Двенадцать одинаково одетых парней одним махом метнулись через банковские стойки. В тот же миг двое других — полоснули из автоматов поверх голов. Пол кассового зала Европейского банка покрылся упавшими людьми.

Полицейский инспектор Барр, просматривавший у себя в кабинете магнитофонную запись утреннего происшествия, привстал. Ему показалось, что среди упавших- убитые и раненые, но в следующее мгновенье заработала другая камера, и инспектор увидел, что люди попадали от страха.

Первые- уже стояли у сейфов, и двенадцать плазменных горелок плавили легированную сталь. В начале второй минуты содержимое сейфов перекочевало в синие сумки нападавших. Они опять почти одновременно прыгнули через стойки но неторопливо двинулись к дверям.

Камеры дали крупный план, и Барр резко придвинулся к экрану. Ему показалось, что все бандиты похожи друг на друга. Похоже, что их синие джинсы и белые куртки, которые носит полмира, были сшиты на один размер.

Когда до выхода оставался только шаг, перед грабителями упала стальная решетка. Кто-то из служащих нажал на кнопку защиты. Через двадцать секунд после перекрытия двери в помещение должен был поступить слезоточивый газ. Передние выхватили из карманов белые коробочки, одним движением прикрепили их к возникшей преграде. На экране вспыхнуло ослепительное пламя. Двери вместе с решеткой вылетели на улицу. Грабители вышли из помещения. И через пять секунд хлынул газ. Банковские служащие и посетители захлебнулись в кашле и слезах, в дверях показалась полиция.

Барр остановил изображение. Часы показали, что на всю операцию бандиты потратили три минуты шестнадцать секунд. При этом они не сделали ни одного лишнего движения, не произнесли ни слова, не тронули ни одного человека.

Инспектор встал и несколько раз прошелся по кабинету. Он чувствовал свою беспомощность. Никого из нападавших он не знал в лицо, хотя работал в полиции уже больше двадцати лет. Компьютеры Интерпола тоже не дали никаких результатов, так же как и опрос свидетелей. Десятки людей видели, как после взрыва из банка вышла группа одинаково одетых парней. Все сели на поджидавшие их мотоциклы и разъехались в разные стороны. Сразу после нападения отчаявшаяся полиция проверила сотни мотоциклистов в белых куртках и с синими сумками, но ничего не нашла. Усиленный контроль на границах тоже не дал никаких результатов.

Барр вернулся к телевизору. Он нашел кадр, где крупным планом изображались почти все нападавшие и стал внимательно, миллиметр за миллиметром изучать их лица. Они были совершенно одинаковы.

«Близнецы?» — Он дернул себя за ухо.

— Антон,- раздался в кабинете голос комиссара Юнга,- ты меня слышишь?

— Да, шеф.

— Брось все дела, поезжай в речную полицию. Они там выловили странного утопленника. Говорят, что это по нашей части. Посмотри, а то они любят спихивать на нас свои делишки.

— Хорошо.

Барр выключил телевизор и вышел из кабинета.

В просторной, светлой комнате, куда провели инспектора коллеги из речной полиции, на белом пластике стола лежал невысокий, плотно сбитый парень. К запястью правой руки тонким ремешком был прикреплен небольшой пистолет. Сквозь изорванную рубашку виднелись окровавленные бинты, стягивающие грудь и левое плечо.

— Это было в кармане брюк,- полицейский протянул инспектору небольшой квадратик голубоватой бумаги с золотистым вензелем. Барр прочел:

«Другие по живому следу

Пройдут твой путь за пядью пядь,

Но пораженья от победы

Ты сам не должен отличать».

Ровные машинописные строки были напечатаны твердой рукой профессионала. Инспектор еще раз пробежал глазами текст, он ему показался знакомым.

— Обойма пуста, ствол в нагаре, похоже, он отстреливался до последнего,- голос полицейского звучал ровно,- но мы ничего не трогали до вашего приезда.

— Я забираю его,- Барр тронул подбородок погибшего и невольно отшатнулся. На него смотрело знакомое лицо, одно из тех, что он только сейчас видел на экране своего телевизора, разве только чуть-чуть моложе.

— Что за чертовщина,- выругался инспектор,- еще один близнец? — увидя удивленные взгляды, он заставил себя замолчать и пошел к выходу.

Антон ехал вслед за спецмашиной с телом незнакомца, и в его мозгу постоянно звучали поэтические строки с голубого квадратика.

«Пастернак,- всплыло, наконец, имя поэта, написавшего их.- Русский, почему русский? Может быть, это как-то связано с происшедшим ограблением? Странный вензель. Две буквы «С» и «Г» оплетены змеей, которая, сбросив шкуру, превращается в нагую девушку. Что бы это значило? Хорошо, что хоть этот лоскут бумаги был в его кармане, все быстрее пойдет расследование».

Машины подошли к управлению. Барр посмотрел как выносили носилки и поднялся к себе.

— Юнна,- связался он с лабораторией,- я у себя и буду ждать результата вашего обследования тела, которое только что понесли к вам.

— Хорошо, Антон, я постараюсь выжать из него все возможное.

Через два часа в дверь тихо постучали.

— Да,- Барр выключил магнитофон, по которому раз за разом прокручивал ленту с утренним происшествием.

