Сквозь толпу ликующих солдат Бастард едва смог пробиться к Жанне.

Она стояла, по-прежнему сжимая рукой знамя, только теперь, когда напряжение отступило, казалось, будто свой стяг она, не столько держит, сколько держится за него, как старики держатся за посох. Навалилась смертельная усталость, внутри которой, ещё не до конца осознанная, вызревала необходимость быть жестокой.

– Теперь только на Турель, – выдохнула она, едва взглянув на Бастарда. – И не вздумайте меня снова обманывать или удерживать.

Ещё не успев восстановить дыхание после такого яростного штурма, командующий только молча кивнул. Спорить сейчас всё равно было бесполезно.

– Мессир, мессир! – прокричал ему оруженосец, проталкивая впереди себя какого-то горожанина. – Новости из Орлеана!

– Что там?!

– Мессир, – поклонился горожанин, – Тальбот пытался атаковать ворота Банье – мы видели, как к бастиде на Парижской дороге стягивали войска – но господин де Гокур выступил раньше со своим отрядом и отрядом ополчения…

– И что?

– Англичане испугались! Они даже носа не высунули из бастиды!

Новый всплеск радостных криков заглушил его слова.

– Хорошо, – устало пробормотал Бастард.

Он отвернулся было от горожанина, но тот робко тронул командующего за плечо.

– Если позволите, мессир…

– Ещё что-то?

– Тут неподалёку есть церковь… Когда я ехал сюда, то видел англичан, бежавших к ней. Видно, спастись пытаются. Но там французские монахи… Как бы чего не вышло…

Взгляд Бастарда скользнул по лицам вокруг, выискивая командиров, и остановился на де Ре.

– Прогуляться туда? – осклабился тот, не переставая стирать кровь со своего меча. – Это можно. Кто ещё не навоевался – за мной!

Добровольцев следовать за ним нашлось достаточно. И уже через минуту внушительный отряд разгорячённых победой солдат побежал в сторону церкви.

«Ты не пойдёшь ни в какой бой! Ни со мной, ни без меня!».

Несколько мгновений Клод стояла, оглушённая этим приказом.

А как же вместе до самого конца?!…

Первый бой.., первое страшное испытание… Разве сумеет она отсидеться здесь, в городе, ожидая вестей, которые могут оказаться самыми ужасными?!

Клод слышала, как Жанна выкликала д’Олона, и, прекрасно понимая, что не простит себе, если останется, бросилась в соседнюю комнату за кольчугой и лёгким панцирем, которые полагались ей, как пажу.

В коридоре уже стоял второй паж, Раймон, пристёгивающий к поясу меч.

– Дождись меня, – на ходу бросила ему Клод.

Удивляясь тому, как ловко у неё получается, надела доспехи. Но, когда потянулась к мечу, отдёрнула руку.

Глупо, конечно, но убить она всё равно не сможет. Она едет за Жанной, чтобы помочь и защитить, закрыть собой, если понадобиться, но не лишать жизни кого бы то ни было. Для подобной работы там народу хватает…

Клод выскочила в коридор, стараясь, чтобы Раймон не заметил отсутствия при ней оружия, и сразу увидела на его лице отражение собственного страха. Для мальчика всё это тоже было в первый раз.

– Идём, – как можно увереннее сказала Клод и первая поспешила к конюшням.

– Ты забыл меч, Луи, – жалобно проговорил спешащий сзади Раймон.

– Возвращаться не буду – это нехорошо.

– Тогда, если хочешь, я отдам тебе свой…

Клод резко обернулась.

– Что значит, отдам?! А сам? Или ты боишься? Не хочешь ехать за Жанной?

Раймон густо покраснел. Отводя глаза, забормотал что-то о том, что сражения не боятся только дураки, а он не дурак. Что за Жанной ехать хочет, и готов за ней и в огонь, и в воду! Но.., но…

– Ты боишься убивать? – догадалась вдруг Клод, словно в первый раз рассмотрев совсем детские веснушки и торчащие в разные стороны вихры, слишком коротко подстриженных волос.

Раймон вспыхнул и попытался что-то возразить, но девушка нетерпеливо покачала головой.

– Сейчас нет времени спорить, но лучше оставайся… Иди пока к господину де Гокуру, у него мало людей… Вдруг на город нападут. И запомни – ты не должен стыдиться. Это не стыдно. Не хотеть убивать живую душу, значит следовать первой из заповедей… Жанна поймёт.

