На похороны, состоявшиеся в четверг в одном из токийских храмов приехали сын Кимио Садамори и ее дочь Симикико с мужем. Брент и Йоси были в «белом парадном», как и все участники погребальной церемонии. Адмирал Аллен и полковник Бернштейн, сменивший свой камуфляжный комбинезон на одолженные у Нобомицу Ацуми белые тужурку и брюки, тоже были здесь, хоть лично и не знали покойную. Маюми сидела рядом с Брентом, сжимая ледяными дрожащими пальцами его руку.

Маленький иссохший буддийский священник в деревянных лакированных сандалиях, мешковатых синих штанах и коричневом балахоне вел церемонию. Ему помогали двое служек: они, рассыпая искры, окуривали ореховый гроб благовониями, покуда священнослужитель на негнущихся ревматических ногах обходил его, вознося молитвы. Брент смутно разбирал слова, но одна фраза, повторявшаяся под каменными сводами маленького храма вновь и вновь, врезалась ему в память: «Тело и дух ее соединились со вселенной». Мацухара, казалось, ничего не слышал и не видел. Незадолго до окончания службы Маюми разрыдалась.

Брент обрадовался, когда тяжкий и горестный обряд подошел к концу. Офицеры вернулись на «Йонагу», а он на такси повез Маюми домой.

— …Какая бессмыслица, — проговорила Маюми, сделав глоток сакэ.

— Жизнь не бывает бессмысленной.

— Я — о смерти. Из-за чего она погибла?

Брент залпом выпил свою порцию.

— Они хотели убить тебя, — продолжала Маюми.

— Да.

— Этот маньяк знал тебя.

— Знал, — Брент налил себе из фарфорового кувшина еще и с увлажненными глазами повернулся к Маюми: — Я любил ее. Видит Бог, мне легче было бы умереть самому.

Но Маюми продолжала, словно не слыша:

— Ты застрелил их — и ту женщину тоже…

— Маюми, что мне, целоваться было с ними?

— Не знаю, не знаю, — и она опять расплакалась.

Брент обхватил ее сотрясающиеся плечи, пытаясь успокоить.

Но вот она постепенно взяла себя в руки и сказала:

— Я знаю, у тебя не было выбора: они убили бы нас всех… Но в том, что в мире так много ненависти и злобы, повинны и мы. Мир устроен неправильно.

Брент, нежно гладя ее волосы, прошептал ей на ухо:

— Мир таков от своего сотворения и пребудет таким до скончания веков. — Он поглядел в широкое окно, откуда открывалась панорама Токио. — И мы, несовершенные, испорченные, обреченные уничтожать себе подобных люди, движемся, быть может, к какому-то вселенскому харакири, — Брент сам удивился, как вырвалось у него это неожиданное откровение.

— И в этом мире всегда были Каддафи…

— Да, только в разные века они назывались по-разному — Калигула, Чингисхан, Аттила, Наполеон, Гитлер, Сталин…

— Но с ними боролись…

— …здравомыслящие люди.

— Но те, кто приходил на смену этим монстрам, тоже считали себя людьми разумными и здравомыслящими.

Брент выпрямился на диване.

— Да.

— И люди, которых ты застрелил во вторник, ни за что бы не согласились считать себя исчадиями ада.

— Разумеется, нет.

— У них были убеждения… Были причины поступать так, как они поступали?

— Наверно.

— Люди всегда находят себе оправдание… — голос ее истерически зазвенел.

Брент попытался привлечь ее к себе.

— Маюми, послушай меня…

— Нет. Уходи, Брент.

— Маюми! — ошеломленно воскликнул он.

— Уходи, — голос ее вдруг стал низким, и его небывалая суровость поразила Брента. Она порывисто отстранилась от него.

Он допил сакэ и ушел.

Когда такси остановилось у проходной, и Брент увидел полетную палубу и надстройку авианосца, возвышавшиеся над доком, подобно гигантской стальной скале, пустота в его душе, образовавшаяся после того, как он покинул дом Маюми, уступила место странному непривычному ощущению, которого он, пожалуй, не испытывал после смерти матери ни разу: Брент почувствовал себя в безопасности и под надежной защитой. Он сознавал, что чувство это — не просто ласковая привязанность каждого моряка к своему кораблю, а нечто другое и большее… Это адмирал Фудзита — это могучая аура его личности, проникающая везде и всюду, всасывающаяся в кровь, лепящая людей по его образу и подобию, заставляющая их действовать только по его воле и разумению. Может быть, он один из богов-ками, пришедший на землю во всеоружии своей нематериальной силы и подчиняющий себе людей? Как иначе объяснить то, как фанатично предана ему команда «Йонаги»? Брент знал, что власть адмирала распространяется и на него тоже.

