В каждом нормальном обществе согласованно взаимодействуют законодательная, исполнительная и судебная власть; подобно этому, в психике каждого человека как бы растворены три уровня смысловых ориентаций существования: эгоцентрический, группоцентрический и просоциальный. Ни один из них нельзя выделить в чистом виде, но в реальной жизни каждый из них уравновешивает другой и не позволяет единовластно доминировать какому-нибудь одному, в противном случае может развиться тяжелая душевная аномалия. Взаимодействие же этих уровней лучше всего проявляется главным образом в повседневной деятельности.
Спору нет, мы привыкли считать, что личность формируется и проявляется именно через деятельность и других путей формирования и реализации себя у нее нет. Но можно ли саму личность сводить только к этому, без всякого остатка, или она все же представляет собой нечто большее? Индийские свидетельства о взаимодействии человека и человека, человека и общества заставляют уверенно отстаивать второе.
Вряд ли кто-нибудь станет отрицать, что существенной характеристикой человека во все времена и у всех народов было ценностное отношение к происходящему, и прежде всего – к другому человеку. Как считал замечательный психолог С.Л. Рубинштейн, «первейшее из первых» условий жизни человека – это другой человек и «сердце человека соткано из его человеческих отношений к другим людям». В самом деле, самосознание человека, пожалуй, нельзя сводить только к «заочной правде» о себе. Одна из лучших современных западных формул человека была высказана М. Бахтиным, считавшим, что человек не равен самому себе. По его мнению, подлинная жизнь личности совершается как бы в точке его несовпадения с самим собой, в точке выхода за пределы всего того, что человек представляет собой как вещное бытие: «Подлинная жизнь личности доступна только диалогическому проникновению в нее, которому она сама ответно и свободно раскрывает себя. Правда о человеке в чужих устах, не обращенная к нему диалогически, то есть заочная правда, становится унижающей и умертвляющей его ложью, если касается его „святая святых“, то есть „человека в человеке“».
Илл. 103. Слон на главной улице Джайпура, шествующий мимо дворцовые зданий Чандра Махал, в число которые входит знаменитый на весь мир Хава-и-Махал, Воздушныш дворец. Фото А.М. Дубянского
В этой связи особенно важным кажется просоциальный смысловой уровень личности, который обычно расценивается как высшее проявление родовой сущности человека. Как правило, этот уровень задан не самим человеком, а той культурой, в которой растворено все его повседневное бытие. На эту тему можно много и долго рассуждать, но нам важно отметить следующее. Все особенности образа жизни, который вели и ведут индийцы, выступают как потенциальные возможности для их личностного развития. И потому качественная суть культуры, в которой они существуют, состоит прежде всего в том, какое пространство выбора она им предоставляет. Об этом и пойдет речь в следующей части книги. Давно выяснено, что у нашего мышления есть много функций, и одна из них – обеспечивать возможность приспособления на уровне поведения и при этом сохранять комфортную, неоскорбительную для человека самооценку. Так обстоят дела в любом обществе, но требуемое обеспечение достигается разными путями. А что же в Индии? В каком идеологическом пространстве проходит жизнь индийца? Какие ценностные ориентиры для него важны? Что служит психическими основаниями индивидуального бытия? Автор и сам хотел бы как следует разобраться в этом вместе с внимательным читателем. Но сразу же стоит подчеркнуть, что первостепенное для индийца – его внутренняя реальность, и она есть главный предмет его религии, сквозь призму которой он смотрит на жизнь и которая является свидетельством многовековой творческой работы национального духа.