Раненную Жанну перенесли в захваченную крепость почти ночью, с величайшей осторожностью прикрывая от любопытных глаз. Клод тоже пришлось спрятать. Сгущающиеся сумерки и шлем надёжно скрыли её лицо от ликующего воинства, а когда солдаты стали требовать, чтобы Дева вышла к ним и разделила общую радость, д'Олон объявил, что, хотя Господь и отвёл смертоносную стрелу, ранение всё же было, и теперь лекарь требует для Жанны полного покоя.

Солдат это вполне удовлетворило. Но Бастард и высшие командиры непременно желали лично удостовериться, что с девушкой всё в порядке, поэтому Де Ре пришлось им открыться.

Клод ещё не сняла доспехи, и на неё, одиноко стоящую в бывшей комендантской, смотрели с чувствами крайне противоречивыми. Каждый думал, имеют ли они право так поступать, и, взвешивая все «за» и «против», не находил ответа.

– Что сказал лекарь? – спросил, наконец, Бастард. – Жанна поправится?

– Да, мессир.

– Как скоро?

– Говорит, что скоро…, – отвечающий на вопросы д'Олон, хоть и сдерживался в присутствии знатных господ, не смог скрыть ползущую на лицо улыбку. – Он вообще в изумлении – вчера, как только остановили кровь и перевязали рану, Жанна сразу заснула. Лекарь говорит, это верный признак скорого выздоровления, хотя и поражён, поскольку видит такое впервые.

– Хорошо…

Бастард немного ещё постоял в нерешительности, разглядывая Клод, потом осенил себя крестным знамением, бормоча: «Хвала Всевышнему», и удалился, увлекая за собой остальных. А спустя какое-то время в комнату с осторожностью внесли Жанну.

– Как ты? – бросилась к ней Клод. – Ты можешь говорить?

Жанна слабо улыбнулась.

– Конечно, могу. На мне всё быстро заживает. Когда бились за форт, я наступила на острый шип и пробила ногу, а сейчас она почти не болит, и лекарь сказал, что рана даже не загноилась…

Клод прижалась лбом к руке подруги.

– Как страшно.., – прошептала она.

– Да… Но мы же победили…

Жанна глянула на слуг, которые её принесли, и махнула рукой, чтобы уходили. Потом погладила Клод по голове. Несколько мгновений девушки смотрели друг на друга, всё понимая и ничего не произнося вслух. Для одной сегодняшняя победа являлась настолько закономерной, что по-другому просто быть не могло. Другой же участие в сражении впервые показало «изнутри» то, о чём она до сих пор лишь догадывалась.

– Как я не хотела, чтобы всё это тебя коснулось, – проговорила, наконец, Жанна.

– Я бы не хотела, чтобы это касалось НАС… – эхом отозвалась Клод. – Но всё уже произошло, и теперь глупо жалеть о том, чего никогда уже не будет… Я рада, что смогла быть полезной.

– Ты себя выдала?

– Не знаю. Барон де Ре велел мне одеть твои доспехи… Но он ведь давно догадался, правда?

Девушки немного помолчали.

– Он меня прикрывал, – добавила Клод.

– Значит, это Господь раскрыл ему глаза, – убеждённо сказала Жанна. – Будущее только Богу ведомо! Вспомни всё, что с нами происходило и согласись, что путь наш словно кто-то заботливо выстилает под каждый шаг…

– И эта рана тоже забота?

– Конечно! Я не должна была тебя отсылать, вот меня и наказали! А что есть наказание, как не забота – предостережение от новых ошибок… Мы – одно целое, и стали им не просто так, а тоже по воле Господа. И сегодня Он явил эту свою волю, заменив меня на тебя. Тело не должно сражаться без души, ведь так?!

Клод не ответила. Перед её глазами, как ни старалась она их прогнать, постоянно теперь мелькали картины сегодняшнего сражения. Разодранные в крике рты, нечеловечески изломанные тела, брызги крови, летящие с выдернутых из ран мечей… Она вспомнила, как любила Иисуса, которого мысленно представляла живым, смеющимся юношей, видевшим мир не как все, а иначе – так, словно он отошёл немного в сторону и рассмотрел не изнанку, а подлинный узор Жизни… Сущность этих, любимых когда-то, видений никак не вязалась с новыми – навязчивыми и страшными, и Клод подумала, что было бы, наверное, слишком жестоко, ради объединения одной души с одним телом навеки разъединять тысячи других…

– Человек вообще не должен сражаться, Жанна, – не глядя на подругу, сказала она. – Но сокрушаться об этом сейчас так же глупо, как и о том, что мы не сидим дома и не носим положенные нам платья.

