…Тонкий солнечный лучик осторожно скользил по белому пластику стола, словно ему было интересно выяснить, что это перед ним за прозрачная стеклянная посудина с тёмно-янтарной жидкостью внутри, которую сидящий за столом небритый тип в ссадинах, порезах и в несвежей выцветшей майке упорно переливает в низкий квадратный стакан толстого стекла и незамедлительно опрокидывает себе в горло.

Этим побитым молью типом был не кто иной, как ваш покорный слуга. Передо мной стояла литровая бутылка виски «Джек Даниэлс», которую я раньше позволить себе не мог из-за дороговизны, а сегодня она мне досталась от моего лучшего друга. Правда, не за красивые глазки. Такие подарки с бухты-барахты не получают. Утопить бы все наши печали на дне такой бутылки, а заодно сто лет не получать и таких подарков, да только что теперь говорить…

А ведь не мешало бы всё вспомнить и привести в голову в порядок. Помню-то я на самом деле многое, но это совершенно другие, не относящиеся к делу вещи. Чтобы прояснить хотя бы приблизительный круг моих познаний, наверняка потребовалась бы не одна бутыль подобного благородного пойла, однако в данной ситуации никому и даром не нужны мои познания в языках, искусстве и литературе, мои взгляды на мир и окружающую действительность. На всё это окружающим плевать, как, впрочем, и на мою бесцветную, практически бесполезную личность. Всем вокруг и, в первую очередь, мне самому необходимо всего лишь разобраться в том, что происходило за последние несколько дней, и попытаться вычислить, кто оказался в выигрыше, а кто остался в дураках. Уж я-то точно ничего хорошего изо всего этого не поимел…

Я поковырял ногтем этикетку на бутылке и решил подождать, пока виски станет поменьше, а в голове наступит благословенное состояние пьяной эйфории, — тогда хоть трава не расти, утопим все свои печали на дне этой квадратной бутылки… Всё равно ничего не изменить. Мёртвых не воскресить, а живые — да ну их…

Как мне всё надоело! Я с ненавистью посмотрел на свой сотовый телефон, который мирно дремал рядом со стаканом, но разбивать его не стал. А ведь как хочется…

Пусть лучше считают меня алкашом, которому только этого и надо. Так спокойней и… Спокойней ли?

Я налил ещё полстакана благословенного «Джека Даниэлса» и решительно поднёс к губам.

 

1

Израиль Сентябрь 2011

Когда я приехал в это небольшое поселение неподалеку от арабского города Хеврона, то нужный дом отыскался сразу. Его и искать особо не пришлось. Солдат, охраняющий ворота на въезде, едва поинтересовавшись, кто я такой, заученным жестом указал дорогу и махнул рукой, мол, проезжай, не морочь голову, много вас тут любопытных за последнее время появляется.

Заблудиться в поселении невозможно. Пару мощёных улиц, причудливым серпантином завивающихся вокруг холмов, на которых расположено поселение, можно проскочить на машине буквально за десять минут, а потом с полной уверенностью сказать, что осмотрено всё и нет здесь для тебя больше ничего неисследованного.

Сразу из машины я вылезать не стал, а только выключил зажигание, приглушил приёмник и закурил сигарету. Хотелось ещё раз обдумать вчерашний разговор с Сашкой Гольдманом и решить, как всё-таки поступать.

С Сашкой мы старинные друзья. Примерно в одно время приехали в Израиль, изучали иврит в одном ульпане и первое время после окончания общались довольно близко. Я подался на компьютерные курсы осваивать новую для себя специальность, а он, бывший милицейский опер, стал планомерно долбить полицию, чтобы продолжить свою любимую и опасную работу в нашем жарком климате. Сперва я интересовался его успехами, но, ясное дело, с первого раза ни одна стена не прошибается, и он носился на какие-то бесчисленные встречи и собеседования, сдавал экзамены и проваливал тесты, а в перерывах подрабатывал в местном спортивном клубе тренером по дзюдо. Со временем наши встречи стали реже, а потом, когда после долгих мытарств его, наконец, приняли в полицию, и вовсе прекратились. Зачем ему, спрашивается, терять время на бесполезное общение со мной, ведь курсы-то компьютерные я успешно закончил, а соответствующую работу так и не нашёл. У Сашки теперь полно дел в полиции, а я, пристроившись в захудалую фирму охранником, какой могу представлять для него интерес? О чём со мной сегодня говорить? То-то и оно. Разного мы с ним теперь полёта птички…

Долгие месяцы Сашка не подавал о себе ни слуха ни духа. Я на него не обижался — делает человек карьеру, удалось ему ухватить боженьку за помидоры, ну, и замечательно. Не водку же ему пить с такими неудачниками, как я. К тому же, общих тем у нас почти не осталось. Если честно, то мне глубоко по барабану новости из криминальной жизни Израиля, как, наверное, и ему вряд ли интересны мои литературные потуги и мизерные успехи, которые ещё как-то греют сердечко бедного, всеми позабытого-позаброшенного литератора-охранника.

Объявился Сашка Гольдман неожиданно, позвонив мне по телефону и назначив встречу в одном из кафе в центре города. Кафе это носило странное название «Балагур» и, видимо, подразумевало задушевные беседы посетителей под чашечку кофе, бутылку пива и — что там у них ещё питейного в ассортименте? При этом тон Сашки был таким, будто мы общались последний раз не далее, как вчера. Это было неожиданно, но приятно. Побалагурим, раз уж для нашей беседы он избрал такое нестандартное место. Проще было бы, как это уже не раз происходило, встретиться, например, у меня дома и надраться от души, но такое продолжение нашей встречи, видимо, в Сашкины планы не входило.

Узнал я его сразу, ведь внешний вид его почти не изменился — тот же коротко стриженый ёжик на голове с заметно пробивающимися сединками на висках, слегка прищуренные глаза, в которых неизвестно что — то ли подозрительная улыбка, то ли затаённая угроза. Одет в стандартную полицейскую форму: синие брюки, светло-голубая рубаха с аксельбантами, куча всевозможных бляшек и на погонах — какие-то эмблемы, разбираться в которых я не силён. Оно и понятно — он уже не простой постовой, ведь у тех на погонах пусто. Но и не самый большой начальник, который может позволить себе демонстративную небрежность в обмундировании.

Мы присели за столик, и заказали кофе.

— Как дела, не спрашиваю, — сразу взял быка за рога Сашка, — потому что уже навёл справки, чтобы лишними вопросами воздух не сотрясать. Служба у нас такая.

— Ого! — удивился я. — Ты, оказывается, не просто решил со мной встретиться, а по работе…

— Ты удивительно догадлив, — усмехнулся Гольдман. — Не совсем по работе, но… отчасти и по работе. Ты не против? Как настроение в целом?

— Как видишь. Хвастаться особо нечем, но и жаловаться на судьбу не стану. Грех это.

— Нормально. Как литературные победы?

— Вам же, копам, всё известно! — усмехнулся я. — Или нет?

Сашка неторопливо отхлебнул кофе и деловито выдал:

— Читал твою последнюю книжку. Нормальная макулатура… Музыку по-прежнему коллекционируешь?

— Ага, — хмыкнул я, — будешь укорять, господин сыщик, что я злостно нарушаю авторские права, скачивая диски из Интернета? Ты представляешь интересы бедных американских звукозаписывающих фирм?

— Б-г с тобой, пират подпольный, — отмахнулся Сашка, — качай на здоровье. Это не наша епархия. А спросил я об этом только из вежливости и природной неистребимой интеллигентности. Пока есть возможность доить Интернет, чего ж этим не пользоваться? Я и сам грешу, когда минутка свободная выпадает.

— Ну, успокоил, брат, — рассмеялся я, — теперь буду спать спокойно. А то у меня уже поджилки тряслись… Лучше поведай, как твои дела. Наверняка больше интересного, чем у меня.

— А что рассказывать? Служим закону, даём угля родине. Бандитов ловим… А у меня к тебе и в самом деле есть просьба.

— Неужто вашему высокоблагородию понадобился скромный симпатяга-охранник, марающий на работе бумагу своей писаниной и по-воровски качающий из Интернета контрафактную музыку? Помочь ловить интернет-бандитов? Так я в дзюдо не очень, правда, стрелять из казённого пистолета учили, и даже изредка в цель попадаю…

— Этаких подвигов от тебя никто не требует, — совсем развеселился Сашка. — Пистолет можешь дома оставить, как и компьютер со своими писаниями. Заинтересовал нас, понимаешь ли, один человечек…

— Отлично! — воодушевился я. — Вам понадобился агент, который внедрится в преступную банду, накопает компромата на главарей и, рискуя жизнью, выведет негодяев на чистую воду, то есть сдаст с потрохами закону… Какие расценки за голову?

— Умница ты наш! Оказывается, не только серьёзные книжки читаешь, но и детективами не гнушаешься. Может, даже бандитские сериалы по телевизору смотришь да на ус мотаешь…

— Грешен, каюсь!

Сашка на мгновенье задумался, потом глянул на часы и, помотав головой, приступил к главному:

— Наблюдается тут у нас странная ситуация с человечком, о котором я заикнулся. В одном поселении, — потом скажу, в каком, — он поселился три года назад, а приехал, кстати, из наших краёв. И, как мы с тобой, пока числится в новых репатриантах. Ничего с виду необычного в нём нет, но это только на первый взгляд. Вокруг него творятся какие-то непонятные вещи.

— Чем же он таким необычным занимается?

— Официально работать он никуда не устроился, да и в поселениях практически нет работы для нашего брата, не владеющего ивритом. Практикует как народный целитель — это сейчас модно. Всякие там йоги, рейки, китайская медицина, даже, говорят, магия. Чем бы, как говорится, дитя ни тешилось… Сейчас каждый второй каким-нибудь мракобесием промышляет и дурит доверчивую публику. Я лично ни во что не верю, потому что знаю: заболит у меня зуб, так не к «магу» побегу, а к банальному дантисту. И простуду лечу не заговорами и заклинаниями, а горячим молоком с мёдом.

— Я тебя понял. Ну а в чём проблема-то?

— Проблема как раз в обстановке вокруг этого человечка. Не знаю, может, у него такой рекламный трюк, а может, у парня крышу снесло. Заявляет он во всеуслышание, что, мол, не только может многие человеческие болезни излечивать, но и вообще может решать любые проблемы. Вплоть до управления психикой и поведением человека. Притом не какого-то конкретного экземпляра, а целой группы.

— Ну, это не новость! — поморщился я. — Все доморощенные колдуны этим занимаются. Они и в астрал выходят, и с духами запросто общаются, как мы сейчас с тобой. А главное, врут окружающим настолько убедительно, что человек со слабой психикой однозначно верит. А вот в реальности…

— Дело как раз в этой реальности! — Сашка уже не улыбался, а смотрел на меня в упор и не отводил взгляда. — Я же говорю, что вокруг него всякие странные вещи происходят. Какие-то паранормальные явления, чёрт бы их побрал! Нам удалось собрать некоторую статистику, и обнаружились интересные закономерности: люди, которые приходили к нему лечиться, действительно излечивались, притом спектр болезней был настолько широк, что даже не верится! Безнадёжные раковые больные — и те… Ты себе такое можешь представить?

— Не могу. Но честь и хвала такому целителю. Значит, им не полиция должна интересоваться, а университеты и научные учреждения. На Нобелевскую премию его надо выдвигать. Мы-то с тобой здесь с какого бока?

— В том-то и дело, что не всё так просто. — Сашка снова отхлебнул кофе и мельком глянул на часы. — Человек это настолько замкнут и никого к себе не подпускает, что ситуация вызывает законное недоумение… К чему эти тайны Мадридского двора? Кого он опасается? Почему так упорно сторонится всех, кто обращается к нему с расспросами?

— Это объяснимо, — предположил я. — Медицина — тот же бизнес, в котором крутятся большие деньги. Может, секрет у нашего уважаемого репатрианта совсем пустяшный, да никто пока до него не додумался. Нарубит он на своём потайном методе бабок, а потом выложит тщательно скрываемое на обозрение общественности… Было бы у меня что-нибудь подобное, я бы тоже к себе конкурентов на пушечный выстрел не подпускал.

— И мы поначалу так предположили, — согласился Гольдман, — но всё оказалось совсем не так. Выяснилось, что наш товарищ денег ни с кого не берёт и ничего своим целительством не зарабатывает. А если не деньги, то какая ещё может быть выгода от такой таинственности?

— А вот это уже действительно страшное преступление! — расхохотался я. — И не только паранормальное явление, а самая натуральная фантастика, каковой быть не может по определению! Отказываться от денег, которых наверняка можно нарубить немеряно! И где — в нашем меркантильном и жадном мире, когда задарма носа никто не почешет… Такими людьми не полиции надо заниматься, а самым что ни на есть секретным службам государства! Создавать условия, чтобы подобные люди плодились и размножались во славу отечества и заодно человечества…

— Не смешно! — насупился Сашка. — Когда о нём начали поступать первые сведения и в газетах появились материалы о удивительном целителе-бессребреннике, к нему тут же наладилась наша доблестная налоговая служба. Уж, она-то любые паранормальные загадки решает с ходу — находит деньги даже там, где их отродясь не было, и заставляет делиться…

— Это сейчас со мной суровый коп говорит или старый добрый собутыльник? — уколол я Гольдмана.

— Перестань, — отмахнулся Сашка. — Так вот, налоговики выяснили интересную штуку. Наш товарищ не только не берёт ни с кого денег, но и ниоткуда их не получает. Ничего не получает и никому ничего не платит! Словно человек существует, и одновременно его нет. Мы же знаем, что каждый из нас так или иначе засвечен где-нибудь: или ты платишь, или тебе платят — третьего варианта нет… И решили наши налоговые опричники заняться им вплотную, потому что ситуация крайне непонятная и требующая быстрого разрешения. Подняли все документы и выяснили, что дом он купил на деньги, полученные неизвестно откуда. Словно ему каким-то непонятным способом их передал богатый дядюшка из Америки. Но с собой он их не привёз, это точно установлено. И никаких переводов ниоткуда не получал. Тогда на что он живёт? Какие-то деньги — пособие по безработице — ему на счёт, конечно, капают, но это мизер. На коммунальные платежи и пропитание хватает. Хоть в поселении жизнь не такая дорогая, как в городе, тем не менее, какие-то траты всё равно есть…

— Может, всё-таки берёт деньги с пациентов наличными, — предположил я, — а те, естественно, никогда в этом не признаются. Кто станет вредить человеку, который исцелил тебя от неизлечимой болезни?

— Мы так и решили поначалу, — кивнул головой Сашка, — но пациенты, с которыми неоднократно беседовали, божились, что он не брал ни копейки, хотя ему предлагали весьма настойчиво… А сейчас, когда вокруг него начался газетный ажиотаж, он и вовсе ограничил приём пациентов. Заявляет, что это не главное, и у него другие приоритеты, а не целительская практика… Ещё больше непоняток. Возникает вопрос: что он собирается делать дальше? На какие шиши будет жить? И что это за «приоритеты»? Вдруг что-то противозаконное?

Некоторое время мы молчали, потом я спросил:

— Может, об этом лучше спросить всё-таки у него самого? Зачем играть в испорченный телефон и узнавать через кого-то? Пытать бедняг-пациентов? Неужели он сам не ответит?

Сашка вздохнул и с сожалением глянул на меня:

— Пробовали. Не получается.

— Не понял, — протянул я, — как не получается? Он что, отказывается с вами разговаривать?

— Не отказывается. Но странные вещи потом происходят с людьми, которых к нему посылали. То ли он их гипнотизирует, то ли ещё что-то делает, но они потом ничего не помнят. Даже диктофон, с которым посылали одного нашего сотрудника, ничего не записал, хотя исправно работал у него в кармане все полчаса их общения. А потом общения вовсе прекратились — ни с кем он не хочет разговаривать. Категорически.

— Ну, брат, — протянул я, — рассказываешь ты мне какие-то чудеса! Ни за что не поверю, что такое может быть! Он что, этот ваш таинственный репатриант, колдун какой-то?

— Чёрт его знает! И из налоговой службы у него ребята были, и наши — все, как один утверждают, что ничего не понимают… Может, и ещё из каких-нибудь контор посерьёзней, только нам об этом неизвестно.

— Ага, — вдруг догадался я, — и вы теперь решили послать к нему совершенно постороннего человека, то есть меня, глядишь, что-то обломится, так?

— В общем, да. — Гольдман внимательно посмотрел на меня и доверительно сообщил: — Уж, тебя-то трудно заподозрить в том, что ты представляешь какую-то официальную организацию. Видок у тебя ещё тот… От тебя вечным репатриантством за версту смердит — уж, извини за откровенность!

— А от тебя? — тотчас обиделся я.

— Я бы и сам к нему поехал, никого не просил бы, да этот номер однозначно не пройдёт — полицейского он сразу различит. Да и ездил я к нему уже один раз, только ничего не получилось. К тому же, — Сашка криво ухмыльнулся, — если он каким-то образом может стирать память, то тебе и стирать нечего — разве что задумки на будущую нетленку!

— Значит, я у вас расходный материал? Превратят меня в овощ — и хрен со мной? Лечение в дурке до конца моих дней бесплатно? Похороны и памятник на могилке за счёт полиции?

— Ну, не всё так печально. Думаю, ситуация гораздо проще, чем кажется. Все предыдущие походы к нему были как бы официальными, по-израильски грубоватыми и прямолинейными, а к нему наверняка нужен совсем другой подход. У тебя это получится, ты же знаток человеческих душ. А кроме тебя мне и просить некого…

Он поглядел на часы, и я понял, что пора закругляться.

— Хорошо, я подумаю.

— Нет. — Сашка встал из-за стола и поправил воротник своей рубашки. — Ты уже дал согласие.

— Даже так?..

Сашка улыбнулся и похлопал меня по плечу:

— Я же тебя знаю!.. Да, и ещё. Очень важно выяснить один он живёт или с кем-то. Круг общения и прочие подобные вещи… Кстати, маленькая деталь. Поселение, в котором он живёт, религиозное. Когда тамошняя публика пришла с ним знакомиться, то, естественно, поинтересовалась, почему он по субботам не ходит в синагогу и не носит головной убор. И знаешь, что он ответил?

— Что?

— Что ему этого не требуется, а он, если захочет, сам станет Г-дом Б-гом. Ни больше, ни меньше…

 

2

Россия Ноябрь 1993

Серый сумрак за окном постепенно сгущался. Если раньше ещё были видны фонари, выхватывающие из мутной снежной круговерти куски дороги с редкими автомобилями, то теперь рыхлые снежинки, которых становилось всё больше, сливались в мутную пелену, заслоняя дальние силуэты дымящихся заводских труб и улицу, ведущую неизвестно куда. Именно — неизвестно куда, потому что раньше Дмитрий глядел на мир весело и с оптимизмом, и выбранная им дорога наверняка вела к обещанному светлому будущему, а теперь всё куда-то в одночасье исчезло. Не было ни этой улицы с вечно спешащими автомобилями, ни этих дальних заводов, запах гари от которых каждое утро заносило ветерком в открытую форточку, ни будущей благополучной и счастливой старости.

Свет в комнате включать не хотелось. Дмитрий сидел за столом, перед ним стояла откупоренная бутылка водки, и её в самый бы раз сейчас опорожнить, чтобы забыться и завалиться спать с глупой вечной присказкой про утро, которое вечера мудренее. Утро ничего хорошего не сулило, а гадкие мысли о том, что всё рухнуло, и не осталось больше ничего, к чему когда-то стремился и чего так упорно добивался, встали бы ещё острее в этой пустой и уже не нужной ему квартире.

В сотый раз Дмитрий прокручивал в голове вчерашний разговор с начальством, и хоть это не было для него неожиданностью и назревало давно, где-то в глубине души таилась надежда, что всё сложится как-то иначе и такой печальной и скорой развязки не случится.

Утром он, как обычно, пришёл в бюро, несколько минут до начала работы поболтал с коллегами в курилке, а потом отправился за свой стол. План на сегодня был обычный — очередная серия лабораторных замеров, впрочем, график утвержден начальством в начале квартала. Ему всегда удавалось сделать чуть больше, чем запланировано, и это начальству нравилось. Кто же против того, чтобы работа выполнялась досрочно, — это премии, благодарность от заказчика, а главное, приятное ощущение собственной значимости и нужности.

Идеи, которые Дмитрий вынашивал уже добрый десяток лет, наконец, дошли до самых верхов, и начальство — особенно военные, для которых разработка предназначалась, — на удивление быстро отреагировало. Дмитрия, попавшего после института на работу в этот почтовый ящик, заприметили сразу, дали лабораторию, средства и пару очень важных телефонных номеров, по которым он мог звонить в любое время дня и ночи в случае необходимости. Но только если ситуация безвыходная, и без вмешательства сверху выпутаться из неё нельзя.

Едва Дмитрий вытащил папку с бумагами из сейфа, зазвонил внутренний телефон.

— Зайди ко мне, — коротко приказал ему, даже не поздоровавшись, заместитель директора института Коновалов. — Оставь все дела и зайди. Я жду.

В самом начале рабочего дня начальство редко тревожит подчинённых. Уж если ему что-то требуется, то оно само снисходит со своих кабинетных высот до рабочих мест. Когда же вызывает к себе, наверняка ничего доброго ожидать не следует.

Вернув папку в сейф, Дмитрий отправился к Коновалову. По дороге он пытался раздумывать о причинах срочного вызова, но в голову никаких мыслей не приходило.

— Сядь, — сказал Коновалов, не отрываясь от бумаги, которую просматривал. — Нужно поговорить.

Некоторое время стояла тишина, и Дмитрий вдруг понял, что сейчас должно произойти что-то неприятное и непоправимое.

— Как твой проект? — спросил Коновалов.

— Нормально, — пожал плечами Дмитрий, — опережаем график…

И опять наступила тишина. Наконец, Коновалов отложил бумагу, встал из-за стола и несколько раз прошёлся по кабинету, что-то напряжённо раздумывая.

— Понимаешь, Дмитрий Ефимович, — глухим голосом сказал он, остановившись у окна, — наше руководство ценит тебя и уважает, но… видишь, какой бардак творится вокруг? Всё летит в тартарары, заводы закрываются, оборонка трещит по швам. Короче, солдафоны твой проект решили прикрыть.

— Денег на него нет? — предположил Дмитрий.

— Не только денег, — отмахнулся Коновалов, — не до проектов им сейчас. Самим бы в креслах усидеть…

— Хотят приостановить или вообще закрыть?

— Не знаю. Знаю лишь, что с завтрашнего дня твоя лаборатория закрывается. — Коновалов вернулся к столу, взял бумагу, которую читал, и протянул Дмитрию. — Вот приказ по институту, распишись.

— Что же мне теперь делать? — Дмитрий вертел в руках приказ, не решаясь в него заглянуть.

— Мы тебя вынуждены уволить. Других вариантов нет. И твоих сотрудников… Посиди дома, отдохни. Рыбалка, грибы — что ещё могу посоветовать? А там, глядишь, что-то изменится, солдафоны одумаются и решат возобновить разработки… Мы ведь не только тебя увольняем, ещё пара лабораторий закрывается, а это добрых полсотни человек.

— С завтрашнего дня не работаю?

— Уже с сегодняшнего. Сходи, возьми в кадрах обходной лист… До свиданья. И не обижайся на нас…

До обеда Дмитрий просидел за своим столом, разбирая бумаги и тайком от начальства копируя их. Девчонка, работающая на ксероксе, ещё не знала о его увольнении и охотно копировала документы, которые он складывал в свою сумку так, чтобы на них не обратил внимания охранник на входе. Хотя вряд ли его будут проверять, но всё может быть — человек увольняется и больше сюда не вернётся, а объект всё-таки режимный и каждая вторая бумага здесь с грифом «секретно»…

Но его не задержали на выходе. Охранника, имени которого Дмитрий не знал, интересовало другое. В сумке не было того, что чаще всего выносят сотрудники, — спирта или дефицитных радиодеталей, — а какие-то бумажки с резким запахом нашатыря — да кому они сегодня нужны?

Самое неприятное ожидало дома. Людмила, с которой он и так жил в последнее время, как кошка с собакой, узнав об увольнении мужа, ни слова не говоря, собрала вещи и уехала к матери. Такое случалось и раньше, но всегда сопровождалось скандалами и битьём посуды. Сегодня же всё прошло тихо, и это было совсем паршиво. Так уходят, когда не собираются возвращаться.

— Я подаю на развод, — сказала она напоследок, — не хочу жить с лузером. Тебе уже сорок, а чего ты в жизни добился? Каждый день работаешь по двенадцать часов, а зарплата — копейки. Говоришь, что делаешь что-то важное для оборонки, и начальство тебя ценит? Всё это полная ерунда! Ты сам себя обманываешь! Если бы тебя ценили, ты бы получал не эти жалкие гроши. Мы бы смогли купить машину, каждый год ездить на юг к морю, а что мы имеем?.. Я сейчас с тобой говорю, а ты меня хоть слышишь-то? Вот и оставайся один…

Весь вечер Дмитрий просидел дома, тупо глядя в одну точку. Никакие мысли в голову не шли, и на душе было тоскливо, но почему-то спокойно. Настолько спокойно, что по спине время от времени прокатывался озноб ожидания чего-то неизвестного. Лишь сейчас он понял, что жизнь расставила какие-то свои точки. Всё, что происходило с ним раньше, уже казалось искусственным и неправдоподобным. Работа, которая всегда была смыслом жизни, теперь отходила на задний план, а что оставалось взамен? Что у него было за душой? Какие у него интересы помимо решения всевозможных технических задач, возникавших на работе? Книги, кино, музыка? Он и не помнит, когда что-то читал или смотрел по телевизору… Семья? Теперь выяснялось, что и семьи-то у него по-настоящему не было. Они жили с Людмилой бок о бок, но близкими и родными людьми так и не стали. Может, дети сблизили бы их, но детей не было.

Дмитрий спустился к круглосуточному ларьку в квартале от дома, купил бутылку водки и вернулся в опустевшую квартиру. Но и водка не помогла. Пить он так и не научился. Мужики с работы, изредка затаскивающие его в свои компании, всегда говорили:

— Не настоящий ты еврей, Дмитрий! Настоящие-то нашему русскому человеку по питейной части не уступают. Ещё и фору дают. Не то, что ты. Не обижайся, конечно, что мы тебя так, но…

А Дмитрий ни от кого и не скрывал, что он еврей, хотя такое в их уральских краях не принято афишировать. Никто ему в укор еврейское происхождение не ставил, тем не менее, изредка всё-таки проскакивало, что он не совсем свой, а к чужакам, ясное дело, отношение настороженное.

— Что ты здесь делаешь? — иногда говорил кто-нибудь из друзей в порыве откровенности. — Посмотри, сейчас границы открылись, и все, кто мог, подались в Израиль, Америку, Германию. Ты же мужик с головой, найдёшь себе там применение. Здесь-то тебе терять нечего. Даже твоя Людка на тебя волком смотрит и уже поговаривает, мол, живу с ним, пока кто-нибудь интересней подвернётся. Тебя такая ситуация устраивает? Любой нормальный человек на твоём месте уже давно ноги сделал бы! А то наши вожди передумают, закроют границы, как было раньше, и останешься ты у разбитого корыта.

— Кто меня ждёт за границей? — усмехался Дмитрий, но ничего весёлого в этой усмешке не было.

— Никто никого не ждёт, — отвечали ему более просвещённые по этой части товарищи, — но когда выпадает шанс начать всё с чистого листа, грех этим не воспользоваться. Самим бы отыскать какую-нибудь еврейскую прабабушку да ломануться отсюда…

Дмитрию искать никого не надо было. И звали-то на самом деле его не Дмитрием, а Давидом, но так уж повелось со школы, чтобы окружающие не дразнили. И все вокруг привыкли к этому имени. Он помнил семейную историю про то, как его мать вместе с родными попала в эти уральские края во время эвакуации в сорок первом году, вышла замуж за комиссованного по ранению бравого офицера-танкиста и осталась жить на новой родине. Всё равно возвращаться после войны было некуда — еврейское местечко в Белоруссии, откуда она родом, сожжено немцами дотла со всеми его обитателями. Как и местечко, родом из которого отец Давида…

И в самом деле, пора уезжать, вдруг подумалось ему. На дворе девяносто третий год, перестройка в разгаре, но с каждым годом становится не лучше, а только хуже. Пока была работа, были какие-то средства к существованию, а теперь ни работы, ни семьи. Что в перспективе — идти побираться?

Дмитрий покосился на сумку с бумагами, вынесенными из института, и ему, наконец, стало ясно, для чего он это сделал. В этих бумагах вся его жизнь, вернее, годы, которые он посвятил оборонке. А она так жестоко поступила с ним — вышвырнула на улицу, оставив, по сути дела, без будущего! Нет, к такому раскладу он не готов. Он имеет право воспользоваться этими секретными материалами, ведь в них всё — и бессонные ночи, проведённые за книгами, и исписанные формулами блокноты, и горячие споры с коллегами, в которых истина если и рождалась, то далеко не сразу, и его изворотливость, когда необходимо было раз за разом разъяснять твердолобым генералам преимущества его изобретений над тем, что уже существует в мировой практике…

В лаборатории он даже успел создать опытные экземпляры некоторых своих изобретений и кое-кому продемонстрировал их в действии, но даже это, как выходило, сегодня не нужно. Однажды, когда он, отчаявшись, посетовал кому-то из начальства на то, что глупо разбрасываться такими новинками, которые сделают любую армию самой неуязвимой и самой-самой-самой, ему ответили, что никто о войне не помышляет, новые виды вооружения, конечно, актуальны, но не сегодня, и так далее. Обидно, когда вокруг тебя безразличие и непробиваемые стены, а ведь любой творческий человек тщеславен. Тщеславие — это стимул к творчеству, и без него ничего нельзя сделать действительно нового.

— Меня здесь ничего не держит, — проговорил он вслух, и сам удивился своему голосу, твёрдому и уверенному, каковым, наверное, должен быть голос человека, ответившего на главный вопрос в жизни. — И никому я ничего здесь не должен. Пора собираться…

После этих слов ему стало легче. Презрительно глянув на бутылку, он пересел в кресло у окна и стал раздумывать, как завтра отправится за заграничным паспортом, и, когда тот будет готов, не откладывая ни на минуту, поедет в Москву в израильское посольство. Там он добьётся встречи с человеком — как его называют? — военным атташе и расскажет о своих изобретениях. Дмитрий ясно представлял, что везти с собой через границу пачку бумаг, на каждой из которых гриф «секретно», это прямой путь к тому, что его притормозит первый же пограничник, и тогда уже он отправится совсем в другом направлении — противоположном.

С другой стороны, он не настолько наивен, чтобы сразу выкладывать свои секреты какому-то незнакомому израильтянину. Вполне вероятно, что доверься он работнику посольства — и его разработки попадут туда, куда надо, а он, как и здесь, окажется в итоге ненужным и лишним. На порядочность и честность полагаться не стоит, нужно всегда придержать туза в рукаве. Но как это сделать?

Ответ пришёл сам собой. До отъезда в Москву он составит описание изобретений с подробными пояснениями, а также приложит имеющиеся фотографии и акты испытаний. Этого будет достаточно, чтобы его не сочли очередным безумным изобретателем вечного двигателя. Сам же принцип работы и отработанные на опытных образцах схемы он не доверит никому, а повезёт в багаже лично. Без описаний они вряд ли привлекут чьё-то внимание.

С отъездом не будет никаких препятствий. Его увольняли в такой спешке, что никто в институте даже не задумался, что он носитель секретной информации, и какое-то время его вообще не следует выпускать заграницу. Может, компетентные органы, барахтаясь в той неразберихе, что творится вокруг, не обратят на него внимания и отпустят с миром… В Израиле-то его примут в любом случае, хоть с секретными документами, хоть без, но хочется сделать какой-то задел для будущей благополучной жизни. В том, что Дмитрий продолжит заниматься любимым делом, сомнений не было. А на первых порах, пока он худо-бедно обживётся на новом месте, ему любая работа сгодится. Он не белоручка, может и лопатой поработать…

Теперь уже спокойно сидеть в кресле и смотреть в окно на сгущающийся сумрак и усиливающийся снегопад Дмитрий не мог. Он вскочил и стал нервно расхаживать по комнате. Взгляд снова наткнулся на бутылку с водкой. Такое решение не мешало бы обмыть, но… нет, некогда. Нужно прямо сейчас начать сортировку документов. Работы наверняка будет много, но и время пока есть.

Дмитрий зажёг свет и раскрыл сумку. Сдвинув на край стола водку, он вытащил всё ещё пахнувшие нашатырём листки ксерокопий и положил перед собой чистый лист бумаги. Перед тем, как начать писать, он зажмурился и пробормотал:

— Хоть бы всё прошло так, как я задумал, — потом погрозил кулаком кому-то невидимому в окне и прибавил, — вы ещё пожалеете, что так поступили со мной! Дмитрий… нет, Давид Бланк всем покажет, на что способен!

 

3

Израиль Сентябрь 2011

Зачем я согласился участвовать в этой авантюре? Мог отказаться и послать Сашку с его детективными заморочками подальше, так нет же, сыграло дурацкое любопытство и желание первым приоткрыть покров чужой тайны. Я ещё потом не раз пожалею, что так неосмотрительно согласился участвовать в этих играх, ни правил, ни целей которых так до конца и не прояснил. Да я уже и сейчас жалею…

Сашка Гольдман оказался ещё тем Змеем Горынычем, ведь наверняка помнил и использовал мои старые рассказы про то, какую бурную жизнь я вёл до приезда сюда, в каких передрягах участвовал и каким был некогда крутым перцем. Конечно, я сильно привирал, но у меня получалось делать это складно, и Сашка наверняка это подметил, ухватив из рассказов главное: скучно мне жить размеренной и тусклой жизнью израильского обывателя, душа требует драйва. А раз так — на тебе, брат, реальное приключение, покажи всем, какой ты боец, поиграй под присмотром старших товарищей в детектива…

Что ж, назвался груздем… лезь. Конечно, в Шерлоки Холмсы я не гожусь, да и Штирлиц из меня едва ли получится, тем не менее… Хотя, по сути дела, ничего запредельного от меня не требуют. Наоборот, задача, по всей видимости, примитивно проста: изображать из себя лоха, каковым я и выгляжу безо всяких натяжек. И вот этот лох под самым банальным предлогом — любопытства или обострившейся болячки, — попытается пробраться в святую святых этого новоявленного гуру, пославшего по известному адресу все официальные организации с их бульдозерным напором и казённой официальщиной. Будь у меня какие-нибудь сверхъестественные способности, я бы тоже, ни минуты не сомневаясь, применил их, чтобы отпугнуть от себя этих нахалов. Хоть я с этим человеком ещё незнаком, но уже испытываю к нему некоторые симпатии.

Ну, да ладно, об этом помечтаем как-нибудь при случае, а сейчас лучше прикинуть, как мне попасть к нашему замечательному соотечественнику. Сашка предлагал явиться к нему с жалобой на какую-нибудь фигню — мигрень или боль в спине. Я ему тогда не сказал, что такой трюк окажется не очень убедительным. Целитель максимум поводит руками — или что ещё в подобных случаях делают уважающие себя маги? — и отправит восвояси. Хочется, чтобы этот не желающий излишнего внимания к собственной персоне человек не почувствовал опасности и увидел во мне союзника. Более того, чтобы я стал чем-то интересен ему. Иначе возникнет подозрение. Никому, знаете ли, не хочется находиться под колпаком, хотя почти ни у кого это не получается. Вот он и бьётся в одиночку с монстрами.

Но что придумать? Под каким соусом проникнуть к нему?..

Так ничего и не решив, я вылез из машины и пошёл к дому. Дом как дом, каких в поселении десятки. Только другие ухожены, и там чувствуется хозяйская рука. Лужайки вокруг домов засеяны зелёной травкой, которую периодически поливают, кое-где даже клумбы с цветами и аккуратные дорожки вдоль низких каменных заборчиков, разделяющих участки. А этот дом сразу выделяется своей неряшливостью — красная черепица на крыше кое-где покосилась и грозит рухнуть на голову его обитателю, трава у дома основательно пожухла, у стены набросаны какие-то ржавые рамы и поломанные доски. Видно, новоявленному «г-ду Б-гу» недосуг отвлекаться на бытовуху, он решает глобальные проблемы мироздания. Рядом с другими домами полно всякой живности — собаки, кошки, куры, кое-где вольно разгуливают ёжики и домашние кролики, а тут пусто. Или хозяин не любит животных, или они не любят его.

Если неряшливость дома не произвела на меня никакого впечатления — я и сам не бог весть какой чистюля, то отсутствие животных меня несколько насторожило. Мой куцый жизненный опыт подсказывал, что во взаимоотношениях со зверушками, как в зеркале, отражается характер человека, его положительные и отрицательные качества. Что ж, небольшая деталь к портрету, но существенная.

Впрочем, внешний вид дома ни о чём не говорит. Ну, не любит хозяин возиться с зелёными насаждениями и не опасается получить по маковке съехавшей черепичной плиткой, это его личное дело. Эйнштейн, если верить преданиям старины неглубокой, тоже был изрядным грязнулей, однако прославился вовсе не как гений чистоты и порядка. Но ведь то Эйнштейн, а этот, как его… я заглянул в бумажку и прочёл Сашкины каракули — «Давид Бланк», чем он ценен для человечества? Пока не знаю. А сам он не торопится заявить о себе миру.

Что ж, попробуем проникнуть внутрь этого негостеприимного дома и познакомиться с хозяином поближе.

Как почти во всех домах в поселениях, дверь в дом Давида Бланка оказалась незапертой и, более того, даже приоткрытой. Как поступать в подобных случаях, особенно когда приходишь в незнакомый дом, я не знал. Постучать или войти сразу? В киношных-то детективах, как правило, если дверь не заперта, то за ней непременно труп различной степени свежести. Нужна же какая-то эпатирующая деталь для сюжета.

— Тьфу ты! — сплюнул я. — Померещится же… Будем вести себя не как в дешёвой киношке, а как в приличном обществе! Или как в индийском слезливом кино с песнями и плясками…

Я посильнее толкнул дверь, и она распахнулась настежь. Однако сразу пройти внутрь мне почему-то не удалось — меня неожиданно разобрал чих. Я чихнул один раз, но не сильно, и от этого в носу засвербело так, что чихнул второй раз, потом третий, а потом и вовсе пришлось лезть в карман за салфеткой, чтобы смахнуть неожиданно выскочившую из носа благородную зелёную соплю.

— Где это меня угораздило простудиться? — между чихами успел пробормотать я. — Не успел придти в гости к незнакомому человеку, как тут же принялся распространять вокруг себя болезнетворные микробы!

— Кто там? — послышался мужской голос из глубины дома.

— Простите, э-э… — Я не знал, что сказать, да и едва ли выдал бы что-то внятное из-за душившего меня чиха. — Ой, извините…

— Секундочку! — донеслось до меня снова. — Сейчас выйду.

Чихнув последний раз и промокнув салфеткой вспотевшее лицо, я с трудом перевёл дыхание.

Прихожих в израильских домах почти не бывает. Через входную дверь сразу попадаешь в зал, который служит одновременно салоном, кабинетом и кухней. Спальни, как правило, совсем маленькие, с крохотными окошками, и в них ничего, кроме как спать, не получается. Все основные события в жизни дома и его обитателей происходят в зале.

Потоптавшись у порога и не дождавшись никого, кто бы меня встретил, я вышел на середину зала и огляделся по сторонам. Ничего необычного. Практически пустая комната со стандартной кухней в дальнем углу, большим окном во всю стену, через которое проглядывался задний двор, такой же неухоженный, как и участок перед домом. Посреди комнаты большой овальный стол, наверняка оставшийся от прежних хозяев, и вокруг него несколько разнокалиберных стульев и табуретов. Никакой другой мебели, за исключением старого продавленного дивана у стены и большого телевизора на тумбочке. Да ещё дверь, ведущая наверняка в покои здешней «Синей Бороды», и лестница на второй этаж со спальнями.

— Мрачноватая обстановка, — пробормотал я, — гостям тут и в самом деле не рады.

— Здравствуйте, вы ко мне? — снова послышался голос, и я, наконец, разглядел его обладателя, который незаметно появился откуда-то и теперь пристально меня разглядывал.

Это был мужчина средних лет с седыми, зачёсанными назад волосами, неожиданно чёрными смоляными усиками над выпяченной верхней губой и такими же чёрными глазами под мохнатыми кустистыми бровями. Почему-то мне сразу подумалось, что если кому-то и суждено изобрести вечный двигатель или создать новую теорию относительности, то только человеку с подобной внешностью.

Обычно в таких случаях принято писать, что глаза хозяина дома были пронзительными и настороженно изучали непрошеного гостя, однако этого не было. Взор хозяина был тусклым и ничего не выражающим. Казалось, ему глубоко плевать и абсолютно неинтересно выяснять, зачем я пришёл и что мне надо в его пыльных владениях. Полный вакуум.

— Вы ко мне? Домом не ошиблись? — повторил мужчина скучным голосом. — Кто вы?

На иврите он говорил плохо, поэтому я сразу же ответил на русском:

— Я… как бы вам объяснить? Мы с вами не знакомы, но я много наслышан о вас, и мне захотелось с вами познакомиться.

— Наслышаны? — переспросил мужчина и усмехнулся. В его глазах блеснул огонёк любопытства. — И что вам про меня известно?

— Что вы исцеляете многих, кто неизлечимо болен.

— У вас что-то болит?

— Нет, но…

— И это всё, что вам про меня известно?

Тут я решил, что лучше не бродить вокруг да около, а выдать более или менее достоверную информацию. Так оно выглядит искренней и правдоподобней:

— Ещё слышал, что вы напугали местных жителей обещанием, что если захотите, станете Б-гом.

— Верно, — расцвёл хозяин, — пошутил, было дело… А что вы ещё слышали? Говорите, не стесняйтесь.

— Это что — допрос?

Казалось, хозяин немного смутился и отвёл глаза в сторону, но какой-то интерес в них уже промелькнул.

— Говорят, — продолжал крошить я правду-матку, — что к вам приходили из налоговой службы и ушли ни с чем…

— А, вы случайно не от них?

— Упаси Б-г! — Я даже затряс головой от негодования. — Я сам по себе.

Давид Бланк впервые с интересом оглядел меня и недоверчиво переспросил:

— Точно не от них? Вы уверены?

Я пожал плечами и ответил:

— Могу уйти, если не верите.

— Идите…

Чёрт побери, ситуация тупиковая! Сам напросился на такой ответ. Мне больше ничего не оставалось, как развернуться и пойти к двери. В голове уже начали вертеться нехорошие мысли о том, как я стану объясняться с Сашкой Гольдманом, но хозяин меня опередил:

— Постойте! Я вас вовсе не гоню. Просто я не совсем уверен, что вы тот, за кого себя выдаёте.

Тут уже пришёл черёд обижаться мне:

— А я ни за кого себя пока не выдаю. Вы же мне не дали даже слово сказать!

Давид пригладил ладонями волосы, потом одёрнул на животе мятую майку и вздохнул:

— Не обижайтесь, молодой человек. Просто меня уже достало непонятное внимание окружающих к моей персоне. Честное слово, черти мерещатся… Раз пришли, то проходите, рассказывайте, что вас привело сюда.

Мы прошли к столу, и он указал жестом на стул:

— Присаживайтесь. Сок или чай? Кофе, извините, закончилось… Слушаю вас. Или нет, лучше я задам вам вопрос. Если вы так много узнали обо мне, то наверняка слышали, что я почти не принимаю пациентов. Что вас всё-таки подвигло на этот столь бесполезный визит ко мне?

В его голосе звучала неприкрытая ирония. Я пожал плечами и выдал домашнюю заготовку:

— Понимаете, из того, что я слышал, во многое верится с очень большим трудом. А если говорить честно, вообще не верится. Мистика, чертовщина какая-то. Где правда, где ложь? А я давно интересуюсь подобными загадочными вещами, и мне захотелось во всём разобраться самому. Тем более, это не куда-то в джунгли Амазонки ехать или в горы Тибета, а здесь рядом, под рукой.

— Журналистское расследование?

— Я похож на журналиста?

Давид Бланк испытывающе глянул на меня и отрицательно покачал головой. Чувствовалось, моя речь пришлась ему по нраву. А кому не понравится, когда народная молва приписывает тебе сверхъестественные способности?

— Значит, вы явились ко мне, — медленно проговорил он, — чтобы выведать секреты? А почему вы решили, что, если они у меня и есть, то я их выложу вам на тарелочке? Ведь секреты на то и секреты, чтобы держать их ото всех в тайне.

— Да не хочу я ничего выведывать, просто мне интересно узнать об их существовании! Был бы я каким-нибудь папарацци или специалистам по аномальным явлениям, наверняка придумал бы что-то похитрей, чтобы втереться к вам в доверие!

— Вы правы, — Давид озорно стрельнул по мне глазами и приосанился, — кишка у вас тонка… Кто вы, кстати, по образованию?

— До приезда сюда, — вздохнул я, — и в самом деле был журналистом, скрывать не буду, а здесь…

— Что с вами произошло здесь, можете не рассказывать, — перебил меня Давид. — Журналистов в Израиле и без вас хватает. Для нашего брата здесь берегут работы попроще и погрязней.

— В принципе так, — согласился я, — хотя что может быть грязней журналистики?..

А Давид уже вскочил со стула и, забыв про обещанный чай и сок, принялся расхаживать вокруг стола.

— Хотите, я и в самом деле, приоткрою вам свои секреты? — Он остановился напротив меня и посмотрел сверху вниз. — Не знаю, для чего мне это нужно, но… приоткрою. Мания величия, знаете ли, заела! Просто вы мне чем-то приглянулись.

И тут я подумал, что для того, чтобы побольше расположить к себе этого странного человека, не плохо было бы поиграть в плохого мальчика. Так будет выглядеть наверняка достоверней.

— А если я всё-таки не тот, за кого себя выдаю? — криво усмехнулся я. — Послушаю вас, намотаю себе на ус, а потом, едва выйду, прямиком направлюсь в ту же налоговую инспекцию или полицию!

— А вот это мне совсем не страшно, — расцвёл, как майская роза, Давид. — Я вполне могу сделать так, что по выходу отсюда вы не вспомните ни слова из нашего разговора.

— Так это всё-таки правда? Меня не обманывали? — удивился я. — Вы умеете стирать память?

Давид ничего не ответил, лишь стоял и с улыбкой разглядывал меня.

— Если я забуду обо всём, — продолжал я, — то для чего вам тогда что-то рассказывать? Какой прок? Мания величия так и останется… неудовлетворённой!

Я даже пожалел в душе, что так опрометчиво согласился на Сашкино предложение. Кто его знает, что на уме у этого доморощенного гения? Превратит меня в идиота, не помнящего, кто я и откуда, и пускающего счастливую слюну от манной кашки в психушке?! Не-е, братцы, в такие игры играть я не хочу!

— Знаете, уважаемый, — я встал со стула и глянул на часы, — мне пора бежать, я совсем забыл, что у меня сегодня кое-какие встречи назначены. Вероятно, мой визит сюда был ошибочным.

— Перестаньте! — расхохотался Давид. — Никакой я не гипнотизёр и не колдун, и вреда вам не причиню. Да и секретов-то у меня никаких нет. Я такой же, как все, обыкновенный человек. Ну, может, не совсем такой, потому что иногда осмеливаюсь задуматься над тем, как применить то, что уже давно известно человечеству, а оно так и не научилось использовать это в полную силу…

Так-так, непроизвольно отметил я про себя, великий и ужасный Гудвин потихоньку приступил к изложению своих программных материалов. Хоть и скромничает, величая себя обычным человеком, но амбиции у него зашкаливают. Это видно невооружённым глазом. Иначе для чего я ему сейчас? Нужен ему, ой как нужен хоть один человечек, который подыграет ему и станет им восхищаться!

— Кстати, по своей первой специальности я инженер, — поделился я своими секретами, — технический институт закончил когда-то. Только вот в изобретатели никогда не рвался, другие у меня интересы были.

— И это, молодой человек, плохо! — Давид даже погрозил мне пальцем, словно непослушному ребёнку. — Наука и техника это такое безграничное поле для фантазии, что дух захватывает… Я сразу почувствовал, что у вас гуманитарный склад ума, но, как каждого нормального еврейского мальчика, ваши родители определили вас в технический ВУЗ, мол, что это за специальности — журналистика, культура и искусство? Техника, коммерция, медицина — это более практично и основательно. И вы бы тут добились куда более весомых результатов, чем в журналистике, если бы послушали родителей и продолжали техническую карьеру… Разве я не прав?

То, что разговор почему-то перешёл на обсуждение моей скромной персоны, мне совсем не нравилось. Не за этим я ехал сюда, а Давид моего недовольства как будто не замечал.

— Тех, для кого техника стала главным призванием и смыслом жизни, увы, единицы, — задумчиво продолжал он. — К счастью, мне повезло. Моё призвание стало моей сферой деятельности.

— Значит, вы счастливый человек, — подал я голос. — Завидую вам.

— Самый счастливый! — высокомерно поправил Давид. — Хотя и скучно, признаюсь, жить на белом свете, когда никто это не ценит, а от тебя требуют каких-то банальностей. Вроде излечения от застарелого радикулита или… — он посмотрел на меня и ухмыльнулся, — от насморка. Поэтому я и разговорился с вами. Ведь на самом деле вы пришли не лечиться и даже не с целью что-то выведать, да? Вы, если я не ошибаюсь, пришли с абстрактной целью понять, существует ли в природе реальное чудо, которое мне приписывают. Ведь так?

— Так. — Я почесал кончик носа и решил продолжить игру в плохого мальчика. Раз уж карта попёрла, то примем правила игры. — Одно меня немного удивляет: как вы легко говорите о чуде… Завеса тумана, которую вы создаёте, она действительно необходима? Без неё нельзя? Не скрывается ли за ней что-то совсем уж банальное?

— Думаете, незаслуженно рекламирую себя? — Давид искоса глянул на меня, и от его взгляда мне стало немного не по себе. — Да, молодой человек, не случайно я позволил вам беседовать со мной и не выгнал, как многих других, кто пытался лезть в мои секреты. Вы мне даже чем-то симпатичны. Своей недоверчивостью и нежеланием сразу хватать вершки…

Невольно я отметил про себя, что дело худо-бедно пошло на лад, и мне будет, чем порадовать Сашку Гольдмана. Всё-таки при всех своих гениальных способностях Давид Бланк вовсе не такой проницательный психолог, чтобы до конца разобраться в мотивах, движущих мной.

— На самом деле, — зачем-то ляпнул я, — мне тоже хотелось бы ухватиться за вершки, но только чтобы потом показались и корешки!

— А вы не такой простачок, каким хотите казаться! — Давид с улыбкой посмотрел на меня и махнул рукой. — Успеете ещё, не всё сразу. — Он поглядел на дешёвые электронные часы, висящие на стене, и вздохнул: — Сейчас у меня времени нет. Дела, знаете ли. Если хотите, подлетайте ко мне через пару дней, и мы тогда уже основательно побеседуем. Вам далеко добираться до нашего поселения?..

Выйдя из дома Давида Бланка, я всю дорогу невольно раздумывал о нашем разговоре. Даже несколько раз восстанавливал в уме последовательность нашего общения и с облегчением отмечал, что великий и могучий Гудвин не стёр мою память, как у бедняг, чем-то ему не приглянувшихся. Это обнадёживало. Видно, полицейское начальство Гольдмана верно рассчитало, что я окажусь именно тем человеком, который справится с этой неразрешимой задачей. А там, глядишь, и какая-нибудь копеечка мне обломится за хлопоты…

 

4

Россия Июль 1994

Вопреки ожиданиям в израильском посольстве Дмитрия приняли вовсе не с распахнутыми объятиями. Пройдя внутрь за ограду посольства, ему пришлось долго объяснять охраннику, что перед тем, как встать в очередь для оформления выездных документов, ему необходимо встретиться с кем-то из ответственных работников, но охранник всё время отмахивался и жестом показывал пройти в зал с остальными посетителями.

Дмитрий послушно прошёл в зал, мрачно уселся на стул и принялся ждать, пока кто-нибудь выйдет из дверей с грозной надписью «Вход только для работников посольства». Наконец, оттуда выпорхнула молоденькая девица с пачкой бумаг в руках и хотела уже проскочить мимо, но Давид мягко ухватил её за локоть. Некоторое время девица слушала его и понимающе кивала головой, потом что-то сказала на иврите, виновато развела руками и убежала.

Дмитрий снова уселся на стул и принялся теребить тесёмки папки, в которой были аккуратно сложены описания его изобретений. Но толку от сидения, как он уже догадывался, не было никакого. Надо действовать напористо и нагло, потому что иначе в этом мире ничего не добьёшься. Эту фразу ему постоянно твердила Людмила, с которой он развёлся три месяца назад и почти не вспоминал о ней.

Он несколько раз прошёлся по залу, без интереса разглядывая публику, которая заполняла анкеты и суетилась с документами, потом решительным шагом подошёл к одной из служебных дверей и постучал. Дверь тотчас открылась, и парень в белой рубашке с галстучком вопросительно уставился на Дмитрия:

— Вы к кому?

— К атташе.

Некоторое время парень раздумывал, но, видимо, решительный вид посетителя его успокоил:

— Вам назначено?

— Да. — Дмитрий покосился на часы. — На десять ровно.

— Проходите…

Поначалу парень шёл за ним следом, потом исчез за какой-то дверью. Дмитрий прошёл дальше и, дойдя до конца коридора, вернулся назад. Никого в коридоре не было. В отличие от шумного зала, где оформляли документы и галдели посетители, здесь была мёртвая тишина. Ещё раз оглянувшись, он постучал в какую-то дверь и, не дожидаясь приглашения, вошёл.

В небольшом, почти пустом кабинете сидел за столом худощавый черноволосый мужчина в очках, и перед ним стояла уже знакомая девица, которую тот за что-то ворчливо распекал на иврите. На полуслове мужчина прервался и вопросительно посмотрел на Дмитрия.

— Извините, мне хотелось бы побеседовать с кем-то из ответственных работников посольства, — проговорил Дмитрий, немного смущаясь от своей наглости, однако назад дороги уже не было.

— Как вы сюда попали? — слегка коверкая слова, спросил мужчина. — Кто вас пропустил?

— Сам прошёл. Я вот у неё, — и Дмитрий показал пальцем на девицу, — спрашивал, так она даже слушать меня не захотела.

Мужчина неодобрительно покачал головой и кивнул девице, чтобы та уходила.

— Ну и что вы хотите? — Она внимательно посмотрел на Дмитрия и вздохнул.

— Я работал в оборонной промышленности, — начал Дмитрий, почувствовав, что дело сдвинулось с мёртвой точки, — и у меня есть достаточно много интересных разработок, которые я хотел бы…

— Стоп-стоп, — прервал его мужчина, — не говорите так быстро, я не всё понимаю по-русски!

Минут десять Дмитрий втолковывал мужчине, кто он такой и для чего ему нужно встретиться с военным атташе, но собеседник с каждой минутой становился всё скучней и скучней. Наконец, мужчина не выдержал и честно признался:

— Я мало что понял из ваших слов. Подождите минутку, я приглашу человека, который сумеет понять вас. Присядьте…

После того, как мужчина вышел, Дмитрий перевёл дыхание и осмотрелся. На стене висела карта Израиля и пара плакатов, один из которых оказался большим настенным календарём, а на втором изображалось какое-то безалкогольное пиршество на открытом воздухе в саду, и сверху было почему-то написано «Первый дом на родине». Украдкой глянув на стол, Дмитрий увидел раскрытую газету на иврите с большим, в пол-листа кроссвордом, наполовину уже заполненным хозяином кабинета.

— Здравствуйте! — раздалось за его спиной, и Дмитрий обернулся. Перед ним стоял незнакомый молодой парень с рыжим коротким бобриком на голове и смешным веснушчатым носом. — Я могу с вами побеседовать, но для начала хотелось бы взглянуть на ваш паспорт и узнать, как вы прошли внутрь.

Пока парень изучал паспорт Дмитрия и разрешение на выезд из ОВИРа, Дмитрий путано объяснял, что прошёл сюда почти беспрепятственно, и парнишка, открывавший ему дверь, нисколько в этом не виноват. А встретиться ему нужно с военным атташе.

— Зачем? — коротко спросил парень, не отрываясь от изучения паспорта. — Вы принесли секретные военные разработки?

— Вам уже сказали? — опешил Дмитрий. — Оперативно работаете!

— Нет, я сам догадался, — усмехнулся парень. — Каждый день таких шпионов, как вы, к нам приходит пара-тройка человек. Добрая половина из них — как бы сказать точней? — люди не совсем адекватные. Изобретатели вечных двигателей.

— Думаете, я тоже ненормальный? — сразу насупился Дмитрий.

— Не знаю, — пожал плечами парень. — Я говорю только о том, что вижу своими глазами.

— Ну, и что мне дальше делать? Доказывать, что я не псих?

— Оставьте свои бумаги мне, и я их передам кому следует. Военный атташе, с которым вы хотите встретиться, сейчас принять вас не сможет. И завтра не сможет…

— Но мне действительно нужно поговорить с человеком компетентным и разбирающимся в подобных вещах, — продолжал настаивать Дмитрий. — Уверяю вас, я не принёс проект очередного вечного двигателя. У меня вполне конкретные идеи, часть из которых уже применяется, правда, пока в опытных образцах.

— Разумеется, — кивнул головой парень. — Оставьте, повторяю, ваши бумаги, и с вами через некоторое время обязательно свяжется кто-то из наших сотрудников.

— Я не москвич…

— Не важно, вам позвонят по тому номеру, который вы укажете. — Всем своим видом парень теперь показывал, что тема исчерпана, и продолжать разговор дальше бесполезно.

В общий зал, где продолжалась регистрация потенциальных репатриантов, Дмитрий вернулся мрачнее тучи. Уверенность в том, что его бумаги попадут именно к тому человеку, который по-настоящему сумеет их оценить, таяла не по дням, а по часам.

Ничего страшного, приободрял он себя, главное припрятано у меня в голове, а я уж сумею им правильно распорядиться по приезду в Израиль. Там наверняка найдутся люди толковые и сообразительные, которые всё поймут с полуслова. А что взять с посольской публики? Тут обыкновенные клерки, которые оформляют бумаги и проверяют документы. С кем я собирался вести беседы о военной технике и секретных разработках? Правда, в любом посольстве всегда есть представитель разведки, но заикнись я об этом тому же конопатому парню, он сразу позвал бы охранников вывести меня наружу. Наверняка такое уже случалось. И они по-своему правы — откуда им знать, что я не очередной псих?

Незаметно подошла его очередь к окошку, в котором принимали документы.

— На какое время вам бронировать билет на самолёт? — стандартно вежливо поинтересовалась у него приятная немолодая женщина. — Когда планируете отъезд?

И тут Дмитрий задумался. Ведь ему нужно ещё дождаться ответа от человека, к которому попадёт его папка, а когда это будет?

— Давайте через пару месяцев…

— Нет проблем. — Женщина стала заполнять какие-то бланки. — Середина ноября вас устроит?

— Да.

Из посольства Дмитрий вышел сразу после оформления документов, хотя можно было ещё немного посидеть там, полистать красочные проспекты, пообщаться с другими отъезжающими. Ничего этого ему не хотелось. Настроение было гадкое, словно он обманулся в самых светлых ожиданиях, а цель, которая почти вырисовывалась до прихода сюда, снова надолго скрылась за горизонтом.

Поезд домой отправлялся поздно ночью, но это было как раз неплохо. Дмитрий собирался немного прогуляться по улицам, а потом позвонить старому школьному приятелю Павлу, который после окончания института женился на москвичке и перебрался жить в столицу. Однако гулять и разглядывать улицы постоянно меняющегося города ему сейчас не захотелось. Не то настроение. Отыскав телефон-автомат, Дмитрий глянул в записную книжку и набрал номер.

— Привет, Павлик! — сказал он другу. — Чем сейчас занимаешься? Я в Москве и мог бы с тобой встретиться…

Уже через полчаса Павел на своём новеньком «жигулёнке» подхватил Дмитрия и повёз к себе в Останкино. Он даже отпросился с работы, чтобы встретиться со однокашником.

— Жены сейчас дома нет, — жизнерадостно вещал он, — нам мешать никто не будет. Посидим на славу, отужинаем чем Б-г послал, накатим по рюмке, поболтаем вволю… Я по тебе, чертяка, соскучился, ты даже не представляешь как!

Квартира у Павла была обыкновенной трёхкомнатной хрущёвкой на останкинской окраине, и в ней, помимо самого хозяина с женой, жили ещё две их дочери и старуха тёща. Жена была на работе, дочки в школе, а тёща не выходила из своей комнатушки.

— Ну, рассказывай, как там дома? — пропел Павел, едва они уселись в тесной кухоньке, наполнили по первой под яичницу, и тут же, не дожидаясь ответа, принялся хвастаться своими московскими похождениями: — Я недавно в одну компашку попал с певцами и музыкантами, а среди них была Алла Пугачёва. Баба — зверь, своего не упускает. Сразу на меня глаз положила. Ну, и мы с ней… муси-пуси…

— Врёшь! — усомнился Дмитрий.

— Конечно, вру! — сразу согласился Павел. — Но в одной компании точно были! А вообще-то у нас в Москве каждый день что-то интересное происходит, нужно только оказаться в нужном месте и в нужное время…

Как каждый бывший провинциал, он не упускал возможности лишний раз заявить о своей причастности к столице и уже демонстративно по-московски растягивал словечки. Это было наигранно и немного смешно, а он этого уже, казалось, не замечал.

— Перебирайся сюда, — уговаривал он Павла, — что тебе делать в этой уральской дыре? Работу здесь рано или поздно найдёшь. Конечно, по специальности вряд ли, но на кусок хлеба хватит. А что ещё надо? Снимешь на первых порах комнатуху, я помогу, подругу подыщем — вон, у моей половины на фабрике их табун необъезженный. На какую ни глянь, любая за тобой пойдёт…

После второй выпитой рюмки на душе у Дмитрия посветлело, но он всё ещё не решался рассказать другу о том, что подал документы на выезд. Он только поддакивал Павлу, мол, ничего хорошего от этой перестройки нет, заводы закрываются, люди нищают, цены на продукты растут, а обещанных просветов не видно. Наконец, когда они, немного подустав за столом, вышли на лестничную площадку перекурить, Дмитрий сказал:

— А я подал документы на выезд в Израиль. Хочу уехать…

Павел ответил не сразу:

— Ты всё хорошо обдумал? Жалеть потом не будешь?

— Буду, наверное, — вздохнул Дмитрий, — но здесь мне совсем труба. Переезд в столицу — тоже не выход. Ты же понимаешь, что я гнилой интеллигент до мозга костей, и работать нигде, кроме как по инженерной части, не смогу. Мотаться челноком в Польшу за женскими колготками и губной помадой? Да для меня лучше с голоду помереть! Кто-то может перебороть себя, а я нет…

— Что ж, хозяин — барин. — Павел притушил окурок и разогнал ладонью дым. — А чем ты в Израиле собираешься заниматься? Думаешь, там тебя кто-то ждёт?

Дмитрий некоторое время раздумывал, стоит ли рассказывать про то, как он утащил в институте секретные документы и описание их только сегодня отнёс в посольство, чтобы сделать себе хоть какой-то задел для жизни в Израиле. Не побежит ли Павел стучать в компетентные органы на шпиона, крадущего военные секреты для заграницы? И тут же усмехнулся про себя: разве он один такой? Да и какие это секреты, если его лабораторию разогнали, темы прикрыли, а новые виды вооружения сегодня не актуальны»?

Слово за словом он рассказал всю свою эпопею вплоть до сегодняшнего не очень удачного похода в посольство. Теперь Павел слушал его внимательно, не перебивая, а потом вдруг сказал:

— Ну и на какой вы сумме с израильтянами сговорились?

— У нас вообще разговора о деньгах не было…

— Ты даёшь! — Павел даже стукнул кулаком по столу. — Разве подобные вещи так делают? Если твои разработки действительно представляют интерес для солдафонов, то ты должен чётко показать, что на халяву они ничего не получат.

— Видишь ли, — Дмитрий развёл руками, — я только закинул удочку. Никаких секретов никому пока не передавал, только заявил о том, что у меня есть что-то. Как они отреагируют…

— И всё равно так дела не делают! — Павел попробовал снова наполнить рюмки, но бутылка оказалась пустой. — А ты на эту тему разговаривал только с израильтянами?

— Ну да, я же еду в Израиль.

— А американцы? Они побогаче будут.

— Про американцев я не думал. Да и где я, а где американцы!

Павел молча встал из-за стола и полез в кухонный шкафчик за новой бутылкой водки.

— Есть идея, — наконец, выдал он, — я тебе помогу. Ясное дело, не безвозмездно, но если дело выгорит, то все мы будем в шоколаде. Есть у меня на примете один человечек, который работает в филиале американской фирмы. Так вот, у него есть выход на американское посольство, притом не на каких-то простых сотрудников, а на тех, кто собирает действительно серьёзную информацию. Поговорить с ним?

— Думаешь, будет толк?

— Одно точно знаю: это люди серьёзные, и не нужно кого-то ловить за рукав и уговаривать, чтобы тебя выслушали…

— Попробуй, вдруг получится. — Дмитрию стало совсем легко на душе. И даже не от водки, которой в этот вечер было выпито немало, а от того, что кто-то проявляет к нему участие и хочет помочь. — Если получится, то все мы в накладе не останемся. Это я тебе точно обещаю.

— Всё на самом деле не так просто, — продолжал заливаться соловьём Павел. — О чём я буду говорить с американцами? Нужны какие-то документы, описания — я знаю? — ведь не на пальцах же им показывать, что ты изобрёл.

— У меня сейчас с собой ничего нет, — сразу помрачнел Дмитрий, — я папку с описаниями в посольстве оставил. А основные материалы дома.

Некоторое Время Павел раздумывал, потом махнул рукой:

— Давай поступим так. Ты сейчас набросай на листке бумаге самое-самое интересное, и я этот листок передам, кому нужно. И твои координаты для связи.

— Какие координаты? Я же через два месяца уезжаю. Где они меня потом искать будут?

— О, ты эту публику не знаешь! — захохотал Павел. — Если чем-то заинтересуются, то из-под земли достанут. И в Израиле тебя разыщут. Но, я уверен, они объявятся раньше, ещё до твоего отъезда… Только ты меня потом не забудь, ладно?

Но до самого отъезда никто Дмитрию не позвонил — ни израильтяне, ни американцы. Уезжал он с тяжёлым сердцем. Все его хлопоты, казалось, пошли насмарку. Одна надежда, что в Израиле удастся пробиться хоть на какую-то инженерную работу. А там — куда кривая выведет.

 

5

Израиль Сентябрь 2011

— Ну, как впечатление от поездки? — спросил Сашка, едва мы встретились в «Балагуре», как и договаривались накануне. — Не сильно тебя наш подопечный прессовал?

— С чего? — усмехнулся я. — Давид — мужик правильный. Мы с ним почти друзьями стали. С ним вполне можно беседовать на любые темы, правда, его заносит иногда не туда, куда следует, но понять его можно — достали его окружающие своей назойливостью.

— Ты так считаешь? — Сашка пристально посмотрел на меня. — А ты ничего странного в его поведении не заметил?

— Вроде нет. Мы с ним посидели, чаю попили, — зачем-то приврал я, — обменялись взглядами на жизнь. Ну да, одолевает мужика некоторая мания величия, но ведь не на пустом же месте. Что-то он нащупал и, вероятно, что-то изобрёл. Так ведь это, на мой взгляд, его шанс как-то преуспеть в жизни. Если уж повезло, надо эксплуатировать находку. Я бы поступил на его месте так же.

— Эксплуатировать? — покачал головой Сашка. — Если бы всё так просто было… Проблема, понимаешь ли, в другом. То, что им заинтересовались мы и налоговая служба, это ещё цветочки. Это верхний слой. Им заинтересовались и другие серьёзные люди. Так что это уже не игрушки.

— Бандиты, что ли? — усмехнулся я. — Или разведка?

— Понятия не имею, но знаю, что это не простой интерес.

— Ну, и что этим серьёзным людям от него надо? Лечить радикулит или стирать память у потенциального врага? Неужели всё так серьёзно?

— Более чем. Я с тобой вчера не стал говорить об этом, потому что не было ясно, сумеешь ли ты с Давидом установить контакт. До тебя это почти никому не удавалось, и это делает тебе честь.

— Честь — финансовую? — попробовал я поддеть Гольдмана.

— Всему своё время… Будем продолжать дальше. В ближайшее время с тобой хотел бы встретиться один человек, который даст тебе конкретные инструкции. Я-то в этих вопросах не очень разбираюсь, а он специалист. Будешь работать с ним. Ну, и я тебя, конечно, не буду забывать.

