29 ноября 2012 года
Мексиканский залив
5:14
Пятнадцатиметровый траулер «Веселый Роджер» мчал на запад под светлеющим утренним небом, на котором медленно гасли звезды. Доминика сидела в капитанском кресле, изо всех сил борясь со сном, но веки слипались. Она устало опустила затылок на подголовник кресла и попыталась сконцентрироваться на книге-покете. Заметив, что уже в четвертый раз читает одну и ту же фразу, она решила позволить болевшим до рези глазам немного отдохнуть.
Всего несколько секунд. Не вздумай заснуть…
Книга выпала из руки, тихий стук заставил ее открыть глаза. Она вдохнула холодный воздух и уставилась на темный проход, куда уходила лестница, ведущая в каюты под палубой. Где-то там в полумраке спал Мик. Это успокаивало ее и заставляло нервничать одновременно. Хотя яхта шла на автопилоте, Доминика не позволяла себе уснуть. Сидя в одиночестве в капитанской рубке, она пыталась справиться со своим воображением, которое выпустило наружу все ее потаенные страхи.
Это просто смешно. Он же не Тед Банди. Он никогда не обидит тебя…
Она заметила, как сереет линия горизонта за ее спиной. Страх нашептывал ей, что спать днем будет немного безопаснее, и она решила разбудить Мика.
— «Веселый Роджер», прием. Альфа-Зулу три-девять-шесть вызывает «Веселый Роджер», прием.
Доминика схватила рацию.
— «Веселый Роджер». Говорите, Альфа-Зулу.
— Как ты там, куколка?
— Тихо и спокойно. Что случилось? У тебя грустный голос.
— Федералы прикрыли SOSUS. Говорят, что возникли технические проблемы, но я не верю ни единому их слову.
— Черт. Ты думаешь, что…
— А-а-а-а-а! — От вопля Мика ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди. — О боже, Эд, я свяжусь с тобой позже…
— Что это за крик?
— Все нормально, я свяжусь с тобой позже.
Она выключила рацию и сбежала вниз по темной лестнице, подсвечивая себе фонариком.
Мик сидел в дальнем углу, моргая на свет, как перепуганное животное. Его темные широко раскрытые глаза казались просто огромными на-побледневшем лице.
— Мама? — Его голос был хриплым. Перепуганным до смерти.
— Мик, все в порядке.
— Мама? Кто вы? Я вас не вижу.
— Мик, это Доминика. — Она включила еще две лампы и присела на край кровати. На его обнаженном торсе она заметила капельки пота. Его мышцы были судорожно напряжены, а руки безудержно тряслись.
Он все еще непонимающе смотрел на нее.
— Доминика?
— Да. Ты в порядке?
Еще пару секунд он разглядывал ее лицо, потом оглянулся по сторонам.
— Мне нужно выбраться отсюда…
Он проскочил мимо нее и затопал по деревянной лестнице, ведущей на палубу.
Доминика поспешила за ним, опасаясь, что Мик может выпрыгнуть за борт.
Она нашла его на носу траулера. Он смотрел вдаль, подставив лицо холодному ветру. Доминика схватила шерстяной плед и, набрасывая его обнаженные плечи Мика, заметила слезы в его глазах.
— Ты в порядке?
Некоторое время он молча смотрел на темный горизонт.
— Нет. Нет, не в порядке. Раньше я думал, что да, но теперь понимаю, что здорово ошибался.
— Может, расскажешь, что тебе приснилось?
— Нет. Не сейчас. — Он посмотрел ей в глаза. — Думаю, я напугал тебя до смерти.
— Все нормально.
— Самое худшее в одиночной камере… самое страшное… это просыпаться с криком, зная, что никого нет рядом. Ты себе представить не можешь эту пустоту.
Она отвела его вниз, на палубу. Мик прислонился к ветровому стеклу капитанской кабины и сбросил плед с левого плеча, приглашая ее присоединиться.
Доминика легла рядом, положив голову на его холодную грудь. Мик накрыл пледом ее плечи.
