На рассвете радар поймал первых ласточек Японии. Острова Микура, Мияке, Ниидзима, Тосима и Осима вытянулись на экране яркой прямой линией, точно стрела, указывающая усталому моряку путь к дому. Чистое утреннее небо словно бы манило сыновей в родные пределы. На борту лодки воцарилась атмосфера счастливого ожидания.

Над ними начали барражировать самолеты. Посланца коменданта района сменил еще один разведчик. Затем показалось звено из трех «Зеро». Пилоты махали им, высовываясь из открытых фонарей; вахтенные на мостике отвечали с не меньшим воодушевлением. Брент и Колин были разочарованы, не увидев среди них истребителя Мацухары.

К десяти часам первый остров остался по левому борту на расстоянии шести миль. Теперь на радаре появился мыс Ирозаки к востоку и Нодзимазаки к западу от береговой линии, открывающей доступ в огромную гавань. Нос лодки был направлен прямо по центру канала, к еще не видимому Токийскому заливу. В полдень они увидели берег и прошли входной буй. Из пролива Урага уже открывался хороший вид на побережье: полуостров Ханто на западе, Босо — на востоке, весь в зелени лесистых холмов. «Первый» эсминец по-прежнему держал дистанцию в пятьсот ярдов.

Уильямс вышел на мостик, но командования не принял.

— Вы уж много лет бороздите эти воды, так ведите нас и теперь, старпом.

Хотя тон небрежный, а глаза все еще стеклянно поблескивают, однако Брент уловил в холодном тоне оттенок уважения. Командир он хороший, что ни говори. Умный, храбрый, а главное никогда не позволяет личным чувствам влиять на деловые решения. Брент отдавал себе отчет в том, что за эти дни и сам больше зауважал негра. Видно, как он мучается: боль то и дело туманит глаза, но, превозмогая ее, держится на ногах.

С эсминца замелькал прожектор, и сигнальщик Доран стал диктовать послание писарю Холлистеру. С первых же слов стало ясно, что кэптен передает им полученную радиограмму: «Ком. „Йонаги“ (старший офицер авианосца „Йонага“) — „Блэкфину“. Следуйте на базу в Йокосуке, четвертый причал, третий пирс. Командиру и старшему помощнику немедленно явиться для доклада. Благодарю за службу».

— Передай ему, — сказал Уильямс Дорану, — у нас трое тяжелораненых, серьезные повреждения лодки и двое пленных. К тому же на борту капитан авиации Уиллард-Смит.

Правая рука Дорана проворно защелкала шторками прожектора, похожими на жалюзи. Брент улыбнулся. Опытный сигнальщик способен передавать и принимать около пятнадцати слов в минуту. Доран явно перекрывает этот рекорд, а Уильямс все равно выказывает нетерпение. Наконец Доран передал «вас понял» и повернулся к командиру, даже не продиктовав послание писарю.

— Белено привезти англичанина и пленных с собой на «Йонагу». «Скорая» будет ждать в доке. Как только освободится первый сухой док, лодку поставят туда.

— Как только освободится! Нам он сейчас нужен, немедленно! Передай, нам нужен док с мощным насосом, чтоб выкачать воду из балластной цистерны. Если наши насосы не сдюжат, «Блэкфин» затонет.

Снова над морем полетели световые сигналы, затем наступила пауза: видимо, Файт по рации передавал сообщение на «Йонагу». Наконец прожектор эсминца вновь заговорил.

— Док будет готов завтра, — сообщил Доран. — В гавани будут ждать два новых насоса.

— Хорошо, — кивнул Уильямс. — Передай «слушаюсь».

Доран повернулся к прожектору и через секунду объявил:

— Он передает «конец связи».

— О'кей.

— Прошли сотую изобату, командир, — доложил Нельсон из рулевой рубки.

— Так. Мы сидим в воде почти на семнадцать футов. Проблемы есть, мистер Росс?

— Нет, сэр. — Брент обвел рукой сужающийся пролив. — Вода хорошая на всем пути, так что никаких проблем.

