Со времен основания Чикаго миграция чернокожего населения сюда не прекращалась. Десятки тысяч бежали от рабства из южных штатов. Они прибывали в Чикаго с мечтой, что станут свободными гражданами и будут жить достойной жизнью. Здесь они отправлялись трудиться на фабрики, женщины работали домашней прислугой, сиделками и няньками. Вскоре обнаружилось, что взамен железных оков рабства они получили другие — невидимые, но такие же тяжелые. С 1900 года черным разрешалось жить только на южной окраине города, где власти возвели доступное жилье для неимущих. В другие районы они переехать не могли, так как были бедны и им категорически запрещалось покидать гетто. На протяжении более столетия у белых американцев оставались эти предрассудки. Они и помыслить не могли без глубокого отвращения о том, чтобы жить с черными бок о бок. Американские психологи назвали это явление «негрофобией» — страхом перед людьми с черным цветом кожи. Все стихийные или организованные попытки сломать возведенные преграды ничем не заканчивались.

27 июля 1919 года воздух Чикаго настолько раскалился от жары, что чернокожий семнадцатилетний юноша по имени Юджин Вильяме был вынужден выйти на побережье в районе 29-й улицы. Берег, как и всё в городе, был поделен на места для белых и черных. Бросившись в холодный океан, Юджин ощутил чудесный прилив бодрости и не выходил из воды практически час. Затем ему в голову пришла плохая идея — попробовать себя в качестве ныряльщика. Он задержал дыхание и нырнул. Поскольку на глубине человек не ориентируется в пространстве, то Юджин, подняв голову из воды и открыв глаза, обнаружил, что находится за заграждением в зоне, отведенной для отдыха белых. Отовсюду послышались недовольные возгласы. Прежде чем юноша смог уплыть обратно, его схватили ослепленные яростью купающиеся — их вода была осквернена! На него посыпались ругательства и удары. Его жестоко били в живот и по лицу. Затем белые взяли весла и стали наносить ими удары по голове, пока юноша не скончался. Труп чернокожего подростка бросили на пляже. Белые полицейские наотрез отказались арестовывать убийц или даже допрашивать их! Тогда ситуация обострилась еще больше. В течение шести дней в Чикаго продолжались кровавые межрасовые столкновения, приведшие к гибели тридцати восьми человек, сотни были ранены или лишились крова. История Юджина Вильямса стала уроком для всех чернокожих, кому в голову могла прийти мысль перейти межрасовый барьер.

В 1966 году, в пик выступлений за гражданские права, борьбы против расизма и войны во Вьетнаме, в Чикаго прибыл популярный чернокожий деятель Мартин Лютер Кинг. Было организовано шествие десятков тысяч чернокожих через белые кварталы. Мартин Лютер Кинг хотел продемонстрировать любовь и христианское единение и в тоже время заявить, что дискриминация невыносима. Однако реакция была жесткой и принесла только разочарование. Белые горожане назвали эту акцию дикостью и забросали демонстрантов всем, что попадалось им под руку, начиная с сырых яиц и тухлых помидоров и кончая камнями и палками. Затем они открыли огонь, и многие чернокожие получили ранения. Через несколько месяцев сам Мартин Лютер Кинг погиб от пули фанатика.

В 1984 году одна семейная пара смогла заработать достаточно средств, чтобы купить дом в престижном белом пригороде. Реакция последовала незамедлительно. Белые соседи напали на них и забросали камнями, нанеся серьезные увечья. Выждав некоторое время, они подожгли гараж и новый дом, вынудив семью бежать. В том же году имел место подобный, еще более трагический случай с другой семьей чернокожих.

За все время существования города расовый барьер оставался твердой непреодолимой скалой, которая всегда стояла перед глазами и которую невозможно было снести. В северной части Чикаго располагались респектабельные кварталы и пригороды, где проживала белая элита, имеющая самый высокий доход в Америке. На черном же юге бедность доходила до такой степени, что в существование ее в Штатах было трудно поверить: безработица, наркотики, убийства, воровство, изнасилования, низкий уровень образования и медицинского обслуживания. Даже понятие семьи деградировало. Многие дети оставались на иждивении матери, после того как отец сбегал от них, садился в тюрьму или погибал в криминальных разборках. Эти вопиющие противоречия двух миров заставили известного социолога Грегори Сквайерза взяться за перо и начать свое исследование о Чикаго следующими словами: «Чикаго отличают не те многочисленные противоречия, которые город скрывает в себе. Уникальным его делает то, что противоречия в нем достигают наивысшей точки…».

