.

Москвич, церковный художник. Считаю, что писать святые образы и записывать добрые мысли по смыслу творчества – синонимы.

Начинается!

Новелла

Близится Рождество. Осталось времени гораздо меньше, чем прежде, всего-то…! Вы слышите тихие перешёптывания за дверью? Это ветер доносит дальние распевы рождественских колядок и перезвон бубенчиков на салазках дедушки Мороза. Немного не хватает снега. Когда он ещё будет! Но вы чувствуете, как в ночном небе справа от Полярной звезды образовалось какое-то мутное уплотнение. С каждым днём оно становится всё ярче и, кажется, вот-вот сбросит жемчужную вуаль. А на месте плотного светового «нечто» вспыхнет новая звезда, ярчайшая и особенная. Она не станет кружиться вокруг Полярной хозяйки ночного неба, а тихо, поначалу совсем незаметно, начнёт движение к югу. И вам тогда покажется, что все предметы как бы притягиваются этой необычной звездой. Вертикали склоняются к югу, как под северным ветром, да и вы сами ощущаете, что к югу вам идти гораздо легче, чем к северу. Вы как будто попали в огромное течение плотного маслянистого эфира и, чтобы остаться на своём привычном месте, вам надо приложить немалое усилие!

А посмотрите, что творится в магазинах. Покупают всё нарасхват, не торгуясь, лишь бы досталось! И потом торопливо расходятся по домам, туда, где совсем скоро, как только золотая осень исполнит реквием по замирающей жизни, они принесут пахучую рождественскую ёлку. А женщины и дети сложат из ваты милый вертеп и приготовят ясли для скорого рождения Спасителя! Видите, как всё близко.

Мы уже волнуемся, ведь мы – волхвы! Мы несём домой подарки и и учим детей начальной духовной грамоте. Мы приучаем их видеть ангелов, пусть пока чуть театрально, но ведь это только начало. Быть может, скоро настоящий ангел присядет на заснеженный край дворовой песочницы и скажет: «Дети, взгляните вон на ту вечернюю звезду? Пойдёмте за ней, и я покажу вам Бога!» И войдут дети-пастушки вслед за ангелом в милые домашние Рождественские вертепы.

Но что это? Из наивных шелковистых домиков самодельные вертепы превратились в уплотнения неведомой лучистой массы. Как жемчугом выложено дно. На самые ясли вообще смотреть невозможно.

– Ух ты, здорово! Мама, это ты положила в вертеп лампочки, пока я гулял?

– Нет, милый, я не клала.

– Значит, начинается!..

Проживаю в г. Краснодаре, образование: Краснодарский краевой базовый медицинский колледж, специальность – лабораторная диагностика; Куб ГТУ, специальность – инженер-технолог бродильных производств. В настоящее время работаю в ООО «ТриЗ-СитиЛаб» заместителем заведующего отделом клинической патоморфологии. Публикуюсь на Прозе. ру с января 2016 г. Номинирована на премию «Писатель года – 2016», «Писатель года – 2016», «Наследие – 2017». Публикации в журналах «Чешская звезда», «Край городов», «Три желания»; коллективных сборниках Союза писателей России «От первого сентября до последнего звонка» (2016 г), «Наши братья меньшие» (2016 г.); каталоге ММКВЯ 2016 г (том 2).

Мечта в хрустальном шаре

У меня Мечта в хрустальном шаре объявилась. Шар у меня знатный, от прабабушки достался. Она, говорят, колдуньей слыла, да только я не верю. Приобрела скорее всего по случаю в сувенирной лавке, а потом легенды сочиняла о том, как «заряжала» его в свете полной луны, покуда третьи петухи не прокукарекают. Но все равно классный шарик, на подставке с виньетками толково смотрится.

Пришла я вчера домой, а Мечта уже там – в этой самой вышеозначенной сфере сидит, на меня смотрит. Как я поняла, что это Мечта? А кто же еще. На девчонку похожая, маленькая, хрупкая, с крылышками, словом сказка, а не Мечта – красивая очень.

– Выпусти меня, – говорит.

Это я в ее глазах прочитала, из шара же все равно ничего не слышно. А как я ее выпущу? Я же не знаю, «каким макаром» ее туда занесло. А шар разбивать жалко, все-таки семейная реликвия, как память о прародительнице дорога.

– Посиди пока там, – говорю, – я что-нибудь придумаю.

А сама соображаю, как выпускать-то ее буду, и что делать с ней потом, ума не приложу. Так хоть сидит себе, есть не просит. Ну и что, что взаперти, зато в целости и сохранности. Смотрю я на нее, а она, как будто понимает, что я удумала. Укоризненно взглянула на меня своими нефритового цвета глазами, вздохнула тяжело, намекает, что из-за меня в заточении оказалась. Затем горизонтальное положение приняла, глазенки смежила и ручки на груди сложила, умирать собралась.

Эх, пропадай прабабушкина побрякушка: «Мечта дороже!» И со всего маха ухнула шаром об пол.

Разбился он, конечно, тысячами малюсеньких осколков, не порезаться бы потом.

– Где ты, крошка? – Мечту зову.

А она уже крылья расправила и под потолок взлетела, покружила возле люстры, да к окну понеслась.

– Куда ты? Мы же так не договаривались.

А она смеется, заливается:

– Поймай, если сможешь.

Так и играем с тех пор в догонялки. Она убегает, я ловлю. Ни разу пока не поймала, но в погоне этой уже много навыков новых обрела, вот и свои крылышки уже отрастать стали, а то как ее, стремительную, догонишь? Чувствую, еще чуть-чуть, и сцапаю проказницу. Вот думаю, куда дену потом, шара-то больше нет. А, впрочем, я ее опять отпущу, уж больно мне сама игра нравится.

Тут Мечта моя опять пониже спустилась:

– Ну, где же ты? Давай, догоняй.

Светлана Богданова родилась в Москве. Закончила Литературный институт им. М.Горького. Публиковалась в различных изданиях, таких, как альманах «Преображение», альманах «День и Ночь», журнал «Октябрь», и других. В июне 2000-го года ее роман «Сон Иокасты», опубликованный в журнале «Знамя», был назван критиками «лучшей большой прозой месяца» (журнал «Итоги»).

Ее произведения можно почитать на сайте guelman.ru (проект «100 писателей» Вячеслава Курицына) и на портале proza.ru («Та Самая Света Богданова»).

Ночная прогулка

В одном городке жил-был кондитер. Он готовил пирожные с душой. Во всяком случае, так говорили и соседи, и все его домашние. И был у кондитера магазин с красивой витриной, в которую он каждое утро клал корзиночки с фруктами, миндальные эстер-хази, воздушные тирамису, слоистые тысячелистники, румяные круассаны и шоколадные брауни. К полудню все пирожные раскупали, и ему снова приходилось готовить те же самые сласти, а к ним еще и хрустящие язычки, и ванильные завитки, и пышные вафли с вишневой и апельсиновой начинкой. Чтобы горожане могли купить себе вкусненькое к полднику и к ужину.

История, которую я хочу рассказать, произошла в новогоднюю ночь, ведь в новогоднюю ночь и происходят подобные истории. Ну, а, кроме того, именно в эту ночь взрослые забывают о своих взрослых делах и веселятся, как дети. А дети так увлечены своими подарками, что вообще не видят ничего вокруг.

Итак, стояла прекрасная зимняя ночь. Шел тихий мерцающий снег, как раз такой, который идет в настоящую волшебную ночь. А сам городок, где жил кондитер и его семья, в разноцветных лампочках и конфетти был похож на большое фруктовое пирожное с пестрой карамельной крошкой на взбитых сливках.

Витрина кондитерской тоже была украшена гирляндой. За стеклом еще оставалось пара корзиночек, кусочек тирамису, несколько брауни, хрустящий язычок и пышные вафли с вишневой и апельсиновой начинкой. Внезапно – как будто что-то изменилось. То ли время остановилось и замерло, то ли снег застыл в воздухе, – в общем, все стало плоским, как картинка. И только пирожные в витрине кондитерской выглядели все такими же прекрасными и праздничными, все такими же… объемными!

И вот, корзиночки с фруктами зашевелились. Тирамису потянулся всеми своими уголками и на секунду стал похож на большую глянцевую звезду. Брауни подпрыгнули, хрустящий язычок свернулся в трубочку и снова развернулся, отряхиваясь от сахарной пудры. А вафли шумно вздохнули: «Ах!»

«Ах!» – вторили им брауни. А язычок, шурша сахарной пудрой, которая еще покрывала его слоистую шкурку, выполз на середину витрины и гордо выгнул спинку: «Дорогие друзья! – произнес он. – Дорогие пирожные с душой! У меня к вам предложение! Раз уж мы тут оказались, то давайте… давайте… Как следует повеселимся!». «Правильно, правильно!» – обрадовались брауни.

«Правильно, правильно!» – подхватили вафли.

«А что это значит? – нежно спросил тирамису и снова потянулся. – Что значит, повеселимся? Мне вроде бы и так… весело!»

«А давайте для начала вылезем из этой витрины?» – предложили корзиночки с фруктами.

«Какой ужас! – испугался тирамису. – Мы ведь упадем на пол и рассыплемся!»

«А мы аккуратненько! – хором заявили корзиночки с фруктами.

«Аккуратненько! – вторили им вафли.

«И то правда! – согласились брауни.

«Я вас выведу! – вскричал язычок. – Я знаю ход!» И он пополз к горе цветных коробочек, в которые кондитер паковал свои чудесные сласти, чтобы потом горожане их дарили друг другу на дни рождения и другие праздники. Оказавшись возле коробок, язычок их толкнул, и они посыпались с витрины и очень скоро образовали удобную горку, по которой сам язычок, корзиночки, брауни и вафли, хохоча, съехали на пол кондитерской. «А я останусь», – промурлыкал тирамису, снова потянулся и застыл на прежнем месте, погрузившись в сладкий-сладкий сон, которым могут спать только пирожные.

«Ну и ладно! Пусть спит! – объявил язычок. – А мы идем веселиться!»

«А как мы будем теперь веселиться? – спросили брауни. «Да, как?» – удивились вафли. «Предлагаем… предлагаем… – начали корзиночки с фруктами. – Предлагаем перекатиться в молочный магазин рядом, а молоко и масло уговорим занять нашу витрину! Вот будет потеха!»

«Нет, эта потеха всем нам очень скоро надоест! – возразил язычок. – И нам снова будет нечего делать! Давайте лучше… Сбежим? Пойдем гулять по городу, а на рассвете сядем в поезд и уедем далеко-далеко, в Страну Пирожных, где никогда не бывает жары, горячего чая и полдников!»

«А где же эта страна?» – спросили корзиночки с фруктами. «Да, где?» – заинтересовались брауни и вафли.

«Далеко-далеко!» – со знанием дела сказал язычок и пополз к двери. И остальные сласти устремились за ним. Под дверью была довольно большая щель, в которую язычок легко проскользнул. Вафли и брауни тоже вылезли, хотя и слегка помялись. А корзиночкам пришлось расстаться с парой клубник, украшавших их прически. Но, в конце концов, все оказались на улице. Пирожные любят холод, поэтому и вафли, и брауни, и корзиночки, и язычок с удовольствием подставили свои сладкие тела под щекочущий веселый снегопад. «Ура! – завопил язычок. – Ура, ура! Да здравствует снег, да здравствуют пирожные с душой!» – подхватили его друзья. И поползли, покатились, попрыгали по тротуару к большой ледяной горке.

В ту ночь они действительно веселились. Корзиночки вертелись на льду, как маленькие карусели. Язычок летал среди сугробов, то ныряя в снег, то выползая из него. Брауни стащили где-то кусочек гирлянды и крутили его так, словно это были прыгалки, а вафли по очереди скакали через разноцветные лампочки и хохотали!

Лишь редкий прохожий, решивший пораньше уйти с новогодней вечеринки, мог услышать чей-то радостный смех и заметить, как что-то проскользнуло мимо и исчезло в снегу. Хлопушка? Серпантин? Детский мячик? Кто его знает.

Под утро язычок всех собрал на одном из сугробов и объявил: «Друзья, ночь подходит к концу, нам пора отправляться в Страну Пирожных!» «А как мы это сделаем?» – спросили брауни. «Да, как?» – удивились вафли. «Мы пойдем на вокзал!» – хором воскликнули корзиночки с фруктами, поправляя оставшиеся фрукты и пытаясь после своих игр разровнять желе.

И все они – и язычок, и вафли, и брауни, и корзиночки покатились, поползли и попрыгали на вокзал.

На перроне было тихо. Только шуршал снег. Сласти выстроились в линию вдоль путей и стали всматриваться вдаль. Но вдали была лишь ночь, мгла и светящиеся точки светофоров.

«Когда придет поезд?» – вдруг забеспокоились вафли. «Да, когда?» – вторили им брауни. «Думаю, надо посмотреть расписание», – деловито сказал язычок. «Мы пойдем с тобой!» – заявили корзиночки. «Нет, я один!» – строго остановил их язычок.

И пополз вглубь вокзала. Через несколько минут он вернулся. «Поезд будет с минуты на минуту!» – попытался успокоить он своих друзей, но те уже разволновались не на шутку. «А это точно наш поезд? А там больше никого не будет? А мы действительно поедем в Страну Пирожных? А вдруг там будет полным-полно людей, горячего чая и полдников?» – тревожились они. Брауни начали всхлипывать. Вафли задрожали. А корзиночки с фруктами стали тихо оседать и размокать в снегу. «Спокойствие!» – пытался их утихомирить язычок, но чувствовалось, что он тоже начинает поддаваться всеобщей панике.

И тут неожиданно раздался гудок. Сласти затихли и прижались друг к другу. Что-то большое и сверкающее приближалось к перрону. Это был поезд! Но не обычный. Это был новогодний поезд для усталых пирожных! Его вагоны были сделаны из полупрозрачной карамели, окна – из тонких разноцветных леденцов. Двери, посыпанные корицей, распахнулись, и перед испуганными сластями появился проводник – сахарный петушок. «Привет, привет! – прокукарекал он. – Забирайтесь сюда, мы скоро отправляемся в Страну Пирожных!» Ни язычок, ни корзиночки, ни брауни, ни тем более вафли с вишневой и апельсиновой начинкой не могли поверить своему счастью! Они заползли, закатились и запрыгнули внутрь карамельного вагона по песочным ступенькам, и у них даже никто не спросил билетов! Внутри они расположились на мягких сидениях, сделанных из орехового пралине, а проводник принялся посыпать язычок свежими слоями сахарной пудры. Потом он лихо подправил большой ложкой форму брауни, осторожно отряхнул вафли от снега, а корзиночки украсил еще большим слоем желе и самыми свежими и крупными ягодами клубники!

Приведя пассажиров в порядок, проводник-петушок выпрямился и громко прокукарекал: «Осторожно! Двери закрываются! Следующая станция – Страна Пирожных!»

Что было потом, я не знаю. Ведь в Страну Пирожных можно попасть только в том случае, если ты сделан из теста, украшен фруктами, взбитыми сливками или у тебя есть сладкая начинка! Но я знаю, что наутро кондитер был страшно удивлен, обнаружив в витрине своего магазина один-единственный кусочек сладко спящего тирамису. «Придется тебя съесть на завтрак!» – вздохнул пораженный кондитер и пошел заваривать себе чай и готовить следующую порцию пирожных.

Гончарова Ольга Вячеславовна, литературный псевдоним Ольга Губернская, г. Ейск Краснодарского края – преподаватель русского языка (в том числе, как неродного и иностранного) и литературы, логопед, писатель. Со студенческих времен занимаюсь вопросами межкультурной коммуникации, сфера научных интересов – творчество писателей-билингвов. Люблю путешествовать, познавать новое через языки и искусство, историю и национальные традиции. Мама двоих детей – сына и дочери, хозяйка домашних питомцев – французского бульдога Грегори и сибирского кота Принца. Коллекционирую фарфоровые куклы, собираю книги по живописи и фольклору, сувениры из разных мест пребывания. Участник лагерных смен, туристических походов в горы и природные заповедники. Провожу авторские экскурсии. Круг общения и делового сотрудничества – ученые, музыканты, писатели и художники. Произведения опубликованы в российских и зарубежных печатных изданиях: литературных журналах «Новый Ренессанс» (Германия) – рассказ «Первая скрипка», «Литературная столица» (РФ), сборнике «Автограф» Премии им. В. Набокова – эссе «Дева с волосами тона индейского лета» и литературных альманахах «Спутник» (Москва) – очерк «Сага о великанах», «Созвучие муз» (Штутгарт) – рассказы «Венецианская дама» и «Ангел цвета мимозы», научном альманахе «Педагогика современности» (Чебоксары) – рассказ «Первая скрипка», литературном альманахе премии «Наследие», том II – рассказ-воспоминание «Осень-эмигрантка», Есенинском сборнике «Отговорила роща золотая» (Москва) – рассказ «Горошина», «Венецианская дама» – «Петербургские семейные сказки» АНО «Книжная лавка писателей», Санкт-Петербург, 2016 г., рассказ-воспоминание «Осень-эмигрантка» и путевой очерк «Розовый карнавал»-«Бульвар Зеленый» № 8, Омск, 2016 г. Рассказ «Хранитель тайны лазоревого цветка» в 2015 удостоен лауреатского звания в международном творческо-литературном конкурсе «Белая акация» (Республика Марий Эл – Чувашия), посвященном русскому романсу. Рассказ «Венецианская дама» стал лауреатом международного конкурса семейных сказок «Как в сказке» (АиФ, Санкт-Петербург, декабрь, 2015).

Полуденница-полуночница

Новелла

Лыжа

Мишка очень любил кататься на лыжах. На улице Зелёной, где проживала его бабушка и где сам Мишка жил до 7 лет, была горка, с которой зимой ребята любили съезжать на лыжах и самодельных санках, согнутых из трубы. Горка была невысокая, но на ней имелся небольшой трамплин, образованный остатками корней срубленного дерева. Мишка очень любил этот трамплин, но не всегда мог преодолеть его без падения.

Было прекрасное морозное, но ясное и солнечное, зимнее утро, какое часто бывало на севере Украины в середине 20-го столетия. Солнце ласкало замёрзшие деревья, которые как будто тянулись к нему голыми ветвями. Было воскресенье. На тихой улице никого не было. И только изредка появлялись старушки, возвращавшиеся из рынка с закупленной нехитрой снедью.

Выпавший ночью снег лежал на горке чистый и нетронутый, как крем на пирожном, сияя под лучами зимнего солнца. Поэтическая натура Мишки восставала против разрушения хрустальной сверкающей красоты нетронутого снега, но жажда скорости и полёта победила. Разогнавшись, Мишка помчался по горке к трамплину. Прыжок… и он благополучно приземляется под трамплином. Но, это вечное «но», эта «ложка дёгтя», из-за которой счастье так редко бывает полным. Левая лыжа срывается с Мишкиной ноги и летит со скоростью выпущенной стрелы. Возвращавшая с рынка старушка почувствовала опасность и обернулась. При виде мчавшейся лыжи она подпрыгнула и наступила на неё. Несколько метров она промчалась на одной лыже, как каскадёр в зимних шоу, затем ойкнула и упала. Из её авоськи полилось молоко, белое и чистое как снег. Старушка заплакала. Из дома выбежала Мишкина бабушка. Она обняла старушку и повела в дом, где компенсировала её материальный и моральный урон.

Зимний день уже не выглядел таким ослепительно красивым. На месте растаявшего под молоком снега появилось грязное пятно. Мишка подобрал лыжу. Кататься ему больше не хотелось.

Родился в 1940 году. Детство и юность прошли в Крыму. Затем – Донбасс, Политехнический институт, инженер-гидрогеолог, 10 лет работы на закрытом предприятии и загранкомандировка в ЧССР. По чешской тематике защитил кандидатскую диссертацию. На Родине – главный инженер института ВИОГЕМ (г. Белгород). В настоящее время – доцент Белгородского государственного университета.

