Доклад на V Международной конференции по космомикрофизике КОСМИОН-2001, посвящённой 80-летию со дня рождения Андрея Дмитриевича Сахарова
Физический институт им. П.Н. Лебедева РАН, 21 мая 2001 года
Согласно установившейся традиции сегодня здесь должно было бы состояться открытие Третьей международной сахаровской конференции по физике (Первая и Вторая конференции проходили в ФИАНе в 1991 и 1996 гг., т.е. были приурочены к 70-летию и 75-летию Андрея Дмитриевича Сахарова). Причина, почему в годовщину 80-летия Сахарова не состоялась Третья сахаровская конференция по физике, весьма драматична: 24 мая 1999 года скончался Ефим Самойлович Фрадкин и в июне 2000 года Отделение теоретической физики ФИАН организовало большую международную конференцию его памяти "Квантование, калибровочные поля и струны". Организация через год ещё одной столь же масштабной международной конференции — задача непосильная; и мы очень благодарны Космиону за проведение данной Конференции, посвящённой 80-летию Сахарова. Уверен, что Андрей Дмитриевич полностью одобрил бы наши мемориальные мероприятия в память Е.С. Фрадкина. Помимо личных существовавших между ними дружеских доверительных отношений, Сахаров очень высоко оценивал вклад Ефима Самойловича в науку: "Из всей нашей компании Фрадкин единственный достиг того амплуа высокопрофессионального физика-теоретика "переднего края", о котором мы все мечтали. У него большие достижения почти во всех основных направлениях квантовой теории поля… Многие из полученных Фрадкиным результатов являются классическими." (Сахаров, "Воспоминания" [1]).
"Убивший человека, убивает Вселенную, спасший человека, спасает Вселенную". Эта древняя мудрость, провозглашающая глобальную ценность личности, индивидуума, лежит в основе правозащитного подхода к решению глобальных проблем человечества. Цитирую: "Отойти от края пропасти всемирной катастрофы, сохранить цивилизацию и саму жизнь на планете…" — для этого "нужно новое мышление… Я защищаю тезис о первичном определяющем значении гражданских и политических прав в формировании судеб человечества" (Сахаров, "Нобелевская лекция", 1975, см. в [2]). Слова о "новом мышлении", говоря обобщённо, объясняют содержащийся в приведённой выше древней мудрости об одном человеке и Вселенной "голографический парадокс" — часть равна целому, эквивалентность каждого homo sapience всему Универсу, включающему также и всех людей. Всё дело, конечно, в движении, в динамике ситуации: если часть способна формировать целое ("новое мышление"), а способностью к творчеству, хотя бы потенциально, наделён каждый человек, то статичная картина целого и его частей, очевидно, не отражает динамизма ситуации. Как говорил Сахаров: "Будущее непредсказуемо, а также (в силу квантовых эффектов) и не определено… оно творится всеми нами шаг за шагом в нашем бесконечно сложном взаимодействии". Сказанное в полной мере относится и к картине физической Вселенной, изучаемой астрофизиками, космологами, космомикрофизиками. Как-то ещё на прежней очень далёкой от космологии работе мне довелось популярно рассказывать о Вселенной, Биг Бенге, Биг Кранче. Возможность будущего коллапса Вселенной и соответственно неотвратимого уничтожения всего и вся вызвала особую озабоченность аудитории. Но когда выяснилось, что согласно существующим космологическим моделям катастрофа Биг Кранча может случиться не ранее чем через 10—20 миллиардов лет, начальник лаборатории Андрей Михайлович Васильев весьма мудро заметил: "Я надеюсь, что за это время наши представления изменятся и мы будем спасены".