Несколько минут спустя они оба крепко спали.
* * *
16:50
Доминика вытащила из маленького холодильника две банки персикового чая со льдом, проверила местонахождение траулера по системе навигации и вернулась на палубу. Вечернее солнце все еще припекало, его лучи отражались от воды и танцевали на ветровом стекле, отчего девушке приходилось щуриться. Надев темные очки, она присела рядом с Миком.
— Что-нибудь видишь? Мик опустил бинокль.
— Пока ничего. Нам еще долго плыть?
— Около пяти минут. — Она передала ему банку с холодным чаем. — Мик, я хочу у тебя кое-что спросить. Помнишь, в клинике ты интересовался, верю ли я в существование зла? Что ты имел в виду?
— А еще я спрашивал, веришь ли ты в Бога.
— То есть ты спрашивал об этом с точки зрения религии?
Мик улыбнулся.
— Ну почему психиатры не могут ответить на вопрос, не задав своего?
— Думаю, что нам просто нравится ясность.
— Я просто хотел узнать, веришь ли ты в высшие силы.
— Я верю в то, что за нами кто-то присматривает, касаясь наших душ на каком-то более тонком плане существования. Я думаю, что какая-то часть меня верит в это, потому что ей необходимо верить, потому что эта вера успокаивает. А что ты по этому поводу думаешь?
Мик отвернулся к линии горизонта.
— Я верю в то, что мы наделены духовной энергией, которая существует в другом измерении. Я верю, что в том же измерении существует и высшая сила, с которой мы сможем встретиться только после смерти.
— Не думаю, что мне когда-либо встречалось такое описание рая. А что по поводу зла?
— У каждого инь есть ян.
— То есть ты хочешь сказать, что веришь в дьявола?
— Дьявола, Сатану, Вельзевула, Люцифера — как там его еще называют? Ты сказала, что веришь в Бога. А веришь ли ты в то, что присутствие Бога в нашей жизни влияет на нас, превращает нас в хороших людей?
— Если я стала хорошим человеком, то это потому, что я сама решила быть хорошей. Я верю в то, что людям дана свобода выбора.
— А кто влияет на их выбор?
— Обычные вещи — семейная жизнь, давление общества, непосредственное окружение, жизненный опыт. У всех нас есть предрасположенность, но в конечном итоге только от нас зависит, сможем ли мы понять, что с нами происходит и когда именно нами пытается управлять подсознание. Принятые нами решения можно судить с позиций добра и зла, однако в любом случае они являются результатом свободного выбора.
— Слышу голос настоящего психиатра. Но позвольте поинтересоваться, мисс Фрейд, а что, если наш свободный выбор не так уж свободен? Что, если окружающий мир, наравне с поведением других людей и их огромным жизненным опытом, подвергается влиянию существа, которое мы не можем ни увидеть, ни понять?
— Что ты имеешь в виду?
— Возьмем для примера Луну. Как психиатр, вы обязаны знать, каким образом циклы Луны влияют на поведение сумасшедших.
— Влияние Луны — довольно спорный вопрос. Мы можем видеть Луну, следовательно, ее влияние на психов может быть результатом самовнушения.
— Ты можешь чувствовать, как вращается Земля?
— Что?
— Земля. Пока мы с тобой разговариваем, она не только вращается, она летит сквозь пространство со скоростью тридцать километров в секунду. Ты можешь это чувствовать?
— Что ты хочешь сказать?
— Что вокруг нас происходит множество вещей, которые мы не можем ощутить, но от этого они не перестают быть реальными. Что, если эти вещи могут влиять на нашу способность делать выводы, на нашу способность выбирать между тем, что хорошо, и тем, что плохо? Ты считаешь, что у нас есть свобода выбора, но что на самом деле заставляет тебя поступать так, а не иначе? Когда я спрашивал, веришь ли ты в зло, я имел в виду зло как невидимую сущность, присутствие которой может влиять на нашу способность судить о вещах.
