Утром 11 декабря 1989 г., за три дня до кончины, Андрей Дмитриевич последний раз в жизни приехал в ФИАН. На митинге в конференц-зале А. Д. Сахаров выступил с 20-минутной речью, которая публикуется в этом Приложении. Этому выступлению предшествовали и его сопровождали весьма драматические события.
1 декабря А. Д. Сахаров и еще несколько народных депутатов СССР выступили со следующим Обращением:
ОБРАЩЕНИЕСахаров А. Д.
ГРУППЫ НАРОДНЫХ ДЕПУТАТОВ СССРТихонов В. А.
Дорогие соотечественники!Попов Г. Х.
Перестройка в нашей стране встречает организованное сопротивление.Мурашов А. Н.
Откладывается принятие основных экономических законов о собственности, о предприятиях и важнейшего Закона о земле, который дал бы наконец крестьянину возможность быть хозяином. Верховный Совет не включил в повестку дня Съезда обсуждение статьи 6 Конституции СССР.Афанасьев Ю. Н.
Если не будет принят Закон о земле, пропадет еще один сельскохозяйственный год. Если не будут приняты законы о собственности и предприятии, по-прежнему министерства и ведомства будут командовать и разорять страну. Если статья 6 не будет изъята из Конституции, кризис доверия к руководству государства и партии будет нарастать.
Мы призываем всех трудящихся страны — рабочих, крестьян, интеллигенцию, учащихся — выразить свою волю и провести 11 декабря 1989 года с 10 до 12 часов по московскому времени ВСЕОБЩУЮ ПОЛИТИЧЕСКУЮ ПРЕДУПРЕДИТЕЛЬНУЮ ЗАБАСТОВКУ с требованием включить в повестку дня II Съезда народных депутатов СССР обсуждение законов о земле, собственности, предприятии и 6-й статьи Конституции.
Создавайте на предприятиях и в учреждениях, колхозах и совхозах, учебных заведениях комитеты по проведению этой забастовки!
СОБСТВЕННОСТЬ — НАРОДУ!
ЗЕМЛЯ — КРЕСТЬЯНАМ!
ЗАВОДЫ — РАБОЧИМ!
ВСЯ ВЛАСТЬ — СОВЕТАМ!
Москва, 1 декабря 1989 года.
Народные депутаты СССР:
Сразу замечу, что очень скоро, через 2 месяца, на III Съезде народных депутатов СССР были приняты Законы о собственности и земле (хотя и очень половинчатые), а главное, была изменена 6-я статья Конституции СССР. После этого «страшные», «антисоветские» (по старым меркам) слова «приватизация» и «многопартийность» стали открыто употребляться в печати и по телевизору. Но в декабре 1989 г. была еще другая эпоха и вышеприведенное Обращение вызвало очень острую негативную реакцию аппарата, а также некоторых академиков — членов Межрегиональной группы депутатов, которые в своих выступлениях на собраниях группы (последний раз — 14 декабря) называли этот призыв к забастовке провокацией. Это же нехорошее слово (не сосчитать, сколько раз применяли его к Сахарову на протяжении всей его общественной деятельности) гуляло тогда по газетам — огромная пропагандистская машина пришла в движение в связи с призывом пяти депутатов. Впрочем, только благодаря этому об Обращении, которое, конечно, само по себе нигде не было опубликовано, узнала вся страна.
«Подписантов» пригласил для беседы заместитель М. С. Горбачева А. И. Лукьянов. Анатолий Иванович в основном не возражал против содержания документа, но резко осудил призыв к забастовке как дестабилизирующий и провокационный. Вопрос о забастовке во всей этой истории был ключевым.
11 декабря в 10 часов утра я встретил Сахарова в фойе ФИАНа и мы вместе поднимались по лестнице на третий этаж. «Ну как, в яблочко?» — спросил я его. «Да», — ответил он и с большим удовлетворением заметил, что чрезвычайно сердитая реакция властей — это лучшее подтверждение того, что сделан правильный шаг. «Если бы там не было слова «забастовка», то о нашем призыве никто бы не узнал», — примерно так он сказал.
