Здесь мы рассмотрим период 6-8 веков. Между такими большими темами напрашивается перерыв, интермедия. И эту лекцию я задумал как переходную. Мы коснёмся здесь некоторых обрядовых моментов, о которых прежде говорить избегали. Потому что для современного церковного сознания, окаменевшего в привычных обрядовых формах это настоящий соблазн. И когда мы со студентами были в Германии, я наблюдал у них неподдельный ужас перед обрядовой практикой протестантов и католиков. А между тем эти формы гораздо древнее наших современных православных.

Итак, под священными изображениями и знаками мы будем иметь ввиду весь комплекс пластических и живописных приёмов, служащих для внешнего выражения религиозной веры. Это тоже объективация человеческого духа, дополняющая словесную (логическую) службу в храме. При этом мы должны учитывать, что до эпохи храмового богослужения (т.е. до середины III в.), когда храмом было само тело христианина и Церковь тоже понималась как Тело, речь может идти исключительно о пластике, т.е. о жестах и позах адорации. С них и начнём.

 

1. Позы Адорации

Мы помним, что первохристиане причащались лёжа, слушали чтения и проповеди сидя. А в каких позах они молились? На этот вопрос отвечает ап. Павел, выражая желание, "чтобы мужи на всяком месте произносили молитвы, воздевая чистые руки без гнева и сомнения". (1 Тим. 2:8). Такие воздеяния рук во время молитвы производили, разумеется и женщины. Эти оранты (букв. "orantes") в большом количестве изображены на стенах катакомб. И, кстати, наша икона т.н. Знамения Божией Матери представляет собой тип такой Оранты, прототип которой восходит к изображению в катакомбной усыпальнице св. Агнессы (2 в.).

Теперь такую молитву употребляют только священники во время Евхаристического канона перед престолом. Но первохристиане все были "царственным священством" и "народом святым". И Василий Великий ещё в 4 веке пишет, что "Простирать во время молитвы руки — это обычный образ молитв святых" ("Творения", том 2, стр. 59-60).

Именно поэтому протестанты, реконструируя у себя первохристианские формы богослужения, ввели молитвенное пение с воздеянием рук (а современные харизматики довели этот обычай до абсурда).

Вот что, однако, читаем у Тертуллиана: "Мы не только поднимаем, но и свободно простираем руки к небу, подобно как Христос простер их на кресте". Здесь есть уже предчувствие той мысли, что человек — это "ноуменальный крест" (Флоренский). И не от сюда ли берёт начало католический обычай молитвы крестом (который, впрочем, практиковался и в Православной Церкви).

Напомню, что древнюю великопостную молитву прп. Ефрема Сирина, по смыслу действующего доныне церковного устава, нам всем следует творить с воздетыми руками (см. "Псалтирь следованная" митр. Киприана). Но, конечно, если бы вздумали так буквально исполнять Устав, то были бы выдворены из храма, как нечестивые протестанты.

Итак, молитвенные позы древних христиан были весьма разнообразны. Они молились сидя и стоя, падали ниц, простирались крестом и, встав на колени лицом к востоку, воздевали руки к небу. Одного только они не делали: не складывали пальцы в щепоть и не осеняли себя современным крестным знамением.

 

2. Эволюция Крестного знамения

Между тем какое-то крестное знамение употреблялось уже по-крайней мере с конца II века, о чём ясно пишет Тертуллиан: "При всяком успехе и удаче, при всяком входе и выходе... приступая к трапезе, возжигая светильники, ложась спать, садясь за какое-либо занятие, мы ограждаем свое чело крестным знамением ". ("О венце воина", 3) — т.е. первоначально крестили только лицо (!), как самую видную часть тела, о чём свидетельствуют многие свв. отцы.

