Израиль Сентябрь 2011

Самое обидное — это то, что микрофон, сунутый Сашкой Гольдманом в воротник мой куртки, чему я поначалу противился, мог бы сейчас сыграть хорошую службу. Мог бы, если бы я был в этой куртке. Но до майки и трусов Сашка, к сожалению, не добрался, а спрятать туда какую-нибудь видеокамеру или микрофон ой как не помешало бы. О том, что кто-то теперь узнает, где я нахожусь, и придёт на выручку, надеяться глупо.

Я-то по наивности рассчитывал, что смогу наплести арабам про золотые горы, и они отпустят меня добывать для них это самое золото, а выходило совсем иначе. Если эти отморозки задумают сделать со мной что-то нехорошее, то я вовсе не уверен, что получится как в фильмах: в решающий момент распахнётся дверь, и в комнату ворвутся вооружённые спецназовцы, чтобы спасти меня и заковать негодяев в наручники. Справедливость не восторжествует.

Очередной раз я посыпал себе голову пеплом за дурацкую сговорчивость и желал Сашке самых больших голубиных какашек на полицейскую фуражку. Пусть не втягивает людей в подобное дерьмо! Сам, небось, сидит сейчас в полиции, попивает кофе и выполняет очередные поручения начальства, даже не подозревая, как мне необходима помощь. Решил, небось, что с его просьбой я не справился, посему и общаться со мной далее не следует. Ведь микрофон в воротнике моей куртки не подаёт признаков жизни, потому что куртка спокойно висит на вешалке дома… Я уже не сомневаюсь, что мужик у кафе погиб отчасти по его вине. А Софа? Кстати, что с ней произошло на самом деле? Как бы выяснить у этого душегуба?

— Что вы сделали с Софой? — мрачно поинтересовался я.

— Какое тебе дело до этой женщины? — усмехнулся «Усама». — Ты с ней знаком всего два дня! Другую найдёшь… если выживешь. О своей жизни лучше подумай. Если и дальше будешь врать, то я тебе не завидую.

— Знаете что, — взбеленился я, решив, что если уже помирать, то с музыкой, — хватит меня пугать! Что вы от меня хотите? Вы задавали вопросы — я отвечал. Или вам нужно, чтобы я рассказывал о том, чего не было? Вот тогда это действительно было бы враньём!.. А после того, что я сейчас услышал, я вообще разговаривать с вами не желаю. Собрались меня убивать — убивайте. Только какая вам от этого польза? У меня есть хоть какой-то выход на Бланка, а вы останетесь у разбитого корыта!

— Вот это другой разговор, — кивнул головой «Усама». — Что ты предлагаешь взамен на собственную жизнь?

— Ничего не предлагаю! — Выпалил я и тут же закусил губу. Чего доброго, эти ребята поймут, что ни на какие переговоры я не иду, и тогда уже без зазрения совести грохнут меня и выбросят в какой-нибудь подворотне. — Между прочим, тот же самый полицейский Гольдман ждёт, когда я к нему приеду с подробным докладом, и если такого не случиться, то всё перевернёт с ног на голову. И вас достанет…

И хоть моё враньё звучало не очень убедительно, кажется, на «Усаму» оно произвело какое-то впечатление.

— Гольдман? А, это тот полицейский, о котором ты говорил…

Ещё раз я убедился, что о Сашке он услышал только от меня. Когда же эти ребята все-таки начали поиски секретов Давида? И что им вообще обо всём известно? Или им что-то успела наговорить бедная Софа?

— Значит, так. — «Усама», видимо, собрался с мыслями и нетерпеливо рубанул в воздухе рукой. — Нет у меня ни времени, ни желания болтать о женщинах и твоих друзьях-полицейских. И никаких твоих предложений мне не нужно. У тебя есть выбор: или делаешь то, что тебе скажут, или… Надеюсь, понял?

Я молча кивнул головой.

— Перво-наперво, мне нужно знать всё о контактах Давида Бланка. С кем он уже общался, с кем собирается общаться, какие у него планы. Это главное. Затем ты должен поехать в банк — не делай удивлённые глаза, — и забрать диск, который положил в ячейку. Мы его скопируем и вернём на место. И упаси тебя Б-г, чтобы об этом узнал сам Бланк или кто-то ещё…

— Откуда вы знаете о диске?! — не удержался я.

— Думаешь, что за тобой никто не следил?.. А когда ты вернёшь Давиду ключ от ячейки…

— Я не хочу к нему больше ездить, — хмуро сказал я, — больно дорого мне это обходится! Позвоню и скажу, что всё в порядке, а с ключом пусть сам выкручивается! Хоть самолично за ним приезжает…

— Поедешь! Сколько раз нужно будет поехать, столько и поедешь!.. А потом, когда скажу, организуешь и нашу встречу.

— Почему вы думаете, что у меня это получится? Он же ни с кем не общается. Для меня сделал исключение, но не факт, что сделает исключение ещё для кого-то.

— А ты постарайся, чтобы захотел. Нет ничего невозможного.

