Еще до завтрака его вызвали в каюту адмирала Фудзиты. Старый моряк был один, сидел на обычном месте, за тиковым столом.

Усаживаясь напротив, Брент ощутил неловкость, неизменно охватывавшую его в присутствии адмирала. И неудивительно, ведь этот человек наделен сверхъестественной силой, способной проникать в твой ум, читать твои мысли, предсказывать твои реакции и даже управлять ими. Брент понимал свое безрассудство, но ничего не мог с собой поделать. Странное, тревожащее чувство всякий раз появлялось снова, и, видимо, он в этом смысле не исключение.

— Рад, что вы опять на борту, Брент-сан, — начал Фудзита.

— Я тоже рад, адмирал.

Брент догадался, что разговор пойдет о «женщинах» и о том, что они должны знать свое место. Впрямую обсуждать его связь с Дэйл Макинтайр старик, разумеется, не станет, хотя ему известно и об их буйстве в Нью-Йорке, и о том, что Дэйл с заранее обдуманным намерением разыграла сцену в его каюте.

Насмешливо приподняв остатки единственной белоснежной брови, старик вымолвил:

— Порой легче победить вражеское соединение, чем разгадать тайны женского ума.

Брент улыбнулся.

— Да, сэр. Этот урок был мне преподан уже не раз.

Адмирал сморщил лоб, и смешливое выражение исчезло.

— Нет ли у вас ощущения, что ваши личные проблемы могут помешать выполнению ваших обязанностей?

— Нет, сэр.

Следующие слова Фудзиты потрясли его до глубины души.

— А то я мог бы устроить вам перевод в Нью-Йорк.

Молодой человек выпрямился, стиснул зубы.

— Мое место здесь, адмирал. И мне весьма неприятны предположения о том, что ради личных дел я могу уклониться от служебного долга.

— Вы сильный человек, Брент-сан. — Адмирал потеребил волосок на подбородке. — Нам всем надо учиться у индусов.

— У индусов?

Старик устремил взгляд в потолок и заговорил медленно и размеренно:

— Согласно законам Ману, человек, умеющий блюсти свою речь, ум и тело, обуздывать свой гнев и свою похоть, достигнет высшего духовного освобождения. Мудрые слова, бальзам для слуха самурая.

Брента ничуть не удивило обращение Фудзиты к законам Ману, столь же древним, как учение Христа, и оказавшим огромное влияние на азиатский склад ума. Это свод основных предписаний о правилах поведения индуса в частной и общественной жизни в соответствии с древней религией, этикой, традициями, нормами. Он охватывает широкий круг проблем — от космических истоков жизни, до судебных наказаний и обязанностей женщины в доме. Все восточные верования переплетаются, заимствуют что-то друг у друга, расходятся, смыкаются, но все руководствуются главным философским принципом единства природы. Концепция «реки жизни» является краеугольным камнем законов Ману и вступает в разительное противоречие с христианским пониманием природы, четко разграничивающим макро— и микрокосм.

За время, проведенное на «Йонаге», Брент научился принимать как данность жизнь, полную конфликтов и противоречий. Эта способность является типично азиатской чертой. Азиаты убеждены, что противоречия закаляют волю и характер.

— Я умею управлять своими чувствами, адмирал. По-моему, вы уже имели случай в этом убедиться.

— Вы разрешили свои проблемы с этой женщиной?

— Все кончено.

Старик удовлетворенно кивнул и, по обыкновению, резко сменил тему.

— Подполковник Такуя Ивата просит, чтобы я определил вас бортстрелком в эскадрилью «Айти D3A». Он слышал о том, как вы владеете пулеметом.

— Я предпочел бы служить дьяволу, но если это необходимо «Йонаге», выполню любое задание.

Пергаментная кожа пошла морщинами, что следовало принять за довольную улыбку.

— Орлиный глаз, ум ученого и сердце самурая. Вы на всех постах верно служили «Йонаге» — как дежурный офицер на мостике, как бортстрелок, как старший помощник командира подводной лодки. Пальцы выбили по столу дробь, означавшую новый поворот в потоке мыслей. — Между подполковником Иватой и лейтенантом Уильямсом наметилось несогласие, и, судя по всему, вы принимаете брошенный лейтенанту вызов на свой счет.

— Не терплю расистов!

Старик вздохнул.

— Он хороший офицер. Но вы же слышали, я посулил разжаловать его, если он еще раз позволит себе оскорбить лейтенанта Уильямса.

Брент улыбнулся.

— До разжалования может не дойти: в следующий раз от него потрохов не останется.

— Ивата — самурай, последователь Юкио Мисимы и очень смелый человек. Он не побоится сказать льву, что у него изо рта дурно пахнет.

— Вопрос в том, что на это ответит лев.

Японец похлопал по «Хага-куре» и процитировал уже знакомое Бренту изречение:

— «Если человек двадцать четыре часа в сутки без устали носит на одном плече верность и сыновнее почтение, а на другом смелость и преданность долгу, значит, он настоящий самурай». — Он заглянул Бренту в глаза. — Подполковник Ивата обладает всеми этими качествами. Я взял его в команду по личной рекомендации императора Акихито.

Вот оно что. Фудзита признает единственную власть на земле — власть сто двадцать пятого прямого потомка Аматэрасу; он чтит Акихито так же, как чтил его отца Хирохито, деда Йосихито, прадеда Муцухито. Значит, у Иваты прочное положение. Брент закусил губу, припоминая недавний разговор с Йоси Мацухарой.

