубиков объема и спортивный режим на автоматической коробке передач, было бы смешно. Уже на следующем светофоре Грек увидел в зеркале облицовку "Опеля". И тем не менее, благодаря хорошему знанию городских улиц, Греку в течение получаса удавалось с разрывом в несколько сот метров уходить от погони. Улицы города постепенно заполнялись машинами. Появилась дорожная полиция. Но в первой же "пробке" Грек, стоящий в крайнем левом ряду, увидел, как бандиты, вырулив на встречную полосу, стремительно приближаются к нему. Грек выскочил из машины и бросился к станции метро, боковым зрением отметив, что маневр не удался: Коростыль и Янычар, лавируя между машинами, бежали за ним. Виктор в два прыжка спустился по маршевой лестнице, но в последний момент передумал входить в метро, метнулся в телефонную нишу в стене. Бегущие фигуры мелькнули в проеме. Он выглянул – подземный переход был полон народа. Смешавшись с толпой, он поднялся на верх. У его машины, заглядывая внутрь, стоял инспектор дорожной полиции. Серебристый "Опель" остановился за перекрестком. Прямо перед Греком, на остановке, открыл свои двери троллейбус. Недолго думая, Грек прыгнул на подножку и стал протискиваться в середину.

Через несколько остановок он вышел и из телефонной будки позвонил Мерабу Кварацхелия. У него был включен телефон с определителем номера, поглотив монету, аппарат долго передавал длинные гудки. Виктор набрал номер Рязанова.

– Где ты сейчас находишься? – едва услышав голос, спросил Рязанов.

– Виктор назвал улицу.

– Слушай меня внимательно, Мераба убили. Дела плохи. Меня тоже пасут, но пока не трогают. Ляг на дно, надо выждать время, я что-нибудь придумаю. Домой не езди.

Позвони мне вечером на работу или домой.

Рязанов бросил трубку.

– Ах ты, сукин сын, – сказал себе Грек, – это же надо было вляпаться в такое дерьмо!

Повесив трубку, огляделся, смертельно завидуя людям, спокойно снующим вокруг. Пошел по улице. Бесцельно. Перекусил в маленьком кафе. Выпил две кружки пива. Осматривал достопримечательности. Сфотографировался у позеленевшего памятника великому русскому поэту. Полдня подремал в кинотеатре непрерывного фильма, то и дело просыпаясь от поцелуйных звуков в задних рядах. Под вечер вновь позвонил Рязанову. Никто не ответил. Грек вновь пошел бродить по переулкам. Увидев стеклянную дверь ресторана, вошел туда и сел так, чтобы видеть улицу. Подошедшему официанту заказал салат "оливье" и большую рюмку водки. Водку выпил сразу, не дожидаясь салата, без закуски. Закурил. Когда принесли салат, стал истерично смеяться. Повар был с художественным воображением. Салат спрессовал в виде конуса, вершину которого венчал верхний срез помидора – шляпка. То есть это был гриб. Продолжая смеяться, Виктор макнул вилку в майонез и усеял красную шляпку белыми капельками. Получился мухомор.

– Ничего, ничего, – ответил Грек на вопросительный взгляд официанта, – еще одну рюмку.

Улыбаясь, оглядывающимся на него людям, он выпил вторую рюмку, с большим аппетитом съел салат и подозвал официанта.

– Можно от вас позвонить? – спросил он, рассчитываясь.

– Пожалуйста, телефон у бармена.

Грек подошел к стойке бара и набрал номер Рязанова. К телефону подошел бригадир.

– Степаныч, это ты? Не знаю, меня не было. Нет его. Наверное, к бабе какой-нибудь уехал.

– Сволочь, – сказал Грек, опуская трубку, – кобель несчастный. Это я не вам, – успокоил он удивленного бармена. – Еще один звонок, ладно?

Грек набрал телефон Бахтина, отодвинулся от стойки насколько позволял телефонный шнур и тихо сказал в трубку:

– Я приехал утром. Меня преследуют люди Грека, я вам уже объяснял. Что мне делать?

– Это ваши проблемы, – ответил помощник Бахтина (самого не было), – решайте сами. Напоминаю вам, что до выставки осталось три дня.

– Сука, – сказал Грек, давая отбой.

– Какие проблемы? – придвигаясь ближе, спросил бармен. – Могу помочь?

– Переночевать мне надо, – с надеждой сказал Виктор.

– Элементарно, – ответил бармен, – по лестнице на второй этаж.

– Сколько?

– Там есть человек, с ним рассчитаетесь.

Грек поднялся на второй этаж. Следуя извилинам коридора, дошел до пальмы в кадке, под которой сидел человек.

– Надолго? – спросил дежурный.

– Одну ночь.

– Девочку не надо?

– Сколько стоит?

– Пятьдесят зеленых.

– А номер?

– Двадцать пять.

– Нет, не надо. Платить за номер сразу?

– Можно утром.

Номер был угловым, с двумя окнами. Одно выходило на улицу. Второе – во двор. Грек внимательно оглядел все припаркованные машины. Прямо под окном, выходящим во двор, была черепичная крыша пристройки. Грек снял туфли и как-то сразу обмяк. Только сейчас он почувствовал, как устал. Не раздеваясь, Виктор лег на кровать, уверенный, что сразу заснет, а уж завтра – Бог даст.

Но сон не пожелал прийти к нему. Некоторое время он лежал с закрытыми глазами, пытаясь совладать с нагромождением мыслей. Затем все исчезло, и он увидел себя стоящим в излучине реки с берегами, поросшими редким камышом. Шел крупный снег, но безумствующий ветер с моря не давал ему утвердиться на земле, снег обелил лишь некоторые крупные, примерзшие к земле листья, не довезенные до свалки картонные ящики, куски фанеры, рваные калоши, кирпичи, пригорки и иные места, малодоступные ветру. Грек взмахивал спиннингом и выбирал из воды лесу. Грек было спокойно, ему нравилась и эта погода, с ветром и снегом; и серые с чернотой тучи, спускающиеся все ниже и ниже; и недоброе, освещенное неведомым светом море, лениво выравнивающую свою поверхность Все радовало взгляд Грека, и это потому, что дома его ждала мать, к которой он приехал погостить. Как странно, что он увидел именно эту картину, потому что до смерти матери он еще несколько раз навещал ее. Грек был одет в свой армейский бушлат. Он стоял, подняв воротник и надвинув на уши вязаную шапочку. Ему было тепло и радостно, но в следующий миг перед ним возникло участливое лицо бармена, и сонливость как рукой сняло. Он лежал, чувствуя нарастающую тревогу. Ресторан с гостиничными номерами не мог не платить бандитам, если это делал даже мелкая сошка Рязанов. Грек поднялся и подошел к окну, выходящему на улицу. Как раз в этот момент, увеличиваясь в объемах, подкатывал серебристый "Опель". Схватив в руки ботинки, Виктор бросился к другому окну. Отворил и выбрался на черепичную крышу. Радуясь тому, что не успел расплатиться, спрыгнул на землю, обул туфли и через арку выбежал на параллельную улицу. Во всем городе было одно единственное место, где ему меньше всего хотелось быть, но почему-то пришло в голову, что именно там его не будут искать, и Грек направился туда.

Он вошел в квартиру через черный ход, осмотрелся, отер пот со лба и услышал неясный шум. Несколько минут стоял с колотящимся сердцем, соображая, что делать, но шум был такой знакомый, будничный, спокойный. Наконец до него дошло, что это звуки падающей воды и доносятся они из ванной. О том, чтобы покинуть квартиру, не могло быть и речи: улицы города страшили его еще больше. Из двух зол он выбрал меньшее: вооружившись деревянной шваброй, стоящей в углу, рванул дверь ванной. Почему-то нагое тело Наташи произвело на него большее впечатление, чем в прошлый раз, хотя в тот раз он ее толком и не разглядел, как говорится, лицом к лицу, лица не увидать. Она стояла к нему боком, отвернув лицо в сторону. Улыбаясь, как идиот, он разглядывал ее бедра, грудь, рыжие волосы лобка и подмышек. Она мылась с закрытыми глазами, а когда их открыла, то увидела Виктора, подающего полотенце. Наташа коротко вскрикнула, ужас, отразившийся в ее глазах, сразу успокоил Грека.

– Ну как там, на том свете? – идиотски улыбаясь, спросил Виктор.

Наташа облизала губы, вытерла лицо, затем, опомнившись, закрылась полотенцем.

– Выйдите, пожалуйста, – попросила она.

– А ты не умрешь опять?

– Я постараюсь, – жалобно ответила девушка.

Виктор Грек вышел, закрыв за собой дверь, прошел в комнату, подошел к окну, не заметив ничего подозрительного, сел на стул, прислушиваясь к звукам в ванной.

Наташа вошла в комнату, обернув вокруг тела полотенце. Не глядя на Виктора, подошла к кровати с другой стороны, бросила мокрое полотенце на спинку стула и забралась под одеяло.

Виктор поднялся и сел у нее в ногах.

– Ну что, радость моя, давай поговорим.

– Правда, что ли, радость? – еле слышно спросила девушка.

– Ну, как тебе сказать… Подставила ты меня, конечно, капитально, но я рад тебя видеть. Посуди сама, раз ты жива, значит, я тебя не убивал, дураку ясно, значит, Бахтина я посылаю к такой-то матери. Раз ты жива, значит, Яша Грек пусть разбирается с тобой. То есть все стало на свои места. А я свободен как птица. Господи, Боже мой, как я люблю тебя. Нет, определенно, ты – радость моя. Скажи, милочка, где товар? Они ведь с ума сходят из-за него.

– Какой товар? – недоуменно спросила Наташа.

– Господи, только не это, – похолодев, сказал Грек. Она ничего не знала о товаре, он поверил ей сразу.

– Подожди-ка, – наморщив лоб, сказала Наташа, – тот мужик, который меня душил, тоже спрашивал про товар.

– Так, спокойно, спокойно. Давай-ка по порядку: я пошел в ванную, а ты в это время умерла, как это понимать?

– Да-а, это долгая песня.

– Ничего, рассказывай.

– Я жила с одним парнем, его звали Саша.

– Откуда он взялся?

– Учились вместе. Когда я голос сорвала, он мне здорово помог, в смысле – морально поддержал. Потом, когда меня выставили из общежития, я у него жила, он снимал квартиру. Потом я узнала, что он наркоман. Ушла от него, а потом вернулась, жалко стало. Хотела помочь. Один раз ломка у него была, смотреть не могла. Попросил купить ему дозу, а я, дура, пошла да еще на свои деньги купила. Ну и повязал меня один мент в гражданском: забрал в участок и там предложил сделку – с тобой познакомиться. Фотку показал твою, таблетку дал, говорит, проглотишь, полчаса спать будешь – и, мол, в расчете. Ты не обижайся, ну что я могла сделать, иначе, говорит, посажу. Я взяла свои вещи и ушла от Саши.

– А ты сама кололась? – спросил Грек.

– Ну так, пару раз.

– Зачем?

– Та я не знаю, дура потому что.

– Ну, а дальше?

– Когда ты пошел в ванную, я проглотила таблетку, а тут появился какой-то мужик, хватает меня за глотку, где, говорит, товар? Я хотела сказать, что не знаю, но язык у меня уже не ворочался, судорога пошла, и я сознание потеряла. Очнулась – все вверх дном, видно, что-то он искал.

– По плану мента, что ты должна была сделать?

– Уехать из города.

– Почему ты не уехала?

– Потому что не хочу. Куда мне ехать? Домой?

– Тебе что-нибудь говорит имя Яша Грек?

– Нет.

– Чем занимался твой парень? Я имею в виду, как он зарабатывал на жизнь?

– Ну, у него были какие-то дела. Иногда он приносил хорошие деньги, но ему надолго не хватало. Знаешь, сколько стоит грамм героина?

– Не знаю и знать не хочу. Я сейчас уйду, но перед этим, как джентльмен, я должен тебя просветить и предостеречь. Твой парень взял на реализацию товар у наркодельцов. Яша у них – главный. И теперь, раз ты жива, ты за него отвечаешь.

– Вот еще! Оно мне надо? Пусть Сашок и отвечает, куда он дел товар.

– Увы, – вздохнул Виктор, – Сашок уже ничего не скажет, он мертв.

– Ой! – произнесла Наташа и перекрестилась. – Святый Боже! Его убили?

Виктор пожал плечами.

– И что же теперь будет? – Наташа приподнялась в кровати, одеяло сползло, и Виктор вновь увидел подрагивающие груди девятнадцатилетней девушки. Все эти дни он мысленно проклинал ее, но теперь думал о том, что не уйдет отсюда, пока не переспит с ней.

Они думают, что товар взяла ты. У парня товара не было. Вообще с ними лучше не связываться. Один хороший человек, который хотел меня защитить, – погиб. Если товар у тебя – верни.

– У меня нет никакого товара, Боже мой, что теперь со мной будет?!

Наташа вскочила и заметалась по комнате, лихорадочно хватая свою одежду.

Виктор поднялся, схватил ее за руку и привлек к себе.

– Подожди, успокойся. Там, где вы жили, бывал кто-нибудь посторонний?

– Нет, у нас никого не было. – Наташу трясло.

Виктор стал гладить ее по голове.

– Спокойно, спокойно. Скажи, какие вещи ты принесла с собой из этой квартиры?

– Свою одежду и этот кактус, больше ничего.

Виктор подошел к кактусу в красном в белый горошек цветочном горшке. Обостренный взгляд его тотчас заметил фольгу между землей и горшком. Взявшись пальцами за фольгу, он приподнял кактус вместе с землей и увидел на дне небольшой целлофановый пакет с белым порошком. Подошедшая Наташа охнула и схватила пакет.

– Героин это. Матка боска, Ченстоховска. Здесь целое состояние.

– Ну вот, видишь, все устроилось, – улыбнулся Виктор.

В его сознании мгновенно обозначилось ближайшее будущее: восхитительная прощальная ночь с Наташей, когда он вновь услышит ее смех; на следующий день – вернуть героин Яше, в том, что найти его не составит труда, он не сомневался, а уж потом с чистой совестью позвонить Бахтину и послать его подальше. Все еще улыбаясь и держа в руках кактус с землей, он повернулся на какое-то движение сзади и увидел дуло пистолета перед глазами.

Бокс для автосервиса Рязанов арендовал у гаражно0строительного кооператива. Особым условием было обслуживание членов ГСК вне очереди. Ну и, соответственно, соблюдение правил, принятых правлением. Так, например, в ГСК была пропускная система, и клиентов Рязанова пускали только после согласования с ним. Когда вахтер сообщил, что к нему хотят пройти клиенты, Рязанов, почувствовав недоброе. Дал свое согласие и тут же позвонил диспетчеру мазайской бригады, попросив прислать к нему дежурных "быков". Он платил регулярно, но практически никогда не беспокоил контролирующую его группировку. И хотя предстоящая разборка не касалась его работы, авторитеты мазайской группировки узнают об этом не сразу. Ну а когда узнают, придется только доплатить. Рязанов сел в кресло, положил на стол свои огромные кулаки и стал ждать. Он не знал, где сидит диспетчер, но судя по номеру, это было где-то в центре, то есть в худшем случае минут двадцать езды. Во всяком случае, условие соглашения было именно таким. Он регулярно отстегивает, и в случае чего, максимум через двадцать минут, бригада блюдет его интересы.

Дверь кабинета открыли без стука. Вошедших было трое: накачанные парни в широких штанах, в кожаных куртках и стриженые коротко. Эти ублюдки все одевались на один манер, словно были воспитанниками одного детдома для умственно отсталых детей.

– Где твой дружок? – спросил его тот, кто, видимо, был за старшего.

– Какой такой дружок? – наивно, вопросом на вопрос ответил Рязанов.

– Слышь, ты, деревня, – сказал старший, – не придуривайся. Где находится твой кореш Витя Грек?

Рязанов никогда не строил из себя городского парня. Он был простой русский мужик из татарской деревни. Одевался скромно, хотя мог себе позволить и красные пиджаки, и все такое прочее; и в разговорной речи не блистал изысками литературного языка, то есть он знал себе цену. Тем не менее, слова, обращенные к нему, обидели. Но Рязанова трудно было вывести из себя.

– Ты не выражайся здесь особенно, – тая гнев, сказал Рязанов, – пришел в постороннее место – веди себя как положено в гостях. Я не знаю, где Витя Грек, ничем помочь не могу. Если будут проблемы с машиной, обращайтесь. Воспитанным клиентам я всегда рад.

Реакция у старшего была молниеносной. Рязанов не увидел руку, которая вдруг ухватила его за ворот рубахи и притянула к себе. Кулак Рязанова взвился, как паровой молот. Подбородок старшего вдруг неестественно задрался вверх, и он повалился назад. Комната была мала, к тому же чрезвычайно захламлена всяким автомобильным барахлом. Но вот одно наблюдение, читателю на заметку: в маленькой комнате численный перевес практически не имеет никакого значения. Порой даже мешает. К тому же Рязанов когда-то был чемпионом Большого Автомобильного завода по гиревому спорту. Городские банды набирали себе рекрутов из спортивных секций, но одно дело выделываться на ринге или татами по правилам, другое – иметь дело с человеком, который тебя не боится, к тому же имеет силу в руках. А сила у Рязанова была от природы. Рязанов молотил кулаками, сокрушая физиономии пришельцев. И если бы его не приложили по голове бутылкой из под шампанского, некстати оказавшейся на подоконнике, вряд ли они унесли бы отсюда ноги. Сознание он потерял на какие-то мгновения, его поверженное тело озверевшие юнцы стали бить ногами, и от этого он стал приходить в себя. Вдруг все закончилось, и он понял, что ситуация изменилась. Бойцы из мазайской бригады быстро вывели из строя нападавших, но, узнав, кто они, не стали добивать, а велели уносить ноги. Лицо Рязанова было залито кровью. Мазайцам Рязанов рассказал все как было: пришли чужие, спросили, где Витя Грек, его давний приятель, он сказал, что не знает, за это его стали бить. Рязанова отвезли в больницу и оставили там.

Их было двое. Прямо перед ним стоял Коростыль, держа в руках пистолет, а в дверях маячило лицо Янычара.

– Все-таки Яша не ошибся, – улыбнулся Коростыль, – товар ты нашел.

– Как видите, – сухо сказал Виктор Грек. – Полагаю, что мы можем быть свободны.

– Ты можешь идти, а с девчонкой мы еще поговорим.

– Товар я нашел. Отпустите ее тоже.

