Глава 1
Душевая кабинка в оригинале служила несколько иным целям, нежели быть экспериментальной площадкой для самовозгорающихся подопытных. Вероятно, поэтому и стул из столового гарнитура в стиле эпохи Луи тринадцатого с изящно изогнутыми ножками, не привыкший к навязанной ему функции – мокнуть под струями воды – весьма отдаленно вписывался в предложенную композицию.
Повертев его и так, и сяк, Доменик нашла, наконец, несмотря на сопротивления "Луи", наиболее удобную, соответствующую замыслу, позицию, пристроив его точно под грибочек душевой лейки. Ей, вкупе с кабинкой и стулом, отводилась тоже не совсем та миссия, к которой ее готовили проектировщики – в данном случае она исполняла весьма ответственную роль огнетушителя в прямом смысле.
Еще раз окинув взглядом "ящик Скиннера", Доменик пришла к выводу, что с помощью примитивных подручных средств сумела создать все необходимые условия для успешного проведения задуманного испытания.
Осталось лишь прибрать полотенца и коврики, дабы не замочить их фонтаном брызг, как вынужденной составляющей предстоящего опыта.
Кажется, все в порядке.
Хотя, нет. Она не могла предугадать поведение Валерио во время сна, поэтому все баночки, бутылочки, мочалочки и прочие лишние в данном случае мелочи пришлось собрать и временно перебазировать в шкафчики. – Я готов.
Валерио явился на пороге душевой. О, Боже! Без слез не взглянешь – лепрозорий отдыхает. И на чем только держались его плавки!
Тело, усеянное ранами и измученное регулярным (по его словам) недосыпом, не просто нуждалось, а настоятельно требовало обильного питания и немедленной госпитализации для длительного лечения.
Доменик поспешно перевела взгляд на великолепного "Луи" – глаза требовали отдыха на чем-то более эстетичном.
Она до упора раздвинула дверцы кабинки:
– Я тоже. Прошу вас. Устраивайтесь так, чтобы вам было… м-м-м… комфортно и удобно. Я понимаю, что положение лежа вас устроило бы больше, но… если бы я заранее была предупреждена о вашем визите, непременно бы пристроила джакузи. Так что… Ну, как? Все нормально? Ничего не мешает? Вас ничто не должно стеснять, чтобы заснуть спокойно.
Несмотря на некоторую долю сарказма в голосе, все-таки, червячок сомнения прогрыз крохотную дырочку в ее уверенности в существовании этого дешевого заговора против нее. Слишком уж быстро Валерио согласился на ее предложение. Он, в соответствии с "легендой", должен был бы проявить активное нежелание сотрудничества и настаивать на сфабрикованной кем-то линии поведения социопата, жаждущего компенсации за, якобы, регулярное появление Доменик в его сновидениях.
И, она, спасая свою жизнь и жизнь дочери, бросилась бы искать причины подобной неразберихи, используя разработанные ею методы диагностики.
Правда, аппаратура ей все-таки понадобилась бы. Как же они это не учли?
Вот и еще один аргумент в его пользу. Если бы это был преступный заговор, ее заперли бы в лаборатории, а не дома. Тем более что зачастую она засиживалась там до полуночи. И им не понадобилось бы этих трех дней. Для кражи информации достаточно одной ночи. Даже меньше, умеючи.
И тут Доменик словно окатили ледяной водой: "Неужели они пронюхали о "паучке"? … ".
– Вы, что, смеетесь? – Валерио раздраженно цеплялся к каждому ее слову, – если бы я имел возможность, как вы говорите, "спокойно заснуть", мне не помешало бы и положение стоя с открытыми глазами на шумном перекрестке.
"Нет. Вряд ли. Тогда бы он не изображал из себя клоуна с этой идиотской сказкой о сне, а пытал бы меня до посинения, моего посинения, естественно, чтобы залезть в тайник".
Она изобразила на лице максимум участия, что далось ей не легко на фоне мелькнувшей догадки:
– Тем более. Сейчас вам предоставляется улучшенный вариант этой возможности – сидя, при закрытых глазах и без шумного перекрестка. Я проконтролирую ситуацию, не волнуйтесь. Так что, спокойной ночи.
Валерио настроил подходящую ему температуру воды и отрегулировал мощность потока, морщась от колких струй воды, забарабанивших миллионом молоточков по телу.
Брызги, как и предполагала Доменик, тут же оросили пол и стены душевой, ручейками скатываясь с ее дождевика, предусмотрительно наброшенного на плечи.
Валерио поерзал на стуле, пристраиваясь таким образом, чтобы ни один дюйм его тела не остался не охваченным спасительным водопадом.
– Предупреждаю, я…
– Да спите уже, – насмешливо прервала его Доменик, – или вам спеть о красивой юной розе? Я не сбегу. Вы уж постарались. Кроме того, теперь уже на мне ответственность за вашу жизнь. И я более лояльна в этом смысле. Всего лишь сообщу в полицию об инциденте. Молчите! И спать!
Глава 2
Он заснул мгновенно.
Несмотря на бьющие тугие струи воды, на яркий свет ламп, на бдительную подозрительность относительно обещания Доменик охранять его во время сна.
Она же с любопытством, куда затесалась вдруг и капля сострадания, его рассматривала.
Если бы не болезненная гротескная худоба анорексика с выступившими с жестокой откровенностью анатомическими подробностями скелета, он вполне соответствовал бы стандартному эталону мужской привлекательности – высокий, пропорционально развитый, с длинными стройными ногами, уже не слушающихся его и сползших за пределы кабинки.
Но… "мяса" явно не хватало.
Да и лицо – мужественности не отнять, несмотря на выступившую вдруг беззащитность прежде твердокаменно сжатых губ и напряженно прыгающих скул.
В голове Доменик, конечно же, плутала мысль связать его теми же веревками, сполна прочувствованными ее телом, выключить эту глупую воду и, растолкав его, применить к нему те же садистские методы угроз с требованиями выдачи ключа. Да, даже, если бы он отказался стать благоразумным, два дня уж как-нибудь она пережила бы в его обществе. У Лудовики есть свой ключ.
Но…, если кто-то и проболтался о "паучке", почему, все-таки, он согласился на этот дурацкий опыт?
А, может, он вовсе и не спит? И подглядывает сейчас за ней, дожидаясь, когда она устанет надзирать над ним и задремлет. И тут же причинит себе очередное увечье, якобы, проснувшись от боли.
Доменик поежилась – уж очень кроваво.