— Этому юноше,- Юнна уселась в кресло и закурила сигарету,-от силы шестнадцать лет. Очень развит физически. Я даже уверена, что это результат многолетних специальных тренировок. Суставы пальцев, скулы и нос сильно деформированы. Похоже, он часто дрался голыми кулаками. Дважды ранен. Один раз в левое плечо навылет, другой — в грудь. Стреляли часов двадцать назад из бельгийского автомата. Если хочешь, можешь полюбоваться на пулю, я извлекла ее из легкого. Перевязка сделана умело, но я думаю, что он сам себя перевязал. Юноша захлебнулся в реке. Прижизненных ударов, следов избиения нет, только порезы от сети, в которой он запутался уже мертвым. Я думаю, что он долго плыл, а утонул от того, что был ранен и ослаб. Произошло это часов десять-пятнадцать назад.

— Одежда?

— Обыкновенная, но сшитая в какой-то домашней мастерской: неровные швы и никаких фабричных меток. В карманах грязь с верховий реки. Я думаю, он где-то там прыгнул в воду.

Она потушила сигарету.

— Теперь квадрат бумаги. Это вензель знаменитого биолога и физиолога, профессора Саймура Грациани. Он двадцать лет назад погиб в авиационной катастрофе. Об этом много писали в газетах.

— Я помню, дальше.

— Стихи Бориса Пастернака в переводе Мурра. Печатал профессионал на машинке фирмы «Рейнметалл». Пистолет бельгийский, рукоять отполирована, боек тоже хорошо поработал. На обойме отпечатки пальцев погибшего. Заряжал ее он сам, видимо, и стрелял сам. Вот, собственно, все, что можно было узнать. Да, я сделала запрос по номеру оружия, в наших архивах пистолет не значится, так же как и этот юноша. Тут тебе придется покопаться самому.

— Спасибо, Юнна,- он провел ладонью по ее щеке. У самой двери она обернулась:

— Позвони вечером, если будет желание.

Барр улыбнулся и кивнул, а когда за экспертом закрылась дверь, он набрал номер телефона дежурного.

— Прошу вас, принесите мне самую подробную карту верховий реки.

Барр собрал листы с данными экспертизы, фотографии утонувшего и снимки нападения на банк и пошел к комиссару. Тот был профессионалом высокого класса и понял своего подчиненного с полуслова, потом достал из стола карту и подозвал инспектора поближе. Вдвоем они долго изучали ее.

— Не знаю,- поднял голову Юнг,- тут ничего кроме вилл и небольших поселков нет. Если бы где-то там была перестрелка, то мы бы узнали о ней первыми.

— И все-таки надо связаться с тамошней полицией.

— Хорошо.

Юнг набрал номер, переключил телефон на селектор. Когда на другом конце провода подняли трубку, он, не вдаваясь в подробности, спросил о перестрелке.

— Ничего подобного не было уже несколько лет,- ответил дежурный.

— Ну, а что-нибудь из ряда вон выходящее?

Трубку взял начальник полиции:

— Есть тут у нас странные сведения, которые недавно принесла одна старуха, которую считают немного тронутой. Она сказала соседям, что на вилле «Орлиное гнездо» поселились черти, которые разводят людей. Я только собрался с ней поговорить, как она сорвалась со скалы и разбилась.

— Сорвалась или подтолкнули?

— Следов насилия на теле не было, но кто его знает?

— Спасибо, у меня все.

Комиссар повернулся к Барру:

— Ну, ты удовлетворен?

— Знаешь, Юнг, я почему-то почувствовал опасность, может, заручиться поддержкой министра?

— Ты смеешься, а с чем я к нему пойду, с бредом покойной старушки или твоими предчувствиями?

— Ладно, в любом случае мы не должны пока раскрываться. Мне кажется, что след утопленника приведет нас к нападению на Европейский банк, но тогда эти решительные парни устроят нам фейерверк.

— Что ты предлагаешь?

— Съезжу-ка я туда под видом страхового агента, посмотрю, подышу воздухом этой виллы.

— Хорошо, встретимся в десять вечера в моем загородном доме,- комиссар перебросил инспектору плоский ключ.

Тот какое-то время смотрел на Юнга, потом опустил глаза и сказал:

— Знаешь, давай договоримся так: если до одиннадцати я не вернусь — делайте налет на виллу.

— Договорились,- Юнг протянул ему руку.

Барр поехал домой, переоделся, проверил содержимое карманов, положил в стол свой пистолет, взял удостоверение страхового агента, которым иногда пользовался. Уже сидя в машине, он вспомнил, что не сменил номера, хотел выйти, но включил двигатель и выехал на дорогу.

«У меня ничего нет, кроме странного предчувствия и того, что юноша, похожий на налетчиков, прыгнул в воду где-то в верховьях реки. Рассказ старухи любой здравомыслящий человек отнесет к бредовым видениям».- За окнами автомобиля появились невысокие холмы, поросшие редкими, худосочными деревцами. Несмотря на то, что было начало лета, большая часть листьев уже пожелтела и свернулась. Сизый, замешанный на выхлопных газах сотен машин воздух ближе к горам стал светлеть. Дорога, начавшая взбираться вверх, опустела. С десяток километров инспектор ехал в одиночестве. Наконец впереди показался небольшой поселок. Над одним из домов Барр с удовольствием увидел отличительные знаки полиции, но не остановился. Дорога вильнула несколько раз и уперлась в шлагбаум с предостерегавшей надписью: «Стой! Частное владение».