Я почесал затылок и протянул:

— Что-то мне это дело нравится всё меньше и меньше. Я и в полицию не сильно влюблён, а тут ещё кто-то… Не хочу работать со специалистами! Надоели мне ваши детективно-мистические заморочки. Книжечку почитать или фильмец про пиф-паф посмотреть — это куда ни шло, а самому в капкан лезть… Нет, уволь, брат.

— Тут, понимаешь ли, игра в одни ворота. Поздно отказываться. Раз уж начал, то продолжай. Да и не задаром всё это — ты в обиде не будешь.

— Не хочу! — упёрся я. — Если бы ты сразу сказал, что встреча не будет одноразовой, я бы отказался. Но ты попросил, и я выполнил твою просьбу. Потому что мы друзья. Встречаться же с какими-то посторонними людьми — на это я не подписывался. Это уже перебор. Я на прежней родине уже имел счастье общаться с гебешниками. Всё вроде бы начиналось со светской беседы, а потом птичка увязла — сперва просьба, потом задание — подсматривать, подслушивать. Еле открутился… Хватит, мы такое проходили, и всё это я с удовольствием хочу забыть. Дурно это попахивает!

— Ну, ты сравнил! — Сашка начал сердиться. — Не путай одно с другим!

— Вот и я про то! Тогда у меня выбора не было, а сегодня я имею право отказаться. Всё-таки в свободной стране живём…

— Ты уверен? Всё-то ты знаешь… Спецслужбы везде действуют одними и теми же методами.

— Ага, вот и выплыло заветное словечко — спецслужбы! Знаешь, любезный мой Саша, я уже сказал, что в шпионы не гожусь и даже пробоваться на эту роль не собираюсь. И не уговаривай. Эта тема для нас с тобой закрыта. Водки выпить, шашлычка замутить, анекдоты про тёщу потравить — это пожалуйста, но не более.

На некоторое время Сашка замолчал, лишь поглядывал то на меня, то на девочку-официантку в короткой замшевой юбке, и было абсолютно ясно, на кого ему любоваться приятней.

— Знаешь что, — вздохнул он, — я доложу кому следует о твоём решении, но, пока суд да дело, выполни мою последнюю просьбу: встреться с Бланком ещё разок, как вы договорились, а?

— О чём мне с ним теперь беседовать? — не унимался я. — Да мне теперь стыдно ему в глаза смотреть будет! Человек ко мне со всей душой, а я — его секреты вынюхивать. Что он обо мне подумает?

— Всё это не бесплатно, — напомнил Сашка. — А вообще-то ты дурак! Тебе подвернулась возможность поработать с серьёзными ребятами, — заметь, не бандитами! — а ты кочевряжишься. Если всё пройдёт успешно, то такие бабки срубишь… Или ты больше зарабатываешь в сторожах?

— Но закладывать того, кто об этом не подозревает…

— Перестань! Это было, есть и будет, пока земля вертится!.. Ну, твоё последнее слово?

Я сидел и тупо разглядывал свою чашку с кофе. Разговаривать с Гольдманом мне было противно, и хотелось поскорее уйти, хотя я понимал, что отвязаться от него не легко.

— Ладно. Встречусь с твоим Давидом ещё раз. Как и обещал ему. Но… что вам от него надо?

Сашка облегчённо вздохнул и быстро заговорил:

— Ты воспринимаешь всё чересчур серьёзно, а дело наверняка выеденного яйца не стоит. Вполне может оказаться, что никаких секретов нет, и этот таинственный Давид самый натуральный мыльный пузырь. Просто нужно во всём разобраться. Да и я уверен, что ничего серьёзного в его изобретениях нет, потому что современная наука, извини меня, находится на таком уровне, что в одиночку ничего нового уже не сделаешь. Тут целые исследовательские центры трудятся, а этот гений-одиночка…

— Тогда для чего вся эта возня? — не унимался я. — Отпустите меня и его с миром. И ваших денег мне не надо.

Тут уже Гольдман рассвирепел не на шутку:

— Хватит! Сколько можно тебя уговаривать?! Ты как старая шлюха — и денег хочешь срубить, и лицом в грязь не ударить. Так не бывает!.. Ещё одна встреча с ним — и катись на все четыре стороны!

Его гнев, как ни странно, меня развеселил, и я выдал:

— Поклянись мамой, что встреча будет последней. Дай слово джигита!

Сашка минуту изумлённо разглядывал меня, потом его лицо посветлело:

— Ну и гад же ты! Всю кровь у меня высосал!.. Ладно, проехали. Когда к нему собираешься?

— Мы с ним созвонимся.

Официантка в короткой юбке принесла нам ещё по чашке кофе и включила за барной стойкой музыку. Соседние столики постепенно заполнялись людьми, и в кафе стало шумно.

Сашка придвинулся ко мне поближе и сказал:

— Когда поедешь к Давиду, оставайся, пожалуйста, в той же куртке, что был и в прошлый раз.

— Я всегда в одной и той же куртке, — удивился я и похлопал себя по карману, — у меня в ней документы, сигареты… А почему ты об этом говоришь?

— Э-э, брат, невнимательный ты, — усмехнулся Сашка, — в шпионы точно не годишься. Вот, гляди… — Он протянул руку к моему воротнику и вытащил тонкую булавку с маленьким бесцветным шариком на конце.

— Что это? — опешил я.

— Микрофон, который я поставил в твой воротник при первой нашей встрече. Чтобы контролировать вашу встречу с Давидом. А ты его не заметил.

— Так вы всё прослушивали без моего ведома? Для чего тогда встреча сегодня? Вербовка в штатные стукачи?

— А как ты сам думаешь? Конечно, ваш разговор записан. А встретились мы сегодня для того, чтобы поговорить о дальнейших планах. Ну, и послушать твоё личное мнение о Давиде… Помимо всего, мы опасались, что он может повести себя по отношению к тебе агрессивно…

— И что бы вы сделали? Послали бы спецназ спасать меня? Или скорую помощь, чтобы отвезти в психушку восстанавливать память?

— Дело в том, что Давид умеет не только стирать память, — медленно проговорил Гольдман, — но и делать кое-что посерьёзней.

— Что, например?

— Об этом с тобой поговорит другой человек, не я. Ему и задашь вопросы. А пока… я верну микрофон на место, и ты его не трогай. Хорошо? Это очень важно для твоей же безопасности.

Я пожал плечами и позволил снова воткнуть булавку с микрофоном себе в воротник. После этого Гольдман встал из-за стола и поглядел на часы:

— Всё, убегаю, время поджимает. А ты, пожалуйста, не выключай свою мобилу, тебе позвонят и назначат встречу.

— Я ещё не дал окончательное согласие!

Сашка глянул на меня исподлобья и ухмыльнулся:

— Ошибаешься, дал, уже дал!..

После его ухода я некоторое время сидел в кафе и тупо разглядывал пустую чашку из-под кофе, мысленно посылая проклятья в адрес своего друга и всех, кто за ним стоит. Самое ласковое из пожеланий заключалось в том, чтобы какой-нибудь Давид Бланк стёр им память, и они больше ни разу не вспомнили обо мне.

Но память у них, к сожалению, была прекрасной, тут иллюзий питать нечего. И обидней всего было то, что я чувствовал, как эта публика разыгрывает какой-то третьесортный детектив, используя меня как банального болванчика. Раз уж мне единственному изо всех удалось установить контакт с Давидом, то выдайте хотя бы о нём побольше информации, чтобы я не блуждал во тьме, а целенаправленно выяснял всё, что необходимо. Так нет — всё порциями, и ещё какие-то инструкции нужно от кого-то получить… А потом они отвяжутся? Фигушки! С другой стороны, кто я такой для этой заинтересованной публики? И в самом деле болванчик, который выполнит свою часть дела и о нём забудут. Хорошо, если просто забудут…

Что ж, печально подытожил я, будем играть отведённую роль. Пообщаюсь вечером с Сашкиным человеком, получу наставления, намекну на оплату и съезжу последний раз к Давиду. А после плюну в наглую Сашкину рожу и воткну ему в задницу шпионскую снасть — микрофон на иголке! Вот так, ни больше, ни меньше.

После разработки такого сурового воинственного плана пыл мой заметно угас, и я, полностью удовлетворённый грядущим гипотетическим мщением, отправился домой. Душу мою теперь переполняла не столько злость на Гольдмана и его покровителей, сколько брезгливость. И не потому, что в своих играх они отводили мне самую низовую роль, просто мне ничего больше от них не хотелось. Даже, по большому счёту, их денег. Лучше я буду по-прежнему, удобно устроившись на диване, читать детективы и смотреть по телевизору сериалы, попивая пивко. Такое времяпрепровождение устраивает меня куда больше. И трудиться в свой охране.

Но не успел я зайти к себе домой, как в моём кармане запел мобильник. Вместо приветствия низкий бархатистый голос сразу поинтересовался:

— Я могу говорить сейчас с вами?

— Можете.

— Ваш приятель Алекс Гольдман просил меня встретиться с вами. Вы готовы?

— Ну, если просил… — затянул я, однако голос меня перебил:

— Вот и хорошо. Через полчаса вам подходит?

Круто они взялись за меня, подумал я и вздохнул:

— Подходит. Где встретимся?

— В том же кафе «Балагур», где вы беседовали с Алексом.

— Как я вас узнаю?

— Не беспокойтесь, я сам к вам подойду. Заодно и поужинаем.

— В общем-то, я не голоден…

Неизвестный собеседник хмыкнул на том конце провода:

— Не беспокойтесь, за ужин заплачу…

Вот он, мой первый заработок в виде бесплатного ужина, подумал я. Сидение у телевизора и чтение детективов под пиво откладывалось на неопределённый срок. Вздохнув, я снова натянул брошенную на стул куртку, поменял домашние тапочки на сандалии и отправился к своей машине.

Знакомое кафе было в этот вечерний час почти пустым. Официантка в короткой юбке кивнула мне, как старому знакомому, и улыбнулась. Повторно присаживаться в течение часа за один и тот же столик у окна даже ей, наверняка насмотревшейся здесь всякого, было смешно и странно. Сев, я молча уставился на барную стойку. Разыскивать взглядом своего будущего собеседника я принципиально не хотел. Ему нужно — пускай и ищет.

— Что будем заказывать? — Официантка остановилась в двух шагах от меня и смерила взглядом, потом, подмигнув, перешла на русский: — Опять кофе или что-нибудь покрепче?

Пить третью чашку кофе на ночь, это уже перебор, поэтому я обречённо вздохнул:

— Сто граммов водки и тарелку квашеной капусты. Чтобы потом мордой в неё…

— Капусты нет, а салатик принесу, — засмеялась официантка. — Да и водки вам сто граммов будет явно недостаточно. Вы чем-то расстроены?

А ведь верно подметила: физиономия у меня сейчас не лучится радостью. Но делиться с ней своими проблемами мне не хотелось. Я послушно кивнул головой и отвернулся.

Заказ она выполнила быстро, и тут же исчезла. Выпив стартовую рюмку, я стал без особого энтузиазма ковырять вилкой овощной салат и прислушиваться к собственным душевным позывам. Вопреки ожиданиям, водка настроение не подняла, а наоборот усилила мои печали и обиды.

Какого чёрта я ввязался в эту игру? Вечно меня тянет на приключения. Жил бы себе спокойно и не высовывался. Пригласил меня Сашка пообщаться — посидели бы с ним, и, если бы я сразу решительно отказался куда-то ехать и с кем-то знакомиться, ничего бы в итоге и не было. Так ведь нет…

Стоп, лучше размышлять о чём-то более приятном, а неприятности решать по мере их поступления. Тем более ничего плохого пока не произошло, хотя какое-то шестое чувство подсказывало мне, что гадости ещё впереди… Лучше пофантазируем про то, какие деньги отслюнявит Сашкино полицейское начальство — или кто там ещё? — за мою героическую работу. Насколько помню, Иуда продал Христа за тридцать сребреников. Интересно, какой был бы сейчас курс сребреника по отношению к шекелю? Надеюсь, сумма достойная… для нас с Иудой. От сравнения себя с известным библейским персонажем у меня на душе немного потеплело. Правда, Давид Бланк далеко не Иисус, хоть и грозил богобоязненным соседям стать Б-гом.

Можно, пожалуй, по этому поводу пропустить ещё рюмочку, а там подойдёт обладатель бархатного голоса, накормит меня царским ужином и насыплет полную мошну сребреников. И, кстати, что это он задерживается?

Я выглянул в окно и заметил, как на немноголюдной в этот вечерний час улице бодро вышагивает по направлению к кафе высокий бритый наголо мужчина. Заметив меня, он улыбнулся и помахал рукой.

Некрасиво получается, пронеслось у меня в голове, сейчас он придёт инструктировать меня, а я, не дождавшись обещанного ужина, уже глушу водку. Ну, да ладно, пускай эта публика знает, с кем имеет дело…

И тут на улице произошло что-то невероятное. Из-за перекрёстка на красный свет выскочила тёмная машина с потушенными фарами и, слегка виляя, быстро понеслась навстречу моему инструктору. Я даже сообразить не успел, что происходит. Раздался глухой удар, что-то заскрипело и хлопнуло, и мужчина, неловко взмахнув руками, подлетел в воздух и упал на тротуар, зацепившись носком ботинка за бордюр. Набирая скорость, машина пронеслась мимо кафе и, так же виляя из стороны в сторону, исчезла за поворотом. Где-то заверещали припаркованные машины, раздались чьи-то испуганные крики, но всё уже было кончено.

 

6

Украина Октябрь 1995

Сашке — или, как его потом стали звать на израильский манер, — Алексу Гольдману везло всегда. Он вообще считал себя везунчиком и человеком удачливым, которому легко покорялись поставленные задачи. И ведь так оно, по сути дела, и было.

Ещё до отъезда в Израиль, у себя дома, в большом украинском городе, он имел всё, что хотел. Потребовалось дать отпор дворовым хулиганам в детстве, и он записался в спортивную секцию дзюдо, где за короткое время дорос до кандидата в мастера спорта. А потом, когда стал старше, увлёкся борьбой серьёзно и шаг за шагом стал продвигаться к медалям. Олимпийских вершин, правда, не достиг, но стал мастером спорта и периодически вывешивал на стену медали разного достоинства, добытые в первенствах Украины, а потом и Союза.

Благодаря спорту, у него появились влиятельные друзья, которые помогали успешно продвигаться по жизни. Стать на закате спортивной карьеры тренером он не захотел, зато ему хотелось романтики, где его умение пригодилось бы в полном объёме, и он пошёл работать в милицию. Полгода потоптав землю в шкуре участкового, он поступил в юридический ВУЗ, закончил его и с помощью влиятельных друзей перевёлся на элитную по милицейским понятиям работу — в уголовный розыск. Тут уже романтики было выше крыши, однако совсем не той, которой хотелось. Погони, единоборства и перестрелки, конечно, случались, однако больше было бумажной работы и выяснений отношений с начальством. А это его не устраивало никак.

К тому времени он познакомился со своей будущей женой Светой, которая была участницей сборной команды республики по гимнастике, и пропустить мимо себя эту очаровательную украиночку Сашка не мог. Да и ей понравился симпатичный черноглазый крепыш с накачанными плечами, на которых к трём лейтенантским звёздочкам вот-вот должна прибавиться четвёртая, капитанская.

Сашкины родители против свадьбы не возражали. Лишь дед, который всё ещё не мог забыть родное местечко, немного побурчал про то, что негоже еврею брать в жёны нееврейку, но кто же его будет слушать?

После свадьбы Сашка продолжал работать в милиции, но отсутствие особого рвения по части сочинительства отчётов и расшаркивания перед начальством тормозило его дальнейшее продвижение, а Света после рождения первенца перешла на тренерскую работу в местный спортивный клуб. И жили бы они в любви и согласии до скончания веков, только началась перестройка, и их благополучие стало давать трещину.

Милицейские зарплаты почти не росли в отличие от цен на продукты, а работы по отлову расплодившегося уголовного отребья прибавилось во много раз. Выяснилось так же, что и спортивному клубу уже не требуются тренеры по гимнастике, так что вместо любимых Сашкой выездов на природу под шашлычки и водочку теперь приходилось ограничиваться в редкие свободные от работы дни скучным сидением у телевизора и пивом под варёную картошку, денег на которую пока хватало.

Нужно было предпринимать какие-то кардинальные шаги, дабы не впасть в беспросветную нужду, в которой уже копошились многие из знакомых. У влиятельных друзей, всегда выручавших Сашку, теперь были другие заботы, и им было совсем не до скромного опера, который к тому же забросил большой спорт, хоть и периодически являлся в спортивный зал поддерживать форму.

Нужно мотать за границу, решил Сашка, и Света не возражала. У неё были дальние родственники в Канаде, с которыми они переписывались, и те постоянно приглашали их приехать погостить. Но когда Света сообщила, что хотела бы перебраться в Канаду на постоянное место жительства, письма и телефонные звонки сразу прекратились. Некоторое время Света всё ещё пыталась дозвониться до них, но никакого результата не было, и она смертельно обиделась.

— Не хочу никакой Канады, — заявила она Сашке, — поехали в твой Израиль. Там никаких родственников искать не надо. Ты мужик головастый, сумеешь и там пробиться в полицию, а я… я что-нибудь придумаю. Уверена, что мне и там найдётся местечко в каком-нибудь фитнес-клубе. Везде есть девочки, которым хочется иметь красивую спортивную фигурку. Не сошёлся свет клином на нашей незалежной!

Сборы были недолгими. Ни машины, ни недвижимости у Сашки не было, а то, что было, он с лёгким сердцем оставил родителям и родственникам жены. Многочисленные друзья, если и не выражали большого восторга по поводу его отъезда, то, по крайней мере, относились к его выбору с пониманием.

Неожиданное препятствие возникло со стороны Сашкиного милицейского начальника полковника Горбатенко.

— Значит, уезжаем? — сказал тот, изучив Сашкин рапорт. — Покидаем Родину в трудную минуту?

— Мне, знаете ли, пожалуй, сегодня не легче, чем Родине, — попробовал отшутиться Сашка, тем более ничем полковник навредить ему уже не мог. — Да и родители у меня здесь остаются, собираюсь их по мере возможности навещать. Думаю, оттуда я смогу им помогать гораздо больше, чем смог бы здесь.

— Да я не о том! — отмахнулся полковник. — Как же так: честь милиционера для тебя пустой звук? Поманили сладкой западной конфеткой — и ты рад стараться, бросаешь Родину, которая тебя вырастила и воспитала, дала тебе специальность и… — Что ещё дала Родина, полковник вспомнить с ходу не мог.

Сашка хотел было ответить что-нибудь в подобном казённом духе, но дразнить старика не хотелось. Тому два года до пенсии, и выдай Сашка что-то, о чём никогда раньше вслух не говорил, чего доброго старика кондрашка хватит. Он не то чтобы недолюбливал Горбатенко, просто въедливость и занудство старика нередко доводили его до белого каления. Не дай Б-г вовремя не подай отчёт или неверно оформи протокол…

— Тебе у нас плохо жилось? — продолжал экзекуцию Горбатенко. — Или… — тут он слегка запнулся, — кто-то в милиции упрекнул тебя в еврейском происхождении?

— Было дело, — откликнулся Сашка, — и не раз, но сейчас всё это мелочи…

— Ну, так это ребята не со зла, шутки у них такие, — отмахнулся полковник, — а как меня поливают, надеюсь, тебе рассказывать не надо? Да что тебе говорить, ты и сам, небось, за глаза… А чем мы тебе ещё не угодили?

— Не об этом я пришёл беседовать, Василий Степанович, — нахмурился Сашка, — подпишите рапорт и — до свиданья.

— Э-э, брат, так быстро дела не делаются! — даже развеселился старик. — Значит, так. Даю тебе день на размышления. Хорошо всё обдумай, ещё раз с женой посоветуйся, а потом приходи. Не придёшь — буду только рад. Порву твой рапорт и — никакого разговора между нами не было. Договорились?

— Я не передумаю, всё уже решено.

— Сказал, приходи завтра — значит, завтра!

Что он воду мутит, раздумывал Сашка по дороге домой, всё равно никуда не денется и подпишет. Ох, эти старорежимные буквоеды!

Но и на следующий день быстро расстаться с полковником Горбатенко ему не удалось. Старик вытащил из папки Сашкин рапорт и принялся изучать с таким интересом, будто увидел впервые. Сашка стоял у стола и чувствовал, как в нём растёт раздражение. По всему миру люди ездят, куда им захочется без всяких разрешений и бумажек, поселяются и живут там, где им нравится, а здесь…

— Ну, не передумал? — не отрываясь от чтения, спросил Горбатенко.

— Нет. Я ещё вчера сказал об этом.

— Хорошо, я подпишу, но… — Горбатенко поднял голову и посмотрел на Сашку, — с тобой хочет побеседовать один человек. От него многое зависит. Рекомендую, разговаривать с ним не так, как со мной. Не дерзить.

И тотчас вышел из кабинета, а вместо него появился невзрачный мужчина в сером стандартном костюмчике и присел на полковничье место.

— Надеюсь, догадались, из какой я организации? — спросил он тихим голосом и притянул к себе листок с Сашкиным рапортом.

— Да уж, почувствовал.

— Вы присядьте, потому что разговор у нас будет длинный. Или наоборот очень быстро закончится. Всё зависит от вас.

Сашка присел на стул, на который Горбатенко всегда усаживал распекать особо отличившихся подчинённых. Но сегодня Сашка уже был не во власти милицейского начальства, да и не во власти этого мужичка с мягкими кошачьими повадками. Через несколько дней он сядет в самолёт и улетит от всей этой публики, общение с которой его всегда угнетало и до последнего времени не приносило ничего хорошего.

— Печально, что вы покидаете Родину, — притворно вздохнул мужчина, — но ничего не поделаешь, это ваш выбор. Препятствовать вам никто не имеет права…

— Я сейчас заплачу от умиления! — Сашка даже хихикнул, вслушиваясь в его гладкие казённые слова.

— Напрасно иронизируете, — погрозил мужчина пальцем, но улыбка пока не покидала его лица, — есть достаточно много зацепок, чтобы вас не выпускать. Ваша украинка-жена поедет в Израиль, а вы еврей, останетесь здесь. Как вам такой абсурд?

— И что это за зацепки?

— А вы не понимаете? С документами под грифом «секретно» работали?

— Практически нет. Какая у нас в уголовке секретность? Все дела, которые я когда-то вёл, закрыты, а какие-то инструкции для внутреннего пользования — вы их имеете в виду?

— Не важно. Но даже этого, поверьте, достаточно, чтобы закрыть вам выезд лет на пять, а то и больше.

Сашка скрипнул зубами и опустил голову:

— Что вы от меня хотите?

— Практически ничего. — Мужчина встал из-за стола и стал прохаживаться по кабинету. — Вас никто не собирается тут задерживать, летите на здоровье, куда хотите. Нам нужно от вас всего лишь одно маленькое обещание…

— Вербуете в тайные агенты? — невесело усмехнулся Сашка. — Только я ещё и сам не знаю, чем буду заниматься в Израиле. Возможно, меня ждёт там лопата или что-нибудь не менее экзотичное.

— Не прибедняйтесь, — мужчина даже похлопал его по плечу, — вы же офицер, и у вас есть навык оперативной работы, так что вам и карты в руки… А в агенты мы вас не вербуем, уровень у вас не тот, уж извините за откровенность.

— Чем я могу тогда вам пригодиться?

— Спокойно езжайте с семьёй, устраивайтесь, работайте, кем хотите, хоть на той же самой лопате. Никто вас тревожить не станет. Но… — Мужчина поднял кверху указательный палец. — Может возникнуть ситуация, когда от вас потребуется помощь. И нам важно знать, что если наш человек к вам обратится, вы его не прогоните.

— Накормить, напоить и спать уложить?

— Иногда и такое необходимо.

— Я должен сейчас подписать какие-то бумаги?

Мужчина, кажется, окончательно развеселился:

— Фильмов про шпионов насмотрелись? Какие бумаги? Если вы окажетесь человеком непорядочным и лживым, то сразу по приезду побежите в соответствующие израильские конторы рассказывать, как вас путём шантажа заставили подписать расписку о сотрудничестве с органами. Так что от бумаг толку нет… Мне важно увидеть вашу реакцию на моё предложение. Кроме того, мы неплохо оплачиваем труд людей, которые помогают нам за рубежом. Ну, я вас убедил?

Сашка неопределённо пожал плечами и ничего не ответил.

— Хотите ещё денёк-другой подумать над моим предложением? — не отставал мужчина.

— Нет. — Сашка тяжело вздохнул и посмотрел ему в глаза. — Нет у меня времени раздумывать… Мне нужно будет с вами связаться, когда приеду в Израиль?

— Вот совсем другое дело! — почти пропел мужчина. — Об этом не беспокойтесь. Как говорят в шпионских фильмах, мы сами разыщем вас. Вы только помните, что человек, который придёт от нас, передаст вам привет… ну, скажем, от Василия Степановича.

— От Горбатенко?!

— Да хоть от него… Ещё вопросы есть?

— Вроде нет.

— Тогда можете идти. И счастливого вам пути!

Сашка встал, перевёл дыхание и вдруг вспомнил:

— А рапорт? Когда его полковник подпишет?

— О рапорте не беспокойтесь. Спокойно идите и собирайте вещи для отъезда. — Мужчина хмыкнул и прибавил: — И не забудьте прихватить с собой томик Шевченко.

— Зачем?

— Для жены. Не одного же Шолом-Алейхема ей там читать…

Последний раз Сашка шёл по коридорам управления, и ему почему-то очень не хотелось встречаться с бывшими сослуживцами. Все, конечно, знали о его отъезде, но лишний раз выслушивать слова прощания, будто его хоронили заживо, было для него пыткой. Где-то за дверями отделов слышались голоса, два бодрых сержанта провели мимо него избитого кавказца в наручниках, где-то плакала женщина — всё шло своим чередом, как и в любом милицейском подразделении.

И ещё очень не хотелось встретить напоследок Горбатенко. В принципе, ничего плохого полковник ему не сделал, а пару раз даже прикрыл от прокурорского гнева. Его же занудство и буквоедство — что ж, у каждого свои тараканы в голове. Будем помнить о нём только хорошее, решил Сашка и вышел на улицу.

Если до похода к начальству где-то в глубине души было смутное сомнение в том, не совершает ли он ошибку, так поспешно уезжая в Израиль, то теперь сомнений не было. Общение с гебешником только подстегнуло скрытое недовольство, которое, оказывается, вызревало в нём издавна, но до сегодняшнего дня он старался не обращать на это внимания, считая, что таковы правила игры, и никуда от них не деться. Хоть никаких формальных обязательств он сегодня не давал, всё равно было крайне неприятно.

Сашка глубоко вздохнул и пошёл домой, твёрдо решив, что ничего ни для кого делать не будет. Пускай его находят и передают приветы хоть от Горобченко, хоть от самого министра внутренних дел. Там-то они уже ничего ему не смогут сделать, а он сможет — послать всех на три весёлые буквы…

 

7

Израиль Сентябрь 2011

Не отрываясь, я глядел в окно кафе, и руки у меня подрагивали. Водка, которую я собирался допить до прихода моего инструктора, осталась нетронутой.

— Ни хрена себе! — только и бормотал я беспрерывно, потом зачем-то торопливо вскочил из-за стола и выбежал на улицу.

Вокруг лежащего мужчины уже собрались люди, и кто-то истошно кричал в трубку сотового телефона, вызывая скорую помощь. Но было уже ясно, что «амбулансу» можно не спешить. Мужчина был мёртв.

Я медленно шёл к трупу и вдруг словно наткнулся на преграду. Неясная и страшная догадка пронзила меня: а ведь этот мужчина шёл именно ко мне, и кто-то подстерёг его, наверняка зная, куда он направляется! За что его убили? По неосторожности? Мог ли он стать случайной жертвой местных бандитов, с завидным постоянством прореживающих своё расплодившееся поголовье? И сам себе тотчас ответил: вряд ли…

На негнущихся ногах я вернулся за свой столик в кафе, налил рюмку водки, выпил её, а потом налил ещё одну. В голове был полный сумбур. Руки подрагивали, но я полез в карман за телефоном и набрал номер Сашки Гольдмана. Прождав минуту и услышав, что абонент недоступен, я уронил руки на стол. Именно такое развитие событий я почему-то и предполагал.

Тем временем к лежащему на тротуаре мужчине подкатил мигающий пёстрыми тревожными огнями «амбуланс», а следом полицейская машина. В сгущающемся сумраке блики от их мигалок весело скользили по сторонам, выхватывая из тени то толпящихся людей, то какие-то блестящие приборы врачей, то серые плитки тротуара. Наконец, труп погрузили на носилки, и «амбуланс» укатил, уже не завывая сиреной, как вначале. Полицейская машина пока осталась на месте происшествия, и один из копов направился к кафе, где я заседал, опрашивать свидетелей.

Он присаживался за столики к немногочисленным посетителям, что-то спрашивал и переходил к следующим. Наконец, дошёл черёд до меня. Механически отвечая на стандартные вопросы, я бессмысленно разглядывал полицейского и почему-то думал, знаком ли он с Сашкой Гольдманом или нет. Однако спрашивать не стал, лишь сообщил, что да, машину, сбившую человека, видел, но номеров не рассмотрел, потому что всё произошло стремительно. О том, что погибший направлялся ко мне, я благоразумно сообщать не стал.

После ухода полицейского, я некоторое время сидел неподвижно, а потом меня стала бить крупная дрожь.

— Вам плохо? — раздался за спиной голос девочки-официанки.

— Да, подобных вещей я ещё не видел… Шёл себе человек по улице, здоровый и полный сил, по каким-то своим делам, а его раз — и сбивают… Мгновение — и его больше нет. Страшно…

— Я принесу вам ещё водки. Хотите? — скорее утвердительно, чем вопросительно, сказала официантка.

— Несите…

Через минуту на моём столе появился новый графинчик. Не дожидаясь салата, я выпил очередную рюмку, и вдруг меня начало тошнить. Неуверенно поднявшись, я махнул рукой официантке и помчался к туалету.

Когда я вернулся к столику, вытирая на ходу лицо бумажной салфеткой, девочка-официантка присела напротив меня и громким шёпотом сообщила:

— А ведь я обратила внимание, что этот мужчина направлялся именно к вам. Ведь так? А вы об этом полицейскому не сказали.

— Ну и что? — поморщился я. — Какое вам дело до этого?

— Ровным счётом, никакого. — Девушка пожала плечами, но не ушла. — Вот мне и кажется, что убили его совсем не случайно, и вы должны знать причину. Я ещё днём обратила на вас внимание, когда вы сидели здесь с полицейским.

— Ошибаетесь, — сразу насупился я и стал врать, — нет никакой связи между моей встречей со знакомым полицейским и смертью этого мужчины. Я и увидел-то его всего за минуту до гибели.

— Неужели? — хитро прищурилась официантка. — Ну, не хотите рассказывать, не рассказывайте.

— Почему я должен вам что-то рассказывать? — удивился я. — Кто вы такая?

Это прозвучало настолько грубо, что девушка молча встала и отошла от столика в глубину кафе.

Я просидел ещё минут двадцать, допил водку и без аппетита поковырял вилкой в новой порции салата, а потом решил, что пора уходить, ведь дожидаться мне уже некого, тем более, посетителей почти не осталось, и кафе закрывалось — коренастая таиландка мыла полы, а юноши-официанты таскали на кухню какие-то гремящие эмалированные посудины.

Кивком я подозвал любопытную официантку, чтобы расплатиться, и она тотчас подошла ко мне, наверняка собираясь снова пытать своими расспросами.

— Чувствую, вам совсем плохо, — сказала она.

— Вам-то какое дело до всего этого? — опять огрызнулся я, отдавая деньги. — Вам больше заняться нечем?

— Мне кажется, вам грозит опасность.

— С чего вы взяли?!

— Я вижу, как вы нервничаете и всё пытаетесь дозвониться кому-то. Наверняка вашему полицейскому.

— Ваша фамилия, милая, случайно не Мегрэ или миссис Марпл?

— Нет, — усмехнулась девушка, — моя фамилия Новикова.

— Так вот, мисс Новикова, — встал я из-за стола, — до свиданья…

— Я думаю, вам нельзя сейчас домой, — не обращая внимания на мои слова, сказала официантка, — там вас может ожидать опасность.

— Вот так! — удивился я её категоричности и нахальству. — И почему вы так решили, мисс?

— Чутьё, — коротко ответила она и прищурилась. — Если хотите, можете эту ночь переночевать у меня.

Тут уже я невольно усмехнулся:

— Это новый способ съёма клиентов? Дополнительный заработок к чаевым?

— Дурак! — сплюнула девушка и отвернулась, но не ушла. — Вы всем, кто хочет вам помочь, хамите?

— Нет, только особо наблюдательным и настойчивым…

Я уже и сам чувствовал, что перебираю и при другом раскладе никогда не позволил бы себе выдавать такие пошлости женщине, но сейчас остановиться не мог.

И тут мне на помощь пришёл мой телефон, неожиданно разразившись громким переливчатым звонком. Я поглядел на табло, но номер не определялся. Может, наконец, откликнулся Гольдман? Я поднёс трубку к уху, но никто не отозвался, на другом конце провода была мёртвая тишина. Может, у Сашки возникли какие-то проблемы со связью? Ну, да ничего, перезвонит ещё раз.

Несколько минут я тупо разглядывал молчавший телефон, но звонка больше не последовало. Если это был Сашка, он обязательно перезвонил бы с другого, исправного аппарата.

— Ну, что я вам говорила? — напомнила о себе официантка.

— А что вы говорили? — Я непонимающе смотрел на неё, и на душе почему-то заскребли кошки.

— Про опасность, которая вам, вполне вероятно, угрожает. — Девушка сдвинула свои тоненькие бровки и даже прочертила в воздухе какую-то фигуру. — Сперва погибает человек, который к вам направлялся, а теперь вас проверяют по телефону.

— Кто проверяет? Зачем?!

— Где вы находитесь, какое у вас настроение и ещё мало ли что…

Короче говоря, я теперь послушно и без возражений дождался её у дверей кафе, нервно смоля сигареты одну за другой, и мы поехали на моей машине в ней домой.

Жила Новикова в съёмной двухкомнатной квартире в высотном доме на окраине города. Пока мы поднимались на лифте на шестой этаж, я непрерывно раздумывал о том, что произошло сегодня, и никак не мог отыскать каких-то более или менее правдоподобных объяснений сегодняшним событиям.

— Слежки за нами не было, я пару раз оглядывалась назад, пока мы ехали, — деловито сообщила Новикова, распахивая дверь квартиры, и я даже усмехнулся про себя: ох и начиталась же девушка детективов!

Квартирка у неё была стандартная, как, впрочем, и любая съёмная жилплощадь, — старая видавшая виды мебель, требующие побелки стены, плохо закрывающиеся жалюзи на окнах. Много книг на полках и прикроватной тумбочке, и я тотчас пробежал взглядом по корешкам. Детективных романов среди них оказалось, вопреки моим ожиданиям, не так много. Зато много книжек на иврите и на английском языке.

— С утра в университете занимаюсь, — охотно пояснила Новикова, — а детективные романы — это в свободное время. Правда, его почти нет. По вечерам в кафе подрабатываю. А те заработки, на которые вы мне намекали, — ехидно напомнила она, — извините, не практикую!

— Да не обижайтесь на меня! — покраснел я. — Понимаете, был на взводе, ведь не каждый день на твоих глазах человека убивают.

— Ладно, проехали. — Новикова закрыла на ключ входную дверь и прошла в комнату. — Водки у меня нет, значит, будем пить кофе. А пока будем пить кофе, вы мне расскажете свою историю. — Она слегка усмехнулась. — Это будет вашей платой за ночлег.

— Зачем вам это? — протянул я, уже догадываясь, что так легко от этой настырной девицы не избавиться, и она клещами слово за словом вытянет из меня всё, что знаю. — Не понимаю, что происходит. Просто никогда раньше в подобной ситуации не был…

— Всё когда-то происходит в первый раз! — веско заявила Новикова, засыпая кофе в кофеварку и зажигая горелку на плите.

Я устало погрузил своё бренное тело в единственное кресло, стоявшее посреди комнаты, и принялся очередной раз раздумывать обо всём, что происходило сегодня. Благо, Новикова была пока занята и не отвлекала.

События, происходившие в последнее время, наверняка связаны между собой, но хорошо бы прояснить ещё и причины этих связей. А вот это как раз полная загадка для меня. Начнём сначала. Сашка Гольдман попросил познакомиться с человеком, который изобрёл что-то необычное, и это интересовало, по его словам, целую кучу людей, в том числе, военных. Я это сделал… Хотя сделал ли на самом деле? Это ещё вопрос. Затем он попросил меня встретиться с каким-то мужиком для получения дальнейших инструкций, и этого не произошло. Кто-то неизвестный грохнул мужика перед самой встречей. После чего Сашка больше не выходит на связь. Что из этого следует? Неужели меня втянули в какую-то авантюру, где запросто убивают людей, а я даже не представляю, какова моя роль в этом спектакле? Может, мисс Новикова права, и мне действительно угрожает опасность? Хотя, с другой стороны, грохнут меня — что это изменит? Кому-то от этого станет лучше?

— Ну что, будем строить глазки, — напомнила о себе Новикова, — или приступим к кофе и сказкам на ночь?

Странная манера общаться у этой девицы. Предложила ночлег незнакомому человеку и без всякого стеснения лезет в его проблемы, которые сама же определила как опасные. Начиталась дурацких детективов и захотела в них поиграть? Но ведь я-то как раз этих игр не хочу!

Впрочем, я наверняка сгущаю краски. Завтра всё непременно разрешится. Может, у Сашки Гольдмана сегодня какие-то проблемы, а завтра он разыщет меня, и окажется, что с погибшим человечком произошёл всего лишь несчастный случай, никакой опасности ни для кого нет, а девицам, замороченным детективными романами, самое место подавать салаты в кафе и не лезть туда, куда их не просят…

— Не понимаю, — пробормотал я, — для чего вы пригласили меня к себе? Если хотите поиграть в детективное расследование, то я вам не партнёр. Поздно мне менять род деятельности, да и мозги у меня заточены под другое. Напрасно вы сгущаете краски. Всё гораздо проще, никакой опасности нет. Максимум, я могу на неосвещённой улице расквасить себе нос, наткнувшись на фонарный столб… Вот попью с вами кофе и, вы уж извините, отправлюсь ночевать к себе домой. Не хочу вас стеснять.

— А убитый?

— Всего лишь случайность. Мало ли гибнет людей под колёсами пьяных или обкуренных водителей?

— А ваш приятель полицейский, который до сих пор не отвечает на звонки?

— У него наверняка сломался сотовый телефон или сдохла батарейка. А сам он сейчас видит третий сон в своей постельке…

— А звонок от неизвестного, который молчал в трубку, наверняка проверяя вас?

— Ошибочка вышла. Вы-то сами никогда не путались в наборе номера, особенно вечером при плохом освещении?

— Как у вас всё просто! — вздохнула Новикова и присела на стул, глядя на закипающий на плите кофе.

— Так и быть, — махнул я рукой примирительно, — чтобы у вас не возникало дальнейших иллюзий по поводу моей истории, расскажу всё по порядку. Только учтите, моё решение идти домой неизменно, что бы вы ни подумали по поводу всего этого.

— А вот с этим-то, на вашем месте, я как раз не торопилась бы! — погрозила мне пальцем Новикова.

— Это ещё почему?!

— Есть опасность или нет, пока неизвестно, но дома вы представляете наиболее уязвимую мишень, если кому-то и в самом деле захочется покуситься на вас. Ведь дома вы совершенно один. Семьи же у вас нет.

— Откуда вы знаете? — удивился я её проницательности.

— Если бы вас кто-то ждал дома, вы бы так легко не согласились поехать со мной. В крайнем случае, позвонили бы и сообщили, что с вами всё в порядке.

Да, отметил я про себя, чтение детективов для девицы не прошло даром, чему-то она определённо научилась. С женой мы не жили уже больше года. Главная причина нашего расставания заключалась в том, что я был уличён в полной неприспособленности к реальной жизни, в неумении зарабатывать деньги для обустройства семейного гнёздышка и в упорном нежелании расставаться со своими архаичными убеждениями в преимуществе духовной жизни над материальной. Мне и возразить-то было нечего, жена была права на сто пятьдесят процентов. Посему, едва представился случай перебраться к типу, более подходящему по вышеперечисленным параметрам, она тотчас испарилась, оставив меня в такой же, как у Новиковой, съёмной квартирке, слабо приспособленной для комфортного существования. Единственное различие заключалось в том, что книжек на полках у меня было на порядок больше, а вот самого порядка на порядок меньше.

Я молча взял протянутую чашку кофе и отвернулся к экрану неработающего телевизора. Возразить мне было нечего.

— Ладно уж, хватит дуться, — донеслось до меня, — давайте пить кофе и есть бутерброды.

Я послушно пересел к столу, на котором стояла тарелка с бутербродами, и они пришлись как нельзя кстати. Только сейчас я почувствовал, что, не смотря на салаты в кафе, проголодался не на шутку.

— Вы уж простите за любопытство, — ворковала Новикова, тоже уплетая бутерброд за обе щеки, — но я подслушала накануне ваш разговор с полицейским. Знаете ли, такие бурные выяснения отношений услышишь в нашем кафе не часто, потому я и обратила на вас внимание. И даже отчасти поняла, о ком идёт речь.

— Ну, и о ком же?

— О Давиде Бланке.

— Вы о нём знаете?!

— А почему нет? О нём в газетах писали. Мол, изобретает какие-то невиданные устройства с очень широким спектром применения. Даже интервью с ним было, где он хвастался, что его изобретения не имеют аналогов, но способны во многом изменить жить человека. Заявление, конечно, громкое, но никаких подробностей он не выдавал. Сказал лишь, что это секрет, которым делиться пока ни с кем не намерен.

— Ого, — удивился я, — вы, милейшая, оказывается, в этом деле более компетентны, чем я! Ну-ка, рассказывайте, что вам ещё известно.

— Ничего мне больше не известно! — Новикова нахмурилась и исподлобья глянула на меня. — Похоже, что не вы мне рассказываете, что происходит, а я вам… Знаете что, давайте прервём беседу и хотя бы несколько часов поспим, а завтра… завтра будет день и будет пицца!

 

8

Израиль Август 2011

Наверное, Сашка Гольдман и в самом деле был везунчиком. Даже самые необдуманные и рискованные поступки, которые он совершал, всегда заканчивались благополучно и не приносили ему большого урона. Он уже привык к этому и иногда ловил себя на мысли, что порой перебирает через край. А ведь фортуна — такая капризная дама, что может однажды отвернуться, хотя… пока этого не произошло, нужно брать от неё всё, что само идёт в руки. А после хоть трава не расти…

В Израиле он решил не форсировать события. Всему своё время. Для начала следует выучить язык, и они со Светой засели за учебники. Никакого спорта, никаких знакомств, развлечений и туристических поездок по стране, только иврит.

Хотя, конечно, без общения трудно. Вот и нашёл себе Сашка приятеля, с которым познакомился в ульпане — курсах, где изучают иврит. Поначалу разговорились в курилке, потом пару раз прошлись по пивку, а потом уже вместе с жёнами устроили скромный пикничок на природе. Звали приятеля Львом, и был он в прежней жизни журналистом, писал и издавал книжки, но славы не снискал, теперь же планировал восхождение на литературные олимпы здесь, в Израиле. Бывший милиционер и бывший журналист сразу выделялись среди ульпановской публики хотя уже бы тем, что имели такие экзотические профессии на фоне стандартных репатриантских — инженеров, зубных врачей, экономистов, музыкантов.

Лев сразу же нахально потребовал жизненных историй из нелёгких милицейских будней, пообещав состряпать детектив, в котором главным героем непременно станет прототип Сашки, а Сашке было просто интересно слушать его бесчисленные рассказы, половина из которых наверняка сочинялась тут же на ходу.

После окончания ульпана встречаться они стали реже, а потом и вовсе перестали. Вливаться в голодные журналистские стаи, рыскающие по газетам в поисках подработки, Лев не захотел и подался в охранники, где предался главному увлечению — сочинительству романов. А Сашка, не придумав ничего оригинальней, стал обивать пороги полицейского управления с документами, проходить многочисленные тесты и комиссии, но дело с трудоустройством шло туго.

Каких только причин не выдумывало полицейское начальство, чтобы не брать на службу этого подтянутого «русского», демонстрирующего грамоты и медали за спортивные успехи, с безупречной репутацией и хорошим послужным списком на прежней родине. Всё у него было в порядке, но… что-то настораживало. Чувствовалась в Сашке какая-то нехарактерная для местной публики энергия и даже не отсутствие желания, в просто неумение жить в замедленном восточном ритме под чашечку кофе и нескончаемо-цветастый трёп ни о чём. Пару раз причиной отказа являлся слабый иврит. После этого Сашка злой, как оса, возвращался на свою скромную съёмную квартирку и вновь усаживался за учебники с утра до ночи, бессонно пялил глаза в экран телевизора, выуживая в ивритских передачах не столько новые словечки, сколько манеру общения и поведения. То, что ему не давалось и вызывало подспудное отторжение, — так называемая восточная ментальность.

Но любые стены рано или поздно пробиваются: его, наконец, взяли рядовым полицейским. Наступило это лишь тогда, когда он уяснил главный израильский, а, может, и не только израильский принцип: не выделяйся из общей массы, и тебя заметят, похвалят, продвинут дальше. Сашка научился общаться со своими новыми коллегами-полицейскими на «левантийский» манер: с аппетитом есть фалафель и пить кофе, демонстративно пожирать глазами любую проходящую мимо женщину, услужливо гнуть спину перед начальником и хамить тем, кто не навредит твоей карьере. Притом разобрался, что успехи на работе определяются вовсе не количеством пойманных бандитов, а отношением к тебе начальства… Ах, как это было противно ему! Но он выжидал, когда с этим можно будет покончить, хотя был далеко не первым и не последним, кого эта трясина засасывала и выбраться из неё уже не было возможности.

Света тоже нашла работу. Сперва с пенсионерами в ветеранском клубе, а потом с детишками в спортивной школе она стала заниматься модной аэробикой. Заработок у неё был, конечно, небольшой, зато работа нравилась, и не приходилось так же, как мужу, выматываться в конце дня не столько от трудов, сколько от общения с коллегами.

Скоро они купили себе квартиру и зажили, как все нормальные люди, твёрдо стоящие на ногах и не растягивающие жалкие гроши от зарплаты до зарплаты. Сашка даже возобновил встречи со Львом, правда, нечасто, но каждая встреча была ему приятна и, наверное, необходима хотя бы потому, что не нужно надевать надоевшую личину аборигена, а можно побыть самим собой, каким он был до приезда сюда.

— Как поживает обещанный роман обо мне? — смеясь, спрашивал Сашка. — Я тебе, помнится, столько всего рассказал, что на пять романов хватит. Выходит, впустую напрягался и выдавал служебные секреты?

Лев улыбался и отмахивался:

— Столько сюжетов подбрасывает наша суровая израильская действительность, что сам себе удивляюсь — какие воспоминания? Хоть у меня в охране и полно времени, чтобы писать, и мы таки пишем, но как-то руки не доходят до ваших волшебных детективных сказок, уважаемая полицейская Шахерезада!

— Гляди, привлеку к ответственности за обман государства в лице полицейского Гольдмана!..

Со временем Сашку перевели из рядовых полицейских в отдел уголовных расследований. И хоть работа была знакомой и мало чем отличалась от той, что он занимался прежде, желанного душевного комфорта не наступало. Те же взбучки от начальства за несвоевременное оформление бумаг, та же спешка в закрытии дел, только бы не портить статистику… Словно никуда не уезжал! Надо не обращать на это внимания, убеждал он себя, нужно привыкнуть и довести всё до автоматизма. И тогда будет… наверное, будет легче. Нужно набраться терпения, терпения и ещё раз терпения…

А тут нарисовалась и первая серьёзная неприятность. Притом настолько серьёзная, что голова кругом пошла. Началось всё со Светы. На одном из занятий в спортивный зал ввалилось трое пятнадцатилетних оболтусов поглазеть на красивых девочек. Ну, пришли поглазеть — сядьте в сторонке и любуйтесь, но оболтусам этого было мало. Когда один из них швырнул в зал банку из-под пива, Света, недолго думая, схватила его за ухо и попыталась вывести. А они, казалось, только и ждали скандала: принялись избивать Свету, и, конечно же, справиться с троими она уже не могла. Хорошо, что прибежал охранник и отогнал от лежащей на полу Светы разгорячённых негодяев, которых сам же и пропустил в зал поглазеть на девочек. Пришлось вызывать «скорую помощь», и два дня Света провела в больнице.

О случившемся с женой Сашка узнал только вечером. Из больницы он вышел сам не свой. Разыскав среди ночи дом, в котором жил охранник, он выволок того из постели и стал выпытывать адреса юнцов. Его не остановили угрозы охранника, что отец одного из них большой начальник в мэрии. Сашка видел, как охранник дрожал от страха, но в глазах его всё равно горел злой огонёк, мол, ничего ты, коп, со мной не сделаешь, а вот папаша юнца, если выдам, где он живёт, — ещё вопрос… Плюнув в сердцах, Сашка отвесил охраннику пару тумаков и уехал.

И ведь отлично же знал, что по закону даже пальцем нельзя тронуть самого закоренелого убийцу, если твоей жизни не угрожает непосредственная опасность. Преступники об этом знают и сразу строчат жалобы на своих обидчиков. Что утром написал охранник в своём заявлении, Сашка так и не узнал, но начальство тотчас предложило ему или сдать удостоверение и оружие, или жалоба дойдёт до суда. Тем более, под жалобой, которая лежала у него на столе, оказалась подпись не только охранника, но ещё и папаши одного из юнцов — начальника какого-то из отделов в мэрии.

О том, что его выгнали из полиции, Сашка рассказывать жене пока не решался. Да и мстить обидчикам уже не хотелось. Но не потому, что он боялся обещанного суда, просто что-то уже перегорело в душе. Оставалась обида не столько на них, сколько на себя и на дурацкую ситуацию, в мгновенье ока изменившую жизнь. И ведь поступить иначе он не мог. Сколько раз он прокручивал в голове, как бы поступил, если бы всё-таки вытащил из охранника адреса подвыпивших юнцов! Мастер спорта, да ещё одержимый жаждой отомстить за любимую супругу, элементарно свернул бы им шеи в ту ночь…

Каждое утро он, как всегда, выходил из дома и отправлялся, куда глаза глядят. Полицейскую форму он почти не одевал, сообщив жене, что может работать и без неё. Весь день бродил по улицам, сидел в кафе, но почти ничего не заказывал, потому что деньги были на исходе, а заработать их было пока негде.

И вот однажды в его кармане зазвонил сотовый телефон. Без особого желания он поднёс к уху трубку и услышал вежливый баритон, который проговорил по-русски:

— Извините, я разговариваю с Александром Гольдманом?

— Да. А вы кто?

— Меня просили передать вам привет от Василия Степановича.

Первый момент Сашка опешил. Прошло уже пятнадцать лет с момента его приезда сюда, и он почти забыл о разговоре с гебешником в кабинете полковника Горбатенко. Он даже не сразу вспомнил, кто такой Василий Степанович. Но его, как видно, не забыли. Если бы Сашка по-прежнему работал в полиции, он моментально ответил бы, что его собеседник ошибся и прервал бы разговор, но сейчас… Сейчас ему было на всё наплевать.

— Слушаю. — Сашка вздохнул и, на всякий случай, прибавил: — Только у меня сейчас мало времени…

— Я не займу много времени, — охотно поддержал его голос в трубке, — но, может, нам лучше встретиться? Где и когда вам удобно?

Что-то подобное Сашка себе представлял и понимал, что если уж его нашли, то встречи не избежать. На всякий случай он пробормотал:

— Понимаете, сейчас я занят, и в ближайшее время у меня не будет возможности вырваться даже на минуту. Вы уж извините…

— Да что вы говорите! — рассмеялся баритон. — И чем же вы сейчас заняты? Ведь вы, как я знаю, уже не работаете в полиции. Я не ошибаюсь?

Оказывается, незнакомец успел выяснить о нём всё — не только номер телефона, который он, кстати, поменял совсем недавно, но и знал о его неприятностях, о которых не ведал никто из знакомых. Неужели для этих гебешных ребят нет вообще никаких преград, и они проникают повсюду, куда им надо? Что же им потребовалось от отставного полицейского?

— Хорошо. — Сашка решил, что если встречи не избежать, то лучше всего, по возможности, отказаться от всех предложений, а если и придётся что-то пообещать, то ничего в итоге не делать. А потом станет ясно, что толку от него мало, и от него отвяжутся. — Вы откуда звоните?

— Какая разница! Я подъеду в любое место, которое укажете.

Сашка немного подумал и решил, что лучше всего встретиться в парке, где народу днём почти нет, так что попасться на глаза кому-то из знакомых вероятность ниже.

— Городской парк. Пройдёте по дорожке до теннисного корта, а за ним есть лавки. Там и встретимся. Сегодня в четыре. Вас устраивает?

— Без проблем… — В трубке раздались короткие гудки.

Сашка даже не успел спросить, как он узнает того, кто придёт на встречу. Им нужно — пускай сами ломают голову. А он явится ровно в четыре, просидит на скамейке пятнадцать минут и ни минутой больше, а потом уйдёт, если человек задержится. И телефон выключит.

До четырёх ещё времени было достаточно, и Сашка принялся бесцельно бродить по городу, постоянно раздумывая о том, что же от него могло понадобиться. Если добыть что-то из полицейской компьютерной базы, то он этого не сможет. Да и раньше, когда работал в полиции, не мог. Любой вход в компьютерную базу регистрировался, и могли возникнуть ненужные вопросы. А к большинству файлов вообще нужны соответствующе коды, которых у него не было… Нет, этим людям нужно что-то другое, но что?

По дороге в парк Сашка купил банку с пивом и, не пряча её в карман, направился к теннисному корту. Пускай посторонние думают, что пришёл мужичок расслабиться, посидеть в тени и выпить пивка. А заодно показать тем, с кем он должен встретиться, что всерьёз воспринимать их предложения не намерен. Поглядев на часы, он уселся на скамейку в тени под деревом и откупорил пиво.

Долго ждать не пришлось. На дорожке показался невысокий худощавый мужичок в белой рубашке и серых брючках, прямиком спешащий к Сашке. Вот и резидент российской разведки, невесело подумал Сашка и отхлебнул пива, сейчас из-за кустов выскочат наши ребята в штатском и всех повяжут. А потом по телевизору в новостях заявят, мол, слава израильским спецслужбам…

— Здравствуйте, Александр Борисович! — Мужичок слегка запыхался. Чувствовалось, что жару он переносит не очень хорошо. — Это я вам звонил. Меня зовут Вадимом. Вадимом Александровичем…

По имени-отчеству Сашку никто не называл последние пятнадцать лет, поэтому он поначалу смутился, потом всё же потянул руку и жестом предложил мужичку присесть рядом.

— Василий Степанович, ваш бывший шеф, передаёт вам привет, — повторил Вадим и внимательно поглядел на Сашку.

— Как он? Небось, совсем постарел?

— Вас это и в самом деле интересует? — усмехнулся Вадим.

— Вы правы, — кивнул Сашка и сделал ещё глоток. — Итак, что вы от меня хотите? Учтите, что согласие помогать вам я не давал, меня вынудили. Впрочем, вам это наверняка известно. Так что большим желанием шпионить за кем-то не горю…

— Я это знаю и в шпионы вас не вербую. Тем более, и возможностей у вас сейчас никаких нет. Хотя, честно говоря, и раньше, когда вы работали в российской милиции, а потом в здешней полиции, было немного… А хочу я попросить вас об одной маленькой услуге.

— Валяйте. — Сашка уже приготовился дать отпор и придумать какую-нибудь причину, мешающую выполнить даже самое крохотное поручение. Но Вадим, видимо, не собирался вдаваться в долгие дискуссии и сразу взял быка за рога:

— Вам знакомо имя Давида Бланка?

— Первый раз слышу.

— Так уж и первый! И вы к нему в поселение ни разу не ездили с полицией?

Конечно же, Сашка хорошо помнил, как полгода назад его единственного, кто разговаривал в управлении по-русски, отправили с полицейской группой в поселение под Хевроном, чтобы выяснить, кто такой этот загадочный «русский», купивший там дом и занимающийся какими-то странными вещами, о чём даже писали в газетах. Более конкретных причин не объяснили, но этого и не требовалось. Требовалось лишь побывать у него дома и выяснить, на какие средства существует и чем дышит. Поездка оказалась неудачной, потому что уже у самого дома всем стало неожиданно плохо, тело невыносимо зудело и чесалось, а в какой-то момент каждого словно опалило жаром и отбросило назад. Все тогда вернулись к машине, не зная, что предпринять, но идти снова к дому никто не решился. Так они тогда и уехали ни с чем. Насколько Сашка помнил, была ещё одна попытка проникнуть в дом этого загадочного Бланка, но Сашка в ней уже не участвовал.

— Ну, предположим, ездил. Если вы осведомлены об этом, то должны знать, что поездка была неудачной.

— Осведомлены. Но нам хотелось бы всё равно установить с ним контакт. Конечно, не на официальном уровне, как вы пытались раньше. Ведь он наш бывший гражданин, и, может быть, с соотечественником у него сложатся более тёплые отношения. А выяснить требуется совсем малость: как он устроился, с кем вместе живёт, на какие средства существует, чем занимается, какие у него планы на будущее. Никаких шпионских поручений.

— И всего-то? Я очень сомневаюсь, что это получится.

— Тогда найдите кого-то, у кого получится.

— А самим попробовать?

— Рисковать не хочется. Хочется, чтобы этим занялся человек из местных, которого он не станет опасаться. Вы, например… Ну, если не сами, то кто-то, кто, по вашему мнению, с этим справится.

— Для чего вам это? Вы же понимаете, что такими поисками так или иначе подставляете меня и себя. Начнутся вопросы, кто-то наверняка поинтересуется, зачем я это делаю, ведь уже не работаю в полиции…

Вадим глянул на часы и встал со скамейки:

— У меня очень мало времени, нужно до вечерних пробок на дорогах вернуться в Тель-Авив… Ну что, согласны?

— Не знаю. Не уверен…

— Кстати, — спохватился Вадим, — любая работа оплачивается. Если согласны, то вот вам аванс… И пойдёмте к моей машине. Там вы напишете расписку, что получили деньги, и я дам кое-какие приборчики для удобства вашей будущей работы…

— Какие приборчики?!

— Например, микрофон на булавке, чтобы вы могли слушать, о чём беседует с Давидом Бланком посланный вами человек, магнитофон для записи разговора…

Он вытащил из кармана брюк пять купюр по двести шекелей и помахал ими в воздухе. Сашкина рука невольно потянулась за ними. Для него это сейчас огромные деньги. Такие огромные, что даже представить невозможно.

 

9

Израиль Сентябрь 2011

Я долго вертелся на неудобном продавленном диване в углу салона и всё разглядывал, как в окне под порывами ветра подрагивают разболтанные пластины жалюзи. Размышлять ни о чём не хотелось, а хотелось просто вырубиться и заснуть, но… не получалось. И причина была вовсе не в диване. Я прислушивался, как за стенкой в своей спальне Новикова расхаживает из угла в угол и тоже не ложится спать.

Ну, я-то ладно, меня в эту историю втравил Сашка Гольдман, чтоб ему пусто было! А она — с какого бока-припёка? Однообразные серые будни достали девушку, и захотелось чего остренького, с выстрелами и погонями? Только вся эта галиматья лишь в книжках да кино красиво выглядит. Когда возникает реальная возможность получить по голове, чего она, кстати, не отвергает, всё приобретает совсем другую окраску. Любая киношная детективная история рано или поздно заканчивается счастливым финалом, а тут вполне можно до финала и не дотянуть…

— Спите? — донёсся до меня тихий голос Новиковой.

— Нет. Всё никак не могу понять, для чего вам всё это? Создаётся впечатление, что у вас нет вообще никаких проблем, и вы ищете приключения на содержимое ваших джинсов со скуки! Я угадал?

Новикова оставила мою очередную бестактность без внимания, а незамедлительно показалось из своей спальни и присела на стул рядом с диваном.

— В чём-то вы правы. С одной стороны, признаюсь, и в самом деле душа истосковалась по драйву, а с другой стороны, газетные статьи о Давиде Бланке любому голову вскружат. Ведь проскользнуло же там, что он при помощи своего открытия побеждает все болезни без исключения, но к консультациям и помощи медиков прибегать не хочет. Авантюрист, у которого крышу напрочь снесло, или гений, уверенный в своих силах? Вы встречали что-то подобное? Воздействовать, говорит, нужно не на болезнь, а на её первопричину, и это проблема вовсе не врачебного плана, а чего-то другого, более всеобъемлющего. Но — чего? Дождитесь, говорит, результатов, а потом делайте выводы.

— Так и сказал? — заинтересовался я. — И много об этом Давиде вы прочитали в прессе?

— Мало. Две-три статьи, которые попались мне на глаза, а потом и вовсе всё прекратилось. Словно кто-то запретил писать о нём, что не характерно для наших журналюг, которым только дай коготком зацепиться, потом никакими кляпами рот не заткнёшь.

Я встал с дивана и задумчиво прошёлся вокруг сидящей на стуле Новиковой.

— И нигде не было упоминаний о сути его изобретений?

— Он намекнул, что это очень просто и доступно, потому и не хочет ни о чём говорить… Я его прекрасно понимаю: выдай он свои секреты миру, его тут же кинут — принцип стянут, а потом доказывай, что это твоё. И ни копейки с этого не поимеет…

— Разве можно такие вещи, как здоровье, переводить на деньги? — возмутился я.

— К сожалению, сегодня можно, — вздохнула Новикова. — Или вы забыли, в каком мы мире живём?

После некоторого молчания я спросил:

— И всё равно не понимаю, чем вызван ваш интерес к этому доморощенному кулибину? Не деньгами же?

Девушка лукаво глянула на меня и выдала со смехом:

— Поначалу мне казалось, что история с Давидом Бланком — это да, интересно, любопытно, но не более того. Пройдёт какое-то время, и всё позабудется, как многие другие газетные сенсации. А вчера выяснилось, что вон какие страсти вокруг него кипят — кто-то это расследует, люди гибнут… Как пройти мимо? Ведь вы же интересуетесь всем этим наверняка не по личной инициативе, так? И ваш приятель полицейский…

— Ну да. Полиция, налоговая служба, — начал раскрывать я карты, — и, говорят, не только они… Налоговая — это понятно, они везде нос суют и вынюхивают, где можно денег срубить. А полиция просто по статусу обязана быть там, где возникают непонятки.

— Надеюсь, вы уже поняли, что и налоговая, и полиция — это только ширма. За ними стоит кто-то более серьёзный, кому нужны секреты Давида. — Выдав эту тираду, Новикова внимательно посмотрела на меня. — Один вопрос я до конца для себя не прояснила. Какое ко всему этому отношение имеете вы? Почему именно вокруг вас закрутилась непонятная карусель с убитым мужчиной и странными телефонными звонками?

— Не догадываетесь? — горько усмехнулся я. — Вы же такая проницательная!

Новикова минуту раздумывала, даже почесала нос, потом предположила:

— Вы наверняка что-то знаете. Вы с Бланком встречались? Я угадала?

Последние её слова неприятно резанули меня. Выходит, девушка, практически ничего не зная, сумела просчитать меня и всё разложить по полочкам. А я ломаю голову и уже начинаю побаиваться собственной тени.

— В общем, так. — Я решительно встал и потянулся за курткой. — Охота за бриллиантами закончена. Мне это всё надоело пуще пареной репы, я выхожу из игры, а вы, милейшая мисс Марпл, если этим интересуетесь, продолжайте без меня. Хотя не советую. Спасибо за кофе, бутерброды и гостеприимство, я ухожу домой. Мне утром нужно на работу, а выспаться я могу только дома. Уж извините…

Похоже, что мои последние слова не на шутку обидели Новикову, и она, надув губки, отвернулась. Ну, и замечательно. Сейчас я уйду отсюда и забуду всё, как кошмарный сон. И Сашке больше звонить не буду, а объявится он сам — пошлю его по известному адресу…

И тут в моём кармане неожиданно заверещал мобильник. Машинально я приложил трубку к уху и краем глаза заметил, как насторожилась Новикова.

— Здравствуйте, — раздался в трубке незнакомый голос. Чувствовалось, что русский язык — если его и родной, то уже несколько подзабытый. — Извините, что звоню поздно, но у меня мало времени. У вас сегодня была назначена встреча с одним человеком, но она не состоялась по причине… по причине, которую вы знаете…

— С кем я разговариваю? — спросил я и снова покосился на замершую на своём месте Новикову.

— Это не важно… Нам надо встретиться. В ваших же интересах.

— Вот как! — Категоричность моего собеседника начала меня раздражать. — В моих интересах сейчас спать и видеть третий сон… Вы ничего не путаете?

— Нам надо встретиться, — упрямо проговорил голос в трубке, — за вами подъедет машина через двадцать минут.

— Э-э, уважаемый, так дело не пойдёт! — заартачился я. — Никуда я не поеду. Хватит мне приключений на сегодня! И потом… — я набрал побольше воздуха и залпом выдал, — почему сам Гольдман мне не звонит? Ему что, стыдно? А вы даже не хотите назвать своего имени!

Мой собеседник на мгновенье запнулся, словно я поставил его своим вопросом в тупик:

— Гольдман? А-а, это тот полицейский, что разговаривал с вами в кафе… Значит, так. Моё имя вам ничего не скажет, а встретиться нам в любом случае необходимо.

— Стоп! — насторожился я. — Вы даже не знакомы с Гольдманом! Вы не из полиции? Ничего не понимаю.

— Позже, обо всём при встрече. — Мой собеседник, кажется, тоже начал раздражаться. — У нас совсем нет времени. Вам пора выходить на улицу, скоро за вами заедет машина…

Целую минуту, после того, как разговор закончился, я не отнимал трубку от уха и ошарашено глядел в одну точку.

— Вот видите, — раздался голос Новиковой, — всё намного серьёзней, чем вам кажется. Вы думали, что я, глупая баба, сгущаю краски и паникую, а теперь и сами понимаете, в какую историю влипли.

— Вам-то какое дело? — по инерции повторил я.

— Ну, хватит уже вам! — наконец разъярилась официантка. — Я стала свидетельницей одного убийства, больше не хочу! А вам, похоже, на всё наплевать, и вы готовы стать новой жертвой!

— Что вы мелете?! Тот, погибший, возможно, что-то знал и представлял для кого-то опасность, а я? Что с меня взять?!

Новикова посмотрела на настенные часы и требовательно сказала:

— У вас уже времени не осталось. А философствовать, представляете ли вы для кого-то ценность в неотстрелянном виде или наоборот, будете потом, когда окажетесь в безопасности.

— Очень мне надо философствовать! — сплюнул я, но на часы тоже глянул.

Времени было почти три часа ночи. В самый бы раз мне, как любому добропорядочному законопослушному гражданину, мирно почивать в постельке и копить силы для новых трудовых свершений на благо родного сионистского отечества, так ведь нет — какой из меня, к чертям собачьим, добропорядочный гражданин? Я, видите ли, коротаю время в компании с этой свихнувшейся на детективах дамочкой, слушаю её бредни и спорю с ней, как будущий декабрист, которого непременно скоро потянет в герои…

Оно и в самом деле верно: читать детективы в удобном кресле с чашечкой кофе и сигаретой или смотреть фильм по телевизору, растянувшись на диване, куда комфортней, нежели принимать в этих поисках, погонях и стрельбах непосредственное участие. Интерес, любопытство, желание распутать интригу — это всегда греет душу. Но только не в моём случае. Сегодня всё это сменилось леденящим ознобом, то и дело перекатывающимся от затылка к кобчику и обратно. В книжных да киношных детективах тебе ничто не угрожает, и ты уверен, что увидишь развязку, порадуешься торжеству справедливости, а тут тебя и в самом деле запросто тюкнут чем-нибудь тяжёлым в самом начале, и разбирайся потом, кто прав, а кто виноват. И ни причин тебе, ни следствий под гробовой плитой…

— Наверняка ничего страшного не происходит, — затянул я за старую мантру. — Убийство мужичка произошло по неосторожности водителя, и вместо него со мной хочет встретиться кто-то другой, кому нужна информация о Бланке. Он всего лишь даст инструкции, как себя вести и что выведывать, и всё закончится миром…

— В три часа ночи? — ехидно поддела Новикова. — И почему этот новый человек ничего не знает о вашем хвалёном Гольдмане?

— Как не знает? Знает, наверное…

— Не обманывайте себя — это вы о нём упомянули. И потом… он даже не спросил, где вы сейчас находитесь. Просто сказал, что пришлёт машину. Вас это не насторожило?

— Что?

— То, что он знает, где вы. Они следили за вами с самого начала! Вероятней всего, ещё от кафе. А почему не захотели беседовать там, по горячим следам, это вопрос.

