Дождь лил как из ведра. Будто бы само море не хотело, чтобы мы продолжали плаванье. Грузные тяжелые капли барабанили по доскам корабля не давая уснуть. Я битый час пялился в какую-то книжечку из тех, что любила Элени.

В книжке была говорящая свинья по имени Малефарус — все, что мне удалось запомнить. Устал как собака. В итоге мне надоело листать, к тому же сильно захотелось пить. Я поднялся, взял графин. Тот оказался пуст. Зараза! Придется сходить за водой.

Посмотрел на Элени. Она видела десятый сон. Как ни странно, ей не мешал дождь.

Все-таки её не готовили в телохранители Архиепископа. Не учили быть настороже даже во сне, слышать шуршание мыши в норе и мгновенно отбрасывать сон в случае чего.

Спящей она была прекрасна. Я мог часами любоваться на то, как она спит. Чтоб его, думал, так влюбляются только подростки.

Я склонился, поцеловал её в щеку. Та повернула голову, усмехнулась сквозь сон, повернулась на другой бок и продолжила спать. Я же медленно вышел из каюты, стараясь ступать помягче и не скрипеть прошел возле двери в покои Архиепископа, инстинктивно прислушавшись к окружению.

Кажется, его Святейшеству тоже не спалось. Из каюты доносились голоса. С кем там он беседует посреди ночи?

Я взглянул на дверь напротив, увидел, что та слегка приоткрыта, а свет внутри не горит. Та каюта принадлежала первому министру. Он, как и Архиепископ, решил плыть в Монтенерию, чтобы не дать там вспыхнуть гражданской войне.

Их политические беседы — не моего ума дело. Я прошел мимо, зашел в небольшое темное помещение, где стояла бочка с водой, отпил немного, принялся наполнять графин.

Голоса из каюты Архиепископа отсюда слышались куда лучше. Кто-то то ли из матросов, то ли из грузчиков, случайно пробил в доске небольшую дыру, которую из-за спешки не успели заделать, лишь завесили полотнищем.

— Я не стану этого делать! — сердитым, злобным тоном рявкнул министр. — Если вы шутите, прошу прекратить.

— Подумайте сами, Генрих, если король Монтенерии умрет, то на его место станет вице-король Абельмут. Вы видели его? Гора мышц и ни капли мозгов. Он хороший солдат, но правитель из него неважный. Он за год доведет свою страну до голода. Тем более в неурожайный год. А потом явимся мы. Поможем. Тамошние жители будут полностью на нашей стороне. Они сами скинут Абельмута и сами захотят стать нашим вассальным государством.

Я узнал голос Архиепископа. Но не верил, что это он. Не может святой человек планировать убийство, к тому же не кого-нибудь, а короля дружественного государства.

— На приеме вы будете сидеть рядом с королем, — говорил он. — И сможете подсыпать это в его бокал.

Маг! Кто-то из перевертышей подменил Архиепископа! Как я не заметил! Досматривал всех, кто входит и выходит из его покоев, сам проверял каждого, кто поднимался на корабль.

Я поставил графин, аккуратно снял полотнище, через маленькую дырочку заглянул внутрь.

Его Святейшество стоял боком ко мне, и я мог разглядеть его лицо, пусть и не полностью. У меня всегда хорошо получалось опознавать перевертышей. Некоторые из них могли обмануть даже близких друзей и родственников того, кем притворялись, но годы тренировок не прошли для меня зря. Всегда есть изгибы морщин, лицевые тики, мимические особенности, которые ни один чародей не сможет повторить.

— При мне этого не будет, — твердо заявил министр. — А ты с этого момента лишился титула. Когда вернемся, направлю в церковь официальное письмо о назначении нового Архиепископа. Спокойной ночи.

Он повернулся, а Архиепископ вытянул руку вперед. Магии не было. По крайней мере я её не чувствовал. Ладонь его светлости просто отвалилась и упала на пол. Брызнула кровь. Капля даже попала мне в мой глаз, заставив меня его протереть. Когда я сделал это, увидел, что ладонь Архиепископа висит на лице министра. Буквально душит его. Каким-то образом на куске плоти вырос большой глаз без зрачка. Эта тварь чавкала, хрустела, а Его Светлость лишь улыбнулся.