Ещё несколько минут назад мне казалось, что я приплыл, и после сообщения о смерти Софы живым из лап этих отморозков не выберусь. Теперь появлялся шанс, ведь никаких других подходов к Давиду кроме меня у них нет, а значит, и резать курицу, несущую золотые яйца, им не резон. Иначе для чего они затеяли игру?

— Вы так говорите со мной, — попробовал я потянуть время, — будто уже получили моё согласие. Опять станете пугать своими гориллами?

«Усама» искоса глянул на меня и усмехнулся:

— А что, плохой способ убеждения? Одна добрая затрещина стоит десяти глупых слов… Нет, из-под палки ты работать не будешь, потому что тот, кто боится наказания, работает плохо. Хорошо работают за деньги. Ведь ты любишь деньги?

— Люблю. Но их по-разному можно зарабатывать… И сколько же я стою, по-вашему?

— Поверь, немного. Деньги — это мусор, но этот мусор нужен тебе, и ты за него вывернешься наизнанку…

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно! — Он поглядел на меня и нетерпеливо боднул головой воздух. — Короче! Нет у меня времени уговаривать тебя. Да и у тебя выбора нет. Мне необходимо встретиться с Давидом, и это всё, что нужно от тебя.

— Предположим, я это организую. А потом вы меня… как Софу?

Похоже, мои слова окончательно разозлили «Усаму».

— Да жива она, твоя женщина! Получишь её, когда всё сделаешь! А не сделаешь, тогда и ты, и она…

— Хватит меня пугать, в конце концов! — тоже разозлился я, воодушевлённый тем, что и овцы целы, и волки… ну, волки пока не сыты, но опасность быть съеденным несколько уменьшилась. — Никакая она не моя женщина, просто знакомая. А шантажировать меня таким способом, извините, какое-то средневековье!

— Сделаешь всё, что тебе сказали, — упрямо повторил «Усама», — и гуляй на все четыре стороны!..

И в самом-то деле, пронеслось у меня в голове, стоит ли дискутировать с этими питекантропами о гуманизме, лучше поскорее выбраться с их дурацкой виллы. Я уже достаточно поторговался, и теперь наступило время соглашаться с их требованиями. Когда же окажусь на воле, хоть с Софой, хоть без, то прямиком отправлюсь в полицию, и пускай они достают этого бровастого террориста. Тут мне уже и Гольдман не понадобится. Хотя любопытно будет заглянуть в его бесстыжие глаза и поинтересоваться, куда он исчез в момент, когда его помощь требовалась больше всего.

— Конкретно, что от меня надо? — Теперь я решил изображать из себя алчного и недалёкого дельца, который готов продать всё и вся, и даже то, что ему не принадлежит, лишь бы наварить бабок. Если просто пообещать притащить Давида Бланка за усы, то это наверняка не прокатит. «Усама» со своими мордоворотами сразу сообразят, что я хочу поскорее слинять. С другой стороны, и Мальчиша-Кибальчиша изображать глупо: больно не хочется, чтобы мимо моей будущей могилки проходили какие-нибудь еврейские пионеры и отдавали салют. Ну, не хочется…

И тут «Усама» снова перешёл на русский, который давался ему явно легче, чем иврит, и сказал:

— Минуточку. — Он вышел и скоро вернулся с каким-то белобрысым парнем явно не восточной внешности. — Вот тебе напарник, который будет всё время рядом. Чтобы ты глупостей не наделал.

— И в туалет со мной ходить будет? — сразу надулся я. — А по ночам спать на коврике у кровати?

— Зачем же вы так? — усмехнулся парень. — Достаточно, чтобы вы всегда были со мной на связи. Там, где действительно необходимо, я буду рядом. Выключенный же сотовый или задержка в ответе, когда я вам позвоню, — это сигнал о том, что вы от нас что-то скрываете. Ясно?

Не обращая внимания на «Усаму», я спросил парня:

— Как вас хоть зовут? И как вы оказались с ними в одной компании? Ведь вы из наших?

Парень ухмыльнулся и, поведя достаточно накачанными плечами, ответил:

— Зовут меня Виктором. А в этой компании я оказался… да какая, в конце концов, разница, как я здесь оказался? Скажу лишь одно, если вас это успокоит: никакой идеологии — только коммерция!

— Да что перед ним расшаркиваться?! — злобно выдал из-за его спины «Усама» и вдруг выпалил такую смачную матерщину, какой я давненько в Израиле не слыхивал.

Не обращая на него внимания, Виктор пристально посмотрел на меня своими белёсыми глазами и сказал:

— Вот бумага и ручка, напишите все свои данные — на иврите или на русском, не важно, а также расписку, что получили тридцать тысяч долларов наличными…

— Ого! — вырвалось у меня невольно, и я впервые за последнее время перестал жалеть, что оказался в этой криминальной истории.