— Смотрите, — развёл я руками, — там им было, вероятно, не до того. Человек погиб, переполох… Ну, и что вы предлагаете сейчас делать?

Новикова задумчиво прошлась по комнате и вздохнула:

— А поступать, думаю, нужно так. Мы должны как можно скорей исчезнуть отсюда, но не далеко, чтобы проверить, действительно ли они знают, что вы у меня. Заодно посмотрим, кто так рьяно мечтает с вами встретиться.

— И что это даст?

— Пока не знаю. Время покажет. Но задерживаться здесь нам нельзя.

Была ли какая-то логика в её словах или нет, я не знал, но послушно собрал свои вещи, натянул куртку, и вместе мы вышли на лестничную площадку к лифту.

— Предлагаю залезть на крышу и наблюдать оттуда. — Глаза у Новиковой горели адским пламенем, и настроена она была решительно.

— Вы с ума сошли?! — возмутился я. — Чтобы я по ночам, как мартовский кот, лазил по крыше?!

— Как хотите. Можете даже не напрягать ребят, просто спуститесь к ним и побеседуйте. А мне пока жизнь дорога. — Новикова решительно махнула рукой и нажала копку лифта. — Единственное, чего мне не хотелось бы, это смотреть, как они вас будут сбивать машиной. Или ещё что-нибудь в этом роде.

— Желаю приятно провести время на крыше! — Я помахал ручкой и стал спускаться по лестнице.

— Прислушайтесь, — донёсся до меня голос сверху, — кажется, к подъезду кто-то подъехал.

В мгновение ока я юркнул за ней в открытую дверь лифта, и мы поднялись на последний этаж. Ни слова не говоря, я пристроил стоящую в углу железную лестницу к люку, ведущему на крышу, забрался наверх и с трудом приподнял створку. Потом подал руку Новиковой, и вместе мы выбрались на крышу.

— Вот видите, какой вы сильный, — впервые похвалила меня официантка, — я без вас ни за что эту крышку не открыла бы!

— Без меня вам не пришлось бы и на крышу лезть, — недовольно скрипнул я, но мне было приятно, что хоть в чём-то удостоился похвалы от этой взбалмошной особы.

Крышку мы тотчас прикрыли и придавили какими-то железками, которые были разбросаны повсюду. Присев отдохнуть от трудов праведных, я принялся озираться по сторонам.

Вообще-то лицезреть ночной город с крыши шестнадцатиэтажного дома мне доводилось не часто, поэтому я стал с интересом разглядывать, как светятся и подмигивают дальние, почти неразличимые рекламы, ниточки фонарей вдоль дорог провожают огни фар редких в этот час автомобилей, а вдали сливаются в сплошное светящееся облако корпуса фабрик в промышленной зоне.

— Ага, вот и они! — раздался громкий шёпот Новиковой, неотрывно глядящей вниз.

К подъезду подкатила машина, но из неё пока никто не выходил, и мотор не глушили. Потом подъехала ещё одна машина, и из неё вышли двое мужичков — высокий и низкий. С высоты да ещё в темноте различить какие-то детали было невозможно, поэтому мы следили только за тем, что они делали. А они подошли к первой машине, вероятно, получили какие-то указания через приоткрытое стекло и отправились в подъезд. Мы услышали, как лифт, стоявший на последнем этаже, с шумом тронулся и ухнул вниз.

Новикова почему-то судорожно вцепилась в мой рукав и снова зашептала:

— Теперь сами можете во всём убедиться! С мирными намерениями на двух машинах ночью не приезжают и не присылают бандитов!

— Почему вы решили, что это бандиты? — спросил я, но голос мой предательски дрогнул.

— Тс-с! — Новикова поднесла палец к губам. — Послушаем, что они будут делать, когда узнают, что дома никого нет.

Мы прильнули к щели в люке и вскоре услышали, как мужички вышли из лифта на шестом этаже, а потом наступила тишина. Свет на площадке они не включили, а что делали в темноте, было неясно.

И тут в моём кармане звонко и раскатисто заверещал сотовый телефон. Я механически хлопнул по нему рукой и попытался поскорее извлечь, чтобы выключить, но он подло выскользнул и упал на люк, не переставая заливаться весёлой трелью. Неужели я так бездарно выдал себя?!

 

10

Израиль Сентябрь 2011

Драпать отсюда было некуда, разве что спланировать птичкой вниз. Я печально сидел на люке, крутил в руках выключенную мобилу и размышлял о том, что если я сойду с ума и полезу вниз по стене дома, цепляясь за выступы и неровности облицовки, то уже через полметра устремлюсь той же птичкой в свободный полёт, а в завтрашнем выпуске новостей покажут фотографию лепёшки, что от меня останется. Приятная будет картинка, ничего не скажешь…

Другая мысль, которая не давала мне покоя: почему эти мужики не стали включать свет на площадке? Ведь всё равно им придётся стучать в дверь… А может, они уже поднимаются наверх, чтобы снять нас с крыши?

Но в подъезде было по-прежнему тихо, и что делали ночные визитёры, было неизвестно. Звонок-то моего мобильника они наверняка слышали, но, может быть, решили, что это из какой-то квартиры сверху. Хуже, если звонили мне именно они.

— Вас ищут, — констатировала печальный факт Новикова, — и если позвонят ещё раз, ни в коем случае не отвечайте.

— Я выключил телефон. Впрочем, это уже не важно…

— А вот это напрасно. Они догадаются, что мы за ними откуда-то следим.

Наконец, мы услышали, как ночные визитёры стучатся в дверь. Стучали они осторожно и негромко, чтобы не разбудить соседей.

— Может, стучатся они к кому-то другому? — предположил я уныло.

— Не смешите меня, — вздохнула Новикова. — К кому ещё в такое время могут придти гости?

После стука в дверь некоторое время в подъезде стояла тишина, потом мы услышали, как дверь скрипнула и открылась, потом сразу же захлопнулась. У ночных визитёров наверняка были отмычки. А может, банальная, но безотказная воровская фомка.

— Ну, что теперь скажете? — послышался шёпот Новиковой.

— А что тут странного? — зачем-то начал хорохориться я. — У вас на двери такой замок, что его зубочисткой открыть можно. Я это сразу заметил!

Ну вот, пронеслось в голове, мало того, что я втравил эту девицу в свои игры, ещё и её квартиру обчистят по моей милости! Только что я могу сейчас придумать?

— Тс-с! — снова зашипела Новикова. — Кажется, уходят…

И в самом деле, нежданные гости, не обнаружив никого в квартире, вышли наружу и, не дожидаясь лифта, отправились вниз, громко топая по ступенькам и о чём-то переговариваясь.

— Пронесло! — вырвалось у меня, едва я разглядел, как они сели в машину, громко хлопнули дверцами и укатили. Вторая машина уехала ещё раньше, не дожидаясь их возвращения.

— А вот я в это как раз не верю, — задумчиво сказала Новикова, но всё равно чувствовалось, что она повеселела. — Хотите сказать, что они теперь от вас отвяжутся?

— Не знаю, — пожал я плечами, — но одно хотел бы знать: что им нужно от меня? Ни я их не знаю, ни они меня. Хотят получить от меня какую-то информацию? Так у меня её нет! Ну, никакой совершенно!

— Что вы собираетесь делать дальше?

— Ничего особенного. Раз пообещал своему другу навестить ещё раз Давида Бланка, то это сделаю. Передам ему наш разговор — и всё, баюшки! Больше ни на какие провокации не поддаюсь, какие бы деньги ни сулили.

— Но что всё-таки хотели эти ребята, раз уж без спросу залезли в мою квартиру? — В голове у Новиковой наверняка зрел какой-то план, но она пока осторожно выпытывала, что от меня ожидать.

— Может, мне не стоило от них прятаться? Если бы они хотели меня грохнуть, то положили бы рядом с тем мужичком у кафе. Но они не полные идиоты и просчитали, что никакой особой информации после первой встречи с Давидом Бланком у меня быть не может. Значит, они и в самом деле собирались дать мне какие-то инструкции перед новой поездкой!

— Но того-то мужичка они убили! За что? Как вы это объясните?

— Милейшая, — стал возмущаться я очередной раз, — откуда у вас такая уверенность, что его убили специально для того, чтобы он не смог со мной встретиться? Где логика? Это вполне могло быть досадное совпадение. Не стоит раньше времени сгущать краски и гнать волну!

— Слушайте, мне надоело каждые две минуты препираться с вами и объяснять вещи, понятные последнему придурку! — вскипела Новикова. — Давайте лучше помолчим, а то… а то я вас ещё до встречи с ними убью, честное слово!

Тут уже я рассмеялся и на всякий случай глянул вниз, словно кто-то с улицы мог нас подслушать.

— Можно спускаться, — миролюбиво похлопал я её по плечу. — Не сидеть же нам здесь до утра.

— Ни в коем случае! — Новикова моментально забыла свои обиды. — Они могут вернуться! Давайте ещё хотя бы часик посидим и понаблюдаем за улицей… Кстати, офицер, угостите даму папироской, что ли…

Мы молча закурили и присели рядышком.

— Как вас хоть зовут? — поинтересовался я. — А то вместе столько передряг прошли, а я даже не знаю, как к вам обращаться.

— Софа, — выдавила Новикова сквозь зубы.

— А моё имя вам не интересно?

— Я и так догадалась.

— Вот как! — изумился я.

— Повадки у вас какие-то кошачьи. А зовут вас… Лев. Я не ошибаюсь?

Это дамочка, ещё пять минут назад дрожавшая, как заячий хвост, теперь вернулась к своему прежнему самоуверенному состоянию, а заодно и к беспредельному нахальству, которое так покоробило меня при знакомстве. Но в проницательности ей не откажешь. С её бы способностями не салаты в кафе подавать, а в цирке фокусы а-ля Мессинг показывать. Надо у неё при случае поинтересоваться, может, она и чужие мысли читать может. Впрочем, в этом я не уверен, потому что знала бы она, что я думал про неё всего час назад, разговаривала бы со мной не так ласково…

Небо на горизонте потихоньку начало розоветь. Непроизвольно зевнув, я без особой надежды предложил:

— Может, закончим наши ночные посиделки на крыше? Мне на работу пора, да и вам, Софа, в университет.

— На работу? — переспросила Новикова и задумалась, будто я сказал что-то загадочное. — А когда вы поедете к Давиду?

— После обеда. Но до этого я обязательно должен пообщаться с Гольдманом.

— Звоните ему сейчас! — потребовала Новикова.

Я даже оторопел от её напора:

— Я сам решу, когда звонить! — И, не обращая на неё внимания, открыл крышку люка и потянул лестницу вниз. Уже спускаясь, я услышал, как она сопит над моей головой, осторожно ступая на скользкие металлические ступеньки лестницы.

Дверь в её квартиру оказалась незапертой. Ночные гости оказались полными ублюдками — мало того, что вскрыли дверь не отмычкой, а ломиком, вывернув замок с мясом, так и сделали это грубо и демонстративно. Такие поступки меня всегда доводили до бешенства. Любой гадкий поступок человека можно объяснить неблагоприятным стечением обстоятельств, даже, наверное, кражу кошелька из кармана. Ну, нет у человека денег и заработать не может, а попросить стыдно! Лишь откровенное хамство и показную наглость никак не объяснишь — не подчиняются они никакой логике…

— Что будем делать? — уныло поинтересовался я у Новиковой, остановившись у распахнутой двери.

— Вряд ли эти ночные ребята на что-то позарились в моей квартире, — проговорила она, и голос её дрогнул, — но мне страшно… Они не остановятся на этом.

— Давайте проверим. — Я осторожно прошёл внутрь и огляделся.

Ночные гости и в самом деле ничего не тронули из вещей, лишь в оставленную на столе недопитую чашку кофе бросили окурок от сигареты. Этим они, видимо, выразили своё недовольство отсутствием обитателей квартиры.

— Я боюсь оставаться одна, — печальным голосом сообщила Софа. — Они могут в любую минуту вернуться. Они же ищут вас.

— Что им от меня всё-таки нужно? Да я бы им сам всё выдал, ничего не скрыл, честное слово. Только пускай отвяжутся… — Я бесцельно побродил по комнате, заглянул в спальню и туалет, потом вернулся к Софе. — Видно, в ближайшее время нам придётся быть вместе. Не могу я бросить вас на растерзание этим живоглотам!

Ни слова не говоря, Новикова принялась складывать в рюкзачок какие-то свои мелкие вещи и косметику, а потом не выдержала и спросила:

— Значит, теперь мы вместе поедем к Давиду Бланку?

— Во-первых, я ещё не уверен, что вообще поеду к нему, во-вторых, вам, милейшая, мало тех проблем, что уже есть? В вашу квартиру залезли без спроса ночные гости и сломали замок — этого не достаточно? Хотите, чтобы ещё и за вами охотились, как за мной?

Новикова ничего не ответила, но я уже чувствовал, что никуда мне теперь от неё не деться, везде она будет рядом со мной. Такова уж моя, как видно, планида.

Я помог ей прикрыть дверь в квартиру, чтобы замок хотя бы издали выглядел исправным, и вместе мы отправились к моей машине, которую я благоразумно оставил не на стоянке у подъезда, а на соседней улице среди каких-то фур и грузовиков.

— Ну, и куда мы поедем? — спросил я, включая зажигание.

— Может, сразу к Давиду?

— А звонок к Гольдману?

— По дороге. Всё равно ехать придётся.

Из города мы выбрались спокойно, никто нас не преследовал. По крайней мере, мне так казалось. И лишь отъехав километров на пятнадцать, мы притормозили на пустынном участке дороги, где вперёд и назад всё просматривалось километра на полтора, и я принялся названивать Сашке. Но результат был прежний: его сотовый телефон был выключен. Можно, конечно, позвонить в полицейское управление, но я не знал, в каком отделе Сашка работает, и что мне отвечать, если поинтересуются, с какой целью я его разыскиваю.

Однако едва мы тронулись, мой телефон зазвонил, и номер опять не определялся. Не обращая внимания на бурные протесты Софы, я поднёс трубку к уху.

— Напрасно скрываетесь, — даже не поздоровавшись, отчеканил голос, уже знакомый мне, но никакого раздражения или обиды в нём не было, только уверенность и скрытая сила. — В ваших интересах пообщаться с нами.

— Какой у меня может быть интерес к вам, если мы не знакомы?! — наконец, взорвался я. — Вы даже своего имени назвать не хотите!.. А мне мама в детстве говорила, чтобы я остерегался незнакомых людей!

— Ваша мама была права, но одной вещи не учла, — похоже, мой собеседник решил поиграть со мной в кошки-мышки. — Если предложение выгодно — а оно выгодно! — то совсем не важно, от кого оно исходит.

— Я ещё не услышал никакого предложения!

— Ваш приятель Гольдман вам ничего не обещал?

— Только в общих чертах… У нас была назначена встреча, но не с ним, а с человеком, которого вчера вечером у кафе сбила машина. Может, вы в курсе, по какой причине это произошло?

Мой таинственный собеседник даже усмехнулся в трубку:

— Вы, видимо, решили, что мы к этому имеем какое-то отношение?

— Во-первых, повторяю, мы не знакомы, и я не знаю, на что вы способны. Во-вторых, вы начали звонить мне сразу после этого случая. В-третьих…

— Хватит! — оборвал меня собеседник. Чувствовалось, я уже достал его. — Все эти вещи при встрече. Я знаю, что вы сейчас едете к Давиду Бланку. Пожалуйста, общайтесь с ним, заводите дружбу и всё прочее. А на обратном пути мы пересечёмся и всё обсудим.

— А вам не интересно знать, хочу ли я пересекаться с вами?

— Нет, не интересно, — обрубил собеседник, — и не вздумайте выкидывать какие-нибудь фортели и играть в прятки. Вам же хуже будет.

— Угрожаете?

— Нет. Но от вашего поведения зависит сумма вашего будущего вознаграждения.

Я невольно усмехнулся:

— И какова же эта сумма, если я буду пай-мальчиком?

— Сначала станьте им… А сейчас — счастливого пути!..

Вот так и поговорили. Весь разговор Новикова прослушала, затаив дыхание, и лишь когда мы тронулись и поехали дальше, еле слышно сказала:

— Они от нас не отвяжутся, я же говорила.

— Знаете, что я думаю по поводу всей этой бодяги? — Я неотрывно следил за дорогой, но краем глаза всё-таки поглядывал на Новикову. — Самое лучшее, наверное, плюнуть на всё и никуда не ехать. Надоело играть в угадайку, когда тебе ничего не говорят, а за твоей спиной творятся странные вещи. Может, сказать этой публике сразу, что никаких денег мне не надо, и я выхожу из игры? Не убьют же они меня за это!

— А вдруг… убьют? — Новикова поёжилась, будто в машине было холодно. — Тем более, они уже знают, что я с вами. Теперь и от меня не отвяжутся…

Некоторое время мы ехали молча, потому что говорить было не о чем, а прикидывать, во что может вылиться мой категоричный отказ, как-то не хотелось. Новикова безучастно смотрела в окно на пролетающие мимо холмы и далёкие крыши арабских деревень и наверняка ничего этого не замечала.

А я раздумывал, что помимо того, что сам влез в неприятную историю с поездками к Давиду, ещё и втянул в неё эту девушку, за которую теперь, хочу того или нет, вынужден нести ответственность. Понятно, что я не тащил её за уши, но… не смог противостоять её напору и желанию поиграть в детектив. А теперь она и сама, видимо, поняла, что романтики в этом маловато, и основательно струсила. Вон каким затравленным мышонком сидит на соседнем кресле…

Был бы я жёстче, давно бы уже послал всех домогающихся моего общения по известному трёхбуквенному адресу, а заодно и эту бодрую мисс. Так ведь нет, грубить незнакомым людям я не мог по определению, а в отношении с женщинами старался вести себя старомодно и, по возможности, галантно — держал марку и изображал джентльмена. Правда, моя бывшая жена наверняка другого мнения… Сегодня же выяснялось, что Джеймс Бонд из меня никудышный, ведь аналитических способностей у меня нет и в помине. Хотя… никто их от меня и не требует. Что нужно от болванчика? Верно, покачивать головой, когда по ней настучат… Тьфу ты, совсем чепуху нести начал!

Короче, подытожил я свои невесёлые размышления, последний раз съезжу к Давиду Бланку, честно выложу ему, какая возня развернулась вокруг моих встреч с ним, и пускай он решает, что дальше делать. А я умываю руки. Если поначалу мне было интересно выяснить, чем же таким загадочным он заинтриговал окружающих, то теперь мне это по барабану. Меньше знаешь — крепче спишь.

А что делать с этой детективной официанткой? Я покосился на Новикову и даже усмехнулся. Вообще-то она ничего, при другом раскладе можно было бы с ней пообщаться и даже проверить, насколько она сильна в Кама-Сутре, однако сегодня…

Наконец, на горизонте показалось поселение, в которое мы ехали. Вершина холма с черепичными крышами домов, утопающих в зелени деревьев. В этих краях деревья сажают и ухаживают за ними только в еврейских поселениях, в арабских деревнях они нафиг никому не нужны, а на открытых местах просто не приживаются без полива. Приглядевшись к воротам поселения, я обратил внимание, что там происходит что-то непонятное, но что, издали разглядеть не смог. И Новикова в соседнем кресле напряглась, пристально вглядываясь вперёд. Ну, да ладно, сейчас подъедем поближе, всё станет понятно…

 

11

Израиль Сентябрь 2011

Большую часть дня у этих ворот почти никого не бывает, разве что солдат в будке проверяет въезжающих и открывает тяжёлые, натужно разъезжающиеся на колёсиках створки. Однако сегодня издалека было видно, что у ворот что-то не так. По обе стороны стояли полицейские машины с работающими мигалками и поодаль в тени под деревьями зелёный армейский броневичок. Будка охранника была огорожена полосатыми пластиковыми лентами, и вместо солдата в каске и с автоматом, прохаживающегося вдоль ворот, деловито сновали туда-сюда какие-то люди в военной форме и гражданские.

— Неисповедимы пути господни! — почему-то громко прошептала Софа, не отрывая взгляда от этих людей. — И тут какая-то чепуха.

Наверное, лучше всего было бы развернуться и подобру-поздорову убраться, но я медленно подъехал к воротам и притормозил.

— Стой! — К нам приблизился мордатый пожилой полицейский и угрожающе повёл автоматом. — Выйти из машины и предъявить документы.

— Что случилось? — Новикова выбралась наружу и принялась копаться в рюкзачке, разыскивая документы.

— Откройте багажник и отойдите в сторону!

— Что случилось? — повторил я.

— Теракт…

В принципе, теракты в поселениях вещь довольно редкая. Живёт здесь публика в основном религиозная, большой любви к арабам не испытывающая и настороженно относящаяся к любому чужаку. Арабские соседи, живущие вокруг, платят взаимностью. А за что им, спрашивается, любить поселенцев? И тем, и другим государство выделяет деньги на развитие, но на фоне чистеньких и ухоженных поселений, где следят за дорогами и на каждом свободном пятачке разбивают цветочные клумбы, арабские деревни выглядят натуральными свинарниками. В поселениях фермы и небольшие заводики, у соседей же только загоны со стадами прожорливых и беспрерывно гадящих овец. Ни на что отпускаемых государством денег им не хватает, потому что к ним традиционно прикладывают руку собственные мухтары и муллы.

Но арабы не любят хозяйственных соседей не только из-за несовпадающих взглядов на чистоплотность. Ненависть к иноверцам — отличительная черта их характера, и очень несладко приходится соплеменнику, который вдруг решится подавить в себе этот пещерный инстинкт. Теракты, которые арабы совершают с завидным постоянством и с тупой жертвенной обречённостью, давно перестали быть чем-то из ряда вон выходящим, и всё равно каждый раз, когда сталкиваешься с очередным проявлением этой бессмысленной дикости, сердце чугунными ударами колотит в грудь, и хочется верить, что это в последний раз. Больше такого не повторится. Но… повторяется.

— К кому едете? — спросил полицейский, внимательно изучив наши документы.

Новикова аккуратно оттеснила меня плечом в сторону и затараторила:

— К подруге, с которой мы учимся в университете. Мне нужно забрать у неё книги и конспекты, а этот человек, — она ткнула в меня пальцем, — мой приятель, который согласился меня подвезти.

Я удивлённо глянул на Софу, и она мне незаметно подмигнула.

— Как зовут подругу? — хмуро поинтересовался полицейский и поднёс переговорное устройство к губам.

— Рахель, — без зазрения совести соврала Софа.

— Стойте тут, а я сейчас вернусь. — Зажав наши документы в кулаке, полицейский отправился к своей машине, залез внутрь и принялся неторопливо с кем-то беседовать по переговорному устройству.

— Ты с ума сошла?! — зашипел я Новиковой и сам того не заметил, как перешёл на «ты». — Какая Рахель? Он сейчас проверит, и мы загремели…

— Ничего подобного! — нервно хихикнула Новикова и тоже перешла на «ты». — Ты думаешь, что в поселении не найдётся девушки по имени Рахель? Да здесь каждую вторую зовут Рахелью или Саррой. Тут девочкам дают имена только библейские… Ты, небось, собирался рассказать, что мы едем к Давиду Бланку? Самоубийца!.. Уж, лучше какая-нибудь библейская Рахель!

Вволю наговорившись, полицейский неторопливо вернулся к нам, и снова заглянув в багажник и салон нашей машины, проворчал:

— Можете проезжать.

Но спокойно проехать к дому Бланка не получилось. За воротами за будкой охранника, огороженной полосатыми лентами, нас остановил мужчина в гражданском с пистолетом в наплечной кобуре.

— По дороге сюда, — спросил он, — вам ничего необычного не встретилось?

— Вроде нет, — развёл я руками, — а что может быть необычного на дороге?

— Я имел в виду быстро едущие в сторону от поселения машины. Их могло быть несколько.

— Не заметил… Скажите, есть жертвы в теракте?

— Солдат-охранник погиб, — ответил мужчина и махнул рукой, чтобы мы проезжали.

На улицах в поселении, всегда малолюдных, сегодня повсюду стояли люди и наверняка обсуждали гибель солдата. Нас никто больше не останавливал, но я видел, как люди настороженно поглядывают на нашу машину и провожают её взглядами. Однако возле дома Давида Бланка не было никого, и всё вокруг было таким же, как при моём первом посещении.

Стоило нам подъехать поближе, как мы вместе с Новиковой принялись дружно чихать.

— Что за чепуха? — только и успела сказать Софа.

В перерывах между собственными чихами, я невесело выдал:

— Подозреваю, что это одно из изобретений нашего великого и таинственного Гудвина. Я уже это счастье попробовал… Ему и собаку заводить не надо, чтобы оповещала о визитёрах. Они сами о себе сообщают!

— Тоже себе шутник-самоучка! — вытирая слёзы, пробормотала Софа. — Лучше бы изобрёл что-нибудь действительно полезное не для, а против насморка!.. И против террористов, чтобы их понос пробирал, когда собираются на дело! А мы и без чихания могли бы в дверь постучать…

— Не забывай, — напомнил я, — к нему не только мы в гости ходим.

Так же, как и в первый раз, дверь в дом оказалась незапертой. Но сегодня хозяин собственной персоной встречал нас у порога. Удивлённо стрельнув взглядом по моей спутнице, он кивнул мне:

— Приветствую, молодой человек, я ждал вас, — и, не удержавшись, поинтересовался: — А что это за небесное создание с вами?

— Я его знакомая, — не переставая чихать, бодро представилась Софа. — Сделайте же что-нибудь, чтобы мы перестали… э-э… чихать! Хорошо же вы гостей встречаете!

— Секундочку! — неожиданно расцвёл Давид и перед тем, как провести нас в дом, пробормотал: — Вы, мадам, настоящая израильтянка, потому что в вас нет совершенно никаких комплексов. Наш человек начал бы расшаркиваться и всячески скрывать, что ему что-то мешает, а вы сразу… Это мне нравится!

Он юркнул в боковую комнату, и буквально в ту же секунду наше жестокое чиханье прекратилось. И произошло это так же стремительно, как и началось. Софа вытерла вспотевшее лицо салфеткой, которую всё это время не выпускала из рук, и, наконец, перевела дыхание.

— К сожалению, комплексов у меня больше, чем хотелось бы, — шепнула она мне, осматриваясь, — ошибается ваш маг и чародей.

— Кто же вы всё-таки, прекрасная незнакомка? — донёсся из соседней комнаты голос Давида, которому, видимо, не достаточно было Софиного признания в приятельских отношениях со мной.

— Кстати, — сообщила Новикова, проигнорировав вопрос Давида, — у въезда в поселение некоторое время назад произошёл теракт и погиб солдат. Вы об этом слышали?

— Что вы говорите! — ахнул, выглядывая из комнаты, Давид. — А я тут сижу затворником и не знаю, что вокруг происходит…

— Как же так: все об этом знают, а вы нет? — продолжала наступать Софа. — Какой вы после этого волшебник?

Давид удивлённо посмотрел на неё и даже развёл руками:

— Почему вы решили, что я волшебник? Кто вам сказал такую чушь?!

— Молва людская. Языки, которые страшнее пистолета…

— Больше слушайте всякие сплетни! Нет, любезная, никакой я не волшебник. — Давид по-прежнему удивлённо рассматривал нахальную незнакомку, но недовольства или обиды в его взгляде не было. — А, собственно говоря, кто вы такая? Врываетесь в чужой дом и обличаете хозяина в несуществующих грехах!

И тут я решил, что пора разрядить обстановку, ведь мало ли чем может закончиться пикировка между Софой и Давидом. Ехал-то я сюда совсем за другим, и участвовать в их перепалке мне хочется ещё меньше, чем в тех же самых детективных игрищах.

— Понимаете, Давид, — принялся нудно разъяснять я, — эту девушку зовут Софой, и я случайно проговорился, что собираюсь ехать к вам. Вот она и напросилась за компанию. Отказать я не смог… — И тут я не удержался от мелкого подхалимажа: — Её понять можно. О вас столько говорят повсюду, что грех отказываться от возможности пообщаться с вами.

Некоторое время Давид разглядывал то Софу, то меня, и я сразу заметил, что разглядывать ладную фигурку Новиковой ему гораздо приятней, чем мою кислую физиономию. Наконец, слегка поморщившись, он произнёс:

— Хватит расшаркиваться. Раз приехали, то располагайтесь, будем чай пить.

Пока он наливал воду в чайник, а Софа деловито расставляла чашки на столе, я поглядывал на них и удивлялся, насколько моя спутница быстро освоилась в доме этого странного затворника. Видно, Сашка Гольдман, разыскивая человека, который сумел бы за короткое время подружиться с Бланком, поторопился со мной. Софа подошла бы лучше — и умением расположить к себе, и вообще своими шпионскими наклонностями. Не сомневаюсь, что она сумела бы выведать всё, что необходимо, намного быстрей и качественней. Только стоит ли игра свеч после всех последних событий?

Ой, пора завязывать с этой историей, ведь я же твёрдо решил рассказать обо всём Давиду, а он пускай решает, как поступать. Но… как это сделать, чтобы хозяин не разозлился и сразу не выгнал нас взашей? Выглядеть разоблачённым шпионом вовсе не в кайф. Не так уж много людей встречается в последнее время, с которыми хотелось бы продолжать поддерживать отношения, а Давид как раз такой человек. Выдай я ему всё начистоту, кем буду выглядеть в его глазах как не последней свиньёй?.. Да и Новиковой не мешало бы намекнуть, чтобы помалкивала до поры до времени о настоящей цели нашего визита.

А Софа уже освоилась в доме нашего мага, по-хозяйски гремела чашками и тарелками, расставляя баночки с джемом и плошки с маслом. Заметив мой взгляд, он понимающе кивнула головой и продолжала щебетать как ни в чём не бывало:

— А у моего отца, едва наступает осень, такие прострелы в пояснице начинаются, что он не только ходить, даже шевелиться не может. Чем только ни лечился — и мазями, и лекарствами, и прогреваниями! На костоправов сколько денег выбросил — всё впустую. И это каждую осень…

— Хе-хе, — посмеивался Давид, с удовольствием помогая Софе, — так оно и будет, потому что современная медицина воюет лишь с проявлениями болезни, а не с её причиной. Только сейчас начинают понимать это. А устранять причину — это значит, что нужно менять сложившиеся за века стереотипы лечения…

— Ну, об этом сейчас любой врач скажет, а что делается в итоге? Ни причину, ни следствие лечить не могут!

— Везите сюда вашего отца. — Давид, улыбаясь, рассматривал Софу. — Попробую поколдовать… Вы же окрестили меня волшебником!

— Да он не здесь, — махнула рукой Софа, — он в Белоруссии остался… Давайте чай пить, что ли, всё готово. И вы нам, Давид, что-нибудь расскажите о себе, хорошо? С вами так интересно общаться.

Едва мы уселись за стол и приступили к чаю, Давид лукаво глянул на меня и выдал речь, которую наверняка заранее заготовил для подобных случаев и уже не раз прокрутил её в голове:

— Удивительное дело, молодые люди, получается! Я тут живу в своей берлоге, никому не мешаю и занимаюсь тем, что мне интересно. Никакой я не учёный, по большому счёту, просто у меня есть кое-какие наработки, которые я пытаюсь воплотить в жизнь. Но главное даже не в этом, а в том ажиотаже, который возник вокруг всего этого. Ну да, я имел неосторожность поделиться с журналистами своими мыслями, но ничего путного из этого не вышло…

— А лечение людей? — спросил я. — Вы же им и в самом деле занимались?

— Это всего лишь частный случай того, что я делаю. Как бы побочный эффект…

— Ничего себе — побочный эффект! — даже присвистнула Софа.

— Я не об этом хочу сказать, — поморщился Давид. — Меня поражают люди, которые пытаются выведать мои секреты. Я не раз повторял во всеуслышание, что не хочу ни от кого ничего скрывать, дайте мне лишь время самому во всём разобраться. Так нет, лезут и лезут без стеснения, и чем я жёстче говорю «нет», тем наглей и бесцеремонней. Приходится изобретать нестандартные способы защиты. Порой я даже начинаю думать, что человек — это звучит не гордо, а нагло!.. Теперь вопрос: почему я так отрицательно настроен к окружающим?

Он на мгновенье замолчал, наслаждаясь своей тронной речью, а Софа нетерпеливо сказала:

— Ну и почему?

— Я никому ничего не должен, ведь ни у кого ничего не брал, не занимал денег и не давал никаких обещаний. Оставьте меня в покое! Когда придёт время вылезти из ракушки, не беспокойтесь, вылезу… Я не бессребреник, но дело даже не в деньгах, которые никогда не бывают лишними. Дело, друзья, в уважении, а я его заслужил хотя бы уже тем, что стараюсь создать что-то такое, чего ни у кого пока нет. — Давид грустно покачал головой и повторил: — Я лишь обмолвился журналистам — и понеслось. Нагородили такого, что я и представить не мог…

— Что же вы всё-таки сделали? — нетерпеливо тряхнула головой Новикова. — Если раньше меня интересовали только ваши целительские способности, то теперь вы заинтриговали меня окончательно!

— Всё, милая, по порядку! — Давид с улыбкой посмотрел на неё и перевёл взгляд на меня. — Вас, наверное, интересует, почему я всех вокруг так агрессивно отшиваю, а с вами и вашей спутницей запросто уселся чаи гонять и вести беседы? Ведь интересует, да?

— Отчасти! — постаравшись изобразить на лице честность, соврал я.

— Врёте! — разоблачил меня Давид. — Но… давайте по порядку. Тем более вы с Софой вызываете у меня симпатию… А кстати, знаете, почему вы вызываете симпатию?

Ну вот, недовольно подумал я, сейчас начнутся признания в любви. Видно, здорово допекли человека нахальные журналюги, самоуверенные государевы чиновники и бесцеремонные копы! Человеку, может, достаточно просто уважительного обхождения, ведь он воспитывался совсем в другой среде, да куда уж всей этой публике до таких тонких материй…

— Именно тем, что вы не стремитесь что-то сразу схватить и улететь по своим делам. Я человек немолодой, живу совсем в другом ритме и, наверное, имею право выбирать, с кем мне интересно, а с кем нет… Впрочем, разговор об этом бесконечный, и вам вряд ли интересно… — Он глянул на погрустневшую Софу и встрепенулся. — Итак, для начала маленькое вступление. Я уже говорил, но ещё раз повторю, что ничего гениального не придумал, да у меня и нет сегодня для этого ни лабораторий, ни испытательных полигонов. В основе всего — элементарные законы физики и… некоторая смекалка. Ну и, конечно, амбиции. Колесо, порох, бумагу и телефон изобрели до меня, так что мне оставалось ломать голову над чем-то менее фундаментальным…

Софа облегчённо вздохнула и снова украдкой подмигнула мне, мол, наступает самое интересное — факир нагнал достаточно тумана на зрителей и теперь примется за разоблачение фокусов. Только бы его не спугнуть.

— Вы оба наверняка помните из школьного курса физики основные положения волновой теории…

И тут, как назло, в момент, когда Давид приступил к главному, за дверями, традиционно приоткрытыми, раздался шум. К дому подъехали одна за другой две машины и притормозили а по дорожке, ведущей к дому, раздались шаги нескольких человек. Шли они, не таясь и громко переговариваясь. В городе, где всегда многолюдно, на такие вещи внимания не обращаешь, но здесь, где слышен даже шелест листьев на деревьях…

Чертыхнувшись, Давид резво вскочил со своего стула и бросился в соседнюю комнату, дверь в которую, в отличие от входной, как я успел заметить, аккуратно запирал на ключ.

— Ч-чёрт! — донеслось до нас. — Совсем забыл врубить защиту!

— Ага, — прокомментировала Софа, — сейчас мы станем участниками очередного эксперимента. Хорошо, если эта незваная публика начнёт только чихать!

Но у Давида, видно, на сей раз что-то заело, поэтому в распахнувшуюся дверь беспрепятственно один за другим прошло несколько человек — гражданских и полицейских. Одним из них оказался мужчина, разговаривавший со мной у въезда в поселение.

— Где хозяин? — подозрительно спросил он, как и в первый раз не здороваясь.

— Там, — указал я пальцем на комнату с Давидом.

И тут вперёд вышел пожилой полицейский, проверявший наши документы. Он внимательно посмотрел на Софу и доложил гражданскому:

— Эта женщина сказала мне, что едет к своей подруге Рахели. Что она делает здесь? Наврала?

— Что вы делаете здесь? — повторил гражданский и недоверчиво глянул на Софу. — Впрочем, мы это узнаем позже. Нам сейчас нужен хозяин.

И тут дверь из соседней комнаты распахнулась, и оттуда, как чёртик из табакерки, выскочил Давид. От удивления я даже раскрыл рот — такой прыти от него я не ожидал. Он швырнул мне и Софе какие-то старомодные наушники и крикнул, не обращая внимания на гостей:

— Скорее одевайте, а то сейчас начнётся…

Не раздумывая, мы надели наушники и стали удивлённо разглядывать Давида, который тоже был в наушниках. Софа даже зажмурилась в ожидании чего-то необычного.

И тут раздался негромкий, но продолжительный — даже не взрыв — хлопок, очень похожий на тот, что я слышал когда-то в детстве, нечаянно уронив в школьном кабинете химии реторту с каким-то реактивом. Следом за хлопком раздался свист, и я невольно обеими руками вдавил наушники в уши, чтобы его не слышать. Гостей, у которых наушников не было, словно подкосило — они начали корчиться, как от невыносимой боли, а полицейский, узнавший Софу, даже повалился на колени, обхватив голову руками.

Жестом Давид указал на дверь и принялся одного за другим выталкивать гостей наружу. Никто не сопротивлялся, поэтому буквально через минуту в комнате никого уже не было. Прождав некоторое время, Давид снова исчез в своей берлоге, а когда вернулся, жестом разрешил нам снимать наушники.

— Теперь они не явятся! — потирая руки, заявил он. — По крайней мере, в ближайшие день-два.

— Что это было? — слабым голосом спросила Софа.

— Ничего особенного, — охотно пояснил Давид. — Звуковая пушка, оружие двадцать первого века. Одно из моих изобретений. Ну, не совсем моё, но… и моё. Мелочь, но удобно иметь такую штуковину в домашнем хозяйстве. Разгоняет крыс, тараканов и прочих… вредных насекомых.

— И вы этих людей… своей пушкой?! — протянул я. — А если это навредит их здоровью?!

— Ничего страшного с ними не случилось. Час-полтора, и слух восстановится, но так бесцеремонно вторгаться ко мне они уже поостерегутся.

Я выглянул в окно и увидел, как гости, немного оправившись, переглядываются между собой, разводят руками и пытаются что-то говорить, но наверняка ещё не слышат друг друга. Кто-то даже пытается звонить по сотовому телефону, но тоже безуспешно.

— Вернётся к ним слух, и они вернутся сюда, — подала голос Софа, — только уже придут с каким-нибудь спецназом в наушниках, который разнесёт здесь всё в пух и прах. Вы об этом не подумали?

Давид усмехнулся и хитро посмотрел на неё:

— Пух и прах им как раз здесь не нужен. Им всё нужно в целости и сохранности… Думаете, они первый раз являются?

Мы переглянулись с Софой, и я вздохнул:

— Какие же всё-таки эти ребята из полиции и налоговой службы назойливые! Видят, что им не рады, так попробуй подкатить как-то иначе, по-доброму…

— Ну, ты сказанул! Они не подкатывают, они наезжают!

Давид отхлебнул остывшего чая из чашки и невесело прибавил, словно повторял слова Сашки Гольдмана, сказанные мне при первой встрече:

— Если бы это были только полиция или налоговая служба…

 

12

Израиль Сентябрь 2011

Наверное, нет глупее ситуации, когда оказываешься в центре каких-то непонятных событий, а твои поступки — вроде логичные и, наверное, единственно возможные, — приводят к абсолютно непредсказуемым последствиям, от которых голова кругом идёт. Так оно и складывалось в наших отношениях с Давидом Бланком. А тут ещё эта бойкая и бесцеремонная девица Софа Новикова, не будь которой, я бы наверняка не залез в это болото по самые уши. А может, уже валялся бы в морге с проломленной головой или пулей во лбу…

В тот день на работу я так и не попал, как, впрочем, и Софа на университетские занятия. В город мы вернулись под вечер, и, заехав в банк с поручением Давида, отправились на квартиру к Софе, потому что она всё ещё трусила появляться там в одиночку. Однако в квартире всё было по-прежнему — засаду наши преследователи не оставили и, по-видимому, в наше отсутствие сюда никто не наведывался.

Но Софа была бы не Софой, если бы, облегчённо вздохнув, не продолжила игру в детектив. Видимо, прочитанные книжки и просмотренные фильмы загрузили её по полной программе — она тотчас принялась шарить повсюду, притом заглядывала в самые неожиданные места. Мой удивлённый взгляд она проигнорировала, лишь спустя некоторое время заявила:

— Всё чисто, жучков нет!

— А тараканов? — уныло пошутил я.

— А их тем более…

От предложения выпить кофе и провести мозговой штурм в поисках причинно-следственных связей происходивших сегодня событий я категорически отказался и укатил домой отсыпаться. Да и Софа была явно не в лучшей форме, но хорохорилась, и ей наверняка нравилось, когда я называл её мисс Марпл.

Дома я сразу рухнул в кровать, не забыв выключить сотовый телефон, потому что даже с исчезнувшим Гольдманом разговаривать сейчас не собирался. Всё-таки я был обычным человеком, а не каким-то неутомимым роботом, и ничто человеческое мне не чуждо.

Но спал я недолго — всего пару часов. Да и сном это назвать было трудно: какой-то кошмар, в котором Давид, дьявольски усмехаясь, включал своё таинственное устройство, напичканное мигающими лампочками, и направлял на меня невидимый луч смерти. А я замирал, как манекен, и не мог пошевелить даже пальцем. Этот луч превращал меня в дурацкого терминатора или бэтмена, и вот я уже летал над городом, по команде Давида взрывал чьи-то автомобили, проламывал кулаком стены, и рядом со мной была Софа, тоже превратившаяся в зомби… Ужас! А ведь я до последнего времени считал себя человеком разумным и не склонным к авантюрам, только ведь приснится же такое…

Проснулся я совершенно разбитый и ещё более уставший, чем прежде. В душе вода оказалась, как ни странно, прохладной, но и это не взбодрило меня. Прошлёпав босиком на кухню, я сварил кофе и мрачно уселся за стол, положив перед собой выключенный мобильник. Отхлебнув большой глоток кофе, я принялся ждать, когда в голове перестанут копошиться кошмары, и тогда, может быть, удастся что-то придумать. В присутствии Софы это не удавалось, потому что она отвлекала на себя внимание и не давала ни на чём сосредоточиться. Что-то мне подсказывало, что я ещё долго не смогу избавиться от её навязчивого присутствия.

Конечно же, проще всего пытаться опять дозвониться до Сашки Гольдмана, пока до меня ещё не добрались незнакомые ребятишки, которые так упорно хотят со мной встретиться. И встреча эта наверняка ничем хорошим не закончится. Что им от меня нужно? Информация по Бланку? Ну, расскажу им про звуковую пушку, мол, посмотрел я на неё, видел, как она выводит из строя сразу несколько человек, но принципа-то её действия мне не объясняли! Скажу даже, что особого ноу-хау в этой пушке нет, потому что сам лично читал где-то, что уже существует подобная установка для разгона сборищ и демонстраций, в том числе и в Израиле. Никакого секрета в этом нет. Что ещё? Могу до кучи передать слова Бланка о том, что у него есть в запасе что-то более серьёзное и глобальное. Если человек обещал стать богом, то одной пушечки для этого маловато…

Самое противное и невыносимое в моей ситуации — неизвестность. Притом неизвестность полная, когда не знаешь, в игре ты или нет, должен ли что-то делать или сидеть, как прежде, и только смотреть по телевизору лихо закрученные детективы, в которых кто-то получает по голове, а тебе, зрителю, всё нипочём. Хотя в моём нынешнем положении посидишь у телевизора, как же…

И опять я начинаю прокручивать в голове всё с самого начала. Как правило, в основе любой самой запутанной комбинации лежит примитивная идея, вполне конкретная цель и… минимум загадки. Ну, создал этот кулибин что-то особенное и теперь надеется получить с этого навар. А что — так бы поступил каждый, только не всем удаётся открыть то, на что и в самом деле есть спрос. Когда об этом заголосили газеты, государственные мужи решили профильтровать ситуацию, да не тут-то было. Изобретатель наотрез отказался общаться с кем-то, не без оснований полагая, что у него хотят похитить идею и будущие золотые горы. Пока тяжёлый государственный механизм прокручивается, пытаясь решить, как реагировать на строптивца, какие-то злые дядьки намерились просто стащить секрет, заслав к изобретателю шпиона. Притом шпионы с завидным постоянством пролетают, и дело не сдвигается с мёртвой точки. Но кто эти злые дядьки? Ребята из тех же государственных структур? Военные? Какая-нибудь, прости Г-ди, новозеландская разведка? (Это я включил «аналитические» способности, развитые телесериалами!) И, что самое неприятное, теперь в роли этого шпиона я. Есть ли кто-то ещё помимо меня, не знаю, но мне от этого ни жарко, ни холодно. Только гнусно и… боязно.

А может, и нет во всей этой истории никакой детективной линии, а только моё больное воображение рисует кошмары? Ну, и Софа, конечно, нагнетает обстановку. Тем или иным способом секрет великого Гудвина когда-то раскроется, после чего все мои поездки, прыжки из стороны в сторону и ночные посиделки на крыше окажутся напрасными хлопотами. Софа с её прогнозами останется с носом… Дай-то Б-г.

Прокрутив последнюю мысль в голове пару раз, я несколько успокоился. И даже взбодрился. Никому ничего я не должен, за исключением пары тёплых слов Сашке, который до сих пор так и не отозвался на мои телефонные призывы. Хотя… стоп, успокаиваться рано, ведь я ещё не рассказал обо всех своих вчерашних злоключениях, которые происходили после того, как Давид изгнал с помощью звуковой пушки нежеланных визитёров.

А дело было так. После того, как гости уехали и Давид, наконец, запер входную дверь, мы долго не могли успокоиться. Я даже запаниковал и хотел тоже укатить отсюда от греха подальше, потому что всё происходившее уже не вписывалось ни в какие рамки. Участвовать в разборках мне не хотелось ни на чьей стороне. Полиция наверняка не оставит сегодняшний инцидент без последствий, а ходить на допросы к следователям, объяснять, как я попал к Давиду, — оно мне надо? Кто поверит, что я всего лишь случайный свидетель? Ссылаться на Гольдмана? Это только усугубит подозрения. Да ещё Софа с её богатой фантазией чего доброго наплетёт лишнее, а потом расхлёбывай! Короче, я был настроен решительно и ни на какие уговоры поддаваться не собирался.

Давид сразу догадался, что я замыслил побег, и принялся меня успокаивать:

— Если бы вы, молодой человек, знали предысторию этих событий! Думаете, в подобном составе гости являются ко мне впервые? Полиция и налоговая служба — это только предлог, ширма, и со своими стандартными проверками они приходили всего два-три раза. Перед законом я чист, и они это прекрасно знают. Оттого мы с ними и беседовали спокойно, без эксцессов. Но вскоре у меня стали появляться совсем другие люди, и с ними я тоже поначалу охотно разговаривал. Однако кто они оставалось загадкой, хотя цель их визитов постепенно прояснилась. Стало понятно, что нужно завязывать с этими встречами. Притом не только их не пускать на порог, но даже отпугивать, чтобы впредь об этом не помышляли. Мои заверения, что рано ещё говорить о чём-то конкретном и нужно время для завершения работ, никто и слышать не хотел.

— И тогда вы впервые применили свою пушку? — догадалась Софа.

— Не только пушку. У меня существует масса наработок. В частности, вызвать непрерывное чихание — это вы проверили это на себе. Ведь действенный способ, правда?.. Человек — существо уязвимое и незащищённое, и причинить ему боль или неудобство весьма несложно. Лишь бы фантазии хватило…

— И у вас её хватило?!

— Хватило, — пожал плечами Давид и невинно стрельнул глазками. — А что мне оставалось?

И тут я задал вопрос, который давно крутился у меня в голове:

— Скажите, почему вы гнали до последнего времени всех, кто к вам являлся, а для нас сделали исключение?

Давид пристально посмотрел на меня, словно раздумывал, стоит ли мне открывать одну из своих великих тайн, и сказал:

— До последнего времени мне действительно никто не был нужен, а сегодня… Вы как раз те люди, которых я хотел бы попросить об одной услуге. Мне нужны помощники, на которых я могу положиться.

— Вот как, — протянул я, — но сразу предупреждаю, что помощник из меня никудышный. Школьный курс физики почти не помню, а волновая теория для меня вообще тайна за семью печатями!

— Физика не понадобится, — усмехнулся Давид, — просьба у меня совсем другого плана… Я хочу, чтобы вы, когда вернётесь в город, положили в банковскую ячейку диск, который я вам дам. Это для начала.

— Оп-паньки! — почти развеселился я. — А на диске секреты ваших изобретений или досье на какого-то злого начальника, не правда ли? А если я захочу срубить лёгких денег и скопирую ваш диск для той же самой публики, по которой вы так успешно стреляете из своей пушки? Вдруг я не тот, за кого себя выдаю, а шпион?

В ответ Давид громко захохотал:

— Ничего страшного не случится! Можете прямо сейчас на моём компьютере проверить содержимое диска. Там нет ни секретов, ни компромата. Я даже не кодировал диск. Там всего лишь таблица с цифрами, и эти цифры ни вам, ни кому-то другому ничего не скажут. Это даже не шифр, а, повторяю, просто цифры.

— А какой в них смысл? — вставила словечко Софа.

— Смысл в них есть только для меня. Никто другой в них не разберётся, не зная, что это… Конечно же, никто не станет прятать в банковскую ячейку всякую чепуху! Знаете ли вы, что самая лучшая защита для тайны — это когда её разделяешь на несколько частей, чтобы каждая частичка стала для постороннего бессмысленной и бесполезной…

— Вы хотите сказать, что этот диск — часть чего-то?

— Конечно! — Давид указательным пальцем постучал себя по лбу. — Ключ ко всему здесь!

— Для чего такие сложности: прятать диск с какими-то данными, а ключ держать в голове? — пробормотал я. — Насмотрелись приключенческих фильмов?

— Из соображений безопасности, молодой человек. Так я буду уверен, что с моей головы и волосок не упадёт.

— Не вижу логики, — задумчиво произнесла Софа, будто решала какую-то сложную загадку, а не беседовала с Давидом. — По этой части вы всё продумали, хотя… хотя сейчас достаточно средств, чтобы выкачать из человека любой секрет, если это будет необходимо спецслужбам или тем же бандитам, — и то, что у вас в голове, и номер банковской ячейки. Вопрос в нас. Вы уверены в том, что мы те, за кого себя выдаём? А ведь мы можем чётко выполнить вашу просьбу и положить диск в ячейку, предварительно скопировав его, потом продолжить общение и, втёршись к вам в доверие, выведать «секрет из головы». И никаких спецсредств не понадобится. Ведь вы нас почти не знаете! Что скажете на это?

Давид наверняка не ожидал такой рассудительности от Софы и развеселился настолько, что даже замахал руками:

— Ай, молодец! Гениально, уважаемая, всё-то вы просчитали! Жаль, что вы не моя дочь, я бы гордился вами… А если говорить серьёзно, то в чём угодно меня можно обвинить, только не в наивности. Когда вы выполните мою просьбу, я открою вам следующий фрагмент моего секрета. Почему вы решили, что я разделил его только на две части?.. Ну, на сегодня хватит загадок, продолжим пить чай, от которого нас оторвали…

Но от чая мы отказались и, забрав диск, поехали домой. На воротах в поселение нас никто не остановил, да там уже было всё спокойно, лишь новый солдат взамен погибшего расхаживал с автоматом наперевес. До города мы доехали без приключений.

Сразу же мы заскочили в банк, где положили диск в ячейку, указанную Давидом, и ключ от ячейки я спрятал в кошелёк, чтобы потом вернуть хозяину. Самое неприятное состояло в том, что теперь нам придётся ещё раз ехать в поселение. Правда, Давид на прощанье вручил нам с Софой по стодолларовой купюре в качестве компенсации за хлопоты с банком и передачей ключа. Хотя Софа, чувствую, была не прочь и без всякой оплаты снова устроить чаепитие с магом. Всю дорогу она только про него и говорила, а я мрачно крутил баранку и раздумывал про то, что окончательно превратился в глупенького деревянного Буратино, которого коварный папа Карло за пять сольдо отправил на задание.

— Хочешь не хочешь, — утешала Софа, уловив моё гнусное настроение, — но денежку мы взяли, значит, нужно её отрабатывать. А вернём ключик от ячейки, глядишь, ещё что-нибудь обломится! Ведь у вас, сэр, как я догадываюсь, на счету пока нет миллиона?

На том мы и расстались.

…Вымыв чашку от кофе, я некоторое время раздумывал, стоит ли повторно лезть в душ, дабы окончательно вернуться в нормальное состояние, но было лень. Я рассматривал лежащий на столе выключенный сотовый телефон и почему-то не решался его включить. Мне казалось, что включи я его, и снова начнутся дурацкие звонки, угрозы от незнакомых людей, лишь звонка от Сашки Гольдмана я так и не дождусь.

Наверное, следовало позвонить Давиду Бланку и сообщить, что его задание успешно выполнено, а заодно договориться о передаче ключа, но не хотелось нарушать тишину и покой в своей берлоге. Ничего страшного, сделаю это завтра, а сейчас… Что-то я сегодня ничего, кроме кофе и чая, не употреблял! Наведаемся к холодильнику, проверим, не испортились ли сосиски. Ничего другого у меня там не было, потому что питался я в последнее время на работе, а это был неприкосновенный запас для таких экстремальных случаев.

Но добраться до холодильника я не успел. В прихожей раздался какой-то треск — видно, кто-то ломился в дверь.

— Что творится? С ума они все сошли, что ли?! — пробурчал я и, схватив, на всякий случай, нож для разделки мяса, бросился отстаивать неприкосновенность своего жилища.

Но охранником я, видимо, оказался не таким хорошим, как обо мне думало начальство на работе. Защитить свой дом мне не удалось. Входная дверь от мощного удара снаружи с грохотом рухнула, отбросив меня в сторону, и в образовавшуюся амбразуру ввалилась пара каких-то совершенно незнакомых типов, совсем непохожих на подгулявших соседей по этажу. Ни слова не говоря, эти типы навалились на меня, скрутили руки за спиной, а один из них, совершенно отмороженный, ребром ладони врезал мне по шее. Наверняка для того, чтобы я не выражал протест против незаконного вторжения.

В фильмах я не раз видел, как безотказно действуют подобные штучки, но даже представить не мог, насколько это больно. Так больно, что я тотчас вырубился. Со стороны я себя, конечно, не видел, но мне очень не хотелось, чтобы это выглядело так, как показывают по проклятому телевизору…

 

13

Греция Июль 2011

За десять лет, которые прошли после приезда сюда, Никос Ставрос превратился из полунищего репатрианта, быстро растратившего деньги, собранные ему на дорогу многочисленной роднёй, в довольно обеспеченного человека, имеющего неплохую по нынешним временам работу и живущего в небольшом, но красивом особнячке на краю Пирея почти у самого моря. Ничего, что особняк пока съёмный, придёт время, когда Никос подкопит денег, купит что-нибудь подобное и тогда уже вызовет родственников, до сих пор живущих в России, в Краснодарском крае.

Перед репатриацией на историческую родину, Никос получил довольно неплохое образование — окончил институт иностранных языков. Впрочем, к изучению языков он всегда относился трепетно, и они давались ему легко. Русский язык был языком общения на улице и в школе, греческий — родители никогда не забывали его и разговаривали на нём дома. Среди соседей было полно украинцев, армян и даже немцев, и Никос всегда с интересом вслушивался в их речь, быстро запоминал и вскоре уже сам складывал незнакомые слова в предложения. Ни к чему другому, кроме изучения языков, его не тянуло, и после школы он категорически заявил, что поедет в столицу в самый лучший институт, где продолжит изучение языков. Скуповатые родители, конечно, не хотели отпускать юношу в свободное плавание, но после нескольких скандалов смирились с тем, что никуда не деться и проводили сына в дорогу, уже догадываясь, что в следующий раз увидят его нескоро.

В столице Никос — или, как его стали там называть, Ника, — со второго раза всё-таки поступил в институт и принялся изучать английский язык, а в придачу к нему арабский. И не прогадал. Конечно же, учителем в школе становиться он не собирался, хотя впоследствии, помыкавшись в Греции без работы, пытался устроиться в школу, где его как раз подвело не очень хорошее знание родного греческого литературного языка. Ему хотелось стать переводчиком, сопровождать дипломатов, участвовать во всевозможных раутах и презентациях, ездить по заграницам, а главное, стать человеком, которому завидуют.

Ему и в самом деле везло, но львиная доля в этом везении принадлежала всё-таки не случаю, а его трудолюбию и настойчивости. Если бы не одно маленькое «но» — всепоглощающая тяга к женщинам, без которых от не мог обходиться, — он бы, наверное, достиг кое-каких высот и непременно работал бы переводчиком у первых лиц государства. Однако… он был Никосом Ставросом, Никой-бабоукладчиком, как его в шутку называли друзья, и ему это сильно вредило, хотя многие ему, наверное, втайне завидовали.

С развалом страны, когда налаженный быт и налаженные связи стали рушиться даже скорей самой державы, его финансовое положение пошатнулось. Нет, переводческой работы не стало меньше, а наоборот больше, потому что в столицу потянулись бизнесмены и всякий мутный люд из-за границы. Но Ника остро почувствовал, что смотрят на него уже не так уважительно, как прежде, а на его постоянные поиски друзей-арабов — порой богатых шейхов, а порой и маскирующихся под богачей проходимцев, — поглядывают и вовсе с подозрением. Однако Ника чувствовал коньюктуру: арабы охотно платили деньги, но только за реальные вещи. И он был не только переводчиком, но и помощником в коммерческих делах, а кроме того, знал, где найти покладистую девочку для утех, притом не какую-нибудь уличную шлюху, каковых полно повсюду, а именно человека, за приятное общение с которым ему перепадут кое-какие чаевые.

Нестабильность Ника не любил, хотя и был в душе авантюристом — мечтал о том, что когда-нибудь ему обязательно подфартит по-настоящему, и он тогда чёрту запродаст душу, но сорвёт крупный куш, а там хоть трава не расти. Но случай этот должен быть верным и, по возможности, не криминальным. В белом фраке, с дорогой сигарой в зубах и стаканом хорошего коньяка в руке, он отбудет на родину предков, чтобы жить на берегу тёплого Эгейского моря, вволю жрать маслины и экзотические фрукты, слушать медовые звуки бузуки и спать с темпераментными красотками-гречанками… Хотя последнее и не так актуально — ему нравятся любые девушки, лишь бы были приятными на лицо, добрыми и без предрассудков.

Родина предков — это, конечно, идея интересная. А что тут такого? Вон, все бегут из России — евреи в Израиль, немцы в Германию, да и греки не отстают. Быть патриотом — ныне занятие малопочтенное, и в цене лишь то, что приносит доход. Есть, конечно, люди, которые умудряются продавать свой патриотизм, но для этого нужен совсем иной склад характера, не такой, как у Ники. Он бы давно уже отбыл в Грецию, да и родители не возражали, но был прагматиком и понимал, что ехать без гроша в кармане глупо. Израиль, Америка, Германия — там хотя бы можно пошустрить и что-то придумать, а вот Греция с её вялой экономикой и безработицей… Нужно сделать задел ещё до отъезда. Но как, он не мог сообразить.

Да и посоветоваться не с кем. Разве что с Хамидом, богатым иорданцем, частенько наведывающимся в Москву по коммерческим делам и каждый раз приглашающим Нику для переводов днём и увеселительных мероприятий вечером. Нике нравился этот почти европейского вида человек, не чурающийся выпить в тёплой компании, а что касается девочек, то он вполне мог дать фору неутомимому греку. В отличие от остальных арабов, скуповатых и придирчивых, он был хлебосолен и щедр, и Нике очень нравилось, когда за помощь в успешных деловых переговорах сверх обещанной суммы он выдавал приличные бонусы. Занимался Хамид экспортом автомобилей, а в России закупал дешёвые запчасти к ним. Бывал он в Москве часто, и, в конце концов, между ним и Никой установились отношения почти братские: перед выездом он всегда звонил Нике, и тот мчался в аэропорт встречать друга, а те несколько дней, что Хамид проводил в Москве, он почти не отпускал его от себя. Несколько раз Ника в порыве откровенности даже делился своими планами отъезда на историческую родину. Хамид внимательно выслушивал его, кивал головой, непонятно, одобряя или нет, но до поры до времени ничего не говорил. А однажды всё-таки сказал:

— Понимаю, брат, твоё желание жить среди соплеменников — это достойное желание. Глупо изображать из себя страуса и прятать голову в песок, потому что родине, как и женщине, нельзя лгать — она это обязательно поймёт и осудит тебя. Но сам себе ответь на вопрос: где всё-таки твоя родина? Там, где могилы далёких предков, или там, где тебе хорошо сегодня?

Ника сразу обратил внимание, что Хамид проговорил эти слова без своей обычной усмешки, а серьёзно и даже как-то сурово. В тот раз Ника ничего не ответил, потому что и сам не знал, что сказать.

А когда дела пошли совсем плохо, и кроме редких заказов Хамида больше не стало никаких других источников заработка, он твёрдо решил, что уедет, и в самом деле отправился в греческое посольство за визой. Оформление прошло быстро, и только когда в паспорте появился заветный штамп, Ника всерьёз задумался о своей судьбе. Слова Хамида постоянно всплывали в памяти, он прокручивал их в голове, перекатывал во рту, словно камешки, и пытался отыскать спасительную фразу или хотя бы слово, чтобы успокоить себя и утвердиться в правильности выбора. А уверенности как не было раньше, так и не было сейчас.

Чего он добился в жизни к своим тридцати годам? Чем он может быть интересен и полезен людям, жить среди которых собирается в будущем? И как собирается вообще жить? Памятью о могилах предков? Кто его предки — Гомер, Аристотель, Сократ? Глупости какие-то… Ему и в России, по сути дела, неплохо живётся, а настоящие предки его похоронены там, где живут родители. Но здесь день ото дня становится хуже. Нет, он никогда не опустится до работы на стройке или за прилавком. Прозябать на нищенское пособие безработного — вообще уму непостижимо. Нужно что-то предпринимать, и если тут не получилось, то необходимо перебраться туда, где всё можно начать с чистого листа…

И хоть эта мысль была ненадёжной и зыбкой, он ухватился за неё, как за соломинку, и стал раздумывать дальше — как употребить свою энергию и предприимчивость уже в Греции. Так ничего и не решив, Ника успокоил себя тем, что время покажет, на что он способен, а случай, о котором он не переставал мечтать, обязательно подвернётся. Он в этом абсолютно уверен. Единственное, что необходимо, это быть жёстким и настырным, и если понадобится, то пойти по головам. Иначе ничего не добиться.

Переезд в Грецию прошёл быстро и без потрясений, которые всегда испытывают эмигранты поначалу в новой стране. Деньги у него пока были, и он даже прикинул, что их хватит минимум на полгода беззаботной жизни, а за это время он обязательно что-то придумает. Переводчики везде требуются, а он прекрасно знает английский, арабский, да и русский наверняка может понадобиться, ведь всё больше богатых туристов из России приезжает греться на ласковом греческом солнышке, сфотографироваться на фоне легендарных руин, расстаться с тысячей-другой баксов…

Он даже позвонил по международному телефону Хамиду, чтобы напомнить о себе и, на всякий случай, прощупать, не потребуются ли его услуги здесь, в Греции, однако иорданец на этот раз разговаривал с ним сухо и без интереса. В итоге Ника понял, что никаких проектов в Греции у приятеля нет, посему и сам Ника ему больше не интересен.

— Чёртовы арабы! — ругался он, сидя на открытой террасе пирейской таверны рядом с домом, в котором снимал комнатку поначалу. — Относятся к тебе хорошо лишь до тех пор, пока ты им необходим. А потом плюют на тебя, как на паршивую собаку! Ничего, запомним это и ответим при случае тем же. Хотя… как бы я на его месте поступил? Продолжал бы общаться с тем, кто мне уже абсолютно не нужен? То-то и оно.

И хоть он больших надежд на Хамида не возлагал, понимая, что здесь у него уже нет таких возможностей, как в Москве, всё равно было обидно. Хотелось верить, что они друзья, а выходило, что никакой дружбы между ними никогда не было.

Со временем Ника позабыл свои обиды. Вокруг него было столько нового и интересного, в чём ещё предстояло разобраться, что дух захватывало. Поначалу ему казалось, что для него, грека, не будет никаких проблем в общении с соотечественниками. А вышло совсем иначе. Соотечественники были шумными и восторженными, как дети, сентиментальными и бесконечно говорливыми. Первое время Ника наслаждался открытым общением на родном языке, но скоро стал уставать от пустого, ни к чему не обязывающего трёпа. Самое лучшее время для него было — послеобеденная сиеста, когда улицы пустели, и можно спокойно посидеть в полупустой таверне, лениво потягивая через соломинку фрапэ — кофе со льдом и сахаром. Он размышлял и всё никак не мог понять: почему никто из окружающих его людей даже не задумывается о завтрашнем дне? Все просто существовали — кто-то побогаче, кто-то победней, и никого не заботило будущее. Если завтрашний день будет такой же, как сегодняшний, который похож на вчерашний, то и в будущем вряд ли что-то изменится, — а значит, стоит ли нарушать годами заведённый распорядок вещей? Зачем мудрить?

Нике не хотелось становиться обывателем. Ему даже не хотелось этого сладкого ленивого послеобеденного ничегонеделанья, ведь он знал, что где-то идёт совсем другая жизнь — полная приключений и встреч с интересными людьми, открытиями новых стран и романов с прекрасными женщинами. То есть то, о чём он не переставал мечтать. А здесь тупик, в котором можно навсегда завязнуть.

Целый год он искал работу переводчика, но так ничего приличного и не нашёл. Почти все здесь говорили на сносном английском, русский тоже понимали многие, а арабский, может, и требовался где-то, только найти такое место не удавалось. Время шло, но для него, казалось, оно остановилось. Растратив почти все сбережения и почувствовав, что так можно скоро оказаться и на улице, Ника устроился в небольшую туристическую компанию, которая принимала и развозила по отелям и экскурсиям туристов из заграницы. Как правило, его отправляли сопровождать русскоговорящие группы, и это давало достаточно стабильный доход, на который он смог снять уже более приличное жильё в районе, где обитают люди среднего класса.

Жизнь потихоньку налаживалась, но не этого ему хотелось. Он ждал случая, который в корне и сразу перевернёт это скучное и сонное до вывиха скул существование. Даже женщины, которых он изредка приводил домой и оставлял до утра, не доставляли ему прежнего удовлетворения. То ли возраст давал себя знать, ведь он был уже не двадцатилетним жеребцом, не пропускавшим мимо себя ни одной юбки, то ли пора было и в самом деле обзаводиться семьёй, но вот этого-то он как раз пока не хотел. Завести семью — это погрузиться в ежедневные хлопоты и, по сути дела, примириться с существующим порядком вещей. Тогда не останется ни времени, ни сил на что-то большее.

Каждый раз, когда женщина, утомившись, засыпала, он долго не смыкал глаз, лежал и глядел в потолок, выкуривая одну сигарету за другой, и ему в этой комнате становилось неприятно, будто он вторгся в чью-то чужую незнакомую жизнь. Стены, мебель, ваза с фруктами на столе, пепельница с окурками у кровати — всё это становилось незнакомым и враждебным. Одиночество и жалость к себе тяжёлыми дымными клубами обволакивали его, ведь ничего другого этот неласковый мир предлагать ему пока не собирался. Да, этой жизнью можно кое-как жить, но… хочет ли он этого?

Утром он выпроваживал подругу и бежал встречать автобус с новой группой из аэропорта. Весь день катался по туристическим объектам, переводил стандартные фразы экскурсоводов, и не оставалось у него времени на размышления. Однако к концу дня, когда работа заканчивалась, он нехотя возвращался домой, где на него с новой силой обрушивались одиночество, от которого не спасал ни коньяк, ни анисовая водка. Сидеть в таверне, тупо следить за бесконечным баскетболом на экране подвешенного к потолку телевизора и беседовать о каких-то пустяках с завсегдатаями ему надоело до чёртиков.