— Простите мне мою смелость, адмирал. Согласно Бодхидхарме, душа в телесной оболочке может выступать в трех ипостасях: добро, равнодушие и зло. Подполковник Ивата уже продемонстрировал мне две последние. И только решающая битва покажет, способен ли он на первую.

— Для своих лет вы изрядно начитаны, и мне приятно сознавать, что вы штудируете дзэн.

Глядя на лицо мумии с неуместно живыми черными глазами, Брент прочитал в них гордость и теплоту. Странно, что они появляются, лишь когда старик смотрит на него. Отчего живая легенда, обломок прошлого, воин без страха и упрека так хорошо к нему относится? Может, он, как уверяет Йоси, и впрямь напоминает Фудзите давно обратившегося в прах Казуто. Нет, дело не только в этом. Он оправдал себя в бою — вот что главное для реликта прошлого века, для ходячего воплощения кодекса бусидо.

Голос Фудзиты прервал его раздумья:

— Помните, мой юный друг, самурай всегда остается верен своей судьбе, но делает все возможное, чтобы управлять ею — знает, когда жить, а когда умирать.

— Согласен, сэр, — ответил Брент. — Так вы назначаете меня на бомбардировщик? — Он ткнул пальцем в потолок. — Там будет мое место жить и умирать? Йоси сказал, что лучше места для смерти нет, поскольку в небе человек ближе к богам.

— Когда-то, сочтя себя виновным в гибели машиниста Ацумы Куросу, вы просили разрешения совершить сеппуку. Это желание до сих пор живет в вашем сердце?

— Нет, адмирал. Но каждый самурай, — он указал на «Хага-куре», — «будучи поставлен перед выбором — умереть или остаться в живых, предпочтет смерть». Однажды, перед моим вылетом в Тель-Авив, вы мне сказали: «Если вам суждено умереть, встречайте смерть лицом к лицу».

Старик устало провел ладонью по лбу.

— Вы хорошо усвоили кодекс бусидо, Брент-сан.

— Так я полечу?

— Вы ведь любите летать. — И вновь это был не вопрос, а утверждение.

— Да.

— Адмирал Уайтхед сможет выполнять обязанности связного ВМР, а ваши подчиненные на БИП тоже весьма расторопны. Возможно, я и назначу вас на бомбардировщик, если нам будет не хватать стрелков. Кстати, лейтенант Йодзи Каи тоже подал на вас запрос в качестве хвостового пулеметчика «Накадзима B5N».

— Я популярен, точно королева бала выпускников.

Он с удивлением услышал надтреснутый смех старика.

— Слышали об этой традиции, сэр?

— А как же! Я в юности учился в Университете Южной Калифорнии. Все их традиции усвоил, даже вместе с другими студентами раскладывал большой костер в Лос-Анджелесе. — Он пожал плечами. — Уже не помню, то ли огонь должен был поднять их дух перед экзаменами, то ли призвать богов, чтобы помогли им одержать победу на спортивных состязаниях с соседним колледжем.

Брент вдруг расхохотался.

— Чему смеетесь, лейтенант?

— А знаете, ведь у вас с Уильямсом одна альма-матер.

— Он тоже там учился?

— Да. — Брент умерил свою веселость. — Вы являетесь выпускниками одного и того же учебного заведения.

— Хм. Он хороший командир. Может быть, в этом и причина.

Теперь оба засмеялись, но смех оборвался от настойчивого стука в дверь. Вошел Йоси Мацухара. Глаза его горели от возбуждения. Фудзита пригласил летчика сесть, но тот остался стоять, уцепившись обеими руками за спинку.

— Адмирал, только что с «Накадзимы» поступили новые «Сакаэ-43». Называются «Тайфун». Я уже распорядился, чтобы техники начали установку. Через неделю, с вашего разрешения, хочу провести испытательный полет. — Он взглянул на Брента. — Представь, Брент-сан, у них мощность три тысячи двести лошадиных сил.

— Мы уже обсуждали достоинства этого мотора, — промолвил Фудзита. — Сколько можно вам напоминать, что проектная мощность двигателя для «Зеро» — девятьсот двадцать?

— Но ведь вы знаете, адмирал, что корпус усилен специально для сорок второй модели.

— Которая тянет всего на две тысячи лошадиных сил. А ваше чудовище — на тысячу двести больше.

— Внесем необходимые изменения. Мы разработали схему дальнейшего укрепления моторного отсека и основной силовой балки крыла и рулей новым титановым сплавом. К тому же укрепим шарниры элеронов и зализы крыльев. Запчасти изготовлены на «Мицубиси» уже несколько месяцев назад и хранятся на складе в Токийском аэропорту.

Фудзита дернул себя за волос.

— Как удалось «Накадзиме» втиснуть так много лошадиных сил в один двигатель?

— «Тайфун» работает по схеме райтовского «Циклона R—3350» с подачей раствора метилового спирта.

Фудзита еще раз продемонстрировал дотошное знание истории Второй мировой войны.

— Того самого, что был установлен на В—29? «Боинг Суперфортресс». Прежде вы мне об этом не говорили.

Брент и Йоси ошарашенно переглянулись.

— Я сам не знал, — пробормотал Мацухара. — Мне только что сообщили, что «Накадзима» нанял для разработки конструкторов с «Боинга».

Старик забарабанил костяшками по столу.

— Там было два блока цилиндров, всего восемнадцать. Не понимаю, каким образом вы собираетесь поместить этого монстра в носу «Зеро».

