– Знакомьтесь, Антонио, это Эстебан Перейра, мой давний товарищ, – сказала Пепета, подводя Гауди к высокому и худощавому человеку с острыми чертами лица.

– Антонио Гауди, – представился архитектор и пожал руку нового знакомого.

– Рад встрече, – сердечно сказал Эстебан. – Много слышал о Вас. Хотя я сам из Гранады, молва о вашем творчестве докатилась с севера на юг. Я часто бываю в Барселоне и каждый раз с удовольствием отмечаю все время появляющиеся Ваши творения. Говорят, Вы хотите построить собор и в этом Вам помогает сам Господь.

Антонио смутился. Он был полностью поглощен работой над Саграда Фамилия, и это было сущей правдой. Он уповал на помощь Господа, и это тоже было именно так. Все долгие три года, в течение которых он уже вел это грандиозное строительство, нередко случались не только взлеты, но и падения. В моменты отчаяния, о которых он не осмеливался говорить, чтобы не растревожить близких и тех, кто работал с ним, только молитва поддерживала в нем уверенность в своих силах.

Дом графа Гуэля был заполнен шумом и суетой. Граф организовал костюмированный бал в честь дня рождения своей супруги. Это традиционное мероприятие в начале весны словно пробуждало всех от зимнего забытья и собирало все сливки общества Барселоны. Граф приглашал музыкантов, иногда даже устраивал театральные представления. Никто не скучал в этот день, поэтому все считали честью быть приглашенными в дом графа и задолго до назначенного дня принимались шить наряды. Взрывы смеха доносились то из одной, то из другой комнаты. Слуги без устали сновали между гостями с подносами с напитками. К ним подошел сам хозяин в костюме махараджи и, приветствуя их, поклонился Пепете, сердечно пожал руку Антонио.

– Сеньорита Мореу, Вы неотразимы сегодня, – сказал граф. Пепета не желала наряжаться в кого-либо из известных персонажей. Выставляя напоказ свою яркую внешность, она лишь скрывала лицо маской, позволяя всем, однако, видеть ее белозубую улыбку.

– Я рискую показаться невежливым, – продолжал граф, – но мне придется посоперничать с Вами в борьбе за внимание этого молодого человека. Что Вы скажете, если я украду его у Вас на некоторое время?

Он лукаво подмигнул ей и взглянул на Антонио.

– Пепета, мне, право, неловко оставлять тебя одну, но, надеюсь, ты не успеешь соскучиться без меня. Здесь полно твоих друзей, – сказал Антонио.

– Не беспокойся за меня, я найду с кем скоротать время, делай свои дела, – покорно и кротко ответила Пепета.

– Ты уверена?

Смотря в ее бездонные глаза цвета морской пучины, он сам не был ни в чем уверен, даже в собственном имени. Он так хотел остаться с ней наедине, но на этом балу это было невозможно, к тому же Эусебио, наверное, хотел обсудить с ним что-то важное. Его верный друг знал, как много Пепета значит для Антонио, поэтому не стал бы разлучать их без видимой на то причины. Гауди с облегчением вздохнул, когда девушка, улыбнувшись, кивнула ему без тени обиды, и пошел за графом в его кабинет.

Посмотрев им вслед, Пепета поймала на себе взгляд Бебе Родригес, слывшей одной из самых безжалостных сплетниц в Барселоне. Та наблюдала за всей сценой с великим удовольствием, предвкушая отличную историю, которую будет пересказывать всем знакомым.

– Бебе, дорогая! – воскликнула Пепета, желая казаться радушной и открытой. – Прекрасно выглядишь! Я так давно тебя не видела.

– Ты тоже, – не осталась в долгу Бебе и сделала несколько вперед, покачивая бедрами в костюме мадам де Помпадур.

– Я хочу выйти на балкон, здесь так душно, – Пепете не терпелось поскорее избавиться от злословящей приятельницы, и она, оставив Бебе с открытым для новой фразы ртом, быстро вышла из комнаты. Но та осталась в одиночестве ненадолго.