— Я не уверена, что правильно понимаю…
— Что заставляет подростка палить из автомата по трибунам футбольного стадиона? Почему отчаявшаяся мать запирает своих детей в машине и сталкивает ее в озеро? Что заставляет мужчину насиловать свою падчерицу или… или задушить свою жену?
Она увидела слезу в уголке его глаза.
— Мик, ты думаешь, что существует злая сила, влияющая на наше поведение?
— Иногда… Иногда мне кажется, что я что-то чувствую.
— Что именно?
— Присутствие. Иногда я чувствую, будто ледяные пальцы из иного измерения касаются меня. Каждый раз, когда у меня появляется такое чувство, происходит что-то ужасное.
— Мик, ты провел в одиночном заключении одиннадцать лет. Было бы странно, если бы ты не начал слышать какие-то голоса…
— Это не голоса, это, скорее, шестое чувство. — Он потер глаза.
Эта поездка может оказаться большой ошибкой. Ему нужна помощь. Он, вероятно, на грани нервного срыва.
Доминика внезапно почувствовала себя очень одинокой.
— Ты думаешь, что я псих…
— Я этого не говорила.
— Нет, но ты об этом подумала. — Он повернулся и посмотрел на нее. — Древние майя верили в то, что добро и зло являются физическими сущностями. Они верили, что их великий учитель Кукулькан был побежден злыми силами, богом зла, которого ацтеки звали Тескатлипока — дымящееся зеркало. Они считали, что Тескатлипока мог прикоснуться к душе человека и обмануть его, заставить творить ужасные вещи.
— Мик, это всего лишь майяский фольклор. Моя бабушка рассказывала мне такие же сказки.
— Это не просто сказки. Когда погиб Кукулькан, майя начали приносить в жертву десятки тысяч своих сородичей. Мужчин, женщин, детей — всех убивали во время кровавого ритуала. Множество жертв было принесено в храме на вершине пирамиды Кукулькана — им вырезали сердца из груди. Тысячи девственниц отправлялись по древней мощеной дороге к священному сеноту, где им перерезали горло, а потом бросали в источник умирать. Храмы Чичен-Ицы украшали черепами погибших. Майя тысячи лет жили в мире. Что-то должно было повлиять на них, иначе они не могли так внезапно изменить модель поведения и начать уничтожать друг друга.
— Из дневника твоего отца следует, что майя были очень суеверными, они просто посчитали, что человеческие жертвы могут остановить конец света.
— Да, но было и другое влияние — культ Тескатлипока, который, судя по всему, и спровоцировал это заблуждение.
— То, что ты мне рассказал, никак не доказывает существования зла. Люди уничтожали себе подобных с тех самых пор, как наши предки слезли с деревьев. Испанская инквизиция сожгла тысячи людей. Гитлер и нацисты отправили в крематории и газовые камеры шесть миллионов евреев. В Африке насилие не прекращается до сих пор. Тысячи сербов уничтожены в Косово…
— Именно об этом я и говорю. Человек слаб, он легко поддается влиянию извне. И доказательства этому мы видим повсюду.
— Какие доказательства?
— Даже среди самых честных членов общества процветает коррупция. Дети пользуются своей свободой выбора, чтобы творить жуткие вещи, их сознание не способно воспринимать различие между правильным и неправильным поступком, между жизнью и выдумкой. В новостях по Си-эн-эн несколько дней назад показывали десятилетнего мальчишку, который взял отцовский пистолет и застрелил двоих одноклассников, которые обижали его в школе. — Мик смотрел на море, его глаза снова подозрительно блестели. — Десятилетний ребенок, Доминика!
— Наш мир болен…
— Именно. Наш мир действительно болен. Сама структура общества заражена этой злобной сущностью, влияние которой распространяется как рак, а мы все ищем причины этого там, где их нет. Шарль Бодлер когда-то сказал, что самая изощренная хитрость дьявола состоит в том, чтобы уверить вас, что он не существует. Доминика, я чувствую, как эта сущность становится все сильнее. Я чувствую, как она приближается: открывается галактический портал, зимнее солнцестояние уже близко.