— Двигатель очень компактен, весит всего двести пятьдесят килограммов. — На двести фунтов больше, чем мой «Сакаэ-42».

— За счет чего они так сократили вес? — удивился Брент.

— За счет применения магния и титана. Магний легче алюминия, а титан — стали.

— И все же слишком большой вес на носу, — покачал головой Фудзита.

— Он будет сбалансирован утяжеленным фюзеляжем и более мощным посадочным гаком. Поставим лонжероны и шпангоуты потолще и заменим деревянные стрингера на алюминиевые. Кроме того, фюзеляжные баки заменим на большие, заодно и дальность вырастет.

— И такую коренную модификацию вы рассчитываете провести за неделю?

— Конечно, адмирал.

— Сомневаюсь, что вы уложитесь.

— Время все равно есть. Даже если это займет десять дней — две недели.

Фудзиту явно не убедили его доводы. Узкие глаза недоверчиво поблескивали.

— Я читал, что у «Циклона R—3350» есть тенденция к перегреву и возгоранию. Двигатель слишком компактный и не обеспечивает хорошей циркуляции воздуха для охлаждения. В сорок третьем главный летчик-испытатель «Боинга» и десять конструкторов совершали экспериментальный полет и все погибли, когда от двигателя загорелся лонжерон крыла.

В ответ на такую осведомленность Йоси тоже не ударил в грязь лицом.

— Так ведь то был самый первый опыт. Мотор значительно усовершенствовали, магний картера заменили алюминиевым сплавом. А еще смонтировали систему принудительного охлаждения мотора.

— И что, работает?

— На испытаниях поглядим.

— Вращающий момент, Йоси-сан. Он может погубить вас.

— Ничего, я буду одной рукой держаться за триммер. — Он подался вперед. — Так вы даете разрешение?

— Вы верите в этот двигатель?

— Еще бы! «Зеро» станет самым мощным истребителем на свете.

— И быстрее приведет вас к смерти.

— Моя карма сильна, адмирал. — Он кивнул на «Хага-куре» и процитировал один из любимых афоризмов Фудзиты: — «Самурай не отступает перед опасностью, а идет ей навстречу с обнаженным мечом. Иначе боги и Будда давно бы повернулись к нему спиной». У меня будет лучший в мире меч, я одним ударом проткну насквозь Розенкранца и Ватца.

Старый японец вздохнул.

— Если первое испытание не станет вашим сеппуку, Йоси-сан.

— Тогда я обрету смерть, о которой мечтаю. Разве есть место лучше?

Старик откинулся в кресле; слезящиеся глаза рассеянно блуждали по лицам двух самых дорогих ему людей.

— Тут вы правы, — подтвердил он. — Лучше места нет.

После негромкого стука в дверь на пороге вырос писарь Накамура.

— Господин адмирал, вас хочет видеть сотрудник ЦРУ. Его имя Хорейс Мэйфилд.

— Пригласите.

Брент и Йоси встретили Мэйфилда стоя. Невысокий, с впалой грудью и согнутой спиной, будто взвалил на нее тяжкую ношу, он выглядел по меньшей мере вдвое старше Росса. В каштановых волосах пробивается седина, лицо бледное, сизые прожилки на носу и щеках свидетельствуют о пристрастии к спиртному, хотя черты еще хранят отпечаток былого благородства.

— Хорейс Мэйфилд, ЦРУ! — отрекомендовался он хрипловатым, срывающимся на фальцет и тоже явно пропитым голосом.

У Брента от этого голоса мурашки пошли по коже, точно кто-то резанул железом по стеклу. Поставив на пол дипломат, Мэйфилд подал адмиралу приказ о назначении.

Фудзита, не вставая с места, представил Йоси и Брента. Последнего Мэйфилд смерил оценивающим взглядом и растянул губы в светской улыбке.

— Так вы и есть американский самурай?

Йоси хмыкнул.

— Наш юный друг еще учится, но он один из самых способных учеников.

Брент благодарно кивнул летчику. Мацухара умеет все сказать одной фразой. Фудзита нацепил очки и уткнулся в бумагу.

— «Постоянный связной», — прочитал он.

— Так точно, сэр.

Адмирал повернулся к Йоси Мацухаре.

— Можете возвращаться к своему «Тайфуну», подполковник.

— С вашего позволения, адмирал, я задержусь на несколько минут. У меня есть вопросы к мистеру Мэйфилду. — Он указал на установку связи в углу. — Только вызову главного техника и распоряжусь, чтобы он немедленно начинал монтаж.

Фудзита кивнул; летчик встал, бросил в телефон несколько отрывистых фраз и вернулся на место.

— Имеете сообщения? — спросил Мэйфилда адмирал.

Мэйфилд откашлялся, достал из дипломата бумаги и сообщил им об арабских силах на Томонуто, о танкере «Нафуза», стоящем на загрузке в порту Бушир на берегу Персидского залива, и закончил сообщением:

— Их новый авианосец, конвертированный «Эссекс» — «Эль-Куфра» через трое суток достигнет Томонуто.

— Численность авиаотряда?

— Больше ста истребителей и бомбардировщиков.

— Ме-109 и АТ6. Мисс Макинтайр сообщила, что у них тридцать шесть истребителей, тридцать три пикирующих и тридцать два бомбардировщика-торпедоносца.

— Совершенно верно, подполковник. Это данные нашей разведки.

Брент заметил, что светло-карие глаза Мэйфилда слезятся и подернуты сеточкой кровеносных сосудов.

