Пытаюсь уснуть, но не могу. К постоянному покачиванию и крикам матросов на палубе я уже привыкла, но сон не приходит, хоть ты тресни. Поднимаюсь с кровати, одеваюсь, выхожу из каюты. Собираюсь подняться на палубу, но слышу тихое рычание. Похоже на какого-то зверя, но из представителей животного мира тут только Миш, а рычит явно зверь покрупнее.

Вспоминаю то существо, которому пробили голову на палубе «Южной звезды». Проклятый капитан — один из перевертышей. Только не чародеев, которые могут контролировать свое превращение, а проклятых, меняющих обличье спонтанно. Оборотней, грубо говоря.

Прислушиваюсь, и понимаю, что рык раздается не из капитанской каюты, а из той, что напротив. Каюта Айсена фон Манлингера. Это он обращается в зверя?

Подхожу ближе, заглядываю в замочную скважину, и вижу его. Он лежит на кровати прикованный к её ножкам тяжелыми цепями, а его тело ежесекундно меняется. Руки то превращаются в огромные когтистые лапы, от одного взгляда на которые становятся не по себе, то снова становятся человеческими. Зубы Айсена удлиняются, еле помещаются во рту. Рот начинает обретать очертания звериной пасти. Его лоб — все еще человеческий, покрыт пленкой липкого пота. Глаза переполнены борьбы и отчаянья. Смирения с тем, что он вот-вот перестанет контролировать себя.

Он борется. Не хочет становиться зверем, но природа с каждой секундой все больше берет свое. Цепи трещат, кажется, что они вот-вот оборвутся. Один его зрачок сужается, становится похожим на тигриный, второй все еще остается человеческим.

Айсен то кричит, как человек, то рычит, как зверь.

Надо ему помочь…

Ныряю в Изнанку, и мир теряет очертания. Корабль пропадает, и я оказываюсь посреди небольшого островка. Здесь нет травы и живности — только чернейше-черная земля и грязь. Вокруг лишь бесконечное небо и ярко сияющая спиральная радуга.

Из грязи на меня смотрят глаза. Множество глаз. Некоторые из них человеческие, другие звериные. Земля под ногами дрожит, будто из неё что-то хочет вырваться. Айсен своей трансформацией изменяет и Изнанку, проецирует свои переживания в Мир духов.

Он все еще лежит на кровати, но та уже находится посреди островка. Все так же корчится в спазмах, все так же стремится удержать превращение, но зверь берет свое и с каждым мигом в грязи под ногами открываются все новые и новые глаза. Из грунта вылезает рука, затем нога. Оби будто говорят, чтобы я шла отсюда, но отступать не собираюсь. Подхожу к фон Манлингеру, но чуть не попадаю во внезапно открывшуюся прямо перед ногой пасть.

Смотрю на душу Айсена. Там тоже происходят метаморфозы. Её поглощает берущаяся изниоткуда чернота. Душа выглядит так, будто на неё вылили ведро черной маслянистой краски.

Пытаюсь разогнать проклятие, придержать его хотя бы на время, но то не желает уступать, все больше и больше поглощает дух человека.

Жалко, что я не ходила в академии на факультатив по изучению проклятий.

Понимаю, что с этим мне не справиться. Зато можно сделать иначе — вкладываю всю силу в помощь душе Айсена. Накачиваю её собственной энергией, делая сильнее.

Начинает кружиться голова, чувствую, как по коже струится пот, но не останавливаюсь. Если вложить достаточно сил, он сам сможет побороть превращение, как минимум на время.

Глаз, ртов и даже звериных ушей становится все больше. Они смотрят и слушают меня даже с небес. А я ощущаю, что слабну. Жаль, что под рукой нет усиливающего эликсира. Но не сдаюсь и продолжаю отдавать Айсену свою энергию.