– Бебе, дорогая! Ты не знаешь, будет ли здесь сегодня Антонио Гауди? – спросила белокурая Эстер Фран, подходя к ней.

– Знаю, будет, даже он уже здесь, – ответила Бебе.

– Слава богу! – воскликнула Эстер. – Хавьер увез меня из Парижа специально, чтобы встретиться с этим угрюмым гением и обсудить что-то важное.

– Да уж, с ним всегда что-то обсуждают. Только что его увел граф Гуэль, так что Хавьеру придется занимать очередь. Сдается мне, многие здесь только для того, чтобы поговорить с Гауди, так что прекрасной Пепете придется скучать весь вечер, – не без злой усмешки добавила Бебе.

– Антонио и Пепета опять вместе? – ошеломленно проговорила Эстер. – Я слышала, что они расстались.

– Тихо! – прошептала Бебе.

Поскольку Эстер стояла спиной к двери балкона, она не заметила, как в комнату вошла Пепета. Ее прекрасные золотистые волосы струились мягкими волнами, темно-синее платье из тонкой шерсти красиво облегало ее точеную фигуру и подчеркивало их сияние. Она кивнула Бебе и Эстер, внимательно оглядывавшим ее.

– Потрясающе! – выдохнула Эстер. – Пожалуйста, повернись, чтобы я могла посмотреть сзади.

Пепета послушно повернулась, и услышала еще один восхищенный вздох.

– Ну что же, теперь, когда вы насладились моим неповиновением правилам этого бала, может быть, мы пойдем туда? – спросила она, указывая на дверь большого зала, откуда доносились звуки музыки и общего веселья. Звонкий женский смех смешивался со звоном бокалов и, обрамляемый низкими мужскими голосами, создавая неповторимую мелодию праздника.

Когда они вошли в зал, Пепета в надежде, что Гауди уже освободился, поискала глазами высокую фигуру Антонио, но не увидела его. Однако скучать ей не пришлось. Она тотчас же была похищена смеющейся толпой знакомых и растворилась среди гостей. Через несколько минут она оказалась в центре жаркой дискуссии. Человек десять слушали немного подвыпившего, а потому беззастенчиво красноречивого оратора, историка Эстебана Перейры.

– Существующие идеи можно отвергать, если вы готовы предложить другое, но непременно такое же рациональное и объективное объяснение реальности, – рассуждал перед собравшимися Эстебан.

Пепете был симпатичен этот мужчина. Он рано начал седеть, а потому в свои сорок лет с расстояния отделявшего их от ее девятнадцати, выглядел умудренным опытом и видавшем все в этой жизни человеком. Она ценила его за ум и образованность, а также считала его шутки милыми, безобидными, хотя и не всегда удачными. В любом случае, сеньор Перейра был ее другом и верным собеседником. Когда он бывал в Барселоне, он непременно посещал занятия возглавляемого ей кружка, где они много спорили о политике, экономике и философии.

– Итак, позвольте мне ответить на то заявление, которое вы сделали, дорогая Пепета, вчера на нашем заседании.

– О чем Вы? – решила уточнить девушка.

– Со всем почтением, сеньорита, но вчера Вы изволили утверждать, что женскому полу присуща храбрость, – провозгласил Эстебан.

– Да, и сегодня я не отказываюсь от своих слов. Вы не можете нам, женщинам, отказать в признании этого, не правда ли, сеньор Перейра?

– Хорошо, возможно Вы и правы, но тогда, Вы должны согласиться, что мужскому полу свойственна нежность, также как и соблазн.

– Соблазн? – удивленно переспросила Пепета и оглядела присутствующих. Мужчины были настроены скептически, а женщины, кто смутившись, а кто и с интересом, продолжали слушать.

– Да, именно соблазн, этот источник и двигатель отношений между мужчинами и женщинами, – подтвердил оратор. Он жестом попросил принести ему еще вина. – А что же, как Вы считаете, если не соблазн, заставляет нас совершать самые отчаянные и ответственные поступки?

