Историческим событием в период нахождения Сахарова в ссылке в Горьком стало его Открытое письмо «Опасность термоядерной войны. Ответ профессору Сиднею Дреллу» (1983 г., см. [2] стр. 212–227). Этим письмом Сахаров поддержал направленную против советской «империи зла» программу модернизации ядерных вооружений США, объявленную Президентом Рональдом Рейганом. Логика Сахарова была проста и очевидна: если Запад хочет добиться реального ядерного разоружения, то он должен быть сильным. Эта логика учитывала также более общую диалектику: трудности способствуют реформам. Так и случилось. Сверхвлиятельные советские военные и, главное, военно-промышленные круги — то, что называется «военно-промышленный комплекс» — действительно поверили (как потом выяснилось — ошибочно) в то, что программа Рейгана способна в короткий срок превратить советскую ядерную мощь в никому не нужный металлолом. И поэтому они поддержали реформатора Михаила Горбачева в его трудной борьбе за власть с консервативными партийными кругами на историческом Пленуме ЦК КПСС в апреле 1985 года. Избрание на этом Пленуме М.С. Горбачева Генеральным секретарем ЦК КПСС стало началом «Перестройки», и очень быстро сверхдержавы стали договариваться о ядерном разоружении, а Рональд Рейган оказался в Москве на Красной Площади.
Это письмо Сахарова Сиднею Дреллу не было понято частью научного сообщества США — той, которая оппонировала политике Рейгана: «Речь президента Рейгана о «звездных войнах» в марте 1983 г. настолько противоречила (в английском оригинале: “was such an anathema”) целям и задачам федерации…», — профессор Джереми Стоун, см. [6], стр. 614). Тем не менее эти американские коллеги старались помочь Сахарову, поддержать его в той отчаянной борьбе, которую он вел в ссылке. Одновременно гигантского масштаба усилия в поддержку Сахарова предпринимали тогда «Комитет SOS» (ученые в защиту Сахарова, Орлова, Щаранского), «Комитет озабоченных ученых», тысячи коллег в США, Франции, по всему миру, никак не вовлеченных в спорную «миротворческую» политику, но движимые исключительно соображениями элементарной гуманности и солидарности. Что, согласно Главной идее Сахарова, суммированной в его Нобелевской лекции, и есть самый прямой путь к миру и к международной безопасности.
А помощь Сахарову была тогда очень нужна. Его Письмо «Опасность термоядерной войны» — в поддержку программы Рейгана неизбежно вызвало гнев советских консервативных кругов. После того, как в начале июля 1983 г. письмо было опубликовано на Западе, в СССР началась мощная кампания травли Сахарова и Боннэр. Ведь именно Елена Георгиевна сумела вывезти Письмо Сиднею Дреллу из Горького и передать его за рубеж. И именно она стала главной мишенью клеветнической кампании, основной тезис которой был прост: Сахаров — безвольный человек со «сдвинутой» психикой, которым верховодит эта чудовищная женщина — агент империализма и сионизма.
Очень интересно читать стенограмму заседания Политбюро ЦК КПСС 29 августа 1985 года («Совершенно секретно. Экз. единственный», — «Российские вести» № 65 (111), октябрь 1992 г.), на котором Горбачев предложил уступить требованию полугодовой голодовки Сахарова, т. е. разрешить его жене поездку в США для лечения.
Здесь я должен пояснить: в мае 1984 года Елена Георгиевна была также «заперта» в Горьком, тем самым «мышеловка» захлопнулась, изоляция Сахарова от внешнего мира стала полной, покорно принять эту новую ситуацию было бы для Андрея Дмитриевича самоубийством. Примерно в то же время у Е.Г. Боннэр случился обширный инфаркт, надеяться на эффективное лечение в условиях травли и полной зависимости врачей от КГБ было невозможно. Власти не оставили Сахарову выбора. Ради спасения своей жены он провел две многомесячные голодовки, сопровождавшиеся мучительным принудительным кормлением: первую, неудачную, — в мае–августе 1984 года и вторую, еще более длительную и завершившуюся победой, — в апреле–сентябре 1985 года. Единственным требованием этих голодовок было разрешить Е.Г. Боннэр поездку в США для проведения жизненно необходимой операции на сердце.
Итак, когда они — высшие советские лидеры, между прочим, те самые — с пальцем на ядерной кнопке, обсуждали в августе 1985 г. предложение Горбачева разрешить Е.Г. Боннэр поездку за рубеж, они характеризовали ее такими словами: «Сейчас Боннер (так в стенограмме: Боннер вместо Боннэр) находится под контролем. Злобы у нее за последние годы прибавилось»; «Это — зверюга в юбке, ставленница империализма» (простейший способ найти в интернете эту стенограмму — набрать в поисковой системе «зверюга в юбке»). На слова председателя КГБ Чебрикова: «Поведение Сахарова складывается под влиянием Боннер», Горбачев реагирует: «Вот что такое сионизм». Допускаю, что в попытке добиться положительного решения по своему предложению Михаил Сергеевич старался говорить на понятном и приятном этой публике языке. Мнения членов Политбюро разделились, решение было принято половинчатое, но Горбачев всё же сумел добиться нужного результата, хотя очевидно, что это стало возможным только благодаря гигантской кампании в поддержку Сахарова по всему миру. Важнейший вклад в эту кампанию внес сын Е.Г. Боннэр Алексей Семенов, объявивший 25 августа того же года на площади перед советским посольством в Вашингтоне бессрочную голодовку; прекратил он ее в середине сентября, когда Конгресс США принял жесткую резолюция в поддержку Сахарова и Боннэр. В этой ситуации не уступить Сахарову означало, по сути, сорвать уже назначенные встречи Горбачева с Миттераном и Рейганом.
В сентябре 1985 г. Елена Георгиевна получила разрешение на поездку за рубеж, и Андрей Дмитриевич прекратил свою полугодовую голодовку. Эта победа тоже была подобна «отламыванию кончика» кристалла Батавские слезки, необратимо влияющему на структуру всей большой системы.
В июне 1986 г. Е.Г. Боннэр вернулась из США после успешной операции на сердце, и снова они оба с Андреем Дмитриевичем были полностью изолированы в Горьком — до знаменитого телефонного звонка Горбачева 16 декабря 1986 г. 23 декабря Сахаров вернулся в Москву после почти 7 лет ссылки (см. Рис. 22), и в тот же день он пришел на еженедельный вторничный семинар Теоротдела.
Рис. 22. Возвращение из ссылки. Москва, Ярославский вокзал, ранее утро 23 декабря 1986 г.
Рис. 23. Перед дверью своего кабинета в Теоротделе, Декабрь 1986 г. Фото Юрия Роста
На Рис. 23 Андрей Дмитриевич перед дверью своего кабинета в Теоротделе после возвращения из ссылки. Табличка «А.Д. Сахаров» на двери сохранялась все 7 лет его отсутствия. После кончины Андрея Дмитриевича мы сделали в этом кабинете нечто вроде мемориальной презентации фотографий. Также там стоит ретро-стол, принадлежавший И.Е. Тамму и потом «унаследованный» А.Д. Сахаровым.