Ханна спала столь крепко, что утром, пришедшая будить Марта, не могла ее растолкать. Только после нескольких сильных толчков и громкой беззлобной ругани, Ханна очнулась. На нее смотрела удивленная подруга:

- Дрыхнешь, как сурок. А я так не могу: если переживаю, глаз не сомкну.

- Я тоже.

- Оно и видно, – пошутила подруга. - Не важно выглядишь.

- Перенервничала, - Ханна, спустившая с кровати ноги, сидела в помятом платье и сильно растрепанная. Марта внимательно ее осмотрела и, немного подумав, спросила:

- Как вчера прошел разговор?

Ханна лишь повела плечом. Подруга так и не поняла, что означает этот жест, но более расспрашивать не стала и принялась рассказывать свежие новости:

- Не знаю, что вчера было у мистера Гриндла с супругой, но сегодня он проснулся рано и в весьма приподнятом настроении! - увидев вопросительно приподнятую бровь Ханны, поспешила пояснить. – Он пришел в ее спальню с цветами, побыл некоторое время, а потом вышел весь сияющий. Представляешь?

При слове «представляешь» перед глазами Ханны предстала совсем иная картина. От воспоминаний, ее щеки покрылись румянцем.

- Ты чего это? – удивилась Марта. – Что ни скажи, сразу трепещешь, как юная леди. А, чуть не забыла, - спохватилась она, - мистер Гриндл велел, чтобы ты помогла привести в порядок миссис Гриндл, и сказал, что вы поедете навестить Преподобного Поупа.

- Я не уволена! – спохватилась Ханна.

- Судя по всему, нет! – улыбнулась подруга. - Мистер Гриндл добр, как никогда, а миссис Гриндл еще ворчит, но уже почти успокоилась. И думаю, - Марта вперилась глазами в Ханну, - не стоит будить в ней успокоившуюся бурю, поэтому живо собирайся и спускайся.

- Согласна! – улыбнулась Ханна и поспешила привести себя в порядок.

***

Постучавшись, Ханна вошла в спальню.

Миссис Гридл была в хорошем настроении и вся светилась, но, увидев компаньонку, сделала такое лицо, словно держала во рту дольку лимона.

- Доброе утро, миссис Гриндл, - Ханна подошла к хозяйке, чтобы помочь ей переодеться, но та сидела, как каменная статуя.

Наконец, Кэтрин соизволила повернуть голову.

- Если бы не ты, оно было бы по истинному добрым, но ты портишь все, к чему прикасаешься! – зло выговорила она. - Мы с Айзеком никогда не ругались, слышишь, никогда! Он никогда не повышал голос в моем присутствии и не позволял грубостей. И все, что вчера случилось – по твоей вине! Но Айзек очень добрый человек и хороший муж, потому уже попросил у меня прощение за свою невыдержанность! – видимо, вспомнив, как супруг заглаживал вину, миссис Гриндл улыбнулась. – Также он просил быть снисходительным к тебе, – ее лицо снова стало хмурым.

Ханна стояла и покорно выслушивала придирки, стараясь ничем не раздражать Кэтрин. Не видя сопротивления или непослушания, раздражение миссис Гриндл быстро иссякло.

- И только по его просьбе я буду к вам снисходительна, тем более, что отныне, мы с мужем будет более бдительно наблюдать за вами и не давать вам ни малейшего шанса на необдуманный поступок. Как сказал, Айзек, - вы еще юны и не разумны, поэтому надлежит в вас воспитывать добродетели. Я не ваша мать и ни в коей мере не желаю ей быть, но следить за вами Эмма буду более тщательно.

Высказав все, миссис Гриндл успокоилась и перешла к повседневным делам. После того, как она переоделась и была сделана прическа, она спустилась в гостиную, где ее ожидал супруг.

Стоило им войти, он поднялся со стула и подошел к жене. Поцеловав ее руку у запястья, улыбнулся самой теплой улыбкой.

- Ты прекрасна! – нежно сказал, не сводя с супруги глаз. - Сегодня чудесный день, почти как маленький праздник, потому я просил Марджори приготовить что-то особенное и легкое, чтобы наше хорошее настроение длилось как можно дольше.

- Это так любезно, мой милый Айзек! – чуть не плакала от умиления Кэтрин, не сводя с супруга влюбленных глаз. – У меня словно крылья за плечами выросли. Чтобы не подали, я буду рада.

Ханне казалось, что еще мгновение, и она расплачется. Глядя на происходящее у нее перед глазами, она поражалась лицемерности и изворотливости мистера Гриндла. Но то, что он был обаятельным и умел расположить к себе супругу, этого отрицать не могла.