Мое сердце готово выскочить из груди. Ощущение — будто я из последних сил бегу куда-то и не могу остановится. Смотрю вокруг и вижу, что глаз становится меньше, а маслянистая оболочка, покрывающая душу ученого, понемногу отступает.

Значит, все не зря! Еще немного!

Ощущаю резкую боль. Не знаю от чего, а потом понимаю, что зубья вынырнувшей из грязи пасти все же добрались до меня.

Начинаю бояться, что сердце выскочит из груди или что останусь в Изнанке навсегда. От этой мысли по коже проходит дрожь. Тело лежит в коме, разум же блуждает в Мире Духов не в состоянии ни отойти в мир иной, ни вернуться в тело.

Глаза застилает белесая едкая дымка. Я закрываю глаза, полагаюсь лишь на чувства. Они говорят, что фон Манлингер справляется. Хищные глаза и рты закрываются. Пасть отпускает меня.

Слышу приглушенные, неестественные звуки, похожие то ли на шуршание, то ли на хлюпанье. А затем отключаюсь.

Открыв глаза, вижу перед собой лицо рыжеволосой женщины, которая пыталась спасти чародея от гибели. Разглядываю её лицо. Возраст дамы трудно определить — ей может быть как около тридцати, так и за пятьдесят. Её кудрявые огненно рыжие волосы заплетены в пучок на затылке. На подбородке виднеется небольшая родинка. А зелёные глаза смотрят прямо на меня.

— Как себя чувствуешь? — спрашивает она. Тон у неё веселый, будто она шутит.

— Более-менее, но голова немного покруживается, — отвечаю я, и осматриваю пространство вокруг.

Прямо передо мной стоит огромный шкаф с книгами и какой-то аппаратурой. Кажется, для переливания крови. В углу на столе покоится большая миска с водой. В другом конце — койка, и на ней кто-то есть. Присматриваюсь — вижу худощавого, покрытого татуировками человека, который в сознании, но даже не смотрит в мою сторону.

Рядом с ним столик с расставленными на нем пузырьками, микстурами, хирургическими инструментами. От их вида становится не по себе. Женщина видит это и прикрывает стол куском ткани.

— Не бойся, это не для тебя. Не надо было вмешиваться. Айсен уже привык к своим, — она прокашливается, — припадкам.

— Я читала про проклятие оборотничества, — бормочу я. Мой голос кажется мне далеким.

— О-о, это совсем не проклятие. Впрочем, пусть Айсен сам тебе расскажет. Я Сеналия. Здешний врач. Дала тебе немного трав, должно полегчать. Если будет першить в горле — это нормально. Ты сильно истощилась. Больше пей воды.

— Да, уже легче, — киваю я.

— Тогда можешь идти, — говорит она. — А нет, постой. Вот, — она берет один из пузырьков со столика, протягивает его мне. — Если начнется сильное головокружение — выпей глоток. Не больше.

— Спасибо, — киваю я, беру пузырек, поднимаюсь. Голова все еще слегка кружится, но я рада, что помогла Айсену.

— И не делай резких движений. А лучше всего — пойди полежи.

Мне нравится эта женщина. Не знаю почему, она внушает доверие. Наверное, таким и должен быть врач.

Выхожу из каюты, вижу, что нахожусь на нижней палубе. Прямо передо мной рядом с висящим на стене фонарем стоит Айсен фон Манлингер. Он как всегда одет как подобает джентльмену — коричневый, идеально лежащий на нем костюм, аккуратно уложенные назад волосы, такие же аккуратные усики.

— Спасибо, мисс, хоть и не нужно было, — говорит он.

— Я должна была…

— Леди, вы, наверное, думаете, что это проклятие, — говорит он. — Но это не так. Будь это проклятие — я бы давно нашел кого-то, кто смог бы его снять. Здесь кое-что сложнее.

— А что же это? — с удивлением спрашиваю я.

— Пройдемте лучше наверх. Здесь не лучшее место для разговора.