Он вел себя так, будто ничего не происходило. подошел к столу, перелистнул страницу своей записной книжки, макнул перо в чернильницу, что-то записал.

Теперь я четко видел — это он. Не двойник, не перевертыш…

Или же я недостаточно хорош в своем деле.

На короткий миг я испугался. Рука пожирала министра и сама одновременно менялась. Она увеличивалась, обрастала волосами, на её коже росли и лопались волдыри. Подавив страх, я понял, что происходит. Рука сама превращалась в министра. На ней начал проглядываться нос, на котором еще не было ноздрей, закрытые тонкой пленкой глаза, вырисовывались раковины ушей.

Безымянный бог, я в жизни не видел такой магии и не слышал про неё! Минуту или две я смотрел то на медленно пожираемого и возрождаемого вновь министра, то на архиепископа, который не обращал на происходящее никакого внимания, спокойно разбирал постель, готовясь отойти ко сну.

Я не знал, поможет ли мне в борьбе с этим колдовством мой противомагический амулет, сабля, зачарованная на противодействие чародеям и остальное снаряжение. Чары, которыми пользовался тот, кто занял место Архиепископа, происходили не из Древа.

То, что было министром теперь напоминало человека, обернутого какой-то пленкой, словно куколка собравшегося вот-вот вылупиться насекомого. от одного его вида к горлу подступала тошнота.

И он вылупился. Сперва задергались руки, потом ноги, открылся рот. Кокон порвался, и на свет показалось покрытое чем-то липким, полностью голое тело.

Двойник министра повернулся к Архиепископу, посмотрел на него тупым, лишенным любых чувств взглядом. Взяло со стола пузырек с ядом.

Его святейшество поднял голову, осмотрел порожденное им на свет чудовище.

— Вымойся и иди спать. Ты знаешь что делать.

То, что выглядело как министр, покинуло каюту. Я услышал щелчок замка его двери. А Архиепископ продолжил что-то черкать в своей записной книжке.

Нужно было действовать. Только как? Если я сейчас проломлю стену и попытаюсь скрутить его, не факт, что со мной не произойдет то же, что с министром.

Разум рисовал картину, от которой мурашки плясали на коже. Я превращаюсь в то, чем на моих глазах только что стал министр. Я все еще где-то там, но не управляю собой. И это идет к Элени…

Нужно рассказать ей. Они мне поверит. Тем более она маг, может, знает, что это такое и в чем здесь дело.

А Архиепископ тем временем поднял голову и посмотрел на меня. Хищно улыбнулся, и я увидел у него во рту пару торчащих клыков. Как у тигра или льва. Он зашипел, словно змея. В его глазах блеснуло что-то нечеловеческое, звериное. Его вены вздулись, кожа побледнела.

А затем в единый момент он снова стал тем самым добродушным старичком, который нес мир всему миру, и которого я поклялся защищать.

Аккуратно, стараясь не издавать шума, словно кот на охоте, я взял графин и направился в нашу с Элени каюту. Разбудил её.

— Что такое, милый? — она протерла глаза, зевнула.

— Архиепископ! Он…

— Он подождет до завтра. Иногда мне кажется, что ты любишь его больше, чем меня, — Элени усмехнулась, поцеловала меня в губы. Поцелуй был мягким, нежным, от которого по всему телу пробегали волны приятного тепла.

Я не знал, что это был последний наш поцелуй.

— Не в том дело, — начал я и пересказал ей все, что видел. Разговор Его Святейшества с первым министром, странную и страшную магию, сути которой я не понимал, то, как изменилось лицо Архиепископа.

— Тебе точно не приснилось? — спросила Элени.

— Клянусь. Видел это своими глазами.

Мне всякое приходилось видеть, но вспоминая ту картину я ощущал как по коже проносится холодок.

