Любовь упрямцев

Алистер Дениза

Селма вышла замуж молоденькой девушкой и, конечно, по страстной любви. Ее муж Адам был старше и опытнее, к тому же уже состоялся как профессионал. Поначалу все было прекрасно, но через какое-то время Селме показалось, что муж ее разлюбил. Адам вел себя сдержанно, много работал, часто ездил в командировки. А ей хотелось внимания, нежных слов, страстных признаний, заверений в любви. Селма подала на развод, и муж не стал протестовать.

И вот спустя четыре года ей снова пришлось встретиться с бывшим мужем при весьма странных обстоятельствах…

 

Пролог

Если ты любишь, а тебя не любят, что надо сделать? Уйти! А если ты больше жизни любишь собственного мужа, а его голос в телефонной трубке огорошивает равнодушием, что тогда? Уйти? Вот она и ушла. Надеялась, думала, время вылечит, зато сохранила лицо. Нет, ничего не сохранила, а потеряла все, кроме своей любви к красавцу-мужчине, умнице — человеку, которому, как выяснилось, она, Селма Симмонс, в девичестве Грингер, была совершенно не нужна.

Стоит признаться, что Селма сама спровоцировала ситуацию, когда муж согласился на ее трехмесячное отсутствие. Мол, мама больна, подруге надо помочь, в Штаты прилечу, когда смогу… Наплела ерунды, а Адам с легкостью одобрил ее решение посвятить себя кому-то, а не ему. Три месяца плюс три месяца… Рассудительное поощрение с другого конца света. Трубка положена. Покой потерян. Он отправится снова в командировку консультировать очередную фирму, но Селмы это уже не будет касаться.

Симмонс, конечно же, обойдется без нее, как обходился многие годы, за вычетом их полуторагодичного брака. Независимый, самостоятельный мужчина, разъезжающий по всему свету. О характере его работы, связанной с частными и дальними командировками, Селма знала до замужества. И ее это вовсе не беспокоило — сама с детства переезжала с родителями из одной страны в другую. Что тут особенного?

Молодожены строили планы на будущее: Селма вскоре получит диплом журналиста, после чего станет сопровождать мужа в поездках, одновременно занимаясь своими профессиональными делами. Предполагалось, что будет писать о путешествиях и национальных кухнях, это впоследствии даст богатый материал для книги. Главное, что тогда уже не придется разлучаться.

И вот диплом в кармане, но все радужные мечты разлетелись в пух и прах. Адам прекрасно обходится без нее.

Ах, Селма, Селма, как же ты не удержала такого мужа! До сих пор ее тревожат воспоминания о любимом. Высокий, уверенный в себе человек со спокойными серыми глазами и твердым, решительным подбородком. Мужчина, руки которого умели так крепко и нежно обнять и который творил чудеса с ее телом. Ах, как же хотелось бы сейчас оказаться в их небольшом доме на окраине Нью-Йорка! Лежать в постели, ощущая нежные и сильные объятия любимого человека.

Все осталось в невозвратном прошлом. Ну и как надо поступать женщине, которая любит и нелюбима? Все сделано правильно. Нелюбимая ушла от любимого. И на этом — точка!

 

1

Вечеринка получилась на редкость удачной. Селма медленно потягивала вино, уговаривая себя расслабиться и наслаждаться прекрасным вечером, вместо того чтобы поддаваться мрачным мыслям. Шумное веселье, царившее в просторной, элегантной гостиной, выплескивалось в сад, наполненный ароматом жасмина. Вокруг смеющиеся лица нарядных гостей. А что с отцом? Почему мистер Грингер выглядит таким озабоченным? Он выделялся на общем фоне своим внушительным видом и ростом. Но это привычно. Непривычно другое — его явно что-то тяготит.

Дочь заметила перемену, когда приехала в Индонезию две недели назад. Собиралась пробыть здесь подольше, сочетая отдых с работой. Пока, правда, надежды не оправдывались, что не в последнюю очередь связано именно с отцом. Ясно, какие-то осложнения в бизнесе. Но разве тот расскажет? Можно только догадываться, что дело касается одной из гонконгских инвестиционных компаний. Отец, правда, сказал, что ничего серьезного, но так ли это? Как всегда, бережет не себя, а близких.

Рядом с Селмой неожиданно появилась Зарема, шурша изумрудным шелком платья.

— Ты видела потрясающего мужчину, который только что появился здесь?

— Какого мужчину? — Селма пожала плечами.

— Высокого брюнета с мощными плечами и серыми глазами. Спокойный, сдержанный, но под такой оболочкой, как правило, скрывается страстная натура. Впрочем, я забыла, что мужчины тебя совершенно не интересуют, — не без лукавства в голосе заметила приятельница.

Особенно высокие и красивые брюнеты с широкими плечами и серыми глазами, добавила про себя Селма. Прошло уже четыре года после развода с Адамом, но боль утраты по-прежнему давала о себе знать.

— Во сколько мы начнем завтра? — Вопрос Селмы резко менял тему разговора.

Дело в том, что Зарема обещала отвести ее на Центральный рынок. Ее родители дружили с отцом Селмы, подружились и дочери. Зарема, хорошо зная местный язык и обычаи, предложила подруге быть ее гидом и переводчиком. Журналистка собирала материал для статьи о туземных товарах, продающихся на уличных лотках, значит, никак не обойтись без экскурсий по базарам и улицам.

— Чем раньше, тем лучше, — ответила Зарема. — Я зайду за тобой в семь утра. Слушай, Селма, мне очень нравится твое платье — классическое и в то же время такое… сексуальное. Где ты купила его? В Нью-Йорке?

Селма кивнула. Ей самой нравился наряд. Прекрасный мягкий шелк, переливающийся разными оттенками аквамарина. Платье длинное, струящееся по стройной фигуре. В нем кажешься выше, чему способствовали также высокие каблуки и удлиненные серьги в ушах.

— Давай чего-нибудь выпьем, я умираю от жажды, — сказала Селма.

Бар устроили в саду. Скрытые за листвой светильники создавали романтическую атмосферу.

— Вот он! — прошептала Зарема. — Правда, хорош?

Селма посмотрела в указанную подругой сторону и остолбенела. Дыхание перехватило, защемило сердце. Мужчина, что и говорить, действительно потрясающий. Высокий, стройный, в безукоризненном костюме, он являл собой совершенство мужской красоты, излучая здоровье, физическую силу и уверенность. Серые глаза на загорелом лице отливали стальным блеском. Сильный подбородок свидетельствовал о целеустремленности и твердости характера. Типичный пример человека, который прекрасно чувствует себя в этом мире, человека, живущего в ладу с самим собой. Мужчина в расцвете сил, обладающий к тому же несомненным магнетизмом.

Мужчина, который когда-то был ее мужем.

— Привет, Селма, — произнес знакомый голос. Голос, звук которого до сих пор вызывает дрожь во всем теле.

— Адам? — прошептала Селма, едва переведя дыхание. — Вот уж неожиданная встреча!

— Как ты? — спросил Адам, беря бывшую жену за руку. Его голос звучал совершенно спокойно, как будто человек встретил просто знакомую или коллегу.

— Нормально, — с трудом ответила Селма.

Тепло его твердых пальцев будто разбудило каждую клеточку ее существа. Не столько разум, сколько тело прониклось воспоминанием о былой любви.

Это безумие, подумала Селма, пытаясь взять себя в руки. Самое настоящее безумие. Вот она стоит, вежливо пожимая руку мужчины, с которым когда-то делила постель и чье тело знала как свое собственное. Женщина не без труда заставила себя приветливо улыбнуться.

— Мир полон маленьких неожиданностей, — сказала она.

Какая там «маленькая неожиданность»! Настоящее потрясение вызвала в ней встреча с бывшим мужем. Но не будешь же выставлять свои чувства напоказ.

Адам выпустил ее руку, продолжая внимательно вглядываться в лицо собеседницы.

— Мир тесен.

Она молча кивнула в знак согласия.

— Я был рад снова встретиться с твоим отцом, — сказал Адам. — Не видел его целую вечность. Он сказал мне, что ушел с прежней работы и теперь крутится в мире частного бизнеса.

— Да, — ответила Селма, больше прислушиваясь к глубокому тембру голоса, чем к словам.

Как трудно отвести глаза от этого когда-то такого родного лица!

Адам сделал глоток из своего бокала.

— Насколько я понял, его фирма занимается сейчас интересным совместным проектом в Китае.

И снова в ответ лишь короткий выдох.

— Да.

Он почти не изменился, разве что слегка возмужал, черты лица стали более резкими. На висках появились первые проблески седины. Сколько ему сейчас? На десять лет больше, чем ей, — значит, тридцать семь. Но по-прежнему излучает жизненную энергию и, пожалуй, привлекательности лишь прибавилось.

— Ты работаешь здесь? — спросила Селма, вспомнив, что Адам всегда любил Восток.

Тот кивнул.

— Провожу исследования для Всемирного банка. Тропические фрукты.

— Банк и вдруг фрукты?

— Почему бы нет? Экспорт. Речь о развитии бизнеса в этом регионе. Последние несколько недель я провел на фермах и перерабатывающих заводах. В западных странах сейчас растет спрос на экзотические фрукты. А ты, надо понимать, приехала сюда повидаться с отцом? — вежливо поинтересовался собеседник.

С таким же равнодушием он мог бы общаться с совершенно незнакомым человеком. В голосе появились какие-то новые нотки — так говорит тот, кто много повидал и уже ничему не удивляется.

Селма облизала пересохшие губы.

— Да, повидаться с папой. Поживу здесь какое-то время, заодно и поработаю.

Адам смотрел на нее несколько отчужденно. Так во всяком случае показалось ей.

— Ты не изменилась, — сказал он.

— Правда? А ты, видимо, ожидал увидеть уже совсем другую женщину?

— Да нет, просто подумал, что ты должна бы измениться.

— Почему?

Что-то вспыхнуло в глазах собеседника, но тут же исчезло.

— Я не мог представить себе, что ты останешься такой же, какой была во время нашего брака. Впрочем, говорю только о внешних данных. А уж какой ты стала на самом деле — судить об этом не могу, верно? — Адам сдержанно улыбнулся. — Что же касается внешности, то тут все в порядке, так же хороша, как и прежде.

Всегда умел ввернуть пару комплиментов — джентльмен, ничего не скажешь.

— Спасибо, — откликнулась Селма. — Что касается остального, то, думаю, я осталась такой же, какой была четыре года назад, разве что повзрослела и поумнела немного.

— Растем, значит, учимся, — сказал Адам.

Уж не насмешка ли скрывалась в его тоне? Но серо-стальные глаза смотрели равнодушно-спокойно. А чего, собственно, и ожидать бывшей жене? Не тепла же? Не веселых шуток?

— Ты по-прежнему консультируешь фирмы? — спросила Селма.

Когда-то Симмонс работал вместе с ее отцом в Агентстве международного развития, потом предпочел стать независимым экспертом и специализироваться в области сельскохозяйственной экономики. Имел тесные связи со Всемирным банком.

— Да, именно этим я и продолжаю заниматься. Два года, правда, преподавал в университете, но это так — для разнообразия. Потом вернулся к прежней работе. И, надо сказать, получаю больше удовольствия от работы консультантом, нежели от педагогической деятельности. А что ты делаешь?

Ах, какие они вежливые, какие светские! Все происходящее казалось Селме просто нереальным.

— У меня все хорошо, — ответила женщина.

Не будешь же бывшему мужу рассказывать, что ее статьи с успехом публиковались в газетах и журналах, что она работает уже над второй книгой, в которой рассказы о путешествиях переплетались с заметками о национальных кухнях, что рецензенты ставят в заслугу автору юмор. Да, именно юмор, которого сейчас-то и не хватало, чтобы легко и весело уйти от напряженности в разговоре.

— Замуж еще не вышла? — спросил Адам.

Сердце Селмы сжалось от боли.

— Нет.

— Надо же! Я был почти уверен, что ты замужем.

— Откуда такая уверенность?

— Ты — женщина семейного типа, если учесть все твои домашние таланты.

Снова слова произнесены нейтрально-равнодушным тоном. Когда-то ему нравились эти ее таланты, особенно стряпня. Но к черту воспоминания!

— А ты? Женат?

Ей удалось произнести вопрос таким же, как и у него, буднично-нейтральным тоном. Сама же замерла в напряжении. Боже, как же не хочется вдруг узнать, что в жизни этого человека появилась другая женщина.

Адам невесело улыбнулся.

— Я решил избавить себя от подобного груза.

Ишь ты, как излагает! Можно подумать, в семейной жизни он был загружен! Хотелось бы знать, какую такую нагрузку он испытывал, будучи ее мужем? Молодая женщина переборола невзначай вспыхнувшую злость.

— Я и не знала, что брак со мной был для тебя столь нелегким испытанием, — промолвила она, стараясь выглядеть сдержанной дамой, умудренной в житейских делах, но предательски подвел голос, выдавший волнение.

Адам часто ездил в командировки, но когда возвращался домой, там его ждал поистине королевский прием. И человек еще смеет что-то заявлять о «подобном грузе»!

Селма любила мужа, заботилась о нем. Как же — самый замечательный, самый сексуальный, самый любимый мужчина на всем свете. Господи, только романтическая дура могла стать его женой!

Адам пожал плечами.

— Давай не будем про старое, хорошо? Теперь это уже не имеет значения.

Ничего себе! Можно подумать, что развалившийся брак — это сущий пустяк, на который и внимания не стоит обращать.

— Тебе-то ведь всегда было безразлично, как мы живем, не правда ли? — с горечью произнесла она.

Сейчас глаза Адама выглядели, пожалуй, сердитыми, ну уж во всяком случае, не равнодушными.

— Откуда тебе знать, что я тогда чувствовал?

— Мне не надо было спрашивать. Я была твоей женой и все видела. И рада, что ушла от тебя, когда поняла, что ты не нуждаешься во мне.

Селма сжала руки, сожалея о том, что позволила своему гневу выплеснуться наружу.

Лицо собеседника напряглось, в глазах сверкнула злость.

— Ты даже не удосужилась поговорить со мной, когда решилась на развод, — хрипло произнес он. — Тебя, очевидно, совсем не интересовало, что по этому поводу думаю я. Так что какой смысл обсуждать это сейчас, спустя четыре года?

— Ты прав, теперь это не имеет никакого значения, — сухо бросила женщина.

Селма резко повернулась и пошла прочь, чувствуя, что больше не в состоянии оставаться рядом с ним. Пугала острота нахлынувших эмоций — злости, горечи и глубокой, жгучей тоски. А думалось, что давно излечилась.

Голова раскалывалась. Теперь только бы поскорее попасть домой, лечь в постель и заснуть, напрочь выбросив воспоминания о встрече с бывшим мужем.

Шофер отца быстро довез ее до дома. Охранник, увидев приближавшуюся машину, распахнул ворота. Селма попрощалась с водителем. Тот поехал назад, чтобы дождаться отца и отвезти его домой.

На лестнице горел свет, но во всем доме было темно. Прислуга уже разошлась. Огромное здание казалось пустым и заброшенным. Неприятно. Селма не привыкла к таким большим пространствам, которые к тому же никогда толком не использовались. Ее дом в Нью-Йорке был небольшим и уютным. Она переехала туда сразу после развода — хотела начать новую жизнь, в которой ничего не напоминало бы ей о Симмонсе. Глупые надежды! Люди, подобные Адаму Симмонсу, оставляют неизгладимое впечатление, отпечатываясь в памяти на всю жизнь.

Свет луны падал через незашторенные окна, придавая помещению таинственный вид. Интерьеры в доме были оформлены вполне профессионально, но, тем не менее, комнаты уютными никак не назовешь. Была бы жива мать, наверняка бы высказалась так: слишком роскошно, слишком претенциозно. Но мама умерла год назад, и отец с тех пор не находил себе места. Он перешел на другую работу, предпочел новую обстановку, но разве убежишь от одиночества?

Пробираясь в темноте в свою комнату, Селма по пути включила две настольные лампы. Войдя в спальню, зажгла верхний свет. Странно, но двери в сад приоткрыты. Кажется, она закрыла их перед уходом. Или не закрыла? Нет, что-то неладное творится. Откуда это ощущение тревожности? Впрочем, не стоит нервничать. Все спокойно.

— Ты просто психопатка, — заявила Селма своему отражению в зеркале. — Тебя преследует прошлое. Надо же так нервничать только потому, что вновь встретился на пути Адам Симмонс. Ты не видела его четыре года, — продолжала она, пристально глядя в глаза той, что смотрела из зеркала. — Ты разведена с ним. Чего волноваться?

Уговаривай себя — не уговаривай, а волнение не оставляло ее. Не оставляло даже во сне — снился Симмонс. То он у камина с журналом в руках, то угощает вином и лукаво при этом смотрит на нее. Как в кино сменялись кадры и вдруг застыли: Адам, обнаженный, спит на кровати. Селме хотелось дотронуться до него, почувствовать его тепло и силу. Ее рука поддалась желанию, но наткнулась на пустоту. Снова попытка дотянуться до такого реального, близкого человека — и снова пустота, пробуждение освободило от тревожного наваждения.

Было почти шесть часов, и сквозь легкие занавески уже проглядывал рассвет. Начинался новый день.

— Ты вчера вдруг ни с того ни с сего исчезла, — укорила Зарема, с которой Селма встретилась час спустя. Они ехали в сторону рынка. Машину с шофером им предоставил Грингер.

— Голова что-то разболелась.

Оправдание было принято.

— Я видела, как ты разговаривала с тем красавцем. И кто же он?

— Работает консультантом по контракту со Всемирным банком. Он в командировке, здесь, судя по всему, не задержится.

Селме удалось придать голосу этакое безразличие. Не обсуждать же Симмонса в легковесной беседе с приятельницей. Даже думать о нем сейчас не хотелось.

— А что еще он сказал тебе? — не унималась Зарема.

— Ему нравится еда, приправленная карри. — Что правда, то правда, с ее знанием вкуса бывшего мужа и врать легко. — Любит еще соте с арахисом.

— Ты что, с таким потрясающим мужчиной говорила только о еде? — изумилась подруга.

— Еда — великолепная тема для беседы, — весело ответила Селма. — У каждого на этот счет есть свои мысли. И не смейся — с достаточной долей достоверности можно определить характер человека по его гастрономическим вкусам. Я уже как-то писала об этом и считаю, что читатели должны быть мне благодарны за подобную подсказку.

— И что же ты узнала о нашем красавце, применив свою теорию? — Зарема была полна скепсиса.

— Он всеяден, ему нравится все, — небрежно бросила Селма, ничуть не солгав. — Это говорит о том, что он — предприимчивый делец, сохраняющий довольно отсталые взгляды.

— А как у него обстоят дела по сердечной части? — Голубые глаза подруги лукаво заблестели. — Он романтик?

— О, на него находят романтические настроения. Любит дарить цветы, шоколад, драгоценности.

И это тоже правда. Можно еще добавить: иногда роскошные кулинарные книги и всякие необычные безделушки.

— Ммм. А как насчет любовных писем и стихов? Или, скажем, пылких телефонных разговоров? — Зарема понизила голос. — Мне очень нравятся страстные беседы с невидимым собеседником.

У Селмы защемило сердце. Мало ли что кому нравится!

— Никаких звонков по телефону.

— Предполагаю, как любовник он должен быть на высоте, — заявила девушка, не ведая о том, как болезненно реагирует подруга на ее слова.

Меньше всего хотелось думать сейчас о том, каков Адам в постели.

— Послушай, — бывшая миссис Симмонс начала терять терпение, — есть пределы того, что можно узнать о человеке по его отношению к гастрономическим изыскам. Если тебя так интересует этот мужчина, то познакомься с ним, занимайся с ним любовью и выясняй сама все, что тебя интересует.

Господи! — в панике одернула себя Селма. Что я несу?

Сбитая с толку, Зарема растерянно произнесла:

— Что это ты так бросаешься на людей?

— Да не бросаюсь я…

— Посмотрела бы на себя со стороны. Я задавала тебе все эти дурацкие вопросы шутки ради.

— Извини меня, — промолвила Селма.

Зарема помолчала минуту, а затем добавила:

— Если тебя интересует этот красавец, то я не буду даже смотреть в его сторону.

— Он меня совсем не интересует. Можешь забрать его себе. — Селма заставила себя улыбнуться. — Может, твоя мама пригласит его на обед? Он любит домашнюю кухню, о чем не преминул сообщить.

На лице Заремы отразилось замешательство, которое быстро сменилось радостной догадкой.

— Ты знакома с этим человеком, не так ли?

— Нет, я только придумала, что знаю его.

Ей был двадцать один год, когда они познакомились. В то время Адам работал в Агентстве международного развития вместе с Грингером, который очень высоко ценил молодого коллегу. Оценила по достоинству привлекательного мужчину и она, а вернее сказать, влюбилась без памяти. Дни, которые последовали за вечером знакомства, остались в памяти как стремительный водоворот любви и страсти.

Она влюблялась и до этого, но то, что девушка испытывала с Адамом, не шло ни в какое сравнение с предыдущими увлечениями. Наконец-то к ней пришла настоящая любовь!

Через месяц состоялась свадьба.

Какое-то время подруги ехали молча. Селма смотрела в окно автомобиля на проплывавшие мимо дома и прохожих. Красиво здесь, ничего не скажешь. С высокими современными зданиями соседствовали стройные мечети, приземистые пагоды и вычурные дома викторианской эпохи. Улицы утопали в пышной зелени.

— Ты завтракала сегодня? — спросила Зарема.

— Нет, не хотела портить себе аппетит, — ответила приятельница.

Да уж, не стоило наедаться, когда едешь на рынок, где придется дегустировать вкусные кушанья. Раз в проекте статья о местных продуктах и блюдах, необходимо для начала самой ознакомиться с особенностями экзотической кухни. Здешние базары просто ломились от всевозможных диковинных вкусностей. День обещал быть интересным.

Уставшая, полная впечатлений Селма возвращалась домой на такси, когда на улице уже начало смеркаться. Освещенные минареты красиво выделялись на фоне темного ночного неба, напоминая иллюстрацию из «Тысячи и одной ночи». Несмотря на усталость, настроение было приподнятым. Много интересного удалось увидеть. Много вкусного попробовать. Материал для статьи собран.

Большие ворота были открыты, и такси бесшумно проехало по аллее к главному входу дома. Она вышла из машины, расплатилась с водителем и поднялась по ступенькам открытой веранды. Ночной сторож мирно спал на своем тюфяке и даже не шевельнулся, когда молодая женщина открывала дверь.

В доме тихо. Отец улетел в Малайзию и должен вернуться только завтра. Без него здесь совсем пусто и одиноко. Включив настольные лампы в гостиной, Селма бросила сумочку и блокнот на диван. Надо еще немного поработать сегодня над своими записями, перед тем как лечь спать. Но сначала — душ.

Быстро прошла через холл в свою спальню, открыла дверь, включила свет и остолбенела. В комнате настоящий разгром: все ящики вынуты, одежда разбросана по полу. Двери в сад широко распахнуты, и белые кружевные занавески трепещут на ветру.

Такого в ее жизни еще не было. Какое-то время Селма стояла, не двигаясь, словно приросла к полу.

Грабители! — было первой мыслью. Неужели украдены деньги, драгоценности? Бриллиантовое колье мамы! О господи, только не это! Фамильное ожерелье передавалось от матери к дочери уже в течение нескольких поколений. Селма бросилась к туалетному столику, нашла шкатулку, обтянутую бархатом, и вытряхнула ее содержимое. Слава богу, колье на месте. Селма облегченно вздохнула.

Значит, не грабители? Но что же тогда искали здесь злоумышленники? Что им надо было в ее комнате? Ноги дрожали от страха, когда женщина осматривала свою спальню, пытаясь найти ключ к разгадке.

Что-то нужно предпринять. Но что? Позвонить кому-то? Вызвать полицию? Схватила трубку телефона. Гудков не было. Телефон не работал.

Боже, как страшно! А тут еще она почувствовала легкое движение за спиной. Резко обернулась, но в тот же момент сильные руки подняли ее и понесли…

 

2

Селму парализовало от страха. Немного опомнившись, она стала вырываться, но тщетно.

— Ни звука, или мы оба погибнем. — Приглушенный голос показался знакомым.

Адам, ты?! Она бы выкрикнула эти два слова, если бы похититель не прижал ее лицо к себе.

— Тише!

Грудь мужчины была теплой. На какое-то мгновение появилось странное чувство — будто ее однажды уже уносили таким же образом и тоже ночью.

Прижатая лицом к мускулистой груди, она хорошо слышала глухие удары сердца своего похитителя. Слегка закружилась голова от знакомого приятного мужского запаха, вытеснив на время все остальные ощущения.

Симмонс, а это, безусловно, был он, не церемонясь, втолкнул Селму на заднее сиденье автомобиля, стоявшего у веранды, сел рядом с ней и что-то быстро скомандовал водителю. Машина рванула с места и устремилась к воротам.

— Что все это значит, черт возьми! — Наконец Селма могла дать выход своему возмущению.

— Веди себя спокойно, — приказал Адам. — Позже.

— Что позже? Куда ты меня везешь? Что происходит, в конце концов?

В негодовании Селма резко повернулась к своему спутнику и встретила пристальный взгляд стальных серых глаз.

— Я сказал, успокойся. — Голос звучал подчеркнуто невозмутимо. — С тобой ничего не случится, если ты будешь вести себя нормально.

Ну как тут быть? По приказу — успокоиться? Сделать вид, что для нее ночное похищение в порядке вещей?

— Адам, ты в своем уме? — прошептала Селма, пытаясь передать всю меру своего возмущения.

Спутник ответил молчанием.

Ох, уж эта его манера высокомерного превосходства! Сноб несчастный! И все-таки раз он рядом — значит, бояться нечего. Практика прежних лет давала ей основание чувствовать себя и сейчас защищенной.

Главное — не нервничать. Да и много ли можно сделать в подобных обстоятельствах! Дать волю слезам? Глупо. Дать выход злости? Проще простого, но тоже не слишком умно.

Может быть, стоит осмыслить ситуацию?

Ему никто не давал права вести себя столь агрессивно. Это раз. Два: что-то заставило его идти на то, чтобы насильно увозить бывшую жену из дома бывшего тестя. Только вспомнить, во что превратилась ее комната! И еще неподвластное пониманию состояние отца — его тщательно скрываемая нервозность, его озабоченное лицо.

Что-то действительно случилось.

Может, это имеет отношение к сделке, которая вызывала у папы какие-то затруднения? Что он сказал о компании, с которой имел дело? «Нечистоплотная»! Не очень-то лестная характеристика делового партнера.

Но Адам-то здесь при чем? Он-то какое отношение имеет ко всему, что связано с отцом? Черт знает что! Ничего невозможно понять!

Страх сейчас одержал бы победу, если бы не злость. У отца трудности, но он молчит. Действительно, не стоит обременять проблемами «маленькую девочку». Единственная дочь в семье — навсегда ребенок. Отец с матерью и три старших брата обращались с ней как с принцессой — за ней до сих пор сохранилось это прозвище. Прекрасно, когда тебя так любят, так о тебе заботятся, но пора бы им и заметить, что они имеют дело уже с вполне взрослым человеком.

Машина остановилась, и Селма открыла глаза. Освещенная многолюдная улица, красивый, явно дорогой отель.

— Выходи, — коротко бросил Адам и помог ей вылезти из машины.

Селма споткнулась, и он, приобняв одной рукой за плечи, удержал ее от падения. При этом задержался в нечаянной близости.

— Не натвори глупостей, — тихо произнес он, явно не желая быть услышанным со стороны. — Пока ты будешь делать то, что я говорю, ты в безопасности.

Селма съежилась. На этот раз перед ней был мужчина, которого она не знала. Раньше Адам никогда не командовал ею, никогда не указывал, что она должна делать, ни разу ничего не требовал. Уж он-то в отличие от родных относился к ней как к самостоятельной, независимой личности. Да иных отношений и не предполагалось. Тогда не предполагалось. А сейчас?

Продолжая держать руку на ее плечах, Адам быстро провел ее через роскошный холл. Селма воспринимала окружающую обстановку как нечто нереальное, потустороннее. Потом они очутились в лифте с зеркальными стенами.

Она увидела свое отражение и обомлела. На нее смотрела женщина с безумными глазами, растрепанными волосами, в помятой одежде. Лифт остановился. Селма двигалась как в трансе. Сколько-то шагов по коридору, какая-то дверь, у которой остановились. Адам повозился с замком. Легкий щелчок, дверь распахнулась. И вот они уже в большой уютной комнате. Тут-то наконец и появилась возможность дать выход эмоциям.

— Я хочу знать, что происходит! — выкрикнула Селма, с удивлением обнаружив неприятно пронзительные нотки в собственном голосе. — Что все это значит?! Зачем ты привез меня сюда?

— Не кричи на меня, — спокойно произнес Адам.

От такого спокойствия злость лишь удвоилась.

— Буду кричать! Завоплю на весь отель, если ты и дальше будешь молчать!

— Успокойся, тогда и поговорим, — сказал Адам и, повернувшись к ней спиной, взял с подноса, стоявшего на туалетном столике, бутылку виски.

— Успокоиться?! — взвилась Селма. — Ты сам понимаешь, что говоришь? Мою комнату перевернули вверх дном, меня похитили, и теперь самое время успокоиться?

— Я не похитил тебя, а спас, — заявил мужчина.

— Спас? От чего? Я требую, чтобы ты сказал мне, что происходит, черт возьми!

Адам намеренно спокойно налил виски в два стакана.

— Все скажу, но не раньше, чем ты возьмешь себя в руки.

Ну, это уж чересчур!

— Какое право ты имеешь так обращаться со мной? — разбушевалась Селма. — Как ты посмел насильно увезти меня из дома? Что, собственно, случилось? Какого черта тебе потребовалось так перевернуть мою комнату?

Она еще не закончила свою гневную тираду, а уже знала, что ее обвинения абсурдны. Ни при каких обстоятельствах не представишь Адама, вытряхивающего ящики из шкафов, роющегося в чужих вещах.