Вода беспощадно хлестала истерзанное тело, но он никак не реагировал на искусственно созданное неудобство, продолжая безмятежно похрапывать под ее пристально-недоверчивым взглядом.
Накинув на голову капюшон, Доменик, поколебавшись, коснулась его бессильно повисшей руки. Никакого отклика.
А, может, он, действительно, болен? И ему просто-напросто негде жить? И весь этот убийственный маскарад, рассчитанный на слабонервных, всего лишь для того, чтобы, наконец-то, отоспаться где-то под крышей? Поэтому он и не сопротивлялся ее предложению. Пусть и под водой, зато в доме, где, может, потом и накормят.
Но это же бред. В конце концов, полно в городе дешевых гостиниц, а, чтобы купить булочку и стакан чая, не требуется заработок программиста.
Он, что? Нищий? Надо посмотреть, что у него в сумке. Может, там и ответ?
Доменик развернулась, повесила дождевик на крючок для полотенец и направилась в спальню.
Его потрепанная сумка сиротливо дожидалась хозяина у кресла.
Веревка, фонарь, пачки таблеток, сигареты.
Доменик нерешительно дотронулась до портмоне. Вправе ли она рыться в чужих вещах, а, тем более, в документах? С другой стороны, а, вправе ли он был забираться в чужой дом, более того, угрожать жизни хозяйке дома?
Отбросив ложное чувство стыда, Доменик расстегнула портмоне.
Итак: "Валерио Кастальди – впечатляет, если верить только слуху. Сорок два года – прекрасный возраст для авантюриста. Хм, из Рима – ну, что же, non tutto oro quello che luccica. Что еще? Не женат и детей нет. Не факт. Как будто одно с другим связано".
Доменик пощупала "денежное" отделение, в отличие от хозяина пухлое. Поколебавшись, отстегнула кнопку. Ого, да здесь тысячи две евро. Значит, не из бедных.
Она задумалась: " Ну, что же, версия с ночлегом отпадает. Тогда, что? Все-таки, заговор?".
Ответ донесся из душевой. Валерио стонал, бессвязно что-то выкрикивая.
Глава 3
Доменик не верила своим глазам.
Валерио остервенело метался на стуле, елозя вместе с ним по скользкой напольной плитке и вот-вот норовя с него свалиться.
– Нет…, не-е-т…, пожалуйста…, – он то жалобно всхлипывал, то угрожающе рычал, то в отчаянии покачивался, – … ты не смеешь так…, Корделия…, не уходи…
– Эй! Что с вами? – Доменик не на шутку испугалась. Но он не слышал ее. Валерио, действительно, спал, не
в силах отмахнуться от того, что мучило его там, по ту сторону перегородки между реальностью и бессознательным.
Торопливо натягивая дождевик, она потянулась закрутить кран и прервать ночной кошмар ее "гостя", но… рука замерла на взлете.
На правом плече Валерио несмотря на плотный водяной поток, затушивший бы не просто искру, а и справившийся бы с очагом возгорания более внушительных масштабов, вспыхнуло, багровея и вздуваясь, маленькое пятнышко, штопором буравящее тело и рвано раздирающее кожу.
А вот еще одно, и еще…
Доменик, охнув, отшатнулась, рефлекторно ища тот самый фитилек, незримо поджигающий несчастного.
Валерио застонал сквозь сжатые зубы, и, дернувшись, грохнулся с "Луи", не выдержавшего учиненной над ним экзекуции и в знак протеста потерявшего одну из изогнутых ножек.
Удар, видимо, был довольно ощутимым. Он моментально проснулся, отплевываясь от заливающей рот воды и кривясь от боли.
– Уб… уберите воду, что стоите столбом?
Его окрик отрезвил Доменик, и она поспешно кинулась прервать водоизвержение, пролившееся напоследок еще парой капель на Валерио, и без того пропитавшегося, казалось, водой до костей.
– Полотенце. Дайте полотенце и принесите мне мою одежду.
Она послушно выполнила и это, забыв впопыхах снять дождевик, наследивший на ковре.
– Вот. Пожалуйста.
Доменик протянула ему требуемое, не отрываясь взглядом от зловещих пузырящихся пятен.
"Откуда? Господи! Откуда? Как такое может быть? Никакой подставы. Они появились прямо у меня на глазах. Могу поклясться", – она с трудом соображала.
– Вы желаете соприсутствовать при переодевании? Так сказать, бонус к увиденному?
Покряхтывая, Валерио осторожно промокнул воспаленную кожу, отбросил полотенце и потянул плавки вниз, что и заставило Доменик, наконец, оценить ситуацию адекватно и юркнуть в спальню.
Пока он возился в душевой, она допила уже холодный кофе, выискивая объяснение случившемуся: "Спокойно. Да, это ожог. Все очень просто. Ожог, внушенный бессознательным конфликтом, пережитым когда-то и не нашедшим положительное решение. Или оставшимся совсем без решения. И в результате полученного стресса иммунная система дала сбой. Да, скорее всего. Тогда почему не последовала реакция на воду? Как будто ее и не… ".
– Ну, что? Убедились? Или нуждаетесь в повторе?
Он прислонился к косяку двери в душевую.
– Расскажите, что вы видели в этот раз, – Доменик поставила чашку на стол, почему-то боясь встретиться с ним взглядом. Она чувствовала себя круглой дурой.
– Играл в песочнице с королем Артуром. Вы все еще думаете, что я фокусник-виртуоз?… Все то же самое. Только гораздо ближе. Еще пару шагов, и меня втянуло бы туда. Если бы не ваш стул.
Доменик нервничала, не в состоянии отмахнуться от видения вспыхивающей на пустом месте кожи.
– Когда, вы говорите, у вас впервые это появилось?
– Больше двух недель назад. А, точнее, двух с половиной.
Валерио вновь уселся напротив нее, но на этот раз его вид вызывал не просто сочувствие, а сжимающую душу жалость – глаза впали, нос заострился, болезненная бледность вполне могла посоперничать с естественным цветом лица покойника.
Она опустила глаза, боясь выдать себя, и сконцентрировалась на изучении крошечной щербинки на подлокотнике кресла: "Нет. Всему есть объяснение".
– Предшествовала ли этому какая-то стрессовая ситуация в вашей жизни, после чего вам потребовалась помощь? Не важно, чья. Психологическая, врачебная, дружеская.