— Я не знаю что это, — ответила любимая.

Она была чародейкой, многое знала о магии, общалась с представителями альтернативных магических школ, писала трактаты на тему колдовства, но по её глазам я понял — она не понимает, с чем имеет дело.

— Может, что-то из магических практик самуанцев, — принялась вспоминать она. — У них есть обряд перерождения, чем-то похожий на то, что ты описал. Они подвергают ему преступников. Но там используются специальные алхимические смеси. Или обращение у оборотней. Только оно длится дольше, человек превращается в зверя, да и сами оборотни давно вымерли. Ты уверен, что в бочку с водой никто не добавил снежной плесени? От неё и не такие видения бывают…

— Я трезв! И знаю, что видел! — почти что выкрикнул я, испугавшись, что кто-то мог услышать.

— И что ты хочешь делать? — спросила Элени.

К счастью, она мне верила. Расскажи я это кому другому — решили бы, что я или пьян, или подвергся действию чар, или сошел с ума.

— Утром Архиепископ молится, а затем завтракает в кают-компании. Мы проберемся в его каюту, обыщем её, и узнаем что это такое.

* * *

Казалось. что утро никогда не наступит. Дождь лил не переставая, солнце словно забыло про время, да и я сам когда поглядывал на часы, считая, что прошел час, оказывалось, что на деле миновало лишь десять-пятнадцать минут. Казалось, что за мной кто-то наблюдает, шепчет за дверью, бродит по палубе. Но когда я открывал, дверь не видел никого.

Элени уснула, я же всю ночь ходил по каюте туда-сюда, не в состоянии выбросить из головы увиденное. Дело было даже не в чудовищном проявлении колдовства, свидетелем которому я стал, и не в заговоре против короля Монтенерии.

Я разочаровался. Что-то внутри меня говорило, что Архиепископ настоящий, что это не маг, принявший его облик, и не иллюзия. Что тот, кто считался воплощением лучших человеческих качеств, прогнил изнутри, оставив от себя лишь оболочку.

Его Святейшество самый умелый маг на континенте, а может, во всем мире. Само Древо выбрало его. Мог ли он случайно призвать теневую сущность или что-то в этом роде, которая проникла в его тело и подчинила себе его разум?

Я верил, что он не виноват. Что он — жертва, точно такая же, как и министр. А настоящий злодей где-то скрывается.

Когда за окном начало светлеть, я принялся собираться. Взял все, что могло как-то противодействовать чарам — кольцо-печать с защитой от иллюзий, наручники, лишающие чародеев силы, саблю, зачарованную на отражение магии.

Потом разбудил Элени. А пока она одевалась, слушал, как открывается дверь покоев Архиепископа, как он выходит из неё, как скрипят под его ногами доски. Посмотрел в замочную скважину — он был таким же, как и обычно. С добродушным выражением лица, блестящими глазами, как редко бывает у стариков. Он шел уверенной, несмотря на возраст, походкой. Поднял глаза к небу, будто что-то сказал небесам, и направился по лестнице вверх.

Молился он обычно в носовой части корабля, а многие матросы, которых до этого не интересовала ни религия, ни магия, присоединялись к нему. Чего Архиепископу было не занимать — так это умения склонять людей на свою сторону. Он делал это не с помощью лжи, обещаний, договоров, манипуляций. Он показывал все на своем примере, из-за чего обретал последователей даже там, где Безымянного Бога и не думали почитать.

Помню, как в городе завелась банда грабителей. Полиция их выследила, но те захватили заложников и не желали сдаваться. Архиепископ сам приехал к дому, где все это происходило. Полицейские как раз готовились взять штурмом здание. Он спросил, могут ли пострадать невиновные, на что комиссар ответил, что постарается не допустить этого, но бывает всякое. После чего Его Святейшество сказал, что если ему позволят войти, то не пострадает никто.

Он вошел в дом. Сам, без охраны и оружия. А через десять минут вышел вместе с бандитами и сказал, что забирает их в послушники.