Барр выбрался из машины и подошел к переговорному устройству.

— Я страховой агент Вул, мне необходимо осмотреть строения.

В динамике что-то хрипело, но в ответ не раздалось ни звука. Прошло несколько минут. Барр стоял перед закрытым шлагбаумом. Посвистывал ветер, высокие скалы, вплотную столпившиеся у дороги, навевали мрачное настроение. Инспектор даже выругал себя, чтобы успокоиться, и вздрогнул от неожиданно зазвучавшего голоса:

— Будьте любезны,- приятный женский голос звучал в этих горах очень неестественно,- назовите еще раз свое имя.

— Герхарт Вул.

— Хозяин ждет вас.

Барр сел в машину, металлическое ограждение беззвучно поднялось. Дорога довольно долго петляла среди высоких скал. Барр ехал и думал о том, что если со склона скатится хотя бы один обломок, то от его машины останется «мокрое» пятно. Впереди показался просвет и инспектор въехал в огромный парк. Пушистые ели, стройные сосны и клены, причудливо подстриженные кустарники, обширные лужайки с плотным травяным ковром — все напоминало полузабытую детскую сказку. За сверкающим веером дождевалок показалось легкое с ажурными украшениями высокое здание. Причудой архитектора оно было вознесено на массивный восьмигранный фундамент. На самом верху белой мраморной лестницы стояла стройная девушка в короткой юбке. Барр посмотрел на ее прелестное лицо, высокую грудь, красивые ноги и успокоился.

— Здравствуйте, господин Вул, хозяин ждет вас.

Только войдя внутрь здания, Барр понял, что строение поистине ошеломляющих размеров.

«Интересно,- размышлял он, идя вслед за горничной по длинным коридорам, стены которых были украшены огромными фотографическими пейзажами,- сколько человек здесь живет? По крайней мере, тут могут не мешать друг другу человек сто».

— Прошу вас,-девушка открыла перед ним высокую резную дверь.

Огромный кабинет был тесно заставлен книжными стеллажами. В центре стоял стол, покрытый тисненной кожей. Из-за него навстречу Барру поднялся широкоплечий, крупный мужчина с квадратным подбородком и твердым взглядом больших серых глаз.

— Линард,- представился он и крепко пожал руку.

— Бул.

— Чему обязан? — Хозяин указал рукой на кресло и, дождавшись пока гость сядет, легко опустился в свое.

— Обычный страховой осмотр,- развел руками Барр. — Я посмотрю ваш дом и строения.

— Кофе, чай?

— Лучше кофе.

Хозяин нажал кнопку звонка, и в дверях появился юноша в строгом черном костюме. Барр впился взглядом в его лицо. В нем не было ничего, даже отдаленно напоминавшее те, ради которых он приехал сюда.

— Пожалуйста, Джек, принесите нам кофе.

Юноша кивнул и молча вышел.

— Джек покажет вам все, что вас интересует. Я живу уединенно, но большой дом требует много прислуги. Джек взял на себя все эти заботы.

— У вас много книг.

Принесли кофе. Барру показалось, что когда юноша открыл дверь, в комнату донеслись звуки выстрелов, но Линард на это не отреагировал.

— Да, я люблю книги,-ответил хозяин,-вот только если вы не врач или биолог, они вас не заинтересуют. Это, знаете ли, библиотека специалиста.

— Да,- улыбнулся Барр,- я больше люблю книги по экономике, а когда устаю, то читаю детективы.

— Вы счастливый человек, у вас есть время заниматься такой глупостью, как детективы. — Глядя прямо в глаза Барру, хозяин, не меняя интонации, сказал:

— Простите, я несколько прямолинеен.

— Это не глупость, есть интересные вещи.- Барр какое-то время размышлял над тем, а не рассказать ли Линарду о сегодняшнем ограблении. Инспектору вдруг захотелось посмотреть на реакцию собеседника, но он тут же решил не раскрывать карты, поэтому Барр допил кофе и встал.

В дверях появился юноша.

— Джек, покажите господину Вулу все, что он захочет увидеть.

Линард встал и проводил Барра до двери.

Дом был совершенно пуст, хотя инспектор готов был поклясться, что чувствует присутствие множества людей.

— В таком большом доме, наверное, скучно жить одному? — Спросил он у своего провожатого.

— Хозяин занимается наукой, ему некогда скучать,- сухо ответил юноша.

Барр осмотрел противопожарную сигнализацию, пломбы на электрощите и увидел широкую лестницу, ведущую вниз.

— Что там?

— Винные погреба и лаборатория. Хотите взглянуть?

Барр шагнул на ступени, и ему показалось, что юноша напрягся. Секунду-другую инспектор колебался. Долголетняя служба в полиции приучила его доверять своей интуиции, и он покачал головой:

— Нет, я думаю, там все в порядке.

Джек чуть заметно дернул губой. Пахнуло духами. Барр оглянулся, в полушаге от него стояла горничная.

