Когда я открыл глаза, то первое, что увидел, – это мои мерно болтающиеся из стороны в сторону над бетонными плитами ноги. Я дернулся, зазвенела цепь. Подвешенное за капюшон мое тело висело на крюке тельфера, направляющая балка которого вела куда-то в центр здоровенной электрической подстанции. И все это огромное помещение впереди светилось и переливалось всевозможными цветами. Из стен и потолков в это шевелящееся световое облако входили и растворялись в плетении искрящихся потоков уже знакомые голубые щупальца аномальных метастаз. Похоже, что передо мной было аномальное сердце «Бункера-Ноль», его центральная зона ИФП.

Мои руки были скованы за спиной. Я подергался и пальцами ощупал оковы, от чего мои запястья резко и до боли стянули механизмы наручников. Но как только я прекратил попытки освободиться, оковы автоматически ослабили свою хватку. Это оказались те самые сверхсовременные «браслеты» охотников за головами, которые Чичероне стянул у меня в приюте. А значит, нет ни малейшего шанса освободиться.

Я поднял голову и осмотрелся. У стены на столе, заваленном всевозможными деталями, Чичероне ковырял отверткой какой-то прямоугольный девайс. Он закрутил несколько винтов и отбросил инструмент в сторону.

– О, очнулся, – старый сталкер обернулся и глянул на меня, – как раз вовремя. Я только что закончил.

Он поднял ту ерунду, над которой колдовал. Это оказался старый кнопочный пульт контроля подъемника. Бродяга подошел ко мне и пристегнул его к разъему металлической гофрированной кишки, свисающей с потолка. Тельфер тихонечко загудел. Чичероне нажал несколько кнопок, проверяя работоспособность подъемника. Устройство работало отменно. От резких рывков мое тело начало болтаться маятником. Бродяга придержал меня рукой и остановил раскачивания.

– Ну что, приятель, ты готов закончить начатое? – Чичероне ехидно улыбнулся.

– Что именно закончить? – сдержанно пробурчал я.

– Ну, например, доставить вот эту хрень, – бродяга извлек из контейнера «метафизический вариатор», – в самый центр вон той хрени.

– Может быть, – я дернул скованными руками, – ты снимешь «браслеты»? Мне так будет намного удобнее. Без них я быстрее центр найду.

– Вот это хочешь? – Чичероне достал чип-карту (единственную вещь, способную открыть наручники) и сломал ее одним быстрым движением. – Забудь.

– Какого черта! – рассвирепел я. – И как мне теперь из этого места со скованными руками выбираться?!

– А тебе и не надо будет этого делать, – спокойно ответил старый сталкер, – тебе и центр аномалии искать не придется. Этот тельфер сам доставит тебя точно по назначению. Точно в центр. Он для этого и был сооружен.

– Погоди, – я учуял неладное, – если подъемник все это сможет сделать, то зачем тебе я? Почему ты из приюта с этим артефактом тупо не сбежал? Почему сам все не реализовал? Зачем сказки выдумывал и такую толпу за собой тянул? Зачем так рисковал?

– Ты так ничего и не понял, Бурый? – Чичероне подошел ко мне и подергал за бороду. – Самый главный элемент всей этой хитрой комбинации – это ты. Ты мне нужен был. А артефакт и те бродяги, которые сейчас сидят в аномальных метастазах, – это всего лишь вспомогательный элемент, который вовсе не обязателен. Просто я так долго этого ждал, так долго тебя искал, что решил перестраховаться и действовать уже наверняка.

– Опять ты говоришь загадками! – Я дернулся от злобы и попытался достать ботинком старого лиса. – Нормально, по-человечески сказать можешь?! Хоть один раз!

– Могу, но прежде возьми вот это. – Чичероне зашел мне за спину и всунул в руки артефакт. – Держишь?

– Держу, – кивнул я.

– Вот и ладненько…

В ту же секунду наручники тихо зажужжали, а мои руки пронзила острая боль. Очень быстро она стихла, но вместо нее появилась другая – вязкая, нарастающая. Я больше не контролировал свои судорожно сжатые пальцы, я не мог ими пошевелить.

– Такая классная вещичка! – Довольный бродяга стал передо мной. – Знал, что наручники имеют такую функцию?

– Какую такую функцию?! – взбесился я, поняв, что Чичероне в очередной раз меня поимел.