Сейчас, похоже, многие мужчины были согласны с ним. Когда ему подали еще бокал вина, он залпом осушил его и вновь обратился к собравшимся вокруг него:

– Вам нужны примеры? Я могу их привести, – сообщил историк. – Вспомните, хотя бы, историю сотворения мира. Мужчина, последнее создание Бога, творение, изгнанное из рая и потому лишенное взгляда Божьего. Не потому ли, отвергнутые создателем, мужчины с тех пор тщетно стараются быть замеченными им. Чего они только не делают, чтобы их заслуги были признанными, и они удостоились бы похвалы!

– Каждый мужчина жаждет самоутвердиться! Да, и я не исключение, – заметил кто-то из слушающих.

– Вот-вот, мой друг, – радостно откликнулся Эстебан и обвел слушающих торжествующим взглядом. – А как иначе может мужчина компенсировать обрыв связи с Богом? В таком положении нам приходится использовать все средства. У кого-то есть сила, воля, ловкость, отвага, у некоторых, наиболее удачливых, к этому набору можно добавить богатство, власть. Но, дорогая Пепета, здесь Вы не сможете мне возразить, все мужчины беззастенчиво пользуются самыми главными своими союзниками, конечно, нежностью и соблазном. О, доложу я Вам, как это непросто, быть замеченным Богом! И каждый мужчина идет на все, чтобы этого добиться!

– А что же женщины? – насмешливо спросила Пепета. – Какую роль Вы отводите нам в отношениях с Богом?

– О, Вам не о чем беспокоиться, – протянул историк. – Женщина ни на минуту не теряет нити, связывающей ее с создателем. Она передает жизнь, и ей ничего не надо доказывать. Безусловно, она тоже бывает нежной, стремится соблазнять.

Многие из присутствующих теряли нить его мысли, и стали покидать импровизированную лекцию, но кое-кто все же из любопытства решил задержаться, и Эстебан разговаривал с ними:

– Женщина внушает мужчине, что наряжается и прихорашивается только для того, чтобы нравиться ему. А на самом деле… – он сделал многозначительную паузу и посмотрел на Пепету, будто собираясь выдать какой-то ее личный секрет.

– Что же на самом деле? – подзадорила его сеньорита Мореу, тряхнув копной золотистых волос.

– На самом деле женщина наряжается только для себя самой, – поделился своим выводом Эстебан. – Ну, и для других женщин, быть может.

Он снова выпил вина.

– Вы выглядите счастливым, мой друг, когда несете этот бред, – сказала Пепета, погладив его руку, державшую бокал. – Но, довольно на сегодня.

Она огляделась и заметила Антонио, терпеливо пробиравшегося к ней через толпу, обходя столики, стараясь не помешать официантам, разносящим вино.

Она коротко кивнула окружавшим ее людям и шагнула ему навстречу, что кому-то могло показать резким и невежливым, но уже такая она была, Пепета Мореу. Про нее говорили, что огонь ее волос бушует и в ее голове: она всегда была стремительной и непредсказуемой. Он шел к ней так целеустремленно, что некоторые гости расступились, пропуская его. Наконец, их ничто уже не разделяло, и он смог рассмотреть ее. У него захватило дух.

– Боже, она великолепна! Кремовое платье подчеркивает высокую грудь, спереди очень скромное, платье оставляет спину открытой почти до пояса. Очень длинное, внизу оно отделано золотистой каймой, из-под подола выглядывают золотистые сандалии, – едва переведя дух, закончил Тимон.

– Постойте, – довольно громко для воцарившейся тишины сказал Габриэль Крамер. – Я ничего не понимаю. Что это все значит?

Яхта, взятая в аренду Дэном Крамером в порту Барселоны, двигалась вдоль побережья Испании. Чтобы войти в контакт с духом Гауди, экстрасенс Тимон попросил вывезти его в открытое море.