«Черт, здесь все сделано для того, чтобы подобраться к человеку незаметно. Она ходит на высоких каблуках так бесшумно, словно обута в кроссовки».

Девушка приветливо улыбнулась, но инспектор ощутил, что ее отношение к нему изменилось. Лучистые карие глаза горничной, как показалось Барру, метнули в него холодный огонь.

Девушка протянула юноше узкий лист бумаги. Тот почти мгновенно прочел записку.

— Извините,- он склонил голову,- неотложные дела. Чем еще могу быть полезен?

— Благодарю, я все закончил.

Барр взглянул на часы и удивился — короткая, как ему показалось, экскурсия по дому заняла два часа.

— Хозяин ждет вас,- девушка повернулась и пошла вперед.

Барр шел за ней и внимательно рассматривал длинные, высоко открытые ноги, но в этот раз это прекрасное видение не успокаивало его. Снова ругая свою мнительность, он не смог отделаться от ощущения, что в чем-то ошибся.

Линард встретил его так же приветливо, как и в начале. На столе рядом с кофе стояла бутылка коньяка и лежала раскрытая коробка конфет. Хозяин с интересом посмотрел на инспектора и, широко улыбнувшись, указал на кресло. Сели. Линард разлил коньяк.

— Думаю рюмочка «Камю» вам не помешает? Вы человек осторожный и прекрасный автомобилист, вам наши дороги не страшны.

— С чего вы взяли, что я осторожен?- Барр посмотрел прямо в глаза Линарда.

— Я же вам говорил, что занимаюсь биологией и медициной. Этот род деятельности учит вниманию. Конечно,-хозяин первым пригубил свой коньяк,-это объяснить невозможно. Штрихи в поведении, ощущения. Потом ваша работа,-он широко улыбнулся,-вы должны быть осторожным человеком. Риск — удел ученых и преступников.

— Странно,- инспектору казалось, что с ним играют, как с мышкой, и он прикинул, что будет делать, если сейчас придется защищаться. Мускулы налились, и Барр незаметно, одним движением ног, чуть-чуть отодвинул свое кресло от стола.- Вы объединили представителей двух диаметрально противоположных профессий. Если вообще преступление против общества можно назвать профессией.

— Но ведь называют же профессией проституцию. Хотя, уходя корнями в биологическую суть человека, она в простом виде, всего лишь вид заработка.

— Может быть, если смотреть на жизнь глазами проститутки.- Барру захотелось разозлить Линарда, чтобы тот сделал какой-нибудь поспешный шаг. Но собеседник захохотал. Он смеялся широко и открыто, захлебываясь от удовольствия.

«И чего я волнуюсь,- глядя на его мужественное, открытое лицо, подумал Барр,- разве так может смеяться преступник?»

— Прелесть, просто прелесть,-продолжая похохатывать, произнес Линард,- вам пальца в рот не клади, руку по самый локоть отхватите. Ловко вы меня поставили в угол. Знаете, эти несоизмеримости от недостатка общения. Десяток слуг, да пробирки в лаборатории. Каждый ученый в определенной степени себя обкрадывает. И уж, конечно, в этом смысле совершает преступление против личности,- в его голосе послышалась какая-то грустинка,-и самое страшное, что эта личность- ты сам.

Барру стало легко и спокойно. Жмурясь от удовольствия, он допил свой коньяк и встал.

— Да, да, я понимаю,-Линард развел руками, на его лице появилось сожаление,- работа есть работа. Я был рад познакомиться с вами, господин Вул.

Барр спустился по широкой лестнице, открыл дверцу автомобиля, взглянул снизу на стоявшую на ступенях горничную и включил двигатель. И только взявшись рукой за рычаг переключения скоростей, он понял, что в машине побывал кто-то посторонний. Резиновый коврик был чуть-чуть сдвинут. Еще продолжая улыбаться девушке, инспектор тронул машину и носком туфли приподнял край коврика. На полу лежала красная папка, туго набитая бумагой. Он отъехал от дома и, не останавливаясь, осмотрел салон, потом открыл отделение для перчаток. Здесь лежал диктофон. Антон взял его в руки и нажал кнопку воспроизводства.

— Инспектор Барр,- хриплый мужской голос заставил Антона вздрогнуть,-с вами говорит профессор Саймур Грациани. Не волнуйтесь, вы не попали в рай, а я еще жив. Вас выдали номера на автомобиле. Линард достаточно умен, чтобы не повредить вашу машину или не заложить в нее бомбу, но все-таки, прежде чем начать спуск, проверьте тормоза. Лучше всего это сделать за шлагбаумом. «Орлиное гнездо» со всех сторон просматривается приборами. По тому, что вы появились у нас, я сделал вывод, что мой маленький Билли у вас, только он мертв, иначе, вместе с вами прибыли бы армейские подразделения. Ну, да не буду спешить, расскажу вам все по-порядку. Документы, которые лежат у вас под ковриком — это неопровержимые доказательства преступления против человечества, в которых, к сожалению, участвовал и я.

Холодный пот струился по спине Барра. Он всем своим существом чувствовал, что его машина сейчас напоминает мишень. Антон еле сдерживал себя, чтобы не утопить до упора педаль акселератора.

