Ничто не воплощает мировоззрение народа и дух его национальной культуры так глубоко, всесторонне и выразительно, как жилище человека. Речь идет не о стандартных современных многоэтажных городских застройках-муравейниках, в которых мы живем и которые примерно одинаково построены и устроены во всех крупных городах мира, а о традиционных жилищах и городах, которые каждый народ строил по-своему, и потому они отражали национальные образы мира и возводились не по плану архитектора, а как слепок и схема того, что тот или иной народ видел вокруг.

Дом человека как понятие необычайно емкое и многозначительное связывал воедино разные стороны быта и разные образы мира. Первое и главное, что отражает такое жилище, – это национальные образы пространства и времени, не разделенные в древних и традиционных культурах, как в нашей современной, а объединяемые в единый хронотоп, время-пространство. Именно через них нам прежде всего дается возможность постичь бытие, и потому эти категории образуют внутренний каркас любой культуры. И не случайно создание упорядоченного пространства-времени, хронотопа – первое действие богов во всех космогонических мифах, так же как не случайно осмысление-постижение времени-пространства в первую очередь закладывалось в фундамент всякой культуры.

«Проживать следует в местности живописной, изобилующей зерном, населенной главным образом ариями, здоровой, приятной, имеющей покорных соседей, обеспечивающей себя средствами существования», – так сказано в древних «Законах Ману», где четко сформулировано необходимое сочетание прагматики и эстетики, целостно воплощенное в феномене индийского города. О древнейших городах протоиндийской цивилизации уже говорилось выше. Но индийский город и более поздней эпохи остается таким же поразительным явлением в истории и культуре этой страны (современные мегаполисы типа Калькутты, Дели и Бомбея здесь не имеются в виду).

В описаниях индийского города, не самого древнего и не самого современного, которые можно обнаружить в различных текстах, главным образом литературных, преобладает тон восхищения, любования и некоторого удивления: большие, цветущие и красивые города на фоне сказочно пышной и избыточно богатой индийской природы производили, видимо, неизгладимое впечатление прежде всего контрастом «природного» и «культурного» пространств. При самом богатом воображении невозможно представить себе город в Индии, заложенный «назло надменному соседу». При выборе места для поселения руководствовались другими критериями, и не только целесообразности, практичности и удобства, но и приятности для глаза.

Одно из типичных предписаний по строительству города и его внутренней организации содержится в известном трактате о политике «Артхашастре». В нем говорится, что в городе в наилучшем месте, «куда возможен доступ всем четырем кастам, должно быть жилище царя», и к северу должен находиться дворец, обращенный фасадом на восток или север. В нем следует разместить помещения для жертвоприношений и омовений, для учителей, жрецов, советников, а также кухню, слоновые стойла и хранилища. Поблизости от дворца должны располагаться торговцы благовониями, венками, зерном, напитками, а также склады, учетное ведомство, ремесленные заведения, помещения для сырья и арсенал, стойла для ослов и верблюдов, помещения для колесниц и повозок, лечебницы и т. д. Правителю предписывалось в центре города построить сокровищницы для божеств и храмы для Шивы, Вайшраваны, Ашвинов и других божеств. Город надлежало окружить стеной с четырьмя воротами, посвященными Брахме, Индре, Яме и Сенапати; установить границы владений глав семей; сделать запасы продовольствия на несколько лет и т. д. Заканчиваются предписания о «правильном» городе-крепости следующими словами: «Пусть он не допускает посторонних, наносящих ущерб городу и стране. Пусть он либо выбросит их всех за пределы населенной области, либо принудит платить налоги».

Следуя установлениям целесообразности и красоты, города органично вырастали из окружающего ландшафта; с их стен были хорошо видны и возделанные поля, и пальмовые рощи, и пасущиеся на пастбищах стада. Каждый город жил в ладу и согласии с омывающими его реками и морями, окружающими его садами и лесами, а ритм его жизни был близок природному. Городские описания напоминают, по сути дела, природные ландшафты. Так, например, в Мандасорской надписи V в., приведенной в книге А. Бэшема «Чудо, которым была Индия», можно прочесть следующее описание родного города:

Пожалуй, в таком городе с его человекосообразными масштабами действительно хотелось жить, и его невозможно было не любить. Большим и знаменитым городом – а таких было немало – не просто восхищаются или гордятся; его обычно называют жемчужиной, сравнивают с драгоценностями и сокровищем и расценивают как источник радости и наслаждений. Нам, современным людям, более привычным к антропогенным ландшафтам, понять этот восторг трудно.