— Эскадрилья из «Грумманов F6F» прибудет к вам через четыре дня. Транспорт, перевозящий истребители и летчиков, вышел вчера из Гонолулу.

Йоси так громко хлопнул в ладоши, что, казалось, в каюте прозвучал пистолетный выстрел.

— Слава Аматэрасу! — воскликнул он.

Все усмехнулись.

— Кроме американских пилотов, в летном составе имеется пятеро добровольцев, — продолжал Мэйфилд. — Два француза, немец, грек и турок. — Он взглянул на адмирала Фудзиту. — Славные парни, все как один ненавидят террористов и готовы драться с ними где и когда угодно.

Слушатели удовлетворенно закивали.

— Вот их имена и послужные списки. — Он подал адмиралу еще одну бумагу.

Фудзита пробежал глазами ксерокопию.

— Все хорошо говорят по-английски. Большое количество налетанных часов. В настоящее время еще сто пилотов проходят обучение в Соединенных Штатах и Великобритании. Проблема в том, чтобы подобрать подходящие машины для ваших операций. «Сифайры» вас удовлетворили?

— Вполне, — ответил подполковник. — Я еще слышал о «Груммане FH—1000». Нельзя ли получить один для испытаний?

Сотрудник со вздохом откинулся на стуле.

— Вам известно, что Кертис Райт создал новый двигатель мощностью в четыре тысячи пятьсот лошадиных сил?

Йоси захлебнулся от восторга. Фудзита недоверчиво покачал головой.

— Они назвали его «Супер-Циклон». Однако… с ним большие проблемы. Слишком много магния. Имеет свойство возгораться на больших оборотах. Они уже лишились двух летчиков-испытателей.

Фудзита впился в Мацухару взглядом; тот неловко повертелся на стуле и перевел глаза на Брента.

— Они закрыли программу? — спросил адмирал.

— Нет. Двести машин уже подготовлены, и Кертис Райт полагает, что через месяц-другой они разрешат все трудности. На флоте специально конвертируются тринадцать авианосцев под новые самолеты.

— А бомбардировщики? — спросил Мацухара.

— «Дженерал дайнэмикс», «Нортроп» и «Дуглас» строят новые пикировщики и торпедоносцы. Поскольку «Дуглас» — главный подрядчик, оба самолета носят его имя. Пикирующий именуется «Дуглас Снайп», а торпедоносец — «Дуглас Шарк». «Снайп» создан по модели старого «Кертиса SB—2C», а «Шарк» — по типу «Груммана TBF». К концу года, надеюсь, у нас будет по меньшей мере две ударных группы, каждая из трех авианосцев и морского сопровождения.

Мацухара привстал со стула.

— Значит, вы сможете оказать нам поддержку? Отобрать Средиземное море у террористов?

— Боюсь, это приведет к тому, чего мы всеми силами стремимся избежать.

— К русской интервенции, — констатировал Фудзита. — Возможно, к ядерной войне.

— Увы, да, адмирал. Больше сорока лет нашим ядерным боеголовкам удается поддерживать равновесие страха. — Оглядевшись, он заметил скептические улыбки на лицах. — Имейте в виду, что русские не отстают от нас в своих ядерных программах. Они создали новые военно-воздушные силы на основе старых моделей истребителя «Як-9», штурмовика «Ил-2» и бомбардировщика Туполева.

— Штурмовик, — размышлял Фудзита. — Так называемый «летучий танк».

— Именно, адмирал, — удивленно взглянул на него Мэйфилд. — Его основные механизмы одеты в броню.

— Атакующий бомбардировщик. Два орудия калибра тридцать семь миллиметров, три пулемета и бомбы. Мог бы служить прекрасным торпедоносцем. У арабов появятся эти новые машины?

— Нет, адмирал. Мы не станем поставлять новые самолеты нашим союзникам.

— Это вы о нас, — вставил Брент.

— Да, мистер Росс. — Мэйфилд взял на октаву выше. — Но русские обязались соблюдать то же самое в отношении арабов. Штурмовик и «Як» будут использоваться только в их собственных военно-воздушных силах. — Он потянул себя за мочку уха. — Как ни странно, гласность пока работает. Мы добились больших успехов в Женеве.

— Ага! — язвительно проговорил Мацухара. — А мои ребята успешно перебираются в могилы!

— Вы несправедливы. Мы помогаем вам всем, чем можем, исключая вступление в войну. И я сюда явился не для того, чтобы сидеть сложа руки. Я буду служить вместе с вами и подвергаться такой же опасности.

Мацухара криво усмехнулся.

— Нам нужен не мертвый агент ЦРУ, а новые авианосцы, эскорты, самолеты, летчики, горючее. А без этого у нас у самих все есть.

Кровеносные сосуды резче обозначились на носу Мэйфилда.

— Мы направляем к вам наших людей, посылаем весь запас нефти с Аляски, осуществляем постоянный дозор силами наших атомных подводных лодок.

— Этого недостаточно. И ваша гибель на «Йонаге» тоже ничего не будет значить и ничему не послужит. Со смертью мы здесь накоротке. Агенту ЦРУ Фрэнку Демпстеру полчерепа снесло в Южно-Китайском море, но его смерть ничего нам не дала, кроме грязи на мостике.

Мэйфилд понизил голос.

— В будущем году, если нам удастся уломать наших болванов в Конгрессе, мы поставим вам авианосец типа «Мидуэй» — «Корал Си».

— Банзай! — хором выкрикнули трое офицеров.

