Часть I

Вечер.

Промозглый зимний вечер. Серый догорающий свет. Вокруг бетонного каркаса заброшенного недостроя расстилается белое нетронутое поле с редкими пучками длинных сухих стеблей прошлогодней травы.

Оставляя свежий след, к строению подъезжает Джип. Вороны, вспугнутые громким звуком, слетают с бетонных стен и некоторое время кружат, неприятно крича. Их крик отдается гулким эхом в пустом здании и разносится над полем.

Из Джипа выходят два парня. Один, повыше и более атлетичный, сразу закуривает. Второй ведет себя нервно, переминается с ноги на ногу, потирает руки.

— Чё? Мандражируешь? — обращается он к напарнику, — Да, ладно, не впервой.

Тот никак не реагируя, продолжает курить.

Нервный обходит кругом бетонную постройку и возвращается к автомобилю, суетливо спрашивает кого-то, сидящего в машине:

— Ноги не хотите размять?

Из салона доносится невнятное мычание. Сумерки надвигаются. Джип включает фары.

Но вот слышится звук подъезжающей машины. К строению приближается грузовая фура. К двоим, стоящим возле бетонной конструкции, из внедорожника подтягиваются ещё двое крепких парней, у которых хорошо видны кобуры с оружием под расстёгнутой верхней одеждой. В руках одного их них большая спортивная сумка.

Из подъехавшей фуры тоже выгружается вооруженная четверка. Две группы медленно приближаются друг к другу.

В это время от бетонной стены отделяется человеческая фигура. Это ничем не примечательный бородатый мужчина в тёмной зимней куртке, в чёрной вязаной шапке. Больше всего он походит на шофера-дальнобойщика. Он уверенно подходит к Джипу и стучит в переднее окно. Окно опускается, и показывается явно озадаченное лицо водителя, который вроде бы собирается что-то сказать, однако тут же получает удар лбом в переносицу и теряет сознание. Незнакомец просовывает руку в салон и забирает оружие водителя. Стоя, за автомобилем, он стреляет в воздух.

Выстрел взрывает напряженную обстановку. Ребята из фуры падают в снег и тут же открывают стрельбу — первым пулю в плечо получает нервный тип. Джиповские не остаются в долгу и в ответ снимают водителя фуры, который, приоткрыв дверь, хотел было прийти на помощь.

Под напором огня четверка из Джипа постепенно отступает к бетонным стенам. Их противники, прикрывая друг друга, короткими, резкими перебежками преследуют отступающих и также оказываются в стенах недостроенного здания. Перестрелка перемещается в бетонный лабиринт.

Ранения и кровь с обеих сторон. Выглядывая из пустых дверных проёмов, прячась за многочисленными поворотами и выскакивая из-за углов, парни, бездумно и ожесточенно продолжают расстреливать друг друга. Звуки выстрелов гремят, многократно усиленные гулким эхом. За пальбой едва можно разобрать невнятные крики: «Отходи! Пригнись! Достал!»

В разгар перестрелки водитель Джипа приходит в себя. Из носа у него бежит кровь, но его это, по-видимому, несильно беспокоит. Его внимание приковывает другое: он видит, как бородатый незнакомец, лёгкой тенью скользит от Джипа к брошенной на снегу сумке и, ловко подхватив её, мгновенно ретируется в сторону фуры. Водитель достает телефон:

— Сушевские нас кинули… — успевает сказать он перед тем, как пуля, пробив лобовое стекло, влетает ему в голову.

Наконец перестрелка стихает. Совсем смерклось. Сизо-синее беззвёздное небо хмуро заглядывает в непокрытое кровлей строение. Привалившись к холодным стенам, неподвижно застыли на снегу едва заметные тёмные фигуры.

Человек с сумкой выныривает из тьмы. Некоторое время он прислушивается, а потом направляется к фуре. Встав с водительской стороны, он отодвигает с пути тело и швыряет в кабину сумку, а потом идет к бензобаку. Немного повозившись, он извлекает из бака несколько увесистых пакетов. Подбросив один из пакетов на ладони, как будто оценивая его тяжесть, он разрывает его и высыпает содержимое на снег, задумчиво и устало глядя, как сыплются белые кристаллики.

Фура отъезжает. Чёрные трупы стынут в заброшенном недострое. Ветер разносит пустые рваные пакеты. Светит фарами в пустоту брошенный Джип.

* * *

Придорожное заведение — бар-кафе-ресторан в одном флаконе. Перед ним автостоянка со шлагбаумом и будкой охраны. Внутри заведения обшарпано и темно. Ярче всего освещена стойка бара. Посетителей немного. Все мужчины. За окнами видна автомобильная стоянка. В баре тихо играет музыка. На этом фоне хорошо слышно, как въезжают и выезжают со стоянки машины.

Бармен обращает внимание на очередную фуру. Он опускает взгляд под барную стойку, где установлен экран видеонаблюдения. Одна из камер как раз транслирует изображение с того места, где остановилась фура. Видно, что из кабины вылезает человек в тёмной зимней куртке и шапке, на плечо он набрасывает небольшой рюкзак. Он передает ключи от машины подошедшему охраннику, пишет что-то для того в ведомости, получает чек. Лица водителя не разглядеть: к камере мужчина держится спиной.

В зал входит официантка с подносом. Невысокая, полноватая девушка лет двадцати пяти. Крашеные в рыжий цвет волосы, круглое лицо, большие карие глаза. На лице замкнутое, надменное выражение. Пока она обслуживает один из столиков, двое за соседним столом, откровенно наблюдая за ней, громко посмеиваются. Когда, закончив, она оборачивается, то с соседнего стола летит реплика:

— Белочка, ты ли это? Почто вернулась, я ведь в завязке? — взрыв смеха.

Официантка, вздохнув и закатив глаза, демонстративно не смотрит в сторону юмористов:

— Долго шутку придумывал?

— Сразу заготовил, как только ты замуж вышла. Знал, что понадобится.

Все снова гогочут.

Официантка в ярости, подойдя к барной стойке, швыряет поднос:

— Шаня, можно я сегодня пораньше уйду? — вопрос к бармену.

Бармен невозмутимо:

— Сама назад просилась. Терпи. Это как снять пластырь, один раз перетерпишь — и свободна, — он толкает поднос назад к ней.

В этот момент в зал входит бородатый мужчина. Бармен кивком головы указывает официантке на клиента. Театрально вздохнув и тряхнув волосами, она направляется к новому посетителю.

Бородатый мужчина уже снял верхнюю одежду и шапку. Теперь видно, что он широкоплеч, но при этом довольно худ. На лице резко выделяются скулы, длинный нос хищно заострен. Выражение лица усталое, но сосредоточенное. Возраст трудно определить из-за густой тёмно-русой бороды (примерно 30 или далеко за 40). Неровно подстриженные пряди спадают на щёки, среди тёмных волос поблёскивает седина. Глаза неожиданно прозрачно-голубые, острые, льдистые.

Официантка некоторое время молча рассматривает его, но как только он поднимает на нее свой колючий взгляд, она заметно смущается:

— Первый раз у нас, кажется. Что-то порекомендовать?

— Бэла?

— Да? — официантка убирает волосы назад, и становится виден её бейдж.

— Пива, хорошего, — незнакомец смотрит на нее пристально и как будто даже с любопытством.

Бэла отворачивается, окончательно смущенная, и уходит к стойке.

Получив свой заказ, бородач некоторое время просто сидит за столом, задумчиво крутя в руках кружку, и наблюдает за барной стойкой. Но вот, как будто что-то решив, встает и направляется к бармену.

— Добрый вечер! — заводит разговор клиент.

— Вечер добрый!

— Не могли бы Вы кое-что передать Грому?

Бармен смотрит на незнакомца с недоверием и наконец изрекает:

— Не знаю такого.

— Жаль, значит, я ошибся.

— Что ж, бывает, приятель, — бармен с деланным равнодушием отворачивается.

Как только незнакомец отходит, бармен достает телефон:

— Антон! Подгони-ка ключи: у528… — Да-да, сушевская фура.

* * *

В подсобке переодевается Бэла. Откалывая бейдж со снятой формы, она замечает, что он чужой: на нем написано «Алёна». Бэла успевает пробормотать: «Странно», — и в этот момент в подсобку стучат.

В приоткрытую дверь просовывается бритая голова:

— Шаня зовет.

— Скажи, я ушла.

— Он же видит, что не ушла. Давай уже!

Бэла накидывает дубленку и выходит, надув губы.

Разговор за стойкой громким шёпотом. Бармен, указывая головой в сторону бородатого (тот спокойно сидит за столиком, посматривая то в пивную кружку, то в телефон):

— Похоже, это он громовских кинул. Иди пошарь у него, пока ребята не нагрянули.

В руках у Шани ключи, ими он тычет в экран, показывая нужную машину. Бэла реагирует с преувеличенным драматизмом, стараясь при этом говорить вполголоса:

— Если это он, то он просто псих! Я не пойду! Ты глаза его видел? Вадика вон посылай! (Бритая голова Вадика виднеется у входа в зал.)

— Глаза как глаза. А Вадик мне здесь нужен.

— Ага, сам его боишься!

— Тут и без него полно всякого… А ты, чем раньше пойдешь, тем раньше вернешься. Никто ничего не заметит.

Шаня сует ей в руки ключи. Но Бэла не сдаётся:

— Я не пойду!

— Хорошо, тогда сегодня можешь уходить и больше не возвращаться. За эту неделю ничего не получишь. Ты на испытательном. И вообще, после всех твоих выкрутасов кто за тебя Эрика просил, забыла?

— По гроб жизни теперь обязана, да?

Бэла с раздражением берет ключи и уходит.

Проводив Бэлу взглядом, Шаня делает ещё один звонок:

— Да, это Шаня. Передайте, что ваш парень здесь. — Не знаю, на сушевских не похож. — Может, и при нем, но ведет он себя расслабленно: наверняка, уже припрятал где-нибудь. — Постараюсь задержать, но он вроде и не спешит. — Ну, бывай!

* * *

Снаружи бара у входа курит Бэла. Из бара выходит парень:

— О, привет, Белочка! Хвостик не отморозь…

Бэла наигранно улыбается и бросает вслед уходящему:

— И тебе — салют! — а потом добавляет шёпотом, уже без улыбки, — Антоха-дурёха…

У нее звонит телефон, тихо выругавшись, Бэла отвечает:

— Да, иду я, иду! И покурить уже нельзя!

Бэла прячет телефон и шепчет себе под нос ругательства. Отбросив окурок, она нехотя направляется в сторону фуры.

Бэла сидит в кабине фуры. Посмеиваясь, она во что-то играет в телефоне, а потом, проверив время, набирает номер:

— Ничего нет. — Я хорошо искала! Хочешь, иди сам ищи! — говорит с раздражением и обрывает связь.

Бэла собирается вылезать из кабины, но, едва взявшись за ручку двери, видит, что на автостоянку въезжает серебристый Джип. Он ненадолго притормаживает у будки охраны. В ярком свете фонаря, стоящего около будки, хорошо видны парни, сидящие на передних сиденьях Джипа. Бэла коротко ахает, поспешно блокирует двери и прячется, нырнув в глубь кабины.

Между тем сидящие в Джипе, что-то говорят охране. Охранники безразличным тоном отвечают по интеркому:

— Это с Шаней договаривайтесь.

Джип останавливается на парковке бок о бок с фурой. Из него выходит трое крепких ребят, одетых в тёмные зимние куртки. Один остаётся за рулём. Проходя мимо угнанной фуры, ребята проверяют бензобак и сухо констатируют: «Пусто. Шустрый!»

Бэла, притаившаяся в кабине, слышит, как кто-то дёргает ручку двери. В этот момент она даже задерживает дыхание, но затем до нее долетают слова: «Да ладно, Димон всё равно будет на стрёме. Пойдем сперва клиента обработаем».

Голоса и шум снаружи стихают. Выглянув из укрытия, Бэла видит удаляющиеся спины парней. Однако около серебристого Джипа прохаживается сутулый парень, очевидно, тот самый Димон.

В очередной раз ругнувшись сквозь зубы, Бэла подносит к уху телефон. Тихим, но откровенно злым голосом:

— Шаня! Блин! — Ты соображаешь, что говоришь? Думаешь, они не догонят, как я сюда попала? — Давай, отвлеки этого Димона! — Всё!

Бэла ещё раз выглядывает в окно: Димон, по-прежнему на посту.

* * *

Компания крепких парней входит в зал бара. Обводит взглядом столики. Столик, где до этого сидел бородач, пуст, вещей его тоже нет. Неподалеку что-то увлеченно поглощает одинокий посетитель. Все остальные клиенты сидят компаниями. Парни вопросительно смотрят на бармена, кивая в сторону одинокого клиента. Бармен в ответ отрицательно качает головой и подбородком указывает в сторону слабоосвещенного коридора, который, очевидно, ведет к туалетам.

Вся компания проходит туда. Бармен делает знак Вадику, и тот становится у коридора. Сам же Шаня погромче включает музыку:

«О! Вот это по-нашему!» — довольные крики из зала.

Туалет бара кафельно-белый. Писсуары, за ними три кабинки. На стене напротив ряд умывальников. Наискосок от них сушилка для рук, над ней зеркало.

Компания крепких парней вошла как раз в тот момент, когда бородач мыл руки. Он не реагирует, но как будто ниже склоняет голову. Один из парней безо всякого вступления приставляет к затылку клиента пистолет:

— Где товар?

Тот медленно поворачивается. Дуло оказывается у него перед глазами. Выражение лица у него сосредоточенное, но не испуганное:

— Вы от Грома?

— Неправильный ответ.

Держащий клиента на мушке делает знак глазами, и другой парень замахивается, чтобы ударить несговорчивого в челюсть. В какой-то момент на лице нападающего появляется тень недоумения. Бородач же легко уклоняется от удара. Промахнувшись, парень разбивает зеркало, теряет равновесие и валится на своих подельников. В получившейся сумятице незнакомец резко опускает тяжелый ботинок на спину упавшего и одновременно молниеносным ударом разоружает противника с пистолетом: заламывает ему руку за спину и сует дуло под подбородок. Третий парень деморализован и инстинктивно пятится к противоположной стене. Слышны стоны парня, лежащего на полу и сжимающего свой окровавленный кулак.

Незнакомец спокойно повторяет свой вопрос:

— Вы от Грома?

* * *

Бармен Шаня смотрит на часы, потом достает из сейфа под стойкой обрез и прячет под одеждой. Одновременно с этим в зал входит сутулый парень. За ним виднеется лицо Вадика. Шаня кивает Димону, и они вдвоем идут к туалетам. А Вадик занимает место за стойкой и устремляет взгляд на экраны видеонаблюдения.

С обрезом наготове Шаня толкает дверь туалета. Там пусто. Слышно, как бежит вода из незакрученного крана. Под ногами Шани хрустят осколки разбитого зеркала. Он проходит мимо писсуаров, край одного из них разбит и испачкан кровью. Димон держится позади. Шаня первым делом осторожно подходит к окну, но оно закрыто изнутри.

Тогда он начинает проверять кабинки. В первой же, открытой им, на унитазе вниз лицом лежит человек, одетый в тёмную зимнюю куртку. С его лица капает кровь, около унитаза уже образовалась лужа. Бармен, немного поколебавшись, приседает и приподнимает голову человека за волосы, чтобы заглянуть в лицо. Голова легко отделяется от тела и остается в руке у Шани. У оторванной головы нет бороды. Шаня поспешно (больше от гадливости, чем от испуга) отпускает голову и оборачивается.

Димон, который постоянно стоял за его спиной, встречает его странным стеклянным взглядом. Его тело начинает медленно изгибаться, как будто он, приподнимаясь на цыпочках, готовится сделать мостик. Шаня замирает в недоумении. И тут лицо Димона искажает гримаса, из перекошенного рта водопадом изливается кровь. Кровавый поток заливает лицо Шани — он пытается побыстрее отстраниться и резко выскакивает прямо навстречу кулаку, который вырубает его.

* * *

Бэла всё ещё прячется в задней части кабины. Время от времени она выглядывает оттуда, чтобы посмотреть в окно. Наконец она замечает, что стоящий на карауле Димон поворачивается в сторону бара, что-то кричит и уходит.

Бэла, радостно выдохнув, подскакивает и спешит выбраться, но спотыкается и роняет телефон. В темноте она роется в каком-то шуршащем хламе и, отыскав телефон, сразу же проверяет, работает ли он. В свете телефонного экрана ей становится видно, что под грудой разворошенных газет и журналов скрывалась большая спортивная сумка, доверху набитая купюрами в пачках.

Бэла непроизвольно ахает, но сейчас же выпрямляется и глядит в окно: Димон пока не вернулся. В замешательстве она шепчет: «Чёрт! Чёрт! Чёрт!» Снова склоняется над сумкой и, отложив телефон, берет в руки пару пачек. И опять нервно поднимает голову. Дёргаясь туда-сюда, не зная, на что решиться, Бэла в конце концов обо что-то чувствительно ударяется головой, роняет деньги и трёт ушибленный висок. В итоге она кидает хлам обратно на сумку, забирает телефон и поспешно выбирается наружу.

В дверях она нос к носу сталкивается с бородатым незнакомцем. Бэла начинает тараторить:

— Ой! Ошибочка! Я думала, это Славы машина. У него такая же. Слава, из сушевских. Знаешь, наверное. Он всегда меня подвозит. Может, и ты подвезешь?

Бородатый молча отстраняется, демонстрируя, что хочет, чтобы Бэла как можно быстрее исчезла. Она вылезает из машины, продолжая тараторить:

— Ах! Ну тогда извиняйте! Без обид. Я с клиентами стараюсь не ссориться. Никого не обижаю. И меня тут все любят. Шаня за меня горой. Шаню нашего знаешь?

Незнакомец, ничего не говоря, подносит к её лицу открытую ладонь. Бэла, немного смутившись, кладет на ладонь ключи и с глупой улыбкой пятится от машины.

А в дверях бара в это время появляется Вадик. Он стреляет в направлении фуры. Пуля рикошетит об асфальт позади Бэлы. Она взвизгивает, приседает, чуть не падает. Незнакомец реагирует молниеносно: одной рукой он хватает Бэлу за плечо и буквально заталкивает в кабину, а с другой руки пару раз стреляет в Вадика — тот падает. Затем бородач заскакивает в кабину сам.

Заведя двигатель, он начинает разворачивать машину и вместе с тем поспешно опускает стекло. Пока он маневрирует, успевает сориентироваться охрана: к фуре бежит Антон, целясь в незнакомца. Бородач, хотя и занят рулем, всё-таки стреляет первым и ранит нападавшего. Упав, Антон в отчаянии палит вслед машине, но без результата. Фура направляется в противоположную от будки охраны сторону и выезжает со стоянки, сметая ограждение.

Ночь.

Фура некоторое время едет по трассе, но потом сворачивает и начинает петлять по каким-то просёлкам.

Из задней части кабины появляется Бэла. Макияж у нее смазался, глаза красные, нос распух. Но настроена она воинственно:

— Ты что подстрелил Вадика? Вот ты сволочь! Вадик никому в жизни плохого не сделал. Ты что не видел, он по ногам стрелял?

— А у тебя есть запасная нога? — водитель, по-видимому совершенно не смущен ее агрессией, и его усталый голос звучит бесцветно и ровно.

В ответ на что Бэла только сильнее разъяряется:

— А ты хохмач, оказывается. Ха-ха-ха! Прямо как мой бывший, весь такой свой в доску, юморист, а на деле гад, каких мало!

Тут Бэла обращает внимание на дорогу:

— Куда это мы едем? Я что теперь, заложница что ли?

— Могу высадить под любым кустом, — собеседник по-прежнему невозмутим, но в его тоне проскальзывает металл.

Впрочем, Бэла, очевидно, не замечает таких нюансов:

— Когда мне нужно будет под куст, я скажу!

Она совсем распалилась и не чувствует никакой опасности. Достав из кармана зеркальце, она принимается энергично тереть платочком пылающее от возмущения лицо. Фура резко тормозит. Бэла поворачивается к водителю, очевидно, собираясь сказать что-то ядовитое, но осекается, видя его холодный взгляд. И хотя он ничего не говорит, Бэла сразу перестраивается и начинает лепетать:

— Ладно, давай не будем горячиться. Хорошо? Здесь у каждого свои проблемы. Мне не хочется оказаться на морозе неизвестно где. Тебе не хочется попасться ни громовским, ни сушевским. Очень хорошо! Всё можно устроить: ты спокойно уходишь от погони, а меня высаживаешь по дороге в первом нормальном месте. Прекрасный план? Да?

— Телефон давай…

Бэла, не колеблясь, отдает телефон, и незнакомец снова заводит машину.

Бэла переводит дух, но нервное напряжение, видимо, ещё не прошло, и она продолжает болтать:

— Ты, конечно, мне не обязан доверять. Я всё прекрасно понимаю. Но поверь, я тебя не собираюсь никому выдавать. Я даже не спрашиваю, как тебя зовут. Мне это не нужно. Да при всём желании я тебя не смогу выдать. Во-первых, у меня очень плохое зрение. В темноте тем более. В другой одежде я тебя и не узнаю.

Водитель глядит на нее с едва заметной усмешкой, и Бэла поправляет себя:

— Ну, вообще-то, борода у тебя приметная, и усищи. Но вот если сбреешь, то никто тебя не узнает. Я-то уж точно. Будь спокоен.

Бэла, явно довольная собой, наконец успокаивается. Водитель издает какой-то звук, то ли кашель, то ли смешок:

— А во-вторых?

— Что?

— Во-первых, у тебя очень плохое зрение…

— А во-вторых, и слух кажется не того.

По лицу водителя заметно, что, несмотря на огромную усталость, он находит Бэлу забавной.

Бэла снова обращается к зеркальцу. Теперь она болтает расслабленно, скорее, сама с собой:

— У меня, знаешь, вообще, чутье на людей. Дар. Я с любым могу общий язык найти. Вот, как мы с тобой. Отлично ведь договорились? Да, сначала ты мне не понравился, признаю. Но я сразу поняла. Ты мужик что надо. Ты понимаешь, что по чем. Я это сразу заметила. Я, вообще, всё замечаю.

— У тебя кровь, — водитель показывает на висок.

Действительно, на виске Бэлы у линии волос виднеется свежая ссадина. Видимо, припомнив, откуда взялась ссадина, Бэла мимолётно смущается, но тут же переводит разговор на другое:

— А кстати, куда мы едем? У меня такое чувство, что мы заблудились. Я округу неплохо знаю. Но где мы, вообще? Что-то я ничего не узнаю!

— Может, тебе поспать?

Бэлу опять понесло:

— Ты, знаешь, считается, что девушкам нравятся загадочные парни. Ну, такие таинственные, с тёмным прошлым. Так вот, они только в книжках и фильмах нравятся. Отвлеченно, так сказать. А по жизни, вся эта загадочность никому на фиг не сдалась. Ты уж мне поверь. Я тебе как девушка откровенно говорю. На самом деле, знаешь какие девушкам парни нужны? Нет? На-дёж-ные! Девушкам опора нужна, а не всякие там таинственные финтифлюшки…

Последние слова Бэла договаривает уже без энтузиазма, как будто обдумывая что-то другое:

— А, вообще, ты прав. Мне лучше поспать. После такого стресса нервной системе нужно восстановиться. У нас, конечно, всякие заварушки бывали. Но как-то привычка не выработалась пока. Меня до сих пор потряхивает. Пойду, прилягу.

Но едва исчезнув, Бэла возвращается:

— Я радио включу. Ты не против? Под музычку и ехать приятней, и засыпать.

Бэла крутит радио:

— В тему!

Бэла удаляется в заднюю часть кабины, подпевая радио. Водитель выкручивает погромче.

Утро.

Раннее зимнее утро, небо уже посветлело, но солнце ещё не взошло. День намечается пасмурный. Фура проезжает по улицам Москвы и останавливается на парковке. Бэла, сидящая рядом с водителем, уже полностью наготове:

— Вот и ладушки! Спасибо за всё! Я тебя не знаю, ты меня не знаешь. Надеюсь, больше не встретимся! — собирается вылезать.

Водитель молча протягивает ей её телефон.

— Ах, да! Ну, пока!

— Возвращайся домой, Бэла, — как будто бы равнодушно, но всё-таки с едва заметным нажимом говорит её спутник вместо прощания.

— И тебе — счастливого пути! — беспечно отзывается та.

Сияющая Бэла вылетает из машины. Одной рукой она придерживает довольно сильно округлившийся живот.

Бэла вышагивает по улицам Москвы с гордо поднятой головой. Она втягивает воздух полной грудью и не стесняясь улыбается до ушей. Она проходит мимо витрины дорогого бутика. Возвращается и заходит.

Через некоторое время Бэла выходит из бутика преображенная. На ней меховая шубка, новые сапоги, на плече сумочка Chanel, а за собой она катит чемодан Louis Vuitton. На ходу она достает телефон:

— Настя! Привет! Угадай, где я?

День.

Маленькая кухня в хрущёвке. Бэла и её подруга за столом. Пьют кофе с бутербродами. За окном уже белый день. Бэла выглядит просто шикарно. На ней дорогой бордовый, в чёрных разводах кашемировый свитер с высоким воротом. Видно, что она побывала в салоне красоты: аккуратный макияж, свежий маникюр и профессионально уложенные волосы. Подруга, ровесница Бэлы, одета по-домашнему.

— Что скажешь? — хвастливо спрашивает Бэла.

— Спасибо за икру! — говорит подруга, поднимая бутерброд с чёрной икрой, — А теперь что? Махнешь куда-нибудь? Таиланд? Египет? Турция? О! Точно! В Сочи! Там же скоро это…

Бэла со смешком прерывает череду мечтаний:

— Угу! Сочи! Да там уж всё забито под завязку!

— А разве у твоей мамы родственники не в Сочи?

— Да нет, в Симферополе.

Подруга обрадованно:

— А, ну вот! Совсем рядом!

— Ну да, — не спорит Бэла, а только комично расширяет глаза, покачивая головой. Впрочем, собеседница, занятая своими мыслями, не замечает её гримаски.

Расправившись с бутербродом, Настя блаженно вздыхает:

— Как только ты решилась? У меня бы смелости не хватило!

Бэла с азартом:

— Ну, я себе сказала, если он сразу меня не прихлопнул, то почему бы и нет… Хоть раз в жизни!.. Смотри! — Бэла достает из заднего кармана джинсов телефон.

— Ой! Новый! — взвизгивает подруга и тут же хватает его. Глядя в телефон:

— А ты не боишься, что Шаня тебя сдаст? Или уже сдал?

Бэла безразлично:

— Если бы Шаня был жив, то он бы мне уже весь телефон оборвал.

— Так ты что, думаешь, что он Шаню… того?.. — подруга смотрит на Бэлу ошеломленно.

— Ну и что? Этот Шаня — та ещё скотина! Да вся округа с облегчением вздохнет…

— Всё-таки… он Шаню из-за этих денег убил, получается. Думаешь, он так всё оставит? Не будет тебя искать?

Бэла глубокомысленно сжимает губы, а потом начинает размышлять вслух:

— Да, загвоздка… Но я тут подумала… В общем, я верну деньги Грому.

— А как же? — подруга обводит глазами всё новоприобретенное богатство.

Бэла легкомысленно:

— Ой, да ладно! Я даже одну пачку не истратила. А там их… Небольшие премиальные за услугу.

— Да, неплохие премиальные, — задумчиво отвечает подруга.

— Надеюсь, Гром в долгу не останется. А там — чем чёрт не шутит, — говорит Бэла мечтательно.

Подруга скептически приподнимает брови и тут же переводит разговор на другое:

— Гром, вообще-то, очень недоверчивый. Но я у него работала, так что со мной он бы стал разговаривать.

— Ой! Настя, ты меня так выручишь! Я прям даже не знала с какого боку к этому подступиться. Не домой же к нему ехать, в самом деле. Да и где он живет?

Настя всё ещё задумчиво:

— Ну, где он живет, я тоже не в курсе. Зато я знаю, где его точно можно найти. Он почти всегда у себя в клубе.

У Бэлы уже горят глаза:

— В клубе — это даже лучше, официальнее.

Настя встает и достает свой телефон, что-то листает в нём:

— Если мы приедем к нему вдвоём, это будет как-то несолидно. Надо кого-то из парней с собой захватить, для веса, и желательно с тачкой, — набирает номер и выходит из комнаты.

Возвращаясь через пару минут, говорит с озадаченным лицом:

— Стас, в принципе, не против, но он уже успел приложиться после обеда. А больше никого не нашла.

— Так я могу повести, если что.

Настя довольно улыбается в ответ и снова набирает номер.

Вечер.

Короткий зимний день быстро идет на убыль, темнеет. Форд, за рулем которого сидит Бэла, проезжает по улицам какой-то промзоны и останавливается у глухих железных ворот. На них нет никаких опознавательных знаков. Настя, сидящая на заднем сиденье Форда, комментирует:

— Ничё местечко, да? Здесь такие дела проворачивают, и всё шито-крыто.

Бэла и Стас (среднестатистический парень, высокий и спортивный), который сидит рядом с водителем, с любопытством оглядывают окрестности. Но тут ворота раздвигаются, и Форд въезжает на территорию клуба. Виднеется вход в клуб, над которым уже горит красная надпись «ASPEN».

Охрана проводит всю компанию по каким-то полутёмным коридорам в комнату, которая не похожа ни на кабинет, ни на зал клуба. Это просторное помещение, хорошо освещенное, но окон в нём нет. На полу белое ковровое покрытие. В середине образуют своеобразный круг два дивана и несколько кресел. В помещение есть ещё одна дверь в противоположном конце.

Бэла, везущая за собой чемоданчик, Настя и Стас подходят к креслам и диванам и располагаются там. Два охранника встают у двери. Компания молчаливо осматривается. Несмотря на тишину и яркий свет, обстановка напряженная. Тягостное впечатление производят огромные малиново-фиолетовые картины, закрывающие все стены. На них угадываются искаженные человеческие лица.

Бэла нарушает тишину:

— Что-то жарковато, — не вставая, она снимает шубку и кладет её рядом на диван.

В это время один из охранников, очевидно, выслушав приказ через наушник, подходит к дивану и, ничего не говоря, забирает чемодан. Бэла тревожно переглядывается с Настей и начинает ёрзать на месте. Стас сидит с отсутствующим видом.

После того, как один охранник скрылся вместе с чемоданом за дальней дверью, другой подходит к Стасу:

— Товар?

Стас непонимающе глядит на охранника. Бэла вроде бы хочет что-то сказать, но Настя трясет головой, и Бэла пересиливает себя.

Охранник, видимо, получает новый приказ и отходит от ребят. В этот момент дверь в дальнем конце комнаты открывается и входит невысокий мужчина в дорогом синем костюме тройке. В галстуке блестит бриллиант. Волосы у него светло-русые, но лежат как-то неестественно. На глазах огромные очки в толстой роговой оправе. Они так сильно блестят, что невозможно разглядеть глаза. Нижняя часть лица закрыта медицинской маской. На руках у мужчины хирургические перчатки. Бэла вопросительно глядит на Настю, та кивает, изобразив на лице гримаску «не спрашивай почему».

Мужчина протягивает руку Стасу:

— Громов, — голос звучит глухо и хрипло.

Стас поднимается с кресла, протягивает руку в ответ и представляется:

— Балин.

Громов кивает в сторону Бэлы и Насти:

— Дамы, прошу нас извинить.

Бэла и Настя в ответ нервно улыбаются.

Громов и Стас отходят немного в сторону, как бы намереваясь начать доверительную беседу, и тут Громов хватает Стаса за горло. Лицо Стаса мгновенно наливается кровью. Он почему-то даже не сопротивляется, а только смотрит на Громова, огромными немигающими глазами. Громов без видимых усилий приподнимает Стаса, так что его ноги безвольно повисают в воздухе. Руки Стаса, висящие вдоль тела, начинают мелко дрожать.

Эта сцена сначала повергает обеих девушек в немой шок, но через секунду Бэла, вскрикнув: «Ты что!» — вскакивает с дивана и бросается к Громову и Стасу. Однако приблизиться к ним ей не удаётся: рывком за плечо её останавливает охранник и отвешивает ей приличный удар под дых. Бэла теряет сознание и сползает на пол рядом с диваном. Настя же ещё сильнее вжимается в кресло и не издает ни звука.

Громов наконец ослабляет свою хватку, и Стас бревном падает на пол. Громов между тем поворачивается в сторону Бэлы. Тут откуда-то снаружи в комнату доходит гулкий звук удара. Громов несколько отвлекается и коротко командует охраннику:

— Проверь!..

И тот поспешно удаляется, оставив Громова наедине с девушками.

Воспользовавшись заминкой, Настя сползает с кресла и прячется за диваном. Выглядит это совершенно бессмысленно, но Настя, похоже, совсем не соображает от страха.

А Громов возвращается к тому, от чего его отвлекли. Со словами:

— Значит, ты! — он наклоняется к бесчувственной Бэле и, крепко ухватив её за волосы, тянет к себе.

Девушка приоткрывает глаза, но то ли от шока, то ли от слабости, даже не пытается вырваться, а лишь напряженно и оторопело смотрит в глаза Громова, бледно поблёскивающие за толстыми стёклами очков. Между тем Громов свободной рукой снимает с лица маску, и зубы его оскаливаются в неприятной улыбке. (У него короткая светло-русая борода. Судя по открывшемуся лицу, ему между сорока и пятьюдесятью. Впрочем, внешность его довольно неопределенная, как будто он перенёс пластические операции.)

Настя слышит, как Бэла вскрикивает от боли, и зажмуривается.

За дверью нарастает шум: топот ног, стук, хлопки, крики. Дверь резко распахивается С оглушительным, разрывающим барабанные перепонки грохотом, гремят выстрелы. Вбегают двое охранников. Оба ранены. У одного окровавлено ухо, у другого струйка крови стекает по кисти правой руки. Они пытаются отстреливаться на бегу. Один из бегущих успевает крикнуть:

— Шеф, подвал!

Тут же обоих настигают пули, летящие из открытой двери. Один охранник падает, как подкошенный, другой, упав, всё ещё пытается стрелять.

Громов без видимого замешательства, решительно подняв выпавший из рук тяжело раненного пистолет, встает во весь рост и начинает ожесточенно стрелять в сторону двери. Он даже идёт в направлении атакующего противника, который скрывается за косяком двери и старается не высовываться.

В это время через дверь в дальнем конце комнаты вбегает ещё пара вооруженных охранников. Вместе с ними в комнату через оставшуюся открытой дверь начинает проникать густой дым. Все вступают в ожесточенную перестрелку.

Дым активно заполняет комнату. Один из охранников подбегает к шефу, стараясь прикрыть его. Пуля ранит охранника в плечо. Он отклоняется и открывает Громова. Пуля задевает по касательной щёку Громова. Он поначалу не обращает на это внимания и продолжает стрелять в ответ, но в следующий момент несколько точных выстрелов достигают цели. Пули одна за другой влетают Громову в грудь и шею. Из открывшихся ран бьет тёмная кровь.

Громов явно удивлен, к тому же в пистолете закончился заряд. Однако его оторопь длится лишь мгновение. Отбросив бесполезное оружие, он молниеносно притягивает к себе едва держащегося на ногах, раненого охранника и, прикрываясь им, отходит к дальней двери.

Скрывшись в клубах дыма, Громов бросает уже бездыханное тело. Два охранника всё ещё пытаются сдержать атаку невидимого противника, но дым, затянувший комнату плотной серой пеленой, сводит их усилия на нет. Мимо них через задымленную комнату стремительно проносится чей-то тёмный силуэт и исчезает за дверью в дальнем конце комнаты, очевидно, преследуя Громова.

Единственный не раненный охранник бросается было туда же, но дверь заперта, и ему ничего не остается, как отступить к другому выходу, попутно помогая выбраться из удушливого чада своему подстреленному товарищу. На залитом кровью полу остаются три неподвижных тела: два охранника, Стас и Бэла. В установившейся тишине откуда-то из глубины комнаты доносится беспомощный женский плач, похожий на тоненькое поскуливание.

* * *

Громов открывает дверь в конце длинного сильно задымленного коридора. Навстречу ему вырывается чёрный дым с языками огня. Видно, что в комнате за дверью полыхают какие-то массивные ящики, стоящие один на другом. На лице Громова мимолётная растерянность, но сразу же её сменяет ожесточение. Громов, несмотря на бушующее пламя, спешит войти и, развернувшись, захлопывает дверь. В краткий миг, пока дверь закрывается, видно, что в дальнем конце коридора появляется тёмная фигура и открывает стрельбу. Но пули врезаются в уже закрытую дверь. Громов сбрасывает верхние горящие ящики к двери и устремляется в глубь комнаты.

Тёмная фигура добирается до двери. Это мужчина, одетый в обычный свитер и джинсы. Одежда его сильно измочалена пулями, но крови не видно. На голове у него чёрная маска-балаклава. Мужчина спешит открыть дверь, но за дверью путь ему преграждает сплошное пламя. Где-то вдалеке виднеется светлый проём. Очевидно, это потайная дверь, через которую ушел Громов.

* * *

Бэла приходит в себя и начинает кашлять. Она лежит там же, на полу у дивана. Из-за дыма плохо видно окружающую обстановку. Бэла ползёт по полу и натыкается на Стаса. Его лицо синюшно-серое, остекленевшие глаза бессмысленно выпучены. Бэла, отпрянув, со слезами в голосе зовет подругу. Никто не отзывается. Пошарив ещё немного девушка натыкается на диван. Но и здесь никого и ничего.

Бэла сумела выбраться в коридор, где дыма меньше, а в конце виднеется окно.

Бэла у окна. Первым делом пытается открыть его. Тут она замечает, что по слабоосвещенному двору клуба бежит девушка в меховой шубке. Бэла дрожащим шёпотом произносит:

— Настя…

Из окна открывается вид на разбитые ворота. Очевидно, их снесла стоящая во дворе фура (та самая, на которой Бэла приехала в Москву). Кабина фуры тоже вся искорёжена, капот дымится.

Бэла выбралась из горящего клуба. Ноги у нее дрожат, и она ежесекундно спотыкается. Выглядит она плачевно. От укладки и макияжа ничего не осталось. На щеках грязные разводы. К счастью, она не потеряла свою сумочку. Бэла уже около Форда. Трясущимися руками достает из сумочки ключ, открывает дверь, садится за руль. Газ, разворот, и она едва не сбивает человека в чёрной балаклаве, который преграждает путь её машине.

Одной рукой мужчина опирается о капот, в другой у него небольшой рюкзак и зимняя куртка. Убедившись, что Бэла не собирается его переехать, он стягивает с головы маску и оказывается старым знакомым бородачом.

— Вот это поворот! — шепчет ошеломленная Бэла.

Ночь.

Бэла ведет машину и одновременно говорит по телефону. За окнами темень, по редким огням и синим указателям можно догадаться о том, что Форд уже за пределами города. Бэла говорит по телефону:

— А я тебе скажу, что ты поступила, как последняя сволочь. — И не надо мне про то, что я сама тебя втянула: так друзья не поступают. — Да плевать я хотела на шубу. — Стаса убили. Ты хотя бы его брату скажи. — Ты только за Форд волнуешься что ли? — Дай ему мой номер, мы сами договоримся. — Ладно! Пока!

Бэла отключает телефон и бросает взгляд назад через плечо.

На заднем сиденье бородач. Он что-то проделывает ножом у себя под свитером. Бэла, видимо, желая последить за ним в зеркало заднего вида, начинает поворачивать его. Зеркало отламывается. Бэла, выругавшись, снова оглядывается на своего пассажира:

— Что? Задело? У меня, вообще-то, медицинское образование…

Пассажир, не отрываясь от своего занятия, свободной рукой ей показывает знак «Окей».

Бэла переводит дух:

— Я, когда тебя увидела, сразу с жизнью попрощалась. Думала, ты из-за денег меня выследил.

С заднего сиденья доносится что-то вроде смешка.

— Тебе смешно? Да? Слушай, ты, натурально, псих. Всё это устроить, только чтобы выйти на Грома!? Твой план — просто чума, больше на самоубийство похоже. Тебе очень-очень повезло, что ты жив остался. И что у вас с Громом за тёрки? Личное или другое?

— Другое.

— Тогда беру свои слова обратно. Не повезло. Значит, заказали нашего Грома. Я «за» руками и ногами. Такую мразь как только земля носит? Только я думаю, он ушел. С чего ты вообще взял, что он в аэропорту?

— Не беспокойся, я знаю, куда он направляется, — бородач закончил свое дело и, поколебавшись — не отрыть ли окно, высыпает из ладони в рюкзак какие-то покорёженные кусочки металла.

— О! Я не беспокоюсь! О чём мне беспокоится? Правда, Гром меня вроде как убить собирался, но это ведь мелочи. Так что никакого беспокойства. Слушай, это ты окно открыл? Меня как-то знобить начало.

Окно закрыто. Незнакомец ничего не отвечает, но пристально смотрит в спину Бэле, на лице у него хмурое и озабоченное выражение.

— Может, я поведу? — наконец говорит бородач.

— Нет-нет. Я, когда контролирую ситуацию, лучше себя чувствую. Так мне легче. А ты отдыхай, тебе ещё за Громом гоняться. Кстати, а что там с Шаней? Он жив или как?

— В реанимации.

— Ну ты профи! Лишнего на себя не берёшь. И Вадик жив?

— И Вадик.

Бэла раззадоривается:

— Слушай, а можно тебя о личном спросить? Блин, впервые в жизни встречаю настоящего киллера. Ты с заказчиком сам встречаешься или через посредника?

Бородач, приблизив лицо к затылку Бэлы, негромко говорит:

— Включи радио. Пожалуйста.

Бэла разочарованно вздыхает и начинает крутить радио (среди помех слышна часть какого-то информационного выпуска: «…серия возгораний. По нашим данным, в районе 8 часов вечера было зафиксировано от 5 до 8 вызовов пожарных бригад. В числе пострадавших объектов элитный ночной клуб «Аспен». Пока неизвестно, есть ли…»). Скрывая обиду за небрежным тоном, Бэла поясняет:

— Я ведь просто так спрашиваю, чтобы беседу поддержать, — и добавляет как можно более непринужденно: — Ну, и интересно, конечно. О таких, как ты, все только говорят, но никто толком не знает. Terra incognita. (Латинский: «Неизвестная земля».) Сам понимаешь.

— Не понимаю.

— Всё ещё не доверяешь мне?

Пассажир красноречиво приподнимает брови и хмыкает.

Бэла, заметив это:

— Ну, взяла я эти деньги! Тебе всё равно ведь они не слишком нужны были.

Сквозь шумы эфира прорывается:

Бэла усмехается. Её пассажир наклоняется вперед, протягивает руку и переключает на другое:

Льдистые голубые глаза незнакомца оказываются совсем близко от лица Бэлы. Она набирает полную грудь воздуха и задерживает дыхание. Её большие бархатисто-карие глаза тонут в призрачном мерцании зимнего вечера.

* * *

Парковка у международного аэропорта Шереметьево. Бэла и бородач прощаются, стоя у машины. Мужчина уже надел куртку и шапку, на плече висит его неизменный рюкзак. Бэла поёживается на сквозном ветру, стараясь поглубже уйти в ворот своего кашемирового свитера и, очевидно, пытается потянуть время:

— Не представляю, как ты его отыщешь. Если он, вообще, здесь. Ты уверен, что тебе помощь не нужна? У меня знакомых — куча.

Мужчина, игнорируя все сказанное, вкрадчиво кладет руку ей на плечо:

— Бэла, возвращайся домой.

— Ладно! И тебе — удачи! — не без досады отзывается она.

Незнакомец уходит, не оборачиваясь. Бэла продолжает задумчиво стоять около Форда.

* * *

Громов прохаживается по залу аэропорта. Он снял очки, маски на нем тоже нет. А волосы, которые ещё в клубе выглядели неестественно, при более ярком освещении оказываются париком. Громов очень бледный, почти зелёный. На щеке след от пули, который, впрочем, больше похож на смазанный след грязи. Поверх синего костюма на Громове короткий серый плащ-тренч. В руке он держит документы с билетом. В какой-то момент рука начинает мелко подрагивать. Он никак не может унять эту дрожь. И наконец зажимает руку под мышкой.

Лицо Громова искажается болью. Он отходит к окну, повернувшись к залу спиной, заглядывает за ворот своего плаща — на груди разрастается чёрное липкое пятно. Видно, что на какое-то мгновение он теряет самообладание, но тут же собирается. Он обращает внимание на ярко освещенную парковку за окнами. Его взгляд приковывает рыжеволосая девушка, стоящая около Форда. Это Бэла. Нерешительно потоптавшись на месте, она направляется к аэропорту.

Громов смотрит на часы: стрелки указывают «2:20», — затем на свой билет. Видимо, приняв какое-то решение, он направляется к стойкам регистрации. По дороге он выбрасывает в урну свои документы с билетом. У стоек толпится народ. Проходя с бесстрастным видом мимо суетящихся людей, Громов наугад выхватывает торчащие из чьей-то сумки документы. Отойдя немного в сторону, он проверяет свою добычу: время вылета «3:35», но билет и паспорт на имя какой-то пожилой женщины. Громов тихо ругается сквозь стиснутые зубы, но решительно направляется к стойке регистрации.

Громов протягивает билет и паспорт сотруднику авиакомпании, тот поднимает глаза от паспорта и видит перед собой благообразную даму в сером мужском плаще. Это его несколько смущает. Дама вопросительно улыбается сотруднику, и он молча начинает обрабатывать документы.

Так Громов проходит регистрацию. На досмотре он выглядит ещё хуже прежнего, лицо его подрагивает, он держится из последних сил.

Между тем бородатый киллер только что купил себе билет. Он отходит от стойки авиакомпании, сосредоточенно просматривая документы. Но тут что-то привлекает его внимание, он поднимает голову и видит в нескольких метрах от себя Бэлу, которую конвоирует пара полицейских. Девушка тоже замечает знакомого бородача. На лице мужчины явная досада, но он не успевает ничего предпринять, как Бэла начинает кричать, указывая в его сторону:

— Да вот у него хотя бы спросите! Он всё вам подтвердит.

Патруль направляется к бородачу.

— Старший сержант Малкаев. Предъявите Ваши документы.

Бородач без колебаний передает сержанту билет и паспорт, но взглядом сверлит Бэлу (она, кстати, уже не выглядит замарашкой: макияж подправлен, лицо умыто, волосы причесаны).

— Так… — доносится мрачный голос полицейского, — Регистрация заканчивается через 10 минут, а Вы даже не в том зале. И багажа у Вас нет. Пройдемте для выяснения.

Сержант прячет документы в нагрудный карман и рукой указывает, куда идти. Бэла незамедлительно возмущается:

— Блин, да он тут, вообще, не при чем! Случайный знакомый. Его-то за что задерживать?

Полицейский хмуро глядит на эмоционально жестикулирующую девушку:

— А Вы… — сержант достает из кармана пластиковый прямоугольник водительских прав и бросает на него быстрый взгляд, — А Вы, Бэла Юрьевна, не создавайте паники. Сейчас во всем разберемся.

Бородач беспрекословно следует за патрулём. Рядом плетется Бэла, которая, наконец заметив суровый взгляд своего знакомого, угрюмо и подавленно молчит.

Несколько секунд спустя, как будто собравшись с духом, Бэла сообщает ему энергичным шёпотом:

— Извини, я хотела помочь. Правда, сначала я в туалет сбегала, но это к делу не относится. Я всё время думала, как же ты Грома найдешь. И тут выхожу я из туалета и вижу Иру Рябову. Мы с ней в одном классе учились. Я же говорила, у меня куча знакомых. Как назло, она далеко была. Мы с ней пару лет не общались, телефона её у меня нет. Ну, я вижу она в форменной одежде, значит, сотрудница, я — за ней, а тут — эти: «Почему в служебном помещении? Нарушаете. Пройдемте». Прямо театр абсурда какой-то!

Бэла вздыхает и в поисках понимания смотрит на своего знакомого. Но он как будто и не слушал её.

К этому моменту они уже подошли к отделению полиции. Навстречу им идёт другой патруль, который, по-видимому, задержал какого-то бродягу. Сильно заросший, грязный и оборванный мужичок идет с патрульными вроде бы совершенно добровольно. Встретившись, два патруля успевают обменяться парой ничего не значащих фраз, и тут бродяга начинает вопить:

— А-а-а-а! Дьявол, дьявол! — и тычет пальцем в бородача.

Патрульные сначала воспринимают ситуацию с юмором, но бродяга расходится не на шутку. Он расталкивает полицейских и бросается на бородача. С завидной силой и ловкостью он орудует кулаками. Малкаев получает удар в ухо и валится. У другого полицейского бродяга ухитряется выхватить оружие и, размахивая им, прижимается к стене. При этом он не прекращает вопить. Из отделения на шум выбегают ещё полицейские.

Воспользовавшись тем, что внимание полиции полностью приковано к бродяге, бородач быстро забирает у оглушенного сержанта свои документы. Бэла, не отстающая от своего знакомого ни на шаг, громко шепчет у его уха:

— Права! Права!

Тот забирает и права Бэлы и со словами: «Держись!» (Бэла хватается за его плечо) — срывается с места.

Через мгновение кто-то из полицейских подбегает к лежащему Малкаеву, но ни Бэлы, ни бородача уже нет поблизости.

* * *

Стремительно пробежав через весь зал аэропорта, Бэла и бородач скрываются за первой подвернувшейся им дверью. Здесь они сразу заскакивают в лифт, очевидно, служебный. Спустившись куда-то, они снова бегут, пока не оказываются среди тюков и контейнеров. Бэла выдохлась и прислоняется к стенке, чтобы перевести дух, при этом она продолжает стискивать плечо своего знакомого. Бородач даже не запыхался, только стал бледнее, и его глаза как будто бы стали ещё холодней и прозрачней.

Тут их замечает группа каких-то мужчин в рабочих комбинезонах.

— Эй! Вы кто?

Группа направляется было в их сторону, но один из них вдруг с удивлением говорит:

— Белка?! — а потом обращается к своим коллегам: — это моя бывшая.

Все расходятся, кроме одного, узнавшего Бэлу. Это высоченный, атлетичный, но немного нескладный парень с голубыми глазами. Он подходит ближе. Бэла, ещё не вполне восстановив дыхание:

— Я думала, ты по контракту ушёл.

— Передумал. А ты что здесь делаешь? — с этими словами он бросает подозрительный взгляд на спутника Бэлы.

— Не видишь? Отдышаться пытаюсь, — заметив его взгляд, раздраженно добавляет: — Да не из громовских он! Наоборот, ему Громова заказали. И мы его в аэропорту упустили.

Парень, ошарашенный потоком информации, пытается её переварить и машинально переспрашивает:

— Упустили? — он переводит непонимающий взгляд с Бэлы на её спутника.

Вид у него забавный. К тому же он начинает ерошить свои жёсткие светлые волосы, и они встают дыбом.

В этот момент Бэла теряет сознание и сползает по стенке вниз. Парень перепуганно:

— Ты что, Белка?

Он опускается на корточки, склоняется над девушкой:

— Первый раз вижу, чтобы она в обморок упала. У нее нервы стальные.

Парень легонько похлопывает Бэлу по щекам, но без результата. Бородач тоже наклоняется к Бэле:

— Это не просто обморок, — он отворачивает высокий ворот её свитера, и на шее становятся видны четыре круглые чёрные ранки и багровеющий синяк.

— Что это?

— Гром.

Парень вскакивает, достает телефон:

— Что за бред! Надо скорую вызвать.

— Если хочешь, чтобы она умерла… — спокойно возражает ему бородач.

Парня явно поколебала эта фраза. Он с сомнением смотрит на бородача, оставляет телефон и снова наклоняется к Бэле. Трясет её, но это не помогает.

— А что тогда делать?

— Отвезти домой, уложить. Через три дня, возможно, всё обойдется.

Бородач снимает с плеча рюкзак и что-то ищет в нем.

Парень переводит недоверчивый взгляд с бородача на Бэлу и обратно:

— А если не обойдется? Она умрет что ли?

— В лучшем случае, лишится памяти, сойдет с ума… — голос незнакомца совершенно бесстрастен.

По ошалелому виду парня похоже, что он окончательно убеждается — перед ним какой-то ненормальный. Он опускает голову и теребит чёлку:

— Белка! Чёрт! Во что ты опять вляпалась? Говорил же я тебе!

Бородач между тем нашел в рюкзаке маленький пузатый флакон, наполненный чем-то похожим на чёрный порошок. Отстранив парня, он склоняется над Бэлой, снимает с флакона крышку и подносит его к носу девушки.

* * *

Серо-синее. Сумеречное. Вид от первого лица. Крепкие мужские руки вытачивают что-то ножом из куска чёрной древесины.

Молодая женщина с покрытой головой безутешно рыдает.

Молодая женщина с тёмными косами неподвижно лежит на кровати, устремив вверх остановившийся взгляд карих глаз. На приоткрытых губах стынет тёмная кровь.

Алое пламя охватывает лежащую женскую фигуру.

Мужская рука подносит горящий факел к лежащему в изумрудной траве телу женщины, одетой в богатое красное платье.

Женщина в средневековом красном одеянии стоит на краю башенной стены, одной рукой прижимая к груди младенца, и смотрит со стены вниз, держась за каменную опору высокой крыши.

Мужская рука ложится на плечо по-крестьянски бедно одетого, темноглазого подростка, стоящего перед могилой с двумя крестами.

Женщина в красном одеянии, стоящая на краю башенной стены с младенцем на руках, резко оборачивается и обращается в столп бушующего огня.

Истошно кричит младенец…

* * *

Бэла судорожно вдыхает чёрный порошок из флакона и начинает медленно приходить в себя. Садится на пол, опираясь о стену, проводит рукой по лбу: на нем выступил пот. Она сидит, глубоко и шумно дыша, периодически закрывая глаза. Парень опускается на корточки рядом с ней:

— Белка, что за бред происходит, а? Этот твой негромовский говорит, что Гром — вампир… А он сам — оборотень что ли?

Бэла, закрыв глаза, трёт висок:

— Опять твои дурацкие шутки!

— Какие шутки! — он берет её за руку и прикладывает к шее там, где на ней чернеют ранки. У Бэлы округляются глаза.

— Он говорит, что у тебя три дня и всё…

Бэла поднимает взгляд на бородача.

— Это правда, — не меняясь в лице, отвечает тот.

Видно, как в Бэле нарастает возмущение, она даже пытается встать, но слабость ей не позволяет.

— Блин! Тогда всё сходится! Паша, ты бы видел как он Стаса одной левой задушил: поднял в воздух и задушил. А ведь Стас на целую голову его выше и даже не попытался сопротивляться. Точно!

— Белка! Успокойся, пожалуйста. Ты уже, кажется, умом тронулась.

Бэле наконец удается встать, опираясь о Пашу, и она продолжает, всё больше горячась:

— Ничего я не тронулась! Тебя там не было, поэтому ты не веришь. А я всё своими глазами видела. Я, как только на него взглянула, сразу поняла, что с ним что-то не так. Сразу поняла!

Паша сдается:

— Хорошо, хорошо. Но тогда тебе надо перестать так волноваться, и… постельный режим. Он так сказал, — со скептическим лицом он переводит взгляд на бородача.

Бэла вспыхивает ещё сильнее:

— А ты! Ты! — набрасывается она на незнакомца, — Ты бы мог мне сказать про Грома! Что ты за человек, вообще, такой! Просто сволочь бесчувственная!

Бородач воспринимает критику в свой адрес стоически. Паша старается урезонить Бэлу:

— Ты бы всё равно не поверила. Я лично считаю, что всё это — какой-то бред или розыгрыш. Но тебе всё-таки лучше поехать домой. Я возьму отгул и отвезу тебя.

Бородач тем временем что-то просматривает в телефоне.

Бэла продолжает возмущаться:

— Ага! Лечь и ждать, пока не сдохну!

Бородач:

— Я постараюсь достать Грома. За эти три дня. И тогда тебе ничего не грозит.

Он прячет свой телефон и собирается уходить, но Бэла хватает его за куртку:

— Стоп! Разве не ты его упустил? (Бородач удивленно приподнимает брови, но на Бэлу это не действует.) Я не собираюсь спокойно сидеть и ждать смерти.

— Тебе будет хуже. Ты точно умрешь, — равнодушно парирует оппонент.

— А лежа в постели, не умру?

— Возможно…

— Ясно, бабка надвое сказала! Какой у тебя план?

— Гром ранен и ослаблен. Надо перехватить его, пока он не добрался до своей могилы.

— Отлично! Я с тобой!

Тут вмешивается Паша:

— Вы сами себя слышите? Что за бред вы несете?! Как будто из одной палаты сбежали! Вампиры среди бела дня. Что дальше? Ван Хельсинг и Бладрейн? — указывая на бородача и Бэлу, фыркает он.

Бэла раздосадованно:

— Кончай хохмить, когда помощь нужна!

Тут Бэлу осеняет:

— Слушай! Ты же можешь договориться с грузовыми! Я знаю, вы это дело постоянно проворачиваете.

Паша с каменным лицом:

— Белка, приди в себя!

Но та и не думает успокаиваться и, зло сузив глаза, обрушивает на Пашу целый поток упрёков:

— Ладно! Можешь нам не верить! Но ведь ты сам всегда был против Грома. На меня постоянно орал, что я с громовскими вожусь. А теперь что? В кусты? Или кишка тонка против Грома что-то сделать? Только болтать и хохмить?

Паша не выдерживает напора, он снова ерошит свои волосы. По его глазам, которые он начинает переводит с бородача на Бэлу и обратно, видно, что он не знает, что и думать:

— Ты серьёзно, за Громом идешь? — наконец обращается он к бородачу.

— Да.

— Хорошо, тогда я в деле. Куда нужно?

— Любляна.

Паша, кивнув, поворачивается. Бэла ему в след:

— Про меня не забудь!

Паша, не оглядываясь, машет рукой.

— Если что, деньги есть! — снова кричит она и, облегченно вздохнув, опускается на пол, при этом она открывает сумочку и с довольным видом показывает бородачу пачку купюр. Бородач в ответ устало качает головой.

* * *

Громов в салоне самолета. Он сидит у окна, пряча лицо. А лицо у него как будто посерело и даже ссохлось. Изредка он поглядывает на экран, где показывают, как протекает полёт.

Пассажиры в основном спят. Где-то в передней части салона возникает шум. Это привлекает внимание Громова. Какой-то молодой человек с длинной светло-русой челкой, закрывающей глаза, что-то кричит стюардессе, потом толкает поднос, который она ему протягивает. Стакан на подносе опрокидывается, обливает стюардессу. Она что-то тихо возражает и уходит.

Громов поднимается, на ходу снимая парик. Его настоящие волосы длинные до плеч, но редкие, светло-русые, с глубокими залысинами на лбу. На затылке влажно поблёскивает кусками чёрной развороченной плоти пулевое ранение. Клейкая полоса крови тянется по слипшимся волосам, исчезая за воротом.

Громов появляется за спиной стюардессы, которая занимается кухней. Она вздрагивает, увидев его. Заметно, что глаза её покраснели.

— Извините, если потревожил.

— Да? — девушка смотрит Громову в лицо и её дежурная улыбка становится по-настоящему тёплой.

— Мы, правда, сейчас над Альпами?

— Совершенно верно, — в глазах стюардессы загораются кокетливые огоньки, — Я могу Вам чем-то помочь?

— Очень рассчитываю на Вашу помощь.

Стюардесса смущенно прикусывает губу и не отрываясь смотрит в глаза загорелому высокому красавцу с белоснежной улыбкой. Безо всякого сопротивления Громов притягивает её к себе, берет за затылок, отводит её голову назад и впивается зубами в шею. Стюардесса коротко вскрикивает, но не борется, только подрагивают кисти её рук. Кровь стекает струйками на белоснежную рубашку.

Громов направляется к кабине пилотов. Путь ему преграждает стюард:

— Извините, сюда нельзя!

— Я знаю.

Громов, схватив стюарда за голову, без усилия проворачивает её на 180 градусов. Затем, обратясь к кабине пилотов, наносит по двери сокрушительный удар кулаком. Бронированная дверь гнется. Некоторое пассажиры, разбуженные шумом, открывают глаза, но пока мало что понимают. Громов замахивается во второй раз. Слышится сильнейший грохот и мужские крики. Несколько пассажиров вскакивают в замешательстве.

Другой салон ещё мирно спит, но тут самолет ощутимо трясет. Женщина на первом ряду вздрагивает, негромко вскрикивает и начинает толкать, сидящего рядом соседа:

— Игорь, что-то внизу! По ноге меня ударило!

Игорь, не открывая глаз:

— Показалось…

Женщина вскрикивает сильнее:

— Нет! Ой! Вот опять! — и она снова толкает соседа.

Их разговор будит ближайших пассажиров. Кое-кто обращает внимание на шум в соседнем салоне, они тянут головы, пытаясь разглядеть, что происходит.

Игорь всё-таки проснулся и поднимает шторку на своем иллюминаторе. За стеклом не тёмное ночное небо, а приближающийся лесистый склон.

— Что за?.. — успевает сказать он, повернувшись к своей нервной соседке.

Та в свою очередь смогла зацепить рукой, то что беспокоило её ноги, она тянет руку и выуживает из-под кресла женскую голову. Пассажирка раскрывает рот, чтобы закричать, но тут всё перекрывает оглушительный гром и треск.

Самолет с ужасающим звуком срезает верхушки сосен и елей и начинает разваливаться на части. Через секунды со скрежетом и воем он врезается в землю. Гремит взрыв — искорёженные фрагменты самолета загораются.

* * *

Среди слабеющих языков пламени и обломков самолета бесстрастно бродит Громов. Часть лица у него выгорела до черноты. Одежда порвана и испачкана, но в остальном он в порядке. Наконец он находит то, что искал: среди мёртвых тел и их фрагментов, оказывается кто-то живой. Разглядеть этого человека практически невозможно. Голова его обгорела, лицо покрыто кровью и чёрной гарью. Одежда бесформенно облепила тело. Громов склоняется над человеком. Видно, как у раненого при выдохе на ноздрях и губах пузырится кровь. Громов целует человека в рот, а потом впивается в шею.

Выпрямившись, Громов глядит на восток. Лицо его преобразилось: на нем нет никаких следов ожога (царапина на не обожженной, но раненной в перестрелке щеке, впрочем, не исчезла), щёки даже как будто порозовели. На востоке за грядой припорошенных снегом елей и сосен, которые громоздятся на крутых исполинских хребтах, темнота ночного неба начинает едва заметно линять.

Немного поколебавшись, Громов расстёгивает одежду. На животе виден старый поперечный шрам. А на груди набухают свежие, сочащиеся чёрным раны. У основания шеи тоже зияет кровоточащая дыра. Превозмогая боль, он надавливает на раны и собирает в ладонь густую тёмную кровь. Затем прикладывает ладонь ко рту выжившего пассажира.

«Живи! Живи!» — раздраженно шепчет Громов. Человек поначалу не реагирует, но спустя несколько секунд голова его шевелится, губы присасываются к ладони.

Утро.

Бэла и Паша идут по залу международного аэропорта Любляны. Чуть впереди идет бородач. За окнами аэропорта уже светло. Паша, обращаясь к бородачу:

— Как тебе удалось нас провести через паспортный контроль?

Бородач, не оборачиваясь, показывает знак рукой «деньги».

Паша состраивает глубокомысленную физиономию. Тут бородач достает телефон и со словами:

— Подождите меня здесь, — куда-то отходит.

Паша пристально глядит на Бэлу. Та выглядит усталой, под глазами залегли глубокие тени.

— Ты как? Может, пора уже кровь пить?

Бэла одаряет его убийственным взглядом:

— Знаешь, Паша с таким, как ты, ни одна нормальная девушка дольше недели не выдержит.

— Ну, это лишь частное мнение одной неудачницы, — отвечает он с ухмылкой и смотрит в свой телефон.

— Чё? Уже кто-то есть что ли?

— Ты её не знаешь, — на лице Паши самодовольное выражение, он продолжает что-то листать в телефоне.

Бэла ловко выхватывает у него телефон и, посмотрев, фыркает:

— Боже! Страшна, как вся моя жизнь. И волосы пережженные.

Паша язвительно хмыкает:

— Кто бы говорил! Рыжая, которая красится в рыжий!

А Бэла, продолжая рассматривать фото, злорадно вскрикивает:

— А! Так это Вика-Карамель? Эта шалава? Поздравляю!

С победным видом она возвращает ему аппарат. Паша, пытаясь взять реванш:

— Ревнуешь — значит любишь.

Но Бэла не поддается:

— Интересно, где она сейчас? Наверняка, с Дрыном или с Соплей зависает. Где бесплатное бухло, там и Вика.

Паша, видимо, уязвлен и, отвернувшись, начинает набирать номер на телефоне. Через некоторое время, ероша волосы и стараясь сделать бесстрастный вид, он говорит:

— Батарея разряжается, потом позвоню.

Не выдержав роли проигравшего, Паша делает новый заход:

— Ты, Белка, тоже не подарок! Язык у тебя как помело. Драгану наплела, что я гад, каких мало. Это нормально?

— А он уже с тобой разоткровенничался? Надо же! А прикидывается таким бирюком! — усмехается Бэла.

— Да к слову пришлось. Он сказал, что рад встрече и что я, оказывается, нормальный парень, а не гад, каких мало, по словам бывшей.

Бэла перед лицом мужской солидарности теряет спокойствие:

— Нормальный парень! Ну да! А ключ от дома забирать — это нормально?! Хорошо, хоть мать не в ночную смену была.

Паша включается в, по-видимому, давний спор:

— А ты бы шла к своим громовским ночевать!

Бэла, ожесточаясь:

— Какой же ты трудный! Упертый, как осёл! Я сто раз тебе объясняла: я этих ребят всю жизнь знаю, я с ними и в садик, и в школу…

Тут Драган своим появлением прерывает воркование бывших супругов:

— Готово! Вон тот серый внедорожник, — указывает он куда-то за окно.

Вид у Драгана осунувшийся, лицо как будто посерело, а глаза запали, но держится он бодро.

Бэла, всё ещё распаленная и мечущая гневные взгляды на бывшего, и Паша, старающийся сделать каменное лицо, молча направляются за Драганом. Перед выходом Драган немного притормаживает:

— Сначала заедем за вещами. Может, что-то нужно? Есть время подумать.

Взглянув на небо, он сильнее надвигает свою чёрную шапку на глаза и выходит. Стремительной твёрдой походкой он добирается до серого внедорожника (это мощный шестиместный Шевроле).

Драган садится сзади в темень тонированных окон. Бэла и Паша устраиваются посередине. Водитель, оборачиваясь, к пассажирам лаконично представляется высоким мальчишеским голосом:

— Даниель!

Паша протягивает руку для рукопожатия:

— Павел!

— Бэла!

Даниель зеленоглазый парень лет двадцати двух, который выглядит как подросток. Вид у него интеллигентный и немного хипстерский: длинные чуб и бритые виски. Он поворачивается к рулю, потирает ладони и, прочистив горло, говорит голосом на тон ниже:

— Добро! Хорошо!

Они трогаются с места.

Драган комментирует:

— Даниель в курсе дела. Он не говорит по-русски, но хорошо понимает.

Даниель говорит по-словенски: «Zadnje novice», (Последние новости.) — и передает пассажирам свой телефон. Телефоном завладевает Бэла и читает, бормоча себе под нос: «Связь с бортом была потеряна в районе Южных Альп, предположительно самолет потерпел крушение в труднодоступном горном районе на границе Словении и Австрии. О возможных причинах пока ничего не сообщается».

Бэла поднимает голову:

— Это Гром? Но зачем ему самолет разбивать?

Даниель с готовностью отзывается на вопрос:

— VAlpahnedelajopostanka. (В Альпах ведь нет остановки.)

Бэла:

— А ему надо было в Альпы?

Даниель кивает.

Паша:

— Вы о чём?

Бэла передает ему телефон, а сама продолжает размышлять вслух:

— Но это же далеко от того места! Но с другой стороны, не мог же он самолет прямо на свой замок рушить. Да, это глупо. И что же он теперь делает в Альпах? Он же ранен, и солнце уже светит вовсю. Спрятался где-нибудь до ночи?

Даниель:

— Ne, niseskril. Če je to storil, sumi v zasledovanje. Pohitetimoramo. (Нет, не спрятался. Раз он так поступит, значит, подозревает погоню. Надо спешить.)

Драган сурово прерывает его:

— Nasprotno, ker si ve, moramo se bolje pripraviti. (Наоборот, если он знает, то нам надо получше подготовиться.)

Паша, недоуменно глядя на Бэлу, вопросительно вздёргивает подбородок. И она торопливо поясняет:

— Гром подозревает, что его преследуют, и старается поскорее добраться до своей могилы.

Паша неприязненно кривится:

— Вы опять об этом? Вот ведь мура! И не надоело? Целую ночь о вампирах проболтали.

Бэла презрительно отмахивается от Паши:

— Во-первых, если не нравится, зачем слушал? Во-вторых, Даниель тоже знает о вампирах, так что никакая это не мура! А, в-третьих, да, не надоело! Я и половины не узнала из того, что хотела.

Паша безнадёжно вздыхает. Бэла вдохновенно:

— Ты, например, знал, что многое из того, что везде пишут о вампирах, просто ерунда! Вампиры не боятся святой воды, креста, чеснока. Убить их можно только колом из чёрного дерева. В сердце! А нет, их ещё можно сжечь. Да, и на дневном свету они не сгорают…

— Знаю, знаю, они блестят и серебрятся, как гламурные с…

— Очень смешно! Они сильно ослабевают и могут погибнуть, но через очень большое время. И при этом нужно, чтобы ничего их от света не защищало, одежда в том числе.

Бэла рассказывает с таким увлечением, что Паше едва удается вставить словечко:

— Вот только избавь меня от пикантных подробностей! Меня вампиры в принципе не интересуют, ни в одежде, ни без. Хватит этой чуши. Посмотри, утомила мужика, — кивает головой на уснувшего на заднем сиденье Драгана. — Мне начинает казаться, что это он на почве общения с тобой тронулся, и теперь ему везде вампиры мерещатся.

— Мерещатся?! А кого мы, по-твоему, преследуем?

— Грома! И меня беспокоит совсем другое. С чем мы против него выступим?

Даниель вмешивается с ремаркой:

— Orožje imamo. Brez skrbi! (Оружие есть. Не волнуйся!)

Бэла:

— Видишь, это не проблема. Тебе не кажется, что лучше знать, на что Гром способен как вампир?

— Когда кажется, креститься надо, — с пренебрежением отвечает Паша.

Бэла укоризненно:

— Обо мне хотя бы подумал тогда.

— Ты, Белка, явно больна и лечиться не хочешь. Что я тут могу поделать? У меня и свои проблемы есть.

— Да знаю я твои проблемы. Вика так и не отвечает? — Бэла ехидно ухмыляется.

Паша демонстративно передает свой телефон Даниелю:

— Зарядить можно?

— Да.

Даниель ставит Пашин телефон на зарядку. А Бэла следит за его действиями каким-то отсутствующим взглядом, как будто думает о чем-то другом, и в конце концов спрашивает:

— Даниель, а что если не получится попасть колом в сердце?

— Najprej moraš dobiti kol, (Для начала нужно кол раздобыть.) — отзывается тот.

— Ну, а всё-таки. Что будет, если попадешь в глаз, например? Вампир погибнет?

Даниель хмыкает, словно вопрос его забавляет, но затем, придав голосу солидности, отвечает:

— Ne, ne bo izginil. Vendar bo ostal brez enega oka za vedno. (Нет, не погибнет. Но глаза лишится навсегда.)

Бэла с понимающим видом прищуривается и сжимает губы, а затем шумно втягивает воздух, очевидно, собираясь задать ещё один вопрос.

Но тут вмешивается Паша:

— Ты, Белка, лучше кончай болтать. Дай отдохнуть по-человечески, — кивает в сторону Драгана.

Бэла оборачивается на Драгана, и её взгляд задерживается на нем. Паша наклоняется к Бэле и заглядывает ей в лицо:

— А вот это — точно не твой тип. Даже не начинай.

Бэла резко отворачивается, принимая преувеличенно равнодушный вид.

День.

Остановка в пути. Заправка, автосервис, небольшой магазинчик. Вторая половина дня. Небо затянуто тучами. Паша что-то ест, подпирая стену магазина, и держит перед глазами телефон. Сквозь витрину видно, что Даниель и Драган внутри и что-то увлеченно обсуждают. Бэла появляется откуда-то из-за магазина. На ней новое шерстяное пальто. На ходу она протирает рот салфеткой. Подходит к Паше, тот прячет телефон и участливо интересуется:

— Ты как? Может, поешь?

Бэла молча мотает головой, на лбу у нее блестит пот. Отдохнувшей она не выглядит. Она достает из кармана маленький флакон с чёрным порошком и медленно вдыхает. Наконец говорит, поёживаясь:

— Погода портится.

— Да, к ночи обещали сильный снегопад. Мы резину меняем.

— Тебе не холодно?

На Паше тонкая осенняя куртка. Он пожимает плечами:

— Может, у тебя температура? — Он пытается потрогать лоб Бэлы, но она уворачивается с недовольным видом.

— Ты бы поспала.

— Пытаюсь, но сразу какая-то фигня в голову лезет.

— Как только Драган согласился, чтобы ты с нами поехала! — на лице Паши явное беспокойство.

— Ничего! У меня медицинское образование, в конце концов, — бодрится Бэла.

Паша скептически хмыкает.

Тут подъезжает их внедорожник. Из магазина подтягиваются Даниель и Драган. У Даниеля в руках приличные пакеты с продуктами, он кивает Паше:

— Pomagaj mi. (Помоги.)

Паша помогает ему открыть багажник. В багажнике — лопаты, ломы и топоры, несколько курток и объемная чёрная сумка спортивного типа. Даниель оставляет в багажнике продукты и пытается достать чёрную сумку, но она, видимо, довольно прилично весит. Паша приходит ему на помощь.

В салоне автомобиля. Даниель по-прежнему за рулем. Паша передает Бэле куртку и, следя за тем, как она натягивает её поверх своего тонкого пальто, снисходительно усмехается, а затем всё-таки вмешивается:

— Это же FuelWear! С подогревом. Но если тебе так холодно, я могу и остальные притащить. Мы, конечно, на всех закупались…

Бэла прерывает его раздраженным покашливанием и неприязненным взглядом, но всё-таки принимается переодеваться, как следует.

Драган в это время просматривает содержимое чёрной сумки. Паша, переведя взгляд с Бэлы на Драгана, хитро прищуривается:

— Драган, может, оставим Белку где-нибудь отдохнуть?

Бэла с возмущением:

— Ну, кто тебя просил?!

Драган поднимает голову от сумки, переводит пристальный взгляд с Паши на Бэлу:

— Такой изощренный ум лучше держать при себе.

Паша усмехается:

— Это да! Иногда ты такое выкидываешь, даже страшно становится! И ведь не угадаешь! — качает головой, видимо, припоминая, что-то из личного опыта.

Драган, хмуро глядя в окно:

— Сегодня мы Грома не перехватим. Скорее всего, он уже в окрестностях замка.

Паша глубокомысленно кивает:

— Да, много времени в городе потеряли. Ты ещё, Белка, с биноклем пристала!

— Бинокли и рации понадобятся, вот увидишь!

Паша делает вид, что не заметил ремарку Бэлы, и продолжает:

— И что теперь?

Драган задумчиво:

— Если снегопад будет несильным, есть шанс приехать к замку ещё до ночи. В противном случае, мы успеем только под утро.

Даниель со вздохом вставляет замечание:

— Prava škoda je, ampak cel dan lahko se bomo pripravili. (Жаль, конечно, зато целый день для подготовки.)

Паша, не понимая, сводит брови.

Бэла с энтузиазмом:

— Да! Будет время подготовиться.

Драган:

— Лучше бы найти его укрытие днем, но на это мало надежды. Так что да, будем готовиться.

Драган раскрывает стоящую перед ним сумку и, немного порывшись в ней, передает Паше пистолет (это длинноствольный люгер).

— О! Красавец! — отзывается парень с довольной улыбкой.

— Знаком?

Паша кивает, рассматривая оружие.

— Объяснишь Бэле? Пока так, на пальцах, — Драган бросает быстрый взгляд на девушку.

Бэла с интересом берет пистолет, взвешивая его в руке. Она явно покорена видом люгера, но внезапно отрывается от любования им:

— Подождите, а разве можно убить вампира из пистолета?

Паша фыркает. Даниель (улыбка, которого видна в зеркало заднего вида) отрицательно качает головой:

— Ni mogoče ubiti. (Не убить.)

Драган поясняет:

— Выстрел обычным патроном ощутим, но не более. Вот это — другое дело, — он показывает патрон.

Бэла восхищенно вскрикивает:

— Серебряный!

Паша, взяв патрон из рук Драгана, придирчиво рассматривает его:

— Похоже, только пуля серебряная, гильза обычная — из латуни, — Паша показывает Бэле пулю.

Слышен одобрительный комментарий Даниеля:

— To je tako. (Так и есть.)

Драган в ответ на вопросительный взгляд Бэлы коротко кивает. Бэла с уважением смотрит на Пашу и берет патрон из его рук, чтобы получше рассмотреть:

— А этим насмерть?

Драган:

— Нет, но можно тяжело ранить. Вам это для самозащиты. Остальное я беру на себя.

Даниель, деловито прокашлявшись, говорит весомым баритоном:

— Takoj vzmite srebrne naboje in seveda navadne za treniranje. (Сразу возьмите себе серебряные патроны, и, конечно, простые для тренировки.)

Паша протягивает руку к сумке и извлекает из нее дугообразный пластиковый футляр. В футляре оказывается стрелковый лук:

— А это?

Даниель поднимает руку:

— To je moj. (Это мой.)

Драган:

— Ещё один вариант — горящие стрелы. Умеете?

Бэла отрицательно мотает головой, а Паша, внимательно глядя на лук:

— Я умею, но давно не практиковался.

Даниель отзывается с воодушевлением:

– Še boš imel priložnost. (Ещё будет возможность.) А Бэла поднимает на Пашу взгляд, в котором читается удивление, с долей восхищения. Даниель указывает большим пальцем на багажник:

— Tam še obstajajo loki. (Там есть ещё луки.)

Паша глубокомысленно:

— Ну, стрелять из лука так быстро не научишь. Вот с арбалетом дела бы пошли быстрее.

Даниель сейчас же откликается:

— Samostreli tudi imamo. (Арбалеты тоже есть.)

Драган поднимает из сумки зачехленный арбалет. Паша, отложив футляр с луком, принимает из рук Драгана арбалет:

— Неплохо подготовились!

— Работы ещё много, — Драган показывает заботливо обернутую газетой пустую бутылку.

Тут внимание всех привлекает эмоциональное восклицание Даниеля:

— Začelo se je! (Ну, началось!)

За окном уже летят пушистые белые хлопья. Даниель включает дворники.

Вечер.

Вечереет. Идет мелкий снег. Через лес бежит паренёк лет 9-10. Лицо испуганное, дыхание сбивается. Рядом с ним собака-дворняжка. Мальчик бежит по чьим-то следам. Рядом со следом тянется цепочка красных капель.

Наконец он натыкается на лежащего ничком человека. Паренек бросается к нему и кричит по-словенски:

— Očka! (Папа!) — он переворачивает мужчину на спину (снег вокруг мужчины пропитался кровью, но явных ранений нигде не заметно), тот никак не реагирует. Собака негромко скулит, лижет лицо мужчины. Мальчик трясет отца, потом пытается тащить. Но мужчина, очевидно, слишком тяжел. Протащив всего пару метров, подросток, кажется, понимает, что это невыполнимая затея. Он оставляет мужчину и звонит кому-то:

— Se očki je nekaj zgodilo. — V nezavesti je. — V redu. (С папой что-то случилось. — Он без сознания. — Хорошо.)

Стремительно темнеет. Мальчик уже разложил костер и сидит рядом. Тут же на ветках ельника лежит потерявший сознание мужчина. Собака, некоторое время спокойно отдыхавшая подле мальчика, настораживается, вскакивает и сперва рычит, а потом ожесточенно лает в темноту. Обеспокоенный паренёк поднимает из костра горящую ветку и достает телефон. Собака делает несколько нерешительных шагов в сторону от костра. Мальчик движется за ней, выставив перед собой ветку и используя фонарь телефона. Ещё несколько шагов, и он, споткнувшись, падает, при этом роняет ветку.

В этот момент из темноты по направлению к нему выныривает фигура. На чёрном, как будто бы обгоревшем лице резко выделяются белые глаза. Мальчик, ловко перекатившись на спину, успевает подхватить ветку. Её огонь отпугивает нападающего, с гортанным криком он отступает. Поднявшись, мальчик переходит в атаку. Собака поддерживает своего хозяина лаем, но не решается бросится на чернолицего. Когда языки пламени касаются одежды чернолицего незнакомца, тот обращается в бегство.

Мальчик некоторое время преследует его, но останавливается в оцепенении, когда видит, что незнакомец невдалеке от него что-то поднимает со снега. Это что-то — мужчина с мертвенно-белым лицом и короткой бородой, на которой запеклось нечто тёмное. В какой-то момент он смотрит прямо на мальчика, обнажает в дикой ухмылке зубы, и изо рта у него сочится густая чёрная кровь. Обожженный взваливает свою ношу на спину и исчезает во тьме. Рядом с мальчиком испуганно поскуливает собака.

Откуда-то до паренька с собакой доносится зов:

— Tinek, kje si? (Тинек, ты где?)

* * *

Совсем стемнело. Снег пошел сильнее. Мальчик Тинек, который недавно пережил приключение в лесу, стоит перед деревенским домом в окружении своих сверстников. Оживленно говорят между собой по-словенски. Можно различить только отдельные фразы: «Lažeš!» (Врешь!), «Zakaj bi lagal?» (Зачем бы я врал?)

Тут из приоткрытой двери дома доносится женский голос:

— Tinek, stric Tomaž te kliče! (Тинек, дядя Томаж зовет!)

Тинек в доме за большим обеденным столом. Он уже переоделся в домашнее и что-то энергично поедает. Напротив него сидит немолодой мужчина (лет за 50) с мягкими, но крупными чертами лица. Очевидно, это и есть дядя Томаж. На лице у него хмурое и озабоченное выражение. Подходит женщина средних лет, миловидная, с ярким подвижным ртом и выразительными бровями. В руках у нее чашка дымящегося чёрного кофе, она ставит её перед Томажем.

Мужчина, обращаясь к женщине:

— Kako se počuti? (Как он?)

— Pravi, da mu misli norijo po glavi. Ampak počuti bolje. (Говорит, в голове какой-то кавардак. Но в остальном — лучше.)

Мужчина задумчиво кивает. Потом, отхлебнув кофе, спрашивает паренька:

— Torej, hočeš reči, da sta bila dva človeka? (Значит, говоришь, было два человека?)

Мальчик, продолжая есть, утвердительно угукает.

— In ne lažeš mi? (А ты не врешь мне?)

Тинек делает большие глаза. Дядя Томаж, похлопав его по плечу:

— Dobroopravljeno, Tinek! Ampaknaslednjič nehodi sam, (Молодец, Тинек! Но в следующий раз не ходи один.) — а потом снова обращается к женщине: — To se mi zdi zelo sumljivo. Bom klical doktora Pekliča. (Очень подозрительно. Я позвоню доктору Пекличу.)

Женщина, взглянув на часы на стене (начало восьмого), озабоченно сводит брови:

— Ne hodi v grad danes. (Не ходи сегодня в замок).

— Tam samo stari Marjan je ostal.Če ne bom prišel, ne bo mogel iti domov. (Там сейчас только один старый Марьян. Если я не приду, он не сможет пойти домой.)

Женщина качает головой, сокрушенно опустив уголки губ, и возвращается к домашним делам. Мужчина достает телефон.

* * *

Тёмное вечернее шоссе заметает снегом. Хлопья непрестанно кружат в свете фар. Автомобили встали в глухую пробку. Слышны характерные нетерпеливые гудки. Из кабины одного синего Пежо выглядывает пожилой мужчина, но в снежной круговерти ничего невозможно разглядеть. Мужчина сед. Ему за шестьдесят. Но движения у него энергичные, а чёрные глаза горят азартом.

Из салона к мужчине тянется тонкая женская рука. Слышен беспокойный девичий голос, который говорит по-английски:

— Grandpa, come on! It's really freezing! (Дед! Ну ты что! Холодно ведь!)

Мужчина нехотя залезает обратно. Он обращается к внучке по-словенски:

– Že devet ur! Ne bova našla Tomaža na domu. Kaj poročajo po radiju? (Уже девять часов! Мы не застанем Томажа дома. Что говорят по радио?)

Девушка, глядя в телефон, вздыхает:

— Traffic jams — everywhere. It’s snowstorm. (Повсюду пробки. Сильный снегопад).

Внучка сочувственно смотрит на деда. Это белокурая привлекательная девушка лет семнадцати-восемнадцати, у нее большие янтарно-прозрачные глаза и мягко очерченные высокие скулы. Она пытается сфотографировать снежное светопреставление, творящееся за окнами машины. Проверив получившиеся фото, снова вздыхает и решительно говорит:

— Let's go back and then try again later. There’s no need to hurry. (Давай поедем назад, а позже попробуем ещё раз. Зачем так спешить?!)

Мужчина начинает вращать руль, но против ожидания говорит:

— Ne, Liza, vem, da je drug pot. Škoda, da Tomaž že je odšel na delo! (Нет, Лиза, я знаю другой путь. Жаль, Томаж уже ушел на работу!)

Автомобиль выезжает из бесконечного ряда намертво вставших машин и разворачивается. Девушкаобеспокоенновертитголовой:

— But, are you sure? Isn't that just another one of those crazies you are so popular with? (А ты точно знаешь? Это не один из тех психов, у которых ты пользуешься популярностью?)

Дед, припав к рулю, пытается что-то рассмотреть сквозь снежную мглу. Он отвечает Лизе деловитой скороговоркой:

— Osebno ga poznam. Normalen človek.Se zanima za zgodovino. Delavmuzeju. (Я с ним лично знаком. Нормальный человек. Интересуется историей. В музее работает.)

— Museum? (Музей?)

— Ni samo muzej, stari gradje. Res, da tam dela kot čuvaj. Vendar je razumen človek. Verjamem mu. (Это непростомузей, адревнийзамок. Правда, он там сторожем работает. Но он разумный человек. Я ему верю.)

Лиза, поддавшись азарту деда:

— So why don't we go right to the castle then? (А почему бы нам не поехать прямо в замок?)

А тот отзывается с искренней радостью:

— A vseeno grad je vzbudil tvoje zanimanje! Da, ta kraj je poln legend in zgodb. Starodavna triglava pošast. Duh rdeče gospe. Prekleti stolp. In seveda vampirji. Ampak… (А! Замок тебя всё-таки заинтересовал! Да это место полно всяких легенд и сказаний. Древнее трехглавое чудовище. Призрак красной дамы. Проклятая башня. И, конечно, вампиры. Но…) — тут он делает эффектную паузу и со вздохом сожаления продолжает: — Ampak zdajnegrevatja. Prvič, bova obtičala tam zagotovo. Zamenjajva gume in mogoče jutri. Drugič, rad bi govoril z bratomTomaža,vedel vse iz prve roke. Nenavaden primer! Kaj meniš? (Но туда мы сейчас не поедем. Во-первых, там мы точно застрянем. Вот поменяем резину и, может быть, завтра. А во-вторых, я хочу поговорить с братом Томажа. Узнать всё из первых рук. Необычный случай! Как ты думаешь?)

Тут внучка снисходительно улыбается:

— Grandpa, I'm interested in history, not in stories. Can't believe, you are serious. Really? Vampires have shown up again. Is it that what you are trying to tell me? (Дед, яинтересуюсь историей, анесказками. Не могу поверить, что ты не шутишь. Серьёзно? Вампиры опять здесь. Это ты мне хочешь сказать?)

Дед не спорит:

— No, bova videla.Pravljicesotudidelzgodbe, (Ну, посмотрим. Сказки — это тоже часть истории.) — и снова начинает крутить руль, — Intojetisto, karsemiskal! (А вот, что я искал!)

Автомобиль съезжает с шоссе.

* * *

Дом Тинека. Настенные часы показывают половину одиннадцатого. Сам Тинек, женщина средних лет, Лиза и её дед — все собрались вокруг обеденного стола. Перед гостями стоят чашки с кофе, но они не тронуты и давно остыли.

Поодаль на диване сидит отец Тинека. Это мужчина в возрасте где-то между тридцатью и сорока годами. Его мягкое несколько моложавое лицо неуловимо напоминает лицо Томажа. С левой стороны шея у него заклеена широким пластырем. Перед ним включенный телевизор, но его внимание приковано к столу.

А там в центре внимания Тинек. Он с упоением пересказывает историю своего приключения:

— Inpotemstaobaizginila, (А потом оба исчезли.) — торжественно заключает он.

— Ali nisi bil prestrašen? (А разве не было страшно?) — сдвинув брови, спрашивает Лиза.

Паренёк отвечает с наигранным равнодушием:

— Sem imal z mano Rexa in sekir. (Со мной был Рекс и топор.)

Женщина, сжав яркий рот, в сердцах отвешивает распетушившемуся мальцу подзатыльник («Mama!» — возмущается тот).

— Takoj, ko je Tomaž poklical, je pobegnil. Dobro je, da Tomaž hitro je prišel.Morda on bi obtičal v mestu zaradi sneženja, (КактолькоТомажпозвонил, онсразуубежал. Хорошо, чтоТомажбыстроприехал. Он ведь мог застрять в городе из-за снегопада.) — мать вздыхает с горечью и досадой.

Дед Лизы поворачивается к отцу Тинека:

— Prav ste naredili, da ste najprej poklicali brata. Zdi se, da ta pogumnež ni želil nikomur ničesar povedati. (Вы правильно сделали, что сначала позвонили брату. Похоже, этот смельчак никому ничего не собирался рассказывать.)

Встревает Тинек:

— Ni res! Sem takoj poklical strica. (Не правда! Я сразу дяде позвонил.)

Отец, окончательно оставив телевизор и диван, переходит к столу:

— Potem je bilo že prepozno. Po klicu ko ta sta napadela? (Тогдаужпозднобыло. Послезвонкакогдаонинапали?) — голос его звучит неожиданно низко, контрастируя с мягкими чертами лица.

— Približno čez pol ure. (Через полчаса примерно).

Отец укоризненно поднимает брови:

— Tja iz mesta ne prideš v pol ure, (Сюда из города за 30 минут не доехать.) — а потом обращается к остальным: — Ne vem, zakaj sem poklicalTomaža.Imel sem čuden občutek. Nikogar ni bilo blizu. A zdelo se mi je, da me nekdo opazuje. Ah! To je bilo dobro mesto! Pripravljeno! (Сам не знаю, почему я Томажу позвонил. У меня было странное чувство. Никого вокруг не было. Но я чувствовал, что кто-то за мной следит. Эх! Такое хорошее место было! Подготовленное!) — на хмуром лице мужчины читается явное раздражение, на секунду он о чем-то задумывается и замолкает.

В ответ на недоуменные взгляды жена объясняет:

— Tam je puščal krmo za zajcev. Tako je lažje jih privabiti.(Он там корм для зайцев оставлял. Так их легче приманить.)

Отец, как будто бы только что сообразив, эмоционально восклицает:

— Vzela sta mojedvocevko! Dobro je, da ta je bila že bez nabojev. (Забрали мою двустволку! Хорошо, что патронов в ней уже не было!)

Тинек вставляет:

— Ja, nabojevnistanašla. Videl sem jih v tvoji zasedi. (Да, патроны они не нашли. Я видел их в твоей засаде.)

— Srečo imate! (Вам повезло!) — с искренним участием восклицает дед Лизы, а затем не столько спрашивает, сколько удивляется: — Kako sta se Vam prikradla?! (Как же они застали Вас врасплох?!)

Тотнапряженно вздыхает:

— Tudi sam ne razumem tega. Ne spominjam se prav dobro. Lekoščke… (Да я и сам не понимаю. Плохо помню. Только фрагменты…)

Мужчина, желая сосредоточиться, прикрывает глаза. Мягкие черты его лица мрачнеют и заостряются.

* * *

Снежный лес. Серый день, небо затянуто облаками. На давно поваленный ствол сухого дерева набросан свежий лапник. Прикрываясь мешковиной, среди лапника прячется отец Тинека. Рядом с его лицом виднеется дуло двустволки. Издалека доносится хруст ветки.

Мужчина, в стороне от своего укрытия, озирается по сторонам. Двустволку он держит наготове. Где-то за стволами мелькает фигура или это рябит в глазах от однообразно уходящих вдаль голых стволов?

— Hej! Kdo je tam? (Эй! Кто там?)

В ответ звенящая тишина. Только дятел где-то выстукивает дерево.

Мужчина энергично идет сквозь лес, говоря при этом по телефону:

— Tukaj je nekaj narobe! — Nevem. — Morda ubežnik želi se prebiti v našo vas. — Nič ne vidim, je pravkar nenavadno. — Pogledal bom še malce okolisebe. — Vredu.Če greš sem, vzemi nekoga s sabo. (Что-то тут не так! — Не знаю. — Может, беглый преступник хочет пробраться в деревню. — Я ничего не вижу, но просто странно. — Я огляжусь тут ещё немного. — Ладно. Если поедешь, то возьми кого-нибудь с собой.)

Разговаривая, мужчина не перестает тревожно осматриваться. Прячет телефон, и тут что-то привлекает его внимание. Он резко оборачивается — на него несется какая-то фигура. Мужчина стреляет раз, два, но это не останавливает нападающего.

Последнее, что он видит, — чёрное от ожогов и запёкшейся крови лицо с белёсыми глазами.

* * *

Отец открывает глаза и подводит итог своим степенным басом:

— To je vse! Se ne spominjam ničesar več. Kajmislite, doktor? (Вотивсё! Больше ничего не помню. Что Вы думаете, доктор?)

Дед Лизы задумчиво трёт кулаком подбородок:

— Očitno sta slišala, da si klical Tomaža.Zato se sta prestrašila, ko Tinek se je pojavil. Sta mislila, da je nekaj ljudi priskočilo na pomoč. Ta klic te je rešil. (Очевидно, что они слышали, как ты звонил. Поэтому появление Тинека их испугало. Они думали, что на помощь пришло несколько человек. Тебя спас тот звонок.)

Тинек, видимо, недовольный тем, как несправедливо преуменьшили его роль в спасении отца, пытается вставить словечко, но доктор его прерывает:

— In te Rex je rešil.Je začutil nevarnost, (АтебяспасРекс. Он почувствовал опасность.) — поучительным тоном говорит он.

Отец Тинека возвращается к проблеме:

— Torej, doktor? Ali je mogoče? (Так что, доктор? Неужели?)

Мать Тинека озабоченно сводит брови:

— Sem mislila, da to je samo stare pravljice.Vaške legende. Toda očitnote pravljice obstajajo z razlogom. (Я думала, что это просто старые сказки. Деревенские легенды. Но, видимо, неспроста эти сказки существуют.)

Видя, в каком направлении пошел разговор, Лиза начинает волноваться и даже переходит на английский:

— Wasn't that just a case of robbery? I think you should have called the police in the first place. (Разве это не разбойное нападение? Я думаю, вам стоило прежде всего вызвать полицию.)

Фактически не поняв её слов, отец и мать Тинека улавливают только слово «police». Обменявшись скептическими взглядами, они возражают:

— Policija? Ne-e-e…(Полиция? Не-е-ет…)

Мать серьёзным тоном поясняет:

— Orožje ni registrirano.In z lovom smo imeli težave. (Оружие не зарегистрировано. Да и с охотой были проблемы.)

Отец веско добавляет:

–Če povem celotno zgodbo, mislite, da bodo verjeli mi? (Если я расскажу всё, как было, думаете, мне поверят?)

Лизу это не очень убеждает, но она смущена тем, что заговорила по-английски и её не поняли.

Отец между тем настойчиво переводит разговор на свою проблему:

— Kaj se bo z mano zgodilo? Tudi bom postal kot…no?..(Что же будет со мной? Я тоже стану, ну… таким, как?..)

Доктор подходит к мужчине. Он внимательно всматривается в его глаза. Глаза мужчины воспаленные и красноватые, но совершенно обычные, человеческие.

— Se spomnite tega, ki je Vas napadel? (Вы помните того, кто на Вас напал?)

Чёрное обожженное лицо, мутные белёсые глаза.

Мужчина коротко кивает.

– Če Vi bi se spreminjali v vampirja, bi že izgledali tak kot on. (Если бы Вы превращались в вампира, то уже бы выглядели, как он.)

Но мужчина не убежден:

— In ugriz? (А укус?)

Доктор переводит взгляд на его заклеенную шею:

— Lahko vidim? (Можно?)

Мужчина обращается к женщине:

— Irena! (Ирена!)

Мать Тинека, подойдя к мужу, помогает ему снять пластырь. Место укуса припухшее, виден синеватый отпечаток зубов, но кожа не прокушена.

Доктор кивком головы показывает, что он видел достаточно, и Ирена заклеивает рану.

Доктор уверенно поясняет:

— Da, to potrjuje mojo domnevo. Vampir je močno oslabljen, morda ranjen. Ni bil dovolj močan, da bi ugriznil resnično. Je zbral vse moči, da je Vas onemogočal. Zdaj pa njegov glavni cilj je grad. (Да, это подтверждает мои предположения. Вампир сильно ослаблен, возможно, ранен. У него не хватило сил на полноценный укус. Он потратил последние силы, чтобы обездвижить Вас. Теперь его главная цель — замок.)

Лиза наконец собирается с мыслями и вмешивается в разговор:

— Vendar recimo, da ti moška sta kriminalca. In želita oropati muzej. Morda bi morali poklicati policijo? (Предположим, однако, что это преступники. И они хотят ограбить музей. Может, всё-таки, предупредим полицию?)

Ирена пренебрежительно машет рукой, искривив яркий рот:

— Niste videli ta muzej. Tu ni nič vrednega. (Вы не видели этот музей. Там и взять-то нечего).

Отец, приободренный прогнозом доктора в отношении себя, теперь встревожен ещё чем-то:

— Vendar, če imate prav, Doktor, Tomaž je v nevarnosti. Tinek, pokliči strica. (Однако, если Вы, доктор, правы, то Томаж — в опасности. Тинек, позвони дяде.)