— Отлично, старпом… то есть защитник. Можно считать, что матч вами выигран.

С эсминца опять донеслись световые сигналы.

— «Следуйте своим курсом», — сообщил Доран.

— Есть. — Брент глянул в дальномер, потом на репитер и повернулся к рулевому Оверстриту. — Право на угол ноль-два-семь, малый ход.

Оверстрит чуть переложил руль, и под колокольный перезвон дизели замедлили работу.

— Иди по центру, на пятьдесят ярдов от световых буев.

— Вас понял, сэр.

— Эхолот! — крикнул Брент в люк.

— Десять саженей под килем, — отозвался вахтенный на лоте.

— Доложить, если глубина уменьшится до шести футов.

— Слушаюсь, сэр!

Из рубки подал голос главный старшина-электрик Момо Кенкюся:

— Четверо свободных от вахты просят разрешения подняться на палубу, сэр.

Уильямс хмыкнул. Понятно, японцам не терпится взглянуть на родной берег. Обхватив голову руками, он наклонился над люком и проговорил:

— Все свободные от вахты могут подняться. — Он глянул на низко сидящий в воде нос и добавил: — Если ноги не боитесь промочить.

Старшины Кенкюся, Юйдзи Итиока, Масаойри Фудзивара и матрос Тацунори Хара, грохоча ботинками, поднялись по трапу, отвесили поклоны, отдали честь командиру и бегом бросились к борту, не обращая внимания на хлюпающую под ногами воду. Они стояли, сбившись тесной кучкой, смеялись, указывали на берег, хлопали друг друга по спине. Они живы, хотя давно распрощались с надеждой увидеть вновь свои прекрасные острова. Брент полностью разделял их бьющую через край радость.

Лодка вползла в самую узкую часть канала, между мысом Урага и полуостровом Босо. Уже показались редкие дома, но в основном земля была покрыта хвойными и лиственными лесами. При виде сухопутной красоты оттаивали сердца моряков. Брент невольно задумался об этой странной земле, ставшей его второй родиной.

Здесь человека ценят не за постоянство, а за умение ни под каким видом не отступать от своих противоречий. Молодой американец привык на каждом шагу сталкиваться с парадоксами: гости не снимают шляпы, но снимают ботинки; спиртное подают не охлажденным, а подогретым; рыбу едят сырой, даже фугу, что очень опасно; люди дочиста отскабливают тело прежде чем сесть в ванну; скорбящие одеваются в белое; император, сто двадцать четвертый потомок богини Аматэрасу, подтвердил свое бессмертие тем, что преставился; человек появляется на свет по синтоистскому обряду и во всем повинуется жрецам буддизма; самая образованная нация в мире говорит и читает на странном языке без алфавита, основанном на двух тысячах иероглифах, которые имеют столько же значений, сколько читателей.

Мысли, как всегда, переключились на женщин. Здесь он познакомился с капитаном Сарой Арансон, агентом израильской разведки. Оба сгорали от страсти в ее токийской и тель-авивской квартирах. Потом появилась Маюми Хатия, невинная, ангельски красивая, тонкая, как фата невесты, и страстная, как пантера. Здесь же на «Йонаге» он впервые увидел сотрудника ЦРУ Дэйл Макинтайр, которую очень тревожит близкий «сороковник». «Слишком я стара для тебя, Брент», — твердила она, проводя его в свою спальню, где они занимались такой сексуальной акробатикой, какая ему и во сне не снилась.