Мэйфилд изумленно воззрился на Брента и поспешно добавил:

— Но это еще не точно.

— И все же надежда есть? — спросил Брент.

— Да. Его «купит» Тайвань — на лом. Думаю, оттуда будет легко перегнать его в Японию.

— Однако, мистер Мэйфилд, — заметил Фудзита, — нас больше заботит настоящее, а не будущее. Мое соединение выходит в море через пять недель. Вы намерены отправиться с нами?

— Да, сэр. Мое назначение перед вами.

— Я не хотел бы вас принуждать. Мы все можем погибнуть. Как уже сообщил подполковник Мацухара, один из ваших сотрудников погиб во время боевой операции. Мистер Демпстер был рядом со мной, когда осколок пятисоткилограммовой бомбы угодил ему в голову.

Щуплый американец упрямо стиснул челюсти.

— Мое решение твердо.

— Хорошо, — улыбнулся Фудзита. — Лейтенант Росс, покажите мистеру Мэйфилду ваш БИП. Ему, наверное, будет интересно.

— Да, сэр, благодарю, — отозвался Мэйфилд.

Трое встали и направились к двери, но их остановил голос Фудзиты:

— Йоси-сан, осторожнее с «Тайфуном».

— Слушаюсь, адмирал.

Они были уже у порога, когда затрещал телефон. Фудзита взмахом руки задержал Брента и Мэйфилда, а Мацухара поспешил вперед по коридору. После короткого разговора Фудзита положил трубку и повернулся к Бренту.

— Кэптен Файт и лейтенант Реджинальд Уильямс выписаны… то есть сами выписались… из лазарета. Мистер Уильямс ждет вас в ходовой рубке.

— Понял, сэр.

Брент повернулся и вместе с Мэйфилдом покинул каюту.

Лейтенант Реджинальд Уильямс поджидал Брента в конце коридора. Голова его все еще была обвязана, но в глазах появился веселый блеск. После краткого знакомства с Хорейсом Мэйфилдом, Уильямс объявил:

— Все отлично, Брент. «Блэкфин» уже в сухом доке вместе с побитым эсминцем Файта. Файт поспешил туда, а я решил повидаться с вами, прежде чем отбыть. — Он протянул Бренту руку.

— Может, немного прогуляемся? — предложил тот. — Это займет не больше получаса — БИП, ангарная палуба и на полетную заглянем, если время останется.

Уильямс секунду подумал.

— Неплохая мысль. Мне тоже любопытно взглянуть на ваше хозяйство.

Брент двинулся вперед, указывая дорогу. Сперва они прошли через штурманскую рубку, где два человека изучали карты Марианских и Каролинских островов. Оба вытянулись по струнке. Из штурманской Брент провел посетителей в радиорубку. Старые аппараты на лампах соседствовали здесь с новейшими транзисторными приемниками.

— Вольно. Оставайтесь на местах, — то и дело повторял Брент.

Но при виде его и командира отважной лодки «Блэкфин» отовсюду слышалось: «Банзай!», «Молодцы!». Брент заметил, что многие поглядывают на Уильямса с благоговейным ужасом, но и с уважением. Хорейс Мэйфилд впитывал дружелюбную атмосферу и расточал улыбки.

Брент заговорил с молодым шифровальщиком первого класса, который тут же сдвинул на затылок наушники.

— Хасимото, новый кодировщик установлен?

— Да, мистер Росс, согласно вашему приказу. «Зеленый Гамма» действует.

— Хорошо. Возвращайся к своим обязанностям. — Он похлопал шифровальщика по плечу, и японец вновь надел наушники.

Вслед за Брентом Уильямс и Мэйфилд прошли в ходовую рубку, просторное помещение с низким потолком. Переборки обшиты дубовыми панелями, полы из полированного тика. По внешнему периметру рубка обложена шестидюймовой броней; десяток иллюминаторов сверкает медными рамами. Бронестекло в пять дюймов толщиной. Под иллюминаторами расположен репитер гирокомпаса, наполовину прикрытый медным колпаком. Рядом указатели скорости, четыре счетчика оборотов, четыре телеграфа связи с машинным отделением. Двери, ведущие на крылья мостика, открыты и защищены навесами на случай жестоких штормов.

Двое рядовых начищали медные части. Им Брент тоже махнул — «вольно».

— Мама родная! — сказал Уильямс, оглядываясь. — Ну и громадина!

Брент рассмеялся и указал в дальний угол рубки, на столик с картами, параллельными линейками, измерителями, карандашами.

— Навигационный отсек. Адмирал Фудзита до сих пор верит в старую навигацию: местонахождение по расчетным данным, хронометры, секстаны, счисление пути по звездам, солнцу, планетам.

— Арсенал Христофора Колумба, — заметил Мэйфилд. — И никакого ЛОРАНа.

— Репитер радара, радиопеленгатор, установки для радиообмена между кораблями. — Брент кивнул на приемник, стоящий отдельно от остальных. — FM—10, шестнадцатый канал.

Мэйфилд кивнул.

— Международные голоса.

— Да.

Наконец Брент ввел своих спутников в мир тусклого красно-синего света. Боевой информационный пост. Узкое длинное помещение, заставленное электронным оборудованием. Шестеро сидевших перед экранами компьютеров тут же поднялись с приветствиями и поздравлениями. В неестественном освещении они были похожи на инопланетян: серо-зеленые лица, фиолетовые губы.

Уильямс восхищенно озирался.

— РЭП, радар — все по последнему слову. А вы говорите, адмирал не любит новую технику.