Тинек, не очень довольный тем, что ему придется пропустить часть разговора, тем не менее, достав телефон, уходит в другую комнату.

Отец, очевидно, всё ещё переживая происшествие в лесу, снова поднимает тему вампиров. Как бы размышляя вслух, он с видимым облегчением говорит:

— Dobro je, da nimal moči, da bi me ugriznil resnično. Ne bi rad postal… (Хорошо, что у него не было сил, чтобы укусить меня по-настоящему. Не хотел бы я превратиться…)

Доктор загорается, тема для него явно волнительная:

— O! To je pogosta zabloda! Dovolite mi, da vam to osvetlim.(О! Это распространенное заблуждение! Позвольте просветить вас.)

Лиза с ироничной улыбкой, но без раздражения комментирует:

— Grandpa, thisisyourdepartment. (Дед, это по твоей части.)

Впрочем, Лиза, как и остальные слушатели, с интересом устремляют свои взгляды на доктора.

Доктор незаметно для себя переходит к лекторскому тону. В ходе рассказа он встает посередине комнаты и вещает оттуда, как будто говорит с университетской кафедры. Глаза его загораются от увлекательной для него темы, он словно бы молодеет.

— Najprej, kako, sploh, so nastali vampirji? Ne bom vas dolgočasil z mojimi raziskavami. Lahko pa rečem, da je moji viri so rokopisi prvih krščanskih misijonarjev, ki so se pojavili v Karantaniji sredi osmega stoletja. Tam sem našel opis enega nenavadnega starodavnega obreda, ki ga pogani so opravljali že od nekdaj. (Преждевсего, откуда, вообще, появилисьвампиры? Не буду утомлять вас ходом своих исследований. Скажу только, что моим источником являются рукописи первых христианских проповедников, которые появились в Карантании в середине VIII века. Я нашел в них описание одного любопытного древнего ритуала, который язычники проводили с незапамятных времен.)

* * *

Широкая лесная поляна. Яркий летний день. Поляна занята людьми. Они стоят плотной пёстрой толпой, образуя пустой круг в середине. Слышен равномерный гул голосов. Но тут с одной стороны толпа расступается, и устанавливается тишина. В образовавшемся проходе видно старое узловатое дерево, его тёмный ствол перехвачен цветными нитями, с ветвей свисают сплетенные из таких же нитей шнурки и ленты.

Затем к людям выходит старец. Он становится перед деревом. С обеих сторон его поддерживают юноши, хотя заметно, что он достаточно крепок, чтобы передвигаться без помощи. Старик сед, практически бел. Его длинное одеяние тоже бело (в отличие от разноцветной одежды толпы) и украшено богатой вышивкой.

Спустя несколько секунд с другой стороны через расступившуюся толпу четыре стражника, вооруженные короткими мечами, выводят на середину круга какого-то человека. Это молодой мужчина. Он бос, обнажен по пояс, его голова обрита, сбрита и борода (в то время как все мужчины вокруг бородаты). Взгляды толпы обращаются к нему. Все молчат, но в глазах читается холодное презрение. Мужчина же ни на кого не смотрит, его взгляд устремлен в землю.

Старец освобождается от помощников. И подходит к полуобнаженному мужчине. Его стражники расходятся и становятся по краю толпы. Старец:

— Vъzvedi očese kъnebesi. Ato bizьrělonašьsǫdъ. Sǫderibǫdǫtьtobě našiotьсi. (Праславянский: «Подними глаза к небу. Пусть оно видит наш суд. Судьями твоими будут наши отцы».)

Мужчина смотрит исподлобья, но в конце концов поднимает взгляд к небу. Когда он снова опускает глаза, то старец перед ним оказывается облачен в волчью шкуру. Мужчину покидает самообладание, он отступает, как бы желая ускользнуть (это движение заставляет напрячься стражников). Но старец повелительно вытягивает руку, и мужчина покорно останавливается, а потом по знаку опускается на колени.

Старец разворачивается, и юноши-помощники подходят к дереву, один с ножом, другой с чашей. Ножом отворачивают кору, в чашу собирают стекающий по коре густой чёрный сок.

Чаша в руках полуобнаженного мужчины. Он медлит, но встретив жёсткий взгляд старца, подносит чашу к губам.

Чаша выпита. Чёрный сок стынет на губах, струйка стекает по бритому подбородку. Старец:

— Vъzvedi očese! (Подними глаза!)

Мужчина, запрокинув голову, глядит вверх. В течении нескольких секунд глаза его затягиваются белёсой пеленой. Ещё немного погодя они начинают кровоточить. Постепенно кровь появляется и из ушей, и из носа. При этом мужчина продолжает глядеть вверх.

В гробовом молчании люди медленно расходятся. Окровавленный мужчина на том же месте и по-прежнему, стоя на коленях, смотрит в небеса.

Солнце клонится к горизонту. На поляне остались только стражники и полуобнаженный мужчина (поза его не изменилась). Лицо его полностью покрыто коркой засыхающей крови. Кровавые струйки стекают по торсу и спине. В какой-то момент по телу человека пробегает судорога, и с животным криком он извергает изо рта всю оставшуюся кровь. Он падает в образовавшуюся лужу. Один из стражников склоняется над упавшим, а потом делает знак трем остальным. Они, видимо, поняв всё без слов, поспешно удаляются.

Наступили сумерки. На поляне снова появляются стражники, у них в руках полыхают факелы. Труп уже обложен валежником. Пришедшие заливают всё густой смолой и поджигают. Пламя, разгоревшись, вздымается выше деревьев. Рядом в полном молчании только четверо стражников.

* * *

Доктор увлеченно продолжает свою импровизированную лекцию. Благодарная аудитория слушает, затаив дыхание.

— Krščanski pisci so obred razlagali na svoj način. Darovanje hudiču. Prisega zvestobe Satanu. Toda ko sem primerjal druga dejstva, ki jih poznam o slovanskih obredih, sem prišel do drugačnega zaključka. To je bila kazen, in še točneje, preizkus.Človek, ki je bil obtožen zločina, je spil sok svetega drevesa.Kar se je zgodilo potem, je pokazalo, ali on je kriv ali ne.So verjeli, da sok svetega drevesa je kri prednikov. Torej, so predniki odločali o usodi človeka. (Христианскиеавторыистолковалиритуалпо-своему. Жертва дьяволу. Клятва на верность Сатане. Но, сравнив другие известные мне факты о ритуалах славян, я пришел к другому выводу. Это было наказание, а ещё точнее, испытание. Человек, обвиненный в совершении преступления, пил сок священного дерева. Дальнейшее показывало, виновен он или нет. Сок священного дерева считался кровью предков. Получается, что предки решали судьбу человека.)

Ирена, вскинув брови:

— Inkajjetosvetodrevo? Ali je to lahko trepetlika? (А что это за священное дерево? Неужели осина?)

Доктор с азартом заядлого игрока:

— O! To je drugo zanimivo vprašanje! Poskusim dati vam kratek odgovor. Sveto drevo, ki so pravili tudi drevo prednikov in črno drevo, ni trepetlika. Zmeda je prišla, ker se sta poganska in krščanska mitologija zmešali.Mislim, da trenutno to drevo ne obstaja. Antični pisci so dali njegov opis: drevo s črnim deblom in z okroglimi modrozelenimi listi. S širjenjem krščanstva ljudje so začeli to drevo uničevati.Vendar pa menim, da je to končno izginilo šele v štirinajstem stoletju, ko se je v Evropi začelo hlajenje. Že dolgo pred tem pa je to drevo izginilo iz vsakdanjega življenja ljudi in postopoma so ga pozabili.Ljudje niso uporabljali ne njegova sadja ne njegova lesa. Sok črnega drevesa je bil strupen, ampak toksin je bil nezanesljiv. Toksične lastnosti so mogoče se hitro izgubile zaradi napačne rabe. Pomeni, če je bil sok razredčen z drugo tekočino, če je ostal na prostem ali če se je sok posušil, je bil strup izparil. Očitno so to in uporabljali poganski duhovniki. Poleg tega je bil sok izjemno smrdljiv. Torej, črno drevo ni imelo praktične uporabe. Zadnji zapisa o njem je moč najti v dokumentu desetega stoletja. Pripovedujejo o dogodkih iz devetega stoletja.

(О! Этоотдельнаяинтереснаятема! Япопытаюсьответитькратко. Священноедерево, которое также называли деревом предков и чёрным деревом, — это не осина. Путаница возникла из-за смешения языческой и христианской мифологии. Я думаю, в настоящее время это дерево не существует. У античных авторов есть его описание: дерево с чёрным стволом и круглыми голубоватыми листьями. С распространением христианства люди начали уничтожать его. Однако я считаю, что окончательно это дерево исчезло лишь в XIII веке с наступлением в Европе похолодания. Но гораздо раньше дерево исчезло из обихода людей и постепенно было забыто. Люди не использовали ни его плоды, ни его древесину. Сок чёрного дерева был ядовит, но действие токсина было ненадёжно. При неправильном обращении отравляющие свойства быстро исчезали. То есть если сок разводили другой жидкостью, если оставляли его на открытом воздухе или если сок высыхал, то яд утрачивался. Очевидно, этим и пользовались языческие жрецы. К тому же сок был чрезвычайно зловонен. Таким образом, чёрное дерево не имело практического применения. Последнее упоминание о нем встречается в рукописи X века. Там рассказывается о событиях IX века.)

Во время речи доктора можно отчетливо представить мощное дерево с чёрным узловатым стволом, который перехвачен цветными нитями; с ветвей свисают шнурки и ленты. А потом в его ствол врезается топор. Дерево рубят под гул толпы, в котором можно различить и одобрительные крики и протестующие. Поблизости виден христианский священник с умиротворением на лице. Срубленное дерево подожжено и полыхает.

На словах о рукописях X века, отец Тинека как будто что-то вспоминает и вскоре перебивает:

— Doktor, oprostite! In vampirji? (Доктор, извините! А вампиры?)

Доктор, ничуть не смущаясь, переходит на другое:

— Točno tako! Se vrnimo k obredu. Ena stvar je zdela se mi osupljiva. Zakaj se je obred končal s sežigom? Saj ogenj je simbol odveze. Ali to pomeni, da po obredu je človek odrešen?Odgovor imajo le antični pisci. (Совершенноверно! Вернемся к ритуалу. Меня поразило одно обстоятельство. Почему ритуал завершался сожжением? Огонь ведь является символом очищения. Неужели это означало, что после ритуала человек очищался от вины? Ответ я нашел только у античных авторов.)

С этими словами доктор достает из внутреннего кармана телефон и, пристроив на нос очки, что-то находит в нем:

— To je o slovanskih plemenih. Ne bom bral latinsko, bom takoj prevajal. «Niso pokopali človeka, ki je bil usmrčen s sramotno usmrtitvijo zaradi strahopetnosti ali izdaje, ampak so ga zažgali. Kajti so verjeli, da se bodo mrtvi vrnili po žive kri. Uniči ga lahko le ogenj». (Здесь говорится о славянских племенах. Я не буду читать по-латыни, а сразу перевод. «Человека, казненного позорную казнью за трусость или предательство, они не хоронили в земле, а сжигали. Ибо они верили, что мертвец вернётся за живой кровью. Уничтожить его можно только огнем».)

Доктор выразительно смотрит на свою аудиторию поверх очков. Слушатели, очевидно, обдумывают его слова. Доктор же спешит усилить эффект и снова обращается к телефону:

— Je drug pisec: «V vsakem domu visi na steni leseni kol.Je bil izdelan iz njihovega svetega drevesa in je namenjen uničenju tistih, ki se so bili zastrupljeni z mrtvo krvjo in so ponoči vstali iz svojih grobov». (Или другой автор: «В каждом доме на стене висит деревянный колышек. Он вырезан из священного для них дерева и предназначен для уничтожения тех, кто, будучи отравлен мёртвой кровью, по ночам встает из своих могил».)

Доктор ненадолго отрывается от чтения и, подняв глаза, поспешно вставляет комментарий:

— Ni povsem jasno, kaj je «mrtva kri». Poglejmo še malo naprej. (Не совсем ясно про «мёртвую кровь». Давайте посмотрим немного дальше.)

И снова читает:

— «Nekoč davno so ljudje pokopali strahopetne izdajalce v zemljo brez vedenja, da so predniki izganjali jih iz svojega kraljestva. Mrtvi so se vrnili v svet živih in vzeli živo kri v zameno za svojo mrtvo krijo». (Когда-то давно люди хоронили трусливых предателей в земле, не зная, что предки изгоняли таких из своего царства. Мёртвые возвращались в мир живых и забирали живую кровь взамен на свою мёртвую.)

Несколько секунд все обдумывают информацию. Наконец Лиза формулирует вывод:

— Torej, sta dve poti postati vampir: piti sok svetega drevesa ali piti vampirsko kri? (Значит, стать вампиром можно двумя путями: выпив сок священного дерева или выпив кровь вампира?)

Доктор, спрятав телефон, подхватывает мысль:

— Točno tako! Le dve poti! In šele po pokopu v zemlji! Ugriz ne spreminja v vampirje. Pravzaprav zemlja to naredi, bolj natančno, prst spreminja mrtve v vampirje. Zemlja daje moč vampirju. Ko je vampir ranjen, zemlja ga ozdravi. Ampak ne samo vsaka zemlja a le, tako rekoč, lastna zemlja.Vse to sem se naučil iz predkrščanskih virov. Krščanstvo povezuje vampirje s hudičem in njihov izvor z zavrnitvijo Boga. Vendar… (Совершенно верно! Только двумя путями! И только после захоронения в земле! Укус не превращает в вампира. По сути, именно земля, почва, превращает мёртвых в вампиров. Земля дает силу вампиру. Когда вампир ранен, земля излечивает его. Но не просто любая земля, а только, так сказать, родная земля. Всё это я узнал только из дохристианских источников. Христианство связывает вампиров с дьяволом, а их происхождение — с отречением от Бога. Впрочем…)

Во время речи доктор снимает очки и, держа их в руке, подчеркивает свои слова энергичной жестикуляцией.

Когда доктор переходит к разговору о христианстве, отец Тинека отвлекается на свои мысли и шепчет самому себе: «Zdaj postalo je jasno». (Теперь стало понятнее.) А потом прерывает доктора вопросом:

— Izkazalo se je, da to je naš tukajšnji vampir? (Получается, что это наш местный вампир?)

Доктор без труда переходит к новому аспекту темы:

— Točno tako! O tem piše v rokopisu desetega stoletja, ki sem ga prej omenil. Na kratko, zgodba je taka. Sin kneza Jezerskega Nevara je zbral vojsko proti gnusobi, ki je zasedla Daljni grad. (Совершенно верно! Об этом говорится в рукописи X века, о которой я упоминал раньше. Вкратце, история такова. Княжич Озерский собрал войско против мерзости, засевшей в Дальнем замке.)

* * *

Молодой воин в открытом славянском шлеме и лёгкой кольчуге верхом на коне. Видно, что его светло-русая борода лишь недавно пробилась. Лицо у него совсем юное, по-мальчишески нежное. Но дымчато-серые глаза смотрят по-мужски твёрдо. Рядом с ним ещё несколько всадников возрастом постарше. За ними ряды воинов с копьями. Все они смотрят вдаль на замок, высящийся на холме. Над замком красноречиво поднимается столб чёрного дыма и вьются вороны.

* * *

Ирена вставляет вопрос:

— Daljni grad? (Дальний замок?)

Доктор охотно поясняет:

— Ta grad zdaj se imenuje Wolfred, pred tem pa je bil Daljni grad. (Это сейчас замок называется Вольфред, а раньше это был Дальний замок.)

Слушатели, удовлетворенные пояснением, согласно кивают, а доктор подхватывает нить прерванного повествования:

— Nadaljujmo. Po besedah pisca te zlobne stvari so širile bolezni in smrti v celotnem ozemlju, in v gradu so pripravili gnusne orgije, pili človeško krvi in teptali Kristusa.(Давайте продолжим. По словам автора, эта нечисть распространяла болезни и смерть по всей округе, а в замке устраивала отвратительные оргии, выпивая человеческую кровь и попирая Христа.)

* * *

В средневековом селении сгущаются сумерки. Лошадь неспешно тащит повозку с гробом. Рядом с повозкой идет группа селян. Лица их выражают бессильный гнев. Одна женщина тихо плачет. Внезапно кто-то из группы падает, остальные склоняются над упавшим: на шее виден чёрный след укуса. Слышны гневные восклицания. Люди поднимают взгляды к горизонту, где на фоне догорающего заката вырисовывается мрачный силуэт замка.

А в замке в это время: при тусклом свете факелов за столом разнузданная компания. Крики и хохот сотрясают стены. Мужчины упиваются вином и прижимают к себе полуодетых повизгивающих женщин. В сторонке безучастный музыкант пощипывает цитру и затягивает неровным голоском: «Кънѩѕь Нєваръ имѣашє три съıнъı — Погрємъ, Трєпєтъ да Стрєгъ…» (Старославянский: «У князя Невара было три сына — Погрем, Трепет и Стрег…»)

В какой-то момент в залу под стражей входит священник. Он смотрит на окружающее с гневом и отвращением. Священника подводят к председательствующему — богато одетому дворянину, чье лицо скрыто в тени. Тот до сих пор сидел безучастно, но подошедший священник с неожиданной энергией срывает с груди дворянина крест, в ответ на что дворянин молниеносным ударом меча сносит священнику голову. Пирующие встречают смерть священника взрывом веселья.

Тут один из стражников, которые привели священника, выхватив меч, атакует дворянина. Острие меча упирается в грудь жертвы, не причинив никакого вреда. Толпа затихает, с интересом следя за происходящим. Дворянин не двигается с места. Напавший делает ещё одну попытку, но меч скользит и только режет одежду. Толпа смеётся, но дворянин делает жест рукой и смех стихает. Дворянин выступает вперед из тени и склоняет голову.

Повисает напряженная тишина. Стражник обескураженно озирается, но всё-таки собирается с духом и наносит удар, однако лезвие, врезавшись в обнаженную шею, даже не повреждает кожу. И пока мужчина ошарашенно пытается осмыслить произошедшее, поднеся к глазам свой меч, дворянин выпрямляется. Он опускает одну руку на плечо напавшего, а другой рукой резким ударом пробивает ему грудь — мужчина падает замертво. В руке у дворянина истекающее кровью сердце.

По толпе пробегает ропот. Сейчас же из тени выступают несколько человек и безмолвно нападают на ошеломленную толпу. Клыки вонзаются в плоть, кровь заливает лица. Крики боли и ужаса мешаются с хрустом ломающихся костей.

В общей кровавой вакханалии только дворянин остается бесстрастен. Он поднимает с пола свой крест и возвращает его к себе на грудь.

* * *

Доктор продолжает:

— Edino orožje proti zlobni stvarim je kol iz svetega črnega drevesa. Sin kneza je mnogo v vseh gozdah dni iskal črno drevo in našel pa je samo eno mlado drevesce. Sin kneza je zbral iz njega črni sok. Iz debla so naredili kole. Sin kneza je ukazal iz vej in listov pripraviti črni prah. Črni prah je olajšal trpljenje od vampirskih ugrizov. Zato so sina kneza začeli klicati Zdravilec. Potem so sin kneza in njegova vojska premagali hudobnih. Vsi brezbožniki in krvosesi so bili uničeni. Toda njihov vodja se je izmaknil. Takrat knežji sin Zdravilec je prisegel, da ne bo umrl, dokler ne se znebi ga.

(Единственноеоружиепротивнечисти — этокол, сделанныйиз священного чёрногодерева. Много дней княжич искал по всем лесам чёрное дерево, но нашел только одно молодое деревце. Княжич собрал его чёрный сок. Из ствола сделали колья. Из ветвей и листьев княжич приказал сделать чёрный порошок. Чёрный порошок облегчал мучения пострадавших от вампирских укусов. За это княжича прозвали Целителем. Затем княжич со своим войском разбил нечестивцев. Все богохульники и кровопийцы были уничтожены. Однако их предводитель ускользнул. Тогда княжич Целитель поклялся, что не умрет, пока не расправится с ним.)

* * *

Туманный рассвет. Замок погружен в сонную тишину. Во дворе замка кое-где видны одинокие фигуры стражников. Одного за другим стражников беззвучно снимают.

Через тайный ход, замаскированный в часовне под могильную плиту, целый вооруженный отряд пробирается в замок. Среди лазутчиков и сам молодой княжич. С группой своих людей он выбирается во двор, где их соратники, расправившись с большей частью ночной стражи, уже подбираются к воротам. Однако дозорные на воротах замечают вторжение и поднимают шум. В ответ на это активизируется весь гарнизон замка.

На лазутчиков начинают сыпаться стрелы. Некоторые из них достигают цели, но всё-таки первой группе удается сломить сопротивление тех, кто защищал ворота и открыть путь для ещё одного отряда.

Пока воины гарнизона концентрируют свои силы на воротах, вторая группа лазутчиков во главе с княжичем проникает в замок незамеченными. В полутёмных коридорах и на крутых лестницах они встречают лишь испуганных слуг. Один-два человека, попытавшиеся дать им отпор, повержены.

Вооруженные кольями люди врываются в спальные покои, где вместо кроватей красуются деревянные гробы. Яростно сбрасывая крышки и переворачивая гробы, напавшие беспощадно разят полусонных вампиров одного за другим. Те, получив удар в грудь, лишь успевают оскалиться с диким животным криком и схватиться за торчащий из раны кол. Однако кол спустя несколько мгновений растворяется в вампирской груди, и из зияющей дыры начинает изливаться тёмная густая кровь.

Молодой княжич, забежав в очередную комнату, обнаруживает, что гроб открыт, а в нем лишь земля — сам хозяин гроба ускользнул. Княжич сейчас же возвращается на лестницу, торопливо поднимается на самый верх и выходит на смотровую площадку башни.

Он успевает застать человека, глядящего вниз с края башенной стены. При появлении княжича человек оборачивается. Это тот самый дворянин, убивший священника. На его молодом лице появляется кривая усмешка. Княжич приближается, обнажив серебристый меч, но его соперник, спрыгнув с края стены, быстро отходит в противоположную сторону к деревянному сооружению, похожему на подъёмный кран. Там в полу за невысокой каменной кладкой темнеет круглый проём. Дворянин не колеблясь прыгает вниз. Княжич, рванувшись к проёму, склоняется над уходящим в глубь башни чёрным колодцем, но внутри уже никого нет.

* * *

Доктор завершает пересказ легенды:

— Knežji sin Zdravilec je pomagal še mnogim, toda njegova usoda je neznana, (Ещё многим людям помог княжич Целитель, но его дальнейшая судьба неизвестна.) — и, выдержав драматическую паузу, комментирует сказанное: — Ne bi popolnoma zaupal tej legendi. Po mojih informacijah, vampirji ne ustvarijo skupnosti. Vendar je v tem seveda nekaj resnice. (Я бы не стал полностью доверять этой легенде. По моим данным, вампиры не образуют сообществ. Однако доля правды здесь, конечно, есть.)

Лиза, пытаясьуяснитьдлясебявсёуслышанное, тихоговорит: «If he was true to his word, he must have turned himself into a vampire». (Если он сдержал свое слово, то, наверняка, и сам стал вампиром.)

Доктор, расслышав её слова, соглашается:

— Ja, mogoče je postal vampir, ampak točno to je neznano. (Да, возможно, он стал вампиром, но точно это неизвестно.)

На секунду повисла тишина. Но тут отец Тинека возвращает всех к реальности своим внушительным басом:

— Torej, smo vsi v nevarnosti.Tomaž je resnično v nevarnosti. (Получается, мы все в опасности. Томаж точно в опасности.)

Ирена спохватывается:

— InkamjeizginilTinek? (И куда это Тинек делся?)

Она встает и оглядывается: за столом темнеет пустая кухня. Заглядывает в другую комнату и возвращается, озадаченно искривив рот. Все остальные тоже встревожены отсутствием Тинека.

Но тут слышится, как хлопает дверь, а затем в комнате появляется сам Тинек в верхней одежде, а с ним светлоглазый парень лет двадцати пяти. Парень тоже в верхней одежде, но, видимо, по улице он шел без шапки — его тёмные волосы и роскошные усы намокли от снега.

Мать Тинека переводит дух:

— Ah! Torej, tam si bil! Hvala, Štefan,da si ga pripeljal! (Ах, вот где ты был! Спасибо, Штефан, что привёл его!)

Штефан, снимая куртку, отзывает голосом, в котором чувствуется явное недоумение:

— Ni za kaj! Bolje, da povejte, kaj se dogaja?Oče se ne oglaša. InTinek iz nekega razloga govori o nekih vampirji. (Да, пожалуйста! Лучшеобъясните, чтопроисходит? Отецнеотвечает. А Тинек, почему-то, говорит о каких-то вампирах.)

Ирена, отец Тинека и сам Тинек начинают одновременно что-то говорить, и понять их путанные объяснения совершенно невозможно. Отчего недоумение Штефана только усиливается, и он только и может, что молчаливо переводить непонимающий взгляд с одного говорящего на другого да растерянно потирать усы. Вперед выступает доктор:

— Dovolite, da pojasnim. Doktor Tacij Peklič, (Позвольте мне объяснить. Доктор Таций Пеклич.) — с этими словами он протягивает Штефану руку, и тот отвечает рукопожатием.

 

Часть II

Ночь.

Серо-синее. Сумеречное. Вид от первого лица. Целует полугодовалого ребёнка и передает его молодой женщине. Она прижимает темноглазого младенца к груди. Женщина одета просто, но не по-крестьянски, голова её покрыта. На груди затейливый круглый крест. Лицо женщины напряженное и даже испуганное, в беспокойных синих глазах блестят слёзы.

В чёрном тоннеле мелькают огни и чьи-то фигуры. Люди бегут. При слабом красноватом свете факелов всё же заметно, что люди вооружены луками и мечами.

Бежит по каменной лестнице. Вокруг уже гораздо светлее. Слышны топот ног, лязг оружия и чьи-то громкие испуганные голоса.

Каменные стены сменяются дверными проёмами, и наоборот. Мимо проносятся неясные силуэты. Доносятся дикие крики.

В просторной светлой комнате перед широким ложем, на краю которого сидит женщина в богатом красном одеянии. Её голова с тяжелыми тёмными косами опущена. Внезапно она выпрямляется, и становится видно разрастающееся тёмно-бурое пятно под её руками, прижатыми к груди. Из приоткрытого рта сочится густая чёрная кровь. Молодое лицо женщины искажается, она кричит.

* * *

Бэла, вздрогнув, просыпается. Она в машине. За окнами непроглядная тьма. Рядом — Паша, он что-то просматривает в телефоне. Даже в слабом белёсом свете телефонного экрана заметно, что лицо Бэлы блестит от пота. Она садится прямо и оборачивается. На задних сиденьях пусто. Бэла смотрит вперед, но там один Даниель. Он постоянно проверяет маршрут по навигатору. За лобовым стеклом виден только свет фар и кружащие в этом свете бесконечные хлопья снега. Автомобиль двигается очень медленно. Бэла растерянно вертит головой и ёрзает на месте.

Паша замечает, что Бэла проснулась:

— О! С добрым утром! Вообще-то, пока ещё ночь.

Заметив её волнение, добавляет:

— Да не дёргайся ты так! Проверяет обстановку.

— В такую метель!?

Паша безразлично пожимает плечами:

— Он местный, не заблудится.

Бэла привстает, чтобы обратиться к Даниелю, но тут машина тормозит, и на переднее сиденье садится Драган.

— Res je, to je prava pot. Samo grad ni razsvetljen, — сообщает он по-словенски и сразу же поясняет для Паши: — Всё правильно, это та дорога. Просто замок не освещен.

Даниель, нажав на газ:

– Čudno! Verjetno zaradi sneženja ni elektrike. (Странно! Наверное, из-за снегопада нет электричества.)

Бэла, придвинувшись к передним сиденьям:

— Мы на месте?

Паша, оторвавшись от телефона:

— Уже минут сорок тут кружим. Я начинаю думать, что в такую погоду мы одни сюда сунулись. Гром, небось, где-нибудь в тепле отсиживается.

Драган, не оборачиваясь:

— Вряд ли.

— То есть без вариантов? — уточняет Паша.

— Гром не поедет сюда в одном случае: если я допустил ошибку.

Вмешивается Даниель:

— Verjemi mi, ni naredil napake. (Поверь, ошибки он не допустил.)

Паша всё равно продолжает:

— Ну, не знаю… У него и в России, наверняка, есть места, где спрятаться.

Драган отвечает, но без полемического запала:

— Теперь нет.

Встревает Бэла с эмоциональной ремаркой:

— Как ты не понимаешь?! Драган убрал всех громовских бугров. И землю его уничтожил. Теперь ему некуда деваться и не на кого положиться, он сам должен ехать за землей!

Паша фыркает:

— За землей? — и возвращается к спору: — То есть ты уже давно охотишься за Громом, но он ничего не подозревал?

Тут снова вмешивается Даниель:

— Ja, ni zavedal. Dragan vama ni povedal. Operacija je bila le genialna — bliskovit in hkraten napad na vse njegove skladišče. Dragan je načrtoval in sledil, jaz sem koordiniral in pobral ljudi. (Да, не подозревал. Драган вам не рассказал. Операция была просто блеск — молниеносный и одновременный удар сразу по всем его схронам. Драган разрабатывал и выслеживал, я координировал, подбирал людей.)

Бэла дает вольное переложение для Паши:

— Они сначала тихо всё разведали, а потом напали сразу по всем фронтам.

Но едва договорив, она задумывается, а потом тревожно замечает:

— Но теперь, после того, как ты его ранил, он, наверняка, уже догадался, что его хотят загнать в ловушку…

— Надеюсь, не обо всём догадался.

Даниель добавляет:

– Še en as imamo v rokavu. (У нас есть ещё туз в рукаве.)

Бэла успевает перехватить укоризненный взгляд, который Драган мимолётно бросает на Даниеля. Она набирает воздуха, чтобы что-то сказать, но тут у Паши звонит телефон.

— Алло! Алло!

Паша поднимает взгляд на окружающих, которые невольно повернулись, услышав звонок.

— Связь плохая, прервалось, — поясняет он.

Бэла в своей излюбленной манере картинно закатывает глаза.

Драган:

— Отключи звук.

Паша ерошит волосы и одновременно что-то проделывает с телефоном.

А Даниель торжественно объявляет:

— Prišli smo! (Приехали!)

* * *

Паша и Бэла топчутся снаружи машины в свете фар. Перед ними закрытые ворота. Снег валит всё сильнее. Паша, нетерпеливо смахивая с себя налипшие хлопья:

— Может, просто разогнаться и протаранить?

Бэла отзывается полунасмешливо-полувозмущенно:

— Лобовая атака — твой конек! Это музей, на минуточку, культурное наследие. Имей уважение!

— Да, надоело уже ждать!

— Тогда почему не пошел с Драганом?

Паша мнется, стряхивает снег с волос:

— Даниель, а далеко этот тайный ход?

Даниель, высунув голову из машины:

— Dragan je šel sam, ker tam mogoče je nekakšna past. Bolje je, da počakamo tukaj. (Драган пошел один, потому что там может быть западня. Нам лучше подождать здесь.)

Паша выжидательно смотрит на Бэлу. Та с серьёзным видом поясняет:

— Он сказал: «Зачехли героя. Драган уже скоро».

— Смешно. Я идиот, по-твоему? К тому же здесь тоже может быть опасно.

В этот момент в воротах открывается дверца, и появляется Драган. Его одежда испачкана землей, но лицо и руки на удивление чистые, впрочем он демонстративно вытирает руки платком:

— Там кто-то недавно побывал. Но нас не ждали — никаких ловушек и подвохов.

Даниель комментирует из машины:

— Dobra novica! (Хорошая новость!) — и заводит мотор.

Все месте: Драган, Паша и Бэла, — вращая рычаги, поднимают ворота, чтобы проехал Даниель.

Группа идет по двору замка. В руках мощные фонари и сумки (самая большая у Драгана). Во главе группы Драган, за ним Даниель. Бэла и Паша идут парой.

Паша бесхитростно интересуется:

— У тебя что, отец — серб? Почему ты так хорошо его понимаешь? — кивает в сторону Даниеля.

Бэла хмыкает:

— Теперь тебе интересно?

Паша делает виноватое лицо.

— Не знаю. Может, был сербом, а может, эскимосом. Какое это имеет значение, когда мы в Словении?

Паша ни чуть не смущен её ответом:

— Иногда я тебя совсем не понимаю.

— Взаимно. Но ты мне напомнил, какой ты всё же забавный.

Они останавливаются под стенами замка, скользя по нему фонарями. Над ними мрачно возвышается шершавая каменная кладка, теряясь в вихре снегопада. Замок совершенно темен. Кроме света их фонарей, нигде не проскальзывает ни искорки. Редкие мелкостекольчатые окна зловеще поблёскивают.

Паша:

— Даже сторожа нет?

Даниель:

— Razglejmo se naokrog. (Посмотрим.)

Группа подходит к невзрачному прямоугольному зданию, которое, очевидно, является современной постройкой и служит административным корпусом музея. Тут темно, как и в самом замке. Все нерешительно осматриваются. Драган привлекает внимание остальных, указывая куда-то в роящуюся снегом темноту.

Двинувшись в указанном направлении, компания натыкается на небольшое неогороженное кладбище в пять-шесть могил. Древние каменные кресты печально кренятся к земле, словно не выдерживая порывов снежной бури. В одном месте земля разрыта. Снег уже успел припорошить чернеющую свежим грунтом яму.

— Это его могила, — комментирует Драган.

Даниель глубокомысленно изрекает:

— Ni vrnil se v svoj grob. Torej, imeli smo prav — ve, da ga iščemo. (В свою могилу не вернулся. Значит, мы были правы: он понимает, что мы его ищем.)

Паша, бросив на Бэлу вопросительный взгляд, подталкивает её локтем, и она, вздохнув, кратко передает сказанное:

— Гром знает о нас.

Паша энергично констатирует:

— То есть мы опоздали. Он ушел.

Драган:

— Нет, у него где-то в замке есть укрытие.

И тут на Пашу находит внезапное озарение:

— Слушайте, если у вас так много людей, почему вы не послали кого-то сюда заранее?

Драган, переглянувшись с Даниелем, начинает терпеливо объяснять:

— Мы использовали людей вслепую. Они сами не знали, зачем и против кого они действуют. Но если посылать кого-то лично против Грома, то надо раскрывать все карты.

Бэла язвительно вставляет, обращаясь к Паше:

— А ты, вот например, не веришь, даже после того, как тебе всё по полочкам разложили.

Даниель продолжает тему:

— Ja, morala bi njim vse povedati. Nepripravljenega človeka ne moreva poslati. Vampir, celo ranjen, lahko bo tistega premagal. (Да, пришлось бы всё рассказать. Неподготовленного человека посылать нельзя. Такого вампир, даже раненный, легко одолеет.)

Бэла укоризненно кивает:

— Тебя, Паша, точно перехитрил бы!

Драган добавляет:

— Не стоит лишний раз рисковать жизнями.

А Даниель тихо возражает:

— In lahko tvegamo, vendar po dobrem premišljevanju, (Можно и рискнуть, если всё здраво обдумать.) — но говорит это, скорее, самому себе, как бы размышляя вслух.

Компания между тем, покинув кладбище, осторожно продвигается в противоположную сторону. Снова вернувшись к стенам замка, они наконец обнаруживают вход — широкую деревянную дверь под строгой каменной аркой.

Драган, взявшись за металлическое кольцо дверной ручки, сообщает остальным:

— Путь открыт.

Вытянувшись цепочкой, они идут по тёмному коридору. Их шаги отдаются гулким эхом. Их тени причудливо искажаются в свете фонарей. Внезапно все останавливаются. Драган, шедший впереди, кивает на одну из дверей:

— Там кто-то есть.

Сквозь замочную скважину двери пробивается слабый луч света.

Даниель подходит ближе. Бэла тоже хочет подойти, но Паша останавливает её, взяв за плечо. Они выразительно переглядываются: Паша — «там может быть опасно», Бэла, театрально вздохнув, — «ладно, убедил».

Дверь оказывается запертой. Даниель и Паша по очереди пытаются выбить дверь плечом. Даниель вопросительно смотрит на Драгана, тот едва заметно отрицательно качает головой. Даниель предлагает:

— Moramo se držati načrta. (Нужно действовать по плану.)

Бэла переводит для Паши:

— Пойдем, как планировали. Сначала — к генератору.

Драган кивает.

Паша сомневается:

— Может, кому-нибудь остаться покараулить.

Бэла со смешком:

— Предлагаешь разделиться?

Паша смущенно ерошит волосы, но всё же возражает:

— Но пока мы будет ходить, Гром может ускользнуть.

Драган уверенно замечает:

— Это не Гром.

Бэла подхватывает с видом эксперта:

— Конечно, не он! Во-первых, ему не нужен свет. И даже если это он, то никуда он не выйдет, пока не восстановится. А для этого нужно две полуночи! — и выразительно смотрит на Пашу.

Драган подытоживает:

— Пойдем все вместе.

Теперь во главе группы — Даниель. Драган замыкает цепочку. Они подходят к лестнице, и тут раздается грохот. Вздрогнув от неожиданности, все на мгновение замирают. Обернувшись, они видят что Драган значительно отстал. Успокоительно подняв руку, он кричит им:

— Я проверю!

Вернувшись, он без труда открывает дверь в ту комнату, куда они хотели попасть. Остановившись перед дверным проёмом, он некоторое время просто смотрит внутрь. А потом делает остальным знак подойти. Все спешат вернуться. Однако около самой двери Бэла останавливается и, прислонившись к стене, опускается на пол. Паша направляет на нее фонарь и зовет обеспокоенным голосом:

— Белка?

Но, оказывается, Бэла не в обмороке, она возмущенно прикрывает рукой лицо, защищаясь от яркого света:

— Убери! Просто голова закружилась. Что там?

Паша заглядывает в комнату. Это маленькое помещение без окон, заваленное каким-то хламом. Недалеко от двери лежит включенный фонарь. Рядом — какой-то узкий, но довольно большой ящик. Тем временем Драган и Даниель, присев на корточки, рассматривают неподвижно лежащего на полу мужчину. Это Томаж. Его правый бок, очевидно, залит кровью. Паша сухим голосом:

— Труп.

Бэла реагирует эмоционально:

— Что?! Дай, я посмотрю. У меня всё-таки медицинское образование.

Паша пренебрежительно:

— Сиди уже! Неоконченное среднее!

Бэла бросает на Пашу злой взгляд, но тут же переключается на другое:

— Надо что-то делать.

К ним выходят Драган и Даниель, у обоих хмурые, озабоченные лица. Паша между тем парирует заявление Бэлы:

— Что тут сделаешь? Он уже умер.

Бэла начинает горячиться:

— Ты что, совсем бесчувственный?! Это же человек! У него семья есть.

— И что ты предлагаешь? Полицию вызовем?

Даниель:

— Potem bo naš načrt propadel. (Тогда наш план провалится.)

Бэла:

— Нет, но мы можем сами его отвезти. И не в полицию, а в деревню, например. В ту, через которую проезжали.

Паша даже руками всплескивает от возмущения:

— Это же глупо! Прямо в деревне нас и повяжут!

Бэла наконец с трудом поднимается:

— Если мы будем вести себя, как нормальные люди, никто нас не повяжет. А вы что думаете?

Драган:

— Да, лучше его отвезти.

Паша обреченно вздыхает.

* * *

Драган и Бэла снова во дворе замка. Они стоят перед внедорожником. Внутри его освещенной кабины виден лежащий на заднем сиденье Томаж. В свете автомобиля хорошо видно лицо Бэлы. Несмотря на мороз, она бледна. Щеки влажны от снега. Драган стоит спиной к свету.

Бэла, не глядя на Драгана, осторожно заводит разговор:

— Надеюсь, ты поддержал меня не потому, что хочешь от меня избавиться.

Драган отвечает совершенно спокойно:

— Не волнуйся. У Даниеля очень богатый и влиятельный отец. Если вы попадете в историю, он вас вытащит.

Бэла понемногу смелеет:

— Да я не о том! Твои слова об «изощренном уме» — это намек? Намек, что я во всё влезаю и только мешаю? Обидно, знаешь ли!

Драган:

— Я говорил безо всяких намеков. Разве не ты сейчас предложила отличный план?

Хотя голос Драгана серьёзен, Бэла не убеждена и заглядывает ему в лицо. Однако разглядеть его в тени практически невозможно. Тем не менее Бэла не отводит глаз, а её брови озадаченно сдвигаются, как будто она увидела что-то непонятное.

В этот момент из темноты выезжает чёрный двухдверный пикап Форд. Машина останавливается рядом с Бэлой и Драганом. Из автомобиля выходят Паша и Даниель. Даниель держит в руках телефон. Подойдя к Драгану и Бэле, он показывает карту в телефоне и, хорошенько прочистив горло, чтобы добиться солидной хрипотцы, начинает излагать:

— Sem izbral mesto. Tukaj na vhodu v vas. Ta pot vodi do avtoceste in gre skozi še več vasi. Pustiva ga tukaj. In potem v vasi, če nas vprašajo, bova rekla, da sva šla z ene avtoceste na drugo. Hotela sva izogniti zastojev. Ampak sva se izgubila. Torej, sva naletela na avto, ki je stala na sredi ceste. (Я выбрал место. Вот здесь, на подъезде к деревне. Эта дорога ведет к шоссе и проходит ещё через несколько деревень. Оставим его здесь. А потом в деревне, если нас спросят, скажем, что ехали от одного шоссе к другому. Хотели избежать заторов. Но заблудились. Так мы и наткнулись на стоящий посреди дороги автомобиль.)

Драган коротко кивает в ответ.

Бэла деловито:

— Понятно, — и направляясь к пикапу, — Ну, ладно, пока!

Паша наставительно:

— Ты давай, Белка, без сюрпризов. Хотя лучше бы сделали, как я предлагал.

Бэла издевательским тоном:

— Оставить его в машине, посигналить и уехать? Он что, мешок картошки? По твоей логике, можно, вообще, ничего не делать.

Паша безнадёжно машет рукой.

Из ворот по очереди выезжают два автомобиля: серый внедорожник с Даниелем за рулем, а за ним пикап, который ведет Бэла.

* * *

Драган и Паша идут через двор, от ворот к замку. В руках у них фонари. Паша пару раз негромко кашляет, как бы набираясь смелости, стряхивает снег с волос и наконец решается заговорить:

— Ты извини, может, я сейчас не в свое дело полезу, но Белка мне всё-таки не чужая. Она хорошая девчонка, просто немного э…

Драган:

— Эксцентричная?

Паша, немного смутившись:

— Ну да, можно и так выразиться… Я хочу сказать, что неплохо к ней отношусь. Просто она не мой тип: для меня она слишком м…

Драган:

— Энергичная?

Паша:

— Ты прямо мои мысли читаешь. Да, это я к чему? — некоторое время молчит, видимо, потеряв нить разговора, но потом собирается с мыслями. — Ладно, скажу напрямую. Белка влюбилась в тебя.

Так как Драган молчит, то Паша добавляет:

— Ты не поверил, наверное. Просто постороннему человеку не так заметно. У Белки такая натура: иногда она говорит одно, делает другое, а думает, вообще, третье. Да и мысли у нее скачут, как блохи. Но я её неплохо знаю и за свои слова отвечаю. Белка влюблена по уши.

Паша и Драган входят в замок и снова идут по уже знакомому коридору. Наконец Драган отвечает нейтральным тоном:

— Она заслуживает кого-нибудь получше, чем я.

Паша приободряется:

— Вот-вот. Только тебе надо поговорить с ней начистоту. В таких делах Белка намеков не понимает. А стоит ей почувствовать вкус крови, то пиши пропало.

Драган с некоторым удивлением:

— Что?

— Я имею в виду, что если ты поделикатничаешь, то она воспримет это как симпатию. Тогда уж её будет не остановить.

— Да нет, это я понял. Просто ты сейчас сравнил её с акулой?

Паша сконфуженно:

— Как-то само собой получилось, но что-то в этом есть. Не то, чтобы она прямо, как акула, хищница, но иногда может превратиться в кровожадную… ммм… (— Фурию, — вставляет Драган). Потом, правда, быстро отходит. Из-за своего характера она и влипает в разные истории. Жалко её, если она будет надеяться напрасно.

Тем временем они уже миновали коридор и спускаются по лестнице.

Драган сдержанно, но твёрдо завершает неудобный разговор:

— Ясно. Я поговорю с ней.

Паша удовлетворенно переводит дух.

* * *

Бэла за рулем пикапа. Впереди в пределах видимости едет серый внедорожник Шевроле. Бэла проверяет телефон. Там множество пропущенных звонков («Алёна», «мама», «Тома», «мама», «Настя», «мама»). Бэла нервно вздыхает. В голосовой почте тоже полно сообщений. Бэла, поколебавшись между «Алёна» и «Тома», выбирает сообщение первой.

Энергичный женский голос тараторит: «Привет, Белка! Ты куда пропала? Тут у нас такое! Шаня — в реанимации, Вадика и Антона подстрелили, но они ничего, уже бегают. Да! Ещё до кучи трех или четырех громовских порезали. Одному голову оторвали! Жесть! Короче — нас пока прикрыли. Так что не волнуйся. Да! Тут Вера Пална сильно возмущалась, так что я твою долю тоже внесла, но это в последний раз, Белка. Извини, но так больше не пойдет! Ах, да! Я когда тебя искала и твоей маме тоже позвонила. Извини…»

Бэла некоторое время обдумывает услышанное. Наконец она решает оставить голосовое сообщение: «Том! Привет! Вы там не волнуйтесь. Передай маме, что у меня всё хорошо…»

Серый внедорожник и пикап тормозят на пустой дороге. Где-то вдали сквозь непрекращающийся снег проглядывают огни населенного пункта. Бэла выходит из машины и направляется к Шевроле. Даниель, включив свет в салоне, тоже выходит на улицу и ждет рядом с машиной.

Бэла, подойдя:

— Я подтяну его к двери, а ты вытащишь наружу. А потом вместе перенесем в его пикап.

В машине Бэла склоняется над Томажем и замирает. Через секунду она высовывается из двери:

— Мне кажется, он жив!

Даниель явно удивлен:

— Ne more biti! (Не может быть!)

Бэла:

— Он слишком тёплый для мёртвого.

Оба забираются в машину и склоняются над Томажем.

Бэла с волнением:

— Он много крови потерял. Ему надо в больницу. Как можно скорее.

Даниель, по-видимому, зашел в тупик и некоторое время просто смотрит в одну точку, потирая затылок. Наконец он спрашивает:

— Si prepričana? (Ты уверена?)

— Он жив. Точно, — Бэла поднимает свитер Томажа со стороны раны. — Посмотри, у него рана всё ещё кровоточит.

Рука Бэлы испачкана свежей кровью, которая стекает струйкой ей в рукав.

Даниель сильно обеспокоен и голос его по-мальчишески звенит:

— Tega območja ne poznam dobro. Dvomim, da bom našel bolnišnico. (Я плохо знаю эту местность. Сомневаюсь, что найду больницу.)

— А навигатор?

— Mislim, da ni preveč v pomoč. (Не думаю, что он особо поможет.)

— Тогда вызовем скорую помощь?

— Bodo poklicali policijo. (Они вызовут полицию.)

— Да-а-а… Полиция нам не нужна. Остается только одно: везти его деревню. Должен же там быть хоть какой-то медик!

– Škoda, da nismo prej razumeli. (Жаль, что мы не поняли этого раньше.)

— Точно! Ты бы мог отвезти его и без меня, — Бэла, видимо, что-то сообразив, шёпотом добавляет пару ругательств.

Даниель делает вид, что не понял, почему Бэла разозлилась. А она между тем достает из кармана флакончик с чёрным порошком.

Даниель озабоченно:

— Ti je postalo slabo? (Тебе плохо?)

— Нет, просто появилась одна мысль.

Сняв крышку, Бэла подносит флакон к лицу Томажа. К удивлению Даниеля это срабатывает. Томаж медленно открывает глаза.

* * *

Двор замка. Уже стемнело, но фонари, стоящие по периметру двора, хорошо освещают всё вокруг. В свете фонарей кружат снежные хлопья. Виден чёрный пикап Форд, припаркованный поодаль от замка. Вокруг тихо, даже слышно, как гудят фонари. Откуда-то долетает скрип, а затем стук. Похоже на то, что кто-то открыл и закрыл дверь. Через несколько секунд снова слышится, как открывается дверь. На этот раз из-за замка появляется Томаж, минует Форд и направляется к зданию, стоящему позади замка. Это современная постройка административного корпуса.

Томаж скрывается в здании. Однако, через некоторое время, все фонари разом погасают. Томаж снова выходит на улицу. В одной руке у него небольшой фонарь. Он достает из своего автомобиля паяльную горелку с газовым баллоном. Остановившись поодаль, Томаж скользит фонарем по стене замка: ничего подозрительного в свет фонаря не попадает. Тогда Томаж переключает свое внимание на паяльную лампу и проверяет, работает ли она: из сопла появляется синий язычок пламени. Томаж регулирует мощность — язычок с характерным гудящим звуком разрастается до приличного огненного фонтана. Выключив лампу, Томаж направляется к замку.

Отперев дверь ключами, Томаж входит в уже знакомый коридор. Пройдя несколько метров, он настороженно останавливается. Откуда-то издалека доносится и сейчас же стихает лёгкий шорох. Томаж водит фонариком по коридору, но впереди никого не видно — коридор кажется пустым. Тогда, включив горелку на малой мощности, он осторожно делает пару шагов.

Внезапно дальний конец коридора освещает яркая вспышка, и почти одновременно с ней звучит оглушительный грохот — выстрел. Томаж падает навзничь. Фонарь отлетает в сторону, но горелка остается в руке у Томажа. Не медля ни секунды, он выставляет горелку вперед и включает на полную мощность. Взметнувшаяся вверх огненная струя высвечивает в темноте чье-то лицо. В тот же миг огонь охватывает всю голову нападавшего, превращая её в живой факел. Это сопровождается душераздирающим воплем, лишь отдаленно похожим на человеческий. Фигура с пылающей головой, дико крича, несется к выходу.

В коридоре снова тихо и относительно темно. Луч света от валяющегося на полу фонарика упирается в фигуру Томажа, который лежит у стены, стараясь перевести дыхание (горелка уже выключена). Затем он дотягивается до фонаря и с его помощью находит ближайшую дверь. С большим трудом он встает и, опираясь о стену, добирается двери. Слышно, как он тяжело дышит и едва сдерживает стоны.

Томаж внутри комнаты. Он запирает дверь на ключ и, присев на пол у двери, на секунду замирает. Оставив горелку в стороне на полу, Томаж шарит фонариком по комнате. Обнаружив поблизости какой-то длинный ящик, собирается с силами и придвигает его к двери.

Томаж снова падает на пол. Он направляет фонарь на свой живот и, приподняв окровавленный край свитера, осматривает рану. Из-за обильного кровотечения мало что можно разглядеть. Томаж что-то рычит сквозь стиснутые зубы, опускает свитер и достает из заднего кармана телефон. Телефон разбит и не включается. Томаж отшвыривает его и теперь уже стонет в голос. В это время дверь начинают сотрясать удары. Томаж пытается подняться, но теряет сознание.

* * *

— Он сказал, что сам виноват. Забыл, что его сменщик хранит в бытовке патроны — он раньше и двустволку на работу носил, но потом ему запретили. В общем, забыл и перед обходом не запер дверь. Ну, а дальше — понятно, — завершает рассказ Бэла, — А Драган? Можно с ним поговорить? — Просто тут ещё сын Томажа. — А… Ну ладно…

Бэла заканчивает звонок и убирает телефон.

Бэла и Даниель в доме Тинека. Все (доктор Пеклич, Лиза, Ирена, Тинек и Штефан) собрались вокруг стола. Гости сидят. Ирена озабоченно снует туда-сюда, то уходя на кухню, то возвращаясь к столу. Штефан угрюмо расхаживает вдоль стола, время от времени потирая свои роскошные усы. Тинек тоже слишком возбужден, чтобы сидеть: иногда он пристраивается на край стула, но тут же вскакивает и переходит на другое место, откуда лучше видно говорящего. Доктор Пеклич серьёзен и сосредоточен. Лиза оживлена и старается не упустить ни слова. Даниель занят объяснениями, но иногда успевает взглянуть на свой телефон. Бэла переводит дух. Она выглядит совсем обессиленной.

Даниель наконец заканчивает свои объяснения. Чтобы подытожить, Бэла извиняется:

— Простите, но теперь вы понимаете, почему мы не сказали правду с самого начала. Мы просто не представляли, что вы нам поверите.

Даниель переводит слова Бэлы. И все глубокомысленно кивают головой.

Штефан, не переставая расхаживать:

— Moramo ukrepati! (Надо действовать!) — и, окинув быстрым взглядом гостей, обращается к хозяйке: — Irena, mogoče Danijel in Bela nocoj bosta ostala pri nas? (Ирена, может, Даниель и Бэла переночуют у нас?)

Ирена:

— In pri nas je dovolj prostora za vse. Ker Martin je odšel. (И у нас места на всех хватит. Всё-таки Мартин уехал.)

Даниель, внушительно покашляв:

— Jaz tudi grem. Potrebujeta pomoč v gradu. (Я тоже ухожу. В замке нужна помощь.)

— Bomo pustili skupaj, — кивает ему Штефан. (Поедем все вместе.)

Тут слышится шум открывающейся двери. В комнату буквально врывается сухонькая, но очень подвижная пожилая женщина.

— Babica! (Бабушка!)

— Mati! (Мама!)

Разом восклицают Штефан и Ирена. Женщина начинает быстро, эмоционально и очень неразборчиво говорить. Свою речь она завершает единственно отчетливым словом:

— Prekleto! (Чёрт!) — и отвешивает оплеуху Штефану.

Тот потирая затылок смущенно молчит.

В наступившей тишине на середину комнаты выходит незаметно вошедший вслед за женщиной человек — невысокий бесцветный мужчина одного возраста с Мартином. В руках он перебирает форменную фуражку. Ирена всплескивает руками:

— Mati, zakaj ste klicali policijo? (Мама, зачем же Вы полицию вызвали?)

* * *

За столом в доме Тинека остались только Даниель и Бэла. Откуда-то из глубины дома доносятся звуки оживленных переговоров. Даниель смотрит в телефон. Бэла, заглядывая к нему:

— Они что-нибудь написали?

— Počakaj, (Подожди.) — Даниель собирается что-то написать, но Бэла задерживает его руку.

— Это что? Косплей?

На экране телефона девушка, выглядящая совсем как Лиза, но в старинной одежде.

— Ne, to je slika iz osemnajstega stoletja. (Нет, это картина XVIII века.)

— Вот это да!

Из дальней комнаты появляются Ирена и Лиза.

Лиза с плохо скрываемым осуждением:

— Zakaj vam potrebno loviti zajcev? Nimate dovolj hrane? (Зачем вам нужно охотиться на зайцев? У вас не хватает еды?)

Ирена, криво усмехнувшись, устало вскидывает руку:

— Oh, tu blizu je preveliko tistih zajcev. So vsa drevesa v vrtu poškodovali. (Ох, этих зайцев здесь столько развелось. Все деревья в саду попортили.)

— Ali jih volkovi ne ujamejo? (А разве волки их не ловят?)

— Ne, tu volkov nikoli ni bilo, (Нет, волков здесь никогда не было.) — Ирена вздыхает, озабоченная какими-то другими мыслями.

Лиза отходит к столу в тот момент, когда Даниель и Бэла всё ещё рассматривают картину. Заметив Лизу, Даниель быстро переворачивает телефон. Лиза делает понимающее лицо, но явно чувствует неловкость. Она обращается к Бэле:

— Dedek tudi želi iti v grad. In ti? Boš ostala tukaj? (Дедушка тоже хочет ехать в замок. А ты? Останешься здесь?)

— Да, я остаюсь. Устала.

Даниель спешит перевести:

— She is staying here. Too tired, (Она останется здесь. Устала.) — и его голос по-мальчишески высок.

Лиза благодарит Даниеля мимолётной улыбкой и присаживается за стол:

— Bella? (Белла?)

Бэла поправляет:

— Бэла.

Лиза, не обращая внимания:

— Is it a nickname? (Это ник?)

Бэла отрицательно качает головой.

Лиза продолжает:

— Then it's a kind of funny. You know… Bella, vampires. I thought it had something to do with «Twilight». (Тогда как бы странно. Ну, понимаешь… Белла, вампиры. Я думала, это как-то связано с «Сумерками».)

Бэла делает непонимающее лицо. Даниель шепчет ей на ухо:

— «Somrak»… Stephenie Meyer… («Сумерки»… Стефани Майер…)

Бэла деланно улыбается:

— Ах, ну да, ну да! Конечно, связано. Мама была просто без ума от «Сумерек», вот и назвала меня Бэ-Ла, — с выразительной расстановкой произносит она.

Даниель теряется, но Бэла толкает его плечом — «переводи».

Лиза удивлена:

— But..but… (Но… но…) — в недоумении переводит взгляд с Бэлы на Даниеля и обратно.

Бэла не унимается:

— Да ты не смотри, что я так выгляжу. Мне на самом деле десять. Это после укуса каждый день за пятнадцать лет. Так что послезавтра я, вообще, на пятьдесят буду тянуть.

Даниель переводит всё с явным нежеланием, по его лицу заметно, что он не поддерживает шутку. В конце, прочистив горло, он добавляет:

— She is just kidding. (Она просто шутит.)

На что Бэла яростно возражает:

— Ай эм сириоз! (Искаженный английский: «Я серьёзно».)

Уязвленная Лиза отходит. Даниель смотрит на Бэлу вопросительно. Бэла, пожимает плечами:

— Не люблю глупых расспросов. Особенно про имена. Какое это имеет значение?! Узнай лучше, как у них дела. Мне они не отвечают.

Даниель приступает к переписке.

— Vključila sta generator in preiskala grad. Zdaj iščeta najboljše točke za pasti. (Они включили генератор. Осмотрели замок. Сейчас подыскивают места для ловушек.)

— Напиши им, что тут у нас происходит.

Даниель кивает. В это время к столу подходит доктор Пеклич:

— Oprostite, ker vaju prekinjam. Govoriti hočejo z vama. (Извините, что прерываю. Они хотят поговорить с вами.)

Даниель глядит на Бэлу.

— Без меня. Мне надо подышать.

* * *

Бэла на крыльце дома. Вокруг не стихает метель. Девушка пытается закурить, но ветер мешает, как бы она ни закрывалась и ни отворачивалась. В конце концов она закашливается и сдается. Из дома выходит доктор Пеклич. Бэла всё ещё кашляет. Он берет её за плечо и заглядывает в лицо. Бэла делает успокоительный жест рукой и наконец вдыхает полной грудью.

Доктор Пеклич обращается к Бэле по-русски с едва заметным мелодичным акцентом:

— Не холодно?

— Тут холодно, в доме душно — везде плохо.

Доктор старается говорить как можно мягче:

— Извините мою бестактность, но мне необходимо поговорить с Вами обо всем, что с Вами произошло. Особенно о Вашей встрече с господином Громовым. Я историк-этнограф и…

Бэла прерывает его:

— Вы ученый, значит, лучше меня понимаете во всех этих делах. Мне нужно отдохнуть, я сейчас даже с мыслями не могу собраться.

Бэла делает извиняющееся лицо. Но доктор не расстроен, он тепло улыбается:

— А хотите я Вам расскажу?

— О Громове?

— Да. У меня есть своя теория касательно господина Громова.

Бэла прислоняется спиной к стене и слабо кивает.

— Думаю, господин Громов происходит из древнего Карантанского рода. Скорее всего, он сын одного из последних славянских князей Вольфредского замка. Князь Озерский Невар последний раз упоминается в летописи в связи с походом карантанцев на Аварский каганат. Этой истории больше тысячи лет. Князь Невар с тремя сыновьями отправился в поход.

* * *

Князь Невар в полном боевом снаряжении под алыми славянскими знаменами верхом на коне выступает во главе большого отряда. Суровое лицо сорокалетнего воина темно и бугристо, словно древний утес, иссеченный бесчисленными ветрами. По правую руку от него юноша лет двадцати в дворянских доспехах, на его щите такой же герб, как у князя: три горные вершины и серебристый дракон, спящий у подножия. Ещё двое юношей с княжескими гербами на щитах держатся чуть позади. Они так молоды, что борода и усы едва начали пробиваться на их бело-розовых лицах.

Отряд располагается на опушке леса на вершине высокого холма. А внизу расстилается равнина. Там вдалеке разбит лагерь врага. К ясному утреннему небу поднимается дым лагерных костров.

(Доктор Пеклич:

— Старший сын князя погиб в сражении. Сам князь был тяжело ранен.)

У подножия холма — разгар битвы. Звон оружия и крики воинов разлетаются над полем брани. Князь, похожий на каменное изваяние, следит за сражением с вершины. Рядом его сыновья. Правый фланг славян начинают теснить враги. Князь хмурится и негромко, но звучно окликает:

— Сынє!

Старший сын коротко кивает и, пришпорив коня, срывается вниз. За ним мчится его отряд. Свежие силы славян на всем скаку врезаются в тёмную массу врагов. Молодой княжич зычным кличем подбадривает соратников и, ловко орудуя мечом, направо и налево косит ряды неприятеля.

Однако с вершины холма заметно, что атака начинает захлебываться: отряд княжича стремительно редеет. На лице князя бесстрастное выражение, только брови сдвигаются всё сильнее. Внезапно он вскидывают руку, и остатки славян во главе с ним бросаются на помощь своим. Бок о бок с князем скачут его младшие сыновья.

Между тем старший княжич отчаянно отбивается от окруживших его врагов. С переносицы его стекает кровь, пот заливает глаза. Он старается выправить коня на более свободное место. Но вот раненый чьим-то метким копьем скакун валится на бок, подминая под себя ездока.

Князь в отчаянном рывке пробивается сквозь гущу неприятеля. Он видит, как падает его старший сын, как он судорожно пытается выбраться из-под придавившего его коня, как неприятельское копье пронзает его шею. Кровь заливает княжеские доспехи. Княжич, хрипя, хватается за древко, но изо рта вырывается лишь алая пена.

(Доктор Пеклич:

— Младшими сыновья были пленены. И некоторое время их судьба была неясна.)

* * *

По военному лагерю авар ведут плененных княжичей. На них уже нет доспехов, оставшаяся одежда оборвана и заляпана грязью, потом и кровью. Лица их темны, непокрытые головы склонены вниз. Они стараются не смотреть по сторонам. Лагерь начинает погружаться в сумерки. Тут и там видны тёмные фигуры вражеских воинов, собравшихся у костров. Над лагерем разносятся звуки веселья и хохот. Когда пленники проходят мимо отдыхающих, те пристально всматриваются в них с насмешливым вниманием. В чёрных глазах авар пляшут языки пламени.

Перед конвоем, пританцовывая, идет кособокий человечек, слышен его повизгивающий голосок, то ли распевающий песню, то ли плачущий. В руках его длинный шест, который он высоко вскидывает в потемневшее небо.

Пленников вводят в огромный шатер. Он ярко освещен факелами. В шатре шумно пируют. Занятые трапезой военачальники громко переговариваются и не обращают внимания на конвой. Кособокий человечек начинает скакать вокруг пирующих, беспорядочно тряся своим шестом. В свете факелов становится видно, что шест увенчан головой погибшего княжича.

Младшие братья стоят у входа, их понемногу начинает охватывать дрожь. Рядом с веселящимися военачальниками они замечают крупную фигуру ещё одного пленника. Он стоит на коленях, руки связаны за спиной. Лицо почернело и распухло от ран. Но по гордой осанке всё ещё можно узнать князя Невара.

Главнокомандующий аварского войска наконец замечает вошедших. Жестом он подзывает «шута». Пир ненадолго стихает. Слышна гортанная повелительная речь. Человечек довольно кивает и хихикает, и все вокруг взрываются смехом. Человечек спешит к пленным:

— Тамо стоитъ рабъ. Тъ убиѣтѣ! Тъгда имата жити. (Старославянский: «Там стоит раб. Убейте его! Тогда будите жить».)

Под звуки издевательского смеха одного из сыновей подводят к пленнику. На обезображенном лице отца только взгляд остается прежним — спокойным и твёрдым. Глаза княжича наполняются слезами, подбородок дрожит. Ему подают меч. Он смотрит в лицо отцу и наконец перебарывает страх. Проглотив слёзы, он швыряет меч на землю и тут же получает удар мечом в живот. Он падает, не издав ни звука, из распоротого живота на землю вываливаются багрово-сизые внутренности, пузырится растекающаяся лужа крови.

Другой пленный княжич не может сдержать слёз. Конвой гонит его к отцу. Он едва идет, спотыкаясь и оступаясь на каждом шагу, чем ещё больше веселит окружающих. Встав напротив отца, юноша поднимает лицо вверх и разражается рыданиями. Слышится мягкий голос князя:

— Сынє!

С диким воплем княжич обрушивает меч на отца. Кровь из рассеченного у основания шеи плеча брызжет в лицо княжича. Он валится на пол, не переставая рыдать. Толпа одобрительно улюлюкает.

«Шут» треплет княжича за плечо и, когда тот поднимает голову, подает ему кубок:

— Вино!

Окруженный телами своих родных юноша судорожно хватает напиток и делает несколько жадных глотков. Вдруг лицо его перекашивается, он отстраняет кубок. Изо рта его стекает густой чёрный сок.

* * *

Доктор Пеклич:

— Тяжело раненый князь с остатками людей вернулся в замок.

Однако с тех пор в давней вражде между карантанцами и аварами удача начала неизменно сопутствовать первым. И примерно через год младшего княжича удалось освободить из плена. Он вернулся в замок. К тому времени его отец князь превратился в немощную развалину и фактически не управлял своими землями, от его лица всем распоряжался назначенный франками советник.

Карантанцы с радостью приняли возвращение княжеского наследника и поспешили сделать его законным правителем, как только скончался старый князь. Но очень скоро пожалели об этом. Младший из рода князей Озерских оказался жестоким и извращенным тираном. Он превратил замок в место бесконечных пыток и казней. Интересный факт, в числе тех, кто выступил против него был и его собственный брат, который вернулся из плена гораздо позже.

Бэла:

— А как их звали?

— Этого летописи до нас не донесли. Некоторые авторы отождествляют их с сыновьями легендарного князя Невара, которых называли Гром, Трепет и Страх. А в народных сказаниях тирана называют князем Кровопийцей, а его брата княжичем Целителем.

— Так Вы думаете Кровопийца и есть Громов?

— Это согласуется со всеми местными легендами. После свержения князь Кровопийца бежал. След его затерялся.

— А его брат?

— Аналогично. Его дальнейшая судьба неизвестна.

— Он не стал князем?

— Нет, франки назначили правителя из числа баварской знати. С тех пор это и стал замок Вольфред.

Бэла на мгновенье задумывается.

Молодая женщина с покрытой головой и круглым крестом на груди, передает ребёнка для поцелуя.

Бэла:

— А девушка?

Доктор Пеклич заинтересованно улыбается:

— Откуда Вы знаете, что была девушка?

— Всегда есть девушка, — уклончиво отвечает Бэла.

— Действительно. Катарина, невеста старшего княжича. Она происходила из знатного франкского рода. Прибыла в замок накануне похода. Молодых обручили, но не обвенчали. Судя по летописям, она была очень образована, в короткое время научилась местному славянскому наречию. После гибели жениха, она целый год носила траур. Её роль во всей этой истории не совсем ясна. По логике, она должна была выйти замуж за брата своего жениха, князя Кровопийцу. Но этого не случилось. Тем не менее она продолжала жить в замке. Народные предания связывают её романтическими отношениями с княжичем Целителем. Впрочем, скорее всего, это поэтическая вольность.

Бэла озадаченно хмурится.

Молодая женщина в богатом красном одеянии низко склоняет увенчанную тяжелыми тёмными косами голову.

Бэла шёпотом:

— Другая женщина…

Доктор Пеклич вопросительно глядит на Бэлу.

И та спешит уточнить:

— Она погибла? Ну, когда свергли Кровопийцу?

— О, не думаю. Хотя сведений о ней больше нет. Возможно, она просто вернулась в родительский дом.

— Значит, братья так и не женились.

Собеседник постукивает кулаком по подбородку, как бы что-то припоминая:

— В одной летописи я, кажется, встречал какие-то туманные упоминания о том, что младший княжич ещё во младенчестве был помолвлен с дочерью своего дяди по матери, как сейчас сказали бы, кузиной. Вероятно, перед смертью она приняла постриг, поэтому её называют по её монашескому имени — Эвтимия или Эвфросина. Но её историческая роль столь ничтожна…

Доктор нерешительно замолкает, заметив, что девушка уже не слушает его. Бэла, погрузившись в раздумья, качает головой. Тут на крыльцо выходит Штефан в сопровождении полицейского. Бэла, взглянув на последнего, поспешно возвращается в дом.

* * *

Ирена, глядя на Бэлу и Лизу, сидящих за столом:

— Sem vam pripravila spalnico. (Я приготовила для вас спальню.)

Даниель, который всё ещё не поднялся из-за стола, говорит, вздыхая:

— Well, it's pretty late. And I’ve got to go, (Ну, поздновато уже. Мне пора идти.) — оборачивается на Ирену, — Ne skrbite. Vse bo v redu! (Не волнуйтесь. Всё будет хорошо!)

Ирена озабоченно:

— Kako naj me ne skrbi? Zakaj smo izpustili Martina samega s Tomažem?! Saj res, ni povsem zdrav. In zdaj ne oglasita se. (Как я могу не волноваться? Зачем мы отпустили Мартина одного с Томажем?! Он ведь не совсем здоров. И теперь не могу до них дозвониться.)

Бэла задумчиво комментирует:

— Надо было дать им чёрного порошка.

Даниель делает квадратные глаза и слегка пихает Бэлу под столом. Ирена, заметив эту пантомиму, с непониманием сводит сводит ломкие брови и пристально смотрит на Даниеля. Лиза тоже заинтересованно следит за происходящим. Поскольку Даниель молчит Бэла пытается объяснить сама:

— Чёрн прах… Блэк… Э… — делает пальцами характерное движение, изображая порошок.

Лиза, поняв, о чем идет речь, немного преувеличенно смеется:

– Črni prah! To je samo legenda! (Чёрный порошок! Это просто легенда!)

Бэла:

— Но…

Даниель, незаметно для остальных сжав руку Бэлы под столом:

— Yes, Liza, you’re right. There is no such thing as a magic black powder. (Да, Лиза, ты права. Волшебного чёрного порошка, вообще-то, не существует.)

Лиза с ироничной улыбкой добавляет:

— May be, there was some before. But the last person known to own it lived thousand years ago. Unless he turned into a vampire, then he can own it till now, perhaps. (Ну, возможно, и существовал раньше. Правда, последний, кто, кажется, владел им, жил тысячу лет назад. Но если он стал стал вампиром, то, наверное, владеет им до сих пор.)

Ирена, сложив яркие губы трубочкой, пару секунд думает и наконец припоминает:

– Črni prah… Doktor Peklič je ga omenil… (Чёрный порошок… Доктор Пеклич говорил о нем…)

Бэла, что-то сообразив, срывается с места.

* * *

Бэла, торопливо выбежав на крыльцо дома, зовет:

— Доктор Пеклич! Доктор Пеклич!

Доктор выныривает из пурги:

— Что-то случилось? Мы уезжаем.

Бэла с явным волнением:

— Нет-нет, всё в порядке! Просто Вы не рассказали мне про чёрный порошок.

Доктор облегченно вздыхает, но Бэла смотрит на него со всё возрастающим напряжением.

— Чёрный порошок из священного чёрного дерева. Он мало известен. Неясно даже, каков его точный состав. Некоторые исследователи считают, что помимо чёрного дерева туда входила человеческая кровь. По легенде, чёрный порошок придумал княжич Целитель, чтобы помогать людям, пострадавшим от укусов вампиров.

Бэла прерывает:

— А сейчас?

Доктор Пеклич усмехается:

— Сейчас его не существует. Никому не известен секрет его приготовления. Да и то само священное дерево тоже давно исчезло.

— То есть только этот Целитель?..

— По крайней мере, в легендах он единственный, чье имя связано с чёрным порошком.

Повисает пауза. Бэла что-то обдумывает. Доктор Пеклич:

— Ну, что? Я Вас выручил?

Бэла подавленно кивает. Тут из глубины двора к ним подходит Штефан:

— Moramo iti, doctor. (Доктор, нужно идти.)

— Ja. Povejte Danijelu, (Да, скажите Даниелю.) — обращаясь к Бэле, — Всего хорошего! Отдыхайте!

Доктор Пеклич скрывается в вихре снежных хлопьев.

Штефан, стараясь быть тактичным:

— Kako se počutite? (Как Вы себя чувствуете?)

Бэла невесело улыбается:

— Обо мне не волнуйтесь. Без скырыби! (Искаженный сербский: «Не волнуйтесь!»)

— Rad bi Vam pomagal, vendar… (Я бы хотел Вам помочь, но…)

В этот момент Даниель сам появляется на крыльце. Прерванный Штефан прячет смущенную улыбку в усы.

Бэла вскидывает руку на прощание:

— Всего хорошего!

Даниель явно хотел что-то сказать Бэле, но увидев Штефана, передумывает. Парни начинают спускаться с крыльца. В последний момент Бэла спохватывается:

— Даниель! Пусть Паша, наконец, позвонит мне!

* * *

Драган и Паша во дворе замка. Снег валит сплошной пеленой, но по периметру двора ярко горят прожекторы, немного разгоняя белую мглу и тьму. Драган выглядит слегка отдохнувшим. Паша, оглядывая старинную стену, освещенную косым жёлтым лучом, указывает Драгану на еле заметное решетчатое окошко:

— Там ещё одно.

Вдвоем они устанавливают небольшой колышек ориентировочно под окном, вбивая его в мерзлую землю.

Паша, распрямляясь:

— Всё, последнее окно! Будем расставлять?

— Нет, с ловушками придется подождать. Завтра в музее рабочий день.

Паша возражает было:

— Так ведь воскресенье… — но быстро соображает: — А! Ну да…

И вздохнув, он предлагает:

— Надо что-то придумать с этим тайным ходом. Покажешь, где он?

Драган указывает глазами в сторону замковых ворот. Оба направляются ко входу.

Паша задумчиво:

— Ещё вчера утром я, как обычно, собирался на работу, ни о чем таком не думал. Ну, думал, конечно, что пора бы уже, что-то делать, заняться чем-то стоящим. Правда, я ещё в детдоме понял, что просто так по-честному ничего не добиться, — парень всё более воодушевляется, излагая, видимо, давно накипевшее, — Так уж всё устроено: или юли, изворачивайся, обманывай, или, если не умеешь, бери силой. Третьего не дано. И я, как всегда, всё думал об этом и никак ничего не мог придумать — а тут вы с Белкой, как снег на голову. И вот я уже в Словении, гоняюсь за «вампирами».

В ответ на эти глубокомысленные размышления Драган лишь молча кивает — «что ж, бывает».

Паша:

— Ты знаешь, почему я подписался на всё это?

Драган спокойно и серьёзно:

— Потому что ты хороший человек. А хорошие люди приходят на помощь, когда их просят.

Паша даже приостанавливается, как будто пораженный этой простой мыслью. Его высоченная нескладная фигура кажется особенно мощной на контрасте с невысоким Драганом. И в то же время Паша выглядит до смешного по-детски, конфузливо сутулясь и по привычке ероша волосы.

Тут по двору разносится грохот замковых ворот. И Паша, выйдя из оцепенения, с усмешкой комментирует:

— А вот и органы правопорядка подъехали.

* * *

Административный корпус музея. Паша, разговаривая по телефону, прохаживается по ярко освещенному коридору. Дверь одного из кабинетов полуоткрыта, и через широкую щель видно активно дискутирующих мужчин (Доктор Пеклич, Штефан, полицейский, Даниель), которые устроились на креслах и стульях вокруг массивного письменного стола.

Бросив какую-то фразу, Драган встает и направляется в коридор. На выходе его успевает перехватить Даниель и что-то эмоционально ему сообщает. Драган хмурится в ответ, но успокоительно похлопывает друга по плечу. Даниель возвращается к общей дискуссии.

Драган подходит к Паше в тот момент, когда он как раз закончил разговор. Паша охотно пересказывает свои новости:

— Позвонил Белке. Вроде у них там всё хорошо. Тебя не звала.

Драган игнорирует Пашин подкол, лицо у него по-прежнему хмурое.

Паша, глядя на кабинет:

— А там что?

— Инспектор Становник нам поможет. Если всё сработает, то музей завтра не откроется.

Паша реагирует с энтузиазмом:

— Это дело! Можно начинать в замке! А ещё у меня есть идея на счёт тайного хода.

— Да, Даниель поможет.

Паша наконец замечает выражение лица Драгана и пристально глядя на него уточняет:

— Что-то случилось?

— Посмотрим… Мне надо уйти. Справишься?

Паша с готовностью кивает:

— Да, я уж разобрался, что к чему.

Драган тоже кивает и уходит. Паша, глядя вслед Драгану, некоторое время озадаченно ерошит волосы.

* * *

Бэла и Лиза устраиваются на ночлег в небольшой спальне (две узкие кровати у противоположных стен, между кроватями окно). Лиза уже сидит в постели, укрывшись одеялом. Она что-то делает в телефоне. Бэла без куртки, но всё ещё одета. Она берет висящее на спинке кровати полотенце:

— Пойду почищу зубы.

Лиза отрывается от телефона, вопросительно вскидывая брови. Бэла:

— Туус… (Искаженный английский: «Зуб».) — изображая чистку зубов.

Лиза, вздохнув, кивает:

— Can you turn off the light? (Выключишь свет?)

— Окей! — Бэла подкрепляет сказанное аналогичным жестом.

Лиза деланно улыбается и отвечает тоже знаком «Окей».

Бэла выключает свет, но не успевает выйти из комнаты — слышится стук в окно. Первой реагирует Лиза. Отодвинув занавеску, она приглушенно вскрикивает:

— Who's that? (Кто это?)

Бэла тоже смотрит в окно. В слабом свете уличного фонаря видна обвеваемая вьюгой мужская фигура в тёмной куртке. Человек прохаживается перед домом, в задумчивости опустив голову. Пару раз он бросает мимолётный взгляд на окно.

Бэла отходит от окна с недовольным видом. Лиза глядит на нее с беспокойством. А та, раздраженно буркнув:

— Я разберусь, — решительно выходит из спальни.

Лиза снова прилипает к окну.

* * *

Бэла, кутаясь в какую-то шубу с чужого плеча, выходит на крыльцо. В первый момент она озадаченно вертит головой, должно быть, никого не видя, но потом замечает, что Драган тоже на крыльце, у стены с другой стороны двери.

Бэла смотрит на него холодно и зло:

— Хорошо выглядишь. Поспал? Или поел?

— А ты выглядишь не очень…

Взбешенная Бэла:

— Ладно! Поговорили! — поворачивается к двери.

Драган слегка повышает голос:

— Я виноват перед тобой. Поэтому согласился, чтобы ты поехала с нами сюда. Я не остановил тебя, когда ты похитила деньги, хотя знал твои мысли.

Бэла слушает, уставившись в дверь, как будто ей нет никакого дела до его слов, но в конце фразы всё-таки резко поворачивается.

— Ах! Какое благородство. Я-то что — подлая воровка, а ты — мой спаситель! Вот только кто из нас людей жрет? А? — порывисто выпаливает она, впиваясь в собеседника разъяренным взглядом.

Драган никак не отвечает на её упрёки.

— Сколько людей ты съел за свою… за эту тысячу лет?

— Много. Около двадцати тысяч.

Бэла, несколько охлажденная его ровным тоном, шумно выдыхает и качает головой:

— Не знаю… Это дикость…

Драган, выдержав небольшую паузу, терпеливо начинает:

— У меня к тебе просьба…

Бэла снова взрывается:

— Да знаю я твои просьбы! Никому ни слова, молчать до гробовой доски, — выговаривает она издевательским тоном.

Драган спокойно и выжидательно смотрит на Бэлу.

Бэла с холодным ожесточением:

— Может, всем этим людям лучше всё-таки знать, с кем они имеют дело?

— Тогда они не будут доверять мне. Мы не сможем действовать вместе, — без тени волнения веско возражает Драган.

— А они и без тебя справятся. Нет? — ядовито вопрошает Бэла. Но это нисколько не задевает собеседника, и он отвечает по-прежнему сухо:

— Нет. Я все эти тысячу лет охочусь за ним. Он слишком хитер, осторожен и жесток. Такой шанс, как сейчас, может больше не выпасть. Он в ловушке.

В этот момент распахивается дверь. На крыльцо выглядывает недовольная Лиза:

— Bella, what's going on? Are you Ok? (Белла, что происходит? Ты в порядке?)

Бэла показывает пальцами «Окей». Лиза крутит головой и встречается взглядом с Драганом. Поёжившись, она тянется к Бэле и шепчет ей на ухо:

— Who's that? Are you fighting? (Кто это? Вы что, ссоритесь?)

Бэла отстраняется:

— Ноу-ноу! Ничего такого.

Лиза, не удовлетворенная ответом, продолжает сверлить обоих подозрительным взглядом. Бэла выходит из терпения и начинает прикрывать дверь, похлопывая Лизу по плечу:

— Окей! Окей! Ночное рандеву — андерстенд? (Искаженный английский: «Понимаешь?»)

— Rendez-vous de nuit, (Французский: «Ночное свидание».) — вставляет Драган.

Смущенная Лиза исчезает в доме.

Драган снова обращается к Бэле всё тем же ровным тоном, что и прежде:

— Ну, так что, моя королева?

Бэла, явно не ожидавшая этих слов, смотрит на Драгана в замешательстве.

Радио в кабине фуры играет:

Бэла говорит:

— В тему!

Бэла за рулем Форда. Драган на заднем сиденье. По радио играет:

— А… — Бэла поняла шутку, — Не можешь говорить со мной серьёзно…

— Хотел разрядить обстановку.

Бэла подходит к Драгану вплотную:

— Я так зла на тебя, что будь у меня сейчас кол из чёрного дерева, я бы зафигачила тебе в глаз! Это без шуток!

— С одним глазом мне будет труднее противостоять ему, — вид у Драгана невозмутимый, но в голосе проскальзывает едва заметная ирония, как будто гневный настрой Бэлы его даже забавляет.

А Бэла, немного остудив свой пыл резким выпадом, устало прикрывает глаза:

— Мне надо подумать. Я не знаю.

— Пожалуйста, подумай хорошо, — Драган берет её за руку (на его руках перчатки) и вкладывает в ладонь телефон.

Бэла настороженно:

— Зачем?

— Почитай. Узнаешь, насколько он неуловим.

Бэла пристально смотрит в холодные глаза Драгана. Он отвечает ей спокойным и твёрдым взглядом. Бэла не выдерживает первой и опускает свои бархатисто-карие глаза. Напряженным шёпотом она выговаривает:

— Только не надо больше лезть в мои мысли. Ты ведь этим сейчас занимаешься?

— Не могу обещать. Ты ведь тоже ничего не обещаешь, — дипломатично парирует Драган.

— Обещаю, что прочту, — Бэла как бы в доказательство своих слов трясет телефоном и, не взглянув на Драгана, уходит.

Драган неторопливо спускается с крыльца. Отойдя, он оглядывает дом. В одном из окон мелькает голубоватый свет телефона. Драган смотрит в ночное небо: снег низвергается на него белым вихревым потоком, снежинки, не тая, ложатся на лицо.

* * *

Бэла входит в большую комнату со столом. Там в полутьме, опустив голову на стол, сидит Лиза, всё ещё одетая в куртку. При появлении Бэлы она поднимается:

— Who was that? He freaked me out. (Кто это был? Он меня напугал.)

Бэла безразличным тоном:

— Драган.

— Dragan? He is kind of creepy. (Драган. Он, вроде как, жуткий.)

Бэла усаживается за стол и смотрит в отданный ей Драганом телефон:

— Да сволочь он обыкновенная. Очень не советую.

Лиза осторожно интересуется:

— Sorry… He is your ex? (Извини… Он твой бывший?)

— Экс? Ах, Экс! Ноу-ноу. Ноу экс! Ту экс из окей. (Искаженный английский: «Двое бывших — достаточно».) Даже больше, чем достаточно.

Лиза, пораженная таким откровением, уточняет:

— You have been married twice? (Ты два раза была замужем?)

Бэла, не отрываясь от телефона, энергично кивает:

— Твайс, (Искаженный английский: «Дважды».) — подтверждая слова жестом, показывает два пальца.

Лиза присаживается к столу и проговаривает то, что пытается осмыслить:

— You fell in love, got married. But then got divorced. And then all over again? (Ты влюбилась, вышла замуж. Но потом развелась. А потом всё снова?)

— Се ля ви, (Искаженный французский: «Такова жизнь».) — довольно бесчувственно отвечает Бэла.

Лиза продолжает размышлять:

— Sounds kind of reckless, you know? (Это как-то безумно, тебе не кажется?)

Бэла наконец отвлекается от чтения:

— Так бывает. Когда любишь любовь.

— Ko ljubiš ljubezen? (Когда любишь любовь?)

Бэла уточняет:

— Любовь, а не человека, — и выразительно смотрит на Лизу.

Та задумчиво встает и направляется к спальне, у дверей снова поворачивается к Бэле:

— I'm going to bed. Are you coming? (Я иду спать. А ты?)

Бэла, показывая на телефон:

— Ай маст рид сиз. (Искаженный английский: «Я должна это прочитать».)

— Ok. Good night, then! (Ладно. Тогда спокойной ночи!) — доброжелательно говорит Лиза.

— Гуд найт! (Искаженный английский: «Спокойной ночи!») — бодро отзывается Бэла.

Лиза скрывается за дверью спальни, а Бэла опять склоняется над телефоном.

После полуночи.

Текст в телефоне на словенском. Бэла просматривает то, что подписано «Poglavja» («Главы»):

1. Prehod v vampirja (Обращение в вампира).

2. Pokopališče (Кладбище).

3. Alkimist (Алхимик).

4. 10 dni v Firencah (10 дней во Флоренции).

5. Vojvoda dveh kraljev (Герцог двух королей).

6. Dekle s pomarančami (Девочка с апельсинами).

7. Karavana (Караван).

8. Cvetje in vrbe (Цветы и ивы).

9. Lovec na vampirje (Охотник на вампиров).

10. Otok Kea (Остров Кея).

11. Zatočišče (Убежище).

12. Hipi (Хиппи).

Бэла, потыкав в разные главы, бормочет: «Ладно… Ладно…» — и выходит в интернет, где гуглит запрос «Грамматика Словенского языка. Правила чтения».

Бэла, тренируясь, шепчет себе под нос:

— «Покопалишче» — «кладбище», ага! «Ловец» — «охотник»… «Заточишче», «заточишче», что такое «заточишче»? Словарь нам в помощь. Уф!

Наконец Бэла возвращается к первой главе. Закутавшись в шубу, она поудобнее взгромождается на стул и начинает читать, беззвучно шевеля губами.

* * *

Голос Драгана говорит по-словенски: «Deveto stoletje. Karantanija. Do takrat petnajst let že sem služil pri knezu Espenu. Pri knezu brez kneževine in spremstva». (IX век. Карантания. К тому времени я уже 15 лет служил князю Эспeну. Князю без княжества и свиты.)

Бурый осенний лес, насквозь пропитанный дождем. Серый свет едва рассеивает сумрак, сгустившийся под кронами. По узкой дороге медленно продвигается наездник На вид ему около сорока лет; бледное бесстрастное лицо, короткая светло-русая борода и беспощадно холодный взгляд прозрачных глаз. Меховая накидка, прикрывающая его голову и плечи, истекает водой. Копыта коня с чавкающим звуком вязнут в грязи. Позади всадника, завернувшись в рогожу, бежит неприметный человек, серый от дождя и налипшей грязи. Обмотанные грубой холстиной ноги торопливо шлепают деревянными подошвами по нескончаемым лужам.

Внезапно всадник останавливается. Подбежавший оруженосец, вопросительно смотрит в лицо хозяину. А тот, не говоря ни слова, лишь бросает на своего раба пронзительный и колкий, как стекло, взгляд. Кивнув хозяину, человек убегает вперед один.

Голос Драгана: «Я уже начал догадываться, кто он на самом деле, но не хотел себе в этом признаваться. За последние 10 лет он едва изменился. Лишь серые глаза становились всё прозрачнее и мертвее».

Одинокий оруженосец бежит по скользкой лесной дороге, мелкий надоедливый дождь впивается в его спину. Что-то чёрное мелькает перед ним, и в следующий момент неуклюжая фигура в грязных лохмотьях валит одинокого путника наземь. Перед лицом упавшего возникает мертвенно-синюшная физиономия, едва-едва похожая на человеческую, искаженная судорогой и диким оскалом. Бесцветные, как дохлые устрицы, глаза впиваются в жертву тяжелым неподвижным взглядом. Чудовище обнажает желтоватые клыки.

Тут воздух над лежащими пронзает серебряная молния. Меч одним ударом сшибает голову монстра, и она летит в грязь. Напряженная фигура оруженосца расслабляется, он ложится прямо на землю, подставив лицо каплям дождя. (Это молодой мужчина, которому нет ещё и тридцати. С тёмно-русыми волосами и тёмными глазами. С густой бородой, закрывающей почти пол-лица. С грязными патлами длинных волос.) Рядом высится его хозяин верхом на коне.

Наездник, взглянув на оруженосца, молча кивает в сторону тела. Слуга мгновенно поднимется и достает откуда-то из-под своих рогож чёрный колышек, который он вонзает в грудь обезглавленного. Через пару мгновений колышек полностью растворяется в ширящейся чёрной ране. Отрубленная голова издает резкий высокий крик, безголовое тело конвульсивно вздрагивает, как будто пытается встать. Спустя несколько томительных минут дрожащее тело поверженного чудовища начинает парить. А потом, несмотря на морось дождя, загорается слабым желтоватым пламенем, которое постепенно разрастается, превращаясь в ярко-красный огненный столп. Слуга ногой загоняет отрубленную голову в огонь.

Оба путника, не отрываясь, наблюдают за уничтожением монстра. На лице слуги усталость и спокойствие. На лице его хозяина странное выражение — смесь беспокойства и презрения. Невольно с его губ слетает негромкое, но жёсткое:

— Позор… — хриплый голос глухо осекается.

Оруженосец, замерев и затаив дыхание, осторожно переводит взгляд на своего князя. И странное выражение его тёмного лица заставляет молодого мужчину поёжится. Хозяин, заметив движение слуги, протягивает ему небольшой туго набитый мешочек.

Слуга:

— Ничего, обошлось, — показывая свою нетронутую шею.

Но всадник не убирает руку, и оруженосцу приходится забрать мешочек.

Голос Драгана: «Он приказал ждать его у таверны. Но я ослушался, впервые за 15 лет. Я тайно вернулся к нашему лесному убежищу».

* * *

Слуга таится за толстым стволом дерева, время от времени выглядывая из-за него. За деревом крошечная поляна с небольшим холмом, который при внимательном рассмотрении оказывается землянкой. Небо затянуто тучами, но дождь прекратился. У землянки дрожит тонкий ствол осины, рядом с которым брошен на землю какой-то серый мешок. Пощипывая траву, по поляне бродит конь. Слышно, как перекликаются горлицы.

До слуги доносится хруст веток: из-за землянки показывается князь. Тут серый мешок поднимается с земли — это человек, он привязан к дереву. Пленный пытается что-то говорить, но в рту у него кляп, сооруженный из веревки и обломка ветки.

Голос Драгана: «Я узнал его. Это был странствующий торговец. Вчера я встретил его на дороге и предложил переночевать у нас в землянке. Но он так и не появился».

Когда князь приближается к связанному, молящий голос срывается на визг. Но князь, спокойно склонившись над визжащим мужчиной, хватает его за волосы и оттянув голову назад впивается в шею жертвы. Тело пленника начинает мелко дрожать, слышны судорожные хрипы, кровь пропитывает серую одежду. Когда человек окончательно затихает, князь, отпустив его, поднимается. Голова мужчины свешивается на спину, из перегрызенной шеи торчат кровоточащие обрывки сосудов и мышц. Лицо князя бесстрастно, на нем ни пятнышка крови. Он деловито прикрывает тело какой-то дерюгой и грузит на коня.

Слуга, прячущийся за деревом, не смеет пошевелится. Его окаменевшее лицо застыло в маске фрустрации и ужаса.

Голос Драгана: «Как только он ушел, я забрал из землянки все наши тайные запасы: чёрный сок, порошок и, самое важное, чёрные колья — их оставалось не так уж и много. У меня был план, но я не понимал, насколько я ещё слаб. Насколько сильна надо мной его власть».

* * *

Ярко освещенная факелами опрятная таверна. За столами обедают и распивают приличного вида горожане. Туда-сюда снуют слуги с подносами и кувшинами. Князь входит со своим оруженосцем. Навстречу им выступает хозяин, высоченный, как столп, с каменным выражением лица:

— Это — на задний двор, — указывая на слугу.

Князь в ответ лишь приподнимает бровь. Лицо его бледно, глаза льдисты. Высокие залысины увеличивают и без того высокий лоб. Хозяин, смутившись, отступает и указывает на свободный стол.

Князь и оруженосец за столом. Перед ними кубки с вином. Князь ставит на середину стола небольшую закупоренную бутылку и выжидательно смотрит на своего слугу. Молодой мужчина начинает взволнованно дышать. Правой рукой он берется за кубок, а левая спрятана под столом — в ней он судорожно сжимает чёрный колышек.

Взгляд князя становится требовательным. В конце концов он хватает кубок слуги и выливает из него вино на пол. (Кто-то из гостей возмущается из-за разлитого вина.)

Голос Драгана: «Он всё глубже внедрялся в мой мозг, заставляя выпить из чёрной бутыли. Но я догадывался, что в ней — его кровь. Я видел, как тень удивления промелькнула на его лице — он не ожидал моего сопротивления. Он думал обмануть меня своим внезапным благоволением — впервые он привёл меня в таверну, впервые угощал как равного. Он думал, я выпью, не задумываясь, и он оставит мое сотрясаемое конвульсиями тело на растерзание толпы».

На лбу слуги выступает испарина, грудь ходит ходуном. Не сводя жёсткого взгляда со своего вышедшего из повиновения раба, князь сам наливает ему из чёрной бутыли. До боли стиснув зубы, слуга поднимает кубок и резким движением выплёскивает его содержимое. Князь не может сдержать охватившего его бешенства и обнажает зубы в хищном оскале.

Один из гостей, продолжая возмущаться из-за пролитого вина, шумно подходит к столу князя. На что тот легко отталкивает непрошеного свидетеля. Несмотря на лёгкий толчок, гость отлетает в другой конец таверны, по пути ломая столы и лавки.

В таверне поднимается гвалт. Кто-то кричит: «Это он! Он! Жги упыря!» Поднимается суматоха, летят обломки мебели, утвари. На стол князя падает горящий факел. Князь, вскакивая, хватает своего слугу за грудки. Но тут шею молодого мужчины пронзает стрела. Князь, беззвучно выругавшись, швыряет его на пол и скрывается в поднявшемся дыму.

Но слуга ещё не мёртв. Из последних сил он заползает под стол. Мимо него несутся рассвирепевшие гости таверны. Помещение заполняет дым. Дрожа всем телом, мужчина вытаскивает из своего мешка склянку. Силы оставляют его, он падает навзничь. На глазах у него выступают слёзы, ноздри раздуваются, лицо становится пунцовым. Наконец он открывает склянку, подносит к лицу и, помедлив ещё мгновение, разом вытряхивает её содержимое себе в рот.

Голос Драгана: «Как я был слаб! Я хотел жить. Я утешал себя мыслью, что делаю это ради того, чтобы избавить мир от князя. Но это был просто страх. Животный страх смерти. И я стал животным, отравив свою кровь соком чёрного дерева».

Из горящей таверны, шатаясь, выходит мужчина. В шее у него застряла стрела. Пройдя несколько шагов, он выдёргивает стрелу и идет дальше. Ни открывшаяся безобразная рана, ни густая струя крови, сбегающая по шее, никак не волнуют его. Он лишь спешит уйти подальше от горящего здания в спасительную тьму. Его белёсые глаза бессмысленно вращаются в глазницах, то и дело закатываясь под веки.

* * *

Бэла шмыгает носом, хмурится. Поколебавшись, снова склоняется над телефоном.

Голос Драгана: «Sem bil mrtev do sončnega vzhoda. (К рассвету я был мёртв.) Меня похоронили на местном кладбище в безымянной бедняцкой могиле. Я очнулся, когда меня позвала ночь».

В беспроглядной темноте что-то гулко пульсирует, что-то бьется с вибрирующим утробным звуком. Нет ни верха, ни низа, ни сторон света — только бесконечная, бьющая по вискам ночь.

Какой-то красноватый туман, ни свет, ни блеск, ни луч. Он манит к себе. Что-то скрежещет, осыпается и стонет. Красный туман заливает глаза. Он звенит на невыносимо высокой ноте, он заглушает пульс ночи.

В тумане вспыхивают кровавые сгустки, иногда бесформенные, иногда напоминающие диковинные человеческие фигуры — перекрученные, искорёженные. Вспыхивают и растворяются, разлетаются, как песок на ветру. Фигуры тянутся друг к другу, они тоскуют, они страдают в этом тяжелом тумане. И пронзенные чистой звенящей нотой, улетучиваются без следа.

Вот две скорбные тени находят друг друга. Их стон прорезает туман, он отступает перед ними. Они неприкасаемы. Они одиноки в своем бесконечном горе. Ни тьма, ни мгла, ни кровавая бездна не может вынести их боли. Они не рассеиваются, не тают, они длятся, они заполняют собой ночь.

Исчезающий красный застревает в темноте. Рывок — ловушка, рывок — ловушка… И крик! И взрыв! И снова ночь.

Земля дрожит и взлетает вверх фонтаном. Из-под земли появляются руки, руки взрывают почву и освобождают из могильного плена тело молодого мужчины. Он поднимается из земли удивительно чистый. Лишь грубый саван, обернутый вокруг его фигуры, испачкан сырой грязью.

