Лучшее развлечение в больнице — учеба, и особенно — математика!

Когда мы вернулись домой, никто не понимал, чем мне помогли врачи. В селе все знали, что была проведена сложнейшая многочасовая операция, что было потрачено много денег, а результата не видно. И всех, конечно, шокировало известие о том, что мне предстоит и дальше ездить в Москву на операции, к тому же платить за дорогу и лечение. Родственники огорченно качали головами.

Первые две операции мы оплачивали сами. Но потом доктора сжалились над нами и обратились в Минздрав за предоставлением квоты. Нам ее практически сразу дали, и я стала ездить в столицу на операции регулярно, по несколько раз за год.

Учебу я не пропускала: к нам в больницу приходили учителя из московской школы № 105, чему я была рада, ведь я очень любила учиться. Интерес к учебе подогревало и то, что других занятий в больнице практически не было. Телевизор стоял в общем коридоре, но он меня не слишком интересовал. С тетей мы смотрели фильмы на ее телефоне или подолгу беседовали. В свободное время я читала литературу, которую рекомендовали по школьной программе. Но гораздо больше чтения я любила математику! Для меня решение самых сложных задачек было лучшим развлечением. При выписке всем выдавали специальный лист с оценками, которые мы получали за время, проведенное в больнице, и я гордилась своими пятерками. Хотя и в школе всегда была круглой отличницей.

В очередной наш приезд в Москву доктора предложили сделать мне экспандерную пластику. Этот метод позволяет устранить крупные дефекты практически любого участка тела и получить хороший результат. Операция сложная, выполняется под общим наркозом. Под кожу имплантируются силиконовые мешочки — экспандеры. А затем на протяжении одного-полутора месяцев с определенной цикличностью их заполняют физиологическим раствором, благодаря чему экспандеры постепенно растягивают кожу. Время от времени их специально «раскачивают», что заставляет кожу над ними тянуться и расти. Затем экспандер извлекают, дефектный участок замещают растянутой кожей, а рану послойно ушивают.

Признаюсь, эта процедура вселяла в меня ужас. У соседки по палате, Марины, как раз были экспандеры на руках и лице, и я видела, как она мучается: от боли она не просто плакала, а орала. Я испугалась и отказалась. Тетя Лариса стала меня уговаривать — этот метод действительно считался эффективным. Но папа вмешался и поддержал меня: «Если моя дочь не хочет, значит, откажемся. Она и так уже достаточно натерпелась». Кроме того, с экспандером пришлось бы лежать в больнице не меньше четырех месяцев, а обычно я там проводила месяц-полтора.

Недавно, кстати, мне в блог написала девушка. Она представилась Мариной и прислала фото, на котором запечатлены мы вместе с Анной Семенович, посещавшей больницу в рамках благотворительного проекта. Девушка спросила: «Это ты та Раиса, которая на фото?» Действительно, в кадре я, только из-за повязок на лице меня трудно узнать. Конечно, было приятно и удивительно вновь «найтись» спустя десять лет. Мы очень многое пережили вместе, какое-то время постоянно общались по видеосвязи. Но главное — поддержали друг друга в тяжелый момент жизни. У нас тогда была общая боль… Сегодня у Марины все хорошо, на ее лице и руках практически нет шрамов. Как и я, она перенесла порядка двадцати операций. А затем окончила школу с отличием и выучилась на архитектора, как и мечтала. Сегодня она работает по специальности и параллельно развивается, изучая дизайн. Я очень рада, что Марина осуществила свои мечты и стала успешным человеком.

 

У меня стали закрываться глаза и рот — это было настоящее чудо!

Итак, папа твердо сказал врачам: «Мы будем делать обычные операции». И меня буквально «лепили» по кусочкам, убирая рубцы по паре сантиметров в год. Где-то после шестой операции мои глаза, наконец-то, стали закрываться. Это было настоящее чудо!

Сейчас я с ужасом вспоминаю то время, когда простые и привычные действия — например, поднять голову или зажмуриться — были мне недоступны. Но ощущения от тех «неудобств» быстро стерлись из памяти: все-таки человек легко ко всему привыкает.