– Я не люблю, когда из меня делают дурака. Умерла, так умерла, как сказал один грузин, танцуя на могиле своей жены. Да, милашка? Янычар, пропусти товарища, – оборачиваясь, сказал Коростыль и, продолжая начатое движение, стал заваливаться все больше и, наконец, распростерся на полу, все еще улыбаясь, глядя в небытие уже безжизненными глазами. Он был мертв. Грек посмотрел на Янычара и только сейчас сообразил, что слышал негромкий хлопок, пистолет у него был с глушителем.

– Ты, девушка, положи героин на стол и отойди в сторону. Можешь одеваться. А ты поставь на место кактус. Хорошая девушка, – сказал Янычар, стараясь удержать в поле зрения и Виктора, и Наташу, которая натягивала трусики, – жалко, времени нет.

– Да-а – протянул Виктор, – как сказал бы поэт – все прогнило в Датском королевстве. Что, собственно, происходит? Вы же из одной банды?

– Нет, это они банда, а я – Янычар. Янычары – гордый и независимый народ. Нам нужны деньги, чтобы купить оружие. Я сам продам героин и привезу деньги Кариму.

– Значит, ты засланный? А Карим – ваш авторитет?

– Генерал Карим – нош вождь. Он борется за независимость янычар.

– Ну что ж, – сказал Грек, – флаг тебе в руки. Забирай товар и иди своей дорогой. Или ты хочешь, что бы мы составили тебе компанию?

– Много болтаешь, – рассердился Янычар, – клади кактус на место и лицом к стене!

Виктор все еще стоял с землей в руках. Он посмотрел на Наташу, которая пыталась делать ему какие-то знаки. Янычар невольно проследил его взгляд – и в этот момент Грек бросил землю вместе с кактусом ему в лицо. Янычар охнув, закрыл лицо руками. Виктор вырвал у него пистолет, схватил за волосы и, рванув книзу, ударил коленом в лицо. Янычар упал, и тогда Виктор стал бить его ногами, не разбирая: по голове, животу, ребрам. Оставив затихшее тело, он засунул в карман пакет с героином и пистолет.

– Бежим, – сказал он, задыхаясь.

Побледневшая девушка трясущимися руками пыталась совладать с не застегивающейся пуговицей. Виктор перешагнул через Янычара, схватил ее за руку и потащил из комнаты. Дверь черного хода была распахнута. Спустились во двор. Виктор с опаской выглянул из подворотни. Неподалеку стоял серебристый "Опель-сенатор".

– Давай, делаем вид, что мы влюбленные, – скомандовал Грек.

Обняв девушку за талию и чуть заваливаясь на нее, зарываясь лицом в волосы, он вывел Наташу на улицу, Поравнявшись с "Опелем", Грек выпрямился – в машине никого не было. Он взялся за ручку, дверца была не заперта.

– Залезай, – сказал Грек и сам сел за руль.

Завести машину без ключей зажигания было нетрудно. Этому его обучил Рязанов.

Дом, в котором жил Грек, имел два подъезда с разных сторон. Если его ждут, то, наверное, у его подъезда, а не с противоположной стороны. У Виктора были хорошие отношения с соседом по балкону Николаем Илларионовичем. Правда, время было позднее, но…

– Извините, пожалуйста, – сказал Грек, – ключи потерял. – Разрешите мне через балкон перелезть?

– Не боитесь? – спросил сосед, пропуская их в квартиру.

– Высоко все же.

– Боюсь, – честно ответил Грек, – но что делать, очень хочется спать.

Он боялся лишних расспросов. Сосед был знаком с его женой. Но тот вел себя корректно. Вероятно, потому что был старым холостяком.

– Прекрасно вас понимаю, – одобрительно сказал Николай Илларионович, оглядывая Наташу, – обидно в такой ситуации потерять ключи. Когда спать хочется, – добавил он, открывая балконную дверь.

Теплый ветер ударил в лицо. Внизу светились разноцветные огни большого города. Виктор на мгновение улыбнулся какому-то детскому воспоминанию, кольнувшему из глубины памяти. Ему вдруг показалось, что все это когда-то было.

– Мне очень страшно, – как-то по-детски сказала Наташа.

– Другого выхода нет, хватаясь за перегородку и перекидывая ногу на свой балкон, успокоил Грек. – Очень быстро. Раз и два. Давай руку.

– Он схватил Наташу за руку и при помощи соседа перетащил к себе.

– Всего хорошего, – напутствовал сосед, уходя.

– Спасибо, крикнул ему вслед Виктор.

Балконная дверь была закрыта, но Виктор влез через форточку и впустил Наташу.

– Это наша спальня, – неизвестно зачем объяснил Грек.

– Да уж вижу, – ревниво сказала Наташа, – хорошая спальня, импортная. Хорошая спальня, – повторила она и, раскинув руки, упала лицом на кровать, затем перевернулась на спину, – когда-нибудь у меня тоже такая будет, – мечтательно сказала она.

При виде Наташи, лежащей на кровати, Виктор вдруг испытал угрызения совести. Он вспомнил, что Марина всю ночь отстояла у дверей мебельного магазина в очереди.

– Пойдем, я покажу тебе квартиру.

Наташа поднялась с постели.

– Это детская комната. Кухня. Это вроде гостиной.

– Неплохо, – равнодушно сказала Наташа. – У твоей жены есть вкус. Я смотрю, картинки висят на стенке, веревки художественные.

– Это называется макроме.

– Понятно. Если бы еще съесть чего-нибудь.

– Есть борщ и рис. Что будешь?

– И то, и другое.

– Все в холодильнике на кухне. Давай, займись, а я пока позвоню.

Виктор пошел в гостиную и сел у телефонного аппарата. Если он сейчас позвонит по телефону, который дал ему Яша Грек, они тотчас же приедут и испортят предстоящую ночь. И вообще неизвестно, чем все это закончится… В то же время, необходимо было позвонить и рассказать Яше, что произошло. Янычар вполне мог свалить убийство Коростыля на него; ему поверят – побои, как говорится, налицо, если уже не позвонил. Как он сам не сообразил сделать это сразу же, хотя ему тогда было не до этого. Все равно он уже опоздал.

Виктор набрал номер Рязанова, но тот, если был дома, вероятно, уже спал, отключив телефон. Грек положил трубку и прошел на кухню. На столе дымились две тарелки с рисом.

– А борщ? – спросил Виктор.

– Да ну, какой борщ, ночь на дворе.

– Ну, как знаешь. Выпить хочешь?

– Не мешало бы, после такой нагрузки.

Виктор достал из настенного шкафа бутылку медицинского спирта.

– Больше нечего, – сказал он, – извини.

– Это откуда? Старые запасы?

– Жена с работы принесла. Они им приборы протирают. Грек поставил на стол рюмки, налил до половины и разбавил водой из чайника.

– Будь здорова, чтобы все обошлось.

Наташа кивнула. Выпили. Стали есть рис.

– Прямо как в Китае, – сказала Наташа, – без хлеба. Хлеба-то у тебя нет?

– Извини. Ты что, была в Китае?

– Подруга мотается туда челноком. Она здесь на рынке торгует.

– Ну и как?

– Нормально, довольна. На тыщу баксов – тыща прибыль.

– А ты чего же теряешься?

– Пробовала один раз. Половину шмоток не продала, еле с долгами рассчиталась.

– Еще выпьешь?

– Давай.

Грек наполнил рюмки, разбавил водой.

– Ты извини, – сказала Наташа, – из-за меня попал в такое положение.

– Ладно уж, – махнул рукой Виктор. Не стоило обвинять девушку, с которой предстояло лечь в постель.

– Я уберу сейчас.

– Ладно, утром уберем.

– Тогда я в ванную, можно?

– Давай, потом я пойду.

Виктор остался один, закурил. Завтра он передаст героин, и одной проблемой станет меньше. Опасность представлял Янычар. Яша не простит ему предательства, а значит, он должен избавиться от свидетелей. До утра, впрочем, можно не волноваться. Дверь он запер на два замка. А утром он потребует, чтобы Яша приехал лично. При нем Янычар ничего не сможет сделать. Как быть с Бахтиным?

Как ни старался Грек додумать эту мысль, он не мог. Шум падающей воды из ванной не давал ему сосредоточиться. Он невольно вспомнил, как стояла Наташа под струями воды. Виктор поднялся, подошел к ванной комнате и взялся за ручку. Дверь была не заперта. Увидев его, Наташа закрыла руками груди и так стояла, не двигаясь и ничего не говоря. Виктор взял в руки мочалку и стал намыливать Наташу. Девушка улыбнулась и, сделав шаг, вышла из под душа. Грек взял левой рукой ее за плечо, правой стал, едва касаясь, натирать ее груди, плечи, живот. Наташа стояла, закрыв глаза, и улыбалась. Виктор стал тереть сильнее: бедра, ноги. Повернул ее лицом к стене, стал намыливать спину. Сгибая поочередно ноги в коленях, вымыл ступни. Вновь повернул к себе лицом, стал намыливать низ живота. Наташа застонала.

Виктор Грек взял ее в ванной под струями воды, но завершение этого было не так хорошо, как то, что ему предшествовало.

В эту ночь Виктору ничего не приснилось. Утром он долго не мог сообразить, где находится, открывал и закрывал глаза, засыпал и вновь пробуждался. Наташа прерывисто дышала ему в плечо, рука ее лежала у Виктора на животе. По мере того, как сознание возвращалось к нему, он чувствовал беспокойство.

Виктор Грек осторожно снял руку девушки с живота, поднялся и прошел в ванную. Долго чистил зубы, стоял под горячим душем. Когда он вышел, Марина сидела в спальне на пуфике, закуривая сигарету. Руки ее тряслись. Виктор почувствовал, как все у него оборвалось внутри. Это был конец. Она сказала:

– Ты встревожил меня своим приездом и расспросами, я, собственно, поэтому и приехала. Не думай, что я хотела тебя проверить.

– Я тебе все объясню, – сказал Виктор.

– Нет уж, милый мой, уволь. Я все поняла. Не хочу слушать твое вранье. Как, кстати, девочка, лица не вижу, ничего?

Наташа спала или делала вид, что спит, зарывшись лицом в подушку.

– Сколько ей лет?

– Девятнадцать.

– Твой любимый возраст, да? Как же ты так долго скрывал свои склонности?

– Ты ничего не знаешь. Я все объясню тебе. Так сложились обстоятельства.

– Достаточно, – сказала Марина.

Она поднялась и, обойдя Виктора, как столб, вышла из спальни. Грек пошел за ней. На кухне Марина сказала, указывая на неубранную посуду:

– Смотри-ка, ты даже кормил ее тем, что я для тебя приготовила.

Виктор попытался что-то сказать, но Марина движением руки остановила его.

– Я сейчас уйду, – сказала она, – поеду в деревню. У меня к тебе одна-единственная просьба: когда мы вернемся, тебя здесь не должно быть. Это моя квартира.

– Марина, я люблю тебя, и мне некуда ехать.

– Меня это не интересует, а о любви мне больше никогда не говори. Все, прощай.

Марина повесила на плечо свою сумку и стремительно вышла из квартиры. Хлопнула входная дверь. Виктор услышал, как за стеной заработал механизм вызываемого лифта. Он закурил, но тут же вдавил сигарету в пепельницу и бросился догонять жену. В подъезде, сбежав с лестницы, через стеклянную дверь он увидел Янычара, который стоял, прислонившись к машине, в которой сидели люди. Марина как раз проходила мимо них. Виктор видел, как Янычар проводил взглядом его жену и пошел, сел в "Опель", брошенный Виктором на соседней улице. Грек попятился назад.

Дверь квартиры была не заперта, но Виктор не помнил, захлопнул он ее, когда бежал за женой, или нет. Он прошел к телефону и набрал номер.

– Слушаю, отозвался молодой женский голос.

– Информация для Яши, – сказал Виктор.

– Записываю.

– Товар у меня, говорит – Виктор Грек. Пусть Яша приедет за мной лично. Я не доверяю его людям. Кроме того, у меня есть для него важная информация. Я нахожусь дома. Все.

Виктор дал отбой и пошел в спальню. Она была пуста, на полу валялась оброненная Наташей клипса. Виктор бросился к книжному шкафу, где он вчера оставил пакет с героином и пистолет. Героин исчез.

Янычар не поверил своим глазам, когда из подъезда выбежала Наташа. Не выпуская ее из виду, он подошел к "быкам" сидевшим в машине:

– Ждите его, сейчас он тоже выйдет. Девку я возьму сам. – После этого сел в "Опель" и поехал за Наташей. Девушку догнал на повороте, выстрелил ей в голову, подхватил сумку и резко нажал на педаль газа.

Одного из тех, кто выскочил из машины Виктор ударил головой в лицо, вырвался из рук оставшихся двоих и что есть силы побежал за Наташей и догонявшим ее Янычаром. Когда девушка упала, у него вырвался крик, который тут же прервался от удара по голове. Его подхватили под руки и потащили к подъезжающей машине. За рулем сидел Белобрысый. Виктор узнал его сразу, несмотря на то, что от удара в глазах двоилось Белобрысый выехал со двора, но через сотню метров резко затормозил. Достал из бардачка наручники и протянул назад:

– Наденьте на него. Я с ним выйду. А вы поезжайте за Янычаром. А то как бы он не заблудился.

Виктору надели наручники и вытащили из машины. Белобрысый уступил место за рулем другому бандиту, а сам подошел к Греку и набросил на его скованные руки плащ. Больше всего Виктора поразила обыденность происходившего. Прекрасное солнечное утро набирало силу. Вокруг сновали люди по своим делам. Не замечая ни убитой девушки, ни избитого Виктора. Подъехала черная "Волга". Белобрысый открыл дверь и втолкнул Виктора на заднее сиденье. Переднее было Занято, там сидел Бахтин.

– Доброе утро, милейший Виктор Степанович, – сказал он, не оборачиваясь.

– У чугунной ограды Фариз остановился. Один из привратников подошел к нему и, услышав слова, распорядился открыть ворота. Фариз подъехал к старинному особняку, на дверях которого висела бронзовая табличка с надписью: "Фонд культуры угнетенных народов".

– Я к Вазари, – сказал он охраннику, стоявшему у двери.

– Тебе назначено?

– Нет. Но дело очень важное.

– Жди, я доложу. Иди вон туда, посиди.

Фариз прошел в боковую комнату и сел в одно из кресел. На низком стеклянном столике лежали журналы. Он взял один и принялся перелистывать. В углу на черной пластмассовой тумбе стоял поднос с самоваром, пачка чая, ваза с сахаром и упаковка пластиковых стаканов. Фариз бросил журнал и налил себе чаю. Обжегся. Он нервничал: лучше было исчезнуть из города, а не сидеть здесь, дожидаясь приема. Но что ему делать с порошком, не на вокзале же продавать. Нужны были деньги для генерала, для республики. Генерал Карим доводился ему дальним родственником, и не было у генерала человека преданней Фариза. Но генерал не знал об этом. Добраться до него было непросто, он был на нелегальном положении. Фариз раздобыл книгу под названием "Сборник приемов джиу-джитсу" профессора Кара Ашинага и досконально изучил ее, потому что мечтал быть телохранителем у генерала Карима. Но судьба распорядилась так, что он подрался с сыном участкового, и так ударил его, что тот потерял сознание и больше уже не вернулся в этот мир. Родственники срочно, через соседнюю республику, вывезли в Россию и оставили там под присмотром двоюродного дяди Хагани, который рекомендовал его Вазари. Но тот предложил ему поработать у Яши Грека, тем самым назначив что-то вроде испытательного срока.

Комната, в которой находился Фариз, была без окон, поэтому он уменьшил звук работающего телевизора и напряженно прислушивался к звукам извне… Он слышал, как охранник переговаривался с кем-то по рации. Потом услышал клаксон автомобиля, видимо, во двор въехала еще одна машина. По звуку Фариз понял, что это иномарка.

Вызвали его через сорок минут. В сопровождении охранников Фариз поднялся по стертым ступеням мраморной лестницы на второй этаж и вошел в указанную дверь.

Вазари сидел за письменным столом. Это был крупный, слегка обрюзгший мужчина с зачесанными назад, сильно поредевшими седыми волосами. Слева от него, почти у окна, стояли огромные напольные часы, а справа, у глухой стены, – стойка бара, высокие табуреты у стойки, белый кожаный диван и несколько кресел с высокими спинками. В одном из них спиной к Фаризу кто-то сидел. Сидевшего не было видно, но Фариз чувствовал, что там кто-то сидит.

– Я слушаю тебя, парень, – сказал Вазари.

– У меня есть кое-что для нашей родины, – ответил Фариз.

– Эти слова звучали в его голове с тех пор, как ему пришла в голову мысль помочь генералу. Он давно гордился этой фразой.

– Что именно?

– Героин. Он стоит больших денег. НА них можно купить оружие для генерала. Я знаю, русские выводят войска из республики, у них сейчас по дешевке можно купить все, что хочешь.

Вазари тяжело вздохнул, встал из-за стола и подошел к окну:

– В этом нет ничего хорошего, парень.

– Ну что вы, какая может быть независимость с русскими танками под боком?

– Зачем ты убил своего напарника, парень? – спросил Вазари.

– Я же сказал: чтобы забрать у них героин, чтобы купить… – Фариз не стал продолжать, он вдруг понял, кто сидит в кресле и задним числом распознал автомобильный гудок, прозвучавший во дворе. Это был "Мерседес" Яши Грека.

– Где были твои мозги, парень – сказал Вазари. – Ты взял товар у моего друга и убил его человека. Я давал тебе рекомендацию. Ты подставил меня.

Фариз стоял, разглядывая свои ботинки. Оправдываться он не станет. Вазари продался русским, это ясно. Хороший удар ногой – и он вышибет мозги из его головы. Но сзади у двери стоят двое телохранителей с оружием. Надо потянуть.

– Что теперь? – спросил Фариз. – Ты выдашь меня желтоухим?

Вазари ненавидел национализм, и не только потому, что мать его была русской, а отец янычаром. Преступный мир искоренял в своей среде национализм в зародыше. Это был закон. Национализм унижает человеческое достоинство, мешает деловым отношениям.

Вазари принял решение:

– Оставь товар и уходи. Уезжай домой, сейчас же. Тебя никто не тронет.

Фариз достал из-за пазухи пакет с героином, положил его на стол, повернулся и пошел к выходу. Дверь за ним закрылась.

– Может, все-таки отпустишь его, – обращаясь к креслу, спросил Вазари, – а, Яша? Дурак парень. Крыша поехала.

– Я настаиваю, – поднимаясь, сказал Яша Грек.

– Ну, хорошо, – помрачнел Вазари, – только не у меня.

– Не у тебя.

– Испортил ты мне настроение.

– Поехали ко мне, поправим. Я сейчас девочек вызову, – пригласил Яша Грек.

– Нет, спасибо, в другой раз.

– Как думаешь, что мне с однофамильцем делать?

– А что делать, ничего не делать. Ты ему еще денег должен, за работу.