Фон Манлингер поднимается по ступенькам, я следую за ним. Чувствую, веянье холодного морского бриза. Вижу, что уже почти наступило утро. Солнце еще не показывается, но уже красит небо в красно-бордовые цвета, словно бы говорит «готовьтесь к моему приходу». Несильный ветер гонит корабль вперед. Палуба почти пустая, лишь несколько матросов несут свою вахту.

Альбинос тоже здесь. Он не занят, стоит облокотившись на перила палубы, опустив голову вниз, явно о чем-то думая. Заметив меня, он бросает секундный взгляд, и снова возвращается в обычную позу.

Совсем не спит, что ли?

— Так что с вами? — спрашиваю я, поднимаясь за фон Манлингером на корму. Будь вы перевертышем — могли бы это контролировать.

— У проклятых, как, впрочем, и у магов-перевертышей, основная форма — это человек, — отвечает он. — У меня же — наоборот. Я родился зверем. Мой вид научился приспосабливаться, становиться на время человеком. Но, к сожалению, мой вид почти полностью истребили. Возможно, я последний представитель своего рода.

— То есть вы — реликт? — удивляюсь я, будто только что получила доказательства того, что мир плоский.

Айсен фон Манлингер кивает.

— Как и мои родители. И все мои предки до меня. Мы научились маскировать свое звериное начало. Мы даже научились быть людьми. Но, к сожалению, иногда природа берет свое обратно. Кен Ло готовил для меня микстуру, которая помогала постоянно оставаться в человеческой форме и превращаться лишь когда я сам этого желаю. К сожалению, он погиб, а мой запас микстуры закончился.

Я смотрю на него и не верю своим глазам. Передо мной одно из существ, которых считают вымершими? К тому же это один из всемирно известных ученых? Кажется, это сон. То же самое, если бы мне сказали, что король — вампир, а королева под платьем прячет длинный хвост.

Архиепископ — неизвестно что, один из известных ученых — реликт. Дальше вполне могу узнать и о кроваво-гастрономических пристрастиях монарха.

— А из чего он его готовил? Я изучала алхимию, могла бы попробовать.

— У него были какие-то свои рецепты, которыми он неохотно делился, а я и не интересовался. Не очень люблю магию. Не магов, а само колдовство. Я больше человек науки. Считаю, что если бы не было магии, людям пришлось бы много чего изобрести, чтобы выжить.

— Но ведь магия облегчает жизнь, — препятствую я. — Если бы меня здесь не было — кто бы направлял ветер? Кто бы чувствовал опасных существ из глубины?

— Вы, леди Анессьена, привыкли и не видите альтернативы, — усмехается фон Манлингер. — Вместо вас работала бы машина. Машина, которой не нужен ветер. Машина, испускающая звуковые волны, которые отражаются от существ в глубине, и дают на судно знать об их присутствии. У меня есть чертеж подобной машины. Но я сам не могу её построить. Тут нужны люди, оборудование, деньги. А обратись я за помощью к властям любой страны или частным организациям — меня просто-напросто засмеют. Даже вы не верите, что это возможно. Но если бы магии не было — нам пришлось бы изобретать и строить эти машины. Ученых было бы куда больше, чем несколько десятков чудаков.

— А если идеальный мир для вас наступит, то что будет с нами, чародеями? — спрашиваю я.

— Не знаю, — пожимает плечами он. — Может, магия изжила бы себя, а может, стала бы достоянием большинства, а не небольшой группки, которую обучила церковь.

— А как вы познакомились с Чевинфордом и оказались здесь? — спрашиваю я.

