Засвечу и опять загашу лампаду,

На жизнь и на смерть свой оставлю напев.

Слова не заплачут – бояться не надо,

В крепкой клетке из рифм слова заперев.

Он твой голос хранил и шагов отголоски,

Колыбельку пустую легонько качал

И, как в прежние дни, он рассказом неброским

Печаль óкон и рук твоих, мать, освещал.

Обнажённым он видел город наш пред зарёю,

По больницам ходил со свечою своей,

Улыбаясь, он гладил камни улиц рукою

И в большие глаза целовал лошадей.

Милосерден, силён он всегда появлялся

И склонялся смиренно пред печалью любой.

И желал лишь, чтоб ритм его строк воплощался

Как металл беспощадный, как марш боевой.

… Я ресниц его медь

Подниму клещами,

Но напрасно просить: закричи, будь слабей!

Он негромок, красив,

Слёз не льёт он ручьями,

Он меня и прямей и сильней.

Да, сильнее меня! Он с поблекшим щитом

Без надежд

Предо мною снова.

От него добивались

Признанья кнутом,

Мать, но он о тебе

Не сказал ни слова…

Ты прости отрешённость слов, сложившихся в строки,

Холод рифмы прозрачной прости до поры

И обиду любви, столь простой и жестокой,

Что её я одел в плащ из звонкой игры.

Я хотел, чтобы вырос умён и высок он,

По протоптанной тропке бродил с ним не раз

От стены до стены, от стола и до óкон

Меж картин и до боли натруженных глаз.

Не считай его чуждым… Так просто в ночи

Пробудить

Его сердце к мольбе.

Ты ведь знаешь, читая его у свечи:                    

Все буквы – улыбки тебе.