Свт. Амвросий Медиоланский: "Знамение полагается на челе, как на месте стыда, чтобы мы не стыдились исповедовать распятого Христа, Который не стыдился называть нас братьями". Ему вторит Августин Блаженный: "Христос благоволил, чтобы знамение Его запечатлевалось на челе нашем, как на месте стыдливости, для того, чтобы христианин не стыдился поношения Христова". Это уже нач. 5 века. А в середине 6 века св. Герман еп. Парижский, описывая Мессу Галликанской Церкви призывает верных, чтобы они "молча, без набора слов полагали знамение креста перед лицем своим, да не внидет грех через очи, гнев через уши, недостойная речь из уст и только к тому одному направить дух, чтобы принять в себя Христа". (Муретов С. "Исторический обзор чинопоследования..." М. 1895 г. стр. 166).

Так осенение крестом лица входит в литургическую практику. Причём не следует думать, что это какое-то исключительно западное явление. То же было на Востоке: свт. Кирилл еп. Иерусалимский пишет: "Да не стыдимся креста Христова, хотя бы кто и утаил, ты явно печатлей на челе". Свт. Иоанн Златоуст: "Крестное знамение ежедневно начертывается на челе нашем..." и т.д.

Как же оно начертывалось? Ни в одном из ранних свидетельств нет ни слова о перстах и перстосложении. С рубежа 4-5 вв. речь идёт, скорее, об одном пальце, как ясно пишет Блаженный Иероним о прп. Павле Римляне, что она перед кончиной "держа палец над устами, изобразила на них крестное знамение". Блаж. Феодорит Кирский о прп. Маркиане: "святой перстом изобразил крестное знамение", и т.д.

В своих "Чтениях по церковной археологии и литургике" (СПб, 1995 г.) проф. А. П. Голубцов анализирует все подобные свидетельства и заключает:

1.      "Из них видно, что древние крестились вообще рукой" (стр. 241).

2.      "Древние вместо нашего большого креста употребляли малые кресты, полагая их на разных частях тела отдельно — не челе, на устах, на груди..." (стр. 239).

P.S. Сейчас эта древнейшая практика сохранилась только у католиков, которые именно так крестятся, но только один раз за всю Мессу, а именно — перед Евангельским чтением. В молитвеннике у них это поясняется следующим образом:

"Священник: Чтение из святого Евангелия по... При этих словах священника все осеняют себя малым крестным знамением на челе, устах и груди в доказательство готовности верить, исповедовать и соблюдать Закон Господень". ("Молитвенник..." СПб, 1979 г. стр. 149).

Проследим теперь выводы проф. Голубцова о перстосложении:

3.      "Из целого ряда приведённых свидетельств следует, что единоперстие было древней, в течение целых веков существовавшей и значительно распространённой формой перстосложения. Древние любили изображать на себе крестное знамение одним перстом, т.к. это было и удобно при возложении малых крестов... и наглядно показывало единство Божие многобожникам, а им самим напоминало один из главных догматов христианства". (стр. 242).

4.      "Двуперстие, по заключению наших и иностранных учёных... появилось в христианской Церкви в связи с христологическими спорами". (т.е. в 5 веке). "Когда монофизиты стали смотреть на единоперстие... как на символическое, наглядное выражение своего учения о единой природе во Иисусе Христе, тогда православные, вопреки монофизитам, начали знаменоваться двумя перстами, исповедуя тем два естества во Христе" (стр. 243).

5.      "Споры... о Св. Троице, как известно предшествовали христологическим, отсюда вытекает, что троеперстное крестное знамение должно было появиться ранее двуперстного" (стр. 244), т.е. в 4 веке.

6.      "Многоперстное и единоперстное крестное знамения могли одновременно существовать в христианской Церкви, не вытесняя и не исключая друг друга". (стр. 243).