Не знаю, что он им тогда сказал. До сих пор думал, что он объяснил преступникам, в чем они ошибались, те признали свою вину и пожелали искупить её. Сейчас же думал, что он сделал с ними то же, что и с первым министром прошлой ночью.

— Пойдем? — спросил у Элени.

Она лишь кивнула, хоть я по её взгляду видел, что проникновение в каюту Архиепископа она не одобряет. Все еще сомневается, но все же доверяет мне.

Рядом с входом в покои Его светлости не было никого. Утро — все чем-то заняты, что было нам на руку. Дверь не была закрытой, как и полагается. Я тихо открыл её, заглянул внутрь — никого.

Впустил Элени, вошел сам.

Обстановка внутри не была роскошной. Самая обычная кровать, стол с какими-то бумагами, прибитая к стенке полка с парой десятков книг по магии, алхимии и религии, цветастый ковер на полу — вот и все убранство.

В сундуке для одежды мы нашли лишь пару мантий, деловой костюм и простую одежду, которую носило большинство — пиджак и брюки.

На бумагах и в книгах нашлись описания магических воздействий, заклинаний, ритуалов, но все они, как сказала Элени, были вполне обычными. Ничего странного.

Интересно, что он черкал в той записной книжке, пока его рука пожирала министра? Жаль, что этой книжки тут не было — наверняка Его Святейшество носил её с собой.

Понемногу я начинал верить в то, что кто-то случайно или шутки ради действительно подмешал в воду какой-то галлюциноген.

— Похоже, тебе привиделось, — развела руками Элени, как всегда мило усмехнулась.

— Похоже на то, — ответил я.

Когда-то мы будем сидеть у потрескивающего камина и рассказывать своим детям о том, как вдерлись в каюту самого Архиепископа.

— Идем, — позвал я, ступил к выходу и почувствовал, как доска под ногой прогнулась.

— Там что-то есть, — мысли о счастливой жизни, посиделках у камина с двумя детьми мгновенно растаяли. На их место снова пришла ночная картина — рука, отделившаяся от Его Святейшества и набросившаяся на министра.

— Идем, — звала Элени. — он может вернуться в любой момент.

— Я должен глянуть, — ответил я и приподнял ковер.

Одна из досок слегка выделялась из остальных. Я приподнял её и увидел ту самую записную книжку, с которой вчера возился Архиепископ. Поднял её, продемонстрировал Элени, заглянул внутрь и увидел странные рукописи. Это было похоже на один из восточных языков — сплошные иероглифы, непонятные завитушки, руны…

— Знаешь этот язык? — спросил я, передав книжку жене.

Она открыла её и сразу же побледнела, будто увидела призрак.

— Что там?

— Это язык Тени, — прошептала она. — Но, может, он просто изучает его? Все-таки он могущественный маг.

— Зачем тогда прятать это? Что там написано?

— Не знаю. Я не умею читать на языке Тени. Просто узнаю его. Нам показывали в академии. Тут нужен специалист по магической лингвистике, — прошептала она.

— И что это может значить? — поинтересовался я.

— С помощью этого языка можно призвать Тень. Запретный ритуал. Даже не знаю работает ли он. Лучше пойдем отсюда…

— Ладно, идем, — сказал я, решив, что как прибудем на место, схожу в отдел магического контроля, расскажу им обо всем, пусть сами занимаются.

Взял книжку, положил её на место и краем глаза увидел Архиепископа. Откуда он здесь взялся? Ведь только что там было пусто. А сейчас он стоял в углу комнаты и как всегда мягко улыбался.

Я посмотрел на Элени, которая смотрела на него, не отводя взгляд. Её кожа была бела как снег. Сразу понял, что она боится. Затем достал саблю, шагнул в сторону, закрывая её собой. Уставился взглядом в Его Святейшество.

Тот молчал. Может минуту, а может, дольше. стоял как статуя, только улыбался.