Здесь ему встретилась и предательница, шпионка Кэтрин Судзуки. В памяти она неизменно ассоциируется с «черной вдовой», паучихой. После эротической схватки на Гавайях она дважды пыталась его убить. Сперва привела в засаду, потом сама чуть не подорвала «Йонагу» в доке Йокосуки, сидя за рулем грузовика, полного пластиковых бомб. После того как пулемет остановил грузовик, она лежала навзничь и смотрела на него. Брент никогда не забудет той минуты, когда пистолет дернулся у него в руке и на лбу Кэтрин, прямо в центре, появилось маленькое алое отверстие. Как извивались конечности и все тело, когда пуля, выпущенная из ствола, прошла навылет через череп и выпустила мозги. Как потом Кэтрин затихла. Но странное дело — он до сих пор испытывает к ней влечение, хотя она сто раз заслужила смерть, и товарищи высоко оценили его поступок — в особенности адмирал Фудзита.

Едва они миновали мыс Урага, перед ними открылось обширное пространство Токийского залива. Все на мостике разом подняли бинокли. Иокогама — крупнейший морской порт Японии — вытянулась перед ними уродливым коричневым пятном вдоль северо-западного побережья. На севере виднеется Кавасаки, а громада Токио еще скрыта за дальним горизонтом. Зловоние большого города составляет разительный контраст с девственно-чистым небом. Сквозь вонючие коричневые наслоения гордо пробивается вдалеке снежная вершина Фудзиямы.

Переводя бинокль на запад, Брент увидел огромную морскую базу Йокосуки всего в пяти милях по левому борту. Глядя на репитер, он приказал Оверстриту:

— Лево руля. Курс два-восемь-один.

После повтора команды, подлодка не спеша взяла новый курс. Техник по ремонту электронного оборудования Мэтью Данте подал голос от SPS—10.

— У меня на радаре столпотворение, сэр. Множество маленьких яхт.

Брент как раз углядел вдали массивную надстройку и трубу «Йонаги», а сообщение Данте заставило его опустить взгляд. И впрямь десятки ярко раскрашенных суденышек толпятся на небольшом пространстве между ними и эсминцем.

Уильямс, сияя улыбкой, оборотился к Бренту и заметил:

— Группа приветствия, старпом. — У него как будто сразу улучшилось самочувствие. — Они нам рады.

— Да, сэр, большинство. Как сказал бы адмирал Фудзита: «Они рады всякому, кто не выпускает газы из „Хонды“.

— А старик, видать, циник.

— Мудрец, капитан.

Уильямс озадаченно почесал подбородок.

— Вы сказали — большинство. Что это значит?

— Некоторые могут быть из «Ренго Секигун».

Уильямс, Уиллард-Смит и Оверстрит недоуменно посмотрели на старшего помощника. А двое японцев впередсмотрящих, напротив, обменялись понимающими взглядами.

— «Японская красная армия», — пояснил Брент.

Уильямс кивнул.

— Террористы, значит.

— Вполне способны нагрузить яхту пластиковыми бомбами и подорвать нас, как ливанские бандиты подорвали в аэропорту Бейрута двести сорок наших морских пехотинцев.

— Ваши предложения, мистер Росс? Может, на всякий случай расстрелять их всех из пулемета?

Все взоры обратились к Бренту.

На миг он растерялся. Потом внутри вспыхнули гневом и обидой, от которых потемнели голубые глаза.

— Неуместная ирония!

— Позвольте мне самому решать, что уместно, а что нет. — Помолчав, Уильямс снисходительно добавил: — Впрочем, я не хотел вас обидеть.

Дрожа от ярости, Брент буркнул что-то в ответ на неуклюжую попытку извинения и насупился. Не извинения, а новая насмешка. В душе у него бурлил огромный котел. Ладно, возьми себя в руки, скоро будешь на борту «Йонаги» и наконец избавишься от ненавистного командира. А до той поры надо обуздывать свой темперамент, а то, чего доброго, порушишь всю карьеру. Уильямс уже не раз доводил тебя до потери самоконтроля, хватит, больше у него этот номер не пройдет. Наберись терпения, когда-нибудь вы сойдетесь один на один и разрешите все наболевшие вопросы. Препятствий никаких: звание одно.

Сквозь сумятицу мыслей пробился голос Уилларда-Смита:

— Чтоб мне провалиться, наш эскорт нацелил на яхты вспомогательную артиллерию!