— А что, если эта злобная сущность, которую ты ощущаешь, не появится через три недели? Что ты тогда станешь делать?
Мик выглядел озадаченным.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты что, никогда не рассматривал вариант, что можешь ошибаться? Мик, вся твоя жизнь была посвящена разгадке пророчества майя и спасению человечества. Твое сознание, как и вся твоя личность, формировалось под влиянием этой веры, которую внушили тебе родители. И вера эта усиливалась с каждой новой травмой в твоей жизни, от которой ты прятался в своих мечтах. И не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы объяснить, чем на самом деле является это твое ощущение злобного существа.
Глаза Мика расширялись все больше с каждым ее словом.
— Что случится, если зимнее солнцестояние наступит, а все на свете останется по-прежнему? Как ты будешь жить, если это произойдет?
— Я… Я не знаю. Это приходило мне в голову, но я не позволял себе надолго об этом задуматься. Я боялся, что если это сделаю, если задумаюсь о нормальной жизни, я могу потерять из виду то, что на самом деле важно.
— На самом деле важно, чтобы ты прожил свою жизнь в полную силу. — Она взяла его за руку. — Мик, используй свой блестящий интеллект, чтоб заглянуть в свое сознание. Тебе с самого рождения промывали мозги. Твои родители уверяли тебя, что нужно спасти мир, а на самом деле спасать нужно Майкла Гэбриэла. Ты всю свою жизнь посвятил погоне за белым кроликом, как Алиса. А теперь тебя приходится убеждать, что Страны чудес не существует.
Мик лег на спину, глядя в вечернее небо, повторяя про себя слова Доминики.
— Мик, расскажи мне о своей матери.
Он глотнул, прочистил горло.
— Она была моим лучшим другом. Она была моей учительницей, моим товарищем, всем моим детством. Пока Юлиус неделями пропадал, исследуя пустыню Наска, мама окружала меня любовью и заботой. Когда она умерла…
— От чего?
— Тяжелая форма рака. Ей поставили диагноз, когда мне было одиннадцать. И до последнего дня я был ее сиделкой. Она стала такой слабой… Рак просто пожирал ее. Я часто читал ей вслух, чтобы отвлечь от боли.
— Шекспира?
— Да. — Он сел. — Ее любимых «Ромео и Джульетту». «Смерть выпила дыхание твое, но красотой твоей не овладела».
— А где в это время был твой отец?
— Где ж еще? В пустыне Наска.
— Твои родители были близки?
— Очень близки. Они были по-настоящему родственными душами. И когда она умерла, она забрала его сердце с собой в могилу. Как и часть моего.
— Но если твой отец так ее любил, как он мог оставить ее в тот момент, когда она умирала?
— Мама и Юлиус говорили мне, что их задача куда важнее, куда благороднее простого просиживания штанов у постели. А я сидел и смотрел, как она медленно угасает. Я с самого раннего возраста был отмечен судьбой.
— Каким образом?
— Мама верила, что у определенных людей бывает очень странный дар, определяющий их жизненный путь. Этот дар накладывает на своего носителя огромную ответственность, и тогда приходится многим жертвовать, чтобы не свернуть с этого пути.
— И она верила, что у тебя есть этот дар?
— Да. Она говорила, что я наделен уникальной проницательностью и острым умом, которые передались по линии ее предков. Она объяснила мне, что те, кто не наделен даром, никогда меня не поймут.
Господи. Родители Мика свернули ему мозги. Понадобятся десятки лет терапии, чтобы вернуть его в нормальное состояние.
— Что?
— Ничего. Просто я думала о Юлиусе, который сбросил на своего одиннадцатилетнего сына все бремя заботы об умирающей матери.
— Это не было бременем, это была моя возможность отблагодарить ее за все, что она для меня сделала. Сейчас, вспоминая это, я не вижу другого выхода.
— Он хоть был с ней, когда она умерла?
— Да, он был с ней, ясно?
Мик посмотрел на горизонт; его взгляд на миг затуманился воспоминаниями, но тут же стал острым как у орла. Он схватил бинокль.