— Неправда, я не делал этого! — резко ответил он. — В вашем доме побывали два наемника. Они сидели в кустах и ждали твоего возвращения, чтобы похитить тебя. Я решил опередить их.

Ну теперь уж совсем голова кругом! Ее похитить? Зачем? Кому она нужна? Ноги подогнулись, сердце сжалось, молодая женщина опустилась на край кровати. Злость уступила место страху.

— Это какое-то безумие, — прошептала Селма. — Кому понадобилось похищать меня?

— После того как ты уехала вчера с вечеринки, я разговорился с твоим отцом и понял, что он случайно попал в скверную историю. Виновником является фирма, с которой он был связан в последнее время. За его партнерами числились какие-то серьезные махинации, и твой отец, узнав об этом, решил расторгнуть контракт, что, естественно, не привело их в восторг.

Селма почувствовала острый укол в сердце.

— Я подозревала нечто подобное, но отец молчал, не желая расстраивать меня. Папа постоянно твердил, что беспокоиться не о чем, что ничего серьезного не происходит.

— На самом деле все не так, — сказал Адам. — Причем предполагаю, он сам узнал об этом недавно. У мафиозной фирмы осталась одна возможность надавить на неподатливого мистера Грингера — похитить его дочь и таким образом сделать щепетильного человека более сговорчивым.

— О господи! — прошептала Селма.

Адам положил кусочки льда в стаканы и протянул один из них гостье.

— Выпей, это немного успокоит тебя.

— Я не люблю виски, — произнесла та дрожащим голосом.

— Знаю, но у меня здесь больше ничего нет. Никак не предполагал, что сегодня мне придется принимать у себя бывшую жену.

Что правда, то правда — ее здесь не ждали. Ни свечей, ни цветов, ни шампанского. Господи, как все в жизни до обидного скучно. Вот бы, скажем, человек, встретивший невзначай бывшую жену, почувствовал, что был не прав в их общей прошлой жизни, и тут его настигла новая страсть, результатом чего и стало похищение. Но нет, такое бывает только в романах, с огорчением подумала Селма. И сразу устыдилась своих мыслей.

А ее любимый устало опустился на стул и никак не напоминал человека, охваченного страстью. Вид утомленный, всклокоченные волосы, темные круги под глазами.

Селма через силу сделала глоток из бокала и поморщилась, чувствуя, как крепкий напиток обжег горло.

— А что это за сделка? — спросила она.

Адам устало провел рукой по волосам.

— Проект инвестирования крупного строительства. Речь о заводе по выпуску бытовой техники. Мистер Грингер заключил контракт с фирмой, не зная, что за той водятся кое-какие грешки.

— А какое отношение имеешь к этому ты? — спросила Селма.

Адам горько усмехнулся.

— Просто влип по несчастному стечению обстоятельств.

— Влип? Что это значит? И с какой, скажи, стати ты решился лишить наемных бандитов возможности похитить меня?

— О, — последовал небрежный ответ, — я постоянно спасаю каких-то девиц из затруднительного положения.

Ну что ж, сумела разозлить человека, так стоит ли удивляться его реакции на нелепый вопрос? Селма нехотя сделала еще один глоток виски. Неприятно, но сейчас это ее единственное лекарство.

— Послушай, можешь ты мне наконец объяснить, как ты узнал, что замышляется нечто недоброе?

Адам скривил губы.

— Сидел в ресторане, ждал приятеля. Тот опаздывал. За соседним столиком беседовали двое мужчин. Неожиданно для меня донеслось имя твоего отца, тогда я уже намеренно стал прислушиваться к их разговору. Представь мою оторопь, когда я услышал: чтобы вывести мистера Грингера из игры, надо выкрасть его дочь, то бишь тебя. И план этот надлежит выполнить уже намеченным ими бандюгам. Вот какие коленца выкидывает жизнь! Случайность заставляет меня стать спасителем моей бывшей жены. Мог ли я пренебречь подобной возможностью? Но хватит об этом. Надо срочно связаться с твоим отцом. Ты знаешь, в каком отеле он собирался остановиться?

— В «Национале», — машинально ответила Селма.

Как все нелепо и странно. О случаях, подобных этому, то и дело читаешь и слышишь. Но одно дело издалека сочувствовать людям, попавшим в беду, а другое — оказаться в их положении.

Адам тем временем узнал телефон «Националя» и уже набрал нужный номер. Он протянул трубку Селме.

— Хочешь первой поговорить с ним?

Та отрицательно покачала головой.

— Ты сможешь гораздо лучше объяснить сложившуюся ситуацию.

Адам сжато изложил Грингеру суть происшедшего, заверил его, что дочь в безопасности и сейчас находится здесь, у него, Симмонса, потом передал трубку Селме.

— Привет, папа.

— Слава богу, с тобой все в порядке, — послышался взволнованный голос отца. — Я немедленно заявлю о случившемся в полицию. Мне даже в голову не могло прийти, что эти мерзавцы пойдут на такое! Но ничего, они дорого заплатят за свое преступление.

— Что это за люди, папа? Я хочу знать, кто хотел похитить меня!

— Мне сейчас трудно все объяснить тебе, милая моя принцесса. Я недооценил серьезность ситуации. Если бы с тобой что-то случилось, я никогда бы не простил себе.

Да, рассчитывать на исчерпывающий ответ не приходится, с горечью подумала Селма.

— Но я боюсь за тебя, папа! Прошу тебя, будь осторожен!

— О, не беспокойся. Я могу позаботиться о себе. А вот ты обещай мне, что уедешь из города и будешь делать все, что скажет Адам.

Вот как повернулось дело! Отец настаивает на том, чтобы она неукоснительно подчинялась бывшему мужу. В другой ситуации и посмеяться можно было бы. Впрочем, отец всегда доверял Адаму. Они работали вместе в течение пяти лет и относились друг к другу с большой симпатией и уважением. Решение дочери развестись с мужем Грингер не одобрил.

— Девочка! Обещай мне, что будешь слушаться Симмонса! — настойчиво повторил далекий голос.

— Я могу сама позаботиться о себе, папа!

Ее привычная реплика в данной ситуации прозвучала несколько нелепо.

А Симмонс тем временем налил себе еще порцию виски и отошел к окну. Сильные, прямые плечи, стройный торс, длинные ноги, твердо стоящие на земле, — короче говоря, мужчина, с которым нельзя не считаться.

— Селма, — неслось из трубки, — прошу тебя, не заставляй меня волноваться. Я должен знать, что ты находишься в безопасности.

В безопасности? Ох, папа, если бы ты знал, как пугает твою дочь близость того, кто, по-твоему, является надежным защитником. Для «принцессы» главная опасность сейчас — собственные эмоции.

— Селма! — услышала она отчаянный голос отца и прикрыла глаза в знак согласия.

— Все в порядке, папа. Я сделаю так, как ты хочешь.

— Вот и умница. А теперь прощай. Буду звонить в полицию.

«Умница». Селма поморщилась и положила трубку.

— Ну как? Получила ответы на свои вопросы? — спросил Адам, повернувшись к ней.

— Если честно, разговор не принес удовлетворения…

— Удовлетворения? Ну, знаешь, это слово трудно применить ко всей сегодняшней ситуации.

Интересно, что испытывает мужчина, вынужденно оказавшийся наедине с бывшей женой? Жене-то что? Папа приказал, вот она и осталась здесь.

— Я, пожалуй, выпью еще немного, — сказала Селма, поймав насмешливый взгляд Адама. Тот плеснул немножко виски в бокал и протянул ей, сопроводив мягким советом:

— Пей осторожнее, Селма.

Еще чего! Будет тут указывать! Назло выпью.

— Хочу заказать ужин в номер. Чего бы ты хотела?

Селма покачала головой.

— Ничего.

До еды ли сейчас! Кошмарное приключение совершенно выбило из колеи.

Женщина попыталась привести себя в порядок — одернула платье, пригладила волосы. Как она, наверное, безобразно выглядит — неопрятная, грязная. Нет с собой даже расчески. Сумочка и блокнот остались лежать на диване в гостиной. Да что расческа! Ни денег, ни документов — ничего. Как же быть дальше-то?

— Что же мне теперь делать? — произнесла Селма уже вслух тоном маленькой беспомощной девочки.

Она вообще-то не из тех, кто не знает, как поступить. Всегда была независимым человеком, умеющим самостоятельно принимать решения.

— Пока ничего, — бросил Адам. — Отдыхай.

— Отдыхать? Ну, разумеется, это как раз то, что мне нужно.

Она попыталась добавить голосу сарказма, но не получилось: голос предательски дрожал.

Мужчина посмотрел на нее, и в его глазах на какое-то мгновение промелькнула теплота. Он протянул руку и нежно дотронулся до щеки Селмы.

— Все будет хорошо, милая. Ты уже в безопасности, да и отец сумеет позаботиться о себе.

Если бы этот человек знал, как приятна его забота. Если бы догадывался, какую ответную волну нежности испытала она. Но нет, он не должен даже подозревать, какие эмоции захлестнули ее сейчас.

— У меня ничего нет с собой, — удрученно произнесла женщина. — Ни денег, ни одежды. Слушай, сними мне номер в отеле, должна же я хотя бы помыться и поспать.

— Сегодня ты останешься в этом номере, — спокойно, но твердо сказал Адам. — За нами, возможно, следили, когда мы уезжали из дома твоего отца. Поместить тебя в другом номере значило бы идти на неоправданный риск.

Но я не хочу оставаться с тобой в одной комнате, мысленно возразила Селма. Надо постараться сохранить самообладание и выдержку, чтобы не позволить эмоциям одержать верх над разумом.

— Только не воображай, что несешь за меня какую бы то ни было ответственность, — сердито произнесла она.

Адам со спокойной уверенностью возразил:

— С сегодняшнего дня я становлюсь ответственным за тебя.

— Понимаю, что ты выполняешь поручение папы, но не стоит так уж буквально понимать его просьбу.

— Для твоего отца я сделаю все, что могу, и даже более того.

Селма с удивлением взглянула на собеседника. Тот поспешно добавил:

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Я восхищаюсь мистером Грингером и уважаю его. Твой отец для меня значит больше, чем мой собственный.

— Вот уж никак не предполагала такого, — растерянно сказала она. — Ты никогда не говорил мне об этом.

У нее не было сомнений, что отец и муж симпатизировали друг другу, но о глубине их чувств по внешним проявлениям судить было трудно. Оказывается, все сложнее, чем представлялось.

Селма допила виски. Тяжело же ей дался сегодняшний день — вымотана до предела, и алкоголь не помог расслабиться. Сейчас она совершенно не способна ни к логическому мышлению, ни к решительным действиям. Придется следовать рекомендациям Адама.

Тут же с его стороны последовал настоятельный совет.

— Прими душ — сразу почувствуешь себя лучше. Там на двери висит чистый банный халат. — Адам снял телефонную трубку. — Ты уверена, что ничего не хочешь? Может, мятный чай с медом?

— Ну ладно, давай чай, — милостиво согласилась она.

Селма поднялась и прошла в ванную. Прислонившись к прохладной кафельной стене, глубоко вздохнула. Итак, Адам не забыл про ее любовь именно к такому чаю. Что это может означать, кроме того, что у человека неплохая память?

Женщина разделась, оглядывая роскошную ванную комнату — мраморный пол, толстые махровые полотенца и набор всевозможных косметических изысков — шампуни, кремы, гели.

Итак, ванна готова, остается добавить в воду немножко ароматизированного масла. И можно понежиться немного, рассчитывая на расслабляющий эффект теплой воды. Но напрасные ожидания. Голова по-прежнему раскалывалась от пугающих вопросов и беспокойного предчувствия. Что будет с отцом? И с ней самой? К тому же будоражил сам факт предстоящей ночи в одном номере с бывшим мужем. Тот оставался все тем же привлекательным мужчиной, в которого она когда-то так безоглядно влюбилась. Но в то же время это был уже другой человек. Жестче, холоднее прежнего, его глаза уже не светились весельем, как раньше.

Стук в дверь заставил вздрогнуть от неожиданности.

— Твой чай готов. Принести его в ванную? — спросил Адам.

У Селмы участился пульс.

— Спасибо, не надо. Я уже выхожу.

Как прекрасно это ощущение чистоты. В чалме из полотенца, в махровом халате молодая женщина вышла из ванной.

— Как ты думаешь, сумеют постирать мои вещи, чтобы они были готовы к завтрашнему утру? — спросила она.

Адам оторвался от газеты.

— Конечно, — сказал он и снова снял телефонную трубку. — Что-нибудь еще? Зубную щетку, например?

— Да, если можно.

Селма села за стол и налила себе чаю из небольшого фарфорового чайника, добавив в чашку мед. Прекрасный напиток.

Адам закончил разговор с бюро обслуживания отеля и сел за стол напротив нее. Он снял крышки с тарелок — китайская лапша, креветки, салат. Выглядело все довольно аппетитно.

— Поешь немного. Тебе надо подкрепиться.

— Нет, спасибо, — ответила Селма, продолжая пить чай. — Ты, оказывается, не забыл, что я люблю мятную заварку…

Адам оторвался от еды и внимательно посмотрел на бывшую жену.

— Конечно, помню. С чего бы мне забыть это?

— Да я так просто… — она неуверенно пожала плечами, — не предполагала, что ты запомнишь именно это.

— Я помню не только о чае. Во всяком случае, помню больше, чем мне хотелось бы.

Да, она тоже помнила многое, что не прибавляло покоя душе. Женщина опустила глаза, подумав о том, как они разместятся на ночь. В номере была всего одна кровать, хотя и королевских размеров. Они, конечно, могут улечься на ней вдвоем, причем не мешая друг другу. Но так не пойдет. Лучше уж устроиться на полу или в кресле, да разве этот джентльмен согласится на такое? Дурацкая ситуация.

— Ты выглядишь уставшей, — заметил Адам, окинув ее взглядом.

— Я на самом деле устала.

— Расскажи мне о твоей статье, — попросил он.

О статье так о статье — все-таки есть возможность отвлечься от мыслей, бередивших душу.

— Ты когда-нибудь пробовал мясо змеи?

— Да. Похоже на курятину. Очень вкусное.

Селму передернуло от отвращения.

— Вот видишь, а я все еще не готова к дегустации такого экзотического блюда.

В дверь постучали. Приветливая горничная пришла забрать одежду в стирку. Через минуту — снова стук. На этот раз не менее приветливая девушка принесла зубную щетку.

— Ну вот, теперь можешь ложиться, — сказал Адам. — Не возражаешь, если я посмотрю новости по телевизору?

— Смотри, пожалуйста. А где я буду спать?

— В кровати, разумеется. — Адам удивленно вскинул брови.

— А ты?

— Там же, где же еще? На этой кровати места хватит на десятерых. И потом, если ты помнишь, мы с тобой уже спали в одной постели когда-то.

Селма вспыхнула.

— Это было довольно давно, — нервно произнесла она, — и мы тогда были женаты.

— Ради бога, не смотри на меня глазами испуганной девственницы. Тебе нечего бояться. Я не собираюсь насиловать тебя. Никогда этого не делал, не сделаю и сейчас.

Женщину охватила дрожь. Да, муж никогда не принуждал ее к сексу. Да и нужды в этом не было. Ему достаточно улыбнуться ей своей особой улыбкой, нежно дотронуться до нее, поцеловать, и она уже готова была раствориться в нем. А сейчас… Сейчас просто страшно представить, как пережить предстоящую ночь в одной постели с этим человеком.

— Хорошо, — бросила она. — Пойду высушу волосы и почищу зубы.

Селма устремилась в ванную. Ноги дрожали, по телу прошла горячая волна. Испуганная девственница! Надо же такое сказать!

Рывком сняла с крючка фен и стала сушить волосы. Приглушенный однообразный звук моторчика действовал успокаивающе. Но тяжесть в груди не проходила. Хотелось плакать от жалости к самой себе.

Стрижка короткая — волосы высохли быстро. Из несессера Адама достала зубную пасту.

Рядом с несессером лежала расческа, и Селма, поколебавшись немного, взяла ее и прошлась по волосам. Было что-то интимное в том, что она копалась в его вещах. Ну да бог с ним! Вышла в комнату.

Сняв ботинки и носки, положив голые ступни ног на кровать, Адам смотрел телевизор. Знакомая поза…

Селма встала у постели, не зная, что делать дальше. Можно, конечно, привычно снять халат и нырнуть под простыню. Однако подобное шоу с раздеванием явно неуместно, если рядом даже не просто мужчина — бывший муж. В пору их брака Селма всегда спала обнаженной. Но сейчас-то они, можно сказать, чужие друг другу. Не пристало, значит, следовать былым привычкам.

— У тебя есть что-нибудь, что я могла бы надеть вместо ночной сорочки? — спросила Селма. — Может, какая-нибудь футболка?

Адам смотрел на нее какое-то время, как бы переваривая вопрос. Затем указал в сторону шкафа.

— Второй ящик справа. Там лежит голубая майка, новая и, главное, длинная.

Ей послышалась насмешка в тоне, в самих его словах, впрочем, уверенности не было. Она нашла футболку и пошла в ванную, чтобы надеть ее.

— Очаровательно, — с улыбкой прокомментировал Адам ее появление на пороге ванной. — Ты что, серьезно думаешь, что эта штука может остановить меня, если я захочу овладеть тобой?

— Пошел к черту, — огрызнулась Селма.

Адам рассмеялся.

— Ложись спать, принцесса. Попытайся заснуть, это тебе сейчас необходимо.

Легко сказать — трудно сделать. Постель удобная, простыни накрахмаленные, прохладные, но комфортом внешним никак не преодолеть внутренний дискомфорт. Селма лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к тихому голосу теледиктора. Ей показалось, что прошла вечность, прежде чем Адам выключил телевизор, — может быть, человек намеренно ждал, когда она заснет. Было слышно, что он встал, прошел в ванную, включил душ.

Легко представить его, обнаженного, стоящим под струей воды, — сильное, красивое тело, густые завитки волос на широкой груди. Кому, как не ей, помнить — до малейшей черточки — это тело! Как оно горячо прижималось к ней по ночам. Не самые плохие воспоминания, но зачем они мучают ее сейчас, вызывая к тому же приступ томительного желания.

С бьющимся сердцем Селма привстала на кровати. Просто какое-то сумасшествие! Нет, невыносимо оставаться с бывшим мужем не то что в одной постели — в одной комнате. Но что делать? Уехать некуда, даже некому позвонить. Да и в чем уехать? Одежда-то вся в стирке. Боже, как в плохом кино…

В ванной вдруг стало тихо — Адам выключил воду. Селма быстро нырнула под простыню и замерла. Сейчас он, наверное, вытирает лицо, грудь… чистит зубы… Все хватит! — приказала она себе.

Послышались тихие шаги, приближающиеся к кровати. Матрац немного прогнулся под тяжестью мужского тела. Легкий щелчок выключателя, и комната погрузилась в темноту.

В ночной тишине Селма слышала лишь удары своего сердца. Она открыла глаза и уставилась в белеющий потолок. Лежала, стараясь сдерживать дыхание, боясь пошевелиться. Через некоторое время до ее слуха донеслось посапывание соседа по постели. Человек рядом безмятежно спал.

Почему-то это показалось обидным. Надо же! Спит, как ни в чем не бывало, словно рядом с ним никого нет.

Впрочем, чего это она так разнервничалась? Почему, собственно, бывший муж должен мучиться бессонницей? Они ведь уже давно разведены. Между ними все давно кончено. Ее место в постели наверняка было многократно занято поклонницами незаурядного во всех смыслах человека.

А ей-то, Селме, какое дело до ставшего чужим мужчины? Ну, то-то…

Селма плыла в кристально чистой, голубой воде. Мягкие волны нежно касались кожи. Все ближе и ближе берег, где ждет Адам. Вот он уже рядом.

Селма легла на песок, коснувшись теплого от солнца тела мужчины, отчего сладкая истома разлилась по всему телу. Селма тесно прижалась к мужу, ощутив на своем лице его горячее дыхание. Молодая женщина шептала имя Адама, вдыхая знакомый мужской запах.

О, как жарко вспыхнула в ней страсть! Непреодолимое желание. Головокружительный сексуальный голод. И щемящая грусть. Селма запустила пальцы в густые волосы Адама, затем скользнула к шее и ниже, к гладкой, сильной спине. Как сладок его поцелуй! Но почему удовольствие омрачено печалью и беззвучными слезами? Неужели страсть останется неудовлетворенной? Ведь она любит и любима, или это только иллюзия?

Но нет же! Их сердца бьются в одном ритме. Он ласков, он хочет ее. Селма теснее прижалась к мужу, обхватив его руками. Какое божественное наслаждение. Уйди, печаль! Тебе не место среди счастливых. Губы повторяли имя любимого. Адам, Адам… Прижми меня к себе.

— Селма? — раздался хриплый, вымученный голос.

О боже! Какое горькое пробуждение! Сердце бешено стучало. Где она? Что с ней? Кругом непроглядная тьма. Женщина ощутила щекой шершавый, небритый подбородок. Обнаженное мужское тело тесно прижалось к ней.

Вспыхнул свет. Селма ошарашенно смотрела в затуманенные серые глаза Адама. Состояние, близкое к ужасу, охватило ее.

 

3

Она резко отпрянула в сторону.

— Я… ты разбудил меня, — пробормотала первое, что пришло в голову. И услышала насмешливый ответ:

— Радость моя, это ты разбудила меня. Впрочем, не жалуюсь. Я получил громадное удовольствие.

Это заметно.

— Мне, должно быть, приснился какой-то кошмарный сон, — испуганно проговорила женщина. — Ты и в моей постели.

Адам мягко рассмеялся.

— Верно. Ты страстно целовала и обнимала меня.

— Мне снился другой человек! — Ложь во спасение, а спасения-то и не последовало.

Селма резко подтянула простыню на себя.

— Так кто же этот счастливец?

— Я не помню! Представления не имею… Я спала. А ты разбудил меня!

Адам приподнялся на локте и окинул бывшую жену подчеркнуто спокойным взглядом.

— Ты права. Прошу прощения. Мне следовало бы дать тебе возможность досмотреть твой… гм, сон.

— Почему, интересно, ты разбудил меня, если тебе это так понравилось?

— Я способен контролировать свои инстинкты, — криво улыбнулся Адам.

— Раньше ты этого не делал!

— Не было необходимости. Во всяком случае, когда дело касалось тебя. — В его голосе слышалась легкая издевка.

— А сейчас ты сдерживаешь себя именно потому, что дело касается меня?

— Многое поменялось за последнее время.

— Действительно. Но почему бы тебе не воспользоваться нечаянным подарком?

Сказала и сама поежилась от своих слов и тона, каким они были высказаны. Вот уж что не свойственно ей, так это резкость и цинизм.

— Овладеть спящей женщиной? Какова гарантия, что она позже не пожалеет о случившемся? Ты тоже могла за это время измениться. Это раньше моя любящая жена хотела любви везде и в любое время.

Слышать подобное было и обидно и стыдно.

— Тебя послушать, так я просто сексуальная бандитка! Да ведь ты не был дома неделями! И что в том плохого, если жена хочет мужа, когда тот возвращается после долгого отсутствия?

Адам улыбнулся не без лукавства.

— Меня бы очень расстроило, если бы моя жена вела себя иначе.

Издевается! Бессовестный человек! Он, видите ли, способен обуздать свою страсть, держит эмоции под контролем. Всегда спокоен, уверен в себе. Никогда не теряет самообладания. Очень редко сердится и никогда не жалуется.

«Жаловаться — значит проявлять слабость» — так сказал он однажды. Если тебе что-то не нравится, ты либо прими все как есть, либо измени, саму ситуацию. Тратить время на нытье — непродуктивное занятие.

Селма, кстати, приняла к сведению совет мужа и поклялась себе, что никогда не станет сварливой, ноющей женой. Но, как оказалось, это не помогло.

Молодая женщина передвинулась на самый край постели. Прежде чем подняться, тщательно расправила майку. Часы на туалетном столике показывали половину пятого. Прошла в ванную, выпила стакан воды. Быстрей бы миновала ночь! Находиться рядом с этим мужчиной — выше ее сил.

Как ни уговаривай себя, что они чужие друг другу, а приходится признаться: его близость лишает ее покоя.

Слезы навернулись на глаза, когда вспомнила насмешливую улыбку этого безжалостного человека. Может, было бы лучше, если бы он не сдерживал себя, и они бы занялись любовью? Тогда, по крайней мере, не только она потеряла бы этот чертов контроль.

Господи, о чем она думает!

В дверь ванной послышался стук.

— Селма!

— Бога ради, уйди, — откликнулась она. — Оставь меня, пожалуйста, в покое.

Адам открыл дверь. Его бедра были обмотаны тканью в яркую полоску.

— Иди ложись.

Селма сморгнула слезы.

— Нечего вламываться!

— Я просто хотел убедиться, что ты не собираешься продолжить свой сон в ванной. Постель в твоем полном распоряжении. Мне надо поработать. Я обычно встаю рано.

А то ей это неизвестно! Селма подняла голову и взглянула на человека, про которого она знает, пожалуй, слишком много.

— Хорошо, спасибо.

Тон, приличествующий леди. Вполне можно гордиться собой.

Больше они не разговаривали. Женщина снова забралась в постель, а хозяин номера сел за пишущую машинку. Удивительно, но ритмичный стук клавиш действовал успокаивающе — сухой, безликий клик-клик не имел ничего общего ни с эмоциями, ни с желаниями.

Селма проснулась от яркого солнца. Перевернулась на живот, пряча голову в полушку. Но мозг уже начал бодрствовать и вызвал из сонного небытия все, что произошло вчера. Селма лежала, не шевелясь, с открытыми глазами. Адам разливал горячий кофе в чашки, стоявшие на небольшом сервировочном столике, который, очевидно, недавно доставили в номер. После ночной сцены она заснула мертвым сном и ничего не слышала.

Адам был уже выбрит и одет в хлопковые брюки песочного цвета и синюю легкую сорочку — простая, удобная одежда без претензий. Да, такому человеку не нужны портновские ухищрения — он и без них выглядит мужественно. И манеры под стать — непринужденные, естественные. Внутренняя сила предопределила внешнее достоинство.

Адам подошел к кровати, и Селма быстро закрыла глаза.

— Селма, — окликнул он, — просыпайся.

Ничего не оставалось делать, как открыть глаза. Их взгляды встретились. Его близость беспокоила. Совсем рядом эти серебристые огоньки в глазах.

— Я уже проснулась.

Близость Адама, его мужская энергетика будто заряжали воздух вокруг нее. Трудно сохранять спокойствие, когда подпадаешь под воздействие этих токов.

— Нам принесли свежий кофе.

Голос звучит ровно — этот человек неподвластен ненужным эмоциям.

Селма села в постели. Взяла чашку. Крепкий кофе с молоком — именно такой она и любила.

— Спасибо.

В отличие от нее, совы, муж был жаворонком. И он всегда приносил ей кофе в постель. К тому времени, когда жена просыпалась, он уже успевал сделать зарядку, просмотреть газеты и поработать немного.

Так что нынешнее утро немного напоминало прежнюю жизнь. Немного… Раньше Адам не ограничивался тем, что произносил ее имя, когда будил, — он осыпал ее поцелуями. Помнит ли он об этом сейчас? Селма взглянула на его лицо и сразу поняла: ее бывший муж ничего не забыл из их общего прошлого.

Но какое теперь это имеет значение?

— Хороший кофе, — сказала Селма, стараясь придать голосу холодноватую сдержанность.

Адам встал. В его глазах угадывалась едва заметная грусть, но по лицу, как всегда, ничего не прочесть.

— Завтрак на столе, — услышала она его ровный голос. — Круассаны, булочки и фрукты. Я подумал, что тебе этого достаточно.

— Вполне. Но прежде мне надо ополоснуться.

— Не торопись, выпей сначала кофе.

Селма проследила, как он отошел от кровати, легко неся свое тело, как взял газету и, опустившись в кресло, положил ноги на край кровати.

Когда она допила кофе и встала с постели, Адам оторвался от газеты и махнул рукой в сторону стула.

— Твоя чистая одежда там.

— Даже не верится, что я проспала все эти хождения горничных и официантов. Ничего не слышала.

— Ты всегда отличалась хорошим сном, — заметил Адам. — На улице гром и молния, а ты даже не шелохнешься. «Скорая» проносится мимо окон, включив сирену, а ты перевернешься на другой бок и продолжаешь спать.

— Ты говорил, что здоровый сон — доказательство чистой совести.

Он поднял на нее глаза.

— Значит, все осталось по-прежнему?

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего. — Он сложил газету.

— Что-то заставляет тебя сомневаться в чистоте моей совести? — Кажется, он намеренно заводит ее. Просто зло берет! — На что, собственно, ты намекаешь?

Адам пожал плечами.

— Я давно не видел тебя. Кто знает, может, тебя разыскивает ФБР? Налить тебе еще кофе?

— Мне не нравятся твои умолчания и твои издевки. А кофе я больше пить не буду, пока не приму душ.

С этими словами она схватила со стула свою одежду и прошла в ванную. Что он хотел сказать по поводу ее совести?

Ополоснув лицо, Селма взяла с полки увлажняющий крем. Жаль, что придется обойтись без косметики. Ну да перед кем красоваться? Снова воспользовалась расческой Адама, радуясь, что ее вьющиеся от природы волосы не требуют дополнительного ухода.

Они завтракали, почти не разговаривая, оба чувствовали себя не очень уютно в этой напряженной тишине. Наконец Селма нарушила молчание:

— Я должна каким-то образом получить свою сумку, блокнот и что-нибудь из одежды.

— Нам следует держаться как можно дальше от вашего дома, так что придется пока обойтись без этих вещей.

— А я не могу обойтись без них! Тем более что при сложившихся обстоятельствах мне, возможно, придется срочно вылететь в Нью-Йорк.

— Тебе, возможно, не удастся доехать даже до аэропорта. Пока это еще очень рискованно. — Адам спокойно налил себе еще чашку кофе.