Конференц-зал, вмещающий около 800 человек, был полон. Митинг-забастовку открыл Анатолий Шабад, он зачитал Обращение и предоставил слово А. Д. Сахарову. Я сидел близко, в третьем ряду, и, конечно, не думал, что вижу Андрея Дмитриевича в последний раз. Было несколько корреспондентов. Они, по-видимому, пришли заранее; директор Института академик Л. В. Келдыш дал устное распоряжение охране: прессу впускать беспрепятственно. Но вскоре после начала митинга случилось нечто, что многое проясняет в ситуации того времени. Или, может быть, еще в большей степени ставит вопросы. Андрей Дмитриевич говорил уже минут 10, когда в зал неожиданно ввалилась толпа иностранных корреспондентов. Красные, взмыленные, с теле- и видеоаппаратурой. Что случилось? Почему они опоздали к началу? Потом выяснилось, что в проходной ФИАНа, помимо обычной охраны, вдруг появились некие молодые люди, которых никто из сотрудников ФИАНа никогда раньше не видел и которые корреспондентов не пустили. Возникла конфликтная ситуация, которая минут через пятнадцать неожиданно разрешилась чисто силовым образом. Чтобы пропустить подъехавшую машину были открыты широкие фиановские ворота. И корреспонденты, со всеми своими ящиками и штативами, встав за машиной, сделали «свинью» (клин) и, смяв стенку отнюдь не научных сотрудников, устремились в главный корпус на третий этаж. Вероятно, «ненаучные сотрудники» были и в зале во время митинга. Точно известно, что один из них пришел в аппаратную, и поэтому выступление Сахарова не было записано на фиановский магнитофон. Позже эту, по-моему, замечательную речь удалось полностью восстановить по частной магнитозаписи и по видеозаписи компании ABC.
Вскоре после своего выступления Андрей Дмитриевич ушел, а митинг продолжался до 12. Сахаров ушел в Президиум АН СССР, где в 12 часов состоялось предсъездовское собрание академических депутатов, а в 6 часов вечера ему предстояло выступать в «Мемориале», где ему вручили пачки с 50000 подписями под его июньским Декретом о власти. В эти дни на имя Андрея Дмитриевича в ФИАН приходили огромные пакеты (их пересылали из Президиума Съезда) с телеграммами о митингах и забастовках в связи с Обращением депутатов. «Мы, моряки сейнера… решили провести двухчасовую политическую забастовку… в поддержку…» — это с Северного Ледовитого океана. Немало было проведено забастовок, а многие трудовые коллективы телеграфировали о митингах в поддержку Обращения, но сообщали, что от забастовки решили воздержаться. Сахаров говорил тогда, что теперь это уже не имеет большого значения — забастовка или только митинг; важно, что разбужена активность народа. А если вспомнить, что все это происходило за три месяца до выборов в республиканские и местные Советы, станет ясно, насколько практически важен для будущего страны (для состава будущих органов власти) был этот инициированный Сахаровым призыв.
12 декабря телевидение транслировало открытие II Съезда, и все могли видеть, как А. Д. Сахаров сказал М. С. Горбачеву о тысячах телеграмм, о подписях в поддержку отмены 6-й статьи Конституции и как Горбачев ему резко ответил. Народная молва связала смерть Андрея Дмитриевича с этим эпизодом — мол, он так расстроился, что сердце не выдержало. На самом деле Андрей Дмитриевич, случалось, расстраивался совсем от другого — когда не удавалось сделать то, что он считал необходимым.
А в этом деле — с призывом к политической забастовке — все как раз удалось. Сахаров снова создал стрессовую ситуацию для тоталитарной системы, снова оказался для нее неразрешимой проблемой. Теперь уже, увы, в последний раз.