На западе, теперь уже ясно различимый на горизонте, возвышался какой-то объект.
Мик указал на него.
— Там нефтяная платформа, довольно большая. Кажется, ты говорила, что Из ничего подобного тут не нашел?
— Так и было.
Мик настроил окуляры.
— Это не Мексиканская нефтяная компания, на вышке американский флаг. Тут что-то не так.
— Мик…
Он заметил, что к ним приближается катер, перевел на него окуляры.
— Черт, это береговая охрана. Выключи мотор. Как быстро можно спустить на воду эту твою субмарину?
Доминика торопливо шагнула к капитанской рубке.
— За пять минут. Ты собираешься погружаться сейчас?
— Сейчас или никогда. — Мик бросился на корму, стянул серый брезент с похожей на капсулу субмарины и начал крутить лебедку. — Береговая охрана нас идентифицирует. И моментально арестует. Эй, захвати с собой еды.
Доминика запихнула в рюкзак контейнеры с едой и бутылки с водой и едва успела спрыгнуть на субмарину, как…
Катер приблизился еще на сотню метров, и его капитан заорал предупреждение.
— Мик, скорее!
— Заводи мотор, я сейчас!
Мик рванулся в рубку за дневником своего отца.
— ЭТО БЕРЕГОВАЯ ОХРАНА СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ. ВЫ ВОШЛИ В ЗАПРЕТНЫЕ ВОДЫ. ПРЕКРАТИТЕ АКТИВНОСТЬ И ПРИГОТОВЬТЕСЬ К ВЫСАДКЕ.
Мик схватил дневник в тот самый момент, когда катер береговой охраны поравнялся с бортом «Веселого Роджера». Мик подбежал к лебедке, отпустил ее ручку, освобождая тросы, удерживающие субмарину.
— Не двигаться!
Игнорируя приказ, он спрыгнул вниз, на обшивку шестиметровой мини-субмарины, по железной лестнице взобрался наверх и нырнул в люк.
— Опускай нас, быстро!
Доминика вжалась в кресло пилота, пытаясь вспомнить все, что Из говорил ей об управлении субмариной. Она взялась за руль, нажала на него, и субмарина начала погружаться — киль катера береговой охраны проскрежетал у них над головами.
— Держись.
Субмарина пошла вниз под углом сорок пять градусов, обшивка из титанового сплава завибрировала так, что у Мика заложило уши. Он наклонился и подхватил кислородный баллон, который покатился по полу в сторону капитанского кресла.
— Эй, капитан, а вы уверены, что умеете управлять этой штукой?
— Тоже мне советчик нашелся. — Она уменьшила угол наклона. — Ладно, что у нас дальше по плану?
Мик протиснулся мимо лестницы и присоединился к ней в рубке.
— Нужно выяснить, что здесь происходит, после чего мы отправимся к побережью Юкатана. — Мик бросил косой взгляд на темный иллюминатор из толстого стекла.
В темно-синей воде бурлили мириады крошечных пузырьков, поднимающихся из-под днища субмарины.
— Ничего не вижу. Надеюсь, в этой штуке есть сонар.
— Прямо передо мной.
Мик перегнулся через ее плечо и взглянул на светящуюся оранжевым консоль. Отметил про себя критическую отметку на шкале погружения — сто шестнадцать метров.
— Как глубоко может погрузиться эта штука?
— Эта штука называется «Барнакл». Мне сказали, что это невероятно дорогая французская субмарина, уменьшенная версия «Наутилуса». Она может опускаться на глубину до трех с половиной километров.
— Ты уверена, что знаешь, как ею управлять?
— Из и владелец «Барнакла» катали меня на выходных и устроили краткий курс управления.
— Краткий. Именно этого я и боялся. — Мик оглянулся по сторонам. Рубка «Барнакла» представляла собой трехметровую усиленную сферу, расположенную внутри прямоугольного корпуса судна. Оборудование для обработки данных покрывало все стены, словно трехмерные обои. Пульт управления механической рукой и втяжная изотермическая корзина для образцов полностью занимали одну из стен, вдоль второй тянулись мониторы и акустические приемопередатчики.