Его ответ отвлек Доменик от созерцания щербинки, ушедшей по значимости далеко на задний план – Валерио зло рассмеялся:
– И ту, и другую, и третью оказал себе сам. После того, как… погиб мой пес. Зачем вам это?
Доменик подалась вперед:
– Вопросы я задаю. И не от нечего делать. Будьте любезны отвечать. Вернемся к вашему псу. Можно подробнее?
Валерио, помрачнел:
– … я нашел его на свалке. Кто-то поиздевался над щенком и выбросил. Я подобрал. Двенадцать лет назад. Выходил и не расстался с ним, даже когда надо было уехать на год из Италии. Ну, короче… Месяц назад Биг заболел. Бешенством. И… я сам его…
Он замолчал, борясь с севшим голосом, сиплостью подсказавшего, что он переживал в этот момент.
– Вы убили его?
Доменик видела, насколько ему тяжело вспоминать случившуюся трагедию, но только на предельно ясные и четкие вопросы, пусть и беспощадные, она могла получить того же качества ответы.
– Да, – Валерио встал за сигаретами, – у вас курят?
– Вам можно. Как вы это сделали?
Он довольно долго молчал, и лишь с последней затяжкой, сминая "бычок" сигареты в импровизированной пепельнице-колпачке от микстурной бутылки, ответил:
– Застрелил. А… потом сжег.
Глава 4
Близилось утро.
А Валерио все говорил и говорил, вспоминая хвостатого друга.
И как он таскал его по ветеринарам, сочувственно разводящих руками: "Не жилец", пока не нашел того, кто согласился взяться за то месиво, что представлял собой щенок на тот момент.
И как однажды пес спас его, вытащив из взорвавшегося вскоре автомобиля.
И их поездку в Альпы, когда Биг, соревнуясь на скорость с несущимся вниз лыжником – поначалу он не сразу опознал в устрашающем снаряжении Валерио – повизгивая и кувыркаясь, добирался какими-то только ему известными окольными путями до конечной точки трассы и, невинно повиливая пушистым хвостом, приветствовал проигравшего.
И о дружбе пса с соседской кошкой, невозможной кокеткой, лениво пластующейся на подоконнике именно тогда, когда Биг крутился во дворе.
И…
Валерио привычным жестом вспахал волосы и буквально проткнул Доменик взглядом:
– Зачем вам все это? Это к делу не относится. Мы зря теряем время.
– Сделайте-ка мне еще кофе. И себе. И сообразите пару бутербродов. Завтрак на носу. А, что имеет отношение к делу и что нет, решу я.
Пока он ушел на задание, Доменик ополоснула лицо, освежив на какое-то время голову, поправила волосы и, вернувшись в кресло, задумалась, перебирая полученные данные: " Все-таки я права. В этом уже нет сомнения. Эмоциональный стресс, вызванный гибелью Бига и непосредственным участием Валерио в смерти собаки, пошатнул его иммунитет. И сон это как ретроактивный посыл памяти. Вопрос в другом, каким образом я замешана в этой истории?".
– Это все, что я нашел в холодильнике.
Валерио опустил на столик поднос с двумя чашками
кофе, тарелочкой с горкой бутербродов и вазу с фруктами.
– Плохо искали. Ну, пока и это сойдет. Присаживайтесь.
На самом деле, ей было не до завтрака – свалившееся на нее "чудо в перьях-ожогах" перекрыло аппетит надолго. И не только внешним видом.
Он тоже удовольствовался только кофе, опять приняв ту же позицию на ковре:
– Вы ждете, чтобы я рассказал вам, как убил Бига?
– И не только. Мне важно, что вы при этом чувствовали. Не протестуйте. Если вы хотите, чтобы мы докопались до причины вашего кошмара, придется потрудиться. Итак?
Валерио, сцепив руки, невидяще уставился перед собой. Желваки на щеках ходили ходуном.
– Началось с малого. Он вяло ел. Отказывался от воды. Потом больше – прятался по темным углам. Перестал выходить. Я подозревал, что это…, и договорился с ветеринаром о встрече. В тот день Биг не подпустил меня к себе. Рычал и отползал все дальше под кровать. А, когда доктор приехал…, он напал на него… У меня не было выхода, – Валерио отвел глаза от невидимой точки, – ну, и… вечером того же дня я его… кремировал…
– Можно подробнее о… последнем?
– К чему вам это? Как это связано с тем, что со мной происходит? Или вы просто тянете время? – Валерио в упор впился в нее взглядом. Его глаза колюче сузились, – если это так, мне придется вернуться к тому, с чего я начал нашу встречу.
– К мысли сжечь меня, как и… Бига?
Это был удар под "дых", но иначе Доменик не смогла бы вытянуть из него нужную информацию.
– Послушайте. Вы. Вам мало того, что вы видели? Надо уничтожить меня и изнутри?
Он вскочил и, шагнув к ней, оперся о подлокотники кресла, взяв, таким образом, Доменик в капкан.
Склонившись чуть не вплотную к ее глазам, Валерио прошипел:
– Когда Биг горел, я горел вместе с ним. Фигурально выражаясь. Я удовлетворил ваше любопытство?
Доменик выдержала его взгляд, пожирающий ее с ненавистью, перемешанной с болью, и как можно спокойнее заключила:
– Не "горел". Горите до сих пор. И не фигурально. Биг лишь катализатор. Того, что с вами произошло в прошлом. Задолго до вашего рождения.
Глава 5
Эта мысль была неожиданна даже для самой Доменик. И она вовсе не собиралась ее озвучивать. Случайно вышло.
Под давлением его безумного, иссушенного страданием, взгляда, нависшего над ней израненного тела и, едва сдерживаемого, но вполне ощутимого желания придушить Доменик в этом кресле.
Она должна была отвлечь его. И отвлекла.
Валерио медленно выпрямился:
– Что? Вы в своем уме? Очередная уловка?
– Почему же? Я как раз работаю сейчас над этим.
Доменик невозмутимо поискала в вазе абрикос.
– Над чем?
Валерио совершенно был сбит с толку, машинально следя за ее пальцами, перебирающими фрукты.
– Над… кладовыми, так сказать, памяти, если проще.
Доменик нашла, наконец, что искала – ровненький, желто-розовый в красных крапинках абрикос.
– Понятно. Тайм аут. Разрешаю вам отдохнуть полчаса. Не предполагал, что на вас все это так подействует.
Доменик, игнорируя его реплику, аккуратно надрезала фрукт, сковырнула косточку и протянула половинку абрикоса Валерио.
– Как вы узнали обо мне?
