Очень трудно писать воспоминания об Андрее Дмитриевиче Сахарове потому, что он был совершенно не похож на других людей, с которыми мне приходилось встречаться. Он был, конечно, гениальный ученый, с совершенно особенным индивидуальным подходом к размышлению о научных проблемах и методах их решения. В шестидесятые годы мы, еще зеленые юнцы из отдела академика Якова Борисовича Зельдовича, часто его совсем не понимали и в душе иногда с ним не соглашались, когда он рассказывал о своих идеях у нас на семинаре. Насколько я знаю, подобное же впечатление часто было не только у меня и моих сверстников, но и у маститых и гораздо более мудрых людей. Например, мне казалась тогда совершенно непонятной и «дикой» идея А. Д. о «многолистных» Вселенных или о времени, текущем в противоположных направлениях от сингулярного состояния Вселенной в начале расширения (в этом случае вопрос о том, что было до начала расширения, теряет смысл, так как в сингулярности меняет направление «стрела времени»). Только много лет спустя до меня начал доходить смысл его идей. К аналогичным подходам с разных точек зрения пришли теперь самые выдающиеся космологи.

Но как бы ни был необычен А. Д. — физик, еще больше поражал он как человек. В своих воспоминаниях встречавшиеся с ним подчеркивают разные черты его личности. Мне особенно памятны две его особенности. Первое — он был совсем обыкновенно прост в обращении и в высказывании своих мыслей — никакой значительности, никакого превосходства над собеседником — совсем обыкновенный человек. Второе — он был «мягкий и абсолютно несгибаемый». Он говорил мягким, очень добрым голосом, без излишних эмоций, и взгляд у него был очень добрый. Но, конечно, никакая сила во Вселенной не могла сдвинуть его с идей и позиций, в которых он был убежден.

Впервые я увидел А. Д., когда он пришел в 1963 г. в ОПМ (ныне ИПМ) в только что созданную Яковом Борисовичем маленькую астрофизическую группу. Он настолько был непохож на ученого, что я сначала принял его за любителя астрономии, которых много повидал в те времена в ГАИШе, где учился, а затем недолго работал ученым секретарем. Я был даже раздосадован, что опять придется выслушивать любительские «окончательные теории» о строении мира (в голову не пришло, что в ОПМ — институт М. В. Келдыша — любители проникнуть не могут), и был совершенно потрясен, когда узнал, что это великий Сахаров. Один раз, забыв о назначенном мне для встречи времени, я пришел для разговора с А. Д. на час позже, и он, ничуть не обидевшись, сказал, что это бывает.

Космология к тому времени стала одним из научных увлечений А. Д. Он интересовался возможностью нетривиальных топологий Вселенных и существованием «многих Вселенных». Я в это время предложил математическую модель проникновения из нашей Вселенной в другую, находящуюся за «бесконечно будущим» нашей Вселенной. Мы много обсуждали эту проблему с А. Д. и Я. Б. Зельдовичем. Тогда вышел общий препринт ИПМ А. Д. Сахарова и мой с итогами нашей работы по топологии Вселенной. А. Д. и в дальнейшем постоянно интересовался проблемами ранней Вселенной. Много раз мне доводилось беседовать с ним на эту тему и, хотя некоторые его идеи казались мне тогда неприемлемыми, я теперь понимаю, что до меня не полностью доходила их абсолютная нетривиальность. А. Д. был официальным оппонентом на защите моей докторской диссертации, посвященной ранней Вселенной.

Последний раз я говорил о науке с А. Д. летом 1989 г. Рассказывал ему о своих новых космологических наблюдениях и новых идеях о принципиальной возможности «машины времени» — устройства для путешествия в прошлое. Он предложил рассказать об этом на семинаре вновь созданного Комитета по космологии и элементарным частицам, который он возглавлял.

Но этим планам не суждено было осуществиться. Большинство людей знают А. Д. как святую совесть народа.

Было бы очень хорошо, если бы знавшие А. Д. ученые рассказали о нем побольше как о научном гении нашего времени.