Часть пальцев из-за несчастного случая у меня слиплись, поэтому их разрезали. И это была единственная операция на руках, в дальнейшем мне нужно было их постоянно разминать и тренировать. Благодаря тренировкам и регулярной обработке гусиным жиром и контрактубексом рубцы рассосались сами по себе примерно через десять лет.

В больнице Сперанского мне провели в общей сложности тринадцать операций, на которые ушло почти четыре года. Лицо постепенно переставало быть чужим, я привыкала к нему. Шея, наконец-то, отклеилась от подбородка, и я могла позволить себе надевать более открытую одежду. Шрамы в области декольте казались незначительной мелочью по сравнению с тем, что было прежде.

Раньше я просила маму покупать мне вещи исключительно с закрытым горлом и даже летом старалась спрятать шею (которой, по сути, не было) под шарфиками. Ожоги на руках я прикрывала длинными рукавами, а шрамы на ногах — штанами. Кроме того, до девятого класса я носила длинную челку, прячась за волосами, словно за шторой. Постепенно, с каждой новой операцией, я открывала лицо все больше — время, проведенное в больнице, и общение с детьми из ожогового отделения помогли мне принять себя. Я избавилась от комплексов и предрассудков и начала одеваться так, как хотела.

Конечно, проблемы оставались. Например, у меня и по сей день деформировано левое ухо, практически отсутствует его мочка. Над глазом был большой рубец с левой стороны, его следы видны до сих пор. Около носа — огромный рубец толщиной с палец, потребовалось четыре операции, чтобы сделать его менее заметным. Половины левой брови не было — только сейчас она естественным образом начала восстанавливаться. Губы были деформированы очень сильно. Поначалу я не могла закрывать рот полностью. Врачи работали над этой областью, но долгие годы губы сохраняли неправильную форму, а рот оставался приоткрытым.

После всего, увиденного мной, после страшных историй из жизни моих ровесников я совершенно иначе стала относиться к косметическим дефектам своего лица. Я долго сомневалась, стоит ли рассказывать об этом, но в ходе работы над книгой поняла, что хочу быть откровенной с вами до конца. Раньше, лет в восемь-девять, я часто размышляла о том, что не желаю жить. Я не могла привыкнуть к лицу, я презирала его и часами обдумывала, как можно все это быстро прекратить. Останавливали меня только любовь и забота родных людей. Я видела, как искренне они поддерживали меня, любили и ценили. Я понимала, что мой уход доставил бы им огромные страдания. Именно любовь, за которую я им признательна, и удерживала меня от ужасного шага.

Спустя годы, многое переосмыслив, я искренне и яростно благодарю Бога за то, что у меня ВСЕ ТАК ПРЕКРАСНО. За то, что я могу жить полной жизнью. За то, что у меня пострадало ВСЕГО ЛИШЬ лицо! Наверное, если бы тогда, после трагедии, мне рассказали, что я стану считать себя красивой и благодарить Бога за то, что легко отделалась, я не поверила бы. Но все именно так — я ощущаю себя везунчиком!

 

Новый этап жизни: «Главное — образование!»

Школу я окончила с отличием и ЕГЭ сдала с прекрасными результатами. Вопроса «куда поступать?» даже не возникало. Папа — а его слово было для меня законом — хотел, чтобы я стала экономистом, потому что, во-первых, он сам экономист, а, во-вторых, я с детства очень любила математику. Папа постоянно повторял: «Главное — образование!» И мы старались его не подвести.

Мой старший брат Алибек окончил экономический и юридический факультеты института и еще финансовый колледж. В поселке, где живут родители, у него сейчас свой цех по изготовлению кованых изделий, а недавно он открыл новое направление — обработка камней для облицовки элитных домов. Несмотря на красные дипломы, Алибек решил не строить карьеру, а сразу занялся собственным бизнесом. У него семья, двое детей — мальчик и девочка. Второй брат, Абдуллабек, тоже устроился хорошо. Как и Алибек, он получил два высших образования — экономическое и финансовое. С детства у него очень пробивной характер, и это здорово помогает ему в жизни: он многого добился сам. Мы им очень гордимся. Он тоже создал семью, у них с женой два сына и дочка. Третий брат, Абдусалам, окончил нефтегазовый институт, но работы по образованию не нашел, поэтому сейчас строит дома. У них с женой один ребенок.