Брент взглянул на приближающуюся флотилию яхт. Некоторые уже миновали эсминец. Глядя в бинокль, Уильямс вдруг резко выпрямился.

— И верно! Файт навел на них все пулеметы.

Выпятив толстую нижнюю губу, он прикусил ее ровными белыми зубами. Кадык на шее ходил ходуном. Потом командир вдруг отрывисто бросил в микрофон:

— К надводному готовсь! Лейтенант Росс, шифровальщик Ромеро, старший писарь Итиока, старшина-артиллерист Боумен — к пятидесятым! Закрыть и задраить люки, кроме рулевой рубки! Два «Томпсона» — на мостик!

Брент и Кром встали к пулеметам пятидесятого калибра. Хамфри Боумен и Юйдзи Итиока вытянулись наготове у ящиков с боеприпасами. Сторджис заменил у штурвала Оверстрита, и матрос скрылся в люке рулевой рубки. Другие матросы вынесли на палубу два старинных автомата сорок пятого калибра системы «Томпсон» и едва не столкнулись с четырьмя японцами, проворно спускавшимися с мостика в люк. Уильямс взял один автомат себе, другой подал Уилларду-Смиту.

— Это делается вот так, пока не услышите девять щелчков. — Он повернул пятидесятизарядный барабан, затем сдвинул рычажок затвора, поставил на предохранитель и резко оттянул рукоятку, загнав пулю в коробку.

Уиллард-Смит в точности повторил его действия.

— Надо же, — удивился он, — как игрушечный!

— Поаккуратнее с ним, — предупредил Брент, — на длинных очередях слишком сильная отдача. Лучше бить короткими. С этой штуковиной даже у Аль-Капоне были проблемы, — вяло пошутил он.

У командира вырвался нервный смешок, а Брент сразу сменил тон на официальный:

— Я бы выставил на палубу пожарно-спасательную команду и приготовил рукав.

— Правильно.

По команде Уильямса трое, выскочив из люка, кинулись к ящику в носовой части мостика, вытянули большой рукав и крепко ухватились за насадку. Старший пожарно-спасательной группы, старшина минеров Масайори Фудзивара глянул на командира, ожидая указаний.

— Проверить давление!

Рукав наполнился и стал извиваться; сильная струя хлестнула через борт ярдов на тридцать.

— Стоп!

Струя прекратилась, и Уильямс добавил:

— Бить по всем, кто войдет в створ!

— Есть, командир!

— Радар! Дальность ближайшей яхты!

— Двести пятьдесят ярдов, сэр.

— Хорошо. — Он повесил на плечо «Томпсон». — На эсминец вроде никто заходов не делает.

— Если это «Ренго Секигун», они будут охотиться за нами, — ответил Брент. Теперь всему миру известно, что мы потопили «Гефару» и взорвали один из их эсминцев.

— Какова вероятность нападения?

— Очень мала, но у них не угадаешь.

— Вы правы, нельзя рисковать лодкой.

Десятки яхт, украшенных яркими лентами, воздушными шарами, бумажными фонариками шли им навстречу. На палубах толпились люди, что-то кричали, размахивали гирляндами разноцветных флажков. Уильямс перегнулся через ветрозащитный экран.

— Фудзивара! Наполни рукав и опиши водой дугу перед носом и по бимсам. Пусть знают, что близко подходить нельзя.

Старшина повернул ручку на медной насадке рукава и выстрелил водяной струей на сорок ярдов по обоим бимсам. Яхты отошли за очерченный полукруг. Брент и Кром опустили стволы «Браунингов». Ликующая толпа сразу притихла. Яхты поворачивали и отходили на сотню ярдов. Люди продолжали махать руками, но приветственных криков уже не было слышно.

В окружении яхт два боевых судна медленно продвигались к военно-морской базе.

— Все вроде о'кей, — бормотал себе под нос Уильямс и, видя, что Файт сбросил скорость, приказал Сторджису: — Вперед помалу.

