В американской печати было много инсинуаций, вымыслов, фальшивок о связях "Храма народов" с советским посольством. Надо подчеркнуть, что контакты членов Джонстауна с советскими дипломатами не носили какого-либо "особого" характера. Это были обычные деловые визиты в советское посольство иностранных граждан в часы, специально отведенные для приёма посетителей. Посольство СССР официально информировало МИД и Министерство внутренних дел Гайаны о том, что организация "Храм народов" пригласила советских представителей посетить Джонстаун для чтения лекций и бесед. Министр внутренних дел Гайаны В. Минго лично дал разрешение на такую поездку сотрудникам советского посольства. Ниже публикуется то, что рассказал об этой поездке советский консул Федор Михайлович Тимофеев авторам этой книги.

— Рано утром 27 сентября 1978 года мы с доктором Федоровским выехали из Джорджтауна в аэропорт Тимери. Было шесть часов, солнце сияло, но еще стояла прохлада, дул свежий океанский ветер, который сбивал нарастающую жару. В аэропорту нас ждали Шэрон Амос, Паула Адамс из руководства "Храма" и пожилая незнакомая женщина с внуком пяти лет. Двое последних, как нам объяснили, возвращались из поездки в Соединенные Штаты, где гостили у родственников. Пожилая женщина говорила, что с нетерпением ждет встречи со своими детьми в Джонстауне, рассказывала о жизненных трудностях, которые терпят находящиеся в Калифорнии ее сестра и брат.

Письмо за подписью члена руководства коммуны Джонни Джонса консулу Ф. М. Тимофееву с приглашением посетить Джонстаун, прочесть лекцию о Советской Конституции и дать пояснения некоторых ее статей

Мы летели в Джонстаун на двухмоторном самолете "Сесна", том самом, который через полтора месяца привез конгрессмена Райана и сопровождавших его лиц в Джонстаун. Полет продолжался около часа на небольшой высоте. Внизу виднелись сплошные заросли джунглей, небольшие речушки. Приземлились в Мэтьюз-Ридж, так как аэродром Порт-Кайтума, ближайший к Джонстауну, был на ремонте.

Наша поездка в общину была санкционирована министерством иностранных дел и министерством внутренних дел Гайаны. Министр внутренних дел В. Минго накануне сам позвонил в советское посольство, подтвердив свое разрешение на наш визит в Джонстаун, целью которого было ознакомление с жизнью сельскохозяйственной коммуны и чтение лекций о Советском Союзе. Готовясь к встрече с жителями Джонстауна, я подобрал материалы для лекции о культуре, сельском хозяйстве, медицине в СССР, хотел также прочесть лекцию на тему о религии. Но ее пришлось отменить на месте, так как выяснилось, что никто из членов сельскохозяйственного кооператива не интересуется этой темой, поскольку не верит в бога! Рядовые члены "Храма народов", с которыми мне приходилось беседовать позже, объяснили, что многие из них вступили в организацию глубоко верующими. Да и Джонс в начале 70-х годов был проповедником, но, видя, как в США именем бога вершат злодеяния — убивают народ во Вьетнаме, приговаривают ни в чем не повинных людей к смертной казни, они стали искать другой путь к духовному счастью. Мне процитировали слова Джонса: "Именем бога творят преступления. Подлинным творцом счастья может быть только сам человек, если он освободится от капиталистического зла". В Мэтьюз-Ридж вместо здания аэропорта стоял деревянный барак. Мы вышли из самолета. Через 10–15 минут появился грузовик. Вместе с нами в него сели несколько гайанцев, которых Амос согласилась подвезти до Порт-Кайтума. Бабушка с внуком разместились в кабине, а мы сели в кузов. До Джонстауна ехали два с половиной часа по грунтовой дороге. Меня поражала красота джунглей. Огромные зеленые бабочки, размах крыльев которых достигает 30 сантиметров, кружились над нами. Один раз водитель не успел затормозить, и наш грузовик переехал большого удава, переползавшего через дорогу. Мы все вскочили, чтобы посмотреть, что произошло с удавом. Оказалось — ничего. Он как ни в чем не бывало продолжил свой путь и скрылся в траве.

По дороге Шэрон и Паула рассказывали о взаимоотношениях с местным населением, основу которого составляют индейцы. Члены "Храма" и эти люди жили в мире и дружбе. Врач Шахт лечил взрослых и детей индейцев, делился с ними продуктами, спасал от ран, от укусов ядовитых змей.

Через полтора часа после выезда из аэропорта начался сильный тропический ливень. Мы укрылись брезентом, но он не спасал: дождь лил как из ведра. Мы промокли до нитки, однако это не испортило нашего настроения. Вскоре мы подъехали к арке из красного дерева, где было написано: "Добро пожаловать в Джонстаун, образцовый сельскохозяйственный и медицинский кооператив". Рядом с аркой была небольшая деревянная будка, в которой дежурило два члена коммуны. Забор отсутствовал.

Вместо него были джунгли по обеим сторонам дороги. Я спросил Шэрон Амос, имеется ли у дежуривших оружие. Она ответила, что нет, а вообще в поселении есть 10–15 охотничьих ружей и два пистолета. Но главное наше оружие, сказала Шэрон, — это арбалеты для охоты на дичь, кабанов — пекари, как их здесь называют.

Через десять минут после того, как мы миновали арку, картина переменилась: джунгли расступились, и мы увидели посевы касавы, огороды с зеленью и апельсиновые сады. Шэрон сказала, что расчищать джунгли и сохранять посевы — очень тяжелый труд. Если не следить повседневно, то через неделю-другую все отвоеванное у джунглей пространство вновь покроется лианами и непроходимыми кустарниками. В память о сражении с джунглями, в результате которого был отвоеван участок земли, у дороги лежал огромный ствол спиленного красного дерева диаметром около двух метров. Дождь усилился, и через несколько минут наш грузовик окончательно забуксовал. Водитель предложил пересесть в стоявший неподалеку трактор "Катерпиллер" с прицепом. Мы сели на платформу и въехали в Джонстаун. Дождь перестал. Нас, мокрых до нитки, встречали человек десять. Среди них я увидел знакомые лица: Майкла Проке а, Дебору Тушет и других, приходивших ко мне в посольство в Джорджтауне. Самого Джонса не было. Нас отвели в один из домов, куда принесли сухую одежду. Мне — потертые, но чистые джинсы и шорт-джек, гайанскую национальную рубаху навыпуск с короткими рукавами и накладными карманами. Сменил одежду и Федоровский. Нашу забрали, сказав, что ее постирают в общественной прачечной и утром вернут.

Через полчаса приемный сын Джонса Джонни пришел и сообщил, что отец ожидает нас в павильоне. Вдоль его стен стояли деревянные столы и стулья. Часть из них была занята пожилыми женщинами. Одни занимались вязанием, другие шили на электрических швейных машинках одежду. В углу я увидел группу людей, перед которыми лежали тетради и книги. У классной доски стояла учительница. Шел урок русского языка.

Джонс тепло приветствовал нас. Он был в солнцезащитных очках, в синей с белым кантом рубахе. Джонс предложил следующую программу: вначале ознакомиться с поселением, а затем организовать беседы, с кем мы пожелаем. Джонс, Амос, Джонни Джонс и Майкл Прокс сопровождали нас при осмотре коммуны. Мы отправились в детский комплекс, в котором жили малыши от ясельного возраста до семи лет. Он был очень чист. Все няни — в белых халатах. Дети радостные и ухоженные. Я увидел, как они играют в те игрушки, которые выставлялись на выставке в Джорджтауне. Затем нам показали боксы для новорожденных, рассказали, что здесь родилось уже более 30 маленьких граждан коммуны. Умер только один. Метрах в 15-ти от детского комплекса находилась могила матери Джонса, обнесенная деревянной оградой. Мы почтили ее память.