Мужчина озирается. Он на ночном кладбище. Полная луна освещает голубоватым светом кресты и надгробия. Резкие тени близлежащего собора ложатся на могильные плиты и склепы. Где-то ухает филин, и шум его крыльев вспугивает напряженную тишину.

Голос Драгана: «Я встал, потому что не мог больше выносить всепожирающее одиночество ночи. Ад глядел на меня, но не принимал в свою пучину. Этот кроваво-серый морок, этот студенистый туман, где ни жизнь, ни смерть больше не имели смысла, был хуже любого ада. И я встал».

Мужчина, опустившись на колено, прикладывает ладонь к могиле, из которой только что поднялся, пальцы его начинают мелко дрожать, и он отдёргивает руку. Как может, он ровняет разрытую землю.

Он выходит за кладбищенскую ограду. Чуть поодаль видны два свежих холмика — неосвященные могилы. Подойдя ближе, он поднимает чахлый венок с одной из могил.

Скорбные тени в красноватом тумане безнадёжно льнут друг к другу.

— Самоубийцы, — шепчет восставший мертвец и бросает венок назад, и тот сейчас же распадается, рассыпая по чёрной земле бледные лепестки.

Мертвец оглядывается на кладбище. Какое-то мимолётное движение заметно в режущих ночь тенях. Ближе, ближе и ближе, и чья-то синюшная морда прижимается к ограде. Мужчина, не выражая ни малейшего испуга, спокойно наблюдает за незнакомым существом.

И тогда изо всех кладбищенских закоулков начинают выползать бледные, голые, абсолютно безволосые твари. Их мертвенная кожа отливает сине-зелёным. Их фигуры, бугристые и нелепо вытянутые, больше похожи на тела больных животных. Но отвратительные морды ещё хранят отпечаток человечности. И в то же время глаза, утратившее всякое разумное выражение, светятся тускло и бесцветно, как мёртвые камни. Перебегая освещенные луной места на четвереньках, они жмутся к тени, громко и жалобно повизгивая на бегу.

Мертвец внимательно вглядывается в гримасы своих новых соседей:

— Чего вы хотите?

Но они лишь тонко стонут в ответ или гортанно клокочут, обращаясь друг к другу. Толпу из десяти или двенадцати тварей расталкивает фигура, крепко стоящая на двух ногах. Это чудовище смотрит более осмысленно, хотя члены его уже искажены и неестественно вывернуты, а кожа такая же отталкивающе серо-зелёная, как и у других. Оно единственное заговаривает с мужчиной хлюпающим, как густая осенняя грязь, голосом:

— Приветствуем тебя, новичок!

— Чего они хотят?

— Всего лишь сладкой человеческой крови, горячей восхитительной крови! — смакуя каждое слово, отвечает тварь, и вся толпа в унисон ему мечтательно клокочет.

Мужчина инстинктивно отступает:

— Упыри!

Существо издает нечто похожее на смешок:

— О! Не волнуйся ты очень скоро станешь таким же красивым, как мы. Человеческая кровь — драгоценнейший деликатес. Но кровь низших тварей поддерживает нас ничуть не хуже, как видишь, — говорящий иронично и издевательски разводит руки, демонстрируя свое уродливое тело.

Мужчина снова делает шаг назад. Упыри начинают суматошно верещать. Некоторые из них, повиснув на прутьях ограды, принимаются судорожно сотрясать её, раскачиваясь из стороны в сторону, словно злая карикатура на обезумевших приматов.

— Приведи нам человека! Чистого юношу! Невинную деву! — кричит говорящий упырь.

Однако новичок не отзывается на призывы сородичей. Тогда один из них, перемахнув через ограду, под всеобщие визги и верещание прыгает на мужчину и вцепляется в его голову. Но одним лёгким и точным ударом жертва отбрасывает напавшего назад к ограде, на которой он, оглушенный, беспомощно повисает.

Говорящая тварь саркастически:

— Герой! Силач! — и переменив тон на серьёзный, — Да, ты сильнее нас, пока, и видом больше напоминаешь человека, но нутро твое мертво, как и наше. Если брезгуешь кровью людей, то очень скоро не сможешь поймать никого крупнее крысы. И тогда — увы и ах! — эта кожа тёплого оттенка, совсем как живая, потускнеет, глаза выцветут, волосы поредеют и выпадут. Скоро, ох как скоро! И ты будешь неотличим от животного, от презренной твари.

Но мужчина не выглядит испуганным, угрозы не возымели на него никакого эффекта. С твёрдым спокойствием он бросает:

— Я ухожу!

Толпа монстров снова взрывается противным улюлюканьем, перекрывая шум, вслед уходящему летят грозные слова:

— Куда ты уйдешь, мертворожденный, от своей могильной утробы?!

Голос Драгана: «Предводитель кладбищенских вампиров был прав. Куда бы я ни пошел, изнуряющий холод пронизывал мое мёртвое тело. Солнце леденило и пило силы. Чёрная кровь стыла в венах, причиняя острую режущую боль. Лишь живая кровь и земля родной могилы согревали и исцеляли. Тёплый пульс той самой «могильной утробы», такой невыносимо оглушающий по ночам, днем баюкал и успокаивал. У меня не было выбора».

* * *

Мертвец, всё ещё закутанный в свой саван, пробирается по ночному околотку. Он шныряет из одних кустов в другие, стараясь держаться подальше от домов. Но время от времени тишину ночи всё-таки взрывает истошный собачий лай, и мужчине приходится ускоряться.

* * *

На рассвете. Широкое белое небо. Обнажившийся до черноты лес вдали от человеческого жилья. Край огромного поля, схваченного седой изморозью. Мертвец разрывает землю под приметным валуном. Извлекает из ямы мешок.

Он одет в свою прежнюю бедняцкую одежду. Прикрыв кровавые пятна на плечах рогожей, взваливает на спину свою ношу и углубляется в лес. Лицо его подрагивает, зубы крепко стиснуты, словно от боли.

* * *

Крошечная поляна посреди леса. Всё пусто и спокойно, лишь где-то вдалеке чирикают пичужки. Из-за дерева осторожно выглядывает мужчина в бедняцкой одежде, в руке он сжимает чёрный колышек. Лишь мгновение он всматривается в окружающую обстановку, и сейчас же напряженное выражение на его лице сменяется разочарованием. Землянка полностью разрушена, а рядом темнеют остатки холодного кострища. Мужчина обессиленно опускается на землю. Его тело сводит судорога, пытаясь унять её, он до хруста костей стискивает свои плечи.

* * *

Шатаясь и спотыкаясь, мужчина в бедняцкой одежде бредет по оживленной рыночной площади. Встречные и обгоняющие нещадно толкают его. Он бредет без очевидной цели, вжимая голову в плечи, ёжась и вздрагивая, несмотря на приветливо пригревающее солнце. Его взгляд безучастно скользит по прилавкам, заваленным всевозможной снедью: изумительные жёлтые лоснящиеся сыры, горы румяных пухлых хлебов, глянцевитые овощи, тонущие в море изумрудной зелени, и соблазнительно пёстрые, полупрозрачные от тягучего янтарного сока россыпи яблок, и искрящиеся, истекающие медом сласти…

Глаза мужчины раз за разом перескакивают с лавок, заполненных товаром, на шеи и руки торговцев, на тонкие запястья мальчиков-посыльных, на пухлые щёки служанок. Кожа, освещенная солнцем, разогретая суматохой рынка, играет всеми оттенками живой крови.

Он притормаживает у прилавка мясника. Груды красного и розового мяса, захватывают его внимание. Хозяин грубо гонит его прочь, но какая-то девочка, лет 7-8-ми, в белоснежном передничке и чепчике, из-под которого выбиваются золотистые локоны, с ангельской улыбкой подает ему свёрток из своей корзины.

Мужчина в бедняцкой одежде, несмотря на дрожь и слабость, спешит уединится в каком-то тёмном пустынном закоулке. Сев прямо на грязный дощатый тротуар, мужчина трясущимися руками разворачивает подарок. В нем истекающее кровью телячье сердце. Жадные губы впиваются в кровавую плоть, зубы рвут нежное мясо. Но спустя мгновение, мужчина роняет свёрток, его начинают сотрясать конвульсии, на губах выступает чёрная пена.

Мужчина поднимается из грязи и садится у стены. Поза его полна безысходного отчаяния. Переулок по-прежнему пуст, только худющая бездомная шавка лениво переходит от одного угла к другому. Вдруг, потянув воздух носом, она трусит к сидящему мужчине. Подбежав, она начинает с аппетитом уплетать валяющееся на земле сердце. Мужчина поднимает обессиленную руку и нерешительно гладит доверчивую дворнягу. Над переулком разлетается испуганный собачий визг.

* * *

Вечереет. Из тени собора выскальзывает мужчина в бедняцкой одежде. Движения его тверды, нет и следа прежней усталости и дрожи. Запоздавшие горожане, оставляют соборную площадь. Быстро догорает пунцовая полоса на западе небосклона. Слышно как лязгает засов соборных ворот. За собором ощетинилось крестами тёмное кладбище. Мужчина направляется к нему.

В это время площадь пересекает какой-то оборванец. Он пьяно шатается из стороны в сторону, то бубня что-то себе под нос, то выкрикивая неразборчивую тарабарщину. Пьяный присаживается у паперти и достает долбленую из тыквы баклажку. Его багровое лицо покрыто шрамами и глубокими морщинами. Редкая плешивая борода торчит слипшимися клоками. Непокрытая голова перевязана засаленной тряпицей. Размахивая баклажкой, он начинает припевать:

Мужчина, направившись было к кладбищу, приостанавливается возле нищего. Тот благодушно приглашает:

— Выпьем, друг!

* * *

Странная горбатая фигура движется по ночному кладбищу. В самом дальнем конце погоста, у бедняцких могил, фигура распрямляется и сбрасывает горб на землю — это тело нищего. Из тьмы материализуется предводитель упырей. Его изможденное белёсо-синюшное тело мелко подрагивает, как бы в возбуждении:

— Он мёртв?

— Просто мертвецки пьян.

Упырь криво ухмыляется в ответ. Тут же со всех сторон, довольно клокоча и повизгивая, стекаются его сородичи. Но предводитель повелительно поднимают руку, и все останавливаются в нетерпеливом ожидании. Главарь подходит к нищему, поднимает его левую руку и, обнажив её до локтевой впадины, пригласительно смотрит на новичка.

Мужчина в бедняцкой одежде молча принимает приглашение. Присев у тела, он достает флягу, долбленую из тыквы, выплёскивает из нее остатки вина и, разбив, подставляет под локоть. Пристально наблюдающие за ним упыри взрываются гортанным клёкотом. Мужчина поясняет:

— Я не хочу его смерти.

Предводитель снова делает повелительный знак, и шум стихает.

Новичок подносит тыквенную чашу, наполненную кровью, к губам. Все вокруг замерли в непонятном тревожном напряжении. Сделав один глоток, мужчина падает замертво. Упыри, уже ничем не сдерживаемые, набрасываются на нищего. Слышно их довольное повизгивание и отвратительные чавкающие звуки.

Новичок приходит в себя. Он успевает увидеть, как упыри утаскивают куда-то во тьму бездыханное тело. Рядом присел на корточки предводитель кладбищенского племени. Его безобразное лицо с плоским носом и вывернутыми губами кажется почти по-человечески задумчивым. Заметив, что молодой вампир очнулся, он с готовностью комментирует происходящее:

— Не волнуйся, прятать мёртвых на кладбище мы умеем.

Мужчина с трудом приподнимается, потирает ладонями плечи:

— Как холодно! Что случилось?

— Мёртвая кровь.

— Но…

Упырь отвечает с усмешкой:

— Не доверяешь своему опыту? — Сразу переходя на серьёзный тон, — Это кровь была мёртвой. Запомни, живая кровь только та, которая льется из жил прямо тебе в глотку.

Старый вампир сочувственно смотрит на новичка, а затем, притронувшись к его подбородку, рассматривает его лицо в призрачном свете первых колких звёзд:

— Твои глаза, — глаза молодого вампира потеряли свой тёплый карий цвет, теперь они отливают холодной зеленью, — Что ты съел? Крысу, кошку, собаку?

Молодой в ответ лишь кивает.

— Я предупреждал.

— Не важно… Откуда вас здесь столько?

— Это мой народ! — с ироничной гордостью, — Недостаточно, смышленый, правда, чтобы как следует служить своему господину. Последнее, что они сумели самостоятельно добыть, была издыхающая коровёнка. А тебя обратил твой хозяин?

— Хозяин?

— Тот, который считает себя князем.

— Нет, я сам, — в голосе слышна горечь.

— И что же привело вас обоих в эти края? Вы ведь нездешние?

— Мы выслеживали князя Стрега.

С сарказмом:

— Вампир охотится на вампира! Куда катится этот мир!

Новообращенный, опуская взгляд:

— Я не знал… Я думал, мы занимаемся благородным делом.

«Патриарх» ободрительно хлопает его по плечу:

— Месть — благородное дело, мой мальчик! Никогда не упускай шанса отомстить. Особенно тому, кто лишил тебя надежд.

— Откуда ты знаешь?

С аффектацией и театральными жестами:

— О! Все знают историю проклятого князя и преданного им брата. Падение рода Невара! Последний акт драмы — что предпочтет благородный герой, единственная надежда рода, гибельную дерзость или тупое существование?

— Ты всё знал с самого начала?! — молодой собеседник обескуражен и посрамлен.

Упырь отвечает тоном заправского философа:

— Ну, всего никто не знает. Однако у меня есть определенное знание, которым я готов поделиться с тобой. В обмен на услугу, разумеется.

С раскаянием:

— Я вел себя, как идиот.

Клекочущий голос звучит по-отечески благожелательно:

— Как благородный идиот, прошу заметить. Итак, ты готов слушать?

Кивок.

— Твой хозяин ищет тебя. Днем он разведал твою могилу, этой ночью явится по твое мёртвое тело. Что будешь делать?

— Надо устроить засаду.

По-видимому довольный таким ответом упырь тем не менее берет провокационный тон:

— Может, лучше наберешь своей землицы в мешок и пересидишь где-нибудь в укромном месте.

— Нет, — без раздумий.

— Ценю твою решимость. Я предлагаю вот что. Я лягу в твою могилу, а ты спрячешься поодаль. Когда он попытается тебя, то есть меня, уничтожить, ты нападешь.

— Лучше я буду лежать в могиле.

— В своей могиле ты сразу уснешь, а я нет.

— Но он поймет, что это не я.

— Отдашь мне свою одежду.

— Меня похоронили без одежды.

— Он вряд ли об этом знает.

Молодой вампир с сомнением на лице:

— Мне не нравится. Пусть ляжет один из них, — делает выразительный взгляд в темноту.

С сожалением:

— Не хочу показаться высокомерным, но мой жалкий народец достаточно туп, чтобы провалить всю авантюру. Решайся!

После нескольких секунд размышлений:

— Хорошо! Что ты просишь взамен?

Упырь делает хитрую гримасу и, выдержав паузу:

— Мне нужна твоя сладкая мордашка.

Недоумение новичка явно веселит старого вампира. Насладившись эффектом:

— Это не то, что ты думаешь. Мне нужны твои волосы и кожа лица. Я срежу их для себя.

Мужчина отшатывается. Упырь спешит успокоить:

— Ну-ну! Ты ничем не рискуешь. Поспишь денек-другой в родной землице, и снова — красавчик!

Молодой вампир оживляется:

— Значит, и мои глаза?

— Нет-нет! Этого уже не изменить, — говорящий красноречиво указывает на свою уродливую морду, — Или ты полагаешь, мы здесь настолько отупели, что не в состоянии лечь в собственную могилу?

Собеседник прячет разочарование, опуская глаза.

— Так как на счёт моего нового лица?

— Но… — лицо мужчины искажается в тревожном замешательстве.

— О! Как мило! Ты боишься боли. Мало ты ещё знаешь о наслаждениях жизни, если боль пугает тебя. Ты, презренный мертвяк, не различающий запахов и вкуса, тебя не согревает тепло солнечного дня, не приносят удовольствия ни дорогое вино, ни изысканные кушанья. И лишь боль ты можешь чувствовать в полной мере, как любой из людей. Возлюби боль, животворящую боль, она пуповина, питающая твою человечность!

Новичок подавленно молчит. Предводитель кладбищенских упырей весьма доволен собой:

— Ах, я хорош! Ещё не умер во мне артист! Со своим новым лицом я определенно буду иметь успех при лучших дворах Карантании и Баварии. Эх, моя бурная юность!

Молодой вампир прикован цепью к кресту. Взошедшая луна тяжелым красноватым медяком висит над кладбищем. В её неверном свете морда старого упыря кажется не такой уж и мерзкой. Выставив перед собой указательный палец с чрезвычайно длинным тонким ногтем, он склоняется над связанным и одним точным, почти изящным движением делает круговой надрез по краю бороды. Препарируемый стонет сквозь стиснутые зубы, глаза его крепко зажмурены.

Упырь, любовно мурлыкая, переходит к затылку:

— Отвечая на твой вопрос: да, я был артистом — музыкантом и поэтом. И не постесняюсь этого выражения, гениальным артистом! Может быть, публика и не знала моего имени, но — клянусь своей могильной утробой! — они наслаждались моими творениями.

Связанный стонет всё сильнее и дёргает головой. Новоявленный анатом умиротворяюще тянет:

— Ну-ну… Послушай-ка хорошей поэзии — это тебя успокоит. Вот, к примеру, эта куртуазность в свое время имела большой успех.

Молодой вампир, получив передышку, хрипит:

— Куртуазность?

Упырь, как истинный художник, любуется результатами своего труда — надрез ровной чёрной линией опоясывает голову. Чёрная кровь густо сочится из свежеразрезанной плоти.

— Красивое слово, правда? Мой перл. Надо бы ввести его в моду лет эдак через двести-триста. Наш век слишком груб для изысканной любви. Почитать ещё?

Поэтически настроенный анатом приступает к снятию кожи, оттягивая край на шее под бородой. Пациент взвывает — с вязким хлюпающим звуком обнажаются синеватые мышцы и тут же покрываются кровью, превращая лицо в жуткое чёрное месиво. Цепь, сковывающая тело вампира, звенит и натягивается, видно как некоторые звенья начинают расходится.

— Нет!.. — не сдерживается новичок.

— Ну и зря, — преувеличенно обиженным тоном. — Жизнь — это любовь, а что следует из любви? Болезнь. Из болезни — смерть. Из смерти — новая жизнь. Круг замкнулся. Увы, для всех, кроме нас, проклятых тварей.

Упырь удовлетворенно выпрямляется, поднимая к луне истекающую кровью кожаную маску. Связанный бессильно повисает на своих цепях. Глаза, оставшиеся без век, дико блестят на чёрном лице.

Над безлицым, лежащем на земле, склоняется его лицо. Оно приветливо улыбается ему, оскаливает зубы. Обезображенный вампир скалится в ответ.

— Жить не будешь, но и не умрешь, — глубокомысленным тоном комментирует замаскированный упырь, — сейчас бы чёрного порошка тебе.

Сдавленным голосом:

— Ты знал о порошке… Как?

— Не волнуйся, мой юный друг, и ты этому научишься. Напрягай слух.

Упырь посыпает лицо прооперированного чёрным порошком, сидя у него на груди. Лежащий вампир, не сдержав крика боли, рвется сбросить своего мучителя на землю. Но предусмотрительный экзекутор крепко держится за ближайший крест. От окровавленной головы поднимается дымок, плоть, оплавляясь, шипит.

Новичок всё ещё лежит на земле, глаза бездумно пялятся в небо, лицо уже не дымится и не кровоточит. Упырь, сидящий рядом в расслабленной позе, с наслаждением поглаживает свое новое лицо. Молодой вампир, как будто говоря сам с собой:

— Тебя обратила женщина…

— Ты уже делаешь успехи. Глядишь, ученик скоро превзойдет своего учителя.

Молодой поворачивает голову в сторону своего «учителя», влажные обнаженные глаза отвратительно выделяются на обуглившемся лице.

Упырь охотно развивает тему своего обращения:

— Да, меня обратила женщина, вампиресса. И не просто обратила, а спасла от мучительной медленной смерти в собственном дерьме. Воспаление мозга — паралич. Целый месяц я валялся, как бревно, на захолустном постоялом дворе, и моя вонь перебивала весь смрад этого затхлого места.

И вот одной волшебной ночью явилась она, моя богопротивная фея. Навалилась на меня своими синюшными телесами. И я восславил приближение смерти, и запечатлел благодарственный поцелуй на лысой макушке своей последней любовницы.

Она ответила мне взаимностью. Но недолго длилось наслаждение — очень скоро меня охватила неимоверная боль, пожиравшая мои члены, словно адское пламя, уготованное мне нашей пресвятой церковью. Не имея возможности двигаться, я лишь выл и стонал в бесконечной агонии. И она, мой кровожадный ангел, снизошла ко мне, подарив мне каплю своей губительной крови. И растворилась во тьме. Не знаю её дальнейшей судьбы, ну а моя — тебе известна.

Пафос его речи необычайным образом контрастирует с его карикатурно уродливой фигурой. Молодой вампир, ещё не оправившийся от экзекуции, лишь слабо кхекает в ответ.

— Благодарю, мой друг. Твое мнение бесценно. А теперь о тебе. Что ты намерен делать в случае, если наша авантюра пройдет гладко?

Собеседник, не отвечая, устремляет глаза в небо.

— Ты пытаешься что-то скрыть от меня, — упырь нависает над ним, ловя его взгляд, — Ах, это…

Разочарованно усаживается на место:

— Увы! Этот путь не для меня, разве что я заскучаю по неконтролируемым испражнениям. А ты рискни — попробуй вернуться. Но не с этим лицом. Красноречием, как вижу, ты не наделен, так что молодецкий вид — твой единственный шанс на любовь юных дев.

— А ты всё о любви… — без особого выражения.

Упырь вдохновенно:

— Изо всех утех плотской жизни больше её мне не хватает разве что вкуса доброго вина. Существование упыря имеет свои преимущества, но… Вампирскую страсть питает чёрная кровь, такая же гибельная, как и наши ядовитые клыки. Человеческую страсть питает горячая плоть, слишком быстро, впрочем, сгорающая.

— Я не понял ни слова, — безразлично.

Старик издает нечто вроде ядовитого смешка:

— Что ж сам узнаешь, если до этого дойдет. А теперь пора раздеваться.

Голос Драгана: «Глядя сквозь глубину всех этих веков, я, наверное, уже не смогу хорошо передать того, как я отнёсся к старому циничному кровососу. Теперь бы я сказал, что он был слишком хорош для обоих миров. Тогда я думал только о себе. Я упустил его из вида, и больше никогда наши пути не пересеклись. Погиб ли он, существует ли до сих пор, я не знаю, да и не хочу знать».

* * *

Ночь тускнеет, предрассветные сумерки. Меж могил клубится синеватый туман. Из тумана вырисовываются три человеческих фигуры. Один грузный мужчина с ключами и слабым масляным фонарем и пара амбалов с лопатой и киркой — очевидно, кладбищенский сторож и могильщики. Сторож указывает могильщикам место:

— Принимайтесь!

Работники, размяв руки, начинают рыть:

— Холод собачий!

— А ты не стой без дела, вот и согреешься!

— Не по-христиански это — мертвецов-то тревожить…

— Тебе-то что?

— Надо бы рассказать святому отцу. Может, он колдун! Чернокнижник!

— Но-но! Ты работай давай!

— А пусть его рассказывает! Может, он и чернокнижник, но серебро у него настоящее. Нам больше достанется.

После непродолжительного молчания, заполненного кряхтением и звуками ударов инструмента о твёрдую землю, слышится осторожное бормотание:

— Ну… можно и потом рассказать, конечно…

Сторож примирительно:

— Вот-вот! Не дури, смотри…

Могильщики углубляются в работу.

Сторож заглядывает в разрытую могилу и, перекрестившись, уходит. Издалека доносится его голос:

— Господин! Всё готово! Извольте!

Звон монет.

В тенистой мгле, разреженной туманом, густым чёрным пятном разрастается фигура князя. Лёгкие шаги едва слышны в мёртвой кладбищенской тишине. Молодой вампир (без лица и без одежды), сидящий за массивным надгробием, напряженно поднимается на ноги и прижимается к серой плите. Его волнение выдает небольшая дрожь в плечах.

Князь всё ближе к засаде. Уже видно его серое бесстрастное лицо, правая рука покоится на мече. Молодой вампир лишь сильнее вжимается в тень. Князь проходит так близко от затаившегося, что становится заметен стеклянный блеск его бесцветных глаз. Как только тёмная фигура исчезает за надгробием, бывший раб бросается в атаку.

Однако жертва встречает нападающего лицом к лицу и обрушивает на него мощный удар серебряного меча. Молодой вампир успевает немного дёрнуться в сторону и получает глубокую рану у основания шеи. Не устояв, он падает. И тут же над кладбищем раздается пронзительный свист, и со всех сторон хаотичной толпой к месту стычки несутся безобразные упыри.

Князь, повернувшись спиной к надгробию, отшвыривает от себя налетевших тварей. Некоторых он отбрасывает левой рукой, других разит мечом. Отрубленные конечности и капли густой чёрной крови устилают кладбищенскую землю. Вопли боли разносятся над серыми рядами могил.

Молодой вампир (вся верхняя часть его тела залита чёрной кровью), прижав рану рукой, предпринимает ещё одну попытку напасть. Улучив момент, когда упыри нахлынули на противника с новой силой, он бросается на врага сбоку. Чёрный кол в его руке уже в нескольких сантиметрах от груди князя, но тут князь ловко швыряет в нападающего обезглавленное тело упыря. Сбитый с ног молодой вампир теряет равновесие, и соперник, успев перехватить атаку ещё одного упыря, прыгнувшего на него сверху, пронзает мечом шею поверженного раба.

Захлебываясь собственной кровью, побежденный вампир пытается отползти прочь. Мимо беспорядочно носятся на четвереньках подвывающие и истекающие кровью твари. Мелькают чьи-то ступни обмотанные грубой небеленой холстиной, с привязанными деревянными подошвами. Хрипловатый голос презрительно изрекает:

— А вот ты где, сукин сын!

В этот момент воздух взрывает грозный бой соборных колоколов. Издалека доносятся крики людей.

Голос Драгана: «Я очнулся на следующую ночь в своей могиле. Не помню, что дополз до нее. Может, один из упырей свалил меня туда. Из-под земли я слышал, как люди бродят среди могил, громко и тревожно окликая друг друга. А время от времени до меня долетал жалобный гортанный вопль моих сородичей. Я трусливо пережидал разразившуюся бурю. Когда я встал, через несколько недель или через месяц, кладбище было пусто. Вряд ли бедные твари могли бросить свои могилы. Я же мог это сделать. Пока ещё мог».

Безмолвное кладбище погружено во тьму. В слабом свете звёздного неба лишь слегка вырисовываются контуры крестов, надгробий и склепов. Среди них выделяются несколько со следами разрушения — единственное свидетельство произошедшей недавно бойни. Одинокий вампир, соорудив из рогож некое одеяние, похожее на нищенское рубище, сгребает землю из своей могилы в мешок, взваливает свои пожитки на спину и, не оборачиваясь, уходит в непроглядную безлунную ночь.

* * *

Бэла отрывается от чтения, глядит на время: «03:06». Тихо ругается. Фонари за окном уже не горят. Единственный свет в большой комнате исходит от экрана телефона в руках Бэлы. В доме стоит мягкая сонная тишина, лишь еле слышно урчит холодильник. Подумав секунду, Бэла встает из-за стола и осторожно направляется на кухню. Начинает греметь в темноте посудой.

Скрипит дверь. На кухне появляется Ирена, закутанная в пушистую шаль. Вопросительно изогнув бровь, шёпотом интересуется:

— Ne morete spati? (Вам не спится?)

В первое мгновение Бэла смотрит на Ирену с полным непониманием и даже с испугом, комично округлив и без того круглые глаза, а потом облегченно выдыхает:

— Уфф! Извините! Забыла, на каком я свете. Кофе захотелось.

Ирена смотрит на Бэлу с напряженным вниманием, но, очевидно, не понимает её слов.

— Или чай.

— Oh! Čaj! Ali bi raje kavo? (А! Чай! А, может, лучше кофе?)

Бэла энергично кивает:

— Каво! Каво! (Искаженный словенский: «Кофе, кофе».)

В тёплом круге света от небольшой настольной лампы с зелёным матерчатым абажуром появляется чашка густого дымящегося кофе. Ирена присаживается за стол рядом с Бэлой, которая уже придвигает чашку к себе:

— Pravzaprav, zakaj ne spite? Ni Vam dobro? (Так почему же Вы не спите? Плохо себя чувствуете?)

Бэла с благодарным взглядом приподнимает чашку:

— Спасибо за кофе! Хвала! И нет-нет! Без скырыби! (Искаженный словенский: «Не волнуйтесь!») Мне нужно кое-что прочитать.

Ирена отрицательно качает головой. Бэла, показывая телефон:

— Чтение… Книга…

— Knjiga? (Книга?) — Ирена тянется к телефону.

Бэла:

— Поможете? Помогати? (Искаженный словенский: «Помогать».)

– Želite, da Vam to berem? (Хотите, чтобы я Вам прочитала?) — Ирена с интересом вглядывается в текст, — To je roman? (Это роман?)

— Роман! — Бэла с надеждой смотрит на Ирену, потягивая кофе.

Ирена:

— Prehod v vampirja? (Обращение в вампира?) — и с удивлением повторяет: — Vampir? (Вампир?)

— Это роман о вампирах, — поспешно поясняет Бэла и просительно складывает ладони, — Пожалуйста! Просим! (Искаженный словенский: «Пожалуйста!»)

Ирена, сделав глубокомысленное лицо, произносит с некоторой неуверенностью:

— Roman o vampirjih. Zanimivo, (Роман о вампирах. Интересно.) — но бросив ещё один взгляд на лицо Бэлы и поймав её умоляющий взгляд, сдается: — Dobro. Ko samo malce. Torej, «Prehod v vampirja». (Ладно. Если только немного. Итак, «Обращение в вампира».)

— Нет-нет, это я уже прочла. Другое. Алкимист.

Ирена было нахмуривается, но, дослушав Бэлу, с пониманием кивает:

— Ja. Jasno je. (Ага. Понятно.)

Ирена прокручивает текст и начинает читать: «Alkimist. Trinajsto stoletje. Češka država.

Ne smej biti presenečen, da sem preskočil čez leta in stoletja. Ne pišem to ravno zate, čeprav si ti, ki ga imam za sogovornika, ko govorim o svoji sramotni preteklosti — očitno nisem sposobna biti z njim sam, celo ko ga spremenil v zanimivo basen. Ne pišem to ravno zate, pišem to zaradi pomiritve svoje črne vesti. Zato tolika del mojega obstoja je vržena iz moje zgodbe. Kar je ostalo, ni prišlo sem zaradi pomembnosti, ampak zaradi ogabnosti. Zaradi tega mi oprosti in sprijazni se.

Sled kneza je bila brezupno izgubljena. Sem v prazno šel iz enega mesta v drugo. Poleg tega, Sem se bal oddaljiti se preveč od od mojega rodnega groba.

(Алхимик. XIII век. Королевство Богемия.

Пусть тебя не удивляет, что я перескакиваю через года и столетия. Я пишу это не столько для тебя, хотя именно тебя я имею в виду своим собеседником, когда пересказываю свое постыдное прошлое — очевидно, я не способен остаться с ним один на один, даже превратив его в занятную побасёнку. Я пишу это не столько для тебя, сколько для успокоения своей чёрной совести. Поэтому большая часть моего существования выброшена из моего рассказа. А то, что осталось, попало сюда не в силу своей значимости, а в силу своей гнусности. Так что не обессудь и смирись.

След князя безнадёжно затерялся. Напрасно я ходил из одного селения в другое. К тому же я боялся далеко уходить от своей родной могилы.)

Ирена спотыкается о фразу:

— Rodni grob? (Родная могила?)

Бэла с готовностью комментирует:

— Он вампир.

Ирена вздёргивает брови, но всё-таки возвращается к чтению: «Škatla z zemljo je postala moja stalna spremljevalka. Osamljen nočni popotnik je pogosto pritegnil pohlepno pozornost». (Ящик с землей стал моим постоянным спутником. Одинокий ночной путешественник часто привлекал алчное внимание.)

* * *

Голос Драгана: «Vendar, kot veš, takšna pozornost bolj je mi pomagala. (Впрочем, как ты понимаешь, такое внимание шло мне больше на пользу.) Проведя день в близлежащем лесу или овраге и надёжно припрятав там свои «сокровища», я входил в селение на исходе дня. До наступления утра я уже выяснял, что князь здесь никогда не появлялся, и, подкрепившись, двигался дальше.

Обычно я не проводил нигде дольше одной ночи. Несмотря на то, что я давно научился скрывать от людей леденящую боль, пронзающую мое тело днем, мне казалось опасным медлить там, где я уже пролил человеческую кровь ради собственного пропитания. Но однажды пришел день, когда я изменил своему правилу».

Летнее бирюзовое небо с одного края наливается холодной синевой, а с другого — мерцающей зеленью. У горизонта пронзительно остро лучится первая звезда. Разношёрстная толпа топчется на небольшой мощеной площади, где уже сгустились сумерки. В середине площади журчит фонтан. С трех сторон площадь окружена каменными зданиями. Одно из них, массивное, двухэтажное, с высокими полукруглыми окнами, занимает внимание толпы.

Там за окнами второго этажа ярко и празднично. Мелькают бархат и атлас, блещут бриллианты и жемчуга. Наружу летят сладкие звуки лютней и флейт. Чернь жадно наблюдает за веселящейся знатью. Кто-то даже громоздится на каменном ограждении фонтана, стараясь обеспечить себе обзор получше. Свет, льющийся из высоких мелкостекольчатых окон, золотит обращенные вверх лица.

Но вот площадь освещается горящими факелами, в толпу вкатывают три объемистые бочки.

— Его Милость герцог угощает всех добрых горожан из своих погребов! Пусть поднимут…

Восторженные крики заглушают слова глашатого. На площади разворачивается свой праздник. Музыкант терзает смычком писклявую скрипочку-виелу. Кто-то пытается подпевать, несколько энергичных парочек пускаются в пляс. В кружках плещется вино и пиво, блестят улыбки и разгоряченные выпивкой лица. Веселые голоса сливаются в один бурлящий живой радостью гул.

Сквозь толпу проталкивается ничем не примечательный мужчина тридцати лет. Одежда его проста и поношена, но вполне прилична для небогатого горожанина. Лицо густо заросло тёмной бородой. Глаза скрыты под низко надвинутой войлочной шапкой. Однако время от времени, высоко вздёрнув голову, он останавливает пристальный взгляд на ком-то из толпы, и тогда видно, что глаза его прозрачны и холодны, как лед.

Голос Драгана: «Толпы гуляк были самым лучшим источником городских сплетен и новостей, а также всякого рода маленьких секретов и больших тайн. Даже если люди ни о чем таком не говорили, то не могли не думать. Утолив свое любопытство, я слонялся в топе, намечая жертву для утоления жажды».

Несколько парней отделяются от толпы на площади. Они в лёгком подпитии, но ещё твёрдо держатся на ногах. Горлопаня и пританцовывая, они спускаются на городские улицы. Время пока не позднее. Из окон домов на мостовые льется свет, тут и там навстречу парням спешат горожане, не успевшие к началу гулянья. Держась на приличном расстоянии, за весёлой компанией не спеша следует обладатель холодных льдисто-голубых глаз.

И вот оживленные улочки остаются позади. Свет в окнах мелькает всё реже. Группа друзей сократилась до двух человек. На одном из многочисленных узких перекрёстков парни, попрощавшись, расходятся. Лёгкая, как дуновение ветерка, тень мелькает вслед за человеком, свернувшем в тёмную подворотню. Из подворотни ещё некоторое время слышны бодрые шаги, а потом раздается глухой звук удара о землю, как будто вниз сбросили туго набитый мешок.

Вампир вновь бесшумно появляется на перекрёстке. Что-то прячет под курткой. В этот момент к перекрёстку приближается богатая конная повозка. Желтоватый свет мутных фонарей, укрепленных на экипаже, разгоняет темноту на узкой улочке. Внезапно, настороженно заржав, кони начинают упрямиться и взбрыкивают при виде одинокой фигуры, застывшей на обочине дороги. Разъяренный кучер, изрыгая проклятия, пытается вернуть контроль над испуганными животными: тянет вожжи, орудует кнутом. Заодно удар кнута достается и пешеходу, сбивая с него войлочную шапку, и тот отступает было назад в подворотню. Но тут из экипажа доносится женский голос:

— Что там такое, Петричек?

А в ответ кто-то сидящий рядом с дамой говорит хрипловатым, поблекшим голосом:

— Сударыня, не стоит волноваться.

При звуках этих голосов вампир замирает. Кучер наконец вразумляет лошадей, и экипаж минует перекрёсток. Его окна плотно занавешены. Одинокий пешеход смотрит вслед, но не решается преследовать. Два здоровенных лакея сидят на запятках. Один из них, заметив пристальный взгляд прохожего, грозит ему кулаком.

Вампир выныривает из темноты городских улиц ко дворцу. Гулянье на площади окончено. И хотя окна дворца по-прежнему ярко освещены, звуков бала уже не слышно. В арку дворцовых ворот с грохотом въезжает тот самый экипаж, повстречавшийся вампиру на перекрёстке. Гулко стучат закрывающиеся ворота, шум колес стихает за дворцовой стеной, и над округой повисает тишина. Лишь какой-то неугомонный сверчок всё сверлит и сверлит ночь своим надтреснутым голоском.

Голос Драгана: «Надо было убираться. Там в темноте остался раздетый и обезглавленный труп. Но я последовал за каретой. К тому времени, когда я вернулся, в злосчастной подворотне уже разворачивалась драма — преступление было обнаружено. Да, уходить и не возвращаться было бы самым лучшим решением. Но как я мог упустить шанс и не узнать, кто или что, скрываясь в недрах роскошного экипажа, любезно говорило с дамой знакомым мне хрипловатым голосом?

На утро я снова вошел в город и направился к ратуше».

* * *

Сутулясь и пряча взгляд, бородатый мужчина средних лет движется по оживленной улице. Войлочная шапка надвинута чуть ли не на нос. У краснокирпичного здания ратуши с чёрной луковичной главой, венчающей небольшую часовую башенку, потоки людей начинают сливаться в настоящее море. Вампир проталкивается в самую гущу.

Солнце безоблачного летнего неба нещадно заливает светом и жаром толпящийся под окнами ратуши народ. Гул раздраженных голосов нарастает с каждой минутой и взрывается возмущенным ревом, когда на балконе ратуши появляется человек. Человек что-то говорит, но его слова тонут во всеобщем гвалте. Какой-то молодец, взгромоздившись на плечи своих товарищей, отчаянно свистит, что устанавливает относительную тишину.

Свистевший:

— Они несут разврат и заразу!

Одобрительные крики толпы.

— Они крадут наш скот и наших детей!

Толпа снова ревет.

— И теперь они убивают! Эти грязные нелюди убивают нас!

Взрыв негодования сотрясает стены ратуши.

— Вон цыган!

Разбушевавшаяся толпа подхватывает:

— Вон цыган! Вон цыган!

Плотно зажатый людской массой вампир лишь может настороженно озираться. Вышедший на балкон ратуши человек поспешно удаляется. Ещё один крепкий парень из толпы, подражая оратору, карабкается на плечи людей, но в этот раз он хватается за край балкона. Секунда и он уже перебирается через перила. Волнение толпы перерастает в гневное бурление. Люди больше не стоят на месте: стремясь проникнуть в ратушу, они набегают на её хорошо укрепленные ворота, словно приливные волны, и откатываются назад, когда охраняющие вход алебардисты твёрдо отражают натиск древками и пиками.

Сутолока и беспорядочное движение в толпе приводят к тому, что вампир теряет свою войлочную шапку. В этот момент взобравшегося на балкон провокатора вяжет подоспевшая стража. Его склоненная над перилами напряженная физиономия внезапно меняется словно от некоего просветления:

— Вон там! Он там! Он убил! Я его видел!

Растерявшиеся стражники выпускают его руки, и парень, который, очевидно, и был одним из лакеев на запятках таинственного экипажа, начинает энергично тыкать в толпу, а затем перемахивает через перила назад на площадь. Впрочем, толпа уже сообразила, кто её жертва. Вампир, расталкивая ближайших соседей, рвется прочь с площади, но собравшихся слишком много. Слишком густо люди облепили его. С каждым новым рывком он лишь сильнее вязнет в море тел и тянущихся к нему рук.

На пути преступника вырастает здоровенный детина и наносит ему удар лбом по переносице. К удивлению верзилы, удар не произвел на противника эффекта. Зато у самого великана из носа фонтаном хлынула кровь, густо забрызгивая всех окружающих и в первую очередь вампира. Вздрогнув, силач валится лицом вниз, подминая под себя зажатого в людских тисках противника. Напирающая толпа сбивается кучей вокруг поверженного гиганта, а мостовая под бесчисленными мельтешащими ногами истекает вязкой кровью.

Голос Драгана: «Я почувствовал, что слепну. Кровь рухнувшего на меня верзилы попала мне в глаза и даже в рот. Тело, заледеневшее на дневном свету, отказывалось повиноваться. Я провалился в холодную бездну.

Сознание вернулось ко мне только в крепости. Памятуя о моем диком нраве, а именно о том, как я, не шевельнув и пальцем, уложил местного Голиафа, добрые горожане засадили меня не в застенок, а в глубокий, как колодец, карцер, устроенный посреди крепостного двора. Через решетку, закрывающую выход, на меня почти беспрепятственно лился беспощадный солнечный свет. Учитывая, как мало одежды осталось на мне, я ожидал, что буду уничтожен, если не сегодня, то уж точно завтра».

* * *

По голому крепостному двору идут двое. Один из них пожилой и слегка грузный мужчина. На нем официальное чёрное платье. Ведет он себя, как гостеприимный хозяин. Второй — суховатый господин лет сорока. Пурпурно-алая накидка, подбитая горностаем, и массивный золотой медальон на груди свидетельствуют о богатстве и знатности.

Радушный хозяин — очевидно, начальник крепости, подобострастно гнусит:

— Вот, господин! Если Вашей Милости будет угодно, мы можем вытащить его наверх.

Оба останавливаются у решетки карцера. На дне скрючилась безжизненно бледная фигура. Хотя на пленнике не видно явных тяжелых ран, он заметно ослаблен. Тусклая кожа чрезвычайно суха и кое-где уже покрыта синеватыми трещинами.

Дворянин, задумчиво рассматривая преступника:

— Говорите, удары дубины и даже кнута не причинили ему никакого вреда?

Начальник пожимает плечами:

— Я не медик, в конце концов, но насколько я могу судить…

— И сколько он сидит здесь?

— С утра.

— Всего лишь с утра и уже в таком состоянии, — пленник определенно вызывает интерес у знатного гостя.

Начальник же никак не реагирует на последний комментарий собеседника.

Наступив ногой на решетку, сухопарый господин обыденным тоном:

— Вы были правы, уважаемый, этот… — прочищает горло, как бы подбирая слово, — субъект заинтересовал меня. Что ж… Полагаю, пять монет уладят дело. Я пришлю за ним своего человека.

Глаза собеседника вспыхивают, но он поспешно отворачивается и отвечает как бы нехотя:

— Я всегда готов служить Вашей Милости, но весь город жаждет увидеть, как этого негодяя вздёрнут на виселице…

Дворянин, нисколько не взволнованный таким ответом, даже не поднимает глаз от решетки карцера. Он звонко постукивает по ней своей изящной сафьяновой туфлей, но скрюченная фигура на дне остается мертвенно неподвижной. Наконец он обращается к собеседнику:

— Прекрасно понимаю Ваши затруднения и прекрасно знаю, как Вы умеете их решать. В застенках крепости немало безымянных бродяг, чья судьба никого не взволнует, — помедлив, он бросает мимолётный взгляд на начальника крепости, — Впрочем, за лишнее беспокойство — семь монет. Это последнее предложение.

Господин в алой накидке отходит от решетки карцера и со скучающим видом обводит взглядом крепостной двор. Его собеседник изображает на лице борьбу чувств и с глубоким вздохом изрекает:

— Ваша Милость всегда были так добры ко мне. Как я могу отказать Вам? Готов служить Вам даже ценой собственного благополучия.

Дворянин довольно холодно принимает эти изъявления преданности. Непринужденным лёгким движение он достает кожаный кошель, начальник тюрьмы поспешно и неуклюже прячет вознаграждение в складках своего чёрного одеяния и удовлетворенно кивает. На лице сухопарого мужчины проскальзывает нечто, похожее на улыбку. Но его тонкие черты лишь сильнее заостряются, не выражая ни радости, ни тепла. Желтоватые глаза бросают в сторону карцера ещё один цепкий зловещий взгляд, и обладатель алой накидки покидает крепость в сопровождении услужливой чёрной хламиды.

* * *

Во двор обширного поместья вкатывается телега. Исполинского вида малый, бросив поводья, спрыгивает на землю. Не смотря на поздний час — небо уже совсем погасло — двор полон людей: кто-то спешит затворить ворота, кто-то подбегает к утомленной лошади, кто-то пытается снять с телеги поклажу. Навстречу прибывшему выходит солидный мужчина в сопровождении слуги, освещающего ему путь фонарем:

— Хозяин приказал это на задний двор.

Исполин, молча кивнув, без особых усилий взваливает обернутую дерюгой громоздкую поклажу на плечи и направляется куда-то во тьму. Управляющий, припомнив что-то ещё, окликает уходящего:

— Божа!

Великан оборачивается.

— Приказано караулить до утра. Дорка принесет тебе ужин.

Снова молчаливый кивок, и человек с поклажей скрывается за углом беленого дома.

* * *

Утро пробивается первыми лучами из-под высоких сквозных сводов на вершине местной колокольни. Сияет прозрачное небо. Задний двор ещё погружен в тень, но солнце уже начинает скользить по краю мрачного закоулка. Это небольшая мощеная площадка, со всех сторон окруженная постройками. В окружающих стенах не видно окон, лишь у самой земли выделяется пара окованных железом дверей, да пара крошечных зарешеченных проёмов. Во двор ведут тяжелые ворота с небольшой дверцей. Посреди двора высится необъятный чугунный столб. Рядом с ним, всё равно как чугунный истукан, стоит без движения исполинский Божа. У его ног — покрытая дерюгой, накануне привезенная ноша.

Скрип двери, гулкие шаги. Перед Божей встает сухопарый господин с цепким взглядом желтоватых глаз. Он одет не так роскошно, как в крепостном дворе, но по-прежнему богато и изящно. Божа, повинуясь безмолвному приказу, сдёргивает дерюгу. Глазам открывается массивный тёмный ящик, на первый взгляд, как будто бы стальной. Господин меланхолично стучит носком заостренной туфли в бок ящика. Изнутри доносится слабый шорох и звон. На лице хозяина мелькает удовлетворенное выражение, жёлтые глаза загораются хищным огоньком:

— Отопри!

Божа снимает с петель ящика навесной замок и, легко оторвав груз от земли, вытряхивает его содержимое. Из ящика на камень мощеного двора, катится, звеня цепями, нечеловечески скрюченная фигура — туго скованное тело, сплошь покрытое обширными чёрными ожогами. Там, где цепи плотнее прилегают к коже, образовались глубокие некрозные борозды. Пленник скукоживается, пряча лицо от надвигающегося света. Слышен его слабый сдавленный стон, больше похожий на хрип.

Дворянин, расслабленно прохаживаясь по двору, внимательно поглядывает на пленника, и на лице его заметно странное выражение то ли любопытства, то ли насмешливого презрения:

— Как тебе мой экипаж? Даже король Богемии не разъезжает в серебряной карете. И твои узы тоже из чистейшего серебра. Надеюсь, ты по достоинству оценил столь широкий жест?

Извивающаяся фигура на земле, никак не реагирует на глумливые слова, лишь продолжает бессмысленно корчится, звеня своими цепями.

— Придется привыкнуть к нашему скудному комфорту, — обводя взглядом двор, — здешние застенки слишком мрачны, пожалуй. Вот единственное подходящее солнечное местечко.

Останавливается у чугунного столба:

— Что ж… Жду от тебя взаимного благоволения.

Пленник продолжает игнорировать всё сказанное.

Хозяин жестом приказывает Боже — «подними». Слуга хватается за цепь и дёргает её вверх. Издав страдальческий вопль, скованный пленник обращает на дворянина лицо, испещренное язвами ожогов. Глаза мученика блестят всё ещё остро и льдисто. Поймав взгляд знатного господина, они становятся как будто бы глубже и прозрачнее. Дворянин на мгновение чуть склоняется в направлении пленника, но, моргнув, резко выпрямляется и отворачивается:

— Этот трюк не пройдет! — в его голосе нет злобы, спокойно он достает из ножен, незаметных в складках одежды, небольшой серебристый кинжал и подает слуге, — Но чтобы впредь это не повторялось, придется поучить тебя. Впрочем, ты ещё сможешь попрактиковаться на Боже. У него разум двухлетнего. Или такие, как он, тебе не под силу?

Хозяин указывает пальцем на глаз и кивает Боже, тот, ещё раз хорошенько тряхнув пленника, без колебаний пронзает его левый глаз серебряным острием. Чёрная кровь брызжет на обожженное лицо. В диком крике жертва обнажает зубы и запёкшийся чёрный язык.

* * *

Ирена с отвращением откладывает телефон:

— Ne morem več brati o tistih mučenjih! (Не могу больше читать об этих издевательствах.)

Бэла успокоительным тоном:

— Но это всего лишь вампир…

Ирена, качая головой:

— Vampir? To ni pomembno. Ko zveri nekoga mučijo in ubijejo, to ni čudno. Ko človek to naredi, je veliko huje. (Вампир? Не в этом дело. Когда чудовища кого-то мучают и убивают, это не странно. Когда так поступает человек, это гораздо хуже.)

Бэла неуверенно:

— Может, он не понимал, что вампиру больно. Не разумел.

— Ni razumel? Bojim se, da je ravno obratno. (Не понимал? Боюсь, всё как раз наоборот.)

Бэла вкрадчиво:

— Прошу Вас. Это ведь роман. Просим! (Искаженный словенский: «Пожалуйста!»)

Ирена нехотя снова берет телефон:

— Dobro. Da vidiva, kaj sledi. (Ладно. Посмотрим, что дальше.)

Она пролистывает большой кусок текста и начинает читать: «Po cevki kri je iz vene šla naravnost v moja usta. To je zaščitilo žrtev pred mojim strupom. Kmalu pa je postalo jasno, da se je moje telo začelo nepovratno starati. Moj obraz je shujšal: lica so upadala, se nos je izostril. So mi posiveli lasje. Mišice so se izsušile in izginile. Postopoma sem se spremenil v hodečo okostje, sama kost in koža». (Через трубку кровь из вены попадала мне прямо в рот. Это защищало жертву от моего яда. Однако очень скоро выяснилось, что тело мое начало необратимо стареть. Лицо исхудало: щёки ввалились, заострился нос. В волосах появилась седина. Мускулы высохли и исчезли. Я постепенно превращался в ходячий скелет, обтянутый кожей.)

Ирена, брезгливо скривив уголки губ, эмоционально откладывает телефон:

— Ne! Ne morem več! Počutim se, kot, da bi brala beležko doktora Mengele. (Нет! Это невозможно! Я как будто читаю дневник доктора Менгеле.)

Бэла нахмуривается:

— Но чем же всё кончилось? Тот голос в карете? Алхимик? Какой конец?

Ирена с раздражением:

— Mislim, da ta ogaben eksperimentator alkimist je. Želim mu najhujši konec. (Думаю, этот мерзкий экспериментатор и есть алхимик. Желаю ему самого плохого конца.)

Бэла доверительно заглядывает в глаза Ирене:

— Вы совсем не хотите читать дальше? Не желите брати? (искаженный словенский: «Не хотите читать?»)

Ирена не выдерживает просящего взгляда и смягчается:

— Rada bi prebrala nekaj drugega. Všeč mi je naslov «Dekle s pomarančami». (Я бы почитала что-нибудь другое. Мне нравится название «Девочка с апельсинами».)

Бэла как будто бы смиряется, но при этом тихо бормочет:

— А всё-таки интересно, что там в конце?

Ирена уступает:

— Dobro. Ampak ne bom prebrala na glas. Zdaj na hitro pogledam in bom povedala, kaj se zgodi na koncu. (Ладно. Но я не буду читать вслух. Сейчас быстренько посмотрю и скажу, что там в конце.)

Ирена листает текст с напряженным выражением лица и углубляется в чтение. Бэла нетерпеливо ёрзает на стуле и крутит в руках пустую чашку, наблюдая, как на лице Ирены сосредоточенный интерес сменяется мрачной угрюмостью. Наконец она вновь поднимает взгляд на Бэлу:

— Tako, kot sem si mislila. So alkimista ožigosali za čarovnika in ga zaprli v trdnjavi. Da, zaslužil si je to! (Всё так, как я и думала. Алхимика объявили чернокнижником и заточили его в крепости. И поделом ему!)

Бэла увлеченно:

— А голос? Глас, который он узнал?

Ирена, мельком заглянув в текст:

— Ja, ja. To je bil njegov sovražnik. On je bil nov svetovalec pri vojvodi. Bil je tisti, ki je razkril alkimista. Dejansko, je hotel uničiti glavnega junaka. Toda glavni junak je ga ranil pred vojaki vojvode. In je moral pobegniti, (Да, да. Это был его враг. Он был новым советником герцога. Именно он и разоблачил алхимика. На самом деле, он хотел уничтожить главного героя. Но главный герой ранил его перед людьми герцога. И ему пришлось бежать.) — облегченно отдувается, как после завершения трудного дела.

Но Бэла не удовлетворена:

— А главны юнак? (Искаженный словенский: «Но главный герой?»)

Ирена мнется, отодвигая телефон от Бэлы:

— Verjemite mi, bolje je, da ne veste. (Поверьте мне, лучше этого не знать.)

Бэла для убедительности пошире раскрывает глаза и пристально смотрит на Ирену. Та, набрав полную грудь воздуха, старается говорить как можно равнодушнее:

— Pobegnil je zasledovalcem in se skrival na dnu jezera. Toda še dolgo časa celotna okolica se ni ustavljala in iskala vampirja. Tako dolgo, da «naš junak» zelo je oslabel, (Он скрылся от преследователей на дне озера. Но вся округа ещё долго не успокаивалась и искала вампира. Так долго, что «наш герой» совсем ослаб.) — при слове «герой» Ирена непроизвольно кривится.

— Ampak k sreči, (Но, к счастью,) — ещё одна кривая усмешка, — je bila tam zelo nesrečna deklica. Njen fant je jo pretepel in pustil. (рядом оказалась одна очень несчастная девушка, которую избил и бросил её парень.)

Бэла как будто ждет продолжения. Ирена разводит руками:

— Ja, tako! Ogaben začetek, ogaben konec… (Вот так! Мерзкое начало, мерзкий конец…)

И добавляет примирительно:

— Morda, «Dekle s pomarančami» je veliko bolj zanimivo. Poskusiva prebrati. (Может, «Девочка с апельсинами» намного интереснее. Попробуем почитать.)

Замечает пустую чашку в руках Бэлы:

— A najprej — kava! (Но сначала — кофе) — забрав чашку, уходит на кухню.

Бэла в это время заглядывает в телефон.

* * *

Голос Драгана: «Končno se živo meso je treslo v mojih rokah. (Наконец-то живая плоть дрожала в моих руках.) Её разум, раненный тоской, был для меня единственной доступной целью. Но даже опутанный сетью моего гипнотического притяжения он продолжал сладко сопротивляться. Страх смерти бился в каждой клетке, в каждом нерве и с живительной кровью вливался в меня алым ликованием».

На песчаном берегу по-смоляному тёмного озера горбится бледная фигура. Под бескровной кожей ходуном ходят остро выпирающие ребра. В слабом свете луны лишь едва заметно, как за белыми угловатыми плечами вздрагивает нечто лежащее на земле. Ни стона, ни крика — только густое чмокающее хлюпанье. Вот обнаженная фигура отстраняется и, расслабившись, садится на песок. Рядом растерзанное тело. Кровь темнеет на разорванной груди, на остатках шеи, на лице, застывшем в полуудивлении-полуиспуге. Одни глаза блестят нетронуто и бессмысленно, упираясь слепым взглядом в ночное небо.

Оставляя широкую липкую полосу крови, вампир перекатывает по песку обнаженное тело девушки. Погружает его в озёрную воду. Топит. Лицо, выхваченное луной из-под зыби вод, кажется почти красивым в ореоле взметнувшихся волос и чернильного пятна стремительно покидающей тело крови.

Голос Драгана: «Хотя бы за одно я благодарен моему мрачному мучителю. Теперь я могу навсегда забыть её остекленевшие глаза, плывущие по ряби ночного озера. Красный перстень, который мне достался в пыточной Алхимика, долго хранил свою тайну. Но если бы я узнал её раньше, то уже не смог бы честно рассказать тебе о своих преступлениях. Я бы предпочел сразу забыть. Впрочем, выбирая между двумя видами отвращения — к себе или к этому существованию, я забываю о том, как жалко звучат оправдания вечного мертвеца, забирающего безвозвратные, бесценные жизни».

* * *

Бэла поднимает помрачневшее лицо навстречу Ирене, несущей пару дымящихся чашек.

Ирена сочувственно:

— Toliko naturalizema. Za moje pojme, veliko bolj koristno bi bilo izvedeti preprosta dejstva o vampirjih. (Так много натурализма. По-моему, гораздо полезнее узнать простые факты о вампирах.)

Присаживается рядом с Бэлой. Они молчаливо потягивают кофе. На лице Ирены вдруг возникает выражение радостного припоминания:

— Oh, ja! Saj sem že imela zvezek! Zapisovala sem vsako mistično in tudi o vampirjih. Sem zbirala vanj fotografijе, izrezki iz časopisov in revij. (Ах, да! У меня ведь была тетрадка! Я записывала всякую мистику и о вампирах тоже. Собирала в нее фотографии, вырезки из газет и журналов.)

Бэла слегка улыбается. Ирена, совсем не обижаясь:

— Se smeješ. Misliš, da to je otročje. Seveda sem to napisala še pred prihodom na univerzo. Ampak zdi se mi, da je v njem veliko zanimivega. Poiskati ga moram. (Ты смеёшься. Думаешь, это по-детски. Конечно, я писала это ещё до университета. Но там много интересного, мне кажется. Надо её поискать.)

Бэла:

— Я не смеюсь. Просто ты, прямо как моя мама. Она тоже всякие записные книжки ведет, — снова улыбается своим мыслям.

Ирена, видимо, не до конца поняв слова Бэлы:

— Je tudi tvoja mati učiteljica? Delala sem v osnovni šoli. (Твоя мама — тоже учительница? Я работала в начальной школе.)

Бэла по-настоящему удивлена:

— Вот это да! А моя мама — русский и литература. Правда, сейчас на заводе работает, но это не важно.

Ирена понимающе кивает:

— Literatura! Zato si rada bereš. (Литература! Вот почему ты так любишь читать.)

Бэла вздыхает:

— Когда-то да. Читала с радостью и много.

Ирена с азартом:

— In kdo je tvoj najljubši pisatelj? (И кто твой любимый писатель?)

Бэла, немного смущаясь:

— Только не смейся!

Ирена несколько картинно, но вполне искренне прикрывает рот рукой.

Бэла:

— Теперь-то я мало читаю. Но раньше… В общем, Лермонтов. Просто обожала его.

Ирена с восторгом:

— Lermontov! To je čudovito! «Hudo mi je zato, ker ljubim te srčno…» Je tako lepo in tako žalostno! «Junak našega časa»… Pečorin je pravi hudič, toda tako privlačen! (Лермонтов — это чудно! «Мне грустно от того, что я тебя люблю…» Так красиво и так печально! «Герой нашего времени»… Печорин — сущий дьявол, но такой притягательный!)

— А я больше любила «Демона». Тамара и Демон. Я представляла себя Тамарой, — Бэла усмехается своим мыслям.

Но Ирена не разделяет её иронии:

— Dobro, to je povsem naravno. In predstavljala sem, da sem mala Dorritova. (Ну и что, это совершенно естественно. А я представляла себя крошкой Доррит.)

Бэла смотрит вопросительно. Ирена поясняет:

— To je Dickens, moj najljubši. (Это Диккенс, мое любимое.)

Бэла с сожалением отрицательно трясет головой:

— Нет, этого я не знаю.

— Ni važno! In jaz ne poznam «Demona», nisem prebrala. Ampak sva še mlada! Vse življenje še je pred nama. (Не важно! А я не знаю «Демона», не читала. Но какие наши годы! У нас еще вся жизнь впереди.)

Ирена заглядывает в свою пустую чашку:

— Vendar pa lepo bi bilo, če bi najprej se spočili. (Правда, неплохо было бы сначала отдохнуть.)

Бэла делает жалостливое лицо:

— Ты так сильно хочешь спать? Желаешь спати? (искаженный словенский: «Хочешь спать?»)

Ирена вздыхает, приглаживает волосы:

— Dobro, bova še malce prebrali. A če se ponovno bo pojavila kri ali trpljenja… (Хорошо, почитаем ещё немного. Но если опять начнутся кровь и мучения…) — бросает на Бэлу многозначительный взгляд, выразительно приподняв брови.

* * *

Ирена начинает читать: «Dekle s pomarančami. Sedemnajsto stoletje. Anglija. Kraljestvo Karela Drugega je kot bi bilo ustvarjeno prav nalašč za udobje vampirjev. (Девочка с апельсинами. XVII век. Англия. Королевство Карла II было как будто специально создано для удобства вампиров.) Нездоровые лица, скрытые под мертвящими слоями пудры или под масками; изъеденные болезнью, лысеющие черепа, спрятанные под пышными париками; патологически раздутые или искривленные тела, надёжно задрапированные складками роскошных одежд. И, конечно, сам Лондон, бурная жизнь в котором не стихала круглые сутки. Не нужно было приспосабливаться, не нужно было притворяться.

Учитывая невзыскательный рацион и скромные потребности — одна приличная трапеза вполне удовлетворяет аппетит на три, а то и на четыре недели — проблему питания можно было считать решенной. Вряд ли кого-то сильно беспокоило, когда бедную беспутную Молли или Нелли сражала лёгкая лихорадка, и в три дня она тихо кончалась на своем продажном ложе. И уж совсем невероятно, что кто-либо мог обнаружить и придать значение нескольким ранкам да синякам где-нибудь в области некротического бедра. Замечание в скобках — надеюсь, в конце концов, если не за все мои преступления, то хотя бы за эти глумливые слова я буду-таки жарится в адском пламени.

Что ж, это было идеальное место для князя. И очень скоро я почувствовал его след. На тёмных загаженных улочках, где полупризрачные фигуры разномастного отребья сливались с пеленой плотного тумана, меня вдруг обдавало горячечной волной гибельного озноба. Увядающий взгляд публичной девки, уже обреченной на скорую смерть; лихорадочная дрожь еле стоящего на ногах повесы, пьяного вдрызг вовсе не от вина; припадочное бормотание незадачливого карманника, захлебывающегося предсмертным безумием. Для меня, это были верные знаки, небрежно оставленные кровопийцей на своем пути, словно объедки под ресторанным столом.

Но не только в бедняцкой клоаке встречался мне ускользающий след».

* * *

Пестрый и шумный театральный партер. На ярко освещенной сцене в самом разгаре музыкальное представление. Актеры в нелепо громоздких костюмах то кружат, то подпрыгивают, а то разбегаются в такт причудливой музыке. Вычурная жемчужно-золотая раковина сцены словно бы тонет в беспокойном море театральной публики. Многочисленные, плохо различимые людские силуэты находятся в непрестанном гулком движении, которое иногда взрывается восторженным стуком или гневным топотом.

Рядом со сценой, попадая в сферу её золотистого сияния, снуют миниатюрные девичьи фигурки. Словно лёгкие полупрозрачные феи, перелетают они от одного театрального завсегдатая к другому, предлагая им то освежающие фрукты, то ослепительную улыбку, то невинное пожатие горячей руки.

Девочка пятнадцати лет, стройная, как статуэтка, грациозная, как кошечка, с озорным блеском в серо-зелёных глазах, с персиковым румянцем на прозрачной коже щёк, с дразнящим золотистым локоном и тающим перламутром трогательно розовых губ. По-видимому, она пользуется особой популярностью: то тут, то там нетерпеливые голоса окликают её — «Мэри! Мэри!». И она едва поспевает со своим апельсиновым лотком из одного конца зала в другой. Но лицо её так естественно озаряет приветливая улыбка, голос так мягко и задорно отзывается на любой призыв, что кажется, она просто счастлива порхать в этой бурлящей вульгарной толпе со своим как будто бы невесомым лотком и готова делать это вечно.

Вот она задерживается подле какого-то господина. Высокий шелковисто-тёмный парик, воздушно взбитые кружевные рукава, тонкая рука усыпанная перстнями. Девочка, передавая апельсины, тихо, но переливчато смеется чему-то, сказанному богатым клиентом. На мгновение обнажаются её фарфорово-глянцевитые зубки, под тонким батистом взволнованно колышется грудь, румянец разливается по шее и плечам. На лоток ложится золотая монета. Смущенная девочка пытается вернуть её, но изящная мужская рука твёрдо кладет золотой обратно на лоток и добавляет ещё один.

«Мэри! Мэри!» — доносится из другого конца партера. Девочка торопливо отходит, но по пути оборачивается, и улыбка вспархивает с её дрогнувших губ.

* * *

«Мэри!» — девочка поднимает золотистую головку, но не отрывается от своей чашечки бланманже. Розово-прозрачные пальчики орудуют серебряной ложкой, отправляя в рот порцию за порцией. В уютном и даже по-своему роскошном кабинете ресторана за столом сидят трое: увлеченная десертом бело-розовая девочка, рядом, скрывая верхнюю часть лица под маской, — пожилая дама с намеком на респектабельность и напротив — господин неопределенного возраста (не покрытая париком голова; длинные тёмные волосы с проседью; худое, бледное, чисто выбритое лицо без следов пудры; тонкие змеистые губы; колкие голубые глаза). Одет мужчина довольно богато, но скромно.

Дама, недовольно кривясь под своей маской, снова обращается к девочке:

— Мэри, ты слышала о чем спрашивает господин? — угодливый кивок в сторону.

Девочка с наивной непосредственностью только хмыкает в ответ и пожимает плечами. Очевидно, такие встречи для нее давно уже не в новинку, поэтому она полностью сосредоточена на еде. Дама, стараясь сгладить неловкость, поспешно вставляет:

— Простите, но где уж запомнить всю эту публику? Моя Мэри — самый свежий цветок в розарии. Естественно, она вызывает интерес у всех и каждого. Боюсь, бедная девочка даже не представляет, о ком господин говорит.

Сама девочка остается совершенно безучастной ко всему сказанному. Дама с некоторым нетерпением поправляет складки своего пышного, но несколько поблекшего платья и с достоинством изрекает:

— Если господину будет угодно, может быть, мы вернемся к нашему прежнему разговору. Вообще-то, уже его светлость граф Лав… — изображая оговорку по забывчивости, деланно прикрывает рот, — Скажем так, весьма достойный благородный господин начал делать мне, сами понимаете, какие намеки.

И, бросив выразительный взгляд на девочку, дама веско подытоживает:

— Так что, вполне возможно, скоро моя Мэри перейдет в совсем иной статус. И тогда, увы, наши встречи станут весьма затруднительны. Подумайте об этом, сударь…

Вопрос повисает в воздухе. Звякнув ложечкой, девочка завершает десерт. Невинно отерев губы рукавом, она наконец смотрит на молчаливого мужчину, и озорные огоньки в её глазах потухают.

Мужчина, перегнувшись через стол, кончиками пальцев берет девочку за подбородок. Его ледяной взгляд погружаются в трепетную зыбь её смятенных глаз. Дама, обеспокоенная происходящим, озадаченно кхекает, и девочка с испугом отдёргивает подбородок.

— Ваша рука обжигает, — недоуменно лепечет она самой себе.

Гость спокойно поднимается и передает «мамаше» тугой кошель. С непониманием на лице дама, однако, проворно припрятывает подношение. Мужчина, не прощаясь, выходит. Оставшиеся за столом ещё несколько секунд сидят в оцепенении.

— Как у него, — совсем уже неразборчивым шёпотом машинально договаривает девочка.

Но дама не слышит её слов, спохватившись, она звякает кошельком, проверяя полученные монеты.

Голос Драгана: «Со дна её кристально чистого взгляда всплыло его мертвенно-мутное лицо. Но окружало его золотистое сияние её по-детски тёплых мыслей и снов. Эту девочку не тронул его чёрный яд. Но что-то ещё трепетало в дробящихся образах, в зыбких шелковистых мечтах. Сладко колкое, неуловимое…»

* * *

Вечерняя гостиная в богатом доме. Золотисто-зелёный шёлк стен играет в свете канделябров. Тёмный приглашающий бархат кресел. Лаковая гладкость столика чёрного дерева, за которым идет оживленная карточная игра. Ещё несколько гостей нетерпеливо прохаживаются у каминного огня, жарко пылающего за потемневшей затейливо-ажурной решеткой. К дальнему окну отодвинут изящный каминный экран с амурами, стрелами и седобородыми богами, держащими в объятиях бесчувственных дев. Среди гостей лишь одна женская фигура — пожилая «мамаша». Её с иголочки новый наряд блещет вычурной роскошью, искусственные волосы пышно взбиты по бокам головы, как и предписывает последняя мода. Ведет она себя по-хозяйски.

Вслед за взрывом смеха, донёсшимся из-за карточного стола, один из наиболее нетерпеливых гостей у камина обращается к «мамаше»:

— О! Надеюсь, хозяйка всё-таки почтит нас своим присутствием!

Лицо говорившего начинает нервно подёргиваться, он прикладывает платок к внезапно побледневшему лбу. Другой гость, не обращая внимания на нервный припадок собеседника, отвечает несколько насмешливым тоном:

— Belle D'Arlot (Французский: «Красавица из Арло».) умеет разжечь пыл!

«Мамаша» с жеманством опытной куртизанки:

— Сударь, волнуетесь, что не успеете насладиться прелестным обществом? Бросьте! Граф сегодня не появится — государственные дела, знаете ли.

Насмешник:

— Старый греховодник наконец пал жертвой Эрота. Какова чертовка! — плотоядно причмокивает, — Однако, кажется, сама Цитерия пока ещё никому не отдала своего сердца.

Несмотря на лёгкое выражение замешательства, «мамаша» отвечает в прежнем легкомысленном тоне:

— Всему свое время, господа!

Тут в салон с грохотом и хохотом вваливается новая партия гостей. Среди них несколько резвых красоток, которые сразу же устраивают весёлую кутерьму. Кто-то громко вмешивается в карточную игру, кто-то бесцеремонно требует вина, кто-то начинает стучать на клавесине и бойко распевать. Впрочем, и кавалеры не отстают от своих дам. В гостиной воцаряется жизнерадостная неразбериха.

Пользуясь шумихой, незаметно для остальных один из господ, стоявших у камина, проскальзывает во внутренние покои.

Тем временем «мамаша», озабоченная наплывом гостей, отдает деловитые распоряжения служанке и начинает искусно лавировать между оживленными группками, стараясь ответить каждому то приветственным словом, то кивком, то улыбкой. А те в свою очередь просят то одного, то другого, тянут любезную распорядительницу салона из стороны в сторону, поминутно задерживая её и нарушая плавный рисунок её галантного скольжения.

Лишь спустя минут двадцать-тридцать она наконец подбирается к одной широко улыбающейся востроносой девице и, доверительно склонившись к ней, взволнованным шёпотом передает на ухо просьбу:

— Полли, дорогуша, загляни-ка к ней. Боюсь, она опять не в духе. Особенно после последних новостей.

Девица, нисколько не изменившись в лице, беззаботно кивает и отходит было, но старая куртизанка возвращает её, удержав за складку юбки:

— Да, смотри, если там этот её… Лучше… Просто позови меня…

* * *

Сквозь щель едва приоткрытой двери в слабоосвещенный будуар заглядывает осторожный гость. Это бледный мужчина, не носящий парика. Его льдистые глаза останавливаются на девичьей фигуре, застывшей в грациозной задумчивости перед зеркалом. Серо-зелёные глаза подёрнуты дымчатой грустью. Какой-то стук за окном, скрытым тяжелыми портьерами, выводит её из оцепенения. Она оборачивается — в комнате пусто. Лишь грустно клонят кудрявые головки пухлые купидончики на розовом каминном экране, задвинутом в дальний мутный угол. И снова тишина.

Обратившись к зеркалу, в котором множатся трепетные язычки желтоватых свечей и догорающее пламя камина, девочка открывает прихотливо расписанную коробочку, стоящую перед ней на столике, — в воздух взлетает облачко пудры. Глядя, как медленно, серебрясь на свету, оно оседает, девочка снова замирает. За её спиной, почти касаясь золотых кудрей, стоит непрошенный гость. Его тёмные волосы сливаются с окружающей темнотой, фигура, тонкая, худая, почти бесплотная, растворяется в ночи.

Девочка машинально поднимает со столика щётку и начинает неторопливо водить по своим шелковистым прядям. Её одинокий двойник на дне зеленоватого зеркала, вторит каждому движению, как диковинный автомат. Оставив щётку, девочка накладывает пудру, слой за слоем, пока лицо её не превращается в тусклую фарфоровую маску. Она опускает в кармин кончик точеного мизинца, прижимает к губам. Вишневое сердечко на сахарно-белой глазури.

По кукольной щеке катится слеза. Гость тонкими пальцами облаченной в перчатку руки останавливает соленую каплю и прижимает её к щеке. Девочка безучастно кладет свою крохотную ладонь поверх чужой хищной кисти. Но не замечает, не видит, не чувствует чужого присутствия.

Голос Драгана: «Я не собирался ей навредить, если ты подумал об этом. Мое болезненно острое любопытство вызывала её неправдоподобная невинность, её незамутненная чистота в самом сердце головокружительно чёрной бездны. Уже не первого из её гостей, настигала таинственная болезнь и скорая гибель. Кто-то лишился рассудка, кто-то в безрассудном помрачении сам наложил на себя руки. Гадкая грязная смерть и отвратительное животное безумие всё плотнее обступали её, но она по-прежнему сияла в своей непостижимой ослепительной хрупкости, тем не менее непоколебимая и ясная, словно бриллиант.

И да, я знал тайну её бедного глупого сердца».

Пламя свечей испуганно вздрагивает. Девочка, опрокинув пудреницу, одним трепетным движением срывается с места к окну. В проёме раздвинутых портьер высится чья-то плечистая фигура.

Девочка бросается на грудь ночному пришельцу.

Таинственный любовник устроился в глубоком кресле у тлеющего камина. За его спиной шёлковые купидоны печально замерли среди тугих розовых бутонов. В тёплом неверном свете лицо гостя кажется почти по-человечески мягким. Он одет с тонким вкусом. Пышные многослойные рукава, отливают всеми оттенками серебра, угольно-синий плащ ниспадает до самого пола, где у его ног на крошечной резной табуреточке примостилась девочка. Она неспешно перебирает перстни, усеивающие его руку поверх лайковых перчаток.

Чёрные тугие локоны парика склоняются над золотистой головкой. Не жалея драгоценной, тонко выделанной лайки, любовник стирает пальцами помаду с её губ:

— Тебе это не нужно, — хрипловатый голос звучит необыкновенно вкрадчиво, на лице как будто бы мелькает тень улыбки.

Девочка целует одетую перчаткой руку и отзывается грустным полушёпотом:

— Теперь нужно.

Встав перед креслом, с детской непринужденностью она вскидывает ворох своих жемчужно-розовых юбок. Мужчина проводит рукой по обнаженному животу, по рыжеватому пушку, по темно алеющей впадинке.

— Грязная старая скотина… — хрипловатый голос, осекшись, стихает.

Девочка отчаянно прижимает к себе ласкающую тело руку:

— Ах, зачем?! Зачем эти перчатки? Зачем эта холодность? — на глазах её снова выступают слёзы, — Впрочем, теперь уже всё равно!

Любовник приближает свое лицо к её гладко золотящемуся животу и лишь едва касается кожи кончиками тонких иссиня-пурпурных губ. Девочка вздрагивает и непроизвольно отстраняется. Небольшой ожог пунцовой розой расцветает над ямочкой пупка.

В стороне от пары, в глубине спальни, погруженной в ровную темень, за высоким пологом алькова таится непрошенный гость.

* * *

Скептическое хмыканье прерывает чтение Ирены. Она вопросительно смотрит на Бэлу.

Бэла с извиняющимся видом:

— Извини, это лажа какая-то. Зачем он это слушает? Почему он не ловит князя?

Ирена, пожимает плечами:

— Laž? Ampak mi je všeč, (Чушь? А мне нравится.) — и заглянув в телефон, добавляет: — Poleg tega tukaj je njegova razlaga. (К тому же вот тут есть его объяснения.)

Пропустив небольшой кусок, начинает читать: «Morda misliš, da kneza sem imel v rokah. Toda stoletja neprestanega lova in izkušnje večkratnih porazov so me naučila. Frontalni napad na kneza je najbolj neumen in poguben način. Dokler nisem vedel, kje je njegov brlog, in najpomembnejše, kje je njegove zaloge zemlje, nisem mogel računati na uspeh. Najprej moral bi najti in izvedeti. In tukaj sem čudno bil obsojen na nenehen nečasten neuspeh». (Ты, возможно, думаешь, что князь был у меня уже в руках. Но столетия непрерывной охоты и опыт многократных поражений научили меня. Лобовая атака в отношении князя — самый глупый и гибельный путь. Пока я не знал, где его логово, а самое главное, где его запасы земли, нечего было и думать о нападении. Прежде всего следовало выследить и выяснить. И вот тут-то меня самым странным образом преследовали позорные неудачи.)

Голос Драгана: «Enako se je zgodilo tudi in takrat. Stal sem nekaj korakov stran od kneza in nisem mogel, čeprav se sem trudil, slišati niti ene same uporabne misli. (Так случилось и в тот раз. Стоя в нескольких метрах от князя, я не мог, как ни напрягался, расслышать ни единой дельной мысли.) В том ли была причина, что я бездумно потратил силы на легкомысленные фокусы с бедняжкой Мэри. Или в том, что князь был неизмеримо сильнее и опытнее меня и поэтому его разум был для меня закрыт. А может быть, тёплый кокон по-голубиному лепечущих полудетских мыслей окружал князя светлой аурой неуязвимости.

Он снова ускользнул от меня, растворился в Лондонской туманной мути. А мне оставалось лишь беспомощно таится в шёлковой тиши тёмного будуара, пока развесёлая Полли пыталась растормошить нашу меланхоличную затворницу. Слушая нескончаемое бестолковое щебетание, я не раз и не два порывался немедленно покинуть свое глупое убежище хотя бы и на глазах двух вполне сознательных девиц, с которыми в своем состоянии я уже никак не мог бы справиться силой гипнотического наваждения.

Хотя смысла в таком поступке было бы не больше, чем в надоедливой девичьей болтовне. У меня ещё оставался шанс снова вернуться в этот дом неприметным гостем и снова дождаться появления князя. Во всяком случае, я наделся, что ни перед кем и ничем себя не выдал».

* * *

Полли и Мэри выходят в гостиную. Притихшее было общество взрывается шумными приветствиями. Густо беленое личико Мэри выглядит вполне себе очаровательно, разве что чуть анемично. Жизнерадостная компания завладевает её вниманием: каждый влечет её к себе, спешит перекинуться с ней хотя бы парой слов, обменяться улыбкой или взглядом.

В разгар весёлой возни с фантами нервическому господину становится плохо. Он тяжело валится на стену и съезжает по ней, подёргиваясь и свесив голову, как тряпичная кукла. Покрытое испариной лицо до серости бледно и безжизненно.

Переполох, вызванный неожиданным обмороком, странным образом не касается Мэри, которая вновь впадает в задумчивое оцепенение. Только острый взгляд льдисто-голубых глаз выводит её из ступора. Она вздрагивает, когда её дымчатые глаза невольно пересекаются с холодными взглядом темноволосого гостя. И на её преувеличенно кукольное личико набегает тень тревоги, так что она даже не замечает, что, вздрогнув, расплескала вино из своего бокала. Воздушное кружево платья безнадёжно испорчено безобразным алым пятном, расползающимся по её груди.

* * *

Бэла нетерпеливо возится на стуле, кутаясь в шубу. Ирена с участием:

— Vidim, da si popolnoma utrujena. (Я вижу, ты совсем устала.)

Бэла отвечает энергично, хотя её бледное осунувшееся лицо говорит о другом:

— Нет-нет! Спать совсем не хочется. Просто не очень интересно. Незанимательно. Ничего нового.

Ирена мягко, но с чувством возражает:

— In za moje pojme, je zelo zanimivo. Ko je on stal v sobi, vendar ona ni mogla ga videti! Bilo je grozno! Kar je kurja polt me oblivala. (А по-моему, очень интересно. Когда он стоял в комнате, но она не могла его увидеть! Просто жуть! У меня даже мурашки пошли по коже.)

Бэла с показным равнодушием:

— Это просто гипноз. Вампиры такое могут. А остальное — любовная бессмыслица!

Ирена качает головой:

— In to je oseba, ki obožuje Lermontova! Ne bodi cinična! (И этот человек любит Лермонтова! Не будь циником!)

Бэла несколько пристыженная:

— И чем там всё кончилось?

— Toda ne! Zadnjikrat si me prisilila, da sem prebrala to, kar mi ni všeč. Tokrat boš morala sprejeti. Prebereva zaporedoma. (Ну, нет! В прошлый раз ты заставила меня читать то, что мне не нравилось. В этот раз придется смириться тебе. Читаем всё по порядку.)

Бэла смиренно кивает, и Ирена, пряча удовлетворенную улыбку, возвращается к чтению: «Po nekaj mesecih sem počutil, da nekaj se je spremenilo v ozračju veselega salona Belle D'Arlot. (Через пару месяцев я почувствовал, как что-то изменилось в атмосфере весёлого салона Belle D'Arlot.) Эти постепенные изменения, если определить их наиболее точными словами, выглядели так, будто плоскость веселья сместилась — с беззаботного жизнерадостного кутежа к тяжелому лихорадочному разгулу.

* * *

Золотисто-зелёная гостиная юной куртизанки залита жарким светом канделябров. Восемь или десять господ, которые, судя по сброшенным парикам и беспорядку в одежде, уже порядком навеселе. Четыре хохочущих девицы, все одинаково шелковистые, пышно кудрявые, расхристанно возбужденные. «Мамаша» в своих необъятных глянцевитых юбках, непринужденно болтающая то с одним, то с другим гостем:

— О! А где же милый Уинзор?

— На днях в театре у него пошла горлом кровь…

— Какая жалость! Но мы всегда будем его ждать.

— Ах! Одним болваном меньше. Тут и так не протолкнуться!

Судорожный взрыв смеха — в гостиную на четвереньках вползает господин средних лет. На его спине по-дамски боком восседает хозяйка дома. В её миниатюрной ручке хлыстик, которым она грациозно подгоняет своего неуклюжего скакуна. Девицы, припадочно повизгивая, валятся на своих кавалеров. Перекрывая гвалт, по комнате разлетается переливчатый звон — прекрасная наездница требует тишины, тряся над головой серебряным колокольчиком.

Как только публика относительно успокаивается, она командует своим всё ещё полудетским голосом: «Сюзан!». Одна из девиц подскакивает к хозяйке и, покатываясь со смеху, забирает колокольчик. Зачинщица игры достает из рукава широкую ленту и под всеобщие одобрительные крики завязывает глаза коленопреклоненному господину. Изящно соскакивает на пол и снова хлещет бок своей счастливой жертвы.

Господин проворно подскакивает и, топыря руки, ныряет в гущу возбужденных весельем гостей: «Сюзан!». Но бойкая Сюзан не ждет, пока похотливые руки заключат её в объятия. Звеня колокольчиком, она продирается в другой конец комнаты. А «жмурка» между тем, охотясь за не видимой ему девицей, походя облапывает всех встречных. От чего шум, и гам, и хохот переходят все границы.

Вот он сгребает в охапку случайно подвернувшуюся ему «мамашу» и, несмотря на её громкие протесты, сжимает и трясет её так, что лиф платья не выдерживает. Все вокруг захлебываются в истерическом ликовании. Вырвавшись из этой переделки, «респектабельная» дама с деланным возмущением заправляет назад в платье свои увядшие прелести.

Кутерьма не стихает. Сюзан ловко вскакивает на столик и под улюлюканье окружающих начинает пританцовывать. Кто-то сел за клавесин — бравурная музыка ещё сильнее раззадоривает резвую девицу. Развернувшись, она бесстыдно отклячивает зад и начинает им вертеть.

Распаленные гости срывают повязку с глаз «жмурки» и вручают ему бутыль вина. Тот же подскакивает к вихляющей задом Сюзан и, закинув юбки ей на спину, обливает вином её пышные ягодицы. Девица взвизгивает и валится со стола прямо на престарелого озорника. Оба падают, увлекая за собой других, обезумевших от возбуждения гостей.

В образовавшейся свалке громче всех гогочет Сюзан, потрясая в воздухе полуголыми ляжками. Кое-кто не упускает шанса и зарывается головой в ворох юбок. Смех девицы стихает и сменяется утробным мурлыканьем. Из кучи малы по одному выползают ничуть не смущенные дамы и кавалеры.

Юная хозяйка вертепа подлетает к наглецам и с наигранным гневом обрушивает на них свой хлыстик. Отличившийся кавалер, уворачиваясь от ударов, резво подскакивает, а Сюзан пытается уползти, но предсказуемо путается в своих громоздких шелках, отчего становится лёгкой мишенью. Хлыстик неумолимо преследует умирающую от хохота жертву. Мэри входит в азарт комической охоты. И хоть лицо её остается неизменно бледным, зато алые напряженные губы волнительно влажны, а острые гладкие зубки обнажены в хищной усмешке.

Голос Драгана: «И вроде бы по-прежнему блистала Мэри своим кукольным очарованием. Только под маской многослойных белил больше не крылась по-детски трогательная меланхолия. Озорные огоньки в серо-зелёных глазах теперь, кажется, всё чаще вспыхивали безумным исступлением.

Однако это ни чуть не сокращало круг восторженных поклонников. И в то время, как внезапная смерть скашивала всё больше жертв «любовного недуга», непременно находились новые, которые становились завсегдатаями этого бардака и вязли в нем, словно бы опьяненные губительной аурой опасности и вожделения.

Между тем я приходил в отчаяние от своей неспособности выследить князя. По моим наблюдениям, он перестал посещать Мэри в графских апартаментах. Однако сама девица несколько раз в неделю внезапно ускользала посреди ночи неведомо куда, оставляя без внимания полную гостиную, а порой и самого графа.

Полнейшая непредсказуемость этих тайных свиданий долго не давала мне возможности преследовать ночную беглянку».

* * *

Ночная пустынная улица на окраине города. Силуэт ничем не примечательного одинокого дома вырисовывается на фоне освещенного луной прозрачного неба. Окна черны и безжизненны. От ворот отъезжает мягко поскрипывающий экипаж. Откуда-то из дома долетают слабые звуки звякнувшего дверного кольца, лязгающего засова; стук, скрип, приглушенный, суетливый топот ног — и обрывистая тишина. Дом по-прежнему тёмен и нем.

Мужчина в высокой круглой шляпе осторожно приближается к дверям. Они приоткрыты, и ночной гость некоторое время медлит на пороге. Бесшумно, ступая по каменному полу, он входит в пустынный холл. Вещи застыли в сонном оцепенении, лишь подрагивает на холодном полу голубоватый свет, льющийся сквозь незанавешенные окна.

По тяжелой резной лестнице он не спеша поднимается на второй этаж. Последняя ступенька предательски скрипит, и в ответ на это в сумрачных глубинах дома что-то невнятно шуршит или шепчет. Мужчина мгновенно срывается с места в направлении звука. В синеватом мраке отдаленной комнаты, чьи углы тонут в непроглядной угольной ночи, его встречает человек, неподвижно сидящий за огромным пустым столом.

Человек не обращается к вошедшему, не предпринимает попыток бежать. Его голова слегка склонена, как будто он бессмысленно вперил взгляд в поверхность стола, размышляя о чем-то постороннем. Резко, словно очерченная тушью, сидящая фигура выделяется в проёме высокого лунного окна.

Гость подходит к столу, притрагивается к плечу сидящего — по телу того пробегает дрожь, шея судорожно сокращается, изо рта и носа изливаются густые тёмные струи. Лёгкий шорох отвлекает пришельца. За его спиной из тьмы со смешком выступает миниатюрная женская фигурка, закутанная в плащ.

Девушка снимает капюшон, по плечам рассыпаются золотистые кудри:

— А Вы — невежа! Врываетесь к даме среди ночи и даже не снимаете шляпы, — в переливчатом насмешливом голосе нет и намека на испуг, — Впрочем, и я никудышная хозяйка!

Мэри грациозно скользит к камину. В безмолвном ступоре непрошенный гость наблюдает, как она кропотливо и неспешно разжигает огонь.

Пламя камина обнимает девушку тёплым сиянием. Встав у стола, она легко кивает в сторону остывающего тела:

— Простите великодушно, моя трапеза окончена. Но если желаете, я пошлю за вином.

Гость снимает шляпу и перчатки, оставляет их на краю стола. Устремив на Мэри взгляд своих ледяных глаз, обнажает тонкий серебристый клинок. Даже не вздрогнув при виде смертоносного оружия, девушка мягко, но твёрдо подходит к мужчине почти вплотную:

— О! Так Вы подготовились!

Тонкими полупрозрачными пальчиками проводит она по сияющему лезвию, но на пальцах не выступает алая кровь. Ровные порезы набухают мертвенно-чёрной жижей. Мэри подносит раненые пальцы к лицу гостя. Он отвечает ей равнодушным молчанием.

— Нет? — отвернувшись, она прикладывает пальцы ко рту, по-детски посасывая свои ранки.

— Я пришел не к тебе, — наконец холодно изрекает мужчина.

Мэри отвечает, не оборачиваясь:

— Очень жаль! Кроме меня, здесь никого нет.

Она на секунду задумывается и вдруг резко обращается к гостю:

— Что ж! Покончим с этим. Приступай!

Но пришелец опускает свой клинок:

— Где хозяин этого дома?

Мэри непоколебима:

— Этот дом всегда был только моим, — смотрит на опущенное оружие, — Чего ты ждешь? Моей исповеди? Я облегчу тебе задачу.

Молниеносным движением подхватывает острие клинка, проводит им сверху вниз — её одеяние, распоротое клинком, спадает на пол. На теле проступает след острия: от подбородка до живота, прерываясь на шее, раскрывается и сочится чёрным ровный глубокий порез. С подбородка густо капает мёртвая кровь. Лишь на мгновение дрогнув от боли, она выпрямляется и опускает руки, развернув их ладонями наружу, как бы приглашая мстителя к действию. На белоснежной коже её ладоней вздуваются безобразно чёрные ожоги.

Но мужчина отбрасывает оружие. Подойдя к своей жертве, он берет в ладони её кукольное личико и сжимает виски. Серо-зелёные глаза болезненно расширяются. Мэри вскрикивает и вырывается из его рук. Пристально глядя в почти бесцветные глаза своего мучителя, она неожиданно жёстко говорит:

— Выходит, я не ошиблась тогда! Ты не человек! — уже более спокойно, но с презрением, — Вампир-мститель? Ты, видимо, сентиментальный. Сентиментальный глупец. Неужели ты надеялся, он не заметит, как ты его выслеживаешь?!

— Когда ты стала такой?

— Какой? Распутной, злой, мёртвой?

Хотя слова насмешливы и горьки, в её голосе не заметно цинизма, он тих и чист, как будто бы в нем снова зазвучала детская искренняя нота:

— Знаешь, когда становишься мёртвой, ничтожная жизнь кажется ещё ничтожней. Я хочу покончить с этим! — она смотрит на своего палача пристально и твёрдо.

— Ты ещё можешь вернуться… — возражает он неуверенным, сдавленным голосом.

Печально качая головой:

— Я всё равно была уже мертва и так, и так, — приникает к его груди.

Её голова едва доходит ему до плеча. Он нерешительно опускает ладонь на золотистые кудри. Мэри поднимает на него свои дымчатые глаза:

— Почему не ты? Тогда… ещё до графа… Всё могло бы быть по-другому. А теперь — лучше убей меня!

Не выпуская её из объятий:

— В этом нет смысла.

Снова прижимаясь к нему лбом:

— Тот, кого ты ищешь — его давно здесь нет. Ты его не получишь, как и я. Остальное — только мерзость и грязь. Я устала… — кладет свои израненные ладони ему на виски.

— Замолчи, — с видимым усилием он сбрасывает её руки.

— Пока я ещё помню, как быть человеком… — бледные ручки снова взбегают вверх, на этот раз накрывая бесстрастные голубые глаза.

— Замолчи!

Подхватив девочку за хрупкую талию, он усаживает её на стол и прижимается ртом к её чёрным от крови губам. Она отвечает ему трепетной дрожью обнаженного тела, а лёгкие пальчики по-прежнему лежат на его глазах. Выражение страсти и страдания искажает их мертвенные лица. Аспидная сеточка сосудов прорезывает кожу шеи и щёк. Подавив обоюдный болезненный стон, они на мгновение отрываются друг от друга, в помутневших глазах тают слепые зрачки. Но уже в следующий миг он опускает голову к её рассеченной груди.

Там, где руки касаются обнаженного тела, под кожей расходится пульсирующий рисунок боли. Там, где алчные губы впиваются в плоть, им навстречу открываются зияющие рты ран. Но истерзанные любовники не размыкают гибельных объятий. Мешая чёрный яд с безумием нечеловеческого наслаждения, они вновь и вновь сплетаются в леденящей агонии не любви, но отчаянного исступления.

Алый отблеск каминного огня пламенеет на склоненной мужской спине. В последнем губительном содрогании он плотнее приникает к истомленному и обескровленному девичьему телу. И она вторит ему бурным изгибом кошачьей поясницы, безумной ломкостью вскинутых рук, ускользающим извивом цепких ног. Их кровь смешалась на их телах.

С невероятным усилием, как будто теряя связь с реальностью осязаемого мира, он всё-таки поднимает со стола невесомую свою любовницу. Он бережно кладет её на ворох сброшенной одежды и дрожащей обессиленной рукой обтирает её лицо. Девичье лицо в обрамлении золотистых кудрей и страшно, и прекрасно: затейливый чёрный узор проступивших вен бороздит щёки, но влажные глаза сияют по-особому безмятежно. Воспаленные губы начинают бесшумно двигаться. Чтобы расслышать этот бесплотный шёпот, он склоняется к самому её рту:

— Теперь прощай…но не уходи. Не уходи…

Мужчина, стиснув зубы, вонзает ногти себе в шею и рвет неподатливую кожу, пока не обнажается залёгшая в мышцах тёмно-пурпурная вена. Вновь склонившись над девочкой, он подставляет себя под её укус, но она лишь бессильно отворачивается. Её прозрачные руки упираются ему в грудь, пытаясь оттолкнуть. Наконец он беспомощно падает на пол рядом с ней. Сквозь мучительное угасание ему всё ещё слышится её шелестящий голос: «Не уходи…»

Закрыв глаза, оскалившись, взревев не то от боли, не то от ужаса, он снова придвигается к девичьему телу. Его хищный нос касается её рёбер, но теперь она не отталкивает своего палача. Тонкие пальцы зарываются в его волосы, в последнем агоническом усилии она обращает к нему свое раненое тело, и он погружает жадно открытый рот в рану на её груди.

Голос Драгана: «Как легко она подчинила мой разум своим по-детски зыбким взглядом.

На какое-то краткое мгновение мы выпали из реального мира и создали свой собственный, в котором не имело значения ничего, кроме радостной муки обоюдного уничтожения. Но как только мы отникли друг от друга, нескончаемый, чудовищный миг распался, развеялся безвозвратно.

И остались только два жалких существа, взаимно отравленных ядом друг друга. Без надежды на чудесное спасение, лишь с чувством надвигающегося бессрочного окоченения, которое влечет назад в безымянную муть, где вечность помножена на бессмысленность и безысходность.

Только одно противоядие может остановить действие чёрной крови — сама чёрная кровь отравителя, но в огромном, превосходящем все разумные пределы количестве. Вампирская обратная гомеопатия…

Как легко эта девочка проникла в мой разум, как легко и не колеблясь заставила убить себя, как легко и расточительно спасла меня…»

* * *

Под серым небом щетинятся мачтами Лондонские доки. По оживленной улице течет непрерывный людской поток. Снуют разносчики, тяжело ступают грузчики, степенно проходят состоятельные господа, кутаясь в шерстяные плащи.

Неприметный в толпе, облаченный во всё чёрное торопливо идет господин неопределенных лет. Из-под полей круглой шляпы холодно блестят голубые глаза. Хищно заострен крупный тонкий нос. Неприкрытые париком волосы тёмными прядями лежат на плечах, серебрясь то ли от седины, то ли от холодных брызг моря, которые летят от причала вместе со шквалами бурного ветра.

Пробегающий мимо мальчишка в обмен на пенни передают неприветливому господину новостной памфлет. Перебирая свеженапечатанные листки, он задерживает взгляд на некоторых заголовках: «Лорд Уинзор не перенёс смерти единственного сына. В сгоревшем лондонском доме маркиза Хэкэбаута обнаружено тело погибшего арендатора князя А. Таинственное исчезновение Belle D'Arlot».

Последняя заметка гласит: «Лондонское общество взбудоражено необъяснимым исчезновением Мэри Фо, более известной под именем Belle D'Arlot (свою карьеру она начала в театре Арло). Её салон, заслуживший определенную репутацию царившими там фривольными нравами, уже несколько недель пустует. По слухам, прелестная Мэри может вполне добровольно скрываться от общества в связи с проявившимися у нее признаками Lues venerea (Латинский: "Венерина чума".). Покровительствовавший ей в последнее время граф Л. был замечен в компании Jolie Suzanne (Французский: "Милашка Сюзан".)».

Новый ожесточенный порыв ветра рвет памфлет из рук читающего, на бумагу падают первые капли дождя. Мужчина поспешно сует листки под плащ и, ускорив шаги, скрывается за стеной косого ливня.