Мой брат Ахмед после окончания школы уехал в Петербург, в Суворовское училище, затем перевелся в военное училище в Новосибирске, которое тоже не окончил — решил, что это все же не его. И поступил на экономический факультет в Махачкале, на заочное отделение. Сестренка Амина вышла замуж и живет в Избербаше. Она учится в медицинской академии на шестом курсе лечебного факультета и очень хочет быть врачом. Замуж Амина вышла два года назад, и у них с мужем теперь двое голубоглазых близняшек. К сожалению, одна из дочек серьезно болеет — у нее порок сердца. В декабре должны сделать операцию в Германии, потому что в России такие операции не проводят. Видя успехи братьев, я не сомневалась, что учеба будет мне по плечу, но произошла глупая накладка: по каким-то причинам в нашу школу поздно поступили результаты ЕГЭ. И когда мы пришли подавать документы на экономический и юридический факультеты, нам сообщили, что мы уже опоздали — бюджетных мест нет. Тогда я подала документы на физический и математический факультеты Дагестанского государственного университета в Махачкале.

В итоге по результатам ЕГЭ я поступила на оба факультета, но выбрала физический — из-за кафедры вычислительной физики и информатики. Я любила математику, но больше меня интересовала информатика. При поступлении мне сказали, что, если буду хорошо учиться, меня возьмут на эту кафедру при распределении на третьем курсе.

Я поставила перед собой цель — стать лучшим программистом — и училась на «отлично». Конечно, в новом коллективе мне было сложнее, чем в привычном, школьном. Однокурсники и преподаватели обращали внимание на мое лицо и зачастую неловко отводили взгляд. Но это меня уже не волновало. Я была уверена в себе и спокойно и твердо двигалась к своей цели.

В университете меня, круглую отличницу, встретили очень хорошо. Кроме того, я никогда не отказывалась от общественной работы, всегда была активисткой и участвовала во всех мероприятиях. Во время учебы я занимала сразу три должности: старосты курса, секретаря комитета молодежи и профорга своего курса. Единственное, что вмешивалось в мою насыщенную студенческую жизнь, — это необходимость ездить в Москву на операции, но преподаватели шли мне навстречу. Мы учились по балльной системе, и все зачеты мне ставили заранее — за то, что хорошо учусь.

 

Истории других жертв ожогов

Когда мне исполнилось восемнадцать лет, меня прикрепили к другой больнице — Ожоговому центру Института хирургии им. А. В. Вишневского. Там началась новая глава моей жизни. Всего в этом центре мне сделали двенадцать операций, и после каждой приходилось лежать по три-четыре недели. Работа шла очень медленно, кожу восстанавливали по миллиметру. Но время уже не тянулось, как раньше. Теперь я занималась учебой, читала книги. Помню, меня сильно впечатлил Пауло Коэльо, и после прочтения «Алхимика» я еле дождалась, пока мне привезут новую книгу — «Пятая гора». У меня появились новые подруги и знакомые. Иногда мы ночи напролет проводили перед ноутбуком, смотрели фильмы и хохотали так, что слышно было по всему коридору. Однажды с соседкой по палате Еленой мы решили посмотреть новый мультик — «Маша и медведь». Обе после операции, с еще свежими швами, мы пугали друг друга: «Не смейся, а то швы разойдутся!» Но угрозы не помогали. Да и как тут сдержаться, если смешно до слез?

В Институте Вишневского я услышала новые истории несчастных случаев и страшных происшествий, познакомилась с другими жертвами ожогов. Поскольку в больнице было больше взрослых людей, то и истории были «взрослее» и, порой, тяжелее.

Со мной в палате лежали две девушки.