— Если вам немного известно мое имя,- продолжал Грациани,- то вы должны помнить, что одно время меня называли «земным богом» из-за того, что я подарил многим женщинам радости материнства. Мне первому удалось в искусственных условиях оплодотворить яйцеклетку и, подсадив ее в матку, произвести на свет здорового ребенка. Тысячи женщин, еще вчера даже не имевшие возможности надеяться, стали матерями. Деньги, слава, всеобщее поклонение окружали меня. И тогда я решил пойти дальше — вырастить ребенка в лабораторных условиях без помощи человеческого организма. Сведения об этом просочились в прессу. Обезумевшие фанатики трижды уничтожали мою лабораторию и всю документацию, и каждый раз только чудо спасало меня от смерти. И тут в моем кабинете появился Линард. Умный, приятный собеседник, он обладает даром почти мгновенно располагать к себе. Более того, это прекрасный ученый, решительный экспериментатор. Он сказал, что представляет военное ведомство, которое готово не только финансировать любые мои работы, но и представит в мое распоряжение чуть ли не весь научный потенциал земли.

— У меня неограниченные средства,- сказал Линард,- и я могу пригласить в нашу лабораторию любого нужного вам специалиста. От вас требуется только одно — абсолютная секретность работ. Для этого он предложил разыграть спектакль с авиационой катастрофой и, чтобы не сидеть взаперти — сделать пластическую операцию.

Семьи у меня не было, родства тоже — все удалось, как нельзя лучше. Мир скорбел, а я работал. Сами того не зная, на меня работали многие ученые мира. Я разбил свою работу на множество мелких исследований, которые мы разместили в разных лабораториях. Линард был моей правой рукой. Господи, как это было прекрасно. Три года пролетели, как один день. Наконец, одна серия удалась — двадцать зародышей, созданных моими руками, стали нормально развиваться. Вы не представляете, какое это удовольствие приходить каждое утро в лабораторию и своими глазами видеть как растут твои сыновья. Да, да, мои сыновья. Ведь каждого из них я создал своими руками. Я лепил их будущие облики, характеры, физические свойства. И только одно, я сейчас понимаю, что делать этого было нельзя, только одно было сделано по просьбе Линарда. Я наделил своих ребят желанием беспрекословно подчиняться.

Голос Грициани смолк. Барр слышал, что он откупорил бутылку воды, налил в бокал и жадно, большими, булькающими глотками выпил.

«Господи,-подумал инспектор,-да неужели даже это — беспрекословное подчинение — можно заложить в еще не родившегося человека? Да и люди ли это? А может, он не здоров, этот Грациани?»

Барр невольно пощупал рукой папку с документами. Она по-прежнему лежала там, куда ее кто-то положил. В зеркале заднего обзора никого не было, шлагбаум впереди был поднят. Инспектор, борясь с желанием пригнуться к приборному щитку, спокойно пересек невидимую черту земель «Орлиного гнезда». Стояла тишина. Барр, чувствуя, что по его лицу струится пот, опустил стекло. В кабине засвистел ветер, где-то внизу рокотала река, вокруг было пустынно.

— Мне хочется, чтобы вы не подумали, что я сошел с ума,- инспектор невольно покосился на диктофон. Профессор, не знавший его, заранее предвидел какие мысли могут навеять его откровения. — Генная инженерия, о ней только-только начинают говорить, а я уже сделал ее реальностью. Такой реальностью, что сегодня мои ребята, может быть, самые страшные люди на всем белом свете. — В его голосе зазвучала боль.

— Я иногда думаю: «Мог бы я убить их своими руками там, в лаборатории, и потом, когда растил, как мать и нянька?» Наверное, нет, но если бы я знал для чего они предназначены, то подготовил бы их, защитил. Я ведь мог это сделать, мог объявиться миру. Еще неделю назад часть свободных вечеров мы проводили с Линардом в лучших ресторанах Европы. У меня была белоснежная яхта, и лучшие женщины мира считали счастьем провести на ней несколько дней. Ах, как мало надо человеку: любимую работу и немного удовольствий. И все это было у меня. Я говорю «было» потому, что чувствую, что после прорыва Билли и сегодняшнего вашего приезда меня не оставят в живых. Так что не гневайтесь на болтливость умирающего, а может быть, уже умершего старика. Хотя, меня можно с полным основанием назвать «великим стариком».

Но отбросим в сторону эмоции, начнем говорить о деле. Когда моим мальчикам-близнецам исполнилось по два года, их стали воспитывать по методике Линарда. В двух словах это- ведущие языки мира, немного литературы, живописи, музыки, спорт. Все, вроде, нормально, но через четыре года спорт превратился в науку убивать. Оборона и нападение, совершенное владение всеми доступными видами стрелкового и холодного оружия, умение моих мальчиков, но я еще раз хочу вас предостеречь — сегодня они очень опасны.

Грациани вздохнул, немного помолчал, потом заговорил снова:

— Мальчикам было по четырнадцать лет, когда Линард устроил им какой-то экзамен. Он прошел так успешно, что мой помощник был в восторге. Да, к тому времени я знал, что он глава преступного синдиката. В тот день он приехал с тремя красавицами, и мы славно провели время. Линард прилично набрался, и я услышал от него потрясающие вещи.