— Ну и что прикажешь мне теперь делать? Прятаться здесь неизвестно сколько времени? Без денег и без одежды?

— Нет, — последовал сухой ответ. — Нам лучше выбраться из города, прежде чем бандиты обнаружат, куда я тебя увез.

От новой волны страха у нее по спине пробежали мурашки.

— Если ты хотел напугать меня, то тебе это удалось.

— Вот и хорошо. В таком случае перестань ныть по поводу своей одежды и слушай, что я тебе говорю.

«Делай то, что тебе говорит Адам…».

— Ты не имеешь права командовать мною!

— Конечно, имею. — Адам сверкнул белозубой улыбкой. — Я понимаю, что тебе очень трудно согласиться с этим, но сейчас ты нуждаешься в моей помощи и защите. Подумай о своем отце — ему сейчас очень важно знать, что его дочь находится в безопасности.

— И с тобой я, разумеется, в безопасности, — не без сарказма заявила Селма.

— Ты что, боишься меня? — удивился Адам.

Боюсь, подумала она. Ее выводило из равновесия одно его присутствие, не говоря уже о буре эмоций, которые он вызывал в ней. Но разве скажешь об этом своему бывшему?

— Конечно, нет, — решительно заявила женщина. — Ты ведь не собираешься запереть меня в темном подвале и держать там до тех пор, пока не сочтешь, что опасность похищения уже миновала.

— Никаких подвалов. У меня есть лучший вариант. У моих друзей, Катрин и Джека Тейлор, дом в горах, примерно в четырех часах езды на машине отсюда. Хозяева сейчас в отъезде, но я договорился с ними, что, пока их нет, поживу у них какое-то время, чтобы подготовить доклад для Всемирного банка. Место довольно глухое, и мы с тобой побудем там до тех пор, пока не сможем или вернуться в город, или вообще убраться отсюда, например, в твой любимый Нью-Йорк.

— Каким образом?

— Еще не знаю. Возможно, на машине через границу. А может, сумеем доставить тебя на какой-нибудь небольшой аэродром. Нам надо будет проверить, возможно… — Адам остановился на полуслове, ругнувшись. — Я понял, бандиты перевернули твою комнату, потому что искали твой паспорт.

— Но паспорта там не было! Он в столе отцовского офиса. Папа выделил мне письменный стол у себя в конторе, чтобы я могла работать над своими статьями. Кроме паспорта там кое-какие документы, обратный билет в Штаты.

Адам облегченно вздохнул.

— Слава богу. Тогда нам надо поскорее уехать в горы. Я начну собирать вещи.

— У тебя здесь машина? — спросила Селма, вспомнив, что они приехали в отель на такси.

— Мы можем воспользоваться автомобилем Тейлоров. Он стоит у дома их друзей здесь, в городе.

Адам бросил чемодан на постель, открыл шкаф и стал вытаскивать из ящиков одежду.

Минут через пятнадцать нанятый водитель пригнал машину к подъезду отеля.

Они ехали в молчании. Мистера Симмонса никогда не интересовал легкий, ничего не значащий разговор. Даже когда они были женаты, он чаще молчал, чем говорил. Обычно начинала разговор жена, и она же без особого успеха пыталась поддерживать беседу.

Симмонс, без сомнения, сильный и сдержанный человек. Когда-то эти качества в нем ей очень нравились, она даже находила, что они подчеркивают его сексуальность. Во всяком случае своеобразная загадочность этого человека действовала на нее возбуждающе.

Но прошло какое-то время, и молчаливая сдержанность мужа уже не вызывала восторга. Пусть ты такой неразговорчивый, но можешь же сказать жене слова, которые мечтает услышать от любимого мужчины каждая женщина. Как же! От такого разве дождешься?

Селма почувствовала в душе прежнюю горечь, но постаралась отбросить грустные мысли. Все в прошлом, и нечего тратить теперь душевные силы.

Вот только Адам снова сидит рядом с ней, и это происходит в настоящем, а не в прошлом.

— Расскажи мне о твоих друзьях, — не выдержала Селма столь тягостного молчания. — Они американцы?

— Джек американец, а Катрин француженка. Он ботаник, она фотограф. Ее конек — пейзажи. Оба серьезно занимаются вопросами охраны окружающей среды.

— И где они сейчас?

— Разъезжают по миру с лекциями. Они и здесь облазали много районов, составляя каталог местной растительности.

— А дети есть?

— Две взрослые дочери живут в Америке.

— Значит, Тейлоры старше тебя? — У нее было ощущение, что она берет интервью, а не ведет беседу.

Адам неопределенно пожал плечами.

— Им, наверное, где-то за пятьдесят, — сказал он.

— Должно быть, интересные люди… Ты часто встречаешься с ними?

— Раза два в год. Жаль, что в этот раз мы не встретимся.

В салоне машины снова наступила тишина. Дорога вилась через зеленые долины и холмы, покрытые чайными плантациями.

— Извини, со мной у тебя появилось столько проблем.

— Нет никаких проблем. — Адам бросил на нее короткий взгляд, отвлекшись на секунду от дороги. — Если только мы их сами не создадим.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, мы же с тобой не совсем посторонние друг другу люди. А наши прошлые отношения, увы, окончились не совсем удачно, — высказался он непринужденным, легким тоном.

— Это было давно. И я не собираюсь делать из этого проблему сейчас.

— Прекрасно. Я тоже.

Селма не без смущения вспомнила, как проснулась в объятиях Адама, тесно прижавшись к его обнаженному телу. Так что, прямо скажем, проблема все-таки существовала. И очень серьезная.

Через час они остановились в одной деревеньке, где перекусили. Она выбрала национальное блюдо — остро приправленный рис с рыбой, яйцами и огурцом. Все было завернуто в банановый лист. Сидя в деревенской харчевне под любопытными взглядами местных ребятишек, стоявших поодаль, Селма мысленно составляла текст будущей статьи.

— Возьми, — услышала она голос Адама. Тот подвинул к ней по столу небольшой блокнот и ручку. Губы мужчины чуть растянулись в едва заметной улыбке.

— Спасибо, — сказала она, тоже слегка улыбнувшись. — От этого не откажусь.

— Я знаю, — неожиданно тепло прозвучало в ответ. — Когда у тебя в глазах появляется вот такое особое выражение, тут можно почти безошибочно сказать, что занимает твои мысли.

Слова эти ввергли ее в смущение, которое хотелось бы скрыть, как и то, что она тронута его памятливым вниманием и теплотой голоса. Селма стала что-то записывать в блокнот, что, возможно, когда-нибудь пригодится при подготовке очередной статьи. Жаль, если старые записи пропадут. Но кто же знал, что все так нескладно выйдет? Думала, что сегодня удастся поработать в удобном отцовском офисе. Вместо этого приходится сидеть в какой-то заброшенной деревне, есть рис с бананового листа…

Селма подняла голову от блокнота.

— Я знаю, что тебе будет неприятен разговор о таких мелочах, как моя одежда. Но, пойми, трудно обходиться только тем, что надето на мне. Если бы можно было…

— Ты найдешь что-нибудь для себя в доме Тейлоров. Уверен, Катрин не будет возражать.

— Зато я возражаю! — возмутилась Селма. Ничего себе — пользоваться вещами совершенно незнакомого человека! — Взять джинсы еще куда дни шло. Но чтобы носить чужое нижнее белье? Уволь!

Адам рассмеялся.

— Хорошо, хорошо. Найдем какую-нибудь лавчонку по дороге и разом решим неразрешимую проблему.

И действительно, по словам официантки, дальше по дороге расположен небольшой рынок. Симмонс расплатился за обед, и они сели в машину.

Интересно, взгляни сейчас Адам на ее озабоченное лицо, неужели догадался бы, что думает она о своем безденежье, о полной зависимости от него?

— Что случилось? — спросил мужчина, взглянув на спутницу.

— У меня нет денег, — со вздохом сказала она. — Ты не одолжишь мне немного?

— У тебя такой вид, будто просишь милостыню у прохожего на улице.

— Я не люблю занимать деньги!

— Особенно у бывшего мужа, — добавил Адам сухо.

— Вот именно!

— Учитывая ситуацию, я на твоем месте не придавал бы этому большого значения, — спокойно заметил Симмонс. — С удовольствием одолжу тебе деньги.

— Я обязательно верну.

Адам закатил глаза, будто призывая свидетеля свыше.

— Только, пожалуйста, не забудь, — с притворной серьезностью заявил он.

— Не люблю зависеть от кого бы то ни было, черт возьми! — рассердилась Селма. — И ты это знаешь!

— О да, это я знаю прекрасно. Кажется, я никогда и не покушался на твою независимость.

Да, это так. Можно приписать ему немало грехов, но только не это. Он ни в чем не ограничивал ее свободу. Впрочем, никто и никогда не бывает совершенно свободным.

Держа левую руку на руле, Адам правой вытащил из кармана портмоне и бросил его на колени спутнице.

— Бери, сколько тебе нужно.

Странное ощущение, когда держишь в руках кошелек, еще хранящий тепло своего хозяина. Вчера пришлось копаться в его туалетном наборе, пользоваться его зубной пастой, расческой. Теперь вот — бумажник… Моменты из прошлой жизни смущали.

Селма отсчитала несколько купюр и вернула портмоне владельцу.

— Достаточно? — спросит Адам.

— Пока хватит.

Вскоре справа показался небольшой открытый базар, полный всякой всячины. Там были продукты, древесный уголь, пластмассовые игрушки, национальная одежда, лекарственные травы. Был и прилавок с женским бельем.

Селма выбрала несколько пар простых трикотажных трусиков. Адам усмехнулся — это не то белье, которое носила когда-то его бывшая жена. Та с вызовом взглянула на Симмонса.

— Давно мечтала о китайском белье, теперь попробую его поносить, не упускать же такую возможность.

— И не мне лишать тебя счастливого случая, — насмешливо произнес Адам. — Советую к трусикам подобрать соответствующий лифчик.

— Обойдусь без твоих советов и тем лифчиком, который есть, — парировала Селма. Не посвящать же мужчину, ставшего для нее чужим, в такие подробности, как то, что она вообще может ходить без бюстгальтера?

Заплатив за покупку, перешла к другой стойке, где выбрала расческу и пару шлепанцев. Вдруг почувствовала у себя на плече руку Адама.

— Этого добра хватает в доме Тейлоров, — сказал он.

Селма подошла к продуктовому отсеку, где стояли большие корзины, наполненные мясистыми помидорами, плодами манго, гуавы, папайи и другими экзотическими фруктами. Стараясь не замечать недовольного взгляда спутника, накупила каких-то непонятных ягод.

Он взял кулек с ягодами и, подхватив Селму под локоть, повел ее к машине.

— Мы что, уже уходим? Мы же не все еще посмотрели.

Мужчина, не скрывая раздражения, преувеличенно глубоко вздохнул.

— Ну конечно. Ты и рынок. Мне следовало бы помнить об этом.

Настала очередь для ответного раздражения:

— Да, я люблю базары! И, если мне не изменяет память, тебе тоже когда-то нравилось бродить по ним.

— Времена меняются. Сейчас у меня нет времени на то, чтобы болтаться по базарам и умиляться каждой мелочи.

Женщина не собиралась уступать, желая продолжить осмотр.

— Мы что, опаздываем? Неужели какие-то пятнадцать минут что-то решают? Разве раньше ты не любил наши прогулки по провинциальным базарам?

— Не знаю, — бросил хмуро Адам и, повернувшись, пошел в сторону машины.

Что могло вывести его из себя? Адам никогда не был человеком настроения. Однажды он даже высказался в том духе, что, мол, в жизни очень мало вещей, по поводу которых стоит волноваться.

В данную минуту эмоции взяли верх над человеком, умеющим их контролировать. Что-то его явно беспокоило. Впрочем, бывает, что люди делают вид, будто раздражены, когда хотят скрыть какие-то другие чувства. Очевидно, Адаму неприятны напоминания об их общем прошлом. А может быть, ему, так же как и ей, больно вспоминать былое? Вряд ли.

Селма глубоко вздохнула и пошла к машине.

И снова ехали в полном молчании. О чем думает спутник — неизвестно. Вряд ли сейчас он вспоминает то, что ей пришло на память. Они на московском базаре. Прилавки завалены всевозможными грибами. Завораживало многообразие сортов, расцветок и размеров. Глядя с восхищением на все это богатство, Селма заметила вдруг, что муж весело наблюдает за ней.

— Чего ты смеешься?

— Что мне в тебе нравится, так это твой неистребимый энтузиазм. Я еще не встречал человека, который приходил бы в телячий восторг при виде обыкновенного гриба.

Юная супруга тогда обиделась, а Адам расхохотался. Сильные и в то же время нежные руки схватили ее в охапку — к немалому удовольствию базарного люда.

— И не вздумай меняться! — шепотом приказал он.

А теперь сидит и молчит. Ну вспомни о поездке в Москву и посмотри — я почти буквально выполнила твой приказ.

Они ехали по дороге, пролегавшей по необычайно живописной местности, — зеленым холмам и долинам. По мере их продвижения вверх воздух становился прохладнее, движение по дороге слабее, а деревни меньше. Теперь за окном машины мелькали зеленые заросли влажного сумрачного леса. Неба почти не было видно, так как огромные кроны деревьев образовали над дорогой своеобразный купол.

— Сколько еще нам ехать? — спросила Селма, уставшая от долгой тряской дороги.

— Минут двадцать.

— Ну и глушь. Твоим друзьям не одиноко здесь жить?

— Не думаю. Они постоянно заняты чем-нибудь. Здесь часто бывают студенты из университета, экологи. Тейлоры вовсе не затворники, поверь мне.

Интересно, что это за место, где живут Тейлоры? Видимо, что-то вроде примитивного исследовательского центра. Водопровода, наверное, нет. Придется мыться в реке, готовить на костре… Ну что ж, в жизни надо все попробовать!

— Какой у них дом? — спросила Селма. — Без света, без воды?

— У них есть генератор и электронасос, который качает воду из колодца. Как это ни странно, там вполне цивилизованные условия жизни. Я уверен, что место тебе понравится.

Понятно. Значит, мытье в реке и керосиновые лампы отменяются. Уже хорошо.

Неожиданно лес расступился, открыв голубое небо, яркое солнце и просторную площадку впереди. Посреди этой красоты на сваях стоял большой деревянный дом с крышей из пальмовых листьев, окруженный с трех сторон открытой верандой. К нему примыкал сад, в котором росли высокие деревья, кусты, осыпанные цветами, — буйство красок.

Это было как чудо — оазис солнца и цветов посреди темного густого леса. Да, просто невозможно не влюбиться в такое место.

Когда машина подъехала к подъезду, садовник обрезал кусты. Увидев гостей, он выпрямился, поприветствовал их улыбкой и снова принялся за работу.

— Его зовут Ахмед, — сказал Адам. — Он муж Розы, домоправительницы.

Из дома вышла худенькая женщина, спустилась по ступенькам веранды. Адам поздоровался с ней. Та ответила на приветствие, но как-то поспешно. И вообще домоправительница выглядела испуганной.

Женщины познакомились. Роза застенчиво улыбнулась и тут же быстро вернулась в дом.

— Случилось что-то? — спросила Селма.

Адам нахмурился.

— Сам не понимаю, но Роза действительно ведет себя как-то странно, это совсем не похоже на нее.

— Она знала о нашем приезде?

— Да. Во всяком случае, о том, что я должен приехать. Здесь постоянно бывают люди. Нет, тут что-то другое.

Они поднялись на веранду и вошли в дом, сразу очутившись в просторной, прохладной гостиной. Еще одна дверь гостиной вела на веранду с боковой стороны, откуда открывался изумительный вид на зеленую холмистую долину и горы.

Прошли в комнату для гостей, обставленную так же легко и непритязательно, как и гостиная. На удобной кровати лежало яркое вязаное покрывало. На стене — несколько фотографий тропических животных.

— Я попросил Розу подобрать для тебя какую-нибудь одежду, — сказал Адам и вышел.

Вскоре в дверях показалась Роза с охапкой и положила одежду на кровать.

Владелица этих туалетов явно заботилась больше об удобстве, чем об элегантности, что, впрочем, гостью ничуть не волновало. Чем плохо вынужденной отшельнице походить в простых хлопчатобумажных костюмах, футболках, шортах? Тем более что речь идет о нескольких днях.

Несколько дней наедине с Адамом! От одной мысли об этом становилось не по себе. Селма судорожно вздохнула и закрыла глаза. А когда открыла их, в дверях увидела предмет своих тревожных мыслей.

— Ну, нашла что-нибудь подходящее для себя? — спросил тот, кивнув в сторону кровати, где лежали вещи, принесенные Розой.

— Спасибо. Приятная, удобная одежда.

Мужчина усмехнулся и прокомментировал:

— Хорошо будет гармонировать с китайским нижним бельем.

— Какая разница, — сухо произнесла Селма. — У меня здесь не медовый месяц.

О боже, как такое могло сорваться с языка! Какой фрейдистский поворот сознания заставил ее произнести эти слова?

А собеседник как ни в чем не бывало стоял, привалившись к дверному косяку, — расслабленная поза, руки в карманах. Этакая небрежность самоуверенного мужчины.

— Насколько мне помнится, на тебе было не так уж много одежды, когда ты проводила медовый месяц со мной, — сказал он так, словно в ее жизни с тех пор было, по крайней мере, еще двадцать таких месяцев.

Селма сердито взглянула на него.

— Тебе помнится, а мне нет, — выпалила и тут же поняла, что глупее фразы не придумаешь.

Адам снова усмехнулся, но на этот раз не столько с юмором, сколько с грустью.

— О, — медленно протянул он, — я так думаю, что все ты прекрасно помнишь.

Разумеется, помнит! Ничего не забыла. Они провели тогда три недели на крошечном остове в Карибском море, имея в своем распоряжении весь пляж. Новобрачные ходили в основном в купальниках. Счастливые дни, божественные ночи. Селма тогда так любила этого красивого, сильного, неразговорчивого мужчину, который показывал ей чудеса плотской любви. Тот же самый молчаливый мужчина стоял сейчас перед ней — тот же голос, те же руки, та же неотразимая притягательность стройного, сильного тела. Разве можно забыть их фантастические, волшебные ночи? И эта последняя странная ночь, когда она спала в одной постели с этим человеком, тесно прижавшись к нему во сне. Теперь и это уходит в область воспоминаний. Ей так хотелось снова соединиться с ним, почувствовать прикосновения его рук, которые приводили ее тело в божественное состояние экстаза.

Откуда взять сил, чтобы выдержать эти несколько дней наедине с Симмонсом? Неужели она сможет разговаривать с ним, как ни в чем не бывало, смотреть на него, наблюдать за его движениями, сохраняя при этом спокойствие? Господи, да что же такое с ней творится? Где ее благоразумие, элементарный здравый смысл?

Нет, я не смогу выдержать эту пытку близостью! Не смогу!

 

4

Селма чувствовала, что Адам наблюдает за ней. Возможно, и на этот раз ему удается читать ее мысли. Она сосредоточила все свое внимание на ярлыке футболки, внимательно изучая состав ткани, инструкцию — как стирать, как гладить. Но себя обмануть труднее, чем этого специалиста по чтению чужих мыслей. Пока он рядом, ни сосредоточиться, ни успокоиться она не может. Значит, выход один — в очередной раз покинуть любимого мужчину, с которым теперь ее связывает разве что общность воспоминаний.

— Я хочу позвонить отцу и попросить его найти возможность передать мне сюда мою одежду и паспорт, — сказала она, пытаясь скрыть непрошеную дрожь в голосе. — Я не хочу оставаться в этом доме больше, чем это необходимо. Не хочу мешать тебе.

— Мы говорили, кажется, о нашем медовом месяце. — Адам отошел от двери и приблизился к смущенной его словами женщине.

— А я говорю о том, что хочу побыстрее выбраться отсюда!

— Неужели эти воспоминания так неприятны тебе?

— Это все было очень давно. — Так хотелось произнести эти слова небрежным тоном, но попытку придется счесть неудачной — в дрожащем голосе скорее угадывалась горечь, нежели наплевательское отношение к предмету разговора.

— Но не настолько давно, чтобы совсем забыть, не так ли? — спросил Адам, не отводя от нее взгляда.

И вдруг Селма увидела в его глазах отражение собственной боли, тоски, горечи, страдания. Она сжала пальцы, удерживая их от дрожи.

— Что ты хочешь сказать этим? Чего ты добиваешься от меня?

— Не знаю. Мне бы, наверное, хотелось услышать, что наш брак был для тебя настоящим вне зависимости от того, что он распался.

У молодой женщины перехватило дыхание. Она находилась в состоянии, близком к шоку.

— Настоящим, а не каким?

— А не видимостью брака или, если угодно, не игрой в супружество, — с чувством произнес Адам.

Глаза Селмы наполнились слезами.

— Как у тебя язык повернулся сказать такое! Как ты смел даже предположить подобное! — Она задыхалась от возмущения.

Адам покачал головой.

— Да не волнуйся, я и не смел ничего предполагать. Мне просто хотелось услышать твое мнение и… — Махнув рукой и не докончив фразы, он зашагал к двери. На пороге обернулся и бросил через плечо: — Я, собственно, приходил, чтобы сказать: если захочешь пить, то Роза приготовила нам напитки на веранде.

Ушел. А Селма, чтобы успокоиться, стала разбирать одежду. Просто безумие позволять себе так распускаться! Нет, надо постараться держать себя в руках и запретить даже думать о том, что когда-то было между ними. Успокойся, контролируй свое поведение, начала уговаривать себя женщина и тут же поморщилась: слова не из ее лексикона, разве подействуют они, разве помогут справиться с самой собой?

Покончив с одеждой, она сделала глубокий вдох, готовясь к встрече с Адамом, и вышла на веранду. Симмонс сидел в плетеном кресле, пил что-то из высокого стакана и читал книгу. Явно не роман, видимо, нечто из области глобальной рыночной стратегии.

Широкая веранда напоминала комнату. Здесь стояла удобная мебель, настольные лампы для чтения и горшки с цветущими растениями. Селма налила себе из кувшина сок и сделала небольшой глоток. Напиток был необычайно вкусным.

— Очень красиво, — сказала она, показывая рукой, держащей стакан, на горы и голубое небо.

— Да, — коротко ответил мужчина, не отрываясь от книги.

Селма продолжала смотреть на покрытые лесом холмы.

— А там что, тоже живут люди?

— Да. Захаживают и сюда.

Женщина облокотилась на перила, разглядывая сад. К своей радости, увидела небольшой, аккуратно возделанный огородик.

— У них здесь растут овощи! — воскликнула она. — Пойду посмотрю, что там такое.

— Можешь пройти в сад вон там. — Адам показал на дальний конец веранды.

Селма спустилась по скрипящим ступенькам и прошла по тропинке к огороду. Вокруг участка стоял забор из тростника, который, очевидно, защищал посадки от лесных пришельцев. Она ходила между рядами салата, горького перца, вьющегося цикория, зеленых бобов, помидоров. Тут же была большая грядка с клубникой. Поразительно!

Через несколько минут, к ее немалому удивлению, к ней присоединился Адам.

— Выглядит неплохо, — прокомментировал он, глядя на ровные, ухоженные грядки.

— О, я бы многое отдала за такой сад у себя дома. Представляешь, иметь под рукой всю эту свежую зелень! — Она провела ладонью по стеблям базилика. — Какой запах!

Адам окинул ее странным взглядом.

— Что такое? — нахмурилась женщина. — Я что-то не то сказала?

— Нет, все в порядке.

— Посмотри, Симмонс, здесь полно спелых ягод. Какая красота! Этот кустик — прямо произведение искусства. Давай соберем немного на десерт.

— Оставь клубнику в покое, — резко произнес Адам.

Селма выпрямилась и удивленно посмотрела на него. Серо-стальные глаза ничего не выражали.

— Почему мы не можем взять несколько ягод?

— Садовнику не нравится, когда люди рвут что-то без его ведома.

— Это просто смешно!

Адам пожал плечами.

— Делай что хочешь, — сказал он и с каменным лицом вернулся на веранду.

Да что это с ним случилось? Что из сказанного ею так разозлило человека? Ягоды и садовник здесь явно ни при чем. Утром на базаре тоже вдруг ни с того ни с сего взорвался. Этот новый, угрюмый, вспыльчивый человек совершенно не похож на того, из их общего прошлого.

А ягоды красивые и вкусные. Жаль, не во что собрать. Значит, стоит съесть их здесь, прямо с грядки. А заодно дать время Адаму успокоиться.

Когда Селма вернулась на веранду, тот сидел в кресле и читал книгу, положив босые ноги на стул. На коже ступни виднелся небольшой белый шрам — результат травмы, полученной в детстве. Мать Адама когда-то рассказывала, что ее сын пытался спасти лягушку, попавшую в руки жестокого соседского парня, но, побежав, порезался о разбитое стекло. Из раны вытекло столько крови, что парень убежал от страха, бросив злосчастную лягушку. Такая вот трогательная история о сердобольном ребенке, спасающем лягушку…

Но если вернуться в сегодняшний день, то надо иметь в виду, что самый лучший способ избежать волнений — не находиться с бывшим мужем в одной комнате. Селма поставила стакан на стол.

— Хочу позвонить отцу… Господи, да здесь, наверное, и нет телефона?

Адам отложил книгу в сторону.

— Есть, радиоволновый. — Он поднялся. — Пойдем, я покажу тебе, как он работает.

Огромная комната, куда они вошли, оказалась кабинетом хозяина, где на стенах висели карты и фотографии растений, полки с книгами, журналами, рабочими папками.

Неожиданно Адам приглушенно выругался.

— Что случилось? — спросила Селма.

— Аппарат исчез. Пойду узнаю у Розы, куда он делся.

Селма успела рассмотреть достопримечательности кабинета. Особенно понравились фотографии, сделанные мастерски.

Вскоре вернулся Адам, держа в руках то, что недавно было радиотелефоном.

— Вот и разрешилась загадка нервного поведения Розы. Ее семилетний сынишка захотел, понимаешь ли, посмотреть, что находится внутри коробочки и откуда там берутся голоса.

Селма застонала.

— О нет… И что ты ей сказал?

— Что мальчишка не нарочно испортил нужную ведь и что из-за этого никто не собирается ее увольнять. Сказал, что Тейлоры закажут другой аппарат. Но все-таки странно, что она так испугана. Понимаешь, Роза служит у Тейлоров уже двенадцать лет. Благодаря ей этот дом содержится в идеальном порядке. Роза стоит золота, равного ее весу. Тейлоры пропали бы без нее. — Адам сердито вздохнул. — А она умирает от страха, потому что думает, что ее уволят из-за этого дурацкого ящика!

— Мне жаль ее, — промолвила Селма. — Но почему такой страх? Она что, не знает себе цену?

— Наверное. Может быть, никто не говорил ей, что она стоит золота…

Адам со злостью запихнул сломанный аппарат под стол.

— Короче говоря, телефона у нас нет, — констатировала Селма.

— Это точно. Мы отрезаны от цивилизованного мира. Я-то перебьюсь, мне даже на пользу хоть недолго побыть в тишине и покое.

— Прекрасно! Ему на пользу! — вспылила Селма. — Но я не могу торчать здесь, не зная, что происходит с отцом.

Во взгляде огорченного собеседника читалось сочувствие.

— Не волнуйся о нем. Твой отец — умный человек и знает, как вести себя, чтобы избежать неприятностей.

— Тебе легко говорить! — Она готова была заплакать. — Мне просто не верится, что все это происходит со мной! И не знаю, что же мне делать… Сижу здесь, как дура!

— Но это самое разумное, что ты можешь сделать в настоящее время, — спокойно заявил Адам. — Нытьем делу не поможешь. Лучше подумай о том, что могло бы случиться, если бы я не поспел вовремя и не увез тебя из вашего дома. Ты могла бы сейчас находиться в месте, гораздо менее приятном, чем это.

Что тут скажешь? Он прав. Конечно, прав.

— Прости, — сказала Селма. — Я постараюсь взять себя в руки.

Да, да, она постарается. И больше не будет портить нервы ни ему, ни себе. Молодая женщина повернулась и пошла в гостиную. Там также было много книг и журналов — английских, французских.

Нашлась — и это очень обрадовало — прекрасная серия брошюр о местной кухне, лекарственных травах, а также уникальная книга «О возбуждающей и любовной пище», как было написано на обложке. Селма взяла книгу к себе в комнату и не без удовольствия стала читать старые мифы и необыкновенные истории о еде и ее воздействии на эмоции человека. У нее даже возникла мысль написать на эту тему статью.

Роза приготовила восхитительный ужин — блюда удивительно ароматные, сдобренные различными специями. Просто волшебница, а не стряпуха!

— Роза живет в деревне?

Адам кивнул.

— Да. Часть недели они с Ахмедом живут здесь, в помещении для прислуги. В четверг вечером уезжают к себе в деревню и возвращаются в субботу после обеда.

Селма, чтобы поддержать разговор, начала говорить о своей работе, о книге, имевшей успех, о том, что пишет сейчас. Адам молчал.

Даже не поймешь — доходят до него ее слова или нет.

— Послушай, — возмутилась она. — Я, как могу, пытаюсь быть вежливой, веду с тобой беседу, а ты… Мог бы ради приличия произнести хоть несколько слов!

— Прошу прощения, но настроение сейчас не для бесед, — сказал Адам и встал. — Извини, мне надо поработать немного.

Что происходит с этим человеком? Его будто подменили. Как же с ним тяжело!

— Очень жаль, что тебя не устраивает моя компания. Но мне кажется, что и в этом случае можно найти способ быть повежливее.

Адам замер на месте, глядя на Селму. В его глазах что-то дрогнуло.

— Я не хотел обидеть тебя, — произнес он ровным голосом. — Еще раз прошу прощения. — Лицо осталось бесстрастным.

— Раньше ты никогда так не выражался. Что я делаю не так, если постоянно вывожу тебя из равновесия?

— Ничего.