Так, например, прп. Пётр Дамаскин (один из отцов Добротолюбия!) даже во второй половине 12 века учил двуперстию (за что его особо уважают старообрядцы). В Московской Руси, где никогда не умели отличить обряда от догмата эта разница вызвала в 17 веке опустошительный раскол. Древние же смотрели на подобные различия с поразительным благодушием. Перечитайте сейчас "Хождение Игумена Даниила" (12 в.), особенно то место, где греческие и латинские попы совместно служат при Гробе Господне. И вы не увидите ничего кроме великой духовной радости и взаимной любви. А ведь дело происходит уже после т.н. "разделения Церквей"!

 

3. Ставрографическое Развитие

Ставрография (от греч. σταυρος — крест) — это изобразительная традиция, связанная с крестом.

Древнейшее изображение креста представляет собой букву, которая встречается на могилах христиан уже во 2 веке и представляет собой, собственно, монограмму Христа (Χ).

В 3 веке к ней присоединяется буква Ι и монограмма  означает: Иисус Христос.

В начале 4 века соединяются две буквы Χ и Ρ в знак , который назывался "Константиновым" (в память о видении 312 года). Впоследствии эта монограмма именуется также "лабарумом" и существует в разных модификациях, например в венке из листьев или с буквами и по краям:

В 355 г. впервые встречается перечёркнутая , т.е. в монограмме проступает собственно крест.

К концу 4 века он уже выделяется в следующем виде:

И только в царствие имп. Феодосия Великого (379-395 г.) является настоящее изображение креста:

В латинском варианте вертикальный брус длиннее:

Именно такой крест в начале 5 века соединяется с изображением Агнца, что является древним символом Распятия. Обычно Агнец несёт крест в лапках; иногда — лежит (как бы закланный) у его подножия. Часто изображается с проколотым боком, из которого бьёт фонтаном или кровь или источник воды живой (ср. Ин. 1:36; 1 Петр. 1:19).

В 6 веке он, наконец, начинает изображаться в медальоне посреди креста. Но только в 586 г. в одном из месопотамских манускриптов появляется первое изображение распятого Христа.

Ок. 600 г. учёный греческий монах Анастасий Синаит (игумен Синайской горы) пишет знаменитое полемическое сочинение против монофизитов "Руководство" и иллюстрирует его изображением Распятия. При этом он впервые применяет т.н. греческий круцификс, т.е. восьмиконечный крест:

Интересно, что прп. Анастасий Синаит попросил переписчиков своего сочинения каждый раз тщательно перерисовывать этот вид креста. А поскольку прп. Анастасия очень все уважали, то этот крест привился и стал общераспространённым на Востоке. Это именно восточный крест-распятие. А у Западных христиан он — четырёхугольный, т.е. более абстрактный.

Восток же поначалу боролся с абстракциями и символизмом, вплоть до того, что Трулльский Собор 692 г. даже запретил изображение Христа в виде Агнца.

Крест потом ещё долго эволюционировал и сейчас иногда можно видеть под ним полумесяц. Это обычно толкуют как символ победы над исламом. Византия действительно вела с исламскими народами изнурительные войны. Но Крест Господень, который в 630 г. имп. Ираклий возвратил в Иерусалим, был отбит у персов, а не у арабов (которые под руководством Мухамеда только ещё завоёвывали Мекку).

Так что здесь, скорее всего, аберрация исторической памяти. И, как показал Голубцов, под крестом первоначально был не полумесяц, а... змей — тот самый, искуситель Адама и Евы. Крест это символ победы над искушением и грехом. И над их последствием смертью. Потому под крестом впоследствии стали изображать череп. Искупительный подвиг Нового Адама смывает грех с черепа Адама Ветхого, восстанавливая его от смерти в жизнь. И т.д.

 

4. Рождение Иконы

Иконы в собственном смысле (как священные изображения) мы впервые находим у гностиков (например, у Карпакратиан). Это естественно потому, что именно гностическая традиция в предельных формах выражала разрыв с Ветхозаветной традицией, запрещающей такие изображения. Может быть это внецерковное происхождение иконы и объясняет её запрет на Эльвирском Соборе 306 г.