Стихи пишу с 15 лет. Первые публикации появились в газетах «Кадиевский рабочий» и «Кадры индустрии» (1958–1964 гг.). Одно из произведений того периода – «Письмо из Средней Азии» – вошло в книгу «Письма из тополиной весны» (1967 г.).

Раннюю прозу долгое время не мог опубликовать в силу работы на закрытом предприятии. С 2005 по 2010 годы издал малыми тиражами четыре книги: сборник стихов, сборник рассказов и два романа. Активно занимаюсь литературными исследованиями, особенно интересно для меня творчество Лермонтова и Гомера.

С 2015 года являюсь членом Интернационального Союза писателей (кандидат).

Ружена

Рассказ

В Чехии, обычно новый год встречают вне дома. И мы с женой Татьяной, утомленные обязанностью проводить новогодние праздники в нашем клубе, в коллективе советских специалистов, загорелись желанием последовать чешским традициям. Сделать это было и сложно, и дорого.

Во-первых, наше руководство не признавало таких манер поведения, ссылаясь на регламент.

Во-вторых, на трехдневную вылазку в какой-нибудь отель, требовалось по скромным подсчетам не менее половины месячной зарплаты. Опуская подробности наших ухищрений и связанных с ними рисков, должен сказать, что однажды нам удалось совершить этот дерзкий поступок.

Я предложил поселиться в Изерских горах, в отеле «Ружена», потому что полтора года назад, я, будучи на геологической экскурсии, прожил там несколько незабываемых дней. Главной достопримечательностью того отеля была его хозяйка по имени Ружена – с ней я тогда и познакомился. Она уже во второй раз прислала нам приглашение на новогодний праздник, несмотря на то, что я даже не ответил на первую открытку. Ее приглашение избавляло нас от поисков места встречи нового года, и прочих проблем, связанных с хлопотами по устройству праздничного вечера и т. п., поэтому этот вариант был принят единогласно.

* * *

И вот, мы прибыли в «Ружену». Я запарковал машину на прямоугольной площадке, рядом с хозяйским микроавтобусом. Внешний вид отеля и его окрестностей сильно изменила зима, и лишь деревянная стена, увенчанная колесом от старинной телеги, помогла мне вспомнить, как здесь все выглядело около двух лет тому назад. Подсобные помещения, примыкавшие к главному строению, были теперь похожи на заснеженные сибирские избушки, только не хватало струек дыма, вьющихся из труб. От стоянки к «избушкам» вели узкие щели, прорытые в снегу. Пройдя по такой тропинке, сразу можно было определить, что высота снежного покрова в горах намного превышает человеческий рост.

Ружена встретила нас так горячо и приветливо, как будто мы только вчера расстались, и снова нежно меня расцеловала. В ее долгой речи на ломанном русском языке, которую невозможно было прервать, звучало много похвал в мой адрес и даже повеяло романтикой, когда она вспомнила об уставших, измученных жарой и жаждой участниках геологической экспедиции, коих ей выпала честь приютить, дать им кров, пищу и прохладное питье. А я, один из них, пожертвовал своим отдыхом, ради того, чтобы мои коллеги ощутили в ее гостинице праздник. Когда мне, наконец, удалось объяснить Ружене, что моя пани владеет чешским языком и разговаривает на нем без акцента, она просияла, и снова начала восхвалять мой благородный поступок, употребляя яркие эпитеты чешского языка.

* * *

На самом деле было все почти так и даже чуть больше, но об этом «чуть больше» Ружена не упоминала….

До этой экскурсии я проработал в Северной Чехии уже более двух лет и ориентировался в этой стране, почти как дома. И вот наш шеф, главный геолог предприятия Милан, организовал обширную вылазку сроком на целую неделю «По Яхимовским местам». Иначе говоря, по объектам, в которых сохранились следы поиска урановых месторождений в период с 1945 по 1975 г.г. Начинали мы свою экскурсию в Изерских горах. Должен отметить, что в Чехии геологи, выезжая в поле, не берут с собой палаток, продуктов и поварих, потому что там всегда можно найти все необходимое, практически, в шаговой доступности от места базирования.

В первый день мы обследовали только два участка у дороги. Когда пришло время искать ночлег, Милан предложил поселиться в «Ружене». Я был единственным советским консультантом в группе, состоявшей из 15-ти здоровых мужчин в возрасте от 25 до 45 лет, и, видимо, поэтому Милан мне объяснил выбор отеля так: «Эта гостиница расположена в центре наших объектов, правда, ее хозяйка по имени Ружена, не только своеобразная миловидная женщина, но и грозная вышибало, так что с ней не соскучишься…»

Конечно, мы изрядно устали, и многих мучила простая и алкогольная жажда, и никто не стал возражать против скорейшего отдыха. По пути в отель сосед слева рассказал мне, что Ружена является «неприступной крепостью» даже для самых неотразимых соблазнителей. В прошлом – это известная спортсменка, участница многих международных состязаний, в том числе и Олимпийских игр. Когда-то веселая и компанейская девушка стала ярой феминисткой, потому что ей не повезло в личной жизни. Она горячо любила тоже известного спортсмена и вышла за него замуж, но ее избранник оказался извращенцем. После развода женщина возненавидела весь мужской род и дала себе зарок больше никогда не иметь с ними никаких отношений. Оставив большой спорт, она поселилась в глуши, где смогла превратить старую родительскую ригу в прекрасную гостиницу, которой успешно управляла.

Во время заселения в отель, я увидел необыкновенно красивую женщину, она очаровала меня не только дивной внешностью, но и какой-то детской беззащитностью и, как мне показалось, розовой нежностью. Я смотрел на нее и никак не мог поверить, что эта милая пани может кулаком уложить подвыпившего верзилу, и, что еще не нашелся мужчина, который смог покорить ее сердце…

На меня она взглянула вскользь только один раз, когда взяла в руки мой «вид на жительство», и я увидел в ее глазах легкое безразличие и даже, как мне показалось, скрытое презрение.

Мы же, устроившись, спустились гурьбой в ресторан, и чехи закатили грандиозную пьянку, от которой деревянный дом чуть было не рассыпался на мелкие кусочки. Я пил только пиво, потому что и дома, и, особенно здесь, строго придерживался правила: в командировках не употреблять крепкие напитки, за исключением – в качестве согревающего средства при работе в поле. Поэтому, проведя в веселой компании пару часов, собрался пойти в свой номер на ночлег. Но тут нагрянула еще одна мужская группа – геологи потеснились, появились новые знакомые, и не было возможности уйти…. Вскоре в ресторане все закружилось, завертелось и пошло вразнос.

Около часа ночи, в самый разгар веселья, хозяйка объявила о закрытии заведения. Но не тут-то было! Даму окружили, осыпали комплиментами и так красноречиво и слезно убеждали дать возможность повеселиться до утра, что она, в конце концов, согласилась, но поставила условие: за pultem (стойкой) ее должен сменить один из нас, самый ответственный и самый надежный – при этом она посмотрела на меня и улыбнулась, как старому знакомому Моим коллегам только этого и не хватало для полного счастья. Я тут же был провозглашен panom vrchnim, то есть метрдотелем, мне вручили соответствующий наряд, кассу, список товаров и ценник. Официантка, молоденькая девчушка, согласилась помочь мне полчасика в сборе использованной посуды и подаче закусок.

И после ее ухода началось что-то невообразимое… Это была одна из самых напряженных работ, когда-либо выпадавших на мою долю. Наиболее сложным оказалось cepovani пива – процесс, чем-то отдаленно напоминающий наш разлив. Сначала надо было расставить на стойке в непрерывную цепочку – шестнадцать высоких бокалов, открыть кран и быстро заполнить их доверху игривой пивной струей, представляющей собой некое подобие суспензии. Когда уровень жидкости в бокалах установится, надо добавить еще немного пива, подождать и долить снова… И таким вот способом, быстро отодвигая одни сосуды и подставляя другие, непрерывно пополнять их пивом в соответствии со скоростью оседающей пены. И делать это до тех пор, пока не получится партия из шестнадцати бокалов, заполненных до поллитровой отметки коричневатой жидкостью, покрытой сверху игривой белой шапкой. Практически надо лить и двигать бокалы по кругу непрерывно, а в это время кому-то требовалось накапать двадцать граммов рома, подать хрустящий картофель, шоколадку, нарезать колбасы, назвать цену и получить деньги, их пересчитать или поверить на слово, если говорили «bez drobnych!», что означало: «сдачи не надо!» В первом разливе я быстро сбился с толку и со счета и понял, что мне не избежать растраты, – к тому же, судя по полученным деньгам, за добропорядочными европейцами нужен был глаз да глаз! Когда моя голова пошла кругом, и мне представился весь ужас разваленной мною торговли, и разочарованное лицо прелестной пани, я вспомнил простенькую таблицу, ту, что выручала меня во времена курирования дренажных работ. Чуть изменив название, я получил следующие графы: наименование товара, единица измерения, количество, стоимость единицы… Затем перевернул книгу учета товара и стал расчерчивать чистые страницы, не обращая внимания на то, как исчезают со стойки еще не наполненные стаканы. Сделав паузу, я глубоко вдохнул и начал все сначала. Темп работы снизился, у стойки скопился страждущий от жажды народ, послышался ропот, но я уже не реагировал на вопли, а делал все по-своему, то есть «пропускал через таблицу» каждую покупку…

И так до пяти утра, пока не ушел последний гость. Тело мое ныло от усталости, а в голове царил неимоверный сумбур. Посмотрев в таблицу, я удивился, увидев, что в ней все четко и аккуратно записано и подсчитано. Немного отдохнув, я собрал со стола пепельницы, отряхнул и перевернул белые скатерти, вынес мусор, пропылесосил пол, вымыл pult, расставил посуду, проветрил помещение, поправил столы и открыл кассу. Денег оказалось почти на семьсот крон больше итоговой цифры. Я глубоко вздохнул и впервые за четверть суток почувствовал облегчение и неимоверную жажду.

Пока я раздумывал, что же выпить: стопку рома или кружки три пива, вошла хозяйка. Увидев блеск и порядок, она ахнула. Потом крепко обняла меня – я обомлел от прикосновения жаркой груди, захлебнулся заграничным запахом обольстительного тела и утонул в густом водопаде черных волос. Мои руки невольно легли на ее плечи. В следующий миг женщина тихонько отстранила меня, заглянула в мои глаза и заговорила красивым грудным голосом, очень похожим на голос нашей замечательной дублерши Виктории Чаевой:

– Миленький мальчик, я знала, что ты справишься, и пришла как раз делать уборку. А ты вон как все выскреб и вычистил! Ты, пожалуйста, не беспокойся, если тебя облапошили – за пьяной публикой трудно усмотреть, но это в цене… Сейчас мы нацедим пивка, накормим и напоим нашу пчелку – ее, верно, мучает жажда?

– Жуткая! А выручки у нас почти на семьсот крон больше той, что я посчитал по ценнику.

– Золотко мое, ты заработал эти денежки!

– Я не мог удержаться перед твоей улыбкой и работал ради нее.

– Хорошо! Получишь вот это – она прильнула к моим губам и обожгла их огненным поцелуем, – и угощение для всей компании. Не забудь разбудить своих красавцев, как только будет готов гуляш!

Поздний завтрак, которым нас потчевала Ружена, незаметно перешел в обед и затем – в вечер, более разгульный, чем вчера. Теперь я оставил кассу хозяйке, а сам лихо cepoval и разносил пиво. Мы с Руженой и ее помощницей работали дружно, в полном взаимопонимании и в хорошем контакте с публикой. Когда туристов набилось «под завязку», мне пришлось взять бешеный темп, но все равно это была уже развлекательная работа, и никак не походила не вчерашний стресс. Я с задором подносил пиво, вытаскивал из-за уха карандаш и ловко вычерчивал на фирменном листочке не ровные, как это обычно делают официанты, а аккуратные волнистые линии, фиксирующие количество поданного пива. У «своих» столиков мои коллеги делали мне комплименты, я их с удовольствием принимал, понимая, что меня «раскалывают» на rundu «Туземского рома». Когда я в очередной раз поставил на их столы наполненные бокалы, все встали и начали дружно скандировать: «Да здравствует наилучший метрдотель!» Пришлось раскошелиться и поднести каждому по большой стопке рома. Мой купеческий жест был встречен бурными аплодисментами и возгласами, чтобы я поработал в этой должности еще одну ночь. Но ровно в двенадцать Ружена объявила о закрытии ресторана и на сей раз была неумолима. Оказывается, на круглосуточную работу заведения требовалось специальное разрешение, и владелица пренебрегала им в исключительных случаях.

После закрытия ресторана, я вызвался помочь Ружене в уборке и наведении порядка. Мы разговорились. Я больше слушал и узнал много интересного о вовсе незнакомой мне стороне жизни. Удивительно, что моя собеседница не воспринимала меня, как советского человека, иностранца и специалиста, далекого от общественного питания. На прощание я снова ощутил ее прелестный поцелуй, на сей раз более жаркий и призывный, и услыхал совершенно неожиданный вопрос:

– Толье, ты не хотел бы остаться со мной здесь, навсегда? Мы бы вместе отлично повели хозяйство! У меня имеются кое-какие сбережения, большой особняк, доставшийся мне от дедушки, в Пардубицах, и много-много сил.

Я прекрасно понимал: стоит сказать «да» – и хлынет море этих горячих и сладостных поцелуев. И мне, верному супругу, что греха таить, подспудно хотелось именно этого! В первый миг во мне все закипело и забурлило первобытным желанием и страстью. Никогда еще не боролись так яростно и упорно мои чувства и мой рассудок. Я едва сдерживал себя, чтобы не ринуться в пучину этой, недопустимой для советского консультанта и преданного мужа, любви….

Но разум подсказывал иное: если я сейчас уступлю своим буйным страстям, то потом уже не смогу обмануть Ружену и пойти на попятную, а это означало…. О последствиях даже страшно было подумать!

– Я не могу принять твое предложение.

– Значит, не хочешь!

– Твой вопрос не для меня… Прости!

Я сразу поняла, насколько ты сложный человек, хотя совершенно не знаю того, второго, скрытого в тебе. Но клянусь, что никогда не посягну на его независимость. Я вижу, что не просто нравлюсь тебе и, поверь, сделала б все возможное, для оправдания того хорошего, что ты увидел во мне.

– Ружена, ты не желаешь войти в мое положение! Я – женат, моя жена – моя одноклассница, я люблю ее с пятого класса, у нас двое детей, я верен ей не по обязанности, а по душе…

– Я хочу знать, есть ли у тебя желание начать новую жизнь со мной – все остальное – лишь отговорка. Многие мои друзья и знакомые остались на Западе, хотя были замужними или женатыми, имели здесь положение, профессию и все прочее. Но бросали, отрезали старую жизнь, чтобы в чужой стране, среди чужих людей, все начать сначала. Надо только захотеть, и тогда все получится. Мы оба умеем добиваться поставленной цели и нравимся друг другу.

– Нет, и, еще раз, нет! – голос мой уже не хрипел и, как мне показалось, звучал жестко.

– Я не Себила, но немного понимаю «язык с небес» и вижу, что твоя жена – не укладывается в твою карму а я соответствую тебе, как и ты мне. Твой лепет о супружеской любви и верности не убедителен, если бы ты согласился, то поднялся бы на вершины блаженства, и, кто знает, захотел бы с них спуститься! А я ждала тебя и знала, что время встречи близко. Ты еще пять дней назад появился в моем воображении и, когда зашел, я сразу узнала тебя. Думаешь, я бы разрешила гулять вам до утра, рискуя потерять лицензию?

– Ты, видимо, не знаешь, что я – гражданин СССР, даже если соглашусь на твое предложение, то не имею никаких шансов выезда из моей страны!

– Я бы нашла способ оградить тебя от тайных наблюдений и преследований. У меня имеются контакты с высокими чиновниками и спецслужбами…

– Я тебе не сказал главного: мне это не нужно! Я пытался раскрыть тебе глаза на мое положение засекреченного советского гражданина, которому ни к чему убегать из своей страны. Меня очаровала твоя красота, и меня, как мужчину, тянет к тебе. Но быть твоим любовником, просто так, я не хочу, да, видимо, этого не хочешь и ты. Я никогда не обманываю себя. Вот смотри, я вынужден обманывать свое руководство, чтобы жить в вашей стране более свободно, чем от меня требуют другие, но лгать себе я не могу!

– Я думаю, что, ощутив мои ласки, ты не захочешь сам возвращаться к своей жене.

– Но я этого не допущу, не только потому, что я верен своей жене, но и по причине потери независимости. Я видел, как чехи унижали моего коллегу, который имел контакт с иностранкой, как он пресмыкался перед ними.

– Повторяю: по карме твоя жена – тебе не пара!

– Даже, если это – правда, а я в этом сомневаюсь, то все равно для меня лучшей женщины, чем она, не существует.

– Я бы хотела посмотреть на нее!

– Наверно, вряд ли, хотя мир тесен.

– Ну что ж, прощай! О, прости, я не имею права расставаться с тобой так грубо, лишь потому, что на миг меня осенила глупая мысль. Двери моей гостиницы всегда будут открыты для тебя, если ты даже приедешь с женой или любовницей. И пошли мне когда-нибудь открытку или позвони – вот мои координаты. Ты – единственный мужчина, кого я прошу об этом… Я таких еще не встречала…. За последние двенадцать лет….

Я вспомнил все это во время отдыха в кресле, стоявшем у теплого камина, когда вздремнул после трудной зимней дороги.

– Потом мы с Татьяной отправились гулять и возвратились часа через два довольные, веселые и проголодавшиеся. В ресторане, который показался мне родным, нам подали вкуснейшую баранину, приготовленную специально для нас. Я не раз рассказывал Татьяне о своем дебюте в качестве официанта, и она пожелала увидеть меня в этой роли. Когда я предложил Ружене свое пожелание «повторить официанта – метрдотеля» сегодня вечером, она ответила: «Это замечательная идея, и предлагаю выступить с ней сейчас и завтра на балу»

Я согласился, а Татьяна даже обрадовалась.

И снова мы с Руженой дружно поработали часов до семи вечера. Таня все это время не сводила с меня глаз и, по-моему, даже прослезилась.

Выбрав момент, Ружена сказала:

– Толье, я ошибалась: это твоя половина, та, что определена тебе на небесах. Держись за нее и береги ее! Но, признаюсь: я сожалею, что тогда не уговорила тебя стать на миг моим мужем…. Я бы понесла в ту ночь… Та страсть, что сжигала нас тогда, была особенной и предназначалась для зачатия новой жизни. Но мы стояли на разных позициях: я считала себя несостоявшейся твоей половиной и стремилась занять предназначенную для меня нишу в твоей жизни, ты же оберегал эту нишу для вашей счастливой семьи. Теперь я понимаю, что твои действия могли быть неосознанными. И ты был честен со мной и с собой, потому что, если бы поддался искушению, то уже не смог бы, да и не захотел уйти от меня. Но карма Татьяны, находившейся неизвестно где, оказалась сильнее моей и выше всех моих чар и соблазнов, выпущенных на тебя и так волновавших твою плоть и воображение!

– Я желаю тебе встретить твою настоящую половину!

– За двенадцать лет, что я живу одна, такой шанс выпал единственный раз, и вероятность его повторения ничтожно мала!

– Но Бог справедлив, и он вознаградит тебя!

– За какие заслуги?

– За твою красоту и доброту! Однажды я обратился к Нему со справедливой молитвой послать сильный дождь, который выпадает в пустыне раз в двести лет, и ливень прошел в требуемый день, месяц и год!

– Мне нужен такой, как ты, или никто!

