Северу страны в планах советского руководства отводилась особая роль – поначалу он рассматривался как идеальное место изоляции неугодной части населения, позже – как неисчерпаемый источник природных ресурсов, а к концу сталинской эпохи – как вероятный театр военных действий. Но как бы ни менялось его основное предназначение, материальную основу освоения региона обеспечивал принудительный труд. Другие способы колонизации Севера, кроме принудительного заселения, советское правительство изначально не рассматривало. Уже в 1922 году уполномоченный по организации и устройству лагерей ВЧК пишет Дзержинскому [117]Командир экипажа капитан Рене Гильбо, второй пилот капитан Альбер Кавалье де Кувервиль, механик Жильбер Брази и радист Эмиль Валетт.
: «<…> преследуя, с одной стороны, чисто политические цели, параллельно преследовались цели и экономического характера, а именно – широчайшего использования неисчерпаемых богатств северного края, что, по совершенно справедливой оценке ЦК, являлось и является достижимым единственно лишь при наличии принудительного заселения и колонизации этого края».

Когда в 1932 году «Сибиряков» под чёрными парусами вышел в Берингов пролив, завершив своё знаменитое первое сквозное плавание Северным морским путем, Арктика уже вовсю осваивалась заключёнными ГУЛАГа.

Как ни парадоксально, факт применения подневольного труда не пытались скрыть – напротив, про лагеря снимали фильмы, писали книги, ставили пьесы. Тема «перековки бывших врагов пролетариата» была одной из значимых в советском искусстве и пропаганде. Предполагалось, что параллельно с покорением полярной природы происходит покорение ещё одной стихии – перерождение человека, формирование нового «человеческого материала».

 

Бухта Благополучия

[143]

В знаменитом романе пролетарский поэт-безбожник Иван Бездомный предлагает отправить Иммануила Канта на Соловки. Булгаков точен даже в том, что касается срока – «года на три»: именно столько давали в ранние годы за «контрреволюционную деятельность». Прав и булгаковский Воланд, заметив, что «ему там самое место». Действительно, Соловецкий Лагерь Особого Назначения (СЛОН) создавался как место изоляции интеллигенции. Для тех, кому осенью 1922 года не нашлось каюты на «философских пароходах» «Обербургомистр Хакен» и «Пруссия», был уготован трюм «Глеба Бокия». Так что Кант вполне нашёл бы среди обитателей беломорского архипелага немало достойных собеседников.

Одним из главных исполнителей операции по высылке интеллигенции из страны, а вскоре и инициатором создания Соловецкого лагеря стал зампредседателя ВЧК (потом ГПУ) И. С. Уншлихт. Ещё через пять лет он станет председателем комитета по оказанию помощи Нобиле, через десять – членом правительственной комиссии по оказанию помощи челюскинцам, и, наконец, врагом народа, и будет расстрелян в 1938 году. Расстреляют и Глеба Бокия (рис. 5–1), куратора Соловецкого лагеря, человека, именем которого был назван знаменитый пароход-зэковоз, на котором он сам не раз переправлялся из Кеми на Соловки.

Рис. 5–1. Глеб Бокий и Максим Горький в зверопитомнике во время посещения Соловецкого лагеря

* * *

БОКИЙ ГЛЕБ ИВАНОВИЧ (1879, Тифлис, – 1937, Москва) отучился четыре года в Петербургском Горном институте. В 1900 году вступил в РСДРП. Был арестован в 1902 году за подпольную революционную деятельность, сослан в Сибирь, где будущий организатор ГУЛАГа работал десятником на прокладке Байкальской железной дороги. Всего подвергался арестам 12 раз. В промежутках между отсидками работал гидротехником в министерстве земледелия. После революции занимал различные посты в ЧК, был бессменным начальником спецотдела ВЧК – ГПУ – ОГПУ – НКВД (1921–1937). Многие отмечают интерес Бокия к оккультным наукам, передаче мыслей на расстоянии и т. п. Именно участие в тайном обществе и фигурирует в его обвинительном заключении в 1937 году. Из этого ровным счётом ничего не следует – с таким же успехом его могли объявить чилийским или абиссинским шпионом. Но известно, что под его началом в должности заведующего лабораторией трудился (и был впоследствии расстрелян) Александр Барченко (1881, Елец, – 1938, Москва) – оккультист и писатель. Бокий был куратором СЛОНа, неоднократно посещал лагерь, о чем сохранились воспоминания [77]Отличие состояло в том, что он прошёл проливом Белло, а не проливом Пил.
и даже стихотворение:

Настроен я пессимистично.

Весь мир мне кажется нелеп, –

Но это даже… экзотично:

На «Глебе Боком» – Бокий Глеб.

Зачем он едет? Помолиться?

Отведать арестантский хлеб?

Иль просто хочет прокатиться

На «Глебе Боком» – Бокий Глеб . [145]Цит. по [116].

Бокий был лицом и символом СЛОНа. Именно его подпись была на купюрах, собственной валюте Соловецкого лагеря [7]К последней трети XVIII века относятся экспедиции Самюэля Хирна (1745–1792) и Александра Маккензи (1764–1820).
. Он лично сопровождал великого пролетарского писателя М. Горького в 1929 году во время экскурсии на Соловки.

Приговорён к расстрелу 15 ноября 1937 года, приговор приведён в исполнение в тот же день. Реабилитирован в 1956 году.

* * *

Концлагерь на Соловках возник в 1923 году. Поначалу в нём содержалось около 2500 человек, осуждённых как по политическим, так и по уголовным статьям. Численность заключённых на Соловках непрерывно увеличивалась, и лагерь стал разрастаться на материк, превратившись в «Архипелаг ГУЛАГ» в миниатюре – в 1931 году в его структуру входила сеть отделений на материке, главным образом в Карелии и на Кольском полуострове. В это время в нём содержалось более 70 000 человек. Соловецкий лагерь стал своего рода полигоном, где оттачивались принципы организации ГУЛАГа. Одновременно в СЛОНе вырабатывались идеологические основания функционирования, а также способы репрезентации лагерной системы.

Создание концлагеря практически сразу вызвало негативную реакцию за границей. В июле 1924 года Ф. Дзержинский пишет Г. Ягоде:

«За границей поднята бешеная кампания против Соловков. Если верить т. Лозовскому, и против нашего режима с требованием амнистии и прекращения преследований. Каковы размеры этой агитации по нашим данным или мы проспали? П/б передало этот вопрос на рассмотрение комиссии в составе Чичерин, Лозовский, Менжинский. Подготовьте материалы» [117]Командир экипажа капитан Рене Гильбо, второй пилот капитан Альбер Кавалье де Кувервиль, механик Жильбер Брази и радист Эмиль Валетт.
.