«Знаете, Саймур,- откровенничал мой помощник,- в молодости я мечтал о женщинах. После тридцати понял, что единственное счастье — это деньги, много денег. После сорока мне захотелось власти, безграничной власти над миром. Я понял,что это единственное, ради чего стоит жить и бороться. Вы усмехаетесь, я прекрасный ученый и при определенном напряжении сил у моих ног, как у ваших, мог лежать весь мир, но я имею в виду другую власть. Даже не ту, которой обладают главы государств и правительств. Нет, это только призрак власти. Я хочу тайно от всех властвовать миром, чтобы президенты, сами того не сознавая, были лишь фигурами на моей шахматной доске. Да, да, чтобы сами они того не сознавали. Я щедр и не хочу лишать людей иллюзии демократии, власти. Пусть себе живут и радуются. Только я один буду знать, что стоит мне пошевелить пальцем, как рухнут государства, уйдут в отставку правительства.

Он закурил ароматную турецкую папироску.

«Лестница на Олимп почти построена. Первые ступени я воздвиг сам, своими руками и головой. Потом я объединил под своим началом довольно обширную группу людей, способных создавать свои законы. — Тут он захохотал,- скажем так: несколько отличные от общепринятых. И, наконец, вы, профессор, вы вооружили меня самым идеальным оружием на планете. И сегодня,-он отпил большой глоток шампанского,- десять моих, точнее, наших огольцов за пятнадцать минут совершили ограбление века. Они взяли полугодовую добычу алмазных копий».

— Не может такого быть, они же дети! Вы- бандит, я больше не буду на вас работать. — Я еще долго кричал. А он смеялся и ласкал девушку, сидящую на его коленях.

Я сам услышал это, когда включил программу новостей. Вы должны помнить: вагон с целым взводом вооруженных коммандос исчез без следа. Уже пять лет Интерпол безрезультатно ищет их. И до сих пор никому не пришло в голову, что десять мальчишек за считанные минуты обезоружили тридцать здоровенных солдат и забрали бриллианты. Вагон и закрытых в нем людей подняли вертолетом и сбросили в океан. Все, что я узнал в тот момент было ужасно, но к тому времени моя лаборатория уже вырастила около трехсот мальчишек. И если первые были похожи друг на друга, то остальные наделены самыми различными чертами и расовыми признаками. Мне было интересно делать в одной лаборатории азиатов и европейцев, монголоидов и негроидов. Боже мой, сколько я наделал глупостей, сколько бед причинил миру. Но я не знал, честное слово, я даже не догадывался. Конечно, после того разговора я не работал в лаборатории,- Грациани застонал,- ну почти не работал.

«Не работал,- подумал Барр,- а сам в начале говорил, что еще неделю назад мог спокойно рассказать об этом всему миру».

Инспектор выключил диктофон, остановил машину и открыл копот. Там все было нормально. Не было бомбы и в кабине. Барр уселся на подножку, закурил сигарету, и неожиданно для себя заметил, что щупает рукой карман, где обычно носил пистолет. Только сейчас его там не было, он лежал в ящике домашнего стола.

«Эх, ты,- усмехнулся Барр, глядя на себя в зеркальце,- чувствовал опасность, а оружие оставил. Хотя, с другой стороны, если бы не этот залосчастный номер на машине, все было бы нормально. Но не будем горячиться. До полицейского участка, который я видел в поселке, около трех километров, может, доеду».

Инспектор вернулся в автомобиль, осторожно тронул машину и включил диктофон.

— Нет,- голос профессора приобрел оттенок обреченности,- сейчас нельзя юлить. Я работал. Дело в том, что произошел непредсказуемый случай. Взбунтовалась сама природа. Среди мальчиков второго поколения появились отклонения. Один ребенок больше чем нужно стал интересоваться математикой и экономикой. Вы видели его — это Джек. Наряду со всем «джентельменским» набором — здоровьем, спортивным сложением, готовностью выполнить любой приказ в нем проснулись способности совершенно другого плана. Он может быть крупным ученым, если,- Грациани стал говорить медленно, Барру казалось, что он видит задумчивое лицо незнакомого человека,- не почувствует вкус к преступлениям. Многие мои сыновья уже уверовали, что для них нет преград, поверили в свою исключительность. Может быть, это воспитание Линарда, а может, в этом виноват подобранный мной генетический набор?

Но у меня есть другой мальчик,- динамик стих,потом едва слышно прозвучало:

— Барр, неужели он мертв?! — даже магнитная лента смогла передать великое отчаяние старика.- Вы не представляете,каким нежным и внимательным человеком он был. Билли,- повторил Грациани,- Билли. Едва ему исполнился год, я заметил, что его больше всего занимают не игрушки, а зелень листвы, солнечные зайчики, люди.Вы знаете, он очень любил рассматривать человеческое лицо. В четыре года он тайком пробрался ко мне в лабораторию, она внизу, под фундаментом, и стал читать мне стихи. В четыре года!