– Я далек от совершенства…

– А я идеализирую себя! Я, которая умеет построить жизнь и дать радость другим, умеет любить, быть преданной и верной, боюсь нарваться на алкоголика, лентяя, педика, желтушного психа или… И вот появляешься ты, способный оценить и дополнить мои качества… Одним словом, другие мужчины меня не волнуют…

Мы встретили Новый год в ресторане, вместе с Руженой. Когда начался бал, я, станцевав по одному танцу с каждой из своих дам, надел парадную форму метрдотеля и с шиком обслуживал в течение часа праздничную публику. Потом танцевал, читал стихи на русском и чешском, и под конец вечера выступал перед публикой с чтением наизусть отрывков из книги Ярослава Гашека «Похождение бравого солдата Швейка». Я знал чешский язык лучше Татьяны, но разговаривал с акцентом, что, вероятно, вносило особую изюминку в мое выступление, потому что чехи хохотали до слез и вызывали несколько раз меня на бис.

На следующий день я катался на лыжах, а женщины щебетали, и, как выяснилось впоследствии, крепко подружились на долгие годы.

Уже перед нашим отъездом, когда жена упаковывала новогодние подарки, Ружена мне грустно сказала: «Ты был честен со мной, и я тебе отвечу взаимностью – все же ваши пути с Татьяной расходятся. Это случится ровно через семь лет. Но тогда, когда я ждала встречи с тобой в первый раз, я увидела только эту концовку, и обрадованная даже не стала определять время вашего разъединения. А сейчас, когда еще раз соединила ваши судьбы, я смогла исправить эту ошибку».

Как это ни печально, но ровно через семь лет, ее предсказание сбылось.

Калинин Александр Никонорович родился 20 июня 1951 г. в ссыльном поселении Новое Уватского района Тюменской области. Уват, по-хантыйски – мыс. А Новое село по тем временам – глушь непролазная, сокрытая от народа, перепутанная реками, протоками, тайгой. Никакой колючки не надо. Побег – бесполезное занятие. Наверное, оттого более всего и ценю Свободу.

Вся жизнь в дальнейшем на этом и строилась. «Не был, не состоял, не участвовал, не признавал…». Таким и остаюсь до сих пор. Не забыл, как за вольнодумство не однажды на локтях и запястьях ощущал металл и крепкие руки серых людей в штатском. Несмотря ни на что окончил в 1972 году ТГПИ им. Д.И.Менделеева в городе Тобольске, служил в Забайкалье, по возвращении прошёл конкурс на замещение вакантных должностей в родной вуз, работал в лаборатории спектрального анализа, после переехал в Калининградскую область. Почему? В какое-то время понял, что это моя земля.

Дед мой, Георгиевский кавалер Русаков Семён Матвеевич, командир пулемётной роты в армии генерала Самсонова в первую Мировую, получил ранение здесь, под Гумбинненом (Гумбинненское сражение), в Тильзите был в 1914 году. Отец Калинин Никонор Иванович-механик ПЕ-2 прошагал по этим улицам в 1945-м не просто так. У него была медаль «За взятие Кёнигсберга» и таинственные рассказы о подземельях Восточной Пруссии. Так что, памятуя слова матери – Калининой Ксении Семёновны, литератора и умнейшего человека, «то, что ты, сынок, родился в ссылке, не твой выбор. Только в тюрьме нельзя жить. Земля гораздо больше, так что уезжай». Какой же духовной силой надо было обладать, чтобы отправить своего птенца из родного гнезда в этот неизведанный мир. Это она в сибирской глуши при свете керосиновой лампы читала нам холодными вечерами в бревенчатом доме Ф.М.Достоевского, А.П.Чехова, Л.Н.Толстого. Это для неё покупка книги в то нищее время надолго превращалась в самое значимое событие.

Одним словом, несмотря ни на что, стал я в 1975 году жителем Калининградской области. Проживаю с тех пор в городе Советске, что от основания назывался Tilzit. Кстати, любимый город Бонапарта Наполеона. Это о нём он писал: «Здесь я был молод, влюблён, счастлив и не ввязался в войну с Россией». Здесь он подписал с Александром I Тильзитский мир. Отсюда начался его бесславный поход на Смоленск, а потом на Москву. По той же самой дороге он и вернулся поверженный.

Мне же, в силу полной беспартийности и беспардонного отношения к ранее существующему общественному строю, под названием социализм, высот достичь не удалось. Спасибо хоть не посадили или не отправили на родину. Честно и благородно отработал инженером, старшим инженером, потом главным энергетиком завода до 90-х, а там пришла моя любимая воля или Свобода, это кому как нравится.

Литературной деятельностью занимался отчасти. Писал иногда прозаические миниатюры, в конкурсах участвовал, даже международных. Бывало, и побеждал. Сценарии для детского цирка «Янтарик» писал с завидным постоянством. Выбора не было, поскольку 14 лет руководил этим самым цирком, а денег на сценарий не давали. Но цирк был достойный. Лауреат трёх всесоюзных конкурсов, гастроли по стране. Даже в Польшу выпускали неоднократно. А мне вдруг, не работающему в школе, а всего лишь на полставки в Доме Пионеров, присвоили звание «Отличник народного просвещения» и чего-то там ещё…

Отчего начал писать? Сказать что-то хочется людям важное, может, послушают. Хотя это не в их правилах. Тогда думаю, пусть хотя бы посмеются.

Мне же нравится просто жить, встречаться с интересными людьми, слушать их. Люблю наблюдать за ними где-нибудь в аэропорту или даже просто на улице. Люблю путешествовать на автомобиле вместе с женой, люблю нашу Балтику, Сибирь и сибиряков, конечно. Спрашиваю супругу: «Куда поедем отдохнуть? В Париж или в Сибирь?». А она отвечает, не задумываясь: «В Сибирь, конечно». Такова она жизненная философия. Циклично всё, однако неповторяемо.

Страдания и радости боцмана Сидорова

Вся эта история началась, когда в канун Нового года СРТР «Яхонт» вместе с пятью судами флотилии, покинув район промысла, бросил якорь на рейде африканского порта Лабиту в Анголе для заправки водой и мелкого ремонта. После пограничников и таможни жизнь на борту ожила. Со всевозможными целями между причалом и судами на рейде начали сновать проворные ланчо, а истосковавшийся по земле мужской контингент под разными предлогами стал искать причину поскорее сойти на берег. Одним хотелось найти питейное заведение поприличнее, другим – кинуться в объятия сговорчивых прибрежных красавиц. Третьим – и то, и другое вместе. Любовь, как известно, штука коварная, но пока всё обходилось…

У кого-кого, а у боцмана Сидорова во время якорной стоянки забот хватало. Влечение к прекрасному полу ему тоже не было чуждо. Ничего не поделаешь, природа. Так что по истечении нескольких дней вслед за молодняком отправился на берег и боцман, «размагнититься» от повседневных забот. Никто не знает подробностей, что там пошло не так? Что не получилось на его любовном поприще? Только вернулся он на борт поздно, неразговорчивый и злой.

Нрав Сидора и его тяжёлый кулак знали все, потому лишних вопросов старались не задавать. На судне боцмана не зря зовут просто, но ёмко – Дракон. Попросту говоря – страшный человек. У нашего дракона не было морских наколок и прочих отяжеляющих признаков. Внешне он был похож скорее не на морского волка, а на кряжистого мужика из тамбовской глубинки, но с тяжёлым морским «навалом», который на расправу был особенно скор. Вот и те двое весельчаков из палубной команды, которые после неудачной любовной попытки боцмана отпустили шутку на этот счёт, вместо того чтобы получать «добро» на сход, по третьему разу красили якорные клюзы.

Только не прошло и трёх дней после того неудачного захода, видят все – засобирался боцман опять. Даже одеколончиком сбрызнулся, но сам молчит и виду не подаёт. Катер долго бурчал под бортом, ожидая его. Пока шли до берега, народ иронично и многозначительно перемигивался, но помалкивал. Не успел баркас коснуться причальной стенки, как вся компания, будто стая фазанов, выпущенных на волю, распушив хвосты, в один миг разлетелась в разные стороны.

Так начался один из дней, а они, как известно, разительно не похожи один на другой. Один тянется, не кончаясь. Другой, напротив, мелькнёт радостно, ярко, будто звёздочка на тёмном африканском небе, и ещё долго не гаснет. Один душу вынет, а от другого, напротив, радость непроходящая. Судя по настроению, для большей части команды «Яхонта» этот день прошёл не зря. Каждый нашёл то, что искал. Вот только боцман… Он опять молча стоял на носу и с тоской глядел то на темнеющие волны, то на цепочку береговых огней. «Не произошло», – сочувственно шептались все, стараясь держаться подальше от Дракона. Рулевой, стоя с рацией и гарнитурой на корме, получил с «Яхонта» единственный короткий вопрос:

– Как он там?

Ответ был такой же лаконичный:

– Плохо. Молчит.

– Понятно, – прохрипело в наушниках.

После того как на мачтах зажгли стояночные огни, стармех Панов, по-судовому – Дед, прихватив бутылку спирта, незаметно свернул в каюту к закадычному другу Сидорову. До полуночи они о чём-то проговорили, а наутро, прихватив с собой Саньку из реф-машины, отправились на берег. Для них, наверное, лучше бы отправиться вдвоём, без свидетелей. Только тогда об этой истории никто бы ничего не узнал. Саньку пришлось взять вынужденно. У него были водительские права международного образца. Здесь дешевле было взять напрокат какой-нибудь разваливающийся «антиквариат», чем нанимать такси. Так они и сделали.

Допотопный «Лэнд-Ровер» с рваными сиденьями и чадящим дизелем нёс их через какой-нибудь час вдоль побережья океана по раскалённой красной земле в сторону речки с загадочным названием Кванза. В зелёных островах пальм то здесь, то там ютились небогатые бунгало. Блестящие чёрными телами мальчишки, увидев в открытых окнах «Ровера» славянские лица, срывались с места и, поднимая пыль, бежали кто наперерез, кто следом, не переставая кричать:

– Саша, шапка, банана, хлеб…

Прилично поплутав по пыльным прибрежным дорогам, «Лэнд-Ровер» свернул после обеда на еле заметную колею среди высохших колючек. Дорога пошла вниз и вскоре привела к небольшой лагуне, на краю которой приютилась крохотная деревенька из десятка ветхих бунгало с прохудившимися крышами, залатанными ржавой жестью, стенами из картона от банановых коробок. Да… Богатство явно обошло стороной это скромное место на Земле.

Колдунья оказалась сухой, сморщенной старухой с ровными рядами желтоватых зубов и внимательными красными глазами. По всему было видно, она узнала Деда, но, несмотря на это, держалась независимо и радость свою проявлять не спешила. Однако после действительно царского подарка в виде двадцати кусков хозяйственного мыла она заметно подобрела, стала внимательно слушать стармеха, понимающе кивать головой, изредка бросая взгляд на притихшего Сидорова. Каким образом они понимали один другого? На каком языке разговаривали?

До сих пор загадка. Только вскоре Дед подошёл и прошептал:

– Раздевайся.

– Как?

– Совсем.

– Это, что ж, нагишом?

– Конечно. Я тебе вчера говорил. Ничему не удивляйся.

А удивляться было чему… Как только обнажённый Сидоров, прикрывая руками причинное место, вошёл в бунгало, оттуда раздался глухой не то стон, не то плач, сопровождаемый резкими гортанными выкриками. Продолжалось всё это минут двадцать. Происходящее внутри никто не видел, но было понятно: происходит там что-то необычное и колдовское. Когда всё стихло, из бунгало с толстым суковатым посохом в руке вышла старуха. Поднимая жёлтыми пятками пыль, она стала мерными шагами обходить бунгало вокруг. Всякий раз, пройдя несколько шагов, она останавливалась, била в землю посохом, кричала гортанное заклинание и шла дальше, пока не замкнула круг. Однако стоило ей скрыться за пологом входа, как оттуда выскочил голый Сидоров, а следом за ним колдунья с веником в руке. Каждый раз, догоняя Сидорова, она била его этим самым веником ниже спины, издавая глубокий гортанный звук, напоминающий клокотание. Сидоров зигзагами, будто нетрезвый, бежал в сторону одиноко стоящего огромного баобаба, а колдунья, несмотря на преклонный возраст, будто молодая пантера, не отставая, неслась за ним, похлёстывая время от времени белую, как вата, обнажённую часть тела. Как только они добежали до баобаба, колдунья поставила Сидорова лицом к дереву, всем своим худым телом прижала его, заставив обнять дерево. Так он и стоял, не шевелясь. Сама же она, не переставая кивать головой, продолжала движение вокруг баобаба. Негромко бормоча заклинания, она то и дело отщипывала от необъятного дерева кусочки коры и пережёвывала их, втирала в начинающую проступать лысину на голове Сидорова. Завершив это, она отвела его в сторону, поставила спиной к баобабу, потом резко развернула. Показав пальцем на верхушку огромного дерева, она жестом приказала ему зажать между ног посох и взяться за него обеими руками. Так и замер Сидоров минут на десять, держась обеими руками за суковатую палку между ног и задрав куда-то к раскалённым небесам голову. Под конец обряда чёрная колдунья облила прилично измученного Сидорова мутной жидкостью из глиняной чашки, после чего, обессилев, свалилась между узловатых корней баобаба.

Всю дорогу до порта Дракон молчал. Дед пытался заговорить с ним, но бесполезно. После колдовского обряда тот, лишь изредка мотая головой, не отрываясь, смотрел мутными глазами на красную обочину дороги и, неслышно шевеля губами, повторял одну и ту же непонятную фразу: «Ку-у-ми яш мака… Ку-у-ми яш мака-а».

В одной из деревень они раздали неугомонным детям консервы, галеты, допили оставшуюся воду и двинулись к причалу. На борт «Яхонта» поднялись, когда уже начинало темнеть.

За всей спокойной повседневной жизнью «на якоре» никто не заметил ничего необычного в однодневной отлучке троицы на берег. Дни достаточно однообразно сменяли один другой.

Моряк, он ведь как устроен. Пока на берегу, все разговоры о море, о новом рейсе. Отвалит от стенки, начинает думать о промысле, где день путается с ночью, где вахты восемь через восемь. Заработать тоже хочется. А выпадет свободная минутка, задумается о жизни своей бродячей, близких вспомнит, только чувствует вдруг – заскучал по берегу. Так и кружится вся его жизнь, похожая на нескончаемую круговерть вдоль меридиана. Из полярной тьмы к солнцу в зените, из жары в холод, потом опять всё сначала.

Вторая волна сходов на берег началась накануне Нового года. Всем было хорошо известно, что курортная жизнь вот-вот закончится. Флотилия выходит на промысел. В столовой команды, лукаво подмигивая самодельной гирляндой, появился эвкалипт с десятком игрушек, на стёклах иллюминаторов наивные бумажные снежинки… Страждущие по мирским утехам после воспоминаний о домашнем Новом годе, торопливо грузились в ланчо и отправлялись на берег.

Намерения Сидорова отправиться по деликатным лямурным делам стали понятны, когда он вместо ботинок на толстой подошве с коваными носами, к слову, многим хорошо знакомым, надел сияющие необыкновенным блеском остроносые туфли. Крепкий запах одеколона окончательно довершил картину. Парусиновый тент над ланчо нервно трепетал и надувался. Было начало дня, и заведения всякого рода, гостеприимно распахнув свои двери, ожидали гостей. Кто-то отправлялся слегка побарыжничать по лавкам и магазинам, кто-то к знойной мулатке, кто-то к «Чёрной маме». Им были рады везде…

Эх! Отчего же так всё быстро заканчивается. День вроде бы ещё только начался, а солнце уже опять клонится к вечерней дымке. Та самая посудина, что подарила им этот счастливый день, терпеливо ожидая праздную публику, тёрлась внизу причальной стенки. Из-за отлива пришлось спускаться по штормтрапу. Рулевой, навалившись на румпель, с явным любопытством встречал прибывающих. Выполняя особое поручение, он ждал появления нужного человека. Сидоров тем временем, одним из последних, не спеша вышагивал по пирсу. Беззаботно засунув в карманы руки, он что-то весело насвистывал, посматривая по сторонам. Все знали: это знак хорошего настроения и благостного состояния Дракона, которое случается не так часто. Он бодро стукнул каблуками о шпангоут, улыбнулся, озорно блеснул глазами и, усевшись поудобнее, проговорил:

– Хороший сегодня был денёк. Горячий… Сейчас бы кваску холодного с хреном.

Рулевой надел гарнитуру и, отвернувшись в сторону моря, чтобы не было слышно, коротко выпалил в решётку микрофона:

– Всё в порядке. Произошло и, как видно, неплохо.

Тем временем посудина, тарахтя открытым двигателем, пошла этим вечером не прямым курсом на «Яхонт», а, заложив некую дугу, двинулась вдоль всех судов на рейде. Когда шли под бортом стоящего первым СРТР «Гранит», тот несколько раз зычно рыкнул тифоном, после весело зазвенела рында, а на шкафут высыпала вся свободная команда. Они что-то радостно кричали, размахивая руками. Одновременно с этим в чернильное небо над кораблём взметнулись две сигнальные ракеты. Происходящее по рангу соответствовало приветствию при встрече высокого гостя или иному торжественному событию. Когда подошли к борту второго СРТР, там с зеркальной точностью повторилось всё то же. И на третьем, и на четвёртом судне тоже. На подходе к «Яхонту» Сидоров ещё издалека заметил непонятный белый квадрат по правому борту. Тифон под звон рынды, не переставая, сигналил «приветствие», по «громкой» из динамиков доносилось «Тореадор, смелее в бой…». Братва на шкафуте дружно улюлюкала. Все, кто находился в ланчо, понятное дело, были в курсе происходящего, поскольку театральное удивление не покидало их довольные лица. Артисты…

Когда подошли ближе к борту, боцман разглядел наконец непонятный белый квадрат. Это была перекинутая через леер правого борта простыня, на которой какая-то неумелая, но нахальная рука нарисовала красным суриком толстенную шершавую пальму с огромными кокосами. Однако стоило ланчо оказаться напротив этой живописной картины, как те двое проштрафившихся из палубной команды тут же перевернули изображение на простыне, потом назад, потом опять в первоначальное положение… И так неоднократно. Изумительное, надо сказать, «кино» получилось! В это же самое время все, кто был в ланчо, вдруг разом прокричали: «С Новым годом, боцман!», «С новым счастьем!» – добавил кто-то негромко. Сам же боцман Сидоров, смутившись, неожиданно затих. В этот самый момент он почему-то вспомнил ту самую, волшебную Снегурочку с розовыми пятками и посохом, что живёт в хижине на берегу дивной речушки под названием Кванза. Растерянно улыбаясь, раз за разом он повторял: «Нет, ну не черти ли… Ты только посмотри, что вытворяют салаги!»

Вот кто-то из вас улыбнётся и скажет: «Выдумка всё это». Только поверьте мне. Было всё именно так. Поскольку я и есть тот самый Санька из рефмашины.

Советск 2015 г.

Урок

Лазарь Моисеевич любил точность и порядок во всём: в одежде, дружбе, отношении к работе и, разумеется, в деньгах. Он был настолько абсолютен в своих привычках и поведении, что большинство знакомых при одном упоминании его имени становились серьёзнее. В отличие от некоторых, он никогда не опаздывал на работу, от него после выходных не чувствовался запах вчерашнего алкоголя, курить он вообще никогда не курил, поскольку берёг здоровье. Вечерами любил дышать свежим воздухом, прогуливаясь в одиночестве по аллеям городского парка. В выходные дни мог побаловаться даже большим теннисом в компании голенастых красавиц. Когда-то у него была жена, но поскольку любви Лазарю Моисеевичу хватало лишь на себя, брак вскоре развалился без следа, то есть без детей. Так он оказался обыкновенным немолодым холостяком, которому жилось, впрочем, вполне комфортно. Жениться вновь он не намеревался, на служебные романы не разменивался, ценя свободу и нервы, а о случайных связях не помышлял тем более.

