У газетного ларька я притормозил. Вредного вида старуха в старомодных роговых очках убирала разложенные на прилавке газеты и журналы. На всякий случай прошамкав «закрыто», она недовольно стрельнула по мне взглядом и поскорее убрала коробочку с деньгами.
И тут мне на ум пришла гениальная идея, которая могла бы дать пускай и маленькую, но вполне реальную зацепку для дальнейших поисков. Может, это даже единственный вариант, который пусть и не выведет на непосредственных убийц Файнберга, зато позволит нащупать их вдохновителей. А там — чем чёрт не шутит… Вероятен, конечно, и прокол, но в любом случае это лучше, чем болтаться по городу в ожидании, пока тебя прихлопнут, как комара, какие-нибудь очередные костики.
Необходимо срочно разыскать Лёху Фетисова, журналиста из областной газеты. Уж, из него-то я вытрясу более или менее достоверную информацию о наших местных «православных» и прочих картонных патриотах.
До последнего времени Лёха был вполне приличным человеком и неплохим журналистом, печатавшим материалы на морально-бытовые темы и репортажи из зала суда, слыл довольно прогрессивным и неглупым газетчиком. Знакомы мы с ним были с детства по литературному кружку в Доме пионеров. Писал он поначалу тяжеловато, потом пообтесался в заводской многотиражке, а после заочного факультета журналистики перешёл в областную газету, где и работает по сей день. Особо близкими друзьями мы так и не стали, лишь здоровались при встрече, но после того, как года полтора назад Лёха по корреспондентским делам побывал на каком-то из многочисленных сборищ патриотов, заразился вирусом юдофобии и стал строчить статьи о поруганной России и разграбивших её инородцах. Отношения после этого между нами испортились окончательно. Правда, я для чего-то пытался пару раз вызвать его на разговор по душам, но каждый раз он категорически отказывался, считая, вероятно, что порочить свою кристально-чистую репутацию связями со мной ему не пристало. Может, от водки со мной он и не отказался бы, то тут уже мне не хотелось выпивать с ним за компанию. Однажды он даже выдал в газете фельетон о некоем хитреце с крючковатым носом, посулившим ему за молчание по национальному вопросу довольно крупную сумму в презренных долларах, на что он, естественно, ответил мужественным отказом, невзирая на собственные жилищные и финансовые проблемы. Вот каким гадким человечком оказался Лёха Фетисов, мой бывший собрат по литкружку.
Уж, если пытаться выяснить, что сейчас в мозгах у твоих недругов, то лучше Лёхи об этом никто не поведает. Для них он теперь свой человек в доску. Вот и мне пригодится.
Жил он где-то на окраине города, в рабочем микрорайоне. Адрес я приблизительно помнил, а чутьё да всезнающие старушки у подъездов, безусловно, знакомые с «корреспондентом Фетисовым», не позволили долго блуждать среди однообразных пятиэтажных хрущоб.
Обосновался Лёха на четвёртом этаже облупленного, с выцветшими стенами панельного дома. По щербатым грязным ступенькам, переступая лужицы неиссякающей кошачьей мочи, я поднялся наверх и надавил на кнопку звонка. Особого удовольствия от предстоящей встречи я не испытывал, но это было необходимо, и настроен я был весьма решительно.
Дверь отворила Лёхина жена Верка, растрёпанная и вечно помятая бабёнка, третьесортная актриса в нашем второсортном драмтеатре. Запахивая халат, она непонимающе уставилась на меня и сипло поинтересовалась:
— Чего надо?
Знала она меня отлично, однако решила, видимо, подобно мужу, строить из себя полную невинность и не иметь никаких дел с такими прохвостами-инородцами, как я. Участвовать за компанию со мной торговлей родиной она не желала.
— На тебя пришёл полюбоваться и на твоего муженька. — Я попробовал отодвинуть её плечом и пройти в прихожую, но она не пускала. — Ого, Лёха наверняка в командировке, а свято место пусто не бывает! Угадал?
Кого-кого, а Верки я не стеснялся, потому что иного языка она не понимала, и весь город знал про её неукротимую тягу к мужикам, особенно к таким, кто не скупился на деньги. Для Лёхи это не было новостью, однако он почему-то прощал все её выходки.
— Вот ещё! — вызывающе хмыкнула Верка. — Тебя не позвала свечку держать! — Однако воинственный пыл её иссяк, и она посторонилась, неохотно пропуская меня. — Дома Алексей, проходи, раз пришёл. Но учти, ляпнешь ещё какую-нибудь похабень, я тебе эти самые… до пупа обрежу!
Вразвалочку отправилась она на кухню, предоставив меня самому себе.
В единственной комнате Лёхиной квартиры царил застарелый творческий беспорядок. К тому же вчера тут наверняка была не менее творческая гулянка, утром опохмелка, и прибрать бардак было некогда. Великий «корреспондент Фетисов», унылый и такой же помятый, как супруга, сидел за письменным столом и что-то щёлкал на пишущей машинке негнущимися корявыми пальцами.