— И что вы тут делаете? — внезапно прервал молчание он. Говорил он так, будто бы ничего не произошло. — Чевинфорд, зачем ты достал оружие? Неужто кто-то собирается покуситься на мою жизнь? Прямо здесь? Убери её. Ненавижу оружие.

— Вы воспользовались черной магией! Заключили договор с Тенью! — выкрикнула Элени. Она всегда говорила что думает. Не знала, когда следует промолчать.

— Это ты мне? — спросил Архиепископ. — Это серьезное обвинение. Да еще и в сторону того, кто намного выше тебя по рангу. Ай-яй. Может, это твои письмена. Не знаю откуда они тут взялись. Проверим.

Я кипел от злости. Был готов наброситься на него. Пальцы все сильнее сжимали рукоять. По коже струился пот. А Архиепископ медленно поднял записную книжку, посмотрел на неё.

— Кажется, это твои, Элени. Решила настроить против меня моего телохранителя?

С каждым мгновением злоба все пребывала. Тело превратилось в сжатую пружину, готовую в любой момент выстрелить.

— Сдайся, — сказал я, смотря в лицо тому, кого раньше считал святым.

— Сдаться? Комму? Что же я такого совершил? — развел руками он. — Это ты вдерся сюда еще и тыкаешь мне в лицо саблей.

Злоба выплеснулась. Я достиг критической точки. Попытался шагнуть вперед, но не мог оторвать ноги от цветастого ковра. пошатнулся, чуть не упал, но все же устоял на ногах. Увидел руку растущую из ковра человеческую руку, которая держала меня за штанину. Рубанул по ней, она отлетела в сторону, но тут же на её месте появилась другая. затем третья. Их становилось все больше. Я рубил одну за другой, но на их месте вырастали новые.

Элени кричала. я повернул голову, и увидел, что она по пояс погрузилась в ковер. как и я. Ног я не чувствовал.

— Элени!

Одна из рук ухватила меня за запястье. Сабля со звоном упала на пол, прямо под ноги Архиепископу. Я кричал, сопротивлялся, ощущал, как сердце готово выпрыгнуть из груди.

Архиепископ же поднял мою саблю, осмотрел её, шагнул к Элени.

— Тронь её и я тебя убью! — кричал я.

— Я? Да никогда в жизни. А вот ты…

Он взмахнул саблей. На мое лицо брызнула кровь. Я не хотел смотреть. Закрыл глаза. Только бы это был сон. страшный кошмар. Я проснусь и увижу рядом свою жену. Но сон не заканчивался. Я открыл глаза и увидел её. С перерезанным горлом. Все вокруг было залито кровью.

Я больше не чувствовал боя своего сердца. Словно умер. Была лишь пустота и сковывающий холод. Зубы скрежетали. Горло словно сжали тисками. Но рук больше не было. Я вскочил на ноги, выхватил кинжал, который всегда носил в кобуре на поясе. Метнул им в Архиепископа.

И попал. Прямиком в сердце. Но тот лишь улыбнулся. Вытянул кинжал, бросил его через плечо, и тут же в каюту вломились солдаты.

— Он пытался убить меня! — заорал тот, кто не был человеком. — Зарезал её, потом…

— Я убью тебя, сволочь, — хрипел я. — Клянусь богами! Убью! Ты умрешь самой жестокой смертью из возможных!

Я шептал это, пока меня тянули на верхнюю палубу. Мне хотелось умереть. Хотелось воссоединиться с ней в Тонком Мире. Причина остаться тут была только одна — я должен забрать с собой Архиепископа.

Звучали чьи-то голоса, но я их не слушал. Не знал, жив я еще или мертв. Только боль от стиснутых в кулаки пальцев говорила о том, что жизнь еще не закончилась. Мир то темнел, то светлел. На голову падали большие, колючие капли дождя.

— Убью тебя! Прикончу!

Потом было падение. Холодное море. Хищные волны. Смерть. Она бродила где-то рядом и ни капли не пугала меня.

— Убью. Прикончу, — все шептал я, чувствуя, как вода проникает в меня.

А потом настала абсолютная, кромешная, беспросветная тьма.