– Случайно. Просматривал телеканалы и наткнулся на вас. Не поверил сначала. А, когда отсидел с вами пять лекций, убедился в том, что вы именно та, которая в костре. Не просто похожи, а именно вы. Уж, поверьте, за две недели я вас хорошо изучил. Там. Во сне. Даже волосы те же.
– А как вы объясняете этот парадокс?
Доменик нацелилась на бутерброд с сыром.
Валерио присел на край кровати:
– Сначала никак не объяснял. Но после вашего выступления в той программе, и, особенно, наслушавшись ваших теорий, подумал, что…, – он замолчал, вновь пригладив волосы знакомым жестом, – … раз у вас так все продвинуто, так что вам стоит залезть в мои мозги и поворошить их.
– То есть, вы решили, что я, каким-то образом, пробралась в ваши сны и экспериментирую над вами?
Ей с трудом удалось подавить улыбку. Не дай Бог, он бы ее заметил – следующий абрикос, и не только, наверняка, полетел бы ей в голову. Неустойчивая психика чревата неожиданностями.
– Что-то вроде того, – Валерио устало потянулся, – а разве нет? Так что… исправляйте, что наделали. Иначе, пойдете со мной. Туда. В пламя.
Доменик быстренько отогнала возникшую в голове картинку того, что он пообещал.
– Вы разрешите мне поговорить с одной моей приятельницей? Боюсь, без ее помощи мне не справиться.
– Ну, конечно, сначала приятельница, потом приятель, и так дальше. Вы меня за дурака держите?
В его голосе опять прозвучала угроза. Едва слышимая, но очевидная.
Слава Богу, бутерброд уже был съеден.
– Кофе опять остыл. Я должна вам кое-что пояснить. В ваших размышлениях есть одна, но существенная ошибка. Зачем бы мне было себя афишировать в телепрограмме, зная, что есть некий процент узнавания меня вами? Тем более, в передаче, посвященной разгадке природы сновидений? Напротив, я, согласно вашей гипотезе, должна была бы изо всех сил от вас скрываться.
– Хорошо. Тогда, что это? – Валерио нахмурился. Определенно, он запутался, что не повлияло на его замысел излечения от "заразы", даже если ему придется пойти на крайние меры, – ведь это же вы заманиваете меня туда, в огонь. И это из-за вас я в язвах. Вам это до сих пор не понятно?
– Не совсем. А, поэтому, мне необходимо проконсультироваться с Ирене.
– Кто это?
– Моя однокурсница и коллега. Но она, в силу некоторых обстоятельств, изменила направление деятельности, став психотерапевтом-экстрасенсом. Ну, так как?
Глава 6
Она надолго исчезла тогда.
В тот день – день рождения Ирене – Доменик вызванивала ее с утра, каждый раз натыкаясь на вежливое предложение автоответчика повторить попытку связаться с абонентом позже.
Попытку повторила. И не один раз в течение дня. С тем же результатом. И это в свете вчерашних длительных переговоров о совместной стряпне к праздничному столу, для чего Доменик свернула "в трубочку" все дела, освободившись пораньше.
Бесполезно отстучав в запертые двери ее дома, она помчалась в клинику, где Ирене работала психоаналитиком. Но все попытки выяснить, куда она подевалась, закончились ничем.
Единственная информация, добытая Доменик через третьи руки, тоже мало что проясняла – Ирене уволилась, а, вернее, взяла бессрочный отпуск после того, как сегодня утром получила некий конверт из лаборатории.
Доменик бросилась туда, но ее выпроводили со словами о конфиденциальности информации, не вправе быть разглашенной без согласия Ирене.
– Да посмотрите на меня. Вы, что, меня не узнаете? А, если с ней что случилось? Ну, не в полицию же мне обращаться.
Один из лаборантов, Паоло, безразмерных объемов рыжий детина, над которым периодически подшучивали, грозя пристроить к лаборатории еще как минимум двадцать метров для расширения живого пространства, ощутимо недостающего, когда тот заступал на свое рабочее место, сжалился над Доменик, "предположив", что, вероятно, Ирене уехала в Римини, к родителям.
– Ничего мне не сказав? Как такое может быть?
– Девочка моя, – Паоло ручищей размером с лопату по-отечески погладил Доменик по голове, – все бывает в жизни. И это тоже.
– А это как раз нет, – она сердито отпихнула его руку. К Ирене постулат Паоло никаким образом не относился.
После того, как Таддео "позаботился" о них, Доменик растерялась – что делать? Подаренными откупными – а сумма, действительно, была не маленькая – она могла воспользоваться только через пятнадцать лет, когда Лудовике исполнится восемнадцать. То, что презентовали ей лично, хватило лишь на выплату остатка ссуды за дом. А жить на что?
Ее доходы покрывали оплату университета – а впереди еще год доучиваться на первую степень, которой она не собиралась ограничиваться – с небольшим остатком на все мелкие нужды. Чтобы взять няньку для Лудовики и речи не было – та "съела" бы этот остаток.
И обратиться-то было не к кому – родителей Доменик не знала, а, соответственно, и родственников, как непременную добавку к семейному "салату".
И вот тут ее жизнь разнообразилась, и, весьма заметно, с появлением Ирене.
– Никак не пойму. То ли кукла, то ли ангел. Вы позволите присесть рядом с вами, сеньорина?
Луди, постоянная спутница Доменик на большей части лекций, прижалась к "мамми", хлопая длиннющими ресничками на втеснившуюся рядом тетеньку с горой книг. Одна из них в яркой разрисованной обложке, в основном, с набором гастрономических деликатесов, включая нелюбимый ею куриный шницель, шлепнулась на ее коленки.
– Милое создание, я не очень отвлеку вас от Харольда Маслоу, если предложу вам шоколад "Бачи"? Не отказывайтесь. Этот продукт, как нельзя кстати, вписывается в его теорию.
Доменик согласно кивнула на вопрошающий взгляд Лудовики.
– Ну, что? Будем знакомиться? Ирене.
Из аудитории они вышли уже подругами с Лудовикой посередке, ухватившейся для равновесия и за палец вкусно пахнущей тетеньки.
Ирене решительно воспротивилась упадническому настроению Доменик:
– Вы, что это, сеньора? Спокойно! За тебя ТАМ уже все решили! Тебя ждет блестящее будущее! И скажи "спасибо" папашке этой девицы. Такую не каждый может сообразить.