— Я вернулся домой, — сказал он, вылезая из такси, и в первый раз за эти двое суток улыбнулся.

В ту минуту, когда он поднялся по трапу и ступил на шканцы «Йонаги», ему стало ясно: что-то произошло.

— Господин лейтенант, вас просят немедленно явиться во флагманскую рубку, — отдавая честь, сообщил ему помощник вахтенного начальника.

Брент торопливо вошел в кабину лифта, поднявшего его на две палубы в островную надстройку. Две минуты спустя он уже занимал свое место за столом, где кроме сердито насупленного адмирала Фудзиты сидели только Аллен, Бернштейн и Йоси Мацухара. При появлении лейтенанта в рубке установилась внезапная тишина.

— Лейтенант, — сказал Фудзита. — Подполковник Мацухара подробно доложил мне о перестрелке в парке Уэно, а полковник Бернштейн сейчас ознакомит нас с только что полученными от «Моссад» сведениями, — он кивнул израильтянину.

Тот поднялся и заглянул в распечатку.

— Только что расшифровал, — пояснил он, помахивая листком. — Тут выдержки из досье на вашего, с позволения сказать, «друга», безвременно усопшего Юджина Ниба, — он взглянул на Брента, а потом на Мацухару. — Итак: родился в Аркадии, штат Калифорния, в 52-м году. Отец — удалившийся от дел промышленник, бывший владелец «Нибко Валв Компани» и коннозаводчик Томас Ниб. Фирма процветала, у Ниба-младшего были отличные перспективы. По окончании частной школы поступил в Калифорнийский университет, где сблизился с леваками. Принимал участие в демонстрациях протеста против войны во Вьетнаме, подозревался в том, что забросал гранатами полицейский участок. В 72-м убил профессора Кристофера Олтона, читавшего ему один из курсов по экономике. Ниб неоднократно называл его фашистом и капиталистической свиньей. После убийства исчез и выплыл спустя некоторое время в Париже, где его взял под свое покровительство Карлос-Шакал… Это прозвище человека по имени Ильич Рамирес Санчес.

— О-о, — сказал адмирал Аллен, — любимое дитя международного терроризма?

— Оно самое — единственное и неповторимое, — подтвердил Бернштейн. — После того как он прикончил своего ближайшего приспешника Мишеля Мукарбаля, его место занял Ниб, к тому времени вступивший во Французскую компартию и уверовавший в Карла Маркса, как в бога. Карлос и Ниб вместе учились в Университете дружбы народов имени Патриса Лумумбы… Чему учились? Стрельбе из всех видов оружия, подрывному делу, нелегальному переходу границы, вербовке, рукопашному бою, тайнописи, устройству засад, похищению людей и прочим премудростям терроризма. Особых успехов Ниб достиг в стрельбе из АК—47, отдавая предпочтение десантному варианту. — Он на мгновение поднял глаза, а потом вновь углубился в текст. — Прошел подготовку в тренировочных лагерях в Адене и Ливии, стал членом НФОП… — простите, Народного Фронта Освобождения Палестины и близким другом Ясира Арафата. В 75-м приступил наконец к политическим убийствам — в Лондоне из 9-миллиметрового «Вальтера» с глушителем застрелил сотрудника голландского посольства. В 76-м вместе с Карлосом забросал редакции трех парижских газет американскими гранатами, причем одиннадцать человек погибло. Потом он перешел в прямое подчинение Каддафи и переехал в Испанию, где гранатами из все той же похищенной партии помог баскам уничтожить возможного преемника каудильо — адмирала Каррера Бланко. Потом в Цюрихе взорвал представительство «Джапан Эрлайнз». На некоторое время мы потеряли его из виду, покуда он не всплыл в качестве инструктора в тренировочном центре, расположенном неподалеку от ливийского города Бенгази. Там у него начался бурный роман с одной из самых даровитых его учениц, входивших в так называемую Японскую Красную Армию. Звали ее Кэтрин Судзуки.

Брент, широко раскрыв глаза, резко выпрямился:

— Так вот, значит, что…

— Это вы ее убили?

Прежде чем Брент успел открыть рот, адмирал Аллен произнес:

— Он. И в той же манере, что и Ниба: пулю меж глаз.

— Оба тысячу раз заслужили это. Я могу упрекнуть лейтенанта лишь в том, что он дал им возможность умереть слишком быстрой и легкой смертью. Лучше бы — помедленней и поизысканней, — сказал Фудзита и добавил: — В будущем, лейтенант Росс, прошу иметь это в виду.

Аллен, покраснев, хотел было что-то возразить, но Бернштейн уже продолжал читать свою справку:

— В 81-м Ниб был направлен в Японию, где организовывал студенческие беспорядки. Подозревается также в причастности к налетам на токийское представительство израильской авиакомпании и на пять полицейских участков. Тот же почерк — гранаты.