Давление на большевиков усилилось после успешного группового побега с Соловков в мае 1925 года и публикации за границей воспоминаний его участников – Созерко Мальсагова [77]Отличие состояло в том, что он прошёл проливом Белло, а не проливом Пил.
и Юрия Бессонова [13]Из инструкции, данной Крузенштерном Коцебу: «Поелику положение берега Америки около Берингова пролива довольно уже известно, то от Нортонова залива капитан должен прямо держать свой путь к мысу Лизбурну. Отселе употребит он старание разсмотреть направление берега Америки – не простирается ли оный на север гораздо далее виденнаго Куком Ледовитаго мыса, и в какой широте имеем поворот к востоку. Определив сие, тогда не нужно будет более путешествовать вдоль берега, ежели он сохранит только восточное направление. Невозможно совсем предписать, сколь далёко капитан должен продолжать свои изследования на восток. Твёрдость и неустрашимость препобеждают многое, и самыя важнейшия предприятия обязаны своими успехами едва ли не одним сим качествам. Конечно, начальник столь важной экспедиции должен иметь оныя, тогда твердо можно надеяться, что он при рвении своём благополучно совершит своё путешествие к славе своего отечества и того мужа, на иждивении котораго оное предприемлется, не менее также и к прославлению собственнаго своего имени, особливо ежели употребит он достодолжное старание окончить свои изследования в надлежащее время, дабы в конце августа быть опять в заливе Нортона, из котораго обратно предприемлет своё путешествие в Уналашку».
. Стране, отчаянно пытавшейся добиться признания ведущими державами и восстановить доходы от внешней торговли, был нанесён серьёзный репутационный ущерб. Заметную часть экспорта СССР составлял лес, заготовленный узниками концлагерей ОГПУ, и за границей началась кампания за бойкот продукции, произведённой заключёнными. Власти даже искали альтернативу Соловкам. Вскоре после побега группы С. Мальсагова Дзержинский пишет Ягоде (07.06.1925) [117]Командир экипажа капитан Рене Гильбо, второй пилот капитан Альбер Кавалье де Кувервиль, механик Жильбер Брази и радист Эмиль Валетт.
:

«<…> на Урале вблизи Нижней Туры имеется “прекрасная” тюрьма б. Николаевской роты в пустынном месте, хорошо до сих пор сохранилась. Имеется 30 одиночек. Туда подходит железная дорога. Надо обследовать. После ликвидации Соловков может пригодиться».

Однако Соловки ликвидированы не были, вместо этого была сделана ставка на пропагандистскую кампанию. Одним из её важных элементов стал фильм режиссера Андрея Черкасова «Соловки (Соловецкие лагеря особого назначения)» – снятый в 1927–1928 годах студией «Совкино» по заказу ОГПУ. Лагерь был показан как идеально организованная на рациональных началах трудовая коммуна, превращающая классовых врагов в лояльных граждан советской страны. Жители лагеря ведут здоровую размеренную жизнь: их день поделён между приносящим удовлетворение и полезным для общества трудом на свежем воздухе и развивающим ум и тело досугом (рис. 5–2). Внутренний распорядок не кажется зрителю жёстким, нигде не заметно ни тени принуждения, недовольства, болезней и лишений. Однако в реальности по таким показателям, как питание заключённых, условия проживания и труда, Соловки не сильно превосходили Освенцим, а в чём-то и уступали ему. По сути, практиковался изнурительный труд, приводящий к постепенному физическому угасанию, постоянные пытки и издевательства. Об этом свидетельствуют воспоминания Д. С. Лихачёва, О. В. Волкова, уже упоминавшихся С. А. Мальсагова и Ю. Д. Бессонова, и многих других узников концлагеря. Бывшие заключённые и сохранившиеся документы свидетельствуют, что лишь немногое в картине 1928 года можно назвать достоверным. Быт заключённых в фильме Черкасова порой иллюстрирован кадрами из жизни лагерной охраны, а многие сцены были поставлены специально для камеры. Нередко и сами заключённые принимали участие в инсценировках, надеясь на облегчение условий заключения.

Рис. 5–2. Ликвидация безграмотности в Соловецком лагере. Кадр из фильма «Соловки (Соловецкие лагеря особого назначения)»

Весной 1929 года М. Горький посетил Соловки. Его очерк, восхваляющий советскую карательную систему, был опубликован в им же созданном журнале «Наши достижения» [45]По крайней мере, такова «стандартная» реконструкция событий, подробнее см. ниже.
. Об этом визите вспоминали многие, в частности Д. С. Лихачёв [76]Здесь уместно напомнить, что Холл также не понёс ответственности за убийство товарища по экспедиции Патрика Колемана.
, очевидец событий, утверждал, что Горький был вполне осведомлён об истинном положении заключённых в лагере.

С организацией ГУЛАГ ОГПУ в 1930 году Соловецкий лагерь потерял своё особое значение, став одним из рядовых лагерей системы. Официально он прекратил существование как самостоятельная единица в 1933 году. Фактически же он ещё в 1931 году был перенесён южнее, в Медвежью Гору, в связи с началом важнейшей стройки Первой пятилетки – Беломорканала. Примерно к этому же периоду относится и смена официальной политики в сфере исполнения наказаний: лагерь больше не зона изоляции преступников и социально чуждых от общества – теперь это своего рода «плавильный котёл», или по советской терминологии «кузница», «огненное горнило» – место, где происходит «перековка» «ржавого хлама», создание нового человека. Таково было идеологическое обоснование системы принудительного труда, ставшей с началом периода индустриализации важнейшей составляющей экономики страны.

 

Потопим прошлое на дне канала

Идея сооружения канала, соединяющего Балтийское и Белое моря, обсуждалась ещё в XIX веке, однако строительство его сочли дорогим и нецелесообразным. В мае 1930 года вопрос возник снова, и Совет Труда и Обороны подготовил докладную записку с экономическим обоснованием строительства. Документ был рассмотрен Политбюро, однако и Сталин, и Молотов усомнились в экономическом эффекте проекта. Но в итоге постановление всё же было подписано [119, c. 31].

Основной целью строительства канала была доставка грузов, в первую очередь минерального сырья с Кольского полуострова и леса из Архангельска в глубь страны. Канал также сокращал путь из портов Белого моря в Лондон, пусть и не существенно (именно это направление указано в экономическом обосновании [119, c. 38]. Кроме того, он соединял Белое море с Мариинской водной системой (Волго-Балтийским водным путём). Канал имел и военное значение – для переброски кораблей Балтийского флота на север. Не случайно, когда Сталин приехал осматривать готовое сооружение, ему показали проход подводных лодок и надводных боевых кораблей.

Весь Беломорско-Балтийский водный путь предполагался длиной около 950 км и состоял из двух участков – Южного, или Онежско-Балтийского, и Северного, Беломорско-Онежского. Именно последний и стал известен впоследствии как Беломорканал (рис. 5–3).

Рис. 5–3. Карта ББВП, хорошо знакомая мужской половине населения страны по папиросам «Беломорканал».