В отделе учёта Управдома, где он трудился, было как минимум три достойных кандидатуры незамужних и вполне даже привлекательных дамочек с прозрачным и понятным прошлым.

По службе его ставили в пример сотрудникам и постоянно выбирали во всевозможные президиумы. Он был выдержан, спокоен, наверное, даже умён, поскольку, выслушав любого, тут же начинал советовать, как правильно жить дальше. О его щепетильности и педантичности любили пошептаться. И оно того стоило.

Прошедшей осенью в доме, где он проживал, кто-то по ночам стал периодически постукивать. Лазарь Моисеевич, будучи человеком выдержанным, не сразу пошёл в милицию, а в течение целого месяца вёл регистрацию «стуков» в дневнике, сделанном из амбарной книги. Каждый вечер, а ещё чаще ночью, он скрупулёзно заполнял все семь разлинованных граф:

Первая – номер по порядку и дата.

Вторая – время начала «стука».

Третья – время окончания «стука».

Четвёртая – суммарная продолжительность «стуков» за сутки.

Пятая – характерные особенности стука, с подробным описанием: прерывистый, частый, глухой, сверлящий… и прочее.

Шестая – особые отметки, то есть праздничные, выходные дни, погодные условия, а также иные непредвиденные обстоятельства.

Седьмая – подпись лица, осуществлявшего прослушивание.

В милиции ему пообещали разобраться, но как-то уж слишком вяло. Тогда он взял выше. Прокурорские, напротив, долго изучали содержимое амбарной книги, крутили головой, удивлялись терпению заявителя и, хотя неопределённо чесали затылок, но жалобу всё же приняли и, представляете, спустя буквально несколько дней нашли нарушителя спокойствия. Им оказался немолодой член местного союза художников, резчик по дереву Иосиф Кусков, проживающий на пятом этаже. Как и всех творческих людей, вдохновение посещало его обычно по ночам, а также и в другое время после появления денег от случайного заработка. С каждым приливом творческих сил он незамедлительно начинал вырубать топориком. Нет, не Буратино, как вы наивно полагаете, а деревянные головы с выступающими носами. Вроде тех истуканов, что с острова Пасхи. К приходу участкового нарубил он таких десятка два, не менее. Далее рутина – протокол, неприятная беседа с представителями внутренних органов, вытянутое из него обещание впредь не стучать по ночам.

Высокое искусство не смогло перенести подобного унижения, а потому на следующий день при достаточном стечении соседей художник посреди двора собственноручно порубил истуканов на дрова. Окружающие, включая самого скульптора Кускова, были удручены происходящим и весьма расстроены. Тихо радовалась лишь пенсионерка тётя Дора по причине того, что дрова для её допотопного титана в ванной комнате давно закончились, а эти сухие полешки как раз подходили по длине. К тому же после столь демонстративного уничтожения деревянных скульптур они оказались совершенно бесхозными.

Скульптор по дереву Кусков тюкать топориком по ночам перестал, однако фигу Лазарю Моисеевичу исподтишка нет-нет да показывал, обвиняя его, как водится, в семитизме и обещая впредь доставлять ему всяческие беспокойства. Только все обещания, как это чаще всего бывает у творческих людей, так и остались не исполненными. А вот уж кто действительно доставил беспокойство уважаемому человеку, так это Лёва Мичман.

Мичманом его стали звать с тех пор, как он стал носить морской бушлат и тельняшку, доставшиеся ему от брата после демобилизации из флота. Когда Мичман по причине случающихся запоев терялся между реальностью и фантазией, он начинал сочинять героические небылицы о секретной морской службе, государственной тайне и подписке о неразглашении. В подтверждение всего, Лёва мог красиво, «по-флотски», взяв двумя пальцами полный под венчик гранёный стакан водки, опрокинуть его залпом, после чего, нюхнув рукав бушлата, не закусывать совсем. На наших это не действовало. Они, лишь нахмурившись, косились на пустеющую бутылку и отодвигали её подальше от Мичмана. А что до иностранцев – да! Один из жителей Хельсинки, например, которого жутко канудило после вчерашней выпивки, увидев донышко стакана, взметнувшееся к потолку, упал в обморок… У Лёвы ж это называлось просто – «флотская норма». Впрочем, море он видел единожды, когда два года назад благодаря бесплатной путёвке отдыхал в ведомственном санатории посёлка Отрадный. Работал Лёва в аварийной бригаде, занимающейся ликвидацией коварных протечек всяческих нечистот из канализационных сетей города. Нервная, надо сказать, работа.

Неизвестно по какой причине в тот день посетило Лазаря Моисеевича благостное состояние, только ни с того ни с сего он, откликнувшись на жалобную просьбу Мичмана, занял ему денег на бутылку. О том, что он по собственной воле совершил роковую ошибку, Лазарь Моисеевич понял через две недели, когда решил сообщить Лёве о желании получить долг назад. Досрочно… Дело в том, что Лазарь Моисеевич принципиально не давал денег взаймы. Никогда и никому. Каким образом Мичману удалось занять у него эту незначительную сумму аж до 31-го декабря? Непонятно. Поступиться принципом Лазарю Моисеевичу показалось легко, а получить долг назад оказалось делом не только непростым, но даже невозможным. Деньги были хоть и невелики, но в силу принципиальности факт случившегося неожиданно лишил его покоя. Мысль о собственных деньгах в чужих руках, не переставая, сверлила его мозг, не отступая ни днём, ни даже вечером, когда он, привычно устроившись в кресле, принимался смотреть любимый сериал. Долгие думы о его собственных деньгах, перекочевавших Мичману в карман, тягостно мешали уснуть. Если же случалось проснуться среди ночи, до утра он уже не мог сомкнуть глаз. Беспокойство возвращалось вновь и вновь, дёргая его за нервы, будто чёрт за струны расстроенной балалайки.

Лазарь Моисеевич вдруг понял, что тогда по ночам, когда тюкал топорик скульптора, спалось ему гораздо спокойнее… Теперь же, вставая с красными глазами из постели, он умудрился дважды опоздать на работу, стал непривычно рассеянным и забывчивым. Даже Елена Витальевна обратила на это внимание.

Всё происходящее стало беспокоить Лазаря Моисеевича ещё больше, когда в обеденный перерыв он, посетив «аварийку», к своему ужасу, узнал, что Лёва со вчерашнего дня, взяв отпуск за свой счет, куда-то уехал. Куда интересно, зачем? Отчего-то это оказалось вдруг какой-то труднораскрываемой тайной. На раскрытие которой потребовался ещё один день. После чего Лазарь Моисеевич обеспокоился окончательно, узнав, что Мичман, дождавшись каких-то важных документов, уехал в посольство для оформления вида на ПМЖ в Израиле. Это было уже выше его сил. А что, если возьмёт да уедет втихаря, так и не отдав долг? «Какой-то международный скандал получается», – нервно думал он. Покой покинул его окончательно. На следующий день он зашёл в аптеку, купил успокоительные таблетки и капли для сна.

Все вокруг суетились, готовясь к Новому году, лишь для Лазаря Моисеевича происходящее вокруг будто погрузилось в лёгкий туман. Сонливое состояние от таблеток преследовало его теперь повсюду. Неожиданно его вызвала к себе Елена Витальевна и резко отчитала за то, что во время планёрки он уснул и даже всхрапнул легонько. Спокойная жизнь трещала и лопалась на глазах. Он пытался собраться с мыслями, но не мог. Перед глазами постоянно маячил образ Лёвы в тельняшке, бушлате с золотыми пуговицами, кипой на макушке и бутылкой «Столичной» в руке, приобретённой на занятые у Лазаря Моисеевича деньги.

В Новогоднюю ночь он не пошёл в гости, никого не пригласил к себе, решив посидеть один, чтобы собраться с мыслями и обдумать план действий. Пробка шампанского не выстрелила, как бывало, в потолок, а как-то по-стариковски сдержанно пукнула. Пузырьки уныло покрыли стенки одинокого бокала, кремлёвские часы на экране приготовились отсчитывать время уходящего года. Опустошённый Лазарь Моисеевич, обречённо покручивая ножку бокала, следил безрадостными глазами за стрелками, раз за разом повторяя: «Не произошло, не случилось, не судьба, стало быть. Так, видно, и пропадут мои денежки. А ведь как жаль…»

Когда минутная стрелка завершала последний оборот, кто-то настойчиво позвонил в дверь.

– Кому ещё не сидится в такое время, – недовольно пробурчал Лазарь Моисеевич и, не взглянув в глазок, распахнул дверь.

Из сумрака лестничной площадки, пахнув свежим перегаром, ввалился Лёва Мичман. С последним ударом кремлёвских курантов, превозмогая подступавшую икоту, он, часто дыша, выпалил:

– Долг – дело святое! И протянул деньги.

Лазарь Моисеевич чувствовал, как тает от счастья. Он моментально позабыл все заготовленные на этот случай резкие слова, оскорбления и расплылся в блаженной улыбке.

– Случилось, – прошептал он высохшими от волнения губами и приобнял Мичмана, коснувшись щекой его колючего бушлата.

* * *

Сразу после Нового года Лазарь Моисеевич взял больничный. В длинном коридоре поликлиники его неоднократно видели сидящим в очереди на приём к психиатру. Переговариваясь с глуховатыми старушками, время от времени он негромко приговаривал: «Случилось же, в конце концов. Случилось…». Здоровье его со временем вроде бы поправилось, но в долг он теперь, доподлинно известно, никому не даёт.

Можете не пробовать.

Советск 2016 г.

Родилась 10.08.1980 в г. Краснодаре. Образование: учетно-финансовый факультет Кубанского государственного аграрного университета. Специальность: экономист по бухгалтерскому учету, экономическому анализу и аудиту. С 2006 года живу в Санкт-Петербурге. В настоящее время финансовый директор и соучредитель своей бухгалтерской фирмы в Санкт-Петербурге.

На Проза. ру с 27.12.2015 года под псевдонимом. Член РСП с 06.06.2016 г. Номинирована на премии «Писатель года», 2015, 2016 г. Имею публикации в «Чешской звезде», «Трех желаниях» и «Крае городов». Так же опубликована в Каталоге ММКВЯ – 2016.

Судьбоносная нить

Ситуация была симпатичной, только избалованной и тупиковой. Не сразу она такой стала, да Безответственность помогла. Оглянулась по сторонам, стоит, упершись в стену, слева и справа – стена. А сзади – длинный коридор из ожиданий, иллюзий и желаний.

А начиналось так все безобидно!

Как будто из золотого руна, появился клочок шерсти. Все радовались ей, такой теплой и перспективной, ведь предстояла холодная зима. Нельзя было эту возможность просмотреть, стали сучить нить. А она разворачивалась скатертью-самобранкой, все быстрее и сильнее. Зрелище, конечно, интересное – головоломка. Да только нить всех запутала и сама заблудилась. Стоит себе в одиночестве, в конце коридора перед глухой стеной, потеряв цель впереди, и не шелохнется. Нет, не испугалась, но запуталась. Нить все вьется, но уже не так интенсивно, видно, иссякает источник. А деваться-то и некуда. Посмотрела вниз – темно, и ни проблеска не видать. Вдруг слух привлекло внимание мерное жужжание сверху. Присмотрелась наша нить вверх – там пробивался свет, да и прыгать невысоко.

Насколько могла – отошла назад. Запрыгнула, не сразу, не с первой попытки. Рраз! И скатилась. Два! Ей удалось немного задержаться и увидеть длинную палку, утолщенную посередине. Она ходила равномерно вверх-вниз и называлась веретеном. Здесь было много веретен с нитями, именно они и жужжали. Только одно из них было свободным, видимо, для нее. Здесь было светло и спокойно, и что-то манило ее сюда вернуться и остаться… Три! И она встретилась с веретеном, зацепившись и быстро наматываясь. Словно она должна там находиться.

Быстро-быстро крутится веретено, наматывая шерсть. Вот уже и огромного кома нет. Порой казалось, что нить так запутана и порвется. Но веретено замедляло скорость, подтягивало ее и вновь набирало обороты. А нить все поступает и поступает – не иссяк источник, только забился излишками. И как только его освободили, он возобновил снабжение.

Но веретено не становилось толстым – с верхнего края нить автоматически поступала на следующий этаж. Там ткачихи и вязальщицы делали изумительные вещи, волшебные и красивые. Мантии-невидимки, скатерти-самобранки, многие штучные экземпляры. Но главным было не это. Здесь переплетали многие нити, создавая полотна человеческих судеб. Светлые и темные, простые и цветные, шерстяные, льняные и хлопковые, нити поступали равномерно, с веретен, и здесь их было уже неслышно. Никто не говорил, не оценивал материал, ткачихи и вязальщицы лишь безостановочно делали его прочным, качественным и красивым с причудливыми расцветками, соблюдая определенный алгоритм.

Из этой ткани этажом выше искусные портнихи кроили судьбы. Здесь царили совершенство замысла, красота линий, стиль и вкус. Все изделия были продуманы кем-то высшим и были великолепны. Но здесь их не сшивали и не украшали. Раскроенные, они лежали и ждали своего часа, тех, кто доделает работу так же хорошо, как их подготовили.

В определенный момент, после «собеседования» с инструктажем, такую судьбу, невидимую человеческому глазу, давали в руки воплощающейся душе. Родившись, младенец криком порывался рассказать всем о своем даре, но ангелы-хранители легонько закрывали ему уста. Рано! Он должен еще вырасти, душа его подготовиться и созреть. К тому времени взрослеющий человек уже не помнил о предназначении. Знание это оставались на уровне инстинктов, чтобы, когда придет время, напомнить душе о сделанном когда-то высшем выборе. И сшить, наконец, самому свою судьбу, да украсить по вкусу и носить с удовольствием. Научиться их слышать и понимать через зрелую душу, подготовленный разум и земные возможности – это задача для всех и каждого из нас…

Вера, Надежда, Любовь

Вот уж действительно, чего только в жизни не бывает. Существительные в названии моего рассказа можно отнести к именам женского рода, а можно отнести к религиозным символам. В тоже время, я расскажу вам историю, где они соприкасаются и мешают сами себе на основании религии церкви.

Виктор Иванович Иванов, хотя и носил славянскую фамилию, был тюркского происхождения – гагауз. Он с детства мечтал стать хирургом, помогать людям, побеждать болезни. Окончив Московский медицинский институт, он смог свои мечты претворить в жизнь в Гагаузии. В его двадцать пять лет о нём ходила молва, что он хирург от Бога. Хотя некоторые люди, потерявшие после операции своих близких, были о нём другого мнения, несмотря на его ангельское лицо и характер. В один день с ним вышла на работу медсестра – Надежда Петровна Великогло. Она не скрывала того, что верующая – Адвентистка седьмого дня, и по субботам работать не может, так как это грех. Виктор для себя решил вначале помолчать, а впоследствии выразить недовольство религией Надежды, которая ограничивает её помощь нуждающимся в этом больным. С другой стороны, он увидел в ней беспрекословно выполняющего свои обязанности работника и чуткого душевного человека. Её внешняя и внутренняя красота оставляли в тени недостатки её религии. Он часто пытался Надежде это доказать. Только всё было бесполезно, ей с рождения внушили, что только вера церкви Адвентистов седьмого дня правильная и ведёт к спасению. Виктор тоже верил в Бога, праздновал православные праздники, но это не мешало ему делать собственный выбор пути в своей жизни.

Со временем, Виктор Иванович не только не выразил своё недовольство работой Надежды Петровны, но и безумно защищал её. Да и Наденька всё чаще теряла голову, оставаясь наедине с

Виктором. Она уже без подсказок понимала, как огромна её любовь к Витеньке. Тем более, такой случай подвернулся.

На одном из ночных дежурств Виктор нежно взял Надю за руку и, глядя ей в глаза, сказал: – Я хочу быть с тобой всегда… Я люблю тебя.

Поцеловал в щеку, потом стал целовать в губы. Она не оттолкнула его, а наоборот, прижалась к нему и ответила на поцелуй, хотя до этого никогда не целовалась. Их сердца в унисон учащённо бились, и всё же Надя благодаря своей вере в Бога нашла в себе силы вывернуться и сказать:

– Виктор Иванович, извини, – и со слезами на глазах убежала.

Закрывшись в туалете, она плакала. Вера, жившая в ней, жгла её сердце виной перед Иисусом Христом. Ей казалось, что она своей необдуманной любовью снова распинает Его на кресте. Надежда считала, что, находясь в туалете, она не может попросить прощения у Сына Божьего, так как это не храм Божий. От этого её трясло, как в лихорадке, и всё же она нашла силы взять себя в руки. Открыть кран умывальника, смыть свои слёзы и пойти в комнату медсестёр, где дежурила ещё одна девушка.

Виктор Иванович остался в себя в кабинете. Он не побежал вдогонку за Надеждой. Двойное чувство овладело ним. С одной стороны, наконец-то, признался в любви, без которой жизнь теряет смысл. С-другой, видимо, зря он это сделал, видимо, Наденька заплакала от его вольностей. Неужели она не любит его? Неужели обращается с ним ласковым тоном по причине его должности? Срочных оперативных вмешательств не ожидалось, можно было поспать, но не спалось. В конце концов, Виктор Иванович решился вызвать Надежду Петровну себе в кабинет.

Бледная Наденька сидела за столом напротив Виктора, словно нуждалась в медицинской помощи. Сказать, что она смыла парфюмерию и от этого побледнела, нельзя, так как она ею никогда не пользовалась. Как раз это и привлекало в ней Виктора. В её внешней красоте не было лживости, и внутренняя красота души, которую отражают глаза, не была заклеена накладными ресницами.

– Что с тобой случилось, Наденька? Почему ты такая бледная? Я тебя обидел тем, что признался тебе в любви?

Молчание… около минуты, затем:

– Виктор! Я тебя тоже всем сердцем люблю! Моя вера в Спасителя не позволяет врать, и говорю тебе правду. Хотя она для нас горькая. Мне нельзя с тобой жить, пока ты не примешь веру нашей церкви.

– А как же свобода вероисповеданий? – спросил Виктор и продолжил, – или эта свобода только для верующих вашей догмы. Ты только представь себе: я принял твою веру, и со мной ещё многие наши коллеги, правильно ли это будет? В субботу в больницу привезут людей, которые срочно нуждаются в помощи, а мы будем сидеть с адвентистами на собрании и кричать, что человеку в любое время дня и ночи нужно помогать, оказывать помощь! А в это время люди будут умирать из-за отсутствия на рабочем месте врачей. И опять же, мои родители православные. Мне даже непонятно, как ты гагаузка, потомок тюрков, тех, которые ушли от мусульман ради православной веры, тех, кто без сожаления и страха умирал за эту веру, требуешь от их праправнуков предательства по отношению к ним. Разве я тебе запрещаю быть субботницей, если ты будешь моей женой? Неужели запретом на нашу любовь может быть посещение нами разных церквей? Ведь Бог-то один!

Надя с каким-то недоверием посмотрела на Виктора, потом с азартом, что за ней никогда в её речи не замечалось, выразила своё мнение:

– Те, кто распинал Иисуса Христа на кресте, тоже верили в Бога. Однако это не помешало им распять Сына Божьего. Наша вера Адвентистов седьмого дня опирается на Библию – самая правильная вера.

– А как же люди, которые нуждаются в помощи в субботу, разве Бог говорит нам о том, что, кто в субботу сильно заболел, является великим грешником и достоин смерти? – спросил Виктор.

На что Надежда ответила:

– Истинно верующие люди не будут болеть в субботу, их Бог защитит от болезни. Надо в это верить. Сказано, если верующего человека и самая ядовитая змея укусит, то не умрёт. Вера является самой спасительной силой.