Фариз спустился по лестнице, каждую минуту ожидая нападения. Вышел во двор. "Мерседес" стоял рядом с "Опелем". Водитель, опустив тонированное стекло, скалил зубы, глядя на него. Фариз бесстрастно сел в машину и выехал в открытые привратником ворота. За ним никто не следовал, но все равно на первом же светофоре он рванул на красный свет и скрылся в ближайшем переулке. Через несколько минут машину повело. Он остановился, обошел вокруг. Заднее колесо было спущено. Оглядевшись и не заметив ничего подозрительного, он полез в багажник за запаской. В тот момент, когда он, присев на корточки, крутил домкрат, из проезжающей машины раздался выстрел, и Фариз повалился набок.

– Здравствуйте, Виктор Степанович, – повторил Бахтин.

Виктор Грек молчал, с ненавистью глядя в затылок полковника.

– Что же вы не отвечаете? – поинтересовался Бахтин.

– Я вам ничего не должен, – едва сдерживаясь, чтобы не закричать, сказал Грек, – наше соглашение не имеет силы. Девушку убили только что, на моих глазах.

– Да, действительно, – легко согласился Бахтин, – но это уже не имеет никакого значения. Операция отменяется.

– И, обращаясь к водителю: – Выключи мигалку, поедем как нормальные люди.

Шофер щелкнул тумблером и сбавил ход. Они въезжали в центральную часть города.

– Останови здесь, – приказал Бахтин. – Пойдемте, Виктор Степанович, прогуляемся, – предложил полковник.

Грек пожал плечами:

– С наручниками?

Бахтин сделал знак Белобрысый, вынув из кармана ключ, отомкнул стальные браслеты.

Улица была с односторонним движением, и водитель остановился у тротуара с левой стороны. Виктор вылез из машины, встал рядом с Бахтиным и глубоко вздохнул воздух.

– Хороший денек сегодня, а, Виктор Степанович? – спросил Бахтин.

– Я бы не сказал, – угрюмо ответил Грек.

– Да нет. Я имею в виду погоду. Тепло, а все же чувствуется, что скоро осень. В воздухе какой-то озноб ощущается.

Виктор пожал плечами. Его тяготил разговор. Обязательств перед полковником теперь у него не было. Руки свободны. Надо было повернуться и уйти. Но что-то удерживало его.

– Здесь недалеко в подвале пивная, – сказал Бахтин, – всего несколько шагов. Может, пропустим по кружке?

Грек нехотя согласился и поплелся за бодро шагающим полковником. Водитель, немного выждав, тихо покатился за ними.

В подвале было шумно и накурено. Сизый табачный дым стлался под потолком. Взяв по кружке пива, они отыскали в ряду стоек свободное место. Виктор осушил свою кружку в два приема и вновь пошел к пивному автомату. Вернувшись, он спросил:

– Как вы могли так подло обмануть меня?

Бахтин слизал с губ пивную пену и сказал:

– Это издержки нашей работы.

– Издержки, говорите. Испортить одному человеку жизнь, погубить другого – это, по-вашему, издержки. Это что же – мораль Армии Бдительности? А как же чистые руки и прочее?

– Мораль, уважаемый, в том, для чего это делается, а делалось это все во благо государства. И не вам судить о морали. Если бы вы, проводив жену, не залезли в постель к первой встречной девице, с вами бы ничего не случилось. В свою очередь, эта девица, блюди она мораль, не закончила бы таким образом свою жизнь.

– Ее втянули в это, – неуверенно сказал Грек. Да бросьте вы – и запомните: никто, никогда, никого, никуда не втягивает насильно, все в самом человеке.

Виктор допил пиво и пошел к автомату.

– Возьмите и мне, – сказал ему вслед Бахтин.

Наполнив две кружки, Виктор вернулся к столу и сказал:

– От меня ушла жена.

– Вернется, – успокоил его Бахтин, – вернется и будет еще сильнее любить. От нормального сильного мужика рано или поздно жена уходит. Бабы не уходят только от слабовольных, от тряпок. Они их жалеют. От меня тоже ушла жена, давно, правда. Она была очень красивая и умная, журналистка. Сказала: или я, или твоя работа. Я думал, она на нервах играет, я не мог бросить свою работу. Уехал в командировку. Восемь месяцев гнил в джунглях. Это было во время войны во Вьетнаме… А когда вернулся, узнал, что она ушла к архитектору. Потом она и от него ушла – к журналисту. Этот был полной тряпкой, он подавал ей тапочки. По сей день с ним живет.

От выпитого пива Грек захмелел. Он ничего не ел с утра.

– Почему отменили операцию? – вдруг командирским голосом спросил он.

– Меня вышибли на пенсию, – сказал Бахтин и закрыл лицо пивной кружкой.

Грек вспомнил, что не курил целый день и полез за сигаретами. Он вдруг понял, что удерживало его возле Бахтина. Это было неосознанное ранее чувство жалости.

– Почему? – спросил он и устыдился своего вопроса. Не надо было спрашивать.

– Не понимаю, что происходит, – сказал Бахтин. – Ведь суть нашей работы в том, чтобы концентрировать, анализировать информацию и своевременно информировать верха, а верха, как говорил Ленин, уже не могут или не хотят принимать меры. Что-то разладилось в нашем государстве. Я не понимаю, что происходит, – вновь повторил он, – я говорю – держите вора, а мне – не лезь не в свое дело… Стране нужна валюта. Тридцать лет это было моим делом, а теперь оказывается не мое. Посмотрите, что вокруг происходит. Им дали волю, чтобы они зарабатывали для государства деньги. А они растаскивают страну. Продают секретное оборудование, ноу-хау. Вагонами вывозят стратегическое сырье. Ладно, сторожевой пес Бахтин уже не нужен начальству. Другие времена, другие нравы. Пусть растаскивают, я честно работал.

– Жаль, – сказал Виктор и, помолчав, с гордостью добавил: – Я ведь узнал секрет нового прибора.

– Теперь это уже ни к чему. Ну, если только из любопытства: в чем?

– Источник питания посылает невидимый инфракрасный луч.. Он отражается от объекта и возвращается в прибор, проходит через пластину из особого минерала, выращенного в космосе…

– Любопытно, – равнодушно сказал Бахтин. Видно было. Что он тоже захмелел.

– Еще пива 7 – предложил Грек.

– Нет, спасибо, это допью – и все.

– Я. Пожалуй. Пойду, сказал Грек.

– До свидания.

– Будьте здоровы.

Виктор Грек вернулся домой. Место, где утром упала Наташа, было чисто выметено и полито водой. Следов крови нигде не было видно. Поднялся в квартиру. Собрал свои вещи, их оказалось не так уж и много. Позвонил в бюро по найму жилья и, узнав, где сдается комната, отправился по нужному адресу.

Это была двухкомнатная квартира. Большую комнату занимала хозяйка, сухонькая опрятная старушка. Маленькую она отвела Виктору. Окно выходило на помойку, впрочем, как и большинство окон Страны Советов, но он не очень огорчился данному обстоятельству. Этаж был четвертый, так что запаха не чувствовалось. Он принялся разбирать вещи: одежду повесил в стенной шкаф, книги положил в тумбочку, стоящую у кровати. Грек взял с собой только две, которые он читал всю жизнь: "Двенадцать стульев" и "Похождения бравого солдата Швейка".

Старушка ходила за ним по пятам и говорила резким, неприятным голосом:

– За порядком следи.

– Хорошо, – отвечал Виктор.

– Баб сюда не таскать, я этого не люблю.

– Не буду, – обещал Виктор.

– Пьянки не устраивать. Пьянки до добра не доводят. Сын мой из-за них в тюрьму попал, жена посадила. Теперича на сто первом километре живет. Не прописывают. А завтра помру я, кому квартера достанется? Надысь из ЖЭКа приходили, все про здоровье спрашивают. А у мене все болит.

– Ключ дайте мне, – попросил Грек.

– Ключ? Зачем тебе ключ? – подозрительно спросила старушка.

– Ну, как же, – удивился Грек, – я же теперь квартирант.

– Ну ладно, – нехотя сказала хозяйка, – щас принесу.

Она вышла из комнаты. Получив ключ, Грек пошел на улицу – осмотреться и купить что-нибудь на ужин.

Это была окраина города. Дорога, на которой стоял дом, сбегала с холма и шла вдоль железнодорожной насыпи, за которой находился пруд. Вдали, на возвышенности среди деревьев виднелись кресты и голубые купола небольшой церкви. Магазинов было всего два. Овощной и продуктовый. В продуктовом один отдел был отведен под коммерческий магазин. Купив колбасы и хлеба, Грек из любопытства зашел в коммерческий и примерил понравившиеся брюки модные, широкие.

– Вам бы лучше классику, – сказала ему продавщица, молодая, симпатичная женщина, – вы – стройный.

Она смотрела на Грека с интересом. Хотя бы потому, что видела его впервые. На окраине как в поселке. Примелькавшиеся лица.

"Что ни делается, все к лучшему, – сказал себе Виктор – теперь я свободный человек".

Он заметил интерес в ее глазах. С улыбкой поблагодарил и пошел к новому дому.

 

Часть вторая. ДВА ГРЕКА

Наступила осень. Всюду пахло грибами. Особенно сильно – у перронов пригородных электричек и выходов метро, где каждый день возникали стихийные рынки. Грек частенько бродил там. Во-первых, это было похоже на народное гулянье, только вот не хватало духового оркестра. Во-вторых, в магазинах было шаром покати, и продукты он покупал себе только на рынке. Грек вдруг с удивлением обнаружил, что процесс приготовления пищи доставляет ему удовольствие. К тому же это оказалось очень просто. Например, зеленый суп: пучок щавеля, кубик куриного бульона, пара картофелин и разбить туда сырое яйцо. Еда на два дня.

В коммерческих палатках появился спирт "Рояль". Его можно было разбавить кипяченой водой и спокойно напиться, если вдруг одиночество хватало за горло. Грек пил сейчас каждый вечер. Он говорил себе, что пьет от одиночества, но это было не так. Просто красиво говорить себе, что пьешь от одиночества. Грек пил от безделья.

То есть работа у него была, но вечерами буквально нечем было себя занять.

С прежней работы пришлось уволиться. Об этом ему категорическим тоном заявила Марина. Грек не стал возражать. Ведь в свое время она устраивала его туда. Как говорится, я тебя породил, я тебя и убью. Но Грек нисколько не жалел об этом. Он даже почувствовал некоторое облегчение. На жизнь он зарабатывал теперь посредничеством. В стране развивалось кооперативное движение. Вновь появившиеся предприятия нуждались в сырье, которого не было в свободной продаже. Это уже позднее появились биржи, управляющие которых показывали своих кобелей по телевидению и похвалялись умением заработать большие деньги, хотя занимались тем, что, имея доступ к государственным материалам, перепродавали их по коммерческим ценам.

Грек за несколько лет работы в снабжении приобрел опыт и имел обширные связи. С каждой сделки он получал свои десять процентов и зарабатывал на этом такие деньги, которые ему раньше и не снились.

Итак, наступила осень. В один из этих прекрасных дней Грек и Рязанов сидели в желтом "Мерседесе" выпуска 1978 г. и пили водку. Место, где они расположились было очень красивым. Машина стояла на пригорке. Внизу у подножия холма лежали пруды, перетекавшие друг в друга. По берегам тянулся лес, уходивший куда-то вдаль. Мимо по дороге шли люди, направлявшиеся в церковь, которая находилась на вершине холма.

Утром Греку вдруг захотелось в баню. Он вытащил Рязанова из дома, но по случаю религиозного праздника баня оказалась закрытой, хотя было воскресенье. Грека всегда раздражало то, как общество навязывает отдельным гражданам свои убеждения. Он долго возмущался этим, до тех пор, пока они не нашли подходящее местечко и не расположились там. И вот теперь они допивали "Распутин", припасенный Греком для бани. Из открытых окон в машину проникал запах земли и прелых листьев.

Рязанов. Еще очень сексуально, когда молодая телка тянется и поднимает руки вверх, и в это время грудь у нее становится в два раза больше.

Грек. Рязанов! Угомонись.

Рязанов. Ох, не говори, Степаныч. Если бы ты знал, как я мучаюсь. Хорошо, хоть лето кончилось.

Грек. Чем тебе лето не угодило?

Рязанов. А ты че не видишь, что они носят. Все просвечивает, особенно на солнце, когда светлое платье.

Грек. Ну и что?

Рязанов. ЯА я нервничаю.

Грек (смеясь). Спустись к пруду, умойся холодной водой.

Рязанов (вздыхая). Не поможет. Давай лучше выпьем.

Грек (наливает в стакан водку).

Рязанов. Может неудобно, что здесь пьем. Люди в церковь идут, а? (От близости храма в нем вдруг просыпается деликатность).

Грек (пожимая плечами). Им ведь не видно, что мы пьем. Мы же ничего такого не делаем. Сидим тихо, разговариваем.

Рязанов (вздыхая). Все-таки рановато. Только пол-одиннадцатого, а мы по двести приняли.

Грек. Вот так всегда, напьешься, а потом думаешь, чего пил, дурак?

Рязанов (вздыхая). Это точно. Особенно на утро. Один раз с бодуна вышел из подъезда утром. На работу ехать. Смотрю, ключи забыл от машины. Я обратно, а лифт не работает, и я пешком на 20 этаж. Думал, не дойду, помру где-нибудь между этажами.

Грек (сочувствуя). Да-а.

Рязанов. Слушай, Вить, а че с Мариной?

Грек. Повестку получил, скоро разводиться пойду.

Рязанов. Смотри-ка, упертая какая. Подумаешь, вдул кому-то раз. Ну а с машиной чего?

Грек. Машину пришлось продать. Мы ее в складчину покупали. Пять моих было, а четыре ее мать давала, к тому же брали на ее деда, ветерана войны.

Рязанов. Надо другую брать, что за мужик без машины.

Грек. Денег не соберу никак. Инфляция, деньги обесцениваются быстрее, чем я их зарабатываю.

Рязанов (вздыхая). Ладно, наливай еще по одной, допьем эту заразу.

С Таней Грек познакомился на рынке. Она стояла у лотка с зеленью. Торговавший малый был пьян вусмерть и на все ее вопросы отвечал утвердительно.

– Скажите, пожалуйста, – спрашивала она, тыча в пучок петрушки, – это кинза?

– Кинза, – отвечал малый.

– А это? – спрашивала девушка, указывая на сельдерей.

– Кинза, – отвечал добрый малый.

Девушка беспомощно оглянулась и наткнулась на ухмылку Грека.

– Очень смешно, – укоризненно сказала она.

– Извините, – сказал Грек, – просто я тоже раньше не разбирался.

– А сейчас разбираетесь?

– Да, – с гордостью сказал Грек.

– Достойно восхищения.

– Конечно, – согласился Виктор.

– Так какая же у них кинза? – нетерпеливо спросила девушка.

– Вот, – показал пальцем Грек.

Купив зелень, девушка поблагодарила Виктора и пошла. Грек, помедлив, двинулся за ней. На автобусной остановке она оглянулась:

– Нам по пути?

Грек кивнул.

– Вы курите?

– Да, но собираюсь бросить.

– Пока не бросили, постойте со мной рядом. Я покурю. Мне одной неудобно.

Они зашли за автобусную остановку. Девушка достала из сумочки пачку "Явы", вытянула сигарету и чиркнула зажигалкой. На вид ей было около двадцати. Каштановые с красноватым отливом волосы, короткая стрижка, коричневое, некрасивое платье с поясом на талии.

– Может, познакомимся, – предложил Виктор.

– Таня.

– Виктор Грек.

Таня удивленно взглянула на него, но ничего не сказала. Грек достал сигарету и закурил, думая, что бы еще сказать. Подошел долговязый парень с длинными, зачесанными назад волосами и попросил разрешения прикурить. Затем он втиснулся между Греком и Таней.

Грек подумал, удобно ли будет дать ему при Тане по шее.

– Это мой жених, – сказала девушка.

– Отлично, – сказал Грек, – как поживаете?

– Спасибо, – кивнул жених. – Меня зовут Ипполит.

– Грек, – они обменялись рукопожатиями.

Ладонь у Ипполита оказалась вялой и потной. Грек посмотрел на Таню. У девушки были серые глаза и сросшиеся у переносицы брови. Она была очень красива. Обидно, что так быстро просыпается ревность. Грек раскурил потухшую сигарету.

Вдруг резко потемнело, подул холодный ветер, поднимая пыль, обрывки газет, пустые сигаретные пачки, листья и прочий мелкий мусор. Крупные капли дождя застучали по земле и козырьку крыши, под которым они стояли.

– Ипполит – писатель, – сказала Таня.

– Да-а, протянул Грек.

– Да, он недавно опубликовал рассказ в журнале.

– Ну, Таня, – скромно сказал Ипполит.

– Как называется? – спросил Грек.

– "Крик собаки".

– Разве собаки кричат? – удивился Грек.

– Кричат, – отозвался Ипполит. – Суть писательства в том, чтобы правдиво изображать действительность. Воображение тоже должно присутствовать. Но то, что ты выдумал, надо описывать правдиво.

Грек понимающе кивнул:

– То есть врать так, чтобы тебе поверили.

Ипполит поморщился.

– Ну, это слишком примитивно.

– Мама, наверное, уже волнуется, – сказала Таня, – надо идти. Хотела же зонт взять.

– Не беспокойся, – ответил Ипполит. – Мама знает, что я пошел за тобой. Хорошо, что я так быстро тебя нашел. А то бы сейчас бродил под дождем. Впрочем, в этом что-то есть. Представь себе опустевший рынок и одинокую мужскую фигуру под дождем.

– Он сейчас перестанет, – сказал Грек и как в воду глядел. Дождь тут же прекратился.

– Ну ладно, я пошел, – сказал Грек и пошел, оставляя отпечатки на мокрой земле. Сделав несколько шагов, он остановился и посмотрел назад.

– Может быть, встретимся, – сказал Грек.

Жених и невеста с удивлением посмотрели на него.

– Как-нибудь. А что здесь такого? Поболтаем, выпьем чего-нибудь. Я здесь рядом живу, возле поликлиники.

Таня улыбнулась, показав все свои ровные зубы, и продиктовала номер телефона.

– Позвоните, – сказала она.

– Спасибо, – буркнул Грек и пошел восвояси.

Утром Грек долго лежал в постели, глядя в окно. Давно уже надо было встать и позавтракать, но особенных дел у него не было, вернее, были, но он никак не мог решить, какому из них отдать предпочтение, и поэтому продолжал лежать. Затем вновь задремал и проснулся от телефонного звонка.

Звонил Рязанов и просил приехать.

Голос у него был растерянный.