Брент засмеялся.

— Любит — если речь идет о разведке. У противника тоже есть эта аппаратура.

Он остановился перед большим пультом, за которым сидел совсем юный американец.

— Мои поздравления, мистер Росс! — широко улыбнулся он.

Брент представил гостям техника по электронному оборудованию Мартина Рида. Рид снова уселся, а Уильямс, Мэйфилд и Брент стали полукругом за его спиной.

— РТР, — заметил Мэйфилд.

— Так точно, — откликнулся электронщик, окидывая машину любовным взглядом. — Красавица! SLQ—38. Только что получили. — Он поглядел на Уильямса и Мэйфилда. — У нас есть антенные установки по левому и правому борту, что позволяет вести круговой обзор во всех частотных диапазонах.

— От такой умницы не спрячешься, — сказал Уильямс.

— Вот именно, сэр. Процессор распознает электронные сигналы в течение тринадцати двух тысячных секунды и сообщает название передающей единицы, ее характеристики и даже имя капитана.

— Боже! А он не сообщает, нет ли у капитана запора? — пробормотал Мэйфилд, вызвав общий смех. — И как же это делается?

— С помощью анализа вида и последовательности импульсов, частоты сканирования машина извлекает необходимые данные из своей библиотеки. А пеленг и дистанцию мы считываем с ЭЛТ.

— Черт побери!

Мэйфилд огляделся.

— Не понимаю, зачем вести радиолокационный поиск в гавани?

— Вы правы, здесь помехи, и все же адмирал настаивает. А воздушный поиск везде эффективен. — Он направился к двери. — Пошли посмотрим ангарную палубу — по размерам она уступает только Большому Каньону.

Ухмыльнувшись, лейтенанты прошли за ним к подъемнику.

Ряды прожекторов освещали ангарную палубу почти солнечным сиянием. Но на всем огромном пространстве стояло не более десятка пикирующих бомбардировщиков. Вокруг них и в кабинах суетились механики, устанавливая новые двигатели, проверяя приборы. Слышались крики, шипели сварочные горелки, стрекотали пневматические молотки, со скрежетом по стальному настилу ползли заправщики. Люди поворачивали головы вслед тройке американцев. Уильямс, разинув рот, глядел на простирающуюся перед ним равнину.

— Сюда аккурат Колизей поместится!

Брент указал на проходы сверху по краю судна.

— Вон там галерейные палубы. Помещения для дежурных летчиков, инструктажа, каюты техников. А это стеллажи для бомб и торпед, но сейчас они внизу, в погребе. Как только выйдем в море, стеллажи заполнятся.

Мэйфилд указал взглядом на сооружение из некрашеной фанеры в углу палубы.

— Храм Вечного Спасения, — разъяснил Брент. — Буддистская и синтоистская усыпальница. Там хранится прах наших погибших, поскольку у многих уже не осталось семей. Позолоченный навес над входом называется тори, по обеим сторонам нарисованы хризантемы из шестнадцати лепестков, символ императора.

— Здесь совершаются религиозные обряды? — спросил Мэйфилд.

— Я бы сказал церемонии особого характера. Думаю, через день-другой адмирал пригласит нас всех участвовать в одном из таких таинств.

— Каких еще таинств? Я не…

Уильямса прервал громкий язвительный голос:

— Американский самурай и его черный друг соблаговолили нанести нам визит!

Мужчины обернулись. Брент с удивлением узнал в одном из техников подполковника Ивату. Тот был одет, как все, в зеленую робу, и в руке держал большую отвертку.

— Заткни пасть, скотина! — взвился Уильямс. — Или одолжить у тебя отвертку да вставить пару шурупов в одно место?

Человек тридцать отложили инструменты и последовали за Иватой, который медленно направился к посетителям. Он остановился в двух шагах и бросил Уильямсу:

— Адмирал запретил… обмен любезностями.

— Пусть тебя это не смущает! — Уильямс махнул на открытое пространство между самолетами. — У нас есть проблемы, так давай разрешим их, не откладывая. К едрене фене уставы и различия в чинах! — Он коснулся двух золотых нашивок на кителе. — Но могу и снять!

Брент предупреждающе положил руку на локоть Уильямса, но и сам уже чувствовал закипающий в крови жар.

— Вот что, подполковник, насчет нас с вами адмирал Фудзита указаний не давал. Если вам необходимо доказать свое мужество, милости прошу!

— Я привык сам за себя драться! — рассвирепел Уильямс.

— Кто спорит? — откликнулся Брент. — Я буду драться не за вас, а за себя.

— Вызов принят! — усмехнулся Ивата. — Посмотрим вас в деле. Пока вы показали только храбрый язык. — Он размахивал отверткой прямо перед носом Брента.

Толпа придвинулась ближе. Брент оценивающе взглянул на стальную отвертку.

— Неужели доблестный самурай так боится безоружного американца?

Ивата засмеялся и сделал еще шаг вперед.

— Эй, ублюдок, брось отвертку! — крикнул Уильямс и потянулся за валяющимся на палубе гаечным ключом. — Не то я тебе вот этим мозги вышибу!

Воздух снова огласился смехом Иваты.

— Мне хватит кулаков. — Он отшвырнул отвертку, загрохотавшую по стальному настилу, и принял стойку на полусогнутых. Желтоватые зубы обнажились в презрительной ухмылке. — Будем драться по-американски — не убивать же адмиральского любимца!

— Ну спасибо! — в тон ему ответил Брент. — А я было со страху чуть в штаны не наложил.