Длина канала составляла 227 км. Он проходил через систему озёр, самое крупное из которых – Выгозеро. Перепад высот между Белым морем и водоразделом составляет 103 м, между водоразделом и Онежским озером – 68 м. Для того чтобы преодолеть перепад высот, было построено 19 шлюзов: № 1–7 – на крутом южном склоне, № 8–19 – на пологом северном. Канал начинается в Повенце шлюзом № 1, заканчивается шлюзом № 19 в Беломорске. Часть шлюзовых камер была вырублена в скалах, стенки первоначально были выполнены из дерева. Такими их видел автор в 2003 году. Фотографий, к сожалению, у меня не сохранилось: там везде было строжайше запрещено фотографировать – и за этим пристально следили, спустя десятилетия в каждом незнакомце всё ещё мерещился шпион и вредитель. И от этого возникало чувство, что мы попали в какое-то искривление времени, в навеки проклятое место, которое людям видеть не положено. Сейчас все шлюзовые камеры реконструированы и сделаны из бетона

Беломорканал стал первой советской лагерной стройкой. С самого начала проекта работы на строительстве канала планировалось выполнять руками заключённых – благо специалистов любой квалификации в лагерях найти было несложно. Следующий документ демонстрирует, как рекрутировалась рабочая сила для амбициозной стройки, и раскрывает одну из мотиваций государственного террора:

«ТО ОГПУ может предоставить в распоряжение УЛАГа из числа арестованных вредителей двух крупных инженеров-дноуглубителей (разработка плана, вычисление и проч.), от 8 до 10 инженеров и техников, могущих быть использованными весной на производстве самих работ, и от 10 до 15 человек также арестованных лиц из среднего комсостава (землечерпателей). Помимо того, в процессе следствия будут доарестованы ещё несколько подходящих лиц».

В 1930 году силами заключённых Соловецкого лагеря начались изыскательские работы. В ноябре 1931 года на базе СЛОНа был создан Белбалтлаг с центром в Медвежьей Горе. В лагере содержалось в среднем от 60 до 100 тысяч человек.

Именно к строительству ББК относится появление слова «каналоармеец», эвфемизма, означающего заключённого строителя канала. В официальных бумагах «заключённый каналоармеец» сокращалось как з/к, отсюда пошло «зэка» и «зэк».

Советские стройки 30-х годов сопровождались колоссальной пропагандисткой поддержкой. Для освещения их был создан весьма необычный иллюстрированный журнал «СССР на стройке», ориентированный большей частью, на западную аудиторию. Журнал издавался с 1930 по 1941 год на русском, английском, немецком и французском, а с 1938-го – ещё и на испанском языке. У истоков журнала стоял сам Максим Горький, а в оформлении принимали участие такие мастера, как Александр Родченко, Варвара Степанова и Эль Лисицкий. Пост главного редактора занимали видные представители советской партийной и хозяйственной элиты. В журнале, в том числе и на обложке, печатались фотографии, снятые Родченко на Беломорканале. Почти одновременно с «СССР на стройке», по инициативе Горького, создаются уже упоминавшийся журнал художественного очерка «Наши достижения» (1929) и издательство «История фабрик и заводов» (1931). Именно в этой серии вышла книга о Беломорканале, ставшая важнейшей вехой в истории русской литературы. Её появлению предшествовали следующие события. В августе 1933 года (т. е. уже после окончания строительства) Максим Горький вместе с ОГПУ организовали поездку 120 советских деятелей культуры на Беломорканал – масштаб пропагандистской кампании вполне отвечал размаху строительства. О подробностях этой поездки повествует один из участников – Александр Авдеенко, в те годы – молодой пролетарский писатель [1]Название буллы можно перевести как «между прочим».
:

«К перрону подан специальный состав из мягких вагонов, сверкающих лаком, краской и зеркальными окнами <…>.

С той минуты, как мы стали гостями чекистов, для нас начался полный коммунизм. Едим и пьём по потребности, ни за что не платим. Копчёные колбасы. Сыры. Икра. Фрукты. Шоколад. Вина. Коньяк. И это в голодный год!»

Визит писателей был недолгим – после экскурсии на теплоходе по каналу и посещения специально подготовленного к их приезду лагеря они вернулись в Москву. Ознакомиться с истинным положением вещей на строительстве у визитёров не было возможности [1]Название буллы можно перевести как «между прочим».
:

«На любые вопросы лагерники отвечали без запинки, бойко и весело».

«Газоны и цветники тянутся с одного конца лагеря к другому, чуть ли не на целый километр. <…> Мысленно сфотографировал всё, что видел за колючей проволокой: беленькие аккуратные бараки, цветники, золотые дорожки, волейбольные площадки, футбольное поле».

Результатом поездки стал коллективный труд «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина», выход его в свет был приурочен к открытию XVII съезда партии. Практически весь цвет советской литературы был мобилизован на создание нового эпоса – это говорит о том беспрецедентном значении, которое придавалось книге. Среди тридцати шести её авторов многие известные писатели: Виктор Шкловский, Михаил Зощенко, Всеволод Иванов, Вера Инбер, Валентин Катаев, Алексей Толстой, Бруно Ясенский, Дмитрий Святополк-Мирский, Максим Горький. Первая и последняя главы написаны Горьким, большинство глав имеют нескольких авторов, чаще всего фигурирует фамилия Шкловского. Книга иллюстрирована фотографиями Александра Родченко. В заключительной главе Горький подчёркивает особый статус произведения, определив его как «материал исключительного социально-революционного и философского смысла»:

«Эта книга имеет право требовать от читателя и критики внимания к ней более серьёзного и глубокого, чем ко всякой другой книге <…> книга рассказывает о победе небольшой группы людей, дисциплинированных идеей коммунизма, над десятками тысяч социально-вредных единиц. <…> Эта книга рассказывает, как лечили и вылечили социально больных…» [12, c. 607–608].

Трудно понять принцип отбора участников этой поездки – тут были и начинающие, и маститые авторы, пролетарские писатели и недавние эмигранты. Непонятно, зачем их понадобилось так много – ведь авторами книги стала лишь малая часть побывавших на канале литераторов. Можно предположить, что и само участие в «экскурсии», и работа над коллективным сборником тоже рассматривались как своего рода «перековка» писателей и способ психологического воздействия – многие из них в прошлом были не вполне лояльны власти. Согласно распространённой легенде, один из главных авторов книги, Виктор Шкловский, на вопрос о том, как он себя чувствует на канале, ответил: «Я здесь чувствую себя живым соболем в меховой лавке». Ему было чего опасаться – ЧК охотилось за ним ещё с 1918 года, а его брат во время писательской экскурсии был узником Белбалтлага и после расстрелян. Путешествие на канал стало своего рода инициацией для советских писателей, одним из шагов к формированию единого писательского сообщества, что было окончательно закреплено Первым съездом советских писателей и созданием Союза советских писателей. Какие-либо творческие писательские сообщества помимо ССП оказались вне закона.

Можно спорить о литературных достоинствах коллективного труда, но всё же значение его было огромным – эта книга стала образцовым произведением социалистического реализма; более того, в ней был опробован новый, коллективный метод литературного творчества. Как и прочая подобная продукция, книга была предназначена не только для внутреннего употребления, но и на экспорт – она была издана в Британии и в США.

Ещё до выхода книги «Правда» публикует фрагменты из неё, сопровождая следующим комментарием:

«За двадцать месяцев из взаимодействия 37 чекистов, – представлявших здесь ОГПУ, партию, пролетариат, – и десятков тысяч правонарушителей создался такой изумительный культурно-трудовой комплекс, подобного которому не знает – и не могла знать – история человечества».

Центральной темой книги является воспитание через принудительный труд «соратников пролетариата» из разного рода «социально-вредных единиц». По иронии судьбы, создание книги само по себе стало ярким примером такой перековки – среди авторов оказался один «каналоармеец», поэт Сергей Алымов. Обстоятельства этого превращения описал участник экскурсии писатель Александр Авдеенко [1]Название буллы можно перевести как «между прочим».
:

«В одном из бараков писатели-москвичи неожиданно увидели своего собрата, поэта Сергея Алымова, автора любимой народом песни “По долинам и по взгорьям шла дивизия вперёд”.