— Ничего? Тогда, видимо, тебя раздражает само мое присутствие? Ты не хочешь, чтобы я находилась здесь, даже не желаешь разговаривать со мной.

— Я уже извинился.

— И ты считаешь, что этого достаточно? Ну так вот — я нахожусь в этом доме не по своей воле! Я здесь потому, что именно ты привез меня сюда!

— Я в курсе, — произнес Адам с непроницаемым лицом. — Ты была моей женой когда-то. И вот я вижу, с каким восторгом ты ходишь по рынку, вижу твое сияющее лицо, когда смотришь на клубнику в саду, слышу, как ты рассказываешь о своей работе. И я думаю, что ты совсем не изменилась, что ты та самая женщина, которая приходилась мне женой. Но дело в том, что теперь ты ею не являешься.

От таких слов у кого угодно перехватит дыхание! Ну что тут можно ответить?

Он тяжело вздохнул.

— Селма, я очень сожалею. Нам обоим нелегко приходится. И если уж судьба забросила нас сюда, мы должны научиться как-то сосуществовать.

— Я пытаюсь, — сказала она с грустью.

Адам нервно провел рукой по волосам.

— Да, ты права, прости.

— Ничего, не бери в голову, — промолвила Селма.

Адам отправился в свою комнату, теперь можно перевести дух. Роза принесла кофе, Селма взяла чашку и вышла на веранду. Из леса за садом время от времени слышались крики животных и птиц, в воздухе не смолкало гудение и жужжание многочисленных насекомых. Одной было неуютно. А этот человек, такой знакомый и такой чужой, работает в своей комнате.

Как странно находиться с ним рядом, как непривычно садиться за один обеденный стол. Когда-то казалось, что они будут всю жизнь вместе.

Селма вспомнила вечер, когда она сообщила родителям о своем предстоящем браке. Те не были против, но их беспокоило, что дочь выходит замуж слишком рано, не окончив колледжа. Девушка нетерпеливо разбивала в пух и прах все их сомнения. И, в частности, заявила:

— Мы с Адамом договорились о некоторых вещах. Главное, что каждый из нас будет чувствовать себя свободным. — Тут дочь сделала паузу, надеясь, что произвела на родителей впечатление.

— Свободным? — переспросила мать. — Но для чего?

Девушка рассмеялась, поражаясь такой отсталости взглядов.

— Для того, чтобы каждый из нас мог заниматься своей карьерой, принимать свои решения. Мы не собираемся предъявлять друг другу дурацкие претензии и учить друг друга жизни. Я не буду заламывать руки и стонать по поводу его частых отъездов. У меня своя работа, у него — своя. Закончу колледж и начну ездить вместе с мужем.

Убедила ли она родителей или нет — трудно сказать. Согласие на брак они тем не менее дали.

— Я давно знаю Адама и очень люблю его, — сказал отец. — Это разумный, ответственный человек. Мы с мамой надеемся, что ваш брак будет удачным. Для нас главное, чтобы ты была счастлива.

— О, папа, я, конечно, буду счастлива!

Лежа в спальне дома Тейлоров, Селма снова услышала голос отца: «Это разумный, ответственный человек». Она усмехнулась в потолок. А для нее этот человек был волнующим, загадочным и необычайно сексуальным мужчиной.

Они были разными во многих отношениях. Юная жена могла разозлиться, даже вспылить. Муж находил забавным чрезмерное расходование ею энергии и сил на восторги по поводу вещей, которых он даже не замечал. Смеялся, видя, как жена умиляется распускающемуся цветку или росткам травы. Но они действительно любили друг друга и действительно были счастливы.

Селма тяжело вздохнула. Ей горько сейчас вспоминать о чувствах прежних лет, о словах, которые она произносила тогда от чистого сердца.

После развода Селма чувствовала внутреннюю пустоту очень долго. Потом появился Брайн, серьезный репортер — упорный в работе и нежный в дружбе. Брайн, можно сказать, вернул ее к жизни. Он ей нравился, но она не любила его — по крайней мере, так, как женщина может любить мужчину. Они встречались больше года, пока Селма наконец не поняла, что обманывает этого славного человека, продолжая с ним роман. На том все и кончилось…

Да, они с Адамом когда-то надеялись быть счастливыми. Разве могло им прийти в голову, что между ними состоится разговор, подобный сегодняшнему.

Когда Симмонс неожиданно появился в дверях, она почти испугалась.

— Я думала, что ты работаешь у себя.

— Что-то не работается, — мрачно произнес Адам. — Тебе не обязательно уходить отсюда.

— Я иду в свою комнату. Кроме того, я же знаю, что ты предпочитаешь находиться в одиночестве.

— Ради бога, — последовал раздраженный ответ, — давай не будем играть в эти игры. При всем желании нам, находясь в одном доме, не удастся избежать встреч друг с другом. Так что не будем даже пытаться делать этого.

— Я не собираюсь избегать тебя, а просто хочу пойти к себе в комнату и немного поработать.

— Делай что хочешь, — сказал Адам сквозь зубы.

Сравнить две пары — в начальной стадии их отношений и сейчас… Прежние — светящиеся от счастья, и нынешние — угрюмые, недоверчивые, мрачные. Как это грустно…

Проснувшись на следующее утро, Селма выглянула в окно — ее приветствовали горы, затянутые легкой дымкой. Воздух был прохладным и влажным. Она надела джинсы, закатала их до колен. Джинсы, конечно, великоваты, но сейчас в моде свободная одежда. Затем надела носки и спортивные туфли. Чувствуя прохладу, Селма решила натянуть поверх футболки простой хлопчатобумажный свитер. Вот и все — светская леди готова для завтрака.

Симмонса нигде не было видно. Наверное, работает у себя в комнате. Пришлось позавтракать в одиночестве.

Собралась было уходить, но тут вошел Адам и, оглядев ее с ног до головы, насмешливо улыбнулся.

— Очаровательно, — весело произнес он.

— Если тебе не нравится, можешь не смотреть!

— О! — Брови мужчины взлетели вверх. — Мы сегодня в плохом настроении. Где ваш юмор, леди?

— Я оставила его вместе с кошельком, одеждой и всей остальной жизнью, когда ты похитил меня.

— Я не похищал, а спасал тебя, — поправил Адам.

Селма небрежно махнула рукой — мол, называй как хочешь.

— Согласись, это еще не означает, что я должна радоваться по поводу нашего уединения у черта на рогах.

— А тебя никто и не просит радоваться, — холодно заметил Симмонс. — Мне тоже все это не доставляет особого удовольствия. — Он взял чашку и налил себе кофе.

— Если ты не хотел, чтобы я приезжала сюда, то мог бы найти какой-нибудь другой вариант, — горячо возразила Селма.

— Я обещал твоему отцу, что позабочусь о тебе, и я сдержу свое слово.

— Позаботиться обо мне?

— Я хотел сказать, о твоей безопасности.

— Ну что ж! В таком случае тебе придется терпеть не только мое присутствие, но и мой нелепый вид в этой одежде!

— Как ты заметила, наверное, я не жалуюсь. — Его губы тронула едва заметная улыбка. — Не знаю уж, как это у тебя получается, дорогая Селма, но тебе удается выглядеть сексуальной, независимо от того, что на тебе надето.

Специально он ее злит, что ли?

— У меня нет ни малейшего желания выглядеть сексуальной, чувствовать себя сексуальной или быть сексуальной!

— Рад слышать, — сухо парировал немногословный собеседник. — В противном случае это могло бы усложнить ситуацию.

— И не собираюсь ничего усложнять. Надеюсь на то, что мое вынужденное пребывание здесь будет спокойным.

Адам кивнул, как бы соглашаясь.

— Понятно — в одном доме, но в разных постелях.

— Вот именно!

Адам внимательно посмотрел на свою бывшую жену.

— Не обманывай себя, дорогая, — тихо произнес он. — Это будет нелегко. Это уже нелегко.

После таких неожиданных слов воцарилась тишина. Ей так хотелось сказать ему что-нибудь этакое легкое, смешное, даже язвительное, но ничего не шло на ум.

— Ну ладно, — сам того не зная, пришел ей на помощь Адам, — я, пожалуй, пойду работать. Увидимся позже.

Сначала захотелось плакать, но злость переборола жалость к себе. Да пошел он к черту!

Она отправилась погулять. У дома копошились куры. Неподалеку стоял большой бак, наполненный, очевидно, бензином, на котором работал генератор, и старый крытый, видавший виды грузовичок.

За садом угадывалась тропинка, уходящая в лес. Рискнуть? Маленький самостоятельный поход по неизведанным местам. Кстати, этот путь был обозначен на одной из карт, висящих в кабинете. И одежда как нельзя лучше подходит для такого рода мероприятия. Решено: до леса, чуть в лес и быстро обратно. Все лучше, чем сидеть в доме и накручивать собственные нервы.

Солнце уже припекало, и Селма, сняв свитер, бросила его на травку — подберет по возвращении. Женщина прошла вглубь не более десяти метров от опушки леса и вдруг оказалась в совершенно другом, первозданном мире, полном своих тайн. Обернувшись, она уже не увидела сада — его заслоняли деревья густого леса. Снова двинулась вперед, внимательно глядя себе под ноги, — тропинка была сырой и скользкой. Разве ночью был дождь?

Солнечный свет тонкими лучами проникал сквозь густую листву. Огромные папоротники росли между стволами деревьев, толстые ветки которых покрывали седой мох. Лес был наполнен щебетанием птиц, которых не видно в густой зелени листвы. Отовсюду раздавались звуки невидимой человеку жизни.

Волшебный лес. Невольно испытываешь благоговение перед этой нетронутой людьми природой.

Селма собралась было повернуть назад, но тут услышала журчание воды. Пройдя еще немного вперед, увидела то ли маленькую речку, то ли большой ручей. Вода была кристально чистой и холодной как лед. Она убедилась в этом, опустив в быстрый поток руку.

Женщина села на ствол поваленного дерева, любуясь красивыми бабочками, кружившими в неровном солнечном свете. Жаль, что никого нет рядом, с кем бы можно было порадоваться лесной красоте. Эта мысль вызвала в памяти походы и прогулки, которые она совершала вместе с Адамом. Они устраивали пикники на берегу горных потоков, сидели у костров по вечерам. Но хватит об этом. Пора возвращаться.

Тут ее взгляд упал на небольшой камень, на котором, уютно свернувшись кольцом, грелась на солнышке змея. Сердце бешено забилось от испуга. Не сводя глаз с опасной твари, женщина осторожно попятилась. Змея даже не шелохнулась, проявив полное безразличие к присутствию человека.

Шагая по тропинке в обратном направлении, Селма постепенно привела дыхание в норму. Она уже почти вышла из леса, когда услышала, что ее зовут. Адам! Он показался на тропинке в следующее мгновение, одетый в шорты защитного цвета и черную майку. Сердце женщины взволнованно забилось, когда она увидела знакомую фигуру — длинные, сильные ноги, уверенно шагавшие по скользкой тропе, стройное тело, такое красивое и притягательное.

— Я здесь. Решила прогуляться немного. — Она хотела описать ему красоты нетронутого леса, но замолчала, увидев негодующее выражение его лица.

— Что ты себе позволяешь? Исчезаешь неизвестно куда!

— Я только вышла ненадолго прогуляться, — попыталась оправдаться она.

— Ты могла бы предупредить об этом! Неужели не понимаешь, что это не городской парк? Здесь же дремучий лес! Ты хоть понимаешь, насколько в нем опасно?

Селма скрестила руки на груди, вспомнив о змее.

— Догадываюсь.

— Учти на будущее: если ты захочешь в следующий раз прогуляться, предупреди об этом кого-нибудь и не вздумай сделать хоть один шаг в сторону от тропы.

— Учту, — холодно промолвила Селма. — Я тоже хочу сказать тебе кое-что на будущее: больше не разговаривай со мной так, будто я безмозглая, несмышленая девочка.

— В таком случае и веди себя как взрослый человек!

С этими словами Адам двинулся по тропе, но затем неожиданно остановился.

— Ты играешь в гольф? — спросил он.

Вопрос, прямо скажем, неожиданный.

— Во что?

— В гольф, — нетерпеливо повторил Адам. — Ну так как, играешь?

Селма рассмеялась. Только что он отчитывал ее, и вдруг его потянуло на светскую беседу.

— Что тут смешного? Я, кажется, задал простой вопрос?

— Нет, я не играю в гольф. И ты знаешь об этом.

Адам пожал плечами.

— Многое могло измениться за четыре года.

— А почему ты спросил?

— Я собираюсь съездить в горный отель, мы видели его, когда ехали сюда. Нужно сделать несколько телефонных звонков. Я подумал, что заодно смогу сыграть партию в гольф и повидаться с друзьями. Хочешь поехать со мной?

— Хочу. Мне же надо поговорить с отцом.

— Прекрасно. Там есть бассейн и небольшой магазинчик, где ты сможешь купить купальник.

Они тронулись сразу после обеда. И через полчаса уже въезжали на территорию отеля.

Адам поставил машину в тени у главного здания.

— Хочу тебя кое о чем предупредить, — сказал Адам. — Когда ты будешь разговаривать с отцом, следи за своими словами. Не подумай, что я веду себя как герой плохого детектива, но телефоны твоего отца могут прослушиваться. Не говори ему, где ты находишься. Он и так знает. Я сказал ему, что собираюсь поработать здесь над докладом. Ни слова о злосчастном контракте. И, пожалуйста, не проси его переслать тебе паспорт. Береженого бог бережет.

— Господи! Все это как в плохом сне, — нервно проговорила Селма. — Но как же я тогда получу свой кошелек и паспорт!

— Я постараюсь что-нибудь придумать.

— Что, например? — спросила она.

Адам небрежно махнул рукой.

— В данный момент это не так важно. Главное, скажи отцу, что с тобой все в порядке. У него сейчас достаточно других проблем.

Селма прикрыла глаза и тяжело вздохнула.

— Хорошо, я буду осторожной. О чем мне тогда с ним говорить?

— Скажи, что ты в гостях и хорошо проводишь время.

В глазах Симмонса явно угадывались насмешливые огоньки.

— Ты что, шутишь?

— Ну, тогда скажи, что ты ужасно проводишь время, — предложил он другой вариант. — Правда, боюсь, это может взволновать его.

Они вошли в просторный холл и направились в кабинет управляющего. Симмонс бывал здесь и раньше. Оказывается, управляющий дружил с Тейлорами и те часто приезжали сюда поиграть в гольф и теннис, а также повидаться с друзьями, жившими неподалеку.

Управляющий предоставил в распоряжение гостей номер, где они могли бы переодеться и позвонить. Адам предложил Селме первой воспользоваться телефоном. Затем предполагалось знакомство с местными достопримечательностями.

Отца не оказалось на месте, секретарша сказала, что он находится на важном совещании и вернется в офис только после обеда.

— Попробуем позвонить попозже. А пока я покажу тебе, где что находится. — Адам вытащил из портмоне деньги. — Покупай все, что тебе нужно.

Ну что ж, придется оставаться его должницей, хоть это и неприятно. И еще это противное чувство, будто ей, как капризному ребенку, сунули конфетку, чтобы не очень надоедала.

— Я все верну тебе…

— Не сомневаюсь, — губы кредитора дрогнули в ироничной усмешке.

Селма буквально взвилась:

— Нечего ухмыляться!

Улыбка благодетеля стала еще шире.

— Вовсе не думал ухмыляться.

— Ты просто-таки получаешь удовольствие…

— Удовольствие? Давать тебе деньги взаймы? Скажите, какое большое дело!

— Тебе, наверное, приятно видеть меня беспомощной и зависимой от твоих милостей!

— Не комплексуй. Ты находишься на грани нервного срыва из-за какого-то пустяка, — произнес Адам с убийственным спокойствием. — Идем, я тебе лучше покажу, какой здесь бассейн.

Этого человека ничем не проймешь! Тягостно сейчас само его присутствие. Из-за пустяка, говорит. Он и есть этот пустяк, чреватый нервным срывом!

Бассейн, конечно, был прекрасен — большой, в форме неправильного овала. А вокруг него расположилось все то, что делает отдых у воды предельно комфортным, включая бар с разнообразными напитками и аппетитной изысканной снедью.

Затем они снова прошли в центральное здание, в котором располагались ресторан и маленький магазинчик с товарами для туристов.

— Пойду позвоню, а потом на площадке для гольфа меня ждут друзья-соперники, — объявил Адам. — Встретимся в шесть на веранде ресторана, договорились?

— Хорошо, до встречи.

Селма подошла к дверям магазинчика и чуть не столкнулась с молодой красавицей, которая выходила оттуда. У нее были черные блестящие волосы и большие карие глаза. Не обошлось, судя по всему, без индийской крови, но красива, конечно, необыкновенно. Так где здесь прилавок с купальниками?

— Адам! — вдруг послышался женский голос.

Селма невольно обернулась: экзотическая красавица обнимала улыбающегося Симмонса. Встреча явно его порадовала.

— Привет, Инди.

— Катрин говорила, что ты должен приехать. Я очень надеялась, что мы увидимся. — Голос индианки приятный, завораживающий. Она прекрасно выглядела в простом белом платье, скромно подчеркивающем совершенные формы ее стройной фигуры. — Ты знаешь, я не…

Конец фразы уже не был слышен — красивая пара направилась в глубь холла. Вот и еще одно испытание выпало на ее долю — он и прекрасная незнакомка! Надо было видеть его довольное лицо… И снова перехватило дыхание и подступило тяжелое чувство повторной утраты.

Селма заставила себя отвернуться и занялась покупками.

В холл она вышла с полной сумкой, в которой лежали купальник, накидка от солнца, темные очки, увлажняющий крем и немного косметики, а также длинное хлопчатобумажное платье, сшитое из яркой набивной местной ткани с экзотическим рисунком. Самое лучшее из купленного, если иметь в виду, что вечером запланировано посещение ресторана.

Вместо того чтобы вернуться в номер, где можно невзначай наткнуться на своего благодетеля и незнакомку со странным именем Инди, Селма отправилась в раздевалку бассейна. Переоделась, затем заказала сок в баре и улеглась на лежак. Вот то, что ей сейчас нужно: лечь, закрыть глаза, откинуть прочь бередящие душу мысли. Какое блаженство!

Но райское уединение длилось недолго. Неподалеку кто-то с шутками и смехом уселся за столик, стоящий в тени. Разговаривали две девушки. Голос одной из них был приятным, завораживающим. Знакомый, одним словом, голос. Инди! И с ней высокая блондинка. Обе в предельно открытых купальниках смотрелись прекрасно. Неудивительно, когда их хозяйкам чуть больше двадцати. Среди невнятной, веселой болтовни выделилась фраза, которую индианка произнесла достаточно громко и со значением:

— Угадай, кого я здесь встретила сегодня?

 

5

Голос Инди дрожал от возбуждения.

— Кого же? — спросила блондинка.

— Адама. Адама Симмонса. Помнишь, я тебя познакомила с ним примерно год назад? Высокий, красивый американец, он…

— Еще бы не помнить, — засмеялась собеседница. — Ты тогда все уши прожужжала про него — замечательный, сексапильный, умный, энергичный! В общем, такого еще не рождалось на земле. Послушать тебя, так он образец мужского совершенства. Никаких тебе грехов, никаких недостатков.

— Можешь смеяться сколько угодно, но это правда. Он…

Селма почувствовала, что ей становится нестерпимо жарко. И не только, видимо, от солнца. Она взяла стакан с соком и отпила несколько глотков. И ведь не хочется больше слушать чужой разговор, но не отгородишься же от голосов. Сейчас девицы обсуждали матримониальный статус неотразимого мужчины — мол, жена развелась с ним давным-давно — четыре года назад.

— Интересно, что между ними произошло? — заметила блондинка. — Какая женщин добровольно откажется от такого идеального мужика?

— Мало ли дурочек на свете? — проворковала Инди хрипловатым голоском.

Ах вы, маленькие дряни! Вот бы взять да высказать вам всю правду — о вас и о нем! Что вы понимаете в жизни? Ведь даже представления не имеете, что происходит за закрытыми дверями в чужих семьях? А еще беретесь судить о том, чего не знаете.

Селма лежала, не шевелясь, с бешено бьющимся сердцем. Господи, да просто смешно обращать внимание на болтовню двух легкомысленных девиц! Может, ей стоит разыграть комедию — подойти к их столику, приятно улыбнуться и сказать, что вот, мол, случайно услышала ваш разговор. И затем выложить им несколько пикантных подробностей из неудавшейся семейной жизни господина Совершенство. Откуда ей известно? А я и есть та самая жена, которая четыре года назад…

Ну и чего она добьется подобной комедией? Пока придумывала дурацкий сюжет, и то разволновалась. Можно, конечно, сколько угодно проигрывать в голове различные варианты предполагаемой инсценировки, но смеяться над своей неудавшейся жизнью с Адамом — это уже выше ее сил.

Не было ничего смешного в том, когда она звонила своему мужу посреди ночи и не заставала его дома. Не до веселья было и в следующую ночь. Звонок, еще звонок, еще, еще, еще… По-прежнему никто не снимал трубку. До сих пор вспоминать больно.

— Он больше никогда не женится, — снова послышался голос Инди. — Симмонс сам сказал мне об этом. Господи, что эта женщина сделала с ним!

Тут уж не до комедиантства! Как эта паршивая девчонка посмела сказать такое! Откуда мог пойти слух, будто она, Селма, каким-то образом испортила жизнь мужа? Что-то сделала с Адамом?!

— Ну ничего, — сказала блондинка, — он встретит хорошую женщину, полюбит и — женится как миленький. Чем, скажем, ты, Инди, плоха для такой роли?

Раздался смех. Селма сжала пальцы в кулаки. Больше нет сил выносить подобное. Она сняла темные очки, встала с лежака и нырнула в бассейн.

«Что эта женщина сделала с ним!» Даже в воде ее преследовали слова Инди.

Селма быстро плавала из конца в конец бассейна, будто готовилась к Олимпиаде. Наконец, изрядно устав, вылезла из воды и встала у бортика. Подруги все еще сидели за столиком. Значит, надо взять свои вещи и перейти на другую сторону — она уже по горло сыта их глупой болтовней.

Устроившись на новом лежаке, молодая женщина заказала еще сок и стала читать книгу. Сосредоточиться на истории исландских кладоискателей не получалось. Селма застонала и отшвырнула книгу в сторону. Если она когда-нибудь наберется смелости и выйдет снова замуж… Но нет, она никогда — никогда! — не выйдет больше замуж.

Около пяти Селма вернулась в номер. Было опасение, что Адам уже там. В комнате никого не оказалось. Уже хорошо. Но ванной недавно пользовались — это ясно по остаткам пара и запаху мыла. Значит, Адам уже был здесь — тоже неплохо: теперь ее очередь спокойно привести себя в порядок.

Ровно в шесть Селма появилась на веранде ресторана. Первое, что она увидела, это увлеченную беседой парочку. Господин Совершенство и «хорошая женщина»! Черт! Не хватало еще, чтобы Адам представил ее индианке: мол, знакомьтесь, пожалуйста, это Селма Грингер, моя бывшая жена. Вот тут бы взять и сказать: я та самая дурочка, которая так пагубно повлияла на идеального мужчину.

Ну ладно, хватит фантазировать. Надо действовать. Она выпрямила спину, изобразила ослепительную улыбку и направилась к столику, где сидели эти двое. Мягкая хлопковая ткань платья колыхалась вокруг колен красивыми фалдами.

— Привет, — бодро произнесла Селма.

Адам тут же поднялся и подвинул ей стул, потом представил дам друг другу, не вдаваясь в детали. Спокойный, сдержанный человек. Он и не мог поступить иначе.

— Как прошел день? — вежливо спросил он бывшую жену.

— Прекрасно, — ответила она самой большой ложью, на которую была способна в эту минуту.

Подошедшему официанту Селма заказала «Полночный танец луны», экзотический коктейль, который высмотрела в меню. Напиток, прямо скажем, крепковат. Адам был явно удивлен ее выбором. Раньше его жена никогда не пила ничего крепче сухого вина. Ну что ж, тогда у нее редко бывало такое настроение, с которым слабому вину не справиться.

Коктейль принесли очень быстро. Адам поднялся и, попросив извинения у дам, удалился сделать один телефонный звонок. Инди мило улыбнулась и сказала, что несколько минут они без него выдержат.

Еще бы! — подумала Селма. Можно поболтать и узнать друг друга получше. Она сняла с края бокала кружок ананаса и съела его. Господи, что с ней происходит? Почему у нее такое дурное настроение? Не в ее характере вести себя раздраженно и вызывающе. Эта юная особа явно влюблена в идеального мужчину.

А, собственно, почему бы и нет? С чего бы, спрашивается, такой поворот событий должен волновать разведенную женщину? Справедливый вопрос к самой себе был запит изрядным глотком из бокала.

Инди с любопытством оглядывала новую знакомую, за что была удостоена вполне искренней улыбкой.

— Здесь красиво, — произнесла Селма. Ну не молчать же!

— Да, — ответила юная красавица, облизав губы.

— Ты проводишь здесь каникулы?

— Нет. Я живу недалеко. Этот отель принадлежит моему отцу.

Какая-никакая информация. Впрочем, совершенно бесполезная. Возможно, предстояло продолжить пустопорожний разговор, если бы Инди вдруг не спросила:

— Где вы познакомились с Симмонсом?

— На вечеринке, — ответила Селма и почувствовала, как в ней проснулся чертенок. — Три дня назад.

Наступило молчание. Прими, красавица, еще одну сверхприветливую улыбку.

— Он пригласил меня поехать с ним в горы, где будет писать какой-то доклад. Мне здесь нравится.

Глаза юной собеседницы расширились от изумления.

— Встретила его три дня назад, и он пригласил тебя поехать с ним?

Селма важно кивнула.

— Все случилось так быстро! Но у меня такое чувство, что мы знаем друг друга уже давно. У тебя так не бывало — встретишься с человеком, а такое ощущение, что знакома не один год?

Инди медленно кивнула, отчего удивления на лице меньше не стало. В темных глазах девушки что-то промелькнуло. Неодобрение? Сомнение?

— Я что-то не то сказала? — поинтересовалась Селма.

— Да нет, просто на Адама это не похоже. Он совсем не такой.

— Согласна, — отозвалась старшая из дам и на этот раз ничуть не покривила душой. Новый глоток коктейля стал дополнительным знаком согласия.

Видно, что младшая чувствовала себя неловко. Что-то смущало ее. Наконец решилась высказаться:

— Ты только думаешь, или, может, чувствуешь, что знаешь его не первый год. Но я-то действительно знакома с ним давно и хочу предупредить: этот человек не для тебя. Можешь воображать все, что угодно, в отношении прошлого, но не рассчитывай на будущее.

Отшила так отшила. Селма даже опешила от такого напора. Что, Адам ее собственность, что ли?

— Спасибо, что предупредила, — холодно произнесла она.

Инди от волнения покусывала нижнюю губу.

— Понимаешь, однажды Симмонс уже был женат, — произнесла юная красавица уже более миролюбивым тоном. — Он говорил тебе об этом?

— Нет, — честно призналась Селма. — Не говорил.

Глаза девушки победно блеснули. На ее лице было написано: я знаю о нем гораздо больше, чем ты.

— Вот видишь. Нельзя хорошо узнать человека за три дня. И ты избавишь себя от многих неприятностей, если не будешь питать в отношении Симмонса никаких иллюзий, никаких надежд.

Селма намеренно затянула паузу перед тем, как ответить. Было два варианта обыграть новую ситуацию. Выбираем более легкий — изобразим и лицом, и словами исключительно благодарность.

— Спасибо, что предупредила, но, веришь ли, Адам мне совершенно не нужен. Я и не думала связывать с ним свое будущее.

Вот тут уж девица просто замерла в изумлении.

— Не нужен? Он тебе совершенно не нужен? — Она и допустить не могла, что возможно подобное.

— Да! Это для меня всего лишь… временная связь. — И одним махом допила свой коктейль. — А вот и наш герой.

Селма наблюдала, как Адам приближается к ним, лавируя между столами с легкостью спортсмена. Сердце ее забилось. В нем чувствовалась природная грация и неосознанная мужская сексуальность.

Адам сел и расслабленно откинулся на спинку стула.

— Извините, что оставил вас одних, — сказал он, взяв свой бокал.

— Все в порядке. Мы прекрасно поболтали. — Селма премило улыбнулась, снова ощутив внутри себя чертенка. — Извини, но я рассказала Инди, что мы встретились с тобой всего несколько дней назад и что ты пригласил меня пожить с тобой в доме Тейлоров.

Адам внимательно посмотрел на бывшую жену.

— Понятно. — И больше ни слова, только спросил дам, хотят ли они еще чего-нибудь выпить.

— Закажи мне, пожалуйста, еще один «Танец луны», или как там это называется. А я, с вашего разрешения, тоже отлучусь позвонить.

Войдя в номер, она набрала служебный телефон отца. Молчание. Никто даже не снял трубку. Она почувствовала тяжесть в груди. Где отец? Может, у него деловой ужин или он зашел в бар с кем-нибудь? Правда, еще не очень поздно. Пока не о чем беспокоиться.

Она вернулась в ресторан.

— Удачно? — спросил Адам.

Селма покачала головой и взяла свой бокал. У нее дрожали руки. Адам прищурил глаза, внимательно наблюдая за подопечной. Затем, взяв бокал из ее руки, поставил его на стол.

— Извини нас, пожалуйста, — сказал он, обращаясь к Инди. — Пошли. — Держа молодую женщину за руку, Адам провел ее по ступенькам в затененный сад, подальше от веранды ресторана.

— Что случилось? — спросил он, повернув ее лицо к себе.

— Его нет на работе, — ответила та дрожащим голосом. — Он должен был бы уже вернуться с того совещания, о котором говорила секретарша.

— Возможно, он на ужине где-нибудь. Сейчас всего только половина седьмого.

— Я знаю. Но не могу не волноваться. Вдруг с ним что-то случилось.

Селма закрыла глаза и тяжело вздохнула. Вдруг она почувствовала, что Адам обнял ее и прижал к груди. Она замерла в объятиях, прижавшись щекой к его плечу.