– Дополнительная функция безопасности, как говорится, «контрольный выстрел». Там есть маленькая кнопочка, позволяющая выпустить тонкие самонаводящиеся иглы, которые блокируют все нервные импульсы пальцев и сводят их судорогой. Ну, это на тот случай, если ты вдруг сможешь как-то раздобыть чип-карту. Такими пальчиками ты не сумеешь ее в гнездо вставить.

– И на хрена все это?!

– Это для того, чтобы ты не смог выронить «вариатор»…

– Нет, я спрашиваю про все! – Я задергался и замахал ногами, пытаясь пнуть мерзавца. – Что ты задумал, пердун старый?!

– Буду с тобой честен, Бурый, – Чичероне с улыбкой смотрел на все мои хилые потуги, – ты умрешь.

– Охренеть! И все это было лишь для того, чтобы меня грохнуть, чтобы отомстить мне?!

– Отомстить? – Бродяга перекривился. – Мелко мыслишь, Бурый. Грохнуть тебя я мог еще в приюте.

– Тогда что?! Ради чего все это?! Если я все одно подохну, то имею право знать, за что я подыхаю!

– Имеешь, – кивнул сталкер, – но надо ли тебе это? Иногда лучше уйти тихо-мирно…

– Говори уже!!

– Ну, как пожелаешь. – Чичероне взял табурет и сел передо мной. – Даже не знаю, с чего начать.

– Сначала начинай, – съязвил я.

– Ну, сначала, так сначала, – пожал плечами бродяга, – но тогда это будет издалека.

– Надеюсь, не с динозавров начнешь?

– Нет, с Посещения. С того самого дня, когда мы поняли, что не одиноки во Вселенной. Лучшие умы человечества до сих пор бьются головой о гранитную стену мироздания, пытаясь понять, что же это такое было. Но ответ могут дать только они, – Чичероне многозначительно указал пальцем вверх, – те, кто прилетал.

– То есть ответа нет?

– Ну почему же! – Старый сталкер загадочно улыбнулся. – Тебе, так и быть, расскажу. Дело в том, Бурый, что те, которые прилетали, они это… Демиурги. Ну, такая вот продвинутая цивилизация богов, которым для путешествий по Вселенной даже космические корабли не нужны.

– Да, но тогда прилетали именно корабли, – проворчал я, – этот факт задокументирован в хронике Посещения.

– Да, так и было, – согласился Чичероне, – но тогда прилетал не просто корабль. Нас посетил, так сказать, один специализированный корабль. Это был корабль-тюрьма, способный своими продвинутыми устройствами и механизмами пленить преступников всемогущей расы демиургов. Именно работа этих механизмов так исковеркала наш континуум… Или они специально это сделали, чтобы аборигены не лезли туда, куда не надо?.. – Бродяга вдруг задумался и замолчал.

– Ну-ну, продолжай… – Поверить в такой махровый бред я не мог, но и выбора у меня особого не было, – только слушать полоумного старика и планировать, как из всего этого дерьма выбраться.

– Не думал, Бурый, – продолжал он, – каким образом можно посадить на цепь всемогущее божество? А вот, оказывается, есть такой способ! Их помещают в тело планеты. Понимаешь? Наша планета – это и есть тюремная камера! А чтобы они не сбежали, на камеры вешают неуничтожимые замки – это центральные или главные артефакты Зон Посещения. В Хармонте, например, это «золотой шар». В Шестой аномальной – «тор». Вот и сидят эти семеро в своих клетках – каждый в своей Зоне Посещения. Сидят и думают, как им оттуда выбраться.

– Погоди, а почему семь? – заметил я неувязочку. – Зон-то Посещения всего шесть.

– Зон Посещения – семь, – покачал головой бродяга, – есть еще одна на дне Тихого океана, ее просто не смогли на такой большой глубине обнаружить. И это я не считаю за Зону ту рукотворную, которую создали люди при помощи осколка «Куба», выросшего до размера «Монолита».

– Того мифического «Куба», – решил уточнить я, – который лежит где-то на дне Корейского Разлома?

– Ну почему мифического?

– Наверное, потому, что его никто никогда не видел.

– Почему же не видел? – Ехидная улыбочка не слезала с лица бродяги. – Ты, Бурый, и видел, и даже щупал его. Иначе бы не стал тем, кем ты есть.

– Да ну! Становится все интереснее и интереснее. Так просвети же, кто я такой и почему ничего не помню?