Потом мы прошли в механические мастерские, где вместе со взрослыми ремонтировали трактора подростки. Они делали приспособления для искусственного орошения полей, различные изделия для жилых помещений. Подростки проходили производственную практику. Нам сказали, что они с восьми утра до четырнадцати часов учатся в школе, а после шестнадцати до девятнадцати часов обучаются ремеслу, готовясь стать механиками, слесарями. К нам подошла Диана Уилкинсон в комбинезоне и промасленной кепке. Ее лицо показалось мне знакомым. Я спросил Диану, откуда я мог ее знать. Она ответила, что встречалась со мной в культурном центре в Джорджтауне во время концерта. Я вспомнил эту негритянку и ее удивительно сильный голос. Она пела тогда в Джорджтауне с большим успехом. Оказалось, что в коммуне Диана работала старшим механиком, умела водить тракторы и бульдозеры, обучала этому делу ребят. Джонс сказал мне, что Диана до вступления в "Храм народов" очень страдала из-за того, что лицо ее было обожжено в результате пожара. На деньги "Храма" ей сделали пластическую операцию, вернув привлекательность, красоту.

Мы прошли в столярные мастерские, где делали мебель, сколачивали заготовки для постройки домов. Джонс сказал, что с жильем пока туговато. Но фундамент для ста новых домов уже заложен. Тогда будет просторнее.

Нам показали общежитие, в котором жили холостые юноши. Койки стояли в два яруса. В помещении никого не было. Все находились в поле, в мастерских, на расчистке джунглей. Экскурсия могла продолжаться еще долго, но я сказал, что мы с Федоровским немного устали и хотели бы отдохнуть. Джонни Джонс взялся нас проводить. По дороге к одному из домов мы встречали членов "Храма". Они здоровались с нами по-дружески, говорили, что рады видеть в Джонстауне. Многие приветствовали нас по-русски: "Здравствуйте, товарищи!" Я спросил, откуда они знают русский язык. Джонни Джонс ответил, что после того, как члены коммуны единогласно решили переехать в Советский Союз, все без исключения принялись интенсивно изучать русский язык. "Завтра вы побываете в школе и сможете поговорить с нашими учениками по-русски", — пообещал Джонс-младший. Я поинтересовался, как преподается русский язык. Оказалось, что преподаватели школы вы писали из Соединенных Штагов лингафонные курсы русского языка, а также 20 учебников для англоговорящих слушателей. Мы узнали, что в Джонстауне изучают также испанский, португальский языки, хинди.

Как поставлено обучение, я узнал на следующий день, когда посетил занятия в школе "Храма". Она находилась в метрах ста от главного павильона. Это была довольно внушительная постройка из десяти комнат. В одном из классов учились ребята лет 14–15. Шел урок русского языка. Когда мы с Федоровским вошли, ученики встали и, немного картавя, сказали: "Здравствуйте, товарищи". Я ответил на их приветствие и спросил по-русски, что они сейчас изучают. Нестройным хором ученики ответили: "Мы занимаемся русской литературой". Потом все сели. На первых порах я не знал, какие вопросы задавать этим ребятам, мулатам, индейцам и неграм, которые так дружно и приветливо встретили нас. Я спросил, каких русских и советских писателей они знают. Руки подняли человек десять. Учительница дала слово негритянскому мальчику в белой футболке. Он ответил: "Мы сейчас читаем стихи Пушкина, изложение романа "Война и мир" Льва Толстого. Раньше мы изучали Маяковского, но у него очень трудные стихи, хотя и очень революционные".

Затем сам Джонс обратился по-английски к детям: "Расскажите товарищу Тимофееву, что вы знаете о принципах советской внешней политики?" Встала светлокожая белокурая девочка, с небольшим акцентом она ответила по-русски: "Советский Союз борется за мир, против войны и гонки вооружений. Он поддерживает борьбу за освобождение африканских народов, вместе с Кубой помогает Анголе и Мозамбику, выступает за дружбу народов".

Джонс попросил учительницу перевести ему ответ школьницы и одобрительно кивнул головой. Извиняясь, она сказал: "Наши дети имеют больше времени для изучения русского языка, чем взрослые. Я, к сожалению, знаю всего лишь двадцать — тридцать фраз. Мне надо подтянуться!" И обращаясь к школьникам, Джонс спросил: "Как вы считаете, ребята?" Те ответили: "Да, дэд, приходите к нам в класс".

Среди документов "Храма народов" у меня сохранился перечень вопросов и ответов на машинописных листах о текущих политических событиях для обсуждения на школьных занятиях и собраниях членов коммуны. Вот эти вопросы.

О фашизме: какие фашистские диктатуры существуют сегодня в мире? Какова ситуация в Чили? В какой стране зародился фашизм, что означает слово "нацизм"? Что такое сионизм?

О Бжезинском и трехсторонней комиссии: кто такой Бжезинский? Кто подал идею об организации трехсторонней комиссии? Для чего? кто входит в эту комиссию? Как она влияет на правительство США?

О советских кинофильмах, просмотренных в Джонстауне: где и когда произошла социалистическая революция? Почему нацисты напали на СССР? Сколько советских людей погибло в войне? Как в Советском Союзе относятся к иностранным студентам? Как в СССР охраняют диких животных и окружающую среду? Какова система образования в СССР?

О текущих событиях в мире: как президент Картер обнажил свое лицемерие поддержкой никарагуанского диктатора Самосы, когда разглагольствовал о правах человека? Как проявляется лицемерие Картера в его внутренней политике?

Приведу ответ на последний вопрос:

"Содержатся за решеткой, несмотря на возмущение широкой международной общественности, политические заключенные — "уилмингтонская десятка", тысячи черных, чикан ос, индейцев, пуэрториканцев. Урезаются деньги, предназначенные для бедных, и расходуются на военные нужды. Нищета и безработица — вот нарушения прав человека в США. В Советском Союзе нет безработных, право на труд — основное право человека — обеспечено в этой стране".

Каковы последние акции рабочего класса США против угнетения?

В ответе на этот вопрос рассказывается о забастовке железнодорожников.

Что случилось с комитетом конгресса по расследованию покушений?

Ответ: "Он сворачивает свою работу. Они даже не упоминают об участии таких организаций, как ФБР и ЦРУ, в убийствах". Каковы главные принципы внешней политики СССР? Ответ: "Обеспечивать единство социалистического содружества, развивать торговлю с соцстранами, бороться за мир, против гонки вооружений, за ослабление международной напряженности, поддерживать народы, борющиеся против империализма…

В семь часов вечера за нами зашел Джимми Джонс и провел нас в павильон. Столы еще накрывались, их расставили в павильоне буквой "П". На столах лежали алюминиевые ложки, вилки, стояли тарелки, пластмассовые стаканчики. Видимо, ужин запаздывал. Дети и кое-кто из взрослых в ожидании ужина играли в лото и другую игру, похожую на бильярд. Ко мне подошел мальчик лет десяти и довольно смело спросил: "Вы наш гость из советского посольства?" Я утвердительно кивнул головой. Он опять спросил: "А правда ли, что все русские — отличные шахматисты?" Я ответил: "Пожалуй, да. И чемпион мира — представитель нашей страны". Он поддакнул: "Я знаю, Карпов. А вы играете в шахматы?" Я ответил, что играю, и мы сели за стол. Вокруг сразу же собрались болельщики, появилась мать подростка и что-то укоризненно прошептала ему на ухо. После этого мальчик спросил меня: "Может быть, вы не хотите?" Но фигуры были уже расставлены. Паренек для своих лет играл очень хорошо. И я быстро почувствовал, что мне несдобровать. Победу моего соперника встретили всеобщим восторгом. Но тут подошел Джим Джонс. Все сели за стол. Ужин был обильный. Вначале салат из зеленой фасоли с соусом, потом рыба с жареной касавой. Это — что-то похожее на наш картофель. Я спросил, где берут рыбу. Джонс ответил, что ее меняют на продовольствие и одежду у рыбаков из Порт-Кайтума. Рыба в поселке считается деликатесом. Но местные кулинары научились прекрасно готовить акул, которые здесь стоят дешево. Мы ели также снэппер — рыбу типа лосося, один из самых дорогих сортов рыбы в Гайане. Джонс объяснил, что эта рыба подана сегодня к столу по случаю визита в Джонстаун советских представителей.