— Зачем ты это делаешь? — прошептала женщина, но не отстранилась, а, наоборот, прижалась еще теснее.

— Я не думал об этом. Получилось как-то само собой, — непринужденно ответил он.

Тон выбран удачно — в данный момент как нельзя более кстати легкость, мягкая ирония, юмор.

— Ты всегда умел хорошо обнять. — На этот раз ее голос дрожал от волнения куда более приятного свойства, нежели пять минут назад.

— А ты всегда, как мне казалось, хорошо чувствовала себя в этих объятиях.

Боже, какое блаженство стоять так близко к нему. И какое безумие ощутить волну желания, накатившую на нее вдруг. Ведь понятно, что это его движение — всего лишь утешительный жест. Адам всегда был добрым малым, который спасал несчастных лягушек и девиц, попавших в беду.

Селме потребовалась вся ее воля, чтобы оторваться от груди когда-то любимого человека. Тело и сердце желали его. Победил рассудок. Женщина слабо улыбнулась.

— Нам следует вернуться в ресторан, а то твоя приятельница, наверное, ломает голову, куда это мы запропастились.

— Инди большая девочка, найдет, чем занять себя, — ответил Адам.

И оказался прав. За их столиком было весело и шумно — подсели знакомые Инди, и она не скучала.

Ужин и беседа за столом, к счастью, отвлекли Селму от грустных мыслей. Еда была необыкновенной и очень вкусной. Но нужно еще раз попытаться дозвониться до папы.

Когда в трубке вдруг раздался его голос, Селма почувствовала невероятное облегчение.

Обоюдная радость дочери и отца не давала им возможности говорить взвешенно и разумно. Но главное выяснилось: они живы. Оба понимали: в разговоре надо быть осторожней. Поэтому о сумочке и паспорте дочь не сказала ни слова.

Когда Селма вернулась в ресторан, подавали десерт. Адам вопросительно посмотрел на нее.

— Дозвонилась наконец, — сказала она, садясь рядом. — По словам папы, все под контролем.

— Ну и прекрасно. Тебе уже легче?

— Немного.

Обратно они возвращались в кромешной темноте, но Адам уверенно вел машину по извилистой дороге.

— По голосу, конечно, трудно судить, но все же, каким отец тебе показался? — спросил он.

— Да вроде ничего. Трудно сказать, не видя человека. Я чувствовала себя круглой дурой, пытаясь говорить завуалированно. Отец, к сожалению, ничего не сказал о возможности моего возвращения. Видимо, полиция сейчас разбирается с этой историей.

— Прошло всего два дня, — заметил Адам.

— Я знаю.

Он взглянул на Селму.

— Сменим тему. О чем вы разговаривали с Инди, когда я выходил звонить? Я понял, что бывшая миссис Симмонс не сказала, кто она.

Так. Началось.

У экс-миссис Симмонс участился пульс. Находясь наедине с мужчиной его типа, от вопросов не спрятаться.

— Нет. Я думаю, ты заметил, что девочка влюблена в тебя. Она даже пыталась отвадить меня от вас обоих.

— Понятно, — прозвучал ровный голос, не окрашенный никакими эмоциями.

— У бассейна я случайно услышала, как она обсуждала со своей подругой твои безграничные мужские достоинства.

— Польщен. Надеюсь, ты открыла им глаза на правду?

— Нет. Но соблазн был. Особенно после того, как он решили, что бывшая жена господина Совершенство — просто круглая дура.

— И как же тебе удалось сдержаться?

— Я нырнула в бассейн. Вода была божественной.

— Разумно. Потом ты увидела девушку со мной в ресторане. И, когда я вышел позвонить, не удержалась от того, чтобы не насолить ей. Рассказала бедняге, что я пригласил тебя пожить со мной в доме Тейлоров, намекая, конечно, на долгие ночи, полные любви и страсти.

— Напрямую нет, так, намеком… — Селма старалась выглядеть безразличной. — Немного по-детски, конечно. Сожалею, если причинила тебе какие-то неприятности.

— Ни о чем ты не сожалеешь, — бросил Адам.

— Ты давно ее знаешь?

— Познакомился с ее семьей, когда приезжал сюда лет пятнадцать назад.

Вот это да! Адам знал юную красавицу намного дольше, чем ее. Но какое это имеет значение? Ровным счетом никакого. Молодая женщина расправила плечи.

— Почему она до сих пор не замужем? Я думала, в индийских семьях родители организуют браки своих детей.

— Традиционно да. Но они же не в Индии. Отец не раз пытался выдать ее замуж, но, дочь категорически отказывалась. Он говорил мне, что совершил ошибку, послав дочь учиться в Англию. Там, по его мнению, Инди безнадежно испортили.

— То есть она хочет выйти замуж по любви и по своему выбору, — сказала Селма, словно уясняя, что имел в виду консервативный отец под испорченностью.

— Да. И мы все знаем, насколько удачны подобные эксперименты. — Голос звучал сухо, но в нем явно угадывались горькие нотки.

Атмосфера в салоне машины вдруг наполнилась ощущением боли и тоски.

— Я никогда не рассматривала наш с тобой брак как эксперимент, — заметила Селма.

— Прости, но ты написала мне тогда, что у нас с тобой вообще не было брака.

Селма сжала кулаки так, что ногти вонзились в ладони. Ее обдало жаром.

— Я думаю, что наш брак был больше похож на… соглашение, — медленно произнесла Селма.

В салоне машины повисла тяжелая тишина.

— Понятно, — наконец произнес Адам.

— Причем соглашение, удобное для тебя, — услышала женщина свой голос, глухой от пульсирующего шума в голове. — Ты уезжал в командировки, и, когда возвращался, я всегда находилась дома, готовая к услугам. Готовила тебе еду, ублажала в постели.

После долгой паузы вновь прозвучал голос мужчины, и в тоне угадывались злые нотки:

— Считаю этот разговор бесполезным. У меня нет ни малейшего желания спорить о том, что давно умерло и безвозвратно ушло.

Раньше он никогда не говорил с ней в таком тоне. Как реакция на неожиданную резкость, мурашки побежали по ее спине, во рту пересохло. Она просто онемела, что, может быть, и к лучшему. В данной ситуации молчание будет достойным ответом.

Оставшуюся часть пути проехали молча.

Когда вошли в дом, Адам налил себе виски и неожиданно обратился к спутнице:

— Я думаю, нам необходимо кое-что прояснить. Хочешь выпить?

Нет, пить она не будет. Если ей чего и хочется, то поскорее уйти подальше от этого человека и от вызванного им мучительного, раздирающего душу напряжения.

— Единственное желание — хочу спать, — сказала Селма.

— Скоро ляжешь. А пока присядь.

— Нечего командовать мной!

Однако эта вспышка раздражения была им проигнорирована.

— Хорошо. Давай спокойно оценим нынешнюю ситуацию. Мы оба оказались в этом доме не по своей воле, а в силу сложных обстоятельств. И я не знаю, как долго тебе придется находиться здесь — пару дней, неделю или…

— Неделю? — опешила Селма.

— …или больше, — продолжал Адам свою мысль. — Но у нас с тобой, увы, есть общее прошлое, что, конечно, не прибавляет гармонии нашим сегодняшним отношениям. Ты была моей женой, — продолжил он прерывающимся голосом. — И вот я смотрю на тебя каждый день и не могу не думать о том, как хорошо все было между нами когда-то и как… все плохо сейчас.

У Селмы все сжалось внутри. Но ей вовсе не хотелось снова попадать в водоворот эмоций.

— Мне очень жаль, что я причиняю тебе столько неудобств. Скажи лишь слово, и я уеду отсюда.

— Нет, ты останешься здесь, — твердо заявил Адам. — От нас требуется только одно — попытаться вести себя как два взрослых человека, чтобы не создавать напряженной атмосферы в доме.

— Жить как добрые соседи? Или как брат с сестрой?

— Как угодно, лишь бы здесь царил мир.

Молодая женщина сердито взглянула на своего покровителя.

— Что же, по-твоему, я должна делать? Сидеть в своей комнате и не показываться тебе на глаза?

В ответ — усталый вздох.

— Ради бога, Селма, конечно нет. Но я и сам не знаю, как мы должны вести себя в данной ситуации.

— Послушай, миротворец, тебе не приходило в голову, как я могу себя чувствовать в данной обстановке? Я фактически являюсь пленницей в этом доме. Мне некуда деться, у меня нет ни одежды, ни денег — полностью завишу от тебя. Верно, ты выполняешь поручение моего отца, но, если бы он ни о чем не попросил, ты просто отпустил бы меня на все четыре стороны после того, как увез из дома, опередив бандитов!

— И позволил бы, чтобы с тобой что-то случилось? О господи, Селма! Неужели ты думаешь, мне безразлично, что с тобой может произойти?

— Не знаю…

Глаза собеседника потемнели, в них можно было прочесть глубоко запрятанную боль. Или ей это только показалось?

Устало прозвучали его слова:

— Иди ложись, уже поздно.

Селма лежала с широко открытыми глазами, прислушиваясь к звукам, доносившимся из леса. Тревожно и тоскливо было на сердце.

Он не желает, видите ли, спорить по поводу того, что навсегда умерло четыре года назад. «Умерло и ушло, умерло и ушло», — молоточками стучало в мозгу. Но еще он сказал: неужели ты думаешь, мне безразлично, что с тобой может произойти?

Неожиданно пришло осознание происшедшего: если она до сих пор так болезненно воспринимает его слова, значит, тогда, четыре года назад, не все умерло. Не все безвозвратно ушло…

Проснулась она среди ночи. И тут же пробудились и старые горестные мысли. Она отчаянно любила своего мужа, готовила для него еду, никогда не жаловалась по поводу его бесконечных командировок. И была для него, между прочим, прекрасной любовницей.

Господи, обереги меня от него, от мыслей о нем. Нет сил больше! Спать не получается, вставать рано. Может, успокоит чашка травяного чая? Где-то на полке стояли несколько коробочек разных сортов.

Женщина обмотала простыню вокруг бедер, вышла из комнаты и на цыпочках стала пробираться по коридору к кухне. Вдруг из комнаты Адама послышался его голос. Селма застыла на месте, ее сердце готово было выпрыгнуть из груди. Он назвал ее имя… Или послышалось?

— Селма… — уже ясно услышала она. Дверь была слегка приоткрыта.

— Адам? — прошептала Селма в темноту комнаты.

Молчание. Затем послышался приглушенный стон.

— Адам?

— Что такое? — пробормотал он испуганно. Затем глубоко вздохнул: — Селма, ты?

— Да. Ты звал меня.

Шуршание простыней, затем щелчок — комната озарилась мягким светом настольной лампы, стоявшей у кровати. Адам сидел. Его серые, затуманенные сном глаза пытались разглядеть что-то невидимое в пустоте. Потом он потряс головой, словно избавляясь от наваждения.

— Мне снился сон, — пробормотал он смущенно.

— О чем?

Адам устало потер ладонями лицо.

— О тебе.

 

6

Вот это да! Адам видел ее во сне! Женщина боялась задавать вопросы и смотрела на бывшего мужа широко раскрытыми глазами.

— Ты что-то говорила, но я ничего не мог понять.

— Что мы делали? Где это происходило? — шепотом спросила Селма.

— Не помню. Но, кажется, это… происходило не сейчас, а в то время, когда мы… мы еще были вместе. — Он прикрыл глаза, будто пытаясь удержать сон в своем сознании. — На тебе было красное платье.

— Красное? Я никогда не носила ничего красного.

Адам сидел с закрытыми глазами. Селма приблизилась к нему.

— Где мы были? — спросила она мягко. — Дома?

Дома… Как странно звучало это слово сейчас.

— Нет, это было какое-то незнакомое место. Темное, холодное. Не знаю. — Растерянный мужчина беспомощно пожал плечами и судорожно провел руками по волосам, приглаживая взлохмаченные пряди.

Селма кусала губы, поглядывая на его обнаженную загорелую грудь, на красивые руки, мужественное лицо… Холодная дрожь охватила ее. Сами собой вырвались слова:

— Всего лишь сон…

Он поднял глаза и встретился с ней взглядом.

— Ты была очень… расстроена и сердита. — Адам грустно усмехнулся. — К сожалению, я не знаю, какое ужасное преступление совершил.

Селма почувствовала комок в горле.

— Это же был сон.

А он не сводил с нее глаз, полных грусти.

— Ты была так… несчастна. Да, да, сон, но как наяву.

Женщина заставила себя улыбнуться.

— Вот она я, стою перед тобой и совершенно не выгляжу несчастной. Так что больше не надо волноваться по этому поводу. Пойду сделаю себе горячего чаю. Тебе принести что-нибудь?

Адам покачал было головой, но тут же проговорил:

— Черт, все равно не удастся больше заснуть! Так что, если не трудно, принеси чашку кофе, пожалуйста.

— Хорошо, — сказала Селма и быстро вышла, с облегчением избавляясь от наэлектризованной атмосферы, возникшей в комнате.

Налив в чашки чай и кофе, она поставила их на поднос и направилась в гостиную. С благодарностью приняв протянутую ему чашку кофе, Адам виновато улыбнулся.

— Прости, что разбудил тебя. Я, наверное, разговаривал во сне. — Голос его уже звучал ровно и спокойно.

— Ничего, — отмахнулась Селма. — Ночью эти места выглядят загадочными, почти мистическими.

— Да, — согласился тот.

— Лес кажется таким живым. Все эти растения, животные и насекомые, которые вносят свою лепту в жизнь Вселенной… Это вызывает чувство, сродни благоговению, правда?

— Да. — Он улыбнулся.

— Чему ты улыбаешься?

— Я вспомнил, как ты благоговела перед крокусом, вылезавшим из земли.

— Это же так интересно!

На какое-то мгновение их взгляды встретились, но Адам быстро отвел глаза и тихо произнес:

— То, что мне всегда в тебе нравилось, — это твое восторженное отношение к мелочам. Ты заставляла меня обращать внимание на вещи, которые я бы даже не заметил.

— Ты часто за это подтрунивал надо мной, — тихо сказала Селма, неожиданно охваченная чувством потери.

— Не поверишь — ты открывала для меня совершенно новый мир.

От таких слов — голова кругом. Молодая женщина прикрыла глаза и, переведя дыхание, промолвила дрожащим от волнения голосом:

— Я даже не знала, что у тебя возникали подобные мысли.

Недолгое молчание прервал его голос:

— Помню, когда первый раз встретил тебя: красивая, элегантная, в длинном вечернем платье. И полной неожиданностью было услышать от тебя: я люблю надеть ботинки и пойти в лес за молодой крапивой. Весной, ты сказала, из нее что-то очень вкусное можно приготовить.

— И я это помню, — заметила Селма, улыбнувшись.

— Ты продолжала что-то говорить мне, а я смотрел на твое элегантное платье, пил шампанское и никак не мог представить тебя в грубых ботинках и джинсах, продирающейся сквозь кусты в поисках каких-то листьев.

А на следующий день вдвоем отправились в лес за крапивой. Она захватила с собой бутерброды и кофе. Они бродили по лесу несколько часов. И каких часов! Ей казалось, что их, околдованных волшебными чарами, приютило сказочное царство.

Когда сидели на поваленном старом дереве, покрытом мхом, Адам поцеловал ее. Часы и минуты, которые предшествовали этому поцелую, были полны лихорадочного предвкушения. Они упали на траву одновременно, словно договорившись об этом заранее, мир для них перестал существовать. Селма смотрела ему в глаза, дрожа от возбуждения, и понимала, что сейчас происходит что-то необыкновенное, гораздо более прекрасное, чем то, что она испытывала до сих пор.

Воспоминания, воспоминания…

В саду раздался крик кукушки. Женщина медленно перевела дыхание.

— А что, если в этом лесу есть крапива? — спросил Адам со странным оттенком в голосе.

— Не знаю, возможно. — Селма почувствовала, как бешено заколотилось ее сердце. Рука, державшая чашку с чаем, задрожала.

Оба молчали. Адам улыбнулся ей, потом протянул руки, взял ее лицо в свои ладони и стал целовать. Его губы были теплыми и нетерпеливыми.

По телу женщины пробежала горячая, приятная волна. Все чувства, навсегда, казалось бы, заснувшие, мгновенно ожили. Адам обнимал ее хрупкую фигурку, крепко прижимая женщину к своей груди. Отвечая на поцелуи, она растворилась в знакомых ощущениях. Стон вырвался из груди мужчины.

— Пойдем ко мне в спальню, — прошептал он нетерпеливо.

Тело Селмы трепетало в его сильных руках. И не было сил что-либо говорить.

— Пойдем?

— Я не могу.

— Почему?

— Это… это будет неправильно, — сказала и сама поняла, что похожа сейчас на жеманную девственницу. Но как объяснить этому человеку свои страхи? Как дать понять, что невозможно вернуться к тому, что уже было и безвозвратно утрачено?

Адам рассмеялся.

— Мы оба взрослые люди, ничем и никем не связанные. Мы хорошо знаем друг друга. Неужели для тебя это так ужасно, дорогая?

Слов для ответа не нашлось. Сильны были доводы рассудка, но сильнее оказался зов тела. Рассудок боролся с желанием плоти, с каждой минутой все меньше надеясь на победу.

— Ты меня хочешь, Селма?

— Да, — прошептала она, понимая, что лгать бесполезно. Тот слишком хорошо ее знал. Их все еще соединяла та магическая нить, которая возникла между ними с самой первой встречи. Они по-прежнему испытывали сладостное опьянение друг другом, огонь взаимной страсти. Тело женщины привычно откликалось на прикосновения рук и губ мужчины.

Он знал, как заставить ее тело петь от восторга, как вызвать к жизни самые глубинные чувства, чтобы ощутить себя любимой и единственной. Как долго воспоминания об этом болью отдавались в ее душе!

Но, возразил разум, разве только в физической любви дело, разве этого тебе достаточно? Откуда-то донесся другой, беззвучный голос: отдайся любви и забудь обо всем на свете.

— Нет, — со слезами в голосе промолвила Селма, — я не могу спать с тобой только потому… потому, что это приятно. Только потому, что это так… так… удобно!

Молодая женщина в отчаянии сжала руки, чувствуя, как на смену страсти приходит злость. А с ней и воспоминания о том, как звонил телефон в пустой квартире, потому что ее муж не ночевал дома.

— Забудь об этом! Я скорее умру, чем снова стану удобной партнершей!

Ее слова, полные тоски и мучений, отчетливо прозвучали в тишине. Адам ничего не сказал, только посмотрел на бывшую жену глазами, наполненными горечью. Он сделал шаг назад, словно больше не желая находиться с ней рядом.

— Какого черта тебе надо, Селма? Чего тебе всегда не хватало? Я отдал тебе все. Все! Но тебе было мало!

Разгневанный мужчина резко повернулся и зашагал прочь, не слыша шепотом произнесенного возражения:

— О, Адам, ты отдал мне не все. Нет, далеко не все.

Женщина завтракала в одиночестве. Адам работал в своей комнате и пришел на кухню, когда Селма уже наливала себе кофе. Вежливо поздоровавшись, он едва удостоил ее взглядом. Налив себе чашку кофе, сразу вышел.

Вот сейчас бы схватить свою сумочку, сесть в машину и уехать. Только далеко ли ты доберешься, если у тебя нет ни документов, ни машины, ни денег, ни даже адреса, куда можно направиться. Селма чувствовала себя в западне, что приводило ее в состояние, близкое к бессильной ярости.

Она пошла к себе в комнату, нашла бумагу, ручку, свой блокнот с записями, вышла на террасу и начала писать. Как ни странно, строчки ложились одна к одной, быстро, затейливо и интересно. Пожалуй, даже забавно, несмотря на мрачное вступление:

«Когда вас похитят и будут держать в непроходимых лесах, утешьтесь приготовлением блюда, которое вкусно не только в Индонезии, Малайзии, но и…»

В результате получился неплохой очерк. Но главный итог: пару часов автор написанных строк не думала о том, что мучило ее в последнее время.

За обедом Адама не было. Появился только к ужину. В комнате царило напряжение, плотное, как туман. Молчали оба.

Роза принесла им кофе, пожелала спокойной ночи и ушла к себе. Адам сдержанно произнес:

— Я хочу спросить тебя кое о чем.

— О чем?

— Что произошло? Я так и не понял, что случилось четыре года назад.

Селма почувствовала, как у нее снова участился пульс, стало трудно дышать.

— Наш брак… он просто больше не был нужен.

— Непонятно. Что ты, собственно, имеешь в виду?

— Мы фактически стали жить постоянно врозь! — выпалила Селма дрожащим голосом. — Нельзя сохранить семью, если люди не видятся друг с другом!

У мужчины заиграли желваки на скулах.

— Все в нашем браке было прекрасно до тех пор, пока ты не стала исчезать из дома.

Она чертыхнулась про себя — ей совсем не хотелось препираться.

— Я-то находилась дома большую часть времени!

— Но только не тогда, когда я возвращался домой, — жестко парировал мужчина. — Что-то случилось, и в результате изменилось все.

Да, изменилось — в ее мозгу, в ее восприятии. То, что вначале казалось нормальным, потом стало выглядеть по-другому.

— Ты мог себе позволить постоянно разъезжать по всему свету, а я не могла даже выйти из дома, да? Должна была сидеть и ждать, когда ты осчастливишь наше семейное гнездышко своим присутствием! И я ждала первый год нашей совместной жизни, так? Тебе ведь удобен был такой расклад, не правда ли?

Губы мужчины сузились в тонкую полоску.

— Такой расклад придумал не я один, — возразил он, чеканя каждое слово. — Мы вместе с тобой планировали нашу семейную жизнь!

Тон, которым это было сказано, и ледяной взгляд вызвали чувство, похожее на страх. Вот здесь бы переждать, перемолчать, остановиться, однако тормоза не сработали. Она горячо заговорила:

— Но когда наша семейная жизнь начала давать сбои, когда ты, приезжая из командировок, перестал заставать меня дома, ты предпочел отгородиться от меня, от моих чувств. Так, видимо, было тебе удобней. Дома ли я или нет, уже не имело значения. Ты мог прекрасно обходиться без меня! Просто отпала надобность в жене!

Адам вскочил со стула и, отшвырнув его от себя в сторону, выругался.

— Это самая безумная обвинительная речь, которую я когда-либо слышал. Уволь меня от этого! — произнес он с холодным презрением, после чего, резко повернувшись, стремительно вышел из комнаты.

Ну вот, опять она одна. И снова — щемящая пустота в груди.

Если разобраться, то действительно ей можно бросить упрек в том, что она так и не стала прилежной женой, всегда готовой услужить своему мужу. Впрочем, были времена, когда юная жена ощущала радость от тех забот, в которые погружалась, когда Адам возвращался из командировок. Она ждала его неделями, заполняя свободные дни учебой, чтением, первыми опытами в журналистике. В его отсутствие нужно было сделать как можно больше, чтобы освободиться от всяких дел к возвращению мужа.

Готовила для него еду по необыкновенным рецептам, украшала дом цветами, включала романтическую музыку, даже жгла благовония и капала духи на лампы в спальне.

Нередко случалось, что они, изголодавшись друг по другу, не успевали даже дойти до кровати…

А сейчас ей просто невыносимо вспоминать то время и прекрасные, безумные, страстные ночи, когда между ними царили согласие и любовь.

Все в прошлом. Но прошлое продолжает неотступно преследовать, как выяснилось, их обоих.

Из кабинета доносился легкий стук пишущей машинки. Человек снова работал — готовил свой доклад и… прятался от нее. Селма попыталась сделать глубокий вдох, но у нее получился всхлип. Как только вспомнит длинные, продолжительные телефонные гудки в их пустом нью-йоркском доме, так чувство неизъяснимой жалости к себе переполняет все ее существо.

Было уже два часа ночи, но сон никак не шел к ней. Час назад Адам удалился в свою спальню. Дом погрузился в тишину.

Как это ни смахивало на голливудскую мелодраму, а придется все-таки уходить отсюда, и прямо сейчас. Джинсы и футболка — костюм для бегства самый подходящий. В пластиковый пакет собраны немудреные пожитки.

Так, надо все заранее продумать. Адам спит и не услышит, когда она будет выходить из дома, при известной доле осторожности, конечно. Ключи от машины остались в замке зажигания. Деньги есть. Доберется до города, остановится в каком-нибудь отеле и оттуда позвонит секретарше отца. Зарема свяжется с ним, заберет у него паспорт и сумочку и привезет в отель. Все достаточно просто.

Селма выскользнула из комнаты, бесшумно спустилась по деревянным ступенькам веранды и подошла к машине. Но, когда она уже была готова повернуть ключ зажигания, ее вдруг охватила паника. Кругом непроглядная тьма. Ну, в конце концов, надо выдержать всего-то минут двадцать по проселочной дороге, а там от небольшой деревни по дороге — рукой подать. Когда начнется шоссе, то считай, что ты уже в городе.

Небольшое усилие над собой, и ключ повернут. Ночную тишину нарушил звук заработавшего мотора. Даже если Адам проснется, он все равно уже ничего не сможет сделать — за автомобилем не угонишься.

В доме было по-прежнему тихо. Машина тронулась и поехала по неровной, ухабистой дороге. Если и дальше ей будет сопутствовать удача, то, может быть, завтра к вечеру она уже будет сидеть в самолете на пути в Штаты.

Прошло полчаса, но деревни по-прежнему не было видно. Странно… А тут еще бензин на исходе. По расчетам, его должно было хватить до горного отеля, а там есть заправочная станция.

Вот уже сорок минут прошло с тех пор, как беглянка отъехала от дома, а деревни все нет. Было от чего заволноваться! Впрочем, кажется, вдали мелькнули огни. Нет, мелькнув, световые блики исчезли. А тут еще автомобиль закапризничал — еле движется, хоть бензин еще в баке есть. Что случилось?

Селма молилась, чтобы деревня оказалась где-то рядом. Неужели проехала мимо? Молодая женщина уже с трудом различала дорогу. Машина ползла черепашьим шагом. И вдруг остановилась.

 

7

Селма сделала глубокий вдох, стараясь не поддаваться панике. В трудные моменты важно сохранять спокойствие и не нервничать.

Если бы она хоть что-нибудь понимала в машинах… Впрочем, даже если бы понимала, ничего бы поделать не могла — вокруг кромешная тьма.

Селма застонала от отчаяния и уронила голову на руль. Снова, значит, влипла в историю, позволив своим эмоциям взять верх над рассудком. Вот теперь и сиди среди ночи неизвестно где! Куда подевалась эта деревня! Проехать мимо нее, не заметив, просто невозможно. Неужели взяла не то направление? В такой темноте немудрено. Впрочем, от деревни к дому Тейлоров вела только одна дорога…

В лесу раздавались пугающие крики и вой, от которых холодела кровь. Селма содрогнулась от подступающего ужаса — нет уж, из машины ни ногой!

Теперь речь идет не о голливудской мелодраме — на этот раз она попала в самую настоящую беду.

«Гибель молодой американки», «Смерть в горах» — такими или примерно такими, видимо, будут заголовки в газетах. Если бы у нее с собой были ручка и бумага, она бы облегчила журналистам написание сенсационной информации. Хотите пикантные подробности? Пожалуйста: ее похитил бывший муж, она сгорала от жаркой и, прямо скажем, противоестественной страсти к этому бывшему мужу в доме, затерянном в горах, затем следует попытка убежать от ужаса… нет, от прошлого…

— Хватит! — резко произнесла Селма вслух. — Замолчи, идиотка! Думай лучше, что тебе делать, чтобы выбраться из этой истории. Осмотри салон машины, может, там найдется что-нибудь полезное.

И ведь действительно — в «бардачке» нашелся фонарик. Было чему порадоваться!

Молодая женщина осветила салон машины. Однако радость не имела продолжения — больше счастливых находок не обнаружилось, разве что сумка с инструментами, но какой от них прок?

А тут еще дождь начался. Крупные капли методично застучали по крыше. Стало холодно. Селма обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь.

Сама виновата во всем! Когда даешь волю эмоциям, ничего хорошего не получается. Так и не научилась, дурочка, извлекать уроки из прошлых ошибок.

Однажды, четыре года назад, она уже испытала эмоциональный стресс. Это случилось тоже ночью — жаркой ночью в Нью-Йорке. Она была дома одна — муж опять в командировке. На ее звонки ответа не было. Страх и муки, с которыми молодая женщина жила последние несколько месяцев, перешли в состояние, близкое к ярости. Нет, униженная неизвестностью жена вовсе не убежала от мужа — просто взяла и написала ему очень короткое письмецо.

Потом несколько дней жила как в лихорадке, балансируя между ужасом и надеждой. Молилась и боялась. По ночам видела один и тот же непонятный сон. И дождалась наконец телеграммы: «Если это то что ты хочешь делай так как тебе лучше точка Адам».

Дождалась… Что было с ней тогда — вспоминать не хочется. Шок. Потрясение, которое, казалось, пережить невозможно. Не могла даже плакать. А когда все-таки слезы подступили, так она, вместо того чтобы облегчить в них душу, затолкала жалость к себе в глубь души. Именно тогда и образовалась внутри нее та холодная пустота, которая по сей день дает себя знать.

Что ж, она сделала то, что хотела сделать.

Потом пошло все просто: заполнила документы, подписала бумаги. Развод состоялся без их участия. Бывшие супруги не виделись и даже не разговаривали друг с другом. Никаких проблем, осложнений.

Если не считать того, что, когда все закончилось, бывшая жена стала совершенно свободной женщиной, а бывший муж уже не был ее мужем.

И ей перестал сниться тот непонятный сон.

Селма растерла ладонями замерзшие плечи. Как противно ощущать себя беспомощной! Ей оставалось только сидеть в машине и ждать наступления утра. Правда, есть надежда, что кто-нибудь появится на этой дороге.

Женщина свернулась калачиком и попыталась заснуть, что было совсем нелегко. Кроме того, пугали звуки, доносившиеся из ночного леса.

