С пулей в сердце я живу на свете. Мне еще нескоро умереть. Снег идет. Светло. Играют дети. Можно плакать, можно песни петь. Только петь и плакать я не буду. В городе живем мы, не в лесу. Ничего, как есть, не позабуду. Все, что знаю, в сердце пронесу. Спрашивает снежная, сквозная, светлая казанская зима: — Как ты будешь жить? — Сама не знаю. — Выживешь? — Не знаю и сама. — Как же ты не умерла от пули? От конца уже невдалеке я осталась жить, не потому ли, что в далеком камском городке, там, где полночи светлы от снега, где лихой мороз берет свое, начинает говорить и бегать счастье и бессмертие мое. — Как же ты не умерла от пули, выдержала огненный свинец? Я осталась жить, не потому ли, что, когда увидела конец, частыми, горячими толчками сердце мне успело подсказать, что смогу когда-нибудь стихами о таком страданье рассказать. — Как же ты не умерла от пули? Как тебя удар не подкосил? Я осталась жить, не потому ли, что, когда совсем не стало сил, увидала с дальних полустанков, из забитых снегом тупиков: за горами движущихся танков, за лесами вскинутых штыков занялся, забрезжил день победы, землю осенил своим крылом. Сквозь свои и сквозь чужие беды в этот день пошла я напролом.