Обступили, здороваются, похлопывают по плечам, задают вопросы. И среди них неизбежный и самый главный:

– Как ты сюда попал, Серёжа? За какие грехи?

Саша Безыменский не удержался, чтобы не схохмить:

– Серёжу прислали таскать тачку по долинам и по взгорьям.

Все засмеялись, в том числе и Фирин.

Алымов даже не улыбнулся. Глаза его потемнели, как туча, набухшая дождём.

Пользуясь весёлым и явно дружелюбным настроением Фирина, Безыменский сказал:

– Семён Григорьевич, не могу удержаться, чтобы не порадеть за собрата, попросить скостить ему срок.

– Уже скостили. Скоро Алымов вернётся в Москву.

Сказал и удалился, сославшись на дела.

– Серёжа, так за что же ты всё-таки попал сюда? – без дураков, серьёзно спросил Безыменский.

Каналоармеец Алымов махнул рукой, заплакал и полез на верхние нары».

Перековка оказалась успешной: «социально-вредный» поэт-футурист стал советским поэтом-песенником. Он не только участвовал в создании книги о Беломорканале, но и написал тексты песен для фильма «Заключённые».

Книга повествует о том, как «бывшие вредители», прежде чем исправиться на строительстве канала, сотрудничали с иностранными разведками, состояли в контрреволюционных организациях, ослабляли «ответственные гайки» в механизмах, прививали сап лошадям, производили «скверно пахнущие консервы из голья, с зубами, волосами, бычьими половыми органами», поджигали клубы, стреляли пионерок, травили работниц мышьяком, подсыпали в пищу совслужащим толчёное стекло [12, c. 29–32, 74]. Вредители-учёные писали заведомо ложные статьи в сельскохозяйственных журналах. Отдельный рассказ посвящён зверствам, творящимся в западных тюрьмах, и описанию царской каторги – в противоположность Белбалтлагу, где заключённые работают с радостью, перевыполняя норму, и даже «сами просят дать стрелка в провожатые: так, говорят, сохраннее». По прочтении книги у читателя должно сложиться впечатление, что оказаться в лагере – главная удача в жизни бывших кулаков, каэров, тридцатипятников. Ибо целью теперь становится не наказание, а исправление человека. Сама собой напрашивается параллель не столько с карательным, сколько с лечебным учреждением, санаторием – вспомним Горького с его «лечением социально больных». Ещё яснее это сходство в «документальных» фильмах – где обязательно фигурирует сцена профосмотра «пациентов» лагерным врачом. С истинным положением вещей на канале можно ознакомиться по многочисленным воспоминаниям выживших. Сухая статистика: в 1931 году умерло 1483 человека (2,2 % от списочного состава), в 1932-м – 2010 (2,0 %), а в голодном 1933-м – 8870 человек, примерно каждый десятый [119, c. 34].

Книга «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина» была издана в 1934 году и уже в 1937 году изъята из обращения, поскольку двое из трёх редакторов (С. Фирин и Л. Авербах) были расстреляны как враги народа. Родственник Авербаха, генеральный комиссар госбезопасности Генрих Ягода, которому было уделено немало страниц книги, был арестован 4 апреля 1937 года и расстрелян после показательного процесса 1938 года.

Издание этой книги было одной из многих попыток творчески осмыслить опыт перевоспитания подневольным трудом. О строительстве канала был снят «документальный» фильм «Беломорско-Балтийский водный путь» (режиссер-оператор Александр Лемберг, сценарий – Вера Инбер, Виктор Шкловский, Александр Лемберг). В фильме переплетаются уже знакомые нам сюжеты – укрощение воды и перевоспитание заключённых. В процессе просмотра забываешь, что речь идёт о рабском труде в концлагере – заключённые танцуют и веселятся, участвуют в соревнованиях за переходящее знамя и выступают на митингах.

Строительство Беломорканала стало источником вдохновения для многих мастеров соцреализма. Наиболее известна насквозь лживая и шаблонная «комедия» Н. Погодина «Аристократы» [97]Здесь уместно вспомнить Гарри Пеглара – ещё один скелет с чужой записной книжкой (см. часть II).
, которая изображает перерождение вора Дорохова, инженера-вредителя Садовского и ряда других персонажей в ударников под влиянием строгого справедливого чекиста Громова, по-отечески опекающего заключённых. Чекист самолично учит преступниц обращаться с тачкой: «Нагружай сюда больше тяжести, к рукам меньше, тогда тяжесть пойдёт на балансе, а ты лишь поддерживаешь». Его моральный авторитет вдохновляет уголовников вступить между собой в соцсоревнование и организовать новый быт:

«Коля, позовите в ваш барак воспитателя, скажите ему, что мы идём создавать коммуну. Нам требуются советы и правила. Товарищи, идите, подумайте, это большое дело в нашей жизни. Здесь не стоит терять лишних слов».

Завершается пьеса, как водится, речью чекиста-воспитателя на митинге, посвящённом открытию канала:

«Почему будет славен Беломорский канал? Здесь с невиданной смелостью, с большевистской суровостью, со сталинской широтой действуют силы приобщения к социалистическому труду <…>, отверженные, потерявшие себя и даже прямые враги – сегодня они признанные люди на своей родине».

Пьеса была поставлена сразу в двух столичных театрах – в Реалистическом театре (режиссер Н. Охлопков) и в Театре Вахтангова (постановщик Б. Захава). Обе постановки в январе 1937 года посетил Лион Фейхтвангер, совершавший экскурсионную поездку по СССР, в которой можно найти немало параллелей с визитом Горького на Соловки. По пьесе Н. Погодина Евгений Червяков снял художественный фильм «Заключённые» (1936). Съёмки велись непосредственно на канале.

Здесь уместно напомнить, что по другую сторону сцены и экрана искупление вины трудом было лишь словесной формулой – человек был виновен уже в силу своего социального происхождения и нёс это клеймо всю жизнь. Часть заключённых после открытия канала действительно была освобождена, многим уменьшены сроки, но большинство освободившихся через несколько лет снова вернулись в лагеря.

Канал был построен за 20 месяцев, почти исключительно за счёт ручного труда, с использованием лишь самых примитивных технических средств. В ходе работ технические характеристики канала сильно изменились. Сначала планировали глубину в 18 футов и длину шлюзовых камер 200 метров, но в итоге глубина уменьшилась до 12 футов, а длина камер – до 135 метров. Поэтому канал оказался практически непригодным для проводки морских судов и большинства боевых кораблей.

Согласно докладной записке министра морского флота (1951), водный путь в основном использовался для нужд местных предприятий и был загружен примерно на 40 % [119, c. 23].

Белбалтлаг продолжил существование и после окончания строительства, вплоть до войны. Заключённые занимались поддержкой инфраструктуры канала и развитием региона. ОГПУ ведало производством всех работ, от разведения рыбы до строительства судов. В числе сотен тысяч «каналоармейцев» были философ А. Ф. Лосев, актер Вацлав Дворжецкий, биолог и полярный исследователь, участник Русской полярной экспедиции на яхте «Заря» А. А. Бялыницкий-Бируля, будущий академик историк Д. С. Лихачёв.