— Скорость четыре, сэр, — отозвался рулевой.

Прежде чем Уильямс успел что-либо сказать, послышался крик впередсмотрящего:

— Одна подходит на два-семь-ноль!

— Рукав!

Фудзивара перетянул рукав на левый борт и выпустил струю. Моторная яхта на огромной скорости рванулась вперед, едва не зачерпнув кормой воду. В кабине сидело двое, и у одного в руках была автоматическая винтовка.

— Право на борт! Самый полный! Не подпускать ее!

Сторджис быстро повернул штурвал и передал команду по машинному телеграфу, но чтобы вывести тяжелую лодку на скорости, нужно время. И уж конечно, «Блэкфин» не может состязаться в маневренности со скоростной яхтой.

— Если струя их не остановит — открывайте огонь! — крикнул Уильямс.

— Можем не успеть, командир, — предупредил Брент, беря на прицел яхту.

Уиллард-Смит снял автомат с предохранителя, встал рядом с Брентом и тоже прицелился. Командир с «Томпсоном» наизготовку подошел к левому борту. Яхта уже достигла струи, но даже не подумала свернуть с курса.

— Огонь!

Рев «Браунинга», подхваченный грохотом двух автоматов, оглушил всех. Стальной экран дребезжал. Клубы едкого коричневого дыма смешивались с тяжелыми испарениями над заливом. Сотни пуль, сморщив воду, ударили по яхте. Двое в кабине исчезли. Спрятались за бронированным щитом, догадался Брент. У них даже может быть оптика для наблюдения из укрытия. Он не отпускал гашетку, поливая очередями нос яхты и метя по ватерлинии. Но пластмассовую яхту не так-то просто расколоть. Сорок ярдов, тридцать ярдов — яхта летела прямо сквозь огневой шторм. Но вдруг накренилась, сбросила скорость, зарылась носом в воду. И тут же последовал взрыв.

Ярко-оранжевая вспышка снесла нос, потом грудой обломков взлетел мостик. Пластиковые бомбы, видно, были заложены на носу. Заряд небольшой — не то что пятисоткилограммовые, какими их бомбили «Штуки», — но вполне достаточный, чтобы сделать пробоину в поврежденном корпусе и потопить «Блэкфина».

Брент с тревогой озирался. Несколько обломков ударили в надстройку, но ни пожарников, ни впередсмотрящих у перископа не задело. Все молча смотрели на разбитую лодку; вода возле нее все еще кипела, и широким кругом сеялся дождь обломков.

Странная вещь эта взрывчатка. Носовой части как не бывало, а кормовая, совершенно целая от рубки до юта, отпрыгнула и стала медленно погружаться в воду. Среди обломков показались голова и рука, делавшая слабые гребки. Второй яхтсмен исчез.

— Курс, командир? — спросил Сторджис.

Уильямс будто не слышал. Нацелив автомат, он дал длинную очередь. Пули ударили по воде с великолепной точностью и выполнили задуманное. Голова дернулась в шумном всплеске и раскололась на белые крошки костей и серые брызги, взметнувшиеся высоким фонтаном. Наконец боек ударил в пустоту. Негр медленно опустил оружие, дыша натужно, как после марафонского забега. Черные глаза горели хищным блеском.

Сторджис указал Бренту на репитер, отщелкивающий градусы, точно секунды. Лодка, набирая скорость, выписывала на воде круги.

— Командир! — воскликнул Брент. — Мы кружим!

— Что? — Глаза Уильямса остекленели; казалось, до него не дошел смысл фразы. — Они хотели подорвать мою лодку! — произнес он таким тоном, словно оправдывался перед судом.

Воцарилась напряженная тишина.

— Да, сэр, — тихо подтвердил Брент и обвел пальцем вокруг головы. — Мы кружим.

Уильямс глядел на мертвеца, которому снес череп. Остались только нижние зубы, язык и одно ухо. Горло взрезано, из кадыка хлещет кровь, расползаясь по воде. Лицо командира обезобразила кривая ухмылка.