Следовательно, в отношении к Доникейскому периоду мы вряд ли имеем право говорить о церковной иконописи. Да и после Никеи всё изменилось далеко не сразу. Так, Евсевий Памфил еп. Кесарийский, всегда выражавший мнения официальной Церкви, ещё относится к "портретам" Христа и апостолов, как к чисто языческому искусству. Он пишет:

"Не следует удивляться, что язычники таким образом хранят память о благодеяниях, полученных ими от Спасителя. Мы видели образы апостолов Петра и самого Христа, которые сохранились в красках до нашего времени. Это было естественно, так как древние имели обычай почитать их таким образом, без задних мыслей, как спасителей, согласно существующему у них языческому обычаю" ("Церковная история", 7, 18).

В этой связи возникает вопрос: как мы должны оценивать фресковую живопись римских катакомб? Это была ещё, конечно, не иконопись, а особое символическое искусство, которое не запрещалось в Ветхом Завете (Ср. например, символические украшения Скинии). По происхождению эти символы были библейскими (например, агнец), собственно христианскими (рыба) и чисто языческими (Орфей). Важен был, конечно, не сам по себе Орфей, а то, что он сходил в Аид, как Христос — во ад.

Прот. А. Шмеман пишет: "Ранняя Церковь не знала иконы в её современном догматическом значении. Начало христианского искусства — живопись катакомб — носит символический характер, как определил его проф. В. В. Вейдле, "сигнитивный". Это не изображение Христа, святых или разных событий священной истории, как на иконе, а выражение определённых мыслей о Христе и Церкви... В искусстве сигнитивного типа показательна не трактовка его тем (ибо, как они трактованы для его целей безразлично), а самый их выбор и их сочетание. Оно склонно изображать не столько божество, сколько функцию божества. Добрый Пастырь саркофагов и катакомб не только не образ, но и не символ Христа; он — зрительное ознаменование той мысли, что Спаситель спасает... Искусство это в подлинном смысле слова вообще не может быть названо искусством. Оно не изображает и не выражает: оно знаменует..." ("Исторический путь Православия", Париж, 1989 г. стр. 246).

На вербальном уровне эту функцию знаменования выражает, например, надпись на гробнице св. Аверния еп. Иерапольского (2 век): "Вера вела меня повсюду и повсюду она предлагала мне в пищу рыбу от источника жизни, ту большую чистую рыбу, которую держала в своих недрах непорочная Дева и которую Она давала друзьям для ядения во все времена..."

Подобные погребальные надписи и изображения — необходимая ступень к собственно иконописи. Переход совершился вместе с переходом от обычного христианского погребения к почитаемой гробнице мученика. Это потребовало не только зданий нового типа ("Мартириум" и "Анастасис" Крнстантина Великого), но и изображений нового типа. Например надгробное изображение апы Шенуте (св. Синутия — ученика Пахомия Великого и настоятеля Белого монастыря в Египте) уже почти икона (это 450 год).

Другим катализатором процесса были христологические споры 5 века, которые вызвали интерес к человеческому облику Христа и Божией Матери. Так 3 Вселенский Собор (431 г.) утвердил особое почитание Богородицы (Теотокос) и т.о. породил идеал женской святости. Уже через 20 лет (в 450 г. по свидетельству византийского историка Феодора Чтеца) императрица Евдокия (жена Феодосия 2, сосланная им в Иерусалим) обретает там образ Богоматери с Младенцем и посылает его в КПль, как якобы написанный самим ап. Лукой. Это была ещё реликвия (типа пояса и ризы Богородицы, находящихся в КПле) и это была уже икона.

К тому же времени относятся легенды о платах, на которых Спаситель оставил свой нерукотворный образ (главный из них будет чудесно обретён в Эдессе в 6 веке). И это следует рассматривать как первые попытки обосновать зарождающееся иконопочитание церковным преданием.