 

Канал Москва – Соловки

Книга о Беломорканале, как и фильм «Заключённые», заканчивается митингом [12, c. 597]:

«Чекисты улыбнулись. <…> Они сейчас молчали потому, что были озабочены новыми задачами. Они думали о канале Москва – Волга».

Белбалтлаг стал преемником Соловецкого лагеря, канал Москва – Волга, в свою очередь, стал логическим продолжением Беломорканала. На его строительство перебрасывали инструменты и заключённых с Беломорканала, руководили строительством те же чекисты – Я. Д. Рапопорт, С. Г. Фирин, С. Я. Жук и Л. И. Коган, последний совмещал должности начальника Беломорстроя ОГПУ и строительства канала Москва – Волга. Центр новой стройки находился в подмосковном Дмитрове – так Соловецкий лагерь, задуманный как место полной изоляции на краю света, постепенно приближался к столице:

«<…>осенью 1933 года большую часть Белбалтлага разделили надвое: одних отправили в г. Дмитров на строительство канала Москва – Волга, других – по разным лагерям.

В системе Беломорско-Балтийского комбината ОГПУ – НКВД осталось несколько десятков тысяч человек для обслуживания канала и для лесозаготовок. Вскоре там появился Сороклаг – для строительства порта в районе нынешнего Беломорска, Сегежлаг – для целлюлозно-бумажного комбината, Пудожлаг – для металлургического завода. Кесгольмлаг после финской войны восстанавливал разрушенные предприятия на отошедшей к СССР территории. После войны Беломорканал восстанавливали опять же заключённые фильтрационных и проверочных лагерей и пленные».

В отличие от Беломорканала, транспортная роль канала Москва – Волга была второстепенной. Основным его предназначением было водоснабжение Москвы. Строительство канала началось в 1932 году, то есть ещё до завершения работ на Беломорканале. По объёмам и сложности работ канал Москва – Волга существенно превосходил Беломорканал. Он также отличался помпезным художественным оформлением: эстетика сооружений канала вполне соответствовала другим памятникам эпохи – станциям Московского метро, Всесоюзной сельскохозяйственной выставке и пр. Для сооружения канала был сформирован Дмитлаг – самый крупный концлагерь в истории ГУЛАГа, всего лишь в 60 км от Москвы. В период наиболее активного строительства в нём содержалось до 200 тысяч человек.

Жизнь Дмитлага порой выглядит фантасмагорией – в 1934 году в Дмитрове прошёл 1-й вселагерный слёт ударников-тридцатипятников, и Горький лично прислал приветственное слово делегатам. В том же году прошёл и вселагерный съезд лагкоров и писателей, где, помимо заочного приветствия Горького, выступил писатель Всеволод Иванов. В лагере издавали шесть газет («Перековка», «Каналоармейка», «Перековка тридцатипятника», «Долой неграмотность»), две из них на языках народов СССР («За нову людину» и «Канал зарбдары»), два журнала («На штурм трассы» и «Москва – Волгострой»), книжную серию («Библиотечка “Перековки”»). Каналоармейцы участвовали в параде физкультурников на Красной площади 30 июня 1935 года. Заключённые учились летать в Дмитровском аэроклубе. Однако из этих фактов не следует, что жизнь заключённых была сплошным праздником весны и труда – только в 1933 году умерло почти 9 тысяч заключённых, или 16,1 % списочного состава, в последующие годы смертность сильно уменьшилась.

Стройка была показана в документальном фильме Рафаила Гикова «Строительство канала Москва – Волга» (1937). Акценты в фильме существенно смещены по сравнению с фильмом о Соловках и даже с недавней документальной лентой о Беломорканале. Больше не упоминаются «враги» и «вредители», здесь речь идет о «правонарушителях» – ворах-карманниках, растратчиках. В этом фильме уже совсем нет человеческих историй – речь идёт почти исключительно о технической стороне дела. Изобразительный ряд вызывает в памяти классические кадры «Симфонии Донбасса», однако часть сцен словно перенесена из фильма Черкасова – сцена прибытия заключённых, их этапирования, показана ликвидация безграмотности в лагерной школе, причем кадры, по-видимому, постановочные. Словом, фильм, столь же документален, как и другие упоминавшиеся произведения советской пропаганды. Акцент теперь делается не на «перековке», а на героизме «каналоармейцев», их преступное прошлое лишний раз не подчёркивается, зэки деликатно названы «армией строителей, руководимой славными наркомвнудельцами». «Документальное» изображение жизни лагеря опять не обошлось без сцен массовых праздников, качания на качелях, танцев: стройка живёт «одним дыханием со всей страной». Создатели фильма, сами того не желая, показали важную вещь – постепенное размывание границы между жизнью в лагере и за его пределами. Завершается картина проходом по каналу судов, названных именами вождей (Сталина, Молотова, Ворошилова и др.). Показаны и сцены награждения строителей канала – однако главного из них, начальника Дмитлага С. Фирина – среди награждённых уже нет. Одновременно с открытием канала он был арестован, как и многие другие руководители стройки. О том, как проходило торжественное открытие канала, рассказывает один из его заключённых строителей, С. М. Голицын:

«По программе одним пассажирам полагалось слезть с парохода, другим – занять их места и плыть до Москвы. Вышел один из моих сослуживцев по бюро наблюдений. Но лицо его не было счастливым, наоборот, глаза ширились от растерянности. Он мне шепнул:

– Фирин арестован и Пузицкий арестован. Их взяли прямо с парохода рано утром в Темпах.

“Фирин арестован. Невероятно!” – шептал я про себя. Ведь только накануне во всех газетах красовались большие фотографии Когана, Фирина и Жука – начальника строительства, начальника Дмитлага и главного инженера. А Пузицкий был начальником третьего секретного отдела, правой рукой у Фирина…

Но в нашей стране привыкли к самым невероятным событиям и фактам…

В тот вечер в Москве в честь вольнонаёмных строителей Канала в Парке культуры и отдыха был дан на открытой площадке торжественный концерт, выступали знаменитые артисты. Ждали приезда Сталина, других вождей, но они не соизволили приехать. Концерт длился долго, а в стороне прятались “чёрные вороны” – машины, перевозившие заключённых. Из толпы зрителей выхватывали то одного, то другого и втискивали их за дверку страшных машин.

Тогда арестовывали главным образом носителей ромбов, расправлялись с теми, кто имел какое-либо отношение к Ягоде и к его ближайшему окружению. <…> Шептались, что всех арестованных расстреляли в Дмитрове чуть ли не на следующую ночь. Так праздничные торжества слились с ужасом. Каждый думал – хорошо, что не меня. И я тоже так думал» [44]Первоначально экспедиция насчитывала 134 человека. Но пятеро по причине нездоровья были отправлены домой на вспомогательном судне.
.