— Мик, сделай что-нибудь полезное — активируй, например, тепловизор. Это монитор у тебя над головой.
Он потянулся вверх, включил устройство. Монитор ожил, показав сине-зеленую картинку. Мик взялся за джойстик управления, направив наружные сенсоры носа субмарины на морское дно.
— Ого, а это что такое? — Верх монитора засветился ярким белым светом.
— Что это?
— Я не знаю. На какой мы глубине?
— Сорок метров. Что мне делать?
— Продолжай двигаться на запад. Там впереди что-то огромное.
* * *
Мексиканский залив
Два километра к западу от субмарины «Барнакл»
Эксоновская нефтяная вышка «Сцилла» была полупогруженной плавучей платформой глубинного бурения из пятого поколения платформ «Бинго-8000». В отличие от других нефтяных вышек, у этой огромной конструкции четыре секции возвышались над водой (еще три были погружены в море) на тридцать метров — огромные вертикальные колонны соединялись при помощи двух статридцатиметровых наплавных мостов. Двадцать якорей намертво приковывали конструкцию к морскому дну.
Основанием «Сцилле» служили три палубы. Открытая верхняя, длиной и шириной с футбольное поле, несла на себе двадцатипятиметровую вышку с бурильной установкой из десятиметровых стальных труб.
На северной и южной стороне платформы находились два подъемных крана, на восточном краю находилась восьмигранная площадка для вертолетов. Пункты контроля и технические помещения, столовая и кухня располагались посреди главной палубы. На нижней палубе находились три двигателя мощностью 3080 лошадиных сил, а также оборудование, необходимое для размещения 100 000 баррелей нефти, добываемых в день.
Конструкция, рассчитанная на сто десять человек персонала, была полностью укомплектована, но ни капли нефти не было на острие ее бура. Нижнюю палубу «Сциллы» наскоро переоборудовали, чтобы разместить тысячи разнообразнейших мультиспектральных сенсоров, компьютеров и систем обработки данных, привезенных специалистами из НАСА. Вспомогательное оборудование, соединительные тросы, кабели панели управления тремя ROV — подводными аппаратами дистанционного управления — и штабели стальных труб находились на нижней палубе, надежно скрытые ее обшивкой со всех сторон.
В центре железобетонной палубы находилось круглое отверстие шести метров в диаметре, изначально предназначенное для пропускания вниз сверла бурильной установки. Сквозь эту дыру в полу пробивался мягкий изумрудный свет, отражаясь от потолка и заливая все рабочую зону палубы, отчего искусственное освещение приобретало странный, неземной зеленоватый оттенок. Техников распирало любопытство: они не упускали возможности еще раз сунуть нос в отверстие и полюбоваться странным светом, который озарял морское дно в семистах метрах под плавучей платформой. «Сцилла» была закреплена точно над огромным, похожим на тоннель отверстием в морском дне. Где-то в недрах этого тоннеля, уходящего в глубь земли на полтора километра, был спрятан источник ослепительного ярко-зеленого излучения.
Верховный главнокомандующий военно-морского флота Чак Маккана и директор НАСА Брайан Доддс следили за двумя техниками, управляющими «Морской совой» — двухметровым аппаратом подводного наблюдения, связанным со «Сциллой» двумя километрами кабеля. Они не сводили глаз с монитора, на котором маленький аппарат достиг расколотой поверхности морского дна и начал погружаться в зияющую воронку.
— Электромагнитное излучение нарастает, — отрапортовал техник, управляющий аппаратом. — Я теряю управление…
— Сенсоры отключаются…
Доддс моргнул от яркого света, залившего монитор, на который транслировалось изображение с камеры «Морской совы».
— На какой глубине находится ROV?
— Менее тридцати метров от края воронки… черт подери, вся электроника вырубилась.
Монитор почернел.
Главнокомандующий Маккана взъерошил узловатыми пальцами короткий ежик седых волос.