Люди, не торопясь, подходили к столу и клали себе в тарелки, что хотели: кто курицу, кто мясо, кто рыбу. Продуктов было в избытке. Мясо и куры были хорошо обжарены и политы острым соусом. Однако нам еду принесли на блюде. Я в шутку заметил Джонсу, что это недемократично. Он рассмеялся и сказал: "Сегодня мы можем это позволить". Вокруг нас сидело все руководство "Храма народов" — его центральный комитет. Две трети комитета были негры. Остальные белые.

После ужина начался концерт. Программа была той же, которую я уже видел в культурном центре в Джорджтауне. Перед началом концерта местный оркестр исполнил "Интернационал". А завершился вечер пением Гимна Советского Союза. Я записал незабываемое для меня исполнение нашего Гимна в далеких джунглях Гайаны на магнитофон, и эта пленка до сих пор хранится у меня как одна из самых дорогих мне реликвий. Я спросил Джонса о программе на следующий день. Он ответил, что после завтрака будем продолжать осмотр Джонстауна. А после обеда он хотел, чтобы врач Федоровский проконсультировал его и еще нескольких человек.

Спали мы в гостевом доме — метрах в ста от павильона. К дому вела дорожка, обсаженная гладиолусами, декоративными ананасами с красной листвой. Дом был деревянный и состоял из двух комнат. В нашей комнате стояли две кровати с белоснежными простынями.

Утром нас разбудили в семь. Обычно в Джонстауне поднимались в шесть, а в семь завтракали. Поэтому, когда мы пришли в павильон, большинство людей уже ушли на работу. На столе для нас были приготовлены чашки кофе с молоком, хлеб с яичницей, сладкие булочки.

После завтрака мы продолжили осмотр детского сада. Нам показали рисунки детей: речка, солнце, джунгли. Рядом с детским садом был маленький зоопарк, в нем жили обезьяна Магги, крокодил и питон. А чуть дальше в вольере — муравьед, тапир, несколько попугаев, тукан, дикие свинки. У каждого из зверей были свои "покровители" — любители животных. Я видел, как один из мальчиков прогуливал по улице Джонстауна муравьеда, ведя его на цепочке.

Затем мы осмотрели небольшую птицеферму, которую обслуживали дети. Они помогали выращивать цыплят. Нужно было видеть, как дети возились с желтенькими комочками, кормили и поили молодняк. Взрослые приучали детей любить все живое.

Джонс рассказывал, что за время после создания поселения его посетило больше 500 человек — гайанцев и иностранных граждан, сотрудников посольства США, представителей других посольств в Гайане, государственных и общественно-политических деятелей, журналистов. Нам показали книгу отзывов, в которой многие из них сделали записи. В этом альбоме с богатым кожаным переплетом было листов пятьсот. Я прочел несколько записей. Они были и короткими, и пространными, но все свидетельствовали о восхищении людей, увидевших уникальную, процветающую в центре диких гайанских джунглей сельскохозяйственную коммуну. Я обратил внимание на то, что в этих записях часто встречалось слово "рай" — люди писали о возникшем у них впечатлении, будто они побывали в раю и видели счастливых, одухотворенных людей, живущих в гармонии между собой и с дикой, первозданной природой.

Мы с Федоровским тоже сделали запись в книге посетителей коммуны. Где она сейчас, эта книга? Видимо, была захвачена американскими войсками специального назначения, которые высадились в Джонстауне.

У меня есть все основания считать, что специальные службы, замешанные в истреблении членов "Храма народов", завладели его документами, его архивом. К примеру, текст моей беседы с делегацией "Храма", беседы, которая состоялась 23 марта 1978 года в советском посольстве и о которой знали лишь советская сторона и руководство коммуны, был опубликован в Соединенных Штатах через три дня после убийства в джунглях и распространен американскими агентствами по всему миру. Обедали мы вместе с Джонсом. Ели луковый суп, налитый в деревянные чашки, салат, жареную курицу.

Я подумал, что для тех американцев, которые привыкли обедать в ресторанах на Пятой авеню или на Бродвее в Нью-Йорке, возможно, такой обед показался бы скромным, но для людей, которые в США голодали неделями, рылись в помойках и мусорных баках в поисках съестного, помногу часов выстаивали в очередях за миской похлебки, для этих людей получать ежедневно трехразовое бесплатное питание высокой калорийности было, несомненно, большим благом. Блюда, которые подавались в коммуне, готовились из традиционных гайанских продуктов. За составлением меню и качеством пищи внимательно следили не только руководство коммуны, но и врач.

После обеда нам с доктором Федоровским показали два кинофильма, записанные на видеопленку. Одна из лент рассказывала о выступлении Анджелы Дэвис в штаб-квартире "Храма народов" в Калифорнии по случаю 200-летия США. На другой был записан художественный кинофильм о Мартине Лютере Кинге. В своем выступлении Анджела Дэвис благодарила членов "Храма народов" за моральную и материальную поддержку, которую они оказали ей, когда американские власти бросили ее за решетку. Мне запомнились такие слова Анджелы: "Я родилась в Америке, которая празднует свое 200-летие. Но миллионы негров не чувствуют этого праздника — они бесправны. Меня могут спросить, счастлива ли я. Я отвечу: да! Потому что сейчас миллионы моих братьев и сестер — негров, чикан ос, пуэрториканцев — объединяются, чтобы покончить с расовым угнетением".

После просмотра фильмов мы посетили библиотеку коммуны. В ней было больше десяти тысяч книг. "У читателей популярностью пользуются книги, полученные из вашего посольства, о Советском Союзе, об искусстве, культуре вашей страны", — сказал сопровождавший нас Джонс. Мне показали полное собрание сочинений Карла Маркса и Владимира Ильича Ленина на английском языке. Я подарил библиотеке несколько иллюстрированных альбомов об СССР.

Вечером мы участвовали в политическом форуме, на который пришли все желающие. Лишь 30–40 пожилых людей после ужина отправились отдыхать, большинство же осталось в павильоне. На сцену вышли ведущие этого политического собрания. Они напомнили всем, что в течение последней недели по радиосети Джонстауна транслировались передачи на различные политические темы. Ведущие предложили обсудить на общем собрании отношение поселенцев к этим передачам. Со сцены начали задавать вопросы сидящим в зале. Один микрофон был в руках у ведущих, а среди слушателей в разных концах зала разместилось еще пять-шесть микрофонов. Каждый желающий отвечать или спрашивать мог подойти к микрофону и высказаться. Как правило, желающих высказаться по каждому из вопросов было много. Я судил по поднимаемым рукам. Иногда между слушателями завязывались диалоги, возникали диспуты, в которых участвовали и подростки, и старики.

Форум закончился часов в 11 вечера. Николай Федоровский отправился отдыхать, а меня Джонс пригласил побеседовать с членами руководства "Храма народов". В их числе были Шэрон Амос, Катрин Катсарис, Роза Мюллер — главный казначей коммуны, Паула Адамс — учительница из Калифорнии.

Первый вопрос, который был задан, касался возможности переселения всех членов организации "Храма народов" в Советский Союз. Прежде всего говорили об отправке детей. Я подробно рассказал о порядке приема иностранцев в советское гражданство, перечислил документы, которые необходимо представить для оформления. Что касается детей, то я поинтересовался, все ли они являются родными для взрослых поселенцев коммуны. Джонс ответил, что больше 50 мальчиков и девочек приемные.