Ирене кивнула в сторону Луди, сосредоточенно выясняющей отношения с очередным свалившимся на нее подарком от ее новой "подружки" – какой из этих смешных башмачков на передке с мордочками лисят левый, а какой правый? Лисята ведь одинаковые.
Доменик со временем приспособилась к сумасшедшему распорядку своей "одинокой" жизни, где, ну, может быть, полчаса в день уделяла сетованиям по поводу функций мамы и папы в одном лице, но и эти жалкие минуты вскоре ушли на более насущные проблемы – защита диплома, первый класс Лудовики, работа над докторской…
Если бы не "Вы, что это, сеньора?", звучавшее каждый раз, когда Доменик впадала в уныние, она, наверняка, притормозила бы на каком-то этапе своей деятельности. А, действительно, что это она?
Жизни так мало, а планов так много.
Доменик отправилась вслед за Ирене в Римини. Ей определенно не хватало "Вы, что это … ".
Но и здесь той не оказалось.
Мама подруги, сеньора Джалина, мягко отказалась обсуждать тему загадочного конверта, предпочитая беседовать о… Тибете и Далай Ламах:
– Как вы думаете, там не холодно?
Ирене вернулась через пять лет.
Глава 7
– Мам, лисят помнишь?
– Каких лисят?
– На моих малышовых туфлях.
Доменик торопилась допечатать последние строчки
завтрашнего выступления на кафедре и не особенно вникала в вопросы Луди, обычно трепетно оберегающей ее монолог с компьютером.
– А что с ними?
– С кем? С лисятами или с туфлями? – дочь, вероятно, решила до конца разоблачить историю своего гардероба.
Чтобы не разочаровывать ребенка вынужденным первенством программы "Word", ответила:
– Мне помнится, они были неразлучны.
– А кто мне их подарил, помнишь?
Доменик, на этот раз пропустив мимо ушей очередной вопрос Лудовики, задумалась, подыскивая наиболее верную формулировку заключительного тезиса.
– Вы, что это, сеньора? Вам напомнить, кто подарил?
Странно изменившийся тембр голоса дочери вывел
Доменик из задумчивости. А, вскользь брошенный взгляд в ее сторону, поставил жирную точку на так и не сформулированном тезисе.
– Господи! Ты?!
– Я, дорогая, я. Или ты успела меня забыть? Как тех лисят?
Доменик повисла на Ирене. Завидно похудевшей, от чего "гордость курса" – выдающаяся во всех отношениях грудь – вызывала еще большую гордость. Изменения коснулись и "бича" женщин всех возрастов – кожа, будто впитавшая золотистую пыльцу, светилась и дышала легким девичьим румянцем, явно, не искусственного происхождения.
Но в ее прозрачно-голубых рубенсовских глазах всегдашняя смешливая ирония разбавилась некой грустинкой, доселе незнакомой Доменик.
Прежде пышные волосы забавно топорщились колючими иголочками, на висках намекающих на былые кудряшки.
Они не нуждались в допинге, чтобы не спать эту ночь. В основном, рассказывала "блудная дочь".
О жизни и обучении в монастыре Самье, освященным самим Великим сиддхой Падмасамбхавой. Тем самым – рожденным из лотоса. О духовном наставнике Вейшенгламе, начинавшего каждый урок изречением Шантидевы: " Пока длится пространство, пока живые живут, пусть в мире и я останусь – страданий рассеивать мглу". О тибетском искусстве и культуре, санскрите, медицине, буддийской философии.
– Понимаешь, в чем она, главная-то истина жизни? – Ирене по привычке забралась с ногами на диван, обняв квадратик диванной подушки.
Доменик аж приоткрыла рот, усваивая не простую, прямо сказать, информацию. Автоматом спросила, ожидая услышать нечто только для избранных и персонально для нее:
– В чем?
Ирене помолчала, поглаживая висок:
– Не пугайся. Ничего особенного. Всего лишь… в умении сострадать и любить.
Доменик скривила разочарованную гримаску. Какое же это "нечто"?
– Нет, ты не вникла, – Ирене усмехнулась, – можно делать и то, и другое, сидя в кафе и размышляя о незавидной судьбе несчастных пигмеев, до сих пор убежденных, что носить повязку вместо трусов гораздо гигиеничнее.
– Нет. Я должна все бросить и помчаться сломя голову к их вождю с предложением примкнуть, наконец, к цивилизации.
– Не утрируй. Хотя зерно ты поймала. Быть готовой помочь. Да, именно так. Иначе сострадание и любовь так и останутся всего лишь "состраданием" и "любовью". Но и это еще не все.
– Так много только лишь для того, чтобы перевести старушку через дорогу?
– А всегда ли ты это делаешь?
Доменик не нашлась, что ответить.
– Так вот я как раз об этом. Бодхичитта говорит еще об одном необходимом условии – надо знать, как это сделать. От того, что, как ты говоришь, помчишься к вождю, вряд ли что изменится. А то и съедят ненароком. В отместку-то, что неуважительно посматриваешь на их повязки… Вода в этом доме есть? Жарко.
– Сейчас принесу. Подожди. И мысль не теряй. Интересно.
Доменик притащила заодно и фрукты и, складывая их в опустевшую вазочку, спросила не без доли скептицизма:
– Все это слышится хорошо и замечательно. Но… кто-нибудь подсчитывал количество страждущих и жаждущих любви и сострадания? Ты хочешь взять на себя миссию спасения человечества?
– Миссию-то взять можно, кто не даст? Вопрос – что с ней делать? С миссией. И ответ я нашла. Там, в Самье.
– О чем ты?
Ирене потянула к себе сумку:
– Посмотри-ка на это.
На ее ладони сверкнула серебряная пластина с выбитым символом – тонкие переплетающиеся, без конца и начала, полоски, закручивающиеся в замысловатый лабиринт.
– И что это значит? – Доменик безуспешно пыталась проследить путь выхода из, казалось, хаотичного смешения линий.
– Шриватса. Символ кармических связей. И он тоже помог мне.
– Помог? – Доменик вернула талисман хозяйке.
А Ирене уже была не здесь. Взгляд ее глаз с прозрачно-небесной голубинкой вдруг улетел куда-то далеко за пределы не только этой комнаты. Вероятнее всего, все к тому же геомагнитному храму Тибета.
Доменик вежливо кашлянула, чтобы привлечь, наконец, внимание подруги к ее скромной, относительно храма, персоне.
– Справиться с болезнью. Пять лет назад я заболела раком.