Виктор интересовался религией Надежды, на которой основывалась её вера, и в отличие от Надежды считал её неправильной.

Он это делал, чтобы доказать Надежде, что её вера ставит крест на их любви.

– Я не совсем согласен, Надежда, в том, что твоя вера основана на Библии. Она основана на комментариях Библии Еленой Уайт. К примеру, Иоанн Златоуст оставил христианам свои комментарии, которые православные верующие считают самыми правильными.

За такими разговорами между влюблёнными пришло утро, которое принесло конец дежурства, и они расстались. При этом каждый из них считал себя правым. И всё же диалог, чья вера правильней, оставил свой след в душе, которая продолжала размышлять над сказанным ранее.

«В Ветхом Завете сказано, – думала Надежда, – нельзя объединять свою жизнь с человеком другой веры. У Виктора не другая вера, он так же поклоняется Христу, как и я. У нас с ним подход к вере разный. Адвентистам, как, впрочем, и всем протестантам, нельзя употреблять алкоголь, а православным – можно. С его стороны придут на свадьбу друзья и с моей, вот тебе между ними противоречие, переходящее в конфликт. Тем более, с выпившими людьми трудно говорить. Правильно говорит Елена Уайт: – У людей, имеющих разное понимание веры, нет мира в семье, и любовь проходит. Надо больше молиться Богу, просить Его избавить меня от любви к Виктору».

Виктор тоже размышлял о свадьбе, как будто желание подумать им над одной темой приходило свыше. Он думал, что в Православной Церкви их батюшка не обвенчает, так как Надя не является православной. Впрочем, он согласен не венчаться, а только расписаться в загсе, но как на это посмотрит Надя. Она захочет венчаться у себя в церкви, но их там также не смогут венчать, так как он не член их общины. Вот тебе и понимание: «Любовь превыше всего».

Надя на работе старалась меньше встречаться с Виктором и постоянно молилась, просила Бога избавить её от любви к Виктору. Однако любовь ею овладевала всё сильнее и сильнее. Она не могла долго не видеть Виктора, её тянуло к нему, как и его к ней. На одном из их дежурств случилось то, от чего Надя открещивалась. Любовь оказалась сильнее, и она не устояла перед грехом. После чего Виктор, как честный, тем более любящий человек, предложил Надежде создать с ним законную супружескую семью. Несмотря на то, что их родители были против такого бракосочетания, так как они видели препятствия в том, что их семьи разных вероисповеданий должны любить друг друга и жить в согласии.

Виктор Иванович отстоял перед семьёй своё право на жизнь с Надеждой, а она, не получив от родителей благословение, приняла решение выйти замуж самостоятельно. За такой грех Надежда Петровна была исключена из церкви Адвентистов седьмого дня.

И всё же, видимо, Богу был угоден этот брак. Любовь умножила счастье Виктора и Надежды, у них родились здоровые, желанные, дети. Немного погодя, к Надежде Петровне Ивановой пришёл пастырь церкви Адвентистов седьмого дня и сказал, что Бог ей простит её грехи, если она вернётся в общину, и через время ей снова позволят креститься во имя Иисуса Христа. Надя долго думала над этим предложением, советовалась с Виктором и, несмотря на то, что он был не против предложения пастыря, решила не возвращаться в общину Адвентистов седьмого дня. Впоследствии, встретившись с пастырем, она ему сказала:

– Все, кто собирал людей в создаваемое общество, старались, чтобы туда приходили самые лучшие. И только Иисус Христос собрал в свою церковь плохих людей, зная, что любовь поможет им измениться к лучшему. Меня же исключили из вашей общины за любовь, а может, это не Христова церковь? Если вы хотите видеть в своей церкви только хороших членов церкви, а плохих не крестите, то исполняете ли вы волю Христа?

– В наш молитвенный дом двери открыты для всех, – отвечал пастырь, – кто желает, приходит, слушает проповеди и общается с братьями и сёстрами. Если будет согласен с нашими догмами, то пускай принимает крещение и становится членом нашей церкви.

– То есть, в отличие от Христа, – засмеялась Надя, – вы всё-таки не принимаете в свою церковь плохих людей. И сейчас хотите, чтобы я признала перед обществом свой грех, и потом будете снова меня крестить и принимать в ряды вашего общества? Вы знаете, я также верю в Бога, как и верила. Религия – это церковное направление, понятия о Боге, а вера – мои личные взаимоотношения с Ним! Бог есть любовь! И я хочу остаться с Ним, а не с религией.

Прощайте!!!

Родилась в ноябре 1968 года. Детство и юность провела в Ташкенте. Сейчас живу в небольшом подмосковном городке. Переехала давно, но до сих пор восхищаюсь, слушая правильную русскую речь. До чего красив и благозвучен наш язык! Сколько возможностей даёт он, чтобы передать все оттенки чувств и эмоций… Сколько возможностей чёткого выражения мыслей… Как научиться использовать всё это богатство, доставшееся нам от далёких предков?

Муха

Жужжит над ухом муха. Так, просто, летает рядом и жужжит. Вы берете в руки что-нибудь подходящее и-и-и, бац! Жить становится гораздо легче!

– Уйти незамеченной не удается. – Ой, привет! С дому? Представляешь! Тоша-то мой с ранья меня разбудил! Все тапочки из колидо-ра повытаскал и посередь комнаты наклал! Ужас! Поди – знай, чего! Думала он заново лягит, а он – нет! Видать стять захотел! – В подтверждение сказанного, Тоша слегка взвизгнул, покрутил попкой и нетерпеливо поджал переднюю лапу. – У нас-то с вечерины не гуля-но. Вчера до того на работе убилася, поди знай, чо там делала, вроде ничо, а убилася-а-а…! – Наташка больно ткнула меня пальцем в плечо. – Тошу-то нашего сосватать хотели! Гы-гы-гы… Комедь, да? Тоже такса. А чо? Такса с таксой! Так и должно быть! А дама-то – таксина хозяйка, сразу видно, женщина интеллигентная – во-о-ота-кенный каблук! – Наташка изобразила высоту каблука, раздвинув большой и указательный пальцы. – А собака еёная – невеста наша – злющая-а-а… Ка-а-к рыкнет на меня, дык я и амштыкнулась! Кусит еще, да? Как там Тоша с ней? Маски-шоу! Комедь, да? Хозяйке-то было сказано, что подумаем мы. Чо, мы их сразу что ли? Гы-гы-гы… Подумать надо! Так ведь? Тоша-то наш порядочный! У нас вся семья порядочная! Придем домой, как погуляно, до того ему лапы нашоркаем…

– «Порядочный» Тоша не мог больше терпеть и, подняв коротенькую лапку, сделал лужу в подъезде. Но Наташку, как разогнавшийся паровоз, ничто не могло остановить! Мимо пытался прошмыгнуть сосед с третьего этажа. – Здравствуйте! С Наступающим! – закричала Наташка. – Такой симпатичный мужчина и мимо нас! Гы-гы-гы… – Бросив на меня сочувственный взгляд, сосед пулей выскочил из подъезда. – На свидание меня приглашал! Да-а-а… А я говорю: – У меня муж есть! Поди знай, чего он там, да? – Наташь, мне пора. – Дык, ты все время торопишься! Может Новый год вместе будем справлять, а? Всё веселей?

Внутри что-то тоскливо заныло. Глаза непроизвольно стали искать что-нибудь подходящее…

Летин Александр Сергеевич, 1938 г.р. Член МГО СП России. Член литобъединения имени Дм. Кедрина, Мытищи.

Прозаик. Пишу рассказы. Круг литературных интересов, как написала одна читательница, «грустно-лирические рассказы». Печатаюсь не очень много. Пишу давно, еще с института, но ранее только «в стол», то есть для родных и друзей. Вступил в МГО СП России поздно – только в 2013 году, когда издал несколько сборников рассказов и очерков.

Печатался в различных альманахах, в том числе Полдень №№ 11, 12, 13, Атланты, Российский колокол и другие.

В этом году печатался в журнале «Литературный Крым», в журнале «Детская роман-газета».

Дважды лауреат премии С.Н.Дурылина: 1914 – второе место за книгу очерков, 1915 год – первое место за книгу рассказов «Авария».

Два письма

В нижнем закрытом отделении книжной стенки лежит несколько папок. Среди прочих есть там и толстая папка вишневого цвета с надписью «Литературный архив № 1». В ней – рассказы, стихи, заметки из газет, в которых когда-то сотрудничал, блокноты и другие, чем-то ценные для меня, бумаги.

Лежат в вишневой папке два письма, адресованные мне. Письма эти написаны близкими, очень дорогими мне людьми. Одного я не помню, хотя знаю о нем достаточно много. Другого знаю очень хорошо, люблю, помню и буду помнить, пока жив. Обоих давно нет на свете. Могила первого затерялась на просторах нашей планеты. Могилу другого посещаю регулярно. Речь идет о родном моем дяде, мамином брате Аркадии, и о бабушке, маминой маме.

Оба письма написаны карандашом на плохой бумаге, оба неразборчивы, оба написаны с большой любовью. Разделяют эти письма пятнадцать лет.

Первое письмо написано в феврале 1943 года. Конверт из грязно-серой оберточной бумаги без марки. На лицевой стороне адрес, написанный синим карандашом печатными буквами: Город Молотов обл.24 Каменный дом Подъезд 12 кв. 92 Александру Сергеевичу Летину. И обратный адрес: 591 полевая почта часть 744 Шалыгин А.П. Там же штемпель с надписью: СССР Полевая почта 591. На штемпеле дата – 24 2 43. На обороте конверта штамп: «Просмотрено военной цензурой 36», какие-то еще плохо пропечатавшиеся две буквы и почтовый штемпель «Молотов 10 3 43». Письмо шло две недели.

Дядя Аркадий – Аркадий Петрович Шалыгин – был на четыре года младше мамы. Он отслужил армию и работал шофером. Это был очень добрый, отзывчивый, заботливый человек. Я его совсем не помню, что вполне простительно, потому что видел я его в последний раз в сорок втором году, когда он отправлялся на фронт. Мне тогда не было еще четырех лет. От него у нас осталось два письма, несколько фотографий и рассказы мамы.

На одной фотографии дядя Аркадий в форме красноармейца. Немного продолговатое, скуластое лицо, полные губы, спокойные глаза. Снимался он в армии в середине тридцатых годов или, только вернувшись со службы. Он так и не женился. В Москве он работал шофером автобуса. Был он человеком обстоятельным и серьезным. В семье существует легенда, как дядя Аркадий получал водительские права. Когда подошла его очередь, он сел за баранку поудобнее, по-хозяйски устроился в кабине, огляделся, все проверил и приготовился ехать. Но команды не последовало. Дядя Аркадий удивленно подсмотрел на инструктора ГАИ, принимавшего вождение, и услышал: «Вылезай». А на молчаливый вопрос пояснил: «Сдал. Все бы так».

Войну мы встретили в Закамске, где отец работал главным механиком на строительстве порохового завода. Закамскхоть и был вполне самостоятельным поселком, но относился к г. Молотову, как тогда называлась Пермь. Поэтому и адрес начинается с этого города. Цифры 24 обозначают либо номер почтового отделения, либо шифр строительства и поселка, потому что завод был секретным объектом или, как тогда говорили, номерным.

Поселок строителей и рабочих завода, который в связи с войной пустили досрочно, «на живую нитку», состоял скорее всего из деревянных бараков. Странный адрес «Каменный дом» у местных почтальонов никакого удивления вызвать не мог – такой дом был единственный. Жили в нем, видимо, руководители и инженеры со строительства и завода. Отец был главным механиком строительства и должен был получить квартиру в этом доме.

Дядю Аркадия призвали в армию в начале 1942 года. Воевал он на Ленинградском фронте в районе Синявино. Сначала в пехоте. Был ранен. Потом опять фронт. На этот раз башенным стрелком в танке. Дальнейшая его судьба неизвестна. Пропал без вести. В прямом смысле без каких-либо вестей. Никакого извещения не было. Просто с августа 1943 года адресованные ему письма стали возвращаться с пометкой «Адресат выбыл».

В последнем письме, отправленном 17 августа 1943 года, он пишет: «На днях идем в бой». Только в мае 1944 пришло официальное извещение, что «сержант Шалыгин Аркадий Петрович в боях за Социалистическую Родину пропал без вести 18 августа 1943 г.»

Бабушка верила в то, что сын жив. Она была верующая и в церкви ста́вила свечку за дядю Аркадия «во здравие». Бабушка очень переживала, когда передавали о зверствах фашистов в концлагерях. Она боялась, что дядя попал в плен и принял там мученическую смерть. Или мается где-то на чужбине. Мало разве было таких испуганных, обманутых, окончивших жизнь в неизвестности где-то далеко от родных мест.

У дяди Аркадия своих детей не было. Он очень любил меня и прислал письмо с фронта. Вот текст этого письма:

«21.2.43 С передовой (зачеркнуто) фронта Здравствуй, дорогой мой племянничек Саша. Шлю Вам свой фронтовой привет и желаю Вам быть счастливым на многие, многие года. Саша, вчера получил я письмо от Вашей мамы и из письма узнал, что нет у тебя, дорогой мой, сладостей, которые ты так любишь. Это все временно, и как только разобьем ненавистного врага, все у тебя будет, мой дорогой. А победа будет наша, и пока я жив, никому не дам тебя в обиду. Расти и будь весел, будь резвый, будь сильный и смелый. Люби маму с папой, слушайся и жалей свою бабушку, и помни своего дядю.

Целую тебя крепко, крепко и часто смотрю на твое фото. Поцелуй за меня маму, папу и бабушку.

Твой дядя Аркаша. 21/П43 г. Аркаша»

В письме не изменено ни одного слова. Только исправлены грамматические ошибки. Дядя Аркадий родился в 1912 году. Его детство пришлось на сложное время. Отец, мой дед, умер в начале первой мировой войны, когда дяде не было четырех лет. Бабушка осталась одна с двумя детьми. Революция, гражданская война, разруха. Бабушке приходилось очень нелегко растить детей, учить их, кормить. Ей надо было помогать, и дядя рано пошел работать. Так что и грамматические ошибки – это свидетельство истории моей семьи. И не только моей, а всей страны. Выучить двоих бабушка не могла. Училась мама. Она смогла получить высшее образование, но всегда помнила, что обязана этим бабушке и брату.

Второе письмо я получил на целине. Это был 1958 год. После второго курса мы поехали со студенческим стройотрядом на уборку урожая. В той вишневой папке хранится мое удостоверение члена комсомольско-молодежного отряда, выданное Бауманским райкомом комсомола.

Меня вырастила и воспитала бабушка. Мария Васильевна Шалыгина. Мое детство пришлось на военные и послевоенные годы. Трудное, голодное время. Нам еще повезло. Мы не оказались на оккупированной территории, не бежали от немцев, ни разу не были под бомбежками, кроме мамы, которая уезжала из Москвы в октябре 1941 года.

Целые дни я был с бабушкой. Маленькая, худенькая, добрая и мудрая, бесконечно любимая бабушка. Мы были друзьями и любили друг друга. Мы вместе готовили уроки, радовались успехам, огорчались неудачам и даже вместе болели за «Спартак».

Она почти ослепла, когда я заканчивал школу. Бабушка болела глаукомой. Ей делали операцию, но ничего не помогло. Из картонки я сделал трафарет, и бабушка писала по нему. Этот трафарет тоже хранится в вишневой папке.

Бабушка написала мне на целину письмо. Тетрадный листок в линейку. Простая серая бумага. Карандашные строчки, наезжающие друг на друга.

«18 августа (года нет, но я знаю, что 1958) Здравствуй, дорогой Санечка. Когда я тебя увижу, не дождусь, Санечка. Береги себя, Санечка. Я плохо пишу. Ты меня прости. Целую тебя крепко. Желаю тебе успехов в работе. Привет Валерику. Любящая тебя бабушка». Поперек текста – «Летину А.С.»

У бабушки был каллиграфический почерк. И даже в этом письме, написанным практически слепым человеком, буквы четкие и красивые. Конверта нет. Бабушкино письмо я храню в конверте, присланном с фронта дядей Аркадием в 1943 году.

Валера – мой друг еще со школьных времен. Потом мы вместе учились в институте. И дружим до сих пор.

Вот такие два письма, присланные в разные годы очень близкими, очень любимыми людьми.

Письма, которые мне очень дороги.

Жаркова Елена Геннадьевна (писательский псевдоним Марта Матвеева).

Родилась в Сибири, в городе Новокузнецке Кемеровской области, в шахтёрской семье. Окончила школу, музыкальное училище в городе Прокопьевске и заочно Кемеровский институт культуры. Работала и работаю в музыкальной школе преподавателем фортепиано.

С 1989 года проживаю в городе Радужный Владимирской области.

С 2010 года являюсь сетевым автором, участвую в конкурсах, публикуюсь на порталах Проза. ру и Стихи. ру. В 2014 и 2015 годах была номинирована на премию «Писатель года», стала финалистом премии «Наследие». В прошлом году вступила в Российский союз писателей (номер членского билета 2568).

В Радужном активно сотрудничаю с различными творческими объединениями, с недавнего времени руковожу клубом «ЛиРа». Пишу короткую прозу и стихотворные пародии, публикуюсь в местных СМИ (газеты «Владимирские ведомости» «Радуга-информ», «Территория»).

Брют

Как можно было его любить? Его любить было невозможно, потому что он был Брют. Она так и звала его про себя – Брют. Как шампанское. Кислое, но ужасно дорогое и престижное. Родители предпочитали пить именно такое шампанское. А ей нравилось полусладкое. От него становилось по-новогоднему весело, беззаботно и свежо. Появлялось предчувствие чего-то необыкновенного. Какого-то чуда, происходящего обычно в новогоднюю ночь. «Как обычно, – она сама передразнила свои мысли. – Надо же так неправильно думать: как обычно, случается чудо». Чудо случается редко. Или нет. Один-единственный раз случается чудо. А если оно случается каждый Новый год, да ещё и как обычно, то вовсе это не чудо, а обыкновенное празднование Нового года. С подарками, с ёлкой. Искусственной. С гостями, с музыкой, с телевизором…

Музыкальная тема «Иронии судьбы» ей нравилась своей нежностью, даже сентиментальностью. Она сидела на диване, смотрела на экран и принимала мир таким, каким он был. «Если ты не в силах изменить обстоятельства, измени отношение к ним», – как-то так нужно было думать ей сегодня. Она не могла изменить обстоятельства. Этот Новый год приходилось встречать в одиночестве.

«Грустно?»

«Нет, весело!»

Она нажала на кнопку пульта, переключив канал. Экран послушно сменил картинку, и комната наполнилась звуками. Она медленно, потянувшись, сползла с дивана вверх. «Это тоже нужно уметь! Никто не умеет, а я умею!» И – резко перешла от полной неподвижности к импровизированному танцу, старательно повторяя и нещадно перевирая движения профессиональных мастеров танцпола.

«Всё!»

«Хватит!»

Пульт вернул её к продолжению «Иронии…» Два звонка – в ленинградскую квартиру главной героини и в её собственную – почти слились. Она кинулась в прихожую, на ходу поправляя волосы. Не глядя в глазок, распахнула дверь.

«Брют?»

«О, боже, Брют…»

Как обычно, стильный. Воплощённое дэнди-лондонство, сплавленное с мужским лоском.

– Сегодня у тебя будет не полусладкий компот, а настоящий брют из трёх самых лучших сортов винограда!

В этом месте она должна была начать восхищаться по порядку всем, что связано именно с ним: его неожиданным, но таким счастливым для неё своевременным появлением; погодой, которую он «заказал» на этот Новый год; блеском внимательных глаз; тонкой кожей перчаток; коллекционной бутылкой.