Девушки снова замолчали, думая каждая о своём. Мирные картины Лотарингских лугов повисли над ними незримой дымкой, сплетая мысли и руки…

– Мы должны.., – прошептала Жанна. – Саффолк сейчас слишком зол… Он не уйдёт просто так, обязательно даст сражение, и может быть, уже завтра. Если смогу, я встану…

– И не думай!

– Тогда пообещай… Ты не полезешь в этот бой! Просто появишься перед войском и всё…

– Господин де Ре прикроет меня, как обещал.

– Он тоже смертен, Клод.

– Вот тогда ты и встанешь. – Клод невесело усмехнулась. – Второго твоего воскрешения англичане точно не вынесут.

* * *

Ночью Саффолк и Джон Талбот вывели изо всех оставшихся фортов и бастид свою армию, которую расположили боевым порядком на поле против Турели.

Бастард тоже не спал. Получив донесение о том, что свежие силы из Блуа уже выступили, организовал переправу из города оставшейся там части гарнизона и утром вывел войска навстречу англичанам. Клод, снова одевшая доспехи Жанны, выехала рядом с ним.

Ликованию солдат, едва она появилась, не было предела. Но Бастард явно нервничал.

– Саффолк медлит, – говорил он командирам вокруг себя, – и это хорошо. Бог знает, успеет ли подкрепление… Но, может быть, ему тоже донесли, что мы ждём, и теперь он гадает, стоит ли связываться?…

Сжимая в руках древко знамени, Клод всматривалась в английские ряды. Лиц она не различала, но хорошо видела маленькие фигурки, сияющие доспехами под этим майским солнцем, под яркими гербами, казавшимися такими весёлыми, словно вынесены были на праздник… Всё это были люди, которые проснулись сегодняшним утром для жизни, и наверняка хотели этой жизни гораздо больше, чем победы под стенами чужого города, которая неизвестно ещё какой ценой достанется. И за спиной Клод тоже стояли люди, ещё хмельные вчерашней радостью. Они, может, и готовы были умереть ради победы, но каждая смерть – это горе, а в сражении этого горя столько – она уже знает – что победа оборачивается почти поражением!

Клод почувствовала, как внутри у неё поднимается то ли дрожь, то ли боль. Унять её было никак невозможно, и рука, со знаменем, мелко затряслась.

– Что с тобой? – тихо спросил, верный слову, а потому стоящий рядом, де Ре.

– Это не должно произойти, – полусказала, полувсхлипнула Клод. – Во всяком случае, я не хочу этого видеть!

Повинуясь внутренней боли, она дёрнула поводья и пустила коня сразу в галоп, прямиком на позиции англичан. Белое знамя, словно только этого и дожидалось, плавно развернулось над ней, одобряя тяжелым шуршанием.

Де Ре охнул.

Бастард и другие командиры опешили настолько, что полностью онемели.

А Клод, ничем не отличимая от Жанны, мчалась по полю. Лучи солнца, ударившись о её доспехи, разлетелись миллионом брызг, и людям с обеих сторон одинаково показалось, что Дева-воин едет в каком-то сверкающем ореоле.

– Что, чёрт возьми, происходит?!

Саффолк нервно подобрал поводья, заставляя нервничать и своего коня.

– Это атака, или мирные переговоры?! Я не понимаю, что это?.. В конце концов, кто-нибудь мне объяснит?!!

Но объяснить не мог никто.

Сияющая золотым солнечным ореолом, фигурка одинокой всадницы под белым знаменем надвигалась на английские позиции с такой уверенностью, словно, на самом деле, имела на это высшие права и полномочия.

– Солдаты крестятся, милорд!.. Это или колдовство, или…

– Молчать!!!

В голове у Саффолка всё смешалось. Ещё вчера, в самый разгар битвы за Турель, Гласдейл прислал ему донесение, что французская ведьма мертва! Сбита с осадной лестницы стрелой, которая вонзилась ей в горло! Потом, правда, говорили, что она снова появилась, вдохновляя своих людей, и потому они, якобы, победили. Но Саффолк не верил. Думал, что солдаты сами придумали эту небылицу, чтобы, хоть как-то, оправдать поражение. Но сейчас отрицать очевидное было глупо! Живая и здоровая, ведьма – или кто она там – ехала к ним нисколько не опасаясь, что он, Саффолк, сейчас запросто может приказать выстрелить в неё из сотни луков, чтобы на теле места живого не осталось!