– Что-нибудь случилось? – спросил Грек.

– Не телефонный разговор, – сказал Рязанов – Приезжай, узнаешь.

На подоконнике сидел молодой человек, черноволосый, красивый, с внимательными глазами. Он так пристально смотрел на Грека, что тому стало не по себе. Сам Рязанов сидел за столом, был серьезен и даже несколько печален. Он всегда выглядел печальным, когда у него появлялись проблемы.

– Познакомься, Степаныч, – сказал он.

– Виктор, – сказал Грек, протягивая руку.

– Нико, пожимая руку, ответил парень, – Николай Кварацхелия.

Грек посмотрел на Рязанова.

– Это сын Мераба, – сказал Рязанов, – царство ему небесное.

Виктору стало нехорошо. По всей видимости, начинался второй виток неприятностей.

– Можете звать меня Нико, – сказал парень.

Он говорил по-русски правильно, но с сильным акцентом.

– Как жизнь? – спросил Грек и тут же устыдился своего вопроса. – Извините. Давно приехали?

– Мне нужна ваша помощь, – не отвечая, сказал Нико.

– Конечно, – ответил благородный Грек, – какие проблемы?

– Я ищу убийцу Мераба.

Улыбка сползла с лица Грека. Он полез за сигаретами, закурил и посмотрел на Рязанова, надеясь на подсказку, но тот молчал и выглядел подавленным.

– Честно говоря, я не представляю, чем могу быть полезен в этом, – медленно, делая паузы между словами, заговорил Грек. – Мне бы очень не хотелось опять впутаться в неприятности. Поймите меня правильно.

– Мераб погиб из-за вас, – жестко сказал Нико.

Грек вздрогнул и вновь посмотрел на Рязанова.

– Извините за резкость. Я не обвиняю вас, но таково положение вещей.

Грек молчал. До сегодняшнего дня он все время отстранял от себя мысль о своей вине, уходя в размышления о судьбе, предопределении, но сейчас тяжесть произнесенных слов придавила его.

– Простите меня, – тихо сказал Грек.

– Мне нужна ваша помощь, – повторил Нико. – У вас есть время?

– Да, конечно.

– У меня машина, поедем, по дороге поговорим.

– Володь, ты поедешь? – с надеждой спросил Грек.

– Степаныч, прости подлеца, – замялся Рязанов, – работы до чертиков.

– Ну ладно, созвонимся. – Грек кивнул и вышел из комнаты. Нико последовал за ним.

За проходной стоял темно-синий джип Мераба Кварацхелии.

– Вы садитесь за руль, – сказал Нико, – вы город лучше знаете.

– С удовольствием, – ответил Грек. Водить такую машину ему еще не приходилось.

Виктор запустил двигатель и включил передачу. Тяжелая машина неожиданно легко тронулась с места и набрала скорость. Рулевое устройство было с гидроусилителем и управлять автомобилем было одно удовольствие. Грек наслаждался ездой; едва касаясь рулевого колеса, вписывался в любые повороты. Легко догонял и опережал потоки машин, лавируя между ними.

– Классная тачка, произнес Грек.

Нико не отозвался, он молча смотрел в окно.

– Как я могу вам помочь? – спросил Виктор.

Нико сказал:

– Я пока не знаю, концов нет. Его застрелили на лестничной площадке перед квартирой. Рядом лежал Ашот, снабженец. Дверь в квартиру была открыта, но в ней ничего не взяли. Ни у Мераба, ни у Ашота не было оружия. Я думаю, что Ашот вызвал Мераба из квартиры. Или его заставили, или купили. А потом тоже убрали, как свидетеля. Я был у следователя. Урод какой-то моральный, ублюдок, стал требовать у меня разрешение на временное проживание, справку, что я сын Мераба. По нашим законам я должен отомстить за Мераба. Володя рассказал мне все, что он знал, но там не за что зацепиться. Для меня очень важен ваш рассказ. У Мераба, конечно, были враги, но я уверен, что это дело рук тех, кто наехал на вас. Расскажите все по порядку, от начала до конца.

Грек принял вправо, прижался к обочине и остановился.

– Я проводил жену на вокзал, а потом поехал на Выставку, – начал он свой рассказ.

Нико слушал его внимательно, иногда задавая вопросы. Стал накрапывать дождь, затем припустил сильнее. Капли барабанили по крыше, капоту и стеклам. Темно-синий джип марки "Джи-Эм-Си Джимми" стоял у обочины, и проносящиеся мимо машины обдавали его водяной пылью.

– Вы говорите, что вас отвезли за город с закрытыми глазами. По каким дорогам от вашего дома можно попасть за город?

– Можно крутить, как хочешь. Но мы ехали по прямой, по Польскому шоссе, и не очень долго.

– Давайте попробуем.

– Но меня же везли с закрытыми глазами.

– Человеческий мозг способен хранить некоторые ощущения многие годы.

– Хорошо, согласился Грек.

– Вот здесь меня посадили в машину, – сказал Грек, поглядывая на подъезд с опаской, хотя день был будний и Марина не могла сейчас появиться.

– Вы сидели на заднем сиденье?

– Да.

– Садитесь назад, а я сяду за руль.

Грек с сожалением вылез из-за баранки и сел сзади. Нико сел за руль.

– Сейчас налево, на выезд из двора. На светофоре направо. Теперь по прямой.

Нико послушно выполнял команды.

– Здесь мне завязали глаза.

– Закройте глаза.

– Я лучше завяжу, чтобы все было как тогда, – Грек вошел в раж.

Он достал платок и завязал себе глаза. Странно было вновь очутиться в той же роли.

– Надо ехать быстрее, меня все время прижимало к сиденью.

Нико прибавил скорость. Грек стал восстанавливать в памяти внутренние ощущения. Он до того вошел в роль, что чувствовал слева и справа тела охранников. В какой-то момент он почувствовал, что машина должна завернуть.

– Здесь налево, – сказал он.

– Почему налево? – спросил Нико.

– Потому что на меня навалился тот, кто сидел слева. – ("А слева сидел белобрысый"), – отметил про себя Грек.

– Но здесь нет поворота, – заметил Нико.

– А до этого был поворот?

– Нет.

– Значит следующий поворот. Наверное, они ехали быстрее. Все-таки шестисотый "мерс", на нем захочешь медленно – не поедешь.

– Впереди есть развилка, но там знак – прямо и направо.

– Этим ребятам было совершенно наплевать на все знаки.

– Логично, – ответил Нико, – но мы нарушать не будем, проедем прямо, развернемся и повернем.

Нико выполнил маневр. Машина теперь ехала по второстепенной дороге. Грек всем телом ощущал ее неровности.

– Где-то здесь мы должны съехать с бетонки. Там было что-то вроде гравия или щебенки.

– Пока ничего нет.

– Поезжайте пока медленно.

– Откуда вы узнали, что мы едем по бетонке? – с интересом спросил Нико. – У вас глаза и в тот раз были завязаны, и в этот.

– Это просто, – развязывая платок, сказал Грек, – колеса постукивают по швам, как по шпалам.

– Все понятно, господин следопыт, – сказал Нико.

Грек быстро глянул на него, ожидая увидеть, наконец, улыбку на лице. Но тот был по-прежнему серьезен.

– Давайте я за руль сяду.

– Понравилось? – спросил Нико.

– Классная тачка, – ответил Грек, – нашим сто лет еще надо, чтобы догнать их.

– Зато в космосе мы впереди планеты всей, – заметил Нико. Он остановил машину, пересел на пассажирское место и сказал: – Он любил хорошие машины.

– Извини, Нико, – медленно подбирая слова, заговорил Грек, – почему ты всегда говоришь – "он" или "Мераб", никогда не говоришь "отец" или "папа"?

Нико отвернул лицо в сторону и, помолчав, сдавленным голосом сказал:

– Потому что не могу. У меня всегда слезы наворачиваются.

– Извини, пожалуйста.

– У меня долгое время не было отца. Он все время сидел в тюрьмах и лагерях. Моя мама была его третьей женой. В детстве мне всегда было больно, когда кто-нибудь из ребят говорил, что с папой едет на рыбалку или на охоту. Я тоже хотел говорить эти слова, но не мог. И я долго не мог ему простить. Потом, когда вырос, нашел его и забыл все свои обиды. Разве он виноват, что так жизнь сложилась.

По обеим сторонам лес, то приближался, то отступал от дороги. Впереди был железнодорожный переезд. Машину на нем изрядно тряхнуло.

– Переезда не было, – сказал Грек, – такие толчки я бы запомнил. Значит, мы проехали.

Он повернул и поехал обратно. Увидев подходящее местечко, притормозил и остановился. Нико вопросительно посмотрел на него.

– По-маленькому, – объяснил Грек, – не возражаешь?

– Да, конечно.

Грек вылез из машины и направился к лесу. Нико невольно наблюдал за его фигурой, пока она не скрылась за деревьями. Тогда он достал сигареты и закурил. Мимо пронеслась новая иномарка. Нико проводил ее восхищенным взглядом. Как и отец, он обожал хорошие машины.

Оторвавшись от зеркала заднего вида, он увидел Грека, бежавшего к машине.

– Ты видел? – закричал Грек, влезая в машину. Он развернул джип и вдавил акселератор в пол.

– Это они? – спросил Нико.

– Скорей всего, – подтвердил Грек.

На большой скорости он проскочил железнодорожный переезд. Через несколько сот метров над дорогой навис автомобильный мост. Сразу за ним в сторону шла проселочная дорога, Грек, не раздумывая, свернул на нее. Колеса зашуршали по щебенке. Дорога скоро завернула в лес. Следуя изгибу, Грек едва успел затормозить. Впереди была поляна и дом, выстроенный в готическом стиле, со сторожевой башней, шпилями и башенками, обнесенный высоким каменным забором.

– Это здесь, уверенно сказал Грек. Он был доволен собой.

– Спасибо вам, – сказал Нико. Он достал из-под мышки пистолет, вставил в него обойму.

– Ты с ума сошел. Там полно охраны. Тебя убьют раньше, чем ты дойдешь до Яши.

– Я подожду его здесь.

– А что делать мне?

– Вы можете вернуться, – заметил Нико.

– Пешком?

– Возьмите такси за мой счет.

– Спасибо, – буркнул Грек, – у меня есть деньги.

Он открыл дверь, но в этот момент ворота особняка отъехали в сторону и оттуда показалась BMW. Дорога была узкой, машинам никак нельзя было разъехаться. Из остановившейся машины выскочили двое мужчин, подошли к джипу и стали по сторонам.

– В чем дело? – спросил тот, кто стоял со стороны водителя, высокий, с косичкой.

– Извиняемся, – развязно сказал Грек. – Адамович здесь живет?

– Какой Адамович

– Товаровед с лесоторговой базы, – вдохновенно продолжал врать Грек.

– Вы ошиблись, поворачивайте обратно.

– Как это ошиблись? Он здесь не живет? А где?

– Вы ошиблись, проваливайте.

– А че так грубо, мужики?

– Давай, давай, поехал.

– Ну ладно, Коль, – обращаясь к Нико и подмигивая, сказал Грек, – ошибочка вышла, поехали.

Под взглядами мужчин Грек запустил двигатель и подал назад.

– С наскока ничего не сделаешь, – сказал Грек, когда они оказались на Польском шоссе, – надо это дело обмозговать.

– Какой Яша из себя? – спросил Нико.

– Высокий, худощавый, бледный такой, уши торчат.

– Вы можете мне его показать?

– Грек ненадолго задумался, затем твердо сказал:

– Найду – потом покажу. Я помогу тебе. Я в долгу перед Мерабом.

– Спасибо, друг.

– Может, заедем ко мне? Выпьем. Я тут недалеко комнату снимаю. Хозяйки сейчас нет, в деревне живет, у сестры. Ты где остановился?

– У Мераба.

– Тебе, наверное, тяжело там. Можешь у меня пожить.

– Спасибо.

– Ну, как хочешь. Так заедем ко мне, посидим. У меня спирт есть.

– Я не пью спирт.

– Ну, вина выпьем. Правда, в магазине сейчас не протолкнешься.

– Ничего, я без очереди возьму.

Подъехали к винному, остановились.

– Я сейчас, – сказал Нико.

Через стеклянную витрину Грек видел, как Нико пробирался к прилавку.

– Милая, – обратился Нико к дебелой продавщице, – дай, пожалуйста, "Саперави".

Продавщица брала деньги у всех, кто лез без очереди, в основном, местных алкашей, но Нико не замечала.

– Ну, куда прешь без очереди, – обиделся кто-то из толпы.

– Понаехали, лимита, сраная, – сказал женский голос.

– Гитлер город не взял, – поддержал тему дребезжащий старческий голос, – а эти в момент взяли. Двадцать лет в коммуналке живу, а они квартиры получают.

– Тебе сказано, куда лезешь, черный? – сказал первый голос.

Последнего замечания Нико не вынес, он повернулся и ухватил говорившего за ворот пиджака.

– Ну, ты, наглец, – сказал мужик, стискивая рукой его запястье, – на кого тянешь, я ведь с железом работаю.

В следующий момент Нико получил сильный удар в ухо и ударил сам.

Увидев, как на Нико набросилось несколько человек, Грек выскочил из машины и бросился в магазин.

– Атас – полиция! – заорал он.

Пользуясь наступившим замешательством, Грек быстро пробрался в эпицентр драки и встал рядом с Нико. Клич Грека все еще витал над толпой, убавляя бойцовский пыл. Многие вертели головами, поминутно оглядываясь. Попасть в лапы полицейского наряда было хуже, чем прийти домой с расквашенным носом. Наши герои, яростно молотя всех, кто оказывался на пути, проложили себе дорогу к выходу. Преследовать их никто не стал.

Грек въехал во двор и затормозил у своего подъезда:

– Ну что, пойдем жахнем спиртику?

– Нет, Виктор, спасибо, – ответил Нико, трогая свое покрасневшее и опухшее ухо, – я пойду домой.

У Грека был расцарапан нос и выдран клок волос. Он открыл дверь и вылез из машины.

– Пока, – сказал он, подняв руку на прощание.

Нико перебрался на водительское сиденье и, махнув рукой, поехал.

Дома Грек сразу полез в ванную. Выйдя, сел возле телефона и долго смотрел на него, размышляя.

Затем набрал номер Тани.

– Алло, – услышал он голос пожилой женщины, по-видимому, это была ее мама.

– Здравствуйте, – любезно сказал Грек. – Как поживаете?

– Спасибо, хорошо, – удивленно ответила мама. – А вы как?

– Вашими молитвами, – продолжал совершенствоваться Грек. – А можно попросить Таню к телефону?

– А Таня только что пошла на рынок.

– За кинзой? – спросил Грек.

– И за кинзой тоже, а кто ее спрашивает?

– Я Грек.

– Не слышала, – честно ответила мама, – у нее есть знакомые ирландцы, а вот греков не было. Наверное, она с вами недавно познакомилась. Она такая общительная. Кстати, вы очень хорошо говорите по-русски.

– Спасибо большое. Так вы говорите, она только что ушла?

– Да.

– Спасибо, до свидания.

– До свидания.

Грек положил трубку, быстро оделся и выбежал из квартиры. Это было недалеко. Рукой подать.

Таню он нашел там же, где оставил в прошлый раз. Она стояла за автобусной остановкой и курила, задумчиво оглядывая окружающую среду.

– Извините, – сказал Грек, вставая рядом и, доставая сигареты, – я немного задержался.

Таня посмотрела на него и воскликнула:

– О-о, это вы!

– Это я, – скромно ответил Грек.

– Вы такой остроумный, – восхищенно заметила Таня.

Она так радостно улыбалась, что Грек сам расплылся в улыбке.

– А что у нас с носом?

– Подрался. У меня еще клок волос выдран, – похвастался Грек.

– Драться нехорошо, – укоризненно сказала Таня.

– Согласен, – сказал Грек и добавил: – Я рад вас видеть.

– Аналогично.

– Дождя нет, – подтвердила Таня, – и что же?

– Значит, никто не втиснется между нами.

– Имейте в виду, – улыбаясь и поднимая вверх указательный палец, сказала Таня, – нападок на своего жениха я не потерплю.

– Боже упаси, ваш жених для меня святое.

Таня подозрительно посмотрела на него, но ничего не сказала.

– Здесь недалеко есть одно подходящее местечко, – сообщил Грек, – там можно выпить кофе с коньяком и поговорить о многих вещах, о говорящих собаках и молчаливых людях.

– А вы себя будете вести, как подобает, если я приму ваше предложение?

– Безусловно.

– Вы из моего согласия не сделаете ложных выводов?

– Никогда.

– Ну, тогда ведите.

– Так что вы хотели сказать о говорящих собаках?

– Все-таки это неправильно.

– Что именно?

– "Крик собаки" – это неправильно.

– Почему?

– Потому что крик – понятие одушевленное. А собака не имеет души. Это противоречит катехизису.

– Скажите, пожалуйста, – Таня удивленно подняла глаза, – вы что, сильны в теологии? Вы, часом, не святой отец?

– Нет, я посредник.

– А что это значит?

– Я свожу деловых людей, которые нуждаются друг в друге, и получаю за это процент от суммы сделки.

– Наверное, это очень сложно?

– Не очень. Самая большая сложность – получить с них деньги. Ну, так как же на счет собаки?

– Виктор, вы такой нудный. Далась вам эта собака. Понимаете, в литературе существует такой прием – художественная условность. То есть, как бы собака лает, но тот, кто слышит этот лай, воспринимает его как крик. Вот и все.

Грек пожал плечами.

– Не согласны? – спросила Таня.

– Ладно, пусть будет крик, – нехотя согласился Грек.

– Вы такой добрый, – сказала Таня.

Грек подозрительно посмотрел на нее, в этих словах была явная ирония. Но на лице у Тани было наивное восхищение:

– Вы смеетесь надо мной.

– Ну что вы, как вы могли подумать!

– А мне кажется, что смеетесь.

Грек почувствовал, как обида просачивается в его сердце, и от этого у него начинает сводить лицо.

Грек был очень обидчив, особенно в отношениях с женщинами. Но Таня вдруг поняла это и сказала:

– Честное слово, не смеюсь. – И, сделав паузу, добавила:: – Ну, может быть, слегка подтруниваю.

Признавшись, она тут же улыбнулась, показывая все свои ровные белые зубы.

От этой улыбки Грек почувствовал радостное тепло в груди.

– Еще мартини? – предложил он.

Таня согласно кивнула.

– И кофе?

– И кофе. Только мне мартини безо льда.

– Хорошо.

Грек пошел к стойке бара и сделал заказ. Вернулся, сел и спросил:

– А рассказ хороший?

Таня засмеялась.

– У нас, что, сегодня – вечер, посвященный творчеству Ипполита?