Андрей Дмитриевич Сахаров был человеком, который не только существенно менял наши представления, но и формировал новую реальность. "В 1968 году он опубликовал за границей первую из своих пророческих книг, которая многим показалась наивной. Но, как сказал Шопенгауэр, талант попадает в цель, в которую никто попасть не может, гений попадает в цель, которую никто не видит" (Аркадий Мигдал, в книге [3]). Эта метафора Шопенгауэра нуждается, однако, в пояснении: дело не в том, что гений видит нечто, что другим не видно. В рамках этого образа смысл вышеприведённых слов Сахарова "Будущее… не определено" состоит, по-видимому, в том, что цель, в которую попадает гений, раньше просто не существовала, не была определена, и возникла (вместе с её описанием) только в результате этого "попадания". Сахаров действительно конструировал будущее, он был не только выдающимся теоретиком, но и инженером-конструктором в самом широком смысле этого слова — при решении как технических, так и общественных проблем. "Нереализованная идея ещё не идея", — говорил Андрей Дмитриевич. Эта установка является важнейшей "динамической характеристикой" того, что можно назвать "Вселенная Андрея Сахарова". Условно-схематически эту "Вселенную" можно представить состоящей из четырёх основных блоков: книги, семья, наука и общественная деятельность. Порядок перечисления значения не имеет, важно всё, все части существенно взаимосвязаны как внутренне, так и волею судьбы и обстоятельств. Настоящий доклад посвящён, в основном, указанной динамике "творения будущего", на практике осуществлявшейся, как правило, на стыке различных блоков "Вселенной Сахарова".
Книги — в первую очередь это, конечно, Пушкин. "Он не только читал и перечитывал Пушкина, он как-то изнутри вжился в то время. Много лет спустя он сказал мне, что кусок русской истории от Павла I и до "души моей" Павла Вяземского существует для него в лицах" (Михаил Левин, "Прогулки с Пушкиным", [3]). Но и вся русская поэзия и литература до начала XX века, до Александра Блока была для него открытой книгой. Позже Елена Георгиевна Боннэр приобщила его к поэзии советского периода, благодаря ей он и лично познакомился с Булатом Окуджавой, Александром Галичем, Давидом Самойловым. Гибель Пушкина на дуэли в 1837 году Сахаров с детства, со студенческих лет рассматривал как поистине вселенскую катастрофу, которую можно было предотвратить, если бы друзья, окружение во-время спохватились. Умозрительную схему спасения Пушкина "по-Сахарову" интересно сопоставить с его же действиями по предотвращению другой глобальной катастрофы — гибели человечества в результате термоядерной войны. Как вспоминает Михаил Левин, Сахаров говорил: "Иван Пущин был человек чести, а он уверенно писал, что не допустил бы дуэли. И особого ума тут не требуется. На Чёрной Речке лежал глубокий снег. Данзас должен был подать Пушкину заряженный пистолет со взведённым курком. И тут он мог оступиться, падая, "нечаянно" спустить курок и ранить самого себя (в ляжку, а не в бок!). При кровоточащем секунданте дуэли быть не может, д'Аршиак бы не согласился. Поединок откладывается, потом друзья успевают вмешаться" ([3], стр. 341). Как видим, всё очень конструктивно и вполне могло сработать. Главное осознать невозможность происходящего и масштаб грозящего бедствия.
Участие в создании чудовищного оружия массового поражения породило у Сахарова острое чувство личной ответственности, ни в коей мере не смягчённое тем очевидным обстоятельством, что решение о применении принимают не создатели оружия, а совсем другие люди: "Сегодня термоядерное оружие ни разу не применялось против людей на войне. Моя самая страстная мечта (глубже чего-либо ещё) — чтобы это никогда не произошло…", — Сахаров [1]. Впрочем и бомбу он делал, движимый высоким чувством долга, как и мой отец Лев Альтшулер, как и многие другие участники советского атомного проекта. Но помимо чувства личной ответственности Андрей Дмитриевич, будучи человеком осведомлённым, а главное умеющим додумывать до конца, понимал как близко подошло человечеству к краю термоядерной пропасти. И в первую очередь здесь речь идёт даже не о политически мотивированных кризисах (Карибский или Берлинский), а о случайности. Известно, что результатом Карибского кризиса было установление прямой телефонной связи руководителей двух сверхдержав — тех, кто должен принять окончательное решение о нажатии ядерной кнопки. Но и после этого были моменты, когда стратегические ядерные силы приводились в состоянии полной боевой готовности и отбой давался в последний момент. Соавтор Сахарова по созданию испытанной в 1961 году на Новой Земле 50-мегатонной сверхбомбы Юрий Смирнов вспоминает о своей беседе в 1994 году с бывшим членом Политбюро Александром Яковлевым: "На вопрос, всегда ли с его точки зрения, ситуация была под контролем или мир случайно избежал ядерной катастрофы, он ответил: "Я не верю в потусторонние силы, хотя мне иногда кажется, что какая-то сила останавливала самое страшное. Человечеству просто повезло" " ([4], стр. 340). К решению этой проблемы — как отодвинуться от края — Сахаров тоже подходил конструктивно. А задача была непростая.