Он рассматривал своё лицо в зеркале и печально отмечал, что прежнего румянца уже нет, в глазах исчез всегдашний юношеский огонёк, а в мохнатых бровях, сросшихся на переносице, появились первые сединки. А ведь ему ещё и пятидесяти не стукнуло! Он и сам не заметил, как в бесплодных мечтах прошло время, которого, как ему казалось, впереди немало. Он по-прежнему ходит энергичной походкой уверенного в себе человека, не знает отказа у дам, на которых положил глаз, и многие знакомые завидуют его независимому положению. А что — у человека постоянная работа в туристическом бизнесе, на котором не отразится никакой кризис, никому ничего он не должен, а если нет пока семьи, так всё зависит только от его желания. Что ещё надо для спокойного и уверенного существования?.. То-то и оно, что, на первый взгляд, есть у него всё, что нужно обывателю, а на самом деле нет главного…

Что касается дам, которых он с завидной регулярностью укладывал себе в постель, то и здесь он почувствовал некоторые перемены. Перестали ему нравиться юные и румяные девицы, пока что неопытные в любовных утехах, зато очень быстро постигающие с ним высокое постельное искусство. О чём с ними говорить, если в их юных глупых головках только безудержный секс, большей частью почерпнутый из порнушек, компьютерные игры и фильмы с монстрами и целлулоидными героями? Ну, ещё несколько евро, обещанных этим мрачноватым загадочным дядькой! Ника и сам не заметил, как ему стали больше нравиться женщины среднего возраста, не такие поспешные в любви, но более обстоятельные и постигшие ещё до встречи с ним таинства чудесных и сладких любовных игрищ…

На эту женщину он обратил внимание, когда сопровождал группу, приехавшую откуда-то с Урала. Как всегда, он находился рядом с гидом, заученно переводил его слова, почти не вслушиваясь в них, и безразлично поглядывал на туристов с их фотоаппаратами и кинокамерами. Каждому не терпелось сняться на фоне великих эллинских древностей, взять на память камешек от руин Парфенона, погладить ладонью величественные колонны, простоявшие столько тысячелетий. Лишь эта женщина скромно стояла рядом с гидом, вслушиваясь в гортанные звуки греческой речи, а потом поднимала взгляд на Нику, который жестом останавливал гида и не столько переводил, сколько сам рассказывал о достопримечательностях, про которые уже знал не меньше университетского профессора.

Наконец, экскурсия подошла к концу и туристам дали время самостоятельно побродить вокруг, а Ника вместо того, чтобы идти с гидом пить кофе, пошёл рядом с этой женщиной, которая, оказывается, была в поездке совершенно одна и с удовольствием приняла в спутники симпатичного переводчика.

Сперва они гуляли молча, а потом Ника поинтересовался:

— Как вас зовут?

— Светлана, — охотно ответила женщина. — А вас?

— Никос.

— Красивое имя. — Женщина замолчала, а потом сказала: — Здесь всё красивое — и города, и природа, и небо, и люди…

— Вы в этом уверены? — усмехнулся Ника. — Ведь вы так мало ещё видели Грецию.

— И всё равно мне здесь нравится. Не то что у нас…

— Хотите, Светлана, — вдруг решился Ника, — мы с вами поедем в Пирей — я там живу, — увидите порт, а вечером поужинаем в рыбном ресторанчике. Туда туристов почти не возят, но там посмотрите, как живут простые греки…

— А можно?

— У вас сегодня после обеда свободное время. Вот и поедем. У меня машина возле отеля…

Обедали Ника вместе с туристами. Но со Светой они сидели за разными столиками. И лишь когда старший по группе объявил, что после обеда все могут отправляться по магазинам и на прогулку, но к утру чтобы были, как штык, на завтраке, Ника подошёл к Светлане и заговорщически шепнул:

— Ну, едем? Я вас украду незаметно, чтобы никто не заметил.

— А если меня хватятся?

— Скажем, — Ника широко улыбнулся, — что вас брал в заложники Усама Бин-Ладен! А потом отпустил…

 

14

Израиль Сентябрь 2011

Очнулся я оттого, что в нос ударил какой-то резкий и неприятный запах, от которого защипало в переносице, потом стали слезиться глаза, но дотянуться руками до лица я не смог. Зато это привело меня в чувство. Мне хотелось поправить съехавшие набок очки, но и этого сделать не удалось, потому что руки мои оказались связанными. Кроме того, на меня навалился один из амбалов, ворвавшихся в мой дом, и сидели мы с ним на заднем сидении автомобиля, быстро несущегося по центральной улице города.

— Э-э, ребята, что происходит? — попробовал я возмутиться, но тот, который вёл машину, а ранее врезал мне ребром ладони по загривку, угрожающе покрутил кулаком в воздухе, и я тотчас успокоился. Вероятно, рукопашный бой был образом его жизни, и пересекаться с ним на его территории мне лишний раз не хотелось. Да и в шахматы с ним я не сел бы играть…

Глянув краем глаза на пузырёк с нашатырём, который совали мне в нос, чтобы привести в чувство, я несколько успокоился. Если обо мне так любезно заботятся, то убивать в ближайшее время наверняка не станут. И на том спасибо.

Мельком я поглядывал в окно, стараясь запомнить дорогу, по которой мы ехали, потом сидящий рядом это заметил и погрозил пальцем. Правда, мы уже свернули в какие-то незнакомые переулки и принялись там петлять, так что при всём моём желании маршрут похитителей я бы не запомнил.

Постепенно из района, застроенного многоэтажными высотными домами, мы выбрались в тихий район вилл, и это почему-то меня несколько успокоило. Если мне и предстоит общаться с кем-то, то это хоть не будет голь перекатная, у которой в кармане вошь на аркане. С человеком состоятельным, обитающим на вилле, возможны всякие джентльменские варианты развития событий…

Но для чего им понадобилось с таким шумом и грохотом извлекать меня из квартиры? Ведь мордоворотам достаточно было просто постучать в дверь — неужели я не открыл бы? Не уверен, что согласился бы прокатиться с ними, если бы они вежливо попросили меня, но в любом случае всё прошло бы без высаживания двери. Что им всё-таки надо от меня? Да поинтересуйся они по-хорошему, чем я занимался до встречи с ними, разве я бы запирался? Тем более, я не давал Давиду обещания хранить тайну. Я и без нажима рассказал бы, что видел своими глазами и что делал потом. Про звуковую пушку и чихание, даже про поездку в банк — а что я ещё могу сказать? Кошелёк со стодолларовой купюрой и ключом от ячейки я благоразумно выложил дома, так что…

Я и не заметил, как мы остановились у невысокой калитки у какой-то виллы, и амбал, сидевший за рулём, вышел из машины и скрылся в доме. Спустя некоторое время вернулся и помог вытащить меня наружу. По-прежнему не говоря ни слова, меня повели к калитке.

И тут я рассвирепел: мало того, что я в трусах и майке, так эта публика, похитив меня, не удосужилась прихватить тапочки, которые стояли на видном месте в прихожей. Согласитесь, очутиться в незнакомом месте в исподнем и босиком да ещё без гарантий вернуться к своей одежде в ближайшее время, не очень большая радость. Вряд ли стоит рассчитывать на то, что гостеприимные хозяева выдадут мне какие-нибудь подштанники, рубаху и сандалии.

Амбал, давший мне по голове, почувствовал моё недовольство и впервые за всё время прорычал на иврите, стиснув зубы:

— Веди себя спокойно, и всё будет хорошо!

— У меня есть выбор? — огрызнулся я.

— Конечно, нет! — криво усмехнулся амбал и подтолкнул меня к дверям виллы, резким толчком пропихнул внутрь, а сам остался снаружи.

Являться на виллу к людям — как я успел разглядеть — довольно небедным в неглиже и босиком это моветон. Не сказать, чтобы я всегда по жизни придерживался этикета, но для меня это было крайне неприятно. Правда, притащили меня сюда против моей воли, так что господам, владеющим виллой, придётся беседовать со мной таким, каков я есть, — раздетым, не очень качественно вымытым в душе и с гадким запахом изо рта, ведь зубы я так и не успел почистить. А если ещё учесть, что я незаслуженно получил по шее, то и любезничать с ними незачем. Не заслуживают они этого.

Я огляделся вокруг, но сразу за входной дверью в почти пустом зале взгляд ни на чём не задержался. Хмыкнув при виде такой спартанской обстановки, я нахально уселся на продавленный диван в углу и принялся ждать. Как ни странно, но в пику постоянному в последнее время плохому настроению я отчего-то развеселился, и мне стало на всё отчаянно наплевать. Раз уж мои экзекуторы задерживаются, то проведём последние часы или минуты жизни в относительном комфорте. Я увидал стоявшую на журнальном столике у дивана пластиковую бутылку с апельсиновым соком, тут же отпил из горлышка большой глоток сока и отметил про себя, что сок-то дешёвенький, не натуральный. Скупятся хозяева виллы на что-нибудь приличное, я же при своих скудных доходах на такую дешёвку не размениваюсь…

Впрочем, не об этом бы сейчас размышлять. Нужно всё-таки прикинуть, что этим людям от меня надо, и как не сократить остаток своей жизни непродуманными ответами, а наоборот продлить. Хотя, что тут придумаешь?

С другой стороны, хватит вести себя как гнилая интеллигенция, которую неспроста так люто ненавидел вождь мирового пролетариата. Как к тебе относятся окружающие, так и ты относись к ним. Нечего расшаркиваться и миндальничать. Ничем хорошим это не заканчивается. Ко мне ворвались какие-то гориллы, выбили дверь, настучали по голове и без штанов, а главное, без всякого моего желания притащили на эту виллу. А теперь издевательски подсунули дешёвый сок, от которого потом будет изжога! Фиг им, а не моя очаровательная улыбка! Но… за это можно ещё раз схлопотать по шее, а мне этого ой как не хочется.

Окончательно определиться в том, как вести себя с похитителями, я не успел. Низкий мужской голос раздался над моей головой, и я от неожиданности вздрогнул. В своих почти ленинских размышлениях о проклятой интеллигентности я и не подумал, что в зале так скоро может появиться ещё кто-то.

Сразу чувствовалось, что иврит — не родной язык говорившего, потому что очень уж он старательно выговаривал каждое слово. На родном языке человек всегда говорит быстро и небрежно, почти не заботясь о его правильности, на выученном же — старательно, подспудно ожидая от собеседника положительной реакции на сказанное. У коренных израильтян во рту каша, у моих соотечественников — неистребимое рычание, перенесённое из великого и могучего… Кто мой сегодняшний собеседник?

Я поглядел на говорившего, но в его внешности никакой подсказки не было. Это оказался приятного вида черноволосый с проседью мужчина с аккуратными усиками и неожиданно мохнатыми сросшимися бровями над тонкой золотой оправой модных очков.

— Здравствуйте, Лев, — старательно выговорил мужчина. — Мне давно хотелось с вами побеседовать, но не получалось. Поэтому я попросил своих друзей привезти вас сюда. Надеюсь, вы на них не сильно обижаетесь за то, что они вели себя не очень корректно?

— Как же! Я рад был с ними познакомиться, а особо благодарен вот за это, — и показал пальцем на шишку на затылке, которую получил, грохнувшись на пол во время возни с амбалами.

— Приношу извинения. Мы компенсируем вам это страшное увечье! — развеселился мужчина, однако глаза его холодно и подозрительно сверлили меня. — Что-то ещё?

— А как вы думаете? — Я похлопал себя по голым коленкам. — Может, сейчас модно ходить в гости босиком и в неглиже, но я такой моды не одобряю. Назад, надеюсь, в таком виде мне не придётся пешком добираться до дома?

— Вижу выходца из России! Местные на это внимания не обратили бы, — ещё больше развеселился мужчина. — Ну не было у нас времени ждать, пока вы в смокинг нарядитесь. Не обращайте внимания…

— Что вам от меня нужно? — мрачно поинтересовался я.

Посмеиваться с ним на пару над моим внешним видом не хотелось. Сам-то он был одет в аккуратные брюки и рубашку, что на фоне моих мятых семейных трусов и не очень свежей майки выглядело крайне вызывающе.

— Вот теперь вижу делового человека! — Мой собеседник резко прервал смех и присел на край дивана, потому что в зале сидеть было больше не на чем. — Расскажите, что вам известно о Давиде Бланке. Вы же не станете скрывать, что были у него только вчера?

— Вообще-то я с незнакомыми людьми не очень охотно разговариваю, — всё ещё обиженно выдал я, памятуя о том, что с интеллигентными манерами пора завязывать. — Вам моё имя известно, а мне ваше нет.

— Вам это необходимо знать? Ну, хорошо. Зовите меня Усама Бен-Ладен.

— Неужто воскрес?

— Почти. А можете звать, как вам удобно… Всё равно мы с вами долго общаться не будем. Мне от вас ничего, кроме информации о Бланке, не надо, а вам от меня, — он невольно хмыкнул, — только одного: чтобы я вас отпустил подобру-поздорову.

— И если я не скажу ничего, то этого «подобру-поздорову» не получится?

— Такой вариант я пока не рассматриваю. — Голос мужчины приобрёл грозный металлический оттенок. — Нет у меня времени торговаться с вами… Итак, начнём по порядку. Откуда вы знаете Давида Бланка?

Я попробовал обиженно отвернуться, а потом подумал, что угрозы этого бровастого «Усамы Бин-Ладена» и в самом деле не такие беспочвенные. Если уж они так бесцеремонно и нагло утащили меня утром, то им ничего не стоит дать мне по голове покрепче, и никакой нашатырь меня тогда не воскресит.

— Ниоткуда я его не знаю! — выдавил я сквозь зубы. — Один знакомый из полиции попросил меня подъехать к нему… А вам об этом моём знакомом ничего не известно?

— Из полиции? Как его фамилия?

— Гольдман. — Я даже немного удивился, что он о Сашке ничего не знает. — Алекс Гольдман.

— И когда он вас об этом попросил?

Тут я уже засомневался во всём на свете, но на всякий случай сказал:

— Вы об этом и в самом деле ничего не знаете? Разве не вы звонили мне сразу после разговора с ним?

— Мы? Нет, мы не звонили… — Лицо «Усамы» становилось всё более задумчивым.

— Я не знаю, кто есть кто, — ворчливо поддакнул я. — И встречу в кафе не вы мне назначали, и человека машиной не сбивали… Может, вы ошиблись, и вам нужен не я, а кто-то другой? Похищали бы самого Бланка! А меня верните туда, откуда забрали!

Его слова меня тоже озадачили, хотя за последние дни пора бы уже привыкнуть ко всяким необъяснимым вещам вокруг моей персоны.

Но «Усама» меня не слушал, а вскочил с дивана и, пробежавшись по залу несколько раз туда-сюда, вытащил из кармана сотовый телефон и принялся быстро с кем-то говорить на незнакомом языке. Не надо быть большим полиглотом, чтобы не разобрать, что разговаривал он по-арабски. Несколько раз он произнёс слово «эмир», и оно мне, как ни странно, напомнило дешёвые приключенческие фильмы, где главным злодеем был бородатый мужик в чалме с кривым ятаганом в руках, который пытался отнять у главного героя ларчик с алмазами…

Ни фига себе, этого мне только не хватало! В центре большого израильского города какие-то арабы захватывают заложника, то есть меня, и притом так чисто и аккуратно, что никто этого даже не заметил. Соседи, конечно, хватятся, когда увидят выломанную дверь, да и на работе через день-два начнут выяснять, куда я делся, но разве кто-то сможет представить подобную ситуацию? Даже Софа с её детективными замашками ни за что не подумает о моём пленении!

Пока «Усама» разговаривал по телефону, я очередной раз принялся складывать мозаику из происходивших событий: нашим арабским соседям тоже хочется иметь «чихательное» оружие, звуковую пушку и — что там ещё в арсенале у Давида? Но как это заполучить? Да проще простого: захватить заложника и потребовать за него секреты Бланка плюс тысячу-другую своих братьев-террористов, парящихся у нас на нарах. Хотя… что-то здесь не клеилось. Почему именно я — для этой роли подошёл бы любой прохожий. Чем толще, тем лучше. Или они надеются, что я напрямую свяжусь с Давидом и сообщу об их требованиях? Или для Бланка я более ценен, чем тот же самый незнакомый прохожий? А вот фигушки — ничего ни у кого просить не буду!

От этой мысли я слегка поёжился, но решил, что вот мой звёздный час: пускай эти черти пытают меня, рвут на куски — ни за что не выдам нашего кулибина! Я тоже могу быть героем, о котором будет трубить телевидение, напишут в газетах, а какие-нибудь немецкие и французские переговорщики начнут торговаться с похитителями о моём обмене… Впрочем, чепуха всё это. Не об этом надо думать сейчас, а о том, как унести отсюда ноги. Эти арабы и сами могут прекрасно разговаривать с кем угодно.

Тем временем «Усама» закончил разговор по телефону и задумчиво уставился на меня:

— Значит, контакты с Давидом Бланком начались после того, как ваш приятель из полиции попросил вас съездить к нему? Почему именно вы? И кто такой этот Гольдман?

Я прикинул, что изображать из себя Мальчиша-Кибальчиша глупо и злить «Усаму» молчанием не стоит. Тем более, никаких секретов я пока не выдаю, потому что и сам их не знаю, а когда зайдёт разговор о беседах с Бланком, расскажу всё, что было. Максимум, отправлю «Усаму» к учебнику школьной физики и волновой теории, пускай ломает себе голову.

Пока я неспешно отвечал на вопросы, в голове у меня постоянно вертелись всякие нехорошие мысли. Ясное дело, что у Сашки, не реагирующего на мои телефонные призывы, появились конкуренты — этот дурацкий «Усама Бин-Ладен» со своими мордоворотами, потом какие-то неизвестные людишки, желавшие встретиться со мной в кафе, и вряд ли они из одной компании. А кто сбил человека, желавшего проинструктировать меня перед поездкой? Кто-то четвёртый? Сколько их всего? Вот тебе и Давид Бланк — заварил, что называется, кашу!

Круто я попал. То, что у меня выломали дверь и дали по шее, ещё цветочки. Что будет дальше, когда вся эта публика разозлится по-настоящему? Хоть бы капельку разобраться в происходящем, а то я буду, как болванчик, и впредь подставлять шею под удары и отсиживаться по ночам на крышах. И при этом ничего не понимать.

Из разговора с «Усамой» я уловил главное: ему почти ничего не известно о том, что происходило на самом деле, только какие-то детали. Он знает, что у Бланка есть замечательные вещи, за которыми все охотятся, но как добраться до них, пока не представляет. В поле его зрения я, видимо, попал случайно, и это оказалось для него шансом. Посему лучше включить дурака и подвести к тому, что Давид мне не доверяет, как и всем остальным, а о банке не говорить вовсе. Если ребята «Усамы» следили за мной, то сами об этом обмолвятся. Но и тут можно обойтись общими фразами. О Софе тоже лучше не говорить, нечего подвергать девушку славной перспективе получить, как и я, по маковке… Собираются ли они использовать меня в качестве заложника? Не уверен. А вот захотят меня сделать «двойным агентом» (вот какие словечки я знаю!) — что ж, не возражаю. Мне б только отсюда выбраться.

Наконец, поток вопросов начал потихоньку иссякать. Паузы между фразами становились длиннее, а «Усама» всё больше впадал в задумчивость. Видимо, в выдаваемой мной информации ничего нового для него не было.

— То, что вы мне сказали, это всё или вы что-то утаили? — наконец, поинтересовался он.

— Как на духу! — искренне признался я и для убедительности постучал себя кулаком в грудь.

«Усама» встал, неспешно достал сигарету и прикурил, потом неожиданно обернулся ко мне и замахнулся. В его чёрных глазах горел безумный огонь ненависти. Но бить меня он не стал, лишь перевёл дыхание и процедил сквозь зубы на чистом русском языке:

— А вот твоя подруга Софа рассказала нам больше! Всё выложила — перед смертью…

 

15

Греция Июль 2011

Таверна, в которой ужинали Ника со Светланой, оказалась не такой роскошной, как рестораны, куда обычно приводят туристов. Здесь не было крахмальных салфеток и белоснежных скатертей на столах, зато было другое — вкусные запахи жареной рыбы и каких-то душистых восточных приправ с кухни, выщербленные деревянные столы на толстых ножках, застеленные клеёнкой в веселую бело-синюю клетку и разнокалиберный говор завсегдатаев за столиками. Не было здесь и пятачка сцены, на которой восседал бы традиционный усатый музыкант с бузуки, зато на стене висел телевизор, по которому беззвучно мелькали картинки новостей.

Георгий, хозяин таверны, знавший Нику ещё с самого первого дня после приезда, молчаливо накрыл для них стол. В мгновение ока на клеёнке появились тарелки с жареной рыбой, маслинами и лимоном. В завершение стол украсила плетёная бутылка с молодым мутноватым вином.

— Ой, как тут здорово! — ахнула Светлана и неуверенно посмотрела на Нику. — Я такого не ожидала.

Ника по-хозяйски разлил вино по фужерам и провозгласил:

— Давай… можно на «ты»?.. Давай выпьем за знакомство!

Это звучало несколько искусственно, но иные слова сейчас не приходили на ум. Отпив вина, Светлана разрумянилась и стала с интересом разглядывать видневшийся невдалеке причал с рыбацкими лодками и прогулочными катерами. Но в сгустившейся темноте их видно почти не было — лишь огоньки с мачт, заливавшие мерцающим жёлтым светом плиты причала и отражавшиеся в чёрной неподвижной воде у берега.

— Откуда вы… ты так хорошо знаешь русский язык? — Светлана придвинула к себе тарелку и отломила кусок лепёшки.

Ника усмехнулся и сказал:

— Я из Москвы. А в Пирее живу почти десять лет. С те пор, как приехал.

— Расскажи мне, милый «Усама Бин-Ладен», — Светлана тоже усмехнулась, — какая здесь жизнь? Где тебе лучше — здесь или там, в Москве? Не жалеешь о том, что уехал?

— Сложный вопрос. — Ника поковырял вилкой рыбу и вздохнул. — И там, и здесь в принципе одно и то же…

Сам того не ожидая, он принялся рассказывать Светлане о том, как нелегко ему было в Москве, да и здесь едва ли легче, но он очень хотел бы однажды разбогатеть, и это непременно случится, лишь бы подвернулся случай. Он готов на всё, даже запродать душу дьяволу, только бы это произошло поскорее. Где жить — в принципе не так важно, потому что везде можно хорошо устроиться, если есть деньги, и везде можно ходить с протянутой рукой, если их нет.

Светлана задумчиво слушала его, отпивала мелкими глотками вино и глядела на огоньки на причале. Лицо её было грустным, и Ника даже забеспокоился, что расстроил её своими рассказами, лучше бы травил какие-нибудь анекдоты, которые у любого грека всегда наготове для охмурения симпатичной иностранки. Он выпил залпом половину фужера и виновато уткнулся в тарелку с рыбой.

В телевизоре, наконец, включили звук, и посетители таверны принялись дружно смотреть футбольный матч, шумно реагируя и размахивая руками.

— Да, удача — странная штука, — сказала Светлана, — кто-то не прилагает никаких усилий, и ему везёт день за днём, а другой из кожи вон лезет, чтобы ему хоть чуть-чуть легче стало, только всё это пустые хлопоты…

Ника мрачно уничтожал свою рыбу и молчал. Потом поглядел на часы и сказал:

— Поздно уже, может, пойдём? Переночуем у меня, а к завтраку я отвезу тебя в отель. Хорошо?

От таверны до его особнячка они добрались минут за двадцать. По дороге Ника краем глаза разглядывал Свету, и она уже казалась ему каким-то неожиданно близким и родным человеком, который в отличие от других смог его выслушать и понять. Ему не нужно сочувствия, ведь с этой женщиной он проведёт всего одну ночь и вряд ли когда-то встретится ещё раз. Тем не менее… Он чувствовал лёгкую досаду от того, что не сдержался и наговорил лишнего, хотя требовалось всего-то изображать мачо, который доставит удовольствие ей и, естественно, себе. Наверняка она не рассчитывала на большее, легко согласившись провести с ним вечер. Ну да ничего страшного, решил он, хоть начало и смазано, зато ночь будет великолепной, и больше расслабляться я себе не позволю.

Едва они пришли домой, Светлана сразу отправилась в душ, а Ника присел в кресло и закурил.

— Ты знаешь, — донёсся до него голос из душа, — был у меня когда-то знакомый. Я постоянно вспоминаю о нём и всё думаю, удалось ли ему поймать свою удачу за хвост или нет? А ведь он рассуждал так же, как и ты, но всё-таки попытался…

Ну вот, недовольно подумал Ника, сейчас станет рассказывать про одного из своих ухажёров, который попробовал в мутной водичке половить рыбку и наверняка влип в какую-нибудь историю… Впрочем, раз уж взялся сам выкладывать душу, то слушай и терпи…

Светлана вышла завёрнутая в большое махровое полотенце Ники и присела рядом на подлокотник кресла.

— Погоди с рассказом, — Ника приложил палец к её губам и притянул к себе. — Потом расскажешь…

Светлана не сопротивлялась. Они перебрались в спальню, и там им уже было не до воспоминаний о каких-то полузабытых старых знакомых.

До самого рассвета, пока розовые лучи утреннего солнца не стали проникать в неплотно запахнутые шторы на окнах, они не смыкали глаз, и, лишь окончательно выбившись из сил, Ника задремал. А Светлана, разгорячённая и раскрасневшаяся, спать, видно, не собиралась.

— Помнишь, я тебе хотела рассказать про одного своего знакомого? — проговорила она, откинувшись на простынях и глядя в окно на посветлевшее небо. — Так вот, это было лет пятнадцать назад, когда я совсем ещё молоденькой девчонкой только-только устроилась в проектный институт, работавший на оборонку. Что я умела после школы? Да ничего толком, потому и взяли меня работать на ксерокс. Не забыл про такой допотопный аппарат для копирования бумаг? Работать на нём несложно, но дело мы имели с чертежами секретных изделий, которые там проектировали…

— Это мне не интересно, — лениво протянул Ника, стараясь изо всех сил не заснуть и тем самым не ударить лицом в грязь. — Я в технике, как и в балете…

— Нет, послушай! Работал у нас начальником одного отдела человек, который мне нравился. Когда он приходил в наше бюро что-то копировать, я чуть сознание не теряла от счастья, а он меня даже не замечал. Сделайте, мол, барышня, быстренько мой заказ, и до свидания. Так продолжалось довольно долго, пока вдруг не стали наш институт сокращать. Сократили и его отдел вместе с ним, и нам строго-настрого запретили выполнять какие-нибудь работы для тех, кого сокращают. Мало ли какие секреты они захотят унести с собой, ведь, ясное дело, люди обижены, потому что их выбрасывали на улицу…

Ника без интереса слушал её и всё никак не мог понять, для чего она рассказывает.

— Так вот, Дмитрий, его так звали, пришёл перед самым увольнением и попросил сделать довольно много ксерокопий нескольких изделий, автором которых сам и являлся. Я обязана была ему отказать, ведь он наверняка знал о запрете, но не смогла. Я сразу поняла, что он хочет забрать чертежи с собой. Главное, чтобы его на проходных института не задержали, а то бы он погорел, и я вместе с ним. Но никому ни до чего дела не было, ведь вокруг происходили такие события… А потом я узнала, что он уехал в Израиль и наверняка увёз с собой свои изобретения.

— И что же в этих изобретениях такого секретного? — усмехнулся Ника. — Уже столько времени прошло, и они наверняка устарели. А двадцать лет назад, может, и были актуальны…

— Ты так думаешь? А я вот совсем недавно прочла в одной российской газете, что в Израиле создают совершенно невиданное оружие, но не силами оборонной промышленности, а кустарным способом, потому что выходцам из России не особенно доверяют. И самое интересное, что в газете упомянули его имя… Прошло столько лет, и я его почти забыла. А тут вспомнила.

Ника лениво потянулся на кровати и неспешно прикурил сигарету:

— Статейка-то, небось, пропагандистская, мол, не ценят русскоязычного эмигранта в этом оплоте сионизма, на работу по специальности не берут, а он им за это пушки почти на коленке выпиливает! Здесь, в Греции, не лучше ситуация… Однако тенденция!

— Напрасно иронизируешь. Мне уже потом, через некоторое время после того, как он уехал, сообщили, что его изобретения снова заинтересовали военных, да только поезд ушёл — он какие-то там самые важные вещи уничтожил перед увольнением, а без них никакого смысла в оставшихся чертежах нет.

— И ты хочешь сказать… — Нике неожиданно показалось, что в рассказе Светланы есть какое-то рациональное зерно, только пока не ясно, как этим воспользоваться. — И ты хочешь сказать, что изобретения до сих пор в руках твоего приятеля, а в Израиле сплошь и рядом на ответственных постах такие дураки, что никак понять не могут, какое им счастье привалило, да?

— Я хочу сказать одно. — Светлана начала одеваться. — Вот пример человека, который воспользовался случаем. Ты об этом, кажется, говорил? Не всё от самого человека зависит, есть обстоятельства повыше нашего желания. Но нужно хоть что-то делать…

Ника её уже не слушал. Он лихорадочно прикидывал, что мог бы, наверное, предложить какому-нибудь заинтересованному человеку информацию о находящемся в Израиле приятеле Светланы. Правда, эта информация пока не стоит и выеденного яйца, но можно было бы подумать, как эту информацию преподнести. Только кому её предложить? Оружейные разработчики в друзьях у Ники не ходят, как, впрочем, и те, кто оружием торгует. Но ведь разговор-то не об оружии, а о принципах и идеях, которые ценятся наверняка выше, чем непосредственно железки…

— Как зовут твоего друга? — спросил он.

— Никакой он мне не друг! — надулась Света. — А звали его Дмитрием. В Израиле же он поменял имя на Давида. Об этом я из газеты узнала. Фамилия его Бланк — как была раньше, так и осталась.

— В каком городе он живёт?

— Откуда я знаю! Я с ним что, переписываюсь?! — Светлана достала из сумки косметичку и стала наводить на лице порядок. — Эта была всего лишь газетная заметка. И то явно откуда-то перепечатанная.

— А если я его найду, — сказал Ника, — я бы мог от тебя передать привет?

— Ну, если он меня вспомнит. Хотя сомневаюсь… А ты его и в самом деле можешь найти?..

После того, как Ника отвёз Светлану в отель, он вернулся в свою машину и задумался. Мысль, конечно, совершенно безумная — разыскать человека, про которого почти ничего не знает, лишь имя и страну, в которой тот живёт. Хотя нет ничего невозможного при современном уровне техники — если человек засветился в газетах, то наверняка о нём будут какие-то упоминания и в интернете… Ну, хорошо, предположим, Ника его найдёт — что потом? Передаст привет от какой-то давно забытой девицы с работы? В лучшем случае, этот Давид пошлёт его подальше. Но… для чего вообще разыскивать этого Дмитрия-Давида? Если и удастся вытащить из него какие-то секреты, в чём есть громадные сомнения, то что с этим делать? Что он в оружии понимает?..

Весь день Ника был занят с очередной группой туристов и уже решил про себя, что пользы от этой информации никакой, однако какая-то потаённая мысль не давала ему забыть о разговоре со Светланой. Приехав домой под вечер, он устало залез в душ и стал прикидывать, как сейчас свалится в кровать и отоспится за предыдущую бессонную ночь, однако что-то вдруг полыхнуло в голове, и он понял: нужно звонить Хамиду! Хоть он всё ещё обижался на араба, но, может быть, тот посоветует что-то дельное. Всё-таки собаку съел в бизнесе и, если почувствует навар, то разыщет всё, что нужно. Можно ему даже предложить стать компаньоном, но, главное, не выдать всю информацию сразу и кое-что придержать до получения вознаграждения.

Пулей выскочив из душа, Ника завернулся в полотенце и отправился к телефону. Только бы за эти годы Хамид не поменял свой номер.

Но, к счастью, номер был тот же, и Хамид ответил.

— Узнаёшь, брат? — спросил Ника. — Москву ещё не забыл? Бываешь там сейчас?

Своего бывшего помощника араб узнал сразу, будто не прошло с их последней встречи более десяти лет. Ника принялся путано и многословно объяснять, что можно неплохо заработать, продав заинтересованным людям информацию об изобретателе новых видов оружия, однако Хамид сразу оборвал его:

— Ты знаком с этим человеком?

— Пока нет, но знаю, как на него выйти…

— И как?

Ника усмехнулся и высокомерно выдал:

— А вот это как раз стоит денег, которые мы смогли бы с тобой заработать. Нужно лишь найти людей, которым это было бы интересно.

С минуту Хамид размышлял, потом коротко ответил:

— Я подумаю и дня через два тебе перезвоню.

На том разговор и закончился. Ника так и не понял, заинтересовал он араба или нет. Судя по разговору, особого воодушевления информация у Хамида не вызвала. Будь что будет, решил Ника, если позвонит через пару дней, значит, кого-то зацепил. Не позвонит, что ж, ничего не поделаешь, забудем об этом изобретателе, как будто его и не было. Мало ли какой случай ещё подвернётся.

Однако Хамид перезвонил куда раньше — уже на следующее утро. Тон его разговора был совсем иным.

— Послушай, брат мой, — начал он издалека, — чем ты сейчас занимаешься?

— Чищу зубы и умываюсь, чтобы идти на работу, — отшутился Ника, почувствовав, что дело сдвинулось с мёртвой точки, — я работаю в туристическом бизнесе.

— Свою фирму открыл? — вкрадчиво поинтересовался Хамид. — Хорошо зарабатываешь?

— Какое там! Переводчиком работаю, группы вожу по стране. Работа собачья, за копейки… — И не удержался спросить: — Ну, что там с моей просьбой?

— Есть у меня люди, которым интересен этот твой изобретатель. Кстати, как его имя?

Ника подумал, что скрывать имя, наверное, не стоит, чтобы будущий работодатель убедился, что имеет дело не с каким-то трепачом, а серьёзным бизнесменом Никосом:

— Зовут его Давидом Бланком, и живёт он сейчас в Израиле. Есть у меня одна зацепочка, на которую он поведётся… А сколько твои люди готовы выложить за остальную информацию? Учти, я меньше, чем…

Но Хамид оборвал:

— Этим людям важно знать, как хорошо ты знаком с этим Бланком?

— Мы с ним, конечно, не близкие друзья, — принялся врать Ника, — но встречались…

— Им нужен этот человек.

— Пожалуйста, я им продам полную информацию, и делайте с ним, что хотите!

— Нет. — Тон Хамида стал резким и, как когда-то давно, начальственным. — Ты поедешь в Израиль, разыщешь его и передашь моим знакомым.

— Он что — вещь?! — удивился Ника. — Ни в какой Израиль не поеду, что я там забыл? Такого уговора у нас не было.

— Хочешь получить деньги — поедешь. Расходы на поездку тебе оплатят…

 

16

Израиль Сентябрь 2011

Самое обидное — это то, что микрофон, сунутый Сашкой Гольдманом в воротник мой куртки, чему я поначалу противился, мог бы сейчас сыграть хорошую службу. Мог бы, если бы я был в этой куртке. Но до майки и трусов Сашка, к сожалению, не добрался, а спрятать туда какую-нибудь видеокамеру или микрофон ой как не помешало бы. О том, что кто-то теперь узнает, где я нахожусь, и придёт на выручку, надеяться глупо.

Я-то по наивности рассчитывал, что смогу наплести арабам про золотые горы, и они отпустят меня добывать для них это самое золото, а выходило совсем иначе. Если эти отморозки задумают сделать со мной что-то нехорошее, то я вовсе не уверен, что получится как в фильмах: в решающий момент распахнётся дверь, и в комнату ворвутся вооружённые спецназовцы, чтобы спасти меня и заковать негодяев в наручники. Справедливость не восторжествует.

Очередной раз я посыпал себе голову пеплом за дурацкую сговорчивость и желал Сашке самых больших голубиных какашек на полицейскую фуражку. Пусть не втягивает людей в подобное дерьмо! Сам, небось, сидит сейчас в полиции, попивает кофе и выполняет очередные поручения начальства, даже не подозревая, как мне необходима помощь. Решил, небось, что с его просьбой я не справился, посему и общаться со мной далее не следует. Ведь микрофон в воротнике моей куртки не подаёт признаков жизни, потому что куртка спокойно висит на вешалке дома… Я уже не сомневаюсь, что мужик у кафе погиб отчасти по его вине. А Софа? Кстати, что с ней произошло на самом деле? Как бы выяснить у этого душегуба?

— Что вы сделали с Софой? — мрачно поинтересовался я.

— Какое тебе дело до этой женщины? — усмехнулся «Усама». — Ты с ней знаком всего два дня! Другую найдёшь… если выживешь. О своей жизни лучше подумай. Если и дальше будешь врать, то я тебе не завидую.

— Знаете что, — взбеленился я, решив, что если уже помирать, то с музыкой, — хватит меня пугать! Что вы от меня хотите? Вы задавали вопросы — я отвечал. Или вам нужно, чтобы я рассказывал о том, чего не было? Вот тогда это действительно было бы враньём!.. А после того, что я сейчас услышал, я вообще разговаривать с вами не желаю. Собрались меня убивать — убивайте. Только какая вам от этого польза? У меня есть хоть какой-то выход на Бланка, а вы останетесь у разбитого корыта!

— Вот это другой разговор, — кивнул головой «Усама». — Что ты предлагаешь взамен на собственную жизнь?

— Ничего не предлагаю! — Выпалил я и тут же закусил губу. Чего доброго, эти ребята поймут, что ни на какие переговоры я не иду, и тогда уже без зазрения совести грохнут меня и выбросят в какой-нибудь подворотне. — Между прочим, тот же самый полицейский Гольдман ждёт, когда я к нему приеду с подробным докладом, и если такого не случиться, то всё перевернёт с ног на голову. И вас достанет…

И хоть моё враньё звучало не очень убедительно, кажется, на «Усаму» оно произвело какое-то впечатление.

— Гольдман? А, это тот полицейский, о котором ты говорил…

Ещё раз я убедился, что о Сашке он услышал только от меня. Когда же эти ребята все-таки начали поиски секретов Давида? И что им вообще обо всём известно? Или им что-то успела наговорить бедная Софа?

— Значит, так. — «Усама», видимо, собрался с мыслями и нетерпеливо рубанул в воздухе рукой. — Нет у меня ни времени, ни желания болтать о женщинах и твоих друзьях-полицейских. И никаких твоих предложений мне не нужно. У тебя есть выбор: или делаешь то, что тебе скажут, или… Надеюсь, понял?

Я молча кивнул головой.

— Перво-наперво, мне нужно знать всё о контактах Давида Бланка. С кем он уже общался, с кем собирается общаться, какие у него планы. Это главное. Затем ты должен поехать в банк — не делай удивлённые глаза, — и забрать диск, который положил в ячейку. Мы его скопируем и вернём на место. И упаси тебя Б-г, чтобы об этом узнал сам Бланк или кто-то ещё…

— Откуда вы знаете о диске?! — не удержался я.

— Думаешь, что за тобой никто не следил?.. А когда ты вернёшь Давиду ключ от ячейки…

— Я не хочу к нему больше ездить, — хмуро сказал я, — больно дорого мне это обходится! Позвоню и скажу, что всё в порядке, а с ключом пусть сам выкручивается! Хоть самолично за ним приезжает…

— Поедешь! Сколько раз нужно будет поехать, столько и поедешь!.. А потом, когда скажу, организуешь и нашу встречу.

— Почему вы думаете, что у меня это получится? Он же ни с кем не общается. Для меня сделал исключение, но не факт, что сделает исключение ещё для кого-то.

— А ты постарайся, чтобы захотел. Нет ничего невозможного.

Ещё несколько минут назад мне казалось, что я приплыл, и после сообщения о смерти Софы живым из лап этих отморозков не выберусь. Теперь появлялся шанс, ведь никаких других подходов к Давиду кроме меня у них нет, а значит, и резать курицу, несущую золотые яйца, им не резон. Иначе для чего они затеяли игру?

— Вы так говорите со мной, — попробовал я потянуть время, — будто уже получили моё согласие. Опять станете пугать своими гориллами?

«Усама» искоса глянул на меня и усмехнулся:

— А что, плохой способ убеждения? Одна добрая затрещина стоит десяти глупых слов… Нет, из-под палки ты работать не будешь, потому что тот, кто боится наказания, работает плохо. Хорошо работают за деньги. Ведь ты любишь деньги?

— Люблю. Но их по-разному можно зарабатывать… И сколько же я стою, по-вашему?

— Поверь, немного. Деньги — это мусор, но этот мусор нужен тебе, и ты за него вывернешься наизнанку…

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно! — Он поглядел на меня и нетерпеливо боднул головой воздух. — Короче! Нет у меня времени уговаривать тебя. Да и у тебя выбора нет. Мне необходимо встретиться с Давидом, и это всё, что нужно от тебя.

— Предположим, я это организую. А потом вы меня… как Софу?

Похоже, мои слова окончательно разозлили «Усаму».

— Да жива она, твоя женщина! Получишь её, когда всё сделаешь! А не сделаешь, тогда и ты, и она…

— Хватит меня пугать, в конце концов! — тоже разозлился я, воодушевлённый тем, что и овцы целы, и волки… ну, волки пока не сыты, но опасность быть съеденным несколько уменьшилась. — Никакая она не моя женщина, просто знакомая. А шантажировать меня таким способом, извините, какое-то средневековье!

— Сделаешь всё, что тебе сказали, — упрямо повторил «Усама», — и гуляй на все четыре стороны!..

И в самом-то деле, пронеслось у меня в голове, стоит ли дискутировать с этими питекантропами о гуманизме, лучше поскорее выбраться с их дурацкой виллы. Я уже достаточно поторговался, и теперь наступило время соглашаться с их требованиями. Когда же окажусь на воле, хоть с Софой, хоть без, то прямиком отправлюсь в полицию, и пускай они достают этого бровастого террориста. Тут мне уже и Гольдман не понадобится. Хотя любопытно будет заглянуть в его бесстыжие глаза и поинтересоваться, куда он исчез в момент, когда его помощь требовалась больше всего.

— Конкретно, что от меня надо? — Теперь я решил изображать из себя алчного и недалёкого дельца, который готов продать всё и вся, и даже то, что ему не принадлежит, лишь бы наварить бабок. Если просто пообещать притащить Давида Бланка за усы, то это наверняка не прокатит. «Усама» со своими мордоворотами сразу сообразят, что я хочу поскорее слинять. С другой стороны, и Мальчиша-Кибальчиша изображать глупо: больно не хочется, чтобы мимо моей будущей могилки проходили какие-нибудь еврейские пионеры и отдавали салют. Ну, не хочется…

И тут «Усама» снова перешёл на русский, который давался ему явно легче, чем иврит, и сказал:

— Минуточку. — Он вышел и скоро вернулся с каким-то белобрысым парнем явно не восточной внешности. — Вот тебе напарник, который будет всё время рядом. Чтобы ты глупостей не наделал.

— И в туалет со мной ходить будет? — сразу надулся я. — А по ночам спать на коврике у кровати?

— Зачем же вы так? — усмехнулся парень. — Достаточно, чтобы вы всегда были со мной на связи. Там, где действительно необходимо, я буду рядом. Выключенный же сотовый или задержка в ответе, когда я вам позвоню, — это сигнал о том, что вы от нас что-то скрываете. Ясно?

Не обращая внимания на «Усаму», я спросил парня:

— Как вас хоть зовут? И как вы оказались с ними в одной компании? Ведь вы из наших?

Парень ухмыльнулся и, поведя достаточно накачанными плечами, ответил:

— Зовут меня Виктором. А в этой компании я оказался… да какая, в конце концов, разница, как я здесь оказался? Скажу лишь одно, если вас это успокоит: никакой идеологии — только коммерция!

— Да что перед ним расшаркиваться?! — злобно выдал из-за его спины «Усама» и вдруг выпалил такую смачную матерщину, какой я давненько в Израиле не слыхивал.

Не обращая на него внимания, Виктор пристально посмотрел на меня своими белёсыми глазами и сказал:

— Вот бумага и ручка, напишите все свои данные — на иврите или на русском, не важно, а также расписку, что получили тридцать тысяч долларов наличными…

— Ого! — вырвалось у меня невольно, и я впервые за последнее время перестал жалеть, что оказался в этой криминальной истории.

Теперь, согласно жанру, передо мной должен возникнуть дипломат с долларами, за которые я запродам душу дьяволам в лице «Усамы» и этого бесцветного Виктора, а он, судя по всему, рангом повыше в бандитской иерархии, нежели мохнобровый матерщинник. Но другая, более трезвая мысль острыми коготками царапнула моё сердечко: тут бы ноги унести подобру-поздорову, а ты ещё на доллары губу раскатал! Впрочем, чем чёрт не шутит…

Под диктовку Виктора я аккуратно написал требуемую бумагу. «Усама» стоял за спиной и поглядывал на расхаживающего взад и вперёд Виктора, диктовавшего текст. Чувствовалось, что он не только прекрасно знает русский, но и умеет читать. А вот это меня уже совсем удивило. Может, это никакие не арабы, а замаскировавшиеся российские разведчики? Вот попал так попал!

Наконец, расписка была готова, и Виктор, перечитав её, ушёл в другую комнату.

— За деньгами пошёл, — вздохнул «Усама», и тон его был уже совсем не такой, как в начале. — Потом ты получишь подробные инструкции, как себя вести, и мы отвезём тебя домой.

— Секундочку, — вспомнил я, — а что с Софой? Без неё я не поеду.

— Тебе же сказали, что ничего с ней не случится. Сделаешь всё, что от тебя требуют, тогда и заберёшь свою красавицу… Но что ты о ней так печёшься? Сам же сказал, что она тебе не жена.

— Ну и что?

— Я бы на твоём месте забрал деньги, выполнил то, что требуют, а потом о бабах раздумывал…

Чувствовалось, что откровенная ненависть ко мне, которую я видел в его глазах поначалу, теперь сменилась на слащавое, чуть ли не сопливое дружелюбие. Хотя у восточных людей настроение меняется пять раз на дню, а уж какие они мстительные и злопамятные я имел возможность убедиться неоднократно.

— Я бы с такими деньгами, честное слово, нашёл себе куклу посимпатичней, — продолжал рассуждать он. — Далась тебе эта студентка!

Нашей сделкой с Виктором он был явно доволен, и теперь мог спокойно рассуждать на посторонние темы. Вероятно, самой любимой его темой были женщины. Попроси я его, и он с удовольствием рассказал бы про всех своих подруг и кувырканиях с ними. Хотя не очень уверен, что мне это было бы интересно.

Тем временем вернулся Виктор и вытащил из кармана тонкую стопку долларов, перетянутую резинкой:

— Вот, пожалуйста.

— Это что? — удивился я. — Тридцать тысяч долларов?!

— Пока аванс, тысяча. Остальное получите в конце, когда мы встретимся с Давидом Бланком.

— Но я же написал расписку на тридцать тысяч…

— Будем торговаться? — повысил голос Виктор. — Не забывайте, в каком положении вы сейчас находитесь.

Тридцать тысяч — деньги, конечно, неплохие, но в моей ситуации и при моей нищенской зарплате охранника даже тысяча долларов весьма ощутимый куш. Эти негодяи всё продумали, даже предусмотрели ситуацию, что я, получив деньги, через некоторое время заявлю, что с Бланком встреча невозможна. Когда тебя ожидают ещё двадцать девять тысяч весёлых зелёных бумажек, как-то не хочется лишаться их да ещё рискуя при этом своей жизнью и жизнью Софы, которая здесь совсем не при чём.

— Ну? — нетерпеливо напомнил о себе Виктор. — Кого ждём?

— Этот фрукт требует в придачу к деньгам ещё и свою подругу, — хмуро сообщил «Усама».

— Вот оно что! — протянул Виктор и обратился уже ко мне: — Значит, так. Сейчас вас отвезут домой, и ни о чём не беспокойтесь. Через некоторое время ваша подруга вам позвонит и скажет, что с ней всё в порядке. Сделаете работу, и тогда полный расчёт.

И в самом деле, чем я могу помочь Софе, сидя здесь, да ещё без штанов? Вопрос в другом: стоит ли идти в полицию после того, как я вырвусь на свободу к своим драгоценным штанам, или довериться этой публике и надеяться, что взамен на организованную встречу с Давидом получу деньги и Софу?

— Ладно, уговорили, — вздохнул я и попробовал напоследок ещё поторговаться: — Только учтите, что компьютерный диск вы получите только после того, как увижу Софу!

— Нет, я ему ещё раз дам по голове, чтобы знал, с кем разговаривает! — кровожадно скрипнул из-за спины Виктора «Усама».

…Домой меня доставили так же стремительно, как и утащили. Молчаливые мордовороты проводили до самых дверей, вернее, до того, что от них осталось. Кто-то из сердобольных соседей в моё отсутствие поднял выбитую дверь и прислонил к проёму, так что внутрь я протискивался не без труда.

— Передайте своим хозяевам, — выкрикнул я вслед удаляющимся мордоворотам, — что они мне ещё за ремонт двери должны! Я этого так не оставлю!

Проследовав на кухню с пластиковым пакетом, в котором лежала тысяча долларов, я присел на стул и поглядел на часы. Оказывается, было уже семь утра, и я даже не заметил, как пролетела ночь. Бросив пакет на стол, я засыпал кофе в кофеварку, поставил её на огонь и присел на табуретку.

В голове был полный кавардак, и только сейчас я понял, как устал за эту бессонную и не самую приятную в своей жизни ночь. Как я уснул, сидя на табуретке, не помню, но спал так крепко, что даже не слышал, как шипело на плите выкипевшее кофе.

 

17

Белоруссия — Израиль 2003

Софа приехала в Израиль в пятнадцатилетнем возрасте одна-одинёшенька по молодёжной программе из захудалого белорусского городка, который иначе как Задрипском не называла. Причин такой нелюбви к бывшей родине было предостаточно. Сызмальства она была девочкой активной и увлекающейся, перечитала все домашние книжки, потом освоила городскую библиотеку, и с каждой новой прочитанной книгой в ней всё больше росла неприязнь к окружающему. Какую книгу ни открой, в ней всегда бурлят страсти, с героями случаются самые невероятные вещи: они скачут на конях, летают на самолётах, спускаются в таинственные пещеры, разыскивают сокровища… А что вокруг неё? Однообразие, серость — люди изо дня в день ходят на работу, которую смертельно ненавидят за рутину и царящую там глупость, но отказаться не могут, потому что это кусок хлеба и способ выживания в скучном и неласковом мире. Выбора нет. О чём тут мечтать…

Отец, вечно замороченный своей бухгалтерской работой в строительном управлении, дабы поддерживать с коллегами хорошие отношения, вынужден периодически выпивать с ними, а при его хлипком телосложении да слабом здоровье такое смерти подобно. Мать, с утра до вечера озабоченная поисками по магазинам хоть каких-то продуктов в те не шибко сытые времена, тоже не очень привлекательный пример для подражания. Старший брат, возомнивший себя крутым рок-гитаристом и пропадающий сутками в городском доме культуры, тоже для Софы не авторитет — слишком много искусственного и неправдоподобного в его жизни, поделённой на репетиции под портвешок и ежевечерние музицирования на танцплощадке под тот же напиток. Яркие плакаты на стенах его домашнего закутка только дразнили своей пестротой и какими-то целлулоидными страстями.

Короче, всё время, что Софа себя помнит, она была предоставлена сама себе. Но и здесь особого выбора было. Книжки — это, конечно, хорошо, как и фильмы в местном кинотеатре и по видику у друзей, но её деятельная натура требовала большего. Хотелось самой плыть в экзотические страны на старинном паруснике, охотиться на львов в африканской саванне, продираться сквозь джунгли Амазонки, посещать таинственные тибетские храмы, блуждать по лабиринтам какого-нибудь Токио или Бангкока. А больше всего хотелось вырваться из этого изначально уготованного ей замкнутого круга в сияющие большие города, где ей непременно найдётся место и не будет так скучно и однообразно.

Но всё это было лишь в мечтах, а впереди вырисовывалась жизнь, как наезженная колея, из которой никуда не свернуть от унылого окончания школы, пьяных вечеринок по праздникам под видеомагнитофон и три фонаря домашней цветомузыки, непременного изнасилования на какой-нибудь из вечеринок юнцом, таким же нетрезвым, как и ты сама, потом, в лучшем случае, медицинское училище на соседней улице… И, как итог, поспешное замужество за первым, кто позовёт, а дальше — дети, ясли, какая-нибудь скучная работа, спивающийся муж, беготня по магазинам. Тоска зелёная.

А ведь где-то, не только в столицах, но даже и в их областном центре что-то наверняка происходит, о чём пишут газеты и показывают по ящику. Только всё это опять же не для неё — это Софа чувствовала, хоть и не могла объяснить, почему. Просто срабатывал какой-то внутренний тормоз, и не могла она пока бросить безвольного, постепенно опускающегося отца, тихую, вечно уставшую мать и брата, у которого ничего не складывалось в музыке, отчего он не вылезал из глубокой депрессии.

Некоторым лучиком в тёмном царстве послужило открытие местными активистами в их городке еврейского культурного центра. Хотя «центр» звучит чересчур высокопарно. Небольшая съёмная двушка на втором этаже панельного дома с ящиками пёстрых брошюр и книг из Израиля, плакатами на стенах, бело-голубыми флагами, аудиокассетами и учебниками иврита — всё это произвело на Софу неизгладимое впечатление. Словно в их сонном городке приземлилась летающая тарелка, и блистающие яркими праздничными скафандрами инопланетяне принесли с собой терпкий аромат каких-то иных земель, где всегда праздник, где все рады друг другу, живут насыщенной и полной жизнью, и никто ни на кого не смотрит волком…

— Уезжаю в Израиль, — заявила Софа родителям, — там моё будущее, и там люди, среди которых хочу жить.

— А как же мы? — спросили родители.

— Если хотите, поехали вместе, но я своё решение не изменю, даже если откажетесь!

Родители отказались. Кто-то из собутыльников напел отцу, что в Израиле он никогда не сможет стать бухгалтером, а разнорабочим на стройке при тамошнем климате долго не протянет. Мать и вовсе прикипела к собственной убогой квартирке и слушать не желала, что какое-то время придётся жить на съёмной жилплощади да ещё разговаривать с окружающими на непонятном языке, которого ей ни за что не выучить. Брат поначалу загорелся тем, что в Израиле гораздо проще и дешевле купить вожделенную электрогитару «Гибсон», но постепенно остыл, а, послушав израильские песни с аудиокассет, принесённых Софой из еврейского центра, заявил, что такую музыку играть не сможет и не захочет.

Впрочем, Софа не расстраивалась и не опасалась того, что придётся ехать одной, одной устраиваться на новом месте, заводить друзей, зарабатывать на кусок хлеба и без советов старших идти по незнакомой и наверняка не такой простой, как поначалу видится, жизни. Трудностей она не боялась и была уверена, что такого скучного и бездарного существования, как до сих пор, у неё больше не будет. И ничьей опеки ей не надо — когда рассчитываешь на собственные силы, меньше рискуешь сделать необдуманные поступки. А что ей могут подсказать старшие, к словам которых она и раньше не прислушивалась?

Одно немного беспокоило Софу. Ей казалось, что в чужой стране она останется без книг, которые читала всегда, и если у неё не находилось новой книжки после окончания предыдущей, она чувствовала себя неуютно. Она даже стала укладывать самые свои любимые томики в большую сумку, приготовленную для отъезда. Что это были за книжки? Классику она считала скучным чтением, интерес к которой напрочь убит ещё в школе. Поэзия и любовные романы? Нет-нет, в свои пятнадцать лет она благополучно проскочила этап сопливой влюблённости в вымышленного принца. Ей интересны герои, которые ставят перед собой цель, пускай и недостижимую, но стремятся отыскать к ней дорожку и энергично шагают по ней. А давали это Софе только детективы, притом нравились такие, в которых вроде бы банальная и ничем не достопримечательная ситуация вдруг выстреливала стремительными и загадочными событиями, и чтобы разобраться в них, необходимо основательно поломать голову. Загадки — это яркие мозаичные стёклышки, которые в итоге необходимо сложить в красочный витраж, чтобы на фоне серых однообразных будней он засиял всеми цветами радуги. Такой она жизни хотела и для себя.

Детективы — страсть Софы, и в чтении их она была уже почти профессионалом, потому что разбирала ситуации не хуже какого-нибудь Шерлока Холмса, а сюжеты попроще вообще просчитывала с первых страниц. Единственное, что ей не нравилось, — иронические и юмористические детективы. Там, где расследуют преступления и убийства, шутить и ёрничать не к месту. Всё-таки она девушка серьёзная, и ко всему, что попадало в поле её зрения, относилась ответственно.

Хорошо бы в будущей израильской жизни заняться чем-нибудь подобным, например, поступить на работу в полицию в отдел расследования преступлений — или как он называется? В том, что такое ей по силам, она не сомневалась. Если уж начинать жизнь заново, то почему не попробовать?..

Своё шестнадцатилетие Софа Новикова встречала уже в Израиле. Вопреки ожиданиям, жизнь на новом месте оказалась вовсе не такой красочной, лёгкой и богатой на приключения, каковой виделась на плакатах из еврейского центра. Но, конечно, и не такой серой и однообразной, как раньше. Экскурсии, музеи, грандиозные древности, купание в трёх морях — всё это для неё было впервые и внове, но не было лишь чувства, что она в этой стране в гостях. Вместе с друзьями из молодёжной группы, с которой она приехала, Софа пристально наблюдала за нравами израильтян, постигала необычную для её прежней родины открытость и благожелательность в общении, жёсткость и несговорчивость по отношению к недоброжелателю, учила новый язык, на котором ей теперь предстояло общаться с окружающими. И, почти не вспоминала родной «Задрипск», ни минуты не сомневаясь в правильности выбора.

А далее всё шло по накатанному сценарию, как и у многих её сверстников, приехавших сюда в одиночку, чтобы потом, худо-бедно обосновавшись на новом месте и пустив корни, пригласить к себе родителей и родственников. Разница заключалась лишь в том, что родители Софы так и не приехали. Может, она сама была виновата в этом, потому что в коротких весточках и редких телефонных звонках отделывалась общими фразами, мол, всё у меня в порядке, живу, учусь, собираюсь получить аттестат о среднем образовании и поступать в университет — что ещё? Ей казалось, что чем меньше каких-то обязательств — пускай даже перед самыми близкими и родными людьми, — тем легче она будет на подъём, и проще ей будет искать свою дорожку в жизни. А уж родственников она не оставит и всегда при случае поможет. Даже купит заветную гитару «Гибсон» и отправит брату, лишь с деньгами станет полегче…

Единственное, чего ей не хватало в новой жизни, — это времени на чтение любимых детективов. Они так и остались в сумке, задвинутой в шкаф в комнатке общежития. А потом, когда пришло время перебираться на съёмную квартиру после получения аттестата и поступления в университет, она с лёгким сердцем оставила книги тем, кто будет жить в комнате после неё. Может, у них найдётся время для чтения. Хотя вряд ли…

Хотелось, конечно, поступить на юридический факультет, однако набранных баллов хватило только на социологию. Софа не расстраивалась — социология тоже неплохо. Если к окончанию университета её не увлечёт что-то иное, — а такое вполне может случиться, — то она отслужит в армии и всё равно будет поступать на работу в полицию или какое-нибудь детективное агентство. Специальность социолога этому не помеха.

Впрочем, мечты мечтами, а сегодня нужно грызть гранит науки и каким-то образом зарабатывать деньги на учёбу, квартиру и сносное существование. Важней не разгадки трюков хитроумных преступников, не погоня за бандитами и стрельба из пистолета, а деньги, как бы это пошло ни звучало. На лавке в парке не переночуешь и чашкой кофе с булочкой сыт не будешь. Да и выглядеть хуже однокурсников как-то не в кайф. А ведь некоторые из них и вовсе подкатывают к университету на таких тачках, что голова кругом идёт… Впрочем, у Софы с головокружением всё в порядке — со временем она будет и на собственной машине разъезжать, и принимать друзей на собственной вилле, и всё у неё будет не хуже, чем у этих ребятишек с карманами, набитыми папочкиными деньгами! Дайте только встать на ноги.

Самое удобное в нынешней ситуации — подработка официанткой в кафе. Зарплата, правда, мизерная, но перепадают чаевые и перекусить всегда можно. Что ещё нужно бедному студенту?

В ближайшем кафе, куда её взяли на работу, не повезло буквально в первый день. Хозяин, толстый и потный дядька, сразу намекнул, что работа официантки — это не только обслуживание клиентов, но и ещё кое-кого, о чём она, как взрослый человек, и сама могла бы догадаться. Но Софа не догадалась, и когда к концу рабочего дня хозяин попробовал объяснить ей это в тёмной подсобке, нанесла бедняге сокрушительный удар коленкой в то место, которое тот пытался продемонстрировать.

Поиски новой работы были недолгими. В следующем кафе хозяин женщинами то ли не интересовался, то ли до него донеслись слухи о том, как немилосердно поступила Софа с прежним работодателем. Трудиться на новом месте было не в тягость. И хоть в Израиле да ещё будучи студентом ты почти всё время на виду, такого общения, как на прежней родине, здесь почему-то не складывалось. Просто у каждого человека свои проблемы, и нет времени присесть со знакомым, поболтать о пустяках, посплетничать. Другие скорости и другие интересы. А в кафе ты волей-неволей общаешься с посетителями и через некоторое время уже помнишь завсегдатаев, шутишь с ними, знаешь об их проблемах. Да и люди тут расслабляются, присев на минутку отдохнуть от беготни и суеты.

Софа Новикова человек общительный, и сидеть без дела для неё смерти подобно. Даже напахавшись за день в университете, а потом на работе в кафе, спать она ложилась без тоскливого ожидания завтрашнего тяжёлого дня, и снились ей лишь хорошие сны, иногда детективные, а чаще о том, как она в будущем устроит свою жизнь, и всё у неё будет не хуже, чем у других. Вот только места для будущего избранника в её снах пока не находилось. Видно, время пока не пришло.

Но иногда ей всё-таки становилось страшно. Вот она какая — смелая, самоуверенная, не оглядывается назад и поступает так, как считает нужным, а случись с ней, не дай Б-г, какая-нибудь беда? Кто к ней придёт на помощь? Родные далеко, друзей, на которых можно положиться, нет. Сочувствие незнакомых людей — можно ли на это надеяться? У многих девушек есть парни, с которыми они дружат и проводят время, а у неё? Она бы, наверное, была не прочь общаться с человеком, который разделял бы её интересы, только где встретить такого человека? На университетские дискотеки и вечеринки она не ходит, считая это пустой тратой времени, а знакомства на улице — пошло и неинтересно. Не идти же в брачные агентства!

Софа присматривалась к посетителям кафе, но и среди них не на кого было положить глаз. Лишь один раз… Впрочем, человек, на которого она обратила внимание, был с виду какой-то неухоженный и неказистый. Да и старше её на добрый десяток лет. Первый раз он сидел в компании с полицейским, с которым о чём-то секретничал, и ей показалось, что этот человек очень нуждается в помощи. Нет, ему ничего не угрожало, просто чувствовалось, как ему нелегко принять какое-то решение, а полицейский на него давил и давил, словно всё решено и дело осталось за малым. Второй раз этот человек появился вечером, и вот тут она уже почувствовала, как ему действительно не по себе. Он заказал водку, хотя чаще всего посетители ограничиваются пивом или кофе, а потом произошло такое, что позволило Софе заговорить с ним и узнать его поближе. Рядом с кафе машина с выключенными фарами сбила какого-то мужчину, и вдруг выяснилось, что погибший шёл на встречу именно с этим человеком. Честное слово, всё походило на завязку хорошего детектива.

А потом всё и вовсе завертелось помимо желания Софы. В ней проснулся сыщик, и она помогла спрятаться у себя дома этому человеку, который, судя по всему, был напуган происходящим и не знал, как поступать. А что с него взять, рассудила Софа, не приспособленный к жизни интеллигентик, хотя, наверное, порядочный и не способный на подлость. И что любопытно… с ним ей куда интересней, чем со многими из сверстников. Ну и что, если он старше? Поступает-то как глупый мальчишка, не замечающий самых очевидных вещей!

История, которая разворачивалась на глазах у Софы, была и в самом деле сродни детективу. Нюх её пока не подводил, а если она больше не читает книжки, то вовсе не из-за того, что потеряла интерес к расследованиям. Коли подвернулась возможность вживую поучаствовать в таком приключении, почему бы нет?

Лев — так звали этого «интеллигентика» — похоже, не возражал против такого добровольного и энергичного помощника, как Софа. К тому же, он одинок — это она почувствовала сразу… Тьфу ты, отмахивалась она, не о том размышляю! Главное, помочь человеку решить проблемы, которых с каждой минутой становилось всё больше и больше.

В одном Новикова не сомневалась ни на мгновенье: она оказалась в нужном месте и в нужное время. Может быть, именно этого она ждала всю свою жизнь. А Лев — знакомство с ним не повредит. Даже наоборот…

 

18

Израиль Сентябрь 2011

Сколько я проспал, сидя на табуретке, не знаю, но проснулся от того, что тело одеревенело, как у тибетского ламы, и настоятельно потребовало более привычного горизонтального положения. Отправиться в кровать было бы самым лучшим, что я мог сейчас себе предложить, но сон как рукой сняло. Напряжение последних часов не давало до конца расслабиться даже во сне, чтобы существовать в своём привычном ночном режиме.

Кофе на плите безнадёжно выкипело. Сделав несколько глотков противной горькой жижи, я отправился к креслу, в котором сидеть было удобней, и задумался.

Что я имею в сухом остатке? Пакет с дурацкой тысячью долларов, которые жгли руки и которые я обязан отработать, плюс невозможность покинуть квартиру из-за двери, которая теперь выполняет чисто декоративную функцию. Зато появилась реальная возможность залететь в тюрьму за связи с какой-то неизвестной арабской бандой под командой мужика с весьма красноречивым псевдонимом «Усама Бин-Ладен», говорящим в придачу по-русски! Полный комплект дерьма. И ведь хрен кому докажешь, что я общался с ними не по своей воле, ведь деньги-то взял! А если к этому ещё приплести гибель незнакомца у кафе плюс мои загадочные поездки к скандальному изобретателю — да меня сразу можно сажать без суда и следствия на пожизненный срок как государственного преступника. Жуть полная…

Вдобавок ко всем прелестям, я последние дни не являлся на работу, где наверняка на мне уже поставили крест. Кому, спрашивается, нужен такой исполнительный работник?

И от этой скотины Гольдмана ни ответа, ни привета… Каких гадостей со мной ещё не происходило?

В нормальных-то детективах у героя всегда несколько вариантов как поступить, и он ломает голову над выбором лучшего. У меня ситуация проще — никаких вариантов нет, а выжидать у моря погоды, насколько я знаю, ни один приличный сыщик себе не позволит… Тьфу ты, я уже, как Софа, начинаю воображать себя чуть ли не майором Прониным.

Может, если, наконец, надеть штаны, в голове что-то прояснится? Без них, как я убедился, толку совсем нет, а поступки, которые я совершал, мягко говоря, не очень умные. Проследовав нетвёрдой походкой в комнату, я натянул джинсы и майку, после чего и в самом деле почувствовал себя уверенней. Теперь можно выяснить по мобильнику, какие события произошли за время моей разлуки с ним. Но никто, оказывается, не звонил, и от этого мне стало грустно. То я нужен всем подряд — и Сашке, и каким-то неизвестным людям, — а теперь никому. Даже с работы не звонили, что совсем безрадостно. Видно, махнули на меня рукой.

Ладно, мы не гордые, сами напомним о себе. Первым делом я позвонил знакомому столяру, который пообещал придти и починить дверь, а счёт за ремонт я выставлю этим зловредным арабам, если встречусь с ними снова. Но не буду в претензии, если встреча не состоится, и эта публика про меня забудет навсегда. Потом набрал номер Софы в тайной надежде, что «Усама» наврал, и она дома. Но её номер не отвечал.

И тут в моей голове стали роиться жуткие картины пыток и издевательств, которым подвергают несчастную девушку эти мордовороты. А ведь они непременно попытаются вытянуть из неё какие-то сведения о Давиде Бланке, но что им может сказать бедная официантка? Судя по их рожам, они способны на всё, и средневековые инквизиторы по сравнению с ними сущие гуманисты.

Тяжело вздохнув, я попробовал отвлечься и снова набрал номер Гольдмана, но его мобильник по-прежнему был выключен. Кому ещё позвонить? Я бы сейчас сделал всё, что угодно, только бы не сидеть в одиночестве, один на один со своими гнусными подозрениями.

И вдруг мой телефон ожил. Я даже вздрогнул от неожиданности.

— Это Лев? — раздался незнакомый женский голос.

— Ну, я, — настороженно промычал я. — А вы кто?

— Не важно. Я могу быть уверена, что это точно вы?

— Уважаемая, — возмутился я, — может, вам ещё удостоверение личности по телефону показать?!

— С вами хочет поговорить один человек…

— Мало ли кто чего хочет! Раз вы уже позвонили, то передайте ему трубку. Что за человек?

— А где вы сейчас находитесь? — не обращая внимания, на моё раздражение, продолжала допытываться незнакомка. — Дома или ещё где-нибудь?

— Вам-то какое дело? Я обязан перед вами отчитываться?!

— Это важно…

— Знаете что, милейшая, мне не нравится ваш тон! Сейчас я брошу трубку, и катитесь вы со своим человеком куда-нибудь подальше!