– Да нет.

– Ну, тогда давайте поговорим о чем-нибудь другом.

– Хорошо. Тогда расскажите, чем вы занимаетесь.

Таня задумалась.

– Ну, как вам сказать. Я размышляю.

– Над чем?

– Над всем. Я пытаюсь проникнуть в суть вещей.

– Вы философ?

– Отчасти. Но вообще-то я учусь на филологическом.

– Понятно. Пейте кофе, а то остынет.

– Спасибо. Кстати, здесь очень уютно. Я здесь ни разу не была.

– Этот бар недавно открылся. Вам здесь нравится.

– Да. Тихо и народу мало, только бармен какой-то высокомерный. По-моему, он смотрит на нас с презрением. Он на всех смотрит с презрением.

– Это оттого, что он не на своем месте. Бывший инженер-программист. Смотрит на нас с высоты технического образования.

– Бедняга, все понятно. Но это глупо. Надо соответствовать не образованию, а должности. Кому это надо, чтобы бармен воображал из себя бог весть что.

– И над чем же вы сейчас думаете?

Грек максимально убрал иронию из вопроса, но у него не очень получилось. Но Таня ничего не почувствовала.

– Вы знаете, от меня ускользает одна мысль.

– Какая же мысль, может, чем помогу?

– Вы знаете такого писателя – Акутагава Рюноскэ?

– Нет, но я обязательно прочитаю.

– Так вот. У него есть гениальный рассказ, называется "В чаще". Хотите, расскажу?

Грек кивнул.

– Разбойник заманивает некоего самурая с женой в лес с целью убить самого и завладеть его женой. Сам рассказ состоит из протоколов допроса свидетелей: стражника, разбойника, матери жены самурая, жены самурая и, что самое интересное, в конце рассказа говорит дух убитого самурая устами прорицательницы. Это вообще потрясающе, это такая писательская находка!

– Но дело не в этом. Дело в том, что показания людей, присутствующих при убийстве, отличаются друг от друга в очень важных деталях, хотя в основном они подтверждают друг друга. Так вот – разбойник рассказал, что повел самурая в чащу одного, оставив женщину одну. В чаще он набросился на него, связал и привязал к дереву. Затем вернулся к женщине и привел ее к мужу. Увидев связанного мужа, женщина тут же выхватила кинжал, но разбойник обезоружил ее и обесчестил. Он утверждал, что не хотел убивать мужчину, овладев его женой. Но после того как разбойник, оставив лежащую в слезах женщину, хотел скрыться, она вдруг как безумная вцепилась в его рукав и, задыхаясь, крикнула, мол, или он сам должен умереть или ее муж. Быть опозоренной на глазах двух мужчин хуже смерти. Она должна достаться тому, кто останется в живых. Тогда разбойник, не выдержав взгляда ее горящих глаз, развязал мужчину и дал ему меч. Бой был честным, как только разбойник пронзил мечом самурая, он оглянулся, чтобы увидеть, что теперь выражают глаза необыкновенной женщины, но ее нигде не было. Она убежала. Запомнили первый рассказ?

– Да, – хрипло сказал Грек. Он уже знал, что любит эту девушку.

– А вот, что рассказала женщина на исповеди в храме. Она сказала, что, овладев ею, разбойник обернулся к ее связанному мужу и насмешливо захохотал. Женщина физически чувствовала тяжесть страданий ее мужа. Она невольно подалась к нему, но в этот момент увидела в глазах мужа неописуемый блеск. Не в силах вымолвить ни слова, так как рот его был забит листвой, муж в одно мгновенье излил во взгляде всю свою душу. Его глаза выражали не гнев, не страдание, они выражали холодное презрение к ней, вот что они выражали…От ужаса она лишилась чувств. А когда пришла в себя, разбойника уже не было. Она поднялась, подошла к мужу и сказала, что после того, что случилось, она не может остаться с ним. Она решила умереть. Но он умрет вместе с ней, потому что он видел ее позор. После того, что случилось, она не может оставить его в живых. Но муж по-прежнему смотрел на нее с отвращением. Она занесла над ним кинжал и, почти в беспамятстве, вонзила ему в грудь. После этого она попыталась убить себя, но не смогла.

И, наконец, вот, что сказал дух убитого устами прорицательницы. Он сказал, что, овладев женой, разбойник уселся с нею рядом и принялся ее всячески утешать. Самурай был привязан к дереву, и рот его был забит бамбуковыми листьями, но он все время делал жене знаки глазами, мол, не верь ему, не верь. Но жена, не поднимая глаз, слушала разбойника. Муж извивался от ревности. А разбойник искусно вел речь, говоря, что, утратив чистоту, жить с мужем будет трудно, не лучше ли ей пойти в жены к нему, разбойнику. Ведь он решился на это бесчинство только потому, что полюбил ее с первого взгляда. Слушая разбойника, жена задумчиво подняла лицо. Никогда она еще не была такой красивой. Но что же ответила красавица-жена разбойнику? Дух убитого сказал, что сейчас он блуждает в небытии, но до сих пор, вспоминая ее ответ, его жжет негодование. Она сказала: "Ну, так ведите меня, куда хотите". Но ее вина не только в этом. Следуя за разбойником, державшим ее за руку она, вдруг смертельно побледнела и, указав на мужа, крикнула разбойнику: "Убейте его! Я не могу быть с вами, пока он жив!.."

Услышав эти слова, даже разбойник побледнел. Пристально взглянув на нее, не ответил ничего и вдруг пинком швырнул ее на землю. Скрестив руки на груди, обернулся к самураю: "Что сделать с этой женщиной? Убить или помиловать?"

За эти слова самурай готов был ему все простить. Но пока самурай колебался, жена вскрикнула и бросилась бежать. Разбойник забрал после этого все оружие самурая, в одном месте разрезал на нем веревку и скрылся. Самурай освободился от веревки, поднял кинжал, оброненный женой, и вонзил себе в грудь.

Таня замолчала, допила остывший кофе и прикурила сигарету. Грек не сводил с нее глаз.

– Почему вы так на меня смотрите?

– Вы мне так нравитесь, – серьезно сказал Грек, – вы мне патологически нравитесь, не могу понять, почему.

– Вы что, обидеть меня хотите? – лукаво спросила она.

– Нет, нет, не потому, что вы не можете нравиться, вы очень красивая. Но вы мне нравитесь просто патологически.

Таня улыбнулась, вновь показав все свои прекрасные зубы, и глянула на часы.

– Вы мне лучше скажите, что вы думаете про этот рассказ.

– Знаете, я просто по своему опыту скажу, в драке, после драки никогда не найдешь виноватого, если искать причину. Каждый объяснит так, что виноват будет другой, но не он.

– Вот, – воскликнула Таня, подняв вверх указательный палец. – Именно к этому я давно подбираюсь. Человеку свойственно облагораживать свои поступки. Что характерно, даже дух убитого не сказал того, что могло бы бросить тень на него, хотя казалось бы, ему теперь-то все равно. Позерство. Этот рассказ вершина детективного жанра, потому что мы никогда не узнаем, кто же на самом деле убил самурая. Боже, – вскричала она, глянув на часы, – я погибла! Мама же готовит мясо, и ей до зарезу нужна кинза. Какое-то немыслимое блюдо. Простите, но я побежала.

– Я провожу вас.

– Спасибо, не надо, здесь недалеко. Звоните.

Таня допила мартини и быстро ушла.

Грек проводил ее взглядом и пошел к стойке выпить еще чего-нибудь, покрепче. Ему вдруг стало грустно.

Грек проснулся от телефонного звонка, резко дернулся, отчего в голове сразу возникла пульсирующая боль. Вылез из постели и пошел к телефону.

– Да, – морщась и стараясь попасть черной трубкой в ухо, сказал он.

– Доброе утро, Виктор, – услышал он грузинский акцент, – это Нико говорит. Извините, я подумал и понял, что не смогу найти туда дорогу. Вы не могли бы меня проводить?

– Конечно, Нико, – прислушиваясь к собственному голосу, звучащему откуда-то из-за затылка, сказал Грек. – Где мы встретимся?

– До площади Коммунаров я знаю дорогу, там есть метро. Давайте возле выхода. Давайте через час, вы успеете?

– Успею, – сказал Грек.

Положив трубку, он еще немного полежал в постели, надеясь, что боль уйдет так же внезапно, как и появилась. Впрочем, времени для эксперимента уже не было. Грек поднялся, разжевал две таблетки анальгина и принял горячий душ. После ухода Тани он выпил еще виски, надо было на этом и остановиться, но, уже дома, он пил спирт, мысленно продолжая разговор с девушкой. Грек оделся, выпил чашку растворимого кофе и вышел из дома. Нико ждал его у выхода из метро. Чувствуя на себе взгляды случайных прохожих, Грек небрежно открыл дверь и сел рядом с Нико.

– Может, хотите повести машину? – спросил Нико.

– Извините, не могу, – Грек поводил перед собой указательным пальцем, – башка разламывается.

– Я вижу, вы бледный. Извините, что побеспокоил. Я не задержу вас долго. Только дорогу мне покажите.

Грек согласно кивнул и сказал:

– Сейчас прямо, до круга, по кругу налево и все время прямо до моста. – Закрыл глаза, откидываясь, прижимая затылок к прохладной коже подголовника.

Сразу же перед ним возникла Танина улыбка, и он продолжил разговор с ней.

– Мост, – сквозь дрему услышал он характерный голос Нико.

– Правей моста и под мост налево, – сказал Грек.

Нико выполнил маневр.

– Теперь все время прямо, проедем пикет и второй перекресток налево.

– Какой пикет?

– Пост ГАИИ.

– Хорошо.

Грек вновь задремал и проснулся оттого, что машина остановилась. Он открыл глаза и увидел железнодорожный мост.

– Приехали, – сказал Нико, – ваша остановка.

Грек сидел, не двигаясь, что-то не понравилось ему в голосе Нико.

– Как-то ты не очень вежливо это сказал.

– Извините, но это вам показалось. Вам нужно возвращаться.

Грек подавил в себе раздражение и сказал:

– Все хочу тебе сказать и забываю. Ты очень хорошо говоришь по-русски.

– Мераб оплачивал мне репетитора. Он хотел. Чтобы я поступил в юридический институт здесь, в России. Со мной два года занималась учительница русского языка, пенсионерка.

– Понятно, – кивнул Грек, еще хочу тебя спросить – сколько тебе лет?

– Двадцать.

– Ты же молодой еще. Ты уверен, что сможешь это сделать?

– Да.

– Ты вообще представляешь, что такое убить человека?

– Очень хорошо представляю.

– Тебе что. Приходилось это делать?

– Да.

– Солдата. Это было девятого апреля восемьдесят девятого года в Тбилиси, во время разгона демонстрации. Он гнался за женщиной с саперной лопаткой в руках, так увлекся, что свернул за ней в переулок, там я его и застрелил.

Наступила пауза. Некоторое время оба молчали, затем Грек вновь заговорил:

– Послушай, Нико, ты хочешь убить Яшу, отомстить за отца. А тебе не приходило в голову, что могут убить тебя?

– Возможно.

– Тогда твоя мать, потеряв Мераба, потеряет и тебя.

– Он терпеть не мог мою мать. Ваш довод не работает. Мама его давно потеряла. И вообще, я прошу прекратить этот разговор.

– Ладно, как хочешь. Я посижу немного с тобой покурю.

Нико пожал плечами.

Машина стояла, чуть съехав на обочину. Был сухой ветреный день, солнце то и дело скрывалось за толстыми кучевыми облаками, но ненадолго. Там, в вышине, ветер буйствовал, не зная преград. Изредка мимо проезжали рейсовые автобусы, случайные машины. В остальное время можно было наблюдать, как в прилегающем к дороге лесу облетает листва. Они сидели молча, глядя каждый в свое окно. Через несколько минут Грек в боковое зеркало увидел стремительно приближающуюся иномарку. Что это была за модель, он не распознал сразу.

Машина остановилась возле них. Стекло водителя автоматически опустилось, и Виктор увидел бледное лицо Яши Грека, выглядывающее из-за головы водителя.

– Здорово, однофамилец, – сказал Яша. – Какими судьбами?

Грек почувствовал, как во рту у него пересохло. Яша действовал на него как ядовитая змея.

Удивительная беспечность. В том смысле, что у Грека не оказалось никаких заготовок для вранья, и тогда он сказал единственное, во что мог поверить Яша Грек.

– Вас жду, – сказал Виктор, всей спиной ощущая беспокойство: он не знал, что сейчас собирается делать Нико. Будет ли тот стрелять? Он чувствовал абсолютную несогласованность со своим попутчиком.

– Вот как! – удивился Яша. – Соскучился или по делу?

– За вами должок, – сказал Виктор, чувствуя в груди холодок от собственной смелости.

– Ну-ну, – подбодрил Яша.

– Вы со мной не рассчитались. Десять процентов от стоимости того товара, что я нашел.

– Молодец, – сказал Яша, – то-то ты мне сразу понравился. А кто там рядом сидит?

– Сосед мой, – продолжал бойко врать Виктор, – шофером на фирме работает, такси, короче говоря.

– Ну что же, долги надо платить, – сказал Яша, – но у меня с собой столько нет, вы мне позвоните вечерком, и мы все утрясем. Поехали, – сказал Яша Грек водителю.

– Виктор проводил машину взглядом и только после этого посмотрел на Нико. Тот был бледен.

– Это "Лексус", – сказал Грек, чтобы разрядить обстановку, – я сразу не врубился. Его выпускает филиал "Тойоты" в Америке. Машина для арабских шейхов. Хотя некоторые говорят, что это "Мерседес" для бедных, но по цене она как "мерс" класса "Б". Все это, конечно, условно. Как говорится, у каждого свой вкус, кто любит арбуз, а кто свиной хрящик.

– Это был Яша? – спросил Нико.

– Да.

– Почему вы не подали мне знак?

– На заднем сиденье сидели еще двое – это охрана. Может быть, тебе на это наплевать, но мне хочется еще попить водки. Я не хочу быть ни свидетелем, ни убитым.

– Вы трус. Мераб погиб из-за вас, а вы…

– Послушай, парень, – зло сказал Грек, – я обязан Мерабу и по гроб жизни буду его помнить, но не надо мне говорить об этом.

Нико вылез из машины, хлопнув дверью. Затем вернулся.

– Ладно, извините меня, я был не прав. Все равно через две головы стрелять было неудобно.

– Принимается, забудем об этом. Мне вот что пришло в голову. По всему Яшу, так просто не возьмешь. Я тебе говорил по Бахтина, помнишь?

– Да.

– Надо его найти. У него есть человек, свой в яшиной бригаде, белобрысый такой. Как я раньше не вспомнил?

– Почему он остановился возле нас?

– Грек посмотрел на Нико и вдруг ударил себя ладонью по лбу.

– Он же знает эту машину, черт. Какой же я идиот. Мы на "стрелку" приехали на ней, неужели он все понял? Разворачивайся.

Яша Грек обернулся назад и спросил:

– На какой машине ездил тот грузин?

– Какой грузин? – вопросом на вопрос отозвались охранники, и Яша сообразил, что эти двое взяты вместо убитых Коростыля и Фариза.

– А ты тоже не помнишь? – спросил он у водителя.

– Меня не было на стрелке, – ответил водитель.

– Вот так, все приходится самому помнить. Не знаю, зачем я вас держу.

Яша знал, что несправедлив, но лишний упрек прислуге всегда на пользу.

Машина остановилась перед воротами особняка. Глядя, как автоматические ворота отъезжают в сторону, Яша сказал:

– Говоришь, второй день здесь машина крутится? А, Мирон?

– Да, – отозвался один из охранников.

– Быстро возьми другую машину и выясни, где они живут, а ты, Иван, свяжись с Черемисиным. А однофамилец-то, каков наглец!

У Рязанова с Греком был общий знакомый. Звали его Толя, но иначе как "Хохол" к нему никто не обращался. Из-за его неистребимого малороссийского говора. Хохол прослужил в полицейской разведке двадцать пять лет и недавно вышел на пенсию, в чине майора запаса. Это был крупный улыбчивый мужчина лет сорока пяти. Насколько Грек помнил, тот работал в охране коммерческого банка. Когда Грек позвонил Рязанову и стал выяснять, где его можно найти, тот переспросил: "Кого? Хохла? Приезжай, сидит напротив, тепленький".

Когда Грек вошел в комнату Рязанова, мужчины сближали лафитнички.

– Ну, тебя за смертью посылать, – тотчас же сказал Толя, – бери стакан, наливай себе, у нищих слуг нет.

Ни слова не говоря, Грек схватил свободный стаканчик и плеснул в него из бутылки…

Чокнулись, выпили.

– Как поживаешь, Толя? – переведя дух, сказал Грек.

– Ничего поживаю, – сказал Толя, – на водку и баб хватает.

Рязанов захохотал, он был уже изрядно навеселе и потому особенно смешлив.

– Не, кроме шуток, – продолжал Толя, – ну шо я заработал за двадцать пять лет? Майора, два огнестрельных и одно ножевое ранение, пенсию, на которую можно два раза на рынок сходить. А теперь я – человек, работаю в службе безопасности банка, то есть сторожем, и получаю в три раза больше.

Грек, разминая в руках сигарету, сказал:

– Моя мама, когда вышла на пенсию, тоже получала в два раза больше.

– Ты, Степаныч, не пугай. Твоя мама получала, наверное, пенсию плюс зарплату. А я пенсию не считаю. Вот ты мне теперь скажи, почему какой-то вонючий банк платит больше, чем целое государство?

– Вот скотина неблагодарная, – сказал Рязанов, – ему деньги платят, а он еще на них бочку катит, хохлятская твоя морда.

– Да не, я скотина благодарная, – нимало не обидясь, возразил Толя, – когда трезвый, а когда выпью, мне становится обидно за державу. Если б вы видели, сколько в них форсу! Управляющий едет на "вольво", а за ним охрана на "чероки" туда-сюда, то справа заедет, то слева. Короче, сколько шику в этой рвани. Для управляющего и трех его заместителей обед возим из ресторана. Ты вот, Рязанов, пить захочешь, откроешь крантик в умывальнике и напьешься, правильно?

– Правильно, – кивнул Рязанов, – истину глаголешь.

– Вот, а они пьют воду только экологически чистую, из бутылочки, а стоит та бутылочка чуть дешевле вот этой водки, что мы пьем. А я, элитный, можно сказать офицер, хожу, их охраняю, раньше ловил, а теперь охраняю.

– А ты не охраняй, если душа не принимает.

– Тебе, Рязанов, легко говорить, ты холостой, а я не могу. Бо мене семью кормить надо.

– Толя, мне надо найти одного человека, – сказал Грек, – он тоже, как ты, пенсионер.