«Надо же, как легко женщину обвести вокруг пальца, - не переставала удивляться Ханна, - стоит только посмотреть влюбленными глазами, сказать несколько нежных слов, и мы становимся слепыми, всецело верящими в великодушие и порядочность мерзкого и изворотливого типа».

Мистер Гриндл, снова, словно почувствовал ее мысли.

- Доброе утро, Эмма, – сухо произнес он. – Думаю: впредь вы будете себя вести более серьезно и скромно. Понимаю, что юным девушкам свойственно кокетничать, но призываю вас, все же, быть более сдержанной и благонравной. В противном случае я вынужден буду применить меры.

Какие именно, не уточнил, но по его глазам стало понятно: в случае неповиновения Ханне мало не покажется. Решив не лезть на рожон, она склонило голову:

- Да, мистер Гриндл.

Ханна случайно встретилась с ним взглядом и почувствовала, что отныне их связывает общая тайна. В его глазах читалась насмешка, радость скрываемой победы, снисхождение и одновременно удовлетворение.

Мистер Гриндл отвернулся и обратился к супруге:

- Думаю, вам не стоит сидеть дома и следует все же съездить на прогулку. Ваше появление должно пристыдить сплетниц, особенно Маргарет и ее свиту. Не следует ей давать повод для радости. Если она так яро поддерживает мистера Марча, пусть для поддержки пригласит его к себе на ужин и познакомит с Лидией.

- Милый, нельзя так… – начала было Кэтрин, но Айзек ее перебил:

- О чем ты, милая? – он изобразил искреннее удивление. – Мистер Марч, как утверждает миссис Марвел, достойный и праведный человек, и нет ничего зазорного в том, чтобы оказать ему поддержку.

Сначала опешив, миссис Гриндл все-таки поняла сарказм мужа и, не удержавшись, прыснула от смеха.

Тем временем, Ханна – Эмма, расставляла тарелки с едой и отгоняла любые мысли, которые могли отвлечь от работы. Обо всем, что произошло вчера, она подумает вечером, когда будет одна в комнате.

После обеда, как и намечали, отправились на встречу с мистером Поупом. Если нужно прекратить кривотолки и найти поддержку в обществе, то, конечно, в первую очередь следует заручиться поддержкой уважаемого всеми человека, мнение которого значительно влияет на общественное мнение.

Передвигаясь по городу, миссис Гриндл и ее компаньонка, чувствовали на себе косые, осуждающие взгляды. Ханне казалось, что все только и делают, как перешептываются за ее спиной и смеются, рассказывая про нее скабрезные сплетни. Она раскисла и расплакалась бы на виду у всех, но мистер Гриндл, решивший поехать с ними, предупредил:

- Даже не вздумай! Слезы воспримут как слабость и податливость и примутся терзать тебя глупыми лживыми слухами, как стая голодных волков. Сядь ровно и подними выше голову. Иначе до конца дней придется выслушивать похабные шутки про тот случай.

- Милый, не говори таких слов, – возмутилась Кэтрин.

- Как не говорить, если они есть? Делать можно, а говорить нельзя? – не удержался он.

- Много что есть, и говорить об этом не прилично, – напомнила она ему.

- Поверь, Кэтрин, приличия не мешают людям распускать грязные слухи, смаковать подробности и пытаться измарать соседей в грязи, пытаясь переложить свою вину на других.

Миссис Гриндл не нашлась чего ответить. Продолжая хранить молчание, они доехали до церкви.

Когда вошли в церковь, певчие как раз распевались. Заметив вошедших, они перестали петь и замерли в ожидании. Мистер Гриндл направился прямо к ним. За ним шли миссис Гриндл и Ханна – Эмма. Айзек первым любезно поздоровался:

- Добрый день, леди и джентльмены. Сожалею, что прервал, и прошу, продолжайте. Мне доставляет удовольствие, слушать ваше пение.

Видя его хорошее расположение духа, женщины, состоящие в хоре, стали друг с другом перешептываться, но он оставался непробиваемым.

- Что-то случилось, мистер Гриндл? – спросил высокий Джон. Он был немного медлительным, но зато прилежным прихожанином, и пользовался авторитетом среди певчих.

- Как сказать, – начал мистер Гриндл. – Я бы хотел увидеть преподобного Поупа и поговорить с ним об одном инциденте, который совсем недавно произошел.

- К сожалению, его сейчас здесь нет, но он скоро вернется. Подождете его?

- Да. Нам нужно с ним серьезно поговорить.