– Почему память потерял – этого я не знаю. А сам ты, Бурый, такой же, как и я, аномальный клон человека, – выдал Чичероне очередной бред, – созданный тем божеством, которое заперто в Зоне Три-Восемь. И твоя способность к регенерации – это дар божества. Каждый клон человека, переродившись в Зоне, имеет какие-то свои особенности, получает как бы сверхспособности. У тебя – это регенерация, у меня – способность мозги народу пудрить и… Еще я могу слышать запертое здесь существо. Конечно, я не голоса слышу, а вижу образы – так оно со мной общается. Оттого я так много об этом Посещении и знаю. Но приходится многое самому додумывать. Истолковывать образы как-то однозначно очень трудно. Поэтому все сказанное мной не истина в последней инстанции, а лишь мои догадки, интерпретация возникающих в голове картинок.

– И что там сейчас по твоему телевизору, какие мультики показывают? – подколол я.

– Так уже показали все, что нужно было, – развел руками бродяга. – Все, что я делал, – это не мои прихоти, а воля божества. Это оно захотело, чтобы я тебя сюда привел.

– Вот так дела, – рассмеялся я. – Но если меня само божество сюда на стрелку вызвало, какого хрена ты со мной так обращаешься? А вдруг я в кореша к этому твоему богу набьюсь? Я же тебе за все это отомщу, спуску не дам…

– Нет, дружище, – Чичероне покачал головой, – не за этим тебя сюда «пригласили».

– Тогда зачем?

– Понимаешь, друг… – Бродяга задумался, подбирая нужные слова. – Тот, кто сидит в неволе, по-настоящему жаждет лишь одного. Жаждет свободы. И существо, запертое в нашей Зоне, тоже этого хочет. Вот оно постепенно и реализует свой план побега. И ты в этом плане лишь инструмент, удобная вещь – не более. Понимаешь, чтобы идти дальше, божеству нужно как-то проявиться в этом нашем континууме, материализоваться в земном мире. Для этого ему нужен аватар – человеческое тело, через которое он будет действовать и проводить свою волю. Вот только проблема в том, что обычная человеческая оболочка не выдерживает столь мощный и продвинутый разум, она быстро разрушается. То ли дело ты, Бурый! С такой неимоверной способностью к регенерации ты сможешь быстрее восстанавливать плоть, чем ее будет разрушать божественный разум. Ты будешь его аватаром. А через эту аномалию, – Чичероне кивнул на светящееся облако, поглотившее подстанцию, – я и «закачаю» сознание пришельца в тебя. Артефакт и все те бродяги в аномалиях, ждущие нашего возвращения, немного смягчат этот весьма болезненный процесс. И мне очень жаль, Бурый… Но после «закачки» твоя личность будет полностью стерта.

– Стой-стой! – Меня вдруг пронял холодок от одной только мысли, что все это может оказаться правдой. – Но почему я? Что, нет более подходящей кандидатуры? Я вон и на морду не особо вышел! Ты же говоришь, что это твое божество каждому клонированному человеку суперспособность дарит! Так пусть себе наделает еще таких, как я, только с лучшей регенерацией!

– Не все так просто, Бурый. Эти все суперспособности не назначаются напрямую. Каждый клонированный человек автоматически получает то, к чему он сам в душе склонен. Каждая суперспособность уникальна – это как бы особенность нашего организма. У тебя прежнего внутри была неудержимая тяга к жизни. Когда ты перерождался, то отчаянно и всей душой хотел жить, вот и получил такую мощную регенерацию. Ты думаешь, я ни разу не пытался вместо тебя кого-то другого использовать? Бурый, очнись! Да все эти монстры в бункере – это те несчастные, которые не смогли выдержать процедуры «закачки». Ты представляешь, сколько раз я предпринимал эти попытки?! Тысячи раз, Бурый! И до сих пор – дубль пусто! Так что ты единственный нам подходишь, друг мой. Мы с самого начала знали о твоем появлении в Зоне, знали, как только ты возродился. Я искал тебя и почти нашел. Но случилось нечто загадочное, и ты вдруг пропал с «экранов радара». Я до сих пор не понимаю, что это было. Да и не важно это уже.

Чичероне встал с табурета, взял в руки пульт и нажал на кнопку. Тельфер дернулся и потащил меня к аномалии.

– Нет! Это еще не конец! – взбунтовался я и начал так активно трепыхаться, что капюшон не выдержал.

Ткань треснула, и я грохнулся на пол. От неудачного падения я разбил себе нос и выбил зуб. Чичероне медленно подошел ко мне и присел рядом на корточки.