«Папа, папа,- говорил он,- я не знаю, что со мной, я все время слышу в словах какую-то музыку. Он читал свои бесхитростные стихи, и я плакал от удивления и радости. С тех пор почти каждую ночь в течение десяти лет он пробирался ко мне в лабораторию или комнату, и мы упивались поэзией Шелли и Байрона, Пушкина и Пастернака, Шекспира и Бернса. Боже мой, сейчас я думаю, что надо было украсть его и спрятать где-нибудь подальше. Какой поэт погиб».

Барр ехал очень медленно, внимательно осматривая дорогу. Какое-то мгновенье он думал о том, что стоит остановиться у полицейского участка в горном поселке, потом решил пока не выдавать себя. Линард скорее всего не знает о бумагах и диктофоне. Его волнует только одно — почему инспектор полиции приезжал в его дом?

«А это значит,- размышлял Барр, что он установит наблюдение и не предпримет никаких шагов до полного выяснения обстоятельств дела, а пока можно быть спокойным».

В динамике был слышен старческий плач.

— Несколько лет назад они узнали о его способностях. Линард, а может быть, и не он, а они сами, стали просто издеваться над Билли. Они придумывали ему различные клички, рифмовали всякие гадости, изрисовали непристойностями его постель. И дрались. Вы можете себе представить, как они дрались. Только Билли был сильнее каждого из них в отдельности. Духовность давала ему недюжинные силы. Тогда они стали нападать на него группой. Мой мальчик отдыхал только ночью, когда приходил ко мне читать стихи. Особенно полюбившиеся строки он перепечатывал на квадратики моей бумаги, а утром, перед занятиями, уничтожал их. Если вы сможете что-то сделать против Линарда, то возьмите у меня под шкафчиком с надписью «яды» кассеты с записью его стихов. Опубликуйте их под именем Билли,-он помолчал,-Грациани. Это все-таки мой сын.

Видя, что конфликт не затихает, Линард приказал взять Билли на какое-то дело. Несколько дней назад я узнал, что это был террористический акт в Лихаре. Там было убито около семидесяти безоружных людей. Один из налетчиков тоже остался на площади. Когда программа новостей рассказала, что он был изрешечен из автомата так, что все пули легли в одно место — в сердце, я испугался. Билли славился своей меткостью. Он пришел ко мне ночью:

«Они допрашивали меня,- сказал он. — Линарда не волнует сама смерть, его интересуют причины того, почему я стрелял. Я сказал, что рассчитался за издевательства, но это не так».

И тут, я проклинаю себя, ведь можно было догадаться, что нас подслушивают, мой мальчик сказал правду!

«Я не мог стрелять в беззащитных людей,- сказал Билли,- а убил эту скотину из-за того, что он выцеливал детей».

Я замахал руками, хотел остановить его, но было уже поздно. Я понял, что этих слов Линард ему никогда не простит, они означали бунт, взрыв изнутри всей его идеи. Тогда, чтобы спасти ребенка, я написал на листочке:

— Нас подслушивают. Я хочу, чтобы ты жил. Ты станешь, уже стал, великим поэтом. Сейчас, же немедленно, тебе надо бежать отсюда. Вся территория виллы под наблюдением, а по дороге без машины далеко не уйдешь. Выход один- река, только нужен плот или, на худой конец, канистра.

«Я силен, как никто другой»,-гордо выпрямился Билли,

Тогда я достал свой пистолет и девять патронов — все, что у меня было, и отдал ему. Мы обнялись, и он ушел. Что было дальше, я даже предположить не могу. Только когда Линард сказал, что в доме полицейский, и никто не должен ему попадаться на глаза, я понял, что Билли не дошел,- опять послышались всхлипывания.

Старик оплакивал не только сыновей, которые уже начали убивать друг друга, но и свою несчастную судьбу. Решив работать на войну, он породнил свой талант с преступлением, а там — дракон поглотил своего создателя.

— Если вы не успеете, Линард уйдет. Он уже отдал приказ начать эвакуацию из страны. У него есть остров, где-то в Южных морях. Он прекрасный ученый, но, к радости, не Грациани, а я не открыл ему всех секретов. Сейчас уничтожу свои записи, образцы и инструменты, потом,- профессор замолчал.

Барру показалось, что кончилась пленка, он поднес к глазам диктофон и увидел, что бобинка смоталась лишь наполовину.

— Пожалуй, я лучше сам, чем они,- Грациани говорил с трудом, в его груди что-то свистело, появилась отдышка. — В конце концов, я уже достаточно стар, днем раньше, днем позже. У меня есть цианистый калий. Это, я думаю, надежнее того, что пили греческие стоики. Прощайте. Вашу машину обыскивали мои семилетние ребятишки. Один из них и положил туда мои бумаги и диктофон. Я попросил его, чтобы он оставил там какой-нибудь знак.

«Поразительно,- Барр невольно взглянул на пол,- семилетний мальчишка и чуть-чуть отодвинул коврик. Посторонний бы и не заметил. Они действительно страшны эти «дети».

— Прощайте и остерегайтесь Линарда. Помните, сегодня их немного, но, может быть, завтра…- голос профессора Грациани смолк, и Барр понял, что больше не услышит его.