– Возьми, хотя бы, мой меч! – потянулся к поясу Раймон.

– Не надо! Я тоже никого убивать не собираюсь! – крикнула ему Клод, скрываясь за воротами конюшни.

Она мчалась в сторону Сен-Лу, ориентируясь на ускакавшего далеко вперёд д’Олона. Однако, держаться в седле так же уверенно, как Жанна, Клод не могла, поэтому быстро отстала и совершенно потеряла оруженосца из вида. Окрестности Орлеана она не знала, из-за чего, в первый момент, испугалась, что может свернуть куда-то не туда, но продолжала ласково понукать свою лошадь, к быстрой скачке явно не приученную.

– Дай ей шпоры, – послышался сзади сердитый голос.

Клод обернулась и увидела Раймона.

– Ты?! – выдохнула она и тревожно, и радостно одновременно.

– А как же… Думаешь ты один такой смелый, чтобы ехать в бой без меча! – крикнул тот, вырываясь вперёд. – Думаешь только тебе можно быть с ней рядом и закрыть собой, если понадобится! Я тоже её паж! И тоже смогу!

Клод засмеялась. Эта решимость напуганного мальчика вдруг вселила в неё уверенность, что с Жанной ничего не случится. И, может быть, сама Жанна это чувствовала, поэтому пренебрегла их давним уговором и велела ей, такой никчёмной, оставаться в городе. Ведь там, под Сен-Лу билось столько бесстрашных мужчин, каждый из которых жизнь готов был отдать, лишь бы с их Девой ничего не случилось!

– Ты молодец, Раймон! – закричала Клод. – И, знаешь, что я тебе скажу? Сегодня мы победим, вот увидишь!

Они подоспели как раз к тому моменту, когда Жанна повела солдат на штурм через ров, и стрелы, пущенные английскими лучниками, словно облетали её стороной. Какой-то раненный, не имея сил подняться, с откровенной досадой наблюдал за происходящим, сожалея, что уже не может быть полезен.

– Вы куда? – закричал он, едва заметил подъехавших Раймона и Клод. – Не суйтесь, детки, там и без вас справятся. Мне вот лучше помогите встать, да поддержите. Хочу видеть, как Господь вознесёт это белое знамя на башню!

– Мы пажи Девы, – гордо ответил Раймон, – и должны быть с ней рядом.

– Рядом, рядом…, – прокряхтел раненный, тяжело поднимаясь с помощью Клод, соскочившей с лошади. – С ней рядом господин Ла Ир, а он сотни таких как вы стоит. Говорю – не суйтесь! От желторотых в бою одни помехи, уж я-то знаю. Во дворцах будете рядом крутиться…

Навалившись на плечо Клод, он наблюдал за сражением посветлевшим от гордости взглядом.

– Давно мы так не бились, парень! Жаль, ногу мне крепко рубанули. Но цела, цела! Подлатаю в городе – у меня там лекарь есть знакомый – и снова в бой… Эй, парень, ты чего?!

Солдат неловко запрыгал на здоровой ноге, рукой придерживая за шиворот оседающую Клод. Слушая его, девушка невольно посмотрела на рану, и перед глазами всё поплыло от вида окровавленной человеческой плоти, развороченной до самой кости, что белела среди заляпанных грязью и травой ошмётков, оставленных чьей-то затупленной секирой. Клод и раньше видела раны, и некоторые были пострашнее этой. Но все те были «потом», после набегов бургундских наёмников, казались неизбежной платой за жизнь, и было уже ясно, с кем случилось, а кого Бог миловал. Эта же изуродованная плоть, именно здесь, в двух шагах от боя, показалась настолько страшной как раз потому, что каждое мгновение текущей жизни, люди делали друг с другом подобное, и увечье ещё могло настигнуть каждого…

– Ты, парень, того… стой! Я ж тебя не удержу…

– Плохо ему, не видишь! – крикнул, подбегая, Раймон.

– Тю-ю, – присвистнул солдат, – да это же девчонка!

– Похоже, тебя не только в ногу ранило, – проворчал мальчик, пытаясь уложить Клод на траву.

– А ты, похоже, совсем слепой, – захохотал раненный, но покачнулся, наступил на искалеченную ногу и, со стоном, повалился.