Одно из самых ярких описаний древнеиндийского города, как принято считать, содержится в южноиндийской, точнее, тамильской поэме III–IV вв. «Мадурайкканджи», написанной в честь царя Недунджелияна, жившего во II в. Кажется, страницы этого описания источают ароматы цветов и благовоний, доносят звон браслетов, унизывающих руки и ноги томных красавиц, слепят блеском драгоценностей ювелирных лавок. В праздничный день, когда поэт входит в город, он красочно расцвечен флагами; одни, дарованные царем в ознаменование героических деяний, развеваются над домами военачальников, другие колышутся над лавками с веселящим пальмовым вином. Улицы заполнены радующимися людьми; звучат песни бродячих музыкантов, на рыночной площади идет бойкая торговля.

Под звуки барабана движется нарядная царская процессия, во главе которой шествуют слоны, и все это оглашается звуками раковин. За ними следуют колесницы, запряженные гарцующими конями, и пешие воины. Богатые аристократы в ярких одеждах и цветочных гирляндах проезжают в колесницах и сверкают золотом оружия. Люди толпами стекаются к храмам и поклоняются богам, кладут цветы к их изваяниям и воздают почести. Бойко идет праздничная торговля: мелкие лавочники предлагают сласти, цветочные гирлянды, ароматный порошок и бетель; старухи ходят из дома в дом и продают на женской половине цветы и безделушки. Ремесленники – ювелиры, золотых дел мастера, горшечники, медники, живописцы – как обычно, заняты своим делом. А с балконов и башен на все это праздничное великолепие смотрят красивые женщины, умащенные благовониями и украшенные драгоценностями.

Илл. 104. В Индии как будто нет ничего такого, что уже не существовало там сотни веков: такие же трудолюбивые бычки-зебу ходили и по древним протоиндийским дорогам