- О чем, если это не большая тайна? – спросил певчий, обводя пришедших внимательным взглядом.

- Ты, возможно, догадываешься. Я хотел бы поговорить с пастором и поставить вопрос о недопущении на собрания недостойного человека, который своими поступками и многочисленными неблаговидными поступками позорит свою семью и весь наш город, – с пафосом ответил мистер Гриндл, делая особое ударение на многочисленных неблаговидных проступках.

- Понимаю, - кивнул Джон. Потом внимательно посмотрел на Ханну и добавил: - И поддерживаю ваше решение.

- Правда?

- Да. Я видел, как это произошло. Это было просто немыслимо дерзко и… - он не смог подобрать слово, выражавшее его чувства и позволительное для произнесения в храме Божьем.

- Благодарю за поддержку.

- Не за что. Если вы будете ожидать Преподобного здесь, позвольте мисс Норт петь с нами.

Заметив удивление собеседника, Джон пояснил:

- Раньше она часто пела в хоре, пока не стала работать у миссис Марвел. Или вы против?

- Нет, я просто очень удивлен.

Миссис Гриндл тоже была поражена:

- Эмма, я и не знала, что ты умеешь петь! – воскликнула она.

- А почему Эмма? Она же Ханна! – удивился Джон.

- Ну, друг мой, чего только женщинам в голову не придет, – усмехнулся мистер Гриндл, глядя на свою супругу.

Ханна, обрадованная, что хоть кто-то видел, что произошло с ней на самом деле, и ощутившая поддержку, с удовольствием присоединилась к певчим. Она любила петь, а в такой момент, когда дела складывались столь успешно, ей показалось, что сейчас самое время спеть что-нибудь благодарственное. Хор как раз собирался петь «Ближе, Господь, к Тебе», написанный Сарой Адамс, поэтому Ханне дали сборник в руки, и она приготовилась. Когда запели:

«Ближе, Господь, к Тебе, ближе к Тебе,

Хотя б крестом пришлось подняться мне;

Нужно одно лишь мне:

Ближе, Господь, к Тебе…»

лицо миссис Гриндл приобрело торжественное выражение, а после третьего куплета:

«Там лестница наверх, к свету ведет

Страхи оставлю здесь, вся печаль сойдет.

С ангелом за руку вверх я взойду к звезде:

Ближе, Господь к Тебе…»

Ханна увидела, как она украдкой вытирает слезы умиления, и не смогла удержать улыбки. А потом, случайно немного повернув голову, заметила заинтересованный взгляд мистера Гриндла, который смотрел на нее пристально, совершенно не смущаясь.

Судя по тому, как он смотрел на нее, вчерашняя встреча с леденцом не была последней. От стыда она покраснела, тем более что вспоминать о таком постыдстве именно сейчас - в храме, показалось ей кощунством. Зато у мистера Гриндла поднялось настроение, и полуулыбка-полунасмешка еще долго не сходила с его губ.

Когда хор закончил петь, все будто в раз переменилось. Женщины, поющие с Ханной, уже не были к ней так враждебны, как в начале встречи, словно светлый гимн смыл с нее грязное и гадкое, и теперь она стояла теперь ними очищенная от скверны.

Из-за хорошего исполнения, у певчих поднялось настроение.

- Мы так рады, что ты снова с нами поешь! – подхватили за руки Ханну Рутт и Джуди, с которыми раньше она часто общалась. – Надеемся: теперь мы будем чаще видеть тебя в хоре.

- И мне бы очень этого хотелось, – улыбнулась Ханна. Сестры были добрыми, милыми, но такими болтушками! Ей показалось, что она находится между двумя попугайчиками, которые повторяют друг за другом, чтобы собеседник не смог пропустить мимо ни одного слова, даже самого незначительного.

- А нам – то как! Когда ты перестала петь, к нам пришла Лидия Марвел. Она, конечно, неплохо поет, - затараторила Джуди, - но у тебя получалось гораздо лучше! – шепотом закончила за нее Рутт.

- Я тоже очень рад, что ты теперь снова с нами, – подтвердил подошедший Джон.

- Спасибо, очень приятно, что обо мне не забыли! – Ханне была счастлива слышать, что кто-то о ней помнит и рад видеть. Джон был простом парнем, немногословным, но от его поддержки сразу спала гора с плеч. Она не смогла удержаться и широко улыбнулась. Уже давно Ханна не была так счастлива и не ощущала такой радости и ощущения свободы.

- Кстати, а где Лидия? – в голосе Джуди почувствовались капелька ехидства.