Но все случаи усыновления и удочерения детей были надлежащим образом юридически оформлены американскими консульскими должностными лицами. Джонс сказал, что почти каждый месяц в Джонстаун приезжают представители американского консульства в Гайане, которые контролируют соблюдение законности в этих вопросах, сами участвуют в оформлении юридических процедур усыновления, а также решают вопросы о юридической дееспособности членов "Храма народов". "Мы всегда показываем американскому консулу все, что он хочет увидеть, он свободно беседует с теми людьми в поселке, с которыми пожелает побеседовать, — сказал Джонс. — С точки зрения американского закона консул Ричард Мак-Кой не имеет к нам никаких претензий". Джонс поинтересовался также возможностью перевода денежных средств коммуны в советский Внешнеторговый банк из отделения швейцарского банка в одной из развивающихся стран. Я спросил, чем вызвана такая необходимость. Ведь с точки зрения обеспечения сохранности, тайны вкладов швейцарские банки пользуются солидной репутацией. Джонс ответил, что располагает точной информацией о секретных соглашениях ФБР и ЦРУ с рядом швейцарских банков, и по запросу этих служб тайна вкладов может быть раскрыта. Американские спецслужбы заключили такие соглашения под предлогом "борьбы с международной мафией и торговлей наркотиками". Однако на деле они используют эти соглашения для получения информации обо всех интересующих их вкладах, отнюдь не связанных с преступным миром. Джонс сказал, что руководство "Храма" имеет сейчас около одного миллиона долларов США наличными и готово перевести их в любое из отделений Внешторгбанка СССР. А остальные средства, которые составляют примерно 10 миллионов американских долларов и лежат в швейцарских банках, они желали бы перевести в советский банк в начале следующего, 1979 года, когда закончится срок выплаты процентов по срочному вкладу. Я ответил, что проинформирую Внешторгбанк об этих намерениях "Храма народов". "Если члены его руководства хотят встретиться с представителями этого банка, то я готов выдать визы для поездки в Советский Союз", — сказал я Джонсу.

Джонс ответил, что такую поездку они хотели бы осуществить в конце ноября — начале декабря 1978 года.

Джонс высказал некоторые соображения о возможных практических путях переселения членов "Храма народов" в СССР, если согласие будет получено. В качестве одного из вариантов он предложил, например, использовать для транспортировки жителей Джонстауна в СССР имеющиеся у "Храма" два судна. Они были приписаны к порту в Джорджтауне, одно называлось "Марселин", в честь жены Джонса, другое "Альбатрос". Джонс сказал, что за один рейс оба судна могли бы перевезти из Гайаны в Советский Союз тысячу человек вместе с их личным имуществом и наиболее ценным оборудованием, имеющимся в поселении.

Наша беседа закончилась во втором часу ночи. Я сказал, что мы с Федоровским впервые попали в такие экзотические места и поэтому хотели бы завтра с утра побывать в джунглях.

Джонс с готовностью согласился выполнить нашу просьбу и сообщил, что нас будут сопровождать в поездке двое — его приемный сын Джонни Джонс и Евгений Чайкин, член коммуны.

На следующее утро в 7 часов мы позавтракали и, взяв спиннинги, отправились на грузовике по направлению к Мэтьюз-Ридж, к реке, находившейся в 10 километрах от Джонстауна.

Возле ворот поселка в грузовик сели несколько гайанцев. Они рассказали нам о дружеских взаимоотношениях, которые местное население установило с членами коммуны. Мы хорошо понимали друг друга, хотя в их английской речи часто встречались слова местного диалекта.

День был очень жарким и солнечным. Но мы подготовились: перед отъездом в это маленькое путешествие Джонни Джонс привел нас в дом, который назвал "наш бесплатный магазин" (здесь следует упомянуть, что в Джонстауне между членами коммуны не существовало денежных отношений: питание, одежда, медицинская помощь, образование — все было бесплатно). Плодами труда членов коммуны свободно пользовались все. Но был магазин, где каждый мог получить необходимые ему личные вещи. Сюда и привел нас Джонни. Магазином заведовала негритянка лет шестидесяти. Я спросил, как работает ее "торговая точка". Она ответила, что в магазин поступают в основном товары, закупленные в США, а также приобретенные на общие деньги в Гайане, — джинсы, рубашки, туфли, ботинки, юбки, купальники и т. д. Здесь же мы увидели магнитофоны, кассеты, пластинки, фотопринадлежности. На каждого члена коммуны заводилась карточка, где записывались заявки на те или иные товары. Заведующая магазином показала нам несколько таких карточек. Джонни спросил: "Может быть, и на вас завести такие карточки?". В качестве первого "приобретения" нам вручили солнцезащитные бело-синие шапочки с козырьками. Мы видели такие на многих членах коммуны. Эти шапочки спасали от палящего солнца.

Примерно через 20 минут после выезда из Джонстауна мы у видели речку метров 50 шириной. Наш грузовик остановился в тени кокосовой пальмы. Мы бросились к воде, разматывая на ходу спиннинги. Федоровскому сразу же улыбнулось счастье. С первого заброса он поймал крупную рыбу вроде леща. Но следующие забросы заставили нас сменить оснастку: крупные пираньи скусывали наживку вместе с крючком. Мы заменили леску тонкой стальной проволокой и сразу же оба поймали по пиранье 30 сантиметров в длину каждая. Зубы этой рыбы известны — они как бритва. У меня из головы не выходил случай, когда один из дипломатов, аккредитованных в Гайане, коснулся рукой головы пираньи, выловленной больше часа назад и лежавшей на солнцепеке. Рыба двинула челюстями и… срезала две фаланги с указательного пальца неосторожного рыболова. С нами, к счастью, никаких неприятностей не случилось. За час с небольшим мы поймали, не считая пираний, примерно 30 рыб, называемых здесь "силвердоллар", или "серебряный доллар". Они имеют почти круглую форму, и в отличие от пираньи у них вовсе нет зубов.

Вечером, когда спала жара и жители Джонстауна собрались в павильоне, я выступил перед ними с лекцией о советском образе жизни и развитии здравоохранения в СССР. Аудитория тепло принимала меня и внимательно слушала. Мне задали много вопросов. После лекции слово взял Джонс. Он поблагодарил нас за приезд, сказал, что обследование, которое провел советский врач, вселило в него уверенность, и уже одно это само по себе укрепило его здоровье. Джонс отметил, что все наши беседы были очень полезны, что они дают членам "Храма народов" надежду и силы выстоять в борьбе против преследователей. В заключение вечера все члены коммуны встали, чтобы хором спеть Гимн Советского Союза.

Джонс подарил Федоровскому и мне на память о Джонстауне картины местной художницы. На них были запечатлены сценки из жизни коммуны.

В конце нашего визита в Джонстаун Джонс сказал, что хотел бы пригласить в поселение специальную делегацию из СССР с участием журналистов, которые ознакомились бы с жизнью коммуны, с целями и задачами ее деятельности. С этими словами он вручил мне официальное письмо с приглашением представителей советской общественности посетить Джонстаун.

Вот этот документ.

ПРИГЛАШЕНИЕ

Куда:

МИНИСТЕРСТВО ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР, ЧЕРЕЗ ПОСОЛЬСТВО СССР В ДЖОРДЖТАУНЕ, ГАЙАНА.

Откуда:

СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННЫЙ И МЕДИЦИНСКИЙ КООПЕРАТИВ "ХРАМ НАРОДОВ".

По вопросу:

ПРОСЬБА О ПРИСЫЛКЕ ДЕЛЕГАЦИИ ИЗ СССР ДЛЯ ПОСЕЩЕНИЯ СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННОГО И МЕДИЦИНСКОГО КООПЕРАТИВА "ХРАМ НАРОДОВ" В ДЖОНСТАУНЕ, ГАЙАНА.

Дорогие товарищи!

В соответствии с нашими обсуждениями вопроса о переезде сельскохозяйственного и медицинского кооператива "Храм народов" из Джонстауна в СССР мы просим прислать в Джонстаун делегацию из СССР.