– Ха! Вот тебе! – Я харкнул кровью на его ботинок. – Что, выкусил?!

– Ну, как хочешь…

Бродяга покачал головой, после чего схватил меня и поднял над землей, как пушинку. В руках Чичероне оказалась неимоверная силища. Он вертел мое тело в руках, как какую-то надувную игрушку. Приподняв, он одним быстрым и точным рывком насадил меня ребрами на крюк. Я взвыл от боли. Теперь дергаться было не только бесполезно, но и крайне болезненно. И вот так, болтаясь на крюке и истекая кровью, я и погрузился в светящуюся аномалию.

– И еще, Бурый! – закричал мне вслед Чичероне. – Ты же хотел вспомнить все? Сейчас твое желание исполнится! Твоя память будет стираться, и, стираясь, она пролетит перед глазами! Ну, знаешь, как вся жизнь перед глазами пролетает! Вот и вспомнишь!

Так захотелось еще что-то колкое и обидное крикнуть подонку напоследок, но накатывающая боль заставила забыть все слова. Лицо запекло огнем. Моя одежда стала покрываться дымкой и испаряться. А за ней едва заметно задымилась и кожа. Пришлось закрыть глаза, поскольку и их принялось разъедать аномальное воздействие. Но как только я зажмурился, внутрь моей головы будто столб света ударил. Я начал видеть с закрытыми глазами. Но видел все как-то иначе, словно откуда-то сверху и одновременно во все стороны.

Я вдруг узрел, как на первом уровне начал корчиться от боли Кысь-Кысь, сидящий на перекрестке в окружении стерегущих его тварей. Оказывается, мутанты его не убили, и он до сих пор находился внутри аномальной метастазы. Одновременно я разглядел и скривившихся от боли Рулетку и Три Патрона. Они бились в припадках на полу диспетчерской. Кутузов и Колька Беззубый заметили это и бросились на помощь. Но, как только они оказались внутри голубой кляксы, их тела также скрутила нестерпимая боль. Та же судьба постигла и Потапыча с Рыжим Чертякой.

Непонятно, как я мог все это увидеть, но я видел. Видел, как тела пацанов начали выкручивать и видоизменять мутации. Их кожа, мышцы и кости потекли, словно расплавленный воск. И вдруг через все эти метастазы откуда-то из-под земли ударил золотистый свет. Искристый солнечный поток пронесся по «измененкам», заставляя умолкнуть страдающих сталкеров одного за другим. И в последнюю очередь золотая молния ударила в «метафизический вариатор», сжатый в моих руках. В тот же миг необычайное видение исчезло. Но вместо него пришла другая картинка.

Я лежал в детской кроватке, смотрел вверх и вдруг с ужасом понял, что это стартовало кино моих воспоминаний. Последнее кино в моей жизни.

Надо мной склонилась мать. Ее глаза буквально светились от счастья. Тут же появился и преисполненный гордости отец.

– Ну что, уже решила, как назовем? – спросил он.

– А ты мне разве выбор оставил? – добродушно рассмеялась мать. – Назовем, как ты и хотел, Сергеем.

– Но признай же, красиво звучит – Ветров Сергей…

И тут мне в голову словно гвоздь вбили. Я вдруг понял, кто такой мой кореш Серега! Он – это и есть я! Прав был Чичероне! Все то время, когда я видел Серенького, это проявлялась моя вторая личность. Только сейчас я понял, что на самом-то деле все эти годы Серого, кроме меня, никто не видел! Но почему его морда совсем не похожа на мою?..

И пока я гасил эмоции от пришедшего озарения, кинолента памяти побежала дальше. Но теперь я как-то изменился. Изменилось мое сознание. Теперь я был совершенно другим человеком. Я был Сереньким.

Перед глазами пролетело беззаботное детство и юность. У меня появились две сестры – Маша и Катя. Но вдруг светлые краски воспоминаний омрачились и потускнели. Мой отец, известный ученый, уехал в какую-то закрытую зону. Он отправился отлавливать очень опасных мутантов-оборотней, которые копировали нас и потом занимали места настоящих людей, жили их жизнью.

И горестным воспоминанием вдруг всплыла мать, стоящая на пороге. Дверь открыта, а за ней несколько мужиков в красивой военной форме со снятыми шляпами тычут рыдающей матери какую-то медальку и что-то там говорят. После этого все сильно изменилось. Мать слегла с тяжелым недугом. Чтобы выходить ее, я работал, как мог, мне даже повезло подписать контракт с военным отделом нашего МКЗП и получить огромный аванс. Но и это не помогло. Мать умерла на операционном столе. А за ней и у Машки обнаружилась серьезная болячка. И прежние отцовские связи ничего не дали. Как только отец умер, мы стали никем.