— Здорово, рупор патриотов! — энергично поприветствовал я своего идеологического противника. — Рожаешь очередную эпохалку для своего бульварного листка?
Лёха удивлённо скользнул по мне взглядом, и в его потухших глазах пробудился некоторый интерес.
— Чего надо? — так же, как и Верка, недружелюбно спросил он. — Какого чёрта явился?
— Поговорить нужно. И чем скорее, тем лучше.
— Не о чем нам с тобою сегодня разговаривать!
— Так уж и не о чем! — Я решил действовать нахрапом, потому что иные варианты сейчас не годились. — Разве ты ещё ничего не знаешь?
— А что я должен знать? — Больше всего Лёхе сейчас хотелось пива, но журналистская жилка в нём всё же была.
Кратко я рассказал ему о том, что произошло сегодня, лишь утаил сюжет со своими подмётными письмами, и Лёха ошарашено откинулся на спинку стула. В нашем провинциальном болотце подобные скандальные истории никогда не случались, а если кто-то кого-то и убивал, то не иначе как по пьяному делу. Даже убийств из-за ревности у нас не было, больно рыбья кровь у наших обманутых мужей. Лёха тому яркий пример.
— Ну и нафига ты мне это вещаешь? — Лёха решил прощупать, какие у меня планы, ведь неспроста же я пришёл именно к нему. — Учти, я тебе не союзник. Мы с тобой, — он непроизвольно икнул, — идеологические враги…
Долго рассусоливать не хотелось, нужно сразу брать быка за рога.
— Какая разница? Как бы ты ко мне ни относился, ты должен помочь. Если ты, конечно, порядочный человек. Ведь погибли люди…
— Ишь, ты! — изумился Лёха. — И чем же, интересно, я тебе помогу?
— Ты вхож в «Союз православных», да?
— Вхож не вхож — тебе какое дело? — Он всё ещё соображал довольно туго. — Что тебе от них надо? Если какие-то их секреты, то никаких секретов я не выдаю. Да и не знаю я ничего… А тебя туда на пушечный выстрел не подпустят!
— Мне и не надо. Мне бы только получить кое-какую информацию.
Кажется, Лёха начал потихоньку приходить в себя, и мой рассказ пробудил в нём любопытство. Он неспешно закурил, разгрёб пятернёй растрёпанные волосы и прищурился:
— Вот что я скажу. Помогать тебе я не стану, хоть ты тресни. Почему, спрашивается, я должен верить, что это не какая-то внутренняя разборка между вами самими? А для отвода глаз приплели сюда «Союз православных» — уж, ему-то наплевать, на все эти ваши дела, на него и так всех собак вешают…
Мне страшно не хотелось тратить время на выяснение, кто на кого вешает собак, поэтому я перешёл к сильнодействующим средствам. Выудив из кармана пистолет, я покрутил им перед Лёхиным носом:
— Видишь? Разве приходят болтать по пустякам с такими вещицами?
От неожиданности Лёха выронил сигарету и вытаращил глаза:
— Откуда у тебя это? Ты что, меня убивать собрался?!
— Из него убит твой коллега по «партии», но убил его не я, и ты об этом уже слышал.
Минуту Лёха разглядывал воронёную сталь, потом нахмурился. Хоть и пистолет всегда побуждает соображать быстрее, но Лёха, казалось, пока зациклился на одном:
— Ты его для чего принёс? Припугнуть или… как этого моего «коллегу»?
— Ну, и дурак же ты! — плюнул я в сердцах, спрятал пистолет и обиженно отвернулся. — Разве мне это сейчас нужно?
— Слушай, — Лёха примиренчески тронул меня за рукав, — объясни толком, что ты хочешь? С кем ты собрался воевать, с какими призраками? Хоть ты, по правде говоря, мне и неприятен, но о таких вещах давай покумекаем…
Некоторое время мы сидели, надувшись друг на друга, как мышь на крупу. Потом из кухни выглянула Верка и с любопытством уставилась на нас.
— Жрать со мной будешь? — миролюбиво поинтересовался Лёха. Я неопределённо пожал плечами, и он скомандовал: — Верунчик, изобрази-ка чего-нибудь на скорую руку!
— Пошёл ты! — огрызнулась Верка, но яичницу всё же поджарила и открыла банку каких-то овощных консервов.