- Наверно у портнихи, – подколола Рутт.

- Ну, и ладно, зато с нами сегодня Ханна. Давайте еще споем? – предложила Джуди, и рядом раздались одобрительные голоса.

Когда преподобный Поуп вошел в зал, он застал идиллическую картину: супруги Гриндл, держась за руки, с воодушевлением внимали поющим, а безмятежная Ханна с удовольствием пела в хоре и улыбалась.

«Слава тебе, Всевышний! – воскликнул в сердцах он. - Хоть какое-то хорошее событие за весь суетный день».

Напряжение ушло и, когда певцы окончил петь гимн, он подошел поприветствовать чету Гриндлов.

- Кого я вижу! – негромко воскликнул он, и на его лице появилась немного грустная, вымученная, но все же улыбка. – Рад вас видеть.

- Мы тоже, Преподобный Поуп! – отозвалась первой миссис Гриндл. – И я, и мой супруг получили истинное удовольствие, ни с чем не сравнимое…

- Рад вас приветствовать, – перервал супругу Айзек и встал, чтобы поприветствовать мистера Поупа. – Если не возражаете, мы бы хотели побеседовать с вами. Обещаю не отнимать много времени.

Кэтрин ничего не оставалось, как замолчать и отдать инициативу в руки мужа. Она была недовольна, но перечить не стала.

- Давайте поговорим в моей комнате, – предложил мистер Поуп, и супруги последовали за ним.

Разместившись, мистер Гриндл приступил к беседе:

- Мы приехали, Преподобный, чтобы обсудить произошедшую недавно ужасную ситуацию.

- Я вас слушаю, – собеседник был достаточно проницательным человеком и сразу догадался, о чем пойдет речь. Предстоял не простой разговор о щепетильной ситуации, которого он вполне ожидал и боялся, опасаясь, что чета Гриндл пришла сообщить ему, что хотели бы найти себе другую прислугу, поскольку репутация Ханны их теперь не устраивает. Он тяжело вздохнул и приготовился слушать.

- Совсем недавно моя супруга – миссис Гриндл посетила вашу проповедь, по окончании которой имел место быть один чрезвычайно неприятный инцидент...

Преподобный молчал и лишь покачивал головой, показывая то ли на то, что внимательно слушает, то ли свидетельствуя о том, что в курсе этого инцидента.

- Я глубоко оскорблен действиями мистера Марча и считаю, что таким, как он, нет места среди достойных людей города, - продолжал Айзек Гриндл. - Я хотел поставить вас в известность, что намереваюсь созвать общественное собрание и поставить вопрос о запрете посещать мистеру Марчу церковь. Что скажете?

Проницательные серые глаза пастора пристально рассматривали мистера Гриндла. Мистер Поуп был удивлен.

- А вы знаете о распускаемых в городе сплетнях? – осторожно поинтересовался он.

- Да, я в курсе. К сожалению, некоторые особы с несказанным удовольствием передают друг другу нелепости и разносят их от одной сплетницы до другой. Я считаю это неприемлемым и хотел бы пресечь подобные вещи.

- Хорошо вас понимаю, - тяжело вздохнул Преподобный Поуп. – Но, к сожалению, я не могу лично поднять это вопрос. Видите ли, в чем дело. Ханна мне не чужая, и, если я попытаюсь что-либо предпринять для ее защиты, меня обвинят в предвзятости. Я обескуражен и ужасно неприятно удивлен, что подобное произошло в этих святых стенах, тем более что за мисс Норт я переживаю, как за родную дочь. Но в данной ситуации, при всем желании не могу ничего сделать. Я смогу только поддержать ваши начинания. Вы понимаете?

- Абсолютно. И не собираюсь оставлять подобную выходку без ответа. Иначе каждый решит, что подобное можно совершать совершенно безнаказанно.

- Я буду очень благодарен, если вы сможете разрешить эту ситуацию. И окажу любую возможную поддержку.

- Хорошо. Тогда для начала я хотел бы узнать, кто разносит столь нелепые, грязные слухи?

- Вы не догадываетесь? – спросил пастор. В его глаза появилась жесткость.

- На этот счет я имею предположения, но все-таки мне хотелось бы быть в этом вопросе более уверенным.

- Позвольте спросить, почему вы так близко принимаете сложившуюся ситуацию? - неожиданно поинтересовался пастор. Его глаза сузились, и со стороны казалось, что все же червяк сомнения гложет мысли Преподобного. За много лет служения он повидал много людей и слышал множество исповедей... И уж кто, как не он знал, что люди из порыва совершали добрые дела, но и был свидетелем, как хитрецы и гордецы изображали праведность в надежде отвести глаза от своих прегрешений. Теперь, пристально рассматривая мистера Гриндла, он пытался решить для себя – к кому относится этот человек?