Бросаю взгляд на альбиноса. Он стоит все в той же позе и кажется мне, все слышит. Не нравится он мне…

— Я догадывался о том, что с Архиепископом что-то не так, еще до того, как об этом узнал наш капитан. Знал я Чевинфорда еще когда он охранял этого, простите за грубость, скота. Он был моим другом и единственным, кто был в курсе моей природы. У меня в силу моих особенностей более развит нюх, слух, зрение. А Его Святейшество пахнет не как человек, издает странные, не свойственные людям звуки. Я закрывал на это глаза. Думал, это из-за его магии или каких-нибудь эликсиров. А потом он узнал, кто я такой и кто моя семья. Он казнил их. Меня тоже хотел, но я смог сбежать. Впрочем, тогда еще считал его человеком, только фанатичным. А затем Чевинфорд связался со мной и предложил стать частью его команды.

Жестокая история. Мне становится жалко фон Манлингера. Он потерял все: родителей, престижную работу, научную деятельность…

Никто и не знал, что он и его семья — реликты. Наверняка в один прекрасный день к ним заявились инквизиторы во всеоружии и попросту всех убили.

Я отворачиваюсь, мой взгляд падает на альбиноса, который все так же стоит опершись о перила. Глаза его закрыты, и он словно бы спит, но в любой момент может сорваться с места.

— Он так и стоял всю ночь? — шепотом спрашиваю у фон Манлингера. Хоть альбинос и далеко, кажется, что он слышит каждое слово.

— Сказал, что сон ему не нужен, лишь временное спокойствие. Впрочем, это нормально для побывавших в Кардемикане. Видал я тех, кто прибыли оттуда. Бывает и похуже. Три глаза, пара языков во рту, рудиментарные конечности. Был у меня один знакомый, написавший целый научный труд о том месте. Никогда не подумал бы, что такое и вовсе возможно. Еще один аргумент в пользу того, почему магия — далеко не добро.

Про Кардемикану действительно рассказывают много чего удивительного и ужасного. Религиозные теоретики говорят, будто бы там находится имя Безымянного бога, от которого тот отрекся, приняв божественность, но имя взбунтовалось против него. Научные статьи описывают мощные всплески непонятной, меняющей все энергии. Конспирологи твердят об обитающей там организации незаконных чародеев, которая создала свое государство и влияет на мировую политику. Медики утверждают, что именно оттуда пошла чума.

И земля — не земля, и небо — не небо, как-то так описывал это место кто-то из там побывавшим. Никогда не думала, что окажусь там. Но ветер танцует в подобных крыльям летучей мыши парусах, корабль пританцовывает на волнах, а Кардемикана все ближе.

Вижу вышедшего на палубу Чевинфорда. Он зевает, протирает глаза. Со сна он выглядит умиротворенным, будто отшельник, который спрятался от людей, и наслаждается природой, не помня какой сегодня день.

Миш выпрыгивает из каюты вслед за ним, прыгает на плечо капитану, тот берет его в руки, легонько щекочет, от чего зверек радостно пищит. Затем он спрыгивает на палубу, забирается на канат и по нему забирается на мачту.

— Ведешь философские разговоры с Айсеном, — говорит он строго. — Проверь лучше, нет ли рядом циклонов.

Странно, но он ведет себя так, будто между нами ничего не было. Будто он то пылает ко мне страстью, то сожалеет об этом. А я до сих пор не знаю, правильный ли выбор сделала, согласившись остаться на его корабле. Хоть назад пути уже нет.

Ловлю взглядом альбиноса, который, кажется, даже не двинулся при появлении капитана. Будто бы он находится не здесь, а в другом месте. Сейчас глянем, что у него с душой.

Ныряю в Изнанку.

Спиральная радуга особенно яркая. Она светится так, что начинает слепить глаза. Отворачиваюсь, вижу, что рядом с кораблем плывут облака. Большие, серые тучи, грозящие в любой момент разразиться дождем. По тучам с треском прыгают молнии. На горизонте виднеется нечто, что я поначалу принимаю за воплощение Древа. Лишь приглядевшись понимаю, что это башня. Башня на облаках, над которой кружит огромный серебристый дракон.

Не знаю, вид ли это из прошлого, того времени, когда драконы действительно обитали в этих землях, или же настоящего — вдруг один или несколько из них сохранились. А может, это просто фантазии Тонкого мира?