Глава 8
– У вас нет выхода. Или вы соглашаетесь на звонок Ирене, или…, – Доменик пожала плечами, – …я не смогу обойтись тем, что у меня есть. Это продвинутые, как вы говорите, технологии работы с мозгом, требующие соответствующей аппаратуры. И, еще, пока… все на уровне экспериментов. И, кроме того, наши клиенты – животные. Человеческий мозг выступит уже не в роли подопытного. Ирене же владеет другими методами. Вероятно, более полезными в вашем…, …нашем случае.
Валерио думал, да так напряженно, что на висках вздулась пульсирующая жилка. Доменик буквально прослеживала работу его мысли, скачущей от решительного " нет" к сомневающемуся "да".
– А… что будет, если вы не позвоните?
– Хороший вопрос. Практически ничего – ни моих знаний, ни знаний всех психологов вместе взятых недостаточно, чтобы разобраться с…, хм…, вашим внутренним миром за тот срок, что вы определили.
– Вы дурачите меня. Задача всего лишь в том, чтобы освободить меня от этого сна… и от вас.
Доменик, не сдержавшись, прыснула:
– Простите…
Валерио набычился, зло глядя на нее исподлобья:
– Не думаю, что к вечеру понедельника вам будет смешно.
Доменик выхватила из вазы первый попавшийся фрукт, чтобы "заесть" смешок:
– Еще раз простите, но ваше предположение, что надо "всего лишь"… Вы ошибаетесь. Я вернусь к тому, что сказала час назад – возможно, повторяю, воз-мож-но, ваш сон спровоцирован гибелью Бига. Вы в этой истории выступаете в весьма неприглядной и для вас травматической роли убийцы… Спокойно! – Доменик вжалась в спинку кресла, почувствовав его желание любым способом заткнуть ей рот, – от того, что вы меня сотрете в порошок, мы никуда не сдвинемся с места. Ну, разве что в направлении все того же… костра.
– Тогда фильтруйте выражения.
Валерио крепко сжал чашку с кофе, к счастью, не хрустнувшей.
– Я вынуждена называть вещи своими именами. Тем более, именно так вы и определяете себя в ваших мыслях. Разве нет?
Он пружинисто встал, и в бешенстве воззрился на Доменик, безмятежно откусившей налитый соком кусочек, как оказалось, персика.
Если он сейчас кинется на нее и пристукнет, что, судя по всему, и намечалось, в любом случае, это будет гораздо безболезненнее, чем вдыхать (Господи! Только не это!) запах своих горящих костей.
Оптимизма маловато, но…
– Вы правы, – он грохнул чашкой о столик, от чего та все-таки раскололась, выплакав горе каплей оставшегося на уже не существующем дне, кофе.
"Это должна была быть моя слеза", – с облегчением подумала Доменик.
– Так, я продолжу? – она поостереглась вкусить следующую порцию плода, дабы не раздражать обостренное восприятие, зрительное, в том числе, разъяренного "примата".
– Ну, попробуйте, – он был настороже.
И это Доменик учла, не назвав его еще раз тем, что так раздразнило слух чувствительного к правде Валерио.
– Но вы не могли не сделать того, что вы сделали. Почему? Потому что вами руководили, как ни странно, хм…, любовь и сострадание. Не только к ветеринару. К Бигу, в том числе. И, когда столкнулись два, казалось бы, противоречия – убийство во имя сострадания – произошел конфликт, усиленный самоосуждением и самобичеванием того, что вы сделали. Я предполагаю, что вследствие сего факта проснулась ваша кармическая память. Вы удивлены? Я тоже числилась в скептиках долгое время по этому поводу, пока…
Если бы Доменик сейчас вознеслась к потолку и свальсировала там "па", Валерио, сравнительно с тем, что он только что услышал, отнесся бы к этому более менее с пониманием – у каждого свои причуды.
– Вы что, серьезно верите в эту ерунду о всех этих прошлых жизнях?
Он нервно закашлялся, округляя глаза все больше от высказанного Доменик резюме:
– Ирене не просто верит. Она знает.
Глава 9
Как она услышала между строк то, на что Доменик даже не намекнула, одному Богу известно:
– Он тебе угрожал?
Доменик прижала трубку плотнее к уху, чтобы хоть таким образом заглушить возмущенные интонации в голосе разгневанной Ирене.
– М-м-м… да, но ситуация, действительно, серьезная.
– Да какая бы она не была серьезная! Какая низость! Нет, я звоню в полицию.
– Нет, нет. Ни в коем случае. Мне нужна твоя консультация.
Валерио стоял рядом. В шаге от Доменик. Или он что-то почувствовал, или, все-таки, увидел под ее непроницаемой маской признаки беспокойства, но вдруг решительно потребовал:
– Динамик включите. Я хочу слышать ваш разговор.
Доменик успела одновременно с нажатием кнопки проговорить:
– НАМ нужна твоя консультация.
– А он, что? Нас еще и слышит? – у Ирене, определенно, заработало шестое чувство, – отлично. У меня есть, что вам сказать, милейший…
Валерио грубо прервал ее:
– Нет. Это у меня есть, что сказать вам. Милейшая. Меня ничто не остановит. Что бы вы не предприняли. Если не хотите помочь, так и скажите. Минута на раздумье.
– Проверьте, часы заодно с вами? – в ее голосе прозвучала явная насмешка.
И он, и Доменик, как по команде, повернули головы в сторону прежде довольно звучно тикающих настенных часов. Прежде. Но сейчас секундная стрелка застопорилась в начале второго полуоборота, словно ожидая дальнейших указаний – отстукивать ли ей дальше к цифре двенадцать, или отдохнуть. А, может, добраться, наконец, до той же цифры двенадцать, но уже в обратном порядке?
– Ну, что? Минута прошла? – Ирене, определенно, издевалась, – значит так. Если хоть волос упадет с головы Доменик, я позабочусь о вашей обиженной кем-то душе. Искать обидчиков она будет уже до скончания веков. А теперь к делу.
Валерио тупо продолжал всматриваться в тоненькую ленточку стрелки, оставившей бесполезную попытку бороться со временем и закружившей дальше в размеренном движении по кругу. А, Доменик, намного раньше осведомленная об открывшейся когда-то Ирене взаимосвязи воли и духа, воспользовалась возникшей паузой, чтобы задать ей вопрос, так до сих пор и не нашедший ответа:
– Валерио утверждает, что в той несчастной из его сна он узнал меня. После просмотра телепередачи со мной в главной роли. Что ты думаешь?