Уильямс загоготал, взявшись за бока. Мэйфилд растерянно переводил глаза с Брента на Ивату.

— До окончания схватки отставим различие в чинах, — объявил подполковник. — Здесь мы равны.

Матросы загомонили, ожидая изощренного удовольствия.

— Вы что, рехнулись?! — прокатился по ангарной палубе вопль агента ЦРУ. — Прекратите немедленно! Это переходит всякие границы!.

Но никто и не подумал ему ответить. Уильямс только неодобрительно покосился с видом человека, не раз переступавшего роковую черту, откуда не поворачивают вспять. Поняв, что его крики — глас вопиющего в пустыне, Мэйфилд так и застыл с разинутым ртом.

Ивата сделал первый выпад. Брент ожидал града кулаков, но вместо этого командир эскадрильи отпрыгнул вбок и выбросил левую ногу по направлению к его гениталиям.

Повинуясь инстинкту, Брент молниеносно повернулся боком и защитил уязвимое место. Удар пришелся в бедро.

— Сука! Это не по-американски! — взревел Уильямс и тоже метнулся к Ивате.

— Назад, Реджи! — крикнул Брент. — Я сам!

От удара у Брента из глаз посыпались искры и нога онемела до колена. Японец оказался слева. Опираясь на здоровую ногу, Брент провел апперкот с правой, вложив в него всю свою двухсотдвадцатифунтовую силищу. Ивата пошатнулся и упал на подставленные руки механиков, которые снова вытолкнули его на ринг. Он согнул в коленях широко расставленные ноги.

Началась настоящая потасовка; в воздухе мелькали здоровенные кулаки. Брент отступал, уже не замечая боли в бедре и ловко парируя удары. Один все же обошел подставленное плечо и задел по виску. Перед глазами словно бы резко захлопнули дверь; поле зрения сразу сузилось, от сетчатки отражались огненные вспышки. Другой угодил в челюсть, и рот наполнился металлическим привкусом крови. Брент продолжал увертываться, выжидая удобный момент.

Ивата неверно истолковал его тактику. Почуяв победу, он ринулся вперед, как разъяренный бык. Одно неверное движение — и он подставился противнику. Брент спружинил на пятках и заехал японцу кулаком в лицо. Фонтаном брызнули кровь и слюна. Командир эскадрильи застыл, будто наткнувшись на каменную стену. Рот заалел, как после горсти съеденных вишен.

В попытке нанести ответный удар Ивата еще больше открылся; кулаки Брента вонзались ему под ребра и в солнечное сплетение. Задыхаясь так, словно палач затягивал у него на шее гарроту, он ронял кровь на зеленую робу. Однако пока не собирался покидать поле боя.

— Убей сукина сына! — вопил Уильямс.

— Прекратите! Прекратите! — кричал Мэйфилд.

А Брента уже раззадорил запах крови. Неудержимая ярость обожгла все его существо; казалось, кровожадный зверь вспрыгнул сзади, когтит ему спину и рычит. Как ни странно, в этом рыке Брент признал собственный голос. В душе осталось одно-единственное желание — стереть врага с лица земли.

Благодаря хорошей физической подготовке Ивата быстро пришел в чувство. Он дрался с отчаянным упорством, молотил соперника под ребра, силился разодрать ему рот. От мощного удара по скуле у Брента едва не треснула челюсть. Рот вновь наполнился кровью. Он выплюнул сгустки, точно свернувшийся вишневый сок. Еще один удар в челюсть — и Брент чуть не откусил себе язык. К черту правила бокса — он тоже стал пользоваться запрещенными приемами. Внезапно переложив вес на правую ногу и оттолкнувшись, почувствовал, как заломило костяшки пальцев, треснувшиеся в мощный подбородок летчика. Потом его кулак обрушился на плоский нос Иваты. Тот отшатнулся и принял еще один удар в челюсть.

Ноги японца подгибались; он упрямо тряс головой, видимо, разгоняя застилающий глаза кровавый туман. Кулаки еще были сжаты, но не поднимались выше пояса. Дыхание со свистом вырывалось из груди. Он прилагал нечеловеческие усилия, чтобы удержаться на ногах. Схватился было за Брента, но споткнулся об отвертку. Оба упали и сплелись в тесном объятии. Они катались по стальной палубе, работали кулаками, плевали кровью друг другу в лицо. Азартная толпа следовала за ними, подзадоривая громкими выкриками. Одной рукой Брент придавил кисть Иваты к палубе, а другой вслепую наносил удары — в глаза, в нос, в рот, — пачкая руку кровью, слюной, царапая об осколки зубов.

— Хватит! Хватит! — звенело где-то вдали; к голосу Мэйфилда присоединились и крики Уильямса.

Но его ничто уже не могло остановить. Зверь нацелил зубы на яремную жилу. В конце концов крепкие руки оттащили его, подняли.

Ивата лежал на спине; кровь текла у него изо рта, из носа, из ушей. Глаза закрыты, но будто кто-то их надул изнутри; губы напоминают кровяную колбасу.

— Пустите, черт вас дери, я его прикончу! — вопил Брент, стряхивая с себя чужие руки.

— Хватит! — кричал ему в ухо Уильямс. — Хватит, я сказал!

— Звери! Бог мой, звери! — твердил Мэйфилд.

Брент все рвался к поверженному врагу, но его скрутили и силой затолкнули в подъемник.