В тот же миг Клод открыла глаза, и, почти сразу, окрестности огласил победный клич воинства, прорвавшего оборону.

– С нами Бог! – захлёбываясь восторгом завопил Раймон, вторя этому кличу.

– Дева! Дева! – забыв о боли кричал солдат.

А Клод, не отрывая глаз от фигурки в белых доспехах, вскочила и побежала к укреплению.

– Куда ты?! Куда?!, – попытался удержать её раненный.

Но девушка даже не обернулась. Только крикнула через плечо:

– Помоги ему, Раймон!

Ей нужно было увидеть Жанну, убедиться, что всё с ней в порядке, и это первое сражение не принесло ни страха, ни боли…

Ещё издали Клод смогла рассмотреть, как виновато подошел к Жанне командующий, как тяжело и незнакомо она на него посмотрела и что-то сказала, и он только кивнул в ответ. А потом, такой же незнакомый взгляд скользнул и по её лицу… Осматриваясь вокруг, Жанна посмотрела на подругу, как на многих других, не узнавая, и Клод остановилась. Что-то новое появилось в этом взгляде. Не злое, не плохое, но настолько чужое, словно проложившее между ними некую границу, что девушка не осмелилась подойти ближе.

Мимо побежали, потрясая оружием, солдаты, и Клод, не зная зачем, побежала с ними.

– Эй, парень, меч потерял! – весело крикнул кто-то рядом с ней.

– Зачем ему, – отозвался другой, – мы этих гадов сейчас голыми руками!

– А куда вы? – пытаясь унять нарастающую тревогу, спросила девушка.

– Вон в ту церковь, – ткнул мечом в воздух тот, что бежал рядом. – Отправим Господу подарок от Девы – недобитых английских ублюдков! Как знали, куда сбежать. Из церкви, на суд Божий, напрямую, как раз и попадут!

Впереди отряда азартно, как будто играясь, бежал рыцарь, которого Клод уже видела и в Шиноне, и в Пуатье. С разгона, он без труда вышиб стальным плечом деревянную дверцу в невысоком заборе и, ворвавшись во двор церкви, первым увидел что-то такое, из-за чего зарычал почти по-звериному. Солдаты же, вбежавшие следом, в первый момент опешили от вида десятка полуголых монахов, которые испуганно жались к стене, теснимые английскими лучниками, грязными от крови и пота. Одежда, которую отняли у клириков, кучей валялась неподалёку, и пара англичан уже примеряла на себя ветхие сутаны.

– Спасите нас! – закричал старший из монахов. – Они хотят сбежать в нашей одежде, а нас убить!

Англичане ощерились пиками и секирами.

– Не по карману выбрали одежонку, – сплюнул де Ре. – Французское платье нынче дорого стоит.

Покрепче перехватив меч, он пошёл прямо на англичан, усмехаясь так, что Клод снова стало не по себе.

– За каждую сутану плату беру я. Кровью. Но лучше – жизнью.

Ближний к де Ре англичанин бросил копьё, а освободившуюся руку поднял вверх. Следом за ним и другие, кто сразу, а кто после раздумий, побросали оружие, и девушка облегчённо выдохнула. Больше всего она боялась, что сейчас начнётся резня. Но тут кто-то из французских солдат заметил среди монахов одного, с тонким воем нянчившего руку, у которой была отрублена кисть. Грязно выругавшись, солдат бросился к англичанам и схватил за волосы первого подвернувшегося – совсем молодого рыжего парня с такими же, как у Раймона веснушками. Запрокинув парню голову так, что колени у того подломились, он выхватил из-за пояса кинжал.

– Не-ет! – закричала Клод и закрыла лицо руками.

Но тьма, в которую она опустилась, тут же взорвалась красными, горячими брызгами, и уши затопил мерзкий булькающий звук.

– Не сметь! – сквозь туман ужаса услышала она голос Жанны. – Вы – солдаты Бога, уважайте церковь! Я не позволю устраивать резню на святой земле!

Жанна верхом, со своим победным знаменем в руке, въехала во двор, и Клод не решилась отнять руки от лица. Она только слушала, как таким же новым, как и взгляд, властным голосом девушка распорядилась отправить англичан в город к остальным пленным, и решилась вынырнуть из темноты лишь когда поняла, что Жанна уехала.