Возможно, развернувшиеся репрессии были связаны со сменой руководства органов госбезопасности – Ягода был арестован 28 марта 1937 года, когда работы по строительству канала шли к завершению. Примечательно, что жена Ягоды – Ида Авербах – также внесла свой вклад в дело жизни мужа: ей принадлежит авторство монографии «От преступления к труду» (1936), её брат – писатель и критик Леопольд Авербах – был одним из трёх редакторов-составителей книги о Беломорканале. Все трое были расстреляны в период большого террора. С арестом Ягоды исчезла из общественного внимания и тема перевоспитания «лагерников». Подневольный труд широко использовался до середины 1950-х, однако только две масштабные стройки (каналы) были показательным примером «перековки». С окончанием строительства канала Москва – Волга лагерная тема окончательно становится запретной.

По завершении строительства канала Москва – Волга планировалось издание книги, наподобие беломорской. Издание было подготовлено, но отпечатано всего лишь в одном экземпляре – в эпоху большого террора действующие лица менялись слишком быстро, поэтому идея оказалась обречённой на провал [137, c. 346]. Но строительство всё же нашло своё отражение в специальном номере журнала «СССР на стройке», посвящённом каналу (февраль 1938 года). Его готовила к печати жена Ежова, преемника Ягоды на посту начальника органов госбезопасности, также вскоре расстрелянного.

Спасибо Николаю Ивановичу Ежову

АСЯ ЛИНСКАЯ, ВАЛЯ МЫЗИНА.

Москва, 272-я школа, 5-й класс «А».

«Дорогой Николай Иванович! Вчера мы прочитали в газетах приговор над сворой право-троцкистских шпионов и убийц. Нам хочется сказать большое пионерское спасибо Вам и всем зорким наркомвнудельцам.

Спасибо, товарищ Ежов, за то, что Вы поймали банду притаившихся фашистов, которые хотели отнять у нас счастливое детство. Спасибо за то, что Вы разгромили и уничтожили эти змеиные гнёзда.

Мы Вас очень просим беречь себя. Ведь змея-Ягода пытался ужалить Вас. Ваша жизнь и здоровье нужны нашей стране и нам, советским ребятам.

Мы стремимся быть такими же смелыми, зоркими, непримиримыми ко всем врагам трудящихся, как Вы, дорогой товарищ Ежов!»

«Пионерская правда». 14 марта 1938 год.

Рассматривая книги и фильмы о первых лагерных стройках, можно проследить, как менялась самопрезентация карательной системы в попытках осмысления и оправдания своей роли. В конце 1920-х мы видим идеальный образ, картину, которой не было, но которую хотелось иметь в реальности. В дальнейшем изображение лагерной жизни в принципе перестает опираться на действительность. Однако, несмотря на различия, все попытки рефлексии оказались неудачными – любое отражение вскоре признавалось по тем или иным причинам негодным, фильмы ставили на полку, книги изымали и уничтожали.

 

Золото Колымы

Советский период освоения Севера принято в первую очередь связывать с деятельностью Главного Управления Севморпути. Это ведомство было создано в конце 1932 года, однако ещё за год до этого, 13 ноября 1931 года, постановлением Совета Труда и Обороны был организован Государственный трест по дорожному и промышленному строительству в районе Верхней Колымы – Дальстрой. На новую организацию возлагались разведка и добыча полезных ископаемых, в первую очередь золота и олова, а также колонизация обширных территорий на северо-востоке страны. Первым директором Дальстроя был назначен чекист Э. П. Берзин (1894–1938). Поначалу территория Дальстроя охватывала Верхнюю Колыму, после неоднократно расширялась, и к 1951 году заняла почти все земли, лежащие к востоку от Лены и к северу от Алдана (что вчетверо превышало территорию Франции). Центром этой империи стал Магадан. Дальстрой был создан поверх административно-территориального деления страны, в обход советских органов власти, и подчинялся непосредственно СТО, а после его ликвидации – НКВД. Деятельность «треста» Дальстрой носила строго секретный характер. Работы, естественно, планировалось выполнять силами заключённых, поэтому уже в апреле 1932 года был создан Севвостлаг, причём, в отличие от других лагерей, он непосредственно не управлялся ГУЛАГ ОГПУ, являясь частью «треста». К 1940 году число заключённых Севвостлага превышало 190 тысяч, в годы войны оно несколько сократилось, затем, вплоть до смерти Сталина, снова росло. Лагеря Дальстроя представляли собой сложную структуру, включавшую к 1951 году более 500 подразделений [119, c. 404]. Всего же через колымские лагеря прошло немногим менее миллиона человек, из них умерло более 120 тысяч. Неудивительно, что до сих пор топонимы Колыма и Магадан у нас прочно ассоциированы с тюрьмами и лагерями, а песню «Ванинский порт» ещё недавно знал каждый школьник.

 

Особые экспедиции

Дальстрою требовались грузы и рабочая сила, но дороги к приискам на Колыме ещё предстояло построить, и поначалу всё необходимое нужно было доставлять к месту работ вверх по реке. В навигацию 1932 года в восточном секторе Арктики была развёрнута небывалая по масштабам транспортная операция, которая вошла в историю как Особая Северо-Восточная экспедиция Наркомвода. Она должна была доставить в устье Колымы заключённых и вольнонаёмных рабочих, грузы, а также баржи и два буксира. Начальником экспедиции был назначен гидрограф Н. И. Евгенов, бывший офицер Гидрографической экспедиции и руководитель нескольких Карских экспедиций. Кроме Евгенова в экспедиции был ещё один участник похода на «Таймыре» и «Вайгаче» – доктор Л. М. Старокадомский. Экспедиция состояла из 330 человек, кроме них на судах находилось 868 пассажиров. Среди участников экспедиции были и научные сотрудники – ведь шёл Второй Международный полярный год. Флагманом экспедиции был ледорез «Ф. Литке», в состав её входили пароходы «Анадырь», «Сучан», «Север», «Григорий Зиновьев» (уже в пути переименованный в «Красный партизан»), «Микоян», «Урицкий» и шхуна «Темп». До этого транспортные операции в Восточной Арктике, как правило, выполнялись одиночными судами, экспедиций столь серьёзного масштаба ещё не проводилось. Экспедиция готовилась в спешке, из судов её только «Анадырь», «Сучан» и «Север» были построены специально для линии Владивосток – Камчатка; лесовозы «Григорий Зиновьев», «Микоян», «Урицкий» не были предназначены для плавания во льдах, и лишь непосредственно перед рейсом трюмы изнутри укрепили деревянными распорками.

Грузы не были доставлены вовремя во Владивосток, поэтому суда экспедиции вышли с опозданием примерно на две недели, в конце июня – начале июля. На буксире за ледорезом и пароходами шли баржи. Это сильно осложняло продвижение в условиях тяжёлых штормов, и в итоге суда экспедиции рассредоточились. После выхода в Полярное море экспедиция столкнулась с серьёзными трудностями. Ледовая обстановка в навигацию 1932 года в восточном секторе Арктики оказалась необычно тяжёлой. Судам всё же удалось пробиться к устью Колымы, но две баржи пришлось бросить, а часть пассажиров (в основном семьи работников Колымско-Индигирского управления речного транспорта) отправить обратно на встречных судах. Суда экспедиции разгружали на внешнем рейде бухты Амбарчик, не ближе 10–20 километров от берега. Из-за непрерывных штормов, уничтоживших часть плавсредств, удалось разгрузить лишь около половины груза, часть его была утоплена. 21 сентября было принято решение уходить на зимовку в Чаунскую губу. Только лесовозу «Урицкий» не удалось спрятаться в укрытии, и он зазимовал в дрейфующих льдах.