— Неужели пять? — удивился Брент.

— Тщеславный был человек. Затем опять как в воду канул и обнаружился лишь во вторник…

— Нет, мы еще за неделю до этого видели его среди пикетчиков у проходной, — сказал Брент. — Подполковник Мацухара может подтвердить. Йоси! — окликнул он летчика. — Ты помнишь?

Йоси вздрогнул, словно очнулся, и, не отвечая ему, негромко и деловито произнес, обращаясь к Фудзите:

— Господин адмирал, прошу разрешения на харакири.

Рубка погрузилась в вязкую и плотную тишину: слышалось лишь приглушенное гудение вентиляции, и Бренту почудился в нем шелест крыльев ангела смерти.

Фудзита долго смотрел на летчика и наконец спросил:

— Вы себя вините в гибели вашей невесты?

— Так точно, господин адмирал. Мне накануне было послано знамение — ярчайшая молния. Я ему не внял.

— Да нет же! — с мукой произнес Брент. — Мы же с тобой говорили об этом… Кимио погибла из-за меня, и я, а не ты должен сделать харакири.

— Брент! — закричал Аллен, схватив его за руку. — Ты в своем уме?! Что за околесицу ты несешь?!

— Для меня вопрос предельно ясен. Моя небрежность и беспечность стали причиной гибели беззащитной женщины.

— Нет. Это я… — сказал Мацухара, но адмирал Аллен перебил его криком:

— Не могу поверить, что вы всерьез!..

— Довольно, — сказал Фудзита, и все смолкло в рубке. — Если искупить вашу вину вы можете только смертью, то в самое ближайшее время вам предоставится возможность погибнуть. А пока в вас нуждается император, нирвана может подождать. — Черные глаза взглянули на Мацухару. — Неужели вы забыли, подполковник, как сорок семь самураев целый год ждали случая отомстить за своего сюзерена?

— Забыть это человек не может, господин адмирал. Но мы уже отомстили — все четыре террориста погибли в ими же устроенной засаде.

— И вы полагаете, Йоси-сан, что этого достаточно? Вы удовлетворены? Вы считаете возможным оставить своего императора, свой корабль, своих не имеющих боевого опыта летчиков в час, когда Японии грозят величайшие испытания? — Адмирал положил ладонь на переплет «Хага-куре». — В этой книге сказано, что самурай, не обагривший свой меч кровью отмщения, будет отринут богами и Буддой.

Мацухара, до хруста стиснув переплетенные пальцы, спросил, не поднимая глаз:

— А когда мы уничтожим врагов микадо, вы позволите мне исполнить мой долг по отношению к самому себе?

— Да черт тебя возьми! — взорвался Брент. — Это же моя…

Адмирал Аллен привстал с кресла:

— Брент, ты на самом деле рехнулся?!

Снова голос Фудзиты, как ледяной клинок, пресек спор:

— Прекратить! Вы обещаете мне — вы оба?! Поклянитесь на «Хага-куре»!

Мацухара положил ладонь на книгу, и Брент после секундного колебания сделал то же.

— Нет… Нет… — почти простонал Аллен.

— Клянусь! — в один голос сказали Брент и Мацухара.

Адмирал улыбнулся и, опершись ладонями о стол, поднялся. Следом вскочили и вытянулись все остальные.

— Все свободны, — бросил он.

Брент неожиданно для себя низко поклонился ему на японский манер. Лицо Аллена было искажено гневом и удивлением.

— Нет, я прошу объяснить, что с тобой творится!

Брент знал, что адмирал вне себя и всячески пытался уклониться от разговора. Однако Аллен схватил его за руку и почти силой потащил к себе в каюту, усадил в кресло, а сам заметался в узком пространстве между столом и койкой.

— Я очень встревожен, Брент!..

— Знаю, сэр… Мы уже говорили об этом раньше.

Адмирал перестал метаться, остановился и очень жестким тоном произнес:

— Раньше ты не собирался вспороть себе живот!

— Я несу ответственность…

— Ты несешь чушь! Американцы отвечают за свои ошибки, не выпуская себе потроха.

— Мы в Японии.

— Но ты-то не японец!

— Я служу вместе с людьми, ежеминутно готовыми сделать себе харакири.

— Это из серии «с волками жить — по-волчьи выть», да?

— Здесь это правильно.

— Это нигде не правильно.

— Адмирал, вы не понимаете… — с тоской произнес Брент.

— Не понимаю, так объясни.

— Я сам завел в ловушку Кимио, Йоси и Маюми… Я нюхом чуял, что там что-то не то, и все-таки не остановил их… А потом на мгновение нагнулся, и очередь, предназначавшаяся мне, досталась Кимио.