Денег на лечение не хватало. Катерина втайне от меня пошла на панель – торговать своим телом, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. Я был в бешенстве, когда узнал; но вернуться домой и вырвать сестру из этого порочного круга уже не мог – нас отправили на несколько лет в Зону. Разорвать контракт я не имел права. По возвращении домой меня ожидали плохие новости: Маша умерла, а Катерину убили в какой-то бандитской перестрелке, квартиру и все имущество забрали за долги. Я остался ни с чем и совсем один.

И в этот самый момент во мне с такой яростью, с таким напором вдруг загорелась ненависть. Чтобы жить дальше, мне нужно было кого-то возненавидеть. И я возненавидел тех, кто стал изначальной причиной всех моих несчастий, – мутантов-оборотней, убивших отца.

Я потратил годы, чтобы во всем разобраться. Но каково же было мое удивление, когда весь собранный мной материал мой начальник в МКЗП просто швырнул в утилизатор и сказал, чтобы я лучше занимался своим делом. Злости моей не было границ. И именно тогда на меня вышел штатовский агент, он единственный заинтересовался моими данными. Тогда-то я и подключился к проекту «Сердце оборотня».

А затем потянулись годы тяжелой опасной работы, годы, проведенные в Зоне на грани жизни и смерти. И как луч света во всех этих серых буднях – наводка. В Зону вышел отряд какого-то столичного шоумена, и мы знали, что кто-то из этого отряда далеко не простой человек. И всеми правдами и неправдами я попал в тот отряд.

Перед глазами быстро пронеслась моя ходка, самая сложная и опасная ходка всей жизни. Я побывал у легендарного «Куба» и даже, как дурак, желание загадал.

А дальше все сумбурно и невнятно. Мы опять в Зоне, но уже по другую сторону Разлома. Я вычисляю в отряде оборотня и увожу его к той части Периметра, которую контролируют мои американские друзья. Очень хотелось, чтобы эту тварь препарировали в лабораториях и узнали, кто такие эти аномальные клоны. Но что-то пошло не так.

Оборотень вырвался, связал меня и наговорил такого, от чего у меня на голове зашевелились волосы. Я был шокирован фактом, что после контакта с «Кубом» сам стал тем, кого так люто все это время ненавидел. Я превратился в мутанта-оборотня, стал точной копией самого себя. И я никак не мог принять предложение той твари, с которой мы теперь стали одной крови.

Сукин сын оставил меня умирать, обрек на медленную мучительную смерть. Но я не сдался и сам себе отрезал ноги, которые оборотень облил «ведьминым студнем», и, накачавшись стимуляторами и наркотиками, стал ждать. Нельзя было позволить, чтобы добытая с таким трудом информация канула в небытие вместе со мной. А чтобы перестраховаться, я записал все на свой наладонник. И вот долгожданное избавление. Меня нашел китайский патруль. С чувством выполненного долга я умер. Но не до конца…

Я очнулся в морге, куда меня доставили китайцы. Это был морг нашей российской стороны. Я думал: вот наконец-то и смогу отомстить мутантам, вот тут-то и воздам всем этим тварям по заслугам. Но думалось так, а вышло эдак.

Я не просто воскрес, у меня вдруг отросли ноги, за что мои же бывшие коллеги повязали меня и отправили на исследования в самую ужасную лабораторию МКЗП, которую отстроили внутри Зоны Посещения. Там я и попал в лапы чудовищного доктора-садиста.

В своих снах-воспоминаниях я уже видел, как меня резали, видел, как ставили надо мной бесчеловечные эксперименты, но я никогда и не догадывался, что все это длилось ГОДАМИ! Меня резали, мучили, убивали и вновь воскрешали ГОДАМИ! Все эти воспоминания словно дегтем обмазаны, дегтем и тягучей багровой кровью. Надо мной изощренно измывались те, кого я все это время пытался защитить, – люди.

Я всю свою сознательную жизнь ненавидел зонных оборотней. Я жил этой ненавистью, я страдал, я жизнь свою положил, лишь бы только донести миру информацию о новой ужасной угрозе, нависшей над всем человечеством. Даже осознав себя одним из них, я не предал людей и передал свой месседж! И что же я получил взамен?! А получил годы адских страданий, годы, проведенные подопытной крысой в секретной лаборатории. Я принял подлый удар в спину от тех, кого с такой яростью и так самоотверженно защищал!