– Так он утверждает? Хм, можно было бы засомневаться…
– Да, но есть рисунок…
– Он мог изобразить тебя уже после того, как увидел на телеэкране. Но, повторяю, можно было бы засомневаться, если бы не одно "но". Вспомни-ка, дорогая, чего ты боишься больше всего на свете? И почему у тебя в доме нет ни одной свечки? А спички? Ты вычеркнула их из списка достижений человечества. О зажигалках я уж промолчу. У тебя начинается слуховая аллергия только при упоминании сего полезного предмета. Продолжать не стоит. Правда? Ты боишься огня как… огня. Прости за каламбур. Вернее, твоя душа, которая в сегодняшней жизни боится снова обжечься, однажды уже… погорев. Там он видит тебя. Он не врет.
– Если вы обо мне, то я еще здесь, – Валерио, все еще пребывая под впечатлением от капризов часовой стрелки, вдруг воспротивившейся ходу времени, подключился к наболевшей, в прямом смысле, проблеме.
– Я не забыла о тебе, родимый, – Ирене не особенно с ним церемонилась, перейдя на "ты", – и у меня к тебе просьба. Разденься.
– Зачем? – он впервые изобразил нечто похожее на растерянность.
– Картинка смазана. Из-за твоей одежды. Мешает рассмотреть. Ну? Смелее.
– Вы что, издеваетесь? – Валерио, забыв о способности Ирене "остановить" время, а, может, и что-то другое, не менее значимое, рассвирепел, – эта… так называемая психолог, устроила мне купание чуть ли не со смертельным исходом, вы бегаете наперегонки с Копперфильдом…
И вдруг затих, ошарашенный ее лениво прозвучавшим комплиментом:
– Кстати, ваш последний проект шопцентра весьма неплох.
Валерио перевел взгляд на Доменик, "потерявшую" что-то на потолке и стремящуюся непременно это что-то там найти, безучастно к происходящему скользя глазами по территории поисков.
– Особенно интересна идея демонстрационного зала с кофепитием. Правда, не совсем нова. Помнится, Шахерезада запатентовала приемчик. Ну, как долго мне ждать? – Ирене нарочито громко зевнула.
Он метнул взгляд на телефон, безуспешно пытаясь соединить разрозненные структурные элементы композиции – аппарат, из которого донеслась весьма личная информация, невидимую чревовещательницу, каким-то образом проведавшую о пока никому не представленном проекте, и эту спальню, где не званный "соавтор" его работы определенно отсутствовал.
– А-а-а…, м-м-м…, хм…
Все три составляющие он поневоле по-своему озвучил и, не сумев собрать их в логическую цепочку, чертыхнулся, сдернув свитер.
– Н-да, вы, действительно, на пути к "просветлению", – Ирене помолчала, – а… вот эти два кружочка у пупка появились где-то с час назад. Правильно?
Доменик, вернувшись ни с чем (потолок не то место, где можно было что-то спрятать), подключилась к беседе:
– Да. Во время эксперимента. Вода, как ни странно, не подействовала. Мое заключение ты слышала – психосоматические последствия сильнейшего стресса, пережитого две недели назад. Две с половиной.
– Cогласна. Но не только это…, если вода не подействовала, – Ирене мимоходом вспомнила о Валерио, судя по сверкающему взору, едва сдерживающегося от нетерпения разнести все здесь в щепки, – одевайся. Тебе здесь не стриптиз бар для расшалившихся дамочек. И тихо посиди где-нибудь в углу. Мешаешь думать.
Валерио дернулся было что-то ответить, но Доменик торопливо остановила его:
– Для вашего же блага.
Ирене же не отвлеклась на мелочи:
– Я без предисловий. Он и ты связаны кармическим узлом. Именно поэтому вы нашли друг друга в этой жизни. Чтобы его развязать. Или опять не развязать. Это как… бумеранг. Что забросили, с тем и вернулся.
– Ты хочешь сказать, что…
– Да. Ты правильно меня поняла. Поработай со своим прошлым. В этом я тебе уже не нужна. "Паучок" справится. А вот потом… перезвони. А ты, болезный, – Ирене не церемонилась, – доверься Доменик. Тем более, что напортачил-то ты. И опять готов свалить с больной головы на здоровую. Хочешь гореть вечно? Ну, просто детский сад вторая группа.
Глава 10
Доменик под присмотром не дремлющего за последние две с половиной недели ока Валерио помешивала овсяную кашу.
Ее жизненное пространство после непродолжительных дебатов о праве на владение прилегающих к спальне "земель", нехотя, но позволено было расширить до пределов кухни, поскольку Доменик категорически отказалась сидеть на бутербродах.
– А чем она занимается? Эта ваша… Ирене? Ну, кроме вытаскивания из рукавов динозавров.
– Вы не особенно-то бросайтесь мыслью. Она ведь летуча. Ирене занята благотворительностью, – Доменик вприкидку посолила кашу, – в самом широком понимании этого слова. Госпитали, детские приюты, дома престарелых. У нее обширная клиентура.
– И что она с ней делает? С клиентурой?
Валерио, усевшись на высокий стул у стойки, не
спускал глаз с Доменик.
– Лечит. Ну, кажется, готово наше блюдо. Будете?
– Нет. Терпеть не могу овсянку. Вам приятного аппетита.
– Напрасно. Весьма полезно.
Она села напротив и, добавив в миску ложку сахара, приступила к пиршеству.
– А все, что она продемонстрировала, откуда это? Ведь не могла же она, на самом деле, видеть через телефон. А, часы? Мне же не показалось? Они, действительно, остановились. Как это может быть?
– Про ведьм слышали? Которые в лягушек превращают, – Доменик, уловив в его глазах мимолетный испуг с примесью недоверия, рассмеялась, – шучу. Куда ведьмам до нее. Только лишь стажироваться. Ну, что, с завтраком покончено. Давайте обсудим наш с вами кармический узел.
Она cварила кофе и поставила поднос c крохотными чашечками на стойку.
– Желательно, вкратце, – Валерио одним глотком выпил свою порцию, – у нас все меньше времени. Я засыпаю на ходу. Еще пару суток на таблетках продержусь, но не больше. И вас заберу с собой. Развязывать кармический узел.
Он усмехнулся.
Доменик будто не слышала его:
– Кто она, Корделия?
Валерио, поднявшийся было сварить еще кофе, резко обернулся:
– Откуда вы знаете?