Айзек словно почувствовал мысли и сомнения Преподобного Поупа. На мгновение, ему стало неприятно, но он быстро взял себя в руки.

«А пастор-то не наивный святоша!» - удивился Айзек. Изображать святошу и христианское праведное возмущение он не собирался, потому коротко ответил:

- Дело касается моей семьи: моей супруги и ее компаньонки. Если бы Ханна была в полной мере виновата в случившемся, я бы просто уволил ее, но мне не нравится, когда попирается истина и добродетель.

- Понимаю, – кивнул пастор, - но все же я удивлен.

- Я никогда не имел склонности к ханжеству и предпочитаю судить по поступкам. Если виноват, то следует наказание, если не виновен, я не буду потакать толпе. Итак, вы назовете имена?

- Миссис Марч, миссис Марвел и миссис Палм, – перечислил Преподобный. Заметив появившуюся напряженную улыбку на губах мистера Гриндла, спросил: - Вы удивлены?

- К сожалению, ни капли, – усмехнулся Айзек. – Благодарю, что уделили время. Мы с супругой вам благодарны.

Поднявшись со стульев, супруги вежливо попрощались и направились к выходу. Почти у самой двери, мистер Гриндл обернулся:

- Мы с супругой были крайне удивлены, что мисс Норт столь хорошо поет.

- А, да! – улыбнулся пастор, - Она всегда любила петь и относилась к пению в хоре весьма серьезно.

- Мы с супругой не будем против, если иногда Ханна будет присутствовать на репетициях и петь в хоре.

- Это было бы чудесно! – воскликнул обрадованный, как ребенок, Поуп. – Я буду вам очень и очень благодарен!

- Тогда мы с супругой сделаем несколько визитов, а мисс Норт может пока остаться.

Договорившись и еще раз поблагодарив Преподобного Поупа, супруги уехали.

Увидев, что чета Гриндл уходят без нее, Ханна изменилась в лице, но, взглянув на мистера Поупа, заметила его улыбку и несколько успокоилась. Завершив пение, подошла к нему, и он сообщил ей столь неожиданное решение супругов, которому Ханна была несказанно рада.

Объяснялась ее радость весьма просто: посещение храма было возможностью познакомиться с новыми людьми, среди которых можно было встретить будущего супруга.

В этот день, супруги Гриндл нанесли несколько визитов и выпили столько чашек чая, что домой торопились, как никогда ранее. Посетить уборную в гостях миссис Гриндл не позволяло воспитание и скромность, а мистер Гриндл решил поддержать супругу и потому так же мужественно терпел, когда же они доберутся до дома. Но всю обратную дорогу домой, он поминал тяготы, которые из-за Ханны ему пришлось вынести за эти дни и приходилось терпеть сейчас.

«Ничего… - успокаивал он себя, - думаю, что радости от тебя будет гораздо больше!»

От одного только предвкушения будущей радости у него поднималось настроение и не только оно.

Добравшись до дома и удовлетворив свои естественные потребности, миссис Гриндл наверно впервые испытала столь необычайное чувство, так близкое в пику радости и удовольствия.

Зато все старания супругов были не напрасны. Почти в каждой беседе, очень удивленные их внезапным приездом хозяева дома, пропустив по чашке чая или что-то значительно крепче, если хозяин было дома, крайне заинтересованно спрашивали о произошедшем скандале и выясняли отношение супругов к этому событию.

Мистер Гриндл отвечал по заранее заготовленному ответу и приводил свои доказательства, не стесняясь удивлять хозяек сведениями об увлечении мистером Марчем служанками. К чести миссис Гриндл, она оказала поддержку мужу и от таких скабрезных подробностей хоть и краснела, но не угрожала упасть в обморок. По завершении нанесения визитов, супруги были очень довольны собой и проделанной ими работой.

Вечер уже становился поздним, когда довольная и удовлетворенная прошедшим днем миссис Гриндл с помощью компаньонки готовилась ко сну. Она приняла ванну, переоделась в ночную рубашку и расчесала волосы. Выпив немного успокоительного, прописанного доктором, улеглась в постель. Кэтрин была столь возбуждена отличным настроением, что без привычной дозы снотворного не смогла бы заснуть.