"Настанет день, наши ракеты с ядерными зарядами поднимутся в воздух и поразят врага в его логове, в Соединённых Штатах Америки", — такой тост как-то провозгласил один из руководителей ядерного центра "Арзамас-16", именно с такой установкой ожидания полной победы над мировым империализмом жила вся страна в течение десятилетий. И вот на этом фоне на своей первой пресс-конференции 23 августа 1973 года Сахаров говорит, что в результате "разрядки напряжённости без всяких условий" "разоружённый мир окажется перед мощью советского неконтролируемого бюрократического аппарата", что это "могло бы привести к заражению мира тем злом, которое гложет Советский Союз"; "никому не желательно иметь такого соседа, особенно вооружённого до зубов", и т.п. (подробнее см. в [5]). Примерно тогда Яков Борисович Зельдович сказал моему отцу: "Сахаров — говорящая лошадь, но не могут же все лошади говорить". Другие физики, комментируя действия А.Д., говорили о нарушении закона сохранения энергии. Сразу после этой пресс-конференции последовало известное Заявление 40 академиков и затем травля в газетах. Я тогда, встретив Андрея Дмитриевича на семинаре в ФИАНе, спросил его: "Почему Вас не убьют, не задавят на улице? Кто там наверху заступается, не даёт санкции на такое простейшее решение 'проблемы Сахарова'?". А.Д. ответил как всегда мудро, что мы не должны об этом думать, что надо настаивать на своих принципах — соблюдении прав человека, открытости и т.п., а результаты возможно последуют. (Замечу в скобках, что до "результата" — апрельского 1985 года пленума ЦК КПСС, положившего начало "перестройке", оставалось тогда 12 лет, в историческом масштабе совсем немного. Допускаю, что Сахаров понимал, что такое могло случиться и раньше, потому и призывал своих коллег: поддержите, помогите историческому процессу).
Необходимо сказать, что определённая личная защищённость Сахарова неизбежно поставила под удар его близких, сделала их "заложниками" его общественной деятельности. И это стало для Андрея Дмитриевича, наверно, самым тяжёлым испытанием на протяжении многих лет. Сахаров, как известно, с честью принял этот тяжелейший моральный вызов. И всем, кто до сих пор недоумевает по поводу его мучительных голодовок в защиту Елены Боннэр и Лизы Алексеевой, надо бы понять, наконец, что грош цена тому пророку, который способен пожертвовать близкими ради человечества, ради воплощения в жизнь своих любимых идей. В целом роль семьи — в широком смысле — в жизни Сахарова переоценить невозможно. Это трое детей и Клавдия Алексеевна Вихирева, безвременно скончавшаяся в 1969 году, это Елена Георгиевна Боннэр и её семья, это и родители и вся разветвлённая корневая система, подробно изученная Еленой Боннэр уже после смерти Андрея Дмитриевича ("Вольные заметки к родословной Андрея Сахарова" [6]). Среда, питавшая эти корни, изобилует замечательными именами: декабристы Иван Якушкин и Пётр Муханов, Лев Толстой, Владимир Короленко, Александр Гольденвейзер, Фёдор Плевако, Пётр Лебедев, именем которого назван наш ФИАН, и многие другие. Софиано — девичья фамилия матери Сахарова трижды встречается у Пушкина, причём установлено, что речь идёт о прямых предках Сахарова. В "Вольных заметках…" Елена Боннэр приводит полученное ею от общины греческого города Иулиада письмо: "Мы испытываем радость, ибо частично корни А.Сахарова — из Кеа, с нашего острова, о котором писал много веков назад древний историк Плутарх, что он характеризуется маленькими размерами, незначительным населением, однако многими известными людьми, рождёнными и воспитанными на нём". Помимо семьи, важнейшую роль в формировании внутреннего мира Сахарова сыграл его учитель Игорь Евгеньевич Тамм; но это влияние уже идёт по разделу "наука", о чём очень полно и наглядно — в книге Геннадия Горелика "Андрей Сахаров. Наука и свобода" [7].