Обстоятельства этой малоизвестной истории описаны в рейсовом отчёте А. П. Бочека – он сменил заболевшего Н. Евгенова на посту начальника экспедиции [22]Первая ярмарка на льду замёрзшей Темзы прошла в 1608-м, последняя в 1814 году. Всего зафиксировано 23 года, когда Темза замерзала.
. Секретный отчёт Бочека адресован начальнику Дальстроя Берзину и наркому водного транспорта Янсону. Бесхитростный рассказ бывалого моряка является одним из самых ярких документов советского периода освоения Арктики. Читатель проникается духом времени – этому способствует обилие малозначительных на первый взгляд подробностей и в ещё большей мере – колоритный язык революционной эпохи.

На судах был организован техникум, готовивший судоводителей, механиков и мотористов. Издавались пятидневная газета «За Советский Север» и ежемесячный журнал с тем же названием. Раз в десять дней проходили театральные постановки. Бочек подробно описывает события зимовки:

«17-го [ноября 1932 г.], согласно телеграфного приказа Начальника бассейна от 10/XI за № 402 п/х “Григорий Зиновьев” переименовывается в “Красный партизан”» [Зиновьев в это время был исключен из партии – прим. авт.].

«20-го [декабря 1932 г.] утром с 10–12 часов проходили Осоавиахимовские занятия на свежем воздухе, с участием всего личного состава. Вечером состоялся вечер в клубе, доклад, после чего подвижные игры, постановка пьесы и выступления пионеров-чукчей. Стало заметно, что небольшая часть личного состава уклоняется от обязательных ежедневных прогулок, в том числе некоторые судовые врачи. По этому поводу треугольником Экспедиции было созвано совещание капитанов и судовых врачей, на котором судовые врачи, которые саботируют выполнение ежедневных прогулок, также недостаточно разъясняют целесообразность таковых, – были осуждены. <…>

30-го в клубе состоялся вечер, посвящённый дню Ударника – 1 января, с докладом о выполнении 5-летки в 4 года и о задачах второй пятилетки, после чего была поставлена пьеса. Днём, на свежем воздухе, устраивались стрелковые соревнования совместно с туземным населением и подвижные игры. <…>

Пом. повара л/р “Литке” т. ЗЕЙНАЛОВ халатно относился к своим обязанностям, проявляя симуляцию и саботаж. Добывая неизвестно где спирт, спаивал чукчей, пытаясь использовать чукчанку для своих физиологических надобностей, за что Райисполкомом был оштрафован на 200 рублей и профкомом исключён из членов Союза. Обсудив изложенное на заседании треугольника, решили, что т. ЗЕЙНАЛОВА необходимо перевести на п/х “Красный партизан”».

В остальном и местные жители, и моряки, в отличие от помощника повара товарища Зейналова, являлись образцом сознательности и были готовы безвозмездно сдать государству и пушнину, и зарплату, о чём тоже был уведомлен начальник Дальстроя:

«Сего числа в клубе состоится вечер, посвящённый 1-му мая. После сделанного доклада была поставлена пьеса, выступления туземцев. Организован красный обоз пушнины в фактории. Прибыло 12 собачьих нарт. Съехались чукчи из окрестности. Все корабли расцвечены. <…>

Личный состав, также пассажиры, здоровы и бодры. Имеется два случая начального заболевания цингой. <…>

3-го [июня 1933 г.] состоялся митинг по поводу подписки на заём “Первый год второй пятилетки”, на котором присутствовало всё население мыса Певек. Решили в течение 2-х дней реализовать подписку на заём. Создана Комиссия Содействия, выпускаются ежедневные бюллетени о ходе подписки. Подписка на заём проходит под углом широко развёрнутого соцсоревнования.

7-го подписка на заём реализована. Подписка по Экспедиции по отношению к 5-ти недельному окладу зарплаты выражается в 143 процентах: передовой корабль л/р “Ф. Литке” подписался на 180 % по отношению к 5-ти недельной зарплате».

Не обходилось и без эксцессов, о которых Бочек также счёл необходимым доложить Берзину:

«Уборщик л/к “Ф. Литке” КОПЦЕВ за неоднократное нарушение труддисциплины и порядка в школе, где он занимался, получив множество предупреждений, был исключён из членов профсоюза и впоследствии исключён из слушателей курсов. В тот же вечер уборщик КОПЦЕВ сделал попытку в красном уголке л/к повеситься. Ему вовремя сняли петлю и после выздоровления его поведение стало безупречно.

Уборщик КОПЦЕВ – участник Экспедиции КИУРТ’а попал на ледокол в обратное следование из устья Колымы в Чаунскую губу совершенно недисциплинированный, морально разложившийся. Не выдержав экзамена на машиниста, он вторично 12-го июня совместно с коком ледокола дезертировал в далёкую неизвестность искать золото.

Попавший из Колымы пассажир, впоследствии введённый в состав экипажа уборщик КИРЮШКИН, как видно из оставленного им дневника, разочаровался в социалистическом строительстве, характеризуя это подобной фразой: “раньше попы проповедовали, а теперь коммунисты” – разложившийся нытик и невер. 10-го апреля произвёл выстрел из малокалиберной винтовки себе выше груди. После выздоровления КИРЮШКИН стал самым тихим и незаметным, а также исполнительным. По его личной просьбе уволен и доставлен во Владивосток пассажиром».

Помимо химических тревог, попыток суицида, охоты на гусей, игры в футбол, контактов с местным населением, профсоюзных собраний и пролетарских праздников во время зимовки было сделано важное дело – составлена карта Чаунской губы, установлены навигационные знаки. Доктор Леонид Старокадомский на два месяца покинул суда и отправился в Амбарчик, на помощь заболевшим цингой заключённым Дальстроя.

Завершить разгрузку судов удалось только летом 1933 года. В это время в районе работали суда уже следующей Колымской особой экспедиции 1933 года («Хабаровск», «Свердловск», «Лейтенант Шмидт» и «Монгол») под руководством капитана Д. Н. Сергиевского. «Хабаровску», «Северу» и «Анадырю» пришлось зазимовать у мыса Биллингса. На судах находилось 168 пассажиров, следовавших из Амбарчика во Владивосток, значительная часть из них были контингентом Дальстроя. Многие болели цингой, несколько человек во время рейса умерли. Зимовка на судах грозила больным неминуемой гибелью. Лётчикам Ф. К. Куканову и Г. А. Страубе поздней осенью удалось вывезти на самолёте ЮГ-1 с кораблей 93 человека – лишь немногим меньше, чем вывезли позднее с челюскинской льдины первые Герои Советского Союза, вместе взятые. Дальнейшая судьба спасённых не установлена, но известно, что из оставшихся на судах «пассажиров» как минимум 12 умерли во время зимовки. Дальнейшая судьба многих моряков, участвовавших в колымских экспедициях 1932 и 1933 годов, также была незавидной: Н. И. Евгенов был арестован в 1938 году и отбывал срок в Севжелдорлаге, в 1937–1938 годах были расстреляны капитан «Темпа» А. Д. Рябоконь, капитан «Анадыря» В. П. Сиднев, капитан «Лейтенанта Шмидта» Ф. К. Снешко, капитан «Урицкого» Я. Л. Спрингис, капитан «Микояна» В. М. Стехов [74, c. 316–321]. Лётчик Куканов был осуждён за аварию и отбывал шестилетний срок на строительстве Северо-Печорской магистрали и железных дорог на Кольском полуострове.