Делегация в составе трех — пяти человек могла бы во время своего пребывания в нашей общине воочию познакомиться с кооперативом и определить наилучший способ размещения нашей группы в Советском Союзе. Делегация также могла бы обсудить во всех подробностях наш намечаемый переезд с т. Джимом Джонсом и с нашими административными руководителями, а также с рядовыми членами кооператива.

Наше желание переселиться в Советский Союз остается таким же твердым, каким оно было всегда, и мы надеемся на осуществление этого желания в недалеком будущем. Мы ведем простой коммунистический образ жизни. Мы испытали буржуазную жизнь, и она нам не по душе. Конечно, мы намереваемся перевести в Советский Союз все наши фонды: сбережения, чеки, пенсии и т. д. Сам тов. Джонс не нуждается в деньгах. Все его имущество состоит из пары брюк и пары ботинок. С другой стороны, мы обеспечиваем всех, кто к мам обращается, бесплатной медицинской помощью на абсолютно равноправной основе. Только на этой неделе мы приняли еще нескольких детей, страдающих от туберкулеза. Эти дети были почти бездыханными, а теперь находятся на пути к выздоровлению. Они будут с нами, пока не поправятся, и затем вернутся к родителям. Мы не способны отдавать предпочтение одним людям перед другими, и до настоящего времени мы никого не прогоняли от себя. Часто целые семьи остаются в нашей штаб-квартире в Джорджтауне для лечения, и все это предоставляется им бесплатно.

Мы надеемся, что вы как можно раньше сможете направить делегацию к нам.

— Передав приглашение, Джонс обещал подробно обсудить с руководством своей организации юридические вопросы оформления в советское гражданство членов "Храма народов" и в ноябре-декабре 1978 года заполнить анкеты и другую необходимую документацию для выезда в СССР. Я пригласил Джонса на прием в советское посольство по случаю октябрьских праздников. Он извинился, сказав, что вряд ли сможет воспользоваться моим приглашением, тепло поблагодарил и заверил, что на этот прием обязательно придут представители "Храма народов", которых он лично направит.

После теплого расставания мы выехали в сопровождении Шэрон Амос в Порт-Кайтума и оттуда отправились в обратный путь в столицу Гайаны на судне "Альбатрос" — том самом, на котором Джонс мечтал переправить своих единомышленников в Советский Союз.

Поездка на катере вниз по течению реки среди джунглей была незабываемой. Она длилась около суток среди роскошных тропических лесов. На берегах я видел стоявшие на сваях хижины, индейцы подплывали к нам на каноэ — предлагали кустарные сувениры и рыбу. К вечеру мы подошли к небольшому причалу, здесь находились склады и поселок индейцев. На берегу нас встретила старшая дочь Шэрон Амос. Она преподавала здесь в индейской школе.

СВИДЕТЕЛЬСТВА ДОКТОРА Н. М. ФЕДОРОВСКОГО

Впервые я услышал о сельскохозяйственной общине "Храм народов" от консула Ф. М. Тимофеева. По его словам, в совершенно диких джунглях поселилась большая группа американских граждан, которые основали поселок, занялись возделыванием земли и производством сельскохозяйственных продуктов. Кто эти американские граждане, консул не сказал, но я понял, что они были обездоленными людьми, решившими покинуть свою страну и искать счастья за ее пределами. И еще я уловил слово "коммуна", но, честно говоря, не поинтересовался, почему это слово было использовано применительно к общине "Храм народов".

Вторично я услышал о "Храме народов" в джорджтаунском госпитале Mercy Hospital, куда ездил договариваться с администрацией по поводу приема родов у советской гражданки из нашего посольства. Я вышел из родильного отделения в коридор перекурить, и ко мне подошла белокурая девушка. Мы раз говорились. Она сказала, что у нее в этом госпитале находится мать, у которой неоперабельная стадия рака легких. Девушка сообщила также, что и она, и мать — члены общины "Храм народов", что они выходцы из Германии, что после войны вынуждены были покинуть ее и переехать в Соединенные Штаты. Девушка на прощание пригласила меня в общину и взяла обещание обязательно приехать туда.

Лето 1978 года оказалось для меня очень хлопотным. Я долго не был в Джорджтауне, а когда вернулся, то буквально через несколько дней меня пригласил к себе консул Федор Михайлович Тимофеев и рассказал, что из общины "Храм народов" пришло официальное приглашение посетить Джонстаун, а заодно и проконсультировать самого Джима Джонса по поводу его жалоб на здоровье. Помню, я тогда удивился: а разве у них нет своих врачей? "У них, — сказал мне Федор Михайлович, — есть свой медицинский персонал, но им хотелось бы послушать мнение советского специалиста".

Так мы с Федором Михайловичем очутились в маленьком, спортивного вида самолете — очень похожем на тот, который был потом продырявлен пулями профессиональных убийц. Но это было потом, а тогда… Тогда мы спокойно приземлились на аэродроме в Мэтьюз-Ридж на грунтовую дорожку без бетонного покрытия. Вскоре к нам подошел грузовик с прицепом, из него выпрыгнула та самая белокурая девушка, с которой я беседовал в госпитале. Она радостно бросилась нам навстречу и тут же сказала, что пригласить в общину русского доктора была ее идея. "Джим Джонс поддержал меня, и вот вы здесь", — весело воскликнула девушка. Мы уселись в кузов грузовика, который привез нас в поселок. Первое, что нам бросилось в глаза, — детские площадки, заполненные играющими детьми. Они не обратили сначала на нас внимания — так были увлечены своими делами, а затем бросились к нам, подвергнув такому граду забавных вопросов, что мы едва успевали отшучиваться. Джим Джонс принял нас в павильоне. Он приветствовал "дорогих советских гостей от имени тысячи самых свободных, самых счастливых американцев. Добро пожаловать в нашу коммуну (это слово я услышал во второй раз). Посмотрите, как мы здесь живем, как отдыхаем, работаем…" Затем Джонс пригласил осмотреть поселок. Мы вышли из павильона и отправились вдоль улицы. Я не поверил своим глазам, когда на одном из столбов прочитал четко выведенные масляной краской слова; "улица Ленина". Я слегка подтолкнул Федора Михайловича и указал ему на табличку. Но он, оказывается, еще раньше меня заметил название улицы и в тот момент, когда мы проходили мимо столба с табличкой, спросил Джонса: "Скажите, почему вы так назвали эту улицу? Вы ведь знаете, что Ленин — великий революционер, а его отношение к религии было, мягко выражаясь, негативным…" Джонс рассмеялся и ответил; "Я отлично понимаю, что вы хотите этим сказать! Но мы не религиозная, а вполне светская организация. Более того, мы новое социальное явление на американском континенте — мы сельскохозяйственная коммуна. А слово "секта" к нам неприменимо. Мы употребляли его для маскировки нашей деятельности, когда были в Штатах. Без этого мы просто не могли бы существовать, не говоря уж о том, чтобы всем вместе выехать из Соединенных Штатов".

Федор Михайлович, я и члены общины сфотографировались у таблички с надписью "улица Ленина", и эта фотография хранится у меня в память о посещении Джонстауна.

Сопровождаемые шаловливой, неугомонной толпой ребят, мы вместе с Джимом Джонсом прошли чуть дальше по деревянному настилу тротуаров и осмотрели детский сад с прекрасно оборудованными площадками для игр, клуб и столовую. Везде было чисто, вдоль тротуаров на столбах были протянуты электрические провода. Нам пояснили, что в поселке имеется несколько генераторов, которые дают ток. В здании клуба мы увидели сцену, скамейки и площадку для джаз-оркестра. Здесь же находилась установка для просмотра видеозаписей. Чуть поодаль работала группа женщин. Они делали мягкие игрушки и очень приветливо встретили нас. Напротив клуба располагались служебные помещения. В одном из них, как нам пояснили, была местная радиостанция, а дальше стояли жилые постройки, сравнительно небольшие дома, окруженные забором. Все предельно компактно на небольшом участке земли. Позднее, разглядывая фотографии того места, где произошла трагедия, я все время спрашивал себя: как можно было на такой маленькой площадке разместить такое огромное число трупов. И как можно было ошибиться в подсчете? Ведь сначала называли цифру "более 400 погибших" и лишь потом, позже, "более 900"! Это было очень странно.