Внезапно всадница остановилась.

– Саффолк! – долетел до всех умоляющий девичий голос. – Не губи свою душу! Именем Господа прошу тебя и твоих людей – уходите!..

Её голос ещё звенел в воздухе, а за своей спиной Саффолк уже ощутил такое гробовое молчание, словно всё его войско разом исчезло.

– Милорд, что прикажете делать?!

– Не знаю!!!

Рано утром шпионы донесли, что из Блуа движутся свежие французские силы… Может, потому эта девка такая смелая?

– Милорд, в отрядах неспокойно!

– Так успокойте их!

– Но, что мне им сказать, милорд?

Что?! Действительно, что?!

Перед глазами Саффолка всё поплыло. Откуда-то из глубин сознания, нарастая, словно страх, появился образ гневающегося Бэдфорда… Он не простит.., ни за что не простит отступления! Но… Ох, хорошо ему топать ногами и кричать! А посидел бы сам вот здесь, на этом поле, когда за спиной не войско, а трясущееся стадо! И неважно, кто от чего трясётся – от боязни колдовства или от религиозного трепета – это сражение им уже не выиграть, потому что страх – не священная орифламма, с ним в атаку не идут!

Саффолк переглянулся с Талботом.

– Полагаю, надо сказать, что мы уходим?

Талбот кивнул.

– Как уходим?! Не дав сражения?!!!

Саффолк глянул раздражённо – кто это? Ну, конечно! Томас Рэмптон. Из его людей составлен личный отряд герцога Бэдфордского… Никак не хочет понять, что причастность к делам регента – да простятся эти крамольные мысли – не даёт права перечить Всевышнему…

– Если желаете, сэр Томас, можете остаться – противник для сражения у вас уже есть.

Широким, приглашающим жестом Саффолк показал на светлую фигурку в поле, к которой уже скакали несколько всадников от опомнившейся французской стороны.

Рэмптон поджал губы.

– Боюсь, мне придётся…

– О, разумеется! Разумеется, вы поведаете обо всём милорду Бэдфорду. Но, во время доклада, сэр, держите в уме то, что делать его вы можете только благодаря моему сегодняшнему решению…

Де Ре первым бросился за Клод. Он бы сделал это почти сразу, но Бастард удержал грозным окриком:

– Куда?! Оставайтесь на месте, сударь, чтобы мне было с кого снимать голову, когда этого мальчишку изрешетят стрелами!… И поделом будет! Каков наглец! Мало мне его госпожи… Это всё вы, де Ре! И вы ответите, если что!

– Они не посмеют стрелять, ваша милость – они же уверены, что это Жанна, – заметил Ла Ир.

– То-то она сейчас лежит раненная…

Закусив губу, Бастард с отчаянием следил за удаляющимся всадником и нисколько не сомневался – мальчишка вчера получил от Жанны подробные указания, что делать и, как себя вести, и, вот пожалуйста, терпение командующего снова на пределе! И это несмотря на то, что самой Жанны рядом нет! Но не удерживать же, в самом деле… Да и как?! Окриками? Приказами? Догонять и возвращать силой? И это на глазах войска, боготворящего свою Деву?! Бастард оглянулся. Господи, они даже не волнуются за неё – так уверены, что неуязвима!

Однако мальчишка-паж проехал почти половину расстояния, и ничего с ним не случилось. Может, с той стороны действительно боятся? Ах, хорошо бы…

– Я всё же догоню его и прикрою, если начнут стрелять, – сказал де Ре.

– И я с вами, сударь, – заволновался д'Олон. – Я, как-никак, оруженосец…

– Да и я поеду, – сердито буркнул Ла Ир. – Если останемся живы, я этого щенка собственными руками…

Он первым доскакал до Клод и уже приготовился изрыгнуть на её голову все ругательства, которые любовно отобрал из своего богатейшего арсенала, но слова застряли в горле…

– Смотрите, сударь, – повернулось к нему совершенно детское от счастья лицо, – они уходят! Значит, осада кончена, да?

Конец второй книги
23.08.2015