 

Часть III

Утро.

Ирена, шмыгая носом, кладет телефон, трёт нос рукой. Бэла заглядывает ей в лицо:

— У тебя что, слёзы?

Ирена смотрит на Бэлу слегка покрасневшими глазами:

— Zelo žal mi je za njih! (Так жалко их!) — по-дружески толкает Бэлу в плечо, — In ti brezčutna si! (А у тебя просто чувств нет!)

Бэла смиренно молчит.

Ирена с непониманием на лице:

— Ampak to je čudno, da se Mary je tudi izkazala za vampirke. (Но странно, что Мэри тоже оказалась вампиром.)

Бэла с готовностью объясняет:

— Да нет! Князь сделал её вампиром.

С удивлением:

— Zakaj? (Почему?)

Бэла пожимает плечами:

— Е велико «закай». (Искаженный словенский: «Есть много "почему"».)

Ирена задумчиво:

— Morda, to je zaradi bolezni. Knez ni hotel, da bi umrla. (Может быть, из-за болезни. Князь не хотел, чтоб она умерла.)

— Или это был трюк. Князь успел сбежать.

Ирена, обдумывая эту мысль, эмоционально поводит бровями, то сводя их, а то по очереди приподнимая и опуская, и наконец, как будто что-то уяснив для себя, с чувством изрекает:

— Kakšna baraba je! (Какая сволочь!)

Из дальней комнаты, протирая глаза, выходит Тинек, не обращая внимания на сидящих за столом, заспанно шаркает в другой конец дома.

Ирена комментирует:

— Jutranji izlet na stranišče. Zdi se mi, da že sediva tukaj. (Утренний поход в туалет. Кажется, мы слишком засиделись.)

Обе проверяют время на телефоне: «05:09».

— Morali bi se naspati, vsaj par ur. (Надо нам поспать, хотя бы пару часиков.)

* * *

Серо-синее. Сумеречное. Вид от первого лица. Раннее утро. На смотровой площадке башни силуэт мужчины в средневековой дворянской одежде. Свободно задувая под высокий свод башенной крыши, ветер развевает тёмный плащ.

Мужчина, держась за каменную опору крыши, глядит с края стены вниз, но внезапно оборачивается, спрыгивает на пол и резким рывком оказывается у небольшого колодца, окруженного каменной кладкой.

В темнеющую глубь колодца едва заметной тенью летит фигура спрыгнувшего туда человека.

В просторной светлой комнате. Молодая женщина в богатом красном платье отходит от высокого узкого окна. Гневный мужской голос: «Почему ты не сказала мне про тайный ход?» Глаза женщины сияют ненавистью. Она не говорит, но слышны её исполненные горечи слова: «Ты предал меня! Скажи, кому ты отдал мой крест?»

Женщина в красном одеянии сидит на краю широкого ложа. Мужская рука тянется к её лицу. Но она отклоняется и лёгким взмахом руки вгоняет себе в грудь чёрный кол. Её голова с тяжелыми тёмными косами безжизненно склоняется. Она шепчет: «Смерть приняв, я вернусь».

Двор высокого деревянного дома. Женщина с покрытой головой, одетая просто, но не по-крестьянски, с младенцем на руках. У её ног темноглазый ребёнок лет двух тянет подол длинного прямого платья. На лице женщины тревога. Твердый мужской голос: «Я вернусь! Я вернусь князем!» Испуганный взгляд ребёнка, слёзы. Женщина сжимает дрожащей рукой круглый крест, висящий на груди.

Круглый крест, шёпот, чёрный кол вонзается в грудь.

Женщина в красном платье, с тяжелыми тёмными косами, стоит на краю башенной стены, одной рукой прижимая к груди младенца, другой — держась за каменную опору высокой крыши. Рывок навстречу ей — ребёнок исчезает, женщина медленно падает со стены наземь. Белая ткань её головного убора бьется на лету, как крыло лебедя. Она срывает с груди круглый крест. За ней — вниз, вниз. Мужская рука тянется к её вскинутой руке. Небо впивается в зелень травы, хруст, удар — темнота.

* * *

Судорожно вздохнув, словно вынырнув из мутного водоворота, Бэла просыпается в светлой от солнца спальне. Кровать напротив пуста и застелена. С минуту она просто сидит в постели, приходя в себя и прислушиваясь. После сна она не выглядит особенно посвежевшей. Тени под глазами залегли ещё глубже. Лицо бледно. До Бэлы долетают звуки оживленного разговора.

* * *

В большой комнате за столом, попивая кофе, расположилась компания из шести человек: Штефан, инспектор, Даниель, доктор Пеклич, Лиза и Паша. Рядом со столом, не пытаясь скрывать своего любопытства, крутится Тинек. Ирена возится на кухне.

– Štefan, mati dobila je te? (Штефан, тебе мать дозвонилась?) — кричит, не отрываясь от своих дел, Ирена.

Штефан, по-прежнему сидя за столом, лишь слегка разворачивается в сторону кухни:

— Ja, jima gre dobro. Oče je imel operacijo. Stric Martin še bo ostal z njima za vsak slučaj. (Да, у них там всё хорошо. Отцу сделали операцию. Дядя Мартин пока побудет с ними, на всякий случай.)

— Vem. Tvoja mati me je zjutraj klicala. Skrbelo me je zate (Я знаю. Твоя мать мне с утра позвонила. Я просто за тебя волновалась.)

Штефан понимающе кивает и возвращается к беседе.

Инспектор:

— Doktor, zdaj naredim proti vsem opisom dela. Zato popolnoma prepričati se moram, da nihče ne bo nastradal. Če bi bil banalen zločin, bi prijel osumljenca in pri tem se bi ustavil. Toda povejte mi, kaj naj naredim zdaj. (Доктор, я поступаю сейчас против всех должностных инструкций, поэтому я должен быть совершенно уверен, что никто не пострадает. Если бы это было обычное преступление, то я бы задержал подозреваемого и этим бы и ограничился. Но что прикажите делать сейчас?)

Доктор отвечает не спеша, взвешивая каждое слово:

— Govorice že so se razširile po vsej vasi. Torej, moramo obvestiti ljudi tako rekoč uradno. Mogoče nam ne bodo verjeli… (По деревне уже поползли слухи. Значит, людей нужно оповестить официально, так сказать. Возможно, они и не поверят…)

Штефан прерывает:

— Bodo, bodo verjeli, doktor. Tukaj veliko smo slišali o vampirjih. Ni čudno, da v naših gozdovih sploh ni volkov. (Поверят-поверят, доктор. Мы здесь о вампирах наслышаны. Недаром волков в наших лесах нет как нет.)

Доктор глубокомысленно кивает:

— Da, zemlja vampirja je sprevržena z njegovim rojstvom. Ona je izgubila harmonijo, njena vibracija, njen ton odpade iz skupnega sozvočju življenja. Volkovi bolj, kot nihče drug, občutijo to, in isto poganja jih proč. (Да, земля вампира извращена его рождением. Она дисгармонична, её вибрация, её звучание выпадает из окружающего унисона жизни. Волки, как никто, чувствуют это, что и гонит их прочь.)

Инспектор, с интересом выслушав рассказ о волках, возвращается к прежней теме:

— Bolje, da bi Vi kot znanstvenik ljudem pojasnili, kaj se dogaja. Predlagam, da imamo sestanek v šolski dvorani, kjer boste obrazložili vse enako, kot ste mi povedali. (Вы как ученый, пожалуй, и должны объяснить людям, что происходит. Я предлагаю устроить собрание в школьном актовом зале, где вы всё изложите так же, как рассказывали мне.)

Доктор подхватывает мысль инспектора:

— Lepo bi bilo, če bi mi vse domačine prepričali, da preživeli noč v šoli. (И было бы неплохо, если бы мы смогли убедить всех местных на ночь перебраться в школу.)

В это время Даниель разговаривает с Лизой:

— Well, the whole story is really unclear. But she disappeared all of the sudden right before her engagement. (Ну, история не совсем понятная. Но она внезапно исчезла прямо накануне своей помолвки.)

Лиза рассматривает в телефоне старинный портрет, который Даниель прошлым вечером показывал Бэле, и со сдержанным интересом спрашивает:

— What’s her name again? (Как её зовут? Напомни.)

– Élise Defourré. (Элиза ДеФурре.)

– Élise… — девушка выразительно хмыкает и что-то пишет в телефоне.

Даниель пытается продолжить разговор:

— Yeah… Funny coincidence. (Да-а-а… Забавное совпадение.)

Лиза, нахмурившись, что-то ищет в телефоне и наконец со вздохом разочарования откладывает его:

— There’s no much info on her. How did you learn? (О ней не так уж и много инфы. А ты откуда узнал?)

Даниель, очевидно, почувствовав некоторое замешательство, всё-таки находится с ответом:

— You know, it’s my hobby to learn something that other people never get to know. By the way, I know a lot of great places in Ljubljana. I can show you. (Да, знаешь я, вообще, люблю узнавать что-то, чего никто не знает. Кстати, я знаю много отличных мест в Любляне. Могу и тебе показать.)

Лиза морщит носик:

— I visit it almost every year. It’s kind of my second home. (Я практически каждый год туда езжу. Это вроде как мой второй дом.)

— I bet you have never been where I’m going to take you. (Спорю, ты ни разу не бывала там, куда я хочу тебя сводить.)

Лиза явно теряет интерес к этой теме и отвечает с натянутой вежливостью:

— Yeah… Maybe you will show me the castle first? (Нда-а-а…Может, сначала покажешь мне замок?)

Даниель с готовностью:

— Of course! (Конечно!)

Судя по лицу, Лиза припоминает нечто для нее важное и снова оживляется:

— And your friend… Is he still there? (А твой друг… Он всё ещё там?)

Даниель вопросительно глядит на Лизу. Она уточняет:

— Dragan? (Драган?)

Лицо Даниеля выражает разочарование, он, кажется, не рад тому, куда свернул их разговор:

— Oh! Dragan… I’m not sure. I haven’t seen him since midnight. More coffee? (Ах! Драган… Не знаю. Я его с полуночи не видел. Ещё кофе?) — заглядывает в полупустую чашку Лизы.

Лиза поспешно встает из-за стола, забирая чашку с собой:

— No-no. That’s enough. (Нет-нет. Мне хватит.)

Сидевший рядом Паша в продолжении всей беседы клевал носом над своим кофе. Звук отодвинутого стула будит его. Он успевает заметить, как Даниель провожает взглядом ушедшую на кухню Лизу:

— Красивая девчонка! — ободряюще комментирует он, обращаясь к Даниелю.

Тот лишь с шумом выдыхает и сжимает губы. Паша достает свой телефон и, немного порывшись в нем, предъявляет Даниелю какое-то совместное фото:

— А это моя! Вика.

Даниель отвлекается от своих невесёлых мыслей:

— Ampak Bela?.. (Но Бэла?..)

Паша со смехом:

— Нет! Ты что! Чур меня! А, кстати, где она сама?

Даниель поворачивается в сторону кухни:

— Irena, ne veste, kako je z Belo? (Ирена, Вы не знаете, как там Бэла?)

Ирена, отрываясь от разговора с Лизой:

— Verjetno še spi. Takoj, ko zavrem mleko, bom preverila. (Она спит ещё, наверное. Сейчас молоко вскипит, и я проверю.)

Доктор в это время вещает: «No, vidite, veliko načinov je, kako fizično vplivati na vampirja. Ampak zelo malo načinov je, da vplivati psihično». (Видите ли, есть много способов физически воздействовать на вампира. Но очень мало способов психологического воздействия.) Тинек слушает, открыв рот. Штефан тоже увлечен беседой, но, очевидно, расслышав реплику Ирены о Бэле, сейчас же реагирует:

— Lahko preverim Belo, (Я могу проверить, как там Бэла.) — и вставая из-за стола, уточняет: — Irena, si dekleti namestila v majhno spalnico? (Ирена, ты девушек в маленькой спальне разместила?)

Ирена, краем глаза следившая за этой сценой, понимающе усмехается и коротко кивает. Штефан уходит.

Стоящая рядом с Иреной Лиза между тем листает какую-то довольно толстую тетрадь:

— To je zanimivo. Torej, mi dovolite, da preberem? (Это интересно. Так Вы разрешаете почитать?)

Ирена:

— Ja, ja, seveda. Sem za Belo ga našla, ampak ona še vedno spi. (Да, да, конечно. Я это для Бэлы нашла, но она всё-равно пока спит.)

— Jo dam, ko se zbudi, (Я отдам ей, когда она проснется) — увлеченно скользит глазами по записи с заголовком «Vampirji in ogledala» («Вампиры и зеркала»), — To je samo o vampirjih ali?.. (А тут всё только про вампиров или?..)

У стола появляется Бэла в сопровождении Штефана. Он помогает ей сесть рядом с Пашей и что-то негромко говорит на ухо. Бэла с вежливой улыбкой кивает:

— Да-да, не откажусь.

И Штефан отходит на кухню.

Паша, глядя на Бэлу:

— С добрым утром! Вообще-то, уже скоро одиннадцать.

Бэла только машет рукой в ответ. Штефан подает ей чашку кофе и, помявшись, возвращается к разговору с инспектором и доктором (Там Тинек наконец привлекает внимание доктора, потянув его за рукав: «No, in lesen kol deluje?» (Ну, а осиновый кол, он действует?) Доктор добродушно смеется.)

Даниель, вежливо кивнув Паше и Бэле, уходит на кухню со своей чашкой.

Паша, окинув Бэлу внимательным взглядом, слегка смущается, но через мгновение возвращается к своему ироничному тону:

— Ну, кажется, не всё так плохо. Хоть ты и выглядишь так, будто всю ночь мешки в порту таскала, одного уже охмурила.

Бэла не настроена шутить и смотрит на Пашу с холодным неудовольствием.

— Да ладно тебе! — Паша похлопывает Бэлу по плечу, — Я же по-дружески. Этот, чёрт, как его… Гусарские усы… Он на тебя глаз положил.

Продолжая пить кофе, Бэла лишь театрально закатывает глаза, что, по-видимому, обозначает крайнюю степень незаинтересованности. Паша, однако, не сдается:

— Ты глаза-то не закатывай. Отличный вариант, для тебя. Потому что другой, — тут Паша делает эффектную паузу и выразительно таращит глаза, — тебе не по зубам. Понимаешь, о чем я?

Бэла, которой, очевидно, надоело Пашино фиглярство, вздыхает с безнадёжным видом:

— Что ты так разволновался на счёт Драгана? Сам что ли на него запал?

Видимо, совершенно не ожидавший такой реплики Паша впадает в ступор и начинает машинально ерошить свои волосы.

* * *

Бэла прохаживается вокруг дома Тинека. Погода ясная. Морозно. Снега навалило по колено. Зайдя по расчищенной тропинке за дом, Бэла обнаруживает собачью будку, из которой торчит нос Рекса. Присев на корточки, она по-детски осторожно заглядывает в будку и пытается подозвать пса, но тот лишь глубже залезает в конуру.

Поднявшись, Бэла некоторое время стоит в задумчивости, потирает шею. Наконец, тряхнув головой, она достает пачку сигарет и зажигалку. В этот момент из-за дома выглядывает Ирена:

— Bela, boš šla v grad? (Бэла, ты поедешь в замок?)

— Штефан уже готов?

Ирена с улыбкой:

– Žal mi je, ampak je zaspal. Zjutraj sem ga prosila, naj počisti potke, (Извини, но он уснул. Я его утром попросила, расчистить дорожки.) — кивает на тропинку, где стоит Бэла, — Je preprostopopadalzaradiutrujenosti. Inšpektor Stanovnik te pelje. (Он просто свалился от усталости. Тебя инспектор Становник подвезет.)

Бэла выходит на дорогу перед домом Тинека. Инспектор ждет её, сидя на снегоходе.

Бэла не скрывает радостного удивления:

— Ого!

Инспектор:

— Prideva v trenutku do gradu! In prek jezera je še hitreje. (Вмиг до замка доедем! А через озеро ещё быстрее.)

Бэла радостно заскакивает на снегоход. Как только она усаживается, инспектор заводит мотор, и они срываются с места. Снегоход сразу набирает скорость. Сначала по обе стороны от дороги мелькают одиночные частные домики, окруженные садами и огородами. Но через пару минут снегоход поворачивает с узкого просёлка на более широкую дорогу, бегущую по высокой насыпи. Деревенские домики остаются позади. Дорогу обступают заснеженные кусты и деревья. Кивнув вправо, инспектор поясняет:

— Tam za drevesi je naše jezero. (Там за деревьями наше озеро.)

Бэла присматривается к несущимся навстречу снегоходу стволам и веткам, но за ними ничего не разглядеть, кроме других стволов. Быстро сверкнув, исчезает за спиной солнечно-голубая змейка лесной тропки. Но вот деревья расступаются и убегают прочь, а снегоход с ревом взлетает на небольшой холм. Впереди успевает мелькнуть лента дороги, огибающая невысокий берег озера. Зажатая между озером и лесом, она упирается в далекий горизонт, где неясным тёмным пятном на вершине поросшего деревьями холма маячит их цель. На полном ходу они катятся вниз с холма, и сворачивают с дороги.

Снегоход вырывается на гладь зимнего озера. До самого горизонта расстилается нетронутый, искрящийся снежный покров. Серебряные иглы мороза пронизывают напоенный солнцем и синевой воздух. Пушистые хлопья бьют фонтанами из-под полозьев. Противоположный берег озера кажется смутной полосой, опушенной лесом, за которым поднимаются призрачные белёсо-голубые холмы.

На линии горизонта высится тёмно-серая громада старинного замка, венчающего вершину лесистого холма. С озера замок виден весь как на ладони. За каменной крепостной стеной — массивное, но довольно компактное четырех-пятиэтажное строение, к которому примыкает лишенная крыши башня, необычайно высокая, уходящая стройной колонной в сияние безоблачного неба.

Бэла с восхищением выдыхает:

— Вот это да!

Инспектор, перекрикивая шум мотора:

— No, kaj mislite? Je všeč? (Ну, что? Нравится?)

— Красота! — и громче, — Лепота!

Словно вырезные, проступают зубцы крепостной стены на фоне пронзительно ясного неба. На холсте прозрачного, морозно-кружевного дня мрачные очертания замка кажутся неправдоподобно величественными, как будто перенеслись сюда прямо из средневековой легенды. Бэла смеется, подняв лицо к солнцу, сладко жмурится на ослепительном свету. И лицо её сияет в окружении колких кристаллов солнечной изморози и жарких рыжих прядей, струящихся на ветру.

День.

У ворот замка инспектора и Бэлу встречают доктор Пеклич, Драган, Даниель и Лиза. На внешней стороне ворот прикреплен лист бумаги с надписью от руки, но печатными буквами: «Muzej je zaprt za obiskovalce zaradi tehničnih težav»/ «The museum is closed to the public for technical reasons». (Словенский и английский: «Музей закрыт для посещения по техническим причинам».)

Бэла, указывая на объявление:

— Помогло?

Доктор Пеклич:

— Вроде того. Пара особо рьяных туристов около получаса тарабанила в ворота, но в конце концов и они уехали ни с чем.

Бэла, сжав губы, комично расширяет глаза, как бы желая сказать: «Да-а-а, неувязочка…»

Компания идет по двору замка. При свете дня видно, что крепостная стена окружает довольно обширное пространство, защищая собой не только замок, занимающий не больше четверти всей территории, но и множество хозяйственных построек, и небольшую часовню, под стенами которой приютилось старое кладбище.

Сам замок, стоящий посреди крепости, вблизи выглядит обветшавшим и неухоженным. Высотой он вдвое ниже башни, если не принимать в расчет возвышающуюся над фасадом часть. Многогранная эркерная башенка прилепилась к стене замка прямо под башней, словно громадный скворечник. От нее по башенной стене наверх к смотровой площадке тянется наружная лестница, которую едва ли можно разглядеть с земли за высоким каменным парапетом. У замка два крыла — одно чуть выше другого, — и они примыкают друг к другу под прямым углом, образуя нечто вроде буквы «Г». Несмотря на грубую кладку и толстые стены, замок кажется даже изящным, то ли из-за высоких гребней остроконечных крыш, то ли из-за общей компактности.

Двигаясь вдоль крепостной стены, компания по пути минует несколько заложенных камнями и даже кирпичами дверных проёмов. Видимо, большинство прежних входов и выходов по каким-то причинам пришло в негодность. Тут же по двору носится перевозбужденный от обилия впечатлений Тинек. Ему и послушать хочется, и поиграть в свежевыпавшем снегу. Он то подбегает к группе беседующих взрослых, то бросается лепить снежки и швыряет их в деревья, в стены и в любопытных ворон.

Инспектор:

— Doktor, za vse je že poskrbljeno. (Доктор, я обо всем договорился.)

Доктор удовлетворенно потирает руки:

– Čudovito! Čudovito! Torej, ste prišli pome? (Чудно! Чудно! Значит, Вы за мной приехали?)

— Ja. No, in želim videti, kaj se dogaja tu. (Да. Ну, и посмотреть, что здесь и как.)

— Oh! Tu je vse lepo! Tako veliko so že storili! Naj Vam pokažemo. (О! Здесь всё замечательно! Уже столько сделано! Позвольте Вам показать.)

Лиза тихо, но отчетливо:

— Smo res že videli vse. (Мы, правда, уже всё посмотрели.)

Даниель, покашляв, обращается к Лизе:

— And we can go to the museum in a meanwhile. Did you know? That castle was built in the eighth century. But since then it has burned and been rebuilt many times. (А мы можем пока что пойти в музей. Ты знала, что замок был построен в VIII веке? Правда, потом много раз горел и перестраивался.)

Лиза без особого рвения:

— Wow! We should really take a look, (Ух ты! Да, надо обязательно посмотреть.) — но сама по-прежнему стоит рядом с остальными.

Инспектор, не отвлекаясь на молодежь:

— Upam, da tukaj ne gre vsak, kdorkoli želi. (Надеюсь, тут не ходят все подряд.)

Доктор:

— Zdaj tu so samo tisti, katerih ste odobravali, inšpektor. Gospa Kovač zelo pazi na to. Je precej resna dama, (Сейчас здесь только те, кого Вы сами одобрили, инспектор. Госпожа Ковач за этим зорко следит. Весьма серьёзная дама.) — он делает движение головой в направлении административного корпуса, где в окне маячит суховатая фигура пожилой женщины.

Инспектор приветственно кивает госпоже Ковач, а затем выразительно смотрит куда-то за спину доктора. Тот, обернувшись, натыкается взглядом на резвящегося Тинека, и облегченно усмехается:

— No, celo gospa Kovač ne more držati na povodcu tega mladeniča. (Ну, этого молодого человека даже госпожа Ковач не способна держать в узде.)

Тинек, сообразив, что речь идет о нем, подает голос:

— Sem vampirja videl. Včeraj. V gozdu. In ničesar mi ni naredil. (А я вампира видел. Вчера. В лесу. И он мне ничего не сделал.)

Инспектор глубокомысленно вздыхает, как будто бы хочет сказать: «Да-а-а, дети».

В разговор вступает Бэла:

— А где, вообще, все?

Доктор:

— Počivajo. Ker vso noč so delali. (Отдыхают. Всё-таки всю ночь трудились.)

Лиза поспешно вставляет:

— Mimogrede, dedek, nisi utrujen? Mislim, da bi moral počivati. Ne pozabi paziti na tvoje srce. Inšpektor lahko bo te peljal, (Кстати, дед, а ты разве не устал? Думаю, тебе стоит отдохнуть. Не забывай о своем сердце. Инспектор может отвезти тебя.) — с надеждой смотрит на инспектора.

Доктор с улыбкой:

— Ne skrbi zame. Dobro sem spal. Inšpektor lahko potrdi, saj je dal me posteljo za noč, (За меня не волнуйся. Я прекрасно выспался. Инспектор может подтвердить, ведь это он меня приютил на ночь.) — благодарный поклон инспектору, — Toda gospod študent je bil tukaj celo noč. (А вот господин студент был здесь всю ночь.)

В добродушном взгляде доктора, устремленном на Даниеля, читается лукавство. Даниель пожимает плечами:

— No, nekako nisem utrujen. (Да я как-то не устал.)

Инспектор:

— Torej, mi pokažite, (Ну, тогда показывайте) — делает приглашающий жест в сторону Даниеля.

Тот с готовностью указывает, куда надо идти, и сам возглавляет группу. Все охотно идут следом. Только Лиза некоторое время мнется на месте, но всё же присоединяется к остальным.

В этот момент слышится скрип двери, и голос пожилой женщины зовет:

— Tinek! Pridi k meni! (Тинек! Зайди-ка!)

Тинек возмущенно:

— No, babica! (Ну, бабушка!)

Госпожа Ковач (это она вчера явилась в дом Тинека с инспектором), стоящая в дверях административного корпуса, настойчиво машет рукой:

— Pojdi, pojdi! (Иди-иди!)

Тинек, скорчив недовольную мину, уходит.

Группа идет вокруг замка. Даниель, придав голосу солидности, комментирует всё окружающее, активно жестикулируя, указывает то на стены и окна, то на землю под ними. Инспектор и Бэла увлеченно слушают, синхронно поворачивая голову вслед за жестами оратора. Драган (в своей неизменно надвинутой на самые глаза шапке) и доктор следуют чуть позади, время от времени обмениваясь репликами. Замыкает группу явно скучающая Лиза. Она блуждает взглядом по сторонам, пинает снег, потирает руки и демонстративно вздыхает.

Даниель, не забывая придерживаться густой хрипотцы в голосе:

— Pazite na poti… Pod vsako okno je past. Okrili smo jih s snegom, (Осторожно… Тут под каждым окном ловушка. Мы их присыпали снегом.) — немного расчищает снег ногой.

Становятся видны вбитые в землю блестящие колья. Даниель, отвечая на удивленно-вопросительные взгляды:

— Ja! So srebri! (Да! Серебряные!)

Впечатленный инспектор вполголоса комментирует:

— Potratno je. Isto bi lahko naredili s pomočjo lesenih kolov. (Расточительно. Можно было обойтись и осиной.)

Бэла, приподняв брови, смотрит на Даниеля, но тот лишь машет рукой — «не обращай внимания».

Даниель, отойдя ближе к внешней стене замкового двора:

— In tam bo zaseda. Imamo eno zasedo za dve pasti. (А тут будет засада. По одной засаде на две ловушки.)

На первый взгляд это просто снежный занос, но обойдя вокруг, инспектор и Бэла видят, что за снежным холмиком скрывается нечто вроде небольшого окопа, в котором уже разложены какие-то ящики, прикрытые светлым брезентом.

Пораженная Бэла:

— Ничего себе! И сколько этих засад?

Даниель быстро прикидывает в уме, загибая пальцы:

– Šest, enega zasede še ni bila končana. (Шесть, ещё одну не доделали.)

Инспектор спрыгивает в яму устроенную для засады и осматривается, между тем как для себя отмечает:

— Gospod doktor, gospod Paerill, gospod Kovač, gospod Maksimovič, gospod Tepina, jaz… Potrebujemo nekoga drugega… Mogoče… (Господин Доктор, господин Перилл, господин Ковач, господин Максимович, господин Тепина, я… Нужен ещё кто-то… Может быть…)

Бэла хмыкает. Даниель прерывает рассуждения инспектора:

— Ne, ne, za vsako zasedo potrebujemo dva človeka. Štefan se je že dogovoril s fanti iz vasi. Nekateri od njih že so nam pomagali nocoj. (Нет-нет, для каждой засады нужно по два человека. Штефан уже договорился с парнями из деревни. Некоторые из них уже помогали нам этой ночью.)

Инспектору явно не нравится услышанное:

— No, zdi se mi, da je preveliko ljudi. Sem že kršim vse pisana in nepisana pravila. To je še vedno državni muzej. (Ну, не многовато ли людей? Я и так уже нарушаю все писаные и неписаные правила. Это всё-таки государственный музей.)

Даниель несколько теряется:

— Ampak… ne bodo vstopili v grad. (Но… Они не будут входить в замок.)

Однако инспектор только хмурится в ответ, выражая этим свое несогласие. Доктор и Драган подходят ближе к спорящим. Даже Лиза привлечена происходящим. Доктор мягко замечает:

— Mislim, da domačini ne bodo napravili kaos in razbili vse naokrog. To je njih, lahko rečemo, rojstni grad. In, kar je še najboljše, ne moremo vampirja spustiti iz gradu do vasi. Potem pa veliko ljudi bo v smrtni nevarnosti. (Как мне кажется, местные жители не станут устраивать здесь хаос и всё крушить. Ведь это их, можно сказать, родной замок. И самое главное, нельзя позволить вампиру выбраться из замка в деревню. Тогда множество людей окажутся в смертельной опасности.)

Инспектор переводит неубежденный взгляд на Драгана, тот молчит и только слегка приподнимает брови, как бы говоря: «Звучит разумно». Лицо инспектора светлеет:

— To je tisto, kar sem hotel povedati. Tu bomo potrebovali pomoč iz vasi. Bom Štefana prosil govori s fanti. (Это я и хотел сказать. Здесь понадобится помощь. Я попрошу Штефана, чтобы он поговорил с парнями.)

Обстановка моментально разряжается, все облегченно улыбаются. Только Лиза наблюдает за происходящим с недоумением:

— Dedek, izkazalo se je, da imaš moč prepričevanja! (Дед, а у тебя, оказывается, дар убеждения!)

Доктор кивает Лизе с преувеличенно гордой улыбкой, но потом, отвернувшись, задумывается. Взгляд его останавливается на Драгане.

Инспектор рассматривает содержимое ящиков: рация, бинокли, уже готовые коктейли Молотова (при их виде он укоризненно качает головой), стрелы с насмоленными наконечниками. Инспектор, вертя в руках стрелы:

— In kako to boste uporabljali? (А это как будете использовать?)

Даниель:

— Imamo loki in samostreli. (Есть луки и арбалеты.)

Инспектор увлеченно:

— Lahko streljate s srebrnimi konicami. (Можно стрелять серебряными наконечниками.)

Бэла бубнит себе под нос: «А можно серебряными вилками затыкать». Даниель подавляет смешок и тут же принимает серьёзный вид:

— In tam je kapela s skrivnim prehodom. Če smo zapečatili skrivni prehod, kapela bo naredila dobra past. (А там часовня с тайным ходом. Если перекрыть тайный ход, то из часовни получится хорошая западня.)

Лиза оживляется:

— Well, at last something new. (Наконец что-то новенькое.)

* * *

Вся группа подходит к небольшой часовне, сложенной из того же тёмно-серого камня, что и весь замок. Лиза, достав телефон, делает пару снимков снаружи.

Внутри часовни синеватый полумрак. Виднеются два ряда строгих каменных саркофагов. Под крошечным круглым окошком, из которого льется сноп золотистого света, высится мрачный крест. Крышка одного саркофага снята, внутри непроглядная чернота уходит куда-то в бездонную глубь. Бэла заглядывает в колодец тайного хода и отшатывается.

Молча побродив между саркофагами (Лиза не забывает фотографировать), компания снова выходит наружу, где ослепительно ясный день кажется ещё ярче после могильно холодной полутьмы. Бэла, поглаживая рукой кованую дверь:

— Допустим, он попытается уйти через часовню, но как вы его здесь поймаете? Стены, конечно, толстые, но дверь, я думаю, вампир вполне сможет выломать.

Даниель загадочно улыбается, между тем как доктор вполголоса переводит инспектору вопрос Бэлы.

Даниель:

— Slika je vredna tisoč besed. Zdaj ni vse še pripravljeno. In ko Štefan in Paša bosta prišla, vam pokažemo. (Это лучше увидеть, чем услышать. Сейчас ещё не всё готово. Вот Штефан и Паша приедут, тогда мы вам продемонстрируем.)

Лиза разочарованно вздыхает. Драган что-то шепчет Даниелю на ухо. Даниель кивает и, прочистив горло, снова обращается к группе:

— Nečesa sva se domislila. Vendar potrebujeva vašo pomoč. Liza, Bela, pojdita k gospi Kovač, prosita jo vključi elektriko v kapeli, (Мы кое-что придумали. Только понадобится ваша помощь. Лиза, Бэла, сходите к госпоже Ковач, попросите, чтобы она включила электричество в часовне.) — к мужчинам, — In bomo šli v skladišče, ko Dragan tu bo vse pripravil. (А мы сходим на склад, пока Драган тут всё подготовит.)

Девушки отправляются в сторону административного корпуса, что-то обсуждают по пути, на миг приостанавливаются — Лиза передает Бэле тетрадь. Мужчины уходят в противоположную сторону. Драган входит в часовню.

Компания снова перед часовней. Стоят напротив входа рядом с мешком, полным песка. Даниель и инспектор держат в руках лопатки с прямоугольным полотном. Доктор Пеклич понимающе улыбается. Девушки в предвкушении события подпрыгивают на месте то ли от возбуждения, то ли пытаясь согреться. Лиза держит наготове телефон.

Даниель негромко, как бы самому себе:

— Skoraj sem sram, da to naredim brez fantov. Paša je izumil vse. On in Štefan sta tukaj delala. (Мне почти стыдно делать это без парней. Паша всё придумал, и они со Штефаном тут до утра трудись.) — и вздохнув, бодро осведомляется: — Ste pripravljeni? Lahko vidite? (Все готовы? Хорошо видно?)

Лиза с нетерпением:

— Daniel, come on! (Даниель, ну же!)

Даниель:

— Dragan! (Драган!)

Драган, появившись в дверном проёме часовни, поднимает руку, в знак готовности. Даниель кивает. Драган отходит в глубину часовни, становится рядом со саркофагом, скрывающим тайный ход. Каменная крышка уже лежит, как положено, сверху. Даниель комментирует:

— Trenutno vampir namerava odstraniti pokrov v upanju, da bo pobegnil po skrivnem prehodu. Še nismo ga zakopali, ampak začnemo po kosilu. (Вот вампир собирается снять крышку, надеясь убежать через тайный ход. Он пока не завален, но мы этим займемся после обеда.)

Драган склоняется над крышкой, хватается за край и, изображая сильнейшее напряжение всего тела, толкает неподъёмную каменную плиту. Сейчас же с неимоверной скоростью весь дверной проём охватывает гудящее пламя. Лиза тонко вскрикивает от искреннего удивления. Бэла смотрит на бушующую стену огня, как зачарованная. Мужчины восторженно переглядываются.

Огненные языки с треском и гулом рвутся вверх, жаркое, насыщенно алое трепетание пышет гипнотической гибельной красотой. Отблески пламени пляшут в немигающих глазах восхищенных зрителей. Откуда-то сверху доносится торжествующий вопль. Компания, вздрогнув, на секунду отвлекается от завораживающего зрелища — Тинек, высунувшись из замкового окна где-то на втором этаже, издает ликующие крики, оживленно размахивая руками.

Тут новый шипящий звук, исходящий от часовни, привлекает всеобщее внимание. Это Драган сбивает пламя струей огнетушителя. Словно очнувшись от оцепенения, инспектор и Даниель начинают забрасывать огонь песком. Лиза, спохватившись, делает запоздалые снимки. Доктор Пеклич и девушки вслед за ним благодарно аплодируют и посмеиваются.

Огонь потушен. Инспектор устало отдувается:

— Upam, da je načrt za nujne primere. Dejansko bolje je, da ne igramo z ognjem. (Надеюсь, что это вариант на крайний случай. Всё-таки с огнем лучше не шутить.)

Из часовни, неся опустевший огнетушитель, выходит Драган:

— Kaj pravite, inšpektor? (Что скажите, инспектор?)

И тот отвечает с искренним воодушевлением:

— Požar na izhodu ne bo ga ustavil. Mora tudi biti ogenj znotraj kapele. (Горящий выход его не остановит. Надо, чтобы и внутри часовни горело.)

Даниель, опустив глаза:

— Ja, to je dobra ideja. (Да, это хорошая идея.)

Лиза не скрывает улыбки, остальные сохраняют невозмутимый вид, как будто ничего особенного не происходит.

Компания, всё ещё не отошедшая от увиденного, медленно идет от часовни к замку. Все возбужденно переговариваются: Инспектор и доктор Пеклич, Даниель, Лиза и Бэла (Драгана поблизости нет). Даниель галантно напоминает девушкам о ловушках под окнами, те притормаживают, сворачивая правее.

Тут в метре от них воздух сверху вниз прорезает нечто трудно различимое и смачно шмякается в снег прямо на серебряные колья, издав отвратительный звонкий хруст. Лиза непроизвольно взвизгивает и отскакивает, схватившись за плечо Даниеля. Остальные на мгновение в ступоре замолкают. Насаженная на колья, в снегу красуется обезображенная голова манекена в средневековом шлеме. Инспектор беззвучно ругается. В замковом окне прямо над головой всей компании заливается заразительным озорным смехом Тинек.

* * *

Все (инспектор, доктор Пеклич, Даниель, Лиза, Бэла, Тинек и госпожа Ковач) собрались в просторной зале замка. Тут пустовато. Пробивающийся из узких окон свет едва рассеивает тени в обширном помещении. По стенам висят скудные экспонаты, драпировки, какие-то карты и пояснения к ним. В одном углу устроена довольно корявая диорама: пластиковая средневековая красавица, обряженная в грязно-синее одеяние, провожает в поход безголового воина в мутно-бордовой тунике. Бутафория всей сценки видна невооруженным взглядом.

Даниель с невозмутимым видом начинает пристраивать к шее воина пострадавшую от рук Тинека голову. Инспектор хмуро наблюдает за процессом и в то же время крепко держит Тинека за плечо. Госпожа Ковач осыпает мальчугана упрёками и оплеухами, в ответ на что он пытается состроить виноватое лицо (хотя улыбка так и лезет наружу) и слабо прикрывается свободной рукой.

Бэла и Лиза, не забывающая фотографировать всё подряд, осматривают небогатую обстановку. На одной из стен среди глянцевитых плакатов с видами замка они обнаруживают парные портреты. Пожилой мужчина с длинным желтоватым лицом и по-собачьи грустными глазами. Молодая немного бледная женщина с тяжелыми тёмными косами, прикрытыми лёгкой, как паутинка, полупрозрачной тканью. Бэла останавливается у портретов и вглядывается в них с напряженным вниманием.

Просторная светлая комната. Молодая женщина в богатом красном одеянии низко склоняет увенчанную тяжелыми тёмными косами голову.

Бэла читает надписи на табличках под портретами, беззвучно двигая губами: «Wolfred Seelandski, 9 stoletje» (Вольфред из Зееланда, IX век), «Katarina Seelandska, 9 stoletje» (Катарина из Зееланда, IX век). Женский портрет, по-видимому, интересует её сильнее. Она сосредоточенно скользит взглядом по глянцевитой поверхности, испещренной многочисленными трещинами. Как живое, выступает из тёмной глубины картины тонкое нервное лицо, миндалевидные карие глаза, сухо сжатые тонкие губы. В руках у женщины небольшая книжечка с надписью: «Morte accepta, regrediar».

Лиза давно стоит в другом конце залы, где на стене отливает алюминиевым блеском какая-то неправдоподобная амуниция. За спиной Бэлы Даниель, инспектор и госпожа Ковач уже все вместе энергично трудятся над реконструкцией воина. К одиноко стоящей Бэле подходит доктор Пеклич:

— Это копии, к сожалению, но довольно приличные.

Бэла:

— Доктор… э-э-э… а-а-а… — очевидно, взволнованная, она никак не может сформулировать свою мысль и только перебирает междометия, указывая на портрет.

Доктор, нацепив очки, наклоняется к картине и присматривается к табличке:

— Ах! Катарина Озерская! Вот Вы о чем, — выпрямившись, добродушно смотрит на Бэлу, — Да, я помню наш разговор. Но не думаю, что эта та самая Катарина. Эту князь Вольфред привез собой из Баварии. Она прожила очень недолго и считалась… (подбирает слово) так скажем, своеобразной личностью.

Бэла, по-видимому, не понимает этого иносказания и продолжает вопросительно смотреть на доктора. И тот добавляет:

— Она была весьма нелюдима, страдала провалами в памяти и острой неприязнью ко всему местному. Так что, как видите, это совершенно другая Катарина. По слухам, она закончила жизнь самоубийством.

Бэла смотрит на портрет с грустью и горечью.

Женщина в красном платье, с тяжелыми тёмными косами, стоит на краю башенной стены, прижимая к груди младенца.

— А дети? У нее были дети? — затаив дыхание, спрашивает Бэла.

— Нет.

Доктор, кажется, и сам заинтересовался портретом. Он вытаскивает телефон и набирает что-то, шепча себе под нос: «Radovedno je…» (Это любопытно…) Бэла внимательно следит за действиями доктора, и он, заметив её взгляд, привычным жестом снимает очки и поясняет:

— «Morte accepta, regrediar». Такого девиза я раньше не встречал. Вам знакома Латынь?

— Ну, вообще-то, у меня медицинское образование.

— О! — почтительный поклон.

— Тут есть «смерть» и… — Бэла многозначительно прищуривается.

Доктор тактично приходит ей на помощь:

— Совершенно верно. «Смерть приняв, я вернусь». Любопытно, не правда ли?

Бэла на секунду замирает, но доктор выводит её из задумчивости:

— Позвольте и мне полюбопытствовать. Ваша встреча с господином Громовым?..

Бэла без особого энтузиазма:

— Я видела его всего лишь несколько минут. А его лицо, так вообще, пару секунд. Он был в очках и в медицинской маске, как будто у него насморк.

Доктор слушает с явным удовольствием.

— Его лицо, насколько я помню, было какое-то неестественное, вроде бы и молодое, и старое одновременно. А вампиры могут стареть?

Доктор оживляется:

— Вопрос далеко не праздный! Принято считать, что после своего обращения вампиры остаются неизменными. Даже если они получают какие-либо ранения, то после нескольких часов, проведенных в родной земле, полностью восстанавливаются. Всё это так и не совсем так.

Доктор делает драматическую паузу, нагоняя интриги. Бэла с улыбкой и нетерпением:

— Доктор, не тяните!

— Видите ли, вампирам необходимо не просто пить кровь…

— Да-да, им нужна живая человеческая кровь, — с готовностью вставляет Бэла.

Доктор смотрит на Бэлу с одобрением:

— Совершенно верно. А Вы не так просты! Но ещё вампиры должны охотиться, нападать, ранить, в общем, добывать кровь силой. Для кровопийцы важно и физическое, и психологическое взаимодействие с человеком. Ну, а в противном случае, вампир начинает стареть. Так что ответ на Ваш вопрос — «Да, вампиры могут стареть».

Бэла не совсем уверенно:

— То есть вампиры стареют без насилия.

— Грубо говоря, они питаются не только человеческой плотью, но и человеческой душой.

— Душой?

— Называйте, как Вам больше нравится: дух, душа, психика, человеческая суть, эмоциональная составляющая. Слова разные — смысл один. Вампиру нужно вместе с порцией свежей крови отхватить и порцию живых чувств, вырвать их из нас.

— То есть они забирают у людей душевные силы…

Доктор с довольной улыбкой кивает и подхватывает мысль Бэлы:

— И для этого нужно, чтобы жертва эмоционально реагировала. А после контакта с вампиром люди испытывают эмоциональную нестабильность и зачастую сходят с ума. Причем, если верить некоторым источникам, чем сильнее эмоциональная вовлеченность самого вампира, тем опаснее последствия для человека.

— Это как?

— Проще говоря, вампир может убить одним лишь прикосновением, если испытывает при взаимодействии с жертвой особенно сильные чувства.

Бэла явно поражена:

— Никогда о таком не слышала!

Доктор, польщенный её восхищением:

— Ну, это довольно редкое явление. Между вампиром и жертвой должна установиться особая психологическая связь, а это маловероятно. С одной стороны, вампиры эмоционально холодные существа. По натуре они хищники-одиночки. А с другой стороны, вампиры не нуждаются в том, чтобы убивать в одно касание. Их цель не смерть жертвы, а живая кровь. Это кстати, одна из причин, почему вампиры чрезвычайно редко нападают на детей. Ребенка слишком легко убить.

Бэла совершенно искренне:

— Доктор, Вы, кажется, знаете о вампирах больше, чем сами вампиры!

Доктор, пытаясь выглядеть скромно:

— Согласитесь, что быть человеком не означает знать человека. Всему надо учиться.

Бэла со вздохом:

— Да… Хотела бы я учиться у Вас. Но…

Доктор ободряющим голосом:

— У Вас ещё всё впереди!

Бэла усмехается:

— Что-то в последнее время мне это часто говорят.

Сдвинув брови при этих словах, доктор оглядывается по сторонам:

— Кстати о времени, мы, кажется, увлеклись.

В зале доктор и Бэла остались одни. Улыбнувшись друг другу, словно заговорщики, они не спеша направляются к выходу.

Слышно, как по дороге доктор возвращается к интересующему его разговору о Громове:

— Извините мою бесцеремонность. Вы что-нибудь помните о моменте нападения?

Собеседников провожает невидящим взглядом реанимированный пластиковый герой. О его злоключениях напоминают лишь сдвинутые на самые глаза волосы, прикрывающие заклеенную наспех скотчем «боевую рану».

* * *

Продолжая беседу, Бэла и доктор медленно движутся по коридору.

— А Вы не чувствуете психологических последствий? Судя по всему, что мне известно о вампирах, жертвы продолжают ощущать неявное присутствие кровопийцы, словно он внедрился в их сознание.

Бэла вроде бы задумывается, но в итоге только пожимает плечами.

В этот момент они замечают Лизу, сидящую в одной из комнат. В помещении довольно темно — окна закрыты деревянными ставнями. Впрочем, смотреть там не на что: обстановка в комнате отсутствует. Примостившись на краю каменной ниши, очевидно, служившей очагом, Лиза сосредоточенно устанавливает свечи в потемневший от времени латунный канделябр.

Доктор и Бэла останавливаются и молча наблюдают за действиями Лизы, явно заинтригованные происходящим. Лиза не сразу реагирует на их появление. Не поднимая головы и не отрываясь от своего дела, она поясняет:

— Zdaj bomo naredili eksperiment. Smo našli nekaj osupljivo. (Сейчас проведем один эксперимент. Мы нашли кое-что потрясающее.)

Из дальнего конца коридора слышатся звуки какой-то возни. Тяжелые шаги, пыхтение, кряхтение — из-за угла появляются двое, они тащат огромную прямоугольную доску. Но когда они подходят ближе, то становится понятно, что в руках у них не доска, а зеркало в деревянной резной раме.

При виде зеркала Лиза радостно подскакивает и освобождает путь носильщикам, указывая на стену напротив очага (там тоже есть ниша, но неглубокая, скорее всего, предназначавшаяся для ложа):

— Tja! Tja! (Туда! Туда!)

Мужчины ставят зеркало на пол, прислонив его к стене. Наконец распрямляют спины и отходят — оказывается, это Штефан и Даниель.

Зеркало выглядит внушительно. Размером в человеческий рост, оно загадочно мерцает светом, ускользающим в зыбкую, зеленоватую глубину. Потускневшая золоченая рама покрыта ажурными листочками-цветочками, из которых тут и там выглядывают милые пухлощёкие мордашки.

Лиза, прицелившись, делает пару фото старинного зеркала и гордо красуется на его фоне:

— Ta-dah! Impresivno? (Та-дам! Впечатляет?) — и уловив вопросительные взгляды, объясняет, — Zdaj bomo prižgali sveče in začeli. Je treba to narediti v dvoje: fant in dekle. (Сейчас зажжем свечи и начнем. Нужно делать это вдвоем: парень и девушка.)

Уловив приглушенные смешки на этих словах, она лишь презрительно хмыкает и решительно продолжает:

— Stojiva točno pred ogledalom. Sveče drživa na sredini. In počasi nariševa križ s svečami — od zgoraj navzdol, od leve proti desni. (Становимся прямо перед зеркалом. Свечи держим посередине. И медленно рисуем свечами крест — сверху вниз, слева направо.)

Объяснения она сопровождает наглядной демонстрацией на примере Даниеля, который с готовностью ей подыгрывает, добросовестно изображая всё описываемое.

Доктор с недоверчивой улыбкой:

— Kaj je ta trik? (Что это за фокус?)

Лиза, несколько обиженная его формулировкой:

— To je eksperiment. Da vidimo vampirja v ogledalu. (Это эксперимент. Чтобы увидеть вампира в зеркале.)

Тут вмешивается Штефан:

— Vampirji nimajo odseva v ogledalu. To vedo vsi. (Вампиры в зеркале не отражаются. Это же все знают.)

Лиза терпеливо:

— A nekatere legende govorijo drugačno. Samo odsev gre v globino ogledala. Kot bi začne živeti samostojno. Vendar je pa način, da pritegnimo ta odsev. Zdaj bomo preverili, ali je res ali ne. (А по некоторым поверьям, отражаются. Просто отражение уходит в глубину зазеркалья. То есть как бы начинает жить самостоятельно. Но можно это отражение выманить. Мы сейчас проверим, правда это или нет.)

Штефан скептически хмыкает в усы:

— Samo če je vampir šel k ogledalu. (Если только вампир подходил к этому зеркалу.)

Лиза убежденно:

— Seveda je šel. Ogledalo je viselo pri stopnišču na koncu hodnika. Vampir ni bi šel mimo njega, razen če je sploh prišel… (Конечно, подходил. Оно висело в конце коридора у лестницы. Вампир мог не подойти к нему, только если вообще сюда не приходил…) — Лиза выразительно смотрит на Штефана, и тот молча признает Лизину правоту.

Даниель помогает Лизе зажечь свечи. Они становятся рядом, держа канделябр между собой, и устремляют взгляд в зеленоватую муть зеркального стекла. Огоньки свечей подрагивают и дробятся в отражении. Сначала с лёгкой улыбкой, потом всё более серьёзно в полной тишине пара начинает выполнять описанные Лизой манипуляции.

Многократно прочерченный в воздухе крест как будто заставляет отражение вибрировать и слоиться. Туманное дно зеркала становится почти осязаемо жутким. Какие-то тени роятся и сгущаются в неясной обратной перспективе. Наблюдатели замирают в ожидании. Лиза продолжает напряженно, не дыша, выводить огненный крест. Даниель вторит ей, как автомат.

— Штефан! — доносится зычный Пашин голос откуда-то снаружи.

Все выпадают из оцепенения. Лиза с шумом выдыхает и, обернувшись к зрителям, не сдерживает эмоций:

— Prisežem, sem videla nekaj! (Клянусь, я что-то видела!)

Штефан невозмутимо:

– Čisto ničesar nisem videl. (Я, вообще, ничего не видел.)

Остальные просто отводят глаза. Лиза не отступает:

— Ti poskusi sam! (Попробуй сам!) — протягивает ему свечи.

Парень отвечает ей равнодушным взглядом, не принимая приглашения. Но это не охлаждает энтузиазма девушки. Она вкладывает канделябр в руки Штефана и настойчиво повторяет:

— Daj, poskusi! Ti z Belo. (Давай, попробуй! Ты и Бэла.)

Штефан сдается и обращает на Бэлу несколько сконфуженный взгляд:

— Bela (Бэла?)

Та с безразличием на лице пожимает плечами — «а почему бы и нет».

Новая пара экспериментаторов подходит к зеркалу. Но тут же отвлекается появлением в комнате Драгана и Паши. Драган, указывая подбородком на Штефана:

— Вот он где! — и качнув головой в сторону Паши, — Že dolgo te išče. (Он уже давно тебя ищет.)

Вся прерванная на самом интересном месте компания безмолвно уставилась на Пашу, и тот, став объектом общего внимания, нервно ерошит волосы, а затем энергичными подёргиваниями головы и выразительными взглядами поторапливает Штефана.

Штефан, извинившись и отдав подсвечник Бэле, уходит вслед за Пашей. Драган тоже разворачивается, чтобы уйти, но Лиза поспешно удерживает его, схватив за рукав:

— Počakajte! Ste Štefana nam ukradli, in zato morate ostati z nami namesto njega. (Подождите! Вы украли у нас Штефана, а значит, должны остаться с нами вместо него.)

Доктор Пеклич, как видно, совершенно не ожидавший такого напора от своей внучки, не может сдержать укорительного восклицания:

— Liza! (Лиза!)

Девушка, полностью игнорируя реакцию деда:

— Naredimo eksperiment pravilno. Zagotovo sem videla nekaj. Samo smo bili prekinjeni. Dvakrat. In mimogrede, Vi ste prekinili, (Давайте проведем эксперимент, как следует. Я точно что-то видела. Просто нас прервали. Дважды! И между прочим, прервали Вы.) — многозначительно глядит на Драгана.

— Pomagajte, Dragan! (Давайте, Драган!)

Тут подает голос Бэла:

— Да ладно, не стоит. Это ерунда какая-то.

Лиза не колеблясь забирает у Бэлы свечи и снова устремляет на Драгана пристальный приглашающий взгляд.

Доктор Пеклич, окончательно впавший в ступор, уже просто машинально повторяет:

— Liza… (Лиза…)

Но вот в разговор вступает Даниель:

— Dragan, samo par minut, (Драган, всего пара минут.) — в его глазах вспыхивают озорные огоньки.

Усмехнувшись, Драган бросает на Даниеля мимолётный осуждающий взгляд. Но голос его спокойно констатирует:

— Sveče in ogledalo… Razumem. (Свечи и зеркало… Ясно.)

Он решительно забирает у Лизы свечи и, взяв Бэлу за плечо, становится перед зеркалом. Бэла со вздохом закатывает глаза, демонстрируя явное нежелание участвовать в этой «ерунде», но тут же выражение её лица меняется. Она с неподдельным изумлением смотрит в зеркало.

В зеркальной поверхности отражается худощавая фигура Драгана, который одной рукой держит наполовину погасший канделябр, а другой — крепко сжимает плечо оторопелой девушки. Отражается бескровное лицо, наполовину скрытое тёмно-русой бородой. Льдистые глаза, впившиеся пронзительным взглядом в отражение бархатисто-карих растерянных глаз.

Лиза, очевидно, не совсем довольная тем, как развернулись события, тем не менее подсказывает экспериментаторам:

— Sveče — na sredini. In narišita križ s svečami. (Свечи — в середину. И рисуйте свечами крест.)

Безучастная к окружающему Бэла продолжает с удивлением и недоумением взирать на зеркало. Драган привлекает внимание своей напарницы, слегка тряхнув её за плечо. Она наконец отрывается от зеркала и встречается взглядом с холодными голубыми глазами Драгана. Тот подает ей подсвечник, и она покорно кладет руку поверх одетой в перчатку мужской кисти. Ловко перехватив канделябр другой рукой, теперь уже Драган накрывает бледную женскую руку своей перчаткой.

В мутно темнеющей глубине зеркала ещё двое вторят этой игре перекрывающихся рук. Но вот призрачные двойники замирают на полпути, словно зачарованные загадочной пантомимой и, неотрывно глядя друг на друга, как будто бы выпадают из текущего времени. Неверный подрагивающий свет выпукло обнимает две отраженные фигуры, готовые освободиться из оптического плена и шагнуть навстречу неведомой им реальности. И в повисшей тишине зеленоватая зыбь зеркального дна, кажется, ещё миг и, дрогнув, зазвенит от тревожного напряжения.

Первой не выдерживает Лиза и с преувеличенно серьёзным лицом твёрдым шагом проходит через комнату к окну. Вся компания непроизвольно поворачивается в её сторону. С гневным грохотом распахиваются деревянные ставни. И тут же оглушительно резкий хлопок перекрывает грохочущий шум. Лиза пронзительно вскрикивает.

Все разом кидаются к упавшему на пол зеркалу. Немного приподнимают его, и Лиза заглядывает вниз. Драган и Бэла держат раму вместе с остальными, но не особенно интересуются происходящим. Они обмениваются многозначительными взглядами. (Взгляд Бэлы может означать: «Что это, вообще, за дичь сейчас была?», — а взгляд Драгана: «Ты всё равно не поймешь. Лучше не спрашивай».) Драган беззвучно шевелит губами. Бэла преувеличенно четко, но так же беззвучно артикулирует в ответ: «ХО-РО-ШО».

Лиза облегченно выдыхает:

— Se ni razbilo! Naj poskusimo spraviti to nazaj gor! (Не разбилось! Давайте поднимем!)

Но Даниель, столкнувшись с ледяным взглядом Драгана, поспешно предлагает:

— Mislim, da je najbolje, naj ostane, kot je. Varneje bo. (Думаю, лучше оставить его, как есть. Безопаснее.)

Все с готовностью опускают зеркало назад на пол и некоторое время молчаливо стоят над ним, то ли смущенные, то ли озадаченные.

Так же молчаливо компания покидает комнату. В коридоре Лиза спохватывается:

— Candles! (Свечи!)

Бэла, замыкающая группу:

— Я возьму, — и возвращается.

Доктор Пеклич, что-то шепчущий на ухо Лизе, мягко уводит её к выходу из коридора. За ними следуют Даниель и Драган.

Бэла первым делом подходит к окну, и открыв раму, некоторое время просто вдыхает морозный воздух. Отдохнув, она присаживается на корточки и собирает рассыпанные по полу свечи, выпавшие из оброненного канделябра. Среди восковой крошки она замечает какой-то круглый деревянный обломок. Перевернув его, она обнаруживает пухлощёкое личико Купидона, отколовшееся от рамы. Бэла кладет его на ладонь, отряхивает от пыли. Купидончик как будто улыбается ей своими лишенными зрачков лукавыми глазами.

* * *

Бэла выходит на замковый двор. День по-прежнему ясен, но очевидно давно перевалил за свою половину. Низкое золотое солнце уже удлиняет прозрачные голубые тени и прошивает тёплыми лучами чёрное кружево древесных крон. Откуда-то к Бэле подбегает Даниель и, пару раз кашлянув для солидности, искренне интересуется:

— Kako se počutiš? Mogoče odpeljemo te v vas? (Ты как? Может, отвезти тебя в деревню?)

Бэла сгружает свечи и канделябр Даниелю, который рассовывает их по карманам.

— Мне бы посидеть, где-нибудь в тепле.

Даниель понимающе кивает:

— Greva k gospi Kovač. (Пойдем к госпоже Ковач.)

Вдвоем они направляются к административному корпусу. Даниель смущенно:

— Opravičujem se za ta predstava! (Прошу прощения за этот спектакль!)

— А что это было?

— Oprosti. Želel sem samo dražiti Dragana. Mislil sem, da bo nekako se izvlekel iz tega. (Извини. Я просто хотел подразнить Драгана. Думал, он как-нибудь отвертится.)

Бэла смотрит на Даниеля не то с осуждением, не то с недоумением.

Даниель, не смущенный её взглядом:

— No, to je najina stvar. Izzivam ga, in on ne sme uporabiti vampirskih trikov. Ampak v Lizovem primeru, mu bi bilo težko jih uporabiti. Toda tisto, kar je naredil… Po pravici rečeno, nisem tega pričakoval. (Да это у нас фишка такая. Я бросаю ему вызов, а он не должен использовать вампирские штучки. Хотя с Лизой ему было бы сложно их использовать. Но то, что он сделал… Этого я, честно говоря, не ожидал.)

Бэла, очевидно, не совсем понимая, о чем он говорит, спешит прервать его энергичной жестикуляцией:

— Подожди-подожди, слишком много информации. Какие вампирские трюки? Почему их сложно использовать?

Даниель усмехается:

— Zakaj misliš, da inšpektor se tako nenadoma je premislil? (А как ты думаешь, почему инспектор так резко менял свое мнение?)

Бэла с улыбкой прозрения:

— Ах, вот оно что! — и снова посерьёзнев, — А что такое с Лизой?

Собеседник прочищает горло и старается говорить веско:

— Mislim, da mu bi bilo težko z njo. Ni tako težko prepričati človeka, ki dvomi. Vendar Liza je resnično želela narediti ta eksperiment. Poleg tega… (Я думаю, ему было бы сложно с ней. Не так сложно переубедить сомневающегося человека. Но Лиза очень сильно хотела устроить этот эксперимент. Кроме того…) — лицо Даниеля принимает какое-то особенно проникновенное выражение, — Liza je še v resnici otrok. Nezreli um je izven vampirskega kontrole. Razumeš? (Лиза ведь совсем ещё ребёнок. Незрелый разум практически неподвластен вампирам. Понимаешь?)

— Ну, да… — Бэла прячет ироничную улыбку.

Даниель поспешно завершает объяснения:

— In, najverjetneje, je utrujen, ker je inšpektora prepričal. (И он, скорее всего, устал, убеждая инспектора.)

В этот момент они проходят мимо часовни. Там, стоя в дверном проёме, Штефан и Паша тянут над притолокой какой-то провод. Проходящая мимо пара отвлекает их от работы. Даниель останавливается поговорить со Штефаном, который успевает бросить в сторону Бэлы тёплый взгляд.

А Паша тем временем подходит к Бэле. Взяв её за подбородок, заглядывает ей в глаза:

— Белка, отправляйся-ка ты в деревню и выспись уже нормально.

Бэла полушутливо хлопает его по руке:

— Умеешь быть галантным кавалером, когда захочешь.

— Кстати, о кавалерах, — указывает глазами на Штефана, — пытается расспрашивать меня о тебе. Но сообразиловки не хватает, чтобы ещё и понимать. А то я рассказал бы…

После интригующей паузы:

— Не волнуйся, только хорошее, — и сам смеется над своей шуткой.

Бэла благодушно улыбается в ответ:

— Паша, ты просто кладезь всевозможных талантов. Сильный, работящий, умный — мы видели, какую ловушку вы со Штефаном здесь устроили — да ещё и весёлый. Вике с тобой повезло.

По лицу Бэлы не понятно, шутит она или нет. Паша теряется, а Бэла продолжает, похлопывая его по груди:

— Ты забудь, что я там говорила в аэропорту. Это я так со зла ляпнула. Не всерьёз.

Паша, сглотнув:

— Белка, с тобой, и правда, что-то не то, — хмуро разглядывает её лицо, — Ты это, тоже… Не обращай внимания. Я ведь так, для хохмы. И про Драгана тоже. Он отличный мужик.

Их прерывают Штефан и Даниель.

— Smo vama težave povzročili tukaj. To sta morala storiti znova? (Задали мы вам тут работы. Вам пришлось делать всё заново?) — участливо интересуется у Паши Даниель.

Бэла переводит:

— Извини, что проверили ловушку без вас. Теперь вы снова здесь из-за нас трудитесь.

— А! Ничего. Я даже не удивился. Драган хотел проверить сразу, как только мы сделали, но мы отговорили. Мы-то хотели, чтобы доктор увидел.

Даниель:

— Doktor je bil prevzet. (Доктор был впечатлен.)

Бэла:

— Доктору понравилось.

Штефан, некоторое время мявшийся рядом, наконец решается заговорить, обращаясь к Бэле:

— To je dobro! Kaj pa Vi? (Это хорошо! А Вы что скажите?)

Паша красноречиво вскидывает брови и отходит к часовне.

Бэла, проводив Пашу ироничным взглядом:

— Мы все онемели от восторга, и я, в том числе.

Даниель тактично переводит сказанное на ухо Штефану.

— Vesel sem, da smo Vas navdušili. Zdi se, da ni tako preprosto narediti vtisa na Vas. (Я рад, что мы впечатлили Вас. Вы кажетесь не такой уж впечатлительной.)

Бэла улыбается одними глазами и отвечает нейтральным тоном:

— Странно.

Послушав Даниеля, Штефан поясняет:

— No, veste toliko veliko stvari. In slovenščino, in angleščino… (Ну, Вы так много всего знаете. И словенский, и английский язык…)

Бэла явно польщена:

— Да просто у меня был хороший колледж.

Паша, который вроде бы занят делом, тем не менее кричит:

— Целых полтора года, пока замуж не выскочила.

Даниель и Штефан одновременно оглядываются на смеющегося Пашу, а Бэла в это время жестом показывает ему: «Хорош! Завязывай!» — проводя ребром кисти по горлу. На вопросительные взгляды Даниеля и Штефана, она лишь отрицательно мотает головой — «неважно».

Штефан, осторожно подбирая слова, возобновляет разговор с Бэлой:

— Vedno sem mislil, da Bela je princesa iz pravljice. Prvič sem spoznal Belo v resnici. (Мне всегда казалось, что Бэла — это принцесса из сказки. Первый раз встречаю Бэлу в реальной жизни.)

Даниель, видимо, решив, что его присутствие уже лишнее, тихо отходит в сторону.

Бэла с изящным поклоном:

— Принцесса Арабела.

Штефан обрадованно восклицает:

— Princesa Arabela! Torej, Vaše ime je Arabela? (Принцесса Арабела! Так Вас Арабела зовут?)

Паша снова вмешивается со своим комментарием:

— Белка, ты ври, да не завирайся!

Штефан опять оборачивается на Пашу, и тот машет ему рукой — «давай сюда уже».

— Imejte dober dan, Arabela! (Хорошего Вам дня, Арабела!) — прощается Штефан, тихо улыбаясь из-под усов, и возвращается к работе.

Бэла с серьёзным видом кивает ему на прощание, а Паша не может сдержать очередного приступа смеха. Бэла, подойдя к Паше, с улыбкой грозит ему кулаком. Он перехватывает её кулачок своей огромной лапищей и с наигранным почтением целует:

— Помилуйте, Ваше Величество!

Бэла искренне смеется:

— Вот то-то же!

— Ладно, увидимся!

Паша скрывается в часовне.

Бэла находит глазами Даниеля, который стоит поодаль, разговаривая по телефону. Заметив, что Бэла освободилась и идет к нему, он поспешно прощается:

— Dobro, oče, adijo! (Хорошо, пап, пока!)

Бэла и Даниель идут дальше. Бэла обращает на Даниеля пристальный взгляд:

— О чем это мы говорили?

— No, najprej sem se opravičil… (Ну, сначала я извинился…)

— А-а-а! — радостно вспоминает Бэла, — Я отвлеклась на всякие частности. Ты мне объясни, что произошло перед зеркалом.

Даниель пожимает плечами:

— Tega še sam ne razumem. Mogoče, Liza je pravica, in smo pritegnili odsev. Po pravici rečeno, prvič vidim kaj takega. (Тут я и сам не знаю. Может быть, Лиза права, и мы выманили отражение. Честно говоря, первый раз такое вижу.)

— Вот как? Значит, не у меня одной картинка мира похерилась.

Даниель озадаченно переспрашивает, неумело по слогам повторяя, по-видимому, незнакомое слово:

— Po-hje-ri-las?

Бэла поясняет знаками — перечеркивает пальцем в воздухе воображаемую картинку, и на всякий случай дублирует это жестом перекрещенных указательных пальцев.

Даниель понимающе:

— A!

Бэла возвращается к интересующей её теме:

— Я была уверена, что вампиры в зеркале не отражаются, а ты?

— Ja, to je čudno. Vem zagotovo, da Daragan nima odseva. In točno tako mi je pokazal, da je vampir. Mimogrede, na fotografiji in videu, se enako ne… (Да, это странно. То, что Дараган не отражается в зеркале, это я точно знаю. Так он, в общем-то, и раскрыл мне, что он вампир. На фото и видео он, кстати, тоже…)

Даниель, очевидно, что-то припомнив, сам себя прерывает:

— Poslušaj, res si spoznala, da Dragan je vampir samo zaradi besed Lize? Samo se je šalila. In črni prah, on nič ne pomeni. Vsak lahko ga ima. (Слушай, неужели ты только из-за слов Лизы поняла, что Драган — вампир? Она же просто шутила. А чёрный порошок, он ничего не значит. Он мог оказаться у кого угодно.)

— Если бы чёрный порошок ничего не значил, ты бы не пытался заткнуть мне рот. Разве нет?

Даниель ошарашен осознанием собственной ошибки, и голос его срывается на особенно высокие нотки:

— Res sem kreten! Ne povej Draganu. Kakšen sem kreten! Bedak! (Вот же я болван! Не рассказывай Драгану. Какой болван! Дурак!)

Бэла успокоительно:

— Не кори себя так. Я и без того уже начала догадываться. Слишком много всего подозрительного было. Да у него даже снежинки на лице не тают.

— Ja, to je njegova napaka. (Да, это его ошибка.)

Бэла с преувеличенно глубокомысленным видом качает головой:

— Да, его косяк.

— Ko-sjak?

* * *

У самого входа в административный корпус Бэла приостанавливается. По соседству с современным строением высится старинная башня. В её серых стенах кое-где поблёскивают решетками узкие оконца. Комично запрокинув голову, Бэла пытается рассмотреть наверху смотровую площадку. А потом обращает внимание на заложенный камнями дверной проём. Заметив её интерес, Даниель охотно рассказывает, покашливаниями скорректировав высоту голоса:

— V stolp prej je bil privatni vhod, a notranje stopnice so se podirale. Namesto popravila so se odločili, da vse zapečatijo. Zdaj v stolp lahko vstopiš samo iz gradu. (Раньше был отдельный вход в башню, но внутренняя лестница обвалилась. Вместо ремонта решили просто всё перекрыть. Теперь в башню можно попасть только из замка.)

Бэла понимающе кивает и, похлопав ладонью по шершавым камням, поворачивается к соседнему зданию.

Бэла и Даниель заходят в просторный кабинет. Пара рабочих столов, много стульев вдоль стен и у столов. Пара книжных шкафов, пара платяных. В дальнем углу на тумбочке допотопный пузатый телевизор с комнатной антенной (телевизор включен, но звука нет). Слева от входа диван с креслами из разных гарнитуров. Перед диваном журнальный столик с графином, стаканами, чашками и электрочайником.

За столом, ближайшим к окну, сидит госпожа Ковач (перед ней на столе стационарный телефон). На носу у нее аккуратные очки в стальной оправе. Она читает книгу в мягком переплете (на обложке знойная красавица изнывает в объятиях загадочного гологрудого атлета), время от времени поглядывая в окно.

Бэла сразу усаживается на диван. Даниель, обращаясь к хозяйке кабинета:

— Tukaj spočijva malo. (Мы тут отдохнем немного.)

Госпожа Ковач сухо кивает. И Даниель опускается в кресло. Он достает телефон:

— Reci še enkrat — «pohriti»? (Скажи ещё раз — «похрити»?)

— По-хе-рить.

— Ja, našel sem. In zdaj — «kosjak»? (Ага, нашел. А теперь — «косяк»?)

— Му-гу.

Госпожа Ковач уже по большей части не читает, а наблюдает за гостями, бросая на них поверх очков пронзительные взгляды. Впрочем, молодежь не обращает на это никакого внимания.

Бэла, расстёгивая куртку:

— А тут даже жарко, — укладывает снятую куртку рядом с собой.

Госпожа Ковач:

— Obesite v omaro. Naj Vam ne bo sram. (Да Вы в шкаф повесьте, не стесняйтесь.)

Бэла, открыв скрипучую дверцу, помимо одежды, висящей на плечиках, видит, что на полках рядом выстроились баночки, жестяночки и картонные коробки, очевидно с кофе, чаем, печеньем и конфетами. Бэла, обернувшись к госпоже Ковач:

— Просим кава? (Искаженный словенский: «Можно кофе?»)

Госпожа Ковач, пожевав губами, откладывает книгу и отодвинув ящик стола начинает в нем рыться. Бэла, глядя на Даниеля, громким шёпотом:

— Я неправильно сказала?

Даниель отвечает ей знаком «Окей». Между тем госпожа Ковач наконец выуживает из стола некий ключ и протягивает его Бэле:

— Najprej prinesite vodo. Zadnja vrata na koncu hodnika. (Наберите сначала воды. Последняя дверь в конце коридора.)

Бэла с графином и с чайником в руках уходит. Госпожа Ковач окончательно откладывает книгу и, дождавшись, когда шаги Бэлы стихнут, произносит:

— Vampir je to rdečelasko ugriznil? Ali ameriško dekle? (Эту рыжую вампир покусал? Или ту американочку?)

Даниель, который в это время занят телефоном, не сразу понимает, о чем его спрашивают. Госпожа Ковач, ничуть не смутившись, повторяет:

— Sprašujem, koga je ugriznil vampir? («Кого вампир покусал?» — говорю.)

— Belo. (Бэлу.)

— Torej, jo? (Её, значит?) — госпожа Ковач указывает подбородком на дверь.

Даниель кивает:

— Ja. (Да.)

— Ameriško dekle je lepše. (Американочка посимпатичнее будет.)

Даниель, по-видимому, не зная, как реагировать, прикусывает губу.

— Zakaj si sramoten? Vampir, on je tudi moški, ne? (Что конфузишься? Вампир-то, он тоже мужик, небось.)

Удовлетворенная этой мыслью госпожа Ковач, поправив очки, возвращается к чтению.

Даниель шепчет себе под нос:

— In kaj ima tisto s tem? (И при чем тут это?)

Очевидно, что после этого разговора молодой человек чувствует себя неуютно. Он снова обращается к телефону, но читает его без прежнего удовольствия, то ерзая в кресле, то посматривая на дверь и госпожу Ковач.

* * *

Бэла с чашкой кофе подходит к столу госпожи Ковач:

— Изволите. (Искаженный словенский: «Пожалуйста».)

Та молча кивает, принимая чашку.

Бэла и Даниель пьют кофе за журнальным столиком.

Бэла:

— А почему больше никто не пришел, кроме Штефана и Паши?

— Ne, prišli so. Samo so na drugi strani gradu. Dokončajo zasedo. Potem bodo zakopali skrivni prehod. (Да нет, пришли. Просто они с другой стороны замка. Доделывают засаду. Потом будут заваливать тайный ход.)

— Жаль, в замке нельзя огненные ловушки сделать.

— V gradu nastaviti pasti nima smisla — veliko sob, številne kotičke. Za vse ne bi imeli dovolj materiala ali ljudi. (В замке ловушки ставить нет смысла — много комнат, много закоулков. На всё у нас не хватило бы ни материала, ни людей.)

— Значит, в замке ничего не делали?

— Ne, smo nameščeli detektori hrupa. (Нет, мы установили датчики шума.)

Бэла вопросительно приподнимает брови.

— Da se prižiga luči tam, kjer kdorkoli premika. (Чтобы включался свет там, где кто-то двигается.)

— Умно. А вы будете караулить Грома снаружи?

— Ja, natančno tako ponuja Dragan. Ampak jaz sem za drug načrt. Te zanima? (Да, именно так предлагает Драган. Но я за другой план. Тебе интересно?)

— Ещё бы! Выкладывай!

Даниель, взглянув в сторону госпожи Ковач, вроде бы увлеченной чтением, достает из внутреннего кармана куртки сложенный вчетверо лист бумаги, разгладив его на столике, придвигает к Бэле. На листе нарисована от руки какая-то схема из прямоугольников и кругов. Два места помечены красными крестиками. Даниель солидно откашливается и с азартом поясняет:

— To je celotno območje grada. Kapela, skladišča, bivšihlevi. (Это вся территория замка. Часовня, склады, бывшие конюшни.)

Бэла, склонившаяся над схемой, с пониманием кивает и тыкает пальцем в один прямоугольник:

— А здесь мы сейчас сидим.

— Res. Vidiš rdeča križa? Ti sta dve šibki točki. Generator in razdelilno omarico. (Точно. Видишь красные крестики? Тут два уязвимых места. Генератор и распределительный щиток.)

— Оба в замке.

— Ja. Če je eden od njih izključiti, potem brez osvetlitve bomo imeli težave. Mislim, da jih moramo varovati. (Да. Если один из них вырубить, то без освещения нам придется туго. Я считаю, что нужно их охранять.)

Бэла выпрямляется и несколько секунд задумчиво смотрит в пространство:

— Всё-таки это опасно. Те, кто будут охранять там в замке, будут отрезаны от всех остальных. Лучше так не рисковать.

Даниель эмоционально:

— Ampak, če ne bo bil lučа, Gromov bo zlahka pobegnil. In vse naše priprave bo zaman. (Но если не будет освещения, то Громов сбежит только так. И вся наша подготовка окажется зазря.)

Бэла тоже распаляется:

— У нас ведь есть бинокли с ночным видением!

Даниель отмахивается от нее с видом знатока:

— Infrardeči so. Le živi se kažejo skozi njih. (Они инфракрасные. Через них видно только живых.)

— А обычных мы разве не купили?

— Kupili smo, ampak… (Купили, но…)

— Ах! Ну, да! — спохватывается Бэла, но сейчас же обрушивает на собеседника новую порцию аргументов: — А нельзя придумать другое освещение: костры, фонарики, фары машин. А то ведь, сам подумай, больше двух человек вы поставить не можете, а с двумя Гром справится, как пить дать. Эти охранники просто смертники выходит!

Голос Даниеля взволнованно звенит:

— Da, sem dobro razmišljal o tem! Vse to — grmade, svetilke, — je samo bedarija. Gromov bo tiho šel mimo nas v temni senci, in ne bomo opazili! In potem bo šel v vas, in dobro, če v najbližjo. Tam ljudje že vedo. Kaj, če bo šel v drugo vas? (Да, я хорошо подумал! Все эти костры, фонарики — просто курам на смех. Громов спокойно пройдет мимо нас в тени, а мы и не заметим! А потом он отправится в деревню, и хорошо если в ближайшую. Там люди уже в курсе дела. А если в другую?!)

Бэла уже открыла рот, чтобы возразить, но тут их прерывает зычный окрик:

— Mlada! (Молодежь!)

Госпожа Ковач, успевшая за время дискуссии Даниеля и Бэлы надеть зимнее пальто и шапку, с укором смотрит на спорщиков, стоя прямо у журнального столика. Даниель даже вздрагивает от неожиданности, когда натыкается взглядом на суховатую женскую фигуру, возвышающуюся у него над плечом. Бэла смущенно замолкает.

Даниель:

— Oprostite za hrup. (Извините за шум.)

— Опростите! (Извините!) — вежливо повторяет за Даниелем Бэла.

— Tako je! (Вот то-то!) — наставительно покачивая головой, произносит хозяйка кабинета.

Ещё секунду или две посверлив молодых людей взглядом, она строго произносит:

— Jaz bom šla dobiti Tineka, in medtem pazita na pisarno. Če kdo bi poklical, (Я за Тинеком схожу, а Вы пока присмотрите тут. Будут звонить,) — указывает подбородком на телефон, — recita, da je muzej zaprt. (скажите, что музей закрыт.)

В этот момент раздается до пронзительности резкий телефонный звонок. Даниель опять вздрагивает. Госпожа Ковач возвращается к столу, деловито снимает трубку и некоторое время слушает звонящего. Так же деловито, не сказав ни слова, кладет трубку обратно. Сухо комментирует:

— Nič mi ni jasno! (Ничего не понятно!) — и снова Даниелю и Бэле, — Nikamor ne hodita! Vrnila se bom čez deset ali petnajst minut. (Никуда не уходите! Я вернусь минут через 10–15.)

Даниель осторожно кивает:

— V redu. (Хорошо.)

Бэла доброжелательно:

— Не скырбити! (Искаженный словенский: «Не беспокойтесь!»)

Госпожа Ковач, вздохнув:

— O, ja… (Да уж…) — выходит из кабинета, но из-за двери всё ещё доносится её голос, — Kot otroka… (Как дети малые…)

Проводив госпожу Ковач взглядом, Даниель комментирует сдавленным голосом:

— Grozljiva ženska… (Жуткая женщина…)

— Да мы сами виноваты. Разорались, как на базаре.

— Ne o tem govorim. (Да я не о том.)

Бэла похлопывает ладонью по схеме замка, всё ещё лежащей на столе, и усмехается:

— Забавно… Вампира ты не боишься, а пожилая строгая дама тебя пугает.

— No, vsaj to je jasno, kaj lahko pričakujemo od vampirja. (Ну, от вампира, хотя бы понятно, чего ожидать.)

Бэла, как будто что-то припомнив:

— Кстати о вампирах. Учитывая всё, что ты мне рассказал, ты не думаешь, что Драган нами манипулирует?

Даниель отвечает, не колеблясь и не следя за своим непослушным тонким голосом:

— Morda ne boš mi verjela, vendar Dragan je najbolj pošten od vseh, kar sem jih spoznal. To ne bi naredil. (Ты можешь мне не верить, но Драган честнее всех, кого я встречал. Он бы так не поступил.)

Бэла скептически опускает взгляд:

— Ну-ну!

— Seveda, misliš, da ščitim ga, ker on je moj prijatelj. (Ты, конечно, думаешь, что я его выгораживаю, потому что он мой друг.)

— Приятель? — саркастично уточняет Бэла.

Даниель быстро сверяется с телефоном:

— V ruskem «prijatelj» je «drug». («Приятель» по-русски — это «друг».)

— Ещё не легче. Он-то тебя другом считает?

— Poznam ga celo moje življenje. In vedno me je iskreno obravnaval. (Я знаю его всю жизнь. И он всегда относился ко мне искренне.)

Бэла, по-прежнему настроенная негативно, со вздохом:

— Звучит дико.

Даниель поясняет без тени рисовки:

— Dragan je bil prijatelj mojega dedka. Vsakič, ko sem šel na obisk k dedku, sem nenehno Dragana srečal tam. (Драган был другом моего деда. Когда я приезжал в гости к деду, то постоянно встречал там Драгана.)

— И твой дед знал, что он вампир?

Даниель коротко кивает в ответ.

— И твой отец? Мать?

Тут он отвечает уже без энтузиазма:

— Oče ni takšen človek. Zanima ga druge stvari. In mama… Zdi se mi, da ona čisto nikoli ni srečala Dragana. (Отец не такой человек. Его другие вещи интересуют. А мама… Мне кажется, она Драгана, вообще, никогда не встречала.)

Бэла пару секунд смотрит в пространство, как бы пытаясь осознать всё сказанное:

— Не знаю, в голове не укладывается. Как ты можешь считать его другом, как, вообще, кто-то может считать его другом? Он же… Я всю ночь читала его «мемуары», и, честно говоря, мне и стоять-то с ним рядом не хочется.

— O, to je to o čem govoriš! Prebral sem tudi. Ampak zame je nekako ločena od samega Dragana. Vem, da je pobil veliko ljudi, nedolžnih ljudi: mož, starih ljudi, žensk, otrok. Ampak… (А-а, вот ты о чем? Я тоже читал. Но для меня это как-то отдельно от самого Драгана. Я знаю, что он убил много людей, ни в чем неповинных людей: мужчин, стариков, женщин, детей. Но…)

— Что? Детей? То есть настоящих детей? Не детей-вампиров, не детей-оборотней или ещё каких? Обычных человеческих детей? — голос Бэлы срывается от шока.

Даниель искренне теряется:

— Oprosti! Mislil sem, da si vse že prebrala. Moj kosjak! (Прости! Я думал, ты всё прочитала. Мой косяк!)

Бэла, несмотря на потрясение, всё же слегка усмехается:

— Да, Даниель, косяк…

Она закрывает лицо руками и сидит так некоторое время, словно борясь с охватившими её противоречивыми чувствами. Даниель с обеспокоенным видом пересаживается на диван рядом с Бэлой и заговаривает полушёпотом:

— Ne obremenjuj se! To ni tisto, kar sem hotel ti povedati. Sem hotel povedati… Na splošno, Dragan nikoli ni me vpletel v to. Nikoli v vseh mojih dvaindvajsetih let nisem priča, da vsaj je pogledal nekoga, kot da bi ga najraje pojedel. (Не переживай так! Я совсем не то хотел сказать. Я хотел сказать… В общем, Драган никогда не втягивал меня в это. Ни разу за все 22 года я не был свидетелем, что он хотя бы посмотрел на кого-то плотоядным взглядом.)

Бэла наконец смотрит на Даниеля с холодным бешенством:

— Думаешь, если чего-то не видишь, то этого и нет. Ты идеализируешь Драгана: он и честный, и заботливый, и верный. И в упор не видишь самого главного — он вампир. Он охотится на людей ради пропитания. Мы для него ходячая колбаса.

Даниель, стараясь сдержать эмоции:

— Ga sploh ne poznaš. On… Nekoč sem ga vprašal, zakaj ne bi ubil samo kriminalcev, na primer. Kaj misliš, kaj je odgovoril? (Ты его совсем не знаешь. Он… Вот я однажды спросил его, почему он не убивает только преступников, например. Как ты думаешь, что он ответил?)

Бэла пожимает плечами.

Даниель, стараясь подавить в голосе высокие нотки, продолжает:

— Je odgovoril: «Misliš, da je bolj pošteno ubiti tiste, ki jih pokličeš kriminalci. A celo Bog sodi ljudi po smrti. In jaz sem zla nesreča, nisem sodnik. Ni smisla, da iščem izgovorov za to, kaj sem. To bi bilo samo še ena strahopetnost v moj strahopetni hranilnik. Ubijam ljudi, vsakdo, brez razlik, naključnih ljudi. In življenje vsakega od njih je večkrat dragoceno od mojega obstoja. (Он ответил: «Тебе кажется более справедливым убивать тех, кто ты называешь преступниками. Но даже Бог судит людей после смерти. А я — злая случайность, а не судья. Нет смысла искать оправдания тому, чем я являюсь. Это была бы просто ещё одна трусость в мою трусливую копилку. Я убиваю людей, любых, без разбора, случайных людей. И жизнь каждого из них во много раз ценнее моего существования».)

Бэла с издевкой в голосе:

— Надо же какую речь толкнул, позёр несчастный! Сколько пафоса и самоуничижения! Почему бы ему не самоубиться тогда, раз он такой ПЛОХОЙ?!

Даниель пытается вставить словечко:

— Toda pozabiš… (Но ты забываешь…)

Бэла отмахивается от него:

— Ничего я не забыла. Да и вообще, разговор не о нем, а о нас. Я здесь, потому что умру, если Грома не уничтожат. А не потому что Драган такой классный. А вот зачем ты здесь, да ещё и рвешься на передовую? Это я про твой план смертников говорю. Потому что Драган хороший и ему нужна помощь? Ты запросто можешь погибнуть. Подумай о своих родителях. Ты говорил с отцом по телефону. Сказал ему, где ты и чем занимаешься?

Даниель, стараясь выглядеть равнодушным, покашляв, отвечает:

— No, mu je vseeno. (Да ему всё равно.)

— А если ты пострадаешь?

Даниель, не глядя на Бэлу, изрекает с каменным лицом:

— Ima par nadomestnih otrok. In jaz sem samo mala zguba. (У него есть парочка запасных детей. А я так — мелкий неудачник.)

Бэла молча смотрит на собеседника, пока он не поднимает на нее глаза:

— Ясно! То есть я не знаю, что там у тебя с отцом. Но есть такая русская пословица: «На обиженных воду возят». К тебе подходит идеально. Из-за какой-то там своей обиды на отца ты стал… тобой стало легко манипулировать. И вот у тебя уже — всё, вся картина мира с ног на голову перевернулась. «Драган хороший, он, конечно, убивает людей, но не со зла, а главное — ему стыдно, так стыдно!» И вот ты уже готов жизнью рисковать, лишь бы блеснуть перед ним.

Бэла снова порывисто хлопает по схеме замка.

Несколько подавленный напором Бэлы Даниель тем не менее возражает:

— Razumem tvoje sovraštvo. Ampak si težka do Dragana. Ne vem, kako naj dobro razložiti. Ti rečeš, da on je manipulator in pozer. Ampak na primer, on ni spal že tri dni. Zdaj, ko tako veliko ljudi nam pomaga, on bi lahko počival, vendar sploh ne pomisli na počitek. (Я понимаю твою ненависть. Но ты несправедлива к Драгану. Я не знаю, как это хорошо объяснить. Ты говоришь, что он манипулятор и позёр. Но вот к примеру, он уже три дня не спал. Сейчас, когда столько людей нам помогают, он мог бы отдохнуть, но он ведь даже и не думает об отдыхе.)

Бэла с досадой:

— Ты опять не о том! Ну, и к слову, он вчера в машине спал, я сама видела.

Даниель по-мальчишески радостно хватается за возможность опровергнуть хотя бы одно утверждение Бэлы:

— Bela! Vampirji ne morejo spati brez zemlje. On je, verjetno, samo sedel tam z zaprtimi očmi. (Бэла! Вампиры не могут спать без земли. Он, видимо, просто сидел с закрытыми глазами.)

Бэла, явно огорошенная этим фактом, буквально теряет дар речи и несколько мгновений просто беззвучно шевелит губами.

В салоне серого внедорожника. Паша наклоняется к Бэле и заглядывает ей в лицо:

— А вот это — точно не твой тип. Даже не начинай.

Даниель, очевидно, встревоженный такой реакцией, с недоумением и участием пытается поймать взгляд Бэлы, положив руку ей на плечо. Но тут пронзительно звенит телефон на столе у окна.

Даниель, не отрывая взгляда от Бэлы, снимает трубку и, придав голосу веса, отвечает: «Hello! — Oh! I'm sorry. Must have been a bad connection. — I’m afraid, the castle is closed today. — I’m sorry. Please, call again tomorrow». (Здравствуйте! — О! Мне жаль. Должно быть, была плохая связь. — Извините, замок сегодня закрыт. — Прошу прощения. Пожалуйста, позвоните ещё раз завтра.)

Пока Даниель разговаривает по телефону, Бэла встает, прохаживается по кабинету, как бы пытаясь успокоиться, подходит к телевизору, начинает жать на разные кнопки. Звук так и не появляется, но меняются каналы.

На одном из каналов идет выпуск новостей. На картинке место авиакатастрофы: обломки самолета среди деревьев и грязного снега, группы спасателей. Бегущая строка: «Letalska nesreča v Alpah. Iskanje se ni še končalo. Črna skrinjica še ni bila najdena. So našli trupla 28 žrtev». (Авиакатастрофа в Альпах. Поисковые работы продолжаются. Чёрный ящик пока не найден. Обнаружены тела 28 жертв.)

Бэла, явно заинтересовавшись новостями, пристально наблюдает за картинкой, а потом, что-то сообразив, достает телефон. Включив его, обнаруживает массу сообщений о пропущенных звонках, но со вздохом игнорирует их и выходит в интернет.

Даниель, закончив разговор, отвлекается на окно. Прямо за стеклом стоят доктор Пеклич и Лиза. Судя по выражениям их лиц, они о чем-то спорят. Лиза активно жестикулирует и периодически в бессильном отчаянии отворачивается. Доктор Пеклич ведет себя более сдержанно, но его волнение выдают нервный взгляд и беспокойные движения рук, которые он то прячет в карманы, то энергично потирает.

— Даниель, послушай-ка! — Бэла подносит к Даниелю свой телефон и включает видео с новостям: «Согласно нашим источникам отношение к авиакатастрофе могут иметь двое граждан, задержанные накануне на территории аэропорта Шереметьево. К сожалению, подозреваемым удалось бежать из-под стражи и скрыться. Личность женщины уже установлена. Это двадцатишестилетняя жительница Московской области. Личность её спутника всё ещё остается неизвестной. Правоохранительные органы призывают к сотрудничеству всех, кто стал свидетелем данного происшествия».

Бэла тяжело вздыхает:

— По ходу, меня теперь в террористы записали.

Даниель, выслушав новости с озабоченным лицом, тем не менее отвечает нарочито бодрым тоном:

— Ne skrbi! Vsekakor bomo že kaj izmislili. (Не волнуйся! Мы обязательно что-нибудь придумаем.)

Бэла кивает без особого энтузиазма и убирает телефон, но снова достает и проверяет время: «15:31».

— Мне пора идти, только я не знаю, как пройти в башню.

— Tam v tretjem nadstropju moraš iti na drugi del grada, in tam… Boljeje, česam ti pokažem. (Там на третьем этаже надо перейти в другое крыло замка, и там… Лучше я сам тебе покажу.)

Бэла выразительно смотрит на телефон на столе:

— А как же э-э-э?..

Даниель стучит согнутым пальцем по стеклу окна, привлекая внимание доктора и Лизы.

* * *

Даниель, Бэла и Лиза идут по двору замка. Даниель прерывает неловкое молчание:

— So, what is going on with you and your grandfather? (А что там у вас с дедом произошло?)

Лиза отвечает с неохотой:

— Oh, nevermind! He's just a little bit overprotective, you know. (А! Не обращай внимания! Он просто слишком опекает меня. Понимаешь?)

В коридоре замка, приоткрыв дверь, Даниель показывает Бэле лестницу, ведущую на башню.

— Спасибо! Ещё увидимся!

Даниель:

— Adijo! (Пока!)

Лиза с удивлением:

— Aren't we coming, too? (А мы разве не пойдем?)

Пока Лиза не смотрит, Бэла успевает бросить пристальный взгляд на Даниеля. Тот прокашливается и, стараясь говорить как можно естественнее, осторожно берет Лизу под руку:

— Dragan found a secret room last night. Let me show you. And then we can go up, of course. (Драган нашел потайную комнату прошлой ночью. Давай я покажу тебе. А потом, конечно, можем пойти наверх.)

Лиза, поколебавшись, соглашается и уходит с Даниелем.

* * *

Бэла на смотровой площадке башни. Снег на каменном полу уже порядком истоптан. Над головой высится прозрачная, сияющая морозом небесная синь. Бэла подходит к заснеженной стене, край которой доходит ей до груди. С башни открывается головокружительный вид на окрестности: с одной стороны оснеженные леса широкими волнами переходят на склоны исполинских холмов, чьи голубоватые гребни сливаются с дымкой бегущих по краю неба облаков; с другой стороны опушенные снегом вершины деревьев застилают землю ровным безбрежным морем, и в нем поблёскивает едва заметная лента дороги, выныривающая к берегу укрытого снегом озера, которое лишь в одном месте недалеко от крепостной стены чернеет проёмом то ли полыньи, то ли проруби. А за озером до самого горизонта снова тянутся побеленные снегом леса.

Бэла улыбается, всматриваясь в серебристый пейзаж ускользающего зимнего дня. Складывает ладони рупором и кричит:

— Эге-ге-гей!

Звук далеко и звонко разносится в холодном безветрии над зачарованными лесистыми холмами, над скованной льдом водной гладью и растворяется за мглистой гранью недостижимого горизонта.

Бэла идет вдоль шершавой каменной кладки, проводя по ней своей бледной ладонью и сбивая с камней пушистое снежное покрывало, осматривает уходящие в пустоту неба серые столбы, которые торчат по краю стены, словно пальцы на гигантской руке заколдованного великана. Внезапно она резко оборачивается. В центре площадки возле круглого каменного парапета стоит Драган.

Бэла, приветственно махнув рукой:

— Ave, Caesar! Morituri te salutant. (Латинский: «Здравствуй, Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя».)

— Не понимаю тебя.

— Неважно. Плохо выглядишь — дневной свет тебе не на пользу, — ледяным тоном замечает Бэла и снова отворачивается, притворяясь, что любуется видом, но, на самом деле, закрывает глаза и делает несколько глубоких вдохов.

Драган, который, и вправду, выглядит уставшим: на бескровном лице ещё сильнее выступают острые скулы и тонкий хищный нос, — обводит взглядом смотровую площадку.

— Когда-то здесь была крыша. Но пожар её уничтожил, — поясняет он, кивая на столбы.

— Да, я знаю. Видела во сне.

На смотровой площадке башни силуэт мужчины в средневековой дворянской одежде. Он глядит со стены вниз. А ветер развевает его тёмный плащ, свободно задувая под высокий свод башенной крыши.

Бэла, сглотнув, снова поворачивается. Достав из кармана куртки телефон, она протягивает его Драгану. Но тот не спешит забирать его:

— Ты ведь не всё прочитала.

— Ты не предупредил, что на словенском.

— Знал, что ты справишься.

— Да-да, «изощренный ум», я помню. Забирай!

Драган наконец подходит к Бэле, и она кладет телефон ему в руку. Пожав плечами и стараясь не смотреть на собеседника, она как можно небрежнее произносит:

— Ну, ладно, адью!

Бэла уже трогается в сторону спуска, но Драган удерживает её за рукав куртки:

— Подожди! Я понимаю, что ненавидеть меня — это особое удовольствие. Но может быть, ты предпочла бы просто всё забыть?

— Ты и память умеешь стирать? Прямо волшебный Гарри Поттер, только без палочки! — саркастически реагирует Бэла, но тут же её ядовитая улыбка гаснет, лицо мгновенно сереет и словно бы тает. Бэла, потеряв сознание, валится на заснеженный пол.

Драган склоняется над неподвижно лежащей в снегу женской фигурой. Он смахивает с мертвенно-бледного лица несколько рыжих прядей и, помедлив, снимает с руки перчатку.

* * *

Серо-синее. Сумеречное. Вид от первого лица. Раннее утро. На смотровой площадке башни силуэт мужчины в средневековой дворянской одежде. Ветер развевает его тёмный плащ. Мужчина внезапно оборачивается.

Он оказывается в центре площадки у небольшого колодца, окруженного каменной кладкой. Он прыгает в темнеющую глубь.

Молодая женщина с тяжелыми тёмными косами над царственно гордой шеей. Она прижимает к щеке головку младенца. Её карие миндалевидные глаза наполняются слезами и становятся синими. Она одета просто, но не по-крестьянски. В подоле её длинного прямого платья путается двухлетний темноглазый малыш. Женщина с плачем рвет с груди круглый крест.

В мутном серебряном зеркале медленно растворяется отражение мужского лица. Светло-русые волосы, высокий лоб, дымчато-серые глаза. Мужская рука бьет в глянцевитую поверхность кулаком.

* * *

Женская ладонь наотмашь бьет Бэлу по щеке. Бэла делает судорожный вздох и открывает глаза. Она сидит на полу смотровой площадки у стены. Над ней склоняется Лиза:

— Kako se počutiš? (Ты как?)

Бэла, болезненно сдвинув брови, отвечает Лизе знаком «Окей». Даниель поддерживает Бэлу, помогая ей подняться. Она опирается о стену и некоторое время просто глубоко дышит.

Даниель:

— Pojdimo dol. (Давайте спустимся.)

Пристально глядя в центр смотровой площадки, где массивным кольцом над полом возвышается каменная кладка, похожая на оголовок водяного колодца, Бэла говорит, как будто сама себе:

— Да, это идея…

И медленно подходит к невысокому парапету. С другой стороны колодца, полуприкрыв глаза, стоит Драган (тёмные тени сильнее, чем прежде, проступают на его бледном лице). Сам колодец закрыт деревянной крышкой.

Бэла:

— Что это?

Драган:

— Шахта подъёмника. Здесь раньше была лебёдка, рычаги, но…

Бэла нетерпеливо:

— Да-да… Открой-ка!

Драган распахивает створку. Все с интересом заглядывают в смутную глубину.