В Марину Д. влюбился парень Дима, они стали встречаться и довольно быстро поняли, что не могут жить друг без друга. Планировали пожениться. Но вскоре выяснилось, что в Диму давно влюблена его одноклассница. Она преследовала парня еще со школы, писала любовные записки, сама приглашала на свидания. А когда узнала, что Дима женится, приступила к решительным действиям. Сначала она звонила ему с угрозами по телефону, потом стала поджидать парочку и устраивать скандалы, требуя, чтобы Дима бросил Марину. В итоге у нее от ревности, видимо, помутился рассудок, и она облила соперницу серной кислотой. Все лицо Марины было в шрамах после многочисленных операций. Дима навещал ее первое время, а потом пропал…

С другой девушкой — Еленой Б. — произошло другое несчастье. Она одна находилась в квартире, когда загорелся масляный обогреватель. Елена начала тушить огонь и в итоге получила термоингаляционную травму дыхательных путей II–III степени, ожоги лица и тела I–II степени. Без сознания Елена пролежала двое суток, врачи сильно сомневались в том, что она выживет. Но Елена пришла в сознание и увидела рядом своего друга — Дмитрия Б., который держал ее за руку. Она была на искусственной вентиляции легких, говорить не могла, так как ей поставили трахеостому (искусственное горло в виде трубки, помещаемое в трахею хирургическим путем). Поэтому Елена писала Дмитрию вопросы в блокноте, пытаясь понять, сколько времени она находилась без сознания и что с ней происходит. Ответив на все ее вопросы, Дмитрий со слезами на глазах предложил ей выйти за него замуж! Ему было неважно, что лицо и тело Елены обожжены и, возможно, она станет инвалидом на всю жизнь, — он любил ее. Они обвенчались, а потом зарегистрировали брак. Сегодня они живут счастливо — у них прекрасная семья, двое детей!

После восемнадцати лет я летала в Москву самостоятельно, без сопровождения. Меня встречала моя дорогая тетя. А позже, после знакомства с Еленой, навещала и она — приходила в палату поддержать, угощала моими любимыми лакомствами. Сейчас, когда боль и ужасы операций забылись, я вспоминаю только теплые моменты, забавные случаи и интересные знакомства. Например, помню Кристину, с которой мы лежали в одной палате. Она была творческой девушкой, серьезно увлекалась фотографией, и мы даже устроили фотосессию во дворе больницы. Кристина научила меня пользоваться фотошопом. А во время последнего моего пребывания в больнице я познакомилась с путешественницей Юлией. До сих пор с удовольствием слежу за ее страничкой «ВКонтакте» и приключениями — они с мужем, а потом и втроем с дочкой, объездили весь мир.

 

Страшная утрата

Ахмед — самый младший из братьев — решил не связывать судьбу с карьерой военного, как предлагали ему родители, и уехал со своими друзьями работать в Нижний Новгород. Учебу на экономическом факультете он продолжал заочно, а в Нижнем Новгороде открыл бизнес, связанный с перевозками. В родное село он приезжал очень редко, о работе рассказывать не любил, никаких подробностей его новой жизни мы не знали, слышали только, что он купил себе дорогую машину и дела у него шли хорошо.

В мае, наконец-то, он навестил нас и даже задержался в родном городе почти на месяц. Я была счастлива его видеть! Несмотря на то, что именно Ахмед позвал меня разжигать злосчастную керосиновую лампу, я никогда не считала его хоть как-то виноватым в той трагедии, ведь мы были детьми. Поскольку Ахмед старше меня всего на три года, я дружила с ним больше, чем с остальными братьями, и мы были очень близки. Старшие братья относились ко мне со всей строгостью, частенько ограничивали мою свободу, а Ахмед всегда и во всем помогал, поддерживал меня. Поэтому обычно именно у Ахмеда я отпрашивалась на дни рождения одноклассников или на прогулку с подружками…

Мама уговаривала брата остаться, мы все не хотели, чтобы он жил так далеко от нас, в незнакомом городе. Мы не знали о том, что у него в Новгороде была девушка, и не понимали, что его держит там. Однажды, стирая вещи, я нашла паспорт в кармане его брюк. Сразу же спрятала его, чтобы Ахмед не уезжал. Конечно, брат не ругал меня за проказу, мы все перевели в шутку, но он, посерьезнев, попросил вернуть документ и объяснил, что для него важно уехать — там и новая работа, и уже своя жизнь. Конечно, я отдала паспорт — я ведь любила Ахмеда и считала, что так будет правильно.