Б. Л. Альтшулер
Выступление А. Д. Сахарова во время проведения предупредительной политической забастовки. ФИАН, Москва, 11 декабря 1989
Я благодарен тем, кто пришел в этот зал и тем самым поддержал наш призыв. Я благодарен всем тем, кто по всей стране откликнулся на этот призыв в той или иной форме. Их много. Но еще в течение нескольких дней будут поступать сведения из более отдаленных районов.
Сейчас наша страна переживает уже не в первый раз, конечно, но опять критический период в своей истории. Судьба ее находится на развилке. Или, как можно сказать в этом зале, в точке бифуркации. Процессы перестройки в нашей стране явно замедлились, явно наблюдается контрнаступление реакции, причем под знаменем реакции объединяются разные силы. Объединяется сталинистского типа партийный и государственный аппарат. Он вступает в противоестественный альянс с черносотенными силами: под одним единственным лозунгом они могут объединяться и они это делают — под лозунгом единой и неделимой России. Но этот лозунг в наших современных условиях лживый, демагогический и противоречащий интересам России, интересам русского народа, интересам всех народов нашей страны, если объединение происходит на этой сталинистской почве. Объединение идет и с демагогическими популистскими силами, которые, используя трудности нашей жизни, несовершенство форм процесса перестройки, допущенные в ходе этого ошибки, тоже объединяются с правыми сталинистскими силами. К сожалению, позиция высшего руководства в этом имеет неопределенный, нерешительный характер. И зачастую представляет собой тоже блокирование с правыми силами или, во всяком случае, потакание им. И примеры этого вы видели уже после того, как мы обратились к забастовке. На последнем Пленуме ЦК было создано Бюро РСФСР, куда вошли и Гидаспов, и Чикин, который стоит во главе того издания, где опубликована была Нина Андреева. Вот таков диапазон.
И это происходит в то самое время, когда в странах Восточной Европы происходит настоящая революция. Революция под прогрессивными лозунгами, под которыми, я думаю, может подписаться каждый честный человек и в нашей стране (каждый прогрессивный человек, в данном случае я не желаю обвинять Нину Андрееву в нечестности, но прогрессивной я ее никак не могу назвать). Так вот, эти страны подают нам пример, и мы, не откликаясь на их вызов, еще больше усиливаем напряженность в нашей стране, потому что правые силы на примере этих стран видят, что им грозит, и они, естественно, еще больше усиливают свое сопротивление.
Нашей стране необходимо провести экономические преобразования. Нужен Закон о земле в наиболее его радикальном варианте, то есть в таком, где говорится о собственности. Только такая форма, при которой крестьянин получает землю в собственность, то есть когда возникает частная собственность на землю, является гарантией того, что процесс этот необратим. А людям необходима вера в необратимость процесса, вера в то, что опять не будет раскулачивания, что опять не повторится все то чудовищное, что перенесла наша страна в год великого перелома, сталинского великого перелома. Без этой необратимости движение вперед невозможно в деревне, где сейчас по результатам опроса большинство считает, что необратимости, к сожалению, нет, и что новое раскулачивание возможно.
Нам нужен Закон о собственности и Закон о предприятии с тем, чтобы были все типы собственности, все формы предприятий, находящихся в равных условиях, чтобы нельзя было говорить, что кооперативы находятся в привилегированном положении и поэтому они разрушают экономику. В одинаковых условиях самостоятельности должны быть все предприятия, всех типов ассоциации. Должна быть сломлена сверхмонополия ведомств, которая стала силой, работающей сама на себя и разрушающей хозяйство, грабящей народ. Нигде такой большой процент национального дохода не отбирается у трудящихся. Если в форме зарплаты во всех развитых капиталистических странах идет 2/3 совокупного национального дохода, то у нас только 1/3. То есть у нас такая степень эксплуатации рабочей силы, которой нет ни в одной из развитых капиталистических стран. И эта высокая степень эксплуатации не приводит к быстрому росту общественного производства, к повышению производительности труда, потому что ведомства фактически работают на ведомственные массовые интересы этого класса управляющих людей. Именно эту систему необходимо сломать и именно она вместе с партократией сопротивляется этому.