– Из нашего ведомства?

– Нет, он из Армии Бдительности. Полковник Бахтин. Толя покачал головой.

– Ты знаешь, Степаныч, если я начну о нем выспрашивать, меня могут неправильно понять, но я не думаю, что он купил себе домик в деревне и выращивает клубнику. Я же говорю, на пенсию не проживешь. Либо, как я, в охране работает, либо в кабаке или гостинице швейцаром. У нашего брата на пенсии выбор невелик.

Хохол оказался прав. Грек увидел Бахтина у подъезда гостиницы "Националь". Он останавливал такси для парочки, вышедшей из гостиницы. Получив чаевые, Бахтин сказал: "сэнк ю", – и вернулся на свой пост у зеркальной двери. На нем был темно-синий костюм с галунами и лампасами и форменная фуражка.

– Здравствуйте. Иван Тимофеевич, – сказал Грек. Бахтин смерил его быстрым взглядом. На бесстрастном лице ничего не отразилось.

– Вы меня не узнаете? – спросил Грек.

В этот момент Бахтин, увидев выходящего из гостиницы человека, открыл дверь и почтительно придержал ее.

– А вам идет этот костюмчик, – продолжал Грек.

– Здравствуйте, – буркнул Бахтин, – что вам угодно?

– Мне угодно поговорить с вами, если, конечно, это вам угодно. Кстати, что это за словечко – "угодно" Раньше его не было в вашем лексиконе.

– А чем оно вам не нравится?

– Оно отдает чем-то холуйским.

– Ничего не поделаешь. Жизнь диктует нам свои суровые законы.

– Это точно, – согласился Грек и добавил: – Как говорил мой папа: "Судьба играет человеком, а человек играет на трубе".

– Уж не скандалить ли вы сюда пришли? – подозрительно спросил Бахтин.

– Да нет, – успокоил Грек, – мне надо с вами поговорить.

– Ладно, – сказал Бахтин, взглянув на часы, – все равно скоро обед. Я попрошу, чтобы подменили. Подождите.

Бахтин исчез за зеркальной дверью. Грек спустился со ступенек на тротуар и подал знак Нико, сидящему за рулем автомобиля. Вообще-то, стоянка здесь была запрещена. Гостиница находилась недалеко от перекрестка, где маячил постовой. Небольшая площадка перед гостиницей была заставлена машинами. Инспектору было чем поживиться. Грек вдруг понял причину такого безразличия. Гостиница была люксовая, и простые смертные здесь не останавливались. Мало ли на кого нарвешься. Примерно так мыслил постовой. Ну, кто может сидеть в дорогом джипе – либо бандит крутой, либо иностранец богатый, ну на худой конец высокое начальство. Короче, от греха подальше.

Появился Бахтин. Поманил пальцем. Грек прошел в вестибюль и увидел огромный вделанный в стену аквариум, В котором плавали всякие диковинные рыбы. У дальней стены из-за стойки выглядывала пара девиц с резиновыми улыбками на лицах. В центре зала стояли несколько глубоких кожаных кресел, низкие стеклянные столики. В левом углу расположился киоск, набитый различной выпивкой, фирменными сигаретами, сувенирами.

– А можно здесь "Мальборо" купить? – спросил Грек.

– Здесь только на валюту, – ответил Бахтин.

– А-а – разочарованно протянул Грек.

С мелодичным звоном остановился перед ними вызванный лифт. Двери бесшумно открылись.

Вслед ха Бахтиным Грек вошел в лифт и увидел свое отражение – одна стена в лифте была зеркальной.

– "Коне", – прочитал вслух Виктор. – Смотри-ка, почти как у Чехова, лошадиная фамилия.

Через секунду лифт остановился. Извилистый коридор привел их в комнату, на двери которой было написано "Минибар". Здесь одуряюще пахло молотым кофе. Стойка бара, три столика.

– Садитесь, – сказал Бахтин, – я чего-нибудь закажу.

– Давайте я закажу, – предложил Грек.

– Садитесь, – повторил Бахтин.

Грек послушался, Бахтин принес две большие рюмки коньяка, тарелку с сыром и ветчиной, хлеб.

– Сейчас кофе сварят, – сказал он, усаживаясь за стол.

– А почему такой маленький бар? – спросил Грек.

– Это, в основном для персонала. Я вас слушаю.

– Как поживаете, Иван Тимофеевич?

Бахтин быстро взглянул на Грека и усмехнулся.

– Спасибо, ничего поживаю. А вы как?

– Тоже ничего. Вашими молитвами меня изгнали из дома. За грехопадение.

– Ну что ж. Не вы первый, не вы последний.

– Вот только это меня и утешает.

– Значит, она не простила вас, – задумчиво сказал Бахтин, – сильная женщина. А как вы нашли меня?

– Очень просто, сказал Грек, – я выяснил одну любопытную деталь. Все носильщики на вокзалах за редким исключением – татары; швейцары в крутых гостиницах – люди ваших профессий. Помните, как вы похвалялись своим могуществом, а теперь лакействуете. Вообще-то, в этой полярности что-то есть. Вы не находите?

– Не умничайте, – равнодушно сказал Бахтин, – вам все равно не удастся задеть меня. Я знаю себе цену.

Он взял рюмку и медленно выпил.

– Возьмите кофе, – крикнула буфетчица.

– Я принесу, – сказал Грек. Он подошел к стойке и заказал еще два коньяка.

– Что вас привело ко мне? – спросил Бахтин, когда Грек вернулся.

– Тот белобрысый парень из команды Яши Грека оказался вашим человеком.

– Ну и что?

– Он мне нужен. Где мне его найти?

– Зачем он вам? Только не надо финтить, говорите прямо.

– Какая вам разница, Иван Тимофеевич. Вы теперь на пенсии.

– Я не сдаю своих людей, уважаемый Виктор Степанович. Существует профессиональная этика.

– Я уже знаком с вашей этикой, – сухо бросил Грек.

– Если вы не сдадите его мне, то я сдам его Яше.

– Ну вот, – спокойно сказал Иван Тимофеевич, – полковник Бахтин дожил до того, что его шантажируют.

– Вы уже не полковник. Вы обычный привратник с темными делишками за спиной.

– Зря вы так со мной говорите. Ведь я из-за вас подставил своего агента. То есть ваша судьба была мне не безразлична. Я профессионал, Виктор Степанович. На меня бесполезно давить. Скажите мне правду, и тогда, возможно, я отвечу на ваш вопрос. Что вы затеяли?

Грек выпил свой коньяк, закурил сигарету и сказал:

– Приехал сын Мераба Кварацхелии. Может быть, вы не помните, Мераб пытался мне помочь, и за это его убили. Сын Мераба хочет встретиться с Яшей наедине, но это сложно сделать. Может, белобрысый чего подскажет.

– Не ищите приключений на свою задницу, – сказал Бахтин, – не лезьте в это дело. Это не по вашей части.

– Да, конечно. – Грек сделал паузу. – Но долги надо отдавать.

Бахтин развел руками:

– Это ж, какие долги и кому отдавать?

– Где найти белобрысого? – спросил Грек.

– Он вам не помощник. После той истории ему срочно пришлось лечь на дно. Он сейчас сидит в колонии строгого режима. Узбекская ССР, город Андижан, У2 64/Г-1. Можете навестить его, только не думаю, что он вам обрадуется.

– Ну что ж, спасибо и на этом. Пойду я, меня ждут.

– Заходите, если что.

Грек поднялся и вышел из бара.

– Ну что? – нетерпеливо спросил Нико.

Грек щелкнул пальцами и помотал головой.

– Ничего не выйдет. Его вывели из группировки. В лагере сидит.

Нико в бешенстве ударил ладонями по рулевому колесу.

– Я одного не могу понять, – яростно сказал он, – какого черта я слушаю бредни, теряю время.

– Да, пожалуйста, – в свою очередь заорал Грек, – не теряй. Для него стараешься, а он!

– Извините Виктор, – более спокойно сказал Нико, – я сам решу свою проблему.

Грек, не прощаясь, вылез из машины, в сердцах хлопнув дверью.

Нико бросил машину в лесу и пошел обратно. Дорога в этом месте круто заворачивала, а лес тупым клином подступал к ней вплотную. Не выходя из леса, он остановился. До моста было не более километра, все пространство хорошо просматривалось, кроме того, он купил бинокль и теперь разглядывал шпили и башенки особняка Яши Грека, видимые сквозь качающиеся от ветра верхушки деревьев. Нико дотронулся до рукоятки пистолета. Чувствовал он себя превосходно. Легкость человека, принявшего трудное решение. Увидев приближающийся к мосту "Лексус", Нико выбежал на дорогу уже за поворотом.

Водитель "Лексуса" перед поворотом сбавил скорость и поэтому успел остановиться, чтобы не сбить одинокого пешехода, бредущего прямо посередине дороги.

– С утра нализался, – бросил водитель.

Он посигналил. Человек обернулся с перекошенным от восторга лицом, во вскинутой руке его был пистолет.

Первый выстрел разнес лобовое стекло вдребезги. Осколком Яше рассекло лоб, по глазам потекла кровь. Лицо стрелявшего было ему знакомо. На втором выстреле пистолет дал осечку. У Нико был видавший виды револьвер системы "Наган" образца 1895 года. Выстрелить в третий раз он не успел. Ехавшая сзади BMW на бешеной скорости вырулила из-за "Лексуса" и сбила Нико. В последний момент он попытался увернуться, и поэтому удар оказался скользящим. Машина зацепила его крылом, но и этого оказалось достаточно, чтобы он со сломанной ногой оказался в кювете.

Яша Грек выбрался из машины и стряхнул с себя битое стекло. Затем достал из заднего кармана платок и приложил ко лбу. Светлый костюм от Версаче стоимостью в тысячу долларов был испачкан кровью.

– Ах ты, сука, – выругался он, – такой костюм испортил.

Он оглянулся. Вокруг никого не было. Парень корчился на земле, пытаясь увернуться от Мирона, который бил его ногами.

Яша Грек подошел и оттолкнул Мирона.

Парень попытался встать. Но, вскрикнув от боли. Беспомощно вытянулся на земле.

Яша Грек поставил ногу ему на грудь и сказал:

– Ну что. Сучок, говори. Кто послал?

– Я сын Мераба, – с ненавистью глядя Яше в глаза. Сказал Нико. – и я тебя все равно достану.

– Я же тебя сейчас раздавлю. Гнида, – наступив ему на горло. Прошипел Яша.

– Только попробуй. Захрипел Нико. – Важа Батумский знает. Что я к тебе поехал. Он с тебя спросит.

– На понтах играешь, – сказал Яша Грек, но ногу убрал и огляделся. – Давай его в машину, – рявкнул он своим людям, – разберемся. – И добавил: – Посмотрите вокруг, однофамилец мой где-то здесь.

Грек долго ходил вокруг телефона, пока наконец не решился позвонить.

Таня взяла трубку сразу же, словно сидела у телефона.

– Здравствуйте, – сказал Виктор.

– Здравствуйте, – ответила Таня.

– Это Грек говорит.

– Я узнала.

– Как поживаете?

– Спасибо, хорошо, а вы?

– Ничего себе. Не хотите погулять?

Таня замялась. Она уже дала себе слово больше не встречаться с ним. Она вообще была девушка решительная, но сейчас почему-то испытала неловкость от предстоящего отказа.

– Вообще-то я собиралась… Таня не договорила, она не умела врать. Грек, не дождавшись конца фразы, сказал:

– Вы обещали.

– Я?!

– Да.

– Когда?

– В последний раз. Уходя, вы сказали – звоните, увидимся.

– Как не стыдно врать, – возмутилась Таня. – Я просто сказала – звоните.

– Послушайте, вы же умный человек. После слова "звоните" напрашивается слово "увидимся", это слова одного ряда, вы же филолог. Зачем же говорить "звоните", если… ну, сами понимаете.

– Это софистика, сказала Таня.

– Во сколько мы встретимся? – спросил Грек.

– Через полчаса, – сдалась Таня.

– Где?

– Я живу возле поликлиники.

– Как возле поликлиники? – удивился Грек. – Это я живу возле поликлиники, перпендикулярно, в хрущевке.

– А я в башне, семнадцатиэтажной, мне ваш дом с балкона видно.

– А у меня балкона нет, – пожаловался Грек.

– Ну, извините.

– Вообще-то у меня и квартиры нет. Я здесь комнату снимаю, у Варвары Ивановны.

– Больше ни слова, – сказала Таня, – иначе я сейчас заплачу и пропишу вас к себе.

– Вы такая добрая.

– Это мое словечко, плагиат. Все, через полчаса у поликлиники.

Она положила трубку.

У подножия холмов, поросших лесом, лежал пруд, очертаниями своими напоминавший бюстгальтер. В левой его чашке был крошечный остров, в правой – лодочная станция, прилепившаяся к берегу.

На холмах слева от озера громоздились руины архитектурного ансамбля.

Они прошли по шлюзовому мосту, с которого мальчишки, свесясь через перила, удили рыбу, и поднялись наверх. Над дорогой нависал готический горбатый мост из красного и белого кирпича. Слева от моста стояла небольшая церковь.

– А ведь я здесь был недавно, – воскликнул Грек, – мы здесь с Рязановым водку пили. Вот на том пригорке.

– Что, прямо на виду у церкви? – укоризненно спросила Таня, поправляя черную бархатную шляпку на голове.

– Извините, – сказал Грек, – но вообще-то мы с Рязановым неверующие.

– Надо уважать чувства верующих людей.

– Мы больше не будем, – покаялся Грек.

– Эта церковь Дмитрия Солунского. Ее не так давно восстановили.

– Как вообще называется это место? – спросил Грек.

– Богородское.

Они прошли под готическим мостом и по каменным ступеням поднялись на него, постояли молча и двинулись дальше.

– Может быть, нанять экскурсовода? – спросил Грек.

– Зачем нам экскурсовод? Вы же хотите побыть со мной наедине.

– Очень хочу.

– Тем более что на всех этих развалинах висят таблички, где все можно прочитать. Кое-что я знаю и щедро поделюсь с вами сокровенными знаниями. Например, все, что вы здесь видите, было построено по приказанию вдовствующей царицы, но, когда дворец был почти готов, она приказала его сломать. Зачем она это сделала, остается только гадать. А вы как думаете?

Грек пожал плечами.

– Вообще-то, по части "думать" вы у нас…

– Это верно, – довольно сказала Таня, – я рада, что вы это признали. Но я хочу услышать ваше мнение.

Грек поскреб в затылке и сказал:

– Да кто его знает. Женская логика вещь неожиданная.

– А вот я считаю, что царица строила этот дворец во время любовного увлечения и говорила своему возлюбленному, мол, строю наше гнездышко. А когда они расстались, она приказала его разрушить.

– Это подтверждает мои слова, – сказал Грек.

– Да, в какой-то мере, – согласилась Таня.

Читая таблички, они обошли Большой дворец, Оперный дом и Хлебный дом.

На лужайке перед Большим дворцом люди отдыхали, играли в бадминтон, выгуливали собак. Обогнув лужайку, они углубились в разросшийся парк.

– Вам нравится осень? – спросила Таня.

– Мне все равно. У природы нет плохой погоды.

– Так нельзя, – сказала Таня, – надо быть конкретней в своих пристрастиях. Такая расплывчатость ни к чему хорошему не приводит.

– Тропинка вывела их к каменной беседке, стоящей на краю обрыва, внизу лежал пруд.

– Наверное, зимой здесь катаются на лыжах, – сказал Грек, заглядывая вниз.

– Вы катаетесь на лыжах? – спросила Таня.

– Нет, честно признался Грек, – но хочу, каждую неделю собираюсь. Все время откладываю, а когда спохватываюсь – снег уже растаял.

– Таня улыбнулась, показав все свои зубы:

– Мне нравится, что вы не врете. Другие мальчики все время бахвалятся. А вы нет, это хорошо.

Грек заглянул ей в лицо.

Ясные серые глаза, сросшиеся у переносицы брови. Безумно захотелось прижаться лицом к ее лицу.

Таня поправила шляпку и сказала:

– Так мы не договаривались.

– Нет, я ничего. Извините.

Грек отступил и прислонился к перилам.

– О чем вы сейчас думаете?

– Знаете, Виктор, вы очень рискуете.

– Чем же?

– Если я начну говорить, то не смогу остановиться и вам придется выслушать целую лекцию. Я давно охочусь за аудиторией. Мои знакомые от меня уже шарахаются.

– И сейчас, и впредь, если вам захочется высказаться, вызывайте меня, я все выслушаю, – самоотверженно сказал Грек.

Таня засмеялась:

– Это большая жертва с вашей стороны. Я это ценю. Ну, так слушайте. Об этом я еще ни с кем не говорила. Сначала афоризм. Я его сама придумала. Великие идеи, однажды высказанные художником, уже не уходят бесследно…

– Хорошо сказано, – похвалил Грек.

Таня обиженно сказала:

– Вы меня перебиваете, не дослушав. Они вновь и вновь возникают в культурных различных пластах: слегка или полностью измененные, осмысленные по-новому. В конце концов, первоисточник становится как бы неполным без этих парафразов. Вы читали "Нос" Гоголя? – спросила Таня. – Давно, еще в школе, – ответил Грек.

– Ну, тогда я вам вкратце напомню. Майор Ковалев как-то поутру не обнаружил своего носа, в дикой панике кинулся на его розыски, с ним случилось много неприятного и даже недостойного, а через две недели нос, как ни в чем не бывало, очутился у него на лице.

– Вы читали "Нос" Акутагавы? – спросила Таня.

Грек покачал головой.

– Вы любите Акутагаву? – грустно спросил он.

– Обожаю, и я вам об этом говорила. Пойдемте обратно.

Таня вышла из беседки и стала спускаться по более пологому склону холма вниз к набережной. Грек последовал за ней и подал ей руку, на которую она благодарно оперлась.

– Так что же Акутагава? – спросил Грек.

– У Акутагавы монах Дзэнти, напротив, страдал из-за чрезмерной длины своего носа, все над ним потешались, и он зверским лечением избавился от уродства. Какого же было его огорчение, когда он понял, что нормальность уподобила его обычному бедному человеку. И лишь, обнаружив поутру, что нос обрел вновь свои гигантские размеры, он испытал радостное облегчение. "Уж теперь-то смеяться надо мной больше не будут", – шептал монах, подставляя свой длинный нос осеннему ветру.

Понимаете, в каждом "Носе" существуют два героя, причем они борются за первенство и верх одерживает нос. Очень важно, что нос майора Ковалева в одном из своих воплощений становится статским советником, в то время, как Ковалев всего-навсего майор, да и то… В этой истории говорят о носе, а не о человеке. О человеке вообще лучше не говорить, иначе всплывет что-нибудь неладное.