— Лучше было бы, если бы попали в тебя?

— Лучше. Я не ощущал бы чувства такой мучительной вины.

— Ты бы вообще ничего уже не ощущал. А раз не застрелили, — с сарказмом продолжал Аллен, — то теперь сам Бог велит зарезаться.

— Адмирал Фудзита запретил самоубийство.

— Не запретил, а отложил до полной победы.

Брент, уставившись себе под ноги, стиснул пальцами виски.

— Я исполню свой долг и… и если придется все же принять решение, скажу вам.

— Ты обещаешь мне, Брент?

— Да.

— Поклянись памятью отца.

Брент поднял голову:

— Да, сэр. Клянусь памятью отца, — он хотел подняться, но адмирал жестом остановил его.

— Защищаясь, ты убил двоих…

— Троих, сэр.

— Нет, Юджина Ниба ты казнил — так же, как Кэтрин Судзуки.

Брент почувствовал обиду и гнев.

— Сэр! Что я должен был, по-вашему, сделать? Оба — террористы, оба — убийцы. Ниб изрешетил Кимио из «Калашникова». Я…

— Ты тоже совершил убийство.

— Нет, — низким твердым голосом, идущим словно из самой глубины его существа, ответил Брент. — Нет. Это не убийство.

— А что?

— Кара. Воздаяние. Очищение.

— Вот как?

— Да. Это то же, что задавить выскочившую из сточной канавы крысу.

— Ну, а кроме того, это поведение в стиле мстителей-самураев. — Адмирал пнул носком башмака ножку койки. — Ты стрелял разрывными.

— Нет, это не «дум-дум», просто у них смещен центр тяжести, и они, попадая в тело, начинают как бы кувыркаться в нем…

— «Попадая в тело»… Какое варварство.

— Это штатные боевые патроны, они стоят на вооружении императорского военно-морского флота, — Брент чувствовал, как все сильнее вскипает в нем гнев. — А есть вообще гуманные способы убийства, сэр? Может быть, мне следовало бы сделать Нибу усыпляющий укол?

— Ты мог арестовать его, вот и все.

— Да? Арестовать и передать токийской полиции? Через месяц он разгуливал бы на свободе и убивал невинных людей.

Адмирал побагровел, на щеках заметнее проступили склеротические жилки:

— Откуда ты знаешь? — закричал он в полный голос. — Нет, Брент, просто тебе нравится убивать!..

Раздавшийся в эту минуту из динамика принудительной трансляции голос Фудзиты прервал его:

— Команда авианосца «Йонага»! Враги нашего императора совершили беспримерное злодеяние… — Адмирал осекся от волнения, но справился с собой и заговорил еще более напористо и убежденно. — Арабские террористы и их приспешники из так называемой Красной Армии похитили наследника престола принца Акихито, когда он молился в храме Сенсокдзи. Его охранник был застрелен на месте, а сам наследник увезен в неизвестном направлении. Я только что был во дворце, куда позвонили злоумышленники. Одновременно другое гнусное преступление было совершено в Токийском аэропорту: там несколько вооруженных людей, захватив DC—6 нашей авиакомпании, удерживают экипаж и пассажиров в качестве заложников, но пока не предъявили никаких требований. «Дуглас», находящийся у седьмого терминала, блокирован полицией. Я буду сообщать вам о развитии событий по мере поступления сведений. И поверьте слову самурая — этим собакам не уйти от возмездия, — в динамике щелкнуло, и голос Фудзиты смолк.

— Разрешите идти, сэр? — вставая, спросил Брент.

— Идите, лейтенант, — бросил, Аллен сердито, а когда Брент уже взялся за ручку двери, совсем другим тоном воскликнул: — Брент! Тебе надо уйти с «Йонаги». Подумай хорошенько о переводе в РУ ВМС. Прошу тебя, подумай!

Брент медленно обернулся:

— Сэр, я подумал и готов перевестись в Вашингтон, как только террористы будут остановлены, то есть — уничтожены.

— Ладно, — сказал старый адмирал, смиряясь с неизбежностью. — Принято к сведению.

Через четыре часа их обоих вызвали к Фудзите. Перед адмиралом стоял Кеннет Розенкранц с двумя конвоирами по бокам.

— А-а-а! Кого я вижу?! Это же мой задушевный дружок, стопроцентный американец Брент Росс! — глумливо пропел он при виде лейтенанта.

— Как там шприцы-то у тебя в заднице — прижились? — спросил Брент.

— Ты о своей лучше позаботься! — Кеннет рванулся к нему, но конвоиры, перехватив его, заломили ему руки за спину.