Лаунданум или проще говоря настойка опиума была столь популярна, что имелась в каждом приличном доме. Ею лечили простуду, кашель, истерию, бессонницу и много других болезней. Накапывая хозяйке успокоительное, Ханна невольно вспомнила о прошлом вечере, и ей стало страшно:

«Чем бы все могло закончиться, если бы она крепко уснула?»

Потушив лампу и пожелав хозяйке спокойной ночи, она вышла из спальни и притворила за собой дверь. В доме было тихо и темно. Прислуга была приходящей и ночевать не оставалась, если только в исключительных случаях.

Стараясь не издать ни звука, Ханна как можно тише подошла к черной лестнице и стала подниматься к себе. Миновав второй этаж, она радостно выдохнула. Еще совсем немного, и она в своей комнате. Но тут, к полной неожиданности, скрипнула половица. Звук был не громким, и Ханна затаилась, надеялась остаться незамеченной, однако, к ее огромному разочарованию, дверь рабочего кабинета почти тот час открылась, и на свету показалась широкая фигура мистера Гриндла.

- Ханна, это вы? – негромко окликнул он.

Она молчала, надеясь, что хозяин удалится к себе, но вместо этого, он сделал шаг к лестнице и еще раз спросил:

- Это вы?

Ничего не оставалось, как ответить:

- Да, мистер Гриндл.

- Я вас звал, почему вы не отзывались? – поинтересовался он, внимательно посмотрел на нее прищуренными глазами.

- Простите, я не расслышала, - солгала она.

- Правда? – усмехнулся он. И хотя вокруг царил полумрак, разглядела его усмешку.

- Да, мистер Гриндл, время уже позднее, и я думала, что все легли спать, потому шла к себе и была несколько рассеянной, – пояснила она. – Прошу прощения, если расстроила вас.

- Если вас не затруднит, после окончания рабочего дня следует заходить ко мне в кабинет и рассказывать о самочувствии моей супруги, – он смотрел на нее, как кот на попавшую в лапы мышь.

- Хорошо, мистер Гриндл, – покорно согласилась Ханна, но продолжая стоять на месте.

- Вы не поняли мой приказ?

- Поняла, мистер Гриндл.

- Тогда почему до сих пор стоите на месте? – раздражение в его голосе росло.

- Сию минуту, – покорилась она и направилась вслед за ним.

Когда вошла в кабинет, он закрыл за ней дверь, а потом она услышала знакомый звук поворота ключа в замке. Резко обернулась на звук и, заметив на лице хозяина довольную улыбку, сразу поняла, какой разговор им предстоит.

- Наш уговор в силе? – недовольно спросил Айзек, заметив испуг на лице служанки.

Она продолжала на него смотреть, не сводя глаз.

- Не злите меня, Ханна! – произнес он угрожающе. Его желание и нетерпение возрастало и любое, даже малейшее препятствие к удовольствию портили ему настроение.

Ханна почувствовала, как ее лицо запылало.

- Не стоит так нервничать. Может, тебе налить виски? – его голос стал чувственным. Уже совсем не таясь, он откровенно и нетерпеливо осматривал ее фигуру и сластолюбиво улыбался.

- Я помню о нашем уговоре, а вы? – напомнил мистер Гриндл, подкрадываясь к ней все ближе. Судя по его нетерпеливому выражению лица, разговаривал он только для того, чтобы она отвлеклась и не закричала.

- О каком именно? – попыталась схитрить она.

- О, у вас короткая память? – усмехнулся он. – Тогда можно сделать вид, что я его тоже не помню.

- Нет, не надо! – встрепенулась Ханна, начиная пятиться.

- Вот как? Значит, вы помните, о чем мы вчера говорили?

- Да, мистер Гриндл, – она смотрела на него, как затравленный зверек. Пятясь, уперлась спиной в книжный шкаф, и мистер Гриндл теперь с каждым шагом подходил к ней все ближе.

- Говори просто «да», – поправил он. - Так о чем наш уговор?

Служанка молчала и он, наслаждаясь моментом, продолжал плотоядно рассматривать ее фигуру, особенно пуговицы на груди. Ему нравилось смущение и робость Ханны. Наблюдать, как она боится, смущается, пытается вывернуться и знать, что все это тщетно, доставляло ему удовольствие.

- Так о чем? – переспросил мужчина, прислоняя ладони рук к шкафу и заключая ее в кольцо рук.

Она стояла красная и продолжала молчать.

- Можете молчать сколь угодно, но выполнять нашу договоренность придется. И не смотри на меня так, тебе это понравится!

Лицо Ханны вытянулось от удивления, а глаза широко раскрылись от возмущения. Айзек рассмеялся низким, грудным голосом.