Вечером гетеры, виртуозно владеющие искусством обольщения, развлекают своих щедрых покровителей танцами, музыкой, пением и приятной беседой; музыка оглашает улицы; пошатываясь, бредут подвыпившие крестьяне из окрестных деревень; во дворах домов ведут неспешные беседы. Наконец город засыпает. Не спят только злые духи, привидения и взломщики, вооруженные веревочными лестницами и железными орудиями для взламывания глинобитных стен домов. Но стража бодрствует, и ночь в городе проходит спокойно. А наутро город возвращается к своей обычной жизни… Подобных описаний городов и городской жизни в обширной индийской литературе можно найти немало. Поэты и сказители описывают их, не жалея хвалебных слов и ярких эмоциональных красок, как средоточие изобилия, пышности, богатства, сокровищ, красоты. Эти описания завораживают, но остается впечатление, что они не вполне соответствуют реальности и больше напоминают мечты, чем действительность. Отчасти так и есть. Как уже говорилось, согласно мифологическому мышлению, каждое земное явление имеет свой небесный прототип, и, прежде чем появиться на земле, оно уже существует на небе или в некоем божественном мире, и кто знает, какое из них правильнее было бы назвать реальным. Но как бы то ни было, никто не сомневался в том, что все царские города Индии построены по мифическому образцу небесного града, воплощением которого они и являются на земле. Только так они могли обрести бытийную прочность, устойчивость и истинную реальность в глазах своих жителей. Городские стены были не только военной защитой, они еще играли роль магической охраны, отграничивая и оберегая пространство освоенное, организованное, космизированное и упорядоченное от пространства чужого, неорганизованного, хаотического и неупорядоченного. По сути дела, они были границей между двумя разнородными пространствами, выполняя роль своеобразного «магического круга», внутри которого люди могли чувствовать себя защищенными высшими силами, то есть самыми надежными с их точки зрения.В самом деле, индийские города, лучшие из лучших, обычно сравнивают с небесным градом Индры Амаравати или с тем, что ценится на земле превыше всего. Так, в «Океане сказаний» Сомадевы, созданном в Х! в., находим строки о городе Паталипутре (современная Патна): «Есть город, подлинная жемчужина земного круга, зовущийся Паталипутрой и украшенный всевозможными собранными из разных стран многоцветными камнями». Созданию города предшествовали небезынтересные события. Шива дал имя Путраки мальчику, взращенному тремя сестрами, опорой которым он и должен был стать в будущем. С помощью волшебных сандалий Путрака и его возлюбленная Патали, обещанная Шивой ему в жены, спаслись от разгневанного царя и спустились с поднебесья на берег Ганга, испив здесь из волшебной чаши. Восхищенная могуществом Путраки, Патали спросила его, что он может еще сделать, «и тогда начертил он на земле город, а в нем для защиты от недругов войско, состоящее из пеших бойцов, всадников, колесниц и слонов. Тотчас же нарисованный им город стал настоящим, а Путрака стал в нем царем, достиг большой силы и правил честно… Город же, со всеми горожанами, возникший по волшебству, достиг красы и богатства: отсюда его название Паталипутра, и в нем обитают постоянно Лакшми, богиня счастья, и Сарасвати, покровительница наук и красноречия».Древнеиндийская традиция насчитывала семь священных городов. Скорее всего, для современного западного городского жителя это словосочетание либо лишено всякого смысла, либо он не адекватен тому, какой вкладывали в него сами индийцы. Между тем город, как явствует из сказанного выше, был пространством не профанным, а освященным, связанным с таким основополагающим понятием, как центр мира, подобно храму, о котором уже говорилось. Наша современная западная культура отсекла это понятие, оставив только его иронически сниженные вторичные значения вроде «пупа земли» и т. п., но смыслы, связанные с ним, остались подспудно существовать в нашем сознании или, скорее, в подсознании. Ведь если вдуматься глубже, то станет очевидным, что идея пространства или, точнее, пространства-времени – не более чем наш образ, и вполне возможно, что он способен к нескончаемому усложнению. Возможно также, что геометрия различных пространств может открываться нам самыми неожиданными гранями, особенно если озаботиться постижением центра.В третьей части книги уже шла речь о центре мира. Смыслы, связанные с представлениями о нем, стали мощным структурообразующим стержнем во многих религиозных явлениях, и не только в них. Они пронизывают разные жизненные регистры, от домашней и храмовой архитектуры до медитационных практик. По наблюдению М. Элиаде, «символизм царских столиц, храмов, городов, наконец, любого жилища человека базировался на оценке священного пространства как центра мира и, следовательно, как сферы сообщения с небом и преисподней». И самые важные, значимые события также происходят, как правило, в месте, воспринимаемом носителями традиции как центр мира. Если к этому добавить, что восстановление человека в его собственном центре – едва ли не главная идея индийской мистики, то станет понятным, что индийцы воспринимали священный город как очевидно зримую и вещественно действенную репрезентацию сакрального центра мира, а наличие в одной стране нескольких сакральных центров никого не смущало.Один из самых знаменитых среди семи священных городов – Удджаини, современный Удджайн, расположен на западном берегу реки Сипра (Шипра) в окружении садов и парков в западной части штата Мадхья-Прадеш. Сейчас это третьестепенный индийский городок, вся слава которого – в историческом прошлом. Он был центром экономически и политически важного района и почти постоянно служил столицей независимых и вассальных правителей. Так, город был столицей древнего царства Аванти, цари которого успешно боролись за гегемонию в Северной Индии и в VI–V вв. соперничали с Магадхой, а позже им управляли знаменитые магадхские династии. Удджайн довольно рано включился в систему трансиндийских торгово-экономических связей, и это определило его возрастающее значение. Контролировал он и торговые пути, ведущие в долину Ганга, к таким известным и влиятельным городам, как Паталипутра, Варанаси, Раджагриха и т. п. Через северо-запад и долину Кабула он был связан со Средней Азией, караванные дороги соединяли его и с югом Индии.С этим городом были связаны многие значительные исторические фигуры и знаменательные события, смысл которых он определял. Так, великий индийский царь Ашока более десяти лет провел в этом городе, и именно оттуда он поспешил в Паталипутру, чтобы стать обладателем и магадхского трона. По некоторым предположениям, в этом городе родился знаменитый Калидаса, немало сделавший для славы «золотого века Гуптов». Во многих литературных произведениях вплоть до наших дней Удджайн присутствует как тема, фон или рамка для описываемых событий, иногда – как образ или как упоминание. Наконец, в фольклоре Удджайн запечатлен как столица легендарного царя Викрамадитьи (Чандра Гупты II), при дворе которого блистали некогда величайшие поэты и ученые и посещение которого считалось особой добродетелью: «Есть в стране индийской, в земле Аванти, город радостный и цветущий, ни в какой мере грехами не оскверненный, граду небесному подобный. Называется тот город Удджаини, и посетить его достойно всяческой похвалы». Этот город считался некоей точкой отсчета: так воспринимали его меридиан индийские географы. Не будем развивать дальше богатую историческую тему этого города, так как она меркнет по сравнению с его духовно-религиозным значением.А оно присутствует во многих описаниях города, подобных приведенному выше. Порой даже складывается впечатление, что город создан не для людей, а для бога-разрушителя Шивы, которого почитали и в ипостаси божества «Великого времени», Махакалы: «Есть в стране Аванти прославившийся по всей земле город Удджаини – жилище Махакалы, сверкающее беломраморными дворцами, подобными вершинам Кайласы, собравшимися для поклонения Великому Богу. Город подобен беспредельному океану, и, когда сотни арий вступали в него, казались они реками, впадающими в тот океан, а водой в нем был Истинный Повелитель, окруженный дружественными ему царями».Немало прочувствованных строк посвятил городу Удджайн знаменитый современник Чандра Гупты II поэт Калидаса в поэме «Облако-вестник». В ней повествуется о том, как якша, божество из разряда хранителей царства бога богатств Куберы, «отторгнутый от милой гневным приговором властелина» за ослушание своего господина Куберы, живя в уединении и тоскуя по своей возлюбленной, обращается к облаку, плывущему в сторону Гималаев, где расположен град Куберы, и просит его доставить весть о своей печальной участи изгнанника и придать ей силы, в которых она, теперь одинокая, тоже нуждается. А чтобы облако не сбилось с пути и не потеряло бы весть, якша подробно описывает его путь и рассказывает о красотах, которые облако увидит. Очарования, связанные с этими красотами Удджаини, так велики, что якша забывает о своих интересах и просит облако не проходить мимо них:

Тебе хоть и придется уклониться от пути на север,

Но не минуй Удджаини с ее террасами, дворцами,

И будешь ты разочарован, если не поддашься чарам

Очей сверкающих, как молньи, у прекрасных горожанок.

В Аванти, где в селеньях старцы повествуют о деяньях

Удаяны, в столицу славную Удджаини отправься.

Как будто для блаженных за заслуги мало царства Индры!

И на земле еще для них есть уголок блаженный: там он!

(Пер. В.Г. Эрмана)

Многочисленные описания Удджаини, подобные этому, свидетельствуют о том, что в восприятии индийцев город имел не только земную, но и связанную с ним небесную, священную топографию, и потому его постоянно связывают с жилищем богов: «Есть город под названием Удджаини, обильный всевозможным добром, превосходящий своими красотами жилище Пурандары», то есть Индры, властелина небесного царства. И не случайно, согласно мифопоэтическим свидетельствам, при возникшей необходимости решить спор Индра по совету мудреца Нарады посылает своего возничего-вестника Матали в Удджаини за царем Викрамой и доставляет его в небесную столицу Индры Амаравати. Другим примером священного города, также магически связанного с центром мира, является Варанаси, больше известный на Западе под названием Бенарес, – для индусов он то же самое, что Мекка для мусульман, Иерусалим для христиан или Лхасса для буддистов. Один из древнейших городов Индии с богатым историческим прошлым, который был некогда столицей царства Каши и носил это же имя, в пригородном «Оленьем парке» которого Будда произнес свою первую проповедь, и сейчас сохраняет значение не только священного города индуизма, но и признанного центра научных исследований в области индийской традиционной культуры и религии.Наш соотечественник, географ и этнограф А.Е. Снесарев, побывавший в этом удивительно красочном городе в излучине Ганга в самом конце XIX в., оставил его замечательное описание: «Побывать в Индии и не видеть Бенареса, ее древнейшего и священнейшего города, считается у туристов большим упущением!.. Если смотреть на него с реки, он представляет собой панораму дворцов, храмов и мечетей, увенчанных крышами, башенками, минаретами. Эта сказочная панорама тянется по хребту на протяжении пяти верст. От нее к реке спускаются каменные лестницы (гаты), прерываемые широкими площадками, на которых построены изящные индусские часовни, купальни и кафедры для проповедников. Длинные мостики проложены в реку, на них лежат больные, поддерживаемые родственниками и готовые погрузиться в целебные воды священной реки… Гаты, площадки и мостики кишат пилигримами, пришедшими со всех углов Индии; обычно они разбросаны отдельными группами: одни сидят под огромным соломенным зонтиком, другие жмутся к ногам проповедника, ловя открытыми ртами каждый звук его проповеди; по лестницам непрерывное топтание вверх и вниз; одни купаются в реке, другие сохнут на лестницах, полуприкрытые лохмотьями… Среди богомольцев шныряют аскеты разных видов или стоят в каких-либо окаменелых позах, благоговейно рассматриваемые богомольцами; тут же лениво протискиваются сквозь толпу жирные быки, набалованное животное сует свою морду в лавку фруктовщика, в корзину с зеленью, бесцеремонно толкает прохожих, и горе тому безбожнику, который обидит священное животное Шивы: его могут растерзать. Над головами причудливой и пестрой толпы кружатся вороны, ястребы, голуби и попугаи…»Разумеется, ни одно сколько угодно талантливое описание не передаст яркого и красочного колорита этого священного города: «Нужно побывать лично в Бенаресе, чтобы понять и прочувствовать его интимную и болезненно-нервную физиономию. Для книжного изложения она неуловима», – пишет А.Е. Снесарев. И признается: «Я скоро понял, что постичь Бенарес в целом для меня не представлялось возможным, и не по одному только условию времени…» Таков обобщенный образ священного индийского города, в пространстве которого протекала жизнь людей.#Autogen_eBook_id105 Илл. 105. Хава-и-Махал, Воздушный дворец, построил в Джайпуре Махараджа Пратап Сингх в 1799 г. для женщин своего гарема, чтобы они могли оставаться невидимыми, наблюдая за городской жизнью