— Капитан, вам известно о похищении наследного принца Акихито? — спросил адмирал.

— Какого еще Хуихито? Что мне за дело до ваших вонючих принцев? — не поднимая расширенных бешенством зеленых глаз, огрызнулся летчик.

— Принц Акихито — единственный сын императора Хирохито, наследник престола. Ему пятьдесят пять лет, он сто двадцать пятый представитель династии по прямой и непрерывной линии.

— А-а, старичок, как я понимаю, прямая линия вот-вот загнется и принц — вместе с ней, — вызывающе расхохотался Кеннет.

Лицо Фудзиты потемнело от гнева, но он сдержанно ответил:

— Этого не произойдет. — Воцарилась выжидательная тишина. — Его предлагают обменять.

Летчик еще больше расширил глаза.

— Ну да? И на кого же?

— На вас, — с таким отвращением, словно у этих двух слов был вкус тухлятины, произнес адмирал.

— Не может быть! — в один голос воскликнули Аллен и Брент.

Кеннет оглушительно захохотал.

— Менять наследника престола на этого ублюдка?! — с горечью воскликнул Брент.

— Террористы в качестве непременного условия потребовали, чтобы к месту обмена — к седьмому терминалу Токийского аэропорта, где стоит захваченный ими «Дуглас», — Розенкранца в зеленом «Мицубиси-галлант» доставили вы, лейтенант Росс, — сказал адмирал. — В машине вы будете вдвоем. Никого больше рядом, и ни одного японского самолета в небе. При малейшем поползновении нарушить условия обмена принц Акихито, Брент Росс и двадцать восемь заложников будут немедленно расстреляны. — Розенкранц рассмеялся, а адмирал продолжал: — Если будет предпринята попытка перехватить DC—6 в воздухе, он будет взорван.

Летчик царапнул зелеными глазами-льдышками по лицу Брента:

— Отлично, о лучшем попутчике и мечтать нельзя. Ух, и полетаем же мы с тобой!

— Этот вариант был предложен первоначально, — сказал Фудзита. — Я его отверг.

— Ого! Рискуете, адмирал. На кону стоит голова вашего драгоценного принца.

Адмирал перевел черные, влажно блестящие глаза на Брента.

— Кое-что на свете вообще не имеет цены.

— Ну, и когда же начнутся все эти игры и забавы?

— Завтра. В 8:00 по местному времени.

— Дождусь ли часа я заветного? — пропел Розенкранц, устремив взгляд на лейтенанта.

Бренту не пришлось ставить машину на стоянку — по знаку офицера, командовавшего полицейским оцеплением, зеленый «Мицубиси-галлант» пропустили к самому зданию аэропорта. Пассажиров не было видно, зато повсюду стояли полицейские с автоматическими винтовками М—16.

— Лейтенант Ямагута Аритомо, — представился подскочивший к машине тучный, средних лет полицейский офицер. Голос у него от волнения срывался на фальцет. — Прошу за мной, господа, — он открыл заднюю дверцу и стал помогать скованному наручниками Розенкранцу выбраться из машины.

— Прими руки, макака! — рявкнул тот.

Лейтенант отпрянул, словно от удара током. Брент резким движением выволок летчика наружу и, встряхнув, поставил на обочину.

— Будь повежливей!

— Большой вырос, да? — зарычал Кеннет. Он выпрямился во весь рост и взмахнул скованными руками. — Если б не эти браслетики, я б тебя укоротил.

— Ты уж однажды попытался, и сам без носа остался.

— Я был ранен, понимаешь ты это, сволочь, маменькин сынок, чистюля?!

Брент почувствовал, как зарождается где-то в самом нутре знакомое бешенство, но огромным усилием воли сумел подавить его.

И вовремя — зеленый «Мицубиси-галлант», точно такой же, как тот, на котором он привез Рози, подрулил к обочине. Двое мужчин — гороподобный как борец сумо японец и смуглый небритый араб с телосложением гориллы — вытащили из автомобиля третьего — маленького, средних лет человека в скромном сером костюме. Руки у него были скручены за спиной.

— Вот оно, ваше божество! — крикнул японец.

— Получайте его императорское высочество! — гориллообразный араб пихнул принца в спину так, что тот с трудом удержался на ногах.

Брент, моментально развернувшись, открытой ладонью ударил Розенкранца между лопаток, и летчик захлебнулся воздухом, едва не стукнувшись о бетонную опору терминала.

— Эй, вы! — крикнул Брент. — Поаккуратней с принцем, а то получите своего Рози в сильно помятом виде.

Побелевшие от ненависти глаза Кеннета обожгли его.

— Погоди, сука, я еще до тебя доберусь.

Брент ухватив его за шиворот, вздернул кверху.