Драган:

— Я уже проверил. Там ничего. Все выходы, ведущие на разные этажи, заложены кирпичами. Подъёмником давно не пользовались.

— Я хочу проверить сама.

Драган пристально смотрит на Бэлу:

— Думаю, тебе лучше вернуться с Даниелем и Лизой.

Бэла отвечает ему твёрдым выжидательным взглядом. Пожав плечами, он отходит на мгновение и возвращается с рюкзаком, из которого достает фонарь. Яркий сноп света выхватывает из темноты ступеньки, уходящие спиралью вниз по стенам колодца.

Бэла:

— Отлично! — забрав у Драгана фонарь, перелезает через каменную кладку и начинает спуск. Драган закидывает рюкзак на спину и следует за Бэлой. Лизе и Даниелю он говорит:

— Počakajta medtem tukaj. Če spodaj tam bo se slabo počutila, pokličita pomoč. (Подождите пока здесь. Если ей станет плохо там внизу, позовете помощь.)

Даниель с готовностью соглашается. Лиза молча провожает спускающуюся парочку хмурым взглядом и, достав телефон, отходит к стене. Бэле и Драгану ещё некоторое время слышны голоса оставшихся наверху.

Даниель заботливо:

— Be careful. You shouldn't stand so close to the edge. If you look down too long you'll get dizzy. People even say the tower is cursed… (Осторожнее. Не стой так близко к краю. Если долго смотреть вниз, голова закружится. Говорят даже, что это башня проклята…)

Лиза, как будто и не услышав всего сказанного Даниелем, с некоторой грустью произносит:

— It's beautiful here… (Тут красиво…)

Даниель с излишней эмоциональностью, от которой его непослушный голос начинает звенеть:

— It's even more beautiful in spring. And what an awesome view in autumn! If I were you, I would choose to stay in Ljubljana, since you're going to study in Europe, anyway. (А весной ещё красивее. А осенью какой вид! Я бы на твоем месте выбрал Любляну, раз уж ты всё равно собираешься учиться в Европе.)

Затихающий голос Лизы:

— Oh, it's not, like, definite. I'm not sure yet. My mom supports the idea, but my dad is against. (Да, это пока так, просто. Не решено окончательно. Мама — за, папа — против.)

— Don't forget my… (Учти и мое…) — конец фразы растворяется в темноте.

Бэла и Драган в молчании продолжают спуск. В сгустившемся мраке всё тревожнее звучит гулкое эхо их шагов. Всё выше и меньше клочок светлого неба над их головами. Беспокойный луч фонаря, скользя по шероховатым стенам, выхватывает из тьмы лишь небольшое световое пятно, зыбкое и слабое, тонущее в плотной непроглядности каменного мешка.

На дне колодца Бэла осматривается. Книзу каменный мешок значительно расширился: проём наверху диаметром не больше трех метров, а здесь уже круг увеличился как минимум метров до пяти. В стене у пола видна небольшая дыра, а рядом валяется несколько выломанных из стены кирпичей. Присев, Бэла заглядывает в отверстие:

— Ты говорил, что всё заделано?

— Проверял, насколько крепко. Это всё, что я смог выдолбить без инструмента.

— Взрослый человек не пролезет, — Бэла всё ещё смотрит в пролом, как вдруг что-то мелькает на границе света и тени.

Бэла, вздрогнув, отступает, но тут же снова приникает к пробоине. Драган, заметив её испуг:

— Что там?

— Показалось. Это подвал?

— Да. Надо попросить парней, чтоб они снова всё заделали.

— Ясно. Это не то. Тут где-то должен быть тайный ход.

Бэла выпрямляется и начинает шарить фонариком дальше, ощупывая стены и топая по полу. Драган некоторое время выжидательно следит за Бэлой, а потом перехватывает у нее фонарик и, поставив его на пол, берет Бэлу за плечо:

— Когда мы покончим с этим, ты можешь всё забыть.

Бэле волей-неволей приходится посмотреть на Драгана. Их лица, освещенные снизу, превращаются в причудливые маски, зрачки призрачно мерцают, переходя из света в тень. Драган снимает рюкзак и, опустившись на пол, начинает в нем что-то искать, выкладывая мешающие ему вещи: большая бутыль в оплетке, пара перевязанных суровой нитью чёрных кольев, связка крупных ключей, книга-ежедневник, круглый, по-видимому, латунный нательный крест на толстой цепочке… Бэла, заинтересовавшись, присаживается рядом и берет крест в руки.

Молодая женщина, одетая просто, но не по-крестьянски, прижимает к себе ребёнка. На её груди затейливый круглый крест.

Бэла переворачивает крест на ладони. Сзади еле видна сильно затёртая надпись: «Morte accepta, regrediar». Бэла с волнением:

— Это твой?

Драган, всё ещё роясь в рюкзаке, бросает мимолётный взгляд на вещицу:

— Нет, это моей матери.

Бэла подносит крест к его глазам, показывая надпись:

— А ты знаешь, что это значит?

Драган безразлично мотает головой:

— Это на Латыни. Но Латыни я не знаю.

— Шутишь? Я думала, в Средневековье все говорили на Латыни.

Бэла продолжает любоваться крестом: проводит пальцем по надписи, снова переворачивает на лицевую сторону — по круглому краю идет замысловатый орнамент, похожий на вьющееся растение, в центре креста острая четырехгранная шишечка. Драган равнодушно отзывается на слова Бэлы:

— Может быть и так. Я не помню, — и протягивает ей маленький кожаный мешочек, затянутый шнурком, — Вот!

Бэла оставляет крест и, открыв мешочек, вытаскивает из него иссиня-красный, почти чёрный, полупрозрачный камень размером с миндаль. Она вопросительно смотрит на Драгана. Тот поясняет:

— Это камень из алого перстня.

Бэла с непониманием пожимает плечами.

Драган добавляет:

— Камень забвения. Когда хочешь, что-то забыть, подумай об этом, сжимая камень в ладони. Отдай ему каплю своей крови, и, впитывая кровь, он заберет и воспоминания.

— Ах, да… Алхимик, — Бэла рассматривает камень на свет, — А ты сам пользовался этим?

— И не раз.

— Почему же он такой чёрный?

Драган не отвечает, и Бэла поднимает на него глаза. На его лице недоуменно-насмешливое выражение. Бэла спохватывается:

— Ах! Ну, да… Я и забыла, — отдавая камень Драгану, — Кажется, он мне не нужен.

Драган возвращает камень в мешочек и молча кладет всё в карман куртки Бэлы. Бэла состраивает недовольную гримаску, но больше не спорит:

— Хорошо. Раз у тебя такой благожелательный настрой, может, всё же объяснишь, что это было сегодня? С зеркалом?

Драган, собирая вещи в рюкзак:

— Просто случайность.

— То есть, хочешь сказать, что в этом нет ничего особенного? Вампиры сплошь и рядом могут отражаться в зеркалах?

Драган терпеливо, но без особого желания объясняет:

— На самом деле, вампиры в зеркалах отражаются, просто обычно человеческий глаз этого не видит так же, как не видит призраков, например.

Бэла с некоторым раздражением:

— Спасибо за призраков, но я не о том, спрашиваю. Почему все видели твое отражение? Это что, знаменитый вампирский гипноз?

Драган снисходительно:

— Ты переоцениваешь мои возможности.

— Ну, бывает же массовая истерия.

— Тогда сначала надо было вас пару часов накачивать душеспасительными беседами с песнями, танцами и бубнами.

Бэла с досадой поднимается на ноги и берет фонарь:

— Ясно! Не хочешь объяснять, не надо.

Драган, надев рюкзак, примирительно:

— Я же сказал, просто удачное стечение обстоятельств.

Бэла саркастически:

— Видимо, Луна в Овне или Венера в Скорпионе…

Драган пытается покончить с этой темой:

— Что-то типа этого. Не зацикливайся. Даниель сглупил, но я думаю, он сам тебе уже всё рассказал.

Бэла, обследующая стены колодца, внезапно поворачивается к Драгану:

— Кстати, Даниель сказал, что на фото и видео ты тоже…

Драган с чувством, но без злобы:

— Болтун!

— Но если это правда, то как же в аэропорту: проверка паспорта, сканеры и всё такое?

Драган, очевидно, уставший от того, какой оборот принял их разговор:

— Да, паспортный контроль — одна из насущных проблем, где-то наравне с проблемой пропитания.

Бэла, вспылив:

— Как мило, что ты напомнил мне! Я ведь всего лишь чей-то позавчерашний бутерброд, у которого вот-вот истечет срок годности.

Драган невозмутимо:

— По крайней мере, люди умирают по-настоящему.

Бэла, не сдерживая эмоций:

— Что же ты за сволочь такая! А знаешь, я рада, что вампиры хотя бы боль чувствуют!

— И не только физическую…

Бэлу понесло:

— Ух ты! Какие мы нежные! Да вампиры недаром славятся своей тонкой душевной организацией. Вурдалак, упырь, кровосос — это же синонимы всего самого деликатного, затрагивающего самые чувствительные струны души! Ты, наверное, думаешь, я сейчас расплачусь и начну просить прощения? А вообще, по фиг! Мели, что хочешь. Ненавидеть тебя сильнее ты меня уже не заставишь. Сильнее просто некуда!

— Плохо ты меня знаешь… — в тоне Драгана заметна ирония.

— Ах! Ну, да! Я же не дочитала. Что там ещё было? Расчлененка, убийство беременных?

Драган молчит, что, видимо, раздражает Бэлу ещё сильнее:

— Да! Точно! Если этот твой камень работает, я буду просто счастлива тебя забыть!

В течение всей перепалки Бэла продолжает машинально обшаривать стены и пол лучом фонаря. Вдруг Драган перехватывает её руку с фонарем и направляет свет куда-то в пол:

— Стоп! Смотри!

Бэла напряженно смотрит туда, куда указывает Драган, но по её лицу понятно, что ничего особенного она не замечает. Драган опускается и проводит пальцем по едва заметным выщербинкам в полу.

— Просто дырочки какие-то, — недоумевает Бэла.

— Тут раньше было металлическое кольцо, я думаю. Чем бы поддеть?

Драган отстёгивает от рюкзака шёлковый ремешок и, примерившись, рвет его на три тонких ленты. Бэла забирает одну и при помощи стилуса (указки для телефона) заправляет её в отверстие в каменной плите.

Спустя пару минут операция заканчивается успехом. Драган сжимает в кулаке концы ленты, пропущенной через камень в полу, и без видимых усилий приподнимает всю конструкцию. Из пола выдвигается внушительных размеров каменный блок. Драган подхватывает его другой рукой снизу, перемещает в сторону и ставит на пол.

В полу открывается обширный проём. Бэла светит фонарем в темноту обнаруженного ими тайного хода. Под светом фонаря поблёскивает вода. Драган тоже склоняется над лазом:

— Наверное, это вода из озера сюда доходит. Надо проверить, куда он ведет.

С этими словами он садится на пол и начинает снимать с себя обувь. Сидящая рядом Бэла взирает на него с явным неудовольствием:

— А тебе не всё равно, даже если и промокнешь?

— Мне-то — да. Но боюсь, другие, которые не подозревают, что я вурдалак, упырь и кровосос, будут несколько озадачены, если я стану расхаживать в мокрой одежде.

Драган поднимается и снимает куртку — становится видно, что на поясе джинсов у него висит чехол с ножом, — а затем стягивает с себя и свитер. На обнажившемся торсе практически нет мышц. Под блеклой, безжизненной кожей рельефно проступают дуги ребер. На изможденной груди, резко контрастируя с бледностью кожи, густо темнеют волосы. Тонкая дорожка волос тянется через впалый живот. И жилистые бескровные руки до локтей покрыты волосами.

Бэла нервно встает на ноги:

— Может, я уже пойду тогда?

— Не хочешь узнать, куда ведет тайный ход? — Драган, принявшийся было расстёгивать джинсы, останавливается.

Бэла деланно равнодушным тоном:

— Потом расскажешь.

— Нет, останься, присмотри за моими вещами, — Драган кивает в сторону своего рюкзака, валяющегося на полу.

— Я Даниеля позову, — торопится ответить Бэла и смотрит в сторону лестницы.

Драган подходит ближе и пристально смотрит Бэле в глаза с вызовом и насмешкой:

— Сделай одолжение Даниелю.

Пока Бэла собирается с мыслями, чтобы возразить, он вкладывает ей в руку фонарь и нажимает на кнопку. Дно колодца накрывает тьма. Голубеющий клочок неба, затерявшийся в высоте тесно смыкающихся стен, дает едва ощутимый призрачный свет.

Неясная сероватая фигура Драгана исчезает, нырнув под пол. Слышен всплеск воды. Бэла включает фонарь и, прислонившись спиной к стене, кричит:

— Ты надолго?

— Посмотрим. Думаю минут пять, не больше, — в повисшей паузе до Бэлы долетают хлюпающие звуки шагов. — Не ожидал, что ты такая трусишка. Или стесняшка?

Бэла, лениво водя лучом фонаря по вещам Драгана, оставленным на полу:

— А я ожидала, что ты извращенец. Но эксгибиционизм — это как-то мелко.

— Для великих — нет ничего мелкого, — голос Драгана глохнет вдалеке.

Бэла направляет свет на лаз в полу и, как будто что-то решив про себя, пожимает плечами с выражением лица «почему бы и нет», а затем склоняется над проёмом. Фонарик выхватывает из темноты удаляющуюся мужскую фигуру. Даже издалека видны безобразные шрамы, изрезавшие вдоль и поперёк бесплотно-бледную спину.

Бэла усаживается рядом с одеждой Драгана и, оставив фонарь, отстёгивает от джинсов ножны. Сделанные из кожи, они покрыты тонким тиснением, которое на первый взгляд кажется просто затейливым орнаментом. Но она вертит ножны в руках, и под другим углом становится видно, что орнамент — это стилизованные буквы, которые складываются в слова: «Dragan Paerill» («Драган Перилл»).

Полюбовавшись на чехол, Бэла наконец берется за светлую, в мраморных разводах, каповую рукоятку и достает нож. Широкое серебристое лезвие мягко мерцает на её ладони. Она осторожно проводит подушечками пальцев по самому краю острия — лезвие оставляет на коже прозрачный порез, который постепенно алеет, наполняясь кровью. Бэла растирает кровь большим пальцем. Тут, как будто что-то вспомнив, она откладывает нож, поспешно лезет в карман и достает кожаный мешочек. Нерешительно взглянув на тёмное пятно тайного хода, она подтаскивает с себе рюкзак Драгана, и из рюкзака на пол выпадает книга-ежедневник.

Чертыхнувшись, Бэла поднимает её, собираясь положить обратно, но замечает уголок цветной открытки торчащей между страниц. Поколебавшись несколько секунд, она всё-таки тянет открытку наружу. Это сильно помятая репродукция картины, которую ей раньше показывал Даниель. Девушка одетая по моде XVIII века. Лёгкое белое платье с высоким свободным воротом открывает нежный изгиб молочно-белой шеи. Прозрачные янтарные глаза лучатся неотразимым озорством. Чувственные губы тронула лукавая улыбка. Бэла, разглядывая открытку, задумчиво поправляет волосы, но вот снизу раздается шум шлепающих по воде шагов.

Бэла в спешке возвращает на место и книгу, и открытку, закрывает молнию рюкзака, находит, оставленный на полу нож, но как раз в этот момент голова Драгана появляется из-под пола, и Бэла вскакивает с непринужденным видом.

Драган:

— Воды сначала по щиколотку, потом — по колено, а под конец надо нырнуть в озеро, но, в принципе, даже обычный человек может здесь пройти, если умеет плавать, конечно.

Облокотившись о каменный край, он делает один лёгкий рывок вверх и оказывается на полу.

— Ясно, — Бэла отворачивается, как будто бы стесняясь смотреть на Драгана, но, в действительности, пытается решить, что делать с ножом. — Но озеро замерзло, так что…

Слышно, как Драган одевается за спиной Бэлы:

— Для вампира этот лёд не проблема, да там и прорубь рядом. Не надо быть олимпийцем, чтобы доплыть. Для человека, холодно, конечно, но не смертельно.

Бэла, так ничего и не придумав, беззвучно ругается, но продолжает разговор:

— Ты лично проверил?

— Да.

— Да у тебя даже волосы не мокрые!

— Я всегда выхожу сухим из воды. Я ведь упырь.

Драган склоняется над плечом Бэлы и заглядывает ей в лицо. На краткий миг его глаза становятся пронзительно яркими, а лицо наоборот темнеет, в оскаленном рту мелькают смертоносные клыки. Бэла, следящая за ним краем глаза, даже не поворачивает головы, а лишь на секунду задерживает дыхание.

Уже со своим обычным лицом он подносит к глазам Бэлы кожаный мешочек:

— Не теряй, — переведя взгляд вниз и собираясь снова положить свой подарок Бэле в карман, он как будто бы с удивлением замечает нож в её руках, — Всего лишь нож! Вижу, ты сменила гнев на милость. Я-то опасался, что ты вооружишься чёрным колом.

Бэла, театрально закатив глаза, со вздохом отдает нож Драгану:

— Даже в мыслях такого не было. Я же не идиотка, чтобы уменьшать свои шансы на спасение. Или твои телепатические способности тебе не помогают?

Вернув Бэле мешочек с камнем, а себе — нож, Драган прикрепляет его назад к ремню:

— В случае с тобой, скорее, мешают.

Задетая за живое Бэла резко поворачивается лицом к Драгану:

— Намекаешь, что у меня с головой не всё в порядке?

Драган уже полностью одет и поднимает с пола свой рюкзак:

— Докажи, что это не так.

Он берет Бэлу за руку. Его одетая в перчатку кисть сжимает кончики её раненых пальцев, из пореза выступают капли свежей крови. Бэла смущенно молчит, и Драган стирает кровь, пятная кожу перчатки. Задумчиво прикоснувшись к её щеке, он оставляет лёгкий алый отпечаток на левой скуле. Бэла завороженно и напряженно наблюдает, как Драган той же рукой в окровавленной перчатке проводит и по своему лицу. Но его щека остается всё такой же чистой и бледной.

Явно удивленная Бэла хватает руку Драгана, пятно крови, оставшееся на перчатке, всё ещё пачкает её ладонь. Под влиянием импульса она прикасается к его щеке, но тут же отдёргивает пальцы. Драган отвечает ей насмешливым взглядом своих ледяных глаз:

— Хочешь о чем-то спросить?

Сконфуженная Бэла отводит взгляд и, пытаясь говорить как можно естественнее, хватается, видимо, за первую пришедшую в голову мысль:

— А что это за шрамы у тебя на спине? У вампиров остаются шрамы?

— Нет. Но, тебе может показаться странным, я не всегда был вампиром.

Бэла, стараясь, но не попадая в свой прежний язвительный тон:

— Так это боевые раны? Память о героической средневековой юности?

— Скорее о средневековом сиротском детстве, — очевидно, наслаждаясь её замешательством, — Увы, не все мальчики-сироты становятся могущественными волшебниками.

Бэла не сдается:

— Да, некоторые становятся…

— Упырями, — спокойно заканчивает за нее Драган, — И никакой волшебной палочки.

Бэле, как видно, очень хочется как-то парировать, но она сбита с толку спокойным тоном Драгана. Она суетливо осматривается, подбирает с пола фонарь, проверяет карманы, достает перчатки. Драган в это время кому-то звонит: «Ja, jaz sem. — Ne, ne, vse je v redu. — Ja, pridi dol k nam. — Povej ji, da zdaj bom šel gor». (Да, это я. — Нет-нет, всё в порядке. — Да, спустись к нам. — Скажи ей, что я сейчас поднимусь наверх.)

Бэла, что-то обдумав, всё-таки заговаривает с Драганом:

— Подожди, ты сказал, что это крест матери. Значит…

— Так мне сказали. Сам я её плохо помню. А отца не помню, вообще.

Молодая женщина, одетая просто, но не по-крестьянски, прижимает к себе ребёнка.

Бэла как будто собирается сказать что-то ещё, но, встретив пронзительный взгляд холодных голубых глаз, молча отворачивается и смотрит вверх, откуда уже доносятся звуки приближающихся шагов.

* * *

Освещая себе дорогу фонарем телефона, на дне колодца появляется Даниель. Драган приветствует его кивком:

— Bela bo vse ti povedala, (Бэла всё тебе расскажет) — и, не прощаясь, уходит вверх по лестнице.

Даниель обеспокоенно смотрит на Бэлу:

— Что у вас тут произошло? (Kaj se zgodilo med vama?)

Бэла нарочито равнодушно отмахивается:

— Ничего!

Даниель скептически:

— Ja, zato Dragan ni pri sebi. In imaš nekaj na… (Ага, и поэтому Драган сам не свой. А у тебя что-то…) — он показывает на свою щёку.

Бэла спохватывается:

— А! — достает зеркальце и платок и, стерев пятнышко крови со скулы, заодно смотрит и на потемневшее, воспаленное место укуса.

Чуть выше на шее, рядом с ухом багровеет небольшой круглый ожог, который, очевидно, озадачивает Бэлу:

— А это ещё что?

Даниель, всё время внимательно наблюдавший за Бэлой, присматривается к тому, что её так удивило:

— Dragan je to storil? (Это Драган сделал?)

Бэла, поглощенная своими переживаниями, видимо, не слышит фразы Даниеля:

— Что?

Даниель, стараясь скрыть смущение:

— Pa nič. Ni pomembno, (Ничего. Неважно.) — и быстро меняет тему: — Torej, ne želiš ničesar povedati mi? (Так ты ничем не хочешь поделиться?)

Припудрив ожог, Бэла со вздохом прячет вещи назад в карман:

— Ну, видимо, я слишком любопытна.

Даниель, испытав явное облегчение, берет фонарь и начинает понемногу осматриваться:

— In kaj si ga vprašala? (И о чем же ты его спрашивала?)

— О его родителях.

Даниель прерывается и задумчиво смотрит на Бэлу.

— И он ушел от ответа.

Даниель, как бы припоминая:

— Enkrat je mi pripovedoval o svoji materi. Ampak nič dokončnega. (Мне он когда-то рассказывал о своей матери. Но ничего конкретного.)

Бэла с волнением:

— А ты не можешь вспомнить его слова?

Даниель пару секунд напряженно смотрит в одну точку и наконец говорит:

— On je rekel, da je bila lepa. Vendar to ne pomeni ničesar. Vsak otrok tako misli o svoji materi, (Он говорил, что она была красива. Но это ничего не значит. Каждый ребёнок так думает о своей матери.) — сосредоточенно сдвинув брови, добавляет с сомнением в голосе: — In zdi se mi, da je rekel nekaj o njenih očeh. «Temno modre žalostne oči». (И мне кажется, он что-то говорил о её глазах. «Синие печальные глаза».)

Даниель переводит вопросительный взгляд на Бэлу:

— In zakaj se je sploh pojavilo vprašanje o tem? (А почему, вообще, об этом зашла речь?)

— Из-за его креста.

— O, okrogli križ! (А, круглый крест!)

— Да, я видела такой во сне. Хочу понять, значит ли это что-нибудь.

Даниель оживляется:

— In kakšne so sanje? (А что это за сны?)

Бэла усмехается:

— Впервые встречаю кого-то, кому интересны чужие сны. И, знаешь, мне впервые не хочется их пересказывать.

Даниель с видом знатока:

— Mogoče, da to niso samo sanje. Mogoče, to so vizije, ki jih povzroča tvoje stanje. (Может быть, это не просто сны, может быть, это видения, вызванные твоим состоянием.)

— Может быть. Но как узнать…

Даниель перебивает взволнованным высоким голосом:

— Počakaj, če si videla križ v svojih sanjah, to pomeni, da Gromov je imel… (Подожди, если ты видела во сне крест, то, значит, у Громова был…)

Бэла не дослушивает:

— Во сне крест был не у Грома, а у женщины. Женщина в средневековой одежде, с маленьким ребёнком на руках.

Даниель едва подбирает слова от волнения:

— Toliko večji razlog! Saj te vizije imajo skupnega z Gromovim. (Тогда тем более! Ведь эти видения у тебя общие с Громовым.)

До Бэлы, очевидно, доходит, что подразумевал собеседник, и её глаза ошарашенно расширяются:

— Не может быть! — но тут же удивление сменяется недоумением, — Но как он сам может не знать?!

— Verjetno ne želi. Namerno je pozabil. (Наверное, не хочет. Специально забыл.)

Бэла говорит медленно как бы припоминая:

— Забыл с помощью того камня…

Даниель глубокомысленно кивает:

— In razumem, zakaj se je odločil pozabiti. (И я понимаю, почему он решил забыть.)

Бэла молчит, погрузившись в какие-то свои невесёлые мысли, а Даниель, всё ещё переживая сделанное ими открытие, не может сдержать слов:

— Morda vsa ta dolga stoletja, dokler ni izvedel, kako deluje kamen, on je doživel neuspeha ravno zato, ker ni mogel pozabiti, kdo je bil njegov oče. (Возможно, все эти долгие столетия, пока он не знал, как работает камень, его преследовали неудачи именно потому, что он не мог забыть, кто его отец.)

Бэла, как будто очнувшись:

— Да только это всего лишь наши догадки. Не надо придавать им такое уж большое значение.

Даниель эмоционально, но стараясь звучать солидно:

— Mislim, da to drži. Z razlogom, da sem vedno čutil, da imava neke vrste povezavo, nekaj skupnega. Sva več bolj podobna, kot sem mislil. (Я думаю, это правда. Не зря я всегда чувствовал, что между нами есть какая-то связь, что-то общее. Мы похожи даже больше, чем я думал.)

Бэла, которой явно не нравится такой поворот в мыслях Даниеля, с укором выпаливает:

— Дурак ты!

Даниель, не слишком обидевшись, тем не менее парирует:

— Seveda, si starejši, vendar to pa ne pomeni, da sem bolj neumen. Obstaja veliko stvari, ki jih razumem boljše kot ti. Zato ne bodi meni za varuha. (Ты, конечно, старше, но это не значит, что я глупее. Есть множество вещей, в которых я разбираюсь лучше тебя. Так что не надо меня поучать.)

Бэла иронично хмыкает:

— Неплохо выступил. Но я с тобой и не собираюсь больше спорить. В конце концов, если ты равняешь своего отца с вампиром, который убил тысячи человек, то это твое дело. Тебе лучше знать.

Даниель подавленно молчит. И Бэла, по-видимому, пытаясь сгладить ситуацию, меняет тему:

— Вообще-то, ты, действительно, в вампирах разбираешься лучше меня. И в истории тоже. Вот к примеру, скажи, почему доктор Пеклич и Драган рассказывают про детей князя Невара по-разному?

Даниель без особого интереса, но всё же отвечает:

— No, to je samo stari pesnitev: «Knez Nevar je imel tri sinove: Grom, Trepet in Strah…». Ta imena uporabljajo vsi, ki si želijo. (Да это просто старинная поэма: «У князя Опасного было три сына: Гром, Трепет и Страх…». Эти имена используют все, кто хотят.)

Бэла разочарованно:

— Значит, имена ненастоящие?!

Даниель с мрачным видом рассматривает пролом в стене:

— Se ti ni zdelo nenavadno, da se vampir imenuje knez Espen? (Разве тебе не показалось странным, что вампира зовут князь Эспен?)

Бэла:

— И что?

— «Espen» je «trepetlika», («Эспен» — это «осина».) — Даниель показывает Бэле перевод на телефоне и присаживается рядом с проёмом тайного хода.

Бэла, нахмурившись:

— Но ведь Гром, он отсюда, из этого замка?

— Ja, ampak to ne pomeni, da «Grom» je njegovo pravo ime, (Да, но это не значит, что это его настоящее имя.) — Даниель выжидательно и холодно смотрит на Бэлу, и, кивнув на дыру в полу, с некоторым раздражением спрашивает: — Torej, misliš mi povedati, kaj je to? (Так ты собираешься мне рассказать, что это?)

Бэла, похоже, чувствуя свою вину за перемену настроения у Даниеля, но не зная, что делать, только утвердительно качает в ответ головой и с горечью сжимает губы.

* * *

Лиза, ходит по смотровой площадке, фотографируя на телефон то пейзаж, то стены замка, то себя на фоне пейзажа и стен. Заметив появление Драгана (его лицо как будто бы разгладилось и посвежело, словно он успел отдохнуть), она поспешно прячет телефон и, решительно прикусив губу, подходит к нему вплотную:

— Torej, kaj je tam? (Так что там такое?)

Драган, возвышающийся над миниатюрной Лизой, невозмутимо смотрит мимо нее и неторопливо отряхивает одежду, видимо, испачкавшуюся, когда он оставлял её на полу колодца:

— Skrivni prehod. Pojdite dol in poglejte. (Тайный ход. Спуститесь и посмотрите.)

Лиза, не обескураженная его равнодушием, действует напрямую:

— Zakaj tako prizadevno me ignorirate? Vas spravljam v zadrego? (Почему Вы так упорно игнорируете меня? Я Вас смущаю?)

Драган смотрит на нее без тени иронии:

— Ja, niste bili deležne prave pozornosti. In pravico imate do odškodnine. (Да, я не уделил Вам должного внимания. Вы можете требовать компенсации.)

Лицо Лизы озаряется счастливой улыбкой:

— Ne bojte se! Ni več neumnih eksperimentov! (Не бойтесь. Больше никаких глупых экспериментов.)

Драган снимает правую перчатку и протягивает руку к волосам Лизы:

— Ne bojte se! Neumnost pristaja pametnim ženskam. (Не бойтесь! Глупость украшает умных женщин.)

Лиза с сияющими глазами позволяет Драгану коснуться своих волос — он достает из её прически крошечную деревянную щепку и вкладывает ей в руку. Лиза с тихим мелодичным смехом сжимает щепку в ладони:

— No, ne mislite, da lepa sem? (А красивой Вы меня не считаете?)

Драган, не отрывая взгляда от розовеющего лица Лизы, сужает свои холодные глаза:

— Pametna, lepa in drzna. (Умна, красива и дерзка.)

— To je res, in še me slabo poznate, (И это Вы меня ещё плохо знаете.) — глаза Лизы лукаво поблёскивают.

— Torej, navdušite me! (Что же, удивите меня!) — Драган делает движение правой рукой, как будто хочет дотронутся до лица девушки, но останавливается на полпути.

Лиза, прикусив большой палец сжатой в кулачок руки, издает озорной смешок и сейчас же дерзко кладет ладони на плечи Драгана. Увлажняется и рдеет прикушенная нижняя губка, янтарные глаза смотрят с волнением и вызовом. Правая рука Драгана поднимается и обвивает девичий затылок, кончиками пальцев касаясь нежной кожи, там где на шее длинные высоко заколотые белокурые волосы переходят в золотистый едва различимый пушок.

Головокружительный поцелуй успевают увидеть трое: поднимающиеся из колодца Бэла и Даниель и пришедший на смотровую площадку по внешней лестнице доктор Пеклич. Все трое столбенеют с разной степенью удивления на лице. Бэла саркастически закатывает глаза, Даниель недоуменно сдвигает брови, доктор Пеклич беспомощно раскрывает рот.

Лиза, скорее, раздосадованная помехой, чем смущенная, с пылающим лицом твёрдо проходит мимо деда к выходу. Бэла, хмыкнув, дёргает Даниеля за плечо, и они следуют за Лизой. Только доктор по-прежнему молча стоит на одном месте, растерянно взирая то на Драгана, то вслед ушедшей внучке.

* * *

Даниель, спустившись по лестнице вместе с Бэлой, оглядывается по сторонам плохо освещенного замкового коридора и зовет:

— Liza! (Лиза!) — тонкий мальчишеский голос эхом разносится по каменным закоулкам.

Бэла, вздохнув:

— Ладно, я пойду, а ты передай всё парням. Думаю, там неплохо бы устроить такую же ловушку, как в часовне.

Даниель извиняющимся тоном:

— Ne, greva skupaj. Samo pomislil sem… (Нет, пойдем вместе. Просто я подумал…)

Бэла, стараясь говорить тактично:

— Да не думай ты ничего. Скорее всего, этот поцелуй ничего не значит.

Даниель с недоверием:

— Res je? (Правда?)

Бэла убежденно, но без нажима:

— Я бы сказала, это просто провокация. Хочет заставить тебя ревновать.

Даниель с некоторым облегчением в голосе:

— Ali deklice storijo tega? Sem mislil, da to se dogaja samo v filmih. (А разве девушки так поступают? Мне казалось, так бывает только в кино.)

Бэла с искренней улыбкой:

— Да в жизни такое случается, что ни в одном фильме не покажут.

Очевидно, успокоенный Даниель глубокомысленно кивает и продолжает путь по коридору. Бэла идет за ним. Её бледное осунувшееся лицо снова серьёзно и даже мрачно.

* * *

Доктор Пеклич отходит к башенной стене и, облокотившись о её край, невидящими глазами впивается в снежный пейзаж. Наконец, вздохнув, он потирает лоб рукой:

— Verjetno nikoli se ne bom navadil na to, da Liza ni več otrok. Se opravičujem zaradi svojega odziva. Ampak upam, da razumete, da jaz bi raje odvrnil Lizo od Vaše družbe? (Я, наверное, никогда не привыкну, что Лиза уже не ребёнок. Прошу прощения за свою реакцию. Но, я надеюсь, Вы понимаете, что я предпочел бы избавить Лизу от Вашего общества?)

Доктор с каменно-серьёзным лицом обращается к Драгану. Тот встречает его спокойным открытым взглядом, не смущенным, но и не дерзким:

— Ne želite govoriti o tem, zakaj ste prišli k meni? (Вы не хотите обсудить то, зачем пришли?)

Доктор, очевидно, уже несколько отошедший от своей первоначальной бурной реакции, тем не менее не готов так сразу оставить волнующую его тему:

— Vsaj bi lahko pojasnili svoje namere? (По крайней мере, не могли бы Вы пояснить свои намерения?)

Драган отвечает по-прежнему спокойно:

— Bova govorila o Lizo za njenim hrbtom? (Будем говорить о Лизе за её спиной?)

Доктор, снова вздохнув и тряхнув головой, как будто пытаясь отогнать беспокойные мысли:

— In veste, prav imate. Zdaj ni pravi čas niti pravi kraj. Poleg tega, želim resno govoriti z Vami. In prosim, da bodite povsem iskreni z mano. (А знаете, вы правы. Сейчас не время и не место. Тем более, что у меня к Вам серьёзный разговор. И я очень прошу Вас быть со мной предельно откровенным.)

* * *

Даниель и Бэла проходят через залу с диорамой, там где висят парные портреты Вольфреда и Катарины. Бэла, бросив взгляд на картины:

— Даниель, послушай, извини за тот разговор о твоем отце. Я видела, что тебя это задело.

Даниель, замедлив шаг, оборачивается на Бэлу:

— Pozabi. Tvoje besede nimajo nič s tem. (Не бери в голову. Твои слова тут ни при чем.)

Бэла искренне:

— И всё-таки не стоило мне так говорить. Это было грубо.

Даниель сдержанно:

— Ampak ni daleč od resnice, (Зато недалеко от истины.) — задумавшись, он останавливается посреди сумрачной залы, а затем поднимает на Бэлу серьёзный взгляд, — Ne govori Draganu o Gromove. Ni pomembno, ali je to res ali ne. (Не рассказывай Драгану про Громова. Неважно, правда это или нет.)

Бэла равнодушно:

— Не волнуйся. Я и не собиралась. Если бы это зависело от меня, я бы и сегодня не стала с ним общаться.

— Pravzaprav, ne misliš tako, mar ne? (Ты ведь на самом деле так не думаешь?)

Бэла, делая незаинтересованное лицо:

— Ты о чем?

Даниель, не меняя своего серьёзного тона:

— Pravzaprav, ga ne sovražiš tako zelo, kot želiš prikazati? (На самом деле, ты ведь не испытываешь к нему такой сильной неприязни, как хочешь показать?)

Бэла неожиданно взрывается:

— Да что с вами, люди, такое?! Какая разница, люблю я его, ненавижу или плюю с высокой колокольни? Что это меняет?

Даниель, не обескураженный её реакцией, спокойно поясняет:

— Moj prijatelj je. In prepričan sem, da ne zasluži, da so ga sovražili. Za jezo do njega imaš dober razlog. Toda naredil je dovolj, da bi si zaslužil odpuščanje. (Он мой друг. И я уверен, что он не заслуживает, чтобы его ненавидели. У тебя есть причины злиться на него. Но он сделал достаточно, чтобы заслужить прощение.)

Бэла уже больше язвительно, чем озлобленно:

— Интересно, что ты имеешь в виду? Может быть, то что он сейчас… — Бэла сама себя обрывает и поспешно переходит к другой теме, — А вообще, ладно… А то мы уже ходим по кругу, получается. Лучше скажи, ты что-нибудь знаешь об этой Катарине?

Бэла указывает на портрет. Даниель бросает на него мимолётный взгляд и с довольным видом отвечает:

— Sem poskušal izvedeti o gradu Wolfred vse, kar sem lahko. Nekaj zanimivega je glede Katarine. (Я постарался узнать о замке Вольфред всё, что только возможно. С Катариной связано кое-что любопытное.)

Бэла слушает с явным интересом.

— Domnevno, se je ubila. Se je vrgla z grajskega stolpa. (По-видимому, она убила себя. Сбросилась с замковой башни.)

Женщина в красном платье, с тяжелыми тёмными косами, стоит на краю башенной стены. Рывок — и женщина медленно падает со стены наземь.

Бэла с готовностью вставляет:

— Да-да, и доктор Пеклич об этом говорил!

Даниель, загадочно улыбаясь, поднимает указательный палец, и, значительно покашляв, изрекает:

— To pa ni vse. Pravijo, da po njenem samomoru v gradu prebiva duh. Včasih ponoči v mesečini v gradu nenadoma se širi melodičen šepet ali morda petje. In ženski obris preplava po hodniku v smeri stopnicah. Verjamejo, da duh prinaša nesrečo. Zadnjič, kdaj so ga videli… (Но это ещё не всё. Говорят, что после её самоубийства в замке появился призрак. Иногда в лунную ночь по замку вдруг разносится мелодичный шёпот или, может быть, пение. И женская фигура проплывает по коридору в направлении лестницы. Считается, что призрак приносит несчастья. Последний раз, когда его видели…)

* * *

В сумрачной просторной зале накрыт внушительных размеров стол. За окнами синяя ночь, медом золотится тяжелая низкая луна. Стены залы побелены, украшены фотографиями и картинами. Горки с фарфором и хрусталем, обеденный стол, строгие высокие стулья, простые белые занавески на окнах — зала превращена в удобную, но немного аскетичную столовую в деревенском стиле.

Бесшумно входит белоснежная горничная, зажигает газовые рожки на стенах, опускает занавески на окнах. Так же бесшумно исчезает.

Шурша шёлком тёмно-синего платья, входит молодая женщина с тонкой сигаретой в длинном янтарном мундштуке. По моде начала XX века, её талия до невозможности затянута, а светло-пепельные волосы пышно взбиты и объемно уложены вокруг бесстрастного фарфорового лица.

Следом за ней появляется молодой мужчина. Черноволосый, хмурый, усатый. Он высок и широкоплеч. Его накрахмаленная рубашка безупречно облегает молодцеватую грудь, украшенную ярким галстуком с рубиновой булавкой.

Не глядя друг на друга, они садятся по разные стороны стола и со скучающим видом расправляют тонкие салфетки.

В сопровождении серой, как мышка, гувернантки в столовую входит мальчик лет пяти-шести. Пролепетав вечернее приветствие, женщина усаживает своего питомца за стол и садится рядом с ним.

Горничная вкатывает тележку с ужином, в напряженном молчании начинает расставлять тарелки. За исключением звона посуды ничто не нарушает тишины, воцарившейся над столом. Только взгляды летят с одного конца стола к другому. Мужчина оглядывает всех и каждого с явным неудовольствием. Молодая хозяйка смотрит надменно. Гувернантка старается не поднимать глаз. Мальчик тих и испуган.

Выпустив синеватую струю дыма, дама обращается к горничной:

— Катарина, Вы проверили лампы, как я просила? Газ опять мерцает!

Горничная не успевает ответить, как молодой хозяин, уже взявшийся за нож и вилку, ледяным тоном произносит:

— Сделайте одолжение, оставьте сигарету!

Забыв о лампах и о горничной, надменная пепельная блондинка демонстративно затягивается ещё раз:

— Вас раздражает сигарета, или Вы просто, как всегда, не в духе и не знаете, на ком сорваться?

Мрачный франт не отвечает, а нервно бросает приборы на звонкую тарелку:

— Это невозможно есть! Унесите сейчас же!

Безмолвная горничная сейчас же меняет блюдо. Гувернантка сильнее склоняется над своей тарелкой. Мальчик беспокойно ёрзает на стуле.

Вдруг газовый свет, действительно, меркнет, но через мгновение снова вспыхивает с прежней силой. Мальчик успевает испуганно ойкнуть. Хозяйка саркастически хмыкает:

— Как я и говорила! Впрочем, Вам, кажется, нет никакого дела?

Мужчина с размаху опускает свой мощный кулак на столешницу — комната наполняется оглушительным звоном:

— С меня довольно! Я больше не намерен терпеть…

Женщина насмешливо и дерзко перебивает:

— И что же Вы сделаете, мне интересно?

Мальчик начинает потихоньку всхлипывать. Взбешенный отец обрушивается на гувернантку:

— Миссис Оуэнс, немедленно уведите его в детскую. Пусть посидит без ужина, если не умеет себя вести за столом. Думаю, Вам стоит больше времени уделять вопросам этикета. Займитесь этим сейчас, раз у Вас не нашлось времени раньше!

Мальчик всхлипывает всё сильнее. Серая гувернантка дрожащими руками откладывает салфетку. Молодая хозяйка возражает со сталью в голосе:

— Нет, миссис Оуэнс, Вы никуда не пойдете, пока не поужинаете, как полагается! И Бобби тоже! Ребенок не должен страдать из-за самодурства отца.

«Самодур» моментально вскакивает, но в этот момент газ, мигнув, окончательно гаснет. Бобби заливается плачем. Столовая мгновенно погружается в синюю тьму. Аспидные тени хаотично мелькают туда-сюда. Сквозь детский плач слышен возмущенный мужской голос: «Да что здесь, вообще, происходит?! Катарина!»

Горничная поспешно вносит зажженный канделябр, но сейчас же неведомая сила распахивает все окна. Дребезжит и бьется стекло, завывает порывистый ветер. Свечи гаснут, не успев ничего осветить. В сумятице звуков лишь один звучит неизменно и безысходно — отчаянный детский плач.

— Дайте мне этого ребёнка! — громыхает в ярости хрипловатый бас.

И тут воздух пронзает звенящая тишина, недосягаемая для слуха высокая нота, накрывающая беззвучным, но оглушительным раскатом эту безумную ночь. Как в сумрачных глубинах немого кино движутся чьи-то бессловесные тени. Не издавая ни звука, треплет занавески беснующийся ветер, без звона, без грохота валятся со стола приборы и блюда, разбиваясь вдребезги о глухой пол.

И в этом зачарованном царстве необъяснимой тишины откуда-то издали льется тонко-тонко, пронзительно-нежно женское пение на непонятном языке. Оно плывет мимо оторопелых теней, мимо всплеснувших рукавами занавесок, мимо хаоса ночи в мягкую тьму.

Фигура женщины, удивительно яркая, словно сияющая изнутри, как жемчуг сияет перламутром, мелькает в проёме дверей, проходя мимо столовой по коридору. Тёмные тяжелые косы высокой короной венчают её царственно гордую голову.

И как только видение скрывается, сразу спадает оцепенение безмолвия. На столовую обрушивается громовой шквал, какофония звуков. Истерические голоса людей перекрывают друг друга, сливаясь в паническую неразбериху, усугубленную адской темнотой и завыванием одичавшего ветра.

— Свет! Свет! Наконец-то свет!

Какая-то зыбкая зарница разливается по нижним краям распахнутых окон.

Мужская тень перекрывает проём окна и судорожно отшатывается:

— Нет! Нет!

А снизу уже летят беспорядочные вопли. И яркие искры, и алые языки. С гулом и треском пламя врывается в двери. В полыхающем реве стихии тонут истошные предсмертные крики. Растворяется детский плач…

* * *

— Ogenj je uničil okrašenost, notranjost, streho. Je zgorelo vse, kar je lahko. Od takrat niso stolp obnovili, (Пожар уничтожил отделку, интерьеры, кровлю. Сгорело всё, что могло гореть. Башню с тех пор так и не восстановили.) — Даниель трагическим голосом завершает рассказ и эффектно замолкает.

Бэла задумчиво и печально:

— И люди погибли?

— Ja, lastniki in nekaj služabnikov. (Да, хозяева и несколько слуг.)

Бэла тяжело вздыхает:

— Опасная леди! И что же она поет?

Даниель только пожимает плечами.

Бэла, глядя на портрет:

— Может, вот это: «Мортэ акцепта, рэгрэдиар».

Даниель с сомнением:

— Ne zdi se tako. Tega prevod je: «Ko sprejel bom smrt, se bom vrnil». Mislim, da so to dodali glede na legendo o duhu. Ker slika je bila narisana ne v devetem stoletju, a veliko kasneje. (Не похоже. Это переводится: «Смерть приняв, я вернусь». Думаю, это добавили, учитывая легенду о призраке. Картина ведь была написана не в IX веке, а намного позже.)

Но заметив разочарованный взгляд Бэлы, Даниель поспешно добавляет:

— Ampak je bila narisana iz originalne freske. Torej, podobnost verjetno je. V bistvu, Katarina je zanimiva oseba, vendar je komaj povezana z zgodbo Gromova, (Но написана с оригинальной фрески. Так что портретное сходство, наверное, присутствует. Вообще, Катарина интересная личность, но вряд ли она имеет отношение к истории с Громовым.) — подытоживает он.

Бэла осторожно предполагает:

— А не может быть, что эта Катарина и невеста княжича, сына Невара — это один и тот же человек?

— Torej, v resnici te zanima nevesta knežjega sina? Ona je tudi bila v tvojih sanjah? (Значит, на самом деле, тебя интересует невеста княжича? Она тоже была в твоих снах?)

— Да, и убивала себя. Дважды.

Даниель глубокомысленно повторяет:

— Dvakrat… (Дважды…)

* * *

Доктор Пеклич возбужденно расхаживает по смотровой площадке:

— Nimate pojma, kako dragocena je ta informacija za mene! Prosim Vas! (Вы не представляете, насколько, ценна для меня эта информация! Прошу Вас!)

Драган, спокойно стоящий в центре площадки рядом с колодцем подъёмника, следит за доктором без тени волнения. В ответ на эмоциональную тираду он лишь слегка прикрывает глаза, как бы обдумывая просьбу доктора. Наконец он коротко кивает, и доктор, облегченно вздохнув, начинает торопливо рыться в карманах пальто:

— Imam z mano… (У меня есть с собой…)

— Ni treba, doktor, (Не нужно, доктор.) — Драган держит в руке серебряный нож.

Доктор замирает на месте, устремив глаза на руки Драгана, и даже задерживает дыхание, словно боится упустить какую-либо, хотя бы и самую незначительную деталь происходящего. Медленно сняв перчатку с левой руки, Драган поднимает на доктора свои холодные прозрачные глаза и прикладывает сияющий клинок к обнаженной ладони. Бледная кожа мгновенно чернеет и обугливается. Драган отнимает нож — поперёк ладони тянется широкий безобразный ожог, сочащийся тёмной кровью.

Глаза доктора завороженно расширяются. Несколько секунд он просто безмолвно взирает на чёрную рану и серебряное лезвие. Очнувшись, он произносит хрипловатым голосом:

— Dovolite mi… (Позвольте мне…) — и протягивает руку к ножу.

Драган всё так же спокойно передает доктору оружие. На бесстрастном лице вампира нет и следа страдания, лишь льдистые глаза кажутся чуть прозрачнее.

Доктор бессмысленно вертит в руках нож Драгана, машинально проговаривая свои мысли:

— Srebro… (Серебро…)

Сжав рукоять пальцами, он делает несколько резких движений кистью, как бы прицеливаясь. Драган одобрительно вскидывает брови, и доктор с размаху швыряет клинок в лицо вампиру.

Драган стремительным и лёгким движением руки невозмутимо перехватывает серебристую молнию летящего ножа и неторопливо убирает его назад в ножны.

Вечер.

На дворе вечереет, но всё ещё довольно светло. Бэла спешит надеть перчатки. Даниель поднимает воротник куртки. Снег под ногами скрипит по-морозному звонко. Пара направляется к административному корпусу, негромко переговариваясь по пути.

Недалеко от часовни их перехватывает озабоченная Лиза:

— Where has everyone disappeared? I guess it’s time to go back to the village, isn’t it? It’s getting dark! (Куда все запропастились? Разве не пора возвращаться в деревню? Уже темнеет!)

— Don't worry, the vampire won't get up until it’s midnight, (Не волнуйся, до полуночи вампир не поднимется.) — обстоятельно поясняет Даниель, — He hasn't recover yet. But if he had some black powder… (Он ещё не оправился. Вот если бы у него был чёрный порошок…)

Лиза, не дослушав, досадливо отмахивается от его слов:

— Well, I'm not worried about vampires. I just don’t fancy the idea to spend one more night in the middle of nowhere. (Да я и не волнуюсь о вампирах. Просто не хочу застрять в этой глуши ещё на одну ночь.)

Бэла недоуменно нахмуривает брови. А Даниель, очевидно, доволен услышанным:

— I can give you a lift. I’ll just talk to the guys first. (Я сам могу тебя отвезти. Только поговорю с парнями.)

Лиза даже не обдумывает это предложение:

— No, thanks. I need the car, and my grandpa has got the keys. I thought you were coming all together, but he has stuck somewhere. (Нет, спасибо. Мне нужна наша машина, а ключи у деда. Я надеялась, вы уже все вместе идете, но он где-то застрял.)

Бэла:

— Он с Драганом.

Лиза ограничивается только кратким восклицанием:

— Oh! — и по её лицу не понятно, какие чувства она хочет вложить в это «Oh!».

Даниель доброжелательно предлагает:

— So you can go up to the top of the tower with Bela. I think they are both still there. (Поднимитесь на башню вместе с Бэлой. Я думаю, они ещё оба там.)

Лиза кривит губы:

— It’s all the way up again. No, I don' t feel like scrambling up… (Опять лезть на самый верх. Что-то неохота…) — и обращаясь к Бэле, — Let's go and wait at Mrs. Kovach office. (Пойдем, посидим у госпожи Ковач.)

Лиза берет Бэлу под руку и прощально машет Даниелю:

— And you can join us there when you're through with your duties. That old lady is not much of a good mixer. (А ты закончишь дела и заходи к нам. Там ужасно скучно с этой старушкой.)

Даниель оставляет девушек со счастливой улыбкой, но, отойдя на пару шагов, нахмуривается и поспешно достает телефон.

* * *

Драган стоит на смотровой площадке, прислонившись к стене. Перед ним расхаживает доктор.

Драган, глядя на первые проклюнувшиеся звёзды:

— Pozno je že. (Уже поздно.)

Доктор нервно постукивает согнутым указательным пальцем по губам:

– Še minuto, samo še eno minuto! Za Vas imam toliko vprašanj! (Минуточку, ещё минуточку! У меня так много вопросов к Вам!)

Лицо Драгана как будто бы ничего не выражает, но в глазах мелькает снисходительная улыбка. Наконец собеседник останавливается и смотрит в лицо Драгану:

— Kako ste izvedeli za gospod Gromov? (А как Вы узнали про господина Громова?)

— Slučajno sem ga spoznal. Obljubili ste mi, da ne boste me vprašali o zasebnih stvareh. (Случайно встретился с ним. Вы обещали не задавать вопросов лично обо мне.)

Доктор эмоционально:

— Da, da, da! Ampak težko je to dvoje ločiti! Recimo, želim vedeti, kako ste postali vampir, ampak… (Да-да-да! Но одно от другого так трудно отделить! Например, мне очень хочется знать, как Вы стали вампиром, но…)

Драган отвечает успокоительно мягко:

— Lahko vam povem o tem, kar velja za vse vampirje. (Я могу Вам рассказать то, что касается всех вампиров.)

Собеседник энергично кивает.

Драган, осторожно подбирая слова:

— Ko se zbudiš — da, verjetno to je prava beseda — ko se zbudiš po smrti, prva stvar, ki jo čutiš, je utrip, pulz, vendar to ni tvoj pulz in ni tvoje srce. To je neka zunanja vibracija, kot če neskončna struna se bi raztegnila skozi vse stvarstvo od enega do drugega konca vesolja in prebodila te in tvoj grob.

Videl sem neke brezoblične sence, ki se so združile s temi vibracijami in se so raztople v jih izginjajočem ritmu, kot če bi prehajale na drugo stanje.

Pogledal sem to iz nejasne megle, iz želatinasta močvirja neobstoja. Ampak moja struna, očitno, je zvenela drugače — vendar in zdaj še vedno zveni. Njena vibracija ni spremenila me, ni vzela me iz utrujene prazne neskončnosti. Je samo udarjala z utripom znova in znova in znova tako, da je mi postalo zatohlo in tesno, vrtoglavo in ogabno, neznosno in divje ostati mrtev.

In vstal sem iz groba, žal nisem postal živ. Še vedno čutim vibracijo moje zemlje, celo ko sem oddaljen od nje na veliko kilometrov. Ona me objame in obnavlja, ko ležim v njej. Toda nikoli več jaz ne bi želel občutiti vso njeno silo v tem sovražnem kraju med svetovoma nekam, kjer ni časa, ni prostora, ni smisla.

(Когда просыпаешься — да, наверное, это самое подходящее слово — когда просыпаешься после смерти, первое что чувствуешь — это биение, пульс, но это не твой пульс, не твое сердце. Это какая-то внешняя вибрация, как будто бесконечная струна протянулась через всё сущее, из конца в конец вселенной и прошла через тебя и твою могилу.

Я видел, как чьи-то бесформенные тени сливались с этой вибрацией и растворялись в её затихающем ритме, словно совершали переход в иное состояние.

Я наблюдал за этим из мглистого тумана, из студенистого болота небытия. Но моя струна, видимо, звучала иначе — впрочем она и сейчас звучит. Её вибрация не превращала меня, не забирала из томительной пустой бесконечности. Она лишь била пульсом, снова, снова и снова, так что становилось удушающе тесно, головокружительно тошно и невыносимо дико оставаться мёртвым.

И я встал из могилы, но, увы, не стал живым. Я по-прежнему чувствую вибрацию своей земли, даже за многие километры от нее. Она обнимает и обновляет меня, когда я ложусь в нее. Но никогда не хотел бы я снова ощутить всю её мощь в том постылом междумирье, где нет ни времени, ни пространства, ни смысла.)

Доктор Пеклич, не проронивший ни звука в течении всей долгой речи Драгана, завороженно смотрит в одну точку. Хриплым от волнения голосом он наконец изрекает:

— Nisem imel pojma, kako blizu sem bil! (Я и не предполагал, насколько я был близок!)

Драган дает ему ещё несколько секунд, чтобы переварить услышанное, и вкрадчиво напоминает:

— Doktor, morava iti. (Доктор, нам пора.)

Но доктор, кажется, совершенно не торопится. Он устремляет на собеседника глубокомысленный взгляд и начинает с новым воодушевлением:

— Zaključil sem o povezavi vampirja s njegovo zemljo samo iz posrednih dokazov! (Я ведь сделал вывод о связи вампира с его землей лишь по косвенным свидетельствам!)

— Doktor, morava bolj pomembne zadeve urediti. (Доктор, у нас с Вами есть более важные дела.)

Драгану, судя по всему, удается этой фразой достучаться до собеседника — тот хмуро сдвигает брови и замолкает.

Льдистые глаза вампира неотрывно следят за подвижным, изборожденным годами лицом пожилого интеллектуала. Вампир осторожно:

— Mislim, da ne morava na to se vračati. (Не думаю, что стоит возвращаться к этому.)

Доктор, однако, глубоко вздохнув, возражает:

— Ko govorite o pomembni zadevi, ne morem ne pomisliti na Lizo! (Когда Вы говорите о важном деле, я не могу не думать о Лизе!) — и после выразительной паузы, — Glede na to, kaj vse vem o vampirjih, sem lahko prepričan, da niste zaljubljen vanjo. (Учитывая всё, что я знаю о вампирах, я могу быть уверен, что Вы не влюблены в нее.)

Доктор сверлит Драгана настойчивым вопросительным взглядом, но тот не выражает ни раздражения, ни смущения:

— Prav imate. Vampirska ljubezen je bolj smrtonosna, kot človekovo sovraštvo. Jaz ne bi se jo dotaknil. Morda je čudno, ampak vampirji ne uživajo v smrti tistih, ki so jim dragi. (Да, вы правы. Любовь вампира губительнее человеческой ненависти. Я бы не прикоснулся к ней. Как ни странно, вампиры не испытывают радости от гибели тех, кто им дорог.)

Доктор со всё возрастающим волнением:

— Toda zakaj je? Fizičen užitek? (Но почему же тогда? Физическое удовольствие?)

Драган даже не думает отводить глаза от испытующего взгляда:

— To je prednost človeških teles, (Это привилегия человеческой плоти.) — и помолчав, добавляет по-прежнему сдержанным и в то же время слегка примирительным тоном: — Dovolite mi, da ne odgovarjam na Vaše vprašanje. Katere razloge jaz bi povedal: kaprica ostarelega vampirja ali del pripravljenega načrta, — se bojim, da ne boste zadovoljni. Poskušajte ne spomniti Lizi na ta poljub. Dajem Vam besedo, da več se ne bom sestal z njo. Vas to pomirja? (Позвольте мне не отвечать на Ваш вопрос. Какую бы причину я ни назвал: причуда дряхлеющего вампира или часть продуманного плана, — боюсь, Вас она не обрадует. Постарайтесь не напоминать Лизе об этом поцелуе. А я даю слово, что больше не встречусь с ней. Вас это не успокоит?)

Доктор, вперив взгляд в пол, задумчиво кивает, не то соглашаясь, не то сокрушаясь.

В этот момент на смотровую площадку поднимаются Штефан с фонарем в руке и Паша, держащий ящик с инструментами. Штефан:

— Doktor, inšpektor Vas išče. (Доктор, Вас инспектор ищет.)

Доктор Пеклич достает и включает телефон.

Паша:

— А мы пришли посмотреть тайный ход: можно тут сделать такую же ловушку, как в часовне, или нет?

Драган указывает на проём в центре смотровой площадки и собирается спуститься вместе с парнями. Но доктор всё-таки его удерживает:

— Počakajte, še se nisva pogovarjala o najbolj pomembni stvari. (Подождите, мы не обсудили самого главного.)

Драган машет рукой товарищам:

— Pojdita naprej. Kmalu pridem. Идите вперед. Я скоро.

Те включают фонарь и по очереди исчезают в глубине колодца.

Доктор торопливо:

– Če ne uničite vampirja tukaj v gradu, potem on… Na splošno kako lahko odvrnemo vampirja od vasi? (Если вы не уничтожите вампира здесь в замке, то он… В общем, как мы можем отпугнуть вампира от деревни?)

— Veste bolje od mene, česar se bojijo vampirji. (Вы лучше меня знаете, чего боятся вампиры.)

— Ja, vendar je samo en res dober način. (Да, но есть только один, действительно, хороший способ.)

— Ni idealen. Z zadostno motivacijo… (Он неидеальный. При желании…)

— Ja, to vidi se po Vam. Priznajte, da težko je za Vas. (Да, я вижу по Вам. Но признайтесь, Вам это нелегко дается.)

Драган опускает глаза, как бы признавая правоту доктора, но тем не менее возражает:

— Tega ne bom storil. Bo ubilo Vas. (Я не буду этого делать. Это убьет Вас.)

Доктор решительно:

— Morda pa ne bo. Pripravljen sem tvegati. Še posebej, ker življenja so na kocki veliko. (А может, и нет. Я готов рискнуть. Тем более, что на кону жизни людей.)

В ответ — только напряженное молчание. Доктор не отступает:

— Vem, da imate črni prah. (Я знаю, что у Вас есть чёрный порошок.)

— In celo takrat ni garancije, (Он не дает гарантии.) — словно колеблясь, поясняет Драган.

Доктор ещё энергичнее:

— Vendar prah poveča možnost. In seveda, ne bo nihče vedel o tem. (Но повышает шансы. И конечно, об этом никто не узнает.)

Драган сдается:

— Bela bo delila prah z Vami. Ne potrebujete veliko. (Бэла поделится с Вами порошком. Его много не надо.)

Доктор, довольный собой, начинает расправлять ворот пальто. Вампир прерывает его с ироничной улыбкой:

— To ni potrebno, dajte mi roko. (Не надо, дайте руку.)

Отважный испытатель снимает с левой руки перчатку, но внезапно останавливается:

— Zanima me, in ta eksperiment? Ko ste stali ob Belo pred ogledalom… (Интересно, а тот эксперимент? Когда Вы стояли с Бэлой перед зеркалом…)

Драган отвечает укоризненным взглядом:

— Doktor, imava malo časa. (Доктор, у нас мало времени.)

Тот поспешно кивает в ответ и вкладывает свою кисть в обнаженную ладонь Драгана.

Даже в тусклом свете угасающего дня заметно, как резко и пронзительно сверкнул прозрачный лёд голубых глаз. Повинуясь этому холодному взгляду, грузная фигура доктора вздрагивает, обмякает и медленно оседает на пол смотровой площадки.

Доктор приходит в себя в окружении мужских лиц. Над ним склонились Драган, Штефан и Паша. Последний помогает доктору подняться на ноги:

— Пора Вам возвращаться в деревню. Я так понял, Вам ещё целую лекцию читать перед деревенскими. Не помешает отдохнуть перед этим.

Пожилой мужчина в сопровождении молодых людей осторожно спускается с башни в коридор замка. Между делом, пока никто не смотрит, доктор отгибает край левого рукава — на запястье наливается кровью след свежего укуса. Пряча рану, он встречается глазами с Драганом и обменивается с ним многозначительным заговорщицким взглядом.

* * *

Бэла, Лиза и Даниель в кабинете у госпожи Ковач. Троица попивает кофе, расположившись вокруг журнального столика. В кабинете горит тёплый желтоватый свет. Госпожа Ковач сидит за своим столом у окна, но теперь рядом с ней, сгорбившись над книжками и тетрадями, ёрзает на стуле Тинек. Бабушка внимательно следит за трудами внука, заглядывая через плечо, и время от времени делает ему внушения строгим поучительным тоном.

Молодежь переговаривается короткими тихими фразами:

— Совсем стемнело. (За окнами и, правда, сгустились синие сумерки. На замке уже включены мощные прожекторы, освещающие двор. В небе роятся нежданные тучи, сыплет лёгкий снежок.)

— It looks like it’s snowing again. (И кажется, снова снег.)

— The highway is going to be nothing but traffic jams. (Опять шоссе встанет.)

— Well, where is my grandpa, anyway? (Ну, где же дед?)

— Are you coming to the school? (Пойдете в школу?)

— School? (Школу?)

— To the meeting. (На собрание).

— Oh…No, I kind of know what it's going to be about. (А-а-а… Да нет, я примерно представляю, что там будет говорится.)

— А я бы пошла, но ужасно устала.

Тут в кабинет, дыша морозом, шумно входят доктор Пеклич, Штефан и Паша. Увидев кофе, они присоединяются к компании, сидящей за журнальным столиком.

Госпожа Ковач отрывается от занятий Тинека и, поправив очки, отыскивает глазами Штефана:

– Štefan, tvoja mati že trikrat je me klicala. Končno jo pokliči nazaj! (Штефан, мать уже раза три мне звонила. Перезвони ей, наконец!)

Штефан, оставив чашку:

— Kako je očka? (Как там отец?)

— Bolje. Ni nevarnosti. Jakob je prišel ga obiskati. (Лучше. Опасности нет. Якоб приехал его навестить.)

Штефан слегка кривит рот:

– Če ponovno pokliče, ji povej, da je vse v redu. Tukaj imam dela čez glavo. Se bova odpočila nekaj minut in šla narediti še eno past. (Если снова позвонит, передай, что всё в порядке. Тут дел невпроворот. Отдохнем пару минут и пойдем делать ещё одну ловушку.)

Госпожа Ковач, сердито вздохнув, возвращается к Тинеку.

Бэла с интересом обращается к Паше:

— А что, получится ловушка?

Паша с видом эксперта:

— А почему не получится? Главное, чтобы руки из правильного места росли. Сейчас парни заделают там все проломы, и мы приступим.

Бэла задумчиво:

— Да-а-а, здесь полно всяких тайных закоулков… И Грома мы так и не нашли.

Паша обнадёживающим голосом:

— Парни пока не теряют надежды, продолжают обшаривать замок. Да ты и сама, Белка, молоток! Ты же тайный ход нашла!

Даниель, о чем-то тихо болтавший с Лизой, внезапно встревает в беседу:

— Mimogrede, kje je Dragan? (А кстати, где Драган?)

Доктор Пеклич:

— Dragan v kapeli je, pregleda na to, kar sta naredila, (Драган в часовне, смотрит готовую работу.) — и с этими словами бросает выразительный взгляд на госпожу Ковач.

Та с понимающим видом легко кивает в ответ. Никто, кроме Бэлы, не обращает на этот безмолвный разговор никакого внимание. Да и Бэла, очевидно, не придает этому большого значения. Всех отвлекает Даниель, который начинает пробираться через ноги сидящих вокруг столика людей к выходу.

Подождав, когда за Даниелем закроется дверь, доктор достает телефон и демонстративно громко жалуется:

— Inšpektor se ne oglasi! Čas je, da morali bi iti! (Инспектор не отвечает! А пора бы уже возвращаться!)

Госпожа Ковач что-то шепчет на ухо Тинеку, и тот взвивается над стулом:

— Vem, kje inšpektor je! Hočete, da Vam pokažem? (А я знаю, где инспектор! Хотите покажу?)

Доктор благосклонно кивает, и Тинек поспешно надевает куртку и шапку.

Лиза усталым голосом:

— Grandpa, please, don't be long! (Дед, только недолго!)

На что дед с довольной улыбкой отвечает:

— Da bi ne dolgo trajalo, počakaj inšpektora na hodniku. Ali morda bom ga zgrešil. (А чтобы не получилось долго, покарауль инспектора в коридоре. А то вдруг мы разминемся.)

Лизу, кажется, не радует перспектива подпирать коридорные стены:

— Why should I wait for him out in the hallway? I guess it’s quite Ok to stay here. (Зачем мне ждать в коридоре. Я думаю, можно и здесь.)

Доктор резонно возражает:

— Se bojim, da morda ne bo prišel sem, a najprej bo šel na koncu hodnika in potem spet bo odšel zunaj. Tako se bova vrtela v krogu eden za drugega. (Боюсь, он может и не заглянуть сюда, а пойдет сразу в конец коридора и потом назад на улицу. И мы так и будем ходить кругами друг за другом.)

Лиза, по-видимому, знает, что находится в конце коридора, и шумно вздыхает, сморщив нос.

Доктор приводит решающий довод:

— Ali sama bi šla s Tinekom. Jaz počakal bom na hodniku. (Или сходи с Тинеком сама. А я подожду в коридоре.)

На этом спор заканчивается и Лиза вместе с дедом и Тинеком выходит из кабинета.

Бэла поудобнее устраивается на диване. Штефан подливает ей кофе:

— Boste šli do vasi z doktorom? (Вы поедете в деревню с доктором?)

Бэла кивает:

— А вы?

Паша отвечает за Штефана:

— Наверное, получится приехать поужинать, а, вообще, работы много.

Штефан пожимает плечами:

— Tega še ne vem. (Пока не понятно.)

Бэла сочувственно:

— Жаль…

Паша не упускает шанса съехидничать:

— Белка, кончай парню голову морочить. Я же знаю, что ты на самом деле хочешь сказать: «Жаль, что Драган не поедет с нами в деревню…»

Тут Пашу прерывает раздраженный голос госпожи Ковач:

— Kdo je sploh ta Dragan? Vsi ves čas govorijo o njem. In to ameriško dekle se nalepi na ga tako, da ogabno mi je, ko to vidim. Tisto dekle ne pozna sramu! (А кто, вообще, этот Драган? Все только о нем и говорят. А эта американочка так на нем виснет, даже смотреть противно! Вот у девушки совсем стыда нет!)

Паша, явно не понимающий слов возмущенной старушки, видимо, принимает их на свой счет и смущенно ерошит волосы, переводя взгляд с одного лица на другое. Штефан удивленно восклицает:

— Babica! (Бабушка!)

Но старая дама не унимается:

— In kaj? Resnica ali ne? Neumno dekle je zatreskano v naduteža in njegove modre oči! In ona ne skriva, pred vsemi sledi mu, kot kuža! (А что? Разве не правда? Повелась глупая девчонка на хлыща и его голубые глаза! И не стесняется, при всех за ним бегает, прямо как собачонка!)

Лицо Бэлы сосредоточенно-хмурое. Паша по-прежнему ничего не понимает. А Штефан выразительно поднимает брови и указывает пальцем на дверь.

Впрочем бабушкино возмущение идет на спад:

— Oh! Kakšna moderna dekleta! O časti nimajo predstave! Ponižujejo tako se pred moškim! Oh! (А! Что за девушки теперь! Никакого понятия о чести. Так унижаться перед мужчиной! А!) — угрюмо махнув рукой и поправив очки, она с мрачным видом направляется к телевизору и начинает жать на разные кнопки, как будто совершенно потеряв интерес к поднятой ею теме.

Штефан переводит на друзей извиняющийся взгляд. И в этот момент в комнату входит инспектор с Тинеком.

— Vzemi svoje stvari in pojdiva, (Забирай свои вещи и пойдем.) — обращается он к мальчику. Затем переводит взгляд на Бэлу: — Bomo odšli. Doktor Peklič in Vas kliče. (Мы уезжаем. Доктор Пеклич и Вас зовет.)

Бэла начинает одеваться. Тинек собирает со стола свои книжки и тетрадки. Штефан и Паша тоже встают.

— Babica, šla bova! (Бабушка, мы пойдем!)

Увлеченная какой-то передачей (хотя звука по-прежнему нет), госпожа Ковач только машет рукой в ответ.

* * *

Доктор Пеклич и Лиза идут по двору замка. Снег уже сыплет вовсю. Темноту зимнего вечера рассеивают мощные прожекторы, закрепленные на замке и на крепостной стене. Во дворе довольно много людей: одни торопливо переносят что-то с места на место, другие закрепляют в земле какие-то металлические бочки, третьи, энергично жестикулируя, о чем-то спорят.

Доктор, бросив на внучку оценивающий взгляд:

— Zdi se mi, da te je nekaj vznemirilo? (Тебя, кажется, что-то расстроило?)

Лиза равнодушно:

— What are you talking about? (С чего ты взял?)

Доктор, стараясь говорить непринужденно:

— No, ko vrnil sem se z inšpektorjem, tak izraz si imela… (Ну, когда я вернулся с инспектором, то у тебя было такое лицо…)

Лиза перебивает:

— Oh! That! It was just that Mrs. Kovach! (А! Это! Да там эта госпожа Ковач.)

Доктор вопросительно приподнимает брови. Лиза поясняет:

— You know, one of those who can’t just mind their own business. Well, it doesn't matter. I'm leaving, anyway. (Знаешь, есть такие люди, любят совать нос в чужие дела. А вообще, неважно. Я всё равно уезжаю.)

Доктор с недоумением:

— Odhajaš? Ampak že popoldne nisi želela odhajati nikamor. (Уезжаешь? Ты же ещё в обед не желала никуда ехать.)

Лиза со смешком:

— That's because I don't like being forced. (Да я просто не люблю, когда на меня давят.)

Доктор с облегчением уточняет:

— Torej, ves čas si bila samo trmasta? (То есть ты всё это делала просто из упрямства?)

Лиза уже по-настоящему смеется:

— Come on, grandpa, are serious?! Don’t you know me well enough?! (Ну что ты, дед, в самом деле?! Ты что, совсем меня не знаешь?!)

Помолчав, дед осторожно интересуется:

— Hočeš priti v Ljubljano? (Хочешь вернуться в Любляну?)

— Yes. And it would be great to get there before the day is over. I've got some plans for tonight. (Да, и желательно ещё сегодня. У меня уже есть планы на эту ночь.)

Доктор хмуро сводит брови. Лиза, заметив это, реагирует довольно эмоционально:

— Oh! No! Please, don't go with all that stuff again! Can’t believe, you won’t let me go! You prefer to stay here — it’s Ok, but there is nothing for me here. Why can’t I just go back by myself? I’m a good driver. And somebody will surely give you a lift back to Ljubljana. Daniel, for example. (Ой! Только не начинай! Поверить не могу, что ты не позволишь мне уехать! Ты хочешь тут остаться — пожалуйста, но мне тут совсем неинтересно. Почему бы мне не вернуться самой! Я отлично вожу! А тебя назад подвезут. Ну хотя бы Даниель.)

Доктор тяжело вздыхает и как бы нехотя соглашается:

— Dobro, ampak do avtoceste sam te bom peljal. (Хорошо, но до шоссе я отвезу тебя сам.)

Лиза недовольно надувает губы:

— But you've got some plans in the village. (У тебя же какие-то дела в деревне.)

— Lahko počakaš. Boš večerjala medtem. Nočem, da ti bi obtičala sama v kakšnem snežnem zametu. (Вот и подождешь. Поужинаешь пока. Я не хочу, чтобы ты в одиночку застряла в каком-нибудь снежном заносе.)

Лиза молчит в ответ, а её лицо выражает далеко не радость.

* * *

В ярко освещенном дверном проёме часовни стоят Драган и Даниель. Они смотрят на людей, снующих мимо них по двору и обмениваются комментариями, указывая друг другу на что-то, находящееся в глубине двора.

Даниель:

— Torej, privoliš v moj načrt? (Всё-таки ты даешь согласие на мой план?)

— In poglej, fantje so pripravili sodi. (А парни, посмотри, приготовили бочки.)

Даниель нетерпеливо:

— Saj veš, to je samo rezervni načrt. (Сам знаешь, что это просто запасной вариант.)

— Morali bi pregledati, kako svetijo. (Надо бы посмотреть, сколько света они дают.)

Даниель собирается что-то сказать, но Драган переводит разговор на другое:

— Imamo dovolj ljudi za vrata? (А на ворота хватило людей?)

Даниель повернувшись в сторону ворот, которых от часовни не видно:

— Ja, trije bodo bdeli nad vrati z molotovkami. Seveda, želel bi, da on bi sploh se ne prebil do vrat. (Да, трое засядут над воротами с коктейлями молотова. Но, конечно, хотелось бы, чтобы он, вообще, не прорвался к воротам.)

Глядя на помрачневшее лицо Драгана, Даниель замолкает, а потом, как будто бы собравшись с духом, осторожно покашливает и начинает другой разговор:

— Veš, morda se boš smejal mi, a… Na splošno sem danes spoznal to, kar me že dolgo muči. Preganjava vampirja. Ampak ali ljudje ne ravnajo drug z drugim hujše, kot vampirji? (Знаешь, может быть, ты посмеешься надо мной, но… В общем, я сегодня понял, что меня уже давно беспокоило. Мы гоняемся за вампиром. Но разве люди не поступают друг с другом хуже, чем вампиры?)

Драган и не думает смеяться:

— Prav imaš, ravnajo tako. Kaj hočeš reči? (Ты прав, поступают. И к чему ты ведешь?)

Даниель сокрушенно пожимает плечами, и голос его предательски звенит:

— Ne vem, v čem je smisel, da rešimo ljudi pred vampirjem, če se ljudje sami ubijajo drug drugega na levo in desno. (Я не знаю, какой смысл спасать людей от вампира, если сами люди убивают друг друга направо и налево.)

Драган несколько иронично:

— Nisi živel je še četrt stoletja, pa je že razočaran nad človeštvom? (Не прожил ещё и четверти века, а уже разочаровался в человечестве?)

Даниель вскидывает на друга укоризненный взгляд, и тот меняет тон:

— Oprosti. Pravkar nočem ponoviti klišejske resnice. Te besede se bodo zate zdele prazne, ker jih nisi preživel. (Извини. Просто не хотелось повторять расхожие истины. Для тебя они всё равно будут пустым звуком, потому что ты их не прожил.)

Даниель выжидательно смотрит на Драгана.

— Torej, hkrati imaš prav in nimaš prav. Ker človek ne more biti samo slab ali samo dober. Celo v najbolj ubogem, najnižjem od vas je veliko vsega preveč zapletenega tako, da je nemogoče uničiti zlega, ne da bi uničeno dobrega. Ampak obstaja pomembnejša stvar. Najpomembneje je to, — in čudno je, da ti govorim tako preproste stvari, — najpomembneje je, da se človek nikoli ne neha spreminjati. Vedno ste različni: danes uničujete, jutri ustvarjate. Ljudje napredujejo, pa tudi napredujejo vaša poznavanja tega, kaj je dobro in kaj slabo. Nekoč ljudje niso videli nič napačnega v kanibalizmu, javnih usmrtitvah, suženjstvu. Mogoče ljudje se bodo kdajkoli naučili, da se ne pobijajo med sabo. (Ты прав и неправ одновременно. Потому что человек не бывает просто плохим или просто хорошим. Даже в самом жалком, самом низком из вас столько всего и так намешано, что невозможно уничтожить злое, не уничтожив и доброе. Но это не главное. Главное то — и мне даже странно говорить тебе такие простые вещи, — главное, что человек никогда не перестает меняться. Вы всегда разные: сегодня разрушаете, завтра создаете. Люди не стоят на месте, и ваши представления о добре и зле тоже. Когда-то люди не видели ничего плохого в каннибализме, в публичных казнях, в рабстве. Возможно, когда-нибудь люди научатся не убивать друг друга.)

Даниель, совладав со своим голосом, спокойно замечает:

— Toda poglej, izkaže se, da vampirji ne storijo ničesar, kar ljudje ne bi storili? (Но смотри, получается, вампиры не делают ничего такого, чего бы не делали люди?)

Драган горько усмехается:

— Vampirji nimajo vidikov in odtenkov. Vedno so enaki. Zlobna, grda napaka vesolja. Zaradi neki malo verjetni spleta okoliščin so prišli v ta živ svet, kamor ne spadajo. Ničesar ne ustvarjajo, ničesar ne iščejo, ne borijo se za nič. Preprosto obstajajo in prevzajo nekoga mesto na tem svetu. Morda to je mesto nekaj lepega, nekaj takega, da to bi pomagal celo mlademu ciniku, (В вампирах нет полутонов и нюансов. Они всегда одно и то же. Злая уродливая ошибка мироздания. По какому-то невероятному стечению обстоятельств они попали в этот живой мир, где им не место. Они ничего не создают, ничего не ищут, ни за что не борются. Они просто существуют и занимают чье-то место в этом мире. Возможно, место чего-то прекрасного, такого, что даже юному цинику,) — выразительно смотрит на Даниеля, — da bi pogledal na vse iz drugačne perspektive. (помогло бы взглянуть на всё с другой стороны.)

Даниель, явно впечатленный словами друга, тем не менее находит, что возразить:

— Kaj če je obratno? Če bo nadomestilo vampirjev nekaj slabšega? (А если наоборот? Если на смену вампирам придет что-то похуже?)

Драган глубокомысленно поднимает брови:

— Misliš, da po uničenju zadnjega vampirja odprla se bodo vrata pekla in vse stvari bodo padle v kaos hudobnosti in brezno krvave norosti. (То есть ты считаешь, что с уничтожением последнего вампира разверзнутся врата ада и всё сущее погрузится в хаос беззакония и омут кровавого безумия?)

Даниель смотрит в пустоту, как будто пытаясь представить себе эту картину. Драган поясняет свою мысль:

— Ali predlagaš nekaj drugega? Težko si predstavljam, kaj je še hujše, kot mrtvec, ki je podoben človeku in hodi med živimi in uničuje vse, zastruplja vse, izkrivlja vse. Si, mimogrede, odličen primer, kako vampir vpliva na vse okrog sebe. (Или предложи свой вариант. Но мне трудно представить, что ещё может быть хуже, чем человекоподобный мертвец, расхаживающий среди живых и всё разрушающий, всё отравляющий, всё извращающий. Ты, между прочим, хороший пример того, как вампир влияет на окружающий мир.)

Даниель с мальчишеским смешком переспрашивает:

— Jaz? (Я?)

— Seveda. Ko si začel govoriti tako žalostno, sem mislil, da se gre za tvoje zlomljeno srce, in ne za tvoj brezdušen prezir do bednega človeštva, (Конечно. Когда ты заговорил таким трагическим тоном, то я полагал, что речь пойдет о твоем разбитом сердце, а не о твоем бездушном презрении к людишкам.) — в глазах Драгана мелькают лукавые огоньки.

Даниель смущенно улыбается:

— Pravzaprav, moje srce ni zlomljeno, ampak je celo nasprotno, (Ну, вообще-то, мое сердце не разбито, а даже, наоборот.) — и уже серьёзнее уточняет: — Moram se ti zahvaliti? (Я должен благодарить тебя?)

— Ne, saj veš, da če bi bilo nekaj resno, moji triki ne bi delovali. Od nje to je bila samo kaprica, kar bi sama minila slej ali prej. Zaradi njene varnosti je bolje, da to je prej. (Нет, ты же знаешь, если бы было что-то серьёзное, то мои фокусы не сработали бы. С её стороны, это был просто каприз, который бы сам прошел рано или поздно. Но для её безопасности лучше — рано.)

Даниель удовлетворенно кивает:

— Posvaril sem Belo, kako sem zmogel. Upam, da ona ne bo spominjala Lizi na poljuba. Imava še njenega dedka. Ko bi le on zdržal do polnoči! (Я, как мог, предупредил Бэлу. Надеюсь, она не станет напоминать Лизе о поцелуе. Остается ещё её дед. Продержался бы он до полуночи!)

Драган предостерегающе:

— Ne rabiš govoriti več od tega, kot še sva rekla, ali… (Больше сказанного говорить не стоит, иначе…)

Даниель раздраженно пинает снег:

— Saj to vem! Zakaj ne more vse biti tako preprosto?! (Да знаю я! Ну, почему всё не может быть просто?!)

Драган задумчиво, как бы самому себе:

— Ko je vse preprosto, ni treba biti boljši. (Когда всё просто, то незачем быть лучше.)

Даниель устремляет на Драгана внимательные взгляд и провокационным тоном замечает:

— A saj z Belo vse je preprosto. Ona noče te videti, celo ni bilo treba jo poljubiti. (Ну, вот с Бэлой же всё просто. Она не хочет тебя видеть, и даже целовать её не пришлось.)

Драган молча кивает, глядя куда-то мимо лица Даниеля. Тот чувствуя неловкость, идет на попятную:

— Oprosti, da sem tak kreten. Videl sem opeklino na njenem vratu. (Извини, я болван. Я видел ожог у нее на шее.)

Драган смотрит на друга, и в его глазах нет ни обиды, ни раздражения. Он примирительно хлопает Даниеля по плечу и указывает куда-то подбородком. Даниель оборачивается — к часовне подходят Штефан и Паша.

Паша с довольным видом:

— Ну, как? Годится?

Драган коротко кивает. Даниель одобрительно поднимает большой палец:

— To bo ognjeni pekel! (Заполыхает, как в аду!)

Даниель переглядывается с Драганом и отходит поговорить со Штефаном.

Паша, стряхнув снег с волос, некоторое время мнется, поглядывая на Драгана. Тот невозмутимо наблюдает за его его душевными терзаниями. Паша наконец собирается с мыслями:

— Я вот думаю, а может, он и не здесь?

Драган только приподнимает брови в ответ. Паша поспешно объясняет:

— Да, конечно, замок огромный, но мы тут почти целый день. Уже всё облазили.

Драган как будто бы колеблется с ответом, но, в итоге сдержанно возражает:

— Вряд ли.

Но парень не сдается:

— Но всё-таки, почему ты так уверен, что Гром здесь? То есть всё ещё здесь?

Собеседник нехотя:

— Гром был ранен. Чтобы излечиться, ему нужна родная земля. Здесь.

Паша нетерпеливо дослушивает ответ:

— Да-да. Я не об этом. Допустим, ему, действительно, пришлось сюда приехать, — скептически хмыкает, — Но мы-то опоздали. Может, он давно смылся?

Холодное лицо Драгана выражает явное нежелание продолжать разговор:

— Ты не из тех, кто верит на слово, да?

Паша пристально смотрит на Драгана, но, не выдержав взгляда его ледяных глаз, опускает голову:

— Наверное, глупо заводить этот разговор после целого дня подготовки, но реально… К тому же у него был помощник.

— О помощнике не беспокойся, он давно мертв.

Однако, глядя себе под ноги и бессмысленно распинывая снег, Паша всё же продолжает гнуть свою линию:

— И всё равно, какие гарантии, что он уже не свалил?

Драган, словно решив что-то для себя, отвечает сдержанным тоном:

— У меня есть гарантии. Но для тебя, скорее всего, это будет пустой звук.

— Лучше что-то, чем ничего.

— Ладно, — безо всякого энтузиазма говорит Драган, — Ты помнишь, как Бэла потеряла сознание в аэропорту?

Паша, очевидно, не совсем понимая, какое это имеет отношение к его вопросу, напряженно хмурит лоб:

— Самый первый раз? Ну да, помню, только при чем…

— И вчера в замке?

Паша, всё ещё недоумевая, поправляет:

— Тогда у нее просто голова закружилась.

Но Драган игнорирует его замечание:

— Ты об этом не знаешь, но сегодня ей тоже стало плохо. На башне. Так вот, между этими событиями есть связь.

Драган выжидательно замолкает, как бы предоставляя собеседнику самому сделать вывод. Паша лишь озадаченно пожимает плечами. Драгану ничего не остается, как закончить свою мысль:

— Ей становится плохо, когда поблизости Гром.

Паша недоверчиво:

— Она что, экстрасенс какой-то?

Драган совершенно серьёзен:

— Такой же, как и все, кто умерли от вампирского укуса до нее. Но ты можешь называть её экстрасенсом.

Паша задумчиво:

— Ты был прав. Это мне кажется таким же неправдоподобным, как и вся история с вампирами. И почему мы тогда не воспользуемся её «способностями», чтобы получше обыскать замок?

Драган смотрит на него с укором и удивлением. Паша, смутившись, поправляет себя:

— Я так сказал, потому что не верю, что ей становится плохо от присутствия Грома, а не потому что я ей желаю смерти.

— Я тоже не желаю ей смерти, поэтому не стал ей рассказывать о причине обмороков.

Драган выразительно смотрит на Пашу, который, снова стряхнув с волос снег, понимающе кивает:

— Да, тогда бы мы хрен её отсюда спровадили, — и, помолчав, бросает на Драгана пытливый взгляд, — Но всё-таки ты согласился, чтобы она поехала с нами…

Лицо Драгана остается бесстрастно, только глаза больше не устремлены на Пашу, а смотрят куда-то во мглу снежного вечера.

Внезапно всё освещение на замковой территории гаснет, а через мгновение вспыхивают разрозненные огни кострищ, устроенных в бочках. Темнота, обступающая тёплые островки рыжеватого света, кажется ещё непроглядней и гуще. Возле ближайшей полыхающей бочки стоит, размахивая факелом, Даниель.

* * *

Доктор Пеклич, Лиза, Бэла и Тинек едут по замковому двору в синем Пежо. Доктор за рулем, Тинек рядом на пассажирском сиденье. Лиза и Бэла сзади. Свет во дворе гаснет, и вся компания, сидящая в автомобиле, мгновенно приникает к окнам. Даже доктор Пеклич вытягивает шею, пытаясь разглядеть за ветровым стеклом что-нибудь кроме надоедливо кружащих в свете фар снежных хлопьев.

Загораются ало-оранжевые костры в металлических бочках. Тинек, подскочив на месте, вскрикивает от восторга. Лиза тоже издает вздох восхищения. Бэла сосредоточенно наблюдает изменившийся пейзаж двора. А доктор куда-то указывает рукой:

— Zdi se, da nam maha. (Кажется, он машет нам.)

Девушки поворачиваются в направлении его руки — Пежо как раз проезжает мимо Даниеля, держащего в руке факел. Лиза кладет руку на плечо деду, и машина останавливается. Девушка опускает стекло, и Даниель, оставив факел, подбегает к автомобилю:

— Well, you are finally leaving. See you later in the village. (Ну, вот вы и уезжаете. Увидимся тогда в деревне.)

Лиза, улыбнувшись:

— Or maybe in Ljubljana. I'm going back right after the dinner. (Или в Любляне. Я хочу вернуться сразу после ужина.)

Лицо Даниеля слегка омрачается, но он всё же продолжает улыбаться:

— Oh! Take care, then! You've got my number. (А! Тогда счастливого пути! Мой номер у тебя есть.)

— Ok! Let’s stay in touch — look me up on the net. Remember my nick? (Хорошо! Давай не теряться — найди меня в сети. Помнишь мой ник?) — непринужденно говорит Лиза в ответ.

— Liz_foxy_Wright?

Девушка торопливо кивает:

— Yep, bye! (Ну, пока!)

И все остальные дружелюбно прощаются с Даниелем, который продолжает натянуто улыбаться, маша рукой в ответ на прощания.

Машина возобновляет движение. Лиза, закрывая окно:

— What a funny guy! (Забавный парень!)

Бэла многозначительно приподнимает брови:

— Кстати, о парнях. Госпожа Ковач довольно жёстко высказалась по этому поводу, — Бэла провожает взглядом часовню, на пороге которой всё ещё стоят Драган с Пашей, а к ним подходит потирающий руки Штефан.

Троица о чем-то переговаривается, не обращая внимания на удаляющийся автомобиль.

Доктор Пеклич, заинтересовавшись репликой Бэлы:

— Liza, o čem Bela pa govori? (Лиза, о чем это говорит Бэла?)

Лиза, уже погрузившаяся в телефон, отвлекается на вопрос деда:

— Yeah… Good old Mrs Kovach! She made too much fuss about me and Dragan, called him… «nadutezh»? (Да-а-а… Добрейшая старушка Ковач. Слишком уж беспокоится обо мне и Драгане. Сказала, что он… «надутэж»?) — бросает вопросительный взгляд на Бэлу.

Та с готовностью подтверждает правильность слова кивком и с удовольствием поясняет:

— Болван надутый!

Доктор Пеклич не сдерживает смешок, но тут же замечает:

— No, nekaj nadutost je v gospodu Paerillu. Vendar njegovo sodelovanje v operaciji je potrebno. (Ну, некоторое высокомерие в господине Перилле присутствует. Однако его участие в операции необходимо.)

Тут оживляется Тинек:

— Da, tak kul nož ima! To sem videl! Srebrni nož za vampirje! In sem babici povedal. (Да, у него такой классный нож! Я сам видел! Серебряный нож против вампиров! Я и бабушке рассказал.)

Доктор снисходительно:

— Zdi se, da babica ni bila enaka navdušena, kot ti, ker ozmerjala je gospoda Paerilla s nadutežem. (Кажется, бабушка не разделила твоего восторга, раз назвала господина Перилла болваном.)

— On ni nadutež, on ve, kje se je vampir skril. (Он не болван, он знает, где спрятался вампир.)

Доктора явно насторожила последняя фраза мальчика:

— Zakaj tako misliš? (И почему ты так думаешь?)

Лиза тем временем закрывает тему госпожи Ковач, обращаясь к Бэле:

— So she kind of called him bastard. Right? But… she couldn’t help mentioning his blue eyes. Did you notice that? What an old hag! (Значит, она вроде как назвала его ублюдком. Так? Но… заметила при этом его голубые глаза. Ты обратила внимание? Вот карга старая!)

Бэла для уточнения указывает на свои глаза и, получив в ответ энергичное кивание, состраивает глубокомысленную мину, которая, впрочем, быстро сменяется озадаченным выражением.

Салон машины погружается в молчание. Каждый задумывается о своем. Только Тинек с неиссякаемой любознательностью смотрит на быстро мелькающие за окном призрачные тени вьюжного вечера.

* * *

Трехэтажная школа. Здание не новое, но выглядит вполне прилично: минималистичный серый кубик с высоким крыльцом. На втором этаже актовый зал, рассчитанный примерно на двести человек. Ряды жёстких кресел. Открытая сцена, над которой красуется гордая надпись: «Jezerski Rob je naš dragi dom» (Озёрный Край — наш любимый дом). Места ближе к сцене уже почти все заняты, но люди всё ещё продолжают приходить.

Бэла и Лиза сидят в последнем ряду. Лиза делает фотографии зала, сцены и себя на фоне всего этого. Бэла достает из внутреннего кармана куртки тетрадку, принимается сосредоточенно её листать, останавливается на записи, озаглавленной «Prekletstvo grada Wolfred» («Проклятие замка Вольфред»). Начало записи гласит: «Vsako leto stolp grada Wolfred vzame novo žrtvo. Nesreča ali samomor, ampak rezultat je enak — človek pade s tridesetih metrov in umre». (Каждый год башня Вольфредского замка забирает новую жертву. Несчастный случай или самоубийство, но результат один — человек гибнет, упав с тридцатиметровой высоты.) Бэла, нахмурившись, прекращает чтение и листает тетрадь дальше. Наконец она натыкается на заголовок «Duh grada Wolfred» («Призрак замка Вольфред»).

Со сцены раздается многозначительное покашливание и затем: «Prosim za vašo pozornost! Posluh, prosim!» (Внимание! Прошу внимания!) К собравшимся обращается инспектор Становник: «Zbrali smo vas, da obvestimo vas o nedavnih dogodkih. Po vasi že se širijo najrazličnejše govorice, torej, da bi se izognili paniki, je treba usklajene sodelovanje. Zdaj zadevo bo razjasnil doktor zgodovinske znanosti profesor na Univerzi v Ljubljani gospod Peklič». (Мы собрали вас здесь, чтобы проинформировать о последних событиях. По деревне уже ходят всевозможные слухи, поэтому, во избежание паники, необходимо действовать скоординированно. Сейчас ситуацию для вас разъяснит доктор исторических наук профессор Люблянского университета господин Пеклич.) Инспектор жестом руки приглашает доктора Пеклича на сцену и удаляется.

В зале приглушают свет, невнятный бубнеж, пошаркивания, поскрипывания и стук кресел постепенно стихают. На ярко освещенной сцене появляется внушительная фигура доктора. Хорошо поставленным доброжелательным голосом он благодарит инспектора и переводит взгляд на зрителей: «Gospe in gospodje, brez nadaljnjega odlašanja naj preidem na glavno točko. V gradu Wolfred se je vrnil vampir». (Уважаемые дамы и господа, позвольте мне без дальнейших проволочек перейти к самому главному. В Вольфредский замок вернулся вампир.) Публика мгновенно отвечает бурным шквалом взволнованных голосов.

Доктор, степенно прохаживаясь по сцене, терпеливо наблюдает за реакцией слушателей. Из общего беспорядочного шума наконец выделяется один отчетливый вопрос: «Torej, to je vampir, ki je napadel Kovača v gradu?» (Так это вампир напал на Ковача в замке?) И аудитория замолкает в ожидании ответа. Доктор Пеклич с готовностью поясняет: «Da odgovorim na to vprašanje, moram začeti, kot pravijo, na začetku». (Чтобы ответить на этот вопрос, я вынужден начать, как говорится, с самого начала.)

Лиза с улыбкой вздыхает, вставляет в уши миниатюрные наушники и погружается в онлайн переписку по телефону. Время от времени она поднимает взгляд на сцену, где, артистически жестикулируя, ораторствует её дед. В какой-то момент она вздрагивает от толчка. Это голова рядом сидящей Бэлы упала ей на плечо — Бэла крепко спит. Лиза осторожно наклоняется, чтобы поднять с пола тетрадь, выскользнувшую из рук Бэлы. Она кладет тетрадь себе на колени и, открыв наугад, наталкивается на заголовок «Moč vzajemne ljubezni» («Сила взаимной любви»), под которым идет несколько пунктов: «Kako preveriti vzajemnost. Ljubimci in smrt. Vzajemnost v nadnaravni ljubezni» («Как проверить взаимность. Влюбленные и смерть. Взаимность в сверхъестественной любви»).

* * *

Выступление доктора Пеклича, видимо, окончено, так как на сцену вновь выходит инспектор. Он с благодарностью жмет доктору руку и обращается к залу: «Pride ponudba, da prenočimo v šoli. Telovadnica ima dovolj prostora za spanje za vse. Toda možje bodo seveda prebedeli». (Поступило предложение провести эту ночь в стенах школы. В спортивном зале хватит места для ночлега на всех. Но мужчины, конечно, будут нести вахту.)

Из зала начинают поступать вопросы:

— Doktor, lahko nekaj storimo, da vampir se ne bi približal domu? (Доктор, а можно что-либо сделать, чтобы вампир даже не приблизился к дому?)

— Inšpektor ravnokar je predlagal boljši način, da se zaščite. Če ostanemo v šoli, si vampir ne bo drznil napasti tako veliko skupino. Lahko tudi damo mu znak, da smo se pripravljeni braniti. V starem veku pri tem so uporabljali trupla živali po odiranju in so obesili na robu vasi ali so puščali krvavi sledi na poti v hišo. (Инспектор сейчас предложил лучший способ обезопасить себя. Если мы останемся здесь в школе, то вампир не решится нападать на такую многочисленную группу. Можно также дать ему знать о нашей готовности защищаться. В древности это делали при помощи освежеванных тушек животных, вывешенных у околицы, или кровавых меток на подходе к дому.)

— Kaj pa kup česna? (А связки чеснока подойдут?)

Доктор скептически морщится:

— Bojim se, da to ni dobro. Vampir se bo verjetno odločil, da je naše znanje o njem omejeno na to, kar ponuja pop kultura, in lahko bo tvegal. Seveda bomo zmogli se mu upreti, vendar ne podcenjujte moči vampirjev. Bolje je se izogniti mu. (Боюсь, это не то. Вампир, пожалуй, решит, что наши знания о нем ограничиваются тем, что предлагает поп-культура, и может рискнуть. Конечно, мы сможем дать ему отпор, но не стоит недооценивать силу вампиров. Лучше избежать встречи с ним.)

— Pravite, da bolje je se izogniti mu, in medtem nimate nič proti, če naši lovijo ga v gradu. Pustimo ga. Zakaj bi riskirali? (Вы говорите, лучше избежать встречи с ним и в то же время не возражаете против того, чтобы наши парни охотились на него в замке. Пусть уходит. Зачем нам рисковать?)