Рыжий парень лежал перед ней в луже крови, скрючившись, как младенец в утробе, из-за чего перерезанного горла видно не было…

– Паж? – доплыл до девушки плохо понимаемый вопрос. – Ты ведь паж Девы, да?

С трудом оторвав взгляд от страшного зрелища, Клод посмотрела туда, откуда спрашивали.

Барон де Ре шёл к ней, лениво закладывая в ножны свой меч.

– Орёшь, как девица. Первый раз на войне?

Клод подавила тошноту и кивнула. От боли внутри ей захотелось согнуться и упасть. Но не при этом же господине…

Де Ре подошёл и носком сапога потрогал убитого.

– Жалеешь его?

– Да.

Барон усмехнулся.

– Действительно, почему бы и не пожалеть? Теперь, когда он мёртв, это смогу даже я. Хотя, не подоспей мы вовремя, жалеть пришлось бы не его. И не его одного, а всех этих.

Он обернулся на монахов, часть из которых, уже одевшись, уводила со двора своего изувеченного собрата.

– Он же только что дышал и о чём-то думал.., – еле выговорила Клод. – Всё это слишком жестоко

– Это война, мальчик. Но жестокость она искупает самым сладким ощущением из тех, что я знаю – ощущением победы. Это – он указал на убитого, – часть победы, и она, по-своему, так же сладка. Настоящий воин такие моменты ценить умеет. А ты учись. И, считай, что сегодня тебе повезло – первый раз на войне и сразу познал лучшее, что может в ней быть!

Клод посмотрела на рыцаря. Нет, не шутит. Лицо острое, усмехающееся, а глаза, как у волка, настороженные, ждущие. Говорит, как будто вызов бросает… Вечный вызов жизни, которая требовала от него только побед.

– А что вы познали в первый раз? – спросила она.

Де Ре отвернулся.

– Не помню.

Но, для честного, ответ был слишком быстрым и резким. И, видимо, он сам это почувствовал, потому что глянул на Клод, то ли со злобой, то ли с досадой и сказал, не без издёвки:

– Я на войну не пажом пошёл и визжать при виде крови времени не было.

– А когда впервые увидели смерть, которая вас потрясла, на что времени хватило?

Клод и сама не понимала, зачем задала этот вопрос, но де Ре вдруг побледнел.

Перед его глазами, сама собой, возникла вдруг, никогда сознательно не вспоминаемая, тёмная комната замка в Шантосе, странный, удушливый запах от простыней и гигантские тени по углам, словно духи преисподней, столпившиеся вокруг его умирающей матери и ждущие её последнего вздоха. Он был тогда совсем маленьким и уже успел потерять отца. Но его потерю Жиль перенёс легче, потому что оставались ещё рядом ласковые, родные руки, утешающие и оберегающие… Теперь же эти руки безжизненно лежали на простыне, и, как бы Жиль их ни тряс, как ни пытался согреть дыханием и льющимися слезами, они делались только холоднее и холоднее…

– Твоё какое дело? – процедил он, сжимая кулаки.

Но Клод его ярость словно придала сил.

– Жестока не война, а те, кто воюют, сударь. И, если не хватает времени подумать о жизнях, которые оборвались на ваших глазах, она никогда не кончится! И значит, вы обманываете сами себя, когда говорите, что победа – сладчайшее из ощущений! Что даёт вам эту сладость? Сознание того, что остались живы? Но вы могли бы жить не воюя и находить сладость в чём-то более прекрасном! Или, может быть, это удовлетворение собственной ловкостью и умением сражаться, которые сохранили вашу жизнь, но оборвали другие? Или вы радуетесь тому, что всё кончено, и больше не придётся никого убивать?! Но зачем тогда было это? – Клод показала на убитого англичанина. – Вы ведь даже не знаете, он ли отрубил руку монаху!.. И чему можно радоваться, стоя среди трупов?.. Где то сострадание, которое могло бы заставить вас, хотя бы огорчиться? Ведь каждый убитый сегодня, мог бы жить, если б не обманывал себя тем, что война подарит победу, как лучшее ощущение в его жизни!

Девушка почувствовала, что вот-вот заплачет, замолчала и, не глядя на де Ре, быстро пошла прочь, оставив его в полном оцепенении.