— Это уже третий аппарат, который мы потеряли за последние двадцать четыре часа, директор Доддс.
— Я умею считать.
— Я бы сказал, что вам следует подумать о другом способе добраться туда.
— Мы уже работаем над этим. — Доддс махнул рукой в ту сторону, где десяток человек возился со штабелями стальных труб, присоединяя их к находящейся над палубой вышке. — Мы собираемся погрузить сверло в эту воронку. Датчики будут крепиться в начальной секции трубы.
К ним подошел начальник платформы Энди Фурман.
— У нас непредвиденная ситуация, джентльмены. Береговая охрана докладывает, что траулер с двумя пассажирами только что спустил мини-субмарину в двух милях к востоку от «Сциллы». Сонар показывает, что они направляются прямо к объекту.
Доддс встрепенулся.
— Шпионы?
— Больше похожи на гражданских. Траулер зарегистрирован в американской страховой компании на острове Санибел.
Маккана равнодушно отмахнулся.
— Пусть посмотрят. А когда поднимутся на поверхность, береговая охрана их арестует.
* * *
На борту «Барнакла»
Как только мини-субмарина приблизилась к источнику странного света, сочившегося из глубин морского дна, Мик и Доминика прильнули к толстым полимерным иллюминаторам.
— Что за дрянь может быть там спрятана? — спросила Доминика. — Мик, ты в порядке?
Мик, закрыв глаза, часто и прерывисто дышал.
— Мик?
— Я чувствую присутствие. Дом, нам не нужно было сюда спускаться.
— Я не для того проделала такой путь, чтобы теперь повернуть назад. — Над ее головой вспыхнул красный свет. — Датчики субмарины сходят с ума. Из этой дыры так и лупит электромагнитной энергией. Может быть, ты именно ее и чувствуешь?
— Если ты не хочешь сжечь всю электронику на борту, не проводи субмарину сквозь этот луч.
— Хорошо, а мы не сможем подобраться с другой стороны? Я покружу рядом, а ты собери информацию с датчиков.
Мик открыл глаза, уставившись на ряды компьютерных консолей вдоль стен кабины.
— И что именно мне нужно сделать?
Она показала.
— Включи градиометр — это электромеханический датчик гравитации, вмонтированный в днище «Барнакла». Рекс пользовался им, чтобы определить градиент гравитации под поверхностью морского дна.
Мик включил системный монитор, и тот радостно замигал оранжевым и красным, более ярким светом отмечая участки повышенного уровня электромагнитных излучений. Сама дыра сверкала как бриллиант почти ослепительным белым цветом. Мик взялся за пульт управления, расширив поле исследования и на другие участки подводной топографии.
Яркое пятно уменьшилось до светящейся белым точки. Зеленые и синие отметки окружили красные и оранжевые.
— Подожди секунду, мне кажется, я кое-что нашел.
По краю области кратера шли темные точки, которые находились на равном расстоянии друг от друга и образовывали окружность примерно полутора километров в диаметре.
Мик сосчитал точки. И почувствовал, как сводит желудок, а на теле выступает холодный пот. Он схватил дневник отца, пролистывая страницы, и остановился, когда нашел запись от 14 июня 1997 года.
Мик уставился на фотографию округлого изображения, расположенного в центре плато Наска. Внутри этих циклических окружностей Мик когда-то обнаружил карты Пири Рея в иридиевом контейнере. Он насчитал двадцать три линии, исходящие из рисунка Наска как схематические солнечные лучи, последний из которых казался бесконечным.
Двадцать три темные точки окружали огромную дыру в морском дне.
— Мик, что случилось? Ты в порядке? — Доминика поставила субмарину на автопилот и взглянула на монитор. — Что это такое?
— Я не знаю, но идентичная штука была нарисована на плато Наска тысячи лет назад.
Доминика просмотрела запись в дневнике.
— Она не совсем идентичная. Ты сравниваешь линии, высеченные в пустыне, с кучкой черных дыр в морском дне…
— Двадцать три дыры. Двадцать три линии. Ты думаешь, что это просто совпадение?