– Я терпеть не могу… (она чуть не выпалила «тебя») брют. «Сухой», суше не бывает… с кислым вкусом.

Он засмеялся легко, от души.

– Ты думаешь, что «брют», значит «сухой»? Скорее, наоборот. Сырой, черновой, неочищенный, невыделанный… «Брутто». Никогда не слышала этого слова?

– Нет. – Она демонстративно повернулась к нему спиной и двинулась к монологу Ипполита в ванне.

– Не «…», а «нетто», – донеслось из прихожей.

В этот момент она оглянулась и увидела, что Брют уже разделся.

Валера Медведковский, 64 года, кандидат технических наук, старший научный сотрудник, главный инженер проектов в области автоматизации и информатизации производственных процессов.

Новый Год Собаки

В старом доме на окраине рабочего поселка готовились к встрече Нового Года.

Ёлка была наряжена старыми игрушками из ваты, посыпанной стеклянными крошками по силикатному клею. Еще на ниточке висели мандарины и конфеты.

Ученик третьего класса Саша ждал своего отца, наблюдал в окошко за створками ворот в глухом дощатом заборе. Рядом с воротами стояла большая собачья будка, в которой никто не жил. Старая собака умерла, а нового пса завести не успели.

Вдруг ворота отворились, показался отец с большой лохматой собакой на ремешке. Притворив ворота, отец повел гостя к будке, надел ошейник со старой ржавой цепью. Взял лопату, расчистил снег возле будки. Далее, проложил в снегу дорожку к дому.

Хлопнула входная дверь. Из сеней в дом хлынул свежий морозный воздух.

Саша соскочил с подоконника и пошел встречать отца.

– Папа, где ты взял собаку? Это наша собака? Она у нас теперь жить будет? – стал расспрашивать Саша.

– Выхожу я из лавки, хлеба к столу купил, вижу – собака лежит. Совсем снегом засыпало. У всех праздник, а у собаки дома нет – непорядок. Думаю, надо с собой взять. Дал кусок хлеба, взял его на поясной ремень, так и дошли.

– А как его зовут? – спросил Саша.

– Пусть будет Шарик, хорошее имя, как ты думаешь? – предложил отец.

– Нет, пусть будет Рэкс, – заявил Саша, – я в окно видел, он очень большой и лохматый.

– Ладно, – согласился отец. – Сейчас встретим Новый Год, поужинаем, и ему тоже косточку отнесем. У собаки тоже должен быть праздник.

– Хорошо, – согласился Саша.

Стол был уставлен пирогами, жареной картошечкой. В старом блюде с выщербленными краями красовалась горка соленых огурчиков из большой кадки, что стояла под лестницей. В миске с цветочками по краям была разложена хрустящая, чуть замерзшая капуста с прожилками янтарной морковки. На сковородке красовалась домашняя колбаска со шкварками и золотистым поджаренным лучком. Аромат пирогов наполнял комнату.

Из старого репродуктора объявили о наступлении Нового Года!

Старшие члены семьи подняли граненые стаканчики, выпили за здоровье, поздравили друг друга с Новым Годом.

Саша волновался за собаку.

– Папа, папа! А когда будем поздравлять собаку?

– Вот сейчас попьем чаю, и пока мама будет убирать со стола, пойдем, поздравим собаку.

Наконец ужин закончился.

Стали готовить подарки собаке. Собрали остатки еды, приготовили старую кастрюлю, в которую налили теплой воды, чтобы пес мог попить. Посмотрели на термометр. За окном температура упала. Минус двадцать. Холодно!

– При таком морозе нужна теплая будка, а у нас дыры насквозь зияют, как бы не замерз, – сказал отец. – Надо будет завтра будку починить. Как ты думаешь? – спросил он Сашу.

– А давай мы ему что-нибудь постелем, он и не замерзнет, – предложил Саша.

Стали искать старые вещи, которые могли бы пригодиться для утепления конуры. Нашли рогожку, жилетку, кусок старой шторы, шапку-ушанку, детские валенки. Ничего другого не нашлось.

Взяв «подарки», вышли на крылечко дома.

Стояла настоящая Новогодняя ночь, какую описывают в сказках. Луна, мороз, тишина. Ветра не было, только иногда трещали на морозе ветки в саду.

По хрустящему снегу отец и сын приблизились к конуре.

Пес лежал смирно, высунув на улицу лохматый нос, с интересом рассматривал новый для него двор.

Придвинув кастрюлю с теплой водой, разложили на картонке угощения, оставшиеся от праздничного стола. Пес с удовольствием съел все, что принесли, попил водички, стал радостно вилять хвостом.

Отец с Сашей соображали, как спасать Рэкса от мороза.

Вещей оказалось мало, а будка большая. Придумали – одеть собаку.

Отец стал одевать на собаку жилетку. Собака не сопротивлялась, с интересом наблюдала за ухаживаниями нового хозяина.

Вслед за телогрейкой отец надел на Рэкса шапку, примотал к спине кусок шторы, а на передние лапы – валенки. Собака удивленно осматривала свой новый наряд, не издав ни единого звука.

Осмотрев обмундирование, прилаженное на собаке, отец с Сашей остались довольны своей работой.

– Теперь не замерзнет, – сказал отец.

– Это точно! – подтвердил Саша.

Снег хрустел под ногами, месяц освещал двор, бросая на снег тени от дома. Отец с сыном взошли на крылечко, оглянулись. Все было в порядке. Из будки торчала собачья голова в шапке, которую пес положил на свои передние лапы, обутые в детские валенки.

– Хорошо мы его поздравили? – спросил отец.

– Да, мы его и угостили вкусной едой, и одели! – согласился Саша.

– Сегодня он переночует, а завтра придумаем, как будку утеплить, – вслух размышлял отец.

Раннее утро. За столом собралась вся семья, пили чай. Саше разрешили срезать один мандарин и одну конфету с ёлки.

– А собаки едят мандарины? – поинтересовался Саша.

– Нет, собаки этого не любят, – успокоила его мама, – кушай сам сынок!

– А пироги?

– Пожалуй, кусочек пирога можешь отнести своему Рэксу, – согласилась мама.

Оделись в полушубки и валенки. Вышли на прогулку, кормить Рэкса.

С высокого крылечка оглядели двор. У окошка суетились синицы, клевавшие кусочек сала на веревочке. На заборе сидела ворона, которая увидев вышедших на крылечко людей, громко каркнула и исчезла на соседнем участке. Снег лежал ровным ковром на просторе и сугробом возле забора и конуры.

– Папа, надо откопать собаку! Она там может задохнуться, – переживал Саша.

Подошли к будке. Пес исчез. Цепь с ошейником валялись рядом. Определить, куда ушел Рэкс, было невозможно.

– Однако, как он перелез через двухметровый забор? – удивился отец.

– Наверное, на будку залез, а потом перепрыгнул, – предположил Саша.

Вышли на улицу.

Из соседнего дома вышел на прогулку сосед. Он щурился на низкое зимнее солнышко, вдыхая аромат зимнего, пьянящего воздуха.

– О! Соседи! – обрадовался он встрече, – постойте, дело есть.

– Чего тебе? – спросил отец.

– Тут такое у вашего дома ночью такое творилось!.. страшное дело!

Сосед выпучил глаза, развел руками, изображая всем своим видом «страшное дело».

– Да не томи, рассказывай, что за дело? – заинтересовался отец, а с ним и Саша.

– Вышел я после встречи Нового Года на улицу, погулять, освежиться. В центре поселка возле сельпо шум слышался, я туда направился.

Иду мимо вашего забора. Вдруг слышу, глухой удар со двора. И цепь звякнула. Я знаю, что собаки у вас нет. Не по себе стало, остановился. Смотрю под ноги, на снегу тень образовалась. Поднимаю глаза, вижу, над забором мужик в шапке! На меня нахально смотрит, а рожа-то собачья! На руках валенки одеты! Ей Богу не вру! Все, думаю, пропал под Новый Год – «оборотень»! Тут у меня ноги ослабели, сел в сугроб!

И вот этот оборотень, как прыгнет передо мной! На четвереньки встал и мимо меня рванул, только дыханием несвежим обдал, но трогать не стал. А за ним тряпье волочится, как из могилы вышел. И хвост торчит как у собаки – страх!

Смотрю, следы собачьи!

Потом это чудище отошло подальше, отряхнулось! Упало с него тряпье, валенки свалились. Видно, что передняя часть – человек, а задняя – огромная собака. Так и ушел на четвереньках…

Я еще долго в сугробе сидел, с места сойти не мог…

– Ты, это, не обижайся, – успокоил соседа отец, – я вчера вечером сыну новогодний подарок хотел сделать – собаку у магазина подобрал. Мы ее немного утеплили, шапку надели, телогрейку и валенки, чтобы не замерз. А волочилась за ним старая штора. Никаких оборотней здесь не было.

Все стали смеяться от такого хорошего объяснения.

Сосед был рад, что в поселке не завелись оборотни. Отец с сыном были довольны тем, что умный пес в мороз не замерз.

Пес оказался на своем старом месте – в сугробе возле магазина. Он мирно спал, слегка вздрагивая и встряхивая ушами. Видимо снилась ему будка, новогоднее угощение, теплая телогрейка и валенки.

Дорогие друзья!

От всей души поздравляю всех вас с Новым 2017 годом! Желаю мира, добра, благоденствия, творческого и жизненного вдохновения, а также ярких красок каждого вашего нового дня!

Зимняя сказка

Услышь своего Ангела

Святочный рассказ

Машенька заболела. Аккурат к Рождеству. Кто бы мог подумать, что может случиться такое несчастье?! Как раз на 7 января бабушка подарила Машеньке билет на Ёлку, к билету прилагался и сладкий подарок. А ещё был сшит рождественский костюм, в котором Машенька должна была пойти на праздник. Это был костюм Ангела, так символично. Но, к сожалению, теперь было понятно, что Машенька на праздник пойти никак не сможет. Температура была высокой, горлышко горело, и было больно глотать, да, какой уж тут праздник. Сказать, что Машенька расстроилась – ничего не сказать. Это было равносильно концу света. Да, к тому же, Машенька готовилась к празднику. Она знала, что Дедушка Мороз просто так никогда подарки на Рождество не раздаёт. Она выучила стишок про ёлочку, подготовила танец и песенку. Несколько недель она оттачивала своё мастерство на бабушке, которая была и вдохновителем, и зрителем, и членом жюри. Бабуля радовалась за внучку и не сомневалась, что Дедушка Мороз останется доволен Машенькой и обязательно подарит ей рождественский подарок. А тут такая оказия. В общем, бабушка расстроилась не меньше внучки. Конечно, сразу же были приняты все меры по устранению внезапно нагрянувшей хвори: измерили температуру, поставили на горлышко компресс, заварили ароматный чай с малиновым вареньем и, конечно, вызвали доктора. Доктор, кстати, не заставил себя ждать. Это был добрый и внимательный молодой человек лет тридцати. Он тоже посокрушался, как же так Машеньку угораздило заболеть под самый праздник, но, сказал, что если она будет следовать всем его советам и слушать бабушку, то скоро поправится. Он даже пообещал ей, что побудет за Деда Мороза, когда она поправится. Она расскажет ему стишок, станцует, пропоёт песенку а он подарит ей подарок. Вот такой был замечательный доктор. Машеньке он очень понравился, она даже попыталась ему улыбнуться и кивком головы пообещать, что обязательно будет выполнять все его советы. Говорить Машеньке было очень тяжело, добрый доктор это понимал и одобрительно принимал Машенькины кивания. Выписав все необходимые рецепты, пообщавшись с бабушкой и пожелав Машеньке скорейшего выздоровления, да, и, разумеется, пообещав подскочить через пару дней, справиться о её здоровье, замечательный доктор удалился.

Когда добрый доктор ушёл, Машеньку стало клонить в сон, и совсем скоро она крепко уснула, сжимая в объятиях любимого плюшевого медвежонка. Бабушка решила воспользоваться ситуацией и поспешила в аптеку за лекарствами, которые прописал доктор.

Машенька проспала до самого утра. Она не слышала ни как бабушка ушла в аптеку, ни как она потом вернулась обратно с пакетом с лекарствами и любимыми Машеньками конфетами «Белочка», купленными по дороге в маленькой, пропитанной вкусными запахами, кондитерской рядом с их домом. Во сне Машеньке привиделся Ангел. Это не был тот Ангел, которого мы обычно видим на Рождественских открытках или на картинах художников, у него не было белых крылышек или светящегося нимба над головой. Это была некая белая субстанция, обволакивающая с ног до головы, и от которой становилось легко, свободно и тепло на душе. Машеньке Ангел очень нравился, с ним было так спокойно. Горлышко у Машеньки во сне совсем не болело, высокой температуры тоже не было. В сновидении Ангел посоветовал Машеньке вот что: если она хочет поскорее выздороветь, она должна совершить добрый поступок. Да и вообще, если мы хотим, чтобы наша жизнь была счастливой и радостной, мы должны совершать как можно больше хороших поступков. Тем самым мы сделаем счастливой не только нашу собственную жизнь, но и жизнь многих людей вокруг, мы сделаем счастливым весь мир вокруг нас. Машенька запомнила эти напутствия Ангела, они ей очень понравились. Единственно, ей никак не хотелось прощаться с добрым Ангелом, но он крепко-накрепко пообещал Машеньке, что всегда будет рядом с ней, даже если она не будет его видеть. Он всегда будет стоять у неё за плечами, помогать и поддерживать во всём.

С этими мыслями Машенька и проснулась рано утром и тут же начала звать бабушку. Решение в её голове созрело моментально. Билет на Ёлку не должен был пропасть ни в коем случае. Машенька знала, что этажом выше живёт мальчик Юра. Юра был ровесником Машеньки, а ещё у Юры была какая-то болезнь, о которой Машенька мало что знала, но знала то, что из-за этой болезни Юра почти нигде не бывает. Итак, Машенька твёрдо решила отдать Юре свой билет на Рождественскую Ёлку, об этом она и спешила сообщить бабушке.

Бабушка отнеслась к желанию внучки с большим трепетом. Машенька рассказала бабушке и о своём сне, в котором она встретилась с добрым Ангелом, и он подтолкнул её принять такое решение. Бабушка искренне порадовалась за внучку и тут же решила исполнить её пожелание. Она оделась, взяла билет, поднялась этажом выше и позвонила в квартиру, где жил Юра вместе со своей мамой.

Юрина мама – молодая и приятная женщина – была искренне тронута этим неожиданным подарком. Она с радостью приняла билет, сказав, что Юра будет счастлив попасть на Рождественскую Ёлку. А ещё она пожелала Машеньке скорейшего выздоровления.

Когда бабушка, вернувшись, рассказала обо всём Машеньке, та просияла. Показалось, что даже горлышко стало меньше болеть, а температура немного спала. Бабушка дала Машеньке лекарство, напоила ароматным чаем с малиновым вареньем, и вскоре Машенька снова уснула. Как известно, сон – самое лучшее лекарство. Во сне Машенька снова встретилась со своим добрым Ангелом. Машенька сидела на пушистом воздушном облаке высоко в небе и беседовала с Ангелом. Они болтали как старые добрые друзья обо всём на свете. Машеньке было очень хорошо во сне. Бабушка, которая иногда заходила в комнату проверить, всё ли в порядке, видела мягкую улыбку на личике внучки. Мудрая бабушка понимала, значит – всё будет хорошо. Машенька обязательно скоро поправится.

Когда Машенька проснулась, её ждал сюрприз. Пока она спала, приходила мама Юры. Юра побывал на Рождественском представлении, которое ему очень понравилось, а сладкий подарок, который прилагался к билету, Юра решил принести Машеньке. В красивом пакете были разные вкусности: шоколадные конфеты, леденцы, ириски-тянучки, плитка шоколада в красивой обёртке, печенье, а ещё там лежало несколько красивых ёлочных игрушек. А ещё мама Юры передала Юрино пожелание. Оно заключалось вот в чём: Юра желал Машеньке скорейшего выздоровления, а ещё он сказал, что, когда Машенька поправится, они обязательно сходят все вместе – Машенька, её бабушка, Юра и его мама – на какое-нибудь представление в цирк или на детский спектакль. Машенька была очень рада и чувствовала она себя уже лучше.

Через пару дней, как и обещал, зашёл осведомиться о здоровье Машеньки добрый доктор. Он был рад отметить, что Машенька поправлялась буквально на глазах. И, действительно, совсем скоро Машенька была уже совершенно здорова. Добрый доктор, как и обещал, принёс Машеньке подарок. Это была великолепная кукла с белокурыми волосами и в красивом розовом платье.

А ещё через пару дней Машенька, бабушка, Юра, мама Юры и добрый доктор отправились на волшебное представление в цирк. И вместе с ними всё время незримо был светлый Ангел. Он смотрел на них и радовался. Рождественская сказка продолжалась…

Родилась в 1944 г. в семье военнослужащего в г. Кронштадте (Ленинград), русский Стрелец с высшим образованием и большим рабочим стажем.

Светлая сказка на всю жизнь

– Но-о-вый год, Но– о– вый год, Но – вый год! – носился по квартире, радостно напевая трехлетний Игорек, сопровождаемый озорным щенком Тимом, в то время, как сытый кот Базилио, развалившийся на полке с книгами, наблюдал за ними. Вдруг ушки щенка настороженно поднялись, и он с лаем помчался в прихожую. И тут же раздался протяжный призыв звонка, требовавший открыть дверь. Ожидавших прихода Деда Мороза прибавилось! Шум веселья в детской сменился разговорами – строили город из кубиков, а Тим, лежа рядом, с интересом наблюдал за детьми, стараясь предугадать возможность и его участия в играх. Звуки звонка сорвали его с места, лаем призывающего всех за собой. В прихожую вошел долгожданный Дедушка Мороз! Детский восторг и какое-то оцепенение охватило, заколдовав ребятню в первый момент, но вот прозвучал его голос, и все будто очнулись.

– Здравствуйте, детушки-ребятушки, с Новым Годом! Ну, кто из вас самый сильный? – произнес Дедушка ласково.

– Я! – закричал Игорек и подбежал к нему.

– Правда? А почему ты так решил?

– Я железный, – гордо произнес малыш.

– Да– а?

– Да, я гррречневую кашку хоррошо кушаю, вот!

– Ну, ладно, тогда помогай мне, – и они, как будто вместе, внесли мешок с подарками в комнату, где ожидала праздника нарядная красавица елка и ребятня. С шутками-прибаутками, веселым хороводом, с песнями и танцами время пролетело так быстро! Взволнованная и раскрасневшаяся малышня никак не хотела отпускать Дедушку Мороза, пока он не испробовал маминых пирогов и не откушал медку с горячим чаем. Пообещав Дедушке Морозу вести себя хорошо, слушаться маму с папой и дедушку с бабушкой, ребятишки, попрощавшись с дорогим гостем, убежали в детскую смотреть подарки. За ними с радостным лаем увязался и Тим. Через час счастливых друзей Игорька разобрали родители. А вернувшийся с прогулки Даниил Иванович подхватил на руки, встретившего его внучка, под радостный лай Тимча.

– Деда, смотри, что мне Дедушка Мороз подарил! – показывая заводную машинку, восторженно произнес Игорек.

– Да-а, красивая, совсем как настоящая!

– Ой, деда, а что это к тебе прицепилось? – и мальчуган снял с его волос кусочек ваты с мишурой – смотри!

– Ах ты мой железный человечек! – воскликнул дед, крепко прижав к себе свое родное сокровище.

О любви немало сказано

2003 год. Зеркальный зал проходной Министерства Иностранных Дел в Москве. Тепло и светло. Ожидание встречи утомляло. То и дело мелькали незнакомые лица то входящих, то выходящих. Вдруг из лифта вышел Иван Кузьмич, коренастый, невысокого роста, полноватый, седовласый, с глазами удивительно ясной синевы, такой, что внутренняя чистота его души светилась и видна была издали.