Через пару дней он уехал. Прощание было тяжелым. Он хотел выехать утром, пока все спали, но мы услышали, как он собирается, и проснулись. Со слезами на глазах мы провожали его в дорогу. У нас у всех было отвратительное ощущение — будто мы больше не встретимся. А в августе, возвращаясь со свадьбы друга, он попал в аварию под Нижним Новгородом. С Ахмедом была его девушка. Она получила травмы, но выжила. На Ахмеде же не было ни царапины, но единственный сильный удар в шею оказался смертельным…

О случившемся мы узнали не сразу. Тело Ахмеда попало в морг, туда на опознание пришли его друзья. Они сначала связались с нашим дядей, а тот уже сообщил ужасные вести отцу. Нам с мамой сразу правду не сказали, и все то время, пока решались вопросы с переправкой тела на родину, мы думали, что он просто сломал ногу. Когда же из Новгорода привезли труп, для всех это стало потрясением, после которого семью накрыла затяжная депрессия. Мы очень долго, трудно отходили от потери и вспоминали о том, как уговаривали Ахмеда остаться дома, словно предчувствуя беду.

 

Авария за аварией

…Тот год, когда погиб брат, был не из легких. 24 октября (снова это число!), после выходных, проведенных у родителей, я возвращалась на учебу в Махачкалу. В пути предстояло провести около часа. В салоне маршрутки было семь пассажиров, многие дремали, я была увлечена своими мыслями. Вдруг кто-то из пассажиров крикнул водителю: «Берегись!» На встречную полосу, совершая обгон, выехал автомобиль. Он летел прямо на нас! Водитель маршрутки, чтобы избежать столкновения, вырулил на обочину, но не справился с управлением. Маршрутка перевернулась и вновь встала на колеса. Конечно, никто не был пристегнут, ведь ремней безопасности в маршрутках нет, поэтому всех разбросало по салону. Я сидела неудачно, полетела кувырком и ударилась ключицей. Ни пассажиры, ни водитель серьезно не пострадали, отделались ушибами. Не дожидаясь помощи, мы сами вышли из маршрутки, на которой тоже не было сильных повреждений. Водитель связался с другой маршруткой, и нас увезли с места происшествия. Ни полицию, ни «Скорую» вызывать не пришлось.

Но родителям о случившемся я ничего тогда не рассказала — не хотела давать им нового повода для переживаний. Я очень волновалась за них, ведь всего несколько месяцев назад погиб в автокатастрофе Ахмед, а после, по какому-то жуткому стечению обстоятельств, буквально за несколько недель до аварии с маршруткой, папа тоже попал в ДТП. Он возвращался из Махачкалы домой на машине, вез продукты, и кто-то в него врезался. Папа сильно пострадал, был едва жив. Как рассказывал отец позже, в беспамятстве он вдруг почувствовал, что не хватает воздуха, и стал задыхаться. Он приготовился к худшему, но с последним, как он думал, вздохом вспомнил обо мне — о дочери, которая так сильно любит его, что не мыслит без него своего существования. Папа тоже очень сильно любит меня, и мое имя — такое же, как у его матери, — придало ему сил, чтобы сделать очередной вздох. И выжить…

В Махачкале я сама обследовалась у врачей. Они зафиксировали у меня только небольшие ушибы и рекомендовали физиопроцедуры.

За годы, которые прошли с момента трагедии, я многое увидела и пережила. И перестала задумываться о том, за что мне было дано такое страшное испытание — потеря лица. Я просто смирилась с мыслью, что такова моя судьба. Даже решила, что Бог, возможно, уберег меня от другого, чего-то более жестокого и страшного. Вдруг, будучи красавицей, я начала бы гулять или плохо учиться? Останься я с «прежним» лицом — была бы я такой, как сейчас? Главными моими стремлениями стали знания. Меня не интересовали свидания и романтика, я просто мечтала встретить когда-нибудь лишь одного человека, с которым могла бы создать крепкую семью.