Ярость еще не улеглась, когда он в сопровождении Уильямса и Мэйфилда предстал перед Фудзитой. Старик говорил с кем-то по телефону. Наконец положил трубку и поднял глаза.

— Подполковник Такуя Ивата в лазарете. Главный санитар Хорикоси докладывает, что у него перелом носа, трещина на скуле, множественные ушибы, главным образом в области лица, и, возможно, три сломанных ребра. — Старик повел плечами. — Когда это кончится, лейтенант?

— Вы несправедливы! — выпалил Уильямс, в котором гнев пересилил чинопочитание. — Ивата его спровоцировал. И первый применил запрещенный прием.

— Это правда, — подтвердил Мэйфилд. — Я тоже видел, адмирал.

Подняв руки, Фудзита заставил обоих замолчать.

— Дело не в этом. Я сейчас не виновника ищу.

Сотрудник ЦРУ и командир подлодки изумленно переглянулись.

— Мистер Мэйфилд, вы свободны. Продолжайте знакомиться с оборудованием связи. — Старик перевел взгляд на Уильямса. — А вам, я думаю, не терпится вернуться на лодку.

— Но, сэр…

— Повторяю: вы свободны.

— Слушаюсь!

Уильямс похлопал Брента по спине и вышел вслед за Мэйфилдом.

Следуя жесту адмирала, Брент медленно опустился на стул; каждый мускул протестовал против перемены позы. Но, едва он откинулся на спинку, боль утихла.

— Вам тоже не мешает показаться санитару Хорикоси.

— Пустяки, адмирал. Несколько синяков и… — он приложил пальцы к губам, — язык прикусил. Ничего страшного.

— Я сердит на вас.

— Понимаю.

— Но не из-за драки. Вы снова утратили контроль над собой. Это уже не в первый раз. Когда-то в токийском тупике вы смертельно ранили одного человека и ослепили другого. Тогда с вами еще была та женщина…

— Сара Арансон. Террористы напали на нас из засады.

— Затем вы повторили то же самое на Гавайях.

— Опять-таки при встрече с наемным убийцей.

— Знаю. Не в этом дело. — Узловатые кулачки сжались. — Дело в том, что вы не умеете обуздывать свой нрав…

— Становлюсь зверем?

— Вот именно. Я знал вашего отца. Вам, как и ему, не хватает самообладания.

— Мы уже обсуждали это, адмирал.

Фудзита нетерпеливо отмахнулся.

— Нрав вашего отца обернулся против него… привлек к саморазрушению. Это непростительная потеря.

— «Самурай всегда готов к смерти и поражает себя собственной рукой, когда бесчестье или поражение неминуемы».

— Не надо цитировать «Хага-куре»! Я ценю вас и подполковника Ивату как храбрых воинов и не хочу, чтобы безумие довело обоих до гибели. Вы хотели его убить.

— Да, сэр. — Брент отвел взгляд и вздохнул. — Но в тот момент он уже не был подполковником Иватой, он стал для меня… я не знаю… напастью, чумой, чем-то, что непременно надо уничтожить. — Он заглянул прямо в глаза Фудзите. — Вы понимаете меня, адмирал?

Старик почесал подбородок и тоже посмотрел на Брента в упор.

— В бою такая ярость даже кстати, но когда бесконтрольный гнев обрушивается на своих, нужных «Йонаге» людей, я этого не понимаю и не одобряю.

— Желаете, чтобы я подал в отставку?

— Я желаю, чтоб вы научились владеть собой. Вы один из лучших членов моего штаба. Вам известно, что я не возражаю против выяснения отношений даже между членами моей команды, но надо уметь выбирать место и время.

— Простите, адмирал, в данном случае выбирал не я. Инициатива исходила от подполковника Иваты. Он оскорбил меня, задел мою честь. А самурай этого стерпеть не может.

— Безусловно. Тут я полностью с вами согласен. Но в данном случае надо было попытаться избежать конфликта… к примеру, поставить в известность меня.

— Еще раз прошу простить, сэр, такое разрешение конфликта не по мне.

Брент ожидал новой отповеди, но старик со странным смирением вздохнул, откинувшись на спинку кресла.

— Тогда я буду вынужден взять инициативу на себя. Если подобное повторится, я вас обоих понижу в звании. После того как мы расправимся с арабами, убивайте друг друга на здоровье, я даже рад буду стать вашим секундантом.

Брент облизнул распухшие губы.

— Я все понял, адмирал.

— Помните, сегодня утром мы говорили о законах Ману?

— «Человек, умеющий обуздывать свой гнев и свою похоть, достигнет высшего духовного освобождения».

Старик улыбнулся и закивал, как учитель, но довольный ответом ученика.

— Верно, Брент-сан. У вас не память, а одно из этих новых записывающих устройств.

Брент тоже впервые улыбнулся.

— Благодарю, адмирал. Я просто сошел с рельс.

— Что-что?

— Я имею в виду, сбился с курса.

Фудзита пожал плечами.

— Но процитировали точно. Ману также учит: «То, что идет от души человека, должно совершенствовать его душу, что сходит с языка, должно облагораживать речь, а то, что порождено телом, должно украшать само тело».

— Тогда для Брента Росса надежды нет.

— Напротив, Брент-сан. Вы очень хорошо вписываетесь в эти установления.

— Кроме последнего?

— Кроме последнего.

Брент уставился на суровое, изрезанное морщинами лицо.

— Я постараюсь управлять тем, что порождено моим телом, адмирал.

Старик кивнул; взгляд его проникал в душу, как солнечные лучи.

— Верю вам, Брент-сан.