При въезде в округ Оукланд Раафат Сабит ужаснулся: дома из красного кирпича в аварийном состоянии, задние дворы завалены старым хламом и отходами, на стенах черные и красные граффити — названия бандитских группировок, на углах стоят черные подростки, курящие марихуану, из баров доносятся громкая музыка и шум. Раафат спрашивал себя: как его дочь может жить в таком клоповнике? Он решил любым способом встретиться с ней, но еще не обдумал, что скажет, когда постучит в дверь и разбудит ее в два часа ночи. Сегодня он увидит ее, и будь что будет, говорил он себе, сбавляя скорость, чтобы разглядеть номера домов. Адрес Джеффа он помнил наизусть. Уже поблизости от дома Раафат оставил машину на парковке и направился к выходу на улицу, погрузившуюся в плотную темноту. Ему стало не по себе. Миновав первый ряд машин, он почувствовал, что за ним кто-то идет. Он пытался прогнать эту мысль, но услышал, на этот раз отчетливо, как некто в темноте перемещается рядом с ним. Раафат застыл, обернулся и разглядел надвигающуюся на него огромную фигуру.

— Старик, тебе не пора уже устроиться в постели под одеялом?

От неожиданности Раафат не смог произнести ни слова. Человек громко рассмеялся. По тому, как он растягивал слова, было очевидно, что он под наркотиками.

— Чего приперся в Оукланд? Ищешь бабу или трава нужна, чтобы расслабиться?

— Я приехал навестить дочь.

— И что же твоя дочь делает в Оукланде?

— Живет со своим бойфрендом.

— Точняк, он настоящий мужик. В Оукланде рождаются настоящие мужики. Чего тебе нужно от дочери, папаша?

— Я приехал только удостовериться, что все в порядке.

— Какой заботливый папаша! Слушай, дядя. Я — Макс. Один из местных мужиков. И сейчас мне нужно оттянуться.

Минуту стояла тишина. Затем Макс сказал серьезно:

— Мне нужно пятьдесят баксов, папаша, чтобы купить травы, которая прошибет мне мозг.

Раафат не ответил. Тогда Макс поднял свою могучую руку и положил ему на плечо:

— Гони полсотни. Не жмись. Давай, давай.

Резким движением он вытащил из кармана складной нож. Раздалось лязганье, и в темноте блеснуло длинное лезвие.

— Давай, папаша. Я долго ждать не буду. Заплатишь? Или хочешь, чтобы я избавил тебя от земных мук?

Раафат медленно запустил руку в карман, вытащил бумажник с деньгами, но в темноте ничего не было видно. Как только Макс это понял, в его руке зажегся фонарик.

— Я посвечу. Мне нужно только полсотни. Тебе повезло, что встретился такой хороший парень, как Макс. Иначе вообще лишился бы бумажника. Я не вор, папаша. Я честный парень, но для меня нет работы в проклятом Чикаго. В этом все дело.

Раафат вытащил пятидесятидолларовую купюру. Макс взял у него деньги и попятился, все еще выставляя нож вперед.

— Иди к дочери, — сказал он. — Советую не разгуливать ночью по Оукланду. Здесь мало таких сердечных людей, как я.

За время своего долгого проживания в Чикаго Раафат уже не раз попадал в серьезные переделки. Но он знал, как правильно вести себя в подобных ситуациях: нельзя прятаться от нападающего, нельзя сопротивляться. Грабитель, как правило, пьян или находится под действием наркотиков, ничего не соображает и может убить в любой момент. Лучше отдать ему, что тот требует, и не спорить. Много денег с собой носить нельзя, иначе потеряешь все. И совсем без денег тоже плохо, потому что если он не получит, чего хочет, может пырнуть ножом.