— Когда доберешься, на своих ногах уже не уйдешь.

И странная процессия двинулась через залы аэропорта: впереди и сзади — по десятку полицейских с М—16 наизготовку, посередине — принц с двумя своими конвоирами, а за ними Брент с Кеннетом. У стойки билетного контроля, за которой виднелись стеклянные двери и надписью «Выход № 7», шествие остановилось. В сотне футов от них Брент увидел окруженный полицейскими «Дуглас».

Лейтенант Ямагата Аритомо срывающимся голосом объявил:

— Обмен произойдет здесь!

Кеннет обернулся к Бренту:

— Как я разлуку с тобой переживу — не знаю. Одно утешает — расстаемся ненадолго. Скоро встретимся.

Брент, снова погасив вспышку ярости, ровным голосом ответил:

— Буду ждать с нетерпением.

Розенкранц, смеясь, прошел в раздвинувшиеся стеклянные двери.

Вернувшись на «Йонагу», лейтенант обо всем доложил Фудзите, а тот по корабельной трансляции объявил об освобождении наследного принца команде, встретившей это известие ликующим «банзай!». Поздравив и поблагодарив Брента, адмирал отпустил его. Боясь очередного разговора с Алленом, Брент поспешил убраться с «адмиральского верха»: по короткому трапу он спустился вниз на одну палубу, прошел на корму и через радиорубку — в БИЦ. Там, перед дисплеями компьютеров и планшетами локаторных экранов сидели несколько человек, приветливо заулыбавшихся при виде лейтенанта. Шифровальщик Алан Пирсон помахал ему рукой. Брент поздоровался со всеми и подошел к земляку.

— Ну, поздравляю, ты молодец, Брент, — сказал Пирсон. — Наследный принц много значит для них, — он показал на своих японских коллег, — да и для всех нас.

— Да, но нам пришлось отдать Розенкранца.

— Как ни жаль расставаться с таким говном, а ничего не поделаешь…

Брент рассмеялся и спросил, кивнув на дисплей:

— Что там есть интересного?

— Мало, — позевывая, ответил Пирсон, — рутинные сообщения из штаба флота, проверка исправности.

В эту минуту раздался звонок, и включенный лазерный принтер ожил. Пока он печатал сообщение, Пирсон смотрел на дисплей, по которому побежали столбики зеленых цифр.

— О-о, — сказал шифровальщик. — Пометка «Z». Совершенно секретно. Наша лодка засекла два боевых корабля: прошли курсом на север Корейского пролива.

Брент, оторвав от рулона донесение, кинулся к трапу.

Только через два часа удалось собрать всех, включая кэптена Файта и Джейсона Кинга. Когда они расселись по местам, Фудзита поднялся и стал медленно читать донесение:

«Z». 15:30 21.07.

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

ОТ: КОМ. ПЛ. СИЛАМИ ТО

КОМУ: КОМ. АВ. «ЙОНАГА»

ПЛ ВМФ США «Трепанг» SSN—6747, находящаяся на боевом дежурстве Восточно-Китайском море, сообщает о обнаружении двух арабских миноносцев класса «Джиринг», идущих большой скоростью через Корейский пролив, координаты 128 градусов 10 минут восточной долготы 33 градуса 40 минут северной широты. Курс 035, скорость тридцать. Усиленная работа РЛС, РЭБ, РЭП диапазонах «J» — «S» и РЛС управления огнем. Лодка замечена, обстреляна, принуждена срочному погружению. Повреждений нет.

— Ничего себе, — сказал адмирал Аллен. — Открыли огонь по американской лодке!

— Да-а, — ехидно заметил, надевая пенсне, лейтенант Даизо Сайки. — Теперь, наверно, перестанете продавать Каддафи «Кадиллаки»? Чем еще можно ответить на такое?

— А почему бы не заявить протест в ООН? — со смехом подхватил Окума. — Подать на него в Международный суд?

Аллен вскочил:

— Экипаж «Трепанга» рисковал жизнью ради вас. Вы знаете, что такое смерть подводника? Если нельзя подвсплыть, воздух сжимается и раскаляется так, что сжигает им легкие!

— Мы глубоко ценим мужество наших друзей, — сказал Фудзита и, повернувшись к летчикам, добавил: — Если позволите себе подобные выходки, будете списаны на берег. Ясно?

Окума и Сайки пробормотали: «Ясно», но и не подумали извиниться.

Фудзита подошел к карте восточной части Тихого океана, воткнул в полоску Корейского пролива ножку циркуля и начертил дугу, а потом измерил расстояние.