Осмотрев клуб, а затем подсобные помещения, мы направились в дома, где жили преимущественно пожилые люди. Я заглянул в один из них и был приятно удивлен, когда увидел там чистоту и порядок. Нас никто не ждал, и Джим Джонс ненадолго задержался с жильцами дома, объясняя пожилым женщинам и мужчинам, кто мы такие и зачем приехали.

В нескольких шагах от этих построек стояли совершенно новые, никем не заселенные домики стандартного типа. "Ждем новоселов, — пояснил Джим Джонс. — Скоро из Штатов приедет еще более ста американцев, готовых поменять американский рай на гайанские джунгли. Только вот не знаю, прорвутся ли они сюда или нет. Уж больно нас ненавидит кое-кто там, в Штатах! Даже книги, инструменты, материалы приходят сюда в испорченном, исковерканном виде. В таком же состоянии получаем мы и медикаменты, и медицинские инструменты. Это все дело рук людей из ЦРУ, — и тут же расшифровал: — Из Центрального разведывательного управления".

Мы осмотрели домик для новоселов, естественно, пустой. Дом был хорошо спланирован. Новых хозяев ждали все удобства. Вдруг в дом неожиданно забежала собачка, и это внесло оживление. Она побегала по пустым комнатам со звонким лаем на незнакомцев и проворно выскочила на улицу. Потом, несколько месяцев спустя, я узнал бедное животное. Собачка лежала мертвой среди трупов людей, оставаясь верной им и в их последний час. Я видел эту страшную фотографию, и у меня, медика, невольно перехватывало дыхание.

Нас повели в столовую. Каждому дали поднос с ячейками, где лежала еда. В каждой ячейке какое-то блюдо: овощи, салат, мясо, специи. Я обратил внимание, что у всех находившихся в столовой еда была одинаковой — ни лучше, ни хуже, ни больше и ни меньше. Члены общины обедали в двух деревянных павильонах. В одном — молодежь, в другом — престарелые. Доктор Шахт, молодой, симпатичный, несколько застенчивый человек, пояснил причину такого разделения: "Понимаете, старики едят не всегда аккуратно и опрятно, а некоторые из них соблюдают определенную диету, поэтому питаются отдельно, не хотят смущать более молодых".

"Но все едят вдоволь, и молодые, и старые, и в добавках никому нет отказа, — пояснил Джонс. — Правда, ребята?" — добродушно подмигнув, обратился он к группе подростков, только что закончивших трапезу. Ответа мы не расслышали, так как каждый ответил по-своему, но по счастливым лицам ребят было видно, что Джонс говорил правду, а лучистые с лукавинкой глаза мальчишек и девчонок лучше всякого индикатора свидетельствовали о духе безмятежного счастья и радости, который царил здесь. Я как врач могу со всей определенностью сказать: такие жизнерадостные лица бывают только у благополучных детей, над которыми не довлеет чувство страха. У входа в столовую нас окружила новая группа людей, и каждый из них и все сразу решили объясниться с нами по-русски. Они даже воспроизвели какой-то диалог, утверждая, что он из Чехова. Восторгу ребят не было предела, когда Джим Джонс начал представлять наиболее "выдающихся" из них. "Этот вот, — кивнул он на кудрявого в веснушках паренька, — наша восходящая эстрадная "звезда". Он прекрасно поет, и вечером вы сможете послушать его пение. А этот превосходно играет на банджо! Как будто играет на этом инструменте с рождения, — и потрепал по голове чернокожего шалуна, глаза которого сияли от восторга. — А эта девочка красиво вышивает, я покажу вам ее работы", — пообещал Джонс.

Было нестерпимо жарко, в воздухе ощущались капельки подогретой солнцем влаги. Джонс устал. Утомились и мы. Он извинился перед нами и честно сказал, что хотел бы отдохнуть. Мы, естественно, не возражали и договорились увидеться с ним на следующий день, провести медицинский осмотр и консультации. "Обязательно сходите на наш концерт, — сказал нам на прощанье Джим Джонс. — Спокойной ночи!".

Назавтра доктор Шахт привел меня к Джиму Джонсу, и мы вместе прошли в домик, где находилась амбулатория. Доктор Шахт, извинившись, тут же ушел в соседнюю комнату, где ожидали приема больные. Джонс объяснил мне, что в коммуне имеются только один дипломированный врач — Шахт — и несколько профессиональных медицинских сестер. "Остальных мы учим сами, — сообщил он. — Меня доктор Шахт уже несколько раз осматривал, — продолжал Джонс, — теперь очередь за Вами. Один ум, как говорится, хорошо, а два — лучше!" — так перевел его слова Ф. М. Тимофеев.

Особых жалоб Джонс не предъявлял. Сказал только, что при продолжительной ходьбе иногда задыхается, ощущает нехватку воздуха, сердцебиение, пожаловался на незначительный отек нижних конечностей. Я приступил к осмотру. Джонс внимательно наблюдал за моими действиями и за выражением лица, когда я его прослушивал. Я сказал ему, что обнаружил сухие рассеянные хрипы в легких, и Джонс с облегчением вздохнул. Я поинтересовался, есть ли другие жалобы, но он повел плечами и ответил, что в общем-то его больше всего беспокоит одышка. Я продолжал осмотр. Обратил внимание на печень. Она была несколько увеличена, примерно на два пальца. Я расценил это как следствие умеренной легочно-сердечной недостаточности, что и не противоречило общему диагнозу.

Продолжая расспрашивать пациента, я старался разговорить его, чтобы составить более полную картину заболевания. Его психическое состояние не вызвало у меня ни малейших сомнений. Он был весел, дружелюбен, все время подшучивал над собой и своими недугами. Говорил он немного замедленно, размеренно, четко формулируя свои мысли. Я был ему очень признателен за это, так как мог лучше его понять.

Осмотр подходил к концу, когда мой пациент неожиданно заявил, что у него в последнее время возникло отвращение к некоторым видам продуктов и это его настораживает. "Скажу вам больше: меня раздражает запах алкоголя! — признался Джонс. — Доктор Шахт иногда прописывает мне рюмочку коньяка, когда появляется кашель, и я пью его с отвращением, хотя раньше такого за собой не замечал".

Настала и моя очередь задать "ехидный" вопрос: а может быть это потому, что вашей общине вообще запрещено употреблять алкоголь и курить? Джонс улыбнулся: "Да нет же! Курите и пейте, сколько хотите. Мы не ханжи и не фанатики!" Подошел Шахт, отодвинул занавеску, и я увидел несколько ящиков превосходного "Камю". "Мы обычно употребляем "Камю" только в лечебных целях, — серьезно заметил доктор Шахт. — Вообще же, действительно, у нас здесь не пьют и не курят. Некоторые жители нашего поселка — люди с улицы. Бывшие наркоманы, алкоголики. Сейчас они начали новую жизнь и забыли о своих пороках. Зачем им напоминать?".

Я закончил осмотр Джима Джонса — у него были пневмосклероз и аденома простаты — и дал ему свои рекомендации. Доктор Шахт вынул из ящика карточку Джонса и прочитал то же самое заключение. Затем Шахт пригласил меня в свои, так сказать, "профессиональные владения".