— Кружим… Да, мы все время кружим, не так ли? Все кружим и кружим… — Уильямс разразился безумным смехом.

Он явно утратил чувство реальности. Согласно инструкции, Брент должен был принять командование на себя. Но он предпринял последнюю попытку:

— Командир, курс и скорость! — Он кивнул на стайку яхт, что плыла навстречу потерявшей управление лодке. — Мы же их сомнем!

Уильямс потряс головой, будто очнувшись от глубокого сна.

— Командуйте, старпом.

— Есть, сэр! — Брент повернулся к Сторджису. — Вперед помалу! Лево на борт! Курс… — он глянул на репитер, — два-семь-семь.

Рулевой спешно исполнил команду. Глаза Брента вернулись к Уильямсу, бессильно облокотившемуся на ограждение.

— Вам надо отдохнуть, сэр. Я позову санитара Ясуду…

— Отставить! — выпалил Уильямс. — Я… Со мной все о'кей. Выполняйте приказ — ведите судно. — Он повернулся к Боумену и властно добавил, должно быть желая показать всем, что он полностью владеет собой: — Приготовь новый ящик боеприпасов и стой у пулемета. — Потом сказал Уилларду-Смиту: — Оставаться на боевом посту. — Потом в люк: — Еще четыре барабана для «Томпсонов». — Перегнулся через козырек и крикнул Фудзиваре, стоящему на баке: — Рукав не убирать. Приказ в силе.

— Слушаюсь, сэр! — откликнулся старшина.

— Есть курс два-семь-семь, сэр! — доложил Сторджис. — Скорость четыре узла.

— Относительно дна?

— Три и пять, сэр.

— Хорошо. Осадка небольшая. Так держать! — Брент наклонился к микрофону. — Выставить специальный наряд!

Двенадцать человек стремительно поднялись по трапу и присоединились к пожарно-спасательной команде на палубе. Из ящиков вытащили четыре швартова.

Лодка миновала край первого пирса и вошла в проход между рядами причалов. Когда-то выстроенную силами императорского флота пристань впоследствии расширили и усовершенствовали американские оккупационные войска, и Йокосука превратилась в поистине внушительное сооружение. Но склады и мастерские до сих пор помещались в «Куонсетских хижинах» из гофрированного железа. Похожие на страдающих артритом птиц краны нависли над «Флетчерами», транспортами, лихтерами, плавучей базой. Эсминец Файта уже швартовался у пятого причала.

Брент издалека заметил жирную белую четверку на пирсе. Возле складского строения была припаркована санитарная машина, у которой стояли четверо в белых халатах. Два огромных насоса, видно, только что выгрузили: над ними еще возвышался кран. Докеры прикрепляли к ним тросы и шланги. На краю пирса стояли черный казенный «Мерседес» и закрытый фургон. Шестеро охранников с винтовками во все глаза смотрели на лодку.

Да и не только они. Сотни пар любопытных глаз были прикованы к израненному судну. Рабочие на лесах и в доках, матросы, прилипшие к палубному ограждению своих кораблей — все в изумлении глядели на низко сидящую в воде подлодку с зачерненным баком и покореженными орудиями. Когда «Блэкфин» проходил мимо плавучей базы и двух «Флетчеров», одетые в синюю форму матросы торжественно выстроились на шлюпочных палубах. Грянул тысячеголосый рев «Банзай!» Брент повернул голову. Вся команда «Йонаги» стояла рядами вдоль полетной палубы; не уместившиеся заполонили надстройку. «Банзай! Банзай!» — гремело снова и снова; у Брента вдруг сдавило горло, и глаза подернулись влагой.

По правилам, следовало бы объявить общий сбор. Но из-за больших потерь и специального наряда Уильямс не смог собрать на палубе достаточное количество людей, чтобы как положено ответить на приветствие. Вместо этого он повернулся и четко отсалютовал каждому судну, а потом хрипло крикнул:

— Боумен! Стать на гафель!