И за все эти долгие годы пыток, пока меня безжалостно расчленяли и пилили на части, внутри меня, в адской боли, выковалось новое чувство – новая ненависть. Я стал ненавидеть этих мерзких отвратительных животных, называющих себя людьми. Они себя людьми считают, твари! Но разве люди так поступают?! Разве могут так поступать со своим же?!

Впрочем, какой я теперь для них свой? Я хотел быть своим среди чужих и был изначально чужим среди своих же. Ко мне вдруг пришло понимание, что на этой Земле остался лишь один настоящий человек, – и это я. Но тут же две мои лютые ненависти сплелись воедино и стальным кнутом стеганули меня по сознанию. Нет! Я никогда не признаю себя какой-то поганой подделкой! Я – это Я!

Но разум мой все равно тихо подколодно нашептывал обратное. Нет, Сереженька, ты теперь точно не человек, ты такая же мерзкая гадина, как и та, что сгубила твоего отца, как та, из-за которой умерла твоя мать! Ты ничем не отличаешься от твари, из-за которой твоих юных сестер с потрохами сожрала жизнь! Ты такая же гадина, как и та, что отобрала твою нормальную жизнь, как и та, из-за которой ты сам себе в зонной канаве ноги отпилил! Помнишь же, как трескались зубы, сжимающие ветку, когда ты кромсал колени? Помнишь же, как перерезал свои суставы?..

В конце концов мое сознание завопило. Вот тогда я и погрузился в черное безумие. И даже свой побег из проклятой лаборатории я просматривал сквозь туман этой боли, этого отчаянного неприятия реальности.

И вновь я вижу себя расплющенного, размазанного по камням в пещере, на самом краю завала. Мое обколотое аномальными препаратами тело пытается собрать себя в кучу, но ничего не получается – слишком сильно меня потрепало обвалом. Но вдруг из темноты пещеры ко мне вышла крупная матерая гиена. Мутант пришел сюда на запах крови и накинулся на мою расквашенную плоть, стал пожирать ее. Но не тут-то было.

Мое тело, а точнее, та дробленая биомасса, которая от него осталась, накинулась на обалдевшего мутанта и оплела его прочными красными нитями. Все, что от меня осталось, потянулось к этому куску вопящего и ничего не понимающего мяса. И через какое-то время вместо гиены на каменном полу оказался красный кокон, оплетенный тонкими шевелящимися жилками.

На краткий миг пришло осознание, посетило странное чувство. Я вдруг понял, что мое тело использует плоть гиены, ее кости и органы, чтобы восстановиться, собраться воедино. Я почувствовал, как соединяюсь с мутантом на уровне материи, на уровне ДНК и на каком-то еще невнятном ментальном уровне. Я поглощаю горбатую гиену, а ее сознание навсегда остается во мне загнанным в темный угол души зверем.

Внутри кокона сливались воедино прежний я, мутант и все чудовищные биологические препараты, которыми меня накачали накануне. Внутри зарождалось совершенно новое существо с новым лицом, новым телом, новым обнуленным сознанием и со странной необъяснимой потребностью причинять кому-то боль, кого-то карать, кого-то ненавидеть. И когда красная шкурка лопнула, выплеснув наружу мерзкую кровавую жижу, на свет появился я. Я новый.

Дальнейшее кино памяти уже смотрелось без особого энтузиазма. Все остальное мне было известно. Сейчас я был Бурым Отшельником – простым удачливым бродягой Зоны Три-Восемь, одним из многих охотников за удачей.

В этот момент я уже физически ощущал, что исчезаю, бесследно растворяюсь под напором сознания какого-то загадочного инопланетного божества. Я проваливаюсь в небытие.

И последние мысли, качнувшие сознание, были уже спокойными, смиренно-уставшими, но и весьма странными, несвойственными мне. Я вдруг подумал, если Я – это всего лишь несколько лет жизни новой личности, собранной на осколках какой-то другой, то был ли я на самом деле? Была ли у этого моего Я своя собственная душа? Или мне дали на время погонять чужую? А если нет у меня этой бессмертной божественной субстанции, которая способна перерождаться бесконечно, то растворюсь ли я в небытии окончательно? Сгину ли в пустоте бесследно? Что останется после меня? Что-то же должно?..