Вечерело, когда инспектор увидел за окнами своего автомобиля пригородные строения. Еще не надеясь на то, что его выпустили живым, он проехал по центральным улицам, посмотрел на широкие окна полицейского управления и, резко свернув в узенькую улочку, стал петлять по городу. Только здесь, у порога своего учреждения, Барр вдруг почувствовал, что за ним следят. Ему показалось, что если бы он остановил машину, то был бы убит на месте. Инспектор метался по улицам и не мог отделаться от неожиданной мысли, что весь город, все правительство только и ждут, чтобы он привез им папку Грациани. Министр юстиции молился бы на таких полицейских: послушные, не размышляющие ребята- мечта, да и только. Премьер благоволил бы к такому ученому, избавившему страну от забастовок, политических катаклизмов, криков оппозиции, воя левых и правых газет.

Барр увидел, что едет мимо крематория.

«Сжечь, все сжечь,- эта мысль заставила его даже притормозить машину, но тут же он понял, что не сделает этого. Перед глазами встали кадры утреннего ограбления банка. Совершеннейшие биологические роботы с заранее спланированной ненавистью к людям…»

— Боже,- сам того не замечая, инспектор произнес вслух эти слова,-если ты дашь убить меня, они прольют реки крови.

Удивившись своему порыву, неверящий ни во что, кроме своих сил Барр повернул машину к загородному дому комиссара.

«Юнг думает так же, как и я,- решил инспектор,- вместе мы — сила».

Часы показывали девять, когда Барр открыл дверь виллы своего друга и начальника. Оглядевшись, он тщательно запер за собой замок и включил освещение. Тотчас в кабинете зазвонил телефон.

«Неужели что-то задержало его?» — Барр взлетел по лестнице на второй этаж.

— Слушаю.

— Вы нормально добрались, инспектор? — насмешливый голос Линарда заставил Барра опуститься в кресло. — Мой великий учитель, профессор Грациани умер, а поэтому я уверен, что он успел подложить в вашу машину какую-нибудь пакость. Конечно,- он весело рассмеялся,- мне не могут повредить ни его бред, ни ваши немощные потуги. Но я скромен и не хочу лишней рекламы, к тому же я немного обиделся на него и на вас. С Саймуром все ясно, он постарел и выжил из ума, а вы? Вы не остановились у Управления полиции и министерства юстиции, и я понял, что имею дело с умным человеком. Я даже почти успокоился, когда вы затормозили около крематория.

Он опять засмеялся. Барр вспомнил, каким весельем лучились глаза Линарда, когда они сидели за одним столом, и ему стало холодно. Не отнимая телефонной трубки от уха, инспектор начал открывать один за другим ящики стола. В самом нижнем он увидел старый парабеллум, коробку патронов и перевел дыхание.

— Что? Что-то случилось, вы перевели дыхание, почему? А, скорее всего, вы нашли в столе своего шефа оружие. Что вам ближе — «Вальтер», «Беретта» или «Браунинг»? Не обольщайтесь, даже если там лежит крупнокалиберный пулемет, мои мальчики сделают из вас ростбиф. Давайте лучше поговорим,- у Линарда была такая интонация, как будто он сидел напротив Барра. — Мы могли бы договориться. Миллиона долларов, я думаю, вам хватит. Итак?

— Нет.

— Нет? Ну, что ж, вы сами выбрали свой конец.

Телефон отключился, и Барр понял, что остался один. Часы показывали двадцать минут десятого.

«Сорок минут я уж как-нибудь продержусь».

Он зарядил обойму, рассыпал по столу оставшиеся патроны. Потом сунул пистолет за пояс, взял папку с бумагами Грациани и кассету, и кинулся в спальню к сейфу. Внизу загудел дизель тяжелой машины. Еще не веря себе, Барр осторожно отогнул занавеску и увидел под окном школьный автобус, из которого выходили невысокие крепкие мальчишки.

«Экзамен»,- мелькнуло в голове.

Свет уличных фонарей упал на лица детей, они были разными. Инспектор готов был поклясться, что увидел даже японца. И в тоже время мальчики были одинаковы своей сосредоточенной решительностью. Все они были вооружены. Сверху их автоматы и пистолеты казались игрушечными, но Барр почувствовал нервный озноб.

«Нет, сейф они вскроют за несколько секунд. Документы надо спрятать куда-нибудь в другое место».

Он подбежал к бельевому шкафу, отогнул край ковра, вынул решетку вентиляции, но надежного места для бумаг найти не смог. Тогда Барр вытряхнул из полиэтиленового пакета костюм Юнга, вместо него положил бумаги, завернул и открыл дверь туалета. Там он поднял крышку сливного бачка и прямо в воду положил послание Грациани.

«Даже если они запалят дом, решил он,-сюда огонь доберется в последний момент».

Часы показывали двадцать пять минут десятого. Барр сунул ножку кресла в дверную ручку, подтащил к двери диван и прижал его книжным шкафом.

На лестнице раздались легкие шаги.

«Господи, неужели мне придется стрелять в детей?!»

…Когда через девятнадцать минут к дому подъехал комиссар Юнг, он увидел вместо своей виллы огромный костер. Машины Барра нигде не было. На тротуаре стояли пожарные. Юнг обратил внимание на одну странность — входная дверь, снятая с петель, лежала в нескольких шагах от дома. У ближайшего угла разворачивался школьный автобус.