Амбулатория доктора, где был кабинет для приема больных, и его комната помещались в одном доме. Внизу амбулатория, вверху — маленькая, отгороженная занавеской антресоль. Там стояли кровать Ларри Шахта, тумбочка и висели полки с книгами, множество книг. "Сейчас мне этого помещения хватает с лихвой, — смеялся молодой врач, — а вот женюсь, что, между нами говоря, должно скоро произойти, тогда и всего помещения, глядишь, не хватит! Придется переезжать в новый дом". Мы спустились в амбулаторию — там никого не было, и доктор Шахт начал показывать мне оборудование. Особенно заинтересовал меня аппарат с приставкой для исследования верхних дыхательных путей. Это был оригинальный прибор. Хорошими были также прибор для осмотра глазного дна, портативные наборы для биохимических анализов. Обращало на себя внимание обилие медицинской литературы — на полках, на окне, на столах. Я подошел к полке и вытащил наугад одну из прекрасно иллюстрированных книг — "Кожные болезни". С интересом начал ее рассматривать. Заметив, Ларри Шахт тут же взял ее у меня и сделал дарственную надпись. Книгу я и сейчас храню как дорогое моей памяти воспоминание об удивительно милом и приятном человеке.

"Давайте посмотрим мою аптеку", — предложил Ларри, и мы прошли туда. Честно говоря, аптека не произвела на меня большого впечатления. Все, как в обычном стационаре. Уже после страшных событий в Джонстауне я пытался заставить себя вспомнить, было ли в ней что-либо необычное. Цианиды. Нет, не видел. Транквилизаторы и седативные препараты в таблетках? Да, видел! Но в количествах, не вызывающих никаких подозрений. Сколько же этих препаратов нужно было иметь, чтобы умертвить почти тысячу человек? Все это никак не укладывалось у меня в голове. И еще одна несуразица — откуда могло взяться огромное количество шприцев одноразового пользования, которыми, как утверждали американские газеты, жертвы гайанской трагедии вводили себе смертоносный яд в сосудистые русла. Но зачем, спрашивается, вводить цианистый калий через сосудистое русло, когда есть более простой способ умереть — просто выпить яд? А ведь известно, что на большом числе трупов были найдены следы уколов шприцами! Нет, во всех этих газетных сообщениях концы не сходятся с концами, да и вообще очень мало логики. Ну, например, как объяснить сочетание цианистого калия — гемоглобинного яда — с транквилизаторами и седативными препаратами.? Транквилизаторы и седативные медикаменты — успокаивающие средства, типа нашего седуксена, элениума. Они действуют медленно, и нужны довольно большие дозы, чтобы получить эффект потери сознания, притупления воли и т. п. Для "самоубийц", людей, якобы "добровольно" принявших яд, такой эффект вряд ли требовался. Да такого количества транквилизаторов и седативных препаратов просто не было в аптеке доктора Шахта.

А как объяснить тот факт, на который обратили внимание гайанские эксперты: в одной из бутылочек с лекарствами с надписью "Валиум" также содержался цианистый калий? Значит, смертоносный "коктейль" доставлен в замаскированной упаковке.

И уж совсем не понятно использование для самоубийства цианидов и транквилизаторов в комбинации. После приема цианистого калия смерть наступает почти мгновенно. Для чего же тогда получать обезболивающий эффект? Чепуха! Кроме того, если предположить, что транквилизаторы принимались заранее, чтобы подавить волю и сознание членов общины, то в этом случае можно было бы ожидать отнюдь не адекватные действия токсического агента. Дело в том, что действие транквилизаторов и седативных препаратов по-разному сказывается на людях. Это зависит от количества принятого препарата, а также от массы тела, индивидуальной чувствительности и т. д. Значит, кто-то мог просто заснуть, кто-то мог и умереть, а кто-то пришел бы в состояние нейролепсии. Тоже концы не сходятся с концами! Явные несуразица и выдумка. Нет, не о смерти думали мои новые знакомые из сельскохозяйственного кооператива "Храм народов". Я видел это, когда встречался с ними, когда беседовал с доктором Шахтом, когда осматривал их лечебный центр.

В одной из комнат поселковой поликлиники стояло несколько опрятных коек, на которых лежали больные. "Это наш кабинет народной медицины, — не без гордости сообщил доктор Шахт. — Мы лечим довольно успешно различные язвенные заболевания отварами и настойками из дикорастущих трав, — пояснил он. — А в некоторых случаях удачно используем повязки с мякотью папайи. Папайя — отличный аналог витамину "А", и мы применяем ее сок и кашицу из мякоти для заживления ран, порезов и других травм".

Мы закончили обход владений доктора Шахта и снова вышли на улицу. "А вам не страшно бывает здесь, в гуще гайанских джунглей, вдали от других поселков и обжитых мест?" — спросил я молодого человека по имени Ли, который подошел к нам, чтобы пригласить принять участие в рыбалке. "Кого? Зверей? Змей?" — не поняв моего вопроса, переспросил наш новый знакомый. Я промолчал. "Нет! У нас есть палки для охоты на змей и несколько охотничьих ружей против крупных хищников. Да сейчас их в этих местах не так уж и много! Ну, а нашу личную безопасность нам обеспечивает наша охрана", — и Ли напомнил нам о деревянной будочке у входа в поселок, с которой был связан забавный эпизод. Когда мы въезжали в Джонстаун мимо этой будочки, из нее выскочила раскрасневшаяся пара "охранников" — юноша и девушка. По всему было видно, что вопросы безопасности поселка их занимали в тот момент куда меньше, чем личные дела. Все дружно рассмеялись. "Сэ ля ви!" — сказал я, и мои спутники закивали в знак согласия.

У меня не сохранились в памяти многие имена членов общины "Храм народов" и все рассказы, услышанные мной в этом отдаленном уголке отвоеванной у джунглей земли. Но мне очень понравились эти люди — жизнерадостные, упорные, трудолюбивые. Я сделал тогда много фотографий, и все они у меня как бы перед глазами. На одной из них запечатлен член коммуны Чайкин. Сколько удивительных, интересных историй поведал он о жизни и повадках здешних птиц и животных! Казалось, он знал все: и названия растений, и привычки животных. Он с теплотой говорил даже о пираньях — биче местных водоемов. С энтузиазмом рассказывал о жизни обитателей поселка и о том времени, когда он разрастется в город; приглашал чаще приезжать, больше общаться с членами сельскохозяйственного кооператива "Храм народов", в котором он видел "образец новой социальной структуры для обездоленных людей Америки". И мы должны были приехать в Джонстаун снова. Вновь пришло приглашение от Джима Джонса и его друзей. Мы готовились в путь. Это было в середине ноября 1978 года — сразу же после ноябрьских праздников. Но, увы, нам уже не суждено было увидеться. 18 ноября Джима Джонса и сотен его единомышленников не стало.

Почему так случилось, что произошло? Все, что написано о Джиме Джонсе и его общине в американской прессе и перепечатано затем на страницах многих других западных газет, — сплошной и злонамеренный вымысел. "Самоубийцы", "религиозные фанатики", "сектанты", "депрессивные маньяки" — вот те ярлыки, которые западные пропагандисты очень усердно пытались наклеить на мечтателей-энтузиастов, начавших строить в джунглях Гайаны пусть в чем-то наивный, но честный, бескорыстный и благородный мир для всех обездоленных и исковерканных жизнью американцев. И именно этого "кто-то" не мог и не хотел им простить. Я врач. Возвращаю к жизни людей, и в этом вижу счастье и смысл своего существования. В обществе без нищеты и насилия, в обществе равноправных и свободных людей видели свой смысл жизни сотни людей из общины "Храм народов". Они боролись за свои идеалы и готовы были к труду и к подвигу, чтобы воплотить свою мечту в жизнь. Помню, Джим Джонс рассказывал, что у членов кооператива было два судна, куда могли бы поместиться все члены коммуны с их движимым имуществом. Джим Джонс хотел вместе со своими единомышленниками пуститься на этих пароходах в дальнее плаванье и добраться до нашей страны, которая стала его идеалом. Он чувствовал, что тучи над общиной сгущаются, что "кто-то" планирует заговор и готов его осуществить в любой момент. Так оно и случилось.