Удаляясь, Раафат услышал, как Макс к кому-то обращался. Значит, второй скрывался в темноте, догадался Раафат. Дом Джеффа стоял в ста метрах от автостоянки, и Раафат быстро преодолел это расстояние, про себя возмущаясь, как Сара могла оставить хороший район, в котором выросла, и переехать жить в такое неблагополучное место?! Ее жизнь постоянно подвергается опасности с тех пор, как она связалась с этим авантюристом. Его долг как отца — вмешаться как можно скорее. И он это сделает. Прямо сейчас. Раафат ударил ногой по железной калитке, и та грустно скрипнула. Он пробежал небольшой садик, погруженный в темноту, перепрыгнул через три ступеньки и остановился на пороге дома, тяжело дыша от спешки и переживаний. Раафат поднял было руку, чтобы позвонить, но тут же и опустил. Что он ей скажет? Разбудит ее в два часа ночи и потребует, чтобы она немедленно вернулась домой? Легко ли это будет сделать?

Раафат постоял несколько минут перед дверью, колеблясь, затем решил дать себе возможность подумать, спустился и стал не спеша ходить вокруг дома. Боковая дорожка была узкой, и он заметил в конце ее маленькое окно, из которого шел свет. Значит, они до сих пор не спят, подумал Раафат. У него возникло странное желание. Он бесшумно проскользнул к окну. Выцветшая штора скрывала происходящее внутри, однако сбоку между шторой и оконным стеклом был небольшой зазор, позволяющий заглянуть в комнату. Раафат прилип к стеклу настолько плотно, что ощутил ухом его холод. Он напряг зрение и увидел Джеффа, сидящего на диване в одних джинсах. Джефф казался тощим и бледным, под глазами были черные круги. Он смеялся и размахивал руками, рассказывая что-то человеку, которого не было видно. Раафат решил, что это Сара. Разговор продолжался несколько минут. Увлекшись, Раафат не сходил со своего места. Появилась Сара. На ней была голубая ночная рубашка, настолько короткая, что грудь и ноги были практически обнажены. Она села рядом с Джеффом, который вдруг наклонился и скрылся из вида. Раафат встал на цыпочки, чтобы разглядеть, что там происходит. Перед ними на тумбочке он увидел тарелку, заполненную чем-то, похожим на белый мелкий порошок. Джефф достал лист фольги небольшого размера, скрутил из него трубочку, поднес ее к носу, ввел в ноздрю и несколько раз подряд вдохнул. Сначала он уставился в потолок, потом медленно закрыл глаза. Черты лица исказились, как будто его поразила резкая боль. После он передал трубочку Саре. Она сделала один вдох и расслабленно упала на диван. Они продолжали нюхать порошок, потом Джефф повернулся к Саре и крепко ее обнял. Любовники не спеша наслаждались поцелуями. Он лизал ей ухо, с жадностью целовал шею. Она лежала с открытым ртом, как будто стонала. Он медленно запустил руки под ее рубашку, с удовольствием вытащил груди и стал массировать их ладонями. Он что-то говорил им и улыбался, как будто баюкал ребенка, а она в это время кричала от восторга. Оба пребывали в возбужденном состоянии, как будто хотели получить удовольствие от секса до того, как закончится действие наркотика, или необъяснимым образом чувствовали, что за ними следят, и специально хотели продемонстрировать силу своей любви. Джефф продолжал кусать ей грудь и лизать соски, пока она мягко не оттолкнула его. Он лег на спину. Казалось, их движения и ритмы совпадали. Она склонилась над ним и расстегнула ему ширинку, вытащила член и с вожделением начала его рассматривать. Несколько раз она облизала его языком. Затем начала сосать. Он зажмурился от удовольствия… Не чувствуя ног, Раафат бросился к двери. Нервно и без перерыва завизжал звонок. Раафат изо всех сил заколотил в дверь руками и ногами. Прошло немало времени, прежде чем он услышал шум приближающихся шагов. Зажегся свет, открылась дверь и на пороге появилась Сара в надетом поверх ночной рубашки шелковом халате. Она испуганно посмотрела на отца, не поверив своим глазам. Сара открыла рот, чтобы что-то сказать, но не успела, получив звонкую пощечину, а затем удар ногой в живот. Она закричала от боли.

— Наркоманка! Проститутка! Убить тебя мало! — От крика Раафата дрожали стены.