Время тянулось медленно. Чтобы чем-то занять себя, Селма стала мысленно сочинять статью о собственных передрягах и даже попыталась сделать это с юмором. Какое там! Что смешного в том, что ты замерзшая сидишь в дремучем лесу и трясешься от страха, не зная, удастся ли тебе пережить эту ночь?

Дождь кончился, но вокруг по-прежнему была непроглядная темнота. Воздух оставался сырым и холодным. Вот ухает сова — одинокий, ужасный звук, который лишь усиливает страх. Быстрей бы рассвет. Так хотелось услышать простой человеческий голос, почувствовать запах кофе. Господи, когда кончится эта бесконечно долгая ночь?

Вдруг послышался звук работающего двигателя. Машину осветили фары. Не успела Селма опомниться, как дверца резко распахнулась и ей в глаза ударил свет мощного фонаря, заставив инстинктивно закрыть лицо руками.

— Какого черта ты тут торчишь?! — раздался хриплый, прерывистый голос Адама — самый прекрасный голос в мире.

Селму затопила волна облегчения.

— Машина сломалась, — вымолвила она дрожащим голосом.

— Как тебе могла прийти в голову такая безумная мысль?! — Голос мужчины вибрировал от гнева. — Уехать посреди ночи с пустым баком!

— Он не пустой. И не кричи на меня! С машиной что-то случилось. Фары погасли, и мотор заглох.

— Куда, черт возьми, ты направлялась?

— В город. Я… я хотела попросить п… подругу связаться с папой, чтобы мы решили, что нам делать дальше.

Адам выругался.

— У твоего отца и без этого хватает забот! — Он захлопнул дверцу машины и исчез в темноте. Через минуту вернулся, открыл другую дверцу, влез на место рядом с водителем и приказал тоном, не терпящим возражений: — Выпей это!

В термосе был кофе, смешанный с изрядной долей бренди. На пустой-то желудок… Селма тем не менее выпила и вернула термос своему спасителю. Тот тоже сделал несколько глотков.

А женщина глубоко вздохнула, сжала руки на коленях и, приняв решительный вид, выпалила:

— Я больше не останусь с тобой в этом доме!

— У тебя нет другого выхода, — резко оборвал ее злой голос. — Ты ведешь себя, как испорченный ребенок.

— Я ненавижу тебя, — тихо произнесла Селма дрожащим голосом.

— Знаю, — коротко ответил он. — Правда, не знаю за что. На вот, выпей еще немного.

Выпила еще, но согреться так и не могла.

— Что бы я сказал твоему отцу? — со злостью спросил он. — Что тебя довели до крайней точки, вынудив бежать посреди ночи? Что ты пропала одна в непроходимом лесу?

— Не преувеличивай. — Селма воспользовалась словцом Адама, которое он часто произносил в их прошлой общей жизни. — Я же не пропала в непроходимом лесу… — Ей понравилось, каким уверенным тоном удалось произнести эту фразу. Главное — показать ему, что она не испугалась. Она, конечно, блефовала, но ей уже порядком надоело, что этот человек постоянно заставляет ее чувствовать себя дурой.

— Кто бы нашел тебя здесь, интересно? И когда?

Невыносим этот повелительный тон! Эта его безапелляционность! Она резко повернулась и с вызовом посмотрела в злые глаза самоуверенного собеседника.

— Своими спасательными работами ты все испортил. Я намеревалась пожить тут лет этак пять, перенять звериные обычаи. — Бог мой, что за чушь она несет? Но уже не остановить напор злой тирады. Подогретая кофе с бренди, Селма распалялась все больше. — Представляешь, какое это было бы приключение! Меня спасают! Я снова в цивилизованном мире. Представь, какую я написала бы книгу! Я стала бы знаменитой, богатой! Телепередачи, встречи с читателями! Ты только вообрази…

Адам с нарочитой мукой застонал, в этом стоне нашлось место и для иронии.

— Ну, вот ты снова все испортил… — уже без всякой аффектации заявила спасенная. И угрюмо спросила: — Как ты узнал о моем бегстве?

— Считай, шестое чувство заставило меня проснуться. Пытался снова заснуть, но не смог. Тогда я встал и пошел в твою комнату. Тебя не оказалось.

— Затем ты обнаружил, что исчезла машина…

— Мало того, понял, что ты уехала в пустым баком. Бензина не хватило бы доехать даже до отеля. Я вскочил в грузовик, чтобы тебя догнать, но ты исчезла. Могло случиться только одно: ты сбилась на другую дорогу, не доехав до деревни. Так и оказалось.

— Значит, есть еще одна дорога… Раньше я ее не видела…

— Не зная броду, не суйся в воду, — уже спокойно, без обидной назидательности завершил разговор спаситель.

Вернулись на грузовике и уже не касались темы ночного приключения.

Войдя в дом, Селма сразу направилась в ванную, приняла теплый душ и, надев купальный халат хозяйки, вышла в коридор, едва не столкнувшись в Адамом.

— Я приготовил тебе мятный чай, пойдем. — Обняв Селму за плечи, Адам подтолкнул ее к своей спальне, расположенной прямо напротив ванной. Та, как послушная школьница, повиновалась.

Но в комнате, взглянув на широкую кровать, замерла. На столике рядом с кроватью стояла чашка с горячим чаем.

— Залезай под простыню! — последовал приказ.

— Это не моя постель.

— Не твоя, — согласился он и, сняв с себя футболку, бросил на стул. — Твоя слишком узка для нас двоих. Я хочу, чтобы ты постоянно находилась у меня перед глазами на тот случай, если тебе взбредет в голову снова удрать.

Селма уставилась на голую грудь мужчины. Он, конечно, шутит, достаточно одной ошибки за ночь.

— Это твоя очередная уловка…

— Правильно, — ответил Адам, подошел к женщине и, не церемонясь, спустил с ее плеч халат. — А теперь в постель. Пей чай.

Неужели он не слышит бешеный, оглушающий стук ее сердца? Селма села, натянула простыню до самой шеи. Адам подал чай. Ничего себе сцена: на чужой кровати она пьет чай в обществе бывшего мужа! Впрочем, нельзя не признать, что сейчас она находится именно там, где ей хочется быть.

Тем временем Адам без тени смущения разделся. Селма смотрела на его обнаженное тело — такое сильное и знакомое, красивое, возбужденное и возбуждающее. У нее задрожали руки, когда она подносила к губам чай.

Адам лег рядом с ней, взял у нее чашку, поставил на столик и выключил свет. Сильная рука обняла женщину естественным привычным жестом.

Собственно, когда-то подобный жест действительно был и естественным и привычным. Но сейчас?..

У Селмы голова шла кругом, мысли прыгали в беспорядочном калейдоскопе. Но стоило признаться самой себе — ей сейчас хорошо и спокойно. Рассудок не торопил с раскаянием. Одно желание — прижаться к нему так, как это бывало раньше…

— Замерзшей, напуганной женщине, — прошелестел шепот у ее уха, — лучше всего находиться в объятиях мужчины.

Это было совершенно не похоже на прежнего Адама. Удивленно усмехнувшись, Селма позволила себе заметить:

— И этот мужчина, насколько я понимаю, конечно же, ты.

— По-моему, в этом доме я единственный мужчина.

— Но мне уже тепло, и я ничего уже не боюсь.

— Тогда притворись, что боишься.

— Я не хочу заниматься любовью с тобой, — солгала Селма. Спрашивается, зачем тогда влезла в эту постель? Почему, обнаженная, лежит в его объятиях?

— Ну и не занимайся. Спи. — Он еще крепче прижал ее к своему возбужденному телу.

Ответом на это движение был ее тихий стон.

— Ты что, смеешься? — спросила она секунду спустя.

— Смеюсь.

— Ты пытаешься соблазнить меня, — прошептала она, касаясь губами теплой кожи его шеи.

— Я рад, что ты догадливая девочка. — Адам приподнялся на локте, чтобы видеть ее лицо. — Ты придумала для меня очень удобный способ затащить тебя в постель. Значит, и в следующий раз действуем так же: побег, я среди ночи как сумасшедший гоняюсь за тобой, потом благополучно возвращаемся и я соблазняю беглянку.

— Но ты же беспокоился обо мне, правда? Почему?

— Потому что вся эта ситуация сводит меня с ума. Потому что я хочу тебя. А еще потому, что у меня, наверное, совсем нет гордости.

Горькая усмешка тронула его губы.

— Гордость? Какое отношение имеет гордость ко всему этому?

— Давай обойдемся без дискуссии на весьма щепетильную тему. Признаться, мне вообще не до разговоров. — И Адам приник к ее губам горячим, нетерпеливым поцелуем, вложив в него всю свою тоску и страсть. Разгоряченный страстью, он прижимался к Селме своим напряженным, сгоравшим от нетерпения телом. — Я хочу сейчас только одного — целовать тебя с ног до головы и любить тебя. Но если ты не хочешь этого, то тебе лучше уйти в свою комнату.

И снова в привычный спор вступили разум и плоть. Впрочем, тих был голос ума: не торопись уступать желанию этого человека. И громко приказывало сердце: ну же, решайся!

Селма понимала: если она сейчас отодвинется, он ее отпустит. Можно встать и уйти. Гордый человек не хотел обладать той, которая отвергает его. Отвергает? Да она хочет его так, как никогда прежде не хотела, — ее тело стремилось к нему в мучительной тоске. Нестерпимо хотелось чувствовать каждой клеточкой прикосновение его рук и губ. Ведь рядом сейчас единственный в мире мужчина, способный разжечь в ней огонь страсти, заставить ее почувствовать неземное блаженство, вознесясь вместе с ней на вершины любви. Так хотелось целовать его тело и чувствовать, как оно содрогается от ее прикосновений.

— Ну же, Селма! Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы чувствовать твое желание. Мы оба страстно хотим друг друга и уже не в состоянии длить мучения последних дней. Это… невыносимо.

Селма кивнула, уткнувшись лицом в его грудь. Господи, неужели человек не понимает, что она и убежала-то посреди ночи, потому что больше не могла выносить пытку деланого равнодушия?

— Ты хоть поняла, что напугала меня до смерти?

— Извини.

Женщина почувствовала его руку на своей груди. Это легкое прикосновение вызвало горячую волну желания.

— Селма? — Сдавленный голос звучал уже нетерпеливо. — Скажи мне, что ты хочешь?

— Я хочу тебя, хочу тебя любить, хочу твоей любви, — сбивчиво заговорила она, отметая все сомнения. — Пусть уйдут прочь тоска и одиночество, страхи и недоверие.

— Как долго я ждал этого момента, как долго, — прошептал Адам и, уже не сдерживая себя, целовал ее с неистовой страстью, нежно лаская грудь.

— И я, — едва слышно промолвила женщина. Кровь бурлила в жилах, плоть пела от наслаждения. Селма полностью отдалась во власть своих ощущений, избавившись от оков, которые сдерживали ее последнее время. Сейчас забыто все на свете, кроме удивительного сильного мужчины, с которыми они составляют единое целое. Как прекрасна эта их магическая связь! Как ненасытно ее желание! Как пылок жар их обоюдной страсти!

— О, Адам… — И больше ничего, только движение тел, прерывистость дыханий, бешеный стук сердец, танец языков и нетерпение рук.

У него со стоном наслаждения вырвалось ее имя.

— Мне так тебя не хватало.

— Мне тоже тебя не хватало, — выдохнула Селма.

Их тела сомкнулись, и они вознеслись на вершину восторга, туда, где взрываются звезды тысячью сверкающих осколков, где страсть разливается на миллионы мельчайших ручейков, заполняющих каждую клеточку тела, пока не приходят медленное, томительное блаженство и необыкновенное удовлетворение.

Ласковым был его поцелуй. Губы коснулись ее глаз, щек.

— Ты плачешь, — произнес приглушенный голос. — Не надо, прошу тебя, не плачь.

— Это от счастья. Было так… прекрасно.

— Да, прекрасно.

Селма проснулась от утреннего солнца. В памяти медленно оживали события прошедшей ночи. Еще не отойдя от сна, ощутила легкость и покой удовлетворения во всем теле. И вспомнила все. Руки Адама, его сильный торс, ласку и трепетность поцелуев. Свою ответную ласку, смелевшую от минуты к минуте. Она быстро перевернулась и с улыбкой уткнулась в подушку. Может, это был сон?

Нет, не сон.

Она лежала в кровати Адама, где недавно торжествовала их любовь. Страстная, неистовая любовь. Селма протянула руку, желая дотронуться до него. Адама не было. Где же он?

Встал и, конечно, уже работает.

Так, значит, ночь любви позади? Солнце безжалостно высвечивает реалии нового дня. Селма закрыла глаза, но недавнее ощущение счастья не вернулось.

Что ж, посмотрим правде в глаза: мужчина получил то, что хотел. Эта горькая и, в общем, несправедливая мысль тем не менее вытеснила из головы воспоминание о недавнем наслаждении и блаженстве.

Да что в самом деле, разве ты сама не хотела того же? И да. И нет.

Молодая женщина резко села в постели и растерла ладонями лицо. Конечно, она хотела его. Безусловно, могла преспокойно уйти, но предпочла остаться. И, чего уж там, ей была подарена прекрасная ночь.

А дальше? Хочешь ты того или нет, а придется все-таки признать очевидное: прошлое не вернуть. Физическая любовь, какой бы сильной и желанной ни была, не решает существующей проблемы. Хвататься за обрывки былой любви — не значит вернуть любовь.

Да, она нестерпимо хотела этого мужчину. Но откровенная физиология его желания обижала, ей необходимо ощущать любовь к себе. Сейчас, в ярком свете нового дня, надо определить для себя, имеет ли любовь какое-нибудь отношение к тому, что произошло между ними прошедшей ночью?

О, будь ты наконец взрослой! Ночью была лишь встреча возжелавших друг друга тел, не более. Адам прав: мы просто нужны друг другу. Нужны для чего? Их обогревает всепоглощающая страсть. Естественно, страсть тел. Душа ни при чем. Уж кто-то, а Адам это понимает. Взрослый, умный Адам, который не любит рисковать.

И где сейчас герой сумасшедшей ночи? Работает. Что-нибудь, кроме работы, интересует вас, мистер Симмонс?

— Доброе утро, — промолвила Селма, переступив порог кабинета.

Симмонс поднял голову от машинки.

— Доброе утро. — Он ждал, что она еще скажет. Видимо, не хотел, чтобы слова и чувства затронули зияющую пустоту четырех лет порознь прожитой жизни.

И вот они смотрят друг на друга, два посторонних человека. Молодая женщина нервно кусает губы, лихорадочно пытаясь придумать, как разрядить обстановку. Сейчас бы пошутить, дать повод для улыбки, но ничто не шло на ум. Даже трудно понять, что она испытывает в данную минуту — злость, смущение, стыд?

Стыд? Но чего, собственно, ей стыдиться? Того, что проявила свои искренние чувства?

А если разобраться, что связывало их той ночью? Страсть. Самое обыкновенное физиологическое влечение. Но разве это так уж дурно — испытывать естественную человеческую страсть? Дело же касается не первого встречного, а любимого ею человека. Того, что был когда-то ее мужем.

— Ты уже позавтракал?

— Я перекусил немного, но чашечку кофе, пожалуй, выпил бы.

— Я принесу.

Когда Селма поставила перед ним кофе, Адам, внимательно посмотрев на нее, спросил:

— Как ты?

— Нормально. Ты давно встал?

— Примерно час назад.

Словно договорившись, они никак не касались прошедшей ночи. Будто ее и не было. Но она же была! И напряженное молчание лишь подчеркивало значимость свершившегося.

В последующие несколько дней они редко виделись, встречаясь только за обеденным столом. Раскаивались? Не хотели повторения? Не желали дать прошлому стать настоящим? Про себя Селма могла сказать, что все три вопроса ее беспокоили, оставаясь без ответов. Что тревожило его — откуда знать? Когда Адам бросал на нее взгляд, в глазах угадывался тлеющий огонь желания. Им было нелегко даже сидеть за одним столом. Какое-то слово, взгляд или жест вызывали в их телах ответную реакцию. В общем, ночь удовлетворенного желания не успокоила, скорее, наоборот, привнесла в их отношения некую дополнительную напряженность.

Машину отремонтировали, и она уже стояла у дома Тейлоров как новенькая.

— Завтра я уезжаю в город на один день, — объявил Адам за ужином. — У меня там важная встреча. Обязательно повидаюсь с твоим отцом и выясню, как обстоят дела.

— Я поеду с тобой!

Твердый отказ не заставил себя ждать:

— Нет! Это слишком рискованно. Откуда знать, что там происходит? Неизвестно, арестовала ли полиция тех уголовников, которые пытались похитить тебя. Может, они еще на свободе и до сих пор гоняются за тобой. Одним словом, ты никуда не поедешь отсюда.

Селма понимала, что он прав. Но зачем этот приказной тон, ущемляющий ее гордость, подчеркивающий ее бесправие, беспомощность? Только поэтому с языка сорвалась фраза, сказанная тоном капризного ребенка:

— Прекрати указывать, что мне делать!

— Прости, Селма, — сказал Адам, — но другого выхода нет. Если твой отец скажет, что ты можешь вернуться, я тебя отвезу на следующий же день. А пока я могу только передать ему твое послание.

— Скажи ему, — мрачно произнесла она, — что я нахожусь на грани помешательства, что я хочу уехать отсюда. Скажи, что мне нужен мой кошелек и паспорт!

— Что-нибудь еще? — спокойно поинтересовался мужчина.

Дозу крысиного яда! — хотелось ей выкрикнуть, но вслух произнесла:

— Блокнот и что-нибудь из одежды.

Адам кивнул. Затем отодвинул небрежным жестом пустую тарелку в сторону, положил ладони на стол и, нагнувшись к Селме, внушительным тоном заговорил:

— За последние несколько дней я дважды вытаскивал тебя из разных переделок. Две спасательные операции за такой короткий срок — мой предел. Так что сделай, пожалуйста, одолжение, не совершай больше никаких глупостей, пока меня не будет здесь. Обещай мне, что будешь вести себя осторожно. Не ходи в лес на прогулки, не совершай необдуманных, импульсивных поступков, которые…

— Я поняла! — зло прервала Селма нравоучительный монолог. — Надеюсь, что ты поговоришь с моим отцом и привезешь мне деньги и паспорт. И я уеду отсюда.

Адам бросил на нее потемневший взгляд, но ничего не сказал.

Его отъезд принес некоторое облегчение. Исчез объект напряженности, и нервы пришли в порядок. Но, как это ни странно, несмотря на то что ей было чем себя занять, день тянулся бесконечно долго. Читала, писала, придумывала новые темы для будущих статей, но, что бы ни делала, слухом пыталась поймать звук приближающейся машины.

Вот день — обещал вернуться к восьми, часы уже пробили девять, а его все нет. Конечно, могли задержать какие-то дела… Но вот уже десять. Вдруг что-то случилось? В голову лезли ужасные мысли.

Было почти одиннадцать часов, когда двор озарился светом автомобильных фар. Страхи сразу исчезли, и Селма почувствовала, как к ней вернулось старое, знакомое ощущение, связанное с присутствием Адама. Неожиданно вспомнилось: сон! К ней вернулись чувства из того сна, который она никак не могла разгадать.

Адам с удивительной легкостью вбежал по ступенькам веранды. Он выглядел великолепно — сильный, энергичный.

— Привет! Я был уверен, что ты уже спишь.

— Что случилось? Почему так долго? — спросила она тоном взволнованной жены, что, кажется, было замечено. Мужчина криво ухмыльнулся, поставив на пол коробку и свой портфель.

— Скучала по мне?

— Черта с два! Я провела на редкость приятный день. — Волнение уступило место злости.

— Жаль, — бросил Адам и направился в гостиную. — Хочу выпить. Тебе налить чего-нибудь?

— Спасибо, нет. У меня чай.

— Извини, пришлось задержаться. Докладываю: с делами управился, с отцом переговорил — у него все в порядке. Контракт с той злополучной фирмой аннулирован, и ему удалось привлечь внимание высокопоставленных чиновников к мошенникам.

— Хорошо. Полиция узнала, кто забрался в дом отца?

— Они знают, кто стоит за всем этим, но пока громилы не найдены. Так что опасность еще не миновала.

— Это значит, что я пока не могу вернуться?

— Совершенно верно.

— Черт знает что! И сколько это продлится?

— Не знаю. Твой отец даст нам знать.

— И я должна торчать здесь неизвестно сколько?

— Отец справедливо полагает, что здесь ты в безопасности.

Селма со стоном отчаяния закрыла лицо ладонями.

— О господи, я сойду с ума!

— Не сойдешь, — спокойно заметил Адам. — Ты крепкий орешек.

Нет, оказывается, недостаточно крепкий. Вот найдет способ вырваться отсюда, тогда уж можно будет говорить о ее твердости.

— Ты привез мои вещи?

Мужчина махнул рукой в сторону коробки.

— Вещи там. Все цело, кроме паспорта.

— Кроме паспорта? — У Селмы упало сердце.

— Очевидно, кто-то взял его.

— Быть не может! Ты хочешь сказать, что кто-то залез в офис моего отца и выкрал паспорт?

— Успокойся, ты сможешь получить новый паспорт, но для этого придется немного подождать, пока все не прояснится.

Кровь ударила Селме в голову.

— Я не хочу ждать! И не желаю больше оставаться здесь!

Адам ленивым движением взял стакан, медленно отпил виски и ровным голосом произнес:

— Мы не всегда можем получить то, что хотим. Понимаю, что с этим иногда нелегко смириться, особенно такому испорченному, избалованному человеку, как ты.

Селма обомлела.

— Что?! Это я испорченная и избалованная?

— Думаю, что это не является большим открытием для тебя? — Его иронии не было предела, а Селма не находила слов, чтобы высказать свое возмущение. Адам тем временем отдавал должное виски. — В твоей жизни было когда-нибудь что-то, чего бы ты очень хотела и не получила? — спросил он.

— О да, было! Счастливый брак, например!

 

8

На веранде сгустилась предгрозовая атмосфера. Только что произнесенные слова еще отдавались эхом в сердцах обоих. У Адама лицо застыло каменной маской. Он не сводил глаз с бывшей жены.

— Насколько я помню, у нас была счастливая семья до тех пор, пока тебе не надоело жить со мной под одной крышей. И позволь напомнить тебе, что это ты оставила меня, ты захотела развода.

Нет! — чуть не вырвалось у Селмы. Ошибаешься! Я не хотела этого! Хотела растормошить тебя, почувствовать твою реакцию и подала на развод, совсем не желая разводиться.

— А тебе, конечно, развод был не нужен? — спросила она с издевкой. — Вспомни, сколько времени у тебя ушло на то, чтобы подписать бумаги? Мой адвокат получил их с обратной почтой! Ты не потратил даже паршивой минуты на сомнения!

— А чего ты ждала? Что я заставлю тебя жить со мной против твоей воли?

Да нет же! Мне надо было только услышать от тебя, что я нужна тебе, что ты любишь и не хочешь терять меня! Однако эти слова так и остались непроизнесенными.

— Я не хотел женщину, которая не желала меня. Если мне не изменяет память, мы не виделись с тобой месяцев пять, когда ты написала мне ту милую маленькую записочку.

— Тебя не было в Штатах! — выкрикнула Селма вне себя. — Ты постоянно находился в какой-нибудь чертовой командировке!

— Такая уж у меня работа, и ты знала об этом, когда выходила замуж. Между поездками я целыми неделями жил дома, куда возвращался точно в обещанный срок. И каждый раз, когда приходил, тебя не было. Ты находила одну причину за другой, лишь бы не быть вместе со мной.

Господи, да она всегда считала, что ему было глубоко наплевать, дома жена или нет. Хоть бы раз сказал, что ему это не нравится, что он скучает без нее.

— Да тебе это было абсолютно безразлично! — выкрикнула Селма.

— О нет, если уж кому и было безразлично, то тебе, моя преданная экс-жена. Ты не задумываясь выпархивала из нашего семейного гнездышка каждый раз, когда я должен был туда вернуться. А мы с тобой, дорогая моя, договаривались с самого начала нашей совместной жизни совсем о другом. Мне особенно запомнилась твоя очаровательная поездка в Вашингтон. Помнишь?

— Помню.

— Ты вернулась домой от своей итальянской подруги и за день до моего приезда вдруг срываешься на какие-то курсы по кулинарии! Мы с тобой не виделись пять месяцев — пять! — а тебе срочно понадобилось заняться поварским делом!

— Мог бы приехать ко мне в Вашингтон на выходные. Почему не приехал?

Ответом был горький смех.

— А ты, можно подумать, приглашала, звала меня? Я решил, что у тебя там свои планы. Если уж на то пошло, зачем вообще нужна была твоя поездка? Нет, моя милая, кому-кому, но не тебе жаловаться на чье-то безразличие. Ты сделала все, чтобы убедить меня в необходимости развода. Это ты, а не я, написала ту милую записочку, в которой заявила, что наш брак ничего не значит и ты хочешь развестись.

— А ты даже не потрудился снять трубку и позвонить мне, чтобы выяснить, в чем дело!

Сарказм взгляда предварил сарказм ответа:

— Женщина отделалась клочком бумаги, не дождавшись возвращения мужа. Конечно, решила она, хватит и паршивой записки! Что оставалось делать мужу? — Адам окинул Селму ледяным взглядом. — Прошло уже четыре года, стоит ли что-то обсуждать дальше? Тем более что у меня сегодня был очень трудный день… Спокойной ночи.

Четыре года существовала одна интерпретация событий, и вдруг… Это, оказывается, она во всем виновата! Удивительная, чисто мужская логика…

Они встретились только за обедом. Атмосфера за столом была тяжелой.

— Вчера, по дороге из города, я заехал к Кристоферам, — сказал Адам, нарушив напряженную тишину. — Нас приглашают на ужин в субботу.

Кристоферы… Родители Инди. И он думает, что его бывшая жена поедет с ним?.. Придется ознакомить его с собственным мнением.

— Ты поедешь к ним один. Мне там нечего делать.

— Но тебя тоже пригласили! — резко высказался Симмонс. — Зачем зря обижать людей?

Ну не хочу я ехать и, значит, не поеду! Однако снова ее решение выглядит по-детски глупым. Да шут с ними, с этими Кристоферами, вдруг у них будет что-то интересное. Ладно, поеду. Лучше, чем здесь сидеть, изматывая себя прежними мыслями.

После обеда Селма ушла к себе в комнату работать. Изучала книги о лекарственных растениях и — удивительный поворот сюжета — о пище, вызывающей сладострастие. Старинные рецепты вобрали в себя массу разнообразных сведений, особенно полезных для желающих отравить неверного.

В философском плане о таком повороте решения семейных проблем можно было бы поспорить — уж слишком круто пращуры добивались своего. Если уж писать, то о пище, обещающей долгое и прочное счастье. Перо легко забегало по бумаге.

«… Давайте рассмотрим другой, более приятный вариант: мужчина вашей мечты не замечает вас, поэтому ваша задача — заставить его обратить на вас внимание и снова страстно влюбить в себя. Что в этом случае предлагает кулинария? После обыкновенного обеда дайте любимому питательный коктейль из молока верблюдицы, фиников и меда. Каждый знаток арабской литературы знает, насколько эффективен этот напиток в деле примирения супругов…»

Ну что, забавно выходит? И кроме этого рецепта для решения неразрешимых проблем в старинных книгах много чего найдется. Европа улыбнется. Америка захохочет, но обязательно вознамерится последовать советам предков. Рецепты были непонятные и поэтому не возбуждали аппетит. Но вот что-то вкусное: креветки в имбирно-женьшеневом соусе, маринованные абрикосы с жареным миндалем… Неясно, от чего помогают, но, наверное, неплохо на вкус. Пока Селма листала книги, самой захотелось съесть чего-нибудь сочного, ароматного, вкусного. Пошла на кухню. Первое, что бросилось в глаза, — свежий плод манго. Надрезала кожуру и только впилась зубами в спелую сочную мякоть, как вошел Адам.

— Надеюсь, что ты сейчас получаешь удовольствие, — сухо заметил он.

Когда рот забит мякотью манго, трудно ответить что-то членораздельное.

— Я могу дать тебе совет, как удобнее съесть вторую половину плода? — Адам, конечно же, иронизировал. Хорошо хоть, что говорит веселым тоном. Селма одарила его легкой улыбкой.

— Не можешь. — И, взяв вилку с ножом, она демонстративно доела манго в преувеличенно изысканной манере. — Кстати, руками гораздо вкуснее.

— Что да, то да. Вспоминаю, твоя страсть к еде всегда забавляла меня.

— Эта, как ты выражаешься, страсть — часть моей абсолютно серьезной работы. Я зарабатываю этим на жизнь. Кроме того, неужели не интересно постоянно узнавать что-то новое. Хочешь послушать истории про манго?

Господи, лучше о чем угодно говорить, лишь бы не уходить в молчание, чреватое горечью.

Адам в вольной позе уселся на кухонном столе.

— Внимательно тебя слушаю.

Судя по добродушному, насмешливому тону, он тоже нуждался в непринужденном общении.

— Начнем с того, что… Ты знаешь, что у Будды была целая роща из манговых деревьев. Он часто там медитировал, чем сильно расстраивал тех, кто не мог заполучить манго.

— Оказывается, серьезный фрукт этот манго. Что еще?

— Я, пожалуй, остановлюсь на этом. — Ей не хотелось рассказывать о манго как о средстве повышения мужской потенции, во что неукоснительно верили восточные мужчины. — Я узнала о манго так много аппетитного, что вдруг почувствовала, что хочу есть, почему и решила перехватить что-нибудь до ужина.

Адам снова согласно кивнул.

— Учитывая выбранный тобой уклон в журналистике, приходится только удивляться, как тебе удается оставаться такой стройной.

— Я знаю, что и как надо есть.

Губы Адама насмешливо дернулись.

— Разумеется. Кофейный мусс с горой взбитых сливок, например, и так далее.

— Ну, это я ем только в особых случаях, — сказала и почувствовала, как тоскливо сжалось сердце. Ведь раньше особыми случаями являлись их встречи после командировок.