 

Гибель «Индигирки» и «Дальстроя»

Связь Дальстроя с внешним миром постепенно установилась через порт Нагаево (Магадан), хотя небольшую часть грузов по-прежнему забрасывали через устье Колымы. Грузы и заключённых доставляли в Магадан сначала из Владивостока, потом из Находки, а после 1946 года – из порта Ванино в Татарском проливе. Дальстрой поначалу пользовался транспортом Наркомвода, при необходимости поддержку обеспечивали ледоколы Главсевморпути. С 1935 года «трест» обзавёлся своим флотом – в Голландии были закуплены «Brielle» («Джурма»), «Batoe» («Кулу»), «Almelo» («Генрих Ягода», после – «Дальстрой»). В 1937 году в Англии закуплено судно «Dominia», ставшее сначала «Николаем Ежовым», а потом – «Феликсом Дзержинским». В 1938 году «Кулу» было передано Тихоокеанскому флоту, вместо него приобретена в Америке «Индигирка», грузовое судно 1919 года постройки. Ещё один пароход Дальстроя «Советская Латвия» (в прошлом – латвийское судно «Герцог Якоб») во время оккупации Латвии в 1940 году оказался в Кальяо и был приведён экипажем во Владивосток.

Судьба двух судов Дальстроя оказалась трагической. В ночь на 12 декабря 1939 года, в условиях шторма и снегопада, «Индигирка» налетела на подводную скалу в проливе Лаперуза. «Индигирка» шла из Нагаево во Владивосток, на борту находилось 1173 человека, большую часть которых составляли освободившиеся заключённые Дальстроя. Судно легло набок на мелководье, всего лишь в 800 метрах от берега острова Хоккайдо. К месту трагедии подошли японские суда и сняли выживших. Однако большая часть заключённых так и остались блокированными в трюмах. Когда через несколько дней японцы разрезали борт «Индигирки» автогеном, большая часть пассажиров, находившихся в трюме, погибли, живыми из полузатопленных помещений удалось извлечь лишь 28 человек (один умер уже на берегу). Всего японцам удалось спасти 427 человек, все они вскоре вернулись на родину.

«Дальстрой» взорвался 24 июля 1946 года во время погрузки у причала в порту Находка. На борту находилось около 1000 тонн взрывчатки, поэтому взрыв был такой силы, что были разрушены портовые сооружения и погибли 105 человек, из которых почти половину (49) составляли заключённые. После этой катастрофы основную дальневосточную базу Дальстроя перевели в порт Ванино.

 

Ошибка 503

Летом 1942 года немецкое командование направило в Арктику тяжёлый крейсер «Адмирал Шеер» и две подводные лодки. Целью операции, названной «Вундерланд», был поиск и уничтожение союзных конвоев. Субмарины перекрыли Югорский Шар и Карские Ворота, а «Адмирал Шеер» обошёл мыс Желания и направился в Карское море, к проливу Вилькицкого. 25 августа в неравном бою он потопил у берегов Таймыра ледокольный пароход «А. Сибиряков», а спустя два дня, 27 августа, обстрелял порт Диксон, причинив значительные разрушения. Эти события не повлияли на ход войны, но убедительно показали уязвимость советских арктических коммуникаций.

Окончание Второй мировой войны заложило основу новых конфликтов на планете, и бывшие союзники по антигитлеровской коалиции стали вероятными противниками. Театром военных действий вполне могла стать Арктика – поскольку именно через неё пролегали воздушные пути американских боевых самолётов. В отличие от США, Советский Союз ещё не располагал ни новым смертоносным оружием – атомной бомбой, ни стратегическими бомбардировщиками. И Арктика по-прежнему оставалась наиболее незащищённой территорией. Требовалось что-то срочно предпринимать для защиты северных рубежей страны. В 1947 году началось строительство трансполярной железнодорожной магистрали, соединяющей северо-запад страны с портами на Оби и Енисее. Новая дорога Чум – Салехард – Игарка, известная также под названием стройка 501 (участок Чум – Мыс Каменный) и 503 (Салехард – Игарка), должна была начаться от станции Чум Северо-Печорской магистрали. В отличие от сталинских строек прежних лет, эта осуществлялась без информационной поддержки, в условиях строгой секретности. Работы были поручены Главному управлению лагерей железнодорожного строительства (ГУЛЖДС), которым руководил один из прежних начальников строительства Беломорканала – Нафталий Френкель.

Строительство дороги Чум – Салехард – Игарка решало сразу несколько задач. В частности, предполагалось обеспечить транспортом норильский металлургический комплекс и сделать доставку грузов в северные районы независимой от ненадёжного Северного морского пути. Протяжённость дороги должна была составить около 1500 км, через Обь и Енисей планировались паромные переправы. Одновременно должен был строиться порт в Обской губе в районе мыса Каменный, однако из-за малых глубин порт был перенесён на Енисей в Игарку, а дорога несколько изменила своё направление – конечным пунктом на левом берегу Оби стал посёлок Лабытнанги. Участок Чум – Лабытнанги был введён в строй в конце 1948 года и эксплуатируется по сей день. На объекте 501 работало больше 50 000 заключённых, на строительстве 503 – до 30 000. Из них, по официальным данным, умерло около трёх тысяч.

Качество работ оставляло желать лучшего – строительство велось в крайней спешке, к тому же рельсы приходилось класть в условиях вечной мерзлоты. Дорогу строили из того, что было: исследователи позже обнаружили 16 типов отечественных рельсов, в том числе дореволюционных, ещё XIX века (рис. 5–4).

Рис. 5–4. Дорога Салехард – Игарка сейчас (Фото: С. Леонов)

План так и не был реализован – уже через две недели после смерти Сталина, 21 марта 1953 года, по предложению Берии, было прекращено строительство ряда объектов, в том числе и железной дороги Салехард – Игарка, а также порта и судоремонтного завода на Енисее. К этому времени была построена примерно половина магистрали – около 700 километров пути, на некоторых её участках уже было открыто движение. Дорога была попросту брошена – вместе с паровозами, вагонами, лагерными посёлками. Сложно сказать, почему было сразу прекращено строительство, в которое было вложено столько средств. Можно лишь предположить, что в связи с объявленной в марте 1953 года амнистией завершить дорогу не было никакой возможности. Получив свободу, заключённые стали стремительно покидать заполярные районы, вольнонаёмные специалисты с окончанием стройки лишились работы и были вынуждены искать лучшей жизни в других местах. Центр 503-й стройки, посёлок Ермаково, в котором в годы расцвета строительства проживало 15 000 человек, окончательно опустел к 1964 году. Подобно ряду других великих строек сталинской эпохи – Беломорканалу, БАМу, дорога Салехард – Игарка оказалась невостребованной в условиях другой исторической реальности – возить по ней было попросту некого.