Подвести итог сказанному можно словами М. Элиаде, считавшего, что «несмотря на все качественное различие сакрального и профанного пространств, человек может жить только в подобного рода сакральном пространстве. И если оно не открывается ему в иерофании, человек конструирует его сам, опираясь при этом на каноны космологии и геомантии. А потому, хотя „центр" и мыслится расположенным в каком-то „далеком месте", на проникновение в которое могут рассчитывать лишь посвященные, тем не менее оказывается, что каждый дом построен в самом центре мира. Можно сказать, что одна группа традиций свидетельствует о стремлении человека без всяких усилий оказаться в „Центре Мира", другая же подчеркивает трудность, а следовательно, особую заслугу, достоинство, с которыми связан акт подобного проникновения». В индийской культуре запечатлены обе традиции, но важно другое, а именно то, что стремление устроить центр мира в жилище человека, в его доме и городе отражает, по мнению М. Элиаде, определенную грань человеческого бытия в Космосе – то, что можно было бы назвать «тоской по раю», то есть стремление всегда, без особых усилий «пребывать в средоточии мира, реальности и сакральности, иначе говоря, естественным образом выйти за пределы человеческого существования и вернуться к божественному способу бытия». Вероятно, нет нужды говорить о том, что жизнь во времени-пространстве, ощущаемых как сакрально отмеченный центр мира, воспринималась как истинная и прочная, а не как суетная и мнимая, и это было очень важно для уверенных самоощущений горожан.При всем богатом воображении невозможно представить себе жителя Удджаини или Бенареса, жалующегося, что у него, «слабея, жизнь проходит на задворках, холодными годами неудач», как писал Р.М. Рильке в стихотворении, начинающемся словами: «Господь, большие города обречены небесным карам». Наши современные дома и города построены отнюдь не в центре мира, а порой как раз «назло надменному соседу», и их облик, стиль и ритм жизни предрешен и подчинен ритмам бездушных машин, которые во имя научно-технического прогресса приблизили монотонный труд людей к рабскому. Наши города нередко оказываются безликими или даже суровыми и уродливыми, и мы не замечаем, как они калечат наши души. Мы привыкли к тому, что город – это мир, одетый в стекло и бетон, где под ногами не пружинит живая и теплая земля, а стелется серый и безжизненный асфальт, где перед глазами не купы деревьев, не морские дали и не линия горизонта, а железобетонные агрессивно-изломанные линии, где вместо травяных и цветочных ковров – автомобильные стоянки, а вместо ветра, напоенного влагой, – выхлопные газы, несущие удушье и болезни, и вместо ярких звезд – пелена пыли и мглы, и мелодии ветра заглушены гулом моторов. Стандартные дома, стандартная одежда, стандартные мысли…