— Veste, kot znanstvenik nekje se strinjam z Vami. Vampirji bi bolj zanimivi za učenje, ne za uničevanje. Toda ta primerek je prečkal mejo, ko je naenkrat ubil nekaj ducat ljudi za svojo odrešitev. Ali mislite, da to ni Vaša skrb? Ko se bo zbudil, bo zelo lačen. Pričakujete, da bo šel v drugo vas? Pa tudi, če bi to naredil, ne pozabite, da se bo gotovo vrnil v vašo vas. Tokrat nihče od vas ne bo poškodovan in naslednjič? (Знаете, как ученый я где-то и разделяю Вашу точку зрения. Вампиров было бы интересно изучать, а не уничтожать. Но этот конкретный экземпляр перешагнул черту, когда ради своего спасения убил разом несколько десятков человек. Или Вы считаете, что Вас это не касается? После пробуждения он будет очень голоден. Надеетесь, что он пойдет в другую деревню? Но даже если и так, помните, что он обязательно вернется в вашу деревню. В этот раз никто из вас не пострадает, а в следующий раз?)

— Zakaj — ta nekaj — lovec na vampirje ni čakal ga v gradu, če že vampir mora prej ali slej priti po njegovo zemljo? Tako on bi ga uničil že zdavnaj! (А почему этот — как его там — охотник на вампиров не подстерегал его у замка, раз рано или поздно вампиру нужно прийти за своей землей? Так бы он его уже давно уничтожил!)

— Ne pozabimo, da vampir prihaja po njegovo zemljo osebno samo le v izjemnih primerih. Ne morete napasti vsakogar, ki namera kopati po zemlji v vaši okolici. (Давайте не забывать, что вампир собственной персоной является за землей лишь в исключительных случаях. Нельзя же нападать на любого, кто решит в ваших краях покопаться в земле.)

— A kaj pa to, da vampir lahko spremeni videz in se celo spremeni v žival? (А как быть с тем, что вампир может изменить внешность и даже превратиться в животное?)

Доктор отвечает с улыбкой:

— Oh! To je očitno pretirana predstava o sposobnosti vampirjev. Sem že rekel, da vampirji imajo moč sugestije. Vse spremembe njihovega videza temeljijo na tej moči. (О! Это явное преувеличение способностей вампиров. Я уже говорил, что вампиры обладают даром внушения. Все их изменения внешности базируются именно на этом даре.)

— Torej, v resnici, ne spremenijo videz? (То есть на самом деле, они не меняются?)

— Točno tako! Zato se izogibajte biti sami. Pred eno osebo, vampir se lahko spremeni v kogarkoli, pred dvema — pa je že problematično. Zapomnite, da je vampirju lažje upravljati z vami, če ste moralno ranljivi. Naj vam ne upade pogum! (Совершенно верно! Поэтому старайтесь не оставаться в одиночестве. Перед одним человеком они могут обернуться кем угодно, но вот перед двумя — уже проблематично. И помните, что вампиру легче управлять вами, если вы морально уязвимы. То есть не теряйте присутствия духа!)

— Ali lahko nekako odvrnem vampirja od branja moje misli? (А можно мне как-то помешать вампиру прочитать мои мысли?)

— Obstajajo tehnike za razmišljanje izven škatle, vendar potrebujejo veliko vaje. Na splošno vampirji skoraj ne morejo brati misli otrok, duševno nestabilnih ali resno bolnih ljudi, ki so na robu življenja in smrti. (Тут есть некоторые техники для нестандартного мышления, но они требуют длительного обучения. А вообще, вампиры практически не могут читать сознание детей, психически нездоровых или просто тяжелобольных людей, находящихся на грани жизни и смерти.)

В этот момент общение доктора с аудиторией прерывает инспектор: «Dragi državljani! Predlagam, da zdaj naredimo premor. Medtem doktor se bo spočil. In priporočam, da pripeljete svoje družine v šolo. In potem boste imeli celo noč, da doktora vprašate o vsem, kar vas zanima». (Уважаемые граждане! Предлагаю сейчас сделать перерыв. Доктор пока отдохнет. А вас я настоятельно прошу привезти свои семьи в школу. А затем у вас будет в распоряжении целая ночь, чтобы расспросить доктора обо всем, что вас интересует.)

В зале снова на полную мощность включают свет. Слушатели поднимают возмущенный шум, но инспектор буквально уводит доктора за кулисы, и люди начинают потихоньку расходиться. Инспектор сходит со сцены в зал, его сразу же обступают несколько пожилых мужчин и заводят с ним рассудительный и спокойный разговор.

* * *

Актовый зал уже практически пуст. По проходу между креслами к последнему ряду идет доктор Пеклич. Останавливается рядом с Лизой. Лиза вытаскивает наушники и показывает деду тетрадь, которую только что читала:

— There are some facts that you never mentioned. (Тут есть кое-что, о чем ты не рассказывал.)

Рядом с Лизой по-прежнему мирно спит Бэла, но теперь её голова покоится на плече Ирены, которая, видимо, пришла уже после начала выступления доктора.

Доктор торопливо нацепляет очки и заинтересованно протягивает руку к тетради:

— In kaj je tam? (И что же там?)

Ирена встревает извиняющимся голосом:

— Nič posebnega. V mladosti sem samo zapisala vse. Mogoče to ni resnica. (Да ничего такого. Просто по молодости записывала всякое. Может, и неправда.)

Лиза отдёргивает тетрадь от руки деда и, полистав, находит какое-то место:

— For example, that one (Вот, например): «Smrtno nevarni za ljudi strup vampirskih čekanov in vampirske krvi. Slednje je dovolj ena kapljica, celo raztopljena v kateregakoli pijači, da povzroči počasno bolečo smrt…» (Для человека смертельно опасны яд вампирских клыков и кровь вампира. Последней достаточно одной капли, даже растворенной в любом напитке, чтобы вызвать медленную мучительную смерть…)

— No, to je… (Ну-у-у, это…) — пытается пояснить доктор.

Однако Лиза, предупредительно подняв указательный палец, продолжает:

— Wait, wait. That's not all. (Подожди-подожди. Это ещё не всё.) «Strup in kri sta nevarna in tudi za same vampirje. Ampak zaradi učinka na vampirje kri je potrebna več, verjetno ne manj kot 10 mililitrov». (Яд и кровь опасны также и для самих вампиров. Но для эффективного воздействия на вампира крови требуется больше, предположительно, не менее 10 миллилитров.)

На лице доктора появляется тень удивления:

— To je zanimivo. Naj pogledam. (Это интересно. Дай-ка мне.)

Доктор наконец завладевает тетрадкой и зачитывает её под пытливым взглядом своей внучки:

— «Кънѩѕь Нєваръ имѣаше три съıнъı — Погрємъ, Трєпєтъ да Стрєгъ, да ѥдинъ приблѫдєнъ вънѹкъ без имєнє». (Старославянский: «У князя Невара было три сына — Погрем, Трепет и Стрег, — и один приблудный внук без имени».) Kaj je to? (Что это?)

— Oh, žal mi je. Tam vse je pomešano. Najbrž je neka stara zgodba, (Ой! Извините! Там у меня всё вперемешку. Наверное, это какая-то старинная легенда.) — поспешно объясняет Ирена.

Доктор с пониманием кивает:

— Da, poznam jo. Samo nisem pričakoval. Sem mislil, da tukaj gre samo za vampirje. (Да, мне она знакома. Просто не ожидал, думал, что здесь всё только о вампирах.)

Лиза снова выхватывает тетрадь у деда:

— Say you didn't expect that someone could know more about vampires than you do. How about that one? (Признайся, ты не ожидал, что кто-то знает о вампирах больше тебя. Вот ещё к примеру.) «Oseba, ki je trpela od vampirskega ugriza, ima le neznatno možnost preživetja. V tem primeru, če vampir ne bo uničen v treh dneh po ugrizu, je za žrtev morda možno le malo narediti. Tudi če po nekem čudežu ta oseba bo preživela, preživel ne more znebiti mentalnega vpliva vampirja, ki je ga napadel. Do konca življenja je obsojen na muko od obsesivnih vizij, od napadov šibkosti in od težkih omedlevic, od katerih se lahko vsak konča s smrtjo…» (У человека, пострадавшего от укуса вампира, есть лишь минимальный шанс на выживание. В том случае, если вампир не будет уничтожен в течение трех дней после укуса, для жертвы мало что можно сделать. Однако, даже если этот человек каким-то чудом уцелеет, у выжившего практически нет шансов избавиться от ментального воздействия напавшего на него вампира. До конца своей жизни он обречен мучиться от преследующих его навязчивых видений, приступов слабости и глубоких обмороков, каждый из которых может окончится смертью…)

Доктор, нахмурившись:

— Pravzaprav… (Вообще-то…)

Но Лиза невозмутимо продолжает:

— «Samo neverjetno naključje lahko pomaga nesrečnemu mučenecu…» (Только невероятное стечение обстоятельств может помочь несчастному страдальцу…) — она делает эффектную паузу.

Доктор пытается заглянуть на страницу. Вслед за прочитанной строчкой идет заголовок «Čarobne živali naših gozdov» («Волшебные животные наших лесов»), и далее приводится список: «Beli volk z desnim modrim in levim zelenim očesom. Osamljeni los. Moder sovir. Starodavna Rčeta — mati medvedka. Rdečeglavi zajec. Jokajoča lisica. Fantomski jelen. Siv čuk». (Белый волк с правым голубым и левым зелёным глазом. Одинокий лось. Мудрый филин. Древняя Рчета — мать-медведица. Красноголовый заяц. Плачущая лисица. Призрачный олень. Седой сыч.) Доктор вопросительно глядит на Ирену. Та, перегнувшись через плечо Лизы, читает написанное и, стараясь мягким тоном сгладить досаду, комментирует:

— Mogoče nisem mogla ugotoviti, kakšne je naključje. Ali zapisala sem to v drugem prostoru. (Возможно, я и сама не смогла понять, что это за обстоятельства. Или записала в другом месте.)

Лиза с некоторым злорадством:

— Grandpa, do you know anything about that coincidence? (А ты, дедушка, знаешь, что это за обстоятельства?)

Доктор решительным тоном произносит:

— Naj to končno pogledam! (Позволь, наконец, взглянуть!) — и с молчаливого согласия Ирены забирает у Лизы тетрадь. Его взгляд останавливается на словах «Nerazdružljive zveze med lastnikom in njegovim novincem» («Нерушимая связь хозяина и обращенного»).

Но тут к группе подходит инспектор. Вид у него озабоченный:

— Doktor, težavo imamo, (Доктор, у нас возникла проблема.) — он указывает поворотом головы в сторону сцены, где в окружении нескольких пожилых мужчин стоит крепкого вида высокий, жилистый человек, ровесник доктора Пеклича. По его одежде очевидно, что он католический священник. Доктор поспешно снимает очки и переводит пытливый взгляд со священника на полицейского. Инспектор напряженно комментирует:

— To je oče Jožef Pelgram. Pridite, predstavil vaju bom. (Это отец Жозеф Пельграм. Пойдемте, я вас познакомлю.)

Доктор, застыв с очками в руке, секунду наблюдает за тем, как священник что-то энергично вещает окружающим его слушателям, затем делает, глубокий вздох, как будто собираясь с силами, сосредоточенно кивает и уходит вслед за инспектором.

Лиза успевает крикнуть:

— Don't forget, you've promised to drive me to the highway! (Не забудь, что обещал довезти меня до шоссе!)

Доктор, не оборачиваясь, вскидывает руку в знак того, что услышал слова внучки. И Лиза обреченно откидывается на спинку кресла, но на лице её написано нескрываемое желание поскорее двинуться в путь.

Мысли Лизы прерывает Ирена:

— Liza, in niste našli, ali obstaja nadaljevanje… no, o žrtvah vampirja? (Лиза, а Вы сами не нашли, есть ли там продолжение… ну, про жертв вампира?)

Лиза сначала смотрит на Ирену с непониманием, а затем, сообразив, о чем речь, беспечно поясняет:

— Da sem hotela samo dražiti dedka. (Да я хотела просто подшутить над дедом.)

Ирена бросает взгляд на спящую Бэлу и с сожалением говорит:

— To bi lahko zelo dobro prišlo. (Это могло бы пригодиться.)

Лиза извиняющимся тоном:

— Vešte, tam res ni reda. In se ne spomnite, kje ste to dobili? (Вы, знаете, там и, правда, никакого порядка. А Вы не помните, откуда Вы это выписали?)

Женщина огорченно сжимает яркие губы и качает головой:

— Najverjetneje mi je nekdo to povedal. Bilo je veliko lokalnih prepričanj o vampirjih. Zdaj pa je ostalo zelo malo starih ljudi in še manj starih domačinev. (Скорее всего, кто-то мне это рассказал. Здесь было много местных поверий о вампирах. Но теперь стариков осталось совсем мало, а старожил и того меньше.)

Лиза глубокомысленно молчит в ответ. Посидев некоторое время в молчании, она начинает нетерпеливо ерзать и выжидательно вздыхать, бубня себе под нос: «Oh, please! Come on, come on…» («Ну же! Ну, сколько можно…») Ирена, сочувственно наблюдая за мучениями Лизы, решается заговорить, очевидно, желая как-то скрасить тягостное ожидание:

— Ko ste bili v gradu… (А когда вы были в замке…)

Но тут Лиза поднимается со словами:

— Grem na toaleto. Ne bi prestregli mojega dedka? Ali pa spet bo zbežal nekam, in pozabil me. (Схожу в туалет. Вы не задержите дедушку? А то он опять убежит куда-нибудь, а про меня забудет.)

Ирена кивает:

— In medtem bom Belo zbudila. (А я пока разбужу Бэлу.)

* * *

Перенасыщенно ярко. Вид от первого лица. Громов рывком снимает со своего лица маску и обнажает угрожающий оскал желтоватых зубов. Неумолимо приближаются тускло поблёскивающие за стеклами очков бесцветные холодные глаза. Крик! Шаг назад. Громов вгрызается в шею рыжеволосой девушки. Её голова бессознательно откинута назад, широко раскрытые карие глаза бессмысленно смотрят в пустоту, приоткрытый рот ловит воздух. Вампир отрывается от жертвы — под его ртом обильно растекается кровавое пятно глубокого неровного укуса. Интенсивно-алая струя крови сбегает по шее вниз за высокий ворот бордового свитера. Лицо вампира остается совершенно чистым, лишь слегка окрашены кровью хищные клыки.

Шаг вперед. Перемотка назад: Громов отстраняется, надевает маску, убирает протянутую руку. Стоп. Рука снова ложится на плечо. Это рука Драгана. На ночной парковке перед баром. Слепит огонь жёлтых фонарей. Голубые глаза Драгана смотрят пронзительно и бесстрастно. Рука, одетая в перчатку, вкладывает в женскую ладонь подсвечник. Подрагивает оранжевое пламя свечей.

Взгляд вперед. В зелёной глубине зеркала стоят двое: худощавый мужчина неопределенного возраста, бородатый и бледный, и полноватая рыжеволосая девушка с испуганными выражением осунувшегося лица. Драган смотрит в зеркало льдистыми голубыми глазами — отражение отвечает ему бархатистым взглядом карих глаз.

Кареглазый двойник поднимает руку и обнаженной кистью прикасается к лицу застывшей в оцепенении девушки. От прикосновения её лицо розовеет, рыжие волосы разлетаются огненной вспышкой. Отражение девушки множится. Первое остается на месте, следующее более прозрачное уже на шаг ближе к отражению Драгана, следующее — ещё ближе и прозрачнее, ближе и прозрачнее. И последнее наконец поджигает себя и Драгана пламенем свечей.

Огонь взлетает вверх жадными, обжигающе яркими языками. Сквозь стену, полыхающую всеми оттенками алого пламени, проходит тёмная женская фигура. Она медленно приближается. Высокая, царственно стройная, в длинном средневековом платье. Слышен её мелодичный голос, а может быть пение: «Кънѩѕь Нєваръ имѣашє три съıнъı — Погрємъ, Трєпєтъ да Стрєгъ…». Кроваво-красное платье тянет за собой пожар, полыхает лёгкий покров, прикрывающий тяжелые тёмные косы. Женщина поднимается на башню и на фоне густо-синего ночного неба передает пылающего младенца в руки молодому мужчине, русоволосому, светлоглазому, отдаленно похожему на Громова.

«Кънѩѕь Нєваръ имѣаше три съıнъı да ѥдинъ приблѫдєнъ вънѹкъ без имєнє», — слышен горестный женский голос. Плачет младенец. «Дайте мне этого ребёнка!» — громыхает в ярости хрипловатый бас. Гудит бешеное пламя. «Гори! — Стреляй! — Бей! Бей! Бей!».

* * *

— Bela! Bela! (Бэла! Бэла!) — настойчиво повторяет вкрадчивый женский голос.

Бэла наконец открывает глаза — Ирена треплет её за плечо. Проснувшаяся выпрямляет спину и сладко зевает:

— Поверить не могу. Наконец-то нормально поспала.

Ирена, сдержав зевок, заглядывает в лицо Бэле:

— Kako se počutiš? (Ты как?)

Лицо Бэлы бледно, вокруг глаз темнеют круги, но она улыбается в ответ:

— Окей!

Ирена тоже улыбается и отводит глаза. К женщинам подходит доктор Пеклич, бормочет себе под нос:

— Je resnično težava… (Действительно, проблема…) — обеспокоенным взглядом он обводит пустые кресла вокруг Ирены и Бэлы, — In Liza? (А Лиза?)

Ирена спешит успокоить:

— Sedaj bo prišla. In kaj je težava? (Она сейчас придет. А что там за проблема?)

Доктор, крепко сжав зубы, многозначительно оборачивается к сцене, где в окружении нескольких слушателей всё ещё дискутируют инспектор и священник. Ирена задумчиво качает головой. Тут появляется Лиза:

— Oh! Great! Shall we go? (А! Прекрасно! Идем?)

Дед с тревогой смотрит в сторону сцены:

— Daj mi še dve minuti. (Дай мне пару минут.)

В этот момент отец Пельграм замечает взгляд доктора и, прервав разговор, решительно направляется в его сторону. Инспектор, попрощавшись с другими собеседниками, торопится за священником.

— Ne morem molče opazovati, kaj boste uredili tukaj, (Я не могу молча наблюдать за тем, что вы собираетесь здесь устроить.) — слова отца Пельграма звучат категорично, но тон неожиданно мягкий.

Доктор только разводит руками. Ирена опускает глаза. Лиза следит за всем с любопытством стороннего наблюдателя. Бэла неуютно ёжится. Священник продолжает:

— Dobri župljani ne bodo sodelovali pri tem. (Добрые прихожане не станут участвовать в подобном.)

Подоспевший инспектор:

— Oče Pelgram, narobe ste nas razumeli. Nihče ni klical na žrtvovanje. (Отец Пельграм, Вы неверно нас поняли. Никто не призывал к жертвоприношениям.)

Обратив энергичный взгляд на инспектора, преподобный вкрадчиво замечает:

— In Vi, gospod inšpektor, kot mož zakona bi morali nasprotovati hujskačem, in ne biti na njihovi strani. (А Вы, господин инспектор, как представитель закона должны выступать против подстрекателей, а не на их стороне.)

Инспектор парирует, но гораздо эмоциональнее:

— Kot mož zakona Vas lahko obvestim, da je osumljenec v napadu na gospoda Kovača že bil pridržan in da ga preiskujejo. Toda kot domačin ne morem sedeti križem rok, če obstaja najmanjša verjetnost, da so vaščani v nevarnosti. (Как представитель закона я могу Вам сообщить, что подозреваемый в нападении на господина Ковача уже задержан и с ним проводятся следственные действия. Но как местный житель я не могу сидеть сложа руки, если есть хоть малейшая вероятность, что жителям деревни грозит опасность.)

Отец Пельграм останавливает на инспекторе выразительный взгляд и осторожно, как будто говорит с тяжело больным, осведомляется:

— In ena od verjetnosti je nastop vampirja? (И одна из вероятностей — это появление вампира?)

Инспектор простодушно кивает, а доктор Пеклич пытается выправить положение:

— Vidite, taka je situacija… (Видите ли, ситуация сложилась так…)

Но священник не дослушивает и раскланивается:

— Dovolite. To sem že vse slišal. Moram se govoriti z mojo župnijo. (Прошу меня извинить. Всё это я уже слышал. Мне нужно обратиться к прихожанам.)

Провожаемый раздосадованным взглядом инспектора и тяжелым вздохом доктора, отец Пельграм решительно удаляется.

На секунду повисает напряженное молчание. Ирена грустно комментирует:

— Torej, so starega Marjana aretirali? (Арестовали, значит, старого Марьяна?)

Инспектор, видимо, всё-таки собирается с мыслями:

— Bom govoril z ravnateljem. Mislim, da nas podpira, (Я побеседую с директором школы. Кажется, он нас поддерживает.) — кивает на прощание и тоже уходит.

Лиза, шумно выдохнув:

— Why don't you tell him that it's some kind of a police undercover operation? (Почему бы не сказать ему, что это секретная полицейская операция?)

Доктор удрученно качает головой:

— Mogoče nisem najbolj poštena oseba na svetu, ampak trenutno, mislim, da bi bila vsaka laž negativna. (Я, конечно, не самый честный человек на свете, но сейчас, я думаю, любая ложь будет пагубной.)

Бэла с энтузиазмом поддерживает доктора:

— Да, сейчас ведь главное не отделаться от святого отца, а помочь людям.

Взгляд доктора грустнеет:

— V tem je hakeljc! Ni znano, koliko ljudi bo prepričal, da ne pridejo v šolo za noč. In vsi bodo v nevarnosti. (Вот тут-то и загвоздка! Неизвестно, сколько людей он убедит не приезжать на ночь в школу. И все они будут в опасности.)

Ирена сокрушенно вздёргивает ломкие брови:

— Kakšna škoda, da Martin ni mogel priti! (Как жаль, что Мартин не успел приехать!)

Доктор качает головой, но, приободрившись, добавляет:

— Dobro! Ne bomo odnehali! Zdaj inšpektor bo položaj raziskal. Gospod Kovač bo prišel, (Ладно! Не будем опускать руки! Сейчас инспектор разведает обстановку. Приедет господин Ковач,) — кивает в сторону Ирены, — in še enkrat bomo govorili z vsemi, ki dvomijo. (и мы ещё раз побеседуем со всеми, кто сомневается.)

Лиза, нахмурившись:

— But!.. (Но!..)

Но доктор успокоительно берет её за плечо:

— Tega spomnim se. Greva! (Я помню-помню. Пойдем!) — бросает прощальный взгляд на Ирену и Бэлу, — In medtem… (А пока…)

Но Ирена заканчивает за него:

— Medtem pojdiva domov. (Мы пока пойдем домой.)

Доктор:

— V redu. Se bosta spet me videli tukaj ponoči. (Хорошо. Мы с вами ещё встретимся здесь ночью.)

Лиза с радостным облегчением прощается:

— Hvala za vse! Vse dobro! (Спасибо за всё! Всего хорошего!)

Доктор Пеклич и Лиза уходят. Ирена и Бэла, невесело переглянувшись, одновременно поднимаются. В зале кроме них уже никого нет.

* * *

В доме Тинека. Над большим столом ярко горит свет. В полутёмной глубине дома перед телевизором сидит Тинек. На кухне перемывает чистую посуду госпожа Ковач. Входят Ирена и Бэла. Тинек сейчас же подскакивает:

– Že gremo? (Уже едем?)

С кухни, держа в руках полотенце, выходит хмурая госпожа Ковач:

— Utihni ti, mali hudič! Samo vidve? (Да угомонись ты уже, бесёнок! Вы вдвоем?)

Ирена, направившись к телевизору:

— Ja, za zdaj. Martin še vedno je na poti. (Пока, да. Мартин ещё едет.)

Она выключает телевизор, несмотря на протесты Тинека, и, что-то сказав ему на ухо, подталкивает его в спину. Тинек нехотя уходит в другую комнату.

Госпожа Ковач, деловито вытирая руки:

— Ne govorim o Martinu. Vem o njem. Je odšlo ameriško dekle? (Да я не про Мартина. Про него я знаю. Уехала американочка?)

Бэла, уже севшая за стол, с готовностью кивает:

— Одшло. (Искаженный словенский: «Уехала».)

Пожилая дама удовлетворенно хмыкает:

— Mmh! No, in hvala Bogu! Ona seveda je zelo današnja, ampak stari oče bil je preveč krut do nje. (Ммх! Ну, и слава Богу! Она, конечно, современная штучка, но уж больно круто дед с ней поступил.)

Бэла при этих словах прищуривается, как будто что-то припоминает. Ирена, которая уже хлопочет с чайником на кухне, тоже не оставляет реплику госпожи Ковач без внимания и недоуменно сдвигает брови:

— Mati, kaj hočete reči? (Мама, Вы о чем?)

Госпожа Ковач садится за стол и, стараясь говорить как можно более непринужденно, поясняет:

— No, doktor je želel jo naučiti. Kot bi ona bila tam neumna. Ne tiče se me, res že zelo prosil je me za pomoč. Upam, da ni preveč jezna name. (Ну, доктору вздумалось её проучить. Вроде как она вела себя там легкомысленно. Мое дело сторона, но он уж очень просил меня помочь. Надеюсь, она не слишком на меня обиделась.)

Бэла со смехом трясет головой. Ирена, явно не понимающая, о чем же речь, собирается что-то сказать, но тут её отвлекает подошедший с какой-то тетрадью Тинек. За окном слышится звук подъехавшей машины, мелькает свет фар. Госпожа Ковач, Тинек и Ирена спешат посмотреть, что происходит на улице. Ирена, оторвавшись от окна:

— Prišel je Martin! (А вот и Мартин!)

Госпожа Ковач:

— Grem po njega. (Пойду встречу.)

Тинек тоже рвется встречать отца, но мать твёрдо удерживает его за плечо и вкладывает в руки тетрадь. Насупившись, малец садится за обеденный стол и начинает, что-то ожесточенно писать в тетради, периодически стирая, и записывая заново.

Входят Мартин и госпожа Ковач. Мартин с порога здоровается сразу со всеми: «Dober večer!» (Вечер добрый!) Тинек встречает отца улыбкой: «Živjo, očka!» (Привет, пап!) — но, поглядывая на мать, не решается встать. Мартин приветственно треплет сына по плечу и целует жену.

— Kako se počutiš? (Ну как ты?) — спрашивает Ирена со смущенной улыбкой.

— V redu. Že se ste spakirali? (Порядок. Вы вещи собрали?)

— Ja, stvari že so v avtu, (Да, уже в машине.) — вставляет реплику госпожа Ковач.

Мартин молча кивает и переводит разговор на другое:

— Pojdiva, mama, greva k Tomažu. Kristina me je prosila, naj prinesem mu nekaj. (Пойдем-ка, мать, зайдем к Томажу. Кристина просила кое-что ему привезти.)

Госпожа Ковач с готовностью уходит вслед за сыном.

Ирена присаживается за обеденный стол с двумя чашками горячего кофе, заглядывает в тетрадь к Тинеку, указывает ему на что-то, и тот снова начинает энергично работать ластиком и царапать карандашом.

Отхлебнув кофе, Бэла, старательно подбирая слова, спрашивает:

— Ирена, ты видела призрак… дух Катарины… дух в граду? (Искаженный словенский: «Призрак в замке».)

Ирена задумчиво:

— Kdo tako preprosto lahko ga vidi? Poizkušali smo ga priklicati, ko smo bili še otroci. Spomnim se, da potrebuje mesečine, ogenj in njene stvari — imeli smo njen portret… (Да разве его так просто увидишь? Пробовали мы вызывать его, когда были совсем детьми. Помню, что нужно, чтобы была лунная ночь, огонь и её вещь — у нас был её портрет…)

Бэла смотрит выжидательно:

— Ну…и как прошло?

Ирена пожимает плечами:

— Nikakor ni šlo. Verjetno smo naredili nekaj narobe. (Никак. Наверное, что-то неправильно сделали.)

Тинек не выдерживает и встревает:

— In mi tudi smo priklicali duha! Je šlo dobro! (А мы тоже вызывали! И у нас получилось!)

Бэла с интересом смотрит на Тинека. Ирена скептически:

— Ne poslušaj ga! Zdaj bo lagal! Si vse dokončal? (Да не слушай ты его! Сейчас наболтает! А ты? Всё сделал?)

Тинек придвигает тетрадь к матери, а сам, раскрыв пошире для убедительности глаза, настаивает:

— Saj lažem pa ne! Če mi ne verjamete, vprašajte druge. Nekoč stric Tomaž je vzel nas v grad ponoči… (Ничего я не болтаю! Не верите — спросите у других. Один раз дядя Томаж пустил нас в замок ночью…)

* * *

Тёплый летний вечер. Край неба уже отдает зеленоватой бирюзой. Группа ребят (5 человек) в возрасте от девяти до двенадцати лет шумно толчется у замковых ворот. Внезапно распахивается небольшая дверца в воротах, и оттуда выглядывает серьёзное лицо Томажа. Приложив палец к губам, он заставляет ребят притихнуть и осторожно оглядывается по сторонам. Убедившись, что, кроме детей, поблизости никого нет, он отходит чуть в сторону и открывает мальчишкам путь внутрь. Когда последний из них исчезает в глубине замкового двора, Томаж ещё раз обводит внимательным взглядом окрестности и только тогда закрывает дверцу.

* * *

Ирена покашливает и иронично хмурится, глядя на Тинека. Не выдержав материнского взгляда, Тинек нехотя сознается:

— No, pravzaprav, seveda je bilo malce drugače. Skrili smo se v gradbenim oderu. Takrat varnostnik je bil stari Marjan, in ni nas opazil. (Ну, вообще-то, конечно, всё было немного не так. Мы спрятались в лесах. В тот раз сторожил старый Марьян, и он нас не заметил.)

* * *

На замковый двор опускаются тёплые летние сумерки. От замка к административному корпусу неспешно идет щупленький головастый старичок. Немного постояв на пороге, он наконец входит в белое, недавно оштукатуренное здание. Недалеко от входа всё ещё не убраны строительные леса, заботливо обернутые толстым полиэтиленом.

Как только дверь за старичком захлопывается, под полиэтиленом начинается активная возня и перешёптывания. В итоге край плёнки приподнимается, и из-под него гуськом, на карачках выбираются пятеро мальчишек. Не поднимаясь, они крадутся под окнами административного корпуса, в одном из которых виден Марьян, сидящий перед включенным телевизором.

Ребята, двигаясь друг за другом, медленно обходят замок, время от времени настороженно останавливаясь и возбужденно шикая друг на друга. Оказывается, их цель — это окно на первом этаже. Оно только выглядит закрытым. Высокий мальчик, идущий впереди (очевидно, самый старший), остановившись под этим окном, легко цепляет раму, и она послушно, но со скрипом открывается. Ребята испуганно приседают к самой земле и несколько секунд напряженно озираются.

Хотя старший мальчик довольно высок на фоне остальных пареньков, но даже и ему не с первого раза удается вскарабкаться в открытое окно. Свесившись из оконного проёма, он помогает своим товарищам забраться внутрь замка. Только с одним полноватым пареньком выходит заминка. Он лезет предпоследним. Оставшийся внизу мальчик недостаточно силен, чтобы как следует подтолкнуть пухляша, а сам он раз за разом соскальзывает. Приходится тянуть его наверх сразу троим — за руки, за плечи, за одежду.

Компания идет по тёмному замковому коридору, освещая путь кто телефоном, кто карманным фонариком.

Мальчики на смотровой площадке башни. Небо над ними уже значительно посинело. Несмело мерцают первые звёзды, у горизонта золотится краюшка луны. Ребята дружно снимают свои рюкзачки и опускаются на пол. Через пару минут у них уже разложен и разведен костер. Пухляш жует бутерброд. Другие ограничились яблоками и грушами. Старший, дожевывая свое яблоко, окидывает притихших товарищей многозначительным взглядом:

— Ну, что? Начнем ровно в 12!

Все мрачно кивают в ответ.

Затаив дыхание, ребята следят, как часы на телефоне отсчитывают последние секунды до назначенного срока. И вот на экране появляются цифры «00:00:00». За стенами башни уже включены мощные прожекторы, но их свет направлен мимо смотровой площадки. Поэтому вокруг костра сгустилась мягкая синяя ночь. Над головами парней слабо поблёскивает серебристая ущербная луна. Мальчишки решительно вздыхают, и старший передает одному из них зажигалку. Мальчик с зажигалкой — это Тинек — некоторое время мнется, но, встретив серьёзный взгляд главного, очевидно, собирается с силами и встает.

Ребята светом фонарей провожают Тинека до входа в замковый коридор. И вот дверь за ним захлопывается. В кромешной темноте вспыхивает неверный ало-оранжевый язычок пламени. Из тени выныривает побледневшее детское лицо. Тинек таращит глаза и несколько раз нервно облизывает губы. Наконец он набирает полную грудь воздуха и кричит, что есть мочи: «Катарина!» Крик гулким эхом прокатывается по каменному коридору и тут же заглушается судорожным топотом торопливых детских ног. Дверь распахивается, и героя встречает взволнованная компания.

Секунды две-три они все вместе молча пялятся в глубь коридора, туда, куда свет их фонариков уже едва проникает и тьма становится особенно жуткой. Там как будто бы ничего и нет, но в то же время что-то тревожно подрагивает, словно силится оформится из гущи ночного мрака.

В конце концов ребята гурьбой взбегают назад на башню и облегченно смеются. Летят, перекрывая друг друга, хвастливые и насмешливые фразы: «Ну как видали!», «Перетрусил!», «Да там ничего нет!», «Признайся уже!», «Сам струсил!»

Сидя у костра, мальчишки с серьёзными лицами тянут спички из рук старшего. Короткая попадается пухляшу. Паренек трёт щёки и, стараясь ни на кого не смотреть, забирает зажигалку.

Дверь закрывается за спиной полного мальчика, и сейчас же фигуру его поглощает плотная, почти осязаемая тьма. Слышно лишь напряженное, прерывистое сопение. Щёлкает зажигалка, рассыпается синеватый сноп искр и моментально гаснет. Ещё щелчок, ещё — в неверных вспышках видно перекошенное от испуга лицо мальчика. Вскрик, стук, топот ног. Тёмный коридор сотрясают дробные удары кулаков в дверь.

Ребята всей группой навалились на дверь с другой стороны. Из коридора замка до них долетает искаженный от страха голос пухляша: «Откройте! Откройте!». Все отвечают разом, и реплики сливаются в неразборчивый гул. Паника за дверью нарастает: в дверь как будто уже ломится целая ватага толстячков, так оглушительно звучат непрекращающиеся удары. Голос запертого срывается на визг, в котором можно разобрать лишь многократно повторяющееся имя «Катарина».

Дверь распахивается. Пухляш по инерции валится на пол и продолжает истерически колотить руками и ногами в пол, сопровождая всё нестихающим визгом. Старший тянет истерика за шкирку вверх и отвешивает ему приличную оплеуху: «Ты что, малый ребёнок?!»

Грозный холодный тон взбешенного парня, очевидно, действует на толстячка отрезвляюще. Он прекращает визг и, стоя на коленях, поднимает к окружившим его ребятам заплаканное лицо. Его жалостливо-извиняющееся выражение вдруг улетучивается, когда он замечает, что товарищи остекленевшими глазами смотрят не на него, а в дверной проём за его спиной. Фигуры мальчишек застыли в неестественно напряженных позах, и лишь мелко подрагивают фонарики в их руках. Пострадавший паренёк медленно поднимается и так же медленно оборачивается.

В сужающемся тоннеле неверного света, уходящего в даль бесконечно тёмного коридора, летит прозрачный силуэт — женские плечи, половина головы, — верхнюю и нижнюю часть фигуры пожирает мертвенный мрак. За бесплотной головой, за мерцающими плечами что-то ещё реет и вьется в застывшем воздухе. Как будто бы невидимые тугие вихри или трепещущие струи накатываются друг на друга дрожащими призрачными волнами.

Оцепеневшие ребята, кажется, даже не дышат, только всё сильнее и сильнее напрягают немигающие глаза. Ужас смертельной бледностью покрывает их лица. А призрак всё ближе и ближе, и уже слышна его томительно тоскливая песня на непонятном языке.

И в этот звенящий от оглушительной безысходности миг старший мальчик каким-то чудом сдвигается с места и выступает вперед, спеша прикрыть собой товарищей. Резкий порыв ветра летит ему в лицо из дверного проёма — на секунду он зажмуривается и сгибается пополам, схватившись за живот. Лёгкое сияние охватывает его, словно пламя спичку, но тут же исчезает. Он сдавленно вскрикивает, и все, словно наконец проснувшись, озабоченно бросаются к нему.

Тут в коридоре вспыхивает свет. Откуда-то издалека доносится хлопанье дверей. Мальчишки, уже не медля ни секунды, закрывают дверь, ведущую на башню, и стремительной ватагой бегут назад на смотровую площадку. Ещё мгновение и гаснет огонь костра, а призрачные тени, перекрывая друг друга, перемещаются в сторону колодца, предназначавшегося когда-то для подъёмника.

* * *

Тинек гордым тоном заканчивает свой рассказ:

— Zaprli smo pokrov za sabo in Marjan ni niti pomislil, da je kdo na stolpu! (Мы закрыли за собой крышку, и Марьян даже и не подумал, что на башне кто-то был!)

Бэла заинтересованно:

— Как же так?..

Ирена скептически кривит рот:

— Zakaj ga sploh poslušaš?! So vse to le domišljali od strahu. Mogoče ti sam si bil prvi, ki se si bal, in govoriš o Jančeku! (Да слушаешь ты его! У страха глаза велики. Сам, небось, первый испугался, а на Янчека наговариваешь!)

Тинек запальчиво:

— Jaz! Vprašaj kogarkoli! (Я! Да, у кого хочешь, спроси!) — обращается к Бэле, — Se je res to zgodilo! Z nami je bil duh! Ne zato, ker je nas bilo strah! Seveda nas je bilo strah, ampak potem ko pa smo videli duha… (Всё так и было! И призрак был! Не потому, что мы испугались! То есть мы испугались, конечно, но потом, когда призрака увидели…)

Спор прерывается возвращением отца и бабушки. Госпожа Ковач, очевидно, чем-то недовольна и ворчит себе под нос: «Nikoli ne želijo mamo poslušati…». (Никогда мать не слушают!..)

Мартин, подойдя к столу, молча ставит на него внушительного вида пластиковую коробку и, улыбнувшись сыну, кивает жене:

— Išpektor je prišel pome. Moram mu pomagati. Torej, pojdite do šole sami, ne čakajte name, (За мной инспектор приехал. Надо ему помочь. Так что вы в школу сами отправляйтесь, меня не ждите.) — переводит взгляд на Тинека, — Zdaj si gospodar hiše. Pazi na mamo in babico! (Ты теперь за главного. Береги мать и бабушку!)

Мальчик в ответ молча и решительно сжимает губы.

Мартин поворачивается к выходу. Ирена, спохватившись, вскакивает с места:

— Kdaj ti prideš v šolo? (А когда ты в школу приедешь?)

Муж лишь пожимает плечами. За него сварливым голосом отвечает госпожа Ковач:

— Odločil se je ostati z mladimi v gradu. (Он решил с молодежью в замке остаться.)

Ирена тревожно нахмуривается, но Мартин отвечает ей твёрдым открытым взглядом, его мягкое моложавое лицо в этот момент кажется неожиданно жёстким. И женщина, тяжело вздохнув, с нежной грустью хлопает мужа ладонью по груди:

— Samo bodi previden! (Только будь осторожен!)

Всё так же молча он крепко обнимает и целует жену. Примирительно обнимает насупленную мать и под конец бодро похлопывает по плечу подбежавшего сына. Тинек, видимо, совершенно не расстроенный прощанием, возбужденно подпрыгивает на месте:

— Odsekaj mu glavo in prinesi domov! (Отруби ему голову и привези домой!)

За эти слова он немедленно получает оплеуху от возмущенной бабушки. Отец только посмеивается и снова хлопает мальца по плечу.

— Lep večer želim! (Вечер добрый!) — прощается он с сидящей за столом Бэлой и выходит.

Ирена, отвернувшись от двери, шумно выдыхает. Госпожа Ковач, снова начинает свое ворчание: «In najstarejši, in mlajši, oba sta lahkomiselna! No, vsaj Mateja in Andrej sta se dobro znašla, in ti!..» (Что старший, что младший — непутевые! Ну, хоть Андрей и Матея хорошо устроились, а эти!..) — и уходит к телевизору. Тинек направляется было за бабушкой, но мать быстро возвращает его:

— Zdaj, ko si končal, pojdi pripravi šolsko torbo za jutri. Jutri ni pouka prost dan. Potem pa si umij zobe in okoplji se! (Раз всё сделал, иди собери портфель назавтра. Школу никто не отменял. А потом — чистить зубы и умываться!)

Тинек, забрав тетрадь, отправляется в свою комнату. Ирена шумно садится рядом с Бэлой и начинает нервно крутить в руках принесенную мужем пластиковую коробку, машинально снимает крышку — внутри серебрятся патроны. Бэла восторженно ахает и тянется к коробке. Ирена, заметив это, сама передает девушке пару блестящих зарядов. Бэла с горящими глазами комментирует:

— И пуля и гильза серебряные!

Ирена:

— Lahko vzameš. Za spomin. (Можешь взять. На память.)

Бэла радостно прячет патроны в карман.

Ирена окидывает её каким-то загадочным взглядом и резко встает:

— Greva! Imam idejo! (Пошли! Есть идея!)

Бэла с искренним любопытством следует за Иреной в глубину дома.

Через минуту Бэла поспешно бежит в свою спальню и возвращается оттуда со своей дамской сумочкой, откуда извлекает мрачно поблёскивающий люгер. Навстречу ей выходит Ирена с двустволкой в руках:

— Si moram dati duška! (Надо выпустить пар!) — бросая взгляд на люгер, — Imaš naboje? (Патроны есть?)

Бэла просто похлопывает по своей сумке, которую уже успела повесить на плечо.

— Mati, bova šli za zelenjavni vrt. (Мама, мы будем за огородами.)

Госпожа Ковач только поджимает губы в ответ.

* * *

Ирена и Бэла проходят по заднему двору. Из окон дома льется желтоватый свет, выхватывающий из темноты танец белых хлопьев. Ирена несет внушительных размеров фонарь. На боку у нее брезентовая сумка военного образца, за спиной — двустволка.

Бэла не отстает от подруги, хотя и тревожно всматривается в сыплющее снегом небо:

— Снег!

Ирена решительно:

— Sneg ni težava. To je še bolje — bomo pozročile manj zvoka. In veter je zelo slaboten. (Снег не помешает. Так даже лучше — меньше шума будет. А ветер совсем слабый.)

Когда женщины проходят мимо собачьей конуры, Рекс было высовывает нос, но тут же прячется обратно. Ирена насмешливо:

— Kaj, Rex, nočeš iti z nama? (Что, Рекс, не хочешь с нами?)

Рекс жалобно скулит, но не вылезает из конуры.

Позади остались дом, двор, забор. Впереди расстилается однообразно белое полотно, исчезающее в ночной тьме. Ирена ведет Бэлу одной ей ведомой дорогой и наконец останавливается возле неожиданно вынырнувшего из мрака сарайчика.

Пошарив по стене, Ирена включает фонарь, установленный на крыше постройки. За ней становится видна хлипкая ограда из каких-то узеньких дощечек и кривых жердей. Ирена деловито заходит внутрь сарайчика и через несколько секунд возвращается с целлофановым мешком, наполненным жестянками.

— Pomagaj! (Помогай!) — оставив ручной фонарь на снегу, она машет Бэле, и они вдвоем принимаются старательно развешивать банки на ограде. Бэла, бросив быстрый взгляд на Ирену, между делом осторожно замечает:

— Мартин будет в замке… в граду. Ты не против?

Ирена мрачно сдвигает брови, но не отвечает, продолжая заниматься жестянками.

Отойдя от ограды шагов на десять, женщины удовлетворенно кивают друг другу. Несмотря на непрерывное кружение снега, жестяные мишени хорошо видны в свете фонаря, укрепленного на сарае. Ирена привычным движением вскидывает ружье к плечу и, слегка наклонив голову, прищуривает один глаз:

— In prebrala sem «Demona». (А я прочитала «Демона».)

— Да? — Бэла тоже пытается целиться, но не привыкшая к оружию рука ходит ходуном и сгибается.

Из ружейного ствола вырывается ослепительный сноп света, грохот, и сразу же — звон жестянки. И почти сейчас же весь аккорд повторяется снова. Зазвенев, подлетает, ещё одна жестянка.

С довольным видом опустив двустволку, Ирена продолжает свою мысль:

— In našla sem nekaj skupnega med malo Dorritovo in Tamaro. (И я нашла кое-что общее между крошкой Доррит и Тамарой.)

Бэла перестает целиться и обращает вопросительный взгляд на подругу. Та поясняет:

— Obe sta imeli ljubezen. Res, na Tamare pa preprosto je padla z neba, in mala Dorritova je dolgo pot opravila za njo. Mogoče se je zato ljubezen ene od punc končala tragično, in druge — ravno obratno. Razumeš, za kaj grem? (У обеих была любовь. Правда, на Тамару она просто с неба свалилась, а крошка Доррит проделала к ней долгий путь. И может быть, поэтому у одной любовь заканчивается трагически, а у другой — всё наоборот. Знаешь, к чему это я?)

Бэла слушает с искренним вниманием. Ирена, доставая из сумки пару патронов:

— Mislim, da ljubezen potrebuje ne le močna čustva, ampak tudi delo. Jaz bi zelo rada ustvarila škandal, da ne bi spustila Martina nikamor, ampak… Morala sem prevzeti nadzor nad svojimi čustvi. (Я думаю, любовь требует не только сильных чувств, но и труда. Вот мне сейчас жуть как хотелось устроить скандал и никуда Мартина не пускать, но… Пришлось наступить на горло своему порыву.)

Бэла согласна лишь отчасти:

— Ну, «Демон» — поэзия, а «Мала Дорритова» — проза. Хотя ты права, эмоции порой всё убивают.

Ирена со вздохом перезаряжает двустволку:

— A povsem brez emocij tudi ne gre, (Но совсем без эмоций тоже нельзя.) — снова мастерски прицеливается. Вспышка света — гром выстрела, вспышка — гром, ещё пара мишеней испускают свой звонкий жестяной дух.

Бэла беспомощно перекладывает люгер из одной вытянутой руки в другую, а то берется за рукоятку сразу двумя руками. Ирена, повесив ружье на плечо, приходит Бэле на помощь: ставит правильно руки, прицеливаясь вместе с ней. Затем снимает люгер с предохранителя и энергичным кивком головы сигнализирует: «Пора!»

Бэла переводит взгляд с подруги на мишень, сосредотачивается: снежные хлопья расплываются в расфокусе и выпадают из поля зрения. В центре внимания — серебристая жестянка, надетая на жердь. Палец медленно жмет на курок. Ещё один грохочущий выстрел разрывает ночь — пистолет в руках Бэлы взлетает вверх. Но у жестяной банки всё-таки поцарапан бок.

Ирена снова кивает, но теперь с одобрительной улыбкой. Бэла тоже рада, хотя и потирает руку. Ирена понимающе хмурится и опять подходит к подруге, чтобы заново поставить ей руки:

— Drži trdo in prožno, ne prepusti tudi, ko streljaš. (Держи крепко, но упруго, не расслабляйся даже во время выстрела.)

Четыре глаза берут на прицел красноватую банку. Ирена осторожно отстраняется, отпускает руки Бэлы и возвращается к своим размышлениям:

— Da, povsem brez emocij ne gre. Drugače kako še lahko dobiš toliko moči? Na primer, si se kdaj zaljubila na prvi pogled? (Да, совсем без эмоций нельзя. Иначе откуда ещё взять столько сил? Вот ты, к примеру, влюблялась когда-нибудь с первого взгляда?) — при этих словах Бэла бубнит себе под нос: «Всегда только так и делаю», а Ирена, не обратив внимания, продолжает: — Takšen vihar čustev! Rada bi premikala gore! (Такая буря чувств! Хочется горы свернуть!)

Бэла, наконец сконцентрировав внимание, решительно жмет на курок. Пронзительно звякнув, жестянка моментально улетает прочь. Руки Бэлы уже чувствует себя уверенней: не сгибаются от болезненной отдачи, а, помедлив пару мгновений после выстрела, плавно опускают люгер к бедру. Бэла переводит сияющие глаза на Ирену:

— Всё правильно. Буря эмоций! А потом — проза?

— Ali je kaj narobe s prozo? Mnogi pesniki so pisali tudi in proza: Walter Scott, Thomas Hardy… (Разве проза — это что-то плохое? Многие поэты были и прозаиками: Вальтер Скотт, Томас Харди…) — немного призадумавшись, — Bunin, Nabokov. (Бунин, Набоков.)

Ирена вставляет патроны в ствол и, вскинув ружье, завершает свою мысль:

— Proza je nova raven. Samo je potreben trud. (Проза — это новый уровень. Только надо потрудиться.)

Гремят выстрелы двустволки, а следом — одиночный выстрел из люгера. Дребезжат и подлетают жестяные мишени.

* * *

Просторный спортивный зал в помещении школы. На полу разложены гимнастические маты. Уже несколько десятков семей успели устроить себе импровизированные постели. Некоторые сделали ставку на спальные мешки. А кое-где даже разбиты походные палатки. Но свободного места ещё предостаточно. В зале стоит непрерывный гул взволнованных голосов, люди постоянно снуют туда сюда.

Семья Ковач сидит на застеленных матах. Ирена всё ещё пытается создать минимальный комфорт: взбивает подушки, расставляет термосы, бутылки с водой, коробки с салфетками и прочую мелочь. Тинек занят какой-то мобильной игрой. То и дело к нему подбегают мальчишки-сверстники, заглядывают к нему в телефон. Тинек украдкой показывает им что-то, скрытое у него под рукавом свитера. Те эмоционально комментируют, тянут руки. Но Тинек решительно пресекает все попытки завладеть таинственным предметом, и мальчишки отступают несолоно хлебавши. Госпожа Ковач и Бэла тем временем сражаются с раскладными стульями, которые почему-то никак не желают стоять, как следует.

К Ковачам подходит доктор Пеклич:

— Izgleda tako, da je v redu. (Кажется, вы неплохо устроились.)

Ирена поспешно встает ему на встречу, Бэла и госпожа Ковач отвлекаются от стульев, Тинек опускает телефон. Видя перед собой взволнованные лица, доктор Пеклич торопится сказать что-нибудь ободряющее:

— Z Martinom in inšpektorjem smo obiskali nekaj hiš. Martin je bil zelo prepričljiv. Vsi, s katerimi smo govorili, bodo nocoj tukaj, (Мы с Мартином и инспектором объездили несколько домов. Мартин был очень убедителен. Все, с кем мы успели поговорить, приедут сюда этой ночью.) — после краткой паузы, — Ampak, na žalost, nekaj ljudi nismo našli doma. So že šli v cerkev. Noč želijo preživeti tam, da molijo in se kesajo… (Но, к сожалению, некоторых мы не застали. Они уже уехали в церковь. Хотят провести там ночь в молитвах и покаянии…)

Тинек нетерпеливо прерывает рассказ доктора:

— In očka? (А папа?)

Доктор старается говорить как можно мягче и спокойнее:

— Martin je šel v grad. (Мартин уехал в замок.)

Тут появляется инспектор:

— Hej! Tukaj ste! Doktor, morala bi iti v cerkev. Niso niti orožja vzeli s seboj tja — imajo samo križe in blagoslovljeno vodo. (Ах! Вот вы где! Доктор, надо попробовать съездить в церковь. А то они там даже никакого оружия не взяли — у них только распятия и святая вода.)

Доктор озабоченно кивает и собирается уйти, но Бэла его останавливает:

— Доктор, Вы не дадите мне тетрадь Ирены. У Вас всё равно сейчас нет времени читать.

Доктор, махнув рукой уходящему инспектору, с готовностью достает рукопись из внутреннего кармана пальто. Он протягивает тетрадь Бэле, но внезапно опускает руку:

— Мы можем поговорить наедине?

Бэла с извиняющимся видом оборачивается на Ирену, но та, видимо, не поняв слов доктора, отрицательно трясет головой:

— Ne, ne, ostani tukaj. (Нет-нет, оставайся здесь.)

Доктор тактично поясняет:

— Samo pogovarjala se bova na strani. (Мы просто поговорим в сторонке.)

Бэла с доктором уходят, а Ирена принимается помогать госпоже Ковач в деле со стульями.

* * *

Доктор и Бэла останавливаются у окна в полутёмном коридоре. В отличие от коридора, парковка за окном ярко освещена. Туда всё продолжают прибывать машины. Из них целыми семьями вылезают люди, достают вещи и спешат ко входу в школу. А непрерывное круженье снежных хлопьев, как будто бы вторит человеческой суете.

Понаблюдав пару секунд за тем, что творится за окном, доктор переводит пристальный взгляд на Бэлу:

— Извините, если разговор выйдет скомканным, но Вы сами видите, надо спешить.

Бэла отвечает кратким кивком.

— Я знаю Вашу тайну, — при этих словах Бэла обеспокоенно и настороженно замирает, — и понимаю, что Вы вынуждены были кое-что скрывать от меня. Но теперь необходимость в этом отпала.

Доктор отгибает рукав своего пальто — на запястье становится виден посиневший след зубов с подсохшими чёрными ранками и вздувающимся воспалением. Лицо Бэлы выражает искреннее недоумение. Доктор решительно расставляет все точки над «i»:

— Это сделал вампир, но не господин Громов.

Пораженная Бэла лишь медленно и беззвучно шевелит губами. Видно, как в ней начинает закипать бессильная злоба. Доктор спешит прибавить успокоительным тоном:

— Он сделал это по моей просьбе. Я думаю, это значительно уменьшит вероятность нападения господина Громова на школу. Конечно, при условии, что я буду всё время здесь.

Бэла глядит на собеседника с тревожным непониманием. Доктор не мешкая поясняет:

— Вижу, Вы не в курсе. Вампир чувствует жертв другого вампира и в их присутствии ослабевает.

Бэла в явном замешательстве едва выдавливает из себя пару слов:

— Но как?..

Доктор с готовностью продолжает её мысль:

— Как же господин Перилл? Признаться, я сам был удивлен, что он не избегает Вашей компании, хотя при этом явно чувствует себя не лучшим образом. Вообще, он крайне необычный вампир. Что, к примеру, Вы думаете, произошло в замке перед зеркалом?

Бэла отвечает не сразу, её взгляд устремлен куда-то вниз — она, очевидно, занята какими-то другими мыслями:

— Я..я не знаю. Правда, не знаю… — словно надумав что-то, она поднимает глаза на доктора, — Но это бессмыслица какая-то! Зачем тогда он позволил?..

Доктор глубокомысленно сводит брови:

— Скажу откровенно, я полагал, что он использует Вас. Видите ли, вампиры хорошо чувствуют людей, но практически не чувствуют друг друга. У меня была мысль, что с Вашей помощью он пытается обнаружить Грома.

Видя по лицу Бэлы, что она совершенно не понимает, о чем идет речь, он добавляет:

— Укушенным становится плохо вблизи того вампира, который на них напал.

Бэла, обескураженная этой информацией, наконец реагирует и довольно эмоционально:

— Так почему же?.. Надо было мне остаться в замке! Чёрт, мне ведь стало плохо там на башне, а он хотел меня выпроводить и ничего не сказал!

Доктор вкрадчиво:

— Знаете, тут я с ним солидарен. Не стоит испытывать судьбу, такие обмороки могут окончиться летальным исходом.

Бэла насупливается. Собеседник ободрительно похлопывает её по плечу:

— Вы сделали всё, что могли. Вот собственно, я к Вам тоже за помощью. Не могли бы Вы поделиться со мной чёрным порошком?

— Да-да, конечно, — Бэла поспешно достает из кармана подаренный ей флакончик и снимает крышку.

Доктор подставляет раскрытый бумажный конверт. Бэла отсыпает щедрой рукой, так что доктору приходиться её остановить:

— Стоп! Стоп! Уже достаточно. У меня пока нет никаких симптомов.

Пряча конверт во внутренний карман пальто, он как будто обдумывает что-то и наконец решается озвучить свои мысли:

— Кстати о симптомах, признайтесь всё-таки, Вас ведь беспокоят навязчивые видения? Я догадываюсь, что Вы не хотели мне говорить о них, потому что они как-то связаны с господином Периллом?

Бэла ничего не отвечает и выжидательно смотрит на собеседника, словно вынуждая его отказаться от дальнейших расспросов. Но доктор не смущается её взглядом:

— Вы не можете не понимать, что между господином Периллом и господином Громовым есть какая-то особая связь. Не может быть, что один гоняется за другим столько лет просто по прихоти своего желания. Тут должно быть что-то большее!

Бэла набирает в грудь воздуха, как бы собираясь что-то сказать, но тут её прерывает взволнованный голос инспектора:

— Doktor! Nimava časa! (Доктор! У нас совсем нет времени!)

Бэла с облегчением поворачивается в сторону говорящего:

— Опростите, иншпектор! (Искаженный словенский: «Извините, инспектор!») Доктор — Ваш.

Доктор, как видно, с большим сожалением покидает коридор в компании торопящегося инспектора.

* * *

Доктор и инспектор в салоне видавшего виды серебристого внедорожника. Инспектор за рулем. Рядом с ним доктор. Инспектор искусно маневрирует, двигаясь по оживленной стоянке, при этом ещё и беседует со своим спутником:

— Zapustil sem avto. Niti ključev nisem vzel. Prisilili ste me teči gor in dol, Doktor. Se je zgodilo še kaj? (Бросил машину. Даже ключи не забрал. Заставили Вы меня побегать, доктор. Что-то ещё случилось?)

Доктор озабоченно:

— Mislim, da sem našel nekaj pomembnega, vendar še ne morem jamčiti za to. Kaj menite o gospodu Paerillu? (Мне кажется, я нащупал кое-что важное, но пока не могу ручаться. Что Вы думаете о господине Перилле?)

Инспектор отвечает, не отрываясь от дороги, по-видимому, не придавая вопросу большого значения:

— Mislim, da zares obvlada svoj posel. Ampak ne poznam ga, kot človek, ker sva govorila le službeno. (В своем деле он профи, я полагаю. А как человека я его практически не знаю, ведь мы общались только по делу.)

Доктор выслушивает инспектора с пристальным вниманием и перефразирует свой вопрос:

— Da je tisto, kar me zanima, njegov pogled na primer. Vam ne zdi, da nekaj skriva? (Да, именно его отношение к делу меня и интересует. Как Вам показалось, он ничего от нас не скрывает?)

Инспектор поджимает губы и, помедлив пару секунд, формулирует свою мысль:

— V njem je nekaj skrivnostnega. Mogoče pa noče izdati vseh skrivnosti, tako rekoč, svojega obrta. Na primer, vprašal sem ga, kako mu je uspelo izslediti vampirja? Je dal zelo nejasen odgovor. Kot bi on imal občutek ali nekaj takega. In kaj? Njemu ne zaupate več? (Есть в нем какая-то скрытность. Но, может быть, он просто не хочет раскрывать все секреты своего, так скажем, ремесла. Я, к примеру, поинтересовался, как ему удалось выйти на след вампира? Он ответил очень расплывчато. Мол, у него есть чутье, или что-то в этом роде. А что? Вы ему уже не доверяете?)

Доктор торопится успокоить инспектора:

— Ne, ne! Nisem imel v mislih tega. A kar ste rekli, je zelo zanimivo, (Нет-нет! Я совсем не это имел в виду. Но то что Вы рассказали, чрезвычайно интересно.) — и, поразмышляв несколько секунд, спрашивает: — Vas ne bo motilo, če zdaj govorim z Lizo? (Вам не помешает, если я сейчас поговорю с Лизой?)

— Izvolite. Seveda govorite. Dobro je, da je odšla, dejansko tu ni varno. Oprostite za mojo nevljudnost, doktor. Kako gospa Peklič sploh dovolila, da prideta sem? (Пожалуйста. Конечно, говорите. Хорошо, что она уехала, всё-таки тут небезопасно. Извините за бестактность, доктор. Как же госпожа Пеклич, вообще, вас сюда отпустила?)

Доктор вздыхает:

— Ja, očitno je, da gospa Peklič bi bila proti. Ampak na žalost, že eno leto ona ni več med nami. (Да, госпожа Пеклич определенно была бы против. Но, к сожалению, уже год, как её с нами нет.)

Инспектор огорченно:

— Oprostite, doktor. Moje sožalje, (Извините, доктор. Соболезную.) — и смущенно меняет тему: — Imava deset minut, da prideva tja. Lahko se pogovorite z vnukinjo. (Нам ещё минут десять добираться. Можете спокойно поговорить с внучкой.)

Доктор коротко кивает в ответ и достает телефон. Машина уже едет по дороге между частными домами.

* * *

Лиза за рулем синего Пежо. Сам автомобиль стоит на шоссе в глухой пробке. Нескончаемую, уходящую за горизонт вереницу машин овевает пушистыми хлопьями снег.

Лиза разговаривает по видеосвязи с какой-то девушкой:

— It looks like I'm stuck here forever. It really sucks! (Кажется, я застряла здесь намертво. Вот пипец!)

Из телефона ей отвечает задорный голосок:

— Well, I don't feel like going, anyway. I guess it’s one of those boring parties where the beverage is the one and only option. You won’t miss anything. (Да-а-а, мне всё равно не хочется идти. Скорее всего, там будет скука смертная, и единственное развлечение — бухло. Ты ничего не пропустишь.)

Лиза раздраженно:

— I would rather go to the most boring party than just sit here without the slightest idea when we will get moving. (Да я лучше бы пошла на самую скучную вечеринку. А то сижу здесь и без понятия, когда мы уже начнем двигаться.)

— Oh! Don’t go mad! We can come up with something interesting right now. (Ой! Да не злись ты так! Мы можем прямо сейчас что-нибудь интересное замутить.)

Лиза смотрит в телефон со скучающим видом. Подруга пытается её растормошить:

— I thought you were excited about that mirror thing, weren’t you? (Разве тебе не понравилось что-то там, связанное с зеркалами? Нет?)

Лиза с сожалением:

— Yeah… But you can’t do that just by yourself. (Ну да… Только в одиночку это не сделаешь.)

Собеседница настойчива:

— Well, why don’t you tell me what to do and we’ll see. It could be fun. (Ладно. Давай ты скажешь мне, что надо делать, а там посмотрим. Может, повеселимся.)

Лиза начинает как бы нехотя:

— Ok. But maybe it's all just bullshit. You need an old mirror and a pair of candles. So if you want to find out whether your love is true and mutual you have to stand in front the mirror with the guy you love. Just two of you with nobody else around. And… (Ну, хорошо. Только, может быть, это всё просто чушь. Нужно старое зеркало и пара свечей. Итак, если хочешь узнать, настоящая ли у вас любовь и взаимная, то тебе надо встать со своим парнем перед зеркалом. Только вы вдвоем, и больше никого. И…)

Лиза отвлекается на что-то в своем телефоне, и подруга её подгоняет:

— And? Go on! (И? А дальше?)

Лиза с недовольным выражением лица:

— It's my grandpa! Ok. You have to look into the mirror together holding hands and having candles on and if your love is true your reflection will disappear for a moment. (Да тут мой дед! Хорошо. Надо вместе смотреться в зеркало, держась за руки, и зажечь свечи. Если любовь настоящая, то ваши отражения на мгновение исчезнут.)

Подруга недоверчиво:

— Disappear? Really? Where did your get that from? (Исчезнут? Правда? Откуда ты всё это взяла?)

— It's a long story. But it is said that the moment could be really, really short. So you’d better have a camera or something like that on. (Долго рассказывать. Но там сказано, что мгновение может быть очень-очень кратким. Так что лучше снимать всё на камеру, ну или ещё на что-нибудь.)

Собеседница явно увлечена темой, но продолжает поддразнивать Лизу:

— You must be kidding me! (Да ты хочешь меня разыграть!)

Лиза отвечает эмоционально:

— I'm just telling you what I read. You may believe it or not. But don’t say I’m fooling around.(Я просто пересказываю тебе, что прочитала. Можешь не верить, если хочешь. Только не говори, что я дурака валяю.)

Подруга отвечает примирительным тоном:

— It just sounds weird, you know. But I think I want to try it. Is that all? (Ну, знаешь, это звучит как какая-то дичь. Но мне захотелось попробовать. Это всё, что нужно?)

Лиза с готовностью поясняет:

— In fact, that's all. Unless your boyfriend is a supernatural thing. Have you got one, Len? (Ну, практически всё. Если только ты не влюблена в кого-нибудь сверхъестественного. Твой случай, Лин?)

— What?! (Чего?!)

— Yeah! This is when it starts getting really weird! For example, everything could go quite opposite if the guy is… (Н-да! Вот где дичь-то! Например, всё будет совсем наоборот, если твой парень…) — Лиза снова отвлекается и в сердцах восклицает, — What the crap! He just won’t leave me alone! Excuse me, I’d better answer my grandpa or he will keep calling me all night long. (А! Чёрт! Никак не оставит меня в покое! Извини, я всё-таки отвечу деду, а то он всю ночь будет названивать.)

Лиза ставит видеосвязь на паузу и отвечает на звонок деда, прижав телефон к уху:

— What's up? — No, I'm stuck on the highway. — No, I’m not coming back. Really, what’s up? — Is it so important? — I don’t know, I didn’t talk to him much. — Well, that was kind of funny. I had a feeling he didn’t want us to carry out the experiment. — What? — Are you serious? When did I?.. Oh…I really did… I kissed him… (Что случилось? — Нет, я тут застряла на шоссе. — Нет, назад не поеду. А что всё-таки случилось? — Это так важно? — Ну, не знаю. Я не так уж и много с ним говорила. — Да-а-а, это было как-то странно. Мне показалось, он был против нашего эксперимента. — Что? — Шутишь что ли? Это когда я?.. А-а-а… Я и правда… Я его поцеловала…)

Обескураженная Лиза завершает звонок и задумчиво опускает телефон на колени. Заметив поставленный на паузу видеозвонок, она обрывает и его.

Очевидно, что-то придумав Лиза начинает лихорадочно рыться в телефоне. Нервные пальцы быстро пролистывают сделанные за последние полтора дня фотографии: в машине с дедом, дом Тинека под снегопадом, дом Тинека под ярким утренним небом, замок в конце заснеженной дороги, двор замка, ловушки, засады, часовня, старинное зеркало, смотровая площадка, заснеженный пейзаж, здание школы… Остановившись, она возвращается к снимкам часовни. Вид снаружи. Саркофаги внутри. Серый крест и круглое оконце. Дверной проём часовни, охваченный огнем. На последнем фото сквозь дым и пламя проступают очертания чьей-то фигуры. Человек держит в руке включенный огнетушитель. Но лица не разобрать. Тем не менее Лиза продолжает хмуро всматриваться в мельтешащие пиксели, словно пытается разгадать какую-то тайну.

Энергичный рингтон выводит девушку из оцепенения, но Лиза не отвечает на звонок, а, вообще, выключает телефон. Некоторое время она просто сидит, как в прострации, уставившись в одну точку. Затем медленно нажимает кнопку радио. На дисплее высвечивается время: «11:46». Диктор вещает: «Zaradi nenehnega sneženja se Severozahodna regija države sooča z resnim padcem prometa. Lokalne oblasti prepričljivo prosijo voznike, da se vzdržijo dolgih voženj, saj je visoka verjetnost…» (В связи с непрекращающимся снегопадом северо-западный регион страны переживает серьёзнейший транспортный коллапс. Местные власти убедительно просят автомобилистов пока воздержаться от дальних поездок, так как велика вероятность…)

Не дослушав, Лиза крутит руль и выжимает газ. Машина выезжает на пустую встречную полосу и разворачивается. Набирая скорость, автомобиль быстро исчезает в снежной мгле, сверкнув на прощание кроваво-красными рубинами габаритных огней.

* * *

Бэла топчется на высоком школьном крыльце. Вокруг нее в тёплом свете уличных фонарей непрерывно вьется мягко серебрящийся снег. Проходя туда-сюда, мелькают тёмные силуэты людей. Держась в стороне от суеты, озябшими пальцами Бэла сжимает тускло дымящую сигарету. Руки её то и дело подрагивают, и, не донеся сигарету до рта, она замирает в тревожной задумчивости. Брови её сдвигаются, а губы шевелятся, хотя и не издают ни звука.

Оклик выводит Бэлу из оцепенения. Это Ирена. Она смотрит на Бэлу с явным облегчением, но очень быстро выражение её лица меняется. Подруга озабоченно ловит взгляд Бэлы и пытается подбодрить её слабой улыбкой:

— Kaj ti je povedal? (Что он тебе наговорил?)

Бэла мрачно машет в ответ рукой, что видимо означает: «Да не в этом дело…»

Ирена делает ещё один заход:

— Greva od tod. Saj zmrzuješ. (Пойдем отсюда. Ты совсем замерзла.)

Бэла с ненавистью бросает недокуренную сигарету под ноги и начинает ожесточенно топтать её:

— Какая же я дура! Ты была права! Просто эмоционально неустойчивая истеричка!

Ирена, явно не понимающая слов Бэлы, тем не менее заботливо качает головой. А Бэла распаляется всё сильнее:

— Припадочная идиотка!

Ирена вкрадчиво кладет руку на плечо подруге:

— Bela, nisi idiotka. Ni smisla, da sebe preklinjaš… (Бэла, ты не идиотка. Нет смысла ругать себя…)

Бэла не выдерживает:

— Очень даже есть смысл, я давно заслужила хорошую выволочку. Вместо того, чтобы помогать, я только и делала, что закатывала сцены. Конечно, он ничего не захотел мне объяснять!

В отчаянии она прижимает ко лбу сжатые кулаки. Ирена, по лицу которой заметно, что чувствует она себя не в своей тарелке, беспомощно кусает губы, но всё-таки не уходит, а её рука продолжает успокоительно лежать на плече подруги.

Шмыгнув носом и парой резких движений протерев глаза, Бэла переводит твёрдый взгляд на встревоженную Ирену:

— Ладно! Ты опять права! Хватит нюни распускать! Где твоя тетрадь? — выдёргивает из-за пазухи уже изрядно потрёпанную тетрадку, разглаживает обложку и наконец отзывается на просьбу подруги: — Да, пойдем!

С этими словами она поспешно исчезает за дверью школы. Недоумевающая Ирена спешит за ней.

* * *

Сидя на импровизированной постели, Бэла яростно листает ту самую Иренину тетрадь. Рядом примостилась и сама Ирена. За их спинами дремлет, сидя в раскладном матерчатом стуле, госпожа Ковач. На её коленях ощетинилась страницами книга.

Со всё возрастающей тревогой Ирена следит за судорожными движениями своей подруги. Доверительно склонясь к Бэле, она старается говорить как можно мягче:

— Kaj pravzaprav iščeš? (Что ты всё-таки ищешь?)

Бэла, не отрывая взгляда от тетради, переводит дух, словно после бега, и отзывается:

— Что-нибудь про глаза вампира…

Ирена отрицательно мотает головой и напряженно сводит брови:

— Vampirja? (Вампира?)

Бэла шумно вздыхает и всё-таки отрывается от изучения тетради. Подумав мгновение:

— Очи вампира, — она помогает себе жестами, указывая на свои глаза.

Ирена сосредоточенно прикусывает губу:

— V tem romanu oči vampirja so pogosto bili omenjeni. Izgleda, da imajo veliko moč. (В том романе часто упоминались глаза вампира. Кажется, они обладают большой силой.)

Бэла с досадой:

— Ты права! Но я ведь идиотка! Отдала всё назад.

Ирена напряженно выслушивает очередную гневную тираду, но, очевидно, не понимает её. Бэла, потерев лицо руками, видимо, старается так себя успокоить и снова пробует объяснить:

— Романа нет, — подкрепляя свои слова перекрещенными кистями рук, изображающими символическое «нет».

— Si ga izbrisala? (Ты его удалила?) — осторожно уточняет Ирена, для выразительности повторяя жест Бэлы.

Бэла энергично кивает, комично морща лоб. Её собеседница нерешительно улыбается и затем, трогательно сведя и приподняв брови, извиняющимся тоном поясняет:

— Poslala sem ga na svoj telefon. (Я отправила его себе на телефон.)

В глазах Бэлы вспыхивает надежда.

Через пару секунд обе дружно склоняются над телефоном Ирены. Та, ловко колдуя над экраном, деловито бормочет: «Uporabljava iskalno polje. Za začetek — «oči». Ja, poglej koliko rezultatov!» (Сейчас используем поиск. Для начала — «глаза». Ага, смотри сколько результатов!) Бэла внимательно следит за движениями рук Ирены:

— Стоп! Вот это!

Подруга зачитывает:

— «V zadnjih desetih letih se je komaj kaj spremenil. Samo sivi oči so postali bolj prozorni in bolj mrtvi», (За последние 10 лет он едва изменился. Лишь серые глаза становились всё прозрачнее и мертвее.) — и вопросительно смотрит на Бэлу.

Та ненадолго задумывается, а затем, видимо, соображает:

— Это князь!

Ирена подтверждает кивком головы, и Бэла радостно улыбается, шепча себе под нос: «Пока сходится. Во сне я тоже видела серые глаза».

Обе снова нетерпеливо склоняются над телефоном. Спустя пару мгновений Бэла опять тормозит подругу, и та читает вслух:

— «Tedaj sem imel temno las in temne oči. In gosto brado na polovici obraza». (Тогда у меня были тёмные волосы и тёмные глаза. Густая борода закрывала пол-лица.)

Бэла, сжав губы и затаив дыхание, тихонько хлопает в ладоши. Довольная собой Ирена уточняет:

— To potrebuješ? (Это то, что нужно?)

Бэла поспешно кивает и добавляет:

— Ещё, ещё! Дальше! — активно крутя в воздухе ладонью, что, по-видимому, означает: «Продолжай!».

Ирена ещё раз с готовностью обращается к экрану:

— In tukaj je še vedno: «Zdaj vem, kako sem izgledal takrat. Oči so postale bele in slepe, kot oči zombijev». (А вот ещё: «Теперь я знаю, как выглядел тогда. Глаза побелели и смотрели слепо, как у зомби».)

Бэла смотрит задумчиво и с сомнением качает головой:

— Что-то не то…

Ирена, кивнув, опять принимается искать:

— In to: «Rekel je, da moje oči niso več rjave, kot bile prej, so postale svetlejše in zelenejše», — ustreza? (А это: «Он сказал, что мои глаза уже не карие, как прежде, они посветлели и стали отливать зеленью», — подходит?)

Бэла, увлеченно следя за текстом в телефоне, взволнованно подтверждает:

— Да! Да! Значит, сначала были тёмные, а потом стали светлые, — и заметив что-то интересное, в словах скользящих под проворными пальцами, возбужденно вскрикивает, — Это! Это!

Ирена непонимающе нахмуривается, а Бэла уточняет свою просьбу, указывая на экране нужное место. Подруга озвучивает:

«— Kaj boš storil, če bo najina pustolovščina šla gladko?

Nisem odgovoril, moje oči so bile uprte v nebo.

— Hočeš kaj skriti pred mano — demon je visel nad mano in pritegnil moje oko. — Ah, to…

Z razočaranjem se je vrnil na svoj sedež:

— Alas! Ta pot ni zame, ampak pogrešal bi nenadzorovane iztrebke. In ti, tvegaj — poskusi se vrniti. Ampak ne s tem obrazom. Kot vidim, nisi dober govornik…»

(Что ты намерен делать в случае, если наша авантюра пройдет гладко?

Я не ответил, устремив глаза в небо.

— Ты пытаешься что-то скрыть от меня, — упырь навис надо мной и поймал мой взгляд. — Ах, это…

Разочарованно он уселся на место:

— Увы! Этот путь не для меня, разве что я заскучаю по неконтролируемым испражнениям. А ты рискни — попробуй вернуться. Но не с этим лицом. Красноречием, как вижу, ты не наделен…)

Зачитав фрагмент, Ирена не удерживается от комментария:

— To? Vendar se zdi, tukaj… Oh, prebral je njegove misli z očmi! (Это? Но тут вроде бы… Ах, он взглядом прочитал его мысли!)

Бэла озадаченно:

— Да. Но какие мысли?

Ирена, не особо задумываясь:

— Misli na to, kaj je nameraval storiti potem… (Мысли о том, что он был намерен делать дальше…)

Бэла эмоционально:

— И что? Что он был намерен делать?

Тут и Ирена озадачивается:

— Malce ni jasno… Nekam se vrniti… Mogoče nadalje pove o tem? (Непонятно как-то… Куда-то вернуться… Может, дальше говорится?)

Она принимается было читать, но Бэла прерывает её:

— Нет-нет, там ничего такого нет.

Обе на какое-то время замирают в раздумьях. Бэла наконец предлагает:

— А про Мэри? Когда она уже была вампиром?

Ирена, поняв о чем речь:

— Takrat, ko sta se srečali v hiši kneza? Ja… tudi tam je bilo nekaj nejasnega… (Когда они встретились в доме князя? Да… там тоже было что-то непонятное…)

Они снова склоняются над телефоном, и спустя минуту Ирена зачитывает:

— «Pozorno in odločno me je pogledala:

— To želim dokončati!

Ugovarjal sem ji z negotovim pridušenim glasom:

– Še vedno se lahko vrneš…

Toda samo je žalostno odkimala:

— Sem bila že mrtva tako ali drugače…»

(Она посмотрела на меня пристально и твёрдо:

— Я хочу покончить с этим!

Я возразил ей неуверенным, сдавленным голосом:

— Ты ещё можешь вернуться…

Но она лишь печально покачала головой:

— Я всё равно была уже мертва и так, и так…)

Прервавшись, Ирена пытливо глядит на Бэлу и неторопливо спрашивает, как бы у самой себя:

— Ona bi se lahko vrnila? Kam? (Она могла вернуться? Куда?)

Бэла, прищурившись, медленно припоминает:

— Мортэ акцепта, рэгрэдиар…

Внезапно она подскакивает на месте, чем пугает и удивляет Ирену.

— Ясно! Ясно! Я поняла! — Бэла в восторге обнимает опешившую подругу и, видя, её потерянный взгляд, поясняет, — Смерть приняв, я вернусь. Это одна и та же Катарина!

Ирена в ответ лишь приподнимает брови:

– Še vedno ničesar ne razumem. Ampak glede na tvojo noro radost, si razumela nekaj pomembnega. (Я всё-равно ничего не поняла. Но судя по твоей бешеной радости, ты поняла что-то важное.)

Бэла энергично кивает. Ирена уточняет:

— In to bo pomagalo premagati vampirja? (И это поможет победить вампира?)

Бэла, снова кивнув, глубокомысленно добавляет:

— Поможет, если при её появлении, и правда, начинается пожар.

Ирена театрально разводит руками:

— Bela, res me zanima, ampak sploh ne razumem. Bolje je, da jim poveš! (Бэла, мне очень интересно, но совершенно непонятно. Лучше расскажи им!)

Бэла торопливо достает телефон, бубня вполголоса: «Точно! Позвоню-ка я… Паше. Если ещё не поздно…» Она проверяет время — «11:59».

И тут свет в зале резко убавляют. Бэла, разочарованно нахмурившись, прячет телефон обратно в карман. С бормотанием просыпается госпожа Ковач: «Karkoli, čas za posteljo!» (Ну, что ж! Пора ложиться.)

Ирене приходится заняться постелью. Помогая свекрови устроиться поудобнее, она периодически обводит зал ищущим взглядом:

— Mati, kam Tinek je izginil? (Мама, а куда Тинек ушел?)

— Menda je šel z nekimi fantiči, (Да вроде с какими-то мальчишками убежал.) — госпожа Ковач забывает о постели и тоже начинает осматривать зал.

К ним присоединяется Бэла и, оглянувшись по сторонам, принимается обходить огромное полутёмное помещение, осторожно и напряженно продвигаясь между расплывчатыми тенями, которые отбрасывают в неверной сумеречной мути бесформенные человеческие островки. Слышится озабоченный приглушенный голос Ирены:

— Nina, vprašaj Jančeka, ali je videl Tineka? (Нина, спроси Янчека, он Тинека не видел?)

Бабушка в сердцах восклицает:

— Niti minute miru s tem malim hudičem! (Ну, ни минуты покоя с этим бесёнком!)

 

Часть IV

Утро.

Мягкая землистая темнота, поглощающая движения и звуки. Что-то зыблется и перекатывается в ней. Раздаются какие-то шлепки, словно удары по воде, раздаются глухо, без эха и тут же тонут в мутной тьме. Шлепки сменяются кратким всплеском, и вдруг сероватый слабый свет пробивает мертвенную ночь. Свет неуверенный и разреженный врезается в толщу стоячей воды. Он всё ближе, всё шире — фонтан брызг, влажные звуки и дрожащая чёрная поверхность зимнего озера, сжатая ослепительно белыми краями проруби.

Во все стороны простирается нетронутый белоснежный покров, переливающийся серебром и золотом под лучами невысокого зимнего солнца. Едва различимый противоположный берег окаймлен щетинистой полоской леса. Слева мрачно высится тёмно-серая громада замка.

Какой-то лёгкий шорох, хруст ветки — резкий рывок к берегу. Заснеженное озеро — заснеженные ветви — лесной бурелом мелькают так быстро, что сливаются в одну серебристо-серую, переливчатую ленту. Ещё рывок — руки хватают трогательно бархатистые ушки. Заяц пойман. Напряженно вращается неправдоподобно глянцевитый заячий глаз, испуганно дёргается пушистое тельце.

Сгорбив безобразную костлявую спину, голое человекоподобное существо примостилось на краю чёрной проруби. Худая, карикатурно нескладная фигура конвульсивно вздрагивает, судорожно трясет лысой головой и всё сильнее скрючивается под лучами беспощадного солнца. В руках топорщится слипшимся от крови мехом заячья тушка. Морда существа жадно и торопливо, глубже и глубже вгрызается в кровавое месиво, бывшее когда-то заячьим животом. Густой алый сок брызжет жгучими каплями на кипенно-белый снег, стекает быстрыми струями в неподвижно чернеющие воды озера. Лишь мертвенная кожа существа остается неизменно бледной.

Истерзанная тушка падает в прорубь, водная гладь искажается концентрическими кругами и ещё долго волнуется, ловя и уродливо дробя отражение белёсой морды. И в тот миг, когда расползающиеся фрагменты бесцветных глаз, плоского носа, вывороченных губ кажется вот-вот замрут, соединившись в чье-то худое длинноносое лицо, удар разбивает водное зеркало.

Старинное зеркало с грохотом падает на каменный пол. Грузная фигура пожилого человека, как подкошенная, валится на заснеженные камни. Рыжеволосая девушка с осунувшимся лицом неподвижно лежит в снегу. Спутанные яркие пряди лежат поверх закрытых глаз. Мужская рука осторожно смахивает волосы с лица. Чужая настойчивая рука перехватывает это движение.

Пожилой мужчина, сидя на полу смотровой площадки, крепко сжимает чью-то жилистую кисть. Его слепо смотрящие в пустоту глаза как будто повинуются сторонней воле. Лицо искажается мукой, и в звенящей тишине тонет его стон, когда он механически резким движением склоняется над своим запястьем и вонзает в него зубы.

Кровью обливаются дрожащие внутренности. Заячья шкурка разорвана в клочья. Содрогаясь, агонизирует маленькое звериное тельце. Твердые мужские руки одним кратким движением ломают крошечную шею.

Вскрик. На девичьей шее, расползаясь, алеет небольшой ожог. Мужчина поспешно отдёргивает обнаженную руку. На перчатке, на кончиках пальцев темнеет свежее пятнышко крови. Кровь проступает на бледной девичьей щеке. Из мягкого мрака проявляется нежный, обрамленный копной рыжих волос овал печального лица. Пристально смотрят большие карие глаза.

Насмешливые губы — поцелуй. Белокурая головка сияет на фоне пронзительно синего зимнего неба. Мужская рука лежит на грациозном изгибе шеи.

Светлые волосы рассыпаются по обнаженным плечам. Изящная фигурка, освещенная лишь неверным пламенем свечей, выскальзывает из темноты и присаживается на край кровати. Белая ткань её ночного платья тонка, как паутинка, и даже слабый свет пронизывает её насквозь. Волнительно вздымается округлая, но крепкая девичья грудь. Маняще изгибается талия. Переливается смехом лепечущий голосок. В янтарно-прозрачных глазах играют лукавые огоньки.

– Élise! Élise! (Элиза! Элиза!) — тревожно шепчет сдавленный мужской голос.

Одним лёгким бесстыдным движением девушка сбрасывает свой единственный покров. Её бело-розовое тело золотится едва заметным пушком. Мягко ложится она в темнеющее ложе мятых и сбитых простыней. Высоко вскидывает гибкие руки. Свет и тень скользят по сладким изгибам её фигуры. Бледно мерцают пепельные пряди.

Мужская рука нерешительно касается шелковистых волос. Её перехватывает шаловливая женская ручка, подносит к лицу, к страстному, приоткрытому рту. Прозрачные янтарные глаза словно подёргиваются мглистой тенью. Призывно улыбаются влажные губы.

Мужские руки сжимают хрупкую талию, скользят вниз по бедрам. Девичье тело выгибается, подается вверх и вперед — долгий глубокий стон. И пара узких проворных ладошек, словно белоснежные крылья голубки, взлетает над золотистым пятном лица.

Их двое в тесной полутёмной спаленке, на смутном скомканном ложе. Её тёплое нежное тело прижимается к грубой ткани его ночного платья. Он накрывает её собой, он пьет её губы, он купается в её волосах. Она судорожно сжимает его плечи. Запрокинутое девичье лицо дышит страстью и мукой. Лихорадочно поблёскивают полуприкрытые веками глаза. И снова стон, протяжный и томительный.

Жарко сияют округлости колен. Она горяча, как золото, она дрожит, как пламя, она исходит блаженством и болью. В последнем неистовстве он приникает к её ускользающему телу. В последний раз поднимается её грудь, вздох замирает на полпути между светом и тенью.

Она лежит тихо-тихо. Рот всё ещё приоткрыт, но как-то сухо и неестественно, как бы съехав набок. Глаза всё ещё блестят в узком просвете между воспаленных век, но гораздо тусклее и невыразительнее. Её дыхание остановилось навсегда. Её пылающее тело обмякло.

Он вскакивает, в ужасе и тоске гладит её щёки, шею, грудь. И по её коже вслед за движением его рук бегут пламенеющие ожоги. Жидкое солнце, ослепительная магма и языки пламени. Тело плавится, тело горит. Уже вся кровать охвачена огнем, уже занимается комната. В бушующем огненном аду тает мягкий очерк милого лица.

* * *

Со скрипом и стоном отодвигается крышка саркофага в тёмной часовне. Из-под крышки поднимается Драган. Присев на каменный край, он достает из могилы свой рюкзак и аккуратно сложенную одежду. В слабом луче света, проникающем через небольшое оконце, его бескровное худое тело кажется совершенно неправдоподобным, словно пришедшем из другого измерения. Тёмные с серебристой проседью волосы опускаются ниже плеч.

Достав свои ножны, он несколько мгновений медлит, прикрыв беспокойные глаза. А затем, обнажив широкое лезвие серебряного ножа, твёрдым молниеносным движением наносит себе удар. В паху растекается густое чёрное пятно. Сжавшись от боли, он валится на каменный пол. Так скорчившись и подрагивая, он сидит на коленях посреди мрачной часовни, и мутный свет внешних фонарей уже не касается его тёмной фигуры.

Очевидно, справившись наконец с болью, резким рывком он достает из рюкзака бутыль. Полуулыбка-полуоскал мелькает на его лице, и, откупорив сосуд, он сыплет чёрный порошок себе на рану. Сквозь стиснутые зубы прорывается хриплый стон. Выронив гулко звякнувшую склянку, он падает ничком.

Полностью одетый Драган достает из рюкзака чёрный деревянный кол. На его лице отражается недоумение. Ещё немного пошарив во внутренностях рюкзака, он едва слышно чертыхается. Единственный оставшийся у него кол он прикрепляет ремешками к запястью и закрывает краем рукава.

Затем протирает тряпицей почерневшее лезвие ножа и, собрав волосы на затылке, быстро отхватывает сантиметров десять-пятнадцать — на лицо падают неровно укороченные пряди. Убрав нож на место — рядом с ножнами на поясе висит также и кобура — он закидывает на плечо рюкзак и внимательно оглядывает часовню. Все саркофаги аккуратно прикрыты, набросанная на пол земля, очевидно, маскирует пятна пролитой крови. Драган отодвигает засов на двери и выходит в снежную ночь.

* * *

По ярко освещенному замковому двору торопливым шагом идут Драган и Даниель. Оба одеты в лёгкие тёмные куртки FuelWear. Других людей практически не видно. Только невесомые белые хлопья непрерывно мельтешат в свете мощных прожекторов. Изредка кое-где рядом с горящей бочкой мелькает чей-то силуэт и тут же ныряет обратно в белёсую снежную кутерьму.

Даниель, еле переводя сбившееся дыхание, спешит дать отчет о последних приготовлениях:

— Mislim, da nimamo kaj za skrbeti. Vsi so na svojih položajih. Nočne daljnoglede, loke, samostrele in ostale — vse smo razdelili. Če ga spregledamo, se bomo pomikali v treh smereh naenkrat: ena skupina — v šolo, druga — v cerkev, tretja — na avtocesto. (Думаю, волноваться не о чем. Все на позициях. Приборы ночного видения, луки, арбалеты и остальное — всё роздано. Если мы его упустим, то выдвинемся сразу в трех направлениях: одна группа — к школе, другая — к церкви, третья — к шоссе.)

— Si jih spomnil, da preverjajo tarčo skozi nočne daljnoglede? (Напомнил, чтобы проверяли цель через ПНВ?)

— Ja. Ne skrbi, ne bomo drug drugega postrelili. (Да. Не волнуйся — друг друга не перестреляем.)

Они подходят ко входу в замок, где их ждут Штефан, Мартин и Паша. У их ног стоит внушительных размеров сумка. Драган сбрасывает свой рюкзак на землю. Паша деловито и коротко кивает подошедшим и, опустившись на корточки, достает из сумки три зачехленных мачете — два отдает Мартину и Штефану, третье оставляет себе. Расстегнув куртки, мужчины старательно крепят оружие к поясу. Там же, за поясом у Штефана и Паши виднеются рукоятки пистолетов. У Мартина пистолет убран в висящую на боку кобуру.

Пока остальные заняты мачете, Даниель поспешно присаживается рядом с сумкой и вынимает из нее длинный узкий меч в ножнах и предназначенный для меча массивный ремень. Драган, достав мягко поблёскивающий в свете фонарей изящный серебряный меч, оставляет его Даниелю и привычными быстрыми движениями сначала прилаживает к ремню ножны, а затем набрасывает ремень на плечи. Убрав клинок в ножны за спиной, так же аккуратно и ловко он помогает Даниелю управиться с его мечом.

Осмотрев друг друга, мужчины удовлетворенно покашливают. Даниель подытоживает:

— Vse je pripravljeno! Zapomnite si, pogovore — le po voki-tokiju in le še v nujnih primerih. Nimamo prav veliko nabojev, zato ne zanesite preveč na njih. (Готово! Помните, переговоры — только по рации и только в случае крайней необходимости. Патронов у нас мало, так что на них сильно не надейтесь.)

Штефан, хмыкнув в усы, с пониманием кивает:

— Molotovke tam so pripravljene. (У нас там коктейли заготовлены.)

Даниель:

— To je tudi v skrajnem primeru — ne bi hotel zažgati grada. (Это тоже на крайний случай, не хотелось бы поджечь замок.)

Драган:

— Glejte na situacijo. Ne žrtvujte se. Bolje, da se tiho umaknete in povete drugim, kje je vampir. (Исходите из ситуации. Не надо жертвовать собой. Лучше тихо отступить и дать знать остальным, где вампир.)

Паша в течении всей дискуссии только неуверенно ерошит волосы. Драган переводит на него пристальный взгляд:

— Не геройствовать.

Паша сжимает губы, как будто сдерживает себя от ответа.

— И никакого телефона.

Тут Паша просто кивает. Снова вступает Даниель:

— V redu! Greva gor. Vidva — v klet! (Ну, всё! Мы — наверх. Вы — в подвал!)

Группа поспешно и молчаливо исчезает в дверном проёме. Только Драган удерживает Даниеля за плечо:

— Paša gre s tabo? (Паша с тобой?)

Кивок в ответ. Драган озабоченно:

— Razumem, nihče drug se ni javil za tvojo pustolovščino. Bolje bi bilo, da bi sparil ga s Štefanom — dobro skupaj sta sodelovala danes. (Я так понимаю, больше никто не вызвался на твою авантюру. Лучше бы ты его оставил в паре со Штефаном — они уже за день сработались.)

Ничего не отвечая, Даниель опускает глаза. Драган сдержанно, но с металлом в голосе:

— Ah, razumem. (А, ясно.)

Даниель эмоционально:

— Ne bi rad delal s tem, ki kot oče bi ukazoval mi. Če bi ti… (Мне не нужен в напарники папочка, чтобы помыкать мной. Вот если бы ты…) — голос его срывается.

— Od samega začetka sem bil proti temu. In jaz bom pri stopnicah do stolpa, (Я с самого начала был против. И я буду у лестницы на башню.) — парирует Драган спокойно и твёрдо.

Даниель с шумом выдыхает — его лицо выражает охватившие его противоречивые чувства: досада, сомнение, решимость и гнев. Помедлив секунду, он отворачивается, громко свистит и машет кому-то рукой. Из ближайшей засады к ним подбегает человек и молча забирает опустевшую сумку. Даниель бросает на Драгана ещё один решительный взгляд и отправляется вслед за ушедшими товарищами.

Драган, подхватив свой рюкзак, тоже входит в замок. Беззвучно проходит он по замковым коридорам, пультом гася за собой свет.

* * *

Худая фигура медленно поднимается по башенной лестнице и замирает на самом верху. Вокруг мягко сыплет снег. Обволакивающая тишина, кажется, не нарушается ни единым звуком. Но застывший в напряженной позе продолжает прислушиваться. Вот монотонно на одной надоедливой ноте гудят прожекторы. Вот слабо шуршит снег, съезжая с крыш и стен замка. Вот кто-то покашливает, разминая суставы рук и ног. Кто-то нетерпеливо переминается с ноги на ногу и сосредоточенно сопит.

Драган выходит на смотровую площадку. Она вся занесена снегом. На ней не осталось и следа дневных событий. Встав у люка подъёмника, он поднимает глаза к небу. Но там только нескончаемый поток проворных снежинок.

Драган осматривает территорию замка со смотровой площадки. Тут и там полыхают бочки. Едва-едва можно различить засады, устроенные в самых тёмных местах двора. Над воротами вырисовываются крепкие мужские фигуры. А за воротами выстроилась целая вереница машин, очевидно, не поместившихся на замковой стоянке.

Обойдя площадку, Драган возвращается на лестницу и спускается ко входу в коридор. Едва дойдя до двери, он швыряет на пол рюкзак и молнией бросается обратно наверх. С башни долетает невнятный шум: грохот, стук и звук торопливых шагов. На верху лестницы мелькает быстрая тень и немедля бросается кубарем вниз.

Бесформенный сгусток чёрным вихрем сбивает Драгана с ног, и тот катится по каменным ступеням, крепко вцепившись в противника. Ком плотно переплетенных тел стремительно несется вниз и с грохотом врезается в стену. Но в следующий миг соперники уже вскакивают на ноги. Драган хватается за рукоять меча, но беглец и не думает сражаться — он проворно обращается к двери. Драган успевает вцепиться в край его одежды, а тот рывком высвобождается из захвата, оставив в руках преследователя кусок ткани.

Сам беглец тем временем, ловко подтянувшись на выступающей каменной притолоке, начинает карабкаться на стену. Драган выхватывает люгер и выпускает в тёмную спину противника несколько выстрелов. Но тот лишь конвульсивно вздрагивает всем телом и продолжает упорно лезть на вершину эркерной башенки.

Грохот выстрелов взрывает тишину. Замковый двор наполняется гвалтом голосов. Летят зажженные стрелы. Звучат одиночные выстрелы. Драган, поспешно спрятав оружие, устремляется за беглецом на башенку. А тот уже торопливо влезает на крышу. Но Драган вовремя хватает его за ногу и резко дёргает вниз. Чёрная тень падает с края башенки на кровлю замка.

Драган мгновенно летит вниз вслед за беглецом. Сбрасывая снег и оставляя за собой чёрную полосу, скользит по наклонной поверхности крыши тёмная фигура. Запаздывая на несколько метров, за ней мчится Драган. Пышные фонтаны снега брызжут во все стороны из-под его ног по мере того, как он стремительно съезжает к краю крыши. А беглец одним пружинистым звериным прыжком уже перемахивает на крышу соседнего более низкого замкового крыла и, ловко балансируя на самом её краю, не сбавляя темпа, несется в направлении ворот.

Драган, не тормозя, перепрыгивает внушительную пропасть и, прицелившись на бегу, снова стреляет в удаляющуюся спину. Беглец содрогается, скользит, теряет равновесие, но удерживается на ногах и не прекращает движения. В отчаянной попытке прорваться к воротам он спрыгивает с крыши и чёрным шквалом летит через двор. (В ярком свете прожекторов сквозь завесу снега видно, что беглец одет в какие-то лохмотья; тускло поблёскивают его светло-русые волосы, длинная челка падает на глаза, а нижнюю часть лица закрывает импровизированная маска из куска ткани.) Но навстречу ему — град горящих стрел. Кто-то швыряет бутылку с зажигательной смесью, и хотя она не достигает цели, но вспыхивает огненным озером на пути бегущего. А по пятам за ним неумолимой тенью несется Драган.

Несколько стрел всё-таки настигло беглеца. Кувыркнувшись и заскользив на снегу, он резко меняет курс и бросается к ближайшей стене замка. Цепкие руки без труда поднимают его по бугристой каменной кладке. Но преследователи не отстают — целой толпой они собираются под стеной и настойчиво осыпают чёрную фигуру огнем.