– Ее имя вы дважды упомянули. Пересказывая ваш сон, и там, под душем. И… я резонно заключила, что это именно та несчастная, над кем издеваются, и вы в том числе, в вашем сне. Итак?
– Что за вопрос? Мне почем знать? И, потом, я над ней не издевался.
– Как вы думаете, что это было? Толпы людей, плаха. Что это – жертвоприношение, или… наказание?
– Не знаю, – он поставил кофеварку на плиту, – но…
Валерио задумался, забыв о пенящемся напитке, горкой устремившегося вверх и вот-вот чуть было не перелившегося через край. Шипение первых прорвавшихся к свободе капель вернуло его к плите:
– … похоже, что два названных вами акта имеют для меня смысл. Причем, равноценный смысл. То есть, это одновременно и жертвоприношение, и наказание.
– Интересно…, мне, пожалуйста, без сахара. А что вас привело к такому выводу?
– М-м-м…, наверное, чувство вины. Да. Чувство вины. За то, что я обязан в этом участвовать.
– Обязан? Это уже кое-что. Поставьте сюда, пожалуйста. Спасибо… То же чувство вины, что и в случае с Бигом. Правильно? И там, и тут, это все те же два акта. А вы можете описать это место, одежду людей или свою, какие-то подробности, чтобы понять хотя бы, куда вас занесло?
Валерио отрицательно покачал головой:
– Нет. Я вижу только этот… помост. И ее глаза. Все.
– А люди в черном? Кто они?
Он отхлебнул кофе:
– М-м-м…, думаю…, монахи.
– Почему монахи? А…, скажем…, не крестоносцы или члены какой-то секты?
– Н-не знаю. То есть, наоборот, уверен, что это монахи. Именно монахи.
– Ну, хорошо. В чем вы…, очень крепкий кофе…, еще уверены?
Валерио отвел взгляд – куда-то подевалась вдруг его напористая агрессивность, жесткость, местами соперничающая с жестокостью, колючесть, не допускающая и намека на насмешку или иронию.
Доменик не удивилась ответу, зная, в чем он признается.
– Я… любил ее.
Она удовлетворенно кивнула головой:
– Все верно. История повторилась. Один в один. Вы вынужденно убиваете тех, кого любите. Приносите их в жертву долгу или необходимости, называйте как хотите. И, любя, наказываете за совершенный проступок. Опять-таки, потому что обязаны наказать. И для вас это, своего рода, ритуал. Непременный и всегдашний обряд наказания. Вопрос в другом. За что вы ее наказали? Вернее, обязаны были наказать.
Валерио оттолкнул от себя чашку, и та, проехавшись до резной кромки стола, наткнулась на фигурный выступ, укоризненно закачавшись на бочке.
– Где выход? Что мне делать-то? Я сыт по горло вашими рассуждениями.
Доменик накрыла обиженную чашку рукой:
– Стул сломали, одну чашку разбили, со второй тоже разборки. Прямо-таки, терминатор. Будем искать выход. Тем более, что сожгли-то вы меня. И любили… тоже меня. Я здесь камень преткновения. Вы были правы.
Глава 11
Найти выход. А что его искать, если он буквально перед носом. В ее кабинете. В сейфе. Только руку протяни. Но, Боже ж мой, страшно-то как!
Страшно… стать первой и пока единственной в мире на апробирование ею же придуманного и разработанного сотрудниками датчика-"флешки", условно обозначенного "паучок". Не случайно – "паучок". Принцип работы которого, действительно, напоминал "плетение" шаг за шагом "паутинки" – информационного поля, в зону которого, по замыслу ученых собратьев Доменик, должны были попасть все до единого памятки, зафиксированные мозгом на протяжении жизни человека.
До сих пор только лабораторная крыса испробовала возможности "паучка", позволившие Доменик побывать в прямом смысле в шкуре подопытной грызуньи.
Вытащенная с помощью датчика информация о перипетиях жизненного пути Рэнси – белой, разленившейся в комфортных условиях клетки-люкс, упитанной "крысотки", как ласково к ней обращались лаборанты – произвела ураганный фурор, пока не пробивший хрупкие стены исследовательского центра.
Как выяснилось, память Рэнси хранила впечатления не только о пяти месяцах ее нелегкой крысячей жизни, посвященной с рождения служению ничего не ведающего о ее существовании человечеству, а и об испытаниях, выпавших на ее долю будучи в эмбриональном состоянии.
"Паучок" выдал на монитор даже такие сокровенные "тайны" Рэнси, как ее настырное карабкание к свету при рождении из утробы матери. "Крысотка" старалась изо всех сил, усердно расталкивая менее поворотливых родственников – братьев и сестричек.
Столпившиеся у монитора коллеги Доменик дружно не проронили ни слова до конца сеанса, но потом так же дружно все-таки его проронили, и в таком количестве и качестве, в основном, в адрес "паучка", что мысль не расставаться с ним пришла сама собой – Доменик категорически отказалась оставлять его на ночлег в лаборатории.
Она безусловно доверяла сотрудникам, но во избежание недоразумений – кто-то мог где-то хвастануть или просто не сдержаться, делясь впечатлениями – на ночь уносила его с собой, о чем опять-таки никто не догадывался.
Просматривая еще и еще раз "отснятый" датчиком материал, Доменик билась над объяснением некой странности, четко просматриваемой в двух последних "кадрах" захватывающего "фильма" из жизни кинозвезды поневоле Рэнси – в предпоследнем она "снялась" в стремительно несущемся потоке хвостатых икриноподобных образований. Одной из первых спеша попасть…
Доменик ахнула – Рэнси помнила момент зачатия!
Тогда, что в последнем "кадре"? Неужели…
На "снимке" – те же хвостатые, но плавающие в относительном покое в некоем киселеобразном сгустке. Так это до того, как папа-крыс оплодотворил маму-крысу?
А ведь "паучок" готов был продолжить плести свою паутинку и дальше. Куда дальше-то?
Она терялась в догадках, боясь согласиться с тем, что Ирене высказала без скидок на эмоциональное потрясение, настигшее Доменик без предварительной подготовки: "А, дальше – ее следующая крысячья, прошу прощения, жизнь. Уже прожитая".
О пробе "паучка" на человеческом мозге пока не было и речи. Весьма далекая перспектива. Вопрос – далекая для кого? Уж точно теперь не для нее. Когда на кон поставлена ее жизнь.
– Пойдемте.
Здесь и сейчас она задействует датчик на собственной
персоне.
– Куда?
– К тому самому "выходу", чтобы увидеть, и что же там, "дальше.