Когда я говорю партократия, я имею в виду тот партийный аппарат, огромный, конечно, разветвленный, который представляет собой реальную власть в стране и опирается на КГБ, называющий себя вооруженной рукой партии, и на армию. Отмена 6-й статьи Конституции, некоторые говорят, не будет иметь никакого реального значения в изменении общей структуры. Но именно то, как сопротивляется партократия этой отмене, показывает, что это вовсе не так. И хотя в тот момент, когда 6-я статья была введена брежневским аппаратом, это действительно просто закрепляло уже сложившееся положение, сейчас отмена 6-й статьи будет означать удар по партократии, удар огромной силы. Это будет иметь колоссальное политическое значение и политическое значение именно для перестройки, именно для того, чтобы мы были уверены в необратимости перестройки. Ибо мы все испытываем кризис доверия к перестройке и к руководству страны, руководству партией. И это важнейший политический фактор нашей жизни. Именно он присутствует на самом деле в ряде последних событий. Мне пришлось встречаться с представителями польского движения за преобразование. Они говорят, что находятся в очень трудном положении, более трудном экономическом и социальном, но у них в стране есть полное доверие большей части населения новому руководству, и поэтому они могут пойти на такие преобразования, на которые мы пока не идем. И это потому, что у нас нет уверенности в том, что истинные цели руководства таковы, как они провозглашаются нам на словах.
Именно для того, чтобы руководство страны определилось наконец и перестало вести аппаратные игры, нужно это волеизъявление. Мы должны защищать перестройку, если нужно, защищать ее от тех или от того, кто был ее инициатором. Честно говоря, мы все еще надеемся на спокойный, эволюционный ход развития, и он возможен именно при волеизъявлении народа. Именно поэтому мы решили обратиться с этим призывом к забастовке. Почему именно забастовка? Потому что никакая другая форма не имеет такой полной определенности, именно потому, что аппарат ее боится, а боится потому, что забастовка имеет реальную силу. Забастовка не разрушает экономику, а наоборот. Вчера мы слышали на собрании Межрегиональной группы пример директора шахты Кузбасса. Он сказал, что забастовка приводит к изменению психологии работающих. Они начинают чувствовать себя хозяевами, и одно это приводит к тому, что работа идет лучше, она лучше организована и дает больше реальных результатов. И не случайно именно те шахты, которые бастовали, быстрее всего выполнили план этого года. Это показывает колоссальное значение этого психологического и политического фактора. Я думаю, что забастовка не может быть разрушительной для экономики, в особенности потому, что она как раз предназначена разрушить ту систему в нашей стране, административно-командную систему, которая привела нас на грань гибели. Та забастовка, которая сейчас происходит, не была никак подготовлена. Поэтому масштабы ее будут, вероятно, незначительны (в процентном отношении, во всяком случае). Но она уже началась, и люди поняли, что они могут сказать свое слово в политической истории нашей страны. И это сознание важно и для людей, для трудящихся масс, оно важно и для аппарата. Аппарат должен понять, что он должен идти в русле перестройки, иначе он просто будет заменен другим. Такова историческая линия, которая намечается именно этим актом. Забастовка названа предупредительной. Это означает, что она есть как бы проба сил, она как бы этап для того, чтобы действительно сформировались уже те организационные структуры, забастовочные комитеты, которые со временем проведут реальную забастовку в случае, если это понадобится.
И еще последнее, что я хотел сказать. На собрании в Тушинском районе трудящиеся обратились с призывом: в случае, если Второй съезд примет ту повестку дня, к которой призывает забастовка, и в случае, если он сделает шаги в отношении решения этих исторических задач, провести 23 декабря, в субботу, в поддержку этих решений, уже состоявшихся или обсуждаемых, общесоюзный субботник. Это лучшее доказательство того, что движение прогрессивное и оно конструктивное одновременно.