Некоторое время в трубке была тишина, и я даже подумал, что в придачу ко всем моим проблемам появился ещё один неизвестный, который, как и все, станет вытягивать из меня сведения о Давиде Бланке. Может, плюнуть на всё, смыть мобилу в унитазе, подхватить свой ноутбук, прыгнуть в машину и укатить подальше ото всех этих озабоченных людишек? Туда, где меня никто не отыщет. Да только вряд ли такое удастся — эта публика тебя найдёт повсюду, где бы ты ни притаился…

— Вы меня слышите? — раздался голос в трубке. — Чего замолчали?

— Я не молчу, а раздумываю, куда вас послать с вашими предосторожностями, чтобы вы оттуда не вернулись!

— Вот и прекрасно! — расхохоталась незнакомка противным визгливым смехом. — Теперь чувствую, что это вы. Передаю трубку…

Насчёт смывания телефона в унитазе я, конечно, погорячился, но мне очень не хотелось заводить новых знакомых именно сейчас, пока не разобрался со старыми.

— Аллё-у! — раздался до боли знакомый голос. — Это я…

— Софа, ты?! — чуть не ахнул я, уже поверив в душе, что с ней случилось что-то нехорошее. — Жива-здорова?

— Естественно! А что со мной могло случиться?

— Значит, тебя отпустили… — недоверчиво протянул я и прибавил: — И они ничего с тобой не сделали?

— Не поняла… О чём ты?

Мне стало не по себе, ведь кто-то из нас двоих наверняка сошёл с ума, и вряд ли это была Софа. Или всё происходящее мне мерещится? Я глянул на блестящую крышечку своего сотовика, и оттуда на меня поглядела довольно потрёпанная физиономия с всклоченной сивой бородёнкой и горящим безумным взором… Но если я сумел это разглядеть, значит, в психушку мне ещё рано. Опасаться за собственный разум, конечно, следовало, но не сейчас, а, как минимум, пару десятков лет назад…

— Где ты сейчас? — как можно спокойней спросил я. — Нам необходимо встретиться. Я к тебе подъеду.

— Я не дома.

— Так ты всё ещё у них? Можешь не отвечать, чтобы они не поняли, только намекни…

— Ничего не понимаю! Ты здоров? — Голос Софы уже звучал не так уверенно, как вначале. — На что я должна намекать?

Всё-таки я был не тугодумом-жирафом, и до меня дошло раньше, чем на седьмые сутки.

— Ладно, проехали. Говори, куда подъехать, — пробормотал я виновато. — Это я спросонья заговариваюсь…

— Значит, так. — Чувствовалось, Софа снова полна энергии, а, значит, бурное фонтанирование идей не за горами. — Лучше нам сейчас по телефону не разговаривать, нас могут прослушивать. Давай встретимся… Только где бы это сделать лучше, чтобы те, кто за нами следит, не смогли нас взять?

— Ты уверена, что за нами следят? Кому мы сейчас нужны?

— Ну, не знаю… Лучше подстраховаться. О, придумала! У входа в центральное здание полиции. Там всегда полно людей, и там они не рискнут. Даже если сейчас подслушивают наш разговор.

Девушку явно заносило. Если мы кому-то нужны, то захватить нас можно совершенно спокойно и до встречи у полицейского участка. Однако Софа уже выключила телефон. Видно, опять в целях конспирации.

В принципе, идея встретиться у здания полиции не такая плохая. Софу, как выяснялось, никто не похищал, а «Усама» со своими мордоворотами просто блефовали, чтобы сделать меня сговорчивей. Если они на самом деле следили за нашими передвижениями, то им достаточно для удовлетворения своих кровожадных амбиций и меня одного. Едва ли от Софы можно получить больше информации… К тому же не помешает заскочить и в полицию, поинтересоваться, куда делся Гольдман и почему не отвечает на телефонные звонки. Если он обитает не в центральной конторе, а где-нибудь ещё, мне обязательно выдадут какую-то информацию.

Глянув в зеркало, я прикинул, что в измятой майке и джинсах выгляжу куда презентабельней, чем без них, и уж наверняка более уверенно. После этого я со вздохом прислонил выбитую дверь к зияющему проёму, попросил соседей-старичков приглядеть за ней и отправился к машине.

Как в заправских детективах, я полез в машину не сразу, а заглянул под неё — вдруг злоумышленники сунули туда бомбу. Но выяснить ничего не удалось: днище моей старенькой антилопы было таким грязным, что если бы там что-то и было, я ничего не разглядел бы. Успокаивала мысль, что к такой грязи ничего не прилепить — ни на магните, ни каким-то иным способом. Попытался я заглянуть и за бамперы, которые оказались чуть чище днища, но потом плюнул и подумал, что лучше, ей-богу, взорваться и погибнуть во цвете лет, чем до страшного суда оттирать руки от тамошнего многовекового дерьма.

Машина не взорвалась даже после того, как я сел за руль и повернул ключ зажигания. А ведь такое сплошь и рядом происходит в детективных фильмах. Честное слово, даже обидно стало, что у меня не как у людей. Где-то жизнь бурлит, страсти кипят, всё взрывается, пули свистят, какие-то события происходят. А тут дали разок по голове, повозили по городу без штанов — и всё, баиньки…

Ох, и шуточки у меня сегодня! Когда по голове получал, мечтал совсем о другом: чтобы от меня отстали, и даже прикидывал, что подобные вещи по телевизору смотрятся куда безопасней, чем когда подставляешься сам. Впрочем, пиджачок Джеймса Бонда, как я успел выяснить, мне не по размеру, и задерживаться в примерочной этих костюмчиков не стоит — всё равно не подберу под себя героический образ.

Собственно говоря, беспокоиться о своей драгоценной жизни мне пока нечего, потому что всеобщий нездоровый интерес к моей персоне вызван знакомством с Давидом Бланком, и даже не самим знакомством, а тем, что он положительно на меня отреагировал. С остальной публикой Давид общается как воинственный предводитель людоедов с бледнолицыми оккупантами. Этим и вызвано трепетное отношение всей этой отвергнутой братии к моей личности, ставшей в одночасье драгоценной. Резать курицу, несущую золотые яйца, ясное дело, глупо. А вот снесу яичко — тогда в суп…

Приободрённый радужной перспективой куриной неприкосновенности, я лихо докатил до полицейского управления, нагло припарковал машину на служебной стоянке, деловито сообщив охраннику, что у меня важная встреча с начальником окружной полиции, и если охранник не верит, пускай позвонит ему лично и спросит. После этого в лучших традициях жанра присел на лавочку у входа и намётанным взглядом сквозь дырку в газете, подобранной тут же, оглядел окрестности.

Обзор окрестностей ничего не дал. Поэтому я принялся разглядывать полицейских, снующих мимо меня. Всё-таки, наверное, во мне была какая-то детективная жилка, потому что мой мозг, не до конца отбитый «усамовскими» мордоворотами, тотчас принялся анализировать, кто есть кто, и выдавать ехидные характеристики всем проходящим мимо моей лавки.

В отличие от армейской публики — всё-таки священная корова! — над полицией в нашем отечестве подтрунивать допускается, благо, поводов копы дают достаточно. По внешнему виду сразу можно определить, сколько лет человек служит в полиции. Если срок невелик, то полицейский сух, подтянут, бляхи на его форме блестят, и даже на бегу он тщательно разглаживает аксельбанты, которые исправно носит и лелеет, как главный атрибут принадлежности к привилегированному классу. Со временем фигура полицейского округляется, животик наливается арбузной округлостью, а в форме появляется лёгкая небрежность, намекающая на некую усталость от нелёгких будней стража правопорядка. Аксельбанты, если и присутствуют, то в страшно потрёпанном виде, чтобы всем опять же было ясно, насколько человек занят на службе, и недосуг ему заниматься никому не нужной атрибутикой. И лишь достигнув чинов, а соответственно и устойчивого положения на службе, полицейская физиономия приобретает покровительственно-надменную ласковость, пузо надувается до арбузной спелости, а казённую сине-голубую форму сменяют штатские майка и шорты. Кому нужно знать, тот знает, а кто не знает, тот… всё равно узнает, но уже иным, более экстремальным способом.

Я так пристально фильтровал проходящую мимо публику, прикрываясь для вящей секретности газетой с дыркой посередине, что не заметил, как кто-то сзади похлопал меня по плечу. Это была Софа. Как она подобралась незамеченной, когда я так пристально оглядывал всех и вся, ума не приложу.

— Чувствую, уважаемый сыщик, — насмешливо пропела она, — время нашей разлуки не прошло даром. Я-то всю ночь спала, как сурок, выключив телефон, а у вас, похоже, происходили какие-то ночные приключения, я не ошибаюсь? Что произошло? Горю от нетерпения узнать…

А дальше выяснилось следующее. В отличие от меня, Софа предусмотрительно домой не пошла, а отправилась к подруге, посчитав, что если к ней уже наведывались непрошеные гости и не застали хозяйку, то что им помешает придти ещё раз и застать? Да и без визитёров она всё равно не сомкнула бы глаз в пустой квартире. Выключив телефон и попив чайку с подругой, она благополучно проспала всю ночь сном праведника. А проснувшись, стала дозваниваться до меня, однако я не отвечал, ибо был в то время в плену у мордоворотов без штанов и соответственно без телефона.

О своём пребывании в «логове Аль-Каиды» я рассказал довольно подробно, обильно сдабривая повествование своими мрачными прогнозами, но в душе рассчитывая, что с помощью Софы сумею скорей разобраться во всех происходивших со мной приключениях. Скромно умолчал лишь о факте получения денег, но не потому что хотел скрыть их от Новиковой, просто мне было стыдно за то, что меня так легко купили за столь незначительную сумму. Очень хотелось надеяться, что впредь больше не встречусь ни с «Усамой», ни с его абреками, а моя позорная вербовка так и останется в тайне.

— Ну и какие у нас планы на будущее? — осторожно поинтересовалась Софа.

Мне до сих пор не было понятно, что движет ею. Она уже столкнулась с реальной опасностью, и любой нормальный человек на её месте давно послал бы меня с моими проблемами подальше. Но Софа, видно, была другого замеса, а таким везёт. Как бы я ни ворчал на неё, мне с нею комфортней и спокойней, чем в одиночку. В ней было что-то такое, чего не хватало мне, потому я, наверное, и позвонил ей сегодня. Как поступать дальше, я не представлял, а она что-нибудь да придумает, ведь у меня, помимо желания починить выбитую дверь, в голове не было вообще ничего. Конечно, кроме большой шишки на затылке.

Присев рядом, она некоторое время размышляла, потом спросила:

— Больше своему полицейскому не звонил?

— А надо? — глуповато протянул я. — Он же не отзывается…

— Вперёд! — нахмурилась Софа и нетерпеливо тряхнула головой. — Что значит мужик — ничего без бабы сделать не может!

Вздохнув, я вытащил сотовик и поднёс к уху. И вдруг — о, боги! — Гольдман отозвался. Не иначе, как Софа наколдовала…

 

19

Кипр, август 2011

В Ларнаку Ника прилетел без особого интереса и с довольно мрачным настроением. Раз уж с ним пожелал встретиться неизвестный работодатель, знакомый Хамида, то мог бы выбрать какую-нибудь страну поэкзотичней. Италию, например, Францию или Испанию — они тоже в пределах досягаемости, да и билет на самолёт не намного дороже, чем сюда. Так нет — сказано Кипр, значит, Кипр. В последнем разговоре с Хамидом проскользнула даже мысль, что знакомство с Никой могло бы состояться вообще в Греции. В конце концов, решено было сделать это на нейтральной территории.

Самое любопытное, что у Ники теперь было довольно скептическое отношение ко всей этой затее. Не то, чтобы он перестал верить в благополучный исход, просто его совсем не прельщала перспектива кого-то разыскивать, заводить знакомства с людьми, которые при ином раскладе вряд ли ему были бы интересны. А уж когда дело касается каких-то технических вещей, в которых нужно разобраться, это вообще нагоняло на него тоску смертную. Тем не менее, это был шанс изменить жизнь, а душу грела надежда на то, что задание неизвестного работодателя одноразовое, он его выполнит и забудет, как кошмарный сон. Ну, и конечно, срубит достаточно денег, чтобы не искать в дальнейшем приключений на одно незатейливое место.

Плюс ко всему ему совсем не нравился Кипр. Если Греция, к которой привыкать практически не пришлось, и он сразу там ощутил себя своим, всегда казалась тёплой, провинциально-домашней, где живут соплеменники, а чужой всегда будет чувствовать себя гостем, то Кипр был совершенно иным. Провинция тут тоже была будь здоров какая, но англоязычные вывески всюду и повсеместное желание косить под старшего американского брата угнетали настолько, что поначалу становилось смешно, а потом всё приедалось до чёртиков. Ника — человек непривередливый, но не настолько, чтобы ему нравилось всё без оглядки…

С Хамидом они договорились встретиться в портовой Ларнаке, куда будущий работодатель приплывёт на своей яхте. По поводу оплаты билета до Кипра, проживания в гостинице и питания Ника попробовал заикнуться в телефонном разговоре, но Хамид жёстко оборвал: если понравишься работодателю, то вопрос с деньгами решится автоматически, а если нет — то это твои проблемы…

Второй день Ника прогуливался по набережной, любовался морем, небом, белоснежными кораблями на горизонте и не выпускал из рук сотовый телефон, по которому ему должны позвонить. Номер Хамида не отвечал, и Ника даже начал прикидывать, что его попросту кинули. Пробудет он тут ещё несколько дней, чтобы окончательно в этом убедиться, и потом несолоно хлебавши вернётся в Пирей. И все эти бесполезные прогулки по неласковому Кипру окажутся за свой счёт — притом немалый…

Он провожал взглядом яхты, на которых плыли счастливые и беззаботные люди, и до них ему было не просто далеко — а нереально далеко. Наверняка любые начинания этим людям удаются легко и без усилий, а вот ему… Почему он такой неудачник? Чем провинился перед судьбой? Почему он понадеялся на Хамида и не продумал никакого запасного варианта? Хотя… стоп! Почему бы этот запасной вариант не придумать сейчас? Какая разница, Греция это или Кипр?

Ника осмотрелся вокруг и решил, что на ходу размышлять неудобно, нужно где-то приземлиться, а заодно перекусить. Развернувшись к морю спиной, он решительно перешёл широкую магистраль, повторяющую плавный изгиб берега, и углубился в город. В большом торговом центре он заказал себе в кафе какую-то еду. Хоть он и не ел ничего с утра, аппетита не было. В голове среди мешанины мыслей постепенно вызревала одна единственная, но очень любопытная и, кажется, вполне осуществимая идея.

Хамид с его денежным тузом — это одно. Объявятся — замечательно. Но… почему бы секретом не поделиться ещё с кем-то? Жаль, что эта мысль не пришла в голову Нике ещё дома — не пришлось бы тратить деньги на поездку на Кипр. Впрочем, поезд пока никуда не ушёл.

Ника осмотрелся вокруг себя, но никого из тех, кому секреты Давида Бланка интересны, вроде бы не наблюдалось. А кому вообще такое может быть интересно? Воякам. Но каким воякам? Где их найти здесь на Кипре? Попробовать прорываться во всевозможные посольства для бесед с военными атташе — напрасные хлопоты. Его сочтут сумасшедшим, подвинувшемся на всевозможных пришельцах, НЛО и прочих скандальных темах. Но кто же тогда за сведения о секретах сможет заплатить деньги?

Ника отодвинул тарелку и прикурил сигарету, а потом и вовсе отправился на свежий воздух. Идти было некуда, и он вернулся на набережную. Телефон по-прежнему молчал, а белоснежные яхты, на одной из которых где-то у горизонта всё ещё дрейфовало его будущее благополучие, никак не причаливали к берегу. Весёлые морячки сновали по мачтам красивого парусника, проплывающего почти у набережной, и Ника невольно засмотрелся на их ладные стройные фигурки.

Морячки… Вот к кому следует обратиться! А что ещё остаётся? Ника огляделся по сторонам и быстрыми шагами направился в порт. И тут его внимание привлекла английская речь. Он оглянулся и увидел, как его догоняют двое молоденьких морячков, сошедших с причалившего неподалеку американского военного корабля. Совсем молоденькие парнишки, наверняка впервые попавшие сюда. Они бурно и в полный голос обсуждали какие-то покупки и то, хватит ли у них на это денег. Видно, решили, что никто, кроме них, тут английского не понимает. Ох, как они ошибались, эти молоденькие безусые мареманы!

— Здравствуйте, — вежливо обратился к ним Ника и для убедительности приложил руку к сердцу. — Чувствую, друзья, у вас возникли проблемы.

— Вам-то какое дело? — насупился первый из морячков, а второй даже отступил на шаг и сжал кулаки.

— Думаю, что друзьям нужно всегда помогать. — Ника улыбнулся как можно доброжелательней и развёл руками. — Меня не нужно бояться, я не враг.

— Откуда мы знаем? Идите своей дорогой, а мы своей! Тоже себе друг…

Морячки прошли мимо, но один, тот, который промолчал, всё-таки вернулся и виновато сказал:

— Вы уж простите его! Кларк — парень горячий… А чья-нибудь помощь нам и в самом деле нужна.

— Даже от врага? — усмехнулся Ника.

— Да какой вы нам враг! — рассмеялся парень и поманил к себе товарища. — Нет у нас врагов. А вы кто такой?

— Я из Греции, а родился в России. — Ника полез за паспортом, но парни отмахнулись. — Услышал вашу речь и дай, думаю, помогу парням… Не беспокойтесь, денег за помощь не попрошу. Вы, кажется, что-то хотели купить? У меня есть свободное время. Правда, я и сам на Кипре гость, но помогу, чем смогу…

Вместе с морячками он часа два бродил по разным лавочкам — сувенирным, одёжным, обувным. И только под вечер, когда те стали поглядывать на часы, затащил их в какую-то забегаловку и заказал по кружке пива.

— Просьба у меня к вам, ребята, — начал он, едва все сделали по большому глотку пива и закусили маслинкой, — нужно мне каким-то образом связаться с вашим командиром…

— Если хотите наняться на судно, — сразу насупился Кларк, — то это не адресу. Мы военные моряки, а вам нужно какое-нибудь торговое судно. Так что…

— Нет, — замахал руками Ника, — я не морской волк, и у меня есть работа в Греции. Просто… я обладаю некоторой информацией, которая могла бы быть полезной вашей стране…

Ему очень не хотелось, чтобы его последние слова бодрые морячки приняли за шутку, но такого, кажется, не произошло. Парни переглянулись и неуверенно пожали плечами.

— Я подскажу, как это сделать. — Ника вытащил из кармана записную книжку и вырвал листок. — Вот мой номер телефона, и пусть кто-нибудь из вашего начальства позвонит мне, хорошо? Я буду на Кипре ещё пару дней, а потом вернусь в Грецию. Там этот номер тоже работает. Договорились?

Больше матросики ему были не нужны, поэтому он распрощался с ними и, сославшись на какие-то неотложные дела, отправился к себе в отель.

Но и в отеле спокойно сидеть он не мог. Проклятый телефон молчал, а ему не терпелось что-то делать, ведь самое ужасное — это ждать, а больше всего сознавать, что от тебя пока ничего не зависит. Хоть без всяких договорённостей езжай в Израиль, разыскивай этого загадочного Давида Бланка и выколачивай из него заветные тайны! А может… так и сделать?! И потом их уже предлагать кому-нибудь готовый товар?

Даже в ванной он не включал воду на полную катушку, чтобы из-за её шума случайно не пропустить телефонный звонок. Ночью спал плохо, несколько раз просыпался, и каждый раз его взгляд натыкался на молчавший телефон. Под утро всё же заснул, загадав, что резкий телефонный звонок в самый сладкий рассветный час заставит его подскочить с кровати, и вот тогда-то всё, наконец, пойдёт так, как задумывалось.

Но звонок раздался ближе к обеду, когда Ника почти отчаялся и прикидывал, что пора идти в авиакомпанию покупать билет домой — всё равно все сроки уже вышли.

— Приветствую тебя, мой брат, — в своей типичной вычурной манере поздоровался Хамид, — как тебе понравился Кипр? Ты здесь впервые?

— Всё хорошо, — пробормотал Ника и, нарушая ритуал многословных восточных приветствий, от которых Хамид так и не мог отказаться, столько времени прожив в Европе, спросил: — Как наши дела?

— О делах при встрече. Значит, так. К двенадцати часам возьмёшь такси и приедешь в отель «Санди-Бич» в туристической зоне недалеко от города. Рядом с бассейном найдёшь бар «Аква» и ожидай нас. Только… одна просьба: не переборщи с крепкими напитками, а то ты можешь…

Хамид сейчас припомнил их разгульное прошлое, когда Ника и в самом деле пару раз перебирал со спиртным, но всё это осталось там, в далёкой московском жизни, а сегодня Ника был совсем другим, нисколько не похожим на себя прежнего. Неприятно, что иорданец вспоминает о таких вещах именно сейчас. Снова решил поиграть в начальника? Ну-ну… Только бы денег срубить, подумал Ника, а потом пошлём его безо всяких арабских ужимок на три весёлые русские буквы. В Москве, насколько помнится, он этого так и не сделал, хотя не раз хотел — ой как хотел!

После звонка Хамида настроение улучшилось. Уже не было прежней безысходности и тоски, когда казалось, что вся твоя будущая жизнь зависит от проклятой мобилы — этой бездушной пластиковой коробки. Грохни её об стенку, и она моментально рассыплется, правда, потом не останется вообще никаких надежд…

Всё, хватит! Пора собираться. Хоть времени и достаточно, но лучше приехать в бар «Аква» заранее, осмотреться. Ника даже усмехнулся: теперь ему приходится изображать из себя чуть ли не шпиона из какого-то убогого фильма, хотя… чего ему опасаться в баре? И в самом-то деле, самая страшная опасность для него здесь — выпивка. Впрочем, цены в баре наверняка такие, что не разгуляешься…

На всякий случай он привёл себя в порядок — сменил рубашку, причесался и спрыснулся парфюмом. Перед неизвестным работодателем нужно выглядеть крутым перцем. Расхлябанному и неряшливому человечку и цена соответственная. А Ника не хотел продешевить.

Из отеля он вышел неторопливой походкой, небрежным жестом остановил такси и отправился в туристическую зону. Белоснежные корпуса отеля «Санди-Бич» были видны издалека. У толстых приземистых пальм, окружавших здания, Ника расплатился с таксистом и, убедившись, что времени ещё достаточно, отправился к морскому берегу. Но на пляж можно попасть только будучи постояльцам отеля, поэтому Ника углубился в сеть дорожек среди пальм и всевозможных бассейнов, потом немного постоял на полукруглом мостике над водой, откуда виден живописный бамбуковый настил над верандой бара с большими буквами «Аква» наверху.

В этот час в баре никого ещё не было, поэтому он не стал заходить внутрь, а расположился на одном из шезлонгов, цепочкой тянущихся вдоль бассейна, тоже пустого в это время. Пока полуденная жара не наступила, публика загорает на пляжах, потом основная масса переберётся сюда под навес на шезлонги.

И тут сотовый телефон зазвонил в кармане ещё раз.

— Я с Никосом говорю? — раздался незнакомый голос. — Вы просили с вами связаться. Я не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь. — Первый момент Ника даже не сообразил, кто звонит, но чистый английский, на котором говорят только янки, быстро развеял сомнения. — А с кем я, извините, разговариваю?

— Не догадываетесь?

— Догадываюсь…

— Так что вы хотели нам сообщить?

Так быстро переходить к главному, из-за чего он, собственно говоря, и добивался этого разговора, Ника был не готов. Но чего он ожидал иного? Вежливых и ни к чему не обязывающих восточных словесных красивостей? От кого — от американцев?

— Это не телефонный разговор. Хорошо было бы встретиться где-нибудь.

— Вы уверены, что нам надо встретиться? Ну ладно, — сразу согласился незнакомый собеседник. — Я найду способ, как с вами встретиться.

— Учтите, я буду на Кипре недолго — ещё день-два максимум.

— Где вы сейчас находитесь?

— Отель «Санди-Бич». Но я немного занят, а через пару часов смогу подскочить туда, где вам будет удобно. Вы только скажите…

— Не суетитесь. Оставайтесь там, где сейчас находитесь, мы вас найдём. — И в трубке сразу раздались короткие гудки.

Настроение у Ники повысилось настолько, что невольно захотелось тотчас нырнуть в бар и выпить за успех будущих переговоров, однако вспомнилось предостережение Хамида, и он только грустно покачал головой. Ну да ничего — что-нибудь в итоге обязательно выгорит, а уж тогда он оттянется по полной программе и никто ему слова не скажет! Всему своё время. А американцы… они вовсе не такие тупые и заносчивые ребята, как их повсюду выставляют. Быстро смекнули, что со мной стоит пообщаться!

Он глянул на часы, но до встречи с Хамидом и его протеже времени ещё было достаточно. Чем бы заняться? Ника решил пройтись вокруг отеля и заодно купить сигарет. Он снова пошёл по аллейкам, разглядывая ряды толстых, живописно подрезанных пальм, дугообразные мостики над ручейками, в которых плескались золотые рыбки, и уже чувствовал, что дело стронулось с мёртвой точки, нужно только не продешевить. Всеми этими красотами он скоро будет любоваться не как прохожий, которому указали прибыть сюда для встречи с кем-то, а… как кто? Не ответив на этот достаточно приятный вопрос, Ника вздохнул и вышел на тротуар к дороге, по которой стремительно проносились машины.

Машины были разные. Недорогих, правда, было больше, но он на них не обращал внимание. Ему и сегодня по карману какая-нибудь японская или корейская трёхлетка, а вот навороченный «лексус» или «феррари» последней модели — тоже вполне доступны, но… только как зрителю, чтобы полюбоваться со стороны и позавидовать его владельцу. Даже внутри посидеть пока не удавалось.

Ника и сам не заметил, как рядом с ним притормозил белый фургон с тонированными стёклами. Одно из стёкол опустилось, и из окна высунулась голова длинноволосого парня в тёмных очках.

— Вы Никос Ставрос? — спросил парень.

— Да.

— Мы с вами разговаривали полчаса назад по телефону.

— Вы американец?

Парень не ответил, лишь хмыкнул и поманил его рукой:

— Садитесь в машину! Здесь остановка запрещена.

Ника отрицательно покачал головой:

— Простите, но у меня есть кое-какие неотложные дела, которые я должен закончить. А потом могу поехать с вами куда угодно…

Договорить ему не дали. Из машины выскочили двое крепких парней в жёлтых комбинезонах дорожной службы, подхватили его под руки и затолкали в салон.

— Нет, братцы, так мы не договаривались! — кряхтел Ника, отбиваясь от них, но было бесполезно — парни были явно сильнее его.

— Будешь вести себя спокойно, через полчаса вернёшься сюда в целости и сохранности! — сообщил парень за рулём, трогаясь с места.

— А если не буду? — прохрипел Ника.

— Если не будешь? — парень усмехнулся, не оборачиваясь. — Тогда прямо сейчас выходи.

Ника вздохнул, потёр вывернутый парнями локоть и ответил:

— Ладно, поехали…

 

20

Израиль Сентябрь 2011

— Привет, акула пера, — быстро затараторил наконец объявившийся Сашка. — Вынужден извиниться за то, что втравил тебя в эту бодягу. Всё, что творится сейчас, это какая-то ерунда, поэтому я сам с этим завязываю и тебя прошу обо всём забыть. Никуда больше ездить не надо и ни с кем не общайся. С меня за хлопоты поляна…

— Что произошло? — удивился я.

— Нет времени объяснять, ты уж извини. Но одно повторяю: лучше нам выйти из игры. Ничем хорошим это не закончится! Думаю, ты понимаешь, о чём говорю. Всё, извини, побежал…

— Ни фига себе… — протянул я нерешительно и, лишь услышав в трубке гудки отбоя, наконец, выругался: — Сука ты последняя, Гольдман, после этого…

А ведь я уже раскатал губу встретиться с ним и выложить все свои злоключения — от гибели незнакомого мужика у кафе до обидного нахождения без штанов в логове «Аль-Каиды». Иными словами, свалить свои проблемы на него, и пускай он с ними разбирается. Но Сашку, как теперь выяснялось, больше ничего не интересовало, и он, как подлый Пилат, умывал руки. А я? Меня-то он оставлял на растерзание арабам или — кому там ещё захочется настучать мне по маковке! Мне даже не удалось вытащить из него, знает ли он об этих арабах что-нибудь, и потом… как обо всём забыть, когда мне выломали дверь в квартире и протащили без штанов по всему городу? Выходит, мне в этих играх и в самом деле уготована роль расходного материала? Весёленькая ситуация!

— Вот что, уважаемая, — сквозь стиснутые зубы выдавил я Софе, внимательно наблюдавшей за переменами, происходящими с моей прежде безмятежной физиономией, — высокое полицейское начальство велело сворачивать нашу плодотворную работу и катиться к чертям на все четыре стороны.

Минуту Софа удивлённо разглядывала меня и, наконец, выдала тираду, сразу напомнив мне мою бывшую супругу в самые апофеозные моменты наших внутрисемейных дискуссий:

— Они это что — серьёзно?! А дверь выбитую кто вставлять будет? А пропущенные дни на работе кто тебе оплатит? А бензин, потраченный на поездки?

— Не сыпь мне соль на раны! — окончательно разозлился я. — Лучше бы сказала что-нибудь приятное. А то вы все словно сговорились выдавать мне одни гадости!

— Я-то что? — сразу пошла на попятную Софа. — Я тебе враг? Нам бы сейчас не отношения выяснять, а подумать, как помочь Бланку.

— Кому?! Ему-то чего помогать? Он сам себя прекрасно защитит ото всех. А вот нам теперь, как я понял, на полицию рассчитывать нечего… Сволочь Гольдман — так ему и скажу, когда встречу!

— Так-то оно так, но… — задумчиво проговорила Софа, — на душе у меня неспокойно. Мы-то с тобой в городе, нам проще. А Давид? Сидит в своей деревне, а что творится за забором, наверняка не ведает. Если, конечно, не обладает даром предвиденья…

— Ну, ты, матушка, его уже в мессинги определила! — невольно усмехнулся я. — Что предлагаешь?

— Для начала нужно ему позвонить и узнать, как дела. Мы теперь в одной лодке. Если нам потребуется какая-то защита от бандюков, то искать её больше не у кого. Сам видишь, какая помощь от полиции… А его недоброжелатели — наши тоже. Он нам поможет, ну, и мы ему. Вместе весело шагать по просторам…

— Думаешь, Давиду от нас большая польза? — снова удивился я изощрённой Софиной логике.

— Какая есть. А в банк съездить он попросил именно нас. И общается только с нами…

— Не знаю, — вздохнул я и скомкал свою шпионскую газету. — Что-то мне не хочется играть в Санта-Клауса с получением и раздачей подарков. Мне бы сейчас дверь в квартире починить, вернуться к нормальной человеческой жизни и забыть все эти приключения, как кошмарный сон. Так и полиция велит.

— А получится? — поддела меня Софа.

— Получится! — отрубил я и сразу вспомнил о деньгах, полученных от арабов. Едва ли эти ребятки легко от меня отвяжутся. Я уже немного изучил эту публику: даже захочешь им деньги вернуть, ни за что не возьмут… На душе сразу стало тоскливо и неуютно. Честно признаюсь, возвращать тысячу не хотелось, однако лицезреть «Усаму» с его братвой не хотелось ещё больше.

И, словно в подтверждение моих опасений, в моём кармане зазвонил сотовик.

— Узнаёте? — донеслось из трубки. — Это Виктор. Как самочувствие?

— Хуже, чем до разговора с вами, — мрачно пробурчал я и хамовато прибавил: — Сейчас я очень занят и не могу разговаривать! Давайте отложим разговор.

— Уловил вашу иронию, батенька! — рассмеялся Виктор. — Тем не менее, минутку из своего драгоценного времени уделите. Вы же понимаете, что просто так я звонить не стану.

— Что вы хотите?

— Я пошлю к вам сегодня нашего человечка с ноутбуком, и вы с ним возьмёте из банковской ячейки диск, скопируете в ноутбук и вернёте его на место. Простенько и со вкусом. Чтобы никто ничего не заподозрил. Я имею в виду нашего подопечного.

— Говорю же вам, что у меня нет даже минуты свободной! — принялся я отчаянно сопротивляться.

И тут же в игривом тенорке Виктора прорезался металл:

— Для меня найдёте… Или за вами послать вчерашних ребятишек? У вас с ними уже налажен контакт, как понимаю. Уговаривать не придётся.

И тут мне стало по-настоящему плохо. Если раньше я рассчитывал на Гольдмана, хоть он и пальцем о палец не ударил, чтобы как-то помочь, кроме, конечно, втыкания в воротник бесполезного микрофона, то теперь никакой надежды не было. Максимум, что можно ждать от нашей доблестной полиции, это опознание в скором будущем моего тёплого трупа и отправки его на казённый счёт в морг. Учитывая же, что разбираться никто ни в чём не собирается, — я в этом уже уверен! — то возникновение трупа спишут на самоубийство в результате типичного репатриантского депрессняка…

— Что решаем? — вкрадчиво напомнил о себе Виктор.

— Подъезжайте…

— Этого нельзя допустить! — вдруг взбеленилась Софа, внимательно прислушиваясь к нашему разговору по телефону. — Как ты смог им что-то пообещать? Чтобы наше еврейское ноу-хау попало во враждебные арабские руки?! Они же всё это потом обратят против нас! Сейчас же звоню Давиду и всё ему рассказываю!

И тут я вышел из себя окончательно:

— Тебе, подруга, легко играть в патриотизм, ведь не тебе надавали по голове и выломали дверь в квартиру! Да, твой дверной замок тоже покарябали и вдобавок попугали меня тем, что тебя убили! Но тебе не кажется, что ещё день-другой — и мою квартиру развалят окончательно, а на развалинах найдут тёплый трупик твоего компаньона, который сыграл перед смертью в Мальчиша-Кибальчиша? Да и тебя не забудут…

— Что ты городишь?! — возмутилась Софа.

— И, между прочим, — почти в полный голос орал я, — тот же Давид говорил, что на этом поганом компьютерном диске никаких секретов нет! Дам его переписать арабам, и пускай они заткнутся — ломают себе голову над его содержимым…

— А потом, — продолжила Софа мои слова, — снова настучат тебе по голове, чтобы ты помог им этот ребус расшифровать. Что тогда скажешь? Поедешь к Давиду за разгадками?

— Тут и без арабов полно желающих, — начал постепенно остывать я, — тот же Гольдман…

— А кто ещё, кроме арабов, знает про диск?

— Не знаю. Но народу, чувствую, до фига…

Наконец-то наступило некоторое затишье в нашем горячем диалоге, и только сейчас я обратил внимание на то, как на нас с интересом поглядывают проходящие мимо полицейские, ведь мы по-прежнему находились на их территории.

— Пойдём отсюда, а то чего доброго… — вздохнул я, и мы пошли к выходу из полицейского управления. Находиться здесь дальше вряд ли стоило, хотя именно тут была для нас хоть какая-то иллюзия безопасности. Особенно когда не знаешь, кто за тобой охотится и сколько вообще этих охотников.

— Я абсолютно уверена, — по-прежнему не успокаивалась Софа, — если этот диск попадёт в руки врагов, то это будет катастрофа! Мы даже представить не можем, что может случиться, попади изобретения Давида к каким-нибудь арабам…

— «Зачихаемся» до смерти? — Я немного повеселел, представив, как мы беспрерывно чихаем, а какие-нибудь террористы в противогазах прячутся за углом, с интересом наблюдая за нами. — А если изобретения Давида попадут к нашим родным солдафонам, то тогда уже мы «зачихаем» всех наших недругов! То-то весело будет!

Но шутками отвлечь Софу от её мрачных прогнозов не удавалось.

— Ну, никакого понятия у человека! — всплеснула она руками. — Если Давид держит свои изобретения в секрете, значит, у него есть на то веские причины! Или он их не довёл до нужной кондиции. А может, они и в самом деле представляют такую опасность, что лучше их скрывать! Это и ежу понятно…

— Ежу-то понятно, — скрипнул я, — а я не ёж, и мне собственная шкура дороже какого-то диска…

Софа обиженно отвернулась, и некоторое время мы шли по улице молча. Но долго молчать она не могла.

— В нашей незавидной ситуации выход один. Хочешь не хочешь, а надо заявлять в полицию. И обращаться не к твоему хвалёному Гольдману, а к какому-то более ответственному лицу. Пускай с арабами и всякими шпионами, охотящимися за секретами, разбираются те, кому по штату положено. Да и тебе будет поспокойней. Голова целее будет.

— Может, ты и права, — кивнул я и почесал шишку на маковке.

Но вернуться в полицию нам не удалось, хоть мы и отошли от неё совсем недалеко. Снова заверещал мой мобильник, и Виктор напомнил, что человечек с ноутбуком дожидается меня у входа в банк, и я должен поспешить. На всё про всё мне отпущено десять минут.

— Ну, что делать? — Я беспомощно огляделся по сторонам, будто уже шёл на эшафот.

— Я поеду с тобой, — распорядилась Софа, — хочу сама посмотреть на эту публику…

— Может, не надо? — заныл я. — Драпанём лучше куда-нибудь, где нас не найдут, и мобильник я выключу…

— Не выход! Снова на крышу захотел? И сколько мы будем прятаться? — Софа решительно подошла к моей машине и распахнула дверцу.

По дороге в банк меня вдруг осенило.

— Слушай, — сказал я Софе, — я же работаю в охране…

— Ну и что?

— У меня есть служебный пистолет. — Я глубокомысленно похлопал по автомобильному бардачку. — Я его храню здесь, и никто об этом не знает. Это самое надёжное место… Конечно, по закону я обязан дома оборудовать сейф для его хранения, но где на это взять денег бедному охраннику?

— И на ночь в машине оставляешь?

— А кому придёт в голову, что в такой старушке может быть спрятано оружие? Только полному идиоту!

Софа с сомнением покачала головой и скрипнула:

— А если машину угонят?

— Сяду в тюрьму! — жизнерадостно пообещал я. — Тут уже вкатают по полной программе! Но пока — тьфу-тьфу! — такого не было.

— И ты своим пистолетом, как я поняла, собираешься отстреливаться от врагов? — грустно предположила Софа, недоверчиво покачав головой. — Забыл, горе-охранник, про свою пушку? Лучше застрелись!

Тон её мне совсем не понравился:

— Всё, хватит! Уже и пошутить нельзя! Ни в кого я стрелять не собираюсь. Всё, забыли…

К банку мы подъехали в самом мрачном расположении духа. А чему радоваться, когда ситуация тупиковая? Я словно попал в тиски, вырваться из которых без потерь нельзя, и при каждом моём трепыхании они стягиваются всё туже и туже.

Парня с компьютером под мышкой мы заметили издалека. Все вокруг спешили — заходили и выходили из дверей банка, а он неподвижно стоял рядом с охранником и поглядывал на большие электронные часы над дверями. То, что он мало походил на араба, ничего не меняло. Виктор — тот тоже не арабских кровей.

— Пойдём вместе, — сказала Софа, когда мы притормозили на стоянке. — Всё-таки и я имею к диску кое-какое отношение.

Я хотел возразить, но было ясно, что никакие возражения не принимаются. Худо-бедно Софу я уже изучил и понимал, что если она вбила себе в голову что-то, то её не переубедить.

— Только не бери с собой пистолет! — предупредила она.

— Меня с ним и не пропустят! — невесело рассмеялся я. — Внутри банка нам ничто не угрожает.

— Ну, хоть за это нашим банкам спасибо…

Именем парня с ноутбуком я принципиально не интересовался. Наверняка бессловесный исполнитель на уровне мордоворотов, бивших меня по голове. Такая публика выполняет своё задание, получает деньги за работу и — до свидания. Или её находят в каком-нибудь овраге с простреленным затылком — это я вообразил по киношным детективам, хотя… если бы всё происходило как в кино, но по ту сторону экрана! Я тайком покосился на Софу и прикинул, что бы она сказала, заикнись я о фильмах.

Втроём мы прошли внутрь банка, и по дороге к ячейкам Софа еле слышно шепнула мне:

— Ты и в самом деле дашь ему скопировать диск Давида?! Одумайся!

— Отвяжись! — грубо оборвал я её. — И без тебя тошно!

Ячейка долго не открывалась, видно, что-то заело в замке. Руки у меня дрожали, и это сразу заметили Софа и парень. Наконец, ключ провернулся, и дверца распахнулась.

Мы одновременно ахнули: ячейка оказалась пустой, никакого диска в ней не было…

 

21

Кипр, август 2011

Сидеть между плотно сдавившими его парнями в жёлтых комбинезонах было неудобно, но Ника помалкивал, потому что ему уже предлагали выйти из движущегося в неизвестном направлении фургона, а этого как раз не хотелось. Первое время он смотрел в окно и пробовал запомнить дорогу, по которой его везли. Но местность была незнакомой, и спустя некоторое время он просто стал размышлять на отвлечённые темы и прикидывать, как построит разговор с американцами и какую сумму заломит за поиски Давида Бланка. И ещё очень важно не выложить сразу всё, что известно об изобретениях израильтянина, чтобы американцы не догадались, что можно спокойно обойтись и без него. Правда, он не знает практически ничего, но ведь ни американцам, ни приятелю Хамида об этом не известно! Тем не менее, вон как все засуетились даже от такой крохотной информации. Что-то в этом есть, хотя самой информации, в принципе, ноль без палочки. Главное, самому не проколоться на каком-то пустяке…

— Приехали, — сказал длинноволосый и повернулся к Нике. — Дальше вы сами. Вот по этой дорожке до ворот, а там позвоните, и вам откроют.

— А к кому мне надо? — на всякий случай спросил Ника.

— Вас там ждут…

Внутри фургона работал кондиционер, но на улице ближе к полудню было жарко. Ника пробежал по дорожке, проложенной от шоссе, через зелёный газон и огляделся по сторонам.

Район, куда его привезли, был старый и застроенный невысокими, максимум один-два этажа каменными домами в колониальном стиле. Из-за невысоких декоративных оград повсюду выглядывали аккуратные садики с беседками, скамейками и клумбами. Этот район наверняка заселяли люди с достатком выше среднего.

Добежав до калитки, на которую ему указали, Ника остановился перевести дыхание и осмотреться. Раньше, когда он оказывался в местах, населённых зажиточной публикой, он старался никак не реагировать на эти пряничные дома и откровенное бахвальство перед случайно попавшим сюда человеком, которому такая роскошь не по карману. Сегодня же Ника поглядывал на это несколько свысока и даже процедил сквозь зубы совсем неожиданно для самого себя:

— Всё это у меня будет! И побогаче, чем у вас, и район выберу покруче… Будет, не сомневайтесь!

Калитка бесшумно распахнулась, и он прошёл через маленький дворик с зелёной лужайкой, посреди которой под разноцветным навесом стоял белый пластиковый стол со стульями, к дому, на крыльце которого, сложив на груди руки, ожидал его коротко стриженый мужичок неопределённого возраста в очках.

— Здравствуйте, Никос! — сказал он бесцветным голосом. — На каком языке предпочитаете общаться — на английском, греческом или… — он слегка ухмыльнулся, — на русском? Прошу в дом…

Имени собеседника Ника так и не узнал, хотя с самых первых фраз успел выложить свою заготовку, и она, как ни странно, не произвела на мужичка в очках никакого впечатления. Более того, он почему-то спрашивал не об изобретателе нового оружия, а о самом Нике — кем работал в Москве, как обустроился в Греции, чем собирается заниматься дальше. Если почти на все вопросы Ника отвечал без запинки, то о планах решил пока не говорить, чем развеселил собеседника. А что он мог сказать?

Наконец, наступила некоторая пауза, после которой, по предположениям Ники, должно было произойти главное. Его собеседник должен сообщить, интересно ли ему предложение разыскать изобретателя в Израиле, и вообще — продолжать ли Нике распинаться перед ним? Видимо, пора брать инициативу в свои руки.

— В общем, так, уважаемый, — Ника демонстративно потёр руки и посмотрел на часы, — у меня время ограничено, и если вам не подходит моё предложение, то есть люди, которым оно интересно. Что скажете?

Лицо собеседника оставалось по-прежнему невозмутимым, однако во взгляде мелькнула смешинка.

— Мы обдумаем ваше предложение, — ответил он. — Решение принимаю не я, а начальство. Мы найдём вас.

— Я буду на Кипре ещё день-два, не больше, — напомнил Ника.

— Мы вас и в Греции найдём.

— Хотелось бы заранее обсудить финансовую сторону…

— Об этом поговорим в случае положительного решения вашего вопроса.

Казённый язык и полная невозмутимость собеседника навевали на Нику смертную тоску. Ему уже хотелось поскорее распрощаться с ним и выйти на воздух к зелёным лужайкам и клумбам с цветами. Совершенно непонятно, почему реакция мужичка такая нейтральная. Или Ника где-то прокололся?

На улицу он вышел один, без сопровождения. Хоть собеседник на прощание и удостоил его своим рукопожатием, но довёл только до дверей и невозмутимо захлопнул их, едва Ника вышел. Хорошо хоть фургон, на котором его привезли сюда, не уехал, и на нём Ника благополучно вернулся к отелю «Санди-Бич». Молодцов в жёлтых комбинезонах уже не было, и даже длинноволосый шофёр ничего не ответил на прощание, лишь кивнул головой и помахал рукой.

Вернувшись на шезлонг у бара «Аква», Ника облегчённо вздохнул и стал обдумывать ситуацию.

В принципе, ничего страшного не случилось. Американцев понять можно. Кто он для них? Как бы он сам отреагировал на незнакомого человека, который предлагает съездить куда-то — причём адреса не называет! — и разыскать изобретателя какого-то уникального оружия? А ведь этот человек должен быть, как минимум, специалистом если уж не в оружейном деле, то, по крайней мере, в механике или бизнесе! Ника всего лишь экскурсовод, случайно подцепивший интересную тему у русской туристки. Тут не нужно особой проницательности, чтобы не догадаться с первого взгляда, что он представляет собой!.. Как бы он повёл беседу с таким самозванцем? Конечно, выслушал бы, но давать денег?! Наверняка им нужны какие-то реальные доказательства того, что это не обыкновенная разводка. Лично он и слушать такого человека не стал бы, а предложил ему отправиться и принести то, что так горячо рекламирует, и деньги заплатить по факту!

И опять, который уже раз за последнее время, настроение испортилось, хоть в петлю лезь. Как же это он с самого начала не смог предположить, что будет именно такая реакция на его рассказ?! За одну идею никто и ломаного гроша не отстегнёт. Нужно всё-таки самому ехать в Израиль, а до этого найти денег на поездку, которых и сейчас-то, на Кипре, хватает только на самые скромные расходы…

Глянув на часы, Ника удивился: ему-то казалось, что этот почти киношный эпизод с заталкиванием в фургон, быстрой поездкой к «американскому резиденту» (а к кому же ещё?) и возвращением к отелю, длился, по крайней мере, часа два-три, а прошло всего минут сорок! Хоть времени до встречи с приятелем Хамида почти не оставалось, однако и торопиться уже не надо. Резво же американцы вопросы решают, вот только была бы польза от этих решений…

Бодрым шагом Ника прошёл в отель мимо дремлющего охранника и прямым ходом отправился в туалет. Там умылся, разгладил рубаху, слегка измятую в фургоне, внимательно оглядел свою внешность в зеркале и, вернувшись в фойе, присел в кресло у декоративного фонтанчика. Лучше дождаться звонка Хамида здесь, а не на лавке даже в таком роскошном месте, как бассейн у отеля.

Хамид позвонил ровно в двенадцать. Извинился, что не может прибыть вовремя, но через десять-пятнадцать минут будет обязательно. Ника даже удивился его пунктуальности, ведь в Москве, насколько он помнил, опоздание на час-два для иорданца было в порядке вещей.

А потом всё опять завертелось в таком сумасшедшем ритме, что Ника перестал следить за временем. Хамид подскочил за ним на такси, и они укатили в порт, куда уже прибыла яхта работодателя. По дороге Хамид почти ничего не говорил, а на вопросы Ники отвечал односложно и только отмахивался. Чувствовалось, он волнуется, и это было вдвойне странно, потому что раньше его невозмутимости можно было лишь позавидовать — в какие они переделки ни попадали в Москве, везде он был спокоен, твёрд и немногословен.

А тут его словно прорвало:

— Слушай, брат, когда с тобой начнут разговаривать, ты всё выслушай до конца, отвечай на вопросы просто и без твоих любимых шуток-прибауток, а главное, ни в коем случае не возражай. Что-то не понравится — лучше потом мне скажи, и я всё улажу с Эмиром. Договорились?

— С кем? — невольно усмехнулся Ника. — Я буду на приёме у эмира Катара? Или Омана? Или ещё какого-нибудь нефтяного олигарха? На корабле, отлитом из золота?

— Хватит! — с пол оборота завёлся Хамид. — Если тебе говорят, что нужно придержать язык за зубами, то так и делай… Знал бы ты, каких трудов мне стоило уговорить этого человека встретиться с тобой!

— Ну да, — огрызнулся Ника, удивлённый такой реакцией, — каждая его минута миллион стоит!

— Может, и больше. Только если ты ляпнешь что-нибудь не то, то, уверяю тебя, твоя жизнь не будет стоить ломаного гроша!

— Ого, ты мне угрожаешь?! — удивился Ника. — Что-то мне с твоим приятелем уже встречаться не хочется…

И уже второй раз за сегодняшний день Нике поступило предложение, принимать которое в его планы никак не входило:

— Можешь прямо сейчас выйти из машины! Тогда я скажу Эмиру, что ты обманул и не явился… Мне, конечно, будет стыдно выслушивать упрёки в том, что я подвёл уважаемого человека, но ты… ты навсегда останешься голодранцем, уж я об этом позабочусь. С такими вещами не шутят… Ну, выходишь?

Ника отрицательно покачал головой и оставшуюся часть дороги ехал молча, чтобы не злить и без того возбуждённого и злого товарища. У американцев всё было спокойно и без нервов, а тут что ни скажи — сразу лезут в бочку! Угораздило же его связаться с этими восточными ребятами, у которых мозги работают совсем не так, как у европейцев!

Яхта, на которой прибыл сюда неизвестный Нике Эмир, стояла у самого дальнего причала. Хоть Ника и никогда не интересовался яхтами, но эта ему понравилась с первого взгляда больше других. Лёгкая и какая-то воздушная, устремлённая вперёд, она была не такой большой и неуклюжей, как стоящие на соседнем причале две тяжеловесные посудины — может вовсе и не яхты, Ника же не специалист! Но именно такую выбрал бы он для себя, если бы ему предложили выбирать кораблик по себе.

После того, как они отпустили такси и пошли к трапу, Хамид на мгновенье придержал Нику:

— Помнишь, о чём мы договаривались?

И хоть они ни о чём конкретном не договаривались, Ника послушно кивнул головой и стал следом за ним подниматься по шаткому настилу трапа.

Так же, как и снаружи, внутри яхты было всё белым. По янтарно-поблескивающей палубе они прошли к каютам, и Хамид осторожно постучал в дверь. Дверь распахнулась и наружу высунулась голова какого-то очень уж невзаправдашнего матроса — яркая полосатая тельняшка на широкой груди, а на голове клоунская бескозырка с помпончиком на макушке. Обменявшись с ним несколькими короткими фразами на арабском, Хамид проскользнул внутрь и жестом попросил Нику подождать снаружи. А спустя минуту дверь распахнулась, и он поманил Нику.

Пройдя по короткому коридору, они остановились у тёмной дубовой двери, украшенной восточной резной вязью. После слепящего солнца снаружи и мрачноватого коридора, где разглядеть почти ничего не удалось, каюта была залита мягким желтоватым светом, льющимся из матовых плафонов на потолке. Ника огляделся по сторонам и остановил свой взгляд на лысом, гладко выбритом старике, сидящем в кресле посреди каюты.

Старик пристально разглядывал его своими карими и одновременно прозрачными глазами, но ни одного слова пока не произнёс.

— Расскажи ему о себе, — шепнул Хамид, — говори по-арабски.

— Меня зовут… — послушно произнёс Ника, но старик перебил:

— Я знаю, как тебя зовут. Расскажи, что ты хочешь от меня?

— У меня есть интересная информация об открытиях одного человека, живущего в Израиле. Это оружие, которого пока нет ни у кого…

— Ты разбираешься в оружии? Или ты знаешь, что есть сегодня у американцев или русских?

— Ну, не совсем… Но того, что придумал этот человек, наверняка ни у кого нет.

— Ты уверен?

Ника поглубже вдохнул воздуха и кивнул:

— Уверен.

Некоторое время старик молчал, потом глянул на Хамида:

— Принеси ему стул. И попроси сделать кофе… Я понял, ты хочешь получить от меня деньги за информацию об оружии. Интересно, что будет, если твои слова окажутся неправдой?

— В любом случае в этом необходимо убедиться. — Ника почувствовал, что старику интересно, поэтому решил действовать более нагло. — Если вы сейчас мне не поверите, то что вы скажете, когда это подтвердится, а вы к этому уже не будете иметь никакого отношения?

— Резонно. — Старик подождал, пока Ника усядется на принесённый Хамидом стул, а затем отпил кофе из крохотной белой чашечки, появившейся спустя секунду на низком журнальном столике. — Я хочу знать всё, что тебе известно об этом человеке из Израиля.

— Я о нём знаю немного, — честно признался Ника, — но знаю, как разыскать его и войти в контакт…

— Какая гарантия того, что своими изобретениями он не поделился с израильтянами?

— Если бы поделился, все бы уже узнали об этом…

— Что ты предлагаешь?

— Одно из двух. Или вы покупаете у меня информацию, и я уезжаю домой. Или…

— Ты хочешь поехать в Израиль и выйти на него сам? И это, естественно, будет стоить дороже?

— Ну, примерно так.

— Деньги, как я понимаю, ты истратишь в любом случае, а если всё это, повторяю, в итоге не будет стоить и ломаного гроша?

Об этом Ника не задумывался. Он почему-то сразу и безоговорочно поверил Светлане, но лишь сейчас начал понимать, что в те достославные времена знакомства с Давидом Бланком она была совсем девчонкой, и что она понимала в оружии? Секретность чертежей, которые она копировала, едва ли гарантия того, что это действительно новшество, за которое можно просить деньги. Мало ли что Светлане взбрело тогда в голову. А сегодня, по прошествии стольких лет… Вполне может случиться, что Ника, поверив в чужие сказки, сам себя подведёт под монастырь, а этим арабам отрезать голову кому-то раз плюнуть…

Он вздохнул и посмотрел старику прямо в глаза:

— Вы, наверное, ждёте, что я сейчас стану клясться, мол, дело верное и никаких осечек не будет? Нет, в стопроцентном успехе я не уверен. Всё-таки прошло время, всякое могло случиться. Может, и самого изобретателя уже нет в живых…

— Зачем же ты тогда пришёл? — В глазах старика промелькнули смешинки. — Хочешь продать мёртвого ишака по цене живого верблюда?

— Просто это шанс, который я бы не стал упускать. Я бы и сам поехал и разыскал его, но нет денег…

— Шанс, говоришь? — старик слегка нахмурился, но разглядывал Нику с интересом. — А если всё-таки вся эта затея закончится неудачей? Что мне тогда с тобой делать? Ты же пришёл просить денег и, как я догадываюсь, немалых?

Что ответить, чтобы не вылететь с этой красивой яхты сразу, Ника не знал. Он отвёл глаза и стал рассматривать богатое убранство каюты. Ох, как тяжело разговаривать с людьми другой ментальности!

— Поступим так, — спустя некоторое время проговорил старик, — я дам тебе денег, и ты поедешь в Израиль разыскивать своего изобретателя. Но поедешь не один, и это будет не Хамид. Ты найдёшь изобретателя и сделаешь так, чтобы мой человек смог забрать его привезти ко мне. Как это сделают, не твоё дело. Главная твоя задача — убедиться, что он действительно представляет для меня интерес, и войти с ним в контакт. Чем интересней он для меня окажется, тем больше денег получишь в конце. Ты меня понимаешь?

— А если выяснится, что свои изобретения он передал израильтянам? Будет ли он тогда представлять интерес?

— Прежде всего, узнай, что это за изобретения, а я уж сам решу… Всё, можешь идти.

— Но мы с вами пока не обсудили… — торопливо заговорил Ника, однако Хамид потянул его за рукав:

— Идём! Всё решим позднее…

Очутившись на палубе, Ника первое время ничего не видел вокруг себя из-за яркого солнца, а потом развёл руками:

— Объясни, Хамид, что происходит? Куда я попал? Что это за эмир, и почему я должен стоять перед ним, как провинившийся школьник? И почему я ещё ни о чём с ним не договорился, а уже что-то обязан? И потом… на какие шиши я поеду в Израиль? Он меня, что ли, на своей яхте подбросит?

Но Хамид, ничего не говоря, направился к трапу и поманил его рукой:

— Идём! Сейчас мы спускаемся на берег и возвращаемся к тебе в гостиницу. Когда понадобимся, нас позовут. Главное, и это запомни хорошо — задавай поменьше вопросов. И всё будет как надо. Если Эмир пообещал что-то, значит, так оно и будет. Получишь и ты свои деньги, и я за то, что вас свёл. — И прибавил совсем уже по-московски: — Только ты, брат, не подкачай…

 

22

Израиль Сентябрь 2011

— Ничего страшного не произошло, — бодро отреагировал Виктор на наше сообщение о пропаже диска из банковской ячейки. Он подъехал к банку на своей машине точь-в-точь к нашему появлению из дверей. — Что-то подобное я предполагал как один из вариантов дальнейшего развития событий. Садитесь ко мне…

В его словах было столько уверенности и даже властности, что мы с Софой послушно сели к нему в машину. Он тотчас тронулся, и мы медленно поехали по улице.

— Вечером заберёте свою машину, — усмехнулся Виктор и впервые посмотрел на Софу. — Меня зовут Виктором, а с вами, девушка, я уже заочно знаком. Ведь ваш коллега рассказывал обо мне, да?

— Что-то рассказывал, — мрачно подтвердила Софа. — А откуда вы про меня знаете?

— Работа такая, — снова усмехнулся Виктор, — про всех знать…

— Куда мы едем? — осторожно поинтересовался я. — Опять на ковёр к вашему «Бин-Ладену»?

— К кому?! Ах, вы вот про кого… Нет, не к нему. — Виктор цыкнул зубом и рассмеялся уже в полный голос. — Этого вашего кровожадного террориста зовут Никосом, и никакой он не араб, а грек. И, кроме того, он такой же обыкновенный исполнитель, как мы с вами.

— Вот оно что, — протянул я и принялся раздумывать, что это меняет. Всё-таки получать по голове от грека, а не от араба, совсем иное дело, хотя ничуть не полезней для здоровья. — Ну, и на кого этот ваш грек работает? На какую-нибудь индонезийскую разведку?

— Спросите у него, — окончательно развеселился Виктор. — Нет, к нему мы не поедем. Хотя, если хотите…

— Нет-нет! — в один голос с Софой почти прокричали мы, а я даже покосился на Софу: уж, она-то причём, если и в глаза не видела этого бровастого Никоса! И я очень рассчитываю, что не увидит.

Некоторое время мы ехали в тишине, потом Виктор сообщил:

— А поедем мы сейчас в гости к нашему любимому Давиду Бланку. Пора уже и мне с ним познакомиться.

— Ну, а вы, уважаемый, на кого работаете? — не удержался я. — А то я запутался: полиция, налоговая инспекция — это с израильской стороны, потом какие-то арабы, теперь греки… Хоть вы-то, Виктор, что-то можете сказать конкретное? Вы за кого — за белых или за красных? Или за анархистов?

И опять на некоторое время в машине наступила тишина. Виктор сосредоточенно вертел баранку и, лишь выехав на просторную главную улицу, ядовито поинтересовался:

— А что, мы уже друзья с вами? Почему я должен вам что-то рассказывать? У вас, как я понял, только один товарищ — полицейский, который втравил вас в эту историю. Между прочим, не будь его, я вас и знать не знал бы… У своего полицейского и спрашивайте, кто за кого.

— Так это он вас на меня вывел?

— Ещё чего! Он обо мне не подозревает. Как у вас тут любят говорить: оно мне надо?

— У нас? М-да… — Последние его слова меня несколько насторожили: вряд ли этот русскоговорящий Виктор гражданин Израиля, если так говорит. Но кто он — ещё одна заинтересованная сторона? Не много ли игроков в этой дурацкой игре, где никто до конца не уверен, что получит в качестве приза что-нибудь дельное? А стопроцентно проигрываю пока один я…

— И всё-таки… — Мне хотелось, пока мы едем, выпытать побольше у этого загадочного Виктора, однако он меня оборвал:

— Я и так рассказал больше, чем следует. Не увлекайтесь сбором информации о том, чего вам знать не положено. Это всегда опасно. Искренне советую сделать всё, что от вас требуется, получить обещанные деньги и свалить в туман. Самый лучший для вас вариант.

Я покосился на Софу и спросил:

— И после этого вы сразу от меня… от нас отвяжетесь?

— Пока вы в роли простого исполнителя — да. Но если будете повсюду совать нос, то что нам остаётся? Вы же детективов по телевизору насмотрелись и знаете, что от тех, кто много знает, избавляются первым делом. Чик — и нет больше знатока…

Хоть я и не рассчитывал на миролюбие с его стороны, мне стало по-настоящему не по себе. О таких вещах мне пока никто не говорил… Эх, где моя куртка с микрофоном? Услышал бы его слова Сашка, непременно пришёл бы на помощь. А иначе для чего полицейские?

— Мы и в самом деле едем к Давиду Бланку? — для чего-то принялся уточнять я.

— Да.

— А моя машина? Он же знает, что я приезжаю на ней, и другой у меня нет. Ваша машина его насторожит.

Виктор краем глаза посмотрел на меня и ухмыльнулся:

— Верно рассуждаете! Поэтому мы и не будем въезжать в поселение, а остановимся неподалёку. Наш человек подгонит вашу машину, вы в неё пересядете и проследуете дальше.

— Я мог бы и сейчас пересесть в неё и поехать за вами. Зачем гонять туда-сюда какого-то человека?

— Ничего страшного. Да и вам не придёт в голову удирать от меня. Лишние телодвижения ни вам, ни мне ни к чему.

— Вы и об этом подумали…

— Конечно… на всякий случай.

Я вытащил из кармана связку ключей, на которой были ключи от моей машины:

— Не ведь ключи-то у меня!

— Ой, не смешите! — Виктор даже хохотнул для вида. — Вы считаете, что открыть и завести машину без ключей — большая проблема?

Крыть его было нечем. Видно, основательно ребята готовятся к любому повороту событий, просчитывают варианты. Мне б научиться этому качеству, да что сейчас говорить! Умел бы я, как шахматист, просчитывать ситуацию на два хода вперёд, не оказался бы сейчас в роли марионетки, которую дёргают за верёвочки всякие арабы, греки и их русскоязычные коллеги. Не уверен, что смог бы быть в роли кукловода, но в такую дурацкую ситуацию наверняка не вляпался бы.

Я покосился на Софу, которая мрачно сидела рядом со мной и о чём-то напряжённо размышляла. О том, что она что-то замышляет, чувствовалось по её молчанию. Я уже убедился, что при ином раскладе Новикова молчать не умеет — просто тогда она перестанет быть сама собой.

Не отводя взгляда от дороги, Виктор ехидно заметил:

— А что вы со своей дамой не общаетесь? Ведь вам же есть, что обсудить? Например, какой я негодяй и взял вас чуть ли не в плен. Ведь так? Не бойтесь, можете говорить всё, что хотите, я не помешаю. Включу даже музыку и не услышу, о чём вы будете секретничать.

И в самом деле, негодяй, невольно подумал я, почти читает мои мысли. Трудновато будет с ним бороться. А в том, что бороться придётся и никаким краем в союзники он не годится, и ежу ясно. И элементарным бегством от него не спастись. Везде он меня достанет и заставит поступать так, как ему нужно… Впрочем, хватит самоедства, нужно что-то придумывать, а то определил себя в тряпичные куклы и ещё жалуюсь на что-то!

Разложим очередной раз всё по полочкам. Не может быть, чтобы нельзя было найти выход из этой патовой ситуации. Итак, что мы имеем?

К любой неприятности я готов. Так мне, по крайней мере, раньше казалось. Ложь, грубость, коварство, даже измена близких и преданных друзей — с этим я как-то приспособился бороться с помощью острого языка и, надеюсь, кое-какого чувства юмора. Против одной вещи у меня нет противоядия — против откровенной наглости и хамства. Тут никакой юмор не помогает. Даже горький. Как говорят, против лома нет приёма. А наглость пострашней лома…

Виктор и остальные охотники за изобретениями Давида Бланка, действуют нагло, уверенно и почти ничего не опасаются. Вероятно, поэтому им так легко удаётся управлять мной. Просто я каждый раз теряюсь и не знаю, что противопоставить наглецу.

Я покосился на Виктора и поразился, насколько он уверен в том, что нам с Софой он не по зубам. Вон как сидит за рулём, лихо выписывает на приличной скорости виражи на загруженной дороге и что-то насвистывает в такт бормочущему приёмнику. У него-то есть запасные варианты для любого развития событий, а вот у меня нет. Но вряд ли он, аки бог Саваоф, может в начале знать со стопроцентной вероятностью то, что будет в конце! Какие-нибудь стандартные ходы — да, их можно предусмотреть. Значит… значит, нужно поступать нестандартно, чтобы нас не просчитали!

Придумав эту гениальную по свежести мысль, я ощутил себя прямо-таки Эйнштейном на детективном поприще. А что — курочка снесла яичко и может этим гордиться…

Но что сделать такого нестандартного, чего от нас с Софой не ожидают? Куда-нибудь слинять, где нас никто не найдёт? Нет, такой трюк не прокатит. Не отсиживаться же в самом деле всё время на крыше, куда наши преследователи рано или поздно заглянут! Смыться в какой-нибудь Таиланд и благополучно загнуться от безденежья и страха? Нет, надо играть в открытую и не по правилам. Будет у меня этакий импровизированный детектив не по правилам. Импровизированный — потому что в голову всё равно ничего не лезет, а не по правилам — потому что я никаких правил не знаю.

Вот, например. Приедем мы сейчас к Давиду. Виктор, ясное дело, попасть к нему не сможет. Он даже в поселение не въедет, потому что там у первого же встречного возникнет вопрос: кто таков? зачем прибыл? Да и свои документы он, как минимум, у солдата на въезде обязан засветить… Нет, на этом этапе никаких импровизаций не получится. Значит, мы, как он и планировал, дальше должны будем ехать на моей машине. Ага, тут уже появляется больше степеней свободы.

Встреча с Давидом. Наверняка следует рассказать ему все мои приключения без утайки. Его это не порадует, ведь он надеялся встретить во мне совсем другого человека — искреннего и добросердечного помощника, а оказывалось, вон какую змею на груди пригрел… Впрочем, если он человек умный — а я на это надеюсь, — то всё поймёт, и мы с ним обязательно придумаем, как выкарабкаться из этой трясины. Ведь для него лучше иметь в союзниках раскаявшегося шпиона, чем находиться в полном неведении, если он меня прогонит взашей. Каких гадостей настрогает этот выдворенный с позором предатель, одному аллаху известно, а совместными усилиями, притом с двойным шпионом в стане врага, можно сделать многое…

— Софа, — шепнул я боевой подруге, — нам надо выложить всё Давиду как на духу. Пусть бабахнет своим волшебным оружием по этим чертям…

— Я и сама об этом подумала, — отозвалась Софа. — Только бы до него поскорее добраться.

Я оглянулся и в заднем стекле разглядел свою родную машинку, неотступно ползущую за нами. Значит, Виктор не обманывал: мы и в самом деле поедем к Давиду без него. Ох, дайте мне только пересесть на своего резвого скакуна и выехать в чисто поле… то есть въехать в поселение. А там вы меня поймаете, как же! Хотя… кто его знает, что на уме у этого хитрого Виктора? Может, он и этот вариант развития событий просчитал. Ишь, каким Змеем-Горынычем сидит за рулём и ухмыляется!

Метров за пятьдесят до въезда на дорогу, сворачивающую с основной трассы к поселению, мы остановились. Виктор вылез из машины и потянулся, разминая затёкшую спину.

— Надеюсь, вы понимаете, о чём нужно вести беседу с Давидом Бланком? И потом, — он хитро подмигнул мне, — вы не забыли про деньги? Они ждут вас, и вы их получите сразу после возвращения.

— Уточните, что делать, — поспешно перебил я его, чтобы не заострять внимание Софы на деньгах, — а то ещё сделаю что-нибудь не так!