Я не политик и, может быть, не очень профессионально сужу о некоторых событиях. Но даже не достаточно сведущему в тонкостях политики человеку ясно, что одновременная гибель членов сельскохозяйственного кооператива, вернее, коммуны (я сам теперь употребляю это слово), убийства в Джонстауне и Джорджтауне, смертельные выстрелы в мэра города Сан-Франциско, дружившего с Джимом Джонсом, — звенья одной преступной цепи политических убийств. И мне думается, уничтожение сотен людей в Джонстауне так же похоже на "самоубийство", как похожа на "самоубийство" гибель жителей вьетнамской деревни Сонгми или жертв сионистов в лагерях палестинцев Сабра и Шагила.

ОТВЕТНЫЙ ВИЗИТ

РАССКАЗЫВАЕТ КОНСУЛ Ф. М. ТИМОФЕЕВ

— 7 ноября 1978 года в советском посольстве состоялся прием в честь годовщины Великого Октября. Среди 300 гостей были и 6 человек из руководства "Храма народов". Их присутствие на приеме вызвало возбуждение среди американских дипломатов. Ко мне обратился советник-посланник Дик Дуайер: "Что делают здесь эти люди? Разве они были приглашены?" Я ответил, что им были посланы официальные приглашения, так же как сотрудникам различных посольств, государственных и общественных организаций Гайаны. Это шокировало Дуайера. Он пытался убедить меня, что таким людям не место на дипломатическом приеме. Его поддерживал Деннис Рис, вице-консул из американского посольства. Он всячески чернил "Храм народов" и сообщил мне в "конфиденциальном порядке", что расследованием деятельности этой организации занялся конгресс США. Дуайер добавил, что "Храм народов" — это "головная боль" для всего американского посольства. И хотя он сам, консул Ричард Мак-Кой и другие сотрудники посольства неоднократно посещали Джонстаун, из США идет поток анонимок и писем "озабоченных родственников", в которых выдвигаются требования о расследовании деятельности "Храма народов".

Во время приема, на котором присутствовала делегация "Храма народов", американские дипломаты пытались зондировать вопросы о намерении руководства общины в Джонстауне переселиться в Советский Союз. Тон, в котором дипломаты обсуждали эти вопросы, свидетельствовал о явной озабоченности их перспективой переселения тысячи американских граждан из Гайаны в СССР. Я спросил, как увязать политику "защиты" прав человека, которую ведет американская администрация, и подписанный в Хельсинки Заключительный акт с преградами, воздвигаемыми ею для тех, кто хочет покинуть Соединенные Штаты по политическим соображениям. Мой вопрос застал врасплох Дуайера, он что-то промямлил насчет якобы не политических, а религиозных мотивов в действиях членов "Храма народов" и ушел от прямого ответа. Тем временем члены "Храма народов" беседовали с гайанскими министрами, с дипломатами. Чувствовалось, что они давно и хорошо знают друг друга. В конце приема Шэрон Амос сказала, что испытала настоящее счастье, впервые присутствуя на празднике годовщины социалистической революции, совершенной в стране, которая, возможно, станет ее новой родиной.

Делегация "Храма народов" передала мне официальное послание от жителей Джонстауна, адресованное советскому народу в связи с праздником Великого Октября. Вот текст этого послания.

СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННЫЙ И МЕДИЦИНСКИЙ КООПЕРАТИВ "ХРАМ НАРОДОВ"

П. я. 893, Джорджтаун, Гайана (Южная Америка)

25 октября 1978 года

Кому:

Народу Советского Союза.

Через:

Посольство Советского Союза, Джорджтаун, Гайана

Дорогие друзья и товарищи!

Накануне 61-й годовщины Великой Октябрьской революции все жители общины "Храм народов" (Джонстаун) в Северо-западном округе Гайаны шлют вам свои сердечные поздравления и выражения поддержки и солидарности.

Мы представляем собой коллектив в количестве более тысячи американцев, который создает в джунглях социалистическое общество, полностью организованное в соответствии с марксистско-ленинскими принципами.

Под руководством нашего основателя товарища Джима Джонса мы свыше 25 лет боремся против расизма и экономической эксплуатации в Соединенных Штатах, за установление социальной и расовой справедливости. Нас поощряют и вдохновляют доблестные героические усилия советского народа в борьбе за мир, за поражение фашизма и империализма, за победу освободительного движения угнетенных народов. Мы считаем Советский Союз своей символической родиной.

Под знаменем пролетарского интернационализма мы стремимся трудом приблизить тот день, когда социализм восторжествует во всем мире и введет человечество в новую эру — мира, прогресса и братства.

Центральный комитет сельскохозяйственного и медицинского кооператива коллектива "Храм народов" (Джонстаун)

(подписи)

Джонни Джонс — помощник главного управляющего

Ли Инерам — помощник главного управляющего

Майкл Прокс — помощник главного управляющего

Стефан Джин — председатель Руководящего комитета (законодательного)

Джанис Уилси — сопредседатель Руководящего комитета

Бернетта Браун — секретарь Руководящего комитета.

— Через четыре дня, вечером 11 ноября, Шэрон Амос приехала в советское посольство на знакомом мне автомобиле — темно-зеленом "Лансере", который "Храм народов" брал в аренду для разъездов по гайанской столице. Прерывающимся от волнения голосом она сообщила, что от визита Райана и "озабоченных родственников" в Джонстауне ожидают неприятностей. Настораживало странное поведение некоторых сотрудников американского посольства, о которых было известно, что они работают в ЦРУ. Эти люди добивались встреч с целым рядом членов "Храма народов", причем настаивали, чтобы встречи происходили в тайне от его руководства в помещениях посольства США. По словам Амос, Джонс подозревал, что они проводили инструктаж внедренных в Джонстаун агентов ЦРУ перед новой провокацией, о характере и масштабах которой можно было только догадываться.

Наиболее часто с сотрудниками американского посольства Даниэлом Вебером, Питером Ландоне и Деннисом Рисом встречались члены общины Майкл Прокс и Тим Картер. Шэрон рассказала мне, что перед приездом конгрессмена Райана в Джонстаун Тим Картер по непонятным причинам и без ведома руководства "Храма" выезжал в США. Он говорил тогда, что ездил якобы для сбора информации о предстоящем приезде Райана.

Шэрон Амос была очень взволнованна. Я пытался ее успокоить. Она спрашивала, отправил ли я в Москву их просьбу о переселении в СССР? Я сказал, что сделал это незамедлительно после того, как по лучил ее. Чтобы ускорить дело, я передал Шэрон Амос пачку анкет для оформления виз и персональных ходатайств о предоставлении советского гражданства, поскольку по советским законам коллективного приема в гражданство СССР нет. Он осуществляется в индивидуальном порядке. Шэрон уехала успокоенной.

17 ноября, в пятницу, во время нового визита в посольство Шэрон радовалась, что первый день визита Райана в Джонстауне прошел очень хорошо. Конгрессмен, выступив перед членами "Храма народов", заявил публично, что никогда не видел более счастливых людей, чем здесь, в джунглях Гайаны.

Амос рассказала, что вместе с Райаном в Джонстауне находятся корреспонденты газет и телевидения, несколько родственников жителей поселка — всего 18 человек. Но, кроме них, в Гайану прибыла еще одна группа из США — человек 50–60. Они разместились в гостиницах "Парк-отель" и "Тауэр". Это — мужчины от 20 до 30 лет, хорошего физического сложения. Штаб-квартире "Храма" в Джорджтауне стало известно, что они пытаются арендовать для каких-то целей гайанские самолеты. Прямой связи с визитом Райана и действиями этих людей установить не удалось, однако известно, что Тимоти Стоун — агент ЦРУ, встречался с ними. О чем они говорили, Амос не знала. Обо всем этом она сообщила по радиосвязи в Джонстаун, где шел прием конгрессмена Райана.