* * *

Даниель и Паша стоят у распределительного щитка. Каждый держит в руке включенный фонарик. Дверь ближайшей к ним комнаты открыта. Некоторое время ничего не происходит. Посматривая по сторонам, парни бесцельно водят фонариками туда-сюда. Иногда замирают, прислушиваясь к тишине. Но коридор так же пуст, холоден и пожираем ненасытной тенью. Спустя целую вечность, из дверного проёма соседней комнаты до них начинают доноситься какие-то сумбурные отдаленные звуки: крики, выстрелы, хлопки.

Парни молча переглядываются. Даниель, который стоит к комнате ближе, направляет в нее луч фонаря, но это ничего не дает. Тогда, снова обратившись к Паше, он указывает пальцем на свое ухо, затем на глаз и наконец на комнату. Пантомима, по-видимому, означает: «Эти звуки надо проверить в той комнате». Паша с готовностью кивает, и Даниель машет рукой: «Пошли!»

Они подходят к комнате с чрезвычайной осторожностью, очевидно, не желая спровоцировать включение света датчиками шума. В какой-то момент идущий позади Паша нахмуривается и притормаживает, бросив взгляд на Даниеля, который уже заглядывает в дверной проём. Окончательно остановившись, Паша достает из заднего кармана джинсов вибрирующий телефон. На экране высвечивается широко улыбающееся лицо яркой блондинки. Подпись гласит «Вика». Поколебавшись мгновение, он сбрасывает звонок и отключает телефон.

В сумерках небольшой пустой комнаты резко выделяется узкий прямоугольник мутно светящегося окна. Даниель, следуя за светом своего фонаря, внимательным взглядом обводит помещение. Внезапно он оборачивается. Как будто что-то бесплотное и бесшумное проносится в воздухе. Передёрнув плечами, Даниель нерешительно переводит взгляд обратно к окну. В углу у окна ощущается какое-то неясное подрагивание, таинственное перекатывание и трепетание под неверным покровом теней. Даниель напрягается, неуверенная рука медленно подводит луч фонарика к зловещему углу. Другая рука ложится на рукоятку торчащего из кобуры пистолета.

Из холодного мрака каменных стен выступает миниатюрная девичья фигурка. Белокурые волосы мягко поблёскивают в жёлтом свете фонаря. На фоне тусклого заснеженного окна девушка кажется источает собственное тёплое сияние. Даниель облегченно выдыхает:

— Kaj počneš tukaj? Kako si sploh prišla noter? (Что ты здесь делаешь? Как ты, вообще, сюда попала?) — смеющимся полушёпотом спрашивает он.

Не отвечая, девушка лишь озорно встряхивает головой. Прическа распадается, пепельные пряди ложатся на плечи сияющими волнами. Даниель подходит к ней вплотную. Она поднимает к нему свое нежно золотящееся лицо: на её губах озорная улыбка, в прозрачных янтарных глазах горят лукавые огоньки.

— Ali motim? (Я помешала?) — знакомый голос переливается ласковым смехом.

Даниель осторожно кладет руки ей на плечи:

— Tukaj je nevarno. Bolje, da greš. (Просто здесь опасно. Тебе лучше уйти.)

— Res tako misliš? (Правда?) — мягкий насмешливый голос звучит с вызовом и приглашением.

— Nimava časa za šale, res nimava časa… (Не время шутить, совсем не время…)

Девушка приближает к его губам свои чувственные губы. И он впивается в них поцелуем.

Паша торопливо прячет телефон в задний карман. Даниеля уже не видно. Зато из комнаты слышится его голос. Насупившись, Паша бормочет себе под нос: «Да здесь я. Что ты там мне говоришь? Оглянуться не можешь?» Медленно и плавно Паша приближается к открытой двери комнаты.

Свет Пашиного фонаря выхватывает из полумрака лежащий на полу фонарь, чей жёлтый глаз бессмысленно уперся в пустой угол. А подле на серых каменных плитах два неясных, слившихся силуэта. «Чёрт!» — не сдерживает эмоционального восклицания опешивший Паша. Вместе с ослепительно вспыхнувшим верхним светом вскакивает на ноги и несется в сторону Паши обагренная кровью мужская фигура. Пронзительным холодом сверкают бесцветные глаза, в зверином оскале обнажаются желтоватые клыки. И ещё что-то пугающе влажное, трепетно алое намотано и тянется за его рукой. Тянется из нутра беспомощно распластанного на голом полу Даниеля.

С сокрушительной силой вампир врезается в Пашу, швыряет его в стену. Но в отчаянном рывке Паша успевает взметнуть вверх серебристое лезвие мачете. И тут же его оглушает хриплый вой. Брызги тёмной густой крови разлетаются веером по стене и полу. Громов с перекошенным от боли и ярости лицом сжимает почерневшее плечо, в один миг лишившееся руки.

Паша, медленно сползая по стене, судорожным движением рвет из-за пояса пистолет. Уплывающий взгляд его потемневших от боли глаз силится зацепится за цель. Смутные очертания вампира расплываются в слепящих, перенасыщенных яркостью, пульсирующих сгустках алого света. Выстрел! Другой! Дернувшись, откатывается к окну бесформенное цветовое пятно. Что-то мелькает пронзительной вспышкой холодного серебра. Третий слепой выстрел! И грохот, и треск, и скрежет! Не склоняя головы, с бесстрастным лицом Громов бросается в окно, одним ударом разбив и раму, и стекло.

Паша обессиленно опускается на пол, не решаясь посмотреть туда, где в растекающейся алой луже подрагивает до странности белая кисть руки.

* * *

Осыпаемый непрерывным потоком стрел, чёрный беглец продолжает упорно карабкаться вверх по замковой стене. Но выстрелы, кажется, не причиняют ему большого беспокойства. Многие стрелы гаснут, так и не долетев до цели. Другие затухают, едва зацепившись за одежду, и тут же падают. А те которые остаются на теле, видимо, пробивают лишь ткань, не достигая плоти, и, повиснув на плечах и спине, раскачиваются в такт движениям ползущего, словно диковинные украшения.

Однако, постепенно упорство нападающих дает результаты. Огонь преследующих вампира стрел наконец перекидывается на его одежду, и она разгорается всё сильнее и сильнее, превращая фигуру в ярко полыхающий факел. Ещё одна стрела задевает его голову, и сейчас же вспыхивают волосы. С душераздирающим воплем под радостные возгласы преследователей горящее тело валится вниз, не добравшись до желанного окна на третьем этаже.

Прорезав воздух, огненный сгусток шлепается в глубокий снег. В сумятице голосов это происходит почти бесшумно, но тут же неимоверный, дикий крик поражает ликующих победителей. Сквозь тело их жертвы, выбивая тёмные фонтаны густой крови, проходит с десяток серебряных кольев. Серебряное острие, прошив череп, со всплеском комковатой жижи пробивается из безобразно обеззубленного рта. Пламя, полыхавшее на спине беглеца, стихает, прижатое к земле. Лишь продолжает тлеть обуглившаяся голова. Бездумно вращаются ослепительно белые на чёрном лице, безумно выпученные глаза.

Пораженные зрелищем отвратительной агонии мужчины молча обступают корчащееся в муках, сотрясаемое конвульсиями нечто. Расталкивая толпу, к телу приближается Драган. Выхватив из рукава деревянный кол, он, не колеблясь, вонзает его в грудь поверженного врага. И тот сейчас же затихает, прикрыв невидящие глаза. В оцепенелом безмолвии только снег продолжает свое беспечное кружение и, ложась на обезображенное тело вампира, начинает против обыкновения таять.

Драган подносит к губам рацию:

— Martin! Štefan! Konec! (Мартин! Штефан! Приём!)

Эти слова выводят толпу из ступора. Атмосфера резко разряжается. Все разом принимаются громко и бодро переговариваться и даже смеяться. Кое-кто глумливо пинает обмякшее на кольях тело. В голову, лишенную лица, летит кем-то запущенный озорной снежок.

И этот чудесный момент общего радостного облегчения почему-то захватывает и подавляет какой-то тёмный беспокойный ропот. Он катится от дверей замка по краю растерянной толпы, настойчиво и угрюмо пробиваясь в центр. Туда, где всё ещё раздаются беззаботные, весёлые голоса. И вот последние неосведомленные пали. Словно порыв чёрного ветра загасил светлое ликование.

В повисшем тягостном молчании скорбно расступаются ряды. Вынырнув из пустоты ночи, в толпу врезается какая-то бесформенная, уродливая фигура, непомерно широкая, многоногая, с нелепо раздвоенной головой. Она ковыляет медленно, но неумолимо, а по снегу за ней тянется тёмная влажная полоса крови.

Паша шагает осторожно и сосредоточенно, правой рукой крепко ухватив, едва-едва передвигающего ноги Даниеля. А тот, закинув одну руку на плечо другу, как будто бережно поддерживает что-то, спрятанное за пазухой. Остановившись перед Драганом, сдвоенная фигура кидает к его ногам отрубленную руку и тут же оседает на снег. Пришедшие в себя мужчины бросаются поддержать друзей. А Драган, метнув быстрый взгляд на кровавый трофей, рывком обращается к только что-то побежденному вампиру.

От нанизанного на колья тела уже поднимается хорошо различимый пар. И голова снова дымится. Драган резко рвет с трупа одежду. Обнажившиеся грудь и живот не тронуты огнем. Продырявленная в дюжине мест кожа в остальном совсем ещё по-человечески свежа и гладка. В бессильной злобе Драган, как бы желая убедиться в правоте своих глаз, проводит рукой по тепло розовеющему животу.

И только тогда, вскакивая, он объявляет:

— Ni on! Verjetno je pobegnil! (Это не он! Он, должно быть, ушел!)

Слова громом прокатываются по ошарашенной толпе. Мужчины медлят лишь секунду. И вот беспорядочной гурьбой бегут уже со всех ног, несутся к воротам. А там — настежь растворенная дверь. И кто-то в отчаянии восклицает: «Moj avto!» («Моя машина!») Перекрывая гвалт неразборчивых голосов, звучит отрезвляющая команда:

— Tri skupine za preganjanje! Takoj! (Три группы преследования! Немедленно!)

Это Мартин, сложив ладони рупором у рта, пытается образумить толпу:

— Zdaj! Držimo se načrta! Gregor, odpri vrata! (Сейчас же! Действуем по плану! Грегор, открывай ворота!)

Грозный окрик приводит паникеров в чувство. Хаотичное движение и сумятица постепенно сходят на нет. Слышны звуки заводящихся двигателей. Толпа редеет. С визгом стартуют и отъезжают от ворот не поместившиеся на стоянке машины. А вскоре и со двора начинают вереницей тянуться автомобили.

Мартин хлопает по плечу стоящего рядом с ним Штефана:

— Tudi jaz moram iti! (Мне тоже пора!)

— Se vrnem k Draganu. Bom izvedel, kako so kaj fantje, (Я вернусь к Драгану. Узнаю, как там ребята.) — сдавленным голосом отвечает парень, и решительно прибавляет: — In potem se vam bom pridružil! (А потом присоединюсь к вам!)

Мартин понимающе кивает и поворачивается, чтобы уйти, но в последний момент окликает уходящего племянника:

– Štefan! Jakob želi te videti. Poklici ga! (Штефан! Якоб хочет увидеться с тобой. Позвони ему!)

Тот едва оборачивается и просто машет в ответ рукой. Мартин провожает Штефана напряженным взглядом. Его мягкое лицо на мгновение светлеет, озаренное сочувствием, но сейчас же на него набегает новая тень. Мартин шумно вздыхает и спешит прочь.

* * *

Драган подходит к небольшой группке, толпящейся у замковой стены. Люди плотным кольцом окружают Пашу и Даниеля. Первый переводит дух, сидя спиной к каменной кладке. Второй лежит поверх спешно набросанной одежды, прикрытый до подбородка чужой курткой. Он совсем тих. Только лихорадочно горящие глаза выдают, что он всё ещё находится в сознании.

Драгану, пробившемуся к друзьям, чей-то взволнованный голос сообщает: «Mora v bolnišnico, a to je daleč…» (Надо его в больницу, но это неблизко…) Тяжело дышащий Паша осторожно подбирает слова:

— Он ранен. Даже не знаю…надо торопиться…

Драган переводит взгляд на Пашу. Тот слегка бледен, из уха сочится кровь, но выражение лица бодрое. Правая рука нервно сжимает рукоять висящего на поясе мачете. В ответ на пытливый взгляд он демонстративно усмехается:

— Порядок! Отдохну вот только!

Драган озабоченно кивает. Тут за его спиной слышится какое-то оживление. Голос Штефана деловито распоряжается:

— Fantje, vrnite se na delo! Bova z Draganem uredila. (Ребята, давайте за дело! Мы с Драганом разберемся.)

Мужчины, словно очнувшись, поспешно уходят. Некоторое время ещё слышно, как они тревожно переговариваются, но очень скоро их слова стихают, поглощенные пеленой летящего снега.

Штефан присаживается на корточки рядом с Пашей, заглядывает ему в лицо. Паша заговаривает первым:

— Он ушел?

Вместо ответа Штефан лишь вздыхает и сурово сжимает губы. За него говорит Драган:

— Не беспокойся. Он вернется. За рукой. А так — мог бы ускользнуть незамеченным.

Паша опускает глаза и стряхивает налипший на волосы снег.

Даниель слабо хрипит, прочищая горло:

— Dragan, moram se pogovoriti s tabo… (Драган, мне надо с тобой поговорить…)

Паша напряженно выслушивает товарища и вопросительно смотрит на Драгана. Тот серьёзным тоном осведомляется:

— Ты дойдешь до машины?

Паша снова усмехается и начинает торопливо подниматься. Драган бросает многозначительный взгляд на Штефана. Он с готовностью откликается.

— Pojdiva, (Пойдем.) — говорит Штефан, беря Пашу за плечо.

Драган протягивает им на прощание руку. Парни отвечают крепкими рукопожатиями. Паша, отпустив ладонь Драгана, озадаченно потирает свою кисть. Его губы что-то беззвучно шепчут. Ещё раз стряхнув снег с волос, он покашливает, как будто собирается, что-то сказать, но внезапно просто поворачивается и уходит. Драган и Даниель молча наблюдают, как медленно исчезают в снежной мгле удаляющиеся фигуры их друзей.

* * *

Драган опускается на одно колено, склоняясь над слабеющим Даниелем. Даже в ярко-жёлтом свете прожекторов его осунувшееся лицо кажется белым, как мел. Посиневшие губы разомкнуты, рот жадными, судорожными глотками ловит воздух. Переведя взгляд на руки Драгана, он неуклюже выпрастывает свою руку из-под нагроможденного на нее покрова. Драган секунду медлит, а затем начинает натягивать на кисть перчатку.

— Prosim! (Не надо!) — Даниель торопливо хватает друга за руку и, крепко сжав пальцы, напряженно смотрит в пустоту.

По лицу раненого пробегает тень страдания.

— Saj ne misliš, da se zdaj kesam? (Ты ведь не думаешь, что я сейчас раскаиваюсь?) — Даниель старается говорить твёрдо, но голос его дрожит.

Драган, пытаясь поймать его взгляд, отвечает сдержанно и даже сурово:

— Naredil si, kar si hotel. Je, kar je. (Ты сделал то, что хотел. Вышло то, что вышло.)

— Ti bi povedal?.. (Ты не сообщишь?..) — губы Даниеля искажает то ли горькая ухмылка, то ли судорога.

— Ne bom. (Нет.)

И несмотря на то, что этот краткий ответ звучит совсем безжалостно и сухо, Даниель впервые смотрит Драгану прямо в лицо, и взгляд его воспаленных глаз кажется по-братски тёплым.

— In očetu? (А отцу?)

– Še posebej mu. (Тем более.)

Проглотив душащий его комок, Даниель ещё крепче сжимает руку друга, и его плечи сотрясает дрожь.

— Imaš prav… Ne smem te prositi tega, a mama… Popolnoma sama je, (Да, ты прав… Я не должен просить тебя об этом, но мама… Она совсем одна.) — очевидно, каждое слово дается раненому с трудом. Он то и дело прерывается, чтобы набрать воздуха, и в этот момент кажется, что мысль ускользает от него.

— Povedal bom Rodolfu ali Ameliji, če hočeš. Nisem jaz tista, ki ima pravico govoriti s kakršno materjo o… (Я скажу, Родольфу или Амелии, если хочешь. Просто я не тот, кто имеет право говорить матери о…) — впервые голос Драгана осекается.

А Даниель отвечает ему тенью улыбки.

— In zdaj… zdaj obljubi… (А сейчас… сейчас ты пообещай…) — не в силах продолжать парень стискивает зубы, но стон всё равно прорывается наружу.

Драган взглядом подтверждает свое согласие. Но Даниель всё ещё обеспокоен:

— To je zjebano! In tvoja roka je… (Как же хреново! А твоя рука…) — судорожная пауза, — vroče železo… A niti tvoja roka… (раскаленное железо… Но даже твоя рука…)

Взвыв от нового приступа боли, он всё-таки продолжает свою просьбу:

— Bojim se, da ne bom prenesel… A ti nikoli ne, nikoli ne… (Боюсь, я не выдержу… Но ты ни за что, ни за что…)

Драган прерывает его:

— Ja! Obljubim ti! (Да! Я обещаю тебе!)

Мертвенно-бледное лицо Даниеля покрывается крупной испариной. Он проводит языком по губам. Внезапно помутневший взгляд становится каким-то бессмысленно туманным.

— In Liza? (А Лиза?) — слова вылетают со свистящим придыханием. — Kaj pa ona? Bo mislila na mene? (Что она? Подумает обо мне?)

Брови нахмуриваются, искажая лицо гневом и недоумением. Отпустив руку Драгана, Даниель больше не сдерживает крика.

— Zakaj mi ne poveš, da bo vse v redu? (Почему ты не скажешь, что всё будет хорошо?) — неожиданной скороговоркой выпаливает он. — Čeprav izgubil sem vedro krvi! Čeprav je moja notranjost bila razmazana po celem gradu! A-a-a-a! (Пусть я потерял ведро крови! Пусть мои внутренности размазаны по всему замку! — А-а-а-а!)

От нового пароксизма боли раненый зажмуривается и запрокидывает голову, словно волк, воющий на луну.

— Lahko čudeži dogajajo! Dragan, majhen čudež! Samo zame! (Но бывают же чудеса! Драган, маленькое чудо! Только для меня!) — истерически тонкий голос переходит в истошный вой, челюсть начинает ходить ходуном, зубы припадочно биться друг о друга и скрежетать.

— Oprosti, Dani… (Прости, Дани…) — с этими словами Драган кладет дрогнувшие руки на виски друга. Бесстрастные голубые глаза вампира сияют пронзительней, чем обычно, на холодном лице вздуваются желваки.

А лицо Даниеля вдруг наливается румянцем. Глаза перестают метаться и с радостным узнаванием останавливаются на Драгане. По-мальчишеский мягкий голос неуверенно подбирает слова:

— Hvala… Zbo… Se vidiva, mo…(Спасибо… Про… До встречи, мо…) — прервавшись на полуслове, он делает ещё один вдох, но так и не заканчивает фразы.

Драган, опустив руки, продолжает всматриваться в посветлевшее лицо и безмятежные зеленоватые глаза, которые кажется всё ещё ловят сиротливо-скорбный взгляд молчаливого друга.

* * *

Штефан, сидя за рулем машины, видит сквозь рябь мельтешащего снега, как Драган несет на вытянутых руках что-то объемное, что-то бесформенно чёрное. Несмотря на размеры ноши, он ступает легко и твёрдо. И в его движениях даже издали заметна медлительная, печальная торжественность. Размеренным шагом он подходит к месту гибели вампира, где полыхает пожирающее останки жаркое пламя. С неторопливой нежностью он осторожно опускает свою ношу прямо в бушующий огонь.

Штефан, оставив машину, подбегает к Драгану. Но тот не обращает на него внимания. В свете беснующихся алых языков, уже охвативших новую жертву, его обычно бледное лицо выглядит словно бы раскрасневшимся, Но выражение бессильной холодной ярости заставляет Штефана вздрогнуть и отступить.

Спустя бесконечную минуту, заполненную лишь треском и гулом погребального костра, Драган сам обращается к смущенному товарищу:

— Potrebuješ mojo pomoč? (Нужна моя помощь?)

Штефан, окончательно смешавшись:

— Ne… Mislil sem, da je ravno obratno… (Нет… Я думал, наоборот…)

Драган понимающе кивает и переводит взгляд на машину:

— Kje pa je Paša? (А где Паша?)

— Tam je, (Он там.) — Штефан неопределенно машет куда-то рукой и поясняет: — Hotel je malce oddahniti. Pustil sem ga in sam šel po avto. (Он хотел передохнуть. Я оставил его, а сам сбегал за машиной.)

Драган, ускоряя шаг, направляется туда, куда указал собеседник. Штефану приходится перейти на бег, чтобы поспеть за ним. Внезапно Драган притормаживает у раскрытых замковых ворот. Штефан с недоумением обводит взглядом окружающую местность. Но тут его товарищ опускается на корточки. И только тогда на лице Штефана отражается понимание и ещё что-то, трудно определяемое, что заставляет его неожиданно попятиться, двигаясь неловко и скованно, как автомат.

У ворот, прислонившись к крепостной стене, сидит в напряженном ожидании Паша. Глаза его, похолодевшие до синевы, с опушенными снегом ресницами, пытливо устремлены мимо лиц товарищей в гущу снежной ночи. Снег засыпал его плечи, его ноги, лежащие на коленях ладони, одна из которых всё ещё слегка розовеет. Снег покрыл светлые жёсткие волосы, облепил остывающее лицо. И оно уже больше не выглядит ни насмешливым, ни смущенным, а только очень-очень спокойным и всё понимающим.

* * *

Драган и Штефан идут по заснеженному двору от парковки ко входу в замок. В руке у Штефана объемная сумка. Драган тоже несет что-то, завёрнутое в кусок брезента.

Штефан, пряча в карман джинсов телефон, мрачно сообщает:

— Martin še nima novic. Povedal sem mu za Danijela in Paša. (У Мартина пока нет никаких новостей. Я рассказал ему про Даниеля и Пашу.)

Драган ничего не отвечает, лишь слегка склоняет голову, как будто о чем-то задумавшись.

Умолкнувший Штефан кажется странно осунувшимся и словно постаревшим. Несмотря на пышные усы, заметно, что зубы его крепко стиснуты. Побелевшие крылья носа яростно напряжены. Острый кадык то и дело перекатывается вверх-вниз, как будто Штефан силится и никак не может проглотить вставшую комком в горле боль.

Когда двое проходят мимо костра, который всё ещё трудится над уничтожением безразличной ему плоти, Штефан вздрагивает и теряет равновесие на скользком снегу. Драган вопросительно глядит на товарища.

— V redu je. Samo moram biti zaseden, (Ничего. Мне надо просто чем-то занять себя.) — бодрясь, объясняет он и торопливо добавляет: — Ampak ne sam. (Только не в одиночку.)

Драган, сжав губы, кивает. Миновав вход, они начинают внимательно осматривать стены замка и землю под ними. Что-то заметив, Драган трогает спутника за плечо и указывает на горящее окно на втором этаже. Видно, что в окне выломана рама — свет поблёскивает на острых осколках стекла и кусках разодранной древесины, торчащих из оконного проёма словно кривые хищные зубы.

Под окном уже полускрыты снегом следы чьего-то падения. Упавший, как видно, не избежал ловушки. Обнажившиеся из-под снега серебряные колья покрыты густой чёрной кровью. Кровавый след тянется к крепостной стене — раненый вампир, преодолев боль, вырывался из ловушки и продолжил бегство.

* * *

Там в отдалении беснуются его преследователи, но гнев их направлен на другую жертву, из последних сил карабкающуюся по шероховатой стене к спасительному окну. Скрывшись в тени крепостной стены, вампир наблюдает за тем, как оставляя свои посты, всё больше и больше мужчин с азартом прирожденных охотников подключаются к травле загнанного зверя. Летят горящие стрелы. Их отблески играют на бледной коже затаившегося беглеца, создавая странное впечатление душевного волнения на его бесстрастном лице.

Выбрав момент он продолжает осторожное движение вдоль стены. Кровь стелется за ним по снегу, словно вторая тень. Проходя мимо брошенной засады, вампир, положив на землю то, что держал в руке, забирает брезентовое полотно. Один край ткани зажат зубами — несколько рывков и, подавив стон боли, он выдирает пару-тройку широких лоскутов, которые неловко наматывает на свои раны. Импровизированные бинты дают результат, по крайней мере, кровавые следы уже не преследуют его.

Оставшийся лоскут вампир оборачивает вокруг пояса. Забрав оставленную на земле вещь, он ещё пару секунд возится с чем-то в темноте, а затем, прикрывшись оставшимся куском брезента, беззвучной тенью скользит мимо линчующей толпы.

Охранявшие ворота молодцы, всё, как один, послезав на землю, наблюдают за расправой издалека, поочередно заглядывая в окуляры прибора ночного видения. На их лицах написано нетерпеливое желание присоединиться к казни. Уже почти не скрываясь, вампир уверенно приближается к воротам и замирает только, если кто-то из громил начинает бессмысленно вертеть головой, устремляя невидящие глаза в смутную тень крепостной стены.

Взрыв ликования наконец срывает с места колеблющихся стражей. Проводив ледяным взглядом их удаляющиеся спины, тайный беглец пристально и как будто даже с тоской смотрит на высоко вздымающуюся башню. А затем, скользнув к воротам, он быстро и бесшумно справляется с дверью. Через секунду, если бы хоть кто-то из ликующих палачей напряг свой слух, он возможно бы услышал отдаленный звук отъезжающей от ворот машины.

* * *

Драган и Штефан поднимаются по замковой лестнице. По мере их движения сами собой загораются лампы на стенах и потолке. Штефан задумчиво:

— Torej, se je skrival v tisti sobi. Kako smo ga sploh spregledali? Ali tudi obstaja skrivni prehod?! (Значит, он всё время прятался в той комнате. Как же мы его пропустили? Неужели и там потайной ход?!)

Драган отвечает сразу, по-видимому, уже обдумав этот вопрос для себя:

— Verjetno ne. Skrival se je nekje blizu stolpa. Njegov pajdaš je namenoma me potegnil od tam. (Скорее всего, нет. Он прятался где-то в районе башни. Его помощник специально отвлёк меня оттуда.)

— Zakaj ni skočil s stolpa, ampak je šel v grad? (Почему же он не спрыгнул с башни, а пошел в замок?)

Собеседник несколько неуверенно:

— Mislim, da je previsoko, (Думаю, здесь слишком высоко.) — видя, что Штефан недоверчиво нахмурился, Драган поясняет: — Dolg padec. Nekdo bi zagotovo ga opazil, ker je vse dobro osvetljena. Želel je skozi okno tiste sobe diskretno izslediti, kako gre zavajanje in potem uiti skozi prvo nadstropje. Pašina zasluga je, da je moral skočiti. (Долго падать. Кто-то наверняка заметил бы его, там ведь всё залито светом. Он хотел незаметно проследить из окна той комнаты, как прошел отвлекающий маневр, а потом ускользнуть через первый этаж. То, что ему пришлось прыгать, это заслуга Паши.)

Штефан понимающе качает головой, но больше ни о чем не спрашивает. И на его лицо снова набегает мрачная тень.

Товарищи останавливаются на втором этаже у распределительного щитка. И хотя Штефан ничего не говорит, Драган, взглянув на него, коротко кивает и один заходит в ближайшую открытую комнату. А Штефан тем временем заглядывает в щиток и, отыскав тумблер с надписью «Klet» («Подвал»), жмет на него.

Завершив это нехитрое дело, парень неуютно ёжится и начинает нервно переминаться с ноги на ногу, вперив взгляд в пустоту перед собой. Прямо у его ног широкой лентой тянется кровавый след, ведущий из злополучной комнаты на лестницу.

Драган, подойдя к разбитому окну, быстрым взглядом обводит комнату. Причудливый узор чёрных капель исполосовал стены напротив окна. Тёмные дорожки подтеков всё ещё ползут к полу, где брошен мрачно поблёскивающий люгер. Бесполезный фонарь, откатившись в угол, продолжает тупо пялиться в пустоту. Подле окна безжизненно стынет густая тёмно-красная лужа. Её края безобразно размазаны по холодному каменному полу, а тонкий перешеек соединяет её с чернильным пятном, мерзко пузырящимся там, где вампир потерял свою руку. Рядом с лужей брошена пара перепачканных, разбитых раций. Рассыпав свое содержимое, валяется разрезанный мешок. Драган носком ботинка тыкает напитавшуюся кровью землю и удовлетворенно качает головой. Подобрав пистолет, он с бесстрастным видом выходит назад в коридор.

Штефан, плохо скрывая нетерпение, спешит вернуться на лестницу. Драган спокойно сообщает:

— Meč ne obstaja. (Меча нет.)

Штефан хмуро выслушивает эту информацию.

— Preveriva past? (Проверим ловушку?) — он явно больше не хочет оставаться поблизости от кровавой комнаты.

Драган передает ему пистолет:

— Ta je Pašova. Daš jo mu? (Это — Пашин. Оставишь ему?)

Штефан молча прячет оружие за поясом, и оба начинают подниматься по лестнице.

* * *

Снег продолжает сыпать свои мягкие хлопья на холодные камни смотровой площадки. За невысоким бордюром, окружающем колоцец подъёмника, отчетливо чернеет бездонная пропасть. Засыпана снегом оставленная на полу, выломанная крышка.

Драган, видимо, подобравший у лестницы свой рюкзак, складывает в него свою ношу и достает фонарь. Штефан, склонившись над проёмом, деловито проводит рукой по внутренней стороне каменного колодца. Ладонь густо испачкана сажей. Парень с тяжелым вздохом смотрит в лицо Драгану:

— Nisva predvidela… Bilo je nujno, da je past delala ne le na vrhu. (Не предусмотрели… Надо было, чтобы ловушка срабатывала не только сверху.)

Драган отвечает ровным тоном, но брови его угрюмо сдвинуты:

— To ni v… ni tvoja krivda. (Это не в… не твоя вина.)

Штефан нервными движениями отряхивает сажу с руки и в сердцах восклицает:

— Od kod sploh je prišel?! Je se pojavil od nikoder! Mogoče tudi je nekje v gradu se skrival, in mi pa tega se nismo zavedali? (Откуда он только взялся?! Чёрт из табакерки! Может, он тоже где-то в замке прятался, а мы и не подозревали?)

— Ne, (Нет,) — уверенно возражает собеседник, — potreboval je grob, drugače ne bi postal vampir. (ему нужна была могила, иначе он не стал бы вампиром.)

Штефан порывисто вздыхает и, кажется, вот-вот окончательно потеряет самообладание:

— Prekleto! Zakaj nismo mislili, da bo mogel priti? Saj vedeli smo za pomočnika! Sranje! (Вот чёрт! Ну, почему мы не подумали, что он может явиться?! Мы ведь знали, что был помощник! Дерьмо!)

Но встретив спокойный взгляд Драгана, он замолкает и забирает протянутый ему фонарь.

Штефан перешагивает через невысокую каменную кладку и, направив свет фонаря в темноту вертикально уходящего вниз тоннеля, начинает спуск. За ним следует Драган. Из колодца долетают звуки осторожных шагов и озабоченный голос Штефана:

— Upam, da si bova popravila, preden se vrne. (Надеюсь, получится всё восстановить до того, как он вернется.)

* * *

Ирена выходит на высокое школьное крыльцо. Мельком взглянув на сыплющее снегом небо, она торопливо сбегает по ступенькам, продолжая на ходу одеваться: наматывает на шею шарф, застёгивает куртку. Через секунду из дверей школы появляются взволнованные доктор Пеклич и Бэла. Отыскав взглядом Ирену, они бросаются вслед за ней. А та, не теряя ни минуты, спешит к парковке.

У дверей старенького внедорожника Тойоты преследователи наконец настигают спешащую женщину. Доктор Пеклич, переводя дыхание:

— Irena! Niti ne pomisli, da bi šla tja sama! (Ирена! Даже не думайте отправляться туда в одиночку!)

Бэла, для верности схватив подругу за рукав:

— Я с тобой! Если Гром окажется, где-то поблизости, я почувствую.

Ирена переводит мрачный взгляд с Бэлы на доктора, и тот с готовностью разъясняет слова Бэлы. Но не успевает женщина ничего возразить, как к дискуссии подключается тяжело дышащий инспектор:

— Doktor! Gospa Vasiljeva! Pojdita nazaj v šolo! Sam grem z Ireno! (Доктор! Госпожа Васильева! Возвращайтесь в школу! С Иреной поеду я!)

В какой-то момент все начинают говорить разом, сбивчиво и эмоционально, так что трудно различить даже отдельные слова.

В конце концов Бэла, ловко выхватив ключи из рук отвлёкшейся Ирены, забирается в машину и заводит мотор. Оставшаяся снаружи женщина рывком распахивает дверь и, повинуясь её жёсткому взгляду, Бэла пересаживается на пассажирское место. Машина трогается с места и быстро оставляет позади растерявшихся мужчин.

Впрочем, замешательство длится недолго. Инспектор прокашливается и не терпящим возражения голосом сообщает:

— Vzel bom motorne sani in prišel po obvozu hitreje kot onedve. In Vi morali bi ostati. Ljudje bodo bolj prepričani v Vaši prisotnosti. (Я возьму снегоход и в объезд доберусь быстрее их. А Вы должны остаться. Люди будут чувствовать себя увереннее в Вашем присутствии.)

Доктор с угрюмым видом соглашается и, задумчиво опустив голову, бредет назад к высокому крыльцу. За его спиной стрелой проносится шумный снегоход и через мгновение исчезает за тёмным поворотом.

Доктор берется за ручку двери и нос к носу сталкивается с древней старушкой. Судя по белым, как кипень, волосам и сухому морщинистому лицу, ей далеко за 80. Перебирая тонкими губами, она с недоумением рассматривает стоящего перед ней доктора Пеклича.

— Kje pa je Zorko? (А где же Зорко?) — беспокойно спрашивает она.

Доктор же, очевидно, хорошо зная, кто перед ним, громким, но чрезвычайно вкрадчивым голосом старается успокоить старушку:

— Babica. Za nobeno stvar ne skrbite. Šel je iskat malega Kovača. (Бабушка. Ни о чем не беспокоитесь. Он поехал искать маленького Ковача.)

Подхватив женщину под руку, он осторожно направляет её назад в помещение школы. И та послушно идет с доктором назад, медленно и многократно качая головой, как будто помогая себе этими движениями осмыслить услышанное. Уже в коридоре она поднимает на спутника тусклый взгляд:

— In vnuk Špele! Da… mali vragec je… Oh, in Zorko je tudi bil mali vragec. Oh, in Zorko je tudi bil mali vragec in zdaj še vedno. Skoraj štirideset, in splošen samski! (А Шпелин внук! Да… сорванец — мальчик… Ох, и Зорко тоже сорванцом был, да и до сих пор ещё. Скоро сорок, а всё холостой бегает!)

Доктор мягким уважительным голосом вторит собеседнице:

— Tako je. Otroci! Vedno bodo naši otroci, (Да-а-а. Дети! Для нас они всегда остаются детьми.) — и аккуратно переводит разговор на другое: — In ko inšpektor je bil otrok, kaj so rekli v vasi o vampirjih? (А когда инспектор был ребёнком, что говорили в деревне о вампирах?)

При вопросе о прежних временах глаза старушки удивительным образом проясняются. Пожевав губами, она начинает вить неспешную нить своих воспоминаний:

— Oh! So krožile različne zgodbice! Govorilo se je o eni Ani. Med vojno, ko se je napad začel, ona je skrivala nemškega oficira v kleti. In potem isti oficir se je izkazal za vampirja. Tako je to! Pil je njeno kri in se izmuznil! Falot! (Ой! Чего только не говорили! Ходили вот слухи про одну Ану. Во время войны она, мол, скрывала у себя в подвале немецкого офицера, когда наступление началось. А потом этот офицер оказался вампиром. Так-то! Напился её крови и был таков! Молодчик!)

Старушка с поучительным видом поджимает губы и снова принимается качать головой.

Доктор Пеклич, сдерживая волнение в голосе, пытается как можно тактичнее вернуть спутницу к её воспоминанием:

— Neverjetno! Neverjetna zgodba! In kaj se je zgodilo s to Ano? (Удивительно! Удивительная история! И что же стало с этой Аной?)

Старушка глубокомысленно выпучивает глаза:

— In kaj se je zgodilo? Umrla je seveda. (Да что же стало? Умерла, ясное дело.)

Доктор всё-таки не сдерживается и нетерпеливо уточняет:

— Umrla je zaradi ugriza? (Умерла от укуса?)

Старушка с удивлением смотрит на собеседника, как будто опять забыв, кто перед ней, но, немного пожевав губами, отвечает по-прежнему неторопливо и осмысленно:

— Zakaj? Je umrla naravno zato, ker bila stara. To je bilo že dolgo nazaj. Toda slišala sem, da vse življenje ona ni imela vseh kolesc v glavi. Od tistega primera se je začelo. (Зачем? Своей смертью умерла, от старости. Это когда было-то! Вот только с головой у нее всё время нелады были, говорят. С того случая и началось.)

И снова задумавшись, старушка даже останавливается. Но доктор ловко возобновляет разговор:

— Torej, posledice živčnega zloma. Zanimivo! Obstajale so do smrti, rečite? Neverjetno! (Значит, последствия нервного потрясения. Интересно! И сохранялись до самой её смерти, говорите? Невероятно!)

Неспешная его спутница вздыхает и красноречиво поднимает кустистые брови:

— Zakaj je to neverjetno? Naravno je! Samo še drug vampir lahko odstrani takšno norostjo in šele nato… (Что ж тут невероятного?! Известное дело! От такого помешательства может избавить только другой вампир, да и то если только…)

Тут рядом с топчущимися на месте собеседникам, как из-под земли, возникает суетливая женщина лет пятидесяти. Придерживая на груди в спешке наброшенную на плечи шубку, она смущенно растягивает ярко накрашенные губы:

— O! Profesor, saj oprostite mami! Preveč skrbi za Zorana, kot bi bil otrok. In vedno krivi me. (Ой! Профессор, вы уж простите маму! Она слишком беспокоится о Зоране, будто он малый ребёнок. И мне вечно пеняет.)

Доктор Пеклич, скрывая досаду, раскланивается:

— Oprostite, madame, nisem imel čast… (Простите мадам, не имел чести…)

Дама, уже успевшая придать старушке ускорение в направлении спортивного зала, с придыханием представляется:

— Suzana Stanovnik! Ste res ljubeznivi! (Сузана Становник! Вы так галантны!) — и протягивает ему усеянную кольцами руку.

Доктор, следя нетерпеливым взглядом за удаляющейся старушкой, лишь слегка пожимает пухлую женскую ручку и легкомысленно комментирует:

— Ah! Torej, ste mati inšpektora! Me veseli! (Ах! Так Вы мама инспектора! Очень рад!)

Госпожа Становник даже не пытается скрыть кислого выражения лица, в голосе её звучат обиженно-возмущенные нотки:

— No, pravzaprav nisem njegova mama, sem žena njegovega… (Ну, вообще-то, я ему не мать, я жена его…)

Но кавалер не дослушивает её душеизлияний, а, коротко кивнув на прощание, торопится вслед за старушкой, уже нырнувшей в темноту спортивного зала.

* * *

Ирена и Бэла в белой потрёпанной Тойоте подъезжают к церковному двору. Тут уже выстроилось несколько автомобилей. Сама церковь небольшая, деревянная, с высокими цветными окнами, которые слабо теплятся изнутри. Пустой церковный двор, напротив, ярко освещен. В свет фонарей попадает и главный вход — плотно закрытая двухстворчатая дверь под широкой аркой. А кровля церкви теряется где-то в мутной круговерти снежной ночи.

Ирена заглушает мотор и, ожесточенно пробубнив себе что-то под нос, собирается выходить из машины. В последний момент Бэла её удерживает:

— Ирена, просим! (Искаженный словенский: «Ирена, пожалуйста!») — она смотрит на спутницу пристально, но мягко.

Ирена, прикрыв глаза, делает несколько глубоких вдохов, а потом коротко кивает, как будто дает знать, что достаточно успокоилась. Подруги одновременно покидают автомобиль. И тут из темноты вырывается ревущий снегоход.

Ловко развернувшись, инспектор Становник тормозит рядом со стареньким внедорожником. Он спешивается и подбегает к женщинам:

— Tukaj ostanita in bolje, se vrnita v avto! Grem na stranska vrata. (Оставайтесь здесь, а лучше сядьте обратно в машину! Я зайду через боковую дверь.)

Инспектор деловито отстраняет женщин с пути, расстёгивает куртку и, положив руку на кобуру, осторожно подбегает к церковной стене. Однако Ирена и Бэла и не думают следовать указаниям полицейского: повторяя его движения, они гуськом пересекают двор и тянутся вслед за ним вдоль стены. Из церкви между тем не долетает ни звука.

У бокового входа довольно темно. Окна и фонари остались позади. Троица некоторое время неуверенно топчется на месте. Наконец инспектор решительно толкает дверь — к счастью, она оказывается незапертой. Плавно отворившись, она впускает бесшумно скользящего мужчину и двух напряженно ступающих женщин.

Внутри церковь кажется пустой. Единственным украшением аскетичного интерьера можно считать золотистый свет свечей. Между деревянных колонн мрачно поблёскивают и тонут в полумраке безлюдные ряды лавок. Никого не видно и не слышно, лишь напряженно потрескивают горящие у алтаря свечи. Инспектор озадаченно останавливается и даже убирает руку с оружия. Ирена и Бэла, выглядывая из-за его спины, обеспокоенно озираются.

Внезапно, коротко вскрикнув, Ирена срывается с места и бросается к ближайшей колонне. Бэла спешит за ней. Ирена падает на колени и с величайшей нежностью подбирает с пола детскую варежку. Здесь же за колонной лежит и сам Тинек. Тело его почти полностью съехало на пол, только голова нелепо, завалившаяся на плечо, всё ещё упирается затылком в колонну. И от этого создается жуткое впечатление, что шея мальчика переломилась. Глаза Тинека закрыты, губы побелели.

Ошарашенная Ирена обеими руками судорожно зажимает рот, её ломкие брови трагично вздрагивают. Бэла тоже склоняется над мальчиком, берет его за запястье — взгляд её проясняется, и она смотрит на подругу со слабой ободряющей улыбкой. У той в глазах вспыхивает надежда. Бэла осторожно приподнимает веко потерявшему сознание мальчику. Зрачки сужены. Нахмурившись, она щиплет Тинека за руку — он вздрагивает.

— Vrat ni zlomljen! (Шея не сломана!) — радостным шёпотом восклицает Ирена.

Тем временем инспектор, медленно двигаясь по проходу, минует сидящих на полу женщин и замирает, уставившись на что-то, скрытое за спинкой лавки:

— Hej! Zbežita od tu! (Эй! Быстро отсюда!)

Женщины одновременно вскакивают. Бэла помогает подруге подхватить Тинека на руки. Поддерживая сына под колени и под мышки, Ирена резко поворачивается в сторону боковой двери и сразу же начинает пятиться. От алтаря к ним приближается отец Пельграм. Его лицо, руки, одежда и даже волосы густо залиты свежей кровью. Глаза дико перекатываются, как будто вот-вот выпадут из орбит. Губы преподобного шевелятся, но из них не вылетает ни слова.

Святой отец, неумолимо надвигаясь на опешивших женщин, с непередаваемым ужасом оскаливается, и плечи его начинают трястись. Бэла, сообразив, что взгляд священника устремлен куда-то за их спины, оборачивается. Мелькает чья-то безжизненно распластанная под лавкой фигура. А перед инспектором из сумрака вырастает какая-то сгорбленная спина. Медленно расправляются и разворачиваются перетянутые серыми лоскутами плечи. Длинные русые волосы, короткая русая борода и прозрачные мертвенные глаза.

— Это он! — слишком поздно кричит Бэла, пытаясь протолкнуть вперед Ирену, дорогу которой преграждает шагающий, как зомби, отец Пельграм.

Летит на лавки сбитый мощным ударом инспектор — бесполезный выстрел разрывает воздух и оглушает до звона в ушах. Бледная рука ложится на плечо Бэлы, но та поспешно падает на пол — куртка выскальзывает из костлявых пальцев, и девушка неловко, но довольно быстро уползает под лавки. Ирена всё-таки пробивается через преподобного и, не выпуская из рук сына, несется к чёрному ходу.

Но вампир, очевидно, и не собирается преследовать сбежавшую женщину. На его холодном лице мелькает что-то отдаленно похожее на любопытство. Не обращая внимания на барахтающегося среди разбитых вдребезги лавок инспектора и на бесцельно, как сломанный автомат, бредущего священника, Громов ловит взглядом уползающую Бэлу. Легко, как игрушечные, расшвыривает он в стороны тяжелые деревянные скамьи. А через секунду сгребает в пригоршню своей единственной руки рыжие пряди и рывком поворачивает Бэлу к себе.

Боль искажает лицо Бэлы. Сдвинув брови, искривив рот, пленница пытается отвести взгляд от пронзительных глаз. Но вампир без труда заставляет её взглянуть прямо на него. Хрипловатым бесстрастным голосом он осведомляется:

— Почему ты жива? Жива, бодра и бегаешь, как резвая букашка…

И вдруг его лицо застывает, а глаза становятся как будто бы ещё холодней. Склонившись почти вплотную над дрожащей Бэлой, он произносит медленно и мрачно:

— Что ж… зря он это сделал. Теперь я знаю, о нем.

Он всё сильнее сжимает её волосы, так что из неестественно удлинившихся девичьих глаз начинают течь невольные слёзы, между тем как отвратительно бесцветный взгляд продолжает врезаться в помутневшие от пытки глаза изощренно-мучительным острием.

— Ты не хочешь сказать мне, кто он и где? — цедит он сквозь зубы с ледяным спокойствием.

Бэла набирает полную грудь воздуха, но вместо слов из её рта вылетает кровь. Прямо в глаза, в льдистые зрачки. С диким воплем Громов отшатывается от своей жертвы, его рука судорожно хватается за лицо. Воспользовавшись, замешательством врага, Бэла, пятясь, слегка отползает в сторону и достает из-за пазухи люгер. Руки ходят ходуном, но первый же выстрел прошивает бледную щёку. Развороченная кожа повисает лоскутами, обнажив ряд желтоватых зубов.

И сразу гремит залп с другой стороны. Пуля, пронзив плечо вампира, выбивает фонтан деревянных брызг из спинки прямо рядом с побелевшим лицом Бэлы. «Skloni se!» (Пригнись!) — долетает до бросившейся на пол девушки истошный, но запоздалый крик. Пришедший в себя инспектор снова жмет на курок.

Но третий выстрел уже не застает цель — вампир несется прочь. Вслепую ища выход, он крушит и сметает всё на своем пути: прочь летят и разбиваются в щепки церковные лавки, с ужасающим треском ломятся под беспорядочными ударами колонны, деревянные обломки врезаются в стены и окна, со звоном бьется и осыпается стекло. Инспектор и Бэла, тяжело дыша, поспешно отступают, прячась за лавками, пригибаются к самому полу, стараясь держаться в стороне от разлетающихся во все стороны кусков мебели и стёкол.

А здесь под лавками темнеют неподвижные тела, лежащие в странных неестественных позах. Вывернутые руки, переломанные ноги, посиневшие лица, навсегда застывшие в леденящем ужасе. Бэла, мелко дрожа всем телом, болезненно сжимается и старается не смотреть по сторонам. Инспектор в бессильной злобе стискивает зубы, но, заметив волнение своей спутницы, ободряюще кладет ей руку на плечо. А над их головами продолжает бушевать хаос.

Наконец вампир расправляется с последней лавкой и достигает главного входа. Смяв и раздавив по пути безропотного отца Пельграма, он вырывается из церкви. Выскочив из своего укрытия, вслед за ним несется инспектор, продолжая выпускать пули в удаляющуюся спину. К стрельбе присоединяется подоспевшая Бэла. Чёрная тень мелькает за завесой непрекращающегося снега и, вздрогнув, валится наземь.

— Bela! (Бэла!)

Ирена с двустволкой в руках стоит у своей Тойоты. Вместе с ружейным стволом она сжимает в ладони чёрный деревянный кол. Коротко ахнув, Бэла подбегает к подруге и без лишних слов забирает кол. Кивнув друг другу, женщины расходятся. Ирена, настороженно озираясь, остается рядом с машиной, где на заднем сиденье лежит так и не пришедший в себя Тинек.

Бэла спешит к инспектору, замершему на границе света. Некоторое время, встав рядом, они сосредоточенно всматриваются в смутную тень, неподвижно лежащую в отдалении за пеленой мельтешащего снега. Девушка держит наготове деревянный кол. На её висках выступают капельки пота. Инспектор до побелевших костяшек стискивает рукоятку пистолета. Его помрачневшее лицо кажется, словно окаменело в тревожном напряжении.

Шаг, ещё. Снег застилает крупными хлопьями окружающие предметы, меняя их очертания до неузнаваемости. Смутный пейзаж за периметром церковного двора растворяется в ночных тенях. Ещё шаг, и инспектор с разочарованием опускает пистолет. На месте предполагаемого падения вампира лишь чернеет лужа холодной крови.

* * *

Инспектор и Бэла подбегают к Ирене. Она встречает их озабоченным взглядом:

— Je odšel? (Ушел?)

Хмурые лица говорят лучше любых слов, и женщина раздраженно вздыхает. Инспектор, не переставая обводить пристальным взглядом окружающую местность, с нервом и раскаянием обращается к Ирене:

— Oprostite mi, če je to sploh mogoče. Verjetno Tinek se je vtihotapil tu z mojim avtom, se skril na zadnjem sedežu, in nisem opazil. (Простите меня, если это только возможно. Скорее всего, Тинек пробрался сюда на моей машине, спрятался на заднем сиденье, а я и не заметил.)

Мать Тинека в ответ успокоительно машет рукой:

— Ne, inšpektor. Niste krivi za to. Je vtepel v glavo, da bo zmogel vampirja premagati. (Нет, инспектор. Нет тут Вашей вины. Это он забрал себе в голову, что сможет победить вампира.)

Бэла демонстрирует инспектору чёрный деревянный кол. Тот, нахмурившись, с интересом крутит предмет в руках:

— Sam je to naredil? (Это он сам сделал?)

Бэла хмыкает:

— Думаю, это настоящий. И, кажется, я знаю, где он его взял, — забирая кол назад, — Надо вернуть.

Инспектор спокойно расстается со смертоносным для вампиров оружием, очевидно, совершенно не поняв реплики Бэлы. Но она и сама спешит перевести разговор на другое:

— В больницу!

Но инспектор сразу возражает:

— Ne, prenevarno je, če greste sami. Kaj, če bo napadel po poti? (Нет, вам одним ехать очень опасно. А если он нападет по дороге?)

— Но… — пытается спорить Бэла.

Инспектор продолжает категоричным тоном:

— Grem z vami. Zdaj bom Martina poklical. Verjetno ne vedo, da ga ni več v gradu. (Я поеду с вами. Сейчас позвоню Мартину. Они, наверное, не знают, что он уже не в замке.)

Бэла нервничает всё сильнее и даже топает ногой:

— Это долго!

В спор вмешивается Ирена:

— So že na poti. Vsak čas bodo tu. Martin je me poklical. (Они уже едут. Будут здесь с минуты на минуту. Мартин сам позвонил.)

Инспектор приободряется:

— Martin bo že skoraj prišel, potem… (Мартин сейчас будет здесь, тогда…)

Но Ирена его прерывает:

— Ne, ne more priti tako hitro. Klical je iz šole, ostali so že blizu. (Нет, он не сможет так быстро приехать. Он звонил из школы, но вот остальные уже рядом.)

Тут за их спинами раздается резкий гулкий стук. Все трое вздрагивают от неожиданности и одновременно поворачиваются к машине. В окно внедорожника изнутри салона стучит Тинек.

Бросив двустволку, Ирена распахивает дверцу машины и обхватывает ладонями лицо сына:

— Prekleto! Kaj za vraga! Se zavedaš, kaj bi se lahko zgodilo?! Kaj si pa mislil?! (Чёрт! Чёрт возьми! Ты представляешь, что могло случиться?! Чем ты думал?!) — осекшись, она на секунду прижимается лбом к его лбу, а потом, отстранившись, продолжает с новым взрывом эмоций: — Reci hvala, vampir je že zbrcal tvojo rit, drugače bi jaz… (Скажи спасибо, вампир уже устроил тебе приличную трёпку, иначе я…)

Тут её голос окончательно срывается, и горячие слёзы заливают глаза.

— Mama… (Мама…) — медленно выговаривает мальчик, и по его растерянному лицу видно, что он не имеет никакого понятия о том, что сейчас происходит.

Инспектор тихо трогает Бэлу за плечо:

— Poglejva, če tam so preživeli, (Давайте посмотрим, может остались выжившие.) — он кивает в сторону церкви.

Шумно вздохнув, Бэла утвердительно качает головой и следует за полицейским, решительно сжав губы.

— Dobro ste se odrezali s tistim hudičem, (А Вы неплохо справились с этим упырем.) — как бы между делом на ходу замечает инспектор.

Бэла смущенно пожимает плечами, а под нос себе бубнит: «Просто язык прикусила, когда упала».

Внутри церкви царит трудно вообразимый беспорядок. В жуткой тишине громоздятся друг на друге сорванные со своих мест, перевёрнутые и разбитые лавки. Пол усеян крупными и мелкими обломками. И среди всего этого мертвенного хаоса особенно пугающими кажутся безжизненно распростертые на полу тела.

Ближе всего от входа ничком лежит отец Пельграм. Инспектор и Бэла склоняются над его спиной, которая слабо движется в такт его дыханию. Оба некоторое время что-то напряженно обдумывают. Наконец инспектор поднимается и обводит тревожным взглядом помещение церкви:

— Morava ga spraviti od tu. Vsak trenutek streha se bo zrušila. (Надо вытащить его отсюда. Того и гляди кровля обрушится.)

Как бы подтверждая его слова, что-то угрожающе трещит. Сверху сыплется мелкая крошка. Мужчина решительно снимает куртку и бросает на пол. Деловито кивнув друг другу, спасатели переворачивают раненого на спину так, что он оказывается поверх куртки и, ухватив импровизированные носилки с четырех сторон, принимаются волочь их к выходу.

На улице инспектор отпускает свою сторону куртки и, выпрямившись, делает глубокий, удовлетворенный вздох:

– Če Vam uspe, ga povlecite malo dlje, in spet grem preveriti ostalih, (Если получится, оттащите его чуть подальше, а я пойду ещё, других проверю.) — он замолкает, глядя куда-то за спину Бэлы, а затем добавляет бодрым тоном: — Zdaj že prihajajo! (Вот! Уже подъезжают!)

Бэла оборачивается — вдалеке по дороге движется вереница автомобильных огней. Когда она снова смотрит в сторону церковных дверей, инспектора уже нет рядом. Бэла делает попытку сдвинуть с места лежащего на куртке священника, но добивается лишь того, что он начинает съезжать с «носилок» на снег. Оставив это занятие, она спешит к припаркованным машинам, где один за другим появляются новоприбывшие автомобили.

Ирена и Бэла встречают мужчин. Те выскакивают из машин по двое, по трое. Встревоженные голоса перекрывают друг друга. Все разом спешат выяснить последние события. Но в самый разгар оживленного обмена новостями по округе прокатывается чудовищной силы грохот.

Мгновенно онемевшая толпа устремляет глаза в сторону церкви. На её месте теперь возвышается лишь остов стен. Что-то продолжает глухо хрустеть и потрескивать. И как-то жутко и откровенно нелепо выглядит бессмысленно распахнутая массивная дверь, словно приглашающая в пустоту.

Преодолев замешательство, свидетели трагедии бросаются к рухнувшему зданию. Они останавливаются у руин и пытаются сообразить, с какого края подступиться к проблеме. Кто-то достает телефон, кто-то начинает что-то ожесточенно обсуждать на повышенных тонах, подкрепляя слова активной жестикуляцией, а некоторые обходят церковные стены, оценивая, насколько безопасно будет пробраться внутрь.

Во время этой суматохи, никто не обращает внимание на медленно поднявшегося с земли отца Пельграма. Впрочем, он и сам не проявляет интереса к стоящим за его спиной взволнованным людям. Прихрамывая, он сначала не спеша, а потом всё быстрее и быстрее удаляется куда-то в глубину снежной ночи.

Бэла, печально сдвинув брови, беспокойным взглядом скользит по остаткам церковного здания. Губы её что-то беззвучно шепчут. Наконец она в отчаянии отворачивается и тут замечает, что куртка инспектора валяется на снегу сама по себе. Подхватив её, она некоторое время озирается, но священника уже нигде не видно.

Зато Бэла видит, как к старой Тойоте подбегает Мартин. Отыскав в толпе глазами Ирену, она дёргает её за рукав, и обе торопливо направляются к только что приехавшему мужчине. Мартин вглядывается в салон автомобиля. На заднем сиденье лежит, свернувшись калачиком, Тинек.

— Prišel je k sebi in zdaj samo spi, (Пришел в себя, а сейчас просто спит.) — звучит за спиной Мартина успокаивающий голос.

Мужчина оборачивается навстречу Ирене и Бэле, и хотя он ничего не говорит, его мягкое лицо облегченно светлеет. Он на секунду прижимает взволнованную жену к груди, а потом потом снова смотрит на спящего Тинека:

– Še vedno morata v bolnišnico. (Вам всё-равно надо съездить в больницу.)

Бэла с серьёзным видом поддерживает:

— Да! Да! В больницу! У него сотрясение мозга.

— Gregor bo šel z vami. Zdaj govorim z njim. (Грегор съездит с вами. Я сейчас его позову.)

Мартин собирается отойти, но тут его взгляд падает на двустволку в руках жены.

— Je pomagala? (Пригодилось?) — без тени улыбки спрашивает он.

— Ne, ne še, (Пока нет.) — так же серьёзно отвечает Ирена.

Бэла с некоторым смущением вмешивается в их разговор:

— Мартин, а где Паша?

Мартин озадаченно приподнимает брови:

— Aktepaš? (Актепаш?)

Ирена смотрит на мужа с явным удивлением, но Бэла этого не замечает и сконфуженно сжимает губы, махнув рукой — «неважно». Мартин же спешит отвернуться, чтобы скрыть вздох облегчения.

К старому внедорожнику подбегает парень в красной спортивной шапке:

— Oh! Martin! Dobro je, da ste že tukaj! Potrebujemo Vaše mnenje. Pod ruševinami morda so še preživeli… (О, Мартин! Хорошо, что Вы уже здесь! Нужно Ваше мнение. Под завалами могут быть живые люди…)

Но мужчина прерывает его:

— Takoj pridem. Ampak Irena mora odpeljati Tineka bolnišnico. Ti ne bi šel z njimi? (Я сейчас подойду. Но Ирене нужно отвезти Тинека в больницу. Съездишь с ними?)

Мартин кивает в сторону Тойоты. Парень мнется, бросая озабоченные взгляды на разрушенную церковь.

— Dokler ne vemo, kje on je, ceste so nevarne, (Сейчас, пока мы не знаем, где он, на дорогах небезопасно.) — весомо прибавляет Мартин своим глубоким басом, который так сильно не вяжется с его мягким моложавым лицом.

И парень наконец кивает. Мартин с благодарностью хлопает его по плечу. Ирена озвучивает:

— Hvala, Jan! (Спасибо, Ян!)

Ирена забирается в машину на заднее сиденье, устраиваясь рядом с Тинеком. Ян, стряхнув снег с куртки и сняв свою красную шапку, садится за руль. Мартин уже прощается со всеми, но в последний момент припоминает:

— V prtljažniku je torba za Tomaža in Kristine. Pozdravi nju! (Там в багажнике сумка для Томажа и Кристины. Передавай им привет!)

Тут до машины долетает чей-то нетерпеливый оклик:

— Martin! (Мартин!)

И тот, ещё раз простившись, уходит.

Бэла медлит перед машиной. Ирена смотрит на нее вопросительно и подбородком указывает на переднее сиденье рядом с водителем, что, видимо, означает: «Вот ещё есть место — садись». Но заметив нерешительность во взгляде подруги, она взволнованно уточняет:

— Torej, ne boš šla? (Ты что, не поедешь?)

Бэла прикусывает губу.

— Saj ne greš v grad, kajne?! (Ты, надеюсь, не собираешься в замок?!)

По тому, как Бэла опускает глаза, ответ становится очевиден.

— Ne! Samo pokliči jih in povej jim vse, kar vemo. (Не надо! Просто позвони им и передай всё, что мы узнали.)

Продолжая молчать, Бэла лишь упрямо качает головой.

— Hočeš iti zaradi lesenega kola? Naj nekdo drug ga pelje! Mislim, da lahko uspe brez tega! (Ты из-за деревянного кола хочешь поехать? Пусть кто-нибудь другой отвезет! Да и без него можно обойтись, я думаю!) — всё эмоциональнее настаивает Ирена.

Но Бэла и не думает вступать с ней в спор, а только наконец глядит на подругу серьёзно и твёрдо. С тихим вздохом, беспомощно вздёрнув бровь, Ирена прощается:

— Zbogom! (До свидания!)

— С Богом!

* * *

Бэла провожает взглядом удаляющийся автомобиль. Снег продолжает сыпать, но уже более мелкий. Оглядев парковку, девушка нерешительно направляется к людям толпящимся у завалов. Из общего неразборчивого гула взволнованных голосов до нее долетают отдельные фразы: «Je nesmiselno čakati!» (Бесполезно ждать!..), «Bodo zmrznili ali izkrvaveli…» (Замерзнут или кровью истекут…), «Zdi se, se kadi!» (Кажется, дымится!)

— Dobro, fantje, osredotočite se! (Так, парни, внимание!) — звучит властный голос Мартина, и в установившейся тишине он решительно командует: — Z Gregorjem bova poskusila priti noter. In vi naju zavarujete zunaj. Prisluhnite! Če bo šlo kaj narobe, nam takoj sporočite, in se vrneva. (Мы с Грегором попробуем пробраться внутрь. А вы страхуете нас снаружи. Прислушивайтесь! Если что, сразу даете нам знать и мы возвращаемся.)

Слушатели отвечают ему взрывом эмоций, но Мартин жёстко обрывает их новым требовательным окриком. Бэла наблюдает издалека, как толпа пропускает вперед двоих добровольцев, но тут её отвлекает звук телефонного звонка.

В первый момент Бэла не понимает, где звонит телефон, но заметив, что до сих пор держит в руках куртку инспектора, торопливо достает аппарат из её кармана.

— Inšpektor, nisem imel priložnosti govoriti z Martinom. Ampak zgleda, da vse je slabo. Kaj se dogaja tam? (Инспектор, я не успел поговорить с Мартином. Но судя по всему, всё плохо. Что там у вас?) — слышится озабоченный голос доктора Пеклича.

Бэла, нервно сглотнув, отвечает:

— Извините, доктор, инспектор не может ответить.

— А!.. — собеседник подавленно замолкает.

Бэла пытается смягчить удар:

— Может быть, он всё же жив. Тут церковь обрушилась.

— А Ирена, Тинек, Мартин?

— За них не волнуйтесь. Тинека мы нашли.

Слышно, как доктор тяжело вздыхает:

— Сбываются мои худшие опасения… Господин Перилл не сможет уничтожить вампира.

Бэла взволнована и обескуражена:

— Это почему?

— Это долго объяснять. Но вкратце, он не может сделать этого физически. А может быть, всё обстоит ещё хуже, и он действует против нас.

Бэла, не сдерживая возмущения:

— Вы не знаете, о чем говорите, — и в сердцах отключает телефон.

* * *

Доктор Пеклич стоит в школьном коридоре у окна. Мимо него снуют люди, но он не обращает на них внимания. В глубокой задумчивости он смотрит то на телефон, то на засыпаемую снегом парковку. Наконец, видимо, что-то решив, он жмет на кнопку вызова:

— Irena! Ste v redu? (Ирена? У Вас всё в порядке?)

Ирена, одной рукой прижимая телефон к уху, не выпускает из другой — двустволку, которая лежит у нее на коленях. Рядом с матерью продолжает спать Тинек. Ян, ведущий машину, слегка косится на заднее сиденье, видимо, заинтересованный разговором.

— Ne, ne, doktor, ni Vam treba iti z nami, (Нет-нет, доктор, Вам не обязательно ехать с нами.) — успокоительно говорит по телефону Ирена.

Ян вмешивается в разговор:

– Želite, da pridemo po doktora v šolo? (Хотите, заедем за доктором в школу?)

Ирена, прикрыв микрофон:

— Ne. Morali se bomo vrniti, to bo dlje. (Нет. Придется возвращаться, получится дольше.)

— Ne bomo. Obstaja druga cesta. (Не придется. Там же другая дорога есть.)

Но Ирена всё равно отрицательно качает головой.

— Ja, nekaj je narobe z njo. Skrbi me zanjo, (Да, с ней что-то не так. Я о ней беспокоюсь.) — говорит она уже доктору.

После краткой паузы она добавляет:

— Ja, zdi se, da nekaj ve, vendar nisem zmogla razumeti. Mogoče je pomembno, mogoče ni. Ampak mislim, da zaradi tega hoče iti v grad. (Да, она, кажется, что-то знает, но я не смогла понять. Может, это важно, а, может, и нет. Но из-за этого она, по-моему, хочет ехать в замок.)

В ответ на новую реплику собеседника ей приходится повториться:

— Nisem saj razumela. Žal mi je, doktor. (Да я же не поняла. Извините, доктор.)

Что-то хмуро выслушав, она в замешательстве возражает:

— No, kako on more jo kontrolirati? (Но как он может ею управлять?)

Тут Тинек открывает глаза и приподнимается. Его осоловелое лицо покрыто потом. Остановив на Ирене смутный взгляд, он, заикаясь, шепчет:

— Mama, mi je sla… (Мама, мне пло…)

Спазм перехватывает его горло.

— Doktor, oprostite, (Доктор, извините.) — бросив телефон, Ирена склоняется над сыном. — Jan, v predalu je brisača, poglej. (Ян, там в бардачке полотенце, посмотри.)

Ян послушно начинает рыться в бардачке. Ирена, хлопоча над Тинеком, мучительно кривит тёмный рот.

— Mama! (Мама!) — расширенные глаза Тинека устремлены в сторону лобового стекла. А за ним посреди пустой дороги прямо навстречу автомобилю из снежной мглы несется покрытая кровью фигура. Ян слишком поздно выкручивает руль.

* * *

Сквозь размеренно кружащий снег вдоль обочины не спеша движется тёмный силуэт. Припорошенная снегом тишина нарушается лишь звуком осторожных размеренных шагов. Время от времени, когда издалека долетает собачье рычание, постепенно переходящее в лай, путник останавливается, напряженно всматриваясь в окружающий пейзаж и ловя малейшие шорохи. Но в очередной раз тень разочарования пробегает по мертвенно-бледному лицу и, подавив судорогу боли, он продолжает путь.

Лоскуты, стягивающие плечи и торс, уже насквозь пропитались чёрным. Единственная рука придерживает меч, неловко закрепленный на поясе полосами брезента. Длинные волосы то падают на лицо, а то разлетаются от редких порывов серебристого ветра, открывая жуткую рану на левой щеке.

Внезапно он выступает прямо на середину дороги, и через несколько секунд на него падает свет фар. Мчащийся чёрный автомобиль резко тормозит. Из окна выглядывает легкомысленная физиономия:

— Kapo dol, stari! Te odpeljemo? (Ну, ты даешь, чувак! Тебя подвезти?)

В салоне чёрного кроссовера четверо парней. Случайный попутчик усаживается сзади. Его лицо почти полностью скрыто низко свисающими длинными волосами. Машина трогается с места, и салон сразу же наполняется энергичной музыкой и оживленными голосами.

— Torej, še dve hiši? (Ну, что, ещё пара домов?)

— Zakaj le dve? (Почему только пара?)

Молодежь хохочет и дружно стукается пивными жестянками.

— In kje, stari, greš? Na otroško zabavo? (А ты, чувак, куда? На детский праздник?)

Новый взрыв хохота. Попутчик никак не реагирует на шутку, и по его бесстрастным холодным глазам не понятно, чувствует ли он, вообще, что-нибудь. Как бы то ни было, его спутники не замечают ничего необычного.

— Veš? Tukajšnji kreteni vsi skupaj prenočiščejo v šoli. Razumeš to, kajne? (Слыхал? Местные болваны все, как один, ночуют в школе. Смекаешь, что к чему?)

Потягивая пиво, парни ухмыляются в банки, удовлетворенно сопя и покашливая.

Сидящий на заднем сиденье у окна достает что-то снизу:

— Poglejte to! (Зацените!)

У него в руках настольная лампа с зелёным матерчатым абажуром, которую он любовно поглаживает, прижимая к груди.

— Norec si! Zakaj k vragu rabiš to sranje? (Вот ты — дурик! На фига этот хлам?)

— In kaj? Všeč mi je barva in… (А что? Мне цвет нравится и…)

Гогот заглушает окончание реплики, а парень с лампой тем временем опускает стекло:

— Predstavljajte, taka lučka! (Прикиньте, сигналка такая!) — выставляет лампу на крышу автомобиля и старательно изображает полицейскую сирену: — U-u! U-u! U-u! Nočna straža! (У-у! У-у! У-у! Ночной патруль!)

Но над шуткой смеется только он сам, водитель же грубо одёргивает клоуна:

— Dovolj! Bo ti zmrznila glava! (Завязывай! А то совсем голову отморозишь!)

Шутник послушно, но без особого энтузиазма закрывает окно и только тут замечает, что его товарищ, по-видимому, уснул — он сидит, закрыв глаза и запрокинув голову. А молчаливый попутчик прильнул к его обнаженной шее.

— Hej! Stari! To ni naša odlika! (Эй! Чувак! Мы не по этой части!) — с яростным возмущением кричит парень и отталкивает от товарища неуместно ведущего себя гостя.

Двое на передних сиденьях с любопытством оборачиваются. И тут всё происходит сразу, за какой-то мимолётный миг. У спящего на шее открывается чудовищная рана, заливая потоком липкой крови ошеломленного соседа. Водитель успевает лишь слабо крякнуть и, опустив глаза, обнаружить серебристый клинок, прошедший сквозь его грудную клетку. Машину яростно трясет, и волна крови вылетает из рта водителя на лобовое стекло, которое тут же взрывается фонтаном стеклянных брызг — в салон влетает мощный корявый сук. А безмолвный попутчик, притянув к себе за волосы впереди сидящего парня, уже вгрызается в его шею, и тот лишь мелко подрагивает всем телом, словно пытается попасть в ритм энергичной музыки.

Единственный уцелевший весельчак погребен под телом своего истекающего кровью товарища. Несколько судорожных движений, и с истерическими воплями он наконец вываливается из разбитой машины. Барахтаясь и поскальзываясь в снегу, он всё-таки выбирается на дорогу и, продолжая истошно вопить, слепо несется прочь от окровавленной машины.

Всё ещё сидя на заднем сиденье, вампир провожает безучастным взглядом резко вильнувшую белую Тойоту. Сквозь оглушительную музыку до него долетают визг тормозов, металлический грохот, приглушенные снегом удары. Откинувшись на спинку, он некоторое время просто сидит в блаженном бездействии. Хотя безобразно развороченная щека и раны на теле по-прежнему кровоточат, лицо его выглядит как будто бы отдохнувшим.

Оттолкнув от себя висящую на тонкой перемычке позвонков, сплошь покрытую густой алой жижей голову, вампир выходит из автомобиля. Неподалеку, попадая в свет фар, лежит только что сбитый проезжавшей мимо машиной парень. Его голова исчезла под слоем снега, а тело всё ещё подёргивается в предсмертной агонии.

Проходя вдоль опустевшей дороги, вампир краем глаза выхватывает из темноты едва заметные очертания перевёрнутого автомобиля, слетевшего после столкновения с высокой дорожной насыпи, вниз к полосе заснеженных деревьев. Фары погасли, мотор заглох, только с надоедливым жужжанием продолжают бессмысленно крутиться колеса.

* * *

Парковка возле рухнувшего храма. Медленно сыплет редеющий снег. Бэла с возмущенным видом возвращает телефон инспектора обратно в карман его куртки. И тут лицо её светлеет — она вытаскивает из кармана руку, а в ней связка ключей. Её радостный взгляд отыскивает среди припаркованных машин снегоход инспектора. Направившись было к снегоходу, она вдруг мрачнеет и, задумавшись, останавливается. С нерешительностью она достает свой телефон и вызывает Пашу. Никто не отвечает. Глубоко вздохнув, она прикусывает губу и, помедлив ещё пару секунд, наконец нажимает на имя Драгана.

Как только устанавливается соединение, Бэла без приветствий и вступлений на одном дыхании быстро выпаливает:

— Гром был в церкви, но сбежал. Мы его ранили. Думаю, он снова вернется в замок.

Спокойный голос Драгана на другом конце отвечает лаконично:

— Спасибо.

Бэла торопливо добавляет:

— И я сейчас приеду. У меня чёрный кол.

— Не стоит, — голос всё такой же ровный, и Бэла прикусывает губу до крови.

— Подожди, я узнала, кое-что про призрака. Он, то есть она нам поможет.

Какой-то приглушенный звук, и снова бесстрастный голос:

— Нет, это не поможет. Мы не знаем, где он прятался. Если он снова туда ускользнет…

Бэла нетерпеливо перебивает:

— Я почувствую. Я ведь могу почувствовать, где он.

Драган сдержанно хмыкает:

— Нет, не почувствуешь.

Бэла удивленно:

— Но доктор говорил… Он что, обманул?

— Нет, не обманул. Просто он не знал всего, что произошло.

— И что же произошло?

Впервые голос Драгана звучит неуверенно, как будто ему не хочется продолжать эту тему:

— Неважно. Просто ты больше не чувствуешь Грома, — и он торопливо уточняет: — Вы столкнулись с ним в церкви. Ты ведь не потеряла сознание?

Бэла хмурится, но не сдается:

— Это странно… Но в замке!.. Там на башне мне стало плохо, значит, Гром был где-то рядом.

И в этот момент её лицо озаряется прозрением, и от волнения она даже переходит на крик:

— Мне всё время снилось! Мне снились они на башне: и Гром, и его брат, и Катарина!

Драган не разделяет её волнения:

— Катарина не была вампиром.

Но Бэлу так просто не сбить с мысли:

— Была, только потом она убила себя, а потом снова стала человеком, а потом…

Драган прерывает её озабоченным тоном:

— Откуда ты всё это взяла? У тебя в голове какой-то кавардак.

Бэла нетерпеливо вздыхает:

— Не пытайся меня запутать. Послушай главное. Они все стояли на краю башенной стены. А потом Катарина сбросилась с нее и разбилась. Но теперь я думаю, она не хотела убить себя. Она вспомнила, что она делала вампиром.

— Короче? — скептически вопрошает Драган.

— Короче, тебе надо прыгнуть. Убежище где-то там.

Голос Драгана обрел прежнее хладнокровие:

— Ты понимаешь, что это похоже на бред?

Бэла не сдерживает эмоций:

— Ну и что! Всё равно проверь! Тебе ведь это ничего не стоит.

— Я проверю, если ты обещаешь не приезжать.

— Ничего я не буду обещать!

— Ты так уверена, что без тебя я его упущу? Если я его не уничтожу, то уж ты и подавно. Говорю прямо, ты только помешаешь. Ты боишься умереть, но лезешь на рожон. Лучше не суетись. И… и подумай о вечном. Это будет полезнее, — голос Драгана, лишенный даже тени теплоты, звучит необычайно жёстко, хотя и совершенно спокойно.

Однако бесцеремонная отповедь Бэлу не столько расстраивает, сколько злит:

— Бессердечная сволочь! — с этими словами она жмет на отбой и для верности с ожесточением выключает телефон.

Ещё раз выругавшись себе под нос: «Чёрт! Про Пашу не спросила!» — она спешит к снегоходу.

Бэла верхом на снегоходе стрелой вылетает с парковки. Рёв мотора заглушает все остальные звуки вокруг. И беззвучно осыпающиеся церковные стены, накрывающие новыми обломками погребенных под руинами людей, кажутся каким-то злым кинематографическим эффектом. Но лица людей, которые в отчаянии бросаются к рухнувшей конструкции, искажены совсем не поддельным ужасом и горечью.

* * *

По двору замка идут двое. Снежный покров уже успел застелить следы недавнего побоища, укрыв одинаково белым слоем и чёрную, и алую кровь. Мелкие невесомые снежинки продолжают медленно лететь, кружась в желтоватом свете прожекторов.

Штефан, деловито оглядывается по сторонам:

— Mogoče je čas, da izkopava kole? (Может, пора убрать колья?)

— Ne, še je zgodaj. Še posebej, ker zdaj on o njih ve, a ne ve, kam smo jih sadili, zato kar pomeni, da bo previden in ne bo skočil s strehe naključno. (Нет, пока рано. Тем более он теперь знает о них, но не знает, где мы их расставили, а значит, поостережется прыгать с крыши наугад.)

Драган и Штефан останавливаются у открытых замковых ворот.

— Bova pripravila tu zasedo, (Устроим здесь засаду.) — предлагает Штефан.

Драган хмуро осматривается и отрицательно качает головой:

— Ne. Opazil nas bo in izbral drugo pot. Bolje je, da pripraviva zasedo v stolpu. Mislim, da to je njegov cilj. (Нет. Он нас заметит и выберет другой путь. Лучше устроить засаду на башне. Думаю, это его цель.)

После краткой паузы он добавляет:

— Prav imaš. Nekaj morava ukreniti glede vrat. (Но ты прав. Надо что-то придумать с воротами.)

Штефан, похлопывая ладонью по шероховатым камням:

— Kaj, če bi tukaj postavila ognjeno past? (А что, если сделать здесь огненную ловушку?)

— Ali vgradiva detektor hrupa kot v gradu? Ugasniva luči, in ko bo šel skozi vrata… (Или установить датчик шума, как в замке? Отключим освещение, а когда он пройдет в ворота…)

Штефан, не дослушав, с готовностью кивает:

— Razumem! (Понял!)

— Potem je to urejeno. (Значит, договорились.)

— Ne jamčim, da to lahko naredim prav. Večinoma sta to delo opravljala Danijel in… Na splošno sem samo pomagal. (Только я не ручаюсь, что смогу всё правильно сделать. Этим, в основном, занимались Даниель и… В общем, я только помогал.)

— Vseeno poskusi. Bolje bo kot nič. (Всё равно попробуй. Это будет лучше, чем ничего.)

Кивнув, Штефан ставит сумку на землю, достает из нее инструменты, прибор, моток проволоки и начинает возиться у ворот. Драган внимательно наблюдает за действиями товарища.

— Daj mi klešče! — Aja, hvala! — Sedaj pridrži zvitek žice. — Ja, tako, da se bo razpletla. V redu! In kje imam opornice? (Подай кусачки! — Ага, спасибо! — А теперь подержи моток. — Да, вот так, чтобы раскручивалось. — Так! А куда я дел скобы?)

Драган бросает ему коробочку, и Штефан, ловко поймав её, высыпает на ладонь пригоршню скоб и начинает довольно быстро крепить с их помощью провод. Аккуратно орудуя молотком, Штефан заводит разговор:

— Veš, česa se bojim? (Знаешь, чего я опасаюсь?)

Драган смотрит на него выжидательно.

— Bojim se, da se bo vrnil z družbo. Ta tip se je tako zlahka žrtvoval, da bi ga rešil! Izkazalo se je, da vampir more preprosto ustvariti zase nemočnega sužnja. (Опасаюсь, что он вернется не один. Этот парень так легко пожертвовал собой ради его спасения! Получается вампир может на раз-два создать себе безвольного раба.)

Драган невозмутимо возражает:

— Ne more. Drugače on bi že dolgo nazaj ustvaril zase celo vojsko tistih. Ampak je zelo pretkan. Ne veva kako, ampak nekako je ga zmanipuliral. Verjetno je goljufal. Kakorkoli, ni se zgodilo preprosto. (Не может. Иначе бы он уже давно создал себе целую армию таких. Но он очень хитер. Мы просто не знаем, как, но как-то он манипулировал им. Скорее всего, обманом. В любом случае, это не произошло на раз-два.)

Штефан глубокомысленно хмыкает:

— No, če bi bil jaz na njegovem mestu, ne bi vrnil sem. Se ne zaveda, da tukaj je morda zaseda? Si prepričan, da se bo vrnil? (Ну, тогда я на его месте не стал бы сюда возвращаться. Разве он не понимает, что здесь может быть засада? Ты уверен, что он снова придет?)

— Prepričan, mu je že žal, da je dvignil se is skrivališče. Ko pa je naletel na fante, ni imel izbire. Pobegnil je, da bi nas vsaj za nekaj časa zamotil iz gradu. In zdaj se bo poskušal se prebiti nazaj. (Я уверен, он уже пожалел, что высунул нос из своего укрытия. Но после того, как он напоролся на ребят, у него не было выбора. Он сбежал, чтобы хоть на время отвлечь нас от замка. А теперь он постарается пробраться назад.)

Но Штефан не убежден:

— Zakaj bi to tvegal? Ni bi bilo bolje, da se skrije in počaka? Saj zaradi tistih ran ne bo izgubljen. (Зачем ему рисковать? Не лучше ли спрятаться и пересидеть? Он ведь от этих ран не погибнет.)

Драган многозначительно вскидывает бровь:

— Zakaj ne bo izgubljen? Mogoče res, če bo ostal na svetlem. Rane ga močno oslabijo. In na koncu bo tako šibek, da se ne bo mogel premikati. In potem se bo moral samo stisniti v kakšno smrdljiv kotiček in čakati. Bo skrčil se v umazano ogabno grudo in čakal pravi trenutek, kot stenica ali klop. Čakal bo več let in mogoče desetletja. (Почему не погибнет? На дневном свету вполне может. Раны его сильно ослабляют. В конце концов он настолько ослабнет, что не сможет двигаться. Вот тогда ему останется лишь забиться в какую-нибудь грязную щель и ждать. Сожмется в заскорузлый мерзкий комок и будет ждать своего часа, как какой-нибудь клоп или клещ. Ждать годами, а может, и десятилетиями.)

— Da-a-a… (Да-а-а…) — с философским видом тянет Штефан.

Он как будто бы собирается сказать что-то ещё, но в этот момент Драган отвлекается и достает из кармана вибрирующий телефон. Взглянув на экран, он обращается к Штефану:

— Moram se oglasiti, (Мне надо ответить.) — и отходит немного в сторону.

Штефан, не отрываясь от дела, коротко кивает. Продолжая работу, он время от времени глядит на говорящего по телефону Драгана, но звуки молотка заглушают голос, и слышны только отдельные слова: «…где он прятался — он не знал — в церкви — Катарина — в голове — бред — ты обещаешь — я упущу его — боишься — о вечном…».

Звонок окончен, Драган прячет телефон и возвращается к воротам. По его лицу невозможно понять, что за разговор у него только что был. Штефан, не скрывая любопытства:

— To je Bela? (Это Бэла?)

— Ja, (Да.) — несколько хмуро отвечает Драган, — In ne mislim, je sem jo prepričal, da ne pride sem. (И кажется, я не отговорил её приезжать сюда.)

Штефан тоже озабоченно нахмуривается.

— Tukaj si končal? (Ты тут закончил?) — Драган осматривает ворота.

– Že skoraj. Morava povezati detektor, potem izklopiti elektriko, povezati žico in spet vklopiti elektriko. (Почти. Надо подсоединить датчик, отключить электричество, потом подсоединить провод и снова включить электричество.)

Драган уточняет:

— To je detektor? (Это датчик?)

— Ja. Takole ga moraš pritrditi. Vsaj tako tega se spomnim. (Да. Надо вот так закрепить. Ну, во всяком случае, я так запомнил.)

— V redu. Sam bom to dokončal, in ti poskušaj prestreči jo po poti. (Ладно. Я закончу сам, а ты попробуй перехватить её по дороге.)

Штефан оставляет инструменты, но смотрит на товарища с нерешительностью:

— Hočeš tu ostati čisto sam? Ali ti bi ga uničil brez pomoči? (Ты хочешь остаться тут совсем один? Разве ты уничтожишь его без помощи?)

— Ona pomoči potrebuje bolj kot jaz. (Ей помощь нужна гораздо больше.)

Парень кивает и, усмехнувшись в усы, добавляет:

— Vodovodar prihiti na pomoč princesi. Zdi se znano. (Сантехник спешит на помощь принцессе. Где-то это уже было.)

Драган отвечает ему ободряющим кивком и дружески хлопает по плечу.

* * *

Из ворот выезжает чёрный пикап Форд. Драган, дождавшись, когда габаритные огни исчезнут за поворотом, быстро завершает установку датчика. Подсоединяет провод, и под его пальцами мелькает ослепительно-голубая искра. Немного поморщившись, он тем не менее не отдёргивает руки. Наконец всё аккуратно закреплено так, как показывал Штефан. Драган удовлетворенно осматривает сделанное и переводит задумчивый взгляд на башню.

* * *

На смотровой площадке царит серебристый полумрак. Огни прожекторов, направленные на двор и замковые стены, скользят мимо башенной площадки. Но небо, уже переставшее сыпать снегом, излучает мягкое лунное сияние. Растущий полумесяц степенно плывет по тёмно-синей глади небосклона, то и дело ныряя в стайки рваных облаков. Запоздалые снежинки плавно и неспешно опускаются на тускло поблёскивающий снежный покров.

Драган, оставив на каменном парапете свой рюкзак и меч, снимает с плеч ремень, а потом и куртку. Куртка брошена на пол, а всё остальное возвращается к владельцу. Оставшись в одном лёгком свитере и джинсах, Драган забирается на край стены. Он окидывает взглядом зимнее озеро и опушенный снегом лес, а затем лёгко шагает в мерцающую ночь. Серебро и чернота размашистыми мазками наслаиваются друг на друга и закручиваются в тугой водоворот. Драган приземляется в глухую темноту. Его ноги увязают в рыхлой земле.

Небо висит совсем близко, обдавая всё непроницаемой ночью. Красноватый свет сочится откуда-то снизу, и в его слабых отблесках можно разобрать очертания каменных стен и уходящие в высоту столбы, лишенные кровли. Это смотровая площадка. В центре угадывается жерло колодца.

Драган мрачно озирается. За пределами башни не видно знакомого пейзажа. Под глухие завывания ветра там вспыхивают и тут же гаснут кроваво-красные зарницы, в свете которых множатся и причудливо искривляются чудовищных размеров тени, словно чёрное месиво бурлит в необъятном котле, а его лижут языки адского пламени.

Решительно подойдя к стене, Драган заглядывает за её край, и сейчас же множество корявых, изломанных конечностей, похожих на цепкие корни, жадно тянется в его сторону. И по морю этих болезненно неестественных членов, непрестанно копошащихся, словно жирные черви, перекатываются, набухая и лопаясь, одутловатые почки человеческих голов. Их мертвенные лица бессмысленно пучат слепые глаза, механически двигая синюшными губами.

Но вампира, кажется, совсем не трогает и даже не удивляет картина мучительно переплетенных и тонущих в жгучей агонии тел. Драган напряженно всматривается в красно-чёрную даль, где огненная линия горизонта время от времени перекрывается вспышкой ослепительного серебра. И поймав взглядом эту единственную ясную точку, он легко касается тянущейся к нему черноты. Волна, яростно взметнувшись до самого неба, отбегает назад и бурно катится вдаль до пылающего горизонта.

Через пару секунд серебристая звезда ещё раз тревожно вспыхивает и тонет в тёмной гуще. Драган продолжает спокойно стоять у края, выжидательно всматриваясь в бурлящий ужасом пейзаж. Плотный стон ветра обнимает его чёрными порывами, багровый отсвет далеких зарниц ложится на бесстрастное лицо.

Над стеной внезапно и бесшумно вырастает бесплотная серая фигура, нависает гигантским сгустком полупрозрачного тумана над каменной кладкой. Эта фигура была бы похожа на человеческую, если бы не шесть безобразно вытянутых рук и полное отсутствие головы. Впрочем, три верхних конечности держат за волосы по одной призрачной голове. Под тонким дымчатым покровом громадного тела клубится неясный свет и время от времени пробивается наружу, прорезая торс чудовища зигзагообразными вспышками. По плечам монстра змейкой вьется серебристое чешуйчатое существо.

Три пары призрачных глаз с трех сторон вперяют свой взгляд в неподвижно стоящего Драгана. Свободные руки ласково поглаживают серебристого змея, скользящего по великанским плечам, и, зачерпывая из окружающих волн, подкидывают ему в пасть человеческие головы.

А головы исполина, попеременно скалясь и огрызаясь, перебивая друг друга, заговаривают с Драганом:

— O, mladi Nevar! — Sin Trepeta! — Vnuk kneza Jezerskega! Dolgo — sedem stoletij — sedemsto petinštirideset let — je minilo! (А, молодой Невар! — Сын Трепета! — Внук князя Озерского! Давно — семь столетий — 745 года — не виделись!)

— Zdravo, Oče! (Здравствуй, Отец!)

Головы с довольным видом улыбаются в ответ на это приветствие:

— Si prišel prositi — prositi — prositi me nekaj? (Пришел просить — просить — просить меня о чем-то?) — головы поочередно заглядывают в холодные глаза вампира и лукаво ухмыляются.

– Še premišljujem. (Я ещё думаю.)

— In tako je prav. — Vzami si časa. — Dobro premisli. Ne bi smel dati najpomembnejšega — najdragocenejšega — najljubšega v zameno za malenkost. (И правильно. — Не спеши. — Подумай хорошенько. Не стоит отдавать свое самое дорогое — самое ценное — любимое в обмен на пустяки.)

— Premišljujem, (Я думаю.) — невозмутимо повторяет свой ответ Драган, а головы продолжают крутиться вокруг него с хитрым плотоядным выражением.

— Ampak obišči — vsekakor — ne pozabi. (Но ты заглядывай — обязательно — не забывай.)

Чудовище театральным движением раскидывает руки:

— In kakšno družbo boš imel! — Ni družba, a vizija! — Čudovita! — Do konca večnosti in dlje. (А какая компания у тебя будет! — Какая! Загляденье! — Чудо! — До конца вечности и дольше.)

Вампир отвечает на это молчанием и хладнокровным взглядом.

— In Lilit te čaka! (И Лилит ждет тебя!) — ловким движением свободные руки гиганта снимают с плеч серебристого змея, и тот изящной лентой переливается по бугристым ладоням прямо перед глазами Драгана. На секунду их взгляды пересекаются: льдистые прозрачные глаза вампира тонут в притягательной синеве по-человечески красивых глаз серебристого существа.

— Bi rad preskusil? — Kaj, če je to resničen občutek? — Ali misliš, da je samo padla pod tvoj urok? — Tako kot vsaka ženska? (Не хочешь проверить? — А вдруг это настоящее чувство? — Или, думаешь, она просто попала под твои чары? — Как и всякая женщина?)

Сияющая бестия не отводит гипнотического взгляда. Драган не выдерживает и первым опускает глаза. Призрачные головы чудовища заразительно хохочут, а змей взбегает обратно на плечи своего хозяина и под его хохот подхватывает очередную голову, смачно разгрызая её острыми, как клинки, зубами.

Драган, по-видимому, восстановив самообладание, снова заговаривает ровным тоном:

— Prišel bom. Človek, ki me je prvič pripeljal k tebi, je že dolgo mrtev. Zato nisem prišel prej. (Я приду. Человек, который привёл меня к тебе в первый раз, давно уже мёртв. Поэтому я не приходил.)

— Da — da — da! (Да — да — да!) — подхватывают головы, — Tisti gospod, ki je prosil za kamen — za kamen modrosti — za kamen filozofov. (Тот господин, что просил камень — философский — философский камень.)

И тут одна из голов нарочито округляет глаза:

— Si pozabil besede? (Ты забыл слова?) — другая с плутовским выражением подсказывает: — «Gallia est omnis divisa in partes tres». (Латинский: «Вся Галлия делится на три части».)

Разгорается спор:

— Hej, prenehaj! Neumna šala! — Ničesar ni pozabil, le dojenčka noče pripeljati. — Ampak raje na to opomnim. — «Terra patrum in tenebris latens…» (Перестань! Глупая шутка! — Ничего он не забыл, просто не хочет приносить младенца. — Но лучше напомнить. — Латинский: «Земля отцов, сокрытая во тьме…»)

Драган решительно прерывает трехголового монстра:

— Ni treba. Sedaj vem, da obstaja še druga pot. (Не надо! Теперь я знаю, что есть другой проход.)

Головы снова приходят к согласию:

— Da, obstaja. — Ta prehod je odprl tvoj dedek — stari Nevar — stari knez. (Да, есть. — Этот проход открыл твой дед — старый Невар — старый князь.)

— Pogrešam ga. (Я скучаю по нему.)

— Lahko se pogovoriš z njim, (Можешь поговорить с ним.) — и великан как будто бы наугад зачерпывает из черноты.

На плечи Драгана насаживают мёртвую голову, и та начинает дико, судорожно вращаться. Тело вампира охватывает чудовищная дрожь. Судороги сотрясают его, искажая очертания фигуры, рвут и размазывают его образ по тёмному ветру. И в конце концов он обращается в князя Невара. В старого раненого князя, который под покровом ночи неверной походкой поднимается на смотровую площадку.

* * *

В торжественной тишине рядом с князем степенно шествует древний старик. Его богатое одеяние говорит о высоком положении. Князь почтительно пропускает старика вперед. Княжеская свита факелами освещает путь к подъёмнику. Лебёдка отодвинута, крышка люка откинута. В каменный колодец сходят только двое — князь и старик — свет их факелов тает в непроглядной глубине.

Князь и старик опускаются на тёмное земляное дно и в полной тишине разжигают костер. Старик сыплет в разгоревшееся пламя какие-то травы и порошки, и в поплывшем тумане начинает беззвучно шевелить губами, прикрыв свои воспаленные, слезящиеся глаза. И вот тишина начинает наполняться шорохами и вздохами. Старик кивает князю, и тот, расправив плечи, как будто бы возвращает себе силу и стать молодого воина. Набрав полную грудь воздуха, он выкрикивает в темноту: «Отьчє! Ѥсмь сътворилъ ѹговоръ — мои съıнъ ѥстъ ѹмрълъ!» (Отец! Я выполнил условие — мой сын мёртв!)

И сейчас же из загробной тени выступает ослепительно серебрящийся силуэт — чешуйчатый змей с бездонными синими глазами. Он проносится стрелой мимо князя, но тот успевает вцепиться в его оперенный гребнем загривок. Змей летит прямо в пламя костра, которое разрослось в широкую огненную реку. Но алые языки послушно расступаются перед летящими, и змей со своим седоком, нетронутые, взмывают вверх.

В чёрной вышине бешено вьется серебристая лента, а огненные блики, тянутся к ней, но, не коснувшись, бессильно опадают. И кажется этот дикий танец огня и серебра длится целую вечность. И вот наконец, как будто бы смертельно устав, змей камнем летит вниз, но князь по-прежнему крепко держится за серебристый гребень. Змей врезается в землю, рассыпается фонтаном слепящих брызг, вспышкой живого белого света, и рядом с костром остается лишь князь.

Старик, пришедший в подземелье вместе с князем, исчез, на его месте в черноте повисает гигантская призрачная голова: «Спълнимъ твоѥ прошєниѥ — врагъ твои погъıблєтъ. Сѣмѩ того исъшєтъ, ѩзыкъ съгъıнєтъ». (Мы исполним твое желание — твой враг будет повержен, семя его высохнет, язык сгинет.)

Голова опускает лицо, а на его месте появляется новое: «Отнъıнѣ твои родъ и домъ сѫтъ проклѧти. Въı начнєтє вьсѣмъ нєсти съмрьть и бѣдѫ». (Но теперь на твоем роду и доме проклятие — вы будете нести людям только смерть и страдания.)

Из темноты выступает третье лицо: «Проклѧтиѥ можєтъ сънѩти тъ котєръıи изничьтожєтъ вьсѣкого къто съмѫтитъ нъı своъıми прошєнии». (Проклятие снимет тот, кто уничтожит всякого, нарушившего наш покой своими желаниями.)

Бесплотные лица растворяются в ночи. Князь гневно кричит им вслед: «Ѥсмь пожьрълъ мои съıнъ, истьрълъ моꙗ съпоминаниꙗ, ѹкротилъ Лилитъ — за ради того имамь нъıнє проклѧтиѥ?!» (Я пожертвовал сыном, я стер свою память, я укротил Лилит, — и за всё это я получаю проклятие?!) Неожиданно подряхлевший князь опускается на землю рядом с костром и переводит свои скорбные глаза на Драгана, сидящего напротив.

Тёплый круг света едва вмещает двоих, но в него тянутся ещё какие-то клочковато растрёпанные тени и крючковато заломленные конечности-корневища. На границе света и тьмы всплывают и гаснут чьи-то мертвенные лики. Глядя на Драгана, князь напряженно молчит, но голос его заговаривает сам:

— Я знаю тебя? — тёмное бугристое лицо старика призрачно трепещет в неверном свете.

К костру протискивается ещё одна тень — молодой человек, отдаленно похожий на князя.

— Нет, — отвечает Драган, так же, как и князь, не разжимая губ.

— Но я помню, ты уже приходил.

— Да. Я снова пришел, чтобы узнать, кто потревожил покой Отца.

К троим, сидящим у огня, подсаживается четвёртый — полупрозрачный сухопарый господин благородного вида.

— Ты уже спрашивал о нем в первый раз, он всё ещё ходит по земле.

— Это вампир с русыми волосами и бесцветными глазами?

— Не знаю. Я давно не могу видеть. Я узнаю его по хриплому голосу. И по запаху, он всегда один и тот же — запах мёртвой крови и страха.

У костра появляется пятый неясный силуэт человека, облаченного в чёрный камзол. А голос князя продолжает безмолвный разговор:

— И твой запах я узнаю — это ненависть, но сейчас есть что-то новое…

Драган прерывает его:

— А больше никого не было?

В кругу света и так уже тесно, но за плечами сидящих множатся новые смутные лица.