Лёха почти не ел, видно, после вчерашнего в него ничего не лезло. Во мне же проснулся волчий аппетит, и я вычистил почти всё, что было на столе, лишь от водки отказался. Лёха сидел напротив меня, крутил пальцем рюмку и задумчиво мусолил сигарету. Наконец, он сказал:
— В общем, так. Это дело меня заинтересовало. Но учти, я вовсе не собираюсь тебе помогать, и твои сионистские идеалы мне по барабану. Попутно добавлю, что и лозунги «Союза», к которой ты меня причислил, мне глубоко безразличны. Кое-что в их программе я принимаю сочувственно, а в остальном, как ты изволил признать, я человек все-таки приличный. Есть у меня и собственные убеждения, которые я отстаиваю всегда и везде. Не подхожу кому-то — мне это, извините, до одного места. С кем вожусь и на чьих собраниях сижу — тоже моё дело. Как у каждого честного русского человека, у меня есть идеалы, не всегда, может, совпадающие с общепринятыми, но это уж… — Он вздохнул, прервав на полуслове декларацию своих радикальных взглядов, и перешёл к деловой части: — Всё, что ты рассказал, меня заинтересовало, скажем, только как журналиста. Повторяю, как журналиста, не больше. Если мне удастся откопать что-нибудь пригодное для тебя, то это будет сделано лишь с целью написания криминальной статьи. Но учти, мои симпатии вовсе не на твоей стороне. Чтобы потом не было обид. — Он криво усмехнулся. — А пушкой своей ты меня не пугай и перед моим носом ею не труси, лучше сдай в милицию, так оно спокойней. — Он прошёлся по комнате взад-вперёд, почёсывая бугристый затылок, потом уселся напротив меня и тряхнул чёлкой. — А теперь давай опять сначала и по порядку…
Минут тридцать мы обсуждали план действий. Конечно, любой сколько-нибудь искушённый читатель детективов осмеял бы меня и наш план от начала до конца. Дескать, не мог придумать ничего умнее, как отыскать себе такого занюханного компаньона! Да и план был, мягко говоря, не очень оригинальный, ведь ни я, ни Лёха не имели ни малейшего представления, как это делают. Но деваться некуда, а разыскивать профессионала Толика — лишь время терять, которое пока работало на меня. Единственное, что не очень устраивало меня, это то, что игра в детектив стала для меня вопросом жизни или смерти, для Лёхи же увлекательным приключением, в конце которого наверняка наберётся материал для скандальной газетной публикации.
Собственно говоря, многого Лёха наверняка не разузнает, ведь среди патриотов сошка он мелкая, в святая святых его не допускают и в тайные планы не посвящают, однако журналист он на местных медийных просторах всё-таки признанный, и с его мнением считаются. Некоторой информацией разжиться он наверняка сумеет, параллельно прозондировав, кто такие убитый Скворечников и Костик с белыми «Жигулями». На всякий случай, я не стал расписывать, как Костик спас меня от смерти. До конца Лёхе я пока не доверял — мало ли что ему придёт в голову завтра! Пойдёт и выложит всё, что разузнал от меня, а потом на меня с десяток таких костиков охотиться начнёт!
Мы договорились, что на время я уйду в глубокое подполье, а связь с ним буду поддерживать по телефону. Лёху это, кажется, воодушевило — ещё бы, не каждый день провинциальному журналисту выпадает возможность поучаствовать в самом настоящем детективном расследовании!
Попрощались мы довольно тепло, и не помешал этому даже недовольный скрип Верки, которая заранее подготовилась к неминуемому скандалу, не очень хорошо представляя, о чём мы беседовали.
По дороге к Вале я стал неожиданно для самого себя размышлять о том, какая странная штука судьба. Всё, что копится в душе годами — обиды, переходящие в злобу, неприязнь и отчуждение, — всё это, по сути дела, противоестественно и глупо. А мы копим в себе этот мусор и всё никак не хотим с ним расстаться. Однако стоит переступить какую-то грань, и тотчас появляется надежда. Задумываешься, стоит ли тратить на это время, которого нам и так никогда не хватает на что-то доброе и хорошее? И тут же в душе рождается необычное доверие к окружающему миру, какое-то запоздалое и виноватое сожаление…
До последнего времени я Лёху терпеть не мог, внутренне заклеймив флюгером и подонком, всегда скрывавшим своё гнилое нутро, но столкнулся с ним сегодня поближе и понял, что мужик он по-прежнему неглупый, сам себе на уме и здравого смыла ещё не утратил. Другое дело, что запутался в своих исканиях, наслушался каких-то бредовых идей и за неимением собственных принял их за истину. Так ведь не один он ошибается. У многих в голове такая же каша. Наверняка и я не исключение…
Уже в сумерках без особых приключений добрался я до Валиного дома. Лишь поднимаясь по лестнице, я почувствовал, как смертельно устал за этот бесконечный сумасшедший день. Растянувшись после горячего душа на диване, я поплыл окончательно и не смог бы пошевелить даже пальцем, если бы потребовалось. Перед тем, как провалиться в тяжёлый и беспокойный сон, я успел лениво подумать о том, что так и не дозвонился до Толика, а это очень не помешало бы. Но ничего, завтра дозвонюсь. Будет день, будет пища. Только бы этой пищей не подавиться…