— Шестьсот сорок миль до Владивостока, — произнес он, ни к кому не обращаясь. — Сутки хода… Правда, нагрузка на котлы приличная… Так… Принять топливо, пополнить запасы, то да се — еще сутки. — Он обернулся к офицерам. — Если мы идем на перехват, с якоря надо сниматься немедленно. Старший механик! Все котлы в рабочем состоянии? Вы снимали накипь с третьего и шестого?

— Все шестнадцать котлов могут дать по шестьсот пятьдесят фунтов давления. Топливные цистерны — под завязку, господин адмирал, — ответил Тацуя Йосида.

— БЧ оружия?

— Нет кормового ПУАЗО, господин адмирал, — поднялся Нобомицу Ацуми. — Артиллерийские погреба полны, орудия и зенитные установки исправны.

Вставая один за другим, командиры служб и боевых частей докладывали о готовности. Очередь дошла до летчиков.

Йоси Мацухара проговорил безжизненным глухим и ровным голосом, не поднимая погасших глаз:

— Все истребители палубной авиации оборудованы новыми 1700-сильными двигателями «Накадзима». Часть экипажей укомплектована летчиками, не имеющими боевого опыта, но все прошли подготовку в Токийском международном аэропорту и в учебном центре Цутиуры. Подробней об истребительной авиации доложит капитан Исикава.

Тот медленно поднялся — все еще давала себя знать обожженная нога — и произнес:

— Командирам звеньев для нужной слетанности троек требуется еще время, господин адмирал.

— Время — это роскошь, которую мы себе позволить не можем, — отрезал Фудзита.

— Есть, ясно, господин адмирал, — он прикусил губу. — Прошу разрешения, господин адмирал, заявить следующее… — Фудзита коротко кивнул, и Таку, сдвинув брови, играя желваками на скулах, повернулся к Мацухаре. — Я позволил себе резкие высказывания относительно поведения подполковника Мацухары в бою против Фрисснера и Розенкранца. — Он сглотнул, и на лбу у него выступила испарина. Брент знал, что самурай никогда не извиняется и не оправдывается, и все же Исикаве, очевидно, придется сейчас признать свою неправоту. — Капитан Розенкранц сообщил мне, что машина подполковника Мацухары получила серию снарядов в крыло и была практически выведена из строя. — Он громко вздохнул. — Признаю, что был несправедлив к Мацухаре, чему виной — моя рана и возможность лично проверить повреждения, причиненные 20-миллиметровыми снарядами «Мессершмитта». — Он поднял руки ладонями кверху, повернулся к адмиралу и сел на место.

Все растерянно молчали. Каждый знал, что для самурая оскорбление срока давности не имеет, а нанесенная ему обида смывается только кровью. Никаких чувств не отражалось на неподвижном, как маска, лице Йоси. Никак не отреагировав на слова Исикавы и будто вообще не слыша их, он кивнул командиру группы бомбардировщиков. Лейтенант Даизо Сайки поднялся — Брент с облегчением заметил, что непонятно на чем державшееся пенсне он перед этим снял — и самоуверенным до надменности тоном сказал:

— Господин адмирал, мои орлы-мстители рвутся в бой! Пятьдесят семь экипажей, сто четырнадцать неустрашимых самураев готовы умереть за своего императора! — озираясь по сторонам с победоносной улыбкой, он сел, очень довольный собой.

Бренту стало тошно.

— Пятьдесят четыре B5N готовы, господин адмирал, — доложил подполковник Окума. — Но на всех стоят старые 950-сильные двигатели «Сакаэ-11». Все новые моторы достались истребителям.

— Вы что, подполковник, намерены обсуждать отданный мною приказ? — отрывисто осведомился адмирал.

— Никак нет. Но считаю своим долгом заявить, что на более мощных моторах мы бы причинили противнику и больший ущерб.

— Разумеется, причинили бы. Получите новые «Накадзимы», как только их нам доставят.

Подполковник выпрямился и расправил плечи. Когда он заговорил вновь, Брент услышал знакомые слова из «Хага-куре»:

— Все мои люди считают смерть за императора высочайшей честью и актом священного очищения, и все готовы пасть в бою за правое дело… — Он покосился на безучастного Мацухару и договорил: — Все воспримут смерть как награду, ниспосланную свыше.

Раздались крики «банзай!». Сайки вскочил с места, а дряхлый Хакусеки Кацубе в порыве восторга едва не вывалился из кресла.

Фудзита снова подошел к карте.

— Транспорты и два эсминца сопровождении через два дня могут выйти из Владивостока. — Резиновый наконечник указки пополз вниз и замер в какой-то точке Восточно-Китайского моря южнее Кореи и западнее острова Кюсю. — Здесь мы будем «прогуливаться», здесь мы их перехватим. — Ткнув указкой в Корейский пролив, он облизал тонкие губы. — Здесь придет к ним час расплаты.