Т.о. мы можем довольно точно датировать рождение иконы серединой 5 века.

 

5. Становление Иконопочитания

Древнейшие сохранившиеся иконы (из мон-ря св. Екатерины на Синае) относятся к нач. 6 века. Они исполнены в технике энкаустики (восковых красок) и обладают поразительной портретной реалистичностью. Ведь цветной воск способен передать все оттенки тела и даже блеск глаз — как на фаюмских портретах!

Скорее всего, это действительно были портреты известных подвижников и епископов. О том, что их писали с натуры, свидетельствуют многочисленные источники. Так, например, мы знаем, что в 590-х годах была написана портретная икона с прп. Авраама из Луксорского мон-ря (когда он стал еп-пом Гермонфиса). По смерти Авраама братья монастыря с почтением хранили её у себя. При патриархе Сергии КПльском (610-638 гг.) прп. Феодор Сикеот посетил братию м-ря Ромайон и два искусных монаха, тайно наблюдая за ним через окошечко, написали с него икону!

Эти и другие поразительные факты приводит Джудит Херрин. В своей интересной статье "Женщины и иконопочитание в ранней Церкви" она доказывает, что заказчицами и почитательницами подобных портретных икон были, в основном, византийские женщины. Это был для них способ личного общения с праведником. Ведь благочестивая византийская жена редко покидала дом мужа. Но на стене у неё висела икона святого, написанная так, что создавался эффект всевидящего взгляда, от которого ничего не скрыто. Вся жизнь женщины, вплоть до мелких домашних забот, проходила под этим взглядом и возвышалась до служения. Это предполагает глубоко личный характер религиозного чувства. Это не всегда понимали мужчины, склонные к более отвлечённой догматической религиозности. Вот почему иконоборцами будут, в основном, мужчины, а защитницами икон — в основном женщины: императрица Феодора (жена иконоборца Феофила), императрица Ирина и др. (см. сб-к "Восточнохристианский храм. Литургия и искусство", СПб, 1994 г. стр. 94-99).

Как это почти всегда бывало в истории Церкви, живой религиозный опыт предшествовал догматическому осмыслению. И мужчины склонны были воспринимать новоявленный культ икон, как модное женское суеверие. Правда, у них были к тому и достаточно веские поводы. Вот что пишет прот. А. Шмеман:

"В массах иконопочитание преломлялось иногда грубым и чувственным суеверием... Появился обычай брать иконы в восприемники детей, примешивать соскобленную с икон краску в евхаристическое вино, причастие класть на икону, чтобы получить его из рук святых и т.д. "В массе этих явлений, несомненно, давало себя знать грубое извращение церковного обряда. Чествование икон приближалось к идолослужению и превращалось в чествование самого вещества их" (Болотов). Иными словами, с иконопочитанием происходило то, что раньше происходило часто с культом святых и почитанием мощей. Возникнув на правильной христилогоческой основе, как плод и раскрытие веры Церкви в Христа, — они слишком часто отрываются от этой основы, превращаются в нечто самодавлеющее, а следовательно, ниспадают обратно в язычество" ("Исторический путь православия", стр. 248-249).

Поэтому на рубеже 7-8 веков именно среди восточных епископов (а не где-нибудь) возникли иконоборческие настроения. КПльский патриарх Герман начал богословскую дискурсию. Но тут на сторону иконоборцев встал император Лев 3 Исавр (717-741 гг.), а император на Востоке был тогда уже главой Церкви. Ок. 730 г. он издал указ против икон, прогнал патриарха Германа и начал открытое гонение на иконопочитателей. Запад единодушно осудил его, но только подлило масла в разгоравшийся огонь.

