Вальтер Скотт записал в своем дневнике 17 февраля 1828 г.: «Вчера за обедом меня преследовало странное чувство, которое я назвал бы ощущением предыдущего существования, – смутное ощущение того, что все, что происходило, было уже не в первый раз». Индиец счел бы это чувство вовсе не странным, а вполне реальным: да, конечно, мы не раз и не два приходим в этот мир в разных обличьях, и потому прошлое – всегда в нас, хотим мы этого или нет. Совершенно индийским по духу кажется высказывание Генриха Гейне: «Кто знает, в теле какого портного находится душа Платона; в теле какого школьного учителя – душа Цезаря? Кто знает! Может быть, душа Пифагора находится сейчас в теле бедного ученика, который провалился на экзамене потому, что не смог доказать теорему Пифагора!..»
Восприятие прошлого как находящегося всегда рядом – одна из характерных черт индийского духа. Говоря словами М.К. Мамардашвили, для индийцев прошедшее время «впервые сейчас сбывается: сбывающийся смысл прошлого и будущего». Вероятно, нам это понять трудно, так как у нас ситуация совершенно иная. Тот же М.К. Мамардашвили, рассуждая о советском периоде существования нашего государства и отмечая массовую потерю чувства реальности и чувства непрерывности традиции, связывал ее не в последнюю очередь с тем обстоятельством, что у нас отсекли прошлое и «все загнали в будущее, которое устремилось на нас с чудовищной скоростью, не оставляя времени на живое отношение к современности, на единичность созревания и рождения (редуцировались внутренние поля, дифференциалы, редуцировались до чудовищной плотности, не оставляя никакого зазора для своего пространства и времени)… Устремляясь в будущее, общество превращалось в собственное прошлое, непережитое и неразрешившееся, на тысячелетие назад…»
Пожалуй, с точки зрения индийцев, приверженных традиционной культуре, бережно хранящей прошлое, мы являем собой курьезный случай людей, движущихся задом наперед, так что наши пред-ки оказываются не перед нами, как подсказывает этимология слова, а где-то позади, а наши потом-ки, которые придут после нас, – перед нами.
Итак, бережное отношение к прошлому – одна из главных характеристик традиционной индийской культуры и психологии. Конечно, и культура, и психология этноса – явления живые, изменчивые, но так или иначе они ощутимо выражают себя во всех без исключения сферах жизни народа, в том числе и в истории. Сегодняшние настроения могут застыть в культуре, а позже воздействовать на общество, оживляя для новых поколений психический и культурный опыт старших. Можно соглашаться или нет, но трудно не признать существование некоего глубинного психологического архетипа или, иными словами, коллективного бессознательного, генетически воспроизводимого в рамках этноса и закрепленного в культуре и традициях народа. Об этом писал один из основателей аналитической психологии К.-Г. Юнг: «Сам мозг рождается с определенной структурой, работает современным образом, но этот же самый мозг имеет и свою историю, результатом которой сам и является. Естественно, что он функционирует со следами этой истории… и если поискать в основах мозговой структуры, то можно обнаружить там следы архаического разума».
Индийская традиция это подтверждает. В ней, говоря словами М. Волошина, «в прошлом разомкнуты древние звенья», и кажется, что временная бесконечность, отражаясь в глубине прошлого, присутствует в настоящем, создавая некую двойную бесконечность. Какой же ценный опыт прошлого хранит Индия, живя им в настоящем? Об этом – следующая часть книги. В ней рассказывается о самой древней цивилизации на индийской земле; о вдохновенных певцах вечной мудрости, запечатленной в ведах; о бессмертных упанишадах и об удивительном индийском эпосе, не имеющем себе равных в мировой культуре.