Старшина-артиллерист буквально скатился с трапа и занял позицию на юте, ослабив тросы флага. И тогда один за другим плавучая база и три эсминца последовали его примеру.

— До середины! — бросил через плечо Уильямс.

Работая фалами, Боумен четырежды отсалютовал боевым флагом. Приветствия не стихали, перекатываясь с палубы на палубу; особенно зычное эхо доносилось от громады авианосца.

Голос лейтенанта Реджинальда Уильямса вывел Брента из эйфории:

— Беру управление на себя, старпом!

Брент изучающе вгляделся в лицо командира. По обеим сторонам рта легли глубокие складки; вид страшно измученный, но в глазах стальная решимость и спокойствие. Брент понял: ему просто необходимо доказать команде и тысячам зрителей, что он способен вести свое судно.

— Есть, сэр. Идем вперед помалу на двух главных дизелях. Становиться будем по правому борту. Предлагаю убрать носовые рули.

— Пост погружения! — произнес в микрофон Уильямс. — Мистер Бэттл, убрать носовые рули!

Стальные крылья медленно повернулись на девяносто градусов и ушли в пазы. Командир огляделся. В узкой акватории базы не видно ни одной яхты.

— Боевую готовность отставить! Группа охранения свободна! — предварительно взглянув на репитер, повернулся к Сторджису. — Право на угол два-восемь-ноль. — После чего отдал команду группе у швартовых: — Швартоваться по правому борту!

— Есть швартоваться по правому борту! — откликнулся старший матрос Хитоси Мотосима.

— Самый малый!

Чуть погодя, когда нос лодки вошел в док, командир снова крикнул:

— Стоп машина!

Лодка по инерции двигалась вперед. Мотосима раскрутил над головой легость и бросил матросу на причале; тот ловко вытянул на сушу швартов и обмотал его вокруг кнехта.

— Шпринг номер два встал, сэр! — доложил Мотосима.

— Хорошо. Левый дизель, малый назад!

Наконец лодка стала на причал; кормовой швартов был выброшен последним, чтобы не поддеть слабину винтами.

— Стоп машина!

Вибрация прекратилась; все швартовы закреплены.

— Включить вспомогательный двигатель номер один!

— Вспомогательный номер один включен, — отозвался Брукс Данлэп.

— Хорошо. Стоп машина!

Пульсирующий грохот и оглушительные выхлопы двух огромных «Фэрбенкс-Морзе» резко стихли. Тишина вначале показалась странной, гнетущей, но вскоре прохладный ветер успокоил натянутые нервы. Наконец-то «Блэкфин» отдохнет.

Переводя дух, Брент облокотился на экран и устремил жадный взгляд к авианосцу, стоящему по ту сторону канала. Полное ощущение, что видишь свой дом после долгого отсутствия. В сердце шевельнулась гордость, вытесняя моральное и физическое утомление. Даже обида на Уильямса куда-то ушла. За шесть лет службы на «Йонаге», он так и не сумел по-настоящему оценить размеры авианосца. С борта всего не увидишь, да и не с чем сравнивать, кроме как с морем, небом и далеким эскортом. А здесь, в доке, он подавлял собой все, как Гулливер среди лилипутов.

От боевых предков «Йонаге» в наследство досталась низкая полетная палуба, простирающаяся по прямой на одну пятую мили. Надстройка огромной серой Фудзиямой тянулась ввысь, поделенная на мостик управления полетами, флагманский и штурманский мостики. Леса по бортам вознеслись на головокружительную высоту; ремонтники и матросы кажутся мелкими букашками.

Наверху видны дальномеры, зенитные орудия, радиолокационные антенны, флажные фалы. Огромная труба в типично японском стиле чуть выступает над бортом. На ней укреплены четыре платформы для прожекторов и висят рядами спасательные плоты. С тыльной стороны трубы находится задняя мачта с гафелем. Полетную палубу окаймляют галерейные с трехствольными 25-миллиметровыми пулеметами и универсальными пятидюймовыми орудиями; стволы напоминают молодой лес. Все окружающее — корабли, склады, водонапорные башни, служебные постройки — выглядит убого на фоне этого гиганта. Трудно поверить, что он подчиняется воле одного человека.