— Для начала попытайтесь выяснить у Давида, знает ли он об исчезновении диска из банковской ячейки. Если узнает от вас первого, ничего страшного. Наверняка этот диск — простая страховка, и информация о его изобретениях есть ещё где-то. Попытайтесь выяснить, на каких ещё носителях может храниться эта информация, но осторожно. Заподозрит Бланк, что вы чересчур активно интересуетесь его секретами, перепрячет так, что никто никогда не найдёт. Главная ваша задача — выманить его из дома. Наверняка ему нужно куда-то поехать — платежи в банке, почта, покупки и так далее, — а машины у него нет. Предложите подвезти, но опять же не настаивайте. Главное, повторяю, чтобы Давид ничего не заподозрил… Я бы, на вашем месте, изобразил человека, которого интересуют лишь деньги, и он готов помочь любому, кто попросит, за некоторую мзду. Жадные и глуповатые люди вызывают меньше подозрений…

— Спасибо за комплимент, — скрипнул я, — неужели я таким выгляжу?

— Очень даже, — усмехнулся Виктор. — И гримироваться не надо!

— А под каким предлогом мне его вытаскивать, если ему никуда не потребуется?

— Ну, к примеру, наплетите о какой-нибудь старушке, вашей знакомой, которая неизлечимо больна и не может с места сдвинуться. А помочь ей — ваша святая обязанность. Лечение Давида — последний шанс для неё. — Виктор внимательно посмотрел на меня, потом на Софу. — Не мне же вас, крутых детективов, учить, как это сделать? Что по этому поводу скажет ваш мозговой центр?

Я думал, Софа огрызнётся в ответ, ведь было весьма неприятно, что Виктор уже знает и об этом, но она отделалась молчанием.

Под пристальным наблюдением Виктора и компьютерного парнишки, пригнавшего мою машину, мы с Софой пересели в неё и покатили к воротам поселения. В боковое зеркало я видел, как Виктор прикурил сигарету и присел на капот своей машины, видимо, собираясь дожидаться нашего возвращения именно здесь, никуда не трогаясь с места. Я бы на его месте поступил так же.

— Ну, и что ты на всё это скажешь? — впервые заговорила Софа.

Я неуверенно пожал плечами и пробормотал:

— Одно пока скажу: выбитую дверь мне никто ещё не починил. И, по всей видимости, не собирается…

— Опять свою волынку затянул! — с досадой отмахнулась Софа. — Я спрашиваю, что делать будем?

— Мы уже решили: выложим всё Давиду, и пускай он решает. А с бандитами разбирается без нас. Мы свою часть работы выполнили, и у него к нам никаких претензий быть не может.

— Про какие деньги сейчас Виктор говорил? — вкрадчиво напомнила Софа.

— Они мне предлагают деньги за то, чтобы я им сдал Давида.

— И ты мужественно отказался? Ничего не брал у них?

— Не брал — вынудили взять. Сраную тысячу…

— Ты и в самом деле так дёшево стоишь?

Эта сопливая девчонка определённо пыталась довести меня до белого каления, хотя я и без неё уже был не рад этим иудиным сребреникам. Мало мне того, что я места себе не нахожу, так ещё она…

— Слушай, родная, я взял этот дурацкий аванс, потому что это был единственный шанс выбраться. Тем более, эти убюдки сообщили, что ты у них в заложниках. Так что и тебя надо было вытаскивать. Откажись я плясать под их дудку да ещё за деньги, неизвестно что бы они с нами сделали. И это вовсе не шуточки.

— А я-то и не знала, какой ты крутой перец! — усмехнулась Софа и покачала головой. — Круче тебя только…

— Дальше не надо! А то мы совсем разругаемся… — Я вдавил по газам, и мы поехали быстрее.

— Наверное, ты в чём-то прав, — проговорила Софа, задумчиво глядя вперёд. — Нужно всё рассказать Давиду. Может, он и не знает, какие страсти кипят вокруг него. Сидит в своей берлоге, изобретает потихоньку всякие привлекательные для бандитов штуки и отмахивается от незваных визитёров. Даже в банк не едет — в лом ему это скучное занятие, потому и просит об этом первых встречных…

— Это мы-то первые встречные?

— А ты себя уже в его друзья записал?

— Это точно, — горько усмехнулся я, — из-за этого «друга» я своего настоящего друга потерял… Даже не знаю, куда делся Сашка Гольдман! Позвонил — и снова испарился. Впрочем, что я тебе о нём говорю, когда ты его ни разу даже не видела!

Софа покачала головой и выдала фразу, услышать которую я хотел бы меньше всего на свете:

— Какой он тебе друг! Небось, начальство поручило разобраться с этой бодягой, а он почувствовал, что жареным запахло, и перевалил на тебя. По сути дела, подставил. Знал ведь, что ты ему по дружбе не откажешь! Ну, и кто он после этого?

И тут я уже взвился не на шутку. Даже машина стала петлять из стороны в сторону по дороге.

— Хватит грызть! Ты кто — совесть моя?! Вы меня определённо решили со света сжить! Не могу больше!..

Неизвестно, что бы я ещё наговорил, только дорога закончилась, и мы притормозили у ворот поселения.

 

23

Израиль, август 1995

Первые несколько месяцев в Израиле, хоть и были трудными и беспокойными, но Давиду понравились. Всё здесь было совсем не таким, как в родных неласковых уральских краях, но не было того отчаянного и тоскливого отторжения нового, про что он не раз задумывался в долгие недели ожидания отъезда.

У него были дальние родственники по отцовской линии, которые жили в Израиле уже лет тридцать, но всё это время Давид с ними не общался и даже не знал, в каком месте они живут. Он попробовал с ними связаться из Москвы, и ему помогли разыскать их телефон в справочной службе Еврейского агентства. Не без трепета он позвонил к ним и услышал стандартный ответ, мол, приезжай, родственничек, раз уж собрался репатриироваться, но учти, что жизнь у нас нелёгкая, мы не миллионеры, так что на особую помощь не рассчитывай. На первых порах поможем, подскажем, куда и как обращаться, но не более того. Никакой радости от грядущей встречи они не испытывали. Впрочем, на большее после стольких лет безвестности он и не рассчитывал.

Ну и Б-г с ними, беззлобно решил Давид, не хотят — не надо. Без них обойдёмся, ведь не он один приезжает сюда в одиночку. Как-нибудь утрясётся. Вон какие райские кущи обещают в Сохнуте — что-то да выгорит…

Поехал он в Беер-Шеву, где, по всеобщему мнению, условия для абсорбции более благоприятны. Там и комнату отдельную в общежитии для репатриантов обещали, и очереди в ульпан по изучению иврита почти не было. А главное, удалось узнать ещё в Москве, что перспектив для занятия научной работой на израильском Юге гораздо больше, чем в центре или в Иерусалиме. Свою работу он теперь иначе, как научной, уже не называл. Пачка ксерокопий на дне сумки под постельным бельём пока не распакована, но… грела душу.

Ивритом Давид занимался серьёзно, потому что понимал: на том уровне, на который он собирался выйти, русского языка не достаточно, а английский, так и не выученный в школе, ясное дело, тоже понадобится, но изучение его будет следующим этапом. А сейчас — светлая память библейским предкам, которые изобрели такой непокорный и не очень-то запоминающийся язык, но без него никуда не денешься…

Несколько месяцев, что Давид сидел за книгами и исправно исписывал тетради непослушными ивритскими буквами, не прошли даром. Ничего особенного с ним за это время не происходило. Да он и не торопил события, лишь пристально наблюдал за окружающими людьми — нет, не за собратьями по ульпану, которые были такими же пугливыми и неопытными репатриантами, боящимися в новой обстановке собственной тени. Он наблюдал за местной публикой — открытой и шумной, бесцеремонной и скуповатой, но не держащей камня за пазухой и всегда приходящей на выручку, если действительно нужно. Но одновременно он и понимал, что для достижения поставленной цели ему нужны в будущем совсем другие люди. Сейчас его худо-бедно понимают, и он понимает всех этих уличных торговцев, прохожих и всевозможных клерков, с которыми приходится общаться, однако для продвижения ему требуется вести диалог с такими людьми, которых на улице уже не встретишь, да и в кабинет к которым с бухты-барахты не попадёшь. Эти люди не живут по общепринятым правилам. Именно они принимают какие-то решения и создают эти правила. Одним из таких людей ему предстоит стать, если он хочет добиться успеха. Раньше это не удалось, а теперь удастся, Давид в этом уверен.

Первую попытку что-то изменить в стандартном для всех репатриантов распорядке жизни он сделал буквально на второй месяц после приезда, когда отправился в местное отделение министерства абсорбции и записался на приём к даме, заведующей устройством учёных. Дама его вежливо выслушала, что-то пометила в стандартном бланке и пообещала известить о результатах, когда что-то прояснится. Ответ, в общем, типичный, но Давид выходил от неё радостный и полный надежд. Первый шаг, наконец, сделан и дальше будет легче.

Прошёл месяц, другой, а никакого ответа так и не последовало. Тогда он отправился с повторным визитом к руководящей даме. Высидев длинную очередь таких же горемык, как и он сам, Давид повторно принялся объяснять в знакомом кабинете, кто он такой и что ему нужно. И ту же получил неожиданный и грубоватый отпор. Выяснялось, что дама его уже не помнит, мол, вас тут таких десятки и сотни, а я одна. Однако кое-какую информацию, господин Бланк, можете получить уже сейчас. Под категорию учёного вы не попадаете, потому что у вас нет научной степени, то есть никакие специальные программы вам не светят. Если хотите попасть на профессиональные курсы попроще — например, сварщиков или плиточников, то должны прежде закончить ульпан, а уж потом что-то просить и, тем более, требовать.

Выйдя от дамы, он решил для себя совершенно однозначно: сюда он больше не ходок, и всего, что нужно, будет добиваться в обход этих с виду вежливых и отзывчивых, а на самом деле чёрствых и по-казённому безразличных тёток. Всё, хватит, эти два визита он запомнит на всю оставшуюся жизнь!

Как ни странно, но после месяцев ожиданий и конечного отказа ему стало легче и, хоть желанной ясности не прибавилось, зато более чётко нарисовались его будущие шаги. Ничего ни у кого просить нельзя, потому что просьба как бы унижает перед тем, у кого просишь. А как это назвать иначе? Теперь любое общение — только на уровне делового предложения равного равному. Он не продаёт кота в мешке, и хоть его изобретения на прежней родине так и не пригодились военным, его вины в этом нет. Но там их хоть оценивали как новшество, а тут даже слушать не хотят… Но ничего, он заставит себя услышать.

Однако эта воинственность скоро улетучилась, потому что ходить и ежедневно накручивать себя крайне глупо. Лучше, стиснув зубы, всё делать шаг за шагом — выучить язык, найти какую-нибудь временную работу, чтобы оставалось время на пробивание своих идей. Впрочем, он пытался работать уже сейчас. Даже проработал некоторое время уборщиком на автостоянке супермаркета и сразу понял, что после такой работы не остаётся ни времени, ни сил что-то ещё делать в этой жизни.

Перспектива, что и говорить, безрадостная. Если не представится какой-то уникальный случай, который позволит разом изменить судьбу, то что ждёт его в будущем, когда закончатся пособия и на кусок хлеба нужно будет зарабатывать только собственным горбом? Кто, наконец, заинтересуется свёртком, до сих пор пахнущим ацетоном, на дне сумки, уже задвинутой на антресоли?

И этот случай представился. Правда, не такой, на который он рассчитывал, но всё равно это был шанс. Как-то под конец работы он помог объясниться с кассиршей в супермаркете незнакомой девушке. Видно было, что она в стране недавно и ни слова не говорит на иврите. Более того, когда кто-то обращался к ней, она беспомощно водила взглядом по сторонам и что-то бормотала на ломаном английском. После того, как Давид помог ей выкатить на автомобильную стоянку тележку с продуктами, они подошли к дорогой новенькой «субару», за рулём которой сидел парень довольно невзрачной наружности, и разговорились.

— Меня зовут Наташа, — представилась она, — а это мой друг Стас. Может, вас подвезти?

Давид уселся на заднее сиденье, и они выехали со стоянки. Всю дорогу его подмывало спросить, как им так быстро удалось приобрести машину, которую не всегда могут позволить себе и люди, прожившие в Израиле добрый десяток лет. Но Стас молча крутил баранку и не выпускал из зубов сигарету, а Наташа обернулась к Давиду и спросила:

— А вы давно в Израиле?

— Уже полгода. В ульпане учусь.

— А ваша жена?

— Нет у меня жены.

Наташа усмехнулась и снова спросила:

— И вы тут один-одинёшенек? Вам не страшно одному?

Давид пожал плечами и сам спросил:

— А как вам так быстро удалось машину приобрести? Это не отразилось на вашем пособии?

— Каком пособии? — впервые подал голос Стас и посмотрел на него в зеркальце.

— Как на каком? — удивился Давид. — Все приезжающие получают пособие! Или вы здесь уже давно живёте?

— Нет, — усмехнулся Стас, — пожалуй, ещё меньше, чем вы. Всего вторую неделю. А машину купили, потому что деньги наличные были. Как-то передвигаться надо — не на автобусе же. Теперь думаем жильё покупать… Может, что-то посоветуете, если вы тут уже как-то освоились?

— Какой из меня советчик! — улыбнулся Давид. — Тут, вон, во всех газетах объявления о продаже квартир. На любой вкус. Главное, чтобы квартирные маклеры не обманули — никому нельзя доверять.

Стас с Наташей переглянулись, и Наташа повернулась к Давиду:

— А вы могли бы нам помочь? Ведь у нас тут ни друзей, ни знакомых. И иврита мы не знаем.

— Вы что, даже в ульпане не учились?

Вместо ответа Стас предложил:

— Знаете что, давайте поедем у нам и вместе пообедаем. Выпьем по рюмке… У Наташи обед готов, а вы наверняка, если один живёте, такого давно не ели. Правда, у нас беспорядок…

— Ну, если только домашний обед, — улыбнулся Давид, — то я не против…

Съёмная квартира, в которой жили новые знакомые Давида, и в самом деле была похожа на перевалочную базу, в которой прежние постояльцы останавливались на короткий срок, а потом отбывали дальше, в более приличные квартиры. Вещей у хозяев было немного — какие-то пёстрые сумки, наверняка наспех купленные перед отъездом, на столике перед зеркалом женские безделушки и кремы, дешёвое постельное бельё на широком диване, наверняка оставшееся в наследство от прежних хозяев, дешёвые ложки, ножи и тарелки на кухне. Правда, на плите стояли большая кастрюля, накрытая полотенцем, и сковорода с жареной картошкой. В квартире, даже несмотря на раскрытое окно, божественно пахло борщом.

— Проходите, — сказала Наташа, — чем богаты…

Они сели на кухне, и Стас вытащил из старенького холодильника водку, разлил по рюмкам и провозгласил:

— За дружбу!

Потом они молча ели, и Давид исподлобья поглядывал на хозяев. Они выпили за дружбу ещё раз, но всё равно в доме чувствовалась какая-то непонятная настороженность. Ясное дело, рассудил про себя Давид, люди попали в незнакомую обстановку, вокруг них столько нового, но всё-таки можно было бы хоть немного расслабиться. Сразу бросалось в глаза, что Стас и Наташа чутко прислушиваются к звукам, доносящимся из подъезда через тонкую фанерную дверь, а когда кто-то на лестничной площадке гулко хлопнул дверью, Стас даже вздрогнул.

— Не волнуйтесь, ребята, — легкомысленно усмехнулся Давид, — пройдёт какое-то время, выучите язык, освоитесь, и всё войдёт в колею. Квартиру купите нормальную, работу найдёте…

После обеда Наташа мыла посуду на кухне, а мужчины уселись в старенькие кресла напротив телевизора и закурили.

— Слушай, брат, — наконец, заговорил Стас, — у меня к тебе просьба. Вернее, предложение. Ты не мог бы нам помочь? Естественно, не бесплатно.

— В чём? — развёл руками Давид, но стал внимательно прислушиваться к словам Стаса.

— Понимаешь, мы сюда приехали — как бы тебе сказать точнее? — вполне законно и в то же время не совсем так, как остальные приезжают… С документами у нас всё в порядке, но нам очень не хотелось бы светиться по разным конторам. За границей у нас, понимаешь ли, остались кое-какие косяки, и за нами может тянуться хвост. Нас разыскивают всякие неприятные люди. Поэтому и хотелось бы тут затихариться на какое-то время. А дальше как получится… — Последние слова несколько резанули слух, но Давид решил промолчать и послушать, что Стас скажет дальше. — Мы привезли с собой деньги. Большие деньги…

— И это, как я понимаю, не совсем ваши деньги, поэтому за ними кто-то охотится, да?

— Примерно так. Притом очень серьёзные люди. Если нас найдут, то можно головы лишиться. Грохнут без разговоров. Тут без вариантов… Но тебе беспокоиться не о чем. Тебя это никаким боком не коснётся.

— Мафия? Воровской общак?

— Слушай, — поморщился Стас, — тебе оно надо знать, откуда деньги?.. Я хочу попросить вот о чём. Нам нужно купить квартиру или даже дом, чтобы в нём жить. Но на своё имя нельзя — быстро вычислят. Хотелось бы это сделать через подставного человека, которому можно доверять.

— Я так понимаю, что защиту в полиции просить бесполезно? И деньги вложить в банк, чтобы их никто, кроме вас, достать не смог, тоже нельзя? Поинтересуются, откуда деньги и как их провезли?

— А сам-то как думаешь? — Стас вытащил новую сигарету и прикурил. — Ну, что скажешь?

— Честно говоря, не очень хочется лезть в эти дела, — вздохнул Давид. — Я человек совсем другого склада, мне в эти погони и перестрелки играть как-то не в кассу…

— Тебе, повторяю, опасаться нечего. Ты ничего не знаешь, и даже если кто-то тебя станет расспрашивать про нас, что ты сможешь сказать?

Некоторое время Давид разглядывал, как на экране телевизора мелькала реклама то ли подгузников, то ли таблеток против импотенции, потом вздохнул:

— Ну, и что от меня конкретно требуется?

— А вот это другой разговор, — тоже вздохнул, но уже облегчённо, Стас, — пошли, за это дело ещё накатим! А потом поговорим…

В свою комнату в общежитии для репатриантов Давид вернулся вечером. В голове приятно шумело и хотелось спать, но сразу ложиться он не стал. Хотелось всё ещё раз обдумать, не откладывая, ведь Стас хотел заняться вместе с Давидом своими неотложными делами прямо с завтрашнего утра. То есть на занятия в ульпан Давид не попадал.

А дело было простое и одновременно сложное — купить дом. От покупки квартиры Стас, подумав, отказался. Ему не нужны соседи, которые непременно следили бы за каждым его шагом, и не было бы пространства для манёвра. Какого? На этот вопрос Стас не ответил, лишь загадочно усмехнулся и поднёс палец к губам. Давид ничего не понял, но согласно кивнул.

Кто же такой этот немногословный Стас со своей Наташей, которая вообще старается меньше говорить и больше помалкивать? Какой-нибудь отставной бандит, который украл воровской общак или грабанул банк, а теперь в Израиле заметает следы? И сколько времени он собирается «тихариться»? Стоит ли с ним связываться? Ведь у них совершенно разные планы на будущее. Давид — изобретатель, которому нужно продвигать свои изобретения, а эти новоявленные Бони и Клайд — да по ним наверняка верёвка плачет! Но… если говорить по правде, всё ли кристально чисто у самого Давида? Пускай эти изобретения его детище, но честно ли он вывез их со своего почтового ящика? Не придётся ли ему когда-то «тихариться» от тех, кто объявит себя законным собственником его изобретений? В том-то и дело.

Хотя… он уже дал согласие помогать, отказывать неудобно. Наверняка этот Стас не так прост, чтобы, выдав свой секрет случайному собеседнику, так легко отпустит его от себя. Да и в этой помощи нет ничего криминального — только помочь купить дом, не больше.

Ладно, завтра посмотрим, как карта ляжет. Давид всего лишь поможет выбрать жилище, получит комиссионные и — до свиданья. Его совершенно не интересует, что за деньги у Стаса, пускай этим интересуются налоговые или правоохранительные конторы. А его дело — сторона.

С этой мыслью Давид отправился спать. На душе стало немного легче. Утро вечера мудренее.

 

24

Израиль Сентябрь 2011

Как правило, перед въездом в поселение всегда притормаживаешь, пока автоматические ворота отъедут в сторону, но дальше уже дорога открыта. Солдат или штатский охранник почти никогда не подходят к машине, ведь все въезжающие давно им знакомы, а что собой представляет незнакомец, определят уже по внешнему виду машины. Максимум, солдат перебросится парой слов с водителем, заглянет в документы, а потом всё равно махнёт рукой, мол, проезжай. Арабы сюда нос не суют, потому что их ни при каком раскладе не пустят, да и делать им здесь нечего. Остальным же въезд не запрещён. Это вовсе не какие-то расовые предрассудки. Просто любой нормальный хозяин не пустит к себе в дом человека, который ему заведомо неприятен. А когда ещё и знаешь, что он люто ненавидит тебя и мечтает навредить…

Но сегодня беспрепятственно въехать в поселение нам не удалось. В будке охранника сидело двое солдат в бронежилетах, и когда один из них вышел встречать нас к воротам, второй подозрительно наблюдал за нашей машиной издали, настороженно поглаживая ладонью приклад автомата.

Нас попросили выйти из машины и предъявить документы. После того, как солдат записал в амбарную книгу наши имена, пришёл черёд открывать багажник и предъявлять его содержимое.

— К чему такие предосторожности? — легкомысленно поинтересовался я. — Кого ловим?

— Тут у нас недавно теракт был на воротах, — охотно сообщил солдат, — не слышали?

— Слышал. Но это же было не сегодня. И потом, разве по нашей внешности не видно, что мы к арабам не имеем никакого отношения?

— В том-то и дело, — вздохнул солдат, — что никто не видел, кто находился в той машине. Оттого и предосторожности…

Насколько я помнил, машину с террористами так и не задержали. Но в каком воспалённом мозгу могло родиться предположение, что убийцы на этом не успокоятся и вернутся уже назавтра?..

Сразу за воротами я попробовал позвонить Давиду, но его телефон не отвечал. Намотав, на всякий случай, на кулак туалетной бумаги, мы медленно подъехали к дому. Если он нас не ждёт, то нужно быть заранее готовым к жестокому чиханию, а то и к ещё какой-нибудь бяке, которыми наш экстравагантный кулибин мог окружить свои неприступные владения.

Но ничего сверхъестественного не случилось. Мы осторожно прошли по дорожке от калитки до дверей дома и, поднявшись на невысокие ступеньки крыльца, перевели дыхание.

— Может, Давид через какое-то волшебное приспособление определил, что это мы, — предположила Софа, — и теперь сидит, ждёт нас. Как ты думаешь?

— А может, уже кого-нибудь дождался, — мрачно пробурчал я. — Что-то ситуация мне не нравится.

Софа внимательно огляделась, но ничего не сказала, лишь отступила назад, пропуская меня к двери. Хоть я и помнил, что при прошлом нашем посещении дверь была не закрыта, но вежливо постучал и стал прислушиваться к звукам изнутри. Полная тишина. Когда я коснулся дверной ручки, дверь сама собой распахнулась. Мы переглянулись, и я прошёл внутрь.

— Давид! — негромко позвал я и прислушался, но было по-прежнему тихо.

Наш детектив, видно, набирал обороты, и я невесело предположил, что, по закону жанра, где-нибудь в углу нас непременно обязан дожидаться окровавленный труп. Чей — даже не хотелось предполагать.

В салоне было всё точно так же, как и во время нашего первого визита. На столе стояли немытые чашки из-под чая и вазочка с печеньем, пол бы не очень чистым. Ну да, хозяин особой любовью к чистоте не отличался. Единственное, чего не было раньше, — это маленькая женская сумочка для косметики на столе, которую мы раньше не видели. Софа сразу обратила на неё внимание и ядовито прокомментировала:

— У него ещё и дама сердца есть? Интересно…

Постояв минутку посреди салона, мы пошли к комнате, в которую Давид периодически удалялся, чтобы включать и выключать свои волшебные приборы.

И сюда дверь оказалась незапертой. А вот это было уже и в самом деле загадочным. Насколько помню, Давид при нас запирал её и дополнительно дёргал за ручку проверить, закрыта дверь или нет.

Однако в комнате ничего необычного не было. А ведь мы ожидали увидеть здесь какую-нибудь секретную лабораторию с кучей аппаратов, перевитых проводами, с мигающих лампочками, экранами компьютеров с непонятными графиками, следящими за процессами, идущими в недрах этих аппаратов. По крайней мере, так мне подсказывала фантазия, напичканная киношными стандартами. Комната оказалась почти пустой и даже нежилой, лишь у стены находился большой, похожий на холодильник, металлический шкаф и рядом с ним какие-то панели с допотопными электрическими рубильниками. Дверцы шкафа были приоткрыты, и я не удержался, чтобы не заглянуть внутрь.

И здесь меня ждало полное разочарование. Неизвестно, что я рассчитывал увидеть, но в шкафу находились блоки с электронными платами, и их было совсем немного — больше места занимали ряды трансформаторов и больших керамических предохранителей. Ох, и прав был Давид, когда говорил, что для того, чтобы разобраться в изобретениях, достаточно знать физику в объёме школьного учебника. И хоть я помнил основные законы и даже худо-бедно смог бы решить задачку из учебника, ясности это не прибавляло.

Однако где сам Давид? Я снова прислушался, но в доме царила тишина. Слышно было лишь дыхание Софы, которая подошла к письменному столу у противоположной стены и что-то рассматривала. Наверняка она тоже была разочарована тем, что никаких тайн в секретной комнате не оказалось. Сразу было заметно, что и за письменным столом никто давно не сидел, потому что бумаги, беспорядочно разбросанные по столу, были покрыты густым слоем пыли. Какие-то формулы и записи, выцветшие листы ксерокопий…

— Ну, что делать будем? — вздохнула Софа. — Мне это совсем не нравится. Не может быть, чтобы Давид прятался от нас в собственном доме и не отзывался, когда его зовут. Что-то с ним случилось нехорошее. Ой, мне сердце подсказывает!

— Что предлагаешь?

— Пойдём осмотрим другие комнаты. Может, на всякий случай, свяжешься со своим полицейским? Вдруг отзовётся ещё раз…

Я отрицательно покачал головой, и мы вышли из комнаты. Повторно оглядев салон, мы поднялись по лестнице на второй этаж с двумя спальнями и туалетом, но и там никого не обнаружили. Правда, одна из спален оказалась запертой, но взламывать дверь мы не решились.

— Мне кажется, там кто-то есть, — сказала Софа, — я расслышала какое-то шуршание.

— Перестань, — отмахнулся я, — мы с тобой всё-таки в детектив попали, а не в фильм ужасов! А то мерещатся тебе всякое… Наверняка Давид куда-то вышел, может, к соседям. Ну, кончились у человека соль или сахар! А тут тебе не город — ближайший магазин километров за двадцать.

— Между прочим, — перебила меня Софа, — в поселении есть лавка с полным набором продуктов. А Давид, насколько я поняла, особо с соседями не общается… И потом, мы с тобой уже добрых двадцать минут по дому путешествуем. Если он куда-то вышел, то за это время мог дважды обогнуть поселение и вернуться домой. А в этой комнате…

— Всё, хватит! — отмахнулся я и стал спускаться вниз. — Подождём в салоне. А то как-то неудобно получается — хозяин вернётся, а мы его квартиру обшариваем…

На всякий случай мы слазили ещё и на чердак, но там тоже было пусто. Вернувшись в салон, Софа отправилась мыть чашки и готовить чай.

— Что будем делать? — уныло разглагольствовал я, глядя ей в спину. — Куда этот чёртов архимед подевался? Долго мы будем его дожидаться? А эти «хамасовцы» за воротами решат, что мы от них прячемся.

Но Софа меня не слушала, и было видно, что она о чём-то напряжённо размышляет.

— Я считаю вот что, — наконец, проговорила она. — В том, что Давид ото всех скрывается, нет ничего странного. После всех этих баталий, что развернулись вокруг него, собственной тени бояться станешь. Думаешь, он нам до конца доверяет? Фигушки! Я бы на его месте тысячу раз проверила незнакомую пару, которая явилась без приглашения… Какой отсюда вывод?

— Ну и какой?

— Если мы ему и в самом деле понадобимся, он нас найдёт. Не сегодня, так завтра.

— Как? По сотовому, который наверняка кто-нибудь прослушивает?

— Не знаю. Но дядька он изобретательный, что-нибудь придумает.

— Так-то оно так, — почесал я нос и отпил чай из чашки, которую Софа поставила передо мной, — а если его уже похитили, и он не может вообще ни с кем связаться?

— Может, и так, но я сильно в этом сомневаюсь. Если до него не сумели добраться раньше, то почему такое должно произойти именно сейчас? Он же из дома не выходит. Но если предположить, что это всё же произошло, то должны остаться следы похищения. А их как раз нет… На другое я обратила внимание. Я не нашла в доме компьютер.

— А компьютер-то причём?

— Наверняка свои разработки Давид хранил не на бумаге, а в компьютере. Он и диск, который передал нам, должен был записать на чём-то.

— Это не факт! — махнул я рукой. — Если Давид скрылся куда-то или его похитили, то компьютер наверняка с ним. Это же не телевизор какой-нибудь, а, вполне вероятно, маленький ноутбук!

— Насчёт похищения, повторяю, я не очень уверена, а вот то, что скрылся…

Мы сидели друг против друга и отхлёбывали чай.

— Знаешь, о чём я сейчас подумал? — сказал я. — Не допускаешь ли ты такого варианта, что игра в кошки-мышки давно закончена, ведь сегодня очень трудно хранить какие-то секреты. А мы по наивности ничего не знаем и подыгрываем этому самозваному ньютону. Целые лаборатории и институты, заточенные на военные разработки, не сумели создать что-нибудь подобное? Да чепуха! Не верю, что какие-то серьёзные изобретения можно сделать в одиночку. Прошли времена Леонардо и Коперника. Наука сегодня находится на таком уровне, что ей только скажи «фас» и укажи цель — и всё будет тотчас готово… Тут или что-то иное, или кто-то в этой компании, куда, кстати, с радостью вписались и мы, сошёл с ума.

— И эти весёлые ребятишки, что нас ждут за оградой, тоже сошли с ума? — хмыкнула Софа. — Что-то они не очень на психов похожи. Мне вовсе не хочется к ним возвращаться.

— Что же нам делать? Поселимся в доме у Давида навсегда?

И тут моя боевая подруга неожиданно рассвирепела:

— Ну что ты всё ноешь и ноешь? Мужик ты или нет — можешь что-нибудь придумать?!

Вообще-то она права. Пока всё, что я делал, было как бы ответной реакцией на происходящие события. Мне бы попробовать взять инициативу в свои руки и сделать что-то такое, чего никто не ждёт. Впрочем, подобные мысли уже роились в моей голове. Правда, ничего толкового в неё до последнего времени не залетало… А вот теперь мне уже в открытую намекнули, что я тряпка. Ох, как это всё меня достало!

Я мрачно отодвинул чашку и встал из-за стола. Походив немного по салону, я отправился в секретную комнату и стал снова рассматривать электрические штучки Давида. Я не пытался разбираться в принципе их действия — мне это не по зубам, — просто хотелось скоротать время до появления хозяина.

А может, попробовать включить? Насколько я понимаю, вблизи от дома никого нет, так что чихание или ещё какая-нибудь подобная бяка никому не навредит. Если же Софа немного почихает в соседней комнате, ей это будет только на пользу. Ради урока строптивой помощнице я готов и сам почихать! А как включать-то? Рубильники — это мы запросто, а там посмотрим…

Рубильников было всего три, и для начала я включил крайний справа, но никаких перемен не произошло. Прождав минутку, я включил два оставшихся. И только тут я заметил, как на всех блоках загорелись разноцветные лампочки и что-то еле слышно загудело.

Прождав ещё пару минут, я загрустил. Ничего по-прежнему не происходило, и это было обидно. Публика, которая охотилась за изобретениями Давида, вероятно, много отдала бы, чтобы очутиться сейчас на моём месте, и наверняка нашлись бы более толковые головы, чтобы разобраться, как запустить всю эту хитрую технику. А вот у меня не получалось. Даже заставить чихнуть кого-то не удаётся!

Я присел на корточки перед шкафом, сунул нос к слабо подрагивающим блокам и вдруг различил за одним из них небольшой ноутбук, провода от которого тянулись за блоки. Неужели нашёл?!

Ну, вот и пропавший компьютер. Но почему он такой крохотный? Что на нём можно сделать? Побегать по интернету? Скачать музыку и посмотреть фильм? Неужели Давид и в самом деле обходился таким примитивом, на деле доказывая простоту своих изобретений?

Поначалу экран долго не загорался, а потом, когда всё загрузилось, на зелёном поле высветились всего две папочки. Под одной было написано «тетрис», а под другой буква «Д». «Тетрису» я улыбнулся, как старому приятелю: значит, наш доморощенный эйнштейн не гнушается банальными простонародными развлечениями. А вот буква «Д» наверняка расшифровывалась как «Давид». Вероятно, в этой папке и скрывались секреты.

Однако в папке к моему разочарованию оказался всего один файл, который я тут же и открыл. И тут почти ничего не оказалось, всего лишь несколько пронумерованных непонятных букв. На всякий случай, я переписал их на клочке бумаги, оторванном от какого-то листка на столе.

Вот что там было:

«1-у, 2-ч, 3-ш, 4-ж, 5-гб, 6-уз»

— Ну и как, догадался, что это значит? — раздался за спиной насмешливый голос Софы. Ей всё как в гуся вода — уже не помнила, что я на неё смертельно обиделся и ушёл сюда, не допив чая. Эх, женщины…

Ни слова не говоря, она указательным пальчиком ткнула на клавишу с единицей и отодвинулась от меня подальше. Видимо, чувствовала моё недовольство и не решалась продолжать дразнить меня.

Некоторое время ничего не происходило, потом я обратил внимание, что слабый гул в шкафу несколько усилился, а лампочки почти перестали мигать и горели ровным светом. Пошмыгав носом, я прикинул, что чихать не хочется, да и вообще ничего с нами не происходит, за исключением того, что мне вдруг стало легко и спокойно, тревожные мысли куда-то испарились, а по кобчику побежала сладостная дрожь, как это бывало прежде, когда ожидаешь чего-то приятного, и оно уже рядом…

— Эй, ты меня слышишь? — раздался голос Софы за плечом, и я обернулся. Все мои обиды на неё куда-то испарились, и теперь она казалась мне совершенно милым существом, шаловливым и острым на язычок. Мелькнула даже мысль, что очень хорошо, что мы встретилась — может, это судьба?

Софа тоже улыбалась и довольно потирала руки.

— Как ты думаешь, что это? — спросила она.

— Что?

— Ну, все эти… приливы радости или — как их ещё назвать? — беспочвенные восторги. — Через силу Софа потёрла переносицу и прибавила: — Цифра «1» и буковка «У».

— Ты нажала единичку, и что-то сработало, — принялся рассуждать я, — значит, «У» это…

— Удовольствие, удовлетворение, удача…

— Может, и так. — Я с удовольствием потянулся и даже зевнул. — Видно, Давид придумывал не только казни египетские для посетителей, но и приятные вещи… для себя! Вот куркуль!

— А остальные цифры?

— Сейчас проверим. — Я щёлкнул по клавише Esc, и тотчас гудение приборов стихло. Следом за ним прошла сладкая дрожь по кобчику, и я даже вздрогнул от резких перемен в своём настроении. Беспричинная идиотская эйфория исчезла, но ощущение прожитого праздника осталось.

— Секундочку, — Софа подняла кверху палец, — прежде, чем мы начнём экспериментировать с остальными цифрами, давай подумаем, что означают буквы к ним. Цифра «2», например…

Мы склонились над экраном ноутбука, но тут произошло нечто неожиданное.

— А ну-ка, положили всё на место и отошли на два шага! — раздался незнакомый голос, и мы даже вздрогнули от неожиданности.

В дверях стоял незнакомый парень с нервным бледным лицом и целился в нас из пистолета. Неприятный холодок прокатился по моему загривку. Раньше в меня никто никогда не целился. В фильмах такое сплошь и рядом, и это всегда интересно рассматривать на экране, а вот в действительности…

— Ну, я жду — отошли! — повторил парень и качнул пистолетом. — И повернулись к стене!

Но когда я, с опаской поглядывая на незнакомца и пятясь, отошёл к стене, что-то обрушилось мне на голову — наверняка пистолет, — а дальше я ничего не помню…

 

25

Израиль Декабрь 1995

Дом, который купили Стас с Наташей, вернее, не они, а Давид, но на их деньги, находился в очень выгодном, по всеобщему мнению, месте. Поселение с сотней домов в сорока километрах от ближайшего большого города, но если иметь машину, всё необходимое оказывалось, максимум, в часе езды. Тель-Авив, Иерусалим, аэропорт, моря — Средиземное и Мёртвое. И здесь очень пригодилась новенькая «Субару» Стаса.

Сразу после оформления покупки Давид, получив щедрые комиссионные, хотел было распрощаться с новыми знакомыми и вернуться к своей прежней спокойной жизни, но Стас неожиданно предложил ему переехать в купленный дом. Это сразу снимало с Давида целую кучу трат — на съём квартиры в городе, да и в поселении жизнь куда дешевле.

— А где я тут найду работу? — спросил Давид. — Вы меня, что ли, кормить будете?

— А почему бы нет? — Наташа усмехнулась и поглядела на Стаса. — Дом-то оформлен на вас, и ваше присутствие в любом случае здесь иногда необходимо. Да и нам не хотелось бы сильно засвечиваться… Скажем так: мы вас принимаем на работу… домоуправом.

Давид невольно ухмыльнулся:

— Даже так! А почему не швейцаром?

Въехали в своё новое жилище они уже через день. Благо, особых пожиток ни у Давида, ни у Стаса с Наташей не было. Единственное они не просчитали с самого начала, это то, что выбираться отсюда за покупками или по каким-то другим нуждам, можно только на автомобиле. Рейсовый автобус приходит сюда дважды в день. Можно, конечно, ездить на машине Стаса, но только в самых экстренных случаях, потому что на дорогах то и дело выставляют полицейские посты, особенно на подъездах к городу. Есть, конечно, вариант раскатывать «тремпом», то есть на попутках, но не для Стаса с Наташей. Пришлось «домоуправу» знакомиться с соседями и проситься изредка в попутчики.

— На поездки денег дадим, не беспокойся, — уверил Стас, но это уже не очень нравилось самому Давиду. Ему хотелось тишины и покоя, чтобы по-прежнему заниматься своей работой и потихоньку нащупывать потенциальных покупателей изобретений, а тут необходимо рассчитывать количество картошки да йогуртов, чтобы не оставить хозяев голодными. Конечно, можно самое необходимое покупать и в местном магазинчике, но проблему поездок это всё равно не решало. Да и углубляться в проблемы домоправителя и швейцара Давиду не нравилось. Не к тому он стремился по жизни.

Ему удалось подружиться с соседом, который работал в морском порту, и когда было нужно, он подсаживался к нему в машину пораньше утром и уезжал в город. Возвращался поздним вечером нагруженный пакетами и мешками с продуктами, и этого вполне хватало на несколько дней.

Стас с Наташей, которые старались без нужды не мозолить глаза местным жителям, управлялись по дому. Так что особых хлопот ни у кого не было. Наташа готовила еду, а Стас вообще оказался мастером на все руки — быстро привёл внутренний вид дома в более или менее удобоваримый вид, чего Давид никогда бы самостоятельно не сделал.

Мебель для дома покупать не пришлось — многое осталось от прежних хозяев. Видимо, всё-таки кровати, диваны, столы и стулья врастают в свои привычные места, и их уже не заберёшь, переезжая на новое место.

Стас с Наташей выбрали себе спальню на втором этаже, и Давид в неё ни разу не заглядывал. Да емуэто и не надо, потому что его спальня рядом — крохотная комнатка с кроватью и маленьким окошком под самым козырьком крыши. Большую часть времени он проводил в подсобке на первом этаже, которую оборудовал всем необходимым для продолжения работы над изобретениями.

Стаса поначалу интересовало, чем Давид занимается, и тот охотно объяснял всё, что делает. Хитрить и секретничать смысла не было, тем более он заметил, что Стас человек не технический, и создание новых видов оружия его совершенно не интересует. Однако деньги на приобретение необходимых приборов он давал, потому что подспудно чувствовал, что с Давидом портить отношения не стоит. Без «домоуправа» ему было бы тяжко в этой незнакомой стране, постоянным жителем которой он, похоже, становиться не собирался.

А когда Давид, спустя месяц после вселения в дом, пригласил его и Наташу в комнату со своими загадочными приборами и впервые продемонстрировал их действие, Стас совсем растаял и даже стал помогать своему соседу по жилищу. А Давид не только показал одно из изобретений в действии, но и попробовал на пальцах объяснить принцип действия.

— Понимаете, — приступил он к рассказу, — всё на свете находится в процессе колебаний. Даже то, что нам кажется совершенно неподвижным, — земля, камень, металл… А уж про человека, его органы, кровь и даже клетки, из которых состоит каждый орган, и вовсе разговора нет. Колебание — это вполне простой, описываемый физическими формулами процесс. Старая банальная истина: движение — жизнь, а в нашем случае, любое движение — это колебание. Так вот, что касается живого организма, то эти колебания для каждой клетки, для каждой группы клеток, для каждого органа — свои особые. Если клетка или орган здоровы, то и колебания всегда определённой частоты, если больны или что-то в них нарушается, то происходит частотный сбой. Как вылечить клетку? Отвечаю: вернуть ей прежнюю частоту колебаний…

— А если в этой клетке химические нарушения или механические? — не удержалась Наташа.

— Иногда достаточно только вернуть прежнюю частоту, и нарушения пройдут. Хотя мы не боги, и воскрешать мёртвых не можем… Но я не об этом хочу рассказать. Активность клетки или органа — например, старение или замедление старения, какие-то особые состояния организма — тоже зависят от изменения частоты колебаний. Вплоть до того, что если вы захотите уничтожить клетку, то доведите её частоту до резонанса — и её просто-напросто разорвёт… Надеюсь, помните со школы, что такое резонанс?

Но Стас с Наташей молчали. Видимо, информация была для них настолько новой и необычной, что они не знали, что ответить. Однако в глазах у них Давид видел неподдельный интерес.

— Ну и что для этого надо? — спросил Стас. — Наверное, какой-то генератор частот, которым можно воздействовать на организм…

— Одного генератора мало! — Давид поднял кверху палец и стал похож на школьного учителя, разъясняющего непонятливому школяру азбучные истины. — Нужно знать резонансные частоты, которыми можно воздействовать на тот или иной объект! А их тысячи, не меньше. Да и никогда эти частоты не бывают чистыми, а наслаиваются друг на друга, создавая в каждом конкретном случае неповторимое сочетание…

— И вы знаете… эти сочетания?

Давид вздохнул и развёл руками:

— Всё последнее время я занимаюсь составлением таблиц частот. Я ещё до приезда сюда этим занимался. Но там хоть была лаборатория для испытаний, а здесь… здесь я всё должен начинать с нуля. Но уже сейчас у меня есть некоторые наработки для практического применения своего изобретения…

— Изобретения? — ухмыльнулся Стас недоверчиво.

— Да, назовём это так, — Давид заметил ухмылку, но решил не спорить со Стасом. — В основе каждого изобретения всегда что-то уже известное, а создать абсолютно новое, на каких-то ранее неведомых человеку знаниях, практически невозможно. Хотя, если сказать по правде, многое из того, что я применяю, используется в медицине и наверняка в каких-то секретных военных разработках. Другое дело, что я хочу создать общую картину — этакую частотную «таблицу Менделеева». Может, выявленные закономерности и позволят перейти на какой-то новый уровень…

Далее он решил не распространяться. Вероятно, Стасу с Наташей хватало и этого, а Давид посчитал, что и так много рассказал своим новым друзьям. Он лишь продемонстрировал то, что назвал «эффектом удовольствия». На этот эффект, как и потом на многие другие, он наткнулся случайно, испытывая на себе воздействия различных комбинаций частот.

Он ещё и сам в точности не знал, какова будет реакция собственного организма, но при включении генератора именно на этих случайно обнаруженных частотах ему каждый раз становилось легко и беззаботно, о проблемах не вспоминалось. Беспричинно хотелось петь и танцевать, что было совсем уже неожиданно, ведь его и в лучшие времена не тянуло на танцплощадку или вечеринку с танцами и песнями.

«Эффект удовольствия» он пометил в компьютере цифрой «1», а дальше всё пошло как по накатанному сценарию. Очень скоро выяснилось, что определённое сочетание частот вызывает безудержное чихание. Воздействуют ли эти частоты ещё на что-то в организме, он определить, естественно, не мог, но и этого было достаточно. Он просто набирал статистику, разумно полагая, что количество непременно когда-то перейдёт в качество.

— Слушай, — однажды предложил Стас, вволю начихавшись после испытания нового эффекта, — эту твою петрушку можно использовать для отпугивания нежелательной публики. Как думаешь?

— Наверное, можно, — ответил Давид, — но, сам понимаешь, генератор с излучателем слабоваты, и радиус действия невелик. Ну, может быть, метр-полтора, не больше.

— А как сделать больше?

Давид засел за компьютер и очень скоро обнаружил в интернете необходимые комплектующие для более мощного аппарата, которые они со Стасом тотчас заказали. Через день им уже привезли всё необходимое прямо к дверям дома. А ещё через неделю новый генератор был собран и успешно испытан на соседях, даже не подозревавших о том, откуда взялось это повсеместное жестокое чихание, начавшееся одновременно у всех и закончившееся буквально через пять минут тоже одновременно у всех.

И тут Давида осенила идея, которая давно крутилась в голове, но только сейчас превратилась в конкретную цель, достижение которой сулило вполне определённые выгоды. Стоило бы, конечно, для начала задуматься о том, чем чреваты эти изобретения для судеб человечества, но так далеко он не заглядывал. Если человечеству безразличны его судьба и благополучие, то почему он должен беспокоиться, раздумывая о тех бедах, которые принесут его изобретения миру? Изобретатели пороха, пушек и атомных бомб едва ли сентиментальничали по этому поводу — они делали своё дело и пожинали соответствующие плоды.

Главный козырь Давида состоял в том, чтобы создавать не какие-то мощные излучатели волн, с разработкой которых спокойно справится любое конструкторское бюро, а именно таблицу частот по их воздействиям на всевозможные объекты. То, что он уже назвал про себя частотной «таблицей Менделеева». Вся его будущая работа теперь сводилась только к бесконечному количеству замеров, на первый взгляд, скучных и однообразных. Но только на первый взгляд. Для такой работы, по сути дела, не нужно никакой базы и вполне хватало отведённой комнатки. В качестве «подопытной морской свинки» он использовал себя и окружающие предметы — дерево, пластмассу, металл, жидкости. Ну, максимум, привлекал Стаса или Наташу, которые с удовольствием, но не без опаски участвовали в экспериментах. Тем более, заняться им было нечем, и они умирали от безделья.

А как-то раз за ужином Стас разоткровенничался и приоткрыл своих скелетов в шкафу:

— Нам бы тут отсидеться пару-тройку лет. А когда всё успокоится, укатим куда-нибудь подальше, на острова или в Латинскую Америку. Наташа уже давно мечтает, да и я не прочь… Там нас не найдут.

— А кто вас всё-таки ищет? — осторожно поинтересовался Давид. — Что вы такого натворили?

— Так, — отмахнулся Стас, — кое-кого немного пощипали.

— Увёли воровской общак? — проявил почерпнутую из криминальных сериалов эрудицию Давид.

— Почти что. Только эти деньги поначалу изъяли спецслужбы, а потом я у них.

— И это так легко удалось? А как вас выпустили сюда?

— Секрет фирмы. На меня никто и подумать не мог. Потому и удалось скрыться. А теперь наверняка идут по следу. Может, и вычислили уже, что я в Израиле.

— Но ведь тут достать вас элементарно просто!

Стас усмехнулся и посмотрел на Давида:

— Я знаю, как они работают, потому пока и жив… Впрочем, что-то я разговорился. Хватит. Так безопасней для всех нас.

Некоторое время они сидели молча, потом Давид спросил:

— А когда вы уедете на свои острова, что с домом будет? Продадите?

— Зачем? В нём останешься ты, а когда мы снова приедем в Израиль, будет где остановиться. Ты же не откажешь в гостеприимстве?

Давид на мгновение задумался о том, что если они так легко оставляют ему дом, то какие, интересно, деньжищи были украдены у спецслужб? Насколько он знал, убивают и за гораздо меньшие суммы, а такое просто уму непостижимо.

Но на том их разговор и закончился. Ночью Давид спал плохо, и ему снились какие-то мрачные личности в масках и с пистолетами, которые пробирались тайком в их дом и разыскивали Стаса с Наташей. Это были агенты спецслужб, пытающиеся вернуть украденные миллионы. Давиду очень хотелось помочь своим новым друзьям, но что он мог сделать? Он беспомощно метался по дому, прячась от незваных гостей, пока наконец не скрылся в подсобке со своими генераторами. Он включал их и направлял на гостей, но не оказывалось электричества…

Утром за завтраком Давид, выдержав паузу для торжественности, заявил Стасу:

— Слушай, мне в голову пришла одна идея. В мои планы входит не только изобретение новых способов воздействия на организм человека. Вот я и подумал, и не создать универсальное оружие, основанное на этих принципах? Вывести из строя человека мне и сейчас вполне по силам. Но мне нужны спонсоры, которые смогли бы финансировать создание опытной мастерской, а потом завода по производству такого оружия. Думаю, что когда появятся конкретные результаты, многие заинтересуются этим. А я уже монополист, и все пойдут ко мне на поклон… Так вот, не хотел бы ты стать этим спонсором? Тогда у тебя появится больше возможностей оградить себя и Наташу от преследователей.

Стас ответил не сразу. Он доел свой салат, открыл йогурт, но есть не стал, а отставил в сторону.

— Идея неплохая, — вздохнул он, — но нам она не подходит. Ты думаешь, есть какой-то способ защититься от этих людей, когда они выйдут на меня? Да они меня в порошок сотрут вместе с тобой и твоими изобретениями. Особенно когда на кону такие деньги. Так что для нас единственный способ выжить — это бегать. И здесь нас обязательно вычислят, если ещё не вычислили. Вычислят и в Латинской Америке, тогда придётся удирать в какую-нибудь Антарктиду.

— Ты собираешься бегать всю жизнь? — спросил Давид.

Стас пожал плечами:

— Не знаю. Может, пройдёт какое-то время, и удастся так замести следы так, что нас не найдут.

— А не удастся?

— Что ж, тогда тебе дом останется. Хоть один человек на свете помянет нас добрым словом… А по поводу спонсорства скажу, что дело это наверняка интересное и перспективное, хоть я и не технарь. Думаю, ты кого-то рано или поздно найдёшь… А мы — не такие уж у нас деньги громадные, чтобы строить заводы. Да и засветимся сразу… Уж, извини…

В тот день Давид, как обычно, после завтрака отправился делать очередные замеры, но работа не шла. В голове постоянно прокручивался разговор со Стасом, а на душе было тоскливо и неприятно. Оказывалось, что он уже привык к своим соседям, а скорая разлука с ними неминуема. Не радовало даже то, что он останется единоличным владельцем дома, купить который при ином раскладе ни за что не сумел бы.

А уже через неделю к ним пожаловали первые гости. События стали развиваться стремительно, нарушив спокойный и размеренный уклад жизни, к которому почти привыкли Давид, Стас и Наташа.

 

26

Израиль Сентябрь 2011

Ехать на разведку к этому загадочному Давиду Бланку Сашка Гольдман решил сразу после разговора с не менее загадочным посольским Вадимом. Но потом подумал и решил отправить к нему своего приятеля Льва. Всё-таки самого Сашку Давид мог запомнить, когда тот приезжал некоторое время назад с другими полицейскими, а Лев был совершенно новым человеком. Съездит, решил он, накрою ему поляну.

Уговаривать отставного журналюгу пришлось неожиданно долго. То ли он начитался глупых приключенческих книжек, то ли просто кочевряжился из вредности, но, в конце концов, сдался.

А потом начались и вовсе какие-то странные вещи, на первый взгляд, не связанные с его поездкой к Давиду, однако Сашка-то был стреляным воробьём, чтобы не догадаться, откуда растут ноги. То вдруг перед самой встречей со Львом погибает человек, которого прислал Вадим на помощь. То какой-то дурацкий теракт на воротах поселения. Совпадения? Вряд ли.

Если честно говорить, то Сашка теперь просто не знал, как вести себя и, главное, как оправдываться перед Львом, если тот позвонит. А он звонил, и не раз. Наконец, Сашка набрался духа и ответил на один из его звонков. Правда, сослался на дикую занятость и поскорее закончил разговор. Он сам себя не узнавал — вроде взрослый мужик, а прячется и врёт, как нашкодивший пацан. Стыдно…

Нет, раз уж влез в такое болото, нужно разруливать самому, не ждать ничьей помощи. Предлог для собственной поездки к Давиду нарисовался сразу: у Сашки периодически проявлялась язва, которую как ни лечили таблетками, ничего не помогало. После таблеток язва, как коварный и умный враг, на время затихала, и даже казалось, что с ней покончено. Но каждый раз она проявлялась снова, притом в самый неудобный момент — когда Сашка загружен делами, и нет минуты свободной заскочить к врачу за рецептом на новые таблетки. И вот тогда уж он корчился от боли, становился желчным и злым, и даже жена, на которую он никогда не повышал голоса, удостаивалась неслыханных ранее грубостей.

В одной из русскоязычных газет он прочёл интервью с какой-то восторженной дамой, которая ездила к Давиду с непрекращающимися мигренями. Особой надежды на исцеление она не питала, да и Давид поначалу не был уверен, что справится с болезнью, однако одного сеанса, на котором он «облучал её какими-то невидимыми лучами», вполне хватило, чтобы боли прекратились, и второго сеанса не потребовалось. Особенно даму удивило, что Давид отказался от предложенных денег и даже поблагодарил за то, что, благодаря ей, выяснил, как бороться с мигренью. А ведь он предупреждал, что всё находится в стадии эксперимента и никаких обещаний не давал.

Отрепетировав перед зеркалом кислое выражение лица, которое непременно должен иметь измотанный недугом язвенник, Сашка отправился в поселение к Давиду. Никакой легенды он придумывать не стал, ведь Давид вполне мог запомнить, как он уже приезжал сюда с полицейскими. Правда, напрямую тогда пообщаться не удалось, и даже в лицо они друг друга не видели, но Давид мог наблюдать за ними откуда-нибудь из-за оконных ставен. Тогда-то Сашка впервые и познакомился с таинственными «волнами», которые Бланк наслал на них. После рапортов в полицейском управлении охотников ехать на новую встречу с Давидом резко поубавилось.

Говорить Сашка собирался чистую правду: о том, что его недавно уволили из полиции, о том, что он уже приезжал сюда, и теперь приехал не по работе, а из-за язвы, разрази её гром! Вот только о поручении посольского Вадима говорить, конечно, не следовало. Впрочем, и сильно стараться Сашка не хотел, хотя… хотя деньги, выданные Вадимом, отрабатывать всё-таки нужно. Не возвращать же!

Поехал он на своём семейном «пежо», который купил для жены, ведь ему для работы в полиции личная машина не требовалась. Казённая полицейская «мазда» почти всегда была в его распоряжении, а теперь приходится выкручиваться и врать жене. Впрочем, Света наверняка догадывалась о неприятностях мужа на работе.

Несмотря на то, что полученная тысяча приятно грела карман, настроение было паршивое. Считай, что этой тысячи уже нет, потому что надо срочно заплатить ссуды — за квартиру, машину, а ещё платежи за воду, электричество, да и по кредитным карточкам долги накопилось. А что делать потом? Идти на стройку? Тут уже не только о спорте забудешь — не вспомнишь, на каком свете находишься…

До поселения он доехал без приключений. Остановившись у дома Давида, огляделся. Повсюду стояла тишина, лишь за холмом, где была школа, слышались крики и смех ребятишек, выскочивших на перемену. Выйдя из машины, Сашка прошёл вдоль ограды, вгляделся в окна, но они были наглухо задраены жалюзями, и никаких звуков из-за них не доносилось. Но это ни о чём не говорило. И в прошлый раз, когда он приезжал с полицией, стояла такая же тишина, однако стоило полицейским подойти к дверям, тотчас какая-то непонятная волна обожгла сквозь одежду тело огнём. Притом никакого огня не было, а их словно опалило жаром из огнедышащей печи. Огонь быстро прошёл, но после него тело начало жутко чесаться — руки, лицо, ноги и даже глаза, притом это было настолько невыносимо, что бравые полицейские бросились наутёк. Сейчас уже Сашка со смехом вспоминает, как улепётывал со всех ног, а тогда было не до веселья.

Он осторожно прошёл знакомой дорожкой к дверям, готовый в любой момент броситься назад к машине, и всё время прислушивался к собственным ощущениям. Всё-таки здорово напугал их тогда этот Давид Бланк своими «волнами», выяснить природу которых теперь хотелось уже не столько для посольского Вадима, сколько для самого себя!

Постояв минуту, он постучал в дверь и прислушался. За дверью было тихо. Подождав ещё, Сашка решил обойти вокруг дома — вдруг хозяин на улице и не видит гостя. Завернув за угол, заглянул за редкие кусты жасмина, растущие по вдоль ограды, но и там никого не было.

Однако что-то было всё же не так. Годы спортивных тренировок приучили его чувствовать опасность, но среагировать Сашка не успел. В лопатку упёрлось что-то твёрдое, и незнакомый голос проговорил за спиной:

— Спокойно, не дёргайся! Медленно поднял руки и повернулся…

Если это пистолет, то можно попытаться выбить оружие у нападавшего, однако Сашка решил не обострять ситуацию, а попробовать пообщаться с незнакомцем спокойно, без конфликтов.

— Тихо-тихо, — пробормотал он, — я приехал сюда не воевать. Мне нужна всего лишь помощь Давида Бланка.

Он поднял руки, обернулся и даже изобразил улыбку на лице. Перед ним стоял незнакомый моложавый мужчина, совершенно непохожий на Давида, фотография которого была в полицейском досье. О том, что у изобретателя может быть какой-то помощник, который живёт вместе с ним, Сашка даже не подозревал. Да и в досье, кажется, упоминалось, что Давид в купленном доме прописан один-одинёшенек.

Не сводя с него пистолета, мужчина удалился на безопасное расстояние и скомандовал:

— Аккуратно и без глупостей проходим к дверям. А там разберёмся, за какой помощью ты приехал.

Они вернулись, и Сашка, шагавший первым, толкнул дверь и вошёл в дом. Не сводя с него пистолета, мужчина скомандовал:

— Быстро сел на стул!.. Наташа, неси скотч и затяни ему руки и ноги. Да поплотнее!

Откуда-то появилась молоденькая миловидная девушка и стала заматывать липкой лентой протянутые Сашкины руки, а потом ноги. Усадив пленника на стул, мужчина, наконец, отвёл от него дуло пистолета и вытер тыльной стороной ладони вспотевший лоб.

— А теперь я тебя слушаю, — сказал он, усаживаясь на стул напротив.

— Что вы хотите услышать? — усмехнулся Сашка и кивком показал на связанные руки. — К вам приехал человек с просьбой о помощи, а тут на тебе. Вместо Давида Бланка появляетесь вы, кого я и знать не знаю, а где хозяин? Позовите его, и мы все недоразумения уладим.

— Вот как интересно! — протянул мужчина. — Явился сюда без спроса да ещё требует хозяина. Кто ты такой? Впрочем, отвечать не надо, знаю. Ты полицейский, который приезжал сюда со своими коллегами. Я видел.

— Я уже не полицейский, — вздохнул Сашка, — выперли меня со службы. Безработный я сейчас…

— Не бывает бывших полицейских, — помотал головой мужчина, — и всё-таки… Зачем ты сюда приехал?

— Подлечиться.

— А если честно? — Мужчина насупился и покачал в воздухе пистолетом. — Вот грохну тебя, выброшу за ограду поселения, и пускай потом твои братья-полицейские разыскивают террориста-араба, который подстрелил человека, приехавшего к Давиду на лечение!

— Зачем тебе это? — Сашка понял, что церемониться больше нечего и тоже перешёл на «ты». А при удобном раскладе нужно высвободиться от стягивающих руки и ноги лент и продемонстрировать этому нахалу, кто хозяин положения. — Слушай, у меня руки затекли — что же вы затянули-то их со всей дури?

— Потерпишь, не барин. Что же мне с тобой делать?

— А разве не понятно? Развязать и извиниться за хамство. — Сашка посмотрел на него в упор. — Лично ты мне сто лет не нужен, не к тебе я ехал. Просто скажи, когда Давид Бланк появится, и я приеду следующий раз.

— Ну да, — рассмеялся мужчина, — так я тебя и отпустил! Лучше вот что скажи… — Он на мгновение задумался, словно прикидывал, стоит ли с Сашкой беседовать дальше. — Ты точно к Давиду ехал?

— Не понял вопроса.

— А что тут непонятного? Какое ты задание получил перед поездкой сюда?

— У меня одно задание от собственного организма — язву вылечить.

— Не похож ты на язвенника… — Мужчина притворно вздохнул и встал со стула. — Короче, посиди и подумай. А я подумаю, что с тобой делать. Так просто отпустить я тебя не могу…

— Почему?

Но мужчина его уже не слушал. Вместе со своей молчаливой спутницей они поднялись по лестнице на второй этаж, а Сашка остался один в зале. Он огляделся по сторонам, но в пределах досягаемости не было ничего, чем можно освободиться от скотча. Правда, в углу, там, где кухня, наверняка есть какой-нибудь нож, но попасть туда сложно. Девушка так крепко примотала его к стулу, что он даже пошевелиться не мог.

Что это за пассажир? Какое отношение он имеет к Давиду Бланку? Ничего путного из разговора с ним Сашка не выяснил. И сразу вспомнился посольский Вадим, которого почему-то интересовал не только Бланк, но и те, кто может находиться с ним рядом. Возможно, это всего лишь дежурная просьба, но что-то оставило её в памяти. Уж, не этого ли бодрого рейнджера с пистолетом попутно разыскивает Вадим? Зачем он им? Откуда они знают, что кто-то может находиться рядом с Давидом, добраться до которого так никто пока не смог, за исключением, конечно, случайных визитёров?

Но говорить об этом или что-то расспрашивать пока не нужно, нужно стоять на своём, а при случае высвободить руки и скрутить этого бойца. А тогда и легче будет выяснять что-то. В том, что такое удастся, Сашка ни минуты не сомневался. Уж, кому-кому, а ему, спортсмену, все карты в руки.

Однако руки и ноги, перетянутые скотчем, начали затекать. Он покосился на свои кисти, которые постепенно приобретали лиловый оттенок, и попробовал разорвать скотч. Противная тонкая плёнка скрипела и резала кожу, но не поддавалась.

— О, мы уже на пути к свободе! — раздался голос за спиной.

Сашка поднял голову и увидел стоящих перед ним мужчину и его подругу.

— Я же сказал, что вы это делаете напрасно, — попробовал он потянуть время, но мужчина перебил:

— Слушай меня внимательно. Кем бы ты ни был, мне наплевать. Хоть израильский мент, хоть российский. Скажу одно: видеть ты нас не должен был, как и знать, что мы здесь. В этом твоя самая большая ошибка. Проще простого было бы шлёпнуть тебя, и концы в воду. Но я предлагаю тебе вариант выпутаться из этой ситуации живым и здоровым. Готов слушать?

Сашка молча кивнул.

— Через пару часов мы отсюда уедем на твоей машине. Ты будешь за рулём и будешь очень точно выполнять всё, что я скажу. Малейшее отступление, и мне придётся принять грех на душу. Тогда машину поведу я, но тебе будет уже всё равно. Надеюсь, ты меня правильно понял?

— Зачем так усложнять? — принялся торговаться Сашка. — Развяжите мне руки, и я сам уеду. Никому ничего про вас не скажу, да меня никто и спрашивать не будет… Ну, если хотите, возьмите мою машину и езжайте туда, куда вам надо. А потом где-нибудь оставьте, и полиция её мне вернёт.

Мужчина усмехнулся и повернулся к своей спутнице:

— Нет, он не слышал, что я сказал! Или считает нас законченными дураками!.. Так, Наташа, я пойду собирать сумки, а ты посиди с этим весёлым господином. Вот тебе пистолет, посторожи его. Начнёт безобразничать — стреляй. Не бойся, здесь в поселениях к выстрелам привыкли, так что внимания никто не обратит…

И тут в Сашкином кармане громко заверещал сотовый телефон. Больших надежд на него он не возлагал, но всё-таки…

— Ага, телефончик надо было изъять в самом начале, как я не догадался? — Мужчина ловко извлёк его из Сашкиного кармана и выключил. — Теперь сиди спокойно. Если ты и в самом деле такая невинная овечка, как прикидываешься, то ничего с тобой не случится.

Сунув в карман Сашкин сотовик, он пошёл на второй этаж, а с Сашкой осталась девушка по имени Наташа. Поначалу она напряжённо целилась Сашке в грудь, потом руки у неё устали, и пистолет опустился на колени.

— Девушка, милая, ослабьте хоть скотч, — взмолился Сашка, — руки же отваливаются, и ног не чувствую!

— Не могу, Стас не велел, — впервые проговорила девушка. — Вы уж посидите немного, скоро он сумки соберёт, и мы поедем.

Сашка мучительно размышлял, что бы ещё такого сказать, чтобы девушка приблизилась к нему. А там уж он сумеет её достать и отнять пистолет даже со связанными руками. Но девушка сидела в двух метрах от него и вставать не собиралась. Пистолетом она, по всей видимости, пользоваться не умела, а это вдвойне опасно — того и гляди, пальнёт с испуга…

Чтобы как-то разрядить обстановку, Сашка спросил:

— Ну и куда вы собираетесь уезжать?

— А Стас не сказал? — отозвалась Наташа. — Если не сказал, значит, не надо. Потом узнаете.

— Дайте хоть водички попить…

— Не могу, у меня руки заняты. — Девушка показала глазами на пистолет и поёрзала на стуле. — Сейчас Стас спустится и даст вам воды.

В наступившей тишине было слышно, как наверху её приятель передвигает какие-то тяжёлые предметы. Да ещё где-то за окном, наверное, на соседней улице пронеслась машина, к звукам от которой она прислушались. Хоть почти в каждой семье в поселении по одной-две машины, но разъезжать здесь особенно некуда, разве что в город и на работу.

Сашка прислушался к урчанию мотора и различил, что машина вырулила почти к дому, но близко не подъехала, а притормозила поодаль. Может, вернулся Давид Бланк? Если он, то хорошо. Не придётся применять силу к этой таинственной парочке. Наверняка Давид более трезвый и рассудительный человек, не подверженный дурацкой шпиономании.

Девушка тоже услышала, как подъехала машина, и прокричала наверх:

— Стас, кто-то к дому подъехал. Выйди посмотри!

Стас сбежал вниз и осторожно отогнул пластинку жалюзи. Некоторое время всматривался, потом неожиданно заторопился.

— Так, все наверх! Кто-то сюда идёт. — Он перехватил пистолет у подруги, быстро срезал кухонным ножом скотч на ногах Сашки и подтолкнул его пистолетом в плечо. — Вперёд! И ни звука! Надеюсь, ты понимаешь, что я сделаю, если позовёшь на помощь? У меня, может, и возникнут проблемы, но твои-то закончатся с первым твоим писком…

На непослушных затекших ногах Сашка потащился к лестнице, краем глаза поглядывая, как Стас, не сводя с него пистолета, косится на входную дверь, которую так и не успел закрыть на ключ. И только в маленькой комнатке наверху с большой неприбранной постелью и разбросанными повсюду сумками ему удалось перевести дыхание и немного размять ноги. Его усадили на край кровати, рядом села Наташа, а Стас прикрыл за собой дверь и, не выпуская из рук пистолета, стал прислушиваться к звукам снизу.

Это были какие-то новые гости, которые так же, как Сашка, явились, вероятно, без приглашения. Если бы вернулся хозяин дома, Стас наверняка не стал бы прятаться.

«Ну, прямо-таки дом с привидениями!» — невесело подумал Сашка и усмехнулся, а Стас заметил это и угрожающе повёл пистолетом.

— Ой, я там косметичку на столе забыла! — громким шёпотом вдруг сказала Наташа.

— Ничего, прорвёмся! — отмахнулся Стас, не отрываясь от двери.

А новые гости уже прошли внутрь дома и стали о чём-то между собой переговариваться.

 

27

Израиль Сентябрь 2011

Когда тебя бьют по голове, и ты потом вырубаешься, то первое после того, когда приходишь в себя, это не ощущение боли, а лютая обида на самого себя: как ты мог подставиться и ничего не сделать, чтобы не допустить удара? Нечто подобное испытал я, когда очухался. Башка гудела, как колокол, и было обидно до слёз, что я опять что-то прошляпил и теперь отдыхаю на грязных плитках пола. При малейшем шевелении перекатываюсь огромной шишкой на затылке по этому совсем негостеприимному ложу.