Рыцарь совершенно растерялся. Короткое, страшное детское воспоминание, против его воли вызванное в памяти, странным образом переплелось с этим проклятым англичанином, убитым просто, под горячую руку. Вдруг подумалось, что каких-то лет десять-двенадцать назад эти рыжие вихры так же топорщились на детской головёнке, которую заботливо и нежно прижимали к груди руки ласковые, материнские…

– Сударь, позвольте, я уберу эту падаль, – вывел его из задумчивости голос какого-то солдата.

Де Ре подвинулся, освобождая дорогу, и почувствовал, что, именно сейчас, не в силах смотреть, как грубо и безразлично солдат хватает убитого за руку и волоком тащит его по церковному двору.

– Эй, ты! – крикнул он и запнулся.

Привычки всей прошлой жизни шепнули, что он сейчас будет нелеп и смешон. Но де Ре уже, с ужасом осознавал, что смотреть на многие вещи, как раньше не сможет, как бы ни старался…

– Ты слышал, что велела Дева? – зло сказал он. – Имей уважение к дому Божьему! Этот человек больше не враг, а ты всё ещё христианин. Похорони его, как положено…

Клод легко отыскала место, где оставила Раймона, раненного в ногу солдата и лошадей. Покинув церковный двор в крайнем смятении, она внезапно осознала, что должна теперь сделать, поэтому посоветовала Раймону уступить лошадь раненному, и идти им вместе с солдатами, которые вскоре поведут в город пленных, захваченных в Сен-Лу и возле церкви. Сама же ускакала к Орлеану, не дожидаясь никого. Сейчас, как никогда, она была не только готова выдержать новый взгляд подруги и выслушать все упрёки, но так же твёрдо, заявить, что без неё, Жанна больше ни в какой бой не пойдёт.

«Война – это лабиринт, – мысленно убеждала подругу Клод. – Входят в него со множеством мыслей, чувств, убеждений, но выход один – через потерю самого себя. Никто не может оставаться прежним, убив себе подобного, ни тот, кто убивает собственной рукой, ни тот, кто ведёт на бой целое войско. Любой потеряется среди поворотов от человека к врагу, от сострадания и великодушия к горю и мести, от здравого смысла к победе любой ценой. И, если тебе суждено заблудиться, я лучше буду рядом, чем встречу на выходе ту Жанну, которой ты станешь!»…

– Хорош Луи! Бросил меня тут одного.., – кряхтел, между тем, оставленный Раймон, пытаясь затащить солдата на лошадь. – Ты такой тяжёлый.., вдвоём мы бы и то не справились, а он хочет, чтобы я один…

Солдат, жмурясь от боли, помогал, как мог, но ничего не выходило. Сил мальчика не хватало, чтобы поднять грузного мужчину, а сам он слишком ослаб, чтобы просто подтянуться и перекинуть себя через седло.

– Эй, сударь, помогите нам! – закричал Раймон, увидев небольшой отряд, во главе которого ехал рыцарь, а в хвосте плелось несколько пленных.

Рыцарь махнул рукой, и двое солдат, отделившись от отряда, без особых усилий уложили раненного поперёк седла. Сам он тоже подъехал ближе. Подобрал поводья и, глядя свысока, спросил Раймона:

– Ты кто такой? Лицо знакомое.

Мальчик, узнавший в рыцаре де Ре, низко поклонился.

– Паж Девы Раймон, к вашим услугам, сударь.

Де Ре посмотрел вокруг.

– А где второй?

– Луи ускакал в город, ваша милость.

– Луи.., – хрипло засмеялся раненный, приподнимаясь над седлом, – скорее, Луиза…

– О чём это он? – спросил де Ре.

– Он сильно ранен, сударь…

– Ранен-то я сильно, но не настолько, чтобы девку не признать! – не унимался раненный. – Видать, ваша милость, приставили её к нашей Деве, чтобы помогала, если что.., ну, вы понимаете… А, чтобы в грех никого не вводить, мальчишкой переодели…

– Замолчи! – прикрикнул покрасневший Раймон.

Но де Ре даже не улыбнулся.

Махнув отряду, чтобы двигался дальше, он тоже вернулся на дорогу и почти до самого города ехал в глубокой задумчивости. А перед воротами вдруг подозвал к себе Раймона и спросил:

– Так это ты приехал с Девой из Лотарингии?

– Нет, сударь, это Луи. Луи Ле Конт… Они с Жанной росли вместе…