Она потрепала его по щеке.
— Успокойся, одаренный ты наш. Я подведу субмарину к ближайшей дыре, и мы посмотрим на нее поближе.
«Барнакл» замедлил ход и завис над одной из черных дыр. Из отверстия около семи метров в диаметре поднимался ровный поток пузырьков. Доминика направила один из внешних фонарей субмарины вниз, в зияющую дыру. Луч высветил огромный тоннель, уходящий вглубь под углом сорок пять градусов.
— Что ты по этому поводу думаешь?
Мик смотрел в тоннель, чувствуя, как от знакомого холода сводит внутренности.
— Я не знаю.
— Я бы его исследовала.
— Хочешь пойти в эту адову дыру?
— А разве мы не для этого сюда прибыли? Я думала, что ты хочешь расшифровать пророчество майя.
— Но не так. Гораздо важнее добраться до Чичен-Ицы.
— Почему? — Он перепуган.
— Спасение скрыто в пирамиде Кукулькана. А на дне этой дыры нас поджидает только смерть.
— Ага, значит, я спустила в унитаз семь лет колледжа, рисковала попасть в тюрьму — и все лишь для того, чтобы ты гонялся за своим дерьмовым майяским пророчеством. Мы очутились здесь потому, что мне и моей семье необходимо выяснить, что на самом деле случилось с Изом и его друзьями, нам нужно избавиться от груза этой чертовой неясности. Я не обвиняю тебя в смерти моего отца, но раз уж наше маленькое путешествие началось из-за тебя, то ты пройдешь этот путь до конца.
Доминика снова схватилась за штурвал, опуская мини-субмарину прямо в центр тоннеля.
Мик схватился за ступеньки лестницы, чтобы не упасть, когда «Барнакл» с нарастающей скоростью поплыл в глубь черной дыры.
Хлюпанье заполнило субмарину.
Доминика уставилась в иллюминатор.
— Этот звук идет от стен тоннеля. Кажется, вещество, из которого состоят стены, работает как гигантская губка. Мик, слева от тебя есть датчик с пометкой «спектрофотометр»…
— Вижу. — Он включил систему. — Если я правильно читаю показания этой штуки, то газ, который выделяется из этой дыры в виде пузырьков, — это чистый кислород.
Низкое гудение заставило завибрировать обшивку кабины, по мере их погружения звук нарастал. Мик как раз собирался что-то сказать, когда «Барнакл» внезапно дернулся и пошел вниз с нарастающей скоростью.
— Эй, помедленнее!
— Это не я. Мы попали в какое-то течение. — Он услышал панику в ее голосе. — Снаружи нарастает температура. Мик, кажется, нас затягивает прямо в лавовую трубу!
Он крепче вцепился в ступеньку лестницы, когда все стеклянные приборные панели завибрировали в ответ на глубокий пульсирующий звук.
Мини-субмарина нырнула, завращалась в тоннеле, словно попавшая в сливное отверстие щепка.
— Мик! — Доминика закричала, когда поняла, что утратила контроль над «Барнаклом». Она зажмурилась и крепко обхватила жесткие подлокотники кресла, когда в кабине выключился свет и они очутились в полной темноте.
Она чувствовала, что уже на грани гипервентиляции, и ждала лишь удара, который заставит субмарину потерять герметичность, после чего их просто раздавит тяжестью морской воды. О Господи Боже, я же сейчас умру, помоги мне, пожалуйста…
Мик руками и ногами вцепился в лестницу, стиснув ладони изо всех сил. Не борись с этим, пусть приходит. Пусть закончится все это безумие…
Головокружение — это мини-субмарина все вращается и вращается, словно попав в огромную стиральную машину.
Звонкий удар — сильный рывок, — словно невидимый кулак с невероятной силой ударил «Барнакл» снаружи, и Мика оторвало от лестницы, отбросив к пульту управления. Больно ударившись головой и грудью, так что из легких вышибло весь воздух, он потерял сознание.