А Софа? До того, как я задался вопросом, кто же этот парень, так ловко повергший меня в аут, мысль о судьбе боевой подруги повергла меня в ужас. Не то, чтобы мы с ней стали близкими людьми, просто — как бы сказать точнее? — уже не были чужими, безразличными друг другу. По крайней мере, мне так казалось.

Не открывая глаз, я прислушался, но вокруг было тихо, словно время остановило свой бег, плотно зафиксировав меня на этом заплёванном полу с гудящей, как колокол, головой. Где сейчас мой убивец? Тут или куда-то ушёл? А может, сидит в двух шагах и ждёт, пока я очухаюсь, чтобы добить лежащего до конца?

Наконец, я услышал какое-то сопение и возню неподалеку от меня. Оторвав гудящую голову от пола, я тяжело повернулся на бок и попробовал встать на четвереньки. Со второго раза получилось.

В двух шагах от меня сидела на стуле аккуратно упакованная Софа — руки сзади плотно затянуты скотчем, а ноги тем же скотчем прикручены к ножкам стула. Вдобавок рот у неё был заклеен от уха до уха, так что бедняга могла только нечленораздельно мычать. Меня связывать не стали, видимо, посчитав, что я своё уже получил и без нужды трепыхаться не стану. Так оно, в общем, и было — я даже понятия не имел, сколько времени провалялся в бессознательном состоянии.

Софа смотрела на меня глазами, налитыми кровью, и мотала головой. Я с кряхтением поднялся и, пошатываясь, подошёл к ней.

— Ну ты и разоспался! — прошипела она, едва я отодрал скотч с её рта. — Здорово они тебя…

— Да уж, — прохрипел я, — и в мыслях у меня не было, что такое может случиться… А ты? Почему не свистнула, когда этот негодяй ко мне подбирался?

— Ты для начала меня развяжи, а то тело затекло! — Софа тоже с трудом ворочала языком, но по мере освобождения от пут речь её приобретала прежнюю скорострельность. — Думаешь, я видела, как он подобрался? Мы же в ноутбуке копались… А кстати, где ноутбук?

Я огляделся, но компьютера нигде не было. Наверняка это воинственный мужичок забрал его с собой или перепрятал. В принципе, его поступок логичен: он заглянул сюда — а до этого, по всей видимости, скрывался в запертой комнате наверху, и увидал, как какие-то типы проникли в святая святых Давида и копаются в компьютере. Как бы я поступил на его месте? Наверняка так же. Правда, так сильно бить по голове…

— Весёлая ситуация, — покачала головой Софа. — Что скажем братцам, которые ждут нас? Те шутить не будут. Порубят нас в капусту, как викинги, обожравшиеся мухоморов…

Ну, и фантазии у неё. Одна чернуха на уме. Нет чтобы сказать что-то ободряющее, а тут какие-то викинги, мухоморы…

И в самом деле, ситуация хреновая. Из огня да в полымя. Ни Давида не встретили, ни секретов никаких не узнали, да и ожидающий нас Виктор вряд ли поверит нам. Наверняка решит, что мы придумали загадочного мужика с пистолетом, который привязал Софу к стулу, а меня вырубил, с одной-единственной целью: чтобы не возвращать полученные деньги и свалить неудачу на сложившиеся обстоятельства. Тут и не поймёшь, с кем интересней водить компанию — с Виктором или этим грубияном.

Я огляделся по сторонам, а Софа некоторое время наблюдала за мной, потом спросила:

— Что ищешь?

— Что-нибудь потяжелей. Когда этот мерзавец вернётся, повторно вырубить себя я уже не дам. Пускай размахивает своим пистолем, мне плевать!

— Не парься! Они уехали полчаса назад.

— Кто уехал? Сколько их?

— Этот красавчик с девицей и с ними ещё кто-то третий. И этого третьего они силой поволокли…

— Давида Бланка?

— Вряд ли. Голос Давида я знаю, а это был голос другого человека.

— Где же тогда Давид?

— Ты меня спрашиваешь? — Софа даже возмутилась от моей непонятливости. — Думаешь, что когда ты прохлаждался на полу, я по дому разгуливала?

— Ничего не думаю! — тоже обиделся я. — Я прикидываю, что дальше делать.

— А делать нечего, — вздохнула Софа, — надо Бланка дожидаться. Вернётся же он когда-нибудь!

Прикинув, что без пропавшего ноутбука в этой комнате делать нечего, мы пошли в зал и, не сговариваясь, поднялись на второй этаж к комнате, которую раньше открыть не удавалось. Сейчас дверь в эту комнату была нараспашку.

В комнате был полный беспорядок, словно её обитатели в спешке собрали вещи и так же поспешно её покинули. Разобранная кровать, мятые рубашки и женское бельё, пустой рюкзак с порванной молнией. Видно, этот незнакомый мужик с пистолетом был не на шутку напуган нашим появлением и поспешно бежал отсюда со своей подругой. Но кто он такой? И кто этот третий, о котором обмолвилась Софа? До последнего времени мне казалось, что Давид жил в этом доме затворником, а всех, кто к нему приезжал, разгонял своими волшебными аппаратами.

Собственно говоря, я уже не раз замечал следующую вещь. Стоит попытаться выяснить причины и прикинуть последствия какого-нибудь события, непременно спустя некоторое время выясняется, что и причины несколько иные, и последствия совсем не те, да и само событие следовало трактовать иначе. И так без конца. Честное слово, вся наша жизнь сплошной детектив, и правил тут никаких нет. Что же в итоге? Плыть по течению, как бумажный кораблик, — куда вынесет, на том и спасибо? Не обращать внимания ни на что и жить как живётся?

Сейчас я, конечно, не раздумывал над этим. Не до того. Да и решать загадку, кто эти воинственные незнакомцы, сейчас не время. Придумать бы, как выпутаться из тупиковой ситуации с наменьшими потерями. Ох, Сашка, Сашка, втравил ты меня в дерьмо, а сам исчез…

— Смотри, что я нашла, — позвала меня Софа.

Из прикроватной тумбочки она извлекла картонную папку, видимо, забытую нашими обидчиками. Папка оказалась совсем тонкой с несколькими газетными вырезками. Вырезки довольно старые, но чувствовалось, что их часто доставали и перечитывали.

Я взял первую и стал читать статью с большой чёрно-белой фотографией, на которой был снят милицейский фургончик, врезавшийся в столб, и около него стояло несколько человек в милицейской форме.

«… Вчера, 23 августа 1995 года, было совершено вооружённое нападение на милицейскую машину, возвращающуюся после выполнения оперативного задания по задержанию гражданина Н., курировавшего наркотрафик в нашем регионе. В результате перестрелки между сотрудниками милиции и нападавшими погибло четверо оперативников и сопровождаемый ими задержанный Н. Нападавшим удалось захватить изъятые деньги и драгоценности и скрыться с места преступления. По словам единственного выжившего в перестрелке сотрудника милиции Станислава Портнова, всё происходило настолько стремительно, что никто даже не успел вызвать по рации помощь. Примет нападавших оперативник назвать не смог, потому что получил огнестрельное ранение в плечо в начале нападения и от болевого шока потерял сознание.

Начато следствие, к которому, по словам руководителя областной милиции полковника Попова, подключены все силовые структуры области. На вопрос нашего корреспондента о приблизительной сумме похищенного полковник Попов отвечать отказался, только заверил, что преступникам скрыться не удастся, потому что город закрыт полностью, и каждый оперативник полон решимости отомстить преступникам за смерть своих товарищей. От справедливого наказания не уйдёт никто.

В завершение репортажа хочется задать вопрос нашим правоохранительным органам: почему на задержание и сопровождения такого опасного преступника, как Н., было выделено всего пятеро сотрудников милиции и не задействованы спецподразделения, которые должны решать подобные оперативные задачи? Наша газета будет следить за ходом расследования и информировать читателей о деталях следствия. Очень хочется верить, что бандиты не уйдут от справедливого возмездия за свои преступления…»

Я прочёл заметку и сунул вырезку Софе:

— Вот, полюбуйся. Кое о чём я начинаю догадываться…

Тем временем Софа дочитала свою вырезку и передала её мне. Состояла она из нескольких листочков скрепленных стиплером.

«… По сообщениям телеграфных агентств, вчера, 14 мая 1998 года, в одном из предместий Парижа Интерполом была осуществлена попытка захвата российского гражданина С.П., находящегося в международном розыске. После совершения ряда преступлений на территории России, в том числе убийств сотрудников спецслужб и хищения материальных ценностей на сумму свыше восьми миллионов долларов, ему удалось скрыться от правоохранительных органов и исчезнуть за пределами Российской федерации.

Попытка захвата С.П. не увенчалась успехом. Хорошо, что на сей раз обошлось без жертв. Дальнейшие поиски оказались безрезультатными. Полиция считает, что у преступника могли быть сообщники, и он сейчас вряд ли находится на территории Франции…»

Следующий листок оказался не менее интересным. Если первый был вырезкой из какой-то парижской русскоязычной газеты, то второй был уже на французском языке, правда, под ним был подколот перевод, написанный от руки на клочке бумаги:

«… 18 декабря 2003 года. Директор парижского бюро Интерпола доктор Франсуа Хофманн рассказал нашему корреспонденту о том, что детективы из бюро напали на след скрывающего от правосудия преступника Станислава Портнова, объявленного в международный розыск Россией и Францией. Оказывается, ему удалось под вымышленным именем вступить в Иностранный легион и ещё в 1998 году уехать в одну из африканских стран. После того, как следствие получило неопровержимые доказательства службы Портнова в составе Иностранного легиона, была предпринята попытка вернуть его во Францию, которая успехом не увенчалась. Стало известно, что в составе Иностранного легиона его больше нет. По одной из версий, Портнов находится сейчас на территории Украины, куда проник по подложным документам. В настоящее время Интерпол ведёт переговоры с правоохранительными органами Украины с целью задержания преступника и передачи его в руки французского правосудия…»

Последний клочок бумаги был распечаткой из какого-то русскоязычного интернетовского сайта:

«… Наш ответ Бонни и Клайду!

Месяц назад, в сентябре 2004 года, наш блог уже сообщал о дерзком ограблении одного из крупных коммерческих банков Одессы. До сих пор никакой информации об этом преступлении в СМИ не поступало. Правоохранительные органы Украины хранят молчание об ограблении, вероятно, по причине полной своей несостоятельности в поисках грабителей. Нам стало известно из осведомлённых источников, что операция «Перехват», начатая сразу после ограбления, никаких результатов не дала. Единственное, что удалось узнать: грабителей было двое — мужчина и женщина, и действовали они предельно дерзко. Самое удивительное, что даже сумма похищенного хранится в тайне. Куда исчезли новоявленные Бонни и Клайд тоже остаётся загадкой, ведь все самолёты, вылетавшие из аэропорта Одессы, тщательно проверялись в течение двух недель после происшествия. Досматривались поезда, проверялись автомобили на всех дорогах, включая просёлочные. По предположениям работника следственной бригады, пожелавшего остаться неизвестным, грабители могли воспользоваться одним из двух круизных теплоходов, находившихся на причалах одесского порта, ведь попасть туда с целью тотального досмотра всех участников круизов правоохранительным органам Украины не представилось возможным…»

— Ну, что скажешь? — вопросительно посмотрела на меня Софа.

— Эти Бонни и Клайд, видимо, собирались в такой спешке, что даже не успели забрать с собой этот компромат, который собирали сами на себя, — предположил я. — Мания величия одолела…

— Думаешь, это они?

— Наверняка.

— А вдруг они специально оставили его для кого-то? — предположила Софа.

— С какой целью? Нет, думаю, просто забыли. Хотя на них такое не похоже, если они столько раз успешно уходили от преследования. Здорово мы их, видно, напугали своим появлением!

Софа забрала у меня листки и перечитала ещё раз.

— Сколько же душ загубила эта сладкая парочка? — вздохнула она. — Нам ещё повезло…

— Очень повезло, — откликнулся я, потирая ушибленную голову и шею. — Мне уже второй раз повезло за последнее время. Я просто везунчик какой-то!

— Как ты думаешь, они вернутся?

— Да кто их знает! Хотя… Если забрали свои вещи, то вряд ли. Не будут же они возвращаться только за этими вырезками. Меня другое интересует. Какая связь между Давидом и ими? Не похоже, что он у них находился в заложниках. А если так, то что тогда общего между учёным, который засел в глуши и никого видеть не хочет, и террористами, грабящими банки и убивающими людей?

Больше в этой комнате ничего интересного для нас не было, и мы спустились в салон. Софа вздохнула:

— Здесь оставаться, думаю, смысла нет.

— Поедем к Виктору? Он наверняка ещё ждёт нас на дороге. Расскажем про наши приключения и быстренько сделаем ноги?

— А он нас отпустит? Ему Давид нужен, а мы его так и не встретили.

— Но что мы можем сделать? Здесь его нет, пускай Виктор сам и разыскивает, где хочет. А мы, в конце концов, можем прямо отсюда вызвать полицию, чтобы Виктора взяли, пока он нас дожидается.

— Его-то, может, и возьмут, — зловеще предположила Софа, — но ты уверен, что у него компаньонов не осталось? А они придут и снова надают тебе по голове.

— Фу, какие ты пошлости говоришь! — даже передёрнуло меня от её оптимистических прогнозов. — Значит, нам нужно выкручиваться самостоятельно. Тем более, судя по Сашкиной отзывчивости, помощи от полиции не дождёшься.

Некоторое время мы расхаживали по дому, разыскивая неизвестно что, потом Софа предположила:

— Интересно, куда они дели ноутбук Давида, с которого запускаются его аппараты? Если забрали с собой, то для чего? Вряд ли приборами Давида можно управлять на расстоянии. Да и зачем, если результата всё равно не увидишь? Наверняка спрятали где-то в доме. Нужно его поискать.

— Чтобы отдать Виктору? — откликнулся я.

— Можно и не отдавать, а спрятать у себя в машине…

— Ты его найди сперва.

Но ноутбук мы так и не нашли. Видно, эти долбанные «Бонни и Клайд» забрали с собой.

И тут, как всегда неожиданно, в кармане у меня зазвонил сотовый телефон. Мне бы стоило вспомнить о нём пораньше, ещё до поездки сюда, и самому достучаться до Давида, но события всё время опережали меня, и я о нём даже не вспомнил. Задним умом мы всегда сильны, но, извиняюсь, не передним.

А звонок был и в самом деле от Давида.

— Как дела, юноша? — жизнерадостно поинтересовался он.

— Мы у вас в гостях, и Софа со мной…

— Софа? Это хорошо… А вы в доме или дожидаетесь на улице?

— Уж, лучше б на улице дожидались, — вздохнул я, — а то уже успели познакомиться с вашими друзьями…

Некоторое время трубка молчала, потом Давид ответил:

— Вот оно что… Надеюсь, знакомство прошло без эксцессов?

Жаловаться или что-то рассказывать по телефону мне не хотелось, поэтому я только спросил:

— А вы скоро дома будете?

— Скоро. Вы уж извините меня за то, что заставляю ждать, но подвернулась оказия съездить в город за продуктами. Вот я и поехал с соседом.

Всё было до невероятного просто: изобретатель жил в мире простых и понятных вещей, когда важней всего купить продукты, прокатиться на попутке в город, а все страсти вокруг его изобретений как бы проходят стороной, обтекают, не задевая…

— Хорошо, — согласился я, — только вы поторопитесь, а то мы уже заждались…

 

28

Израиль Сентябрь 2011

Сашка осторожно вёл машину по извилистой дороге среди зелёных холмов и мельком поглядывал в зеркало на сидящих сзади Стаса и Наташу. Напряжение немного спало и, когда выезжали из ворот поселения, он даже помахал рукой солдату-охраннику. Сразу же в спину ткнулся пистолет и раздался злой шёпот Стаса:

— Только подай ему знак! В ту же секунду стреляю. Сквозь кресло не промахнусь!

— Спокойно, спокойно, — пробормотал Сашка и решил, что дразнить этого психа и в самом деле не стоит.

Лучше выждать момент, когда они куда-нибудь приедут и поступать по ситуации — то ли сдать в полицию придурка с оружием, явно у кого-то украденным, то ли попробовать скрутить самому. В зеркало он видел, что Стас по виду парень жилистый и крепкий, но пободаться с ним стоило бы.

— Куда едем? — миролюбиво спросил Сашка.

— А твоё какое дело?! Ты рули, не разговаривай… — Стас немного помолчал, а потом спросил: — У тебя есть в машине атлас дорог?

Он напряжённо следил за Сашкиной рукой, когда тот извлекал из бардачка альбом, потом быстро пролистал его и скомандовал:

— Выезжаем на шоссе № 1, а дальше по направлению к аэропорту.

Сашка непроизвольно хмыкнул:

— Здорово же я вас напугал, что вы даже улететь отсюда решили!

— Что мы решили — не твоё дело! — грубо оборвал Стас, но потом всё же пробормотал более спокойным голосом: — Ты вот что скажи: в аэропорту можно купить билеты на какой-нибудь ближайший рейс?

— Понятия не имею, — пожал плечами Сашка, — никогда этим не занимался. В каких-нибудь туристических агентствах или в интернете — это другое дело, а в самом аэропорту…

— В интернете? — переспросил Стас. — Наташа, достань-ка ноутбук…

Они притормозили на обочине, и Стас, не выпуская из рук пистолета, направленного на Сашку, открыл маленький ноутбук, вынутый подругой из сумки, и глянул в экран.

— Чёрт подери! — выругался он. — Здесь связи нет!

Сашка ухмыльнулся про себя, но тут же подумал, что теперь ехать в аэропорт придётся непременно, и что там будут вытворять его психованные попутчики, одному богу известно.

— Да бросьте, ребята, — попробовал он наладить мирные отношения, — никто вас не преследует, и убегать ни от кого не надо. Давайте я отвезу вас, куда хотите, и мирно расстанемся. Я вас не знаю, и вы меня не знаете…

— Заткнись, прошу тебя! — взмолился Стас и захлопнул крышку ноутбука. — Всё, едем в аэропорт. Разберёмся на месте.

Но дальше проехать им не удалось. Откуда-то из-за холмов вдруг появился лёгкий полицейский вертолёт и полетел параллельным курсом с их машиной.

— Как ты им сообщил, что мы здесь? — взвился Стас и стал снова тыкать Сашку пистолетом в спину. — Откуда они знают, что мы в машине?!

— Понятия не имею! — пробормотал Сашка. — Сами, небось, засветились где-то, и за вами уже следили…

— До твоего появления никто не следил!

— Откуда вы знаете? В полиции же не дураки, чтобы засвечиваться!

— А сейчас, значит, решили засветиться?! Гони!

Вертолёт почти завис над ними, и из рупора, направленного вниз, раздался громкий металлический голос.

— Что он говорит? — насторожился Стас.

Сашка приоткрыл стекло и прислушался:

— Требуют остановиться и выйти из машины с поднятыми руками.

— Гони…

Но впереди за поворотом показался полицейский кордон из трёх машин, перегородивших дорогу. Объехать их было невозможно из-за громадных валунов, стискивающих тонкую полоску асфальта. Из машин выскочили полицейские в бронежилетах и какие-то гражданские с автоматами в руках.

— Разворачивайся! — закричал Стас и толкнул Сашку в спину.

— Не могу! Видишь, дорога узкая — в кювет кувыркнёмся…

— Останавливайся и вылезай! Ключи оставь в зажигании…

Сашка резко ударил по тормозам, и машина встала. Оглянувшись на Стаса, Сашка открыл дверцу и вышел наружу. Теперь главное, не упустить момент, если бандит захочет в него стрелять. Нужно успеть за мгновение до того уклониться в сторону и нырнуть за машину.

Но Стас, похоже, стрелять не собирался. Он стремительно распахнул дверь, выскочил наружу и, отпихнув Сашку в сторону, запрыгнул на его место. Двигатель взревел, и машина рванула вперёд. Сашка едва успел отскочить на обочину.

Набирая скорость, машина понеслась на полицейский кордон. Сашка заворожено глядел, как стремительно сокращается расстояние между машиной и полицейскими. Вертолёт, всё время висевший над головами, натужно взмыл вверх, а со стороны кордона послышались нарастающие звонкие хлопки выстрелов.

«Что я Светке скажу? Всю машину изрешетят!» — машинально подумал Сашка.

А потом всё и вовсе показалось диким и нереальным, как в плохом, тысячу раз виденном кино с дешёвыми трюками. Вооружённые полицейские бросились врассыпную, а Сашкин «пежо» уверенно и с почти человеческим вскриком рвущегося металла врезался в перегораживающие дорогу машины, подскочил, как на трамплине, перелетел на другую сторону, дважды кувыркнулся и скатился в канаву, подминая дорожные столбики. Спустя несколько секунд раздался глухой хлопок, и машину окутали языки пламени.

Сашка молча глядел на груду горящего металла и не мог сделать ни шага. Он видел, как полицейские сбегаются к машине, но близко не подходят из-за огня. А потом за холмами завыли сирены, и подъехали пикапы «скорой помощи» и зелёные армейские джипы. Людей стало настолько много, что они загородили собой дымящиеся обломки. Появилась даже пожарная машина, но тушить уже было нечего.

Двое полицейских и какой-то полный мужик в гражданской одежде направились к Сашке.

Напряжение, в котором он находился последние часы, спало, и он дал без разговоров надеть наручники и в сопровождении полицейских отправился к месту аварии. Безразлично и покорно он сел в полицейскую машину между двумя молчаливыми полицейскими и вместе с ними поехал в город.

В себя он пришёл, только очутившись в знакомом полицейском управлении, каждый уголок которого был ему хорошо знаком. Проходя мимо своего бывшего кабинета, он с интересом глянул на табличку с фамилией нового владельца, но человека этого он не знал.

Допрашивал его какой-то незнакомый мужчина в гражданской одежде, который поначалу долго разглядывал Сашкины документы, а потом, так и не представившись, спросил:

— Давно дружите со Станиславом Портновым?

— С кем? — удивился Сашка, а потом догадался, что разговор идёт о его похитителе, фамилии которого он, естественно, не знал.

— Не изображай из себя невинную девочку! — с пол оборота завёлся мужчина. — Хочешь сказать, что вы с ним общались, и ты не знал, как его зовут?

— Я не знаю, как и вас зовут. А общаюсь…

— Узнаешь, — нахмурился мужчина. — Меня зовут Алексом. Итак, ты не ответил на мой вопрос.

— Я с этим Станиславом познакомился сегодня утром.

— При каких обстоятельствах? Как ты оказался в поселении? Он тебя приглашал?

Хоть Сашка и был в обиде на полицию, но в данной ситуации молчать или вести себя вызывающе было глупо. Но и рассказывать о настоящей причине своей поездки к Давиду Бланку не следовало. Поэтому он ограничился кратким рассказом о том, что приехал к популярному целителю поправить пошатнувшееся здоровье и был захвачен этим неизвестным человеком по имени Стас, который потребовал отвезти его и его подругу в аэропорт. Что случилось бы дальше, если бы их не остановил полицейский кордон, он не представляет. Возможно, Стас его застрелил бы, ведь вряд ли ему нужны свидетели.

— Складную сказочку придумал, — хмыкнул Алекс. — А может, вы её вместе придумали?

Тут уже Сашка и сам неожиданно разозлился:

— Не верите? Конечно же, вместе придумали! И даже придумали, что он при встрече с вами вдребезги расколотит мою машину и сам погибнет, а я попаду сюда и буду плести небылицы!

— Всякое может быть. Твой Стас, как ты его называешь, не простой уголовник, а международный преступник, которого не один год разыскивает Интерпол. Тебе об этом что-нибудь известно?

— Нет, — искренне признался Сашка. — Откуда я мог знать? Я даже его имя только от вас услышал.

— Предположим, я тебе поверил. — Алекс встал и прошёлся по кабинету из конца в конец. — Расскажи-ка мне пока о себе. Ведь ты служил в полиции? За что тебя уволили?

— Загляните в компьютер, там всё указано.

— Хочу послушать твою версию. А потом сделаю выводы, насколько тебе можно верить.

Сашка пожал плечами и принялся рассказывать свою эпопею взаимоотношений с израильскими правоохранительными органами именно теми казёнными фразами, которыми она была, вероятно, записана в его компьютерном досье. Алекс не перебивал, лишь изредка задавал наводящие вопросы и всё время кивал головой.

— Хорошо, — наконец прервал он Сашку, — я тебя понял. А теперь с тобой хочет поговорить ещё один человек. Сейчас он придёт. — Алекс встал из-за стола и быстро вышел из кабинета, оставив Сашку в одиночестве.

Некоторое время Сашка разглядывал в окне, как, сидя на капоте полицейской «мазды» и отпивая кофе из разовых стаканчиков, воркует пара молоденьких полицейских — парень и девушка, потом его внимание привлёк выходящий из дверей управления в сопровождении пары толстяков в форме тюремной службы араб в наручниках. Всё буднично и пресно, словно не было никакой трагедии на дороге недалеко от города, а люди приходят на службу, поглядывают на часы, ожидая конца работы, строят планы на вечер… Только Стас со своей подругой Наташей уже не строят никаких планов, они сейчас в морге Института судебной медицины, а ведь совсем недавно были живыми, нервничали, берегли какие-то свои секреты…

— Здравствуйте, — раздалось за его спиной, и Сашка даже вздрогнул от неожиданности. — Меня зовут Рами, и я хотел прояснить с вами некоторые моменты.

— Да, конечно, — смутился Сашка, — пожалуйста.

— Мне представляться надо?

Сашка пожал плечами:

— Как хотите.

Но представляться Рами не торопился, зато первым же вопросом сразу озадачил Сашку:

— Когда у вас следующая встреча с резидентом российской разведки?

— Какой разведки? Да вы что?! — оторопел Сашка и даже развёл руками. — Вы это серьёзно?

— Более чем. — Рами ухмыльнулся, но лицо его оставалось серьёзным. — Вот, пожалуйста, посмотрите и прокомментируйте. — Он вытащил из тонкой папки, принесённой с собой, несколько фотографий, на которых была заснята Сашкина встреча в парке с представителем российского посольства, назвавшимся Вадимом Александровичем. — Кто этот человек, с которым вы беседуете?

— Ну, было дело, — нахмурился Сашка. — Кажется, этого человека звали Вадимом, и он предложил мне разовую халтуру — съездить в поселение к Давиду Бланку и выяснить, чем тот занимается.

— Когда была эта встреча?

— Недавно. Число точно не помню.

— А до этого?

— А до этого я его не знал. Если вы сумели сфотографировать нашу встречу, то наверняка и прослушивали телефонный разговор перед этим.

— Какое задание дал он вам? Ведь деньги вы получили от него немаленькие.

— Если вы прослушивали телефонный разговор и сфотографировали нашу встречу, — усмехнулся Сашка, — то наверняка и записали беседу в парке.

— Я хочу послушать вашу версию…

Сашка вздохнул и принялся рассказывать всё, что успел узнать об изобретателе Бланке и своей поездке в поселение. И тут же отметил про себя, что этого странного Рами совсем не интересует террорист Стас, который, по логике вещей, должен был бы привлекать внимание всех, кто его допрашивает.

— И это всё, что вы хотите сказать? — поинтересовался Рами, едва Сашка закончил.

— Всё, — кивнул Сашка.

— Когда у вас следующий контакт с Вадимом Александровичем?

Сашка хотел опять напомнить, что разговор с Вадимом им известен до последнего слова, но решил не дразнить этого Рами:

— Он сам обещал связаться со мной.

— Хорошо. — Рами посмотрел на часы и вздохнул. — К сожалению, у нас очень мало времени, чтобы побеседовать более подробно. А не мешало бы.

— Я никуда не тороплюсь, — улыбнулся Сашка и тут же подумал, что не следовало так говорить, ведь общаться со всеми этими алексами и рами ему не очень-то хочется, да и вообще, сидеть на таких допросах не самое приятное времяпрепровождение в жизни.

— Сейчас с вами побеседует ещё один человек, а я хотел бы попросить вот о чём. — Рами снова глянул на часы и достал из кармана визитную карточку. — Думаю, ваш приятель Вадим Александрович обязательно свяжется с вами в ближайшее время. Вы ему всё расскажете, и он обязательно поинтересуется, кто с вами беседовал после гибели террористов. Про меня ему рассказывать, сами понимаете, не нужно…

— А какую вы организацию представляете?

— Не догадываетесь?.. Так вот, не отказываетесь от дальнейших контактов с Вадимом Александровичем, а мы вам подскажем, как вести себя на встрече.

— Вербуете в шпионы? — усмехнулся Сашка.

— Ну, если вам нравятся сказочки про Джеймса Бонда, то называйте это так. А с Вадимом Александровичем связи не теряйте. Вы меня правильно поняли?

— Мне бы сейчас работу найти, чтобы семью кормить. Да и с разбитой машиной что-то решать надо.

— А почему вы об этом мне говорите? — удивился Рами. — Я вам не работу предлагаю. А общение с вашим приятелем много времени не займёт… Вот моя визитка. Звоните, если будет какая-то новая информация.

Сашка повертел в руках визитку, на которой было всего две строчки — имя и номер сотового телефона:

— Хорошо…

Не прощаясь, Рами вышел из кабинета, и спустя минуту вошёл пожилой мужчина, который улыбнулся, протянул Сашке и руку и неожиданно на плохом русском сказал:

— Здравствуйте, меня зовут Франсуа Хофманн, я из парижского бюро Интерпола…

 

29

Греция — Израиль, август 2011

Домой с Кипра Ника вернулся в полной растерянности. С одной стороны, его информацией заинтересовался загадочный Эмир, которого подогнал Хамид, да ещё американцы, на которых он вышел самостоятельно. Это неплохо. С другой стороны, никакой ясности пока не наступило, и денег получить ни от кого не удалось. Если бы хоть знать, что нужно конкретно сделать для получения этих денег, да он бы горы перевернул! Хотя… как искать этого полумифического изобретателя непонятных военных секретов? Никакой зацепки. Имя? Да имя самое банальное — таких в Израиле наверняка не одна сотня! А если Светлана, поделившаяся сведениями о Давиде, ещё и что-то напутала? Тогда совсем труба. Сунул голову в пасть льву, не поинтересовавшись, сыт он или голоден. Следовало бы задуматься о последствиях. Да только что сейчас говорить…

Может, стоит покопаться в интернете? Там наверняка есть русскоязычные израильские сайты, и на них, глядишь, проскочит упоминание об изобретателе. Чем чёрт не шутит! О том, что вполне могла случиться ситуация, при которой Давид по приезду в Израиль забросил свои изобретения и где-нибудь спокойно подметает улицу или пилит железки на заводе, думать не хотелось. Если это так, то не только Нике не светят никакие деньги, так ещё можно и неприятностей огрести по полной программе от того же Эмира. Глянуть, так внешность у него благообразная, а глаза бешеные, как у волчары…

С компьютером у Ники никогда не было тёплых отношений. Ему не нравилось неподвижно сидеть и пялить глаза в экран. Общаться с человеком лицом к лицу — другое дело, а вот переписываться в каком-нибудь чате, когда собеседнику не заглянешь в глаза, не почувствуешь его восторга, волнения или злости, скучно и неинтересно.

Поэтому Ника, не откладывая в долгий ящик, отправился в интернет-кафе неподалеку от таверны, в которую всегда захаживал. Там он попросил какого-то бойкого юношу помочь ему с поисками в интернете, и первое время поисковик ничего не выдавал, пока Ника не изменил запрос: «Давид Бланк, изобретения, Израиль». И сразу же высветилась целая лесенка упоминаний об изобретателе, притом не только на израильских сайтах, но и на российских. Самое интересное состояло в том, что на российских сайтах упоминаний оказалось больше.

Сунув юноше заработанную купюру, Ника отправил его гулять, а сам углубился в чтение. В принципе, он искал лишь одно — место, где проживает Давид. О том, что половина из тех фантастических историй, что гуляют про него по интернету, полное враньё, Ника понял сразу. Было даже какое-то липовое «журналистское расследование», в котором его автор, бодрая дама без комплексов, признавалась, что взяла у Давида Бланка интервью прямо в постели. В интервью Бланк якобы хвастался, что работал прежде в секретном центре и выкрал оттуда чертежи карманной атомной бомбы, которой намерен истребить всех ближневосточных врагов Израиля. Уж каким ни был Ника далёким от техники, но расценил писания журналисточки как полный бред и желание пропиариться.

Гораздо интересней было читать высказывания людей, которые ездили к изобретателю лечиться. Нику не интересовали их восторги по поводу исцеления, он лишь отлавливал обрывочные упоминания о том, как попасть к Давиду на приём. А в одном месте даже натолкнулся на название поселения, в котором тот жил, и этого было достаточно, чтобы убедиться в главном: Бланк досягаем, изобретательством занимается по-прежнему, а если секретничает, так это уже его дело. С помощью Эмира или американцев Ника попадёт в Израиль, приведёт их к дому Давида, укажет на дверь пальцем и всё. Будьте добры оплату за работу, он честно отработал гонорар.

После этого снова пришлось позвать юношу-помощника, и тот отыскал в интернете на карте Израиля крохотную точку поселения и заработал этим ещё одну денежную купюру. Больше Нике ничего не требовалось. Заветная бумажка с названием поселения и ближайшим к нему городом лежала в кармане, так что теперь оставалось ждать, когда работодатели принесут ему в клюве билет в Израиль и по-отечески благословят на поиски Давида какой-нибудь, желательно крупной суммой командировочных.

Ждать пришлось недолго. Буквально на третий день после возвращения домой к Нике, отдыхающему в своей любимой таверне, подсел моложавый белобрысый парень и представился Виктором. Не часто сюда заглядывали бывшие соотечественники, поэтому Ника живо заинтересовался гостем. Вопреки ожиданиям соотечественник отказался от предложенного коньяка и ограничился чашкой кофе. А потом сказал:

— Я пришёл сюда не просто так, а встретиться именно с вами, Никос. Наши американские друзья просили передать вам привет.

«Ага, вот оно что, — сразу пронеслось в голове у Ники, и сладкая дрожь прокатилась по спине от затылка до кобчика, — клюнули всё-таки!»

— Ну да, — засуетился он. — А что они конкретно просили мне передать?

— Они прислали меня к вам в помощь.

— И в чём вы будете помогать?

— Мы вместе поедем в Израиль. Тем более, я недавно получил израильское гражданство, и вам со мной будет легче. Всё будет выглядеть так, будто вы приехали ко мне погостить, и вместе мы разыскиваем нашего общего знакомого. Дальше я уже сам приму решение, как поступать.

— Понял…

Ника сразу представил, как упростятся поиски, если ему будет помогать этот новоиспечённый израильтянин, но тут же подумал и о том, что скажут люди Эмира когда увидят рядом с ним какого-то неизвестного человека. Как они это воспримут? Вся надежда на то, что арабы не успеют встретиться с ним до отъезда в Израиль. А потом, когда всё закончится, можно будет развести руками, мол, американцы всех опередили, и ничего не поделаешь. Хотя не такой Эмир дурак, чтобы не просчитать, с чьей подачи его опередили…

— О чём раздумываем? — усмехнулся Виктор. — Пропало желание ехать в Израиль?

— Нет, — поморщился Ника и тут же принялся врать: — Просто у меня накопились кое-какие срочные дела, но ради нашего дела я их ненадолго отложу. Нам нужно выехать в Израиль буквально завтра-послезавтра, всё быстро сделать и вернуться назад…

— Догадываюсь, что у вас за дела! — снова улыбнулся Виктор. — Наобещали вашему арабскому спонсору Эмиру того же самого, что и нам, а теперь не знаете, как усидеть на двух стульях?

— Откуда вы об Эмире знаете?!

— Думаете, я приехал пообщаться с вами, предварительно не подготовившись?

— Так вы следили за мной ещё на Кипре?

На это вопрос Виктор не ответил, только посмотрел на часы и сказал:

— Я закажу билеты на самолёт на послезавтра. День на сборы хватит?

— Да мне и часа хватит! — пожал плечами Ника.

— Не торопитесь, — заверил его на прощанье Виктор, — если к вам за это время придёт кто-нибудь от Эмира, то не отказывайтесь от их помощи. Их можно использовать втёмную… Вы меня поняли?

Последние слова Виктора несколько успокоили Нику, но беспокойство до конца не исчезло. Если американцы оказались такими предусмотрительными и следили за ним вплоть до посещения яхты арабского магната, то почему бы, скажем, и тому же Эмиру не предусмотреть вариант Никиного общения с кем-нибудь из конкурентов? Если американцы и арабы столкнутся лбами, то кто от этого пострадает больше всех? Яснее ясного… Надежды на то, что Виктор станет его прикрывать, если запахнет жареным, маловато…

Ника покрутил в руках листок с номером телефона Виктора, но там кроме цифр ничего не было. Может, всё-таки рассказать Виктору о своих опасениях?

Вздохнув, он отправился домой. По дороге ему в голову пришла ещё одна крайне неприятная мысль. Когда он приедет в Израиль с людьми Эмира и Виктором, разыщет для них Давида Бланка, захотят ли они рассчитаться за работу? Не проще ли его просто шлёпнуть? Мавр своё дело сделал… Найдут где-нибудь в подворотне труп загулявшего туриста из Греции — кто станет искать убийц, кому это нужно? Ой, совсем дело швах…

Но назад дороги не было. Да и предложи ему кто-нибудь отказаться от всего и исчезнуть, согласился бы он? Ну, уж нет! Жить прежней жизнью, экономить на мелочах, а потом, спустя какое-то время упрекнуть себя в трусости — нет, это не для Ники. Выкрутимся как-нибудь. Вряд ли подобный случай представится ещё когда-то.

Когда раздался утренний телефонный звонок, он был готов к разговору. В трубке раздался голос Хамида, который без долгих прелюдий сообщил, что на его имя заказан билет на самолёт в Израиль, и по прилёту его встретят люди Эмира — двое арабов, живущих в Израиле. Они и помогут Нике во всём, что потребуется. Если всё пройдёт быстро и удачно, то деньги он получит сразу по возвращению домой.

— О какой сумме разговор? — не удержался Ника.

— Эмир не обижает людей, которые оправдывают его надежды, — уклончиво ответил Хамид и повесил трубку.

В принципе, подобного разговора Ника ожидал. Он сразу перезвонил Виктору и сообщил, что билет на самолёт уже заказан, и в Бен-Гурионе его встретят люди Эмира. Всё-таки этот русскоязычный Виктор был ему ближе, нежели арабы, у которых неизвестно что на уме. Если уж кто-то и сумеет его защитить от вероятной угрозы, то только американцы. Из двух зол выбирают меньшее.

Виктор молча выслушал, а потом сказал:

— Поступим так. Делайте всё, что скажут люди Эмира, Не забывайте вести себя естественно, чтобы никто ничего не заподозрил. А по приезду в Израиль мы с вами пересечёмся как бы случайно, и вы во мне узнаете своего старого знакомого по России. Крепкие объятия, расспросы о каких-нибудь липовых друзьях, предложение отметить встречу и тому подобное. Это не вызовет подозрений. А дальше я что-нибудь придумаю, чтобы повсюду быть вместе с вами.

— И что же вы такого придумаете?

— Пока не знаю, — честно признался Виктор, — но… придумаю, не сомневайтесь.

Утром Ника позвонил в аэропорт и узнал, что билет в Израиль ему заказан на послеобеденный рейс. Будь что будет, решил он, ведь до этого звонка ему казалось, что всё можно переиграть и отменить, чтобы не подвергать себя опасности, а теперь нужно однозначно собираться и ехать в аэропорт. Он прикинул, что вряд ли ему придётся долго пробыть в Израиле, где он ещё ни разу не был, и хоть при другом раскладе он с удовольствием поездил бы по легендарным туристическим местам, но сейчас, вероятно, следовало поскорее сделать дело, получить деньги и скрыться. Так спокойней и целее.

Впрочем, о чём он сейчас размышляет? Не о туристических достопримечательностях и не о том, как поскорее скрыться от кого-то, думать надо, а прикидывать, как подкатить к изобретателю, ведь вряд ли Нике заплатят только за то, что он укажет на него пальцем. Каковы дальнейшие планы у Виктора или Эмира, когда они заполучат Давида Бланка, он даже прикидывать не хотел. Не его это дело.

До самого отлёта Ника не находил себе места, слонялся из угла в угол и уже не раз пожалел, что так неосмотрительно ввязался в эту историю. Но когда сел в самолёт, им овладело странное спокойствие. Он всё равно не смог бы отказаться от этого опасного приключения, а если бы отказался, то потом ни за что себе не простил бы. Если выпадает шанс, то грех им не воспользоваться. Второго раза не будет.

И уже перед выходом из самолёта, когда в сгущающемся сумраке за стеклом иллюминатора засветились огни аэродромных служб Бен-Гуриона, он вытащил из кармана маленькую иконку, купленную перед вылетом, и прикоснулся к ней губами, воровато оглянувшись по сторонам. Верующим он не был, но тут не мешало бы заручиться поддержкой со всех сторон. Тем более, кроме небесной поддержки, никакой другой вроде бы не просматривалось.

Особых вещей у него с собой не было, лишь сумка через плечо, поэтому его не досматривали, и уже через пятнадцать минут Ника вышел в зал ожидания. Как и в любом аэропорту, встречающих было много, но он сразу увидел двоих смуглых парней с картонкой, на которой от руки было написано «Никос». Наверняка это люди Эмира.

— Здравствуйте, — сказал им Ника по-английски.

— Можешь с нами, брат, говорить на арабском, — ответил ему тот, который был пониже, — нам передали, что ты знаешь наш язык.

— А здесь можно? — удивился Ника. — Это же Израиль. К вам тут относятся…

— Не беспокойся! — засмеялся парень. — Мы законопослушные граждане. Нас тут никто не тронет.

— Ну, и куда мы сейчас?

— Поехали, брат, переночуешь у нас, отдохнёшь с дороги, а завтра утром займёмся делом.

Пока шли к стоянке с автомобилями, Ника искоса разглядывал попутчиков. Ничего особенного — обыкновенные парни, оба на вид моложе Ники, но какие-то скованные и неразговорчивые. Даже когда сели в машину, старенькую белую «субару» с облупившимся капотом, они не сказали ни слова, лишь тот, который ростом поменьше, сев за руль, обернулся к Нике и сказал:

— Через час будем на месте. Можешь подремать…

Пока они выезжали из аэропорта, стало совсем темно, и, проезжая по шоссе, Ника с интересом поглядывал по сторонам. Всё-таки любопытно увидеть не с экрана телевизора, а из окна машины страну, о которой столько говорят повсюду и ни одна сводка новостей не обходится без упоминания об Израиле.

Он и сам не заметил, как задремал на грязноватом сидении от покачивания машины, быстро летящей по ровному шоссе. А проснулся, когда машина уже остановилась, и кто-то потрепал его по плечу. Ника потёр глаза и вышел наружу.

Они стояли посреди пыльной неасфальтированной улицы с двумя рядами невысоких домов со слепыми тёмными окнами. Редкие светящиеся фонари освещали куски выщербленной дороги, и вокруг них была уже глубокая ночь.

— Пошли, брат, — сказал невысокий, — в доме для тебя приготовлена постель, а если ты голоден, то поешь…

— Нет-нет, — махнул рукой Ника, — мне бы связаться по телефону с Хамидом.

— А кто это такой? — удивился парень.

— Мой приятель, я через него общаюсь с Эмиром.

— А-а, — протянул парень, — пожалуйста, звони ему, если хочешь. Но здесь тебе помогать будем только мы. Так велел Эмир… Кстати, меня зовут Малик.

Ника пожал протянутую руку и пошёл вслед за Маликом в ближайший дом. Комната, в которую его привели, оказалась почти пустой, лишь у стены стоял длинный низкий диван, а посреди комнаты журнальный столик с подносом, на котором лежали виноград и фрукты. Рядом со столиком стоял кальян и бутылки с соками.

Малик протянул Нике сотовый телефон и сказал:

— Если что-то понадобится, говори мне. Да, тебе может позвонить сам Эмир, так что имей в виду… Во сколько ты завтра хочешь встать?

— А какой у нас план на завтра?

Впервые Малик улыбнулся и ответил:

— Завтра и решим. А сейчас отдыхай. Мы с Ясином будем в соседней комнате. — И ещё раз повторил: — Если что-то понадобится, зови нас…

Лежать на низком мягком диване было неудобно, но только сейчас Ника почувствовал, как устал. Немного поворочавшись, он быстро заснул, словно провалился в какую-то тёмную бездонную яму, дышать в которой было тяжело, но и выбираться из которой почему-то не хотелось…

 

30

Израиль Сентябрь 2011

Ждать Давида Бланка пришлось недолго. Буквально через полчаса после нашего с ним разговора по телефону, он явился с кучей пакетов — с помидорами, яблоками, какими-то кульками и молочными картонками. А перед самым его приходом мне всё же позвонил Виктор.

— Ну, что там у вас? — недовольно спросил он. — Мы уже испеклись на солнце. Где наш подопечный?

— Его нет, мы тоже ждём, — жизнерадостно сообщил я. — Даже не знаю, сколько ждать придётся.

Мне хотелось как-то досадить Виктору, чтобы не одному мне было сегодня хреново.

— И куда же он делся?

— Уехал в город за продуктами.

— Точно уехал? — Голос Виктора звучал настороженно. — Откуда вы знаете?

— Соседи сказали, — соврал я.

— Ну, так мы его здесь встретим. Дорога-то в поселение всего одна. А вы возвращайтесь сюда, нечего там рассиживаться. Заодно расскажете, какая у него дома обстановка.

— А мы не дома у него, — опять соврал я, — так же, как и вы, жаримся на солнышке на скамейке. У вас-то хоть в машине радио послушать можно, а мы — только свист ветра да клёкот орлов…

— Что-то ты развеселился не по делу! — Похоже, Виктор начал злиться, и это меня ободрило. Не такие уж у него железные нервишки. — Что вы ещё о Давиде от соседей узнали?

— Больше ничего… А у вас спокойно? Как там с ветром и орлами?

Дальше разговаривать Виктор не стал, и я услышал в трубке короткие гудки. Его слова о том, что дорога в поселение всего одна, и там можно дождаться возвращающегося из города Давида, меня несколько обеспокоили. Кто знает, что на уме у Виктора? Случись какая-нибудь беда с Бланком, первые, на кого укажут пальцем, будем мы с Софой. Ведь нас тут уже видела куча народа, да и солдат на воротах зафиксировал нашу машину…

Но долго размышлять о своём незавидном будущем не удалось, потому что дверь в дом вскоре распахнулась, и вошёл Давид, нагруженный пакетами.

— Привет, друзья! Сейчас будем отдыхать после трудов праведных и пить чай. — Он огляделся по сторонам, и лицо его стало кислым. — А где…

— Вы об этом психе с его подругой, которые всё время прятались наверху? — подхватила Софа.

— Вы с ними уже познакомились?

— Было счастье… А кто они такие?

— Ну… — Давид замялся. — Мои знакомые, которые решили погостить здесь некоторое время. Так где они?

— Уехали. И с ними ещё кто-то третий.

— Странно, их машина стоит на улице, как они уехали? — Давид помрачнел ещё больше. — А кто третий?! Он-то откуда взялся? Как он выглядел?

— Ваши друзья вели себя не очень гостеприимно. — Похоже, Софа больше не хотела изображать из себя ласковую и улыбчивую простушку, которой старалась выглядеть вначале. — Угрожали пистолетом, Льву голову разбили, а меня вообще к стулу привязали.

Давид виновато посмотрел на меня и сказал:

— Голову разбили? Ну, негодяи! Ладно, полечим вашу голову — боль снимем, синяки сведём…

Софа мельком глянула на меня и подмигнула. Давид потихоньку раскрывал свои секреты, но меня это не радовало. Рисковать головой ради такого сомнительного счастья едва ли стоило.

Давид скрылся в своей комнате, а спустя минуту оттуда донёсся голос:

— А куда исчез ноутбук? Вы, случайно, не видели?

— Вероятно, ваши друзья прихватили с собой.

— Зачем он им? Они же прекрасно знают, что сам по себе он никакого интереса не представляет. Он вроде пульта для телевизора!

— Это и мы знаем! — подтвердила Софа и тут же испуганно зажала себе рот. — Ваши друзья так поспешно бежали, будто их кто-то преследовал. Кто они такие? Почему прятались?

Давид вернулся из комнаты, сел на стул и уныло развёл руками:

— Без компьютера я ничего делать не могу… Где их теперь искать?

— Совсем ничего не можете? — впервые подал я голос.

— Мне срочно нужен новый компьютер, — отмахнулся Давид. — А на диске, который вы отвезли в банковскую ячейку, есть маленький файлик с программкой, запускающей систему…

— Только на том диске?

— Ещё здесь! — Давид постучал себя пальцем по виску. — Но чтобы всё восстановить, нужно время. А в город ехать надо, ничего не поделаешь. Купим компьютер и заберём диск из ячейки. Остаток дня, чувствую, пропал…

Мы с Софой переглянулись, и Софа, тяжело вздохнув, проговорила:

— Нет в ячейке вашего диска… Мы его положили туда, а потом заехали проверить, но ячейка оказалась пустой.

— Как это произошло? — Брови Давида угрожающе сдвинулись, а голос стал тонким и неприятным. — Я так понимаю: если вы ездили в банк проверять ячейку, значит, у вас возникли какие-то подозрения? Вы что-то от меня скрываете?

И тут нас с Софой прорвало. Волнуясь и перебивая друг друга, мы стали излагать историю своих злоключений, притом я, естественно, что-то упускал, тогда вступала Софа. А уж её скорострельную речь мне приходилось то и дело прерывать и дополнять своими комментариями. Давид слушал, ни разу не прервав, лишь нервно расхаживал из угла в угол и почёсывал щёку.

В какой-то момент я заметил, что он уже не столько слушает наш сбивчивый рассказ, сколько о чём-то напряжённо размышляет, глядя в сторону.

— Вот оно как получилось, — наконец, он проговорил. — Значит, всё-таки добрались до меня…

Он присел на стул и прикрыл глаза ладонью.

— Ну, мы поедем отсюда? — нарушила наступившую тишину Софа. — Ключ от банковской ячейки мы оставили на столе. Нам здесь больше делать нечего.

— А что вы скажете тем людям, что дожидаются вас на дороге?

— Что-нибудь придумаем…

— Раз уж вы здесь, давайте хоть чая попьём. — Чувствовалось, Давид уже принял какое-то решение. — А поедем мы всё-таки вместе. Ведь этим людям на дороге нужен именно я, не так ли? Им нужны мои изобретения, значит, они должны за них заплатить. То есть имеет смысл с ними пообщаться напрямую, без посредников. Именно это нужно и мне, и им.

— Это очень плохие люди, — напомнила Софа, — мы вам о них уже рассказали.

Давид глянул на нас, и в его глазах впервые мелькнули смешинки:

— Да и я не подарок! Вы уже убедились, что меня на дохлого червяка не поймаешь!

— Может, вы это сделаете без нас? — подал я голос. — Мы свою работу выполнили…

— Неужели вы в самый ответственный момент свалите в сторону? — ещё больше развеселился Давид. — Вам нисколько не интересно, чем всё закончится?

— Интересно… — Я отчаянно махнул рукой. — Поехали! Может, выбитую дверь за их счёт починю.

— Фу, какие приземлённые интересы! — фыркнула Софа.

Чай мы, правда, попили, но уже на скорую руку и без задушевных бесед, а потом Давид сообщил, что ему требуется некоторое время, чтобы подготовиться к разговору с этими людьми, и исчез в своей комнате. Первое время мы прислушивались, что он там делает, а потом поняли по звукам, доносившимся из-за неприкрытой двери, что Давид что-то ломает. Наконец, он вышел и, потирая руки, скомандовал:

— Я готов, можем ехать!

— А как же… — Софа показала пальцем в сторону комнаты.

— Теперь это уже не нужно. Я уничтожил установку, чтобы ни у кого не возникло желание покопаться в ней в моё отсутствие. Всё у меня в голове. И на диске…

— Его же украли из ячейки, — напомнил я мрачно.

— Тому, кто его украл, без моей помощи в нём не разобраться. Так или иначе, он обратится ко мне. Диск — это приманка. Понимаете, о чём я? К тому же, я не такой иванушка-дурачок, чтобы складывать все яйца в одну корзину. Если диск у ваших коллег, загорающих сейчас на дороге, они обязательно об этом обмолвятся.

Когда мы сели в машину и поехали, Софа спросила Давида:

— Вы сюда возвращаться, чувствую, не собираетесь?

— Почему? Где-то я должен жить. А если вы имеете в виду то, что я разобрал свои приборы, так ведь надеюсь, что у меня будет возможность сделать их более профессионально и в другом месте. Вы же понимаете, что вашим друзьям я никаких подарков делать не собираюсь, а переговоры с ними будут чисто деловыми и на моих условиях…

Я ничего не ответил на это хвастливое заявление, лишь с сожалением посмотрел на него и потрогал шишку на голове. Хотелось бы верить, что эти «друзья» будут вести себя с ним по-джентльменски…

Мы медленно подъехали к будке с солдатом на выезде из поселения, но тот на нас не обратил внимания, лишь безразлично помахал рукой. При выезде машины не проверяют. Ворота медленно поползли на поскрипывающих колёсиках, и мы выехали на дорогу.

Никаких машин на дороге не было. Не было и машины Виктора, который так нетерпеливо дожидался нас на солнцепёке. Неужели он решил, что мы от него скрываемся, и уехал? Что-то на него не похоже.

— Ну, и где ваши друзья? — поинтересовался Давид, даже приподнимаясь с кресла, чтобы заглянуть подальше на дорогу. — Когда я возвращался домой, то видел тут какую-то машину, но не обратил не неё внимание….

— Они звонили перед самым вашим появлением, а теперь не знаю, что и думать. — Я притормозил и вопросительно посмотрел на Давида.

— Едем в город, — вздохнул Давид, — проверим ячейку в банке — вдруг произошло чудо, и диск снова там.

— Слушай, Лев, — подала голос Софа, сидящая сзади, — а попробуй сам позвонить Виктору.

— А нам это надо?

— По крайней мере, узнаем, где он. А то мало ли, что нас ждёт в городе!

Я набрал номер Виктора, но телефон у него оказался выключенным. Это было что-то новенькое.

— Ну вот! Мало мне одного Сашки, теперь ещё этот гусь прибавился! — проворчал я, но без особого сожаления, потому что встречаться с Виктором мне лишний раз не хотелось. А с Сашкой? Уж и не знаю…

До города мы доехали без приключений, лишь один раз, когда петляли по городским улицам, Софа дотронулась до моего плеча и шепнула:

— Мне кажется, что синяя машина позади нас постоянно сидит на хвосте. Куда мы поворачиваем, туда и она.

— Чтение детективов бесследно не проходит! — хмыкнул я, но поглядел в зеркало. — Метастазы…

За нами и в самом деле следовала какая-то синяя машина, и мне даже удалось разглядеть двоих парней в ней, один из которых болтал по сотовику.

— Как поступают в детективах, когда тебя преследуют? — развеселился я. — На ближайшем перекрёстке мы развернёмся и поедем в обратную сторону. Если они не отстанут, начну палить из пистолета! Хвосты обрубаем!

— А у вас и пистолет есть? — заинтересовался Давид.

— Я же в охране работаю…

Но на перекрёстке, когда мы развернулись и притормозили, чтобы разглядеть преследователей, синяя машина ушла вперёд.

— Ну вот, видите, всё куда прозаичней, чем кажется, — самодовольно заявил я, — пора бы уже этому детективу заканчиваться. Да и мне не мешало бы поглядеть, что растащили из моей квартиры без входной двери. Хорошо, что пистолет, честь и совесть всегда при мне, а то оставь я их дома…

Но договорить я не успел. Нас подсекла выскочившая неизвестно откуда полицейская машина с включённой мигалкой, перегородила дорогу, а сзади подкатила вторая полицейская машина, чтобы отрезать путь к отступлению. И тут же неподалеку притормозила знакомая синяя машина, от которой мы так ловко удрали на перекрёстке. Выходило, что за нами и в самом деле следили, что не укрылось от зоркого глаза Софы.

Двое полицейских выскочили из первой машины, и один из них жестом потребовал, чтобы мы вышли. Второй положил руку на кобуру пистолета, чтобы нам стало ясно — это не просьба, а настоятельное требование, не выполнять которое себе дороже.

— Что происходит? — удивился Давид, но ничего вразумительного ответить мы ему не могли.

— Наверное, проверка документов, — попытался я ухватиться за соломинку.

— Вряд ли, — вздохнула Софа и стала выбираться наружу.

Я полез в бардачок за правами, но меня прервал громкий голос из динамиков полицейской машины:

— Быстро выйти с поднятыми руками!

— Как хотите! — проворчал я и тоже выбрался наружу.

К нам тут же подскочили полицейские, и я глазом не успел моргнуть, как на моих руках защёлкнулись наручники. То же произошло с Давидом и Софой.

— Постойте, это какое-то недоразумение! — взмолился я, но полицейский, который велел нам выйти из машины, отрицательно покачал головой и заученно процедил сквозь зубы:

— Разберёмся!

— Это произвол! — попробовала возмутиться Софа, однако вступать с ней в дебаты никто не собирался, зато каждого из нас ласково, но жёстко подхватили с двух сторон и ловко запихнули в подъехавший минибус.

— Э-э, ребята! — подал я голос. — У меня в машине пистолет в бардачке. Если пропадёт, мне тюрьма светит!

— Не волнуйся, твою машину не оставят без присмотра. — В полумраке салона я даже не разглядел говорившего. — А пистолет заберут в полицейский участок. Проверим, как ты его использовал.

— По какому праву нас задержали?! — продолжала качать права Софа.

— Вам объяснят позже…

Больше никто с нами не разговаривал, да и ясно было, что задержали нас не по ошибке. Оставалось надеяться, что всё разрешится, едва с нами поговорит кто-то компетентный и знающий. И хоть процедура задержания была неприятной и даже обидной, на душе у меня стало спокойно и легко. Теперь уже от меня ничего не зависело, зато появлялась некоторая уверенность, что по голове я больше не получу.

Я покосился на сидящего рядом Давида, но лицо его было невозмутимым. Он глядел на свои скованные руки и, казалось, не замечал ничего вокруг себя. Что творилось у него в голове, было неведомо, но едва ли он испытывал радость от того, что попал в руки полиции. Насколько мне было известно из слов Сашки, у полиции были счёты к нему, поэтому сегодняшняя встреча с копами вряд ли входила в его планы. Впрочем, это уже его проблемы, а не мои.

— Приехали, — проговорил сидящий за рулём полицейский, так ни разу и не обернувшийся к нам, — выходим.

Первым из минибуса вывели Давида, за ним Софу и потом уже меня. После полумрака салона в глаза ударил яркий солнечный свет, первое мгновение ослепивший меня. Находились мы во внутреннем дворике высокого здания, огороженного металлической решётчатой оградой. У ворот, через которые нас ввезли, была будка с полицейским, а за оградой оживлённая дорога.

— Быстренько проходим, — скомандовал полицейский, — вас ждут.

— Произвол! — повторила Софа, но послушно пошла к дверям, за которыми уже скрылся Давид.

Я хотел было развести руками, но помешали наручники, поэтому я вздохнул и молча пошёл вслед за ней.

 

31

Израиль, август 2011

Проснувшись, Ника некоторое время неподвижно лежал и прислушивался, как за стеной о чём-то переговариваются его помощники Малик и Ясин, но звать их пока не стал. Он нашарил в висевшем на стуле пиджаке листок с телефоном Виктора и позвонил. Вначале он хотел звонить со своего сотового телефона, потом подумал, что Малик с Ясином могут заподозрить его в каких-нибудь секретах, и позвонил с телефона, который ему дали вечером. Если придётся разговаривать с Виктором на виду у арабов, а это рано или поздно произойдёт, то можно, по крайней мере, объяснить, что он, наконец, разыскал своего старого российского приятеля, и в этом нет ничего запретного. К делу это не относится. Тем более, никакими обязательствами ни с кем он не связан и имеет полное право поступать, как каждый уважающий себя турист, приехавший на Святую землю оттянуться и разыскать друзей.

Виктор отозвался сразу.

— Мы провели кое-какую работу, — деловито сообщил он, — и почти вышли на твоего приятеля. Всё оказалось так, как ты и говорил. Но есть проблема, которую без тебя, видимо, не решить. На контакт он ни с кем не идёт — серьёзно парень конспирируется. Наверняка на него уже кто-то объявил охоту, вот и осторожничает.

— А что я тогда смогу?

— Попробуй со своими арабскими друзьями выйти на него.

— Но как, если он никого к себе не подпускает?

— У арабов-то есть старые проверенные способы, — усмехнулся Виктор, — ты им только поставь чёткую задачу. Скажи, что нужно взять Давида в заложники. Даже если они попросят разрешения у Эмира, тот им даст добро. Ну, и вперёд…

— Ого, — усмехнулся Ника, — без меня меня сосватали в террористы! В компании с арабами я теперь должен захватывать израильских граждан?! Вы мне передачки в тюрьму носить будете?

— Между прочим, — напомнил Виктор, — ты, помню, хвастался, что имеешь подход к Бланку.

— Какой подход? — удивился Ника.

— Ну, эта твоя женщина, которая рассказала про него, кажется, намекала на какие-то детали, на которые Бланк отреагирует положительно. Или ты врал?

— Да нет, что ты! — Ника даже испугался, что американцы раскусят его блеф, и он останется ни с чем. Обидно вылетать из игры почти на финише.

— Тогда подключайся. Подобные вещи надо делать быстро и решительно.

На том разговор и закончился. А тут и Малик заглянул в дверь.

— Вы уже проснулись? Кофе хотите?

После завтрака они поехали в город, из которого удобно добираться до поселения Давида, и там сняли виллу на месяц, в которой Ника поживёт до завершения операции. Вилла находилось в тихом и дорогом районе, где никто не интересуется, кто его сосед и чем занимается.

После этого Ника сразу предложил рвануть в поселение, но Малик отрицательно покачал головой.

— Так просто туда не попасть, — сказал он. — Вас туда, может, и пропустят, а нас с Ясином точно нет. Нужно сначала понаблюдать со стороны, а потом что-нибудь придумаем…

— Ну, и сколько времени это займёт? — тоскливо поинтересовался Ника, которому город абсолютно не понравился. Он любил море и шумную портовую круглосуточную жизнь, как в Пирее, а тут, посреди пустыни, предстоит прозябать неизвестно сколько времени в сонном царстве, где не только нет никакой экзотики, но и в полдень под палящим солнцем всё живое начисто вымирает.

— День-два, — вздохнул Малик, — Эмир ждать не любит. Если он что-то приказывает, то не существует никаких отговорок…

После того, как они уехали, Ника некоторое время посидел в пустой квартире, покрутил каналы на телевизоре, потом вышел прогуляться. До вечера времени было много, а вечером тоже делать нечего, разве что найти забегаловку, в которой можно выпить и подцепить какую-нибудь девицу попроще.

В незнакомом месте, да ещё когда не знаешь, чем заняться, на него всегда наваливалась жестокая тоска, от которой хотелось выть волком. Ну, пройдёт он по этой вымершей улице среди вилл, свернёт на центральную к высотным домам и магазинам, доберётся до торгового центра, где работают кондиционеры, там поглазеет на витрины, а что дальше? Возвращаться назад в эти четыре моментально опостылевшие стены?

Ника притормозил у маленькой уличной кафешки, взял бутылку пива из холодильника и устроился за столиком под навесом. Рука снова потянулась к телефону, и он набрал номер Виктора.

— Мои арабские друзья слиняли, — сообщил он, — появятся только завтра. А я тут от тоски умираю. Ни друзей, ни знакомых…

Виктор помолчал, а потом вздохнул:

— Только не раскисать! Сейчас подъеду, надо кое-какие вещи обсудить. Ты где находишься?..

Но ждать Виктора пришлось почти час, а когда он всё-таки подъехал, Ника обратил внимание на пыльный капот его машины. Виктор объяснил, что из Тель-Авива добраться в любую точку Израиля не трудно, страна небольшая. С другой стороны, и скрываться, если понадобится, сложнее, но им это вряд ли понадобится.

Не сговариваясь, они купили в кафе бутылку виски, сок и какие-то пакеты с закуской, а потом вернулись на виллу, где Виктор со знанием дела сразу прикрыл от прямых лучей солнца жалюзи на окнах и включил кондиционер, на который Ника даже не обратил внимания.

Пока они раскладывали на столе в салоне закуску, Виктор с усмешкой поглядывал на Нику и, наконец, спросил:

— Ну, теперь будет не так скучно жить в этой глуши?

— И долго такая жизнь будет продолжаться?

— Думаю, день-два. Закончим дело, и гуляй на все четыре стороны.

На правах хозяина Ника скрутил пробку на бутылке и разлил виски по стаканам. Виктор взял стакан и посмотрел на свет. Напиток был не самого высшего сорта, но он молча выпил и бросил в рот маслинку.

— Значит так. Слушай внимательно и не перебивай. — Он откинулся на спинку кресла и жестом показал, что больше наливать пока не надо. — Завтра встретишься с нашими арабами, и вы поедете в поселение. Вместе попасть вам туда не удастся, потому что их не пропустят, а к тебе одному, да ещё без машины и с документами туриста зададут столько вопросов, что непременно расколят.

— Зачем тогда ехать? — удивился Ника.

— У твоих друзей будет особая задача, о которой они тебе не скажут. Сегодня вечером им позвонит Эмир и прикажет попробовать прорваться внутрь за ворота.

— А тебе откуда это известно?! — Ника удивился ещё больше.

— Думаешь, мы сами по себе, а Эмир сам по себе? Да он, когда до него дошла информация о Бланке, тут же связался с нами и предложил свои услуги. Изобретения Давида Эмиру, в принципе, ни к чему, ведь для того, чтобы получить какую-то выгоду от них, нужно строить лаборатории, заводы, испытательные полигоны. И то при условии, что разработки представляют какой-то практический интерес, в чём никто не уверен. Эмир это прекрасно понимает, поэтому сюда и не лезет, а вот заработать на своём излюбленном ремесле — захвате заложников и получения за них выкупа, в данном случае, от нас — не брезгует. Сегодня он сообщит твоим друзьям, что в вашей группе появлюсь и я, иначе они не подпустят меня к тебе и на пушечный выстрел.

— Вот даже как! — ахнул Ника и потянулся за виски.

— Это не всё. За Бланком охотимся не только мы. За ним тянется хвост ещё из России, да и здесь он уже успел засветиться. Насчёт израильтян в точности не знаю, но своим нестандартным поведением этот кулибин кого хочешь насторожит. Тут его имя у всех на слуху.

— А про русских откуда известно?

— Дело в том, что они с помощью одного разжалованного полицейского отправили к Давиду подставного человечка, который, не имея специальной подготовки, наследил повсюду, где только смог. Проследить за ним и просчитать его телодвижения оказалось проще простого. Но говорят, новичкам везёт — вот ему и удалось на дурака установить контакт с Давидом, и, кажется, довольно тесный. То, чего до последнего времени не удалось ни одной серьёзной конторе… Теперь наша задача усложнились: нужно успеть перехватить Бланка, пока он не попал к русским. А они на сегодняшний день нас опережают. Да и про израильтян, повторяю, пока ничего не знаем, но в стороне они точно не останутся, мимо такой темы не проскочат…

Только сейчас до Ники дошло, какая нешуточная игра развернулась вокруг этого загадочного Давида Бланка, притом именно с его подачи. Если вся эта авантюра в конечном счёте лопнет, как мыльный пузырь, то ему придётся очень несладко.

— О чём задумался? — поинтересовался Виктор, наливая себе виски. — Страшновато стало?

— Если честно… — протянул Ника, но Виктор его перебил:

— Ладно, поговорим о том, что конкретно нужно делать. Я сейчас подумал, что тебе завтра ехать в поселение с твоими арабскими друзьями, наверное, не нужно. Они сами справятся, ты им только помешаешь. А мы с тобой последим за казачком, которого русские засылали к Давиду. Через него стопроцентно можно выйти на клиента.

— Это понятно, — отмахнулся Ника, — но одного я не догоняю: зачем арабов посылать завтра? Если никому пока не удалось достать Давида, то что они могут сделать? Разыграть боевик с погонями и перестрелками? Как они захватят заложника? И кого?

— Ясное дело, что никого они не захватят! А шум устроят немалый. Может, клиента напугают, и он из своей норы вылезет, чтобы укрыться понадёжней. Тут мы его и перехватим. Но это один из вариантов, в который я не очень верю. Да и Эмиру нужно показать, что его люди не бездействуют. Раз он ввязался в заварушку, лучше с ним не портить отношения — не так у нас много союзников среди их братии… — Виктор допил виски и посмотрел на часы. — Всё, устал я, хочу отдохнуть. Завтра будет день тяжёлый. Поеду к себе, пожалуй.