Майор Ковалев страдает от насмешек, оттого, что не соответствует норме, а монах Дзэнти пытается соответствовать, но получается только хуже. И выходит, что его былое уродство уже успело стать какой никакой нормой, и все попытки монаха изменить себя являются покушением на целый мир условностей, в котором ему отведено место длинноносого уродства.

Устои не любят, когда их попирают, и самую большую радость окружающие испытывают тогда, когда монах возвращается в рамки собственного естества.

Греку хотелось прервать ее, так как впереди у шлюзового мостика маячила долговязая мужская фигура. Но Таня сама сказала:

– Знаете, в чем здесь мораль?

– Нет, – ответил Грек. Он уже жалел, что не поцеловал ее в беседке. Теперь, на глазах жениха, это было бы неудобно.

– А мораль в том, продолжала Таня, – что майор-то вовсе не майор, а коллежский асессор, и монах не вполне монах, потому что есть подозрение, что он и постригся-то в монахи из-за своего носа. А значит, мораль в том, что миром правят носы, подчиняют майоров и монахов, исчезают и возникают по собственной прихоти. Ну, что вы скажете? – спросила Таня.

– Я восхищаюсь, – сказал довольный Грек. Долговязый оказался другим человеком.

– А вам не надоело?

– Ну что вы, это очень интересно.

Прошли шлюзовый мостик. Через несколько метров дорога заворачивала и мимо всякого рода строений выходила к автобусной остановке, где их дороги расходились. Грек остановился. Таня вопросительно заглянула ему в лицо.

– Может быть, мы еще встретимся? – спросил Грек.

– Таня промолчала.

– Погуляем. Вы мне еще что-нибудь расскажите. Про Акутагаву. А?

– Я даже не знаю, что вам сказать. Честно говоря, я и сегодня не хотела с вами встречаться.

– Греку показалось, будто его ударили.

– Я настолько вам неприятен? – глухо спросил он.

– Ну что вы. – Таня погладила его по плечу. – Наоборот. Помните, вы сказали, что я вам нравлюсь патологически?

Грек кивнул.

– Ну, так что-то подобное испытываю и я. Я боюсь вас. Я же скоро выхожу замуж. Зачем усложнять все это. Не обижайтесь на меня.

Грек кивнул.

– Спасибо. – Таня улыбнулась.

– Вон он бежит, – злобно сказал Грек.

– Кто?

– Жених ваш.

Таня обернулась. Ипполит шел быстро, широко размахивая руками. Подойдя, он кивнул и протянул руку. Грек пожал вялую потную ладонь.

– Таня, ты же обещала напечатать мою новую главу, – с упреком сказал Ипполит.

– Прости, я совсем забыла, – сказала Таня и, обращаясь к Греку: – Спасибо вам, Виктор, за содержательную беседу.

Грек кивнул.

– И вам спасибо.

– До свидания.

– До свидания, – сказал Грек.

Некоторое время он с завистью смотрел им вслед, затем подошел к мальчишке, удившему рыбу с мостика, и, взявшись руками за перила, стал наблюдать за поплавком.

Автобуса Грек ждать не стал, пошел пешком. Идти было всего две остановки. С одной стороны дороги лежала узкая длинная аллея с лиственными деревьями по бокам, с другой стороны, на возвышении, – два ряда рельсов, по которым неслись электрички. Волоча свою обиду, Грек шел вдоль железнодорожной насыпи, иногда поднимаясь на нее. Всякий раз, когда мчащийся поезд равнялся с ним, у Грека спирало дыхание. Когда от поезда оставался только идущий от рельсов звук, на Грека, кружась, падали редкие разноцветные листья, занесенные ветром на пути и поднятые завихрениями воздуха.

Дойдя до автобусного круга, он повернул налево и стал подниматься вверх по улице. Его дом был третьим в ряду панельных пятиэтажек, стоящих перпендикулярно к дороге.

BMW стоял прямо напротив подъезда. Грек решил было пройти мимо своего дома и погулять еще. Но потом решил, что ему наплевать на всех, и на Яшу в первую очередь. Ему было необходимо срочно выпить. Утопить, так сказать, печаль вином. В машине было два человека – те самые, что встретились у ворот яшиного особняка. Когда он поравнялся с машиной, пассажирское окно опустилось, человек с косой протянул Греку небольшой пакет, похожий на плоскую бандероль, и сказал:

– Слышь, Игрек, это тебе от Яши. Твоя доля.

Грек небрежно принял пакет и хотел его развернуть. Но человек с косой остановил.

– Не светись, там зелень.

– Какая зелень? – не понял Грек.

– Доллары, баран, люди вокруг голодные. Иди домой, там пересчитаешь.

– Сам баран, – сказал Грек.

Сунул пакет в карман и вошел в свой подъезд.

– Поехали, – скомандовал Мирон.

Грек вошел в квартиру, бросил пакет на постель, разделся и отправился в ванную. Хозяйка все еще гостила в деревне, и он мог ходить голым по квартире. Приняв душ, он сел на кухне у окна. Нацедил в граненый стакан пятьдесят граммов спирта, разбавил его водой в пропорции один к трем, достал из банки малосольный огурец, сделал бутерброд из хлеба с китайской тушенкой под названием "Великая стена". Потом, вспомнив, принес пакет и положил его перед собой.

– За тебя, Витя, – сказал вслух Грек и, торопясь, выпил.

Лицо его тут же перекосилось. Он схватил огурец, понюхал и сожрал, та же участь постигла и бутерброд. Глядя в окно, Грек закурил. На улице деревья роняли листву. На детской площадке копошились дети. Там же на качелях сидели две молодые мамаши и курили, покачивая коляски. Грек поднял взгляд на окна дома напротив, в одном из них увидел женщину, ходившую по квартире в одних трусиках. Некоторое время Грек с вожделением наблюдал за ней, но вскоре женщина его заметила, погрозила кулаком и задернула штору.

Грек взялся за пакет, но в этот момент в дверь позвонили. Грек отложил пакет и пошел в прихожую. Глазка в двери не было.

– Кто там? – спросил Виктор.

– Хрен в пальто, – услышал он в ответ.

Это был Рязанов. Грек открыл дверь. Из-за широкой спины Рязанова выглядывал не менее широкий Толя Хохол. Оба были навеселе. Грек сделал знак рукой и посторонился, пропуская гостей.

– Где ты шляешься, никак дозвониться не могу до тебя!

Говоря это, Рязанов прошел на кухню и остановился как вкопанный.

– Ты посмотри, Хохол, – возмущенно сказал он, – в одинаре пьет, наглец. А это что за бандероль?

– Это моя доля, – сказал Виктор, – Яша Грек прислал. Приятно иметь дело с честными людьми.

Рязанов взял в руки пакет, но в это время Хохол сзади рявкнул:

– Стоять!

Рязанов с испуга едва не выронил бандероль.

– Ты чего, перебрал, что ли? – недовольно спросил он.

– Положи на стол, очень медленно, нежно.

Грек посмотрел на Толю. Тот был совершенно серьезен.

– Очень медленно, – повторил он.

Рязанов положил на стол бандероль.

– Вышли отсюда.

– Ты полегче, мудила, – сказал Рязанов, выходя из кухни, – раскомандовался. Майор хренов.

– Ты тоже выйди, – велел Толя Греку, неподвижно стоявшему в коридоре.

Грек, ни слова не говоря, последовал за Рязановым. Хохол, наклонившись, не дотрагиваясь до стола, приблизил ухо к пакету. Двое из прихожей наблюдали за ним. Хохол выпрямился:

– Часиков нет, но это ничего не значит. Где телефон?

– Там, – Грек показал на телефонный столик.

Хохол пошел к телефону и, став на колени (столик был низкий), быстро накрутил номер. В трубке щелкнуло, и недовольный голос сказал:

– Лаборатория криминалистики, Халабуда слушает.

– Иван Иванович, это Толя Николайчук говорит, пенсионер который.

– Здорово, Хохол, – голос подобрел – что скажешь?

– По делу я, тут другу посылку подбросили, подозрение на взрывчатку. Можешь специалиста прислать?

– Могу сам приехать. Адрес?

– Адрес? – вслух повторил Толя, глядя на Грека.

Тот продиктовал.

Толя в трубку повторил адрес и добавил:

– Возьми такси, товарищ заплатит.

Когда он положил трубку, Рязанов сказал:

– Хохол, имей в виду, если там бомбы нет, я тебя своими руками удавлю. Не хватало, чтобы вся Ивановка знала, сколько денег Вите заплатили бандиты.

Толя в ответ широко улыбнулся и сказал:

– Ну шо, кто-то тут пьет в одинаре, треба поделиться.

Специалист прибыл через сорок минут. За это время успели выпить пол-литра спирта "Рояль". Грек был взвинчен и поэтому хлестал спирт как воду, алкоголь сейчас на него не действовал. А Рязанову с Толей надо было выпить ведро, чтобы они отказались от выпивки.

На звонок Грек открыл дверь и впустил тощего пожилого мужчину. На нем был стального цвета плащ из болоньи, какие уже тысячу лет никто не носил, и засаленный зеленый котелок на голове, в руке он держал небольшой фибровый чемоданчик, с какими обычно ходят сантехники.

– Там внизу такси, – буркнул он в ответ на приветствие.

Грек побежал вниз расплатиться.

Вошедший обменялся с Толей рукопожатиями и, не обратив внимания на протянутую руку Рязанова, спросил:

– Где клиент?

Толя показал на кухню.

– Все свободны, – сказал специалист.

Когда Грек вернулся, Толя и Рязанов стояли на лестничной клетке.

Через полчаса специалист разрешил войти в квартиру.

– Ну что? – спросил Толя.

Специалист мыл руки над раковиной. Совсем как хирург после операции.

– Пластиковая взрывчатка, – сказал он, – новейшая штучка. Детонатор я снял. Могу я все это забрать в лабораторию? Или вы хотите оставить себе на память?

– Да, конечно, возьмите, – быстро сказал Грек. Он был бледен.

– Ложись поспи, посмотрев на него, сказал Толя, – а мы поедем. Завтра звякни мне.

Специалист собрал чемоданчик, и все трое покинули квартиру.

Оставшись один, Грек позвонил Нико, никто не ответил, и тогда он лег спать.

Примерно в это время Таня перестала стучать на пишущей машинке. Потирая подушечки пальцев, она оглянулась на сидевшего на диване с книжкой в руках Ипполита. Она была влюблена в эту его позу гениальной задумчивости, когда он сидел так, рассеянно листая книгу, но, по -видимому, совершенно не вникая в текст, иногда убирая левой рукой спадающие на лицо длинные волосы.

– Осталось две страницы, – сообщила Таня.

– Что-что? – встрепенулся Ипполит.

– Извини, милый, я тебе помешала.

– М-м, ничего, что ты сказала?

– Я говорю, осталось две страницы, я сегодня все напечатаю.

– Спасибо, дорогая. Отдохни пока, ты, наверное, устала.

– Есть немного, – призналась Таня.

– Впрочем, если бы ты не пошла на прогулку с этим типом, все уже было бы готово, и мы могли бы поехать в общежитие, там сегодня вечеринка. Кстати, он еще не надоел тебе?

Таня пожала плечами.

– Признаться, я не в восторге от твоего нового знакомства. Будь с ним поосторожней. Я вообще не понимаю, о чем ты можешь с ним разговаривать.

– Вообще-то, в основном говорю я одна.

– Все ясно – "Вы не смотрите, что Серега все кивает, он все знает и все понимает".

– Он не эрудит, но у него хороший природный ум.

– Мартин Иден в ля рюс, так что ли?..

Таня встала и подошла к Ипполиту. Положив руку ему на плечо, она сказала:

– Не сердись. Я не буду больше с ним встречаться.

– Ну, Таня, зачем же такие крайности. Я не сторонник домостроя и не собираюсь выбирать тебе друзей. Просто я высказал свое мнение.

– Но я вовсе не потому решила не встречаться с ним, что он тебе не нравится.

– Почему же? – нервно спросил Ипполит.

– Потому что он нравится мне. Мы же с самого начала договорились говорить друг другу правду. – Таня подошла к балконной двери. – Давай переменим тему, – попросила она.

– Это будет лучше всего, – согласился Ипполит.

"Ничего не происходит, – сказал он себе, – успокойся. Не надо на нее давить. Пока. Эта блажь пройдет. Таня девица взбалмошная, но не может не понимать, что мы – идеальная пара. А этот типчик нравится ей только потому, что полная мне противоположность. Так бывает недолго. Это пройдет. Не обращай внимания".

Ипполит не хотел терять Таню. Ради нее он бросил свою жену. Она, как и сам Ипполит, была родом из Нижнего Сучанска.

– О чем ты думал, когда я тебя отвлекла? – миролюбиво спросила Таня.

– Я думал над следующей главой.

Таня понимающе кивнула.

– Я хочу написать рассказ, – вдруг сказала она.

– Вот как, – удивился Ипполит, – о чем же?

– Ты не будешь смеяться?

– Ну что ты.

– Вообрази себе любовников. С самого начала они оригинальничают. Из своих встреч устраивают небольшие сценки, представления.

– Каким образом?

– Ну, к примеру, он врач, а она приходит к нему на прием.

– И во время врачебного осмотра у них происходит любовная связь. В следующий раз он изображает художника, а она натурщицу, и во время сеанса позирования у них происходит любовная связь. Любовные игры, понимаешь? Они изображают случайных знакомых; железнодорожного кондуктора и пассажирку; учителя и учительницу, ну и так далее.

– Ну и что, этим занимаются многие люди. Я должен тебя огорчить – это не оригинально.

– Но ты же не дослушал. В один прекрасный день им это все приедается, и они решают встретиться, как обычные любовники, то есть изобразить самих себя. Но дело в том, что у них ничего не получается, и после этого они расстаются. Ну, как?

Ипполит пожал плечами.

– В этом, конечно, что-то есть. Но я думаю, ты с этим не справишься, не ломай себе голову.

Таня вздохнула и, отойдя от окна, села за пишущую машинку.

– Впрочем, – небрежно сказал Ипполит, – я, пожалуй, вставлю это в свой роман. Если ты не возражаешь.

– Конечно, милый. У тебя это лучше получится.

Таня принялась стучать по клавишам, а Ипполит задумчиво стал листать книгу.

Грек всю ночь просыпался и звонил Нико. Телефон молчал. Под утро Грек не выдержал. Встал, принял душ, привел себя в порядок, выпил стакан чаю с печеньем и вышел из дому. Только начинало светать. С крыш и деревьев капала ночная влага. Возле автобусной остановки, закрывшись в машине, спал таксист. Грек разбудил его и попросил отвезти на Польское шоссе. Но тот, глянув на часы, выматерился и погнал машину в парк. Тогда Грек остановил проезжающую мимо почтовую машину – грузовик с белой наклонной полосой на борту. Водитель довез его до Польского шоссе. Но дальше ехать отказался. Надо было развозить почту.

На следующей попутке Грек добрался до поворота, ведущего к особняку Яши Грека. Дальше он пошел пешком. Ни одной попутки. Те редкие машины, что попадались на дороге, шли ему навстречу… Через пару километров он наткнулся на осколки автомобильного стекла. В задумчивости Грек поворошил их ногой и пошел дальше. В том месте, где они с Нико курили, ожидая Яшу Грека, Виктор остановился, озираясь вокруг. Влево от дороги, через опушку, шла в лес колея. Долго раздумывать ему не пришлось. Луч выглянувшего из-за горизонта светила вернулся, отраженный чащей. Грек осторожно пошел по колее, высоко поднимая ноги, желая сохранить их сухими, что, впрочем, ему не удалось. Через сотню метров он увидел темно-синий джип "Джи-Эм-Си Джимми". Страшась, Грек подошел к нему и заглянул вовнутрь.

Машина была пуста. Он облазил приличное пространство вокруг. Никого не было. Грек влез в машину. Ключи были в замке зажигания. Двигатель завелся с пол-оборота, Грек включил передачу, чуть придавил акселератор, и автомобиль неторопливо покатил по пересеченной местности.

Перед воротами особняка Грек остановился, но посигналить не успел. Два появившихся охранника, подошли к машине.

– Я в гости, корешки, – сказал Виктор.

– К кому?

– К Яше.

– Его нет.

Грек не нашел, что сказать.

Охранники выжидающе смотрели на него. Грек молчал.

– Ну, – наконец сказал один из них.

– А парень здесь? Я собственно, за ним приехал.

– Какой парень?

– Молодой парень, грузин.

– Нет здесь никаких грузинов.

– А Яша Грек здесь? – вновь спросил Виктор.

– Ты что, приятель, больной, что ли? Сказано тебе, нет никого. Поворачивай обратно.

– Разве здесь не Яша живет? – не унимался Грек.

Охранники переглянулись и вытащили из держателей резиновые дубинки.

Грек плюнул и включил задний ход.

Яша Грек выждал, пока джип не исчез из виду, отвел взгляд от монитора и обратился к человеку, стоявшему рядом:

– Мирон?

– Да, шеф.

– В чем дело?

Человек с косой развел руками:

– Я получил пакет у Черемисина и лично передал этому парню в руки.

Яша поднялся с кресла и подошел к собеседнику. Мирон был высоким плечистым мужчиной, а красивая голова с косой на затылке делала его похожим на американского кино героя. Яша Грек выглядел рядом с ним изможденным арестантом, кем он вообще-то и был в прошлом и будущем. Мирон, бывший мастер спорта по регби, начинал "быком", но после смерти Коростыля Яша сделал его своей правой рукой, как самого смышленого. Но Коростыля ему не хватало. Прав был покойник, утверждая, что спортсменов лучше держать в "быках". То скудное серое вещество, которое они получают при рождении, значительно прореживается за годы занятий спортом.

– Скажи, Мирон, ты способен проводить в жизнь мои решения или нет?

Произнеся эти слова, Яша Грек на мгновение задумался, чем-то очень знакомым повеяло на него от этой фразы. "Решения партии – в жизнь!" – вспомнил он лозунг из недавнего прошлого и улыбнулся.

Мирон, неправильно истолковав улыбку, тоже улыбнулся и, разведя руками, сказал:

– Я все стараюсь контролировать, шеф.

– Не надо скалиться, когда я тебе говорю серьезные вещи. До каких пор я буду за тебя работать?

Улыбка исчезла с лица помощника. С Яшей были шутки плохи.

– Найди этого урода Черемисина. Скажи, что он вернет мне все полученные деньги с процентами. Даю ему два дня сроку. Этот однофамилец начинает меня раздражать.

– Хорошо, шеф.

– Иди.

Мирон направился к дверям.

– Стой, что грузин?

– Привезли врача, наложили гипс. Только зря это все, лишний раз светиться. Все равно надо от него избавляться.