За шесть лет Брент досконально изучил «Йонагу». Адмирал Фудзита потратил немало часов, разъясняя ему уникальную конструкцию судна. А вместе с Йоси Мацухарой он облазил авианосец от центрального автомата стрельбы до киля, от носа до циклопической кормы, не пропустив ни одного из тысячи ста семидесяти шести отсеков. Теперь он знает «Йонагу» лучше, чем «Блэкфина», и лучше, чем что-либо в своей жизни. История корабля, тайна его создания навечно отпечатались в памяти во время многочисленных бесед с Фудзитой, Мацухарой, десятками других офицеров.

«Йонага» — четвертое и самое мощное судно типа «Ямато». Первыми в этом классе стали линкоры «Ямато» и «Мусаси». Водоизмещение 64.000 тонн, девять орудий калибра 18,1 дюйма; оба судна уничтожены с воздуха. Третий корабль — «Синана» был перестроен в авианосец водоизмещением 71.890 тонн. Его потопила подводная лодка «Арчер-Фиш». Все «Ямато» имели длину 853 фута и были оснащены двенадцатью котлами, дающими тягу четырем мощным турбинам, что позволяло развивать скорость до двадцати семи узлов… Все, кроме «Йонаги».

Адмирал Хироси Фудзита лично задумал и разработал проект реконструкции судна. В качестве консультанта он привлек к делу старого друга, выдающегося японского судостроителя вице-адмирала Кейдзи Фукуду. Они удлинили корпус «Йонаги» на 197 футов, установили четыре дополнительных котла, доведя мощность турбин до 200.000 лошадиных сил, а максимальную скорость до тридцати двух узлов. Главная палуба, защищенная бронированными пластинами от четырех до восьми дюймов толщиной, стала ангарной. Когда поверх ангарной палубы выстроили полетную, Фудзита приказал усилить ее броней в 3,75 дюйма, а под нее положить еще один слой 0,75-дюймовой стали. Коробчатые бимсы между двух слоев нафаршировали бетоном и резиной. По расчетам адмиралов, такая броня способна выдержать удары 1000-фунтовых бомб. Прямоугольная полетная палуба занимает площадь почти в 1500 квадратных ярдов (более трех акров) и ограничена спереди и сзади двумя подъемниками.

Длинная переборка, протянувшаяся с носа на корму и от третьей палубы до киля, значительно повысила водонепроницаемость судна. Вдобавок был установлен стальной короб (Фудзита называет его «цитаделью»), чтобы защитить сердце «Йонаги». Составленный из восьмидюймовых стальных пластин, он закрывает отсеки с семидесятого до сто восемьдесят пятого. Здесь сосредоточено все основное оборудование: котлы, двигатели, рулевое устройство, электроника, связь, погреба боеприпасов. Дополнительные топливные баки позволяют увеличить дальность плавания до десяти тысяч миль. Резервуары авиационного горючего защищены броней и цистернами с морской водой. Вес броневого слоя превышает 19.000 тонн — больше тоннажа тяжелого крейсера. При полной загрузке водоизмещение «Йонаги» равно 84.000 тонн, на две тысячи больше, чем у самого крупного американского авианосца «Нимиц», построенного на тридцать шесть лет позже «Йонаги».

Размышления Брента прервал громкий приказ Уильямса старшему матросу Мотосиме:

— Обеспечить питание от береговой сети, телефонную связь и подачу воды. — Затем команда в микрофон: — Санитар Тисато Ясуда, подготовить раненых к высадке на берег. Лейтенант Данлэп, срочно доклад на мостик! Подключить береговые насосы к цистерне главного балласта номер один. — Последнее распоряжение было обращено к Бренту: — Надевайте парадный мундир, старпом. Босс ждет.