– Приветствую, дорогая, – произнес он, поцеловав ей руку – к тебе просьба, думаю, осилишь. Сними с меня груз, напиши в журнал, газету, или куда еще – сама реши, хотя и много лет прошло. Пожалуйста!

– Иван Кузьмич, постараюсь, счастливо! Да, а как ее звали? – но ответ заглушил громкий разговор подошедшей молодой пары, а «его и след простыл». Так что, пришлось имя придумать.

Весна сорок пятого. Советские войска освобождали одну страну за другой, гнали фашистов назад, в их историческое логово. Полк Ивана Кузьмича остановился поздней ночью в одном из сел у границы с Германией. Ивана с однополчанами разместили в доме Ханы, мужа ее увезли в концлагерь, она с дочерью успела уйти к партизанам, вернулись, как только их край освободили советские войска.

Помогая матери, дочь, выполняя ее просьбы, появлялась то в саду, то на огороде, то развешивала на солнечной стороне двора выстиранное белье. Сигнал подъема застал Ивана на крыльце, как завороженный смотрел он на мелькавшую то тут, то там белую кофточку девушки, похожей на принцессу из сказки. После тяжелого похода с атаками немецких танков, человеческих потерь, рева моторов, взрывов от бомбежек и разрывов мин в этой тишине было столько счастья, что он засмотрелся на нее. Вообще-то, он их стеснялся, ушел на фронт прямо с выпускного вечера: забежав домой, поцеловал мать, отца, сестру и ушел на призывной. От невольной теплоты воспоминаний своих родных, одноклассников, с которыми расстался так мгновенно, его вернула колодезная холодная вода из кувшина поливавшей ему при умывании девушки. Иван, очнувшись, поднял глаза и увидел ее смеющееся, сияющее лицо, обрамленное золотом света солнечных лучей, запутавшихся в выбившихся из-под платка волосах. И тут он понял, чем вызван громкий солдатский хохот, все его действия были, что называется, на автопилоте, и под первым впечатлением, измученного несчастьями войны вокруг, солдата. Уже звали к завтраку, а Иван медленно, нехотя шел к бойцам, стараясь не отрывать взгляда от уходящей фигурки, пока она не скрылась за развевающейся дверной занавеской. Больше он ее не встречал, полк после полудня двинулся дальше на Берлин. Но впечатление от этой встречи было такой силы, что уже после войны, одной из главных задач его было найти это сказочное видение. Иван Кузьмич писал ей письма, но ответа не получал, потому, что посылать было некуда. Чтобы беспрепятственно выезжать за границу, он поступил в институт международных отношений и, уже как атташе, приехал в Польшу Свободного времени было мало, и ему удалось только разузнать, в каком селе они останавливались и почтовый адрес. Зато его дипломатические привилегии позволили ему поехать в отпуск опять в те места, правда, с большими препятствиями того времени, надеясь найти ту, невесту своей мечты.

И вот, наконец, он у знакомого плетня. Солнце нещадно растапливало жирок отдыхающих, а сельчан и не было видно, только стайки загорелых и веселых детишек, прекративших свое баловство, с молчаливым интересом разглядывавших Ивана Кузьмича.

– Скажи дружок, ты знаешь, кто живет в этом доме? Где хозяйка сейчас? – спросил он старшого из стайки. Тут, как из-под земли вырос перед ним седой старик, одетый в расшитую, сияющей белизны рубашку.

– А ты кто? Что-то лицо твое, как знакомо?

– Я помню Вас, хотя видел мельком однажды, – и он рассказал деду, к кому приехал и зачем.

– Да-а, война, будь она неладна, всех жизни поломала, – молвил дед и замолчал, хмурясь.

– Мать-то Агнешки похоронили давно, не вынесла потери мужа, болезнь какая-то скрутила, да, очень горевала, – произнес и опять замолк, поддавшись мысленным воспоминаниям.

– Агнешка недавно замуж вышла, и уехали они жить в город.

Передать состояние его, сильно раненного словами, просто невозможно.

Иван Кузьмич понял, что все, осталось забыть и начинать жизнь заново. Но, ни работа, ни заботы о семье сестры и о своих родителях не могли его успокоить и позволить начать другую жизнь. Для него Агнешка затмила всех девушек Земли. Он так и остался холостяком в надежде, что она когда-нибудь прочитает о его любви, или расскажет ей кто. И она найдет его в Москве, если вдруг останется совсем одна, ведь Иван Кузьмич продолжал надеяться на возможность их совместного счастья!

(Авторские пунктуация и орфография соблюдены).

Родилась в 1952 году. Образование – высшее, музыковед. Долгие годы проработала старшим научным сотрудником ГЦТМ им. А. А. Бахрушина. Руководила творческим объединением «Диалог». Автор книг о современной музыке. Член Международного Союза писателей «Новый Современник». Пишу прозу с 2012 года.

Лауреат премии «Наследие -2016».

Номинант на Национальные литературные премии «Писатель года -2015», «Писатель года – 2016».

Богом стать совсем не трудно!

Новогодняя сказка

– Пред сказкой Рождественской ёлки я вечную свечку зажгу… Про кролика, волка и мишку истории расскажу.

Волков разбежится стая, и сгинет крысиный отряд…

Любовь верной Герды и Кая стряхнет королевский наряд, Растает ледяная хламида, мрачный покров упадет,

Вылезет солнце из тучки, и новое утро придёт!

– И новое утро придет, – повторил отец.

Борис Петрович сам сочинял стихи для своего семилетнего сына, которые, как ему казалось, должны были снять у ребёнка психический стресс.

– Ты знаешь, что будет утром, малыш? Я приду с работы, и мы вместе посмотрим, что подарил тебе Дед Мороз.

– А подарки твои где?

Малыш махнул рукой в сторону полочки с игрушками, где лежали нераспечатанные праздничные коробки.

– С Новым годом, сынок! Хочу пожелать тебе спокойной ночи!

Мальчик молча повернулся к стене и накрыл голову одеялом.

– Не бойся ничего, в комнате рядом – бабушка, и ёлка нарядная, огоньки гирлянды горят, красиво и светло…

Не дождавшись от сына ответа, Борис Петрович удрученно вздохнул. Пора ехать на работу.

– Я на дежурство в больницу, мам, с Новым Годом тебя!

– Опять бежишь из дома! и так каждый праздник… – вздохнула женщина

– Дай Бог, будущий год принесет хоть какие-то изменения в нашей жизни.

До работы было недалеко, и Борис Петрович решил не торопиться, ехал не спеша – хотелось полюбоваться празднично украшенным городом.

Короткий зимний день уже сменился вечерними сумерками, крупные снежинки медленно кружились в воздухе, наполненном ароматом хвои, апельсинов, конфет, свежеиспеченных пирожков.

– С Новым годом! С Новым счастьем! – приветствовали друг друга спешащие в толпе люди.

– С Новым годом, С Новым счастьем! – повторяли огни праздничной иллюминации.

Казалось, весь город нетерпеливо ждал сказочного, волшебного чуда. «Чуда не будет! – вспомнил он приговор психиатра. – Сожалею, но ваш малыш серьезно болен… аутизм!

Его сын рос замкнутым, нелюдимым, почти не разговаривал. Игры со сверстниками не только не привлекали ребёнка, но даже вызывали ужас и приступы истерики. Большую часть времени он проводил в своей комнате, сидел на кровати, зажав уши ладонями, и раскачивался в такт своей собственной внутренней музыке.

Отец всеми способами пытался вывести ребёнка из замкнутого внутреннего мира: покупал развивающие игры, читал добрые сказки, сочинял для него стихи… Мальчик подарки не разворачивал, молча ставил коробочки на полку для игрушек и более не прикасался к ним никогда.

Молодая жена Бориса Петровича ушла из семьи сразу, как только доктора поставили неутешительный диагноз их ребёнку.

По её мнению, виновным в болезни сына был муж: «Ты неудачник, ни денег, ни карьеры нормальной, НИЧТОЖЕСТВО, ребёнок твой – урод! Вот и живи с ним! А я ещё здоровых детей кому-нибудь рожу!»

Эти фразы как суровый приговор ещё долго звучали в голове – хотелось, как сын, зажать уши ладонями и от полного бессилия биться головой о стенку…

Все праздники, спасаясь от одиночества, он старался проводить в больнице. Семья развалилась, и, если бы не мать Бориса Петровича, жизнь была бы полной катастрофой.

«Мама… добрая, милая, все тяготы жизни переносишь молча. Как же ты мечтала о внуках, и так не повезло нам!»

Он вспомнил, как она любила возиться с цветами на даче, кормила зимой птичек на подоконнике, обожала кошек. Когда-то у неё был большой и очень любимый черный кот Уголёк. Вопреки всеобщему мнению, его мама считала – черные кошки, как и все животные, приносят в дом только счастье…

До здания клиники оставалось всего сотня метров, когда неожиданно, наперерез, прямо под колёса машины бросилась кошка. Что за наваждение? Это была черная кошка!!!

– Неужели задавил? Только этого несчастья не хватает в Новый Год!

Но кошка, как оказалась, не пострадала. Она прыгнула на капот и, сверкая в темноте ярко-оранжевыми глазищами, громко, призывно замяукала, явно приглашая человека пойти за собой. Словно под гипнозом, доктор вышел из машины и двинулся за животным. Кошка остановилась у снежного бугорка, в метре от дороги, жалобно заплакала, потом подбежала к человеку и стала тереться о его ноги. Под небольшим слоем снега проглядывал чей-то силуэт. Собака!

– Кош, ты меня к другу своему привела? Пёс-то ещё живой! Может, успею спасти? Надо спешить!

А за три часа до этого…

Крупные хлопья снежинок, словно волшебные феи-балерины на фоне бархатного занавеса вечерних сумерек, медленно кружились в такт дивной мелодии Беллини «Casta Diva». Сильный, чистый голос великой певицы доносился из квартиры на первом этаже, где совсем недавно жила бывшая театральная актриса, страстно любившая оперную музыку и своих животных – большого рыжего пса, похожего на лабрадора, по кличке Шаляпин и маленькую изящную черную кошечку Машеньку, названную в честь любимой певицы Марии Каллас.

Шаляпин носил своё имя заслуженно – обладал мощным громким басом, а когда хозяйка в порыве вдохновения пыталась подпевать великой певице – голос её часто подводил, и тогда пёс, не выдерживая фальши, громко возмущенно выл. Женщина смеялась, трепала собаку по голове: «Ну, прости, мой строгий цензор… ты, действительно, Шаляпин!»

Месяц назад женщину увезла машина «скорой помощи». Домой она более не вернулась, а спустя три дня в квартиру пришли незнакомые люди и выставили бедных животных на улицу.

В подъезд дома, где они прожили вместе много лет, более не пустили, пёс и кошка страдали от голода и жестоких морозов. Особенно тяжело приходилось изнеженной домашней кошечке и, если бы не заботливое покровительство Шаляпина, Машенька давно бы замерзла или стала жертвой голодной стаи бездомных собак. Последние недели они провели рядом с мусорными контейнерами, куда новые хозяева квартиры вынесли вещи, ещё сохранившие запах их родного человека. Друзья не уходили, в надежде, что хозяйка всё же вернется и заберет с собой в другую, новую жизнь…

Услышав хорошо знакомую мелодию, Шаляпин и Машка в нетерпении уселись под окном своего бывшего дома – вот сейчас, в кульминационный момент, голос хозяйки, как всегда, подхватит мелодию, и тогда пёс ей ответит, залает: «Мы здесь, не уходили никуда, мы ждали и любили!»

– Да выключи же ты эту занудную лабуду – давно пора выбросить диски покойницы! Свои есть! – раздался мужской голос. Beликая музыка неожиданно резко прервалась, и под грохот пляшущих каблуков ужасом взорвалось:

«Ты такая страшная, страшная, страшная… не накрашенная!!! НЕ-НА-КРА-ШЕН-НА-ЯЯЯЯЯ!!!".

В ответ на это безобразие, по всей улице громко разнесся возмущенный вой Шаляпина.

– Проклятая псина! Ну, сейчас я тебя достану! – отворилась форточка, и через секунду под ногами собаки начали взрываться петарды. Пёс с душераздирающим воем бросился бежать, выскочил на проезжую часть, удар грузовика отбросил его на обочину… Закружилась голова, Шаляпин стремительно понесся вверх над домами, мимо окон празднично убранных квартир, выше крыш многоэтажек, над облаками, к звездам…

Яркий свет озарил божественной красоты лес с хрустальными вершинами деревьев, где в серебристой траве, прятались грибы-гномы, а под ослепительными лучами солнца порхали хрупкие эльфы…

– Куда это я попал? – удивился Шаляпин.

– На Радугу, на Радугу! – зазвенели хрустальные голоса. И вдруг вокруг него закружились собаки, щенки, кошки, котята:

– На Радугу! На Радугу! Все мы покинули тот мир страха, боли, жестокости и злобы… здесь нет страдания и нет смерти, мы счастливы, и ты теперь будешь счастливым вместе с нами!

– Но это же не правда, счастливым можно быть только рядом с любимым человеком! – ответил пёс.

И вдруг волна нежности обволокла собаку:

– Милый друг мой! Вот и встретились! – это хозяйка поцеловала Шаляпина в нос.

Пёс крепко прижался к её ногам, слёзы текли по собачьей морде.

– Мы тебя так долго ждали! Узнали, насколько жесток мир, как много страданий и горя! А здесь – солнце, счастье и любовь! Теперь вместе и навсегда?

– Милый Шаляпин, к сожалению, мы вынуждены на время расстаться…Тебе ещё рано покидать тот мир. Ты должен выполнить свой долг!

– Но я не хочу возвращаться туда, где много злобы!

– Все собаки – ангелы, посланные на Землю! Большинство людей мечтают о счастье – богатстве, известности, деньгах, карьере, – но всё это лишь обман, тлен, быстро проходящая иллюзия. Ты же призван оберегать, защищать человека, и, самое главное, доказать, что истинная ценность в этом мире – бескорыстная преданность и вечная любовь! И чем больше людей узнают эту любовь, тем меньше будет злых, жестоких и несчастных. Вернешься сюда, когда миссия твоя будет закончена!

Пора, мой друг, тебя уже ждут!

Операцию Борис Петрович провел успешно: кровотечение остановил, раны почистил, наложил швы – переломов у собаки, к счастью, не оказалось.

Остаток ночи забинтованный Шаляпин пролежал в ординаторской, а утром Борис Петрович отвез животных к себе домой.

– Мам, я посплю немного, устал после дежурства, накорми, пожалуйста, кошку!

– Господи! Откуда это чудо? Какая красавица! у меня такая была когда-то… И собака? Ты уверен? Малышу не повредит?

Шаляпина уложили на диван – пёс ещё не приходил в сознание после наркоза. Борис Петрович долго стоял над беднягой – ночью он даже не успел его как следует разглядеть. И только сейчас понял, насколько красив и статен пёс. Мощные лапы, широкая грудь, рыжая шевелюра. Когда-то в детстве ему очень хотелось иметь собаку. Вот и сейчас, он думал о том, что с удовольствием оставил бы пса себе, но, видимо, придется искать бедняге новый дом – неизвестно, как его присутствие подействует на психику больного ребёнка.

Пока Борис Петрович осматривал пса, дверь тихонько отворилась, и в комнату вошел мальчик. Увидев Шаляпина, решительно подошел к дивану, протянул руку, погладил его рыжую шевелюру, затем опустился на колени, и, обняв пса, сбивчиво, скороговоркой зашептал:

– Я так ждал тебя, так ждал! Теперь вместе! И нечего бояться!

Борис Петрович изумленно смотрел на сына. Рядом с большим,

крупным псом, мальчик казался совсем маленьким, хрупким и беззащитным.

– Что ты шепчешь, милый?

– Я просил Деда Мороза прислать мне настоящего друга, но он присылал только эти коробочки, – ребёнок кивнул на полку с нераспакованными подарками.

– Вчера бабушка сказала: – Помоги ему, Бог! – и я тоже… попросил Бога мне помочь. А утром здесь появился он – мой друг! – мальчик умолк, и, словно неожиданно узнавший великую истину, воскликнул:

– Значит, БОГ – это ты, папа? – малыш крепко прижался к собаке. Шаляпин приоткрыл глаз, осторожно лизнул ребёнка в щеку.

Вечером Борис Петрович долго смотрел на сына, самостоятельно устроившего себе постель рядом с диванчиком больного пса, на мать, дремлющую в кресле с кошкой на коленях, и думал о том, что Богом стать не так уж трудно – просто открыть свою душу навстречу добру, любви, милосердию, и тогда любое чудо в этом мире возможно!

Шапран Елена Валентиновна. Родилась в городе Макеевка Донецкой области (Украина).

Закончила Донецкий политехнический институт (теперь это университет) в 1987 году. По образованию – инженер-энергетик. В институте играла в КВН и неожиданно для себя стала автором Студенческого театра эстрадных миниатюр.

После окончания института преподавала электротехнику в ПТУ, но вскоре перешла в ПАО «Донбассэнерго» инженером по эксплуатации электротехнического оборудования и работаю на этом предприятии уже 25 лет. До 8 сентября 2014 года жила в Донецке, но была вынуждена в спешном порядке покинуть любимый город: во время проведения антитеррористической операции (АТО) был разрушен мой дом. Сейчас живу в небольшом городке Николаевка Славянского района и работаю на электростанции по специальности.

Именно здесь литература стала частью моей жизни. Теперь блокнот постоянно ношу с собой и описываю все, что вижу вокруг: пейзажи, житейские ситуации и, главное, людей. Именно люди и общение с ними помогают мне преодолевать трудности!

За 25 лет я много чего написала «в стол». Все, что пишу, называю «Картины в прозе». Вот есть стихи в прозе, а у меня картины.

В 2015 году собрала три свои сказки в одно целое и послала на конкурс в ИСП (Интернациональный Союз писателей). Дебют получился очень удачным. В серии «Таврида» вышла моя книга «Хроники затерянного времени», которая на фестивале «Я/IOC» в марте 2016 года получила грамоту «За самобытный творческий подход».

Вольтер

Денис работал в театре художником по свету. Не просто осветителем сцены, а именно художником. Он украшал театральные постановки компьютерной графикой и делал 3D-эффекты. Главный режиссер был очень доволен. Да и зрители театр любили – что ни премьера, так аншлаг.

В новом сезоне решили поставить «Божественную комедию» Данте. У Дениса была сложная задача – как можно реалистичнее показать огненные круги ада. Два дня он ходил по сцене туда-сюда, но ничего не мог придумать.

– Надо интермедийный занавес использовать, – решил он, взял лестницу и поставил ее на авансцене.

Поднявшись на самый верх, Денис осматривал раздвижной механизм и вдруг на канате увидел маленького человечка размером с кулак. Денис потряс головой, поморгал, потер глаза руками, но человечек не исчез.

– Ты кто? – спросил Денис.

– Театральный! – тоненько сказал он.

– Кто!?

– Ну про домовых и леших знаешь? – вздохнул он.

Денис кивнул.

– Про вагонных слышал?

Денис замотал головой.

– Ну фильм «Чародеи» видел? – снова вздохнул человечек.

Денис опять кивнул.

– Ну там был вагонный. А я – театральный!

– Нечистая сила что ли? – ужаснулся Денис.

– Сам ты нечистая сила! – обиделся человечек. – Говорю же тебе – театральный!

– А что ты здесь делаешь?

– А у меня тут дипломная практика.

У Дениса под ногами зашаталась лестница, он потерял равновесие и полетел вниз. «Все, конец, – мелькнула мысль, – и костей не соберу!»

Но упал он неожиданно мягко и даже успел увернуться от падающей лестницы.