Адам мягко улыбнулся.

— Тебе не обязательно ждать появления особого случая. Если будет настроение, приготовь как-нибудь этот мусс.

— Но настроение как раз и зависит от особенности случая, — коротко ответила Селма и встала. — Я иду работать.

Когда проходила мимо него, тот протянул руку и привлек ее к себе. Тело тут же отреагировало, Селма почувствовала прилив жаркой волны.

Адам приник к ее губам в неистовом поцелуе, словно хотел оставить на них неизгладимую печать своей страсти. Он целовал с каким-то безрассудным отчаянием. И она инстинктивно прильнула к этому лучшему из мужчин, уступая его стремительному порыву.

Казалось, их поцелуй длится вечность. Но вот Адам резко отпустил руки, и ей потребовалось ухватиться за край раковины, чтобы не упасть.

— Иди работай, — хрипло пробормотал он. — Перерыв окончен.

Ну и ситуация! Не захочешь — рассмеешься: после того странного поцелуя она сидит за пишущей машинкой и сочиняет статью для сладострастных гурманов. Это же надо окончательно спятить, чтобы заниматься подобной темой именно сейчас. И без всякого манго тело охвачено желанием, а тут еще такой объект изучения… Достаточно взглянуть на Адама, и пульс учащается. Поцелуй или легкое прикосновение — и тело тут же реагирует всеми своими клеточками. Так было всегда — с самой первой встречи. И даже сейчас, несмотря на все проблемы, их все равно тянет друг к другу. Особое энергетическое поле, возникшее когда-то между ними, до сих пор не разделяло, а связывало двух людей, не позволяя им окончательно разойтись в разные стороны. И не нужна никакая специальная пища, не нужны никакие искусственные допинги, чтобы от малой искры возникла всепожирающая страсть.

Но статья, тем не менее, уже отпечатана. Если уж писать дальше, то об уличной торговле, о восточных базарах. И никакой любви! Хватит дурью маяться и сочинять статьи о страстях, чувственных желаниях и эротических удовольствиях.

В намеченном русле и текла ее дальнейшая работа. Трудилась вплоть до самого ужина.

— В пятницу мусульманский праздник, слуг не будет, — сказал Адам, когда они сели за стол. — Нам что-нибудь нужно? Надо сказать им об этом заранее…

— Я сама спокойно приготовлю что-нибудь. Почему бы не отвлечься от работы? — И от стычек с тобой, добавила про себя.

— Прекрасно, — одобрил Адам.

Ужин прошел спокойно — стороны вели себя вежливо, не допуская ни злых замечаний, ни колкостей.

Сказано — сделано. Селма обследовала запасы продуктов в холодильнике и буфете. Так. Есть филе лосося и утка. Удача! Недавно прочитанный великолепный китайский рецепт приготовления утки еще в памяти. Кстати, блюдо тоже считается любовным.

В четверг они избегали встречаться друг с другом. Адам почти не выходил из кабинета, Селма работала над статьей. Видимо, обоим уже изрядно надоели бесконечные выяснения отношений и то же напряжение, в котором они жили. Даже у Адама, человека сдержанного, рационального, и то сдали нервы. Иначе куда делись запальчивость его речей, откровенная злость в разговоре? Такая метаморфоза немало удивила Селму.

Ее поразило не только это. Неожиданна и его едва сдерживаемая страсть, угадываемая по глазам, выражению лица. А может быть, это просто чудится ей, женщине, так много размышляющей о любви?

А пора бы уже опуститься на землю и побольше времени уделять работе.

Пятницу Селма провела на кухне, с удовольствием занимаясь стряпней. Она любила готовить. В какой-то момент даже поймала себя на том, что напевает веселую мелодию, но оборвала свою незатейливую песню, почувствовав пристальный взгляд Адама! Он стоял в дверях и внимательно смотрел на нее. Взгляд был напряженным и одновременно грустным.

— Хочешь чего-нибудь? — спросила она.

— Пожалуй, выпью сухого вина, — сказал Адам и направился к холодильнику. Вынув из него бутылку, налил целый бокал, не предложив женщине составить компанию. Неожиданно от неловкого движения бокал едва не перевернулся. Бормоча ругательства, Адам схватил губку и промокнул пролитое вино.

— Что случилось? — спросила Селма.

— Ничего, — ответил он, швырнул губку в раковину, потом резко развернулся и вышел из кухни, даже не пригубив вина.

Когда занимаешься делом, а не терзаешь себя мыслями, подобные небольшие инциденты не омрачают настроения. Дело спорилось, ужин обещал быть вкусным. Оставалось оформить его достойным образом.

Селма нашла свечи, красивую скатерть, нарвала цветов в саду. Незнакомка Катрин не разочаровала ее. Несмотря на простую, непритязательную одежду, которую та носила, женщина явно не лишена утонченности, о чем красноречиво свидетельствовали запасы определенных продуктов в доме, книги стихов на полке и великолепная фонотека.

Селма оценивающе окинула взглядом красиво сервированный стол, цветы, свечи и почувствовала внезапное волнение.

Зачем все это? Почему ей вдруг захотелось устроить подобный праздник? Да чего тут удивляться! Ответ ясен, и нечего притворяться, обманывать саму себя. Она все еще любит этого мужчину и никогда не переставала любить. С этим, видимо, уж ничего не поделаешь.

Селма еще раз оглядела накрытый стол. Можно, конечно, убрать свечи, переставить цветы на кофейный столик. Да нет, пусть остается все как есть.

Адам читал на веранде. На этот раз перед ним не научный фолиант, а роман, отметила про себя Селма.

— Ужин готов, — громко объявила она.

— Иду! — откликнулся Адам.

Селма внесла в гостиную блюдо с уткой.

— О, королевское пиршество! — с улыбкой воскликнул мужчина, усаживаясь за стол.

— Чего не сделаешь от безделья! — весело проговорила Селма. — У бедной женщины, которую похитили и держат в плену, масса свободного времени.

— Я тебя не похитил, а спас.

— Пусть так! Знаешь, ты и во сне меня спасал. Вот такое мне снилось. Давно, правда, это было.

Адам разлил вино по бокалам.

— От чего спасал?

— Не знаю.

— И когда я забрался в твой сон?

— Мы были еще женаты… Такой странный был сон…

— И ты все еще помнишь его? — удивился Адам.

Преувеличенное внимание, уделенное утке, показало собеседнику, что женщина не намерена продолжать разговор о причудах сновидений. Он быстро переключился на другую тему — стал рассказывать о книге, которую только что читал.

Отдавая должное вкусной еде, они беседовали о литературе, о музыке, о работе. Ни дать ни взять — семейная пара, с хорошей привычкой к совместному досугу.

— А ты по-прежнему прекрасно готовишь, — сказал с улыбкой Адам. — Очень вкусно!

— Спасибо. — Комплимент был приятен.

Под внимательным, приветливым мужским взглядом по телу разлилась приятная теплота. Селма чувствовала, что за его словами скрывается нечто большее, чем просто желание угодить старательной стряпухе.

Музыка смолкла, в гостиной наступила тишина. Адам поднялся.

— Я сейчас.

Он поставил новую пленку. В гостиной поплыли звуки испанской гитары. Мужчина вернулся к столу и снова принялся за еду. Какие красивые у него руки! Селма заставила себя взглянуть ему в глаза и спросила:

— Что тебя разозлило, когда ты пришел на кухню за вином?

— Я не… разозлился, — тихо произнес он. Кома я увидел тебя на кухне, увидел, с каким удовольствием ты готовишь ужин, я… это напомнило мне о прошлом.

У женщины сжалось сердце. Воспоминания, опять воспоминания…

— Помню, как я возвращался из поездок, — снова заговорил Адам после паузы. — Мне так хотелось поскорее попасть домой и увидеть тебя на кухне в фартуке, с раскрасневшимся лицом. Ты всегда готовила с таким удовольствием, что и я, глядя на тебя, радовался. Мне нравилось видеть тебя у плиты, потому что в твоих руках приготовление обеда превращалось в нечто сродни искусству. Ты тогда делала это, чтобы доставить мне удовольствие. Ты готовила для мужа, потому что любила его. — Тон, которым это было сказано, выдавал тоску.

Селма почувствовала тяжесть в груди. Господи, сколько горечи в его словах, сколько боли в глазах! Селма взяла с колен салфетку и положила ее рядом с тарелкой.

— Я, пожалуй, принесу десерт.

Она направилась на кухню и там, переводя дыхание, прислонилась лбом к прохладной стенке холодильника. Видимо, было ошибкой затевать этот ужин, вызвавший столько болезненных воспоминаний.

«Мне нравилось смотреть, как ты готовишь, потому что ты делала это для меня…»

Молодая женщина сделала глубокий вдох и подняла голову. Ей нельзя расклеиваться, надо держать себя в руках! Сейчас достанет десерт, вернется в гостиную и скажет что-нибудь смешное, легкомысленное.

Селма едва подавила стон. Боже, как ей справиться со всем этим? Она открыла дверцу холодильника и достала две чашки с муссом. Повернувшись, вздрогнула от неожиданности: перед ней стоял Адам.

Он взял у нее чашки и, глядя прямо в глаза, мягко произнес:

— Давай займемся этим позже.

Сердце Селмы затрепетало. Еще одно воспоминание: десерт в постели после занятий любовью.

Адам поставил чашки обратно в холодильник, не сводя с женщины глаз. Потом выпрямился и притянул ее к себе.

— Я хочу тебя, — напряженно проговорил он. — Я постоянно хочу тебя. Скажи, пожалуйста, что ты тоже хочешь меня.

Селма замерла. Заметались мысли, бешено забилось сердце, не хватало воздуха, дрожали колени. Волю парализовало. Тело обмякло от предвкушения любви.

Женщина закрыла глаза и обвила руками шею любимого.

— Я тоже хочу тебя…

Да, она любит его. Очень сильно любит.

 

9

У Селмы было ощущение, что расстояние от гостиной до спальни Адама они пролетели со скоростью света. Он стал раздевать ее, целуя грудь, живот, бедра, вызывая у женщины лихорадочный жар. У Селмы дрожали руки от волнения, когда она расстегивала пуговицы его рубашки. Пальцы скользнули по мягким завиткам волос и плотным мышцам груди. Адам застонал от удовольствия. Потом подхватил ее на руки и бережно опустил на кровать, словно хрупкую драгоценность. По телу женщины разлилась сладостная нега.

Когда он наклонился над ней, в его глазах светилась такая нежность, что Селма задрожала в благоговейном трепете. Внутри нее стало подниматься что-то мягкое и воздушное — нечто, лежащее уже за пределами обыкновенного физического желания.

Он целовал ее в губы так чувственно, будто собирался заниматься этим всю оставшуюся жизнь. Их языки встретились и закружились в сладостном хороводе. Адам припал ртом к ее соску, потом к другому, одновременно лаская ее руками. Селма тихо стонала, испытывая божественные ощущения от прикосновений рук и губ любимого человека. Она тоже ласкала Адама, возбуждая его и еще больше возбуждаясь сама.

Селма наслаждалась ощущением знакомого мужского тела, самого прекрасного в мире. Сейчас оно полностью принадлежало ей. Адам взял ее руки и осторожно развел их в стороны.

— Просто лежи, — прошептал он. — Дай мне возможность почувствовать тебя.

Это было похоже на погружение в мир божественной музыки, на соприкосновение с чем-то неземным. Она уже не чувствовала собственного тела, мозг фиксировал только ощущения, волшебные ощущения.

— О, как это прекрасно, — прошептала Селма и почувствовала, что Адам улыбается.

— Будет еще лучше.

Она шевельнулась под его мощным телом.

— Уверен?

Адам тихонько засмеялся.

— О да, абсолютно уверен.

И он увлек ее в мир чувственных эмоций, где не существовало времени. Лаская любимую, мужчина наполнял каждую клетку ее тела томительной негой, пока наконец женщина не почувствовала, что ее переполняет неземное наслаждение. Она притянула к себе лицо любимого, скользнув губами по его губам.

— Я хочу… Я должна дотронуться до тебя, — прошептала Селма, задержав дыхание, и коснулась его возбужденной плоти, вызвав у обоих новый взрыв страсти. Они жадно прильнули друг к другу, соединившись в неистовом порыве, затем закружились в бешеном ритме, двигаясь все быстрее и быстрее, пока наконец их тела не задрожали в последнем конвульсивном движении. В следующий миг они опустились в мягкие волны небытия…

Сознание медленно возвращало Селму в реальный мир, сопровождая пробуждение ощущением счастья. Постель была уютной, в окна проникал свежий утренний воздух. Она чувствовала руку Адама на своем животе.

Стоп. Не надо просыпаться. Там тебя поджидает опасность, прозвенел в мозгу колокольчик. Было так хорошо, так приятно, что исчезло время, растворились тревожные мысли.

Адам шевельнулся, и женщина прижалась к его теплому телу. Он положил ей руку на грудь и прильнул к ее губам в нежном, сладком поцелуе.

И опять забвение, медленное возвращение из волшебной страны грез. Пробудившись после бурной, наполненной страстью ночи, Селма подумала, что ей все это приснилось. И сон был таким прекрасным, что не хотелось прерывать его.

— Я сейчас принесу тебе кофе, дорогая.

Эти слова коснулись глубин ее сознания, всколыхнув память. Знакомые слова, все тот же голос. Селма улыбнулась, уткнувшись лицом в подушку, по телу разлилась сладкая нега. Нет, не надо просыпаться, пусть длится этот сон до бесконечности.

Спальню наполнил запах свежего кофе. Молодая женщина по-прежнему лежала с закрытыми глазами, наслаждаясь состоянием ленивого удовлетворения.

Вдруг до ее ушей донесся смех.

— Просыпайся, лентяйка, завтрак готов.

У кровати стоял Адам с подносом в руках. На бедрах лишь кусок расписной материи. Селма заставила себя сесть. Прикрыв рот рукой, зевнула.

На губах мужчины играла насмешливая улыбка. Он поставил поднос на колени Селме и поцеловал ее. Губы были теплыми и твердыми, язык, которым он поиграл с ее губами, нежным.

— Проснулась?

— Ммм… Кажется, да. Пахнет кофе.

Адам хмыкнул и выпрямился. На подносе — чашка кофе с молоком, тарелка с тостом, обильно намазанным медом, и фрукты.

— О, мне уже сто лет никто не приносил завтрак в постель.

Это делал только Адам. Сто лет назад… Тогда их соединяли чудесные, наполненные страстью ночи, тогда в них все было хорошо и она чувствовала себя любимой. А утром он приносил ей завтрак.

Их прошлая ночь — лишь отголосок прежней прекрасной жизни, где царствовала настоящая любовь.

И вот сегодняшнее утро — она сидит в постели с подносом на коленях, но нет прежнего умиротворения. Уж не пепел ли отгоревшего костра едва согревает ее сейчас? Селма дернула простыню на себя и прикрыла обнаженную грудь.

На одну ночь реальность отступила. Одна ночь вне времени. Одна магическая ночь. Разве способна она изменить прошлое? — задумалась женщина.

Да нужна ли она Адаму? И та, прежняя, была ли нужна? Он прекрасно может обходиться без нее. Просто уж так получилось, что обстоятельства соединили их. Как только все закончится, они разойдутся в разные стороны и, может быть, никогда больше не встретятся. А сейчас она просто удобна ему, как была удобна в те прежние их годы.

Так что не надо обманываться. И не надо повторения случившегося. Больше этого не будет! У нее участилось дыхание, руки задрожали. Хоть бы он оставил сейчас ее одну, так легче справиться с паникой, неожиданно охватившей ее.

— Селма? Что случилось?

Она судорожно сглотнула.

— Я не голодна.

— И это все?

Селма кивнула, боясь взглянуть на его лицо и увидеть в глазах отблески прошлой любви. Нет, это не должно повториться снова. Еще раз пройти через былые муки не хватит никаких сил.

— Поставь поднос на стол, пожалуйста, я позавтракаю позже. — Ее голос звучал неестественно. Адам подноса не взял, и она снова опустила его на колени. — Я пока не хочу вставать.

— Дорогая моя, в чем дело? — спокойно произнес он.

В ответ — молчание.

— Я не уйду, Селма, пока ты мне не ответишь. Я имею право знать, почему вдруг после ночи, которая была у нас с тобой, ты ведешь себя так, словно произошла какая-то трагедия? Может, я что-то не так сказал? Или сделал?

Нет, все было хорошо, прекрасно и просто замечательно. Только вот мечты не превратились в реальность.

— Это была ошибка, моя ошибка. Мне не надо было устраивать этот ужин. Я…

— О чем ты?

— О прошлой ночи. — Селма судорожно перевела дыхание. — Все это очень похоже на то, как было раньше.

— Но что же в этом плохого?

— То, что прошлой ночью это было не по-настоящему! Мы как будто… разыгрывали старую историю.

— Мне очень нравилась старая история, — ровным голосом произнес Адам. — Но, я думаю, ни один из нас не притворялся вчера. — Он взял ее за руку. — Селма, посмотри на меня. Скажи мне, что было не так в той нашей старой истории?

Женщина судорожно вздохнула.

— Я тебе была не нужна.

— Не понимаю, о чем ты?

— Я уже говорила, что все было так хорошо, когда ты возвращался, а я ждала тебя и готовилась к твоему приезду. Но мое отсутствие тебя вовсе не трогало. Грустно признаваться самой себе: я сумела стать для тебя удобной женой, но не сумела стать необходимой.

— Откуда тебе знать, что творилось у меня в душе, когда я не заставал тебя дома?

Селма ощутила приступ гнева. Она подняла глаза на бывшего мужа.

— Что ты все про мое отсутствие! Куда чаще отсутствовал ты! Когда бы ни позвонила — мужа нет на месте. Даже в три часа ночи! — Селма вскочила на постели, опрокинув чашку с кофе. Поднос упал на пол, и весь завтрак разлетелся в разные стороны. Последствия ее неловкости лишь прибавили досады и горечи. С болью прозвучали слова: — Где ты был ночами? И с кем?

 

10

Вопросы, которые мучили женщину столь долго, всегда оставались без ответа, потому что она попросту никогда их и не задавала Адаму. Одному богу известно, как страдала она хотя бы в итальянской поездке. Все время высчитывала, когда стоит позвонить мужу. Четыре утра в Риме — десять вечера в Нью-Йорке. Значит, он дома.

Они тогда уже несколько месяцев не виделись, и Селма с трудом выдерживала разлуку. Хотелось услышать голос любимого, хотелось сказать ему, что ей плохо без него, что любит, что торопится к нему.

Набрала нужный номер. Послышались гудки — один, второй… двадцатый… Положила трубку. Попыталась перебороть отчаяние. Уговаривала себя — может быть, муж принимает душ и не слышит звонка? Или его пригласили друзья на ужин, и он еще не вернулся. Перезвоню! И что же?

Так никто и не снял трубку.

Снова несложные подсчеты: в Риме шесть утра, значит, в Нью-Йорке почти полночь. Муж, видимо, уже спит. Она наверняка разбудит его, если позвонит сейчас! Плевать! Пусть проснется. Но опять где-то в далекой Америке раздались никем не услышанные телефонные звонки.

Только не паниковать! Не давать воли подозрениям и ревности! Что, если Адам попал в аварию и в данную минуту находится в больнице? Он, может быть, страдает от боли?..

Сама со всем виновата — сидела бы дома, и все было бы в порядке. О своей вине подумала вскользь. О его — думала все время, с горечью и болью.

Так, в Нью-Йорке половина первого ночи. Снова — никого.

В полдень по римскому времени — в Нью-Йорке шесть утра — сделала еще одну попытку дозвониться. Напрасная надежда… Позже позвонила мужу на работу. Раздраженная секретарша сообщила, что господин Симмонс на совещании и его нельзя беспокоить.

Первое чувство — радость: он на работе, значит, жив и невредим. Но следом подкралась безрадостная, злая мыслишка: где же и с кем был муж всю ночь?

— Передайте ему, что звонила жена из Рима, — сказала она секретарше и повесила трубку.

Симмонс позвонил через три часа.

— Селма? Мне передали, что ты звонила.

— Да… — Как хотелось сказать ему, что, мол, люблю, скучаю, тороплюсь к тебе. Но не шли с языка подобные слова. Раздражение и боль подсказывали другие выражения. Однако сумела сдержаться. Пусть он сейчас говорит.

Вот бы сейчас взял и сказал, что любит, что хочет ее, мечтает о ней по ночам. Ну же! Говори! А услышала?

— У тебя все в порядке? Я тут веду борьбу с бюрократией. Если я когда-нибудь засяду за бумажную рутину, привяжи меня к стулу и вызови психиатра.

— Хорошо. Я выполню твою просьбу.

— Ну ладно, мне пора возвращаться в зал заседаний. Ты звонила по какому-то делу? — Тон деловой, в мыслях человек остался на своем дурацком совещании.

— Я позвонила просто так. — И продолжала молиться: пусть он скажет, что любит меня, что умирает от тоски.

— Ну, привет! Увидимся в следующем месяце.

Стоит где-то там, на краю земли, ее муж — серые, спокойные глаза, волевой подбородок. Высокий, энергичный мужчина, излучающий уверенность. Ему идет строгий, деловой костюм, галстук. Можно представить, какими глазами смотрят на него женщины. Селма попыталась перебороть ревнивую мысль и произнесла почти спокойно:

— Да. Пока, Адам.

Подруга застала ее в слезах. Бросилась утешать. Искать объяснение случившемуся, всячески обходя то единственное объяснение, которое мучило Селму. В конце концов она успокоилась и даже призналась с улыбкой:

— Я, наверное, сама себя накручиваю.

Но спустя три дня стало уже трудно сваливать все на богатое воображение. Днем человек находился на работе. Ночами был неизвестно где. Она звонила домой три ночи подряд в разное время. Все напрасно…

Картина впечатляла: смятая постель, разбросанный по полу завтрак. Заплаканная женщина, судорожно натягивающая на себя простыню. И над всем этим высился внушительный в своем спокойствии Адам Симмонс.

— Три ночи подряд ты не ночевал дома. В чьей же постели ты тогда находился? — От слез ее голос звучал хрипло.

Мужчина так сжал зубы, что на скулах заиграли желваки. В комнате повисло ледяное молчание.

— Может быть, — медленно, намеренно ровным, без модуляций голосом проговорил наконец Адам, — это мне стоит поинтересоваться, с кем ты спала, когда тебя не было дома?

Вот это да! Возмущение, злость, гаев, обида — все рвущие сердце чувства враз обрушились на нее.

— Как ты смеешь? Уж я-то ни с кем не спала! Заподозрить меня? Заподозрить в измене! Ну, это уж чересчур!

— Если учесть обстоятельства, прелесть моя, то это было совсем нетрудно. — Мужчина горько усмехнулся. — Я тебе был совершенно не нужен, в противном случае ты бы уж как-нибудь вырвалась домой, зная, что я там! — Адам повернулся и вышел из спальни, хлопнув дверью.

Селма оглядела спальню с ее беспорядком. Вот так же и в жизни — полный разгром…

Прошло немало времени, прежде чем она смогла привести свои мысли в порядок. Убралась в спальне, перестелила постель и ушла к себе в комнату. Надо попытаться взять себя в руки и начать наконец всерьез работать. Легкая тошнота напомнила, что хорошо бы все-таки позавтракать. Приготовила что-то немудреное. Ее мучитель читал на веранде деловые бумаги, время от времени делая на полях пометки. Работал как ни в чем не бывало. Глаза женщины снова наполнились слезами. О господи, она не может оставаться с ним в этом доме. Она любит его, но ведь этого недостаточно для счастья.

Вдруг Адам резко встал и направился в кухню. Судя по всему, он не ожидал застать здесь Селму. Не говоря ни слова, налил себе кофе. Пить, впрочем, не стал. Опершись обеими руками о стол, наклонил голову и уставился в какую-то точку.

— Можешь мне не верить, — наконец произнес он с непроницаемым лицом, с трудом выговаривая слова, — но я никогда — ни разу! — не изменял тебе.

От неожиданности она не нашлась, что сказать. Адам выпрямился, взял чашку и, не взглянув на растерянную женщину, вышел из кухни.

Ужин в доме Кристоферов состоялся вечером того же дня. Несмотря на размолвку, бывшие супруги отправились туда вместе. Селма надела все то же простое длинное платье. Ничего лучшего не нашлось. То, что привез Адам из дома отца, было повседневной одеждой, а наряды Катрин, даже если бы у нее нашлось что-нибудь подходящее, великоваты.

Инди же была одета в шелковое платье фисташкового цвета, которое, вероятно, куплено в парижском или римском роскошном магазине. Рядом с ней Селма ощущала себя бедной родственницей. Мать черноокой красавицы оказалась обаятельной женщиной. Это был тот случай, когда врожденный аристократизм не давит на других. В ее присутствии гостья чувствовала себя свободно и легко. Очень скоро они уже увлеченно разговаривали об особенностях индийской кухни.

На ужине присутствовало еще несколько человек. Беседа за столом была интересной, еда замечательной. Селма немного оттаяла и нисколько не жалела, что приехала сюда.

Не жалела об их приезде и Инди. Она как могла обхаживала Адама, даже не пытаясь скрыть своих чувств к красивому гостю. Тот же, судя по всему, не без удовольствия принимал знаки ее внимания — много смеялся, шутил. От хорошего настроения резкие черты его лица несколько смягчились, глаза блестели. Такое оживление удивило и огорчило Селму — при ней Симмонс смеялся очень редко. Да разве он не понимает, что его поведение просто неприлично! Ясно, что юная особа по уши влюблена, но зачем ей потакать? Или он тоже неравнодушен к ее чарам? Мысль отозвалась болезненным уколом в сердце. Как этот мужчина ее раздражает! Впрочем, дело не в раздражении…

В первые годы брака Селма твердо знала, что сердце мужа принадлежит только ей. Когда пошатнулась уверенность — начались мучения. Даже после развода невыносима была мысль, что рядом с Симмонсом может быть другая избранница. И вот сейчас перед ней впервые предстала вполне реальная женщина — красивая и молодая! — которая недвусмысленно заявляет о своих чувствах к Адаму, о своем желании быть с ним.

Селма чувствовала себя ужасно. Трудно было дышать, не хватало воздуха. Она вышла в сад. Только бы не видеть эту картину: мужчина и женщина, увлеченные друг другом.

Довольно скоро невеселые мысли прервал виновник ее мучений: подошел Адам и сказал, что им пора возвращаться домой.

В машине напряженное молчание нарушилось лишь несколькими ничего не значащими словами, так что Селма почувствовала облегчение, когда наконец добрались до дома Тейлоров. Вежливый кивок на прощание — и они разошлись по своим комнатам.

Сон не шел к ней. Мозг был возбужден, в голове все те же горькие мысли. И вот ведь, как ни уговариваешь себя думать о чем-нибудь хорошем, приятном, все равно возвращаешься к болезненной теме. Промучившись около часа, она встала, накинула халат и пошла на кухню приготовить чай.

С чашкой вышла на веранду и совершенно неожиданно для себя заметила, что она не одна: в полной темноте сидел Адам, держа в руке стакан, очевидно с виски.

— Не спится? — просил он.

— Да. Вот сделала себе чай.

— Присаживайся. — Он махнул рукой на стул.

Селма облизнула пересохшие губы.

— Нет-нет, не хочу нарушать твоего одиночества.

— Ничего, нарушай. Этого добра, я имею в виду одиночества, у меня предостаточно, — шумно вздохнув, произнес Адам, вкладывая во вздох куда более глубокий смысл, чем в свои слова.

Одиночество… А что она, разве не одинока?

— Присядь, пожалуйста, — тихо повторил мужчина.

Она послушно опустилась на стул.

— В пятницу за ужином ты упомянула о своем сне, ты бы не могла рассказать мне о нем?

— Зачем?

— Я думал о твоих словах, и мне показалось странным, что тебе снится сон, где мне отведена роль спасителя.

— Что же в этом странного?

— Как тебе объяснить? Ты, чей идеал — независимость и абсолютная самостоятельность, в сновидениях изменяешь своему правилу. Ждешь чьей-то помощи. Зовешь возможного избавителя. Как выясняется, зовешь меня… Видишь, как все интересно… Может, ты все-таки растолкуешь мне свой сон?

Селму охватило странное волнение. Тот сон, нынешняя явь. Все наполнено секретами и печалью.

— Мне снилось, что я нахожусь одна в большом, пустом доме. Я не знала, чей это дом, одиноко стоявший в каком-то странном, холодном месте. Мне надо было выбраться оттуда, но как и куда — не знала. Я выглянула в окно, почему-то подумала, что ты мог бы помочь, но потом поняла: ты же не найдешь меня, потому что не знаешь, где я нахожусь.

— Я всегда знал, где тебя найти, если нужна моя помощь, — сказал Адам.

— Конечно знал, но ведь это был сон. Там своя логика. Я ужасно испугалась, что ты не найдешь меня, потому что это было такое странное место — кругом пусто и голо, нет даже деревьев. В общем, ждала, ждала и уже впала в отчаяние, когда ты наконец появился верхом на лошади.

— На лошади? Я не сидел на лошади со школьных времен.

— В снах иногда случаются забавные вещи.

— Что произошло потом?

— Ты… Я вышла из дома, и ты поднял меня, посадил на лошадь впереди себя, и мы поехали.

— А дальше?..

— Ничего. Впрочем, не помню, — неуверенно произнесла Селма.

Неправду, конечно, сказала. Но не будешь же его впускать в свои интимные мысли, в свои мечты! Женщина встала, подошла к краю веранды и положила руки на перила. И тут услышала, как скрипнул стул. Адам поднялся и. подойдя к ней, мягко развернул к себе лицом. Потом наклонился, упершись в перила таким образом, что заключил ее в замкнутый круг. Сомкни он руки, и Селма оказалась бы в его объятиях.

— Не надо. — Она невольно напряглась.

— Что не надо?

— Устраивать мне ловушку!

— Но ты уже в ловушке, — сказал он с усмешкой.