Теперь, согласно жанру, передо мной должен возникнуть дипломат с долларами, за которые я запродам душу дьяволам в лице «Усамы» и этого бесцветного Виктора, а он, судя по всему, рангом повыше в бандитской иерархии, нежели мохнобровый матерщинник. Но другая, более трезвая мысль острыми коготками царапнула моё сердечко: тут бы ноги унести подобру-поздорову, а ты ещё на доллары губу раскатал! Впрочем, чем чёрт не шутит…

Под диктовку Виктора я аккуратно написал требуемую бумагу. «Усама» стоял за спиной и поглядывал на расхаживающего взад и вперёд Виктора, диктовавшего текст. Чувствовалось, что он не только прекрасно знает русский, но и умеет читать. А вот это меня уже совсем удивило. Может, это никакие не арабы, а замаскировавшиеся российские разведчики? Вот попал так попал!

Наконец, расписка была готова, и Виктор, перечитав её, ушёл в другую комнату.

— За деньгами пошёл, — вздохнул «Усама», и тон его был уже совсем не такой, как в начале. — Потом ты получишь подробные инструкции, как себя вести, и мы отвезём тебя домой.

— Секундочку, — вспомнил я, — а что с Софой? Без неё я не поеду.

— Тебе же сказали, что ничего с ней не случится. Сделаешь всё, что от тебя требуют, тогда и заберёшь свою красавицу… Но что ты о ней так печёшься? Сам же сказал, что она тебе не жена.

— Ну и что?

— Я бы на твоём месте забрал деньги, выполнил то, что требуют, а потом о бабах раздумывал…

Чувствовалось, что откровенная ненависть ко мне, которую я видел в его глазах поначалу, теперь сменилась на слащавое, чуть ли не сопливое дружелюбие. Хотя у восточных людей настроение меняется пять раз на дню, а уж какие они мстительные и злопамятные я имел возможность убедиться неоднократно.

— Я бы с такими деньгами, честное слово, нашёл себе куклу посимпатичней, — продолжал рассуждать он. — Далась тебе эта студентка!

Нашей сделкой с Виктором он был явно доволен, и теперь мог спокойно рассуждать на посторонние темы. Вероятно, самой любимой его темой были женщины. Попроси я его, и он с удовольствием рассказал бы про всех своих подруг и кувырканиях с ними. Хотя не очень уверен, что мне это было бы интересно.

Тем временем вернулся Виктор и вытащил из кармана тонкую стопку долларов, перетянутую резинкой:

— Вот, пожалуйста.

— Это что? — удивился я. — Тридцать тысяч долларов?!

— Пока аванс, тысяча. Остальное получите в конце, когда мы встретимся с Давидом Бланком.

— Но я же написал расписку на тридцать тысяч…

— Будем торговаться? — повысил голос Виктор. — Не забывайте, в каком положении вы сейчас находитесь.

Тридцать тысяч — деньги, конечно, неплохие, но в моей ситуации и при моей нищенской зарплате охранника даже тысяча долларов весьма ощутимый куш. Эти негодяи всё продумали, даже предусмотрели ситуацию, что я, получив деньги, через некоторое время заявлю, что с Бланком встреча невозможна. Когда тебя ожидают ещё двадцать девять тысяч весёлых зелёных бумажек, как-то не хочется лишаться их да ещё рискуя при этом своей жизнью и жизнью Софы, которая здесь совсем не при чём.

— Ну? — нетерпеливо напомнил о себе Виктор. — Кого ждём?

— Этот фрукт требует в придачу к деньгам ещё и свою подругу, — хмуро сообщил «Усама».

— Вот оно что! — протянул Виктор и обратился уже ко мне: — Значит, так. Сейчас вас отвезут домой, и ни о чём не беспокойтесь. Через некоторое время ваша подруга вам позвонит и скажет, что с ней всё в порядке. Сделаете работу, и тогда полный расчёт.

И в самом деле, чем я могу помочь Софе, сидя здесь, да ещё без штанов? Вопрос в другом: стоит ли идти в полицию после того, как я вырвусь на свободу к своим драгоценным штанам, или довериться этой публике и надеяться, что взамен на организованную встречу с Давидом получу деньги и Софу?

— Ладно, уговорили, — вздохнул я и попробовал напоследок ещё поторговаться: — Только учтите, что компьютерный диск вы получите только после того, как увижу Софу!

— Нет, я ему ещё раз дам по голове, чтобы знал, с кем разговаривает! — кровожадно скрипнул из-за спины Виктора «Усама».

…Домой меня доставили так же стремительно, как и утащили. Молчаливые мордовороты проводили до самых дверей, вернее, до того, что от них осталось. Кто-то из сердобольных соседей в моё отсутствие поднял выбитую дверь и прислонил к проёму, так что внутрь я протискивался не без труда.

— Передайте своим хозяевам, — выкрикнул я вслед удаляющимся мордоворотам, — что они мне ещё за ремонт двери должны! Я этого так не оставлю!

Проследовав на кухню с пластиковым пакетом, в котором лежала тысяча долларов, я присел на стул и поглядел на часы. Оказывается, было уже семь утра, и я даже не заметил, как пролетела ночь. Бросив пакет на стол, я засыпал кофе в кофеварку, поставил её на огонь и присел на табуретку.

В голове был полный кавардак, и только сейчас я понял, как устал за эту бессонную и не самую приятную в своей жизни ночь. Как я уснул, сидя на табуретке, не помню, но спал так крепко, что даже не слышал, как шипело на плите выкипевшее кофе.