— Был один. Недавно. Мертвец привёл мертвеца. Он просил богатства и славы. Я слышал, как один научил другого пожертвовать собой — это было не так уж глупо. Новичок уже здесь. Он не укротил Лилит — его страхи пожрали их обоих. Это было восхитительно!

И все тени разом согласно кивают.

Драган, помолчав, бросает осторожный упрёк:

— В прошлый раз я спрашивал, как можно попасть сюда, минуя ритуал…

Князь устало признает свою вину:

— Да, я солгал тебе. Не хотел, чтобы новые проклятия множили нашу муку. Хвала чёрным небесам, и тот мертвец приходит не часто. Он знает только про башню, — в интонации проскальзывает злорадство, — Всё никак не выведает нужных для ритуала слов!

— Почему Отец не рассказал ему?

— Отец давно потерял к нему интерес. Стоит лишь озвучить своё желание, и ты попадаешь в ловушку вечного проклятия, — почти земной болью и ощутимой горечью пропитано каждое бесплотное слово князя, — С этого момента ты никто. Больше Отцу ничего от тебя не нужно.

Тягостное молчание опускается свинцовой тенью на потустороннюю ночь. В тишине лишь потрескивает костер. И прозрачные, неясные очертания посмертных образов переливаются ярким золотом и угольной чёрнотой. Среди них всплывают знакомые черты — карие миндалевидные глаза, тонкие нервные губы.

— Катарина! — голос Драгана вздрагивает от невольного удивления.

Как будто испуганный неосязаемым прикосновением собственного имени, призрак Катарины сейчас же исчезает в темноте.

— Но её душа — в замке, обречена бесконечно переживать муки самоубийства.

Взгляд князя постепенно потухает, тень становится всё прозрачнее, но голос всё-таки отвечает:

— Это не её душа. Это тень её души. Она приходила сюда вампиром.

— Вампир погибнет, но человек может остаться, — огненный блик сильнее вспыхивает на бледном лице Драгана.

— Нѣтъ! (Нет!) — выкрикивает в исступлении князь, губы его впервые распахиваются, и из них вырывается ожесточенный, протестующий вопль. И все тени разом яростно вопят свое «нет».

И словно задутое ураганом призрачной ярости гаснет тёплое пламя. Всё погружается в бескрайнюю ночь. Только лёгкий переливчатый шелест светлых голосов в последнем обессилевающем порыве доносится до Драгана: «Не думай, даже не думай об этом! Не проси его ни о чем!»

* * *

Тело Драгана продолжает сотрясать судорога, и в конце концов он бессильно валится на земляное дно смотровой площадки. Туманные руки серого исполина остаются висеть в пустоте ночи, сжимая в ладонях мёртвую голову старого князя. Серебристая молния проносится по ладоням мгновенной вспышкой и острой пастью подхватывает с рук хозяина желанную добычу.

Драган медленно приходит в себя. Гигантская безголовая спина уже удаляется по бурлящим волнам человеческих тел куда-то в сторону недоступного багрового горизонта.

Поднявшись наконец на ноги, вампир направляется было к центру площадки, где в темноте слабо вырисовывается круг каменного бордюра. Но внезапно останавливается и достает из висящего на плече рюкзака что-то, замотанное в кусок брезента. Некоторое время он медлит, переводя задумчивый взгляд со свёртка на чёрный пейзаж, расстилающийся за стенами башни. В итоге он кидает ношу под ноги и поспешно бросается в жерло колодца.

Через мгновение Драган приземляется на заснеженной смотровой площадке, освещенной слабым сиянием неполной луны да отблесками того света, которым залит двор замка. Драган успевает сделать один лишь шаг в направлении лестницы, как там вырастает сумрачная фигура.

Два вампира замирают в немом оцепенении, меряя друг друга пронзительными ледяными взглядами. Первым сходит с места Громов. Его бесстрастное лицо, кажется, трогает тень скептической улыбки. Его единственная рука решительно сжимает рукоятку меча, закрепленного у него на поясе. Драган тоже делает шаг, но не навстречу врагу, а чуть в сторону, осторожно снимая и бросая на снег свой рюкзак. Над его плечом, серебрясь, возвышается меч, однако Драган даже не пытается достать его. Внезапно он срывается с места и вихрем мчит по площадке. Вцепившись в Громова мёртвой хваткой, он сбивает его с ног и перелетает вместе с ним через край стены. Оба камнем падают с башни.

Противники оказываются на призрачной стороне. Ноги погружаются в рыхлую почву, толстым слоем покрывающую пол, и на миг неприятели теряют равновесие. Громов ловко пользуется этим и мощным ударом отшвыривает Драгана так, что тот проносится через всю площадку и срывается за край стены. Но Драган успевает в последний момент схватиться за каменную кладку башни и резким рывком перемахивает назад, вырвавшись из жадных лап мёртвого моря.

А Громов, выхватив свой меч, уже несется к Драгану. Серебристое острие пылает мрачными багряными отблесками потусторонних зарниц. Драган, ещё не приземлившись, молниеносно обнажает свой меч, и прямо в воздухе отбивает атаку врага. Мечи, столкнувшись, издают протяжный высокий звон, который перекрывает вой чёрного ветра. А соперники валятся на пол.

Громов искусно уворачивается от пытавшегося подмять его под себя Драгана. И тому остается только поспешно сгруппироваться и перекатиться чуть дальше, чтобы очередной удар меча, который Громов наносит вслепую не вставая, просвистел мимо.

Поединок продолжается на равных условиях. Оба, вскочив на ноги, начинают медленно приближаться друг к другу, выбирая момент для нового удара. Они кидаются в атаку одновременно — звенят клинки. Удар, второй, третий. Словно в ожесточенном танце сходятся и вновь отступают друг от друга враги.

На их мертвенных лицах не выступает испарина, их грудь не вздымается от прерывистого дыхания, только льдистые глаза всё ярче и жёстче сияют исступленной яростью. В этот момент они почти неотличимы друг от друга. В свете чёрных небес оба кажутся тёмными. Тёмные пряди закрывают худые ввалившиеся щёки. Тёмные бороды скрывают выражение тонких бескровных губ.

Исступленный рывок, хитрый двойной удар, и противнику нанесена первая небольшая рана. Драган, разгадав маневр Громова, скользит в сторону, но лезвие всё-таки прочерчивает чёрную полосу по его плечу. Громов переходит в наступление. Драган, стиснув зубы, как будто сдерживая боль, нерешительно пятится, и вдруг, поднырнув под надвигающийся на него меч, наносит удар снизу. Острие вонзается в бедро врага.

По-звериному взвыв от боли, Громов в отчаянии машет мечом, но соперник, откатившись в сторону, уже поднимается на ноги вне зоны досягаемости. И тогда Громов бросается к центру площадки. Драган бежит ему наперерез и вовремя вскакивает на бордюр. Его меч грозно поблёскивает над зияющей пустотой каменного колодца. Соперник тоже встает на бордюр. С грацией диких кошек вампиры движутся по узкому краю то вправо, то влево, испытывая терпение друг друга.

Громов не выдерживает первый:

— Если ты оставишь меня в покое, я обещаю не преследовать тебя, — хрипловатый голос звучит безо всякого выражения.

Но ответа нет. Они продолжают напряженно кружить, балансируя на краю устрашающей бездны.

— Я видел ту женщину в церкви. Я знаю, что она значит для тебя, ты ведь не просто так привёл её сюда. Я не буду мешать тебе. Я даже помогу. Я знаю, как укротить Лилит.

В ответ по-прежнему молчание. Голова Драгана склонена, и лицо скрыто в тени.

— Можешь стать властителем мира, вселенной, времени. Или так и останешься жалким мальчишкой, обиженным на своего отца?

При этих словах Драган замирает, лица его всё так же не видно, но меч дрожит в напряженной руке.

— А ты думал, я не узнаю тебя?!

Громов оскаливается. А дико завывающий ветер отбрасывает волосы с его лица, и обнажившаяся жуткая рана на щеке придает ему совершенно звериное выражение.

— Я не буду мешать своему мальчику исполнять мечты. Сам я давно ничем не дорожу, мне нечем пожертвовать, но ты можешь исполнить нашу общую мечту.

Прислушиваясь к молчанию своего соперника, Громов делает осторожное движение в его сторону. А Драган как будто не замечает этого и продолжает стоять, замерев в одной настороженной позе.

— Ведь нам не так уж и много надо. Просто быть. Почему мы не можем просто быть теми, кто мы есть. Мне нравится, кто я. Разве я виноват, что кому-то это мешает?

Громов неумолимо приближается к неподвижному и безмолвному Драгану.

— Скажи, разве ты не мечтал, идя неузнанный в человеческой толпе, всем телом ощущая исходящее от них тепло, биение горячей крови, биение жизни? Разве ты не мечтал выбрать самую румяную, самую бойкую, переполненную жизненными соками добычу и безнаказанно взять её у всех на глазах?

Громов подобрался уже совсем близко. Ещё пара шагов, и его меч может легко коснуться соперника смертоносным ударом.

— Совершенный мир, где никто не будет изгоем только потому, что его природа иная. Представь, мы с тобой создадим такой мир…

Сверкает летящий клинок — с торжествующим возгласом Громов вонзается острие в живот оцепеневшего противника. Но тот делает неожиданный выпад — левая рука уходит вверх, увлекая за собой меч Громова, вонзившийся в брезентовый свёрток, а правая рука быстро и беспощадно ранит врага, рассекая клинком незащищенный бок. С хриплым исступленным воплем Громов роняет свой меч, но в тоже время успевает вцепиться в правую кисть Драгана. Потеряв равновесие, оба падают в черноту каменного колодца.

Две фигуры летят на заснеженную смотровую площадку, продолжая бороться в воздухе. От мощного удара меч вылетает из руки Драгана, но другой рукой он выхватывает нож. Однако в этот момент соперники падают на пол. Громов подминает под себя Драгана и обрушивает кулак на его переносицу. Чёрная кровь заливает лицо противника — с диким криком он наугад разит ножом, но режет лишь воздух.

Громов, несмотря на чудовищную рану в боку, поспешно перекатывается к валяющемуся в снегу мечу. Полоса вязкой крови тянется за ним. Схватив оружие, он мгновенно разворачивается, чтобы встретить атаку кинувшегося на него Драгана. Левая ладонь противника рассечена, но другой рукой он ловко вгоняет нож в плечо Громова. И тот содрогнувшись от боли, с криком роняет меч. Однако, даже потеряв оружие, израненный враг не сдается и отвечает с отчаянной свирепостью — кулак, влетев в лицо Драгана, сокрушительным ударом дробит висок и глазницу.

Куски мёртвой плоти и помутневший голубой глаз отлетают на истоптанный снег. Скорее машинально, чем сознательно, Драган отшатывается прочь. Упав на снег, он продолжает пятиться от Громова и наконец прижимается спиной к каменной стене. Обезображенная голова сплошь покрыта кровью. Пытаясь смахнуть с невредимого глаза пелену чёрного тумана, он судорожно трет лицо рукавом, выставив перед собой острие ножа.

Громов, проследив за противником, обессиленно ложится на спину. Слышен его ядовитый смешок:

— Я всегда буду сильнее. Я сражаюсь только за себя, больше мне нечего терять.

Громову хватает этой краткой передышки и, не договорив ещё до конца свою язвительную речь, он уже поднимается на ноги, прихватив упавший поблизости меч. Впрочем, ранения дают о себе знать. Вампир двигается медленно и неуклюже скривившись, как будто стараясь меньше тревожить рассеченный бок. Рывками тащится за ним тяжелый серебряный меч. Густая струя крови, изливаясь из разреза на плече, растекается по стянутой брезентовыми лоскутами груди. Снег вокруг него превратился в чёрное месиво.

Уловив движение врага, Драган поднимается на ноги, но по его напряженной позе понятно, что Громова он не видит. Ещё раз беззвучно усмехнувшись, вампир из последних сил поднимает меч и, направив его на Драгана, ускоряет свой шаг. Но тот, выругавшись сквозь стиснутые зубы, перемахивает через край каменной стены и растворяется в морозной ночи.

* * *

Оставшийся один на смотровой площадке Громов падает на колено, и только меч, на который он навалился всем телом, удерживает его. Вокруг него чернеет изрытый снег. Высокое тёмно-синее небо совсем прояснилось и льет на башню невесомый лунный свет. В этом призрачном свете безжизненный цвет вампирской крови кажется просто иллюзией восприятия. Иглы мороза серебрятся в ночном воздухе, и глухая непроницаемая тишина повисает над мрачным замком.

Собравшись с силами, Громов рывком добирается до люка подъёмника и откидывает с него крышку. Гулкий щелчок настораживает вампира, он медлит у низкого бордюра и вдруг порывисто отскакивает — из глубины колодца с воем и гулом вздымается бушующий столп пламени. Алые трепещущие языки огня рвутся к холодным синим небесам.

Вампир с саркастической улыбкой валится на спину. Красные блики играют на его мертвенно-бледном лице, которое исполнено почти человеческого отчаяния и боли, но запёкшаяся рана, разворотившая щёку, обнажает дикий оскал хищника.

И вот сквозь треск и гуд огненной стихии до него долетают какие-то другие звуки: что-то глухо ударяет по камням. Громов настороженно прислушивается, его звериное лицо мгновенно преображается, скрывая боль и смятение под маской ледяного спокойствия. До зубовного скрежета сжав челюсти, он поспешно и почти беззвучно отползает в сторону от лестницы так, чтобы бушующее в центре площадки пламя скрыло его от глаз поднимающегося на башню.

А между тем внизу скрипит дверь, и отчетливо звучат чьи-то шаги, тяжело ступающие по ступеням. Сбивчивое дыхание с одышкой, неразборчивое бормотание и какой-то пластиковый стук. Громов опасливо выглядывает из-за прикрывающего его пламени: на площадке появляется худощавая фигура в чёрном одеянии католического священника. Лицо залито потемневшей кровью, слипшиеся пряди волос стоят дыбом на непокрытой голове. Отец Пельграм тащит за собой, держа за ноги, два манекена, изображающие средневековых жителей замка. Их головы, уже порядком побитые, подскакивают, стукаясь о ступеньки с характерным звуком.

Взойдя на площадку, преподобный не обращает ни малейшего внимания на бешено пылающую завесу огня. Он деловито прислоняет кукол к стене, а сам неуклюже, но с бесстрашием безумца влезает на каменный парапет. По очереди подхватывает он за ноги пластиковых истуканов и, хорошенько размахнувшись, швыряет одного за другим в синеву сходящей на нет ночи. Куклы с жалобным свистом, причудливо кувыркаясь в воздухе, летят над заснеженным двором в сторону озера. Священник провожает их вдохновенным напутствием:

— Svobodna sta! Svobodna! Proč od tega prekletega kraja! Sta rešena! (Вы свободны! Свободны! Бегите из этого проклятого места! Вы спасены!)

Срывающийся голос разлетается над безлюдным пейзажем. Святой отец поднимает лицо к небу и разводит в стороны дрожащие руки. Колени его подгибаются, как будто он хочет преклонить их для молитвы, но край стены слишком узок для этого, и священник вот-вот рухнет вниз с тридцатиметровой башни.

Чёрный вихрь проносится за спиной отца Пельграма, сбивает с ног и увлекает за собой вниз по крутым башенным ступенькам. Кубарем скатываются по лестнице два переплетенных тела и падают к тяжелой деревянной двери, ведущей в замковый коридор. Вампир склоняется над потерявшим сознание мужчиной и, разорвав его одежду, лихорадочно вгрызается в шею, в бледно-розовую кожу там, где её не запятнала чужая кровь.

* * *

Бэла гонит на снегоходе по широкой пустой дороге. Мимо проносятся тёмные силуэты растущих по обочинам деревьев. Снег прекратился, а в разрывах облаков мелькает золотистая луна. По белой колее перед снегоходом бежит луч желтоватого света, и от этого темнота вокруг кажется ещё более неуютной и холодной.

Внезапно внимание Бэлы привлекает яркие фары чёрного внедорожника, стоящего почему-то нараспашку внизу у дорожной насыпи, вплотную к оголенным ветвям придорожных деревьев. Она останавливается, заглушив мотор, и на нее обрушивается шквал энергичной музыки, несущейся из брошенного авто.

Съехав по заснеженной насыпи к машине, Бэла наконец замечает неподвижные окровавленные тела: одно лежит прямо на снегу недалеко от машины, ещё три безжизненно скрючились в салоне. Не теряя времени, она проверяет у каждого пульс. При виде разодранных в клочья гортаней у двоих, закоченевших в неестественных позах на автомобильных сиденьях, Бэла судорожно вздрагивает и невольно поправляет шарф на своей шее. В итоге с безнадёжным вздохом она выключает бодрую музыку в салоне разбитой машины и, мрачно нахмурившись, карабкается обратно на дорогу. Некоторое время она медлит, словно раздумывая, а потом шепчет себе под нос: «Чёрт! Надо спешить. Надеюсь, не заблужусь».

Снегоход срывается с места. Бэла напряженно следит за обочиной, и, как только между деревьями открывается просвет, она сворачивает с дороги. Удачно съехав вниз, она выруливает на узкую тропинку, где ей приходится маневрировать между выныривающих из темноты стволов. Но её старания вскоре окупаются — деревья остаются позади, и разогнавшийся снегоход стрелой летит с невысокого берега на гладь замерзшего озера. А спустя пару минут из-за горизонта показывается далекий контур замка, залитый светом прожекторов.

* * *

Бэла останавливает снегоход у открытых замковых ворот. Фонари ярким светом выстилают путь во двор. Соскочив на землю, она поднимает глаза на верхушку башни, словно надеется увидеть там какой-то ей одной понятный знак. Над замком высится прояснившееся морозное небо. Ещё темно, но ночь уже на исходе. Серебристый осколок луны покоится в мягком сиянии прямо над величественной башней. Набрав полную грудь воздуха, Бэла решительно входит в ворота.

Замок встречает её гробовой тишиной. Гулко разносится звук её шагов по пустым, но хорошо освещенным коридорам. Бэла не задерживается на этажах, не пытается осмотреть многочисленные закутки и закоулки, она сразу направляется на башню, ускоряясь на ходу. Наконец она добегает до двери ведущей на башенную лестницу, но дверь почему-то никак не открывается. Замка в ней нет, а засов отодвинут. Бэла настойчиво и нетерпеливо бьется в дверь плечом и, не выдержав, зовет:

— Драган! Ты здесь?

И сейчас же упрямая дверь поддается и медленно со скрипом приоткрывается на несколько сантиметров. В образовавшуюся щель Бэле видна мужская фигура, обессиленно привалившаяся к стене рядом с дверью. У ног серебрится запятнанный чёрной кровью меч. Низко опущенная голова, тёмные с проседью волосы, наполовину закрывающие бородатое лицо. Коротко ахнув, Бэла с усиленным энтузиазмом принимается энергично толкать неподатливую дверь, пока щель не становится достаточно широкой, чтобы она могла протиснуться.

Вырвавшись наружу, Бэла тут же падает на колени рядом с безмолвно сидящим вампиром. Она склоняется всё ниже и ниже, пытаясь заглянуть ему в глаза, но, очевидно, потерпев, неудачу, нерешительно протягивает руку и притрагивается к едва заметной за прядями волос щеке:

— Драган, ты ранен? — совсем тихо и тревожно спрашивает Бэла.

Ответа нет, и Бэла замирает. Её расширившиеся глаза становятся почти чёрными от охватившего её ужаса. Но в этот миг рука вампира вздрагивает. Бэла шмыгает носом и торопится проглотить подступившие слёзы. Схватив сидящего за плечи, она изо всех сил хорошенько встряхивает его.

Вампир, словно утопающий, хватается за руку девушки и медленно поднимает голову. Волосы закрывают его глаза. Невнятный шёпот:

— Помоги…

Бэла с готовностью сжимает его ладонь:

— Да! Да!

Он пытается встать, неловко опираясь о стену спиной и отталкиваясь ногами, но продолжает соскальзывать. Бэла, не дожидаясь новой просьбы, подставляет плечо и подхватывает вампира за торс. Через пару секунд с помощью Бэлы ему удается подняться на ноги. Неуклюже согнувшись, навалившись на плечо Бэлы, он делает пару неверных шагов и останавливается. Из его бескровных губ вылетает еле слышное:

— Наверх…

Бэла, тяжело дыша, изо всех сил тащит на себе поникшее тело. Осторожно, не спеша преодолевают они ступеньку за ступенькой. Звенит, ударяясь о камни, серебряный меч, повисший в обессилевшей руке вампира. Кажется проходит целая вечность к тому момент, когда они наконец добираются до вершины башни.

Вампир соскальзывает вниз на заснеженный пол смотровой площадки. В центре башни гудит и полыхает пламя, вырывающееся из колодца подъёмника. Бэла бледнее обычного, лоб и виски покрыты потом. Переводя дыхание, она с нескрываемым волнением окидывает взглядом следы недавней битвы: тут и там, словно запёкшиеся раны, мрачно выделяется обширные чёрные пятна на серебристом покрове снега, расцвеченном трепетными бликами огня.

— Что случилось? Где он?

Вампир не отвечает, неподвижно уставившись в пустоту перед собой. Бэла обеспокоенно поворачивается в его сторону и присаживается рядом:

— Драган? Ты меня слышишь?

До нее долетают тихие, как шелест снега, слова:

— Помоги мне… Надо прыгнуть…

Бэла озадаченно завершает фразу за него:

— Спрыгнуть с башни? Мне?

Слабый голос:

— Доверься мне… Нужно прыгнуть…

Бэла пытается поймать его ускользающий взгляд:

— Но…

По-прежнему негромко, но твёрдо хрипловатый голос повторяет:

— Ты приехала, чтобы помочь… Помоги…

Прикусив губу, девушка поднимается и неуверенно мнется на месте, сунув руки в карманы и поёживаясь, словно внезапно озябнув.

— Ты прав, — произносит она наконец и горько усмехается, — Вот это «ночное рандеву»!

Вампир лишь молча качает головой. А Бэла подходит к стене и напряженно глядит вниз. Лёгкий ветер развевает рыжие пряди её волос.

— Что ж, как говорила Катарина, «мортэ акцепта…», э-э-э как там дальше? — дрогнувшим голосом выговаривает девушка.

— Мортэ акцепта, рэгрэдиар, — подсказывает вкрадчивый шёпот.

Бэла набирает полную грудь воздуха и, приподнявшись на носочках, пытается взобраться на высокий парапет. Ей удается взгромоздить на каменный край лишь одно колено. Замерев в неудобной позе, с виноватым выражением лица она смотрит на сидящего рядом:

— Я… Дай мне руку…

Собравшись с силами, её спутник привстает и протягивает девушке раскрытую ладонь. Бэла поспешно хватается за нее, и вдруг вампир пронзительно вскрикивает и, отпрянув, валится на пол. На ладони его единственной руки разрастается чёрный ожог — в снег сыплется горстка серебрящихся в лунном свете патронов. Разметавшиеся по плечам светло-русые волосы обнажают разодранную щёку. И тут же в обезображенное раной лицо летит густое облако порошка — это Бэла, не теряя ни секунды, вытряхивает на Громова содержимое флакончика, подаренного ей когда-то Драганом. Она так яростно трясет склянкой, что при очередном замахе та, выскользнув из пальцев, перелетает через стену и теряется где-то в ночи.

Взревев от боли, вампир перекатывается со спины на живот, зарываясь в прохладный снег. А Бэла тем временем благоразумно отбегает подальше от беснующегося врага. В этот миг за её спиной из воздуха материализуется Драган. Бесшумной стрелой он проносится через площадку, но Громов встречает его во всеоружии. Даже не поднявшись с пола, он искусно отбивает обрушившийся на него меч и ударом ноги ловко отталкивает противника. От мощного толчка Драган на мгновение теряет равновесие и задевает краем рукава огненную ловушку.

Пламя незамедлительно охватывает жадными языками всю руку, отвлекая внимание Драгана. Пользуясь этим, Громов в одном ожесточенном рывке поднимается и выбрасывает меч вперед — его острие вонзается сопернику в живот. И тот, отчаянно застонав, размашисто отбивается горящей рукой. Удар приходится прямо в лицо Громова. Он роняет меч и прижимает единственную руку к обожженной коже.

Стоящая в стороне Бэла, беспокойно кусая губы, следит за драматичным поединком. В момент ранения Драгана она гневно вскрикивает, а затем начинает напряженно шептать:

— Катарина! Катарина! Где же ты? Он же убьет его!

Громов не спеша отнимает руку от почерневшего лица. Соперник, стоящий всего в паре шагов от него, уже вооружился вторым мечом, но холодный взгляд Громова скользит по нему с презрительным равнодушием. Драган делает осторожное движение в направлении врага, и тот так же осторожно отступает.

Утро.

Раненые, истекающие кровью противники безрезультатно кружат по смотровой площадке, как будто надеясь вымотать друг друга. Снег под их ногами окончательно утрачивает свой первоначальный вид, превратившись в чёрное рыхлое крошево. Небо над замком становится всё прозрачнее, побледневший осколок луны вот-вот растает в морозном воздухе забрезжившего утра. Пламя, вздымавшееся из каменного колодца, теперь лишь украдкой выглядывает слабыми желтоватыми язычками.

Громов, взглянув на выцветшую синеву высокого неба, беззвучно ругается, а затем делает внезапный рывок в сторону застывшей у стены Бэлы. И Драган, метнувшийся наперехват, обманут хитрым маневром — враг отвлекает его ложным движением, а сам мгновенно меняет направление и вскакивает на бордюр в центре площадки.

— Я убью тебя в следующий раз, сынок! — саркастически изрекает Громов.

Губы Драгана кривит злая досада. Он стоит слишком далеко, чтобы успеть остановить ускользающего врага. Дрожащая от нервного напряжения Бэла не сдерживает крика:

— Катарина!

И пламя в колодце вспыхивает с новой силой. Громов, в последний момент соскочивший с каменного края, с невыразимым ужасом смотрит на выросшую перед ним стену огня. Из этой жаркой, бушующей стихии к нему сходит женщина. Высокая, стройная, с царственной осанкой горделивых плеч. Она облачена в средневековое красное платье, лёгкий полупрозрачный покров лежит на её тёмных косах. Её тонкие губы вздрагивают:

— Тъı нє ѹбиѥши мои съıнъ, (Ты не убьешь моего сына.) — её негромкая речь звучит как пение.

Не в силах преодолеть оцепенение, Громов может лишь безмолвно и беспомощно наблюдать, как, приблизившись к нему, разгневанная Катарина легко проникает своей призрачной рукой в его плоть. Её кисть погружается в грудь вампира, и жестокая судорога сотрясает его тело. Дикий крик, перекрывая гул ожившего пламени, летит над заснеженным сонным пейзажем зимнего утра. В глубине вампирской груди под рукой неумолимой Катарины теплится и трепещет что-то алое, от чего его чёрные раны начинают кровоточить с новой силой.

— Тъı нє ѹбиѥши мои съıнъ, (Ты не убьешь моего сына.) — ещё тише и мелодичнее повторяет призрак, — А овъгда възвєди очи къ нєбєси! (А сейчас подними глаза к небу!)

Вампир, словно пойманная букашка, дрожит и дёргается под бесплотной рукой Катарины, издавая нечеловеческие вопли. В конце концов его нечленораздельный рёв оформляется в жалкую мольбу:

— Отпусти! Прошу, прошу, отпусти меня!

Но гнев Катарины неумолим:

— Възвєди очи къ нєбєси! Твоє сьрьдцє в огнь вмєтомо бѫдєтъ. (Подними глаза к небу! Твое сердце отправится в огонь.)

С каждым мгновением алое трепетание в груди её жертвы разгорается всё сильнее, словно вторя бешеной пляске пламени, которое чудовищным факелом полыхает посреди башни. А мстительный призрак продолжает безжалостно сжимать сердце вампира в своей огненной ладони.

И тогда, обезумев от пытки, Громов переводит молящий взгляд на Драгана:

— Чего она хочет?

— Увидеть, как сгорит твое сердце, — ледяным голосом отвечает ему тот.

Стоящая за его спиной Бэла настолько ошеломлена происходящим, что кажется, даже не дышит. Её остекленевшие немигающие глаза жутко расширены, а побелевшие пальцы вцепились Драгану в плечо.

— Хорошо! Хорошо! Я согласен! — разносится хриплый, срывающийся крик, и Катарина убирает руку.

Обреченный вампир падает на колени и пару секунд медлит, опустив голову, затем обводит всех помутневшими глазами и, встретив властный взгляд Катарины, медленно поднимается на ноги.

— Ты забыл родной язык, ты забыл своё имя, свой род, своего отца. Ты всех предал. А теперь предал и себя, — презрительно и жёстко цедит сквозь зубы Драган.

Подойдя вплотную к огненному столпу, Громов холодно отвечает:

— Я мертвец. У меня ничего этого нет. И самого себя нет. Меня нет, — и кинув пронзительный взгляд на одержавшего победу соперника, злорадно добавляет: — И ты тоже мертвец…

С этими словами он ныряет в пламенеющий колодец, и огонь так быстро пожирает его, что даже лёгкого стона не доносится до стоящих наверху. В тишине нарождающегося дня лишь гудит, потрескивая, алое пламя.

* * *

Медленно, почти незаметно костер, пылающий над каменным колодцем, меняет свой цвет: огненно-багровый, бледнея, перерождается и переходит в жарко-оранжевый, затем в лучезарно-жёлтый и наконец в сияющий белый. И пройдя сквозь самое сердце белого сияния, на почерневший от крови снег спускается призрак Катарины. Её красное платье, тёмные косы, карие глаза резко выделяются на фоне ослепительно-белого пламени. Но вот все цвета, словно притянутые магнетической силой, один за другим слетают с нее, растворяясь в очистительном огне, и она становится живым сгустком белого света.

Уже не разглядеть черт лица, но голос всё ещё звучит: «Кънѩѕь Нєваръ имѣаше три съıнъı да ѥдинъ приблѫдєнъ вънѹкъ без имєнє…» (У князя Невара было три сына и один приблудный внук без имени…) Звучит как мелодичный шёпот или пение. Сноп света проходит сквозь застывших в безмолвии Бэлу и Драгана. Они не успевают оглянуться, как призрачное сияние, затрепетав, сливается с белёсой изморозью, висящей в стылом воздухе, с гаснущим рожком прозрачной луны, с укрытой серебристым снегом далью. А песня, распавшись на шорохи и шелесты, разлетается на невесомых крыльях утреннего ветра.

Бэла и Драган разом опускаются на пол смотровой площадки. Перед ними вновь пляшут ярко-красные языки пламени. Бэла прижимается спиной к каменной стене и, прикрыв воспаленные глаза, делает несколько глубоких размеренных вдохов. Осунувшееся лицо выдает крайнюю степень усталости. Тени, залёгшие у глаз и носа, прибавляют ей лет.

Драган между тем задумчиво рассматривает рану на животе, а затем обводит напряженным взглядом смотровую площадку. Поодаль валяется его куртка, рядом с ней — рюкзак. Пристально глядя на него, Драган словно бы решает что-то для себя и в итоге, обессиленно откинувшись назад, как и Бэла, наваливается спиной на стену.

— Ты всё-таки спрыгнул с башни? Что там было? — слышится слабый голос Бэлы.

— Трудно объяснить. Это как бы изнанка мира, — глухим, но ровным голосом отзывается Драган.

— Ад?

— Нет, это другое.

— А можно посмотреть? — Бэла открывает глаза и поворачивается в сторону Драгана. А тот смотрит в небо:

— Ночь кончилась, теперь туда не попасть.

— Ладно, — огорченно произносит Бэла, — Ну, может, завтра ночью…

— Человеку в одиночку туда не попасть, — ледяным тоном отрезает Драган.

Неумело скрывая разочарование, Бэла всё-таки интересуется:

— Зачем же тогда он хотел, чтобы я спрыгнула?

— Если бы ты прыгнула, я бы увидел это с той стороны. Хотел меня выманить.

Наконец он переводит взгляд на Бэлу. Хотя тёмные пряди волос частично скрывают рану, всё равно лицо его выглядит жутко: одна половина настолько бледна, что почти не отличается цветом от свежевыпавшего снега, а другая — залита густой чёрной кровью, под маской которой Драган ещё меньше похож на человека, чем Громов с разорванной щекой.

— Спасибо, — произносит он, глядя Бэле прямо в глаза, на что она отвечает кратким кивком и опускает голову.

— И ты узнала обо всем этом из снов?

— Ну-у, как мне объяснили, это были не совсем сны. В общем, Гром, сам того не подозревая, дал мне подсказки.

Драган глубокомысленно качает головой, глядя в пустоту перед собой. Бэла бросает на него нерешительный взгляд:

— Он готов был убить тебя, хотя знал, что ты его сын.

— Обоюдно, — отрешенно добавляет вампир.

— Но ты ведь…

Драган не дает ей закончить фразу:

— Я знал, узнал, когда в первый раз попал на теневую сторону, — он снова обращает к Бэле свой взгляд, и пронзительный блеск его безжизненного зрачка лишь подчеркивает жестокость слов.

Бэла задумчиво:

— Но ты ничего не писал об этом.

— Кажется, да. Но я писал из малодушия. О том, что стыдно было забыть и нестерпимо помнить. А то, что питает мою ненависть, всегда остается при мне.

Бэла некоторое время удрученно молчит, видимо, подавленная беспощадной холодностью сказанного. Однако, поколебавшись, она несмело спрашивает:

— А Катарину ты не вспомнил?

Он отвечает не сразу:

— Нет… Единственная семья, которую я помню, это мой дед, точнее двоюродный дед.

Бэла с волнением поясняет:

— А я догадалась по твоим глазам…

Не дослушав, Драган усмехается:

— Надо же, глаза выдают мои тайны! Что ж, одного уже нет, значит, тем лучше.

— Было лучше с двумя, — осторожно вставляет Бэла.

— Быстро же ты меняешь свое мнение! — саркастически замечает Драган.

— Что?! — незамедлительно возмущается девушка, но сейчас же припоминает: — А! Тогда я разозлилась. И у меня была причина!

— Да, ты разозлилась, потому что узнала, что я питаюсь человеческой кровью и моими стараниями умерли многие тысячи человек, — услужливо поясняет вампир, и в его холодном взгляде вспыхивает злая ирония.

— Для чего ты всё это говоришь? — Бэла явно растеряна, — По-твоему, это смешно? Забавно?

— Да, лицемерие в какой-то степени забавно, — небрежно бросает Драган.

Бэла уже не опирается расслабленно о стену башни, от волнения она вся подается вперед:

— Это не лицемерие, это… это просто…

— Это позёрство, — спокойно подсказывает вампир, хладнокровно наблюдая, как его собеседница выходит из себя.

— Ну, знаешь! По-твоему, я должна продолжать тебя ненавидеть?! — говорит она с каким-то яростным недоумением.

Драган пожимает плечами:

— Ненавидеть или хотя бы недолюбливать, всё честнее, чем расточать комплименты. Но может быть, ты как типичная посредственность не видишь противоречия между своей вчерашней истерикой и сегодняшними любезностями.

Бэла настолько взбешена, что не может просто сидеть. Поскальзываясь на снегу, она неловко поднимается на ноги и тихо, но зло уточняет:

— Типичная посредственность?

— ТП, — охотно подтверждает он, ничуть не обеспокоенный её реакцией.

Отойдя чуть в сторону, она нервно трясущимися руками достает телефон, жмет на кнопку вызова рядом с именем Паши и, прижав аппарат к уху, бросает на Драгана полный ненависти взгляд:

— Интересно, а как Даниель отнесется к тому, что ты, оказывается, презираешь тех, кто пытается понять тебя и вести себя с тобой по-человечески? А он-то готов жизнью пожертвовать, чтобы произвести на тебя впечатление. Но даже если бы он погиб, ты бы, наверное, ничего не почувствовал, пожал бы плечом и назвал его позёром, да?

Бэла снова жмет на кнопку вызова и, отвлёкшись на телефон, не замечает, как в ответ на её слова Драган стискивает зубы. В его взгляде мелькает тень боли:

— Интересно, а что ты чувствуешь, если кто-то страдает по твоей вине? Или погибает? Готова выколоть себе глаза, отрезать язык, вырвать сердце, да?

Девушка глядит на него с напряженным непониманием:

— И кто же пострадал по моей вине?

И тут её, видимо, осеняет догадка. Она смотрит на экран телефона, где всё ещё высвечивается надпись «Паша». В ответ на вызов слышатся только бесконечные длинные гудки. Не дожидаясь окончания гудков, Бэла судорожно жмет на сброс и опять на вызов, скороговоркой повторяя: «Чёрт! Чёрт! Чёрт!» И когда очередной звонок обрывается ничем, она уже не сдерживает эмоций и ревет в голос: «Чё-о-о-рт!» — в бессильной ярости швыряя телефон о каменную стену. «Чёрт! Гадство! У него ведь даже никого нет, кроме этой блядской Вики! Всем будет плевать! Паша! Паша! А-а-а!» — окончательно потеряв самообладание, Бэла срывается на крик.

Не в силах стоять на месте она бессмысленно мечется по площадке. В какой-то момент, споткнувшись о рюкзак Драгана, она задевает огненную ловушку, которая всё ещё полыхает посреди башни. Её волосы мгновенно загораются, но что-то, мелькнув чёрной тенью за её спиной, тут же их гасит. Это Драган, молниеносно вскочив с пола, сбивает огонь с рыжих прядей, притянув Бэлу к своей груди. Её спина, плечи, затылок прижимаются к его телу, повинуясь силе его рук, держащих её и крепко, и бережно. На его изуродованном лице отражается какая-то новая невыразимая мука. Его окровавленные губы находятся лишь в паре сантиметров от её волос. На краткий миг он касается их и сразу же отстраняется. Всё это длится лишь два-три мгновения — Бэла поспешно и гневно вырывается из объятий вампира, и обращает к нему посеревшее от горя лицо.

— Почему? Почему нельзя повернуть всё назад?! И никогда-никогда тебя не встречать! — в тихом отчаянии шепчет она.

Драган, осторожно опустив руку в карман её куртки:

— Зато ты можешь уничтожить меня. Прямо сейчас, — достает деревянный кол и с вызовом вкладывает его в ладонь Бэлы.

Выжидательный взгляд на непроницаемом лице, но Бэла не поддается на провокацию.

— Да пошел ты!..

Она устало и равнодушно опускает руку, роняя оружие на пол, и, не оборачиваясь, уходит.

Драган удовлетворенно наблюдает, как, медленно спускаясь по лестнице, девушка постепенно исчезает из виду. Вот, взметнувшись, мелькают развеваемые ветром волосы, а дальше только звук шагов по каменным ступеням. Прислушиваясь к этому лёгкому глухому стуку, он горько усмехается. Дважды протяжно-жалобно скрипят петли, решительно хлопает тяжелая деревянная створка, но и сквозь закрытую дверь до вампира долетает слабеющий шум — Бэла идет по замковому коридору. Идет и плачет, почти беззвучно, глотая слёзы.

* * *

Доктор Пеклич едет в серебристом внедорожнике по тёмной дороге. Его озабоченное лицо выглядит утомленным. Усталый и немного потрёпанный вид ему придает и проступившая на подбородке щетина. За окнами автомобиля раскинулись пустынные заснеженные поля, лишь порой где-то вдалеке мелькает и тут же исчезает неясный огонек. Снег больше не идет. Только последние неторопливые снежинки изредка попадают в свет фар. А на небе уже проклюнулась желтоватая луна.

Автомобиль поворачивает и выезжает к холму, у подножия которого поперёк дороги стоит синий Пежо. Передние колеса увязли в глубоком снегу обочины. Поравнявшись с Пежо, доктор резко тормозит и быстро выскакивает из машины. На побледневшем лице доктора ясно читается тревога. Освещенный салон синего автомобиля кажется пустым. Мужчина спешит заглянуть в окно и тут же отшатывается.

Под рулем виднеется белокурая девичья головка. Только макушка. Девушка в странной позе сжалась на полу. Наконец, совладав с чувствами, доктор открывает переднюю дверцу автомобиля со стороны водителя и склоняется над неподвижным телом. Легко, словно боясь навредить, он касается поникших плеч:

– Špela, moja punčka, me slišiš? (Шпеля, девочка моя, ты меня слышишь?)

Доктор напряженно прислушивается к тишине, устремив на девушку полный отчаяния взгляд.

— Daj, dragica, vstani. Pomagal ti bom, (Давай, милая, поднимайся. Я помогу.) — мягко и ласково пытается он вытащить её из салона, но добивается лишь того что сам падает в снег.

Его руки, перепачкавшись в крови, соскользнули с плеч Лизы, и он потерял равновесие. С диким ужасом он глядит на свои окровавленные ладони и снова бросается к открытой дверце. Теперь он уже тянет девушку изо всех сил, но результата нет. Внезапно его отвлекает телефонный звонок: на пассажирском сиденье рядом с водителем брошен телефон. На экране горит имя «Kathelen» (Кэтлин), а на его фоне видна фотография, сделанная, очевидно, в салоне Пежо. Доктор берет телефон и, машинально надев очки, сбрасывает звонок, а затем с болезненным вниманием рассматривает фото. Двое, обнявшись, смотрят в камеру: светловолосая девушка с янтарными глазами и человек в перепачканной чёрным одежде, выше плеч у которого пустота.

Ошеломленный мужчина, продолжая невидящим взглядом смотреть в телефон, выпрямляется и отходит от автомобиля. Его механически движущееся тело и помертвевшее лицо, кажется, уже не принадлежат ему. Откуда-то доносится до него шум едущего автомобиля, но он никак не реагирует на это. Он словно бы провалился в другую реальность, бросив бренную оболочку саму решать для себя, как же дальше существовать в этом бессмысленном мире. Грузная мужская фигура, медленно и бесцельно переставляя ноги, всё дальше уходит от дороги.

За спиной доктора вдруг раздается чудовищный визг тормозов и оглушительный грохот удара. Неуклюже обернувшись, доктор успевает увидеть три автомобиля: серебристый внедорожник, чёрный пикап и спрессованный между ними Пежо. И сейчас же что-то гулко лопается, ослепительно вспыхивает, отражаясь огненными бликами в стёклах очков. И прямо из взметнувшегося огня в голову мужчины летит автомобильный диск. Доктор бесшумно валится в снег, а между тем все три машины охватывает пламя.

* * *

Придя в себя, доктор касается кровоточащей ссадины на лбу, которая уже успела вздуться и посинеть по краям. Очков, нет — они, видимо, слетели, когда он упал. Встав на ноги и окинув мимолётным взглядом почерневшие остовы машин, доктор решительно выбирается на дорогу. Небо всё ещё тёмно-синее, но луна уже засеребрилась. Преодолевая дрожь в ногах, доктор взбирается на холм. Перед ним расстилается дорога, огибающая озеро, и где-то вдалеке в желтоватом зареве искусственного света вырисовывается замок. Неверной походкой, то и дело спотыкаясь и поскальзываясь, доктор направляется к замку.

* * *

Минуя брошенный снегоход он входит в ворота замка. Луна уже совсем побледнела. Огни мощных прожекторов, казавшиеся такими яркими, теперь с отступлением ночи светят всё тусклее. Костры в металлических бочках давно выгорели и погасли. Доктор оглядывает двор и прислушивается. Вокруг как будто бы никого. В тишине раннего утра лишь звонко поскрипывает под ногами снег.

Пожилой мужчина начинает обходить замок, минует административный корпус и упирается в парковку, где оставлен только серый Шевроле. Возвращается. В одном месте под стенами замка чернеют следы остывшего кострища. Ветер понемногу сдувает лёгкий пепел с немногочисленных мелких углей, разбросанных среди потемневших серебряных кольев.

Раздавив ботинком уголек, доктор останавливается. Поблизости он замечает засаду. На дне ямы, которую, видимо, покинули в спешке, валяется несколько припорошенных снегом, сломанных стрел и забытый кем-то бинокль. Пожилой мужчина не ленится спуститься и осмотреть стоящие в яме ящики, но они оказываются пусты. Прихватив бинокль, он тяжело вылезает из засады и некоторое время просто лежит на снегу, переводя дыхание.

Где-то неподалёку раздается звук открывающейся двери, а затем — размеренный скрип снега. Кто-то неторопливо приближается к лежащему на земле доктору Пекличу. Внезапное испуганное «Ой!», и шаги явно ускоряются. Через несколько секунд над мужчиной склоняется бледное лицо Бэлы. Припухшие от недавних слёз глаза смотрят с участием и беспокойством.

— Доктор, что с Вами?

— Просто устал, — отвечает он ей бесцветным голосом и пытается подняться.

С помощью Бэлы он в конце концов встает на ноги и мрачно смотрит на замок. А Бэла с тревогой рассматривает свежую ссадину на лбу доктора:

— У Вас рана. Надо обработать.

Но собеседник или не слышит, или намеренно не обращает внимания на её слова.

— Господин Перилл расправился с вампиром? — в его тоне звучит какая-то холодная металлическая нотка — то ли ненависть, то ли боль.

— Да, то есть нет, то есть… — девушка окончательно запутывается, встревоженная странным видом доктора.

Тот смотрит мимо нее и многозначительно кивает головой:

— Так я и думал. Господин Перилл на это не способен. Вампир сбежал?

Бэла напряжено сдвигает брови, очевидно, раздираемая двумя желаниями: либо поскорее объяснить ситуацию, либо первым делом расспросить доктора о том, что же он «так и думал».

Её сомнения обрывает резкий окрик:

— Ну! Где же он?

Девушка даже вздрагивает от неожиданности:

— Он… его здесь нет, — отвечает она с запинкой — доктор явно начинает её пугать.

— А господин Перилл?

Бэла не успевает ещё ничего сказать, как собеседник вдруг наклоняется к ней и, заглядывая в глаза, угрожающе тихо произносит:

— И не думайте его покрывать. Я давно подозревал, что он использует Вас в своих интересах. Теперь это подтвердилось.

Бэла невольно отступает.

— Что Вы несете?! Что подтвердилось? — эмоционально спрашивает она

Доктор Пеклич, нисколько не удивленный такой реакцией, презрительно кривит рот:

— Госпожа Ковач сказала мне. Вы примчались сюда помогать ему спасти своего хозяина.

Бэла в полнейшем недоумении отчаянно трясет головой:

— Она не могла такого сказать! Или она не поняла…

Мужчина опять подступает к ней:

— Она не поняла? Тогда Вы объясните мне, как вышло, что вампир опять спасся? — и очевидно считая это риторическим вопросом, доктор сейчас же продолжает свою гневную отповедь: — И Вы, и Господин Перилл, вы оба — безвольные рабы этого древнего упыря. Ну, Вас можно понять и простить. Вы стали его жертвой и находитесь в психологической зависимости от него. Не завидую Вашей участи. Скорее всего, Вас ожидает психиатрическая клиника.

Бэле наконец удается вклинится в поток обличительной речи:

— Это всё какая-то чепуха! И никто тут не раб! А Драган…

Но доктор не дает ей закончить:

— Господин Перилл добровольно выпил кровь вампира и стал его вечным слугой! — грозно гремят его слова, а в чёрных глазах вспыхивает ярость. — Да! Я сразу начал подозревать что-то неладное. Но когда после его укуса я не почувствовал соответствующих симптомов, всё встало на свои места. У него нет своей силы. Вся его сила принадлежит хозяину.

Бэла, не зная, как ещё достучаться до обезумевшего доктора, вцепляется обеими руками в его пальто и пытается встряхнуть не обращающего на нее внимания собеседника.

— Да послушайте же меня, наконец! Драган не пил кровь вампира! И Грома больше нет, он сам себя уничтожил! — кричит она, срывая голос.

Видимо, смысл сказанного доходит до доктора, но он не убежден:

— Уничтожил себя? Где?

— На башне, — поспешно отвечает Бэла.

И в ответ мужчина ядовито усмехается:

— Что же, взглянем на останки!

Пытаясь удержать несговорчивого оппонента, Бэла ожесточенно дёргает его за пальто:

— Нет, подождите, я Вам объясню!

Но, очевидно, не желая слушать никаких объяснений, он отталкивает её руки и торопливо поворачивается. Бэла, попятившись от толчка, теряет равновесие на краю засады и соскальзывает на дно ямы.

— Эй! Доктор Пеклич, постойте! — зовет она, судорожно пытаясь выбраться наружу, но снова и снова соскальзывая.

А мужчина уже скрылся за стеной замка.

* * *

Бэла настигает доктора только на смотровой площадке. Не успев отдышаться, она было бросается к нему с объяснениями, но встретив жёсткий взгляд его чёрных, кипящих яростью глаз, невольно отступает.

— Здесь никого! — мрачно констатирует он, для наглядности раскинув руки и обведя взглядом залитую тёмной кровью площадку.

Из колодца подъёмника поднимается лёгкий дымок и растворяется в посветлевшем небе. Рядом с невысокой каменной кладкой нелепо топорщится обуглившийся остов крышки.

Бэла осторожно приближается к чернеющему проёму и, стараясь не упускать из виду доктора, бросает быстрый взгляд в глубину каменного мешка.

— Вы солгали мне! — гневный тон снова заставляет Бэлу вздрогнуть.

Но в этот раз она быстрее справляется с волнением и сразу переходит к главному:

— Гром прыгнул в огненную ловушку, — подкрепляя свои слова выразительным взглядом и жестом в сторону дымящегося колодца, — Вот сюда. Он уничтожен. Разве Вы сами не видите: следы огня, крови, следы борьбы?

Голос её хоть и дрожит от неровного частого дыхания, но слова звучат вполне уверенно. Она устремляет на оппонента открытый ясный взгляд. Однако доктор не спешит менять свой настрой. Презрительно кашлянув, он холодно и высокомерно возражает:

— По-Вашему, я ошибаюсь? Господин Перилл, по-Вашему, храбро сражался с вампиром, а не помогал ему ускользнуть? Но отсутствие тела, скорее, говорит в пользу моей версии.

Бэла всё-таки теряет терпение и переходит на сбивчивую скороговорку:

— Да поверьте же мне! Говорю Вам: «Всё кончено!» Сами подумайте! Ваша версия… Если всё так, то почему?.. Почему Гром? Он не создал себе тысячи… миллионы рабов… За тысячу лет… А?

По тому, как доктор на мгновение отводит глаза и раздраженно хмыкает, очевидно, что он немного поколеблен в своей гневной уверенности:

— Если я неправ, то как объяснить мое хорошее самочувствие после укуса? А ведь прошло уже больше двенадцати часов! — тем не менее язвительно парирует он.

Бэла, видимо, чувствуя, что недоверие собеседника вот-вот будет сломлено, изо всех сил старается придать своему дрожащему голосу твёрдости:

— Тут может быть совсем другая причина, или много других причин. Просто Вы их не знаете. Вы считаете, что знаете абсолютно всё и никогда не ошибаетесь? А как тогда объяснить, что сегодня ночью я сама лично противостояла Грому и не почувствовала даже головокружения? А по Вашим словам, я, вообще, должна была умереть, как только он схватил меня.

Эта эмоциональная речь дается Бэле совсем не легко: пару раз голос предательски срывается и подводит дыхание. Она замолкает и смотрит на доктора с тревогой и надеждой. А тот озадаченно бормочет себе под нос:

— Позвольте, но… Это совершенно… Это просто исключено…

Белая, как кипень, старушка вздыхает и красноречиво поднимает кустистые брови:

— Naravno je! Samo š e drug vampir lahko odstrani tak š no norostjo … (Известное дело! От такого помешательства может избавить только другой вампир…)

Погрузившись в раздумья, доктор Пеклич отводит взгляд от собеседницы и отворачивается к башенной стене, где перед его глазами расстилается заснеженное озеро.

Вдруг он резко восклицает:

— Aja! (Ага!) — и припадает грудью к краю башенной стены.

Бэла, явно заинтересованная этим «Ага!», торопливо подбегает к доктору и становится рядом. В синеватых предрассветных сумерках мягко сияет снегом гладь замерзшего озера. Там рядом с тёмным прямоугольником проруби виднеются две человеческих фигуры. С такого расстояния невозможно разглядеть лица, а тем более услышать голоса. Но даже без звукового сопровождения происходящее внизу выглядит очень любопытно.

Один человек с мечом за плечами, облаченный во что-то странное, похожее на средневековое одеяние, держит под мышкой объемистый свёрток. Он склоняется к краю проруби, где, утопая в снегу, стоит на четвереньках и мелко дрожит, тряся светлой головой, другой — обнаженный человек. Видимо, он только что выбрался из ледяной воды. (Бэла непроизвольно вздрагивает, глядя на экстремального купальщика.) Одетый человек осторожно кладет руку на плечо замерзающего и, наверное, что-то говорит ему, а тот, резко повернувшись в сторону говорящего, неуклюже валится в снег — похоже, у него только одна рука. И тут на сцену выходит свёрток. Оказывается это одежда.

Доктор Пеклич снова изрекает свое «Ага!» и лезет во внутренний карман пальто, откуда достает найденный недавно бинокль. Наведя окуляры на людей копошащихся у кромки льда, он опять не удерживается от очередного «Ага!», но теперь оно звучит злорадно. Как только мужчина опускает бинокль на каменный парапет, прибором завладевает Бэла и, облокотившись о стену, подносит его к глазам.

Опустившись на колени, темноволосый мечник заботливо подает лежащему на снегу человеку сначала джинсы, потом свитер, потом тёмную зимнюю куртку. Однорукий, приподнявшись, принимает одежду с удивлением и замешательством, подолгу рассматривает каждый предмет и неуклюже надевает не без помощи бородача. К тому времени, когда дело доходит до ботинок, спасенный от холода мужчина впадает в окончательный ступор, и товарищу приходится в одиночку натягивать обувь на его окоченевшие ноги.

Увлекшись наблюдением, Бэла не замечает, как доктор Пеклич достает из кармана пистолет и патроны к нему, торопливо и неловко начинает заряжать оружие. От волнения у него всё валится из рук. В конце концов патроны оказываются на полу среди грязного снега, и он ещё некоторое время возится внизу, отыскивая их на ощупь в чёрном месиве.

Гремит выстрел. С такой силой, что кажется настоящим взрывом. От неожиданности Бэла резко выпрямляется и, заскользив на чёрном снегу, падает навзничь.

— Чёрт! — возмущенно кричит она.

И пока она пытается встать, доктор, секундой ранее выронивший пистолет, тоже выкрикивает ругательства, но с досадой и бессильной злобой. Пару раз он бессмысленно перегибается через край стены, словно надеясь, что упавшее с башни оружие можно вернуть силой взгляда. Бэла наконец поднимается на ноги, но доктор уже спешит вниз по башенной лестнице.

Ещё раз поскользнувшись и выругав себя, Бэла бросается за мужчиной. И когда она, кажется, уже может схватить его за рукав, перед её носом захлопывается дверь. Из-за двери до нее доносится лязганье засова. Бэла несколько секунд ожесточенно колотит по возникшей преграде кулаками, но никакого результата это не дает. Отчаявшись, она напоследок пинает дверь ногой и возвращается на смотровую площадку.

Девушка отыскивает глазами брошенный бинокль. Он упал на пол и, к счастью, не поврежден. Бэла торопится навести его на прорубь. Мужчины всё ещё там. Светловолосый корчится на снегу, уткнув лицо в колени и прикрывая затылок рукой. Темноволосый держит его за плечи, время от времени ободрительно встряхивая, но поза испуганного не меняется.

Отведя бинокль, Бэла пробует докричаться до людей на озере:

— Эй! Драган! Эй! — вопит она, срывая голос, и заодно машет руками над головой.

К удивлению Бэлы, мечник сейчас же поворачивается в её сторону. Приободренная, она продолжает кричать:

— К вам идет доктор Пеклич! Он очень зол! Хочет вас убить!

* * *

Драган на глади заснеженного озера. Он одет в средневековый костюм: длинная двойная туника, затянутая ремнем на поясе (на ремне ножны с ножом), свободные штаны с подвязками на икрах, мягкие невысокие сапоги. На плечо накинут рюкзак. За спиной серебрится рукоятка меча. Стоя рядом со спасенным им мужчиной, Драган внимательно выслушивает доносящиеся с башни слова и успокоительно поднимает в ответ ладонь, что должно означать: «Всё будет в порядке!». Он видит, как рыжеволосая девушка облегченно вздыхает и наводит на него бинокль. А Драган снова обращается к сидящему на снегу:

— Мѧ разѹмѣєши? Идѣмъ! (Ты меня понимаешь? Идем!)

В ответ светловолосый только сильнее сжимается.

— Torej, kaj zdaj? (Ну, и что теперь?!) — говорит Драган самому себе.

Голос его звучит спокойно, но лицо всё-таки выдает тревогу. Оглянувшись по сторонам, прислушавшись, он досадливо сжимает губы. Бросает взгляд на башню: Бэла рассматривает что-то во дворе замка.

Звук заводящегося автомобиля, шелест шин по хрусткому снегу, ровное рокотание мотора.

Подумав ещё пару секунд, Драган опускается на снег рядом с оцепеневшим мужчиной, садится бок о бок с ним и по-дружески кладет ему на плечи одетую перчаткой руку. Светловолосый поднимает голову. От мочки уха до середины левой щеки тянется неровно заживший шрам. Мужчина затравленно озирается и останавливает дымчато-серые глаза на лице Драгана, которое, видимо, вызывает у него противоречивые чувства. И действительно, сейчас это не самое приятное зрелище. Хотя кровь с лица уже стёрта, но зияющая пустотой глазница и разбитый висок выглядят настолько чудовищно, что кажется, лицо собрано из каких-то случайных чужеродных друг другу фрагментов и они вот-вот распадутся снова.

Челюсть светловолосого мужчины начинает нервно подрагивать, глаза краснеют. Сейчас в нем трудно узнать Громова, несмотря на то, что внешность его почти не изменилась. Прежнее худое лицо с высоким лбом, большие залысины, редкие русые волосы, короткая невзрачная борода. Правда, глаза по-человечески тёплые и беспокойные. И всё лицо подвижное, мягкое, пластичное, живое. Сейчас по нему пробегают тени его мыслей и чувств: страх, надежда, недоумение, мольба.

Бывший вампир закрывает глаза и, глубоко вздохнув, усилием воли останавливает охватившую его дрожь. Драган с пониманием похлопывает его по плечу и повторяет:

— Идѣмъ! (Идем!)

Громов коротко кивает, не глядя на своего спасителя, и, неловко балансируя одной рукой, встает. Драган следует за ним. Но тут со стороны замка к озеру летит надсадный рёв, который внезапно сменяется истошным визгом.

Светловолосый оторопело пятится, спотыкается, падает на спину, но, приподнявшись и сев, продолжает отодвигаться от того, что вселяет в него ужас, издавая нечеловечески пронзительный вой. А между тем на заснеженный лёд с невысокого берега слетает серый Шевроле и тут же резко тормозит. Съехав вниз, машина выталкивает с собой на гладь озера пару манекенов, один из которых одет в средневековый костюм, а другой полностью раздет. Они остаются лежать перед бампером, словно первые невинные жертвы безумного исступления. Не заглушив мотор, из машины выскакивает доктор Пеклич и несется к упавшему Громову, целясь в него из пистолета. Он даже успевает один раз выстрелить прямо на ходу, но пуля пролетают мимо цели. И тут оружие из его руки выхватывает Драган.

Пистолет летит в прорубь, а доктор, рванувшийся в сторону испуганно отползающего человека, получает подножку и кубарем летит в снег. Громов, видимо, поняв, что Драган намерен его защищать, замирает на снегу в неестественной напряженной позе, готовый в любой момент продолжить бегство. Его дыхание сбилось от пережитого ужаса. Его потерянный взгляд с тревогой и отчаянием мечется от одного предмета к другому, словно силясь уяснить, что же происходит вокруг.

Доктор Пеклич медленно поднимается из снега. На губе у него виднеется кровь — видимо, при падении он случайно её прикусил: пара густых капель успевает упасть на свежий снег. Седые волосы стоят дыбом, на лбу вздувается глубокая синеватая царапина, чёрные глаза горят ненавистью.

— Torej, ga v bistvu branite?! (Так Вы всё-таки защищаете его?!) — голос доктора дрожит от бессильной злобы.

— In Vi bi radi ubijali? (А Вы хотите убить?) — говорит Драган с язвительным хладнокровием и уточняет: — Vi bi radi ubijali človeka? (Хотите убить человека?)

— Mene že ne boste pretentali! (Не морочьте мне голову!) — доктор делает движение в сторону Громова, но вампир преграждает ему дорогу.

Твердо глядя в чёрные гневные глаза, Драган плавно достает меч, висящий у него за спиной. Светлый клинок тускло серебрится в редеющей утренней синеве.

Доктор, мрачно сжав губы и вздёрнув покрытый неровной щетиной подбородок, с недовольным видом отступает.

— Prepričani bodite, da je zdaj človek, (Уверяю Вас, теперь он человек.) — с расстановкой произносит Драган, слегка кивнув в сторону Громова, но не спуская глаз с доктора.

Но тот, не колеблясь, жёстко парирует:

— Prepričan sem, da ubil je Lizo. Je samo tisto, kar je pomembno. (Я уверен в одном, он убил Лизу. Это единственное, что имеет для меня значение.)

При этих словах по лицу Драгана пробегает мимолётная тень, тем не менее он возражает:

— Mislim, boste zahtevali, da predočim dokaze. In očitno Vam nič ne skrbi, ker boste ubili človeka. To je človek, ki se komaj spomni, kako dihati, hoditi in govoriti. Mogoče se bo nekega dne spomnil svojega imena. Ampak nikoli se ne spomni zadnjih tisoč let. To ni tisti, ki je ubil Lizo. (Я думал, Вы потребуете доказательств. А Вам, оказывается, всё равно, что Вы собираетесь убить человека. Человека, который едва помнит, как дышать, ходить и говорить. Может быть, когда-нибудь он вспомнит свое имя. Но никогда не сможет вспомнить последнюю тысячу с лишним лет. Это не тот, кто убил Лизу.)

Доктор Пеклич презрительно усмехается в ответ:

— Me boste poučili o človečnosti? Koliko ljudi ste ubili? (Вы будете учить меня человеколюбию?! Сколько людей Вы убили?)

Грубый выпад не смущает Драгана:

— Osemnajst tisoč devetsto sedemdeset, poleg tistih, ki jih sem spravil ob pamet. Ampak nikoli nisem ubijal ljudi zaradi zadovoljnosti svojega ega. (Восемнадцать тысяч девятьсот семьдесят, не считая тех, кого лишил разума. Но я никогда не убивал людей ради удовлетворения своего эго.)

При этих словах доктор яростно вскрикивает:

— Ah! Se kažete junaka?! Tedaj vedite, da ste le beden stvor brez rodbine, ki je ravnal le iz sebičnosti, prazne nečimrnosti in ambicij. Zastavili ste cilj, da bi si dvignili samozavest — uničiti starodavno nesmrtno zlo. In ste vse in vsakogar žrtvovali za ta cilj. Koliko ljudi je umrlo zaradi Vaše zadovoljnosti! (А! Вы выставляете себя героем?! Ну так знайте же, что Вы всего лишь жалкое безродное существо, которое действовало только из собственного эгоизма, из пустого тщеславия и честолюбия. Вы поставили себе цель, чтобы потешить свое самолюбие, — уничтожить древнее бессмертное зло. И всё и вся приносили в жертву этой цели. Сколько же людей погибло ради Вашего удовлетворения!)

Но уничижительная тирада не достигает цели — Драган по-прежнему бесстрастно взирает на разгоряченного спором доктора.

— Ne bom se Vam opravičeval. Kar sem storil, je samo moje breme. Ampak naj ponovim, ubijanje ljudi mi ni prineslo sreče ali veselja ali mira. Nisem ubijal zaradi tega. Nisem sovražil ali preziral tistih, ki sem jih ubijal. In Vi zakaj hočete ubiti? (Я не буду оправдываться перед Вами. То, что я сделал, — это только моя ноша. Но я повторю, убийства людей не приносили мне ни счастья, ни радости, ни покоя. Я убивал не для этого. Я не испытывал ненависти и злобы к тем, кого убивал. А для чего хотите убить Вы?)

Упрёк не переубеждает собеседника, а, судя по нервной дрожи, пробежавшей по его лицу, только сильнее разъяряет.

— Me hočete odvrniti od maščevanja ali me prisiliti, da Vas sovražim? (Вы хотите отговорить меня от мести или заставить ненавидеть Вас?)

— In eno in drugo, (И то, и другое.) — спокойно отвечает Драган, — Če Vam potrebno uničiti nekoga, da si pomirite Vašo vest, uničite mene. (Если Вам так необходимо с кем-нибудь расправиться для успокоения Вашей совести, уничтожьте меня.)

Доктор недоверчиво хмыкает:

— Kaj je? Šala ali past? (Это что? Шутка или ловушка?)

Драган пристально смотрит на собеседника. Его холодный взгляд предельно серьёзен. Доктор старается взглянуть через плечо вампира на Громова, который всё ещё сидит на снегу, тупо уставившись в пустоту, а затем хитро сужает глаза:

— Kaj mi bo preprečilo, da ga ubijem potem, ko te uničim? (А что мне помешает убить его после того, как я уничтожу Вас?)

— Jaz bom preprečil, (Я помешаю.) — убирая меч в ножны, отвечает Драган, — Daste mi svojo besedo. (Вы дадите мне слово.)

Доктор запальчиво:

— Ne, ne obljubim Vam nič! (Нет, никакого слова я давать не стану!)

— Potem boste umrli. (Тогда Вы умрете.)

— Zdaj mi grozite smrtjo! (Теперь Вы грозите мне смертью!) — со смешком констатирует доктор.

— Prosili ste me, naj Vas ugriznem, (Вы сами просили укусить Вас.) — ровным голосом напоминает Драган.

Собеседник явно растерян:

— Ampak… Ampak počutim se odlično… (Но… Но я чувствую себя прекрасно…)

— Zato, ker hočem. In če hočem kaj drugega, ne boste dočakali konca dneva. Kakorkoli če ne bom uničen, boste živeli največ tri dni. (Это потому, что я так хочу. А если я захочу другого, то Вы не дотяните и до конца этого дня. В любом случае, если меня не уничтожить, Вы проживете не больше трех дней.)

Доктор, обуреваемый сомнениями, замолкает и некоторое время топчется на одном месте, опустив глаза и прижимая кулак к щетинистому подбородку.

— Dobro. Imate mojo besedo. Ne bom ga ubil, (Хорошо. Даю Вам слово. Я не буду убивать его.) — наконец говорит он с тяжелым вздохом, — Ampak preden izginete, povejte po pravici, kako ste postali vampir? (Но перед своей гибелью скажите мне откровенно, как Вы стали вампиром?)

Драган протягивает собеседнику чёрный колышек.

— To je moja napaka. (По ошибке.)

Доктор принимает колышек из рук вампира и с ненавистью цедит:

— Ali ni to preveč veliko ljudi žrtvovalo življenja zaradi ene napake? (А не слишком ли много людей пожертвовали жизнью из-за одной ошибки?)

— Vprašajte Boga, doktor, ko boste se z Njim srečali, (Спросите у Бога, доктор, когда встретитесь с Ним.) — Драган невесело усмехается.

Доктор Пеклич приставляет кол к груди вампира.

— Obnašate se kot užaljen najstnik. Saj boste kmalu s svojimi očmi videli Stvarnika. Ali ne drznili si boste biti tako pogumen pred njim? (Ведете себя, как обиженный подросток. Сейчас сами увидите Создателя. Или перед Ним Вы уже не осмелитесь быть таким дерзким?)

— Na žalost, moja gnusoba je tako velika, da ne bodo me imeli niti blizu Hudiča, (Увы! Моя мерзость столь велика, что меня даже к Дьяволу не допустят.) — Драган, посмотрев на кол у своей груди, поднимает взгляд на собеседника и коротко кивает.

Доктор лишь раз твёрдо и резко ударяет кулаком по колышку, и тот с приглушенным треском входит в грудную клетку. Доктор успевает торжествующе воскликнуть:

— Lagal sem Vam! (Я обманул Вас!) — но тут же осекается, и его глаза внезапно тускнеют.

Пожилой мужчина сидит на полу смотровой площадки. Его невидящие глаза как будто повинуются сторонней воле. Его лицо искажается мукой, и в звенящей тишине он механически склоняется над своим запястьем и вонзает в него зубы.

Пораженный доктор шепчет:

— Lagali ste mi?! (Вы меня обманули?!)

А вампир тем временем, схватившись за торчащий из груди кол, пошатываясь отступает. На его лице странное выражение: смесь удивления и горечи.

— In ste nesposobnež, doktor! (А Вы — коновал, доктор!) — с кривой улыбкой произносит Драган.

Доктор в недоумении сводит брови.

— Niste si prebili srca. Ste popraskali površino. (Вы не пробили сердце. Ранили по касательной.)

Наткнувшись на кромку берега, Драган, как будто опомнившись, останавливается и опускается на снег. Громов, о котором спорщики, кажется, уже не помнят, настороженно наблюдает за происходящим, по-детски вытянув шею и приоткрыв рот. Доктор склоняется над теряющим силы вампиром.

— Kaj to pomeni? (Что это значит?)

— To pomeni, da imam še štirideset minut užitka od bolečine, (Это значит у меня ещё минут сорок наслаждения болью.) — бесцветным голосом отвечает Драган.

Доктор устремляет на него испытующий взгляд:

— Ne gre za to. Zakaj ste mi lagali? (Я не о том. Зачем Вы меня обманули?)

— Zakaj je sploh važno? Končano je, (Какая теперь разница? Дело сделано.) — Драган красноречиво глядит на свою грудь, где уже чернеет открытая рана, и болезненно морщится — Toda zdaj vsaj se lahko pohvalite s tem, da ste uničili zadnjega vampirja. (Зато теперь Вы можете похвастать тем, что истребили последнего вампира.)

— Ne razumem Vas. Na kateri strani ste? (Я Вас не понимаю. На чьей Вы стороне?) — в нарочито ледяном тоне доктора проскальзывает беспокойство.

Что-то как будто отвлекает внимание Драгана, и он отвечает не сразу:

— Saj to je tisto, nisem na nobeni strani, (В том-то и дело, что не на чьей.) — его саркастическая усмешка, едва наметившись, исчезает, — Nekako se je zgodilo, da sem postal med življenjem in smrtjo. Rad bi vedel, kako se bo to soočenje končalo. (Так уж вышло, что я оказался между жизнью и смертью. Хотел бы я узнать, чем закончится это противостояние.)

Лихорадочный блеск в чёрных глазах окончательно меркнет. Внезапно доктор, кажется, утрачивает весь свой гневный запал. Усталым голосом он произносит:

— In kaj, v več kot tisoč letih nič še vedno niste izvedeli? (И что же, за тысячу с лишним лет Вы так ничего и не узнали?)

Драган ложится спиной на снег, устремив взгляд в небо, которое с каждым мгновением становится всё светлее. На горизонте по бирюзовому полю разливается мягкий желтовато-зелёный всполох и колко сияет одинокая золотистая звезда.

— Kaj naj Vam rečem, Doktor? Strah naredi me patetičnega in banalnega. (Что мне Вам сказать, доктор? Страх делает меня пафосным и банальным.)

— Pa vseeno? Nič še vedno niste izvedeli? (И всё же? Вы ничего так и не узнали?) — терпеливо повторяет собеседник.

— Smrt pride in gre, toda življenje ostane. Ni velika modrost. Bojim se, da se stvari lahko nekega dne spremenijo. (Смерть приходит и уходит, а жизнь остается. Не великая мудрость. Но я боюсь, что когда-нибудь всё может измениться.)

Доктор не успевает никак отреагировать на эти слова — Драган резко приподнимается и, глядя в сторону замка, гневно вопрошает:

— Kaj ste storili, doktor?! (Что Вы наделали, доктор?!)

* * *

Драган, доктор Пеклич и Громов. Все трое напряженно всматриваются в очертания замка. Его громада четко выделяется на фоне неба, хотя с той стороны ночная синева всё ещё не отступает. Над островерхими крышами, над эркерной башенкой, над смотровой площадкой, клубясь, поднимаются столбы густого дыма. И за дымной завесой у края башенной стены едва различим женский силуэт, отчаянно размахивающий руками.

— Prisežem, da nisem jaz! Nisem zanetil ognja! (Клянусь Вам, это не я! Я не поджигал!) — восклицает доктор, и лицо его ясно отображает охватившее его тревожное недоумение.

Женский силуэт исчезает в дыму.

— Ampak to je Vi, ki tam ste jo zaklenili! (Но это Вы заперли её там!) — голос Драгана негромок, но в тоне отчетливо слышна едва сдерживаемая ярость.

Дернувшись, словно от боли, внезапно пронзившей всё тело, доктор шепчет бессмысленные извинения и в конце концов решает:

— Takoj bom! Z avtom! (Я сейчас! На машине!)

Но Драган хватает за край пальто рванувшегося в сторону Шевроле доктора:

— Zapustite! To ni rover. Tukaj ne boste vstopili spet na kopno. (Бросьте! Это не вездеход. Здесь Вы на берег не въедете.)

Доктор замирает в молчаливом отчаянии. Его глаза снова устремляются на смотровую площадку. Но там виден лишь дым. Между тем из некоторых окон уже начинает выбиваться ярко-красное жаркое пламя.

— Doktor! (Доктор!) — Драган перемещает свою руку на плечо пожилого мужчины и с неимоверным усилием встает.

Чёрная кровь изливается потоком из раны на груди, но вампир, преодолевая слабость, подталкивает своего неуклюжего помощника к проруби. Громов, стоящий чуть поодаль, нерешительно отступает, но не уходит, очевидно, его удерживает любопытство. Драган останавливается у края тёмной воды и хмуро констатирует:

– Šla je dol v jašek dvigala. (Она спустилась в колодец подъёмника.)

Доктор не может сдержать невольного удивления:

— In to slišite?! (Вы и это слышите?!) — но встретив жёсткий взгляд Драгана, поспешно добавляет: — To je dobro. Tam ona bo na varnem. (Это хорошо. Там она будет в безопасности.)

— Ne. Še nekdo je tam. Nekdo je v zasledovanju za njo. Zdaj lahko samo izkoristi skrivni prehod. (Нет. Там есть кто-то ещё. Кто-то преследует её. Ей остается только воспользоваться тайным ходом.)

Доктор понимающе трясет головой:

— Ja, ja. Če je tako, potem saj ona… (Да-да. Но если так, то она же…) — и не договорив, начинает суетливо озираться. — Nekaj se je potrebno izmisliti. (Надо что-то придумать.)

Ищущий взгляд останавливается на машине. Драган спешит возразить, хотя доктор ещё не озвучил свой план:

— Jo boste posadili v avto poleg trupla njenega bivšega moža? Ali niste pogledali zadnjega sedeža? (Хотите посадить её в машину рядом с телом её бывшего мужа? Или Вы не обратили внимания на заднее сиденье?)

Доктор мрачно кивает в ответ. С лихорадочным блеском в глазах он взволнованно постукивает кулаком по подбородку, очевидно, обдумывая другие варианты:

— Ampak nekaj mora biti v avtu… Pregrinjalo, odeja. (Но что-то ведь в машине должно быть… Покрывало, одеяло.)

— Preverite prtljažnik. (Проверьте в багажнике.)

Седовласый мужчина бросается к Шевроле, а Драган обессиленно садится у воды. Громов провожает доктора опасливым взглядом и подходит чуть ближе к проруби. Вопросительно заглянув в посеревшее лицо Драгана, он тоже опускается на снег, неосознанно повторяя движения вампира.

Громко хлопает крышка багажника. Что-то раскатисто трещит. Невнятные ругательства. Тяжело дыша, грузно ступая, нескладно скользя, возвращается взлохмаченный, растрёпанный, захлебывающийся от спешки и волнения доктор. Одной рукой он прижимает к груди скомканное одеяло, другой — тащит за собой пластиковый манекен, облаченный в средневековый женский наряд.

— Izgleda, da ste tudi uporabili ta rekvizit, (Кажется, Вы тоже воспользовались этой бутафорией.) — на ходу кричит доктор.

* * *

Бэла на смотровой площадке, которую всё сильнее затягивает плотный дым, отчаянно машет руками, стоя у каменного парапета. Сквозь мутную серую завесу неясно проступает далекий пейзаж: заснеженное озеро, окаймленное темнеющей полосой леса. Закашлявшись, Бэла сгибается пополам и так, скрючившись, торопливо идет вдоль стены. Она снова поднимается, смотрит с башни вниз. Замковый двор теряется за пеленой чада, но всё-таки девушка замечает чью-то чёрную фигуру.

— Эй! Эй! Помогайте! — срывающимся голосом кричит она.

Человек вздрагивает, медленно поднимает голову и сейчас же ныряет в облако дыма.

Бэла безнадёжно падает на пол. Сосредоточенно пожевав нижнюю губу, она ползет в центр площадки. Заглянув в колодец подъёмника, она поспешно прикрывает лицо ладонью, но всё-таки заходится в приступе кашля. В колодце до сих пор стоит смрадная дымка. К тому же в каменном мешке царит непроглядная тьма. Вернувшись на пол, Бэла принимается кружить на четвереньках по окровавленному снегу, ощупывая всё вокруг. Наконец ей в руку попадает телефон. Экран разбит. Но Бэла всё равно пытается включить его. После нескольких безрезультатных попыток она с раздражением отшвыривает его.

— Думай! Думай! — яростно шепчет она себе, лежа на чёрном снегу.

И тут до нее долетает скрип двери. Бэла, радостно встрепенувшись, подскакивает. Её сразу же начинает душить кашель, и несколько секунд она стоит, полусогнувшись, и пытается отдышаться. Наконец она сдвигается с места и, стараясь не выпрямляться, чтобы не попасть в полосу удушливого дыма, торопится добраться до лестницы. Внезапно из дымного тумана перед ней вырастает чёрная мужская спина. Высокий жилистый мужчина стоит на верхней ступени лестницы, ведущей в замок. В одной руке он держит какую-то бутыль, а в другой горящий факел.

Бэла недоуменно нахмуривается, но прежде, чем она успевает что-либо сообразить, человек кидает на лестницу бутыль и поджигает факелом разлившуюся жидкость. Энергичное пламя мгновенно охватывает десяток верхних ступеней.

— Что Вы делаете?! — возмущенно вскрикнув, Бэла выхватывает у мужчины факел.

Человек резко оборачивается. Бэла успевает отступить. Давясь кашлем, она поднимает покрасневшие глаза на лицо таинственного поджигателя. Это отец Пельграм. Выглядит он чудовищно и в то же время до странности безмятежно. Лицо, покрытое кровью, не выражает ни одной сильной эмоции, лишь глубокое умиротворение. Спокойно и деловито он достает из складок сутаны пистолет и направляет его на Бэлу. Та немедля бросается в центр площадки.

Давясь кашлем, девушка лихорадочным, неровным шагом спускается в темноту каменного колодца. Тревожно подрагивает в такт её бегу беспокойное алое пламя факела. Время от времени она поднимает голову — во тьме над её головой висит яркий круг посветлевшего неба, и на его фоне хищно чернеет неумолимо приближающийся силуэт.

— Vražjo zalego, spadaš v pekel, (Дьявольское отродье, твое место в аду.) — слова священника раскатываются по гулким камням многоголосым эхо.

Но тон, которым сказана зловещая фраза, до жути спокойный и даже благодушный.

— Да-да-да… — нервно бормочет себе под нос Бэла, не останавливаясь ни на секунду.

Бесконечно тянутся однообразно мелькающие ступени, спиралью уходя вниз. Судорожно скользит по шероховатой стене бледная девичья рука, а другая, держащая факел, рискованно балансирует над мрачной пропастью.

Наконец-то дно. Бэла едва дышит, но времени на отдых нет. Сверху неуклонно приближается звук уверенных тяжелых шагов.

— Spadaš v pekel, (Твое место в аду.) — не отстает от Бэлы вкрадчивый голос.

Мельком взглянув на безжалостного преследователя, она отбрасывает факел и несмело склоняется над проёмом тайного хода. Поколебавшись мгновение, она прыгает вниз.

* * *

Голубые утренние сумерки вот-вот рассеются. Белое зимнее озеро, тёмный лес, пышно укрытый снегом, грозно полыхающий в неистовом рдяном пламени чёрный замок. Три фигуры, стоящие у чёрного прямоугольника проруби, застыли в безмолвном напряжении. В руке у доктора фонарь, и его луч направлен в глубь воды. Внезапно внимание стоящих привлекает выстрел. На башенной стене среди дыма и гари в абсурдной пантомиме движется человечек. Несуразно подрагивая, скачет по каменному краю. Снова выстрел, и, глупо дёрнувшись, человечек грязной растрёпанной кляксой слетает в бушующую пропасть огня.

Доктор как будто собирается что-то сказать, но в этот момент раздается оглушительный треск — стоявший у берега автомобиль начинает стремительно уходить под лёд. Доктор раздраженно шепчет невнятное ругательство. А Громов, которого вид горящего замка и гибель человека оставили безучастным, внезапно настораживается и привстает.

— Ne skrbite! To je samo železni voz, (Не беспокойтесь! Это всего лишь железная телега.) — стараясь смягчить охрипший голос, обращается к Громову доктор.

Драган снисходительно:

— Ne razume slovensko. (Он не понимает по-словенски.)

Вампир делает успокоительное движение рукой, и встревоженный Громов снова опускается на снег.

Троица сосредоточивает внимание на чернеющей проруби, устремив выжидательные взгляды на воду. Доктор снова направляет свет фонаря в смутную глубину. А тем временем по краю голубовато-белёсого неба нерешительно разливается слабый багрянец. В томительном предрассветном оцепенении замирает заснеженный пейзаж.

Лихорадочный всплеск. Судорожный вздох. Из-под стылой озёрной ряби выныривает Бэла и сейчас же бросается к ледяному краю. Мокрые волосы плотно облепляют голову. Руки зябкими неверными гребками тянутся к кромке проруби. И как только Бэла наваливается на лёд, сразу же пять проворных рук вцепляются в её плечи. Рывок! Куртка не выдерживает напора: трещит, расходится по молнии, слетает и остается в руках спасателей. Доктор и Громов теряют равновесие и валятся на снег. А Бэла, лишившись поддержки, соскальзывает с края и чуть не уходит обратно под воду. Драган отбрасывает куртку и успевает схватить девушку за плечо. Но его сил хватает лишь на то, чтобы не дать Бэле утонуть. Через пару секунд, оправившись от неожиданного падения, к спасению снова подключаются доктор и Громов.

Бэла, оказавшись наконец на льду облегченно переворачивается на спину и пытается отдышаться.

— Потом отдохнешь, — деловито командует Драган и достает свой нож.

Бэла не успевает испугаться, как он молниеносным точным движением разрезает мокрую одежду, а затем резко тянет девушку вверх, заставляя её подняться. Доктор спешит передать Бэле одеяло.

Бэла, уже одетая в средневековый женский костюм (два длинных свободных платья, широкий кушак под грудью, плащ-накидка с массивной застежкой), энергично притопывает голыми ногами, стоя на влажном одеяле.

— Чёрт! Чёрт! Чёрт! Вот дубак! А повезло всё-таки с этими манекенами!

Доктор с готовностью снимает свое меховое пальто и накидывает Бэле на плечи, а на шею ей наматывает шарф. Но девушка сразу же перемещает шарф на голову и, прикрыв лоб и уши, стягивает его узлом сзади под волосами.

Драган тем временем с помощью Громова бредет прочь. Присев на снег и оперевшись спиной о невысокий склон берега, вампир неловко сдёргивает с плеча свой рюкзак. Громов садится рядом и тревожно наблюдает, как Драган перебирает вещи, вынутые из рюкзака. А тот, отыскав тонкую книжечку какого-то документа и связку ключей, сует их в карман Громову. Затем вампир снимает с пояса ножны. Громов вопросительно смотрит на своего спасителя и, когда тот многозначительно кивает ему, молча забирает оружие. Поднявшись, Громов ещё пару секунд смотрит на слабеющего Драгана и, так и не сказав ни слова, уходит.

Между тем доктор и Бэла всё ещё стоят поблизости от проруби. Доктор занят своей обувью: завязывает шнурки на одном ботинке. А другой, не зашнурованный, пока ожидает своей очереди.

— Je že v redu, notri so krzneni, (Ничего-ничего, они внутри меховые.) — бормочет он, по-видимому, в ответ на какую-то реплику Бэлы.

Бэла в чёрных мужских носках. Сочувственно глядя на доктора, она поспешно натягивает на ноги короткие мягкие сапоги.

И тут доктор, только что принявшийся за другой ботинок, замечает удаляющуюся фигуру Громова. Тот прихрамывая идет по нежно-серебристой глади озера прямо на восток, навстречу густо разливающемуся румянцу утренней зари.

— Počakajte! Počakajte! O, hudič! (Постойте! Постойте! А, чёрт!) — нервно кричит доктор вдогонку путнику, но не привлекает его внимания.

Громов продолжает медленным неверным шагом двигаться к горизонту, оставляя на свежем снегу цепочку синеватых следов. Доктор неуклюже спешит за уходящим, несуразно подпрыгивая на одной ноге, пытаясь на ходу затянуть шнурки.

Посмотрев вслед доктору, Бэла некоторое время мнется на месте, трёт ладонью о ладонь, согревает руки дыханием. Вокруг проруби царит беспорядок. Снег изрыт, истоптан, испещрен пятнами чёрной крови, среди которых неприкаянно алеют две чужеродно ярких капли. Брошенный фонарь мутнеющим жёлтым глазом уткнулся в чей-то смазанный след. Ничком зарывшись в снежную кашу, безжизненно валяется обнаженная кукла-манекен. Ближе к берегу хищно ощетинились осколки льда вокруг тёмного пролома. Тут и там разбросаны части мокрой одежды.

Бэла начинает потихоньку собирать свои вещи со льда и скидывать их в одну кучу на одеяло. Оглядевшись, она находит взглядом куртку, которая валяется неподалеку от Драгана. Бэла нерешительно направляется за курткой, по пути подобрав со снега маленький кожаный мешочек, видимо, выпавший из её кармана.

Наклонившись за курткой, Бэла невольно встречается глазами с Драганом.

— Удачно! Кажется, твое настоящее призвание — это спасение замерзающих. Двое за одно утро! — бодрый тон не может скрыть напряженной неуверенности.

Очевидно, Бэла не знает, как вести себя с Драганом после всего произошедшего. А тот продолжает спокойно сидеть у берега, не отвечая на её робкие попытки завести разговор, но и не отводя от нее своего льдистого взгляда. Присев рядом с курткой, Бэла неспешно расправляет её и время от времени украдкой глядит в сторону Драгана. И вдруг смущение и растерянность на её лице сменяются испугом.

Бэла оставляет куртку и спешит к Драгану. Опустившись на снег рядом с ним, она мрачно смотрит на чёрное пятно, которое ширится у него на груди.

— Что это? Что я пропустила? — стараясь сдержать дрожь в голосе, Бэла протягивает руку к кровоточащей ране.

Но Драган перехватывает её руку:

— Не надо…

Бэла поднимает глаза на его лицо: оно ещё бледнее, чем обычно, словно вот-вот растворится вместе с утренней белёсой дымкой; на фоне безжизненно-белой кожи уродливой тёмной отметиной выделяются пустая глазница и разбитый висок.

— Это то, что я думаю? Или… — не договорив, она с надеждой задерживает дыхание.

— Это не то, что ты думаешь. Доктор оказал мне услугу, — голос Драгана лишен всякого выражения.

А вот Бэла реагирует эмоционально:

— Что?!

Она даже привстает и поворачивается в ту сторону, куда ушел доктор: а тот продолжает безуспешно преследовать Громова, чей силуэт уже едва заметен в алом мареве разрастающейся зари.

Драган тянет Бэлу назад.

— Он сделал это по моей просьбе, — на этот раз в его тоне сквозит лёгкая усмешка, словно его забавляет воинственный настрой Бэлы.

А Бэла недоуменно трясет головой:

— Я не понимаю. Ты же хотел… Ты хотел вернуться.

— Я передумал, — он уже открыто усмехается, но с безнадёжной горечью. — Теперь я хочу поступить честно. По справедливости.

Но Бэлу этот ответ только возмущает:

— Не понимаю, где тут честность?! Справедливее — снова стать человеком. И попробовать жить нормально. Это не так уж и просто. Ты, наверное, забыл, как это быть человеком?

— Да, я многое забыл. Но больше не хочу и не должен забывать. А именно это и случится, если я вернусь. Я и так мертвец. Но стать человеком без памяти. Это даже хуже, чем быть мертвецом.

Драган замолкает и смеживает веки, словно сказанное забрало у него последние силы. Однако Бэла сердито хлопает его по плечу:

— Ты, вообще, слышишь, что говоришь?! Как у тебя одно с другим согласуется? Ты не хочешь жить и не хочешь быть мертвецом.

Бэла делает паузу, ожидая отклика. Но Драган ограничивается лишь выразительным взглядом.

Бэла приходит в отчаяние:

— Где тут смысл?! Ты сам запутался и меня запутал! Почему ты попрекал меня смертью Паши? Я тоже, по-твоему, должна отказаться жить? Зачем отдал мне это камень? — Бэла демонстрирует зажатый в кулаке кожаный мешочек, — Ты же говоришь, что забывать — стыдно!

Драган сдается:

— К чему ты клонишь? — едва слышно спрашивает он.

Бэла в раздражении обрушивает на его плечо новый удар:

— Ты прекрасно понимаешь, к чему я клоню! Ещё не поздно! Ещё можно что-то сделать!

Придвинувшись к нему вплотную она старается высвободить из-под нагромождения ткани свое запястье. Драган слабым, но твёрдым движением опускает её руку и, поймав её трепещущий взгляд, каким-то не своим — очень мягким, бесплотным голосом произносит:

— Бэла, пожалуйста… Будь серьёзна. Рассуди хоть раз трезво…

В ответ она просто задыхается от возмущения:

— Я!.. Я!.. — не в силах собраться с мыслями, но из страха, что Драган сейчас её прервет, она тянется прикрыть ладонью его губы. Правда, он в последний момент легко уворачивается.

— Бэла!

— Зачем?! Зачем ты так говоришь?! Я сама знаю, что иногда поступаю глупо, сгоряча, а потом раскаиваюсь. Но… — она беспомощно спотыкается, словно не зная за какую мысль ухватиться, но сейчас же торопится продолжить, видя, как неумолимо угасает взгляд Драгана: — Но сейчас! По-твоему, я несерьёзно отношусь к тебе?! Ты, может быть, не понимаешь, как это может быть. А я не могу объяснить. Да, я злюсь на тебя и в то же время люблю.

Драган не отводит взгляда, а в глубине его тускнеющего зрачка вспыхивает и тут же гаснет багровый отблеск солнечного диска, который только что вынырнул огневеющим боком из лёгкой голубоватой хмари морозного утра.

— Я знаю, — до неузнаваемости изменившимся голосом шепчет в ответ Драган.

Бэла шумно вздыхает, пытаясь выровнять дыхание и скрыть накатившиеся слёзы. Но, несмотря на усилия, раненное безысходной болью, осунувшееся лицо выдает её чувства.

— Это всё что, ты можешь мне сказать на прощание? Бесчувственный ты чурбан! — с гневом и тоской восклицает она, припадая к его груди и горящим взглядом впиваясь в его побелевшее лицо.

Её подрагивающие губы оказываются в каких-то миллиметрах от его бесцветных холодных губ. Драган с невесомой мягкостью опускает руки на девичьи плечи. Ещё одно мучительно тягостное мгновение смотрят они друг на друга, а затем он отстраняет её.

— Нет! — неожиданно громко возражает он, — Нет! Я не могу…

Но Бэла снова придвигается.

— А вчера прекрасно мог! — зло сузив глаза, говорит она.

— Это другое…

— Конечно, другое! Девушка с портрета и Лиза, они, как две… — но закончить ей не удается.

Незаметно для Бэлы Драган успевает снять перчатки и кладет ладони ей на виски, погрузив тонкие худощавые пальцы в гущу рыжих волос. Влажные волосы Бэлы, уже застывшие на морозе, лежат на плечах и спине отдельными потемневшими прядями. Но от прикосновения Драгана волосы мгновенно высыхают и, взметнувшись, словно подхваченные порывом ветра, ложатся вдоль лица пышными медными волнами. Большие бархатисто-карие глаза Бэлы на долю секунды становятся ещё больше. Она смотрит прямо перед собой невидящим взглядом, и в её расширившихся зрачках мелькают призрачные тени.

Драган отводит руки. «Élise Defourré», (Элиза ДеФурре) — завороженно шепчет ещё не пришедшая в себя Бэла. Но вот её глаза снова глядят осмысленно, и она с хмурым видом обращается к Драгану:

— Ты так долго был вампиром, что уже не можешь по-человечески сказать девушке, что любишь её?!

Истративший последние силы Драган отвечает так глухо, что голос его, кажется, вот-вот поглотит хрустальная тишина, повисшая над заснеженным озером:

— Разве в этом есть смысл?.. Какое будущее может быть у мертвеца и принцессы.

Бэла не сдерживает удивления:

— Что?

По губам Драгана скользит едва различимая улыбка.

— Да, Арабела Юрьевна… И к тому же я ненадёжный.

— Чёрт! — Бэла досадливо морщится и уже не может справиться со слезами, — Зачем ты помнишь все эти глупости?!

Прежде, чем ответить, он на ощупь находит оброненный Бэлой кожаный мешочек и, раскрыв его, передает Бэле темно поблёскивающий камень.

— Что мне ещё остается?.. — медленно и опустошенно говорит Драган, изнемогая от смертельной усталости, — До скончания вечности… перебирать глупости… в ожидании чуда…

И замолчав, он устремляет спокойный взгляд на Бэлу, которая задумчиво рассматривает лежащий на её ладони камень. Глаза следят за переливами света на густо-красных, почти чёрных гранях, а по щекам бегут слёзы.

Какие-то невнятные звуки — шорох, лёгкое похлопывание, фырканье, — долетают до Драгана и Бэлы. Прямо из пламенеющего рассвета по розоватому серебру снежного простора бежит, едва касаясь снега, сияюще-белый волк. Неправдоподобно огромный и грациозный, он, кажется, возник из кристаллов сгустившегося морозного воздуха и всполохов багровеющей зари, словно порождение невозможного союза — когда обжигающе-алый, живой солнечный свет слился с леденящим блеском серебристого зимнего утра.

Застывшая в изумлении Бэла коротко ахает и, бросив решительный взгляд на Драгана, швыряет прочь лежавший на ладони камень.

— Я люблю тебя, — четко и мягко произносит Драган.

И Бэла отчаянно и безрассудно приникает к его губам. Он встречает её томительным поцелуем.

Белый волк бесплотным призраком проносится мимо доктора Пеклича. А доктор, прижимая руку к груди, обессиленно опускается на снег — объект его преследования растворяется в зареве на горизонте. Вокруг доктора расстилается заснеженная гладь озера, переливающаяся в свете восходящего солнца жарким серебром и раскаленным до бела золотом. Вдали, на призрачном фоне гигантских холмов, едва проступающих из голубоватого тумана, огнем и дымом наливается громада старинного замка. Безучастные ко всему стынут в колкой изморози узорчатые берега. И где-то посреди этой ускользающей снежной эфемерности два неясных трепетных силуэта, прильнув друг к другу, вспыхивают и сгорают в безжалостном пламени.

* * *

Белый волк бросается к сидящим на снегу Бэле и Драгану и принимается приветственно лизать им руки, словно встретив давних друзей. Бэла и Драган со смехом гладят зверя по голове, ерошат серебристую шерсть, теребят за уши. Он с удовольствием и наслаждением тянет к ним свою узкую морду, щуря раскосые глаза — один голубой, как ясное зимнее небо, другой зелёный, как тёплые морские воды.

Бэла и Драган поднимаются на ноги. Бескрайнее, безбрежное озеро раскинулось вокруг. Белёсый лёд и чёрная вода под ним — вот единственное, что видно до самого горизонта. Воздух бесцветен и тускл. В прозрачной монотонной вышине, лишенной красок, лишь напоенной равномерным неярким светом, не заметно ни солнца, ни луны.

Только двое — молодая женщина в кобальтово-синем плаще и бирюзовом платье с золотой оторочкой и мужчина средних лет в пурпурной тунике с серебристым мечом за спиной. Только двое, обвеваемые беснующимся ветром, да невероятно большой белый волк стоят посреди неясной пустоты. У нее длинные огненно-рыжие волосы, лёгкими струями летящие над плечами, и большие, лучистые глаза непередаваемо мягкого, тягуче-карего оттенка; у него густая тёмная борода и зажившая рана на виске, левая глазница пуста, а единственный глаз пронзительно льдист.

Они идут, и волк, словно верный пес, вьется у их ног.

— Давай назовем его «Малыш», — звучит женский голос, и нежная женская рука ласкает дружелюбного зверя.

— «Малыш»? — негромко, но с искренним интересом переспрашивает мужской голос, — Как-то странно.

Волк, обнажив угрожающе крупные зубы, водит из стороны в сторону узкой серебристой, как снег, головой, и свет попеременно вспыхивает в его загадочных глазах.

— Совсем не странно. Ведь на Латыни… — начинает терпеливо объяснять женщина, но короткий смешок прерывает её.

— Нет, тогда это несправедливо, — сказав это, мужчина тоже проводит ладонью по блестящей волчьей шерсти.

— А как справедливо?

После секундного раздумья:

— М-м-м, ну, например, «Маленький судья».

— Что?! — теперь уже смеется женщина, — Это длинно и некрасиво.

Волк, насторожившись, замирает, и путники останавливаются вместе с ним.

— Как же тогда?

Волк срывается с места и исчезает из вида, словно растворяется в пустоте.

— «Масу». Назовем его «Масу».

Мужчина задумчиво повторяет, но совсем с другой, мелодичной интонацией:

— «Ма-СУ», — быстро проговаривая краткий первый слог и смакуя высокий второй, который, словно диковинный глянцевитый камешек, едва подлетев, резко падает, — «Ма-СУ». Мне нравится. Ему подходит: серебристый, стремительный, живой.

И нерешительно помолчав, он смотрит в сияющее лицо своей спутницы:

— Почему ты сделала это?

Волк возникает ниоткуда и, подбежав к людям, тычется мордой в женскую руку. Женщина принимает из пасти зверя прозрачный камень величиной с миндаль, он сверкает трепетным кармином и густой киноварью.

Подняв на Драгана бархатистые глаза, Бэла с улыбкой отвечает:

— Потому что кровь красная.