— Но мы же ни о чём не договорились!

— Сегодня отдыхай. Завтра, когда твои арабские друзья укатят в поселение, мы с тобой встретимся и последим за шуриком, который контактировал с Давидом. Наверняка любопытное будет зрелище.

— А моя какая роль в этом?

— Хочешь деньги получить — отрабатывай. У нас тут нет лишних людей, а ты… — Виктор пристально посмотрел на Давида и усмехнулся. — Ты парень крепкий, неглупый, на что-нибудь сгодишься. Или я ошибаюсь?

— Н-нет… — Ника отчаянно помотал головой и залпом выпил свой стакан. — Значит, завтра я как штык…

После отъезда Виктора Ника некоторое время сидел неподвижно, тупо разглядывая ополовиненную бутылку и размышляя, стоит ли допивать виски до конца. Потом решил, что не надо, чтобы потом не болела голова.

Время тянулось медленно. За окном бушевала полуденная жара, и на улице не было ни одной живой души. Ника немного походил по комнате, потом полез в душ. Вода оказалась тёплой и противной, нисколько не освежающей. Не вытираясь, он дополз до кровати и рухнул в мятые простыни. Перед тем, как заснуть, попытался представить, как всё сложится завтра, но никаких мыслей не было. А потом ему и вовсе стали мерещиться смутными видениями какие-то агенты американской разведки, русские шпионы и израильские коммандос, гоняющиеся за ним, а в завершение к этой весёлой компании присоединились бородатые арабские террористы в чалмах, обвешанные бомбами. И избежать встречи с этими полупризраками-полулюдьми было невозможно, оставалось только убегать…

Ника проспал до утра, беспокойно ворочаясь с боку на бок и часто просыпаясь, только бы поскорее сбросить морок, но это не удавалось. Стоило задремать, как снова начиналась дурацкая погоня, и каждый раз, когда Ника попадался своим преследователям, его ожидала новая казнь, ещё мучительней предыдущей.

Но к приходу Малика и Ясина он был уже на ногах и даже успел умыться и побриться. Из окна тянуло приятной утренней прохладой, но день, по всей видимости, обещал быть таким же знойным, как вчерашний.

Краем глаза Малик глянул на бутылку из-под виски на столе, но ничего не сказал, лишь слегка поморщился.

— Мы поедем в поселение без вас, — сказал он. — Осмотримся, заедем в арабскую деревню, что рядом с поселением, посоветуемся с людьми. Может, они что-то подскажут… Кстати, теперь у вас будет новый помощник. Американец, но русскоговорящий… Эмир так распорядился. И ещё он просил узнать: у вас всё в порядке?

— Сколько времени вас не будет? — на всякий случай поинтересовался Ника.

— Часа два-три, — ответил Малик, — если ничего непредвиденного не случится.

— А что может случиться?

— Сегодня — ничего…

После их отъезда Ника тоскливо выглянул в окно и подумал, что ещё один день прошёл впустую. Ладно бы, он что-то делал и не справился, так ведь сидит сиднем в четырёх стенах и ждёт, пока кто-то вместо него всё сделает. И ведь сделают, а потом скажут: ты бездельничал — какие тебе деньги? Скажи спасибо, что прокатился за чужой счёт в Израиль!.. А что он в этом Израиле видел? Дурацкую выжженную солнцем улицу, по которой раз в час пробежит тощая кошка от одной помойки к другой? Арабов, из которых каждое слово надо выдавливать в час по чайной ложке?

Топать по солнцу ещё за одной бутылкой виски не хотелось. Да и выпивать не хотелось, потому что потом будут сниться всякие гадости, от которых становится мерзко. Позвонить, что ли, Виктору? Никого другого, с кем бы он мог переброситься словечком, у него не было. И хоть после вчерашнего разговора он стал несколько опасаться этого американского «супермена» — мало ли ещё какие тайны мадридского двора у него в загашнике — но охота пуще неволи.

— Хорошо, что ты подал голос, — сразу же заявил Виктор, — я собирался тебе звонить.

— Продолжим веселье? — зачем-то спросил Ника, хотя ему вовсе не хотелось повторять вчерашнее.

— Нет, с этим закончили. Сегодня вечером у нас серьёзное мероприятие. Дождёшься арабов и — пулей ко мне. Я им пробовал звонить, но у них телефоны недоступны.

— А что случилось? Разве тут может быть что-то срочное? При таком солнцепёке…

— Дело в том, что русские сегодня вечером встречаются с тем комиком, о котором я тебе рассказывал. Ну, с тем, который контактирует с Бланком. Можно, конечно, следить за ними и дальше, но русские тоже не дураки — засекут слежку и так законспирируют свои контакты, что их уже не достанешь.

— И что мы будем делать? Возьмём в плен русского шпиона и этого твоего комика?

— Сегодня в плен, как ты выразился, брать никого не будем. А то сразу оборвём все ниточки к Давиду. Надо лишь сделать так, чтобы эта встреча не состоялась.

— Посадим снайпера на крыше? — усмехнулся Ника. — Или сами будем палить из пистолетов?

— Зачем? — усмехнулся в ответ Виктор. — Для подобных акций есть твои арабские братцы…

 

32

Израиль Сентябрь 2011

Из полиции Гольдмана отпустили глубокой ночью. С комиссаром Интерпола Франсуа Хофманном он беседовал недолго, да и нужно было тому совсем немного — разыскиваемый террорист погиб, значит, дело в принципе можно закрывать, а всё, что Сашка мог рассказать о его последних часах, вполне укладывалось на двух страничках рапорта. Ясное дело, о похищенных ранее из банков ценностях и последующих преступлениях Стаса Сашка знать ничего не мог.

После Хофманна за него снова взялся Рами, у которого вопросов было на порядок больше. Беседа была уже совсем иной — не такой задушевной и почти товарищеской, как с Хофманном, а нервной, изматывающей, после которой долго не можешь прийти в себя. Рами не пугал Сашку карами за связи с разведкой иностранного государства, более того, даже пытался вовлечь в продолжение игры с российским разведчиком. Однако Сашка упорно стоял на своём: ни о какой разведке не знаю, а помочь бывшему соотечественнику, тем более работнику посольства, — почему бы, спрашивается, нет? Это запрещено законом? Именно это и бесило больше всего Рами. Вслух он, конечно, ничего не говорил, но было ясно без слов, что «русским» израильтянам особого доверия нет, и подобного мнения придерживается не только он один, а многие в его ведомстве.

Так ни о чём не договорившись, они расстались, однако Сашка был вынужден пообещать, что обязательно сообщит Рами о новом контакте с посольским Вадимом, если таковой состоится…

Сашка шёл по ночной улице и раздумывал о том, что никого во время допросов не интересовал главный объект всеобщего внимания — Давид Бланк, ради которого, собственно говоря, и затевалась вся возня. Это было странно. Непонятной оставалась ещё одна деталь — что связывало этого кабинетного учёного и отъявленного отморозка Стаса, прошедшего Иностранный легион и натворившего столько бед по всему миру? Неужели и Стас имел какое-то отношение к изобретениям Бланка? Может, стоило перевести разговор на него? Глядишь, у следователей появились бы иные интересы, и они отстали бы от Сашки.

Но Сашка не был таким простачком, чтобы не понимать, что от него при любом раскладе скоро не отвяжутся. А могут ещё в итоге состряпать какое-нибудь уголовное обвинение. По собственному опыту он знал, что в любом деле — а тут без шума уже не обойтись, — должна быть поставлена точка. И должен быть крайний. Удобней всё свалить на покойника, но неплох и бывший полицейский, уже нагрешивший однажды и, как следствие, продолжающий противоправные деяния. Перспектива, конечно, гнусная. Если даже его не посадят, то хвост причастности к тёмным делишкам всегда будет тянуться за ним. А в Израиле, где все друг друга знают, это хреново. Куда при таком раскладе устроишься на работу?

При мысли о том, что нужно искать средства к существованию, а шансов найти остаётся всё меньше, Сашке стало совсем невмоготу. К кому обратиться? Кто из друзей у него остался? Бывший журналист Лев, который работает в маленькой охранной фирме? Попросить, чтобы он поговорил со своим хозяином? Помнится, тот искал работников в охрану. Только подойдёт ли ему бывший коп, которому теперь вряд ли дадут новое разрешение на оружие?

Сашка пошарил по карманам в поисках сотового телефона и вспомнил, что он остался у Стаса, и, вероятней всего, сгорел вместе с машиной… Да, кстати, нужно наведаться в страховую компанию, заполнить бумаги на компенсацию за погибшего железного коня. На развалюху-десятилетку, может, отстегнут, вряд ли больше…

Впереди по улице показался киоск, работающий круглосуточно, и перед ним стояло два столика для клиентов. Сашка пошарил по карманам в поисках денег и подошёл к толстому продавцу, дремлющему перед работающим переносным телевизором.

— Послушай, приятель, — он протянул продавцу пятишекелевую монету, — мне нужно позвонить, а свой телефон где-то потерял. У тебя можно?

Продавец непонимающе посмотрел на него, потом на монету и, ни слова не говоря, протянул свой мобильник. Сашка набрал номер Льва, однако журналюга не отвечал. Дрыхнет, небось, как сурок, беззлобно подумал Сашка, да ещё вдобавок на меня дуется. Имеет право. Ну ничего, как-нибудь загладим вину.

Сашка вернул продавцу телефон, потом обвёл взглядом полки и спросил:

— Какие у тебя самые дорогие напитки?

— Ты просто интересуешься или купить хочешь? — лениво спросил продавец.

Сашка вытащил деньги, оставшиеся от тех, что ему вручил посольский Вадим, и показал.

— Ну, есть у меня виски «Джек Даниэлс»… Это самое лучшее из того, что есть.

— Положи в пакет…

К дому Льва он подошёл уже глубокой ночью. Можно было, конечно, добраться на такси, но торопиться было некуда. Если приятель дрых, как сурок, то всё равно, когда его будить — сразу или через полчаса. В любом случае он будет недоволен, но для того и запасён литровый «Джек Даниэлс». Лев не дурак выпить в хорошей компании, а уж пробовал ли он когда-то золотистого дорогого «Джека» — очень сомнительно.

В подъезде было темно, и свет, сколько Сашка ни давил на кнопку выключателя, не загорался. Вздохнув, он стал подниматься по лестнице в темноте. На нужной лестничной площадке притормозил и полез в карман за зажигалкой.

И вдруг в неясном свете огонька Сашка с удивлением обнаружил, что входная дверь в квартиру Льва выломана и приставлена к дверному проёму.

— Ничего себе! — присвистнул он. — Какие тут страсти бушевали, если даже двери выбивают!

Осторожно сдвинув дверь в сторону, Сашка протиснулся в прихожую и включил свет. Похоже, что кроме выбитой двери, никаких других разрушений в квартире не было. Да и хозяина тоже не было. Но это Сашку не удивило: Лев мог быть сейчас на работе, так как ночные дежурства не редкость. Другое удивляло: как он мог оставить квартиру открытой, а сам куда-то запропастился? Что-то здесь неладное.

Он заглянул в спальню, но кровать оказалась нетронутой, а на прикроватной тумбочке красовался ноутбук. Если бы в квартире побывали воры, то уж его-то они не пропустили бы.

Вернувшись в комнату, Сашка водрузил пакет с виски на стол и сел в кресло. Только сейчас он почувствовал, как смертельно устал за этот долгий сумасшедший день. Попроси его кто-нибудь сейчас восстановить последовательность сегодняшних событий, он вряд ли сумел бы. Некоторое время в его глазах, как на экране телевизора, вставали картины взрыва собственного автомобиля с террористом внутри, потом лица людей, допрашивавших его в полиции, а потом просто поплыли клубы чёрного удушливого дыма.

Дым был такой густой, что Сашка начал задыхаться. Он размахивал руками, рвал ворот и… неожиданно проснулся. Оглядевшись по сторонам, с удивлением обнаружил, что пожара нет, а он сидит в пустой квартире в неудобной позе на кресле, и тело затекло так, что в первый момент он не почувствовал ни рук ни ног.

За окном уже рассвело. Он не помнил, когда пришёл сюда, но проспал, наверное, не менее двух-трёх часов. С трудом поднявшись, он отправился в ванную и долго там держал голову под сильной струёй воды. Вернувшись в комнату, Сашка разыскал городской телефон и, вытянув из заднего кармана брюк визитку Вадима Александровича, решительно позвонил.

— Слушаю вас, — раздался вежливый голос на том конце провода.

— Вадим Александрович, вы? Вас беспокоит Гольдман.

— Извините, мы незнакомы. — Голос был по-прежнему бесстрастный, но Сашка уловил в нём нотку раздражения. — Вы, вероятно, ошиблись номером.

— Но вы же мне сами визитку дали! И при нашей встрече передавали привет от моего бывшего шефа Василия Степановича…

— Не знаю такого. Извините и до свидания…

Некоторое время Сашка вслушивался в короткие телефонные гудки, потом со злостью швырнул трубку.

Наверняка этот посольский Вадим уже проведал о вчерашних Сашкиных бедах и теперь притаился. Не такой уж он дурак, чтобы не понять, куда попал Сашка после взрыва машины на трассе. Об этом наверняка все телеканалы трубят. Сашка машинально включил телевизор, и там действительно корреспонденты наперебой вещали о вчерашних событиях, шли репортажи с места взрыва, то и дело мелькали фотографии Стаса и его подруги, извлечённые из каких-то старых полицейских архивов.

Сашка бессильно рухнул в кресло и задумался. В таком тупике, как сегодня, он ещё не оказывался. Что бы он ни делал, всё шло вкривь и вкось. И долго это будет продолжаться? Он подхватился и стал быстрыми шагами мерить комнату, постоянно натыкаясь на стол и стулья. В голове было пусто. Ему уже не было жалко ни порушенной карьеры, ни разбитой машины, даже на себя ему уже было плевать. Было обидно за то, что он, взрослый мужик, прежде именитый спортсмен и вроде не дурак, попал в такую ситуацию, из которой нет выхода. Что он дома скажет? Заявится и посмотрит виноватыми глазами в глаза Свете? А потом? Что потом?!

Хоть бы Лев отыскался. Сашка всегда поглядывал на него несколько свысока, мол, человек ты, безусловно, хороший и душевный, но, увы, никак не можешь устроиться в этой непростой жизни. Романы пишешь? Да кому они сегодня нужны, эти романы! Из-за них ты и не захотел никакой карьеры делать, а устроился в охрану, где можно свободно предаваться любимому занятию. И, конечно же, втайне питаешь надежду, что когда-то всё переменится — твои книги оценят, начнут издавать и жизнь воздаст тебе сторицей за долгие годы прозябания в неизвестности. Воздаст — как же… А ведь мир день ото дня становится всё более жестоким и грубым — выбивает из седла тех, кто раньше был успешным и устроенным. Бывшего украинского мента, бывшего израильского полицейского и, наверное, уже бывшего твоего друга Сашку Гольдмана, который, не подумав, втравил тебя в дерьмо, да и сам в нём завяз по самые ноздри…

Нужно всё-таки разыскать Льва и объяснить, что произошло. Ну, и, конечно, извиниться. Он мужик не злопамятный, поймёт. Для того, собственно говоря, и куплена бутылка «Джека Даниэлса». Только где его найти? Может, ему сейчас нужна помощь? Сашка ещё раз позвонил с домашнего телефона на его сотовый, но бесстрастный автомат сообщил, что абонент вне сети.

Сашка уселся напротив телевизора и стал всматриваться в репортажи. Вдруг там промелькнёт какой-нибудь намёк на то, где сейчас находится приятель. Но никаких имён в репортажах не называлось. Видно, всем освещающим эту тему было велено прикусить язычки. Значит, придётся звонить Рами, с которым у него не сложились отношения, но тот хотя бы может сообщить что-то такое, чего в репортажах нет.

В отличие от посольского Вадима Рами его узнал сразу, но разговаривал сухо и отрывисто:

— Если у тебя есть что-то по нашему делу, то можем встретиться. Если нет, то быстренько говори, потому что у меня очень мало времени.

— Нового ничего нет, — сказал Сашка, — я и так выдал всё, что знаю. А есть у меня к тебе два вопроса. Что сейчас со Львом? Ну, это тот человек, которого я посылал на встречу с Давидом Бланком.

— А зачем он тебе сейчас?

— Мы всё-таки друзья, мне неловко перед ним…

— Надо было раньше думать, стоит ли подставлять друга, — усмехнулся Рами. — Ничего мне пока про него неизвестно… А второй вопрос?

Сашка немного замялся, но потом решил, что нечего стесняться:

— Понимаешь, я сейчас не у дел. Не знаю, что делать и к кому обращаться. Работу бы какую-нибудь найти. Может, что-то посоветуешь?

— Что я могу посоветовать? — вздохнул Рами. — В полиции тебя не восстановят. Сюда и обращаться не стоит. А что ещё? Поищи работу в частном секторе. В службу трудоустройства сходи… В нашей конторе такими вещами не занимаются, извини.

После разговора с Рами Сашка понял, что никто из официальных людей, с кем он общался раньше, ему не сочувствует. Хоть и не объявляли его преступником, но и контактировать с ним не хотят. Для всех он уже белая ворона. Нужно рассчитывать только на себя.

И тут он разозлился не на шутку. Не хотят — не надо! Он не беспомощный младенец, которому нужна нянька. Хоть он уже и не занимается большим спортом, но спортивный характер у него остался ещё с тех давних времён. Сашка помнил свои старые бои, когда попадался соперник крепкий и техничный, но он всё равно умел переломить ситуацию, потому что брал хитростью и выносливостью. Бывали моменты, когда он лежал почти на лопатках, и соперник расслаблялся, чувствуя, что от победы его отделяют мгновенья. Но именно в эти мгновенья у Сашки открывалось второе дыхание, он находил какие-то до поры дремавшие силы и в отчаянном усилии вырывал победу. У соперника? Нет, у самого себя. Это было озарение, объяснить которое он не мог…

Он встал рывком, как некогда с татами, когда поверженный противник непонимающе глядел на него снизу и не мог понять, что произошло, отряхнул с рубахи какие-то крошки и глубоко вздохнул. Никакого определённого плана у него не было, но не было и безысходности, когда руки бессильно опускаются, а весь мир кажется чужим и враждебным. Сашка поглядел на бутылку «Джека Даниэлса», стоявшую посреди стола, и отрицательно покачал головой. Нет, расслабляться рано. Пить виски и печалиться об упущенных возможностях сейчас не время. Он выпьет потом, с радости, когда всё получится, и он снова будет на коне. И он этого добьётся — он сильный, и ничьей помощи ему не надо. Он и Льву поможет, потому что друзьям надо помогать. А когда они снова встретятся и когда уже будет что сказать другу, тогда они и раскупорят золотого «Джека Даниэлса»!

Сашка вышел на улицу, и после прохладного подъезда в лицо ему дохнул полуденный уличный жар. Воздух был жёлтым и мутным от раскалённого песка, занесённого ветром из пустыни. В другое время Сашка привычно чертыхнулся бы на погоду, но сегодня молчал, лишь стискивал зубы и, чуть зажмурившись, шёл по пустой в этот час улице. Ноги опять вели его в полицию. Там он рассчитывал узнать от тех, кто ещё не опасался общаться с ним, где Лев и что известно по поводу взрыва его машины. Что будет дальше, покрыто мраком, но это лучше, чем сидеть и ничего не делать.

К зданию полиции он подошёл почти в полдень. Охранник у ворот настороженно осмотрел его пропылённую рубаху, но ничего спрашивать не стал, лишь проверил, нет ли у него оружия. Дежурная девушка-полицейская что-то спросила у Сашки, но он прошёл мимо неё с таким решительным видом, что она не рискнули его останавливать. А он прошёл по длинному коридору до кабинета, в котором его допрашивали накануне, и постучал в дверь. Никто не отозвался, и он надавил на ручку.

Кабинет оказался пуст. Ни одной бумаги на столе не лежало, лишь рядом с выключенным компьютером валялся забытый карандаш. Немного постояв, Сашка вышел в коридор и пошёл к кабинетам, в которых сидели следователи.

А вот тут уже было многолюдно. Сновали какие-то девицы с бумагами, проскочил полицейский фотограф Шимон с большим кофром за плечом, из кабинета в кабинет заходили и выходили какие-то незнакомые люди в штатском. Но близко к кабинетам Сашке пройти не удалось. Путь преградил молоденький полицейский с автоматом наперевес и жестом попросил отойти.

— В чём дело? — удивился Сашка. — Почему я не могу пройти?

— К кому? — коротко спросил парень.

— Ну… — замялся Сашка. — Мне надо.

— Пока никого не разрешено пропускать! — отрубил парень и отвернулся.

Сашка сел на стул для посетителей и принялся ждать.

— Алекс, ты что здесь делаешь? — неожиданно раздался голос, и Сашка даже вздрогнул.

Это был его старый сосед по кабинету Яков, который застопорился в лейтенантах, но, похоже, это его нисколько не угнетало, и он был всегда весел и беспрерывно сыпал шутками.

— Вот пришёл… — Сашка развёл руками. — Хотел с шефом поговорить.

— Ой, не до тебя ему сейчас! Видишь, всё вверх дном. Троих подозреваемых задержали. Говорят, они были в поселении, где недавно солдата застрелили.

— Кто эти подозреваемые? В чём их подозревают?

— Не знаю. Я этим делом не занимаюсь. Но одна из них девушка, и очень даже симпатичная… Такая молоденькая — и уже в банде.

Сашка на мгновение задумался и спросил:

— А есть среди них мужчина по имени Лев?

— Говорю ж тебе, что этим делом не занимаюсь! А какой он из себя?

— Ну, такой… В очках, невысокий, с брюшком.

— Кажется, есть похожий. — Яков глянул на часы. — В последнем кабинете. Их по разным следователям развели. Ой, побегу, времени нет, ещё столько бумаг делать…

После ухода Якова Сашка задумался. Вот Лев и нашёлся. Конечно, лучше бы не здесь, в полиции, но ничего не поделаешь. Теперь нужно придумать, как его отсюда вытащить. А то он всех тонкостей не знает и запросто себе какую-нибудь неприятность заработает. Какой ещё следователь попался…

В это время публика, ожидающая в коридоре, зашевелилась, откуда-то появились автоматчики в бронежилетах, и из комнат следователей вывели подозреваемых. Последним шёл Лев, понурый и какой-то растерянный.

— Лёва! — негромко позвал Сашка. — Как ты?

Лев недоумённо глянул на него и хотел что-то сказать, но сопровождающий полицейский ткнул его в спину дулом автомата, а тот он неожиданности споткнулся и чуть не упал.

И тут Сашку прорвало. Этот толчок оказался последней каплей, переполнившей чашу терпения…

 

33

Израиль, сентябрь 2011

Уже второй час две машины стояли на одной из центральных улиц города неподалеку от кафе, в котором назначена встреча резидента российской разведки и человека, которого отставной полицейский Гольдман так удачно заслал к Давиду Бланку. Пока работали многочисленные офисы и магазины, машин было много, но после шести часов их стало заметно меньше на дороге и на стоянках у тротуаров. Виктор, сидевший вместе с Никой в одной из машин, даже забеспокоился:

— Чёрт возьми, мы тут на виду. Какой-нибудь урод вполне может запомнить нас.

— А что мы противозаконного делаем? — наивно поинтересовался Ника.

— Пока ничего. Делать будут вот они! — Он кивнул на стоящую перед ними машину, в которой сидели Малик и Ясин. — А лишнее внимание ни нам, ни им не нужно.

И если Виктор сидел за рулём почти неподвижно, лишь пристально вглядывался в проходящих мимо людей, то Нике вынужденное безделье за последнее время надоело хуже горькой редьки. Он постоянно вертелся, цокал языком, провожая взглядами женщин, и даже попросился выйти из машины, чтобы прогуляться и немного размяться. Наконец Виктору это надоело:

— Слушай, ты, кажется, не совсем понимаешь, для чего мы здесь! Какие женщины, какие прогулки? Может, тебе всё надоело, и ты прямо сейчас отправишься домой? Поверь, мы и без тебя справимся.

— Ладно, замяли, — успокоил его Ника, — больше не буду.

— Если ты действительно хочешь заработать деньги, — не успокаивался Виктор, — то будь мужиком, веди себя как положено!

Ника хотел было поинтересоваться, как положено вести себя мужикам в подобных ситуациях, но решил не дразнить и без того раздражённого напарника.

После шести часов быстро стемнело. Загорелись рекламы и витрины, а веранда кафе, в котором должна была состояться встреча резидента и человека Гольдмана, заискрилась сполохами цветомузыки. Всё, что происходило внутри, просматривалось, как на ладони.

Посетителей в кафе почти не было, и девушка-официантка лениво блуждала между столиками, смахивая со столов крошки и поправляя салфетки. Поначалу был занят всего один столик, за которым сидели двое мужчин и о чём-то бурно беседовали. Официантка поглядывала на них с интересом, но близко не подходила.

— Посмотри на них, — показал Виктор, — наши клиенты. Вон тот, понахальней, это полицейский Гольдман, а второй, вероятно, человек, который встречался с Давидом Бланком.

— Что с ними делать будем?

— Ничего. Пускай беседуют. Нам нужен этот второй человечек, который наверняка поедет ещё раз к Бланку. Его-то и не нужно упускать.

— А где резидент российской разведки?

— Он нам тоже не нужен. Главное, чтобы они не встретились ни сейчас, ни позже

Тем временем мужчины закончили свой диалог, и тот, которого Виктор назвал полицейским, расплатился и ушёл. Второй ещё некоторое время посидел, допил свой кофе и тоже отправился восвояси.

— Ну, что дальше? — поинтересовался Ника. — Встреча с резидентом не состоялась? Можно ехать домой?

— Погоди. — Виктор уныло разглядывал опустевшее кафе. — Ещё полчасика посидим и поедем.

Но через полчаса они не уехали, потому что Виктору кто-то позвонил, и, чтобы Ника не слышал разговора, он вышел из машины, а через пять минут вернулся и сообщил повеселевшим голосом:

— Никуда не едем. Мне с прослушки сообщили, что встреча с резидентом российской разведки состоится именно здесь с минуты на минуту.

— А мы что будем делать? — опасливо поинтересовался Ника.

— Мы? — Виктор глянул на Нику и усмехнулся. — Мы с тобой будем сидеть и смотреть. А делать будут твои арабские друзья.

Он сходил к машине, в которой сидели Малик и Ясин, а через минуту вернулся, уселся поудобней в кресло и даже включил приёмник с какой-то средиземноморской музыкой.

— Ну, а они что будут делать? — напомнил о себе Ника.

— Потерпи, увидишь.

И в самом деле, минут через двадцать вернулся мужичок, который беседовал с отставным полицейским, сел за тот же столик, и к нему подскочила скучающая официантка. Вид у мужичка был совершенно побитый, будто он весь день пахал на стройке под палящим солнцем, а сейчас его опять заставляют заниматься чем-то тяжёлым и неприятным. Он заказал графинчик водки с какой-то немудрёной закуской, но выпивать не спешил, лишь о чём-то напряжённо раздумывал, не забывая поглядывать на дорогу, ведущую к кафе.

Ждать пришлось недолго. В конце улицы, которая в этот час почти опустела, показался лысый крепыш, уверенно шагающий к кафе. Издалека он заметил сидящего за столиком мужичка и помахал ему рукой.

И тут Виктора прорвало.

— Вперёд! — закричал он в свой сотовый телефон, и машина Малика и Ясина резко сорвалась с места.

Ника видел, как она подкатила к светофору, но там зажёгся красный свет, однако Малик тормозить не стал, а наоборот прибавил газу. Резко вильнув, он въехал на бордюр и, разогнавшись, ударил крепыша. А потом, даже не притормозив, также резко съехал на проезжую часть и нырнул в какой-то переулок, будто за ним гнались.

— Теперь пора уезжать, — подрагивающим голосом сказал Виктор, включая зажигание.

— А с ним что делать? — спросил Ника, указывая пальцем на оторопевшего мужичка из кафе.

— Никуда он не денется! Сейчас его брать нельзя, и так уже шум начался… Всё сделаем завтра.

До виллы Ники они добрались без приключений, лишь по дороге остановились у круглосуточного ларька и купили бутылку водки, несколько бутылок пива и какие-то замороженные полуфабрикаты. И уже поднимаясь по лестнице, Виктор пробормотал, обращаясь не столько к Нике, сколько к самому себе:

— Интересно, как себя чувствует наш клиент — не выбросил ли свою мобилу с испуга? — И набрал номер, но ничего не сказал, когда на том конце провода отозвались. И уже Нике: — Всё в порядке, жив-здоров. Продолжим прослушку. Сейчас начнётся самое интересное: он обязательно выйдет на Бланка, а тут и мы на подхвате.

Ника ничего не ответил, только, зайдя в квартиру, схватил бутылку водки и жадно отхлебнул из горлышка большой глоток.

— Э-э, да ты, я вижу, слабоват! — усмехнулся Виктор. — Никогда раньше крови не видел?

— Нет, — честно признался Ника.

— Ничего, — неопределённо сказал Виктор, — всё впереди.

— Мы что — ещё кого убивать будем?! Я на такие вещи не подписывался…

Виктор нахмурился и погрозил пальцем:

— Во-первых, мы никого не убивали, а во-вторых, заканчивай такие разговорчики!

Конечно же, одной бутылки не хватило. Быстро опьяневший Ника рвался пойти ещё за водкой, но Виктор запретил, заявив, что на сегодня хватит, а завтра им нужны трезвые головы, чтобы довести начатое до конца. После этого Ника сразу обмяк и отправился в спальню, а Виктор, откупорив бутылку пива, уселся перед телевизором смотреть новости.

Сквозь сон Ника слышал, как он опять куда-то звонил и с кем-то разговаривал, но о чём, уже не разобрал. А ещё спустя некоторое время Виктор попробовал его разбудить, но не смог. Ника слабо отмахивался, бормотал что-то по-гречески и не реагировал даже на выплеснутый в лицо стакан воды.

А когда Ника проснулся, солнце стояло уже высоко и из приоткрытого окна тянуло жаром. Виктор крепко спал, вытянувшись в кресле, но рубаха его была измята, а новенькие с иголочки туфли — в серой густой пыли. Вероятно, он ночью куда-то ездил.

Пока Ника возился с завтраком, изобретая яичницу и овощной салат, Виктор проснулся. Настроение у него было хуже некуда, поэтому Ника ничего спрашивать не стал. Сам расскажет, если захочет.

— Всё-таки ускользнули, сволочи! — обиженно пробормотал Виктор, закуривая сигарету и без интереса разглядывая, как Ника готовит.

— Кто ускользнул? Давид Бланк?

— Нет, не он, — усмехнулся Виктор. — Нам до него пока не добраться. От нас ускользнул человечек полицейского. Снюхался, понимаешь ли, с официанткой из кафе и словно почувствовал, что за ним следят. Я-то думал, что он домой побежит прятаться, а он к ней…

— Ну, это ясное дело! — развеселился Ника. — Можешь не рассказывать, чем они там занимались!

— В том-то и дело, что они отправились к ней домой, а там их не было!

— Как не было?!

— Малик с Ясином проверили — квартира оказалась пустой!

— Ну, и где же они?

Виктор затянулся сигаретой и тут же с силой раздавил её об раковину:

— Благодаря прослушке их телефонов мы можем достаточно точно знать, где они находятся. Так что, в любом случае, далеко не уйдут… Но всё равно обидно.

— Ну, и славно! Значит, мы можем в любой момент их взять.

— Ещё раз повторяю, — начал заводиться Виктор, — нам не нужен ни этот мужик, ни его официантка! Нам нужно, чтобы они не смогли без нас выйти на Бланка, а они как раз собираются ехать к нему сегодня утром.

— Пусть Малик с Ясином перехватят их на дороге…

Виктор презрительно посмотрел на Нику и процедил сквозь зубы:

— Перехватят, а что дальше? Этого Бланка потом из его деревни никакими коврижками не вытянешь!.. Нет, тут надо придумать что-то другое.

Ника пожал плечами и поставил на стол сковороду с яичницей. Позавтракав, они вернулись к телевизору, но там уже шли другие новости, и о вчерашнем происшествии ничего не говорилось.

— Значит, так. — Виктор в упор посмотрел на Нику. — Пора и тебе приниматься за дело. Сейчас я отправляю наших арабов к поселению, пускай там наведут шороха. Во-первых, после этого въезд в поселение наверняка перекроют, и мужичок с официанткой струхнут и вернутся в город, где мы их перехватим. Во-вторых, может быть, и Давида это напугает, ведь внутри поселения защиты практически никакой, тогда он вполне может податься в город, где мы его накроем.

Ника внимательно выслушал, а потом спросил:

— Есть ещё варианты?

— Понадобится — придумаю.

— Одной вещи не пойму. Чего мы так опасаемся встречи этого мужичка с Давидом? Ну, хорошо, предложит он Бланку поработать на российские спецслужбы — что для нас изменится? Изобретения от этого хуже станут? Пускай беседуют на здоровье, обмениваются впечатлениями. А мы, основательно и не торопясь, выберем момент поудобней и…

— Нет! Мы не допустим даже малейшей вероятности передачи каких-либо сведений об изобретениях Бланка на сторону! Твой вариант даже не рассматривается.

И тут Ника снова подумал о том, какую он бодягу заварил своим сообщением об изобретениях Давида Бланка! Громоздкая шпионская машина сразу закрутилась и затянула его свои шестерёнки, да так, что назад дороги нет. Как говорится: пятачок вход, червонец выход…

Словно догадываясь, о чём он подумал, Виктор проговорил:

— У нас была некоторая информация о Давиде задолго до того, как ты нарисовался на горизонте. Но мы по ней не работали, потому что не было уверенности в её правдивости. Любой факт признают достоверным, если о нём поступают сообщения из нескольких источников. Это азбука разведки. Твоё сообщение и послужило той капелькой, которая привела всё в действие… — Он посмотрел на часы. — Что-то наши арабские братья не звонят. Они должны быть уже на месте…

И тут же раздался звонок на его мобильник. Некоторое время он вслушивался в то, что ему говорили, а потом неожиданно выругался и почти закричал в трубку:

— Всё бросайте и прячьтесь. Где?.. Где хотите, но чтобы вас не нашли!.. Сюда ни в коем случае не приезжайте. Попробуйте в Хеврон прорваться. Хотя нет — там сейчас все пограничные переходы перекроют… Придумайте что-нибудь… Но чтобы завтра я смог вас найти. Всё, закончили…

Таким злым Ника его ещё не видел. Раненным зверем Виктор метался по квартире, хотел было закурить сигарету, но зажигалка не зажигалась, и он, широко размахнувшись, грохнул её о стену.

— Что случилось? — осторожно поинтересовался Ника. — Арабы что-то напутали?

— Они солдата убили на воротах поселения! — Виктор всё ещё был зол, но потихоньку успокаивался. — Теперь в это поселение, минимум, два-три дня не попасть! Да и Давид может притаиться и никуда носа не казать… Я же просил этих придурков только пошуметь: пострелять в воздух, например, кому-то из местных рожу начистить — вон их сколько за оградой поселения болтается. Но убивать… Хорошо, если их не засекли, а если засекли? Рано или поздно возьмут, а уж в ШАБАКе беседовать с террористами умеют, весь клубок размотают!..

Слова Виктора Нику не шокировали, нет. Просто он впал в полную прострацию. Вторая смерть за последнее время, и к ней он тоже имеет косвенное отношение! А ведь он за всю свою жизнь даже мухи не обидел. Сейчас же позарился на иллюзорное вознаграждение за работу, которую так грубо и кроваво выполняют другие. Кто мог знать, что он станет соучастником двух убийств?! А сколько их ещё впереди? Более того, он уже понимал, что заикнись сейчас Виктору, что хочет выйти из игры и не нужно ему никаких денег, что Виктор сделает? Как бы он сам поступил на его месте? Остаться на этой вилле с простреленным затылком, чтобы тебя обнаружили хозяева через месяц, когда придут за очередной порцией денег за съём?

— О чём задумался? — донёсся до него голос Виктора. — Уже пожалел о том, что связался с нами? Ничего, брат, привыкнешь. У нас, — он нервно хохотнул, — как в ресторане: заказал блюдо из меню, хочешь или не хочешь, ешь… Вытри сопли, и давай думать о том, что делать дальше. Наши дела за нас никто делать не будет. — Он снова походил по комнате и полез в карман за портмоне. — Вот тебе деньги, слетай за водкой, продолжим веселье. Только дешёвую не бери, голова от неё болит…

Наверное, он поступил правильно, отправив Нику прогуляться. Если бы Ника остался дома, то непременно наговорил бы каких-нибудь глупостей, и ещё неизвестно, как бы Виктор на них отреагировал. Но когда Ника вернулся с пакетом, дома никого не оказалось. Он тут же позвонил Виктору, и тот сообщил, что срочно укатил по делам. Ты, мол, сам разберись с выпивкой, а сегодня вряд ли понадобишься, но завтра будь готов.

— Сколько уже этих завтраков? — проворчал Ника, но в душе был рад, что остался один.

Больше в тот день ему никто не звонил. Да и ему не хотелось ни с кем общаться. Чем дальше он будет находиться от всей этой криминальной публики, тем лучше. Он немного выпил, посмотрел по телевизору какую-то чушь и завалился спать. Шестое чувство подсказывало, что это последний спокойный день в его израильском путешествии, поэтому нужно отдохнуть и выспаться.

А утром чуть свет позвонил Виктор и сообщил, что несмотря на теракт человечек Гольдмана со своей официанткой всё-таки добрался до Давида Бланка и о чём-то с ним долго беседовал. Ничего не остаётся, как только выходить на него нам самим.

— Ну, хоть убивать-то его не будем? — затаив дыхание, спросил Ника.

— Не будем, — успокоил Виктор. — Он у нас вроде приманки, на которую вытащим Бланка… А сейчас собирайся и лети на улицу, мы тебя подхватим и поедем к нему.

— Он уже вернулся из поселения?

— Да, он дома…

А ещё через час, они вломились в квартиру к человеку бывшего полицейского Гольдмана, выломав дверь, дали ему по голове за непонятливость и утащили в чём мать родила на виллу. В разговоре же, когда тот поинтересовался именем Ники, то Ника неожиданно для самого себя назвался «Усамой Бин-Ладеном»…

 

34

Израиль Сентябрь 2011

Мы сидели на пустынном морском берегу на острых пупырчатых камнях, притом на самом солнцепёке, но никто даже не пошевелился, чтобы перебраться в тень. Да и тени-то вблизи не было, лишь какой-то редкий невысокий кустарник по бокам узкой песчаной дороги, по которой мы сюда приехали. За спиной тянулись невысокие холмы, поросшие густой растительностью, и из-за них доносился слабый шум от оживлённого шоссе, тянущегося вдоль побережья.

— Ну, и что дальше? — спросила Софа, глядя на мутные зелёные волны, лениво накатывающие на берег.

Если говорить честно, то я и в кошмарном сне не смог бы представить, что всё так закрутится. Когда нас выводили с допросов, в коридоре полицейского управления я увидел Сашку Гольдмана. Столько раз я ему звонил до этого, но он не отзывался, и я уже решил, что он забыл про меня, втравил, подлец, в историю, а, когда запахло жареным, исчез. Раз лишь отозвался, да и то толком ничего не объяснил… Я даже не представлял, что скажу ему при встрече. Плюнуть в рожу, конечно, не плюну, но, согласитесь, так с друзьями не поступают!

Я тогда споткнулся от неожиданности, а парнишка с автоматом, сопровождавший меня и, вероятно, натренированный быстро реагировать, несильно ткнул меня в спину стволом. И тут Сашка отчего-то взорвался.

Он подскочил к нам, каким-то хитрым приёмом уложил парня на пол, притом так ловко, что тот грохнулся на спину в своём неуклюжем бронежилете, запутавшись руками в ремне автомата, а Сашка схватил меня за шкирку и потащил к выходу. Следом за нами побежали Давид Бланк и Софа, а их сопровождавшие просто оторопели. Они только глядели друг на друга и на своего поверженного товарища, всё ещё барахтающегося на полу. Всё произошло так стремительно, что даже посторонние в коридоре не смогли ничего сделать, лишь провожали нас взглядами, пока мы не свернули за угол и не бросились к выходу из управления.

А дальше я просто глазам не верил: Сашка подскочил к только что подъехавшей полицейской машине, выволок за шиворот водителя и прыгнул за руль.

— Ну, садимся скорей! Чего ждём?! — крикнул он нам, и мы, как бессловесные зомби, запрыгнули в салон. Я рядом с Сашкой, а Софа с Давидом сзади.

Охранник на входе ещё не успел закрыть ворота, как мы выскользнули и понеслись по улицам города.

— Куда мы? — только и спросил я, но Сашка нервно махнул рукой и ничего не ответил.

Я был уверен, что через несколько минут полицейские придут в себя, поднимут тревогу, и нам не удастся проехать и пары километров, но всё оказалось иначе. Сашка, видимо, тоже знал, что скоро все силы бросят на перехват угнанной полицейской машины, поэтому через пару перекрёстков свернул на большую автомобильную стоянку, подкатил к какой-то частной машине, из которой выходила девушка, и жестом поманил её к себе.

— Полиция временно конфискует вашу машину, в городе проводится спецоперация! — безоговорочным тоном заявил он.

Я с удивлением глядел на него и не узнавал друга. Сейчас он был жёстким, решительным и даже грубым, каким я его раньше не видел, а ведь всего несколько минут назад в полицейском управлении мне казалось, что он сошёл с ума.

Девушка нерешительно протянула ему ключи от машины, а Сашка крикнул нам:

— Пересаживаемся! — И девушке: — Вечером вам машину вернут. Полиция приносит извинения за доставленные неудобства. Вам всё понятно?

— Да, — прошептала девушка и отошла в сторону.

Салон старенькой «Хонды», в которую мы пересели, насквозь пропах какой-то приторной косметикой, но двигатель работал ровно, и мы развили почти такую скорость, как на полицейской машине.

— Скоро вычислят, что мы поменяли машину, но пока мы выиграем во времени, — процедил сквозь зубы Сашка.

— Кто вычислит? — подала голос сзади Софа.

— Мои бывшие коллеги.

— А, так это вы Гольдман! — протянула Софа. — А то я думаю, кто нас похитил…

— Кто эта девушка? — повернулся ко мне Сашка.

— Моя знакомая.

— А вы — Давид Бланк? — спросил Сашка, не оборачиваясь.

— Не понимаю, что происходит, — быстро затараторил Давид, — кто вы, молодой человек? Зачем вы это сделали? Вам я нужен?

Сашка впервые за всё время слегка усмехнулся и ответил:

— Вы? Уже нет… Между прочим, вы сами побежали за нами и сели в машину. Вас никто не уговаривал.

— И то верно…

Из города мы выехали без проблем, и даже пару раз встретившиеся нам полицейские машины проскакивали мимо. Видно, информация о нас им ещё не поступала, и кордонов на дороге не было.

— Куда едем? — тоскливо спросил я. — Для чего тебе всё это надо? Что произошло?

Некоторое время Сашка молчал, лишь напряжённо вглядывался в дорогу и вертел баранку, потом вздохнул и тихо проговорил:

— Сам не знаю, что произошло. Увидел, как тебя ведут по коридору, и словно крышу снесло в одно мгновенье… Понимаешь, всю жизнь я был послушным и правильным, аж, самому тошно было. Но я говорил себе каждый раз, когда встречался с глупостью и идиотизмом: таковы правила игры, других нет. Всегда старайся попасть в обойму, обойти кого-то, переплюнуть… Даже подлостей не гнушался, потому что все поступали так. Так сложилось, и менять никто ничего не собирается. Жизнь — штука жестокая, и чтобы победить, все средства хороши… Но сколько раз мне этот сегодняшний день снился!

— Какой день? — не понял я.

— День, когда я смогу стать самим собой — ничего не бояться и поступать так, как считаю нужным. Обидели друга? Помочь ему, и наплевать на всё, что потом будет. А главное, не искать оправдания гадостям, которые творятся вокруг. Хоть денёк да побыть самим собой!

— А что будет завтра? — спросила Софа, которая тоже прислушивалась к его словам.

— Завтра? — Сашка секунду помолчал и махнул рукой. — А завтра как-нибудь выкрутимся!.. Я никого не убил и не ограбил. Жизнь в любом случае будет продолжаться, только уже по-новому… Как — не знаю. Но так, как было, больше не будет…

Над нашими головами проплыл лёгкий полицейский вертолёт и скрылся за ближайшими холмами.

— Опомнились, — вздохнул Сашка, — уже начали прочёсывать местность… Идём спокойно в потоке машин, и никто на нас не обратит внимание.

— И долго так продолжаться будет? — спросил недовольным голосом Давид. — Рано или поздно засекут, и у всех нас будут крупные неприятности.

— Будто их сейчас меньше! — хмыкнула Софа.

— Куда мы едем? — снова спросил я Сашку. — Объясни, что происходит? Ты уже не работаешь в полиции?

— Долгая история…

И вдруг Давид взвился на своём заднем сидении:

— Хватит, мне уже это надоело! Не в том я возрасте, чтобы играть в казаки-разбойники! Остановите машину, я выйду. Никуда дальше с вами не поеду!

— Точно хотите выйти? — спросил Сашка. — Вы хорошо подумали?

— Более чем!

Сашка притормозил на обочине, и Давид распахнул дверь.

— Вы со мной? — спросил он нас с Софой. — Или… с этим самоубийцей?

Софа глянула на меня, но я отрицательно покачал головой.

— Ну, решайте! — поторопил нас Сашка. — А то скоро дороги перекроют, и мы никуда не уедем.

— Куда вы денетесь с подводной лодки! — желчно заметил Давид и глянул на нас с Софой. — Ну, что решили?

— Я остаюсь, — сказал я и отвернулся от Давида.

— Я тоже, — сказала Софа.

— Может, поедем ко мне в поселение? — ухватился за соломинку Давид. — Там вас никто не достанет.

Сашка отрицательно покачал головой и пробормотал на прощание:

— Счастливо вам. Я ни от кого не хочу прятаться. Будь что будет…

Дальше мы ехали в полном молчании. Настроение было гадкое, но не было одновременно и той безысходности, что одолевала меня последнее время. Сашкина решимость и отчаянная смелость заражали меня какой-то безрассудной уверенностью, что всё рано или поздно придёт в норму. Не такие уж мы законченные неудачники, чтобы, опустившись на дно, не всплыть на поверхность. Прятаться и в самом деле сегодня глупо и бесполезно. Всё равно нас вычислят. Но… был ли толк в сегодняшнем Сашкином поступке? Вроде нет. Кто мы такие, чтобы противопоставлять себя огромной государственной машине? Мы ни с кем не воюем. Разве что с самими собой, со своей трусостью и ленью, нежеланием менять свою жизнь, какой бы гадкой она ни была.

Видно, Сашка почувствовал, о чём я размышляю, и похлопал меня по коленке.

— Ребята, куда мы всё-таки едем? — донеслось до нас с заднего сиденья.

— Есть тут местечко. — Сашка прибавил скорость и начал обгонять колонну грузовиков, которая шла перед нами. — На границе с Газой, где раньше были наши поселения, а потом их выселили. Там хорошие пустынные пляжи, на которых почти нет людей. Вот там и побудем некоторое время. А потом что-нибудь придумаем.

Вряд ли тут что-то придумаешь, пронеслось у меня в голове, не такой Израиль большой, чтобы нашлось место, где можно долго скрываться. Да и стоит ли? И в самом-то деле, куда скроешься с подводной лодки…

Мы въехали на большой перекрёсток, направо был поворот на приморское шоссе, а налево — дорога на Газу. Затем свернули налево, а через пару километров съехали на каменистую просёлочную дорогу, ведущую к морю и разрушенному поселению, где ещё пару лет назад кипела жизнь, росли кукуруза и подсолнухи на полях, было полно теплиц, работали пляжные аттракционы. А сегодня здесь запустение. И хоть арабы из Газы доступа сюда до сих пор не имеют, но им доставляет больше радости выжженная земля и безлюдное пространство, нежели счастливые улыбки успешных соседей-евреев.

У камней, за которыми начиналась песчаная полоса пляжа, мы оставили машину и пешком отправились к морю. У кромки воды остановились, и Софа сказала:

— Всё, дальше идти некуда. Разве что найти лодку и поплыть навстречу солнцу.

Сашка непонимающе посмотрел на неё и ничего не ответил. Он присел на камень и опустил голову.

— Саш, — позвал я его, — ну, и что дальше?

— Пока просто посидим… Если вы считаете, что я поступил неверно, выкрав вас из полиции, то уж извините меня. Это был какой-то минутный порыв, хотя… Я себя ни в чём не виню. А вы — как хотите…

Ответить ему и в самом деле было нечего, поэтому я молча присел рядом и стал смотреть на мутную зелёную воду, лениво набегающую на песок. И тут у меня в кармане заверещал сотовый телефон. Я вопросительно посмотрел на Сашку и Софу, но полез за телефоном и приложил его к уху.

— Здравствуйте, уважаемый! — услышал я голос Виктора. — Как себя чувствуете? Головка не побаливает? А тысячу долларов уже потратили?

— Что вы от меня хотите? — сразу насупился я.

— Куда же вы пропали от нас в поселении? Мы столько времени ждали, что на нас уже проезжающие машины стали подозрительно коситься…

— Машины? — Мне очень хотелось перевести разговор в какой-нибудь дурацкий трёп, лишь бы не говорить о главном. — Машины не могут коситься — подзабыли, уважаемый, язык страны исхода…

— Ничего страшного. О языках поговорим на досуге. — Голос Виктора изменился и стал жёстким и требовательным. — Где вы сейчас? Давид Бланк с вами?

— Меньше всего я хочу от кого-то прятаться! — соврал я. — А Давида со мной нет. И с вами встречаться он не особенно хочет.

— Вы были у него?

— Знаете что, отстаньте от меня! — взвился я. — А вашу тысячу я вам верну!

— Нет, братец, так дела не делают, — голос Виктора стал злым и каким-то визгливым, — пообещал вывести на Давида — в доску разбейся, а сделай! Сейчас я приеду, и мы поговорим…

— Не хочу я с вами говорить! И вы меня не найдёте!

— Ошибаешься. Ты сейчас в трёх километрах от Газы, сидишь на берегу моря и загораешь. Угадал?

— Да пошёл ты! — Я выключил телефон и только сейчас догадался, что именно благодаря этому маленькому поганцу в моём кармане его хвалёная прослушка всё время контролирует, где я нахожусь. — Саш, нам нужно уезжать отсюда, а то меня засекли, и скоро сюда приедут очень нехорошие люди.

— Кто? — Сашка поднял голову и непонимающе посмотрел на меня. — Пускай приезжают. Что они нам могут сделать?

Невольно я прикинул, что Виктор, если приедет, то не один. С ним будут «Усама» и мордовороты-арабы. Силы неравные, если учесть, что из нас с Софой бойцы никакие, а Сашка, каким бы ни был чемпионом, всё-таки один. Но Сашку, как я чувствовал, сейчас с места не сдвинуть. Хоть бы полиция подъехала раньше Виктора с его людьми… Сходить, что ли, поискать в машине какой-нибудь ломик или гаечный ключ потяжелее?

Но никуда пойти я не успел. На дорожке показалась знакомая серая машина, которая притормозила около нашей, и из неё вышли знакомые мордовороты, а следом за ними «Усама» и Виктор. Вид у всех, и я на это сразу обратил внимание, был потрёпанный и усталый, но злой. Чёрная бородка «Усамы» топорщилась в разные стороны, а глаза без модных очков были растерянные и жалкие, словно в передрягу с полицией попали как раз он, а не мы с Софой и Давидом.

Виктор, по-хозяйски осмотревшись вокруг, жестом остановил своих приятелей и направился к нам.

— А вот и мы, — как ни в чём не бывало проговорил он, — так где Давид?

— Я же сказал, что его с нами нет, — огрызнулся я, — зачем вы приехали?

— Мне нужен Давид, и ты обещал вывести нас на него. Неужели не понятно? С огнём играешь…

— Кто это? — удивлённо посмотрел на меня Сашка и перевёл взгляд на Виктора. — Ты, парень, повежливей давай. А лучше всего, пошёл бы ты вон! И без тебя тошно.

Виктор оглянулся назад и поманил к себе «Усаму» с мордоворотами.

— Арабы?! — удивлённо протянул Виктор, который за время работы в полиции научился различать их с первого взгляда. — Уж, им-то что здесь надо?! Документы у них есть?

— Сейчас тебе будут и документы, и мороженое на палочке! — ехидно ухмыльнулся Виктор.

— Всем стоять на месте! — неожиданно рявкнул Сашка и каким-то неуловимым движением вдруг скрутил руку Виктору, да так, что тот от боли завыл. Мне же он крикнул: — Быстро звони в полицию!

— Какую полицию?! — удивился я. — Мы только что от неё удирали…

— Звони!

А потом в руках одного из мордоворотов вдруг оказался пистолет, раздался выстрел, и Сашку вместе с Виктором, в которого он вцепился мёртвой хваткой, швырнуло на камни. Я видел, как по Сашкиной майке расплылось кровавое пятно, и кровь, не переставая, стекает на придавленного им Виктора, а тот пытается выбраться из-под тяжёлого Сашкиного тела, но у него не получается.

Мы с Софой стояли как заворожённые, лишь безучастно глядели, как подскочивший «Усама» помог Виктору выбраться, брезгливо отряхнул руки от крови и по-русски пробормотал:

— А он жив! Что будем делать?.. Что мы наделали?!

Виктор стоял в двух шагах от хрипящего Сашки и потирал вывернутую руку. Отдышавшись, скомандовал:

— Грузите в машину, здесь его оставлять нельзя — мы тут наследили… Потом подумаем, что с ним делать. А вы, — он недобро посмотрел на нас с Софой, — быстро в свою машину. Я еду с вами. Нам ещё надо Давида найти. Всё, шуточки закончились…

 

35

Израиль Сентябрь 2011

Мы выехали по просёлочной дороге на шоссе, и машину уже вёл Виктор. После ранения Сашки я находился в полном ступоре и всё никак не мог представить, что с ним сейчас происходит. Ему нужна срочная медицинская помощь, но оказывать её никто не собирался. Я не сомневался, что он жив, потому что не мог и представить иного. Но всё произошло так быстро и неправдоподобно страшно, что я просто оторопел. Если бы я мог сейчас, я бы задушил этого Виктора голыми руками. Но он, словно догадываясь, похлопал себя по карману пиджака, в котором топорщился пистолет.

— Вы обязаны везти его в больницу! — твёрдо сказал я. — Человеку плохо, он теряет кровь! Будьте же людьми!

— Замолчи! — проскрипел Виктор. — Он сам виноват, никто не просил его вмешиваться. Не полез бы, сидел бы сейчас на берегу живой и здоровый, любовался бы волнами. Нам нужен был всего лишь ты. Даже твою девицу мы оставили бы в покое. Да и с тобой ничего плохого не случилось бы — достал бы мне Давида, получил бы свои деньги, и гуляй на все четыре стороны.

— Повторяю, я не знаю, где сейчас Давид!

— А разве он был не с вами?

— С нами, но по дороге вышел, не захотел ехать дальше.

Некоторое время Виктор размышлял, потом сказал:

— И вы его так легко отпустили?.. Впрочем, деваться ему некуда. Рано или поздно вернётся в свою деревню. Вот туда-то мы с вами сейчас и отправимся.

— А если не захочу?

— Куда ты денешься! Хочешь составить компанию своему приятелю?

И тут Софа, всё это время молчавшая на заднем сидении, разъярённой кошкой вцепилась ему в горло.

— Сволочь ты, сволочь! — кричала она в истерике. — Для тебя человеческая жизнь ничто! Задушу тебя!

Виктор с трудом затормозил и оторвал её руки от своей шеи.

— А ты что сидишь пень-пнём?! — кричала мне Софа. — Он же нас всех убьёт!

— Что случилось? — К машине бежал один из мордоворотов. Их машина остановилась в двух шагах от нас.

Виктор опустил стекло и хрипло скомандовал мордовороту:

— Ну-ка, вышвырни её из машины! Она нам не нужна. Мне достаточно его одного. — Он кивнул на меня и вытащил пистолет. — Рыпнешься — убью. Уж я-то не промахнусь!

Как Софа ни сопротивлялась, но мордоворот выволок её наружу и мощным пинком отправил на обочину. Тут же Виктор надавил на газ, и машина рванула вперёд. Я оглянулся и увидел, как Софа, вытирая кровь с разбитого подбородка, медленно встаёт на четвереньки. Потом её загородила догоняющая нас машина с арабами, и больше я ничего не видел.

Я понимал, что веду себя как последний негодяй, но ничего не мог сделать. Софа, эта женщина, которая неожиданно стала для меня светлым пятном в жизни, — разве сумел я её защитить и не допустить, чтобы с ней так грубо обращался какой-то ублюдок? Позор на мои седины…

— Дыши ровно! — пробормотал Виктор, по-прежнему не спуская с меня пистолета и руля одной рукой. — Приедем к Давиду, ты его вызовешь, а дальше…

— Да надоел ты уже! — в сердцах рявкнул я и отвернулся. — Мне всё равно, делай что хочешь…

Некоторое время мы ехали молча, и я чувствовал, что вести ему машину одной рукой всё-таки тяжело. Виктор убрал пистолет в карман, но предупредил меня на всякий случай:

— Учти, захочешь сделать какую-то гадость, не посмотрю ни на что…

Мы постепенно приближались к городу, и машин на дороге становилось всё больше.

— Пойми, — вдруг заговорил Виктор, — какая тебе разница? Ты вписался во всю эту историю, чтобы срубить бабок, ведь так? Тебя не обманули, и ты получил аванс. Дай мне Давида, и получил остальные двадцать девять тысяч. Разве этого мало? Учти, не шекелей, а долларов! И всего лишь за крохотную вещь — вывести меня на Давида. Где ты ещё сумеешь заработать столько денег? Нет, ты не молчи — где? Тебя никто не собирается кидать, и если бы только знал, какие серьёзные люди стоят за этим!

— Все твои серьёзные люди не стоят одной капельки крови моего друга!

— Ой, как театрально!.. Так это и есть твой хвалёный полицейский Гольдман? У него что, крыша поехала — бросается на людей, крутит им руки. Его в полиции не научили вежливому обращению?

— А как ты себя вел?!

— Я имею право, — резко оборвал меня Виктор, — я тебе деньги плачу. И с меня за это серьёзные люди спросят результат.

— Не надо мне от тебя никаких денег!

— Деньги всем нужны, даже таким дуракам, как ты… И мне нужны — я не за идею работаю. А тому, кто встанет на моём пути, шею сверну, так и знай.

— Чужими руками?

— Ты про этих? — Виктор криво усмехнулся и показал пальцем на машину с арабами, не отстающую от нас ни на шаг. — Это расходный материал… Думаешь, у меня с ними есть что-то общее? Сделаю дело — скину их как ненужный балласт.

— И меня как балласт?

Виктор внимательно посмотрел на меня и ухмыльнулся:

— А ты-то чем лучше?

Больше ни разговаривать с ним, ни слушать его мне не хотелось. Я отвернулся и стал смотреть в окно.

— Не надо на меня дуться, — донёсся до меня его голос, — на моём месте ты поступил бы так же. Лучше сейчас думай, как Давида доставать. Когда приедем в поселение, времени на размышления не будет. Отрабатывай свои деньги…

У въезда в город мы увидели полицейский кордон. Чтобы свернуть на дорогу к поселению Давида, нам нужно миновать этот кордон и на перекрёстке повернуть на объездную дорогу, по которой до поселения можно ехать почти по прямой.

— Это вас пасут? — настороженно спросил Виктор. — Что же вы всё-таки в городе натворили? Не иначе как ваш полицейский с поехавшей крышей и там шуму наделал.

— Это тебя не касается! — буркнул я и прибавил: — Если хочешь, чтобы я помог тебе выйти на Давида, давай заскочим в больницу и оставим там моего друга, а иначе…

— Ты мне условия ставишь?! — Виктор всё ещё хорохорился, но я видел, как на его лбу выступили капельки пота, а глаза забегали из стороны в сторону. — Будем проезжать мимо полицейских, только попробуй им знак подать!

— Скажи своему «расходному материалу», пусть Сашку выгрузят хотя бы… Он же кровью истекает!

Виктор ударил кулаком по рулю и взвыл:

— Надоел ты со своими стонами! Заткнись! — Ствол пистолета снова упёрся в мой бок.

Перед кордоном все машины притормаживали, змейкой проезжая между стоящих наискосок друг против друга передвижных пластиковых барьеров, а потом в общем потоке снова набирали скорость. Между нами и машиной арабов вклинился большой туристический автобус, и их машину почти не было видно.

За свою жизнь я больше не опасался. Мне стало всё безразлично, но я про себя умолял все высшие силы, какие есть на свете, чтобы полицейские остановили арабов и спасли Сашку.

Мимо поста мы проехали спокойно. Полицейские лишь скользнули взглядом по нам и махнули рукой, чтобы не задерживали поток, а вот при виде машины с арабами насторожились. Один из полицейских выбежал на середину дороги и поднял полосатый жезл кверху, а второй вытащил из-за спины короткоствольный автомат «узи» и взял на изготовку.

— Господи, неужели ты есть?! — прошептал я, напряжённо вглядываясь в зеркало.

И тут у Виктора зазвонил мобильник. Он нервно выхватил телефон из кармана и поднёс к уху. Секунду вслушивался в то, что ему говорят, потом вздохнул и громко сказал:

— Прощайте, ребята! Аллах акбар…

В руках у него оказался какой-то крохотный пульт, на котором он нажал кнопку, и тут же сзади нас полыхнул оглушительный взрыв. В первый момент я даже не понял, что произошло, а Виктор тем временем вдавил педаль газа, и наша машина, резко развернувшись, ушла на объездную дорогу.

— Теперь уже в больницу никому не надо. — Виктор напряжённо вглядывался в дорогу, и голос его был глухой и незнакомый. — Расходный материал израсходован. Хорошо, что я подстраховался и заминировал их машину…

— Ты говоришь так спокойно, будто это для тебя обычное дело! — Я был всё ещё в шоке от увиденного, вернее, самого взрыва я не видел, а только услышал, но и этого было достаточно. — Кто ты?

— Какая тебе разница? — Виктор глубоко вздохнул и сунул пистолет в карман. — Эти арабы слишком много знали и могли рассказать лишнее, если бы их задержали. Всё равно они не жильцы. А теперь могут разговаривать напрямую со своим аллахом, если не попадут прямиком в ад…

— Но там же был Сашка… Ты это, сука, понимаешь?!

В тесном пространстве салона мне было трудно развернуться, но я из последних сил навалился на Виктора, не давая ему сунуть руку за пистолетом, и принялся месить его кулаками. Под руку мне попал пульт от взрывного устройства, которым я принялся бить его по голове, пока на моих руках не появилась кровь. Машина стала вилять на большой скорости и, наконец, съехав на обочину, кувыркнулась под откос…

Боли я не чувствовал, но пришёл в себя лишь тогда, когда кто-то потянул меня за плечи и что-то проговорил на ухо. Я открыл глаза и увидел молоденькую девушку в жёлтой накидке с большим красным крестом на груди.

— Как ты себя чувствуешь? — повторяла она громко, словно я был глухой.

— А где… — прошептал я.

— Твой напарник? — Девушка покачала головой. — К сожалению, он…

Я лежал на каких-то жёстких неудобных носилках, и, с трудом приподняв голову, разглядел перевёрнутую нашу машину, колёса которой по-прежнему крутились в воздухе, а рядом с ней неподвижное тело, с головой накрытое простынёй. Неподалеку стояла машина амбуланса, а чуть дальше две полицейские машины с работающими мигалками. Вокруг ходили какие-то люди и, не обращая на меня внимания, что-то замеряли и с кем-то переговаривались по переговорным устройствам.

— Мне плохо, дай воды… — только и сказал я перед тем, как вырубиться окончательно…

Из больницы меня выпустили на третий день. Никаких серьёзных травм у меня не нашли, за исключением порезов, которые я получил, вылетев из машины через ветровое стекло. Виктору не повезло — его раздавило двигателем, въехавшим от удара в салон, и чтобы вытащить его тело спасателям пришлось разрезать крышу и вытягивать подъёмниками сорванный двигатель. Но Виктора мне не было жалко. Он получил то, что заслужил, и более гуманной участи я ему не желал.

Пока я лежал в больнице, ни о чём думать не мог. В глазах всё ещё стоял взрыв, в котором погиб Сашка, а то, что произошло потом со мной, казалось мелким и несущественным. Даже ночью эти кошмарные картины не оставляли меня. Снотворное не помогало, и мне кололи морфий.

Пару раз я выходил из палаты смотреть больничный телевизор. В новостях всё время показывали подробности того, что произошло на въезде в город. Так я узнал, что в первом взрыве, который случился на полицейском кордоне, погибло двое жителей территорий, подозреваемых в террористической деятельности, и с ними вместе турист из Греции по имени Никос Ставрос. Как он оказался в компании с террористами, до сих пор остаётся загадкой. Я сразу же догадался, что это был пресловутый «Усама Бин-Ладен». Помимо них в машине был обнаружен труп бывшего полицейского Алекса Гольдмана, которого террористы, вероятно, захватили и убили ещё до взрыва. Зачем они его везли с собой, тоже не было понятно.

Крушение нашей машины было подано как обычная автоавария. Пассажиры машины повздорили между собой и подрались, в результате чего машина потеряла управление и скатилась в кювет. Водитель машины погиб, а пассажир получил незначительные травмы и скоро выйдет из больницы. Это уже про меня.

Ко мне приходил следователь из полиции, который был осведомлён о моих подвигах куда больше, нежели телевизионщики. Он напомнил, что погибший Алекс Гольдман накануне похитил меня, мою подругу и жителя поселений Давида Бланка, так что взрыв машины с террористами и автоавария машины, в которой находился я, звенья одной цепи. Посему мне следует незамедлительно по выходу из больницы явиться в полицейское управление и прояснить ситуацию. Что я ему мог ответить? Конечно же, приду, дайте только зализать раны и встать на ноги. С тем полицейский и ушёл, не забыв предупредить, что скрываться в моём положении крайне глупо, лучше сотрудничать с властями и помогать в раскрытии этого запутанного дела.

Выйдя из больницы, я пошёл не домой и не в полицию, а в кафе «Балагур», где познакомился с Софой Новиковой. Увидеть её мне было жизненно необходимо. Я бы и дня не смог просидеть дома, не узнав, что с ней. Разговор наш, конечно, будет тяжёлым и неприятным, потому что я, по сути дела, оказался полной свиньёй, позволив избить её и бросить на дороге, а сам уехал с Виктором. Но, думаю, она сумеет понять меня и простить. Когда тебе в бок упирается дуло пистолета, выбор не особенно богатый…

Однако в кафе «Балагур» она больше не работала. Вместо неё теперь был парень-студент с серьгой в ухе, который резво сновал между столиками, а свою предшественницу и в глаза не видел. Мой вопрос его не удивил, и единственное, что он смог сообщить, это то, что до меня ею интересовался следователь из полиции по имени Рами, но и ему ничего не удалось выяснить о Новиковой.

Больше мне в кафе делать было нечего. По дороге домой я вдруг подумал, что всё-таки следует позвонить этому Рами. Может, ему известно о Софе что-то такое, чего я не знаю, ведь не может быть, чтобы человек пропал бесследно, и полиция о нём ничего не знает.

— Привет, Лев, — сразу же отозвался Рами, — я уже хотел тебе звонить, но хорошо, что ты объявился первым. Может, зайдёшь к нам, если тебя отпустили из больницы?

— А что ты хочешь от меня узнать? Я и так всё рассказал, что знал.

— Всё да не всё! Ты всё-таки зайди, обойдёмся без повестки.

— Зайду. А ты мне скажи, что про Софу Новикову известно?

— С нею всё в порядке. Дома отсиживается. Навести её, если хочешь… Скажи мне пока одну вещь. Когда вы отвозили в банк диск по просьбе Давида Бланка, вы этот диск просматривали перед тем, как положить в ячейку?

— Не успели. А что? Его же потом кто-то стащил оттуда, и мы так и не узнали, кто…

— В том-то и дело, что диск пустой оказался. Давид сам себя перехитрил. — Рами коротко хохотнул. — А кто его вытащил из ячейки, мы не знаем…

Дверь в мою квартиру уже починили. Видно, приходил мастер, которого я приглашал, и сделал всё без моего участия. Нужно будет к нему заскочить и заплатить за работу.

На столе я неожиданно обнаружил литровую бутылку «Джека Даниэлса» в пакете, а рядом оказалась записка на клочке бумаги, вырванной из тетради. На ней неровным знакомым почерком, от которого у меня сразу запершило в горле, было выведено:

«Это тебе мой дружеский подарок. Утопи в нём все свои обиды на меня, хорошо?.. Прости, брат. Будет возможность, обязательно свяжемся. Твой Гольдман…»