Преемники Льва 3 — Константин 5 Копроним и Лев 4 Хазарин периодически возобновляли гонения. Но, как всегда в истории Церкви, это только сплотило гонимых. Из их среды вышли крупнейшие богословы 8 века прп. Иоанн Дамаскин († ок. 750 г.) и прп. Феодор Студит († 826 г.). Они раскрыли смысл иконы, как свидетельства о Боговоплощении, как изображения, наполненного благодатной энергией изображаемого. Из этого богословия и выросло догматическое оправдание иконопочитания на Соборах 787 г. (7 Вселенский) и 843 г. (Торжество Православия).

Но нас здесь интересует не догматика и даже не сама история иконопочитания, а его литургический аспект. Ведь ясно же, что просто почитания икон (висящих в домах благочестивых женщин) и включение их в храмовую литургическую жизнь — это совершенно разные явления.

 

6. Включение Иконы в Богослужение

Обычно считают, что литургическое поклонение иконам (т.е. их включение в церковную службу) произошло уже в пост-иконоборческое время: т.е. не ранее сер. 9 века. Это не совсем верно.

Недавно (в 1988 г.) французский исследователь Мишель ван Эсброк установил, что по обычаю, установленному патриархом Тимофеем I (511-518 гг.) во время Акакиевской схизмы в КПле каждую ночь с пятницы на субботу совершалась процессия и служба в честь Богоматери. Легко увидеть здесь заимствование из Иерусалимской церкви, где по пятницам совершались литании из Сиона в Гефсиманию (это было формой кануна для приготовления к субботе, литургически посвящённой Богородице).

Так вот: такая процессия-литания (в Кпле она называлась "пресбейа") пересекала весь город. А начиналась она от Влахернского храма, из которого выносили большую процессиальную икону Богородицы и она как бы возглавляла шествие. А за ней шёл народ восклицая "Кирие Элейсон!" И впоследствии в этот обряд был введён Акафист. И к общегородскому шествию стали присоединяться процессуальные иконы, являвшиеся собственностью других храмов. ("Восточнохристианский храм", стр. 40-42).

Следовательно, иконы, начиная с 6 века вовлекались в церковную службу через процессии и это был первый путь включения иконы в литургическую жизнь.

Далее: также от 6 века мы имеем поэтическое описание Св. Софии КПльской, составленное Павлом Силенциарием в связи с новым освящением храма в 563 г. т.е. при имп. Юстиниане I (см. там же, стр. 133-136). И в этой своей поэме Павел пишет, что над колоннами, т.е. собственно на архитраве алтарной преграды св. Софии уже имелись чеканные диски (т.е. медальоны) с изображениями Христа, Богоматери, ангелов, пророков и апостолов.

Как бы мы не толковали это описание, несомненно, что из этого зерна и вырастет последующий иконостас. Конечно, в 6 веке не было ещё даже Деисуса. Но двери кивория уже украшает древнейшая композиция (т.н. "Передача Завета"): Христос с книгой Нового Завета в левой руке — правой благословляет апостолов Петра и Павла.

Следовательно, эта декорация алтарной преграды была вторым путём включения иконы в литургическую жизнь.

И, наконец, вспомним случаи чудесного заступничества от икон, которые иногда приобретали государственный масштаб. Кажется первый такой случай произошёл в 627 г. когда имп. Ираклий отправился в поход на персов, а в это время наши далёкие предки-славяне под командованием аваров осадили КПль. Город был спасён только чудом, которое, конечно, приписали Богородице. И в Ватиканской хронике сохранилось изображение Ираклия, приносящего благодарственную молитву перед иконой Одигитрии.

Напомню, что императорский церемониал оказывал колоссальное влияние на становление Византийской литургии. По существу, она и сложилась в сочетании с дворцовыми процессами, императорскими входами и выходами. И само поклонение императора чтимой иконе-покровительнице (такие иконы назывались proskynesis) было, конечно, оформлено самым торжественным литургическим образом.

Следовательно, это был третий путь включения иконы в литургическую жизнь.