- Ты не останешься без подарка, – напомнил о прошлой щедрой плате. – Если не будешь так стоять и упираться, моя благодарность будет щедрее, - и, не дожидаясь ответа, сжал Ханну в объятиях.

Она ощутила жар его тела, его нетерпение и горячее, возбужденное дыхание на виске. Чем это может обернуться, она теперь знала и, не дожидаясь повторения, выпалила:

- Я согласна!

- Хорошо, – прохрипел довольный мистер Гриндл, продолжая сжимать ее бедра. Ей казалось, что еще чуть-чуть, еще мгновение, и он не удержится. Но он отпустил ее, и направился к креслу. Она с облегчение вздохнула.

- Подойди!– приказал тоном, не терпящим возражений. Ханну затрясло, она не могла сдвинуться с места. – Да иди же или предпочитаещь грубость?

Она повертела головой и сделала небольшой робкий шаг. Мистер Гриндл улыбнулся.

- Хорошо. Теперь ближе и быстрее. Или хочешь меня разозлить?!

Когда сделала еще несколько, он дотянулся до нее и резко потянул за руку вниз. Она снова оказалась стоящей на коленях, а он быстро расстегнул брюки и, поправив исподнее, достал возбужденный красный член.

- Быстрее! Я уже не могу ждать! – грубо торопил, подталкивая ее голову ближе к паху.

Понимая, что уже ничего не изменить, Ханна наклонилась и прикоснулась губами к набухшей головке. Стоило ей только прикоснуться, выдержка мистера Гриндла закончилась, и его тело выгнулось дугой.

- Да! – радостный возглас вырвался из его груди. – Еще, ну же! Возьми его в рот! – он больше не уговаривал, а с силой пытался протолкнуть плоть глубже.

Как и в прошлый раз, он положил свою большую ладонь на ее затылок и подталкивал, ускоряя ритм.

Стоя на коленях и едва сдерживая рвотные порывы, Ханна размышляла о том, что она и не помнила, как давно видела обнаженного до пояса мужчину, не говоря уже о том, что никогда не касалась обнаженного торса, а тут такое... хотя даже говорить о существовании мужского органа было не прилично.

Ощущение, что она делает что-то постыдное и мерзкое, угнетало. С другой стороны, он не был таким уж отвратительным и грязным, как она того ожидала и боялась. В случае, если она на это не согласится, на новом месте ее может ожидать подобная участь. Такие противоречивые мысли роем проносились в нее голове.

Все мысли сразу рассеялись, когда она услышала треск раздираемой ткани.

Не позволяя Ханне поднять голову, Айзек свободной рукой грубо дернул за горловину платья, от чего ткань с треском порвалась. Не удовлетворившись результатом, он дернул еще раз, и теперь лиф платья и нижняя хлопковая сорочка были почти полностью разорваны. Препятствием оставался только бежевый корсет с низкой посадкой, но мистер Гриндл умело тряхнул Ханну за плечо, от чего ее грудь выпала и оказалась на его обозрении.

Сжимая ее обнаженную грудь, он резко ускорил движения и яростно пыхтел до тех пор, пока внезапно не застыл. Ее горло, как и вчера, оросило что-то, совершенно ужасное на вкус, и пока Ханна не проглотила содержимое, борясь с отвращением, мистер Гриндл не отпускал ее головы.

- Какая ты шлюха! – нежно произнес он, поглаживая ее волосы. Развалившись в большом уютном кресле, Айзек пытался отдышаться, но, тем не менее, заботливо спросил:

- Налить виски?

Служанка кивнула головой.

Он налил и протянул стакан. Ханна сделала глоток, и горло обдало жаром, но после всего произошедшего этот разлившийся жар показался ей приятным и очистительным.

- Первый раз? – спросил Айзек, заметив, как она поморщилась от спиртного.

- Да.

- Все когда-то бывает в первый раз, – заметил он философски, находясь в отличном настроении.

Лицо служанки имело такое выражение, что он не мог понять: посочувствовать ей или рассмеяться. Пережитый страх и радость, что все уже закончилось; удивление и печаль, что пострадало красивое платье, ибо за всю ее жизнь она вряд ли имела красивее; недовольство унижением, ненависть и в то же время оживление и блеск в глазах от осознания, что теперь ей ведомо нечто запретное, о чем ранее и мыслить не могла.