– Вода – уникальный передатчик энергии. Море, на которое смотрел Гауди, даже сквозь время безусловно несет информацию о его мыслях. Оказавшись один на один с водой, я смогу войти в его мир, – объяснял Тимон свою просьбу.

Кэдден не мог отказать ясновидящему в его просьбе, поэтому вся съемочная группа шоу «В погоне за мечтой» во главе с Габриэлем Крамером, а также сам Дэн Кэдден пустились в плаванье. И вот сейчас они сидели в уютной комнате, на борту яхты, называемой «сигарой Уинстона Черчилля». По стенам комнаты были устроены стеллажи с книгами, мягкий ковер безотказно поглощал любые шумы, производимые движениями собравшихся. Кроме оператора, не отходившего от камеры, все остальные утопали в мягких креслах, и слушали Тимона, который смотрел на толщу воды, казавшуюся непробиваемой шкурой слона или какого-то более толстокожего животного. Тимон будто стремился потрогать водную гладь, выглядевшую мягкой и податливой. Он водил рукой, словно зачерпывая воду, сжимал и разжимал ладонь и говорил. Его голос звучал необычно глухо, он медленно выговаривал слова, но все присутствующие без труда видели нарисованную им картину бала в доме графа Гуэля.

Никто не мог произнести ни слова, кроме Крамера, который не терял ориентации во времени и пространстве.

– Дорогой Тимон, прошу Вас понять меня правильно, но я либо не настроен на Вашу волну, либо попросту туг. Вы говорили, что Пепета, девушка мечты Гауди, не был наряжена в маскарадный костюм. Если я точно помню, то на ней было простое синее платье, так? Кто-нибудь в этой комнате слышал это? Подтвердите, прошу вас. Иначе я решу, что лишился рассудка.

Все послушно кивнули.

– Синее? – повторил Крамер, на этот раз обращаясь к Тимону, – Подчеркивающее золотистый цвет ее волос?

– Да, очень четко идет глубокий темно-синий цвет, – подтвердил экстрасенс.

– Так почему Антонио видит ее в кремовом платье и золотистых сандалиях? Она переоделась, он слишком много выпил или наша яхта идет не с той скоростью, когда Вы способны установить контакт с Гауди?

Все вопросительно смотрели на ясновидящего, который нисколько не смутился.

– Или Вы нам лапшу на уши вешаете? – грозно предположил телеведущий. – Мы не комедийное шоу снимаем, и Вы не очень-то и похожи на мистера Бина, чтобы говорить глупости и этим веселить публику.

– Я уверен, что рядом с Гауди есть другая, в которую он по-настоящему влюблен. Только она сможет нам помочь. Только ей он беззаветно доверяет, и ради нее готов совершить все, что угодно.

– Но это полный вздор! – возмутился Крамер. – Нам известно, что в жизни Гауди было только одна любовь, и это Пепета Мореу.

– Почему Вы так уверены? – спокойно спросил Тимон. – Вы были там и держали свечку? Кто их считал, любовниц сеньора Гауди? Вы – здравомыслящий мужчина. Неужели Вы верите во всю эту чушь с сублимацией секса в работе?

Он поднялся со своего кресла.

– На этом балу определенно присутствует еще одна женщина, и нашего религиозного гения неудержимо влечет к ней. Для нее он понятен, как открытая книга, и если мы найдем ее, то она поможет нам добыть искомый эскиз.

– Интересный поворот, – задумчиво произнес Кэдден. – Опять шерше ля фам.

Тимон улыбнулся и ничего не сказал. Хорошо, что его верный бульдог Пуло не слышал этих слов, потому что растянулся на солнышке на верхней палубе. Иначе Тимону пришлось бы признать очевидный дар предвидения, которым обладает его собака. Или это всего лишь французские гены? Ведь Пуло давно предположил, что именно женщина сыграла роковую роль в жизни Гауди. В подробностях теперь Тимону предстоит разбираться.