Снова раздались крики «банзай!», к которым присоединился и Брент. Адмирал Аллен хранил молчание. Когда взрыв воодушевления улегся, Фудзита повернулся к Файту.

— Семь эскадренных миноносцев класса «Флетчер» готовы к выходу в море, господин адмирал, — сказал седоголовый командир конвоя, грузно выбираясь из своего кресла. — Беда в том, что у нас есть системы поиска воздушных и надводных целей, но по женевским договоренностям нет РЛС управления огнем. — Он устремил пристальный взгляд голубых глаз на зажатый в руке Фудзиты лист с распечаткой донесения. — А если верить «Трепангу», арабы его засекли именно этой штукой. — Он повел глазами по лицам настороженно примолкших офицеров. — Если мои ребята начнут торпедную атаку против корабля, оснащенного таким радаром, их можно считать покойниками. И не помогут ни дымовая завеса, ни маневр, ни скорость.

— Ошибка исключена? — озабоченно спросил у Аллена адмирал.

Тот кивнул Бренту, и лейтенант встал из-за стола:

— Все возможно, сэр, но грамотный оператор легко распознает работу радара управления огнем. Частота выше, а фокус луча уже. Мне кажется, подводники не ошиблись и засекла их именно эта РЛС.

— Значит, в Женеве нас водят за нос, — жестко сказал Файт.

— Я немедленно пошлю запрос! — воскликнул Аллен.

Окума и Сайки, переглянувшись, усмехнулись.

— Это еще не все, — продолжал кэптен. — У нас стоят старые торпеды «Марк-46» с контактными взрывателями. Нам нужны новые — NT—37C, это лучшие торпеды в мире. У них есть все, что нужно, — активное и пассивное самонаведение и управление по проводам, а в борьбе со скоростными, почти бесшумными лодками они просто незаменимы. А дальность — вдвое больше против «сорок шестых».

Адмирал Аллен с глубоким вздохом откинулся на спинку кресла.

— Да я знаю, Джон, — произнес он почти с отчаянием. — Но ведь я же вам объяснял… Русские обязались не поставлять самонаводящиеся торпеды своим союзникам, мы — своим. Таковы условия, что мне вам это рассказывать?!

— Из-за этих условий я потерял Огрена, Уорнера, Фортино, Джексона, Филбина, Джиллилэнда… — зарычал Файт.

От этого скорбного перечня погибших лицо Аллена страдальчески сморщилось.

— Это нехорошо с вашей стороны, Джон. Запрещенный прием. Мы все несем потери.

— Свяжитесь с вашим министерством, с Главным штабом ВМС, — вмешался Фудзита. — Пошлите запрос. Попытка не пытка.

— Сколько таких запросов я уже посылал…

— Делать нечего. Будем воевать тем, что есть, Марк, — сказал Файт. — Командиры всех моих миноносцев — американцы, все по многу лет плавают, все участвовали во второй мировой. — Он перевел взгляд на Фудзиту. — Надеюсь, сэр, вы будете применять торпедные атаки как крайнее и последнее средство.

— Не сомневайтесь, кэптэн. Да! — обратился Фудзита к Аллену. — Что там ваша лодка у Владивостока? Сообщений не было?

— Не было, сэр. Они выходят на связь только в случае активных действий объекта наблюдений.

— «Активных действий»… — насмешливо повторил Окума. — Может быть, они просто-напросто спят?

Послышались смешки. Фудзита оглядывал своими узкими глазками сидящих за столом, и Брент понимал, что на этот раз адмирал не вмешается.

— Нет, они не спят, — ответил Аллен. — Мне странно это вам объяснять, подполковник, но вы, наверно, забыли: приемники РЛС на берегу и на патрульных судах, перехватив сигнал, могут установить местонахождение лодки в считанные секунды.

Прежде, чем Окума успел ответить, адмирал спросил:

— Хороший у нее радар?

— Самый лучший, сэр. Это «Огайо», ею командует коммандер Норман Вил, мой друг.

— На него можно положиться?

— Всецело. Плавает лет двадцать и, пожалуй, один из лучших подводников в мире.

— Добро. Завтра в 8:00 «Йонага» снимается с якоря. — Фудзита ткнул указкой в точку на карте в ста милях к востоку от Токийского залива. — Подполковник Мацухара, сообщите вашим командирам звеньев, что самолеты мы примем здесь. Старший офицер подготовит письменный приказ с указанием координат точки рандеву. — Он повернулся к Аллену. — Будем уповать на то, что ваш друг сообщит нам точное время выхода «Эль-Хамры» и «Мабрука». Так мы сбережем время и топливо.

— Будьте покойны, сэр, — уверенно улыбнулся адмирал. — Норман Вил не подведет.