Он с любопытством наблюдал за переполнявшими ее эмоциями и пришел к неожиданному выводу, что соблазнение юной, хорошенькой служанки – это гораздо более увлекательное и тонкое занятие, от которого можно получить не только телесную радость. При посещении борделя, можно получить удовлетворение любого похотливого желания, любой каприз. Можно даже лишить целомудрия какую-нибудь опоенную юную девицу, но при всех этих возможностях, невозможно было получить эмоциональную дуэль, чего так ему недоставало!

Возможность первым делать ход и отступать; изображать разочарование и безразличие;

чередование угроз и щедрых подарков - одним словом игра, давала ему возможность почувствовать себя господином, истинным хозяином положения, который в руках держал судьбу не рабыни или неотёсанной деревенщины, а умненькой, наблюдательной и в чем-то даже хитрой девчонки, пытавшейся юлить и изворачиваться. И чем больше она сопротивлялась и была менее предсказуемой, тем интереснее ему было играть.

«Черт, возьми! – поразился он открытие. – А жизнь-то становится все интереснее!»

Теперь он уже не досадовал, что его первоначальный план лишения невинности Ханны не удался. Теперь ему хотелось большего! Приручить, соблазнить, почувствовать себя циничным искусителем.

Возможно, если бы Кэтрин была другой, более чувственной натурой, дремлющий в нем соблазнитель никогда бы и не проснулся, но, увы, она была холодной пуританкой, сосредоточенной только на себе, правилах приличия и благонравии.

Прослыть соблазнителем благопристойных дам чревато разрушением репутации в обществе, а вот хорошенькая, аппетитная служанка – это было как раз самое то. Любую проблему с прислугой было легко решить хорошим приданным, за которое любая служанка без сомнения рассталась с невинностью. Из приходящих на собеседование соискательниц он намеренно выбрал Ханну, потому как ее крайне приятная внешность, хорошее здоровье и достаточная образованности импонировали ему. Особенно впечатляли ее формы, которые он тщательно рассматривал в то время, как она драила ступеньки и крыльцо миссис Марвел.

Только одного он не учел – она была воспитанницей Поупа, которая была крайне благодарна его семейству и опасалась опорочить доброе имя его семьи. Но именно это обстоятельство делало ее соблазнение сложным и изысканным процессом.

«Ничего, - усмехнулся Айзек, - я умею ждать. Потом все будет по-моему».

***

Ханна прикрылась лохмотьями лифа и попыталась подняться с колен, но он грубо дернул за руку.

- Я не позволял вставать! – произнес вальяжно мистер Гриндл. - У меня для тебя есть небольшой подарок, – и, достав из карманов брюк небольшой бархатный мешочек красного цвета, протянул ей. Ханна недоверчиво его взяла.

Не спеша и очень аккуратно, развязала ленточку, вытряхнула на ладонь содержимое и онемела… Это были серебряные серьги с крупным жемчугом. Две каплевидные жемчужины молочного цвета лежали на ее ладони, и она ощущала их прохладу.

- Нравятся? – поинтересовался хозяин, не дождавшись радостных возгласов.

Ханна продолжала молчать, лишь ее губы предательски задрожали, а потом по лицу текли слезы.

Вручая изысканный подарок, Айзек ожидал чего угодно, но только не тихие слезы бессилия. Увидев, что Ханна расплакалась, как маленькая наивная дурочка, он смутился и почувствовал себя редкостным подлецом. От былого триумфа не осталось и следа.

- Если не нравится, куплю что-нибудь другое, – попробовал он неловко утешить Ханну.

- Не надо, они красивые, – сквозь слезы ответила она, вертя головой.

- Тогда не плачь! – грубовато потребовал он, стараясь скрыть от нее свою неловкость. Все же мерзавцем Айзек никогда не был, но ему так хотелось почувствовать себя любимым и желанным, и он шел к этому как мог.

Ханна знала, что сказать. Чувство радости от подарка омрачалось мыслью о греховном падении. Расположение хозяина к ней и нарушение ее душевной непорочности произошли столь стремительно, что она не успела ни смириться с произошедшим, ни отказаться от предоставленных ей благ, и сейчас она оплакивала свою скромность, остатки которой терзала радость от полученной красоты.

- Ну, хвати же, дурочка! – Айзек положил ее голову на колени и начал гладить по волосам, позволяя ей выплакаться. Когда слезы закончились, помог подняться и проводил до двери.

- Это мой личный подарок, не следует им афишировать, особенно при Кэтрин, – несколько сухо предупредил он.

- Я понимаю, – кивнула Ханна и выскользнула из кабинета. Дверь за ней тихо затворилась, и она, прислушиваясь к ночным звукам дома, побрела наверх.

Уже лежа в кровати и перебирая пальцами жемчужины, она улыбнулась.