– Извини, Денис! – театральный слетел сверху и уселся на рампе. – Я не подумал, что эта конструкция тоже может упасть! Я давно за твоими работами наблюдаю, очень красиво!

– Спасибо! – Денис сел и стал рассматривать человечка. Тот был одет в костюм, в точности повторявший костюм Фигаро из прошлогодней постановки.

– А что это за практика у тебя?

– Обычная практика. Учусь я в университете для нашей братии. Родители очень хотели, чтобы я образование получил! Не сидеть же в дупле всю жизнь, как они сидят! Вот и пошел учиться. Мама с папой хоть другой мир увидели! Мы часто к вам в театр ходим, вот я себе театральную специализацию и выбрал.

– А что? Вас там много таких? – удивился Денис.

– Домовых много. А театральный я один. Если практику успешно пройду, останусь здесь на службе.

– А если нет?

– В дупло! – вздохнул театральный.

– Тебя как зовут? – спросил Денис.

– Вольтер.

– Ничего себе! Да с таким именем ты просто обязан быть при театре!

– Правда? – обрадовался Вольтер. – Так ты не будешь против, если я останусь?

– А что ты должен делать?

– Пакостить! – покраснел Вольтер. – Воровать реквизит, прятать грим и все такое…

– А не пакостить нельзя?

– Нельзя! – вздохнул театральный. – Не буду пакостить, дисквалифицируют – и в дупло!

– А в других театрах тоже есть такие пакостники?

– Есть! Но они так, по мелочам! В основном, первокурсники. Долго не задерживаются!

– А зачем ты мне это рассказываешь? – спросил Денис. – Таким, как ты, наверное, нельзя вступать в контакт с людьми?

– Противно пакостить исподтишка! – ответил Вольтер. – Да и театр я очень люблю!

Денис задумался. Вольтер ему определенно нравился. И у него возникла идея.

– А ты огонь зажечь можешь? – спросил он.

– Обижаешь!

– А погасить по команде?

– Проще простого!

– Тогда, Вольтер, предлагаю тебе дружбу и сотрудничество!

Такого грандиозного шоу зрители не видели никогда! Огонь вспыхивал сам по себе в самых неожиданных местах и на сцене, и в зрительном зале! Бумажные конструкции загорались и разлетались пеплом в разные стороны! Потрясенная публика аплодировала до изнеможения.

– Денис! Вы великолепный мастер! – жал ему руку после спектакля главный режиссер. – Только на репетиции вы мне такого не показывали! Я, признаться, поначалу очень испугался!

– Да! – согласился Денис. – Это было очень рискованно. Но все было под контролем.

Через три дня, когда Денис разбирал декорации, сверху на голову ему упал орех. Он посмотрел вверх и увидел Вольтера на канате.

– Ну что? – спросил Денис, поднявшись по лестнице. – Прошел практику?

– На отлично! Декан остался доволен моей работой!

– Он что? Тоже был здесь?

– А как же! Пакости оценены на 100 баллов! – улыбался Вольтер. – Так что теперь я получил постоянное место.

– Поздравляю! – Денис двумя пальцами пожал Вольтеру руку.

– И моим родителям понравилось!

– И они были?

– Ну да! Я им все рассказал. Они меня сначала ругать начали. Но я сказал, что ты мой друг и пригласил их на спектакль. Им очень понравилась наша работа!

– И это только начало! – подмигнул ему Денис.

Тут послышались голоса, и на сцене появились люди. Вольтер мгновенно исчез где-то в кулисах. А Денис подумал, что надо будет у дочки взять игрушечные кресла и закрепить их тут для Вольтера и его родителей.

Вождь

Заканчивая вечернее селекторное совещание, главный инженер электростанции предупредил:

– Напоминаю, что через два дня заканчивается срок установки и монтажа нового трансформатора собственных нужд. В пятницу он должен быть в работе. А в понедельник энергоблок должен быть в сети.

Начальник электроцеха Борщов поговорил с шеф-инженером, с ремонтным персоналом и направился к себе в кабинет попить чайку. В кабинете у него сидели два проверяющих из Управления. Председатель комиссии Тихонов уже писал протокол, а второй проверяющий Клотиков до сих пор листал нормативные документы, обильно украшая их самоклеящимися цветными стикерами.

– Николаич! Да брось ты ковыряться в нормативах! – сказал Борщов, заваривая чай. – Ты уедешь, а у нас потом по твоим закладкам то отказ, то неправильное срабатывание!

– Так я для вас же это и делаю! – сказал Клотиков, глядя поверх очков в погнутой оправе. – Чтобы вы вовремя предпринимали профилактические меры!

– Нам от текучки некогда голову поднять, – сказал Борщов. – Когда нам еще твои закладки читать!

– Ну как хотите! – сказал Клотиков и встал из-за стола. – Пойду схожу к трансформаторам тока на ОРУ-330 кВ.

Шагая на прямых ногах, как циркуль, Клотиков вышел из кабинета и напялил каску на макушку. Клотиков был неимоверно худ и росту имел два метра. Ко всему прочему, он был слеп на правый глаз и глух на левое ухо (или наоборот). Но имел талант быстро находить причину любой аварии или технологического нарушения.

На другой день после оперативки начали пробный пуск трансформатора. Но трехэтажный красавец даже «гу-гу» не подал. Проверили все еще раз: уровень масла – в норме, протоколы испытаний – в порядке, токопроводы – в порядке, напряжение везде есть. Пуск! Тихо.

И началось! Звонки на завод-изготовитель, всех наладчиков на построение, ремонтный персонал на дознание! Все документы были в порядке, наладочные работы выполнены в соответствии с нормативами, ремонтники работали только самые опытные. Пуск! Тихо.

До вечернего селектора оставалось два часа, и главному нужно было что-то докладывать. Борщов понимал, что ему в данной ситуации лучше быть убитым. Он сел у себя в кабинете за стол и обхватил голову руками.

– А чего вы у вождя не спросите, что случилось? – спросил Тихонов, отвлекаясь от протокола.

– У кого?

– У Клотикова!

– А почему вождь?

– Так он же вождь трансформаторного движения! Он с трансформаторами разговаривает, и они его слушаются!

– Знаете, товарищ Тихонов! – раздраженно сказал Борщов. – С меня главный сейчас стружку будет снимать, а вы шутки шутите!

Борщов нервно нахлобучил каску и выбежал из кабинета.

– Нашли время! – крикнул он из коридора.

Возле трансформатора было тихо. Борщов подошел и стал рядом с поникшим шеф-инженером. Лица у всех были еще те! Самое время вызывать скорую и определять в психиатрическую клинику!

– Где вождь? – вдруг сказал Борщов.

– Кто-кто? – послышалось со всех сторон.

– Срочно найдите Клотикова! – закричал Борщов.

Минут через двадцать Клотиков притопал в сопровождении двух инженеров.

– Николаич! Что делать? – убитым голосом сказал Борщов. – Не работает!

– Да! А что с ним? – спросил Клотиков.

– Тьфу! – в сердцах плюнул Борщов и обессиленно присел на кучу кирпичей.

Клотиков подошел к трансформатору поближе и замер. Он стоял так минут пятнадцать в полной тишине. Потом снял каску вытер платком мокрые вихры и на негнущихся ногах потопал куда-то в сторону. Борщов нервно посмотрел на часы (если смерть, то все равно ничего не изменить) и побрел за Клотиковым.

– Здесь! – наконец, остановился Клотиков.

– Что здесь? – устало спросил Борщов.

– Он сказал, копать здесь!

– Кто сказал?

– Трансформатор.

И тут снова началось! Нервы сдали у всех!

– Что копать!? Там кабельный канал!

– Он сказал, видите ли!!

– Какая связь!?

– Где трансформатор, и где – копать!?

– Зачем копать!

– Тоже мне вождь! – заорал Борщов. – Видали мы таких вождей по телевизору!! И по черно-белому! И по цветному!!

Клотиков, ни слова не говоря, развернулся и пошел прочь.

– А, может, это… вскроем кабельный канал? – сказал шеф-инженер. – Терять-то все равно нечего!

– Давай! – махнул рукой Борщов и снова посмотрел на часы. До селектора оставалось полчаса.

Ремонтники поддели ломами железобетонную плиту и откинули ее в сторону.

– Мама дорогая! – ахнул Борщов, заглядывая внутрь.

Виниловую изоляцию на кабелях погрызли крысы. Причем

сделали это от души – в некоторых местах оголенные металлические жилы были даже переплетены между собой.

– Вот бы сейчас включили трансформатор! – ошеломленно сказал шеф-инженер. – На фиг бы все сгорело! Ай да Николаич! Ай да вождь! А трансформатор-то наш с интеллектом оказывается!

– Так, я на доклад! – сказал Борщов. – А вы быстро организовывайте замену кабелей!

Борщов помчался в селекторную. Когда он пробегал мимо трансформатора, ему вдруг показалось, что тот облегченно гу-гукнул. И хотя селекторное совещание уже началось, Борщов побежал и догнал Клотикова.

– Ты… это, Николаич! – тяжело дыша, сказал он. – Поговори еще с пускорезервным!

– А что с ним? – остановился Клотиков.

– Вибрация какая-то странная!

– Хорошо! Сейчас пойду поговорю! – Клотиков развернулся и пошел к пускорезервному трансформатору.

На полпути его догнали два инженера.

– Николаич! А ты с главным щитом не поговоришь?

– А что с ним?

– Какие-то непонятки с приборами!

– Хорошо, попробую! – сказал Клотиков и вознес вверх правую руку, тыкая в небо указательным пальцем. – Но сначала трансформатор!

Шаргородский Андрей Вадимович родился в I960 году в городе Ухта, Россия. Образование высшее. Писатель. Жил и работал в Тюменской, Орловской, Винницкой и Харьковской областях. Автор пяти книг, которые издавались в России, Украине и Канаде. Его произведения опубликованы в десятках литературных изданий и сборников. Неоднократный лауреат и дипломант различных международных конкурсов. Шаргородский А.В. – член Российского и Интернационального Союзов писателей, член Международного Союза писателей «Новый Современник». Награждён медалью Московской литературной премии – 2015. Обладатель Гран-при Международного фестиваля «Ялос – 2016». В 2016 году его книга «Начнём с конца» была признана лучшей книгой в серии «Современники и Классики». Награждён в 2016 году дипломом за второе место на первом международном конкурсе А.И.Куприна. Обладатель бронзового диплома «Российского колокола». Обладатель специальной премии фестиваля русской словесности и культуры «Во славу Бориса и Глеба» и Интернационального Союза писателей «За крупный вклад в развитие современной литературы и творческую инициативу». Почетный лауреат Международного многоуровневого конкурса имени де Ришелье 2016 года, обладатель «Жемчужного Дюка». Обладатель третьего места Международного творческого конкурса имени Гомера – 2016. Лауреат 2 степени Московской литературной премии – 2016.

Семеро по лавкам

Рассказ

Родился 29 ноября 1955 года в посёлке Вычегодский Архангельской области, где и проживает. Трудовой стаж сорок лет: от печника до заместителя директора муниципального предприятия. Регулярно публикуется в газетах «Двинской Летописец», «Ветеран Севера», «Литературная стихия». В книге «Вычегодский: посёлок на Старице», написал главу «Учёные и творческие люди». Активный участник

Котласского литературного собрания. Номинант областного конкурса «Книга года – 2014» в номинации «Родная сторона». Победитель литературного конкурса им. Козьмы Пруткова (2014). Награждён дипломом газеты «Северная магистраль» (первое место в конкурсе рассказов «Военная любовь», посвящённом 70-летию Победы в Великой Отечественной войне).

Перед Богом все равны

В начале 70-х, волею судьбы попал в одну из медицинских клиник Ленинграда. Жёлтого цвета четырёхэтажное здание, выполненное в стиле русского зодчества, когда-то принадлежало Александро-Невской лавре. В Финскую войну его приспособили под госпиталь, а в мирное время здесь появилась специальная лечебница.

Территорию больницы разделяла надвое высокая железобетонная стена с колючей проволокой по периметру. На одной стороне, за высоким забором располагались психиатрические отделения, вторая половина этого заведения с более мягким режимом соседствовала с Духовной семинарией. Границей этим двум совершенно разным по назначению учреждениям служили яблочно-вишнёвый сад и широкий мощёный булыжником тротуар.

От Александро-Невской лавры семинарию и больницу отделяла высокая деревянная стена из горбыля. Куски оборванной ржавой «колючки» торчали из проросшего меж досок кустарника, на нём и висела покосившаяся изгородь. Среди зарослей угадывались будка сторожа, большая калитка на кованых петлях со смотровым глазком. Это кратчайший пешеходный путь от семинарии в Лавру.

Вот в таком пространстве, между прекрасной архитектурой, большим фруктовым садом (где на кривых ветках, густо покрытых листвой, висели зелёные яблоки, а на кустах вишни – бордовые рубины зрелых ягод) и ограждением с колючей проволокой я провёл четыре месяца. Потянулись скучные больничные будни. Тяжело видеть страдания людей, потухающий оптимизм, слёзы и безысходность теряющих надежду на выздоровление окружающих тебя. Страх умереть молодым был нередким гостем, он сеял смуту в сознании, указывая на неопределённость твоего будущего. Чтобы не поддаться панике, вспоминал отца, прошедшего войну и лагеря, а также героев из настольных книг комсомола.

Разнообразие в мрачную повседневность вносили прогулки в саду, игра в волейбол, общение с учащимися семинарии и колокольный звон по выходным. Видеть молодых и не очень людей в рясах было непривычно для меня – советского юноши, комсомольца и атеиста. Это вызывало какое-то опасение, непонимание. Правда, когда стал общаться с ними, насторожённость прошла. А вот непонимание осталось.

Семинаристы хорошо играли, были тактичны и сдержаны. Физической подготовке некоторых из них многие могли только позавидовать. Запомнился один будущий батюшка, мы его между собой называли отец Николай. Небольшого роста, спортивно сложенный и симпатичный молодой человек с аккуратной бородкой, в очках с оправой под золото, регулярно занимался физкультурой. Особенно впечатляло его упражнение, когда он брал в руки тяжёлые гантели и делал заднее сальто прыжком с места. У нас это вызывало восхищение, но мы даже не пытались повторить что-то подобное.

Общаясь с молодыми духовниками, мы не могли не затрагивать тему о Боге. Честно сказать, их искренняя вера и убеждённость, что Бог есть, никак не доходили до меня бестолкового. Я верил в комсомол, коммунизм и в то, что наша страна СССР самая справедливая в мире. Хотя серьёзно болели, ни у кого из сверстников, в том числе у меня, не возникало мысли обратиться за помощью к Всевышнему. Единственно, что меня привлекало из церковного – красота храмов, чистота монастырского подворья и колокольный перезвон.

Очередным воскресным утром я подошёл к окну и стал рассматривать уже знакомые мне витиеватые узоры, лепнину и декоративную кирпичную кладку на церквах, подсознательно ощущая загадочность и величие строений под золотыми куполами. Ждал, когда запоёт звонница. Первое время это было мне лишь развлечением, но с каждым разом я всё больше и больше проникался потребностью слушать колокола. Вот ударил большой, ещё, ещё…и полился перезвон.

Колокольня Фёдоровской церкви стояла на расстоянии менее пятидесяти метров, я смотрел на неё из зарешёченного окна четвёртого этажа. Не видя звонаря, но вслушиваясь в умело извлекаемые волшебные звуки Божественной мелодии, я всё больше и больше погружался в необъяснимую мне среду умиротворения и спокойствия. Перед глазами жёлто-белый столп с переливающимися, блаженным светом, словно нимб, крестами, а вокруг бирюзовая чистота с мерцающими вдалеке серебристыми бликами, похожими на летающих над рекой стрижей. Я испытывал состояние лёгкого восторга и нежного трепета. Вдруг где-то в глубине меня мелькнула мысль: «Ты же комсомолец, как можешь такое слушать…» Я встрепенулся, колокола продолжали петь, а передо мной стояла медсестра Людмила Ивановна:

– Что, Саша, заслушался? В газете писали, что скоро запретят этот шум, больных раздражает.

Я не успел что-либо сказать или возразить, а она продолжала:

– Алёша умер… Сегодня ночью тебя и ещё кого-нибудь из ребят подниму. Унести тело в морг надо.

Я молча, кивнул, а на душе стало тревожно и тоскливо до боли. Только что пережитое прекрасное мгновение под звон колоколов исчезло, словно сон от внезапного пробуждения. Я представил Лёшу живым и улыбающимся. Этот молодой парень получил черепно-мозговую травму во время Чехословацких событий. Его танк подожгли, а ребята-танкисты, выбираясь из машины, не применили табельного оружия, попали в руки разъярённой толпы и были жестоко избиты. В больнице мы сдружились. Играли в шахматы, отдыхали в парке, вели откровенные разговоры. От Лёши я впервые услышал, что наш социализм в Европе никому не нужен, чему я никак не хотел верить. И вот друга нет…

Ночью, когда я только-только забылся, Людмила Ивановна тронула меня за плечо. Мы вышли в коридор, где дожидался напарник, и направились в изолятор. Увязали тело Лёши в простыню, переложили на носилки и понесли. Перед входом в подвал медсестра разожгла керосиновую лампу. Открыла тяжёлую дверь – из подземелья потянуло холодом. Блики и тени заплясали на древних стенах.

Я спускался в полумраке по каменным ступенькам с ощущением погружения во что-то необъяснимое, охватывающее всё моё тело вязким холодом и ознобом. Страха не было, но в какой-то момент мне показалось, что я когда-то здесь был. Каменные стены, холод и мрак – всё было знакомым… Мысли быстро-быстро стали перебирать «страницы» памяти, но впереди себя я увидел Людмилу Ивановну, и мы оказались в просторном подполье с мощёным крупным камнем полом и многочисленными арками.

Озноб пропал, я огляделся, на память пришёл наш Сольвычегодск, Благовещенский собор с каменными мешками и страшные рассказы об его узниках. Показалось, что сейчас увижу кучи человеческих костей. Людмила Ивановна, как знающий экскурсовод, провела нас под арками ещё несколько метров, и мы оказались у большого зелёного ящика. Опустили носилки на пол. Медсестра подала ключ. Я открыл навесной замок и поднял крышку. Внутри лежало тело худой, голой старухи с длинными седыми волосами, прикрывающими левую грудь, а угол простыни, на которой она лежала, прикрывал ноги до колен.

Меня передёрнуло, я с недоумением посмотрел на Людмилу Ивановну и спросил:

– Лёшу к этой старухе?

Она с не меньшим изумлением ответила:

– А куда же ещё?

– Людмила Ивановна, но ведь это неправильно! Почему молодой парень должен лежать со старухой?

– Давай, Саша, кладите его туда, ему теперь всё равно с кем и где лежать…

Понимая всю безысходность происходящего, я вытащил из-под бабки простынь, накрыл ею тело умершей, и мы с напарником уложили на неё Лёшу. Закрывая крышку мертвецкого ящика, я извинился перед покойниками, а в голове пронеслась где-то слышанная ранее фраза: «Перед Богом все равны…»

Протоиерей Олег Штельман (1970 г.р.), родился и вырос в Белоруссии. 1988-90 гг. – служил в рядах Советской Армии на космодроме Байконур. В 1991 г. переехал жить в Литву. С 1992 г. стал священнослужителем в сане диакона. С 2000 г. стал священником. Но, несмотря на это, его лучшими помощниками в деле проповеди остались фотоаппарат, музыка и поэзия. Автор говорит, что его поэзия – это форма проповеди. На некоторые стихи положил музыку и исполняет духовные песни под гитару. Печатается в Литовских Республиканских русскоязычных газетах. В Православном журнале Виленской и Литовской епархии. Дипломант литературной премии «Наследие – 2016» стихи.

Два Рождества