– Ничего, врач свой человек. С однофамильцем сначала надо разобраться. Иди.

Мирон сделал шаг.

– Стой. Срежь косу.

– Зачем?

– Она меня раздражает.

– Она очень нравится моей девчонке.

– А мне не нравится. Кто тебе дороже, я или девчонка?

В устах Яши змеилась улыбка.

Мирон молча смотрел на Яшу. Ударом локтя он сломал бы ему ребра, а ударом головы сокрушил бы челюсть.

Раздался телефонный звонок. Яша Грек взял лежащий на журнальном столике радиотелефон и, нажав на кнопку, сказал:

– Слушаю. – На лице его появилось удивленное выражение. – Хорошо, – сказал он, соединяйте. – И, обращаясь к Мирону: – Вот видишь, ты со мной споришь из-за прически, а тут однофамилец звонит, всерьез, видать, за меня взялся.

Грек, вернувшись домой, сначала набрал номер Нико. Затем позвонил по тому телефону, который когда-то дал ему Яша Грек.

– Барышня, – сказал он, услышав женский голос, – соедини меня с Яшей.

– Кто говорит?

– Виктор Грек. Он знает.

Через минуту он услышал голос Яши.

– Здорово, однофамилец. Как жив-здоров?

– Спасибо, вашими молитвами. Кстати, долю свою получил, большое спасибо. Надо увидеться. Есть разговор.

– Хорошо, – помедлив, сказал Яша Грек. – Приезжай завтра на заставу Кузьмича. Там на площади ресторан есть, "Сосновый бор". Я закажу столик, поговорим. В восемь вечера.

Яша дал отбой и сказал Мирону:

– Передай Черемисину, клиент будет завтра в восемь вечера в ресторане "Сосновый бор".

Виктор Грек подъехал к ресторану ровно в восемь. Застава Кузьмича находилась в одном из самых старых районов города и представляла собой небольшую площадь. Слева и справа тянулись ряды двух- и трехэтажных дореволюционных домов, предназначенных под снос. Зигзагом площадь пересекали трамвайные пути, мощеные булыжником. Стоянка перед рестораном была уставлена машинами и Грек сделал круг по площади, отыскивая подходящее местечко для парковки.

Интерьер ресторана был выполнен в псевдославянском стиле: в дверях стояли два швейцара в расшитых косоворотках и малиновых шароварах; в вестибюле было установлено чучело медведя; в зале на стенах висели берестяные грамоты. Сам Яша Грек сидел в центре зала возле небольшого водоема с фонтаном и лепными фигурами, изображающими дев и щекастых мальчиков, и совершенно не гармонировал с окружающей средой. На нем была черная визитка, из нагрудного кармана выглядывал краешек белоснежного платка. Человек с косой сидел рядом с ним.

Виктор Грек подошел к столу и кивнул.

– Прошу садиться, – сказал Яша Грек.

– Я бы хотел поговорить с вами наедине, – сказал Виктор Грек.

Яша посмотрел на Мирона и дернул головой. Тот встал и пересел за соседний столик.

– Выпить хотите? – спросил Яша Грек.

– Нет, кофе, если можно.

Яша Грек подозвал официанта и заказал два кофе.

– У меня к вам два вопроса, – сказал Виктор Грек, глядя в спину уходящего официанта, – только давайте начистоту. За что вы хотите меня убить? Это, во-вторых. Я вам ничего плохого не сделал. Где парень, который был со мной? Это, во-первых, – ожидая ответа, Грек, словно невзначай, подался вперед. В кармане куртки лежал маленький японский диктофон, который раздобыл для него Толя Хохол.

– Парень лежит у меня в подвале, – спокойно сказал Яша Грек, – ждет своей очереди. Первым на тот свет отправитесь вы, затем он. Еще вопросы есть?

– Да-а – протянул Виктор Грек, – ответ достаточно исчерпывающий и откровенный.

Официант принес кофе. Виктор Грек подождал, пока тот удалится, и сказал:

– Меня еще интересует моральная сторона дела. За что же вы хотите меня убить? Я оказал вам услугу, нашел героин. Мало того, что вы не заплатили мне, как обещали, так еще собираетесь отправить меня на тот свет.

Яша Грек долго размешивал свой кофе, звякая ложечкой о стенки чашки, и, наконец, ответил:

– Только не надо изображать сейчас из себя невинную овечку. Вам сейчас больше подошла бы роль заблудшей овцы. Но у вас даже на это не хватило ума. Кто навел на меня этого грузина? Только не надо говорить, что не знали о его намерениях. Вы, конечно, думали, что он хочет взять у меня автограф. Не так ли? Кто вместе с ним выслеживал меня? Я был слишком долго добр к вам. Честно говоря, даже не знаю почему. С самого начала я испытывал к вам непонятную симпатию. И вот результат. Меня выслеживают, как зайца. Смешно, кому рассказать.

– Может быть, расстанемся по-хорошему, – предложил Виктор Грек, – отпустите парня, и забудем друг друга. Яша Грек взглянул на часы, давая понять, что аудиенция закончена.

– Ну что же, – вставая из-за тола, сказал Виктор Грек, – как говорил мой сбежавший папа: "судьба играет человеком, а человек играет на трубе".

Яша Грек вздрогнул и посмотрел на собеседника:

– Судьба играет человеком, а человек играет на трубе, – машинально повторил он.

– Именно так, – подтвердил Виктор Грек, – до свиданья.

– Как зовут вашего отца? – спросил Яша Грек.

– Степан.

– Где он сейчас?

– Понятия не имею. Он нас бросил давно.

– А мать?

– Она умерла. Так что я круглый сирота. Только не думайте, что я пытаюсь вас разжалобить. Еще вопросы будут?

Яша Грек покачал головой.

Виктор Грек повернулся и пошел к выходу. Глядя ему в спину, Яша вспомнил свою первую пятерку, полученную на уроке "родной речи". Учительница рассказывала о богатстве русского языка, сыпала пословицами и поговорками. И тогда Яша поднял руку и сказал: "Судьба играет человеком, а человек играет на трубе".

Отец засмеялся, узнав об этом, подкинул его высоко вверх и сказал: "Ты будешь большим человеком", – а потом вслед за сыном повторил свою любимую поговорку.

Яша Грек подозвал Мирона и сказал:

– Останови Черемисина.

– Шеф, это невозможно, – возразил Мирон. – Он где-то здесь, но, где именно, этого никто не знает.

Яша Грек оттолкнул его и, не сознавая, что делает, пошел за Виктором.

Выходя из ресторана, Виктор заметил Толю Хохла, болтающего со швейцаром. Где-то рядом должны были быть еще два таких же, как он, пенсионера из полицейского спецназа. Рязанов сидел в своем желтом "Мерседесе" недалеко от джипа "Джи-Эм-Си Джимми". К машине Виктор пошел напрямик, пропустив громыхающий трамвай, который пересек площадь и исчез, оставив после себя удивительную тишину. Солнце уже не было видно, но последние лучи его все еще отражались в стеклах окон верхних этажей предназначенных под снос зданий.

Яша Грек шел за своим младшим братом, тщетно пытаясь возродить былую ненависть к нему. Когда он подрос, мать рассказала ему, куда делся горячо любимый папа. Всю жизнь Яша ненавидел своего младшего брата, которого никогда не видел, за то, что тот отнял у него отца.

Шагая за младшим братом, он вспомнил вокзал. Это был последний козырь. Вокзал был родимым пятном на его памяти. Вокзал, на перроне которого стояла мать, держа Яшу за руку. Отец выглядывал из окна уходящего вагона. Яша помахал ему вслед и крикнул: "Папа, возвращайся скорей". Но он никогда больше не увидел своего отца.

Виктор Грек не торопясь подходил к машине. Он был спокоен. Друзья прикрывали его. Диктофон с записью, компрометирующей Яшу, лежал в кармане. Он не собирался сдавать его в полицию. Кассету можно обменять на Нико. За ним шел Яша Грек.

Следом за Яшей по долгу службы шагал недоумевающий Мирон. Яша обещал отпустить его сегодня пораньше, и Мирон уже опаздывал на свидание. За ними на расстоянии, изображая зеваку, плелся Толя Хохлов.

Два бывших спецназовца обходили их с обеих сторон.

Лишь один перепуганный Рязанов оставался недвижим в своем "Мерседесе" выпуска 1978 года.

Яша Грек ускорил шаг, озирая мертвые глазницы нежилых домов. Когда оптическое стекло винтовки Черемисина отразило солнечный луч, Яша Грек почувствовал его тепло всем своим естеством. В три прыжка он догнал брата и прыгнул на него, закрывая от пули.

Пуля, выпущенная из снайперской винтовки, вошла в голову Яши Грека.

Нико вызволили легко. Подъехали к воротам на рязановском "Мерседесе". Пока Рязанов с Толей изображали заблудившихся пьяных мужиков, два пенсионера-спецназовца, натянув на лица черные трикотажные маски, перебрались через забор, до смерти напугав садовника, который по знаку спецназовца упал на землю, закрыв голову руками. Его тут же сковали наручниками и засунули в рот кляп. Обезоружили еще одного охранника, выскочившего на крыльцо.

– Кто в доме? – спросил один из пенсионеров.

– Никого, только в подвале один, – честно ответил бандит, за что тут же получил по затылку и потерял сознание. Затем один все же проверил комнаты, а второй спустился в подвал, где на топчане лежал Нико, прикованный к стене, и невозмутимо смотрел на человека в маске.

Когда привратники увидели людей, несущих на руках храброго грузина, они потеряли дар речи. У них тут же отобрали дубинки, затолкали в сторожку и заперли, наградив каждого на прощанье увесистой плюхой.

– Где Яша? – спросил у Виктора Нико.

Встреча произошла на Польском шоссе. Грек ждал их, сидя в джипе. Толя Хохол категорически запретил ему участвовать в операции. Охранники уже знали Виктора в лицо.

– Яша мертв, – устало ответил Грек.

Нико дернулся, скрипнул зубами.

– Кто это сделал, ты?

Грек пожал плечами.

– Понятия не имею. В меня стреляли, а он в этот момент прыгнул на меня. Пуля попала в него. Зачем он побежал за мной, ума не приложу. Может, догадался, что я разговор записывал? Хотел диктофон отобрать?

Грек отвез Нико в больницу. Оставил машину в больничном дворе и вернулся домой на метро. На конечной остановке долго ждал автобуса. Продрог на осеннем ветру. Время близилось к полуночи, когда он вошел в подошедший автобус и, сев на заднее сиденье, тут же задремал.

Черемисин никогда не повторялся. У него было такое правило. Поэтому для третьей попытки он избрал очень простой, но очень надежный способ. Этому парню феноменально везло. Черемисин прекрасно сознавал, что, если сорвется третья попытка, заказов он больше не получит никогда. Стоя в темном вонючем подъезде, он представил все, что надо будет сделать: поглаживая указательным пальцем тяжелую ребристую рукоятку ножа, вселяющую уверенность, несколько раз сделал махи рукой, поворачиваясь на месте, поднимал левую ногу, перенося на нее тяжесть и падая на нее, одновременно наносил удар. Черемисин не был достаточно силен, и поэтому нанести удар он должен был, используя тяжесть своего тела.

Затем он вышел из подъезда, постоял на крыльце, глубоко вдыхая холодный осенний воздух. Временами налетал несильный ветер, качая тускло горящий фонарь на верхушке одинокого столба. Жестяной колпак, защищающий лампу от дождя, жалобно поскрипывал при порывах ветра.. Черемисин был невысоким круглолицым человеком рыхлого телосложения. Он зябко поежился, поднял воротник плаща и сойдя с крыльца, прошел на детскую площадку прямо перед домом. Листва на деревьях, посаженных вокруг площадки облетела и ему было хорошо видно и автобусную остановку у дороги, и всех, кто шел к дому.

Увидев клиента, Черемисин быстро прошел в подъезд и встал в позицию.

Заскрипели ржавые петли, дверь отворилась, левая нога поднялась, правая рука понесла клинок, и тут раздался душераздирающий вопль.

Нет, Черемисин, конечно, был готов к крику, стону, но это был нечеловеческий вопль. Странно было то, что острие ножа еще не вошло в тело, но, падая на левую ногу, Черемисин наступил на что-то мягкое. Он связал вопль именно с этим и был абсолютно прав, так как он наступил на кота – или кошку, как вам будет угодно.

Рука убийцы дрогнула, и нож вошел не в диафрагму, как он метил, а правее и ниже.

Грек упал на колени и, кроме огненной боли внизу живота, почувствовал острую боль в разбитых коленях. Он хотел позвать на помощь, но постеснялся. Поднялся, и, хватаясь за перила, стал перемещать тело вверх по ступенькам. Многовато боли на сегодняшний день. Дверь он оставил открытой. Когда приедет помощь, вряд ли он сможет открыть. Пол и обои на стене у телефонного столика были испачканы кровью, надо будет все отмыть до приезда хозяйки. Грек позвонил в "Скорую помощь", но услышал голос Тани.

– Здравствуйте, – сказал Грек, -это я, Македонский.

– Здравствуйте, а почему Македонский?

– Потому, что он был грек.

– Должна вас огорчить, он был македонцем.

– Да, ну извините.

Таня засмеялась. Наступила пауза. Затем Грек спросил:

– Ничего, что я звоню?

– Я рада слышать вас.

– А уж я как рад.

Грек потрогал рукоятку ножа, торчащего из живота. Вытаскивать его он боялся. В каком-то фильме он видел, как человек, из которого вытаскивают кинжал, сразу умирает. Ярко-алые капли стекали с рукоятки и падали вниз. Он сидел на полу, привалившись к стене.

– Эй, вы здесь?

– Да, конечно.

– Продолжаем разговор.

– Чем вы занимаетесь? – спросил Грек.

– Разговариваю с вами.

– А до этого?

– Читала.

– Акутагаву?

Таня засмеялась.

– Откуда вы узнали?

– Отныне вы и Акутагава для меня едины.

– Спасибо. Вы мне делаете комплимент.

– Как называется то, что вы читаете?

– Сказка о тиграх.

– Хорошая сказка.

– Прекрасная. Хотите, я вам ее прочту? Не пугайтесь, она короткая.

Отказаться Грек не посмел. Он уже не помнил, вызвал он "Скорую" или нет.

– Вы здесь? – вновь спросила Таня.

– Да, я вас слушаю.

– Такое ощущение, словно вы куда-то пропадаете.

– Нет, я не пропадаю, – сказал Грек.

– Ну так слушайте. "В канун нового года отец, обняв пятилетнего сына, сидел у жаровни. Сын говорит: "Папа, расскажи о тигре"…

– Голос Тани доносился до него словно издалека. Кровь продолжала стекать по рукоятке ножа и капать на пол, образовывая небольшую лужицу.

"Когда же они приедут?" – подумал Грек. Он уже был уверен, что вызвал "Скорую"

– Вы здесь?

– Да, – сказал Грек.

Сын говорит: "Неинтересно. Расскажи еще что-нибудь".

Отец. Но теперь уже не о тигре.

Сын. Нет, и теперь тоже о тигре.

Отец. Нельзя рассказывать об одних только тиграх. Ну ладно, расскажу еще одну историю. Это тоже произошло в Корее. Однажды охотник пошел в горы и вдруг видит – внизу, в долине, тигр.

Сын. Большой тигр?

Отец. Да, огромный тигр. "О, какая прекрасная добыча", – подумал охотник и быстро зарядил ружье.

Сын. И убил?..

Грек посмотрел на увеличивающуюся лужицу на полу. По краям она спеклась. Грек потрогал ее пальцем и подумал, что лужицу можно опрокинуть, зацепив за край, но делать этого не стал.

– Эй, вы здесь? Опять куда-то пропали.

Грек хотел сказать, что он здесь, но в этот момент мама выпустила его руку и сказала:

– Не балуйся. Веди себя хорошо.

Витя кивнул и пошел вдоль невысокого, сложенного из речного булыжника забора. Сделав несколько шагов, он остановился и крикнул:

– Купи мне ремень!

Мать махнула рукой, торопясь на работу. Через сотню метров он толкнул железную калитку, которая отъехала в сторону, пропустив мальчика, и закрылась, отозвавшись колокольным звоном.

Витя пересек двор и поднялся на крыльцо, занесенное снегом. Он приходил в детский сад первым, так как мамина работа начиналась очень рано, и ждал, когда появится уборщица и откроет дверь. С крыши, над крыльцом, свисала лампочка и горела желтым светом, выхватывая полукруг из темноты.

Снег неровно покрывал землю, лежал на кустах роз, покачиваясь на листьях и лепестках полу раскрывшихся бутонов. В дальних темных закоулках сада таился страх, но Витя старался туда не смотреть, подняв плечи и спрятав нос в воротник пальтеца. Иногда в кронах деревьев кто-то шевелился, и тогда Витя вздрагивал и с надеждой смотрел на калитку, откуда должна была появиться уборщица.

– Але-о, вы меня слушаете?

– Да, – хрипло сказал Грек, – очень внимательно.

– Сын. Плохая сказка. Расскажи мне еще что-нибудь о тигре!

Отец. Еще? Лучше я расскажу тебе о коте. О коте в сапогах.

Сын. Нет, расскажи о тигре.

Отец. Ну что ж, ничего не поделаешь… Давным-давно жил огромный тигр, и у него было трое тигрят. Как только заходило солнце, он начинал играть с тигрятами. А ночью они забирались в пещеру и спали… Ох, да ты уже спишь.

Сын (сонно). Ну?

Отец. Но однажды осенью, когда уже село солнце, тигра поразила стрела охотника и он, умирая, с трудом добрался до пещеры. Тигрята, ничего не подозревая, бросились к нему. И тигр, как обычно, стал играть с ними. А ночью они, как обычно, забрались в пещеру и заснули. А тигр лег рядом с ними и умер. Тигрята были в отчаянии… Что не спишь еще?

Сын (спит и ничего не отвечает).

Отец. Есть кто-нибудь там? Он уже заснул.

Слышится голос из дальней комнаты: "Сейчас, минуточку".

– Ну, как? Правда прелестная сказка? Эй! Ну, что такое? Вы опять пропали.

Калитка вновь отозвалась колокольным звоном. Грек повернул голову и увидел, как к крыльцу идет Таня, улыбаясь и показывая все свои прекрасные зубы. Она подошла, присела рядом, и он увидел совсем близко ее красивые серые глаза и сросшиеся на переносице брови. И вновь Грек в который раз пожалел, что не поцеловал ее в беседке.

Телефонная трубка, зажатая между ухом и плечом, выскользнула и голос Тани, далеко внизу еле слышно несколько раз повторил: "Але, где вы?", – затем умолк и вместо него посыпались короткие гудки.