— Ничего смешного.

— И вправду не смешно, — сказал Адам, но руки убрал.

— Чего ты добиваешься? — Волнение охватило молодую женщину — реакция на его близость. Она чувствовала мощь великолепного торса мужчины, ощущала его запах.

— Просто хочу услышать, что я сказал, когда посадил тебя на лошадь.

— Да брось ты! Это был всего лишь дурацкий сон!

— Может быть, не такой уж и дурацкий.

— О господи! Хорошо, скажу, но потом уйду к себе, потому что устала и хочу спать.

— Договорились.

— Ты сказал, что отвезешь меня домой, потому что там мое настоящее место, — произнесла Селма монотонно, словно школьница, читающая стихотворение в классе. — Сказал, что найдешь меня, куда бы я ни уехала, потому что ты любишь меня и хочешь, чтобы я всегда была рядом.

Она замолчала.

— А ты начала кричать на меня, — сказал Адам так, словно продолжал рассказывать ее сон. — Заявила, что ты свободный человек и что я не имею права заставлять тебя что-то делать или насильно тащить куда-то, даже если это твой дом, а ты не хочешь туда идти.

— А вот этого я не говорила.

— Почему?

На мгновение, будто что-то вспоминая, она прикрыла глаза.

— Наверное, была рада, что ты приехал за мной.

Да, она ощущала нечто сродни счастью оттого, что он любил и хотел ее, что приехал за ней в то ужасное место.

— Тебе угрожала какая-то опасность?

— Да нет, там не было никакой опасности, физической во всяком случае. Я была там одна.

— Понятно. А что произошло потом? Мы поехали с тобой навстречу закату?

— Мы проехали немного, затем ты вдруг остановил лошадь и спустил меня на землю.

— Где мы находились?

— Нигде. Кругом была пустота. Ты заявил, что не сможешь мне помочь, что я сама должна себя спасти. И уехал, оставив меня одну. Я стала кричать тебе вслед, но напрасно… Сон повторялся, и каждый раз на этом самом месте я просыпалась.

— Да-а, — произнес протяжно Адам. — Каков я герой, а?

— Это же сон.

— Да, сон… — Он взял со стола свой стакан и ровным голосом произнес: — Пей чай, пока не остыл.

Селма постучала в дверь кабинета. Ей вовсе не хотелось беспокоить занятого человека, но другого выхода не было. Собирая цветы, она занозила палец, заноза никак не вынималась, причиняя не только неудобство, но и боль.

— Извини, что беспокою тебя, но мне нужны щипчики. У тебя случайно нет?

Адам рассеянно посмотрел на нее.

— Щипчики? Посмотри в верхнем ящике стола в моей комнате.

— Спасибо.

Женщина направилась в его комнату, выдвинула ящик стола. Где же здесь несессер? Авиабилеты, портмоне, связка ключей, пачка счетов… Паспорт. Еще один.

Селма взяла документы и с бьющимся сердцем открыла.

Один паспорт был его. Другой — ее.

 

11

Что все это значит? Отсутствие паспорта — основная причина того, что приходится сидеть в заточении. Документ, понимаете ли, украли! Действительно украли. И теперь ясно, кто это сделал. Адам Симмонс! Этот человек держит ее здесь насильно. По своей ли инициативе или по просьбе отца — неважно. Главное, что с ней обходятся как с маленькой девочкой.

В комнату вошел Адам.

— Нашла-таки, — сказал он усмехнувшись. — Вот что значит потеря бдительности. Но, с другой стороны, не в моих правилах что-то прятать.

— Как ты посмел пойти на такое! — Голос женщины дрожал от возмущения. — Ты же знал, как я хочу уехать отсюда!

Симмонс сунул руки в карманы брюк, посмотрел на нее и спокойно произнес:

— А я не хотел, чтобы ты уезжала.

— Почему? Чтобы иметь любовницу под рукой? На мне свет клином не сошелся — есть куда более доступные претендентки на место в твоей постели!

— Ну зачем же сразу так? Грубый цинизм — совершенно не твой стиль.

— Мой стиль, не мой стиль… Что ты знаешь об этом! Мы не виделись сто лет! Как пришло тебе в голову похитить чужой паспорт? Мой отец попросил тебя об этом? Его желания для тебя гораздо важнее, чем мои?

— Просьба твоего отца не главная причина.

— А что тогда?

— Мое собственное желание. Нам с тобой давно пора провести какое-то время вместе.

Вот это уж действительно совсем не в стиле Симмонса — заставлять человека что-либо делать вопреки его воле. Будучи мужем, он считал, что в семье каждый сам принимает решения и не вмешивается в профессиональную жизнь другого.

— Прошу прощения, что действовал против твоей воли. Я-то думал, что тебе здесь понравится.

— Мне не может нравиться то, что меня заставляют делать насильно! Почему ты украл мой паспорт?

Адам усмехнулся.

— У тебя страсть к преувеличениям. Я не крал твой паспорт. Я взял и… скажем так, не торопился тебе отдать.

— Но почему?

— Мне хотелось, чтобы ты была рядом со мной. Всегда хотелось. Не нравятся мне пустые дома и пустые гостиничные номера.

— Неужели? — язвительно заметила Селма. — То-то ты не вылезал из командировок! — Она швырнула его паспорт в ящик, а свой положила в карман.

— Разъезды — часть моей работы. Знаешь, что мне больше всего нравилось в моих командировках?

— Быть одному?

— Больше всего, Селма, мне нравилось возвращаться домой, к тебе.

У женщины болезненно сжалось сердце. Злости как не бывало.

— Да, я мечтал, как переступлю порог дома, застану тебя на нашей кухне в разгар приготовления праздничного ужина, — мягко произнес Адам. — Дом полон лилий или роз или чего-то там еще, что так приятно пахнет. Я бросаюсь к тебе, хватаю в объятия. Упоительное ощущение: ты моя и только моя. До поры до времени все так и было. Ты ждала меня, готовила наш дом к моему приезду. Ты любила меня, радовалась, когда я возвращался домой. А я… чувствовал себя тогда самым счастливым человеком на земле.

Горечь и мука отразились на лице женщины. Слезы выступили на глазах.

— Так почему же ты ничего не говорил мне о своих чувствах?

Вопрос явно удивил Адама.

— Но ты ведь знала об этом. Правда же знала?

— Когда-то думала, что так оно все и есть, а потом… — Она остановилась, судорожно вздохнула и села на край постели.

— Что потом?

Селма закрыла лицо ладонями.

— Потом… Помнишь, я однажды уехала навестить своих родителей? Ты вернулся, не застав меня дома… Мы поговорили по телефону… И что-то между нами случилось, не знаю даже, как определить это.

— Что же все-таки случилось? — нетерпеливо спросил он. — Никогда не мог понять этого…

Селма сделала глубокий вдох.

— Я подумала, что тебе все равно, бываю я дома или нет. Ты ничего не говорил о том, что скучаешь без меня, что хочешь видеть меня дома постоянно.

— Но твоя мама заболела. Мог ли я тогда думать о себе и своих желаниях? Кроме того, мы же с тобой договорились, что не будем ограничивать свободу друг друга.

Селма прикрыла глаза.

— Мне надо было знать, что я нужна тебе. И надо было слышать это от тебя. Но ты молчал. И ни разу не сказал, о чем думаешь, что чувствуешь!

— Бог мой, Селма! — растерянно воскликнул Адам. — Я…

Но не успел закончить фразы — за дверью раздался взволнованный голос. В следующий момент дверь распахнулась и на пороге спальни появилась Роза. По испуганному лицу женщины было ясно, что произошло что-то серьезное. Она показывала рукой в сторону сада, не переставая причитать. Адам и Селма выбежали вслед за плачущей женщиной. Ахмед лежал на траве, неестественно выгнув ногу, из которой текла кровь.

— Чем могу помочь? — спросила Селма.

— Принеси полотенце или что-нибудь еще, чем можно перевязать рану, — коротко бросил Адам.

— Артерия не задета? — спросила Селма, вернувшись из дома со всем необходимым.

— Слава богу, нет, но от этого не легче. Рану надо обработать. — Адам быстро и ловко перевязал ногу раненому.

— Как это произошло?

— Он споткнулся и упал вместе с топориком в руке. Помоги мне довести его до машины. Надо ехать в больницу.

Они посадили садовника на заднее сиденье машины. Роза села впереди, рядом с Адамом. Тот жестом дал понять Селме, чтобы она тоже поехала с ними, и объяснил свое решение:

— Не хочу оставлять тебя одну в доме, где нет даже телефона.

На препирательства не было времени, и Селма втиснулась в машину.

Они доехали до дома Кристоферов, откуда предстояло созвониться с врачами больницы. Селме было указано оставаться в обществе очаровательной миссис Кристофер, которая, судя по всему, была рада гостье.

Селма почувствовала себя ребенком, которого оставили под присмотром няни. Ныла рука от занозы, которую так и не вынули. Но ничего, это подождет.

Инди сначала не было — играла где-то в теннис, но минут через двадцать появилась. Кстати, прекрасно смотрелась в белом теннисном костюме. Втроем они выпили чаю, после чего мать ушла на кухню, а дочь осталась с гостьей. Инди держалась холодно, но вежливо. После очередной затянувшейся паузы она все-таки решилась на какое-то важное признание. Сделала глубокий вдох и заявила:

— Считаю, что тебе надо кое о чем знать. Для меня не секрет, что ты влюблена в Симмонса.

Вот так так! Ну и заявление!

— Неужели? — не без насмешки спросила Селма.

— Да. Ты как-то сказала, что для тебя это просто временное… увлечение. Но я не слепая. Когда вы были у нас в субботу, я видела, как ты смотрела на этого человека.

Какого черта! Не много ли себе позволяет юная леди!

— Мои отношения с Адамом тебя не касаются, и я не намерена их обсуждать.

— Пусть так, — промолвила Инди. — Однако для тебя же будет лучше, если ты откажешься от своих планов насчет Симмонса.

— Что-то подобное ты уже говорила раньше. Только вразумительно не объяснила, почему же я должна это сделать?

— Потому что он больше никогда не женится.

— Откуда тебе это известно?

Инди невесело рассмеялась.

— Да уж поверь на слово. Он не женится даже на мне, а я люблю его уже давно. — Слезы блеснули в глазах девушки. — Просто не могу понять, что эта женщина сделала с ним!

Эта женщина? Ах, его жена! То есть она, Селма…

— И что же она сделала с ним?

Глаза Инди блеснули откровенным гневом.

— Она уничтожила его! Симмонс приехал сюда вскоре после того, как жена заявила о желании развестись с ним. Я не узнала человека. Ходячий труп! Я… я… — Голос Инди задрожал.

— Извини, давай не будем говорить об этом, — бросила Селма и почти бегом устремилась в дом, чуть не столкнувшись с легким на помине Симмонсом. Смятение, тоску, растерянность — вот что она сейчас ощущала. И, видно, не удалось ей скрыть своих чувств, если мужчина с удивлением задержал ее, участливо положив руку на плечо.

— Что случилось?

— Ничего, — ответила Селма, с трудом переводя дыхание. — Что там с Ахмедом?

Адам изучающе вглядывался в ее лицо.

— С ним будет все в порядке, но придется побыть в больнице какое-то время.

Mиссис Кристофер предложила им остаться на ужин. Но Симмонс отказался, заметив, что устал и не годится сегодня для компании.

Вскоре они уже сидели в машине, направляясь домой. Солнце садилось, окрашивая оранжевым светом лесистые холмы и горы. Вокруг царили мир и покой, что явно не согласовывалось с настроением Селмы.

— Где Роза?

— Осталась с мужем. Она переночует в доме своих родственников.

Наступило напряженное молчание. Судя по всему, оно было следствием их неоконченного разговора в спальне.

Уже совсем стемнело, когда они вошли в дом. Адам включил в гостиной свет и спросил Селму, хочет ли она чего-нибудь выпить.

— Пока нет, — ответила та, потирая озябшие руки. — Сначала хочу принять душ и одеться во что-нибудь теплое.

Горячая вода приятно грела кожу. Но нервы так расшатались, что одной воды было недостаточно, чтобы успокоиться. После душа — сразу в постель, лишь бы больше не встречаться сегодня с Симмонсом. Однако вышло иначе. Он ее ждал, чтобы спросить, вынута ли из пальца злополучная заноза. Нет? Надо, видите ли, осмотреть палец, вдруг что-то да не так.

— Пустяки, — сказала Селма небрежно, но руку протянула.

Новоиспеченному лекарю мало было сегодняшних забот с Ахмедом, и он с предельным вниманием обследовал больной палец.

— Сейчас займемся твоей занозой, что-то мне твоя рука не нравится.

Сам сходил за щипчиками и начал вытаскивать шип, который сидел довольно глубоко. В напряженной позе он замер над ее рукой. Сейчас видна была каждая черточка его лица — прямой нос, четкая линия скул, мелкие морщинки, расходившиеся лучами от глаз. Как она любила это лицо!

«Ходячий труп»! Ну и слова выбирает эта влюбленная девчонка. Селма закусила губу, на глаза навернулись слезы. Господи, да что же она такого сделала с бывшим мужем, если вызывает осуждение у незнакомых людей.

Адам поднял голову и увидел слезы в глазах Селмы.

— Не обращай внимания. Вытаскивай.

Да, ей было больно, но не от занозы, хоть и мало приятного, когда копаются в припухшей ране. Больно было от собственных мыслей.

— Наконец-то. Вытащил! — В голосе звучало удовлетворение.

— Спасибо.

— Прости, что причинил тебе боль, но иначе никак не получалось.

— Ничего. Пойду посмотрю, что там на ужин. — Она ощущала в душе болезненную пустоту. Может, это всего-навсего от голода? Или нет?

— Тебе помочь?

— Не надо. Я приготовлю что-нибудь попроще. Ты голоден?

— Не очень.

Ах, какой вежливый. Ах, какой он спокойный! Притворство все это… Ведь явно переживает все их размолвки и недоговоренности. Хорошо, что не пошел вслед за ней на кухню. Так хотелось побыть одной. А теперь помоем салат, порежем холодную курицу и сыр, прибавим немного грибов, лука и помидоров.

Минут через десять Симмонс явился-таки на кухню, принеся с собой свежий запах мыла. Волосы еще влажны после душа. Выглядит великолепно. И почему он всегда смотрится так… так потрясающе по-мужски?

Тем временем Адам налил вино в бокалы, и они принялись за еду. Есть ей вдруг совершенно расхотелось. Вина выпила и попросила налить еще. Когда ужин закончился, Адам жестом остановил ее попытку привести все в порядок. Сам сложил посуду в раковину, и сам начал мыть.

— Я думаю, нам стоит закончить наш разговор, — сказал он, поворачиваясь к Селме.

Рано или поздно это должно было произойти, так что нервничай — не нервничай, а договорить придется. Они перешли в гостиную.

Женщина устроилась на диване, мужчина после недолгого раздумья опустился рядом.

— Мы ведь почти никогда не говорили о том, как проходила наша семейная жизнь, верно?

— Полагаю, потому, что мы редко бывали дома вместе.

— Но и тогда мы не очень-то обсуждали нашу с тобой жизнь. Мне и в голову не приходило, что у нас с тобой какие-то проблемы. Согласись, мы же были счастливы. Я запомнил это ощущение счастья.

Что правда, то правда. Ей тоже запомнилось это. Но что толку сейчас вспоминать?

— Ты молчишь, значит, не согласна? Когда ушло это ощущение счастья?

— Когда мы практически стали жить врозь, — с трудом произнесла она.

Адам с изумлением уставился на нее.

— И ты решила покончить с проблемой при помощи развода?

— Нет. Меня обижало твое безразличие к тому, что мы видимся так редко. Хотелось как-то встряхнуть тебя, растормошить, заставить задуматься над неразберихой в наших отношениях, и я подумала, что угроза развода поможет в этом. Ждала твоей реакции, думала, услышу возражения, протест. А ты даже не сопротивлялся! Не стал бороться за нашу с тобой семью, за меня. Я… — Рыдания сдавили горло. Она подняла мокрые от слез глаза на любимое, вдруг побледневшее лицо.

— Селма, — произнес изумленный мужчина. — Ты хочешь сказать, что не собиралась разводиться со мной?

 

12

— Нет, не собиралась… — Признание далось не без труда.

— Но зачем же ты…

— Хотела подтверждения твоей любви, хотела встряхнуть тебя! — выкрикнула женщина в отчаянии.

— Встряхнуть меня? О господи, меня и без этого достаточно трясло!

— Мне надо было встряхнуть тебя, избавить от твоего безразличия.

— Боже, — прошептал Адам, — безумие какое-то!

— Но ты же подписал развод не раздумывая. Даже не приехал домой, чтобы хотя бы узнать о причине моего шага. Если тебе было не все равно, то почему так легко пошел на развод? Не возмутился, не возразил против этого?

Адам горько рассмеялся.

— Но нельзя же удерживать человека в браке насильно! Если ты больше не хочешь жить со мной, что остается делать, кроме как отпустить тебя с миром?

— Так просто?

Мужчина замер в напряжении — руки в карманах, взгляд исподлобья!

— Нет, не просто. Во-первых, твое упорное нежелание вернуться домой давало повод для грустных раздумий. Во-вторых, сама подумай, способен ли я настаивать на сохранении брака с женщиной, которая не хочет меня?

До сознания Селмы стала наконец доходить ужасная правда. Из-за своих страхов, комплексов, приступов ревности она затеяла опасную игру. Насылала на мужа испытания и сама пугалась возможных результатов. Испытание номер один: не прийти домой и посмотреть на его реакцию. Ах, он не возражает против подобного поведения? Значит, не любит, значит, жена ему безразлична… Испытание номер два: намеренно растягивать разлуку и ждать, как он отнесется к этому…

Но муж не знал правил игры, в которую вовлекли его: он и не подозревал об искусственно поставленных преградах на пути к их общему счастью. Игра вышла из-под контроля и стала развиваться по своим собственным законам, в конце концов превратив женщину в жертву собственной затеи.

— Неужели ты мог подумать, что я не хочу тебя? — От волнения голос ее сорвался на шепот.

Такая мысль раньше даже в голову не приходила. Вызывала сомнения любовь мужа, а ее-то отношение к нему было, как ей казалось, вне сомнения. Она ведь говорила о своей любви сотни раз — писала теплые слова на почтовых открытках, повторяла в телефонных разговорах. Селма признавалась мужу в любви до тех пор, пока боль и злость не овладели ее умом и сердцем. Тогда и пришел конец признаниям.

У Адама нервно дернулась щека.

— А что же еще я мог думать? Ты явно избегала общения со мной, находя одну причину за другой, лишь бы не приезжать домой. Первые два раза это было понятно: заболела мать, дочь должна быть рядом. Потом появилась римская подруга. Я же знал, что у той тьма родственников, готовых помочь, но и тут нашел тебе оправдание: человек хочет быть рядом с подругой в трудное для нее время. Когда же появились вашингтонские курсы кулинарии, которые ты вдруг должна была всенепременно закончить, тут уж поневоле пришлось задуматься. Ведь я приехал тогда домой всего на две недели — и на тебе! — кулинария оказалась дороже и ближе.

Селма молчала. Да и что можно сказать в свое оправдание? Стыдно. Зациклилась на своих переживаниях и не подумала, что ранит самого близкого человека. Играла в ужасную игру, не понимая, что творит. Вспомнила, как обращалась к Богу с нелепой молитвой: «Пожалуйста, сделай так, чтобы Адам сказал мне о своей любви. Скажет — не поеду на курсы. Не скажет…». Он не сказал.

Адам потер пальцами лоб.

— Ну и объясни мне, зачем потребовались тебе эти сверхсрочные уроки поварского искусства?

Ну что тут объяснишь? Игра продолжалась. Драма близилась к развязке. Вздумалось устроить испытание за номером три: приедет муж или нет к ней на выходные в Вашингтон? Скажет, что ждет и скучает? Но от него не было ни слуху ни духу. Она же звонила ему по ночам домой. Где он был? Чем занимался.

— Я расстроилась… разозлилась, думала, что ты больше не любишь меня. Ты был… таким независимым, самостоятельным, и… я чувствовала, что ты не нуждаешься во мне.

Адам в нетерпении возвел глаза к потолку.

— Селма, я, конечно, могу справиться со всем сам, если говорить о чисто бытовых вещах. Могу постирать себе носки, застелить постель или приготовить еду. Я не нуждаюсь в экономке или няньке. И женился на тебе совсем не ради бытовых удобств. Мне нужна была жена, друг, любовница.

Селма сквозь слезы пыталась разглядеть выражение его лица, но увидела только размытое пятно. Слезы текли сами собой, без судорог плача и всхлипываний.

— Ты никогда не говорил, что я нужна тебе. Единственное, что мне хотелось услышать от тебя, это то, что ты скучаешь по мне.

Мужчина резко поднялся, беспомощным жестом провел руками по волосам.

— Неужели тебе слова важнее откровенных проявлений любви? Я выражал свою любовь тем, что не был эгоистом, тем, то не ограничивал твою свободу, давая тебе возможность для самовыражения, для творческих дел, для карьеры, в конце концов. Разве это проявление безразличия?

Он, конечно же, прав. Селма его и любила именно за то, что человек уважительно относится к личности другого, за его бескорыстие и щедрое сердце.

— Прости, но мне так не хватало заверений в твоей любви. Все недомолвки почему-то всегда разрешались в твою пользу. Меня терзало ощущение одиночества, моей ненужности.

— Когда ты стала избегать меня, я решил, что ты больше не любишь меня, что у тебя появился кто-то другой.

— О господи, — прошептала женщина. — Но это же не так.

— А что же еще мне оставалось думать?

Мало толку сейчас задним числом сожалеть, что не поделилась с мужем своими сомнениями и страхами. Может быть, все и наладилось бы… Да наверняка! Почему же она не доверилась ему тогда?

Есть ли оправдание ее поступкам? Есть… Молодая, неопытная, Селма действительно не понимала тогда, что человек способен выражать свою любовь не столько словами, сколько поступками. Сильный, сдержанный, он понимал всю эфемерность словесных заверений. Действие — наглядней и надежнее. Так, видимо, и раньше считал он. Но юная жена желала и слов, и поступков. И еще неизвестно, что ей в то время казалось нужней. Небольшой жизненный опыт не позволил ей разобраться в сложном характере мужа.

Адам опустился на диван рядом с Селмой.

— Мне очень жаль, — глухо проговорила та. — Очень.

— Мне тоже очень жаль, — мягко произнес он, взяв ее руки в свои.

— Как же глупо я себя вела…

— Оба хороши. Я ведь действительно никогда толком не говорил тебе о своих чувствах, считая, что и так все известно. Ты знаешь, я так сильно любил тебя, что даже не думал о дополнительных доказательствах моей искренности.

По-детски печальное лицо не вязалось с ее представлением об этом человеке — мужественном, подчас суровом, уверенном в себе.

— Нас чаще всего разделяли большие расстояния, но было ощущение близости. Ты звонишь, и я прыгаю от радости, слыша твой голос. Но ты… ты не говорил того, что мне хотелось от тебя услышать. Твой голос по телефону был всегда таким сухим и деловым… — Селма взглянула на Адама, — что я начинала чувствовать себя неуверенно.

Мужчина грустно улыбнулся.

— Я никогда не рассматривал телефон как средство для передачи своих чувств.

— Вот видишь… А человек на другом конце провода только и делал, что ждал слов любви. Мол, скучаю, жду встречи, мне не хватает тебя.

— Скучал, ждал встречи, и мне действительно не хватало тебя. Где бы я ни был — летел ли в самолете или сидел на совещании, — ты была со мной в моих мыслях, мечтах. — Адам задумчиво улыбнулся. — Знаешь, Селма, я о тебе думал, скучал и любил во всех уголках земного шара…

Сердце молодой женщины сжалось от чувства вины.

Он устало вздохнул.

— Остается сожалеть, что я не оказался телефонным романтиком, не шептал тебе слов любви, нежности и прочих сентиментальностей. Ну вот такой я нелепый! Хоть это и не означает, что романтические чувства мне чужды. Теперь-то ясно, что мне следовало делать, когда ты не возвращалась домой подолгу, — требовать от тебя объяснений, устраивать сцены ревности. А если серьезно, то, конечно, нельзя было пускать на самотек вызванные недомолвками разногласия.

— Говоришь «нельзя», а сам…

— Мне не позволяла моя мужская гордость. Я уже не сомневался, что у тебя появился кто-то другой.

— О, Адам, да не было у меня никого!

— Помнишь о сне, который ты рассказала мне? В котором я спас тебя на коне?

— Да.

Адам потер рукой шею, глаза его стали серьезными.

— Каждый раз, когда я возвращался в наш пустой дом, у меня было одно желание — сесть на первый самолет, полететь к тебе и забрать домой. Так хотелось сказать, что я не могу жить без тебя, что люблю тебя больше всего на свете и что ты принадлежишь только мне.

— Я ждала этого, — призналась Селма. — В глубине души я всегда надеялась, что ты когда-нибудь приедешь за мной.

— Но чертова гордыня не позволяла вымаливать любовь, принадлежащую уже не мне.

Слова смущали, заставляли о многом пожалеть, многого устыдиться. В том сне он пришел за ней, но вдруг снова оставил. Здесь скрыт какой-то смысл?

— Мне кажется, в том, что ты сказал мне во сне, была своя правда. «Ты сама должна спасти себя…» Нельзя было сидеть и ждать, когда ты приедешь за мной, что-то надо было предпринять самой.

— И как ты думаешь — что? — спросил он.

— Если есть недоумение — высказать, если есть страхи — поделиться. А уж если почувствуешь, что ты нужна любимому, — оказаться рядом. Да, мне надо было быть дома, рядом с тобой, а не бежать за сто верст, чтобы потом мучиться самой и мучить тебя.

Адам устало улыбнулся.

— Да, без тебя наш дом был пуст. Все там напоминало о тебе, лишь подчеркивая горечь от твоего отсутствия. В гостинице, по крайней мере, все анонимно и безлико. — Его рот дернулся в тоскливой усмешке. — Я не мог оставаться один в пустом доме, поэтому уходил жить в отель, расположенный неподалеку.

— А я названивала тебе по ночам, — дрожащим голосом промолвила Селма, — и не заставала дома. Вот и подумала, что у тебя появилась другая женщина.

— Господи, какие сумасшедшие мысли бродят в этой голове! Как ты только могла подумать, что мне нужен кто-то, кроме тебя?

Адам сжал ее пальцы. Но она освободила свои руки и упала заплаканным лицом в ладони.

— Что же мне теперь делать? — как стон вырвалось у нее.

Адам обнял ее и прижал к себе.

— Не мучить себя, — тихо подсказал он. — И простить меня. А я, со своей стороны, сделаю то же самое.

Молодая женщина сидела, не шевелясь, потом задержала дыхание, будто решаясь на что-то очень важное, и произнесла твердо, без слез в голосе:

— Я могу простить тебя — это совсем не трудно. Но не знаю, как мне простить саму себя.

Адам взял Селму за подбородок и повернул к себе ее лицо. Его глаза были полны любви и нежности.

— Я испытываю точно такое же чувство. Мне трудно простить себя за свою дурацкую гордость. А твои ошибки — они же, в сущности, продиктованы любовью и не нуждаются в прощении.

— Но ведь я вела легкомысленную и опасную игру с тобой, что нечестно по отношению к тебе. И такое можно простить?

Адам улыбнулся.

— Торжественно прощаю. Когда любишь и знаешь, что любим, прощать одно удовольствие.

Господи, как же хорошо! Сидеть рядом с ним, слушать добрые слова, улыбаться его шуткам. Селма чувствовала, как боль постепенно уходит из ее сердца.

— Послушай, Селма, я вхожу во вкус, мне нравится повторять слова, которые я экономил так долго: я люблю тебя, только тебя и никого, кроме тебя!

— Я тоже люблю тебя, — улыбнулась она счастливой улыбкой. — Я не экономила подобных слов и раньше, но от этого у меня не стало их меньше.

— Ну что мы за пара с тобой! Все-то у нас не как у людей. Сколько времени мучили друг друга только потому, что любили. Теперь придется наверстывать упущенное. Итак, я говорил, как сильно люблю тебя? А о том, насколько ты мне нужна? Говорил? Теперь твоя очередь! Ну же, Селма, слушаю!

— Я люблю тебя, — прошептала она. — И никогда не переставала любить.

Адам гладил ее по спине.

— Чему нас научил наш горький опыт? Отныне все недоразумения выясняем сразу. Посчитаешь, что я не прав, — говори. Меня что-то не устроит — уж, будь уверена, скажу об этом, не откладывая на потом. А теперь, леди, я прошу вашей руки. Срок моего наказания истек, я исправился и буду свято чтить узы брака. Слово «развод» навсегда вычеркиваем из своего лексикона. Вы согласны, леди?

Леди была согласна. Еще не высохли глаза, но теперь они светились радостью и лаской.

— В таком случае наше старое соглашение по поводу предоставления друг другу неограниченной свободы аннулируется. Отныне ты не сможешь делать то, что тебе взбредет в голову. Это касается и меня. И если ты вдруг попадешь в беду, я буду рядом с тобой и помогу тебе выбраться из нее. Мы же с тобой — одно целое.

Селма улыбнулась дрожащими губами. Ей в ответ улыбался уже не бывший муж, а будущий. Он притянул ее к себе и поцеловал.

— Я люблю тебя, — прошептала она у его губ, — люблю, люблю.

Адам Симмонс поднял будущую жену на руки и понес свою драгоценную ношу в спальню.

— Я теперь самый говорливый влюбленный, — шептал он, медленно снимая с Селмы одежду. — Уж извини, но с удовольствием повторюсь: ты единственная, кто мне нужен в этой жизни. Только ты! Я хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной — в доме, в дальнем далеке, в дороге — везде.

Что ответить на это женщине, чье сердце переполнено счастьем и радостью?

— Буду, — дрожащим от волнения голосом сказала она. — Обещаю, что я всегда буду там, где ты захочешь.