Вижу нависшую над собой исполинскую тень. На мгновение пугаюсь, но потом вижу того, кто её отбрасывает. Громадный белоснежный слон, величиной с целый город, проходит рядом с кораблем. Он идет совершенно беззвучно, звуков нет вовсе, от чего становится страшно. Никогда не видела астральных существ такой величины!

Слон проходит мимо, и вижу, что там, где должен быть хвост, у него еще одна голова. Громадина начинает отдаляться, и я наблюдаю за ней, пока она не тает в облаках.

Оглядываюсь вокруг.

Корабль похож на сотканный из прутьев плот, через дыры в котором можно заметить клубящиеся облака. Начинает пахнуть серой. На мгновенье боюсь, что плот проломится и я улечу вниз, но успокаиваюсь. Это все-таки Изнанка, отражение вещей в ней не всегда соответствует реальности.

Среди душ матросов нахожу ту, что принадлежит альбиносу.

Она очернена, будто обгорела. Её хозяин явно пережил в прошлом что-то плохое. Не он ли совершил это плохое? Впрочем, после визита в аномальную зону другого ожидать не приходится. Странно, что побывав там, он возвращается туда снова.

Осматриваю пространство вокруг, вижу водоворот, который лучше бы обойти, слева, говорящую акулу прямо по курсу немного отпугиваю, и та уходит на глубину. Слегка подправляю ветер — так доберемся быстрее. А затем возвращаюсь в привычный, человеческий мир.

Изнанка тает, из неё выныривает лицо Чевинфорда, чувствую его прикосновение к своим плечам.

— Ты побледнела, — говорит он.

— Бывает, — отвечаю я. — Тонкий мир — то еще место. Лучше взять правее, можем попасть в водоворот.

Лишь сейчас начинаю ощущать слабость. Все покрывается легкой дымкой. Лицо Чевинфорда размывается. Он что-то говорит, но я не слышу — в ушах один сплошной шум.

Что случилось? Почему я слабну? Раньше ведь подобного никогда не было. Наверное, из-за того, что я истратила множество энергии на Айсена. Безымянный Бог!

Ощущаю, как меня кладут на доски палубы. Спустя секунду вижу размытое лицо Сеналии. Она дает мне какую-то горькую микстуру, глотаю, но лучше не становится.

Чувствую, как душа пытается найти путь в Мир Духов. Я умираю? Почему? От чего?

Становится страшно, а спустя секунду начинаю ощущать райское блаженство. теплая, приятная нега окружает меня со всех сторон. Ощущение будто я лечу в облаках, где нет никаких проблем и забот, лишь чувство полной свободы.

Взгляд все еще цепляется за реальность, хоть её картина с каждым мгновеньем тает. Что-то белое нависает надо мной. Чувствую чьи-то касания, но не понимаю что это. На мгновение приходит резкая боль, но сразу же утихает.

Снова бьется сердце. снова слышу свое дыхание и голоса. Белое пятно набирает форму. Вижу перед собой лицо альбиноса.

— Ей надо отдохнуть, — его голос ровный, механический, полностью лишенный чувств.

— Что с ней было? — спрашивает Чевинфорд.

— Яд микилонской кобры. Несколько часов после него человек ничего не чувствует, а потом начинает умирать. Если бы я не знал что делать, её душа уже слилась бы с Древом.

Альбинос смотрит на меня, потом на капитана.

— С вас причитается, — продолжает он и уходит.

— Микилонская кобра, — бормочу я. Что-то читала, но как же трудно вспоминать.

— Тут такие не водятся, — говорит Сеналия. — Она бы не выжила, попади сюда случайно.

— Значит, её кто-то пронес на борт и подбросил, — бормочет капитан себе под нос. — Обыщите корабль и найдите змею, пока она еще кого-нибудь не укусила. Всех, кого мы взяли в порту, ко мне.