А "нарушения закона сохранения энергии" тем временем продолжались — книга "О стране и мире" (1975), "Нобелевская лекция" (1975) и т.п., затем знаменитое "Письмо Сиднею Дреллу" (1983), с величайшим трудом вывезенное Еленой Боннэр из Горького и переданное за рубеж. В этом "Письме" Сахаров поддержал военно-стратегические инициативы Рональда Рейгана, направленные против "империи зла", ну а потом, как известно, Рейган оказался на Красной Площади и началось спасительное уничтожение ядерных арсеналов двух сверхдержав. Секундант Пушкина, как полагал Сахаров, должен был для предотвращения катастрофы ранить себя. Многие "безумные" не понимаемые современниками действия Сахарова чем-то напоминают эту модель. Но, пожалуй, более точный образ дал Давид Абрамович Киржниц [8], сравнив действия А.Д. с подвигом русского лётчика Константина Арцеулова, который в 1916 г., проверяя правильность своих представлений о механизме выхода из смертельного штопора, первым в истории авиации преднамеренно свалил свой самолёт в штопор (совершив, как все были уверены, демонстративное самоубийство) и благополучно вышел из него, создав методику, спасшую жизнь множеству лётчиков. (Давид Абрамович говорил мне, что был лично знаком с Арцеуловым и что знаменитый лётчик-испытатель не миновал сталинских лагерей). По методу Арцеулова надо было действовать противоестественно: не стараться выйти из штопора, а напротив сделать падение самолёта ещё более крутым и тем самым набрать скорость, при которой возможен последующий выход из пике. Многие действия Сахарова тоже казались современникам совершенно противоестественными.
В науке всё, конечно, было не столь драматично, но и здесь хватало и смелости мысли и конструктивности подхода. Игорь Новиков: "Мне казались совершенно непонятными и "дикими" идеи А.Д. о "многолистных" вселенных или о времени, текущем в противоположных направлениях от сингулярного состояния Вселенной в начале расширения" [3]. Борис Комберг вспоминает как в середине 60-х после доклада А.Д. о тех же многолистных вселенных в Институте прикладной математики (ИПМ) Зельдович "постелил возле ног удивлённого Сахарова газету, встал на колени и, протянув руки к А.Д.С., произнёс: "Андрей Дмитриевич! Ну, бросьте Вы заниматься этой ерундой" " [3]. Следует отметить, что идея Мега-вселенной, состоящей из бесконечного множества различных миров ("листов") стала сейчас достаточно привычным понятием в теоретической космологии. Я не буду перечислять здесь всем известные научные достижения Сахарова. Напомню лишь об одном удивительном пересечении научного и общественного в его жизни. Предложенное Сахаровым в 1967 году объяснение барионной асимметрии Вселенной, возможно, спасло ему жизнь в январе-феврале 1980 года, в первые недели после ссылки в Горький. Очень высокопоставленные инициаторы ссылки тогда, очевидно, не собирались останавливаться на достигнутом, пресса писала о полной научной и прочей деградации Сахарова и т.п. И тут его идея о нестабильности протона, в связи с появлением теорий Великого Объединения озвученная осенью 1979 года Стевеном Вайнбергом, пришлась как нельзя кстати. В том числе для Виталия Лазаревича Гинзбурга, который был тогда начальником ОТФ и ходил в ЦК, объяснял им про барионную асимметрию, про то, что Сахаров должен остаться сотрудником теоротдела и что ему необходимо обеспечить условия для научной работы. В те же дни мы с Львом Копелевым сочинили коллективное "Обращение в ООН", где говорилось также и о великом достижении Сахарова по объяснению барионной асимметрии Вселенной; и эти странные, пугающие непосвящённых слова несколько дней звучали по вражеским голосам. Эти усилия, в сочетании с давлением мирового научного сообщества, в т.ч. бойкотом, который Национальная Академия Наук США объявила АН СССР, дали желаемый результат: решением на высшем уровне в начале марта 1980 года Сахаров был оставлен сотрудником ФИАН и были разрешены поездки к нему коллег теоретиков. ОТФ несомненно составлял существенную часть "Вселенной Сахарова". Недаром он приехал сюда на семинар в первый же день после возвращения из 7-летней ссылки 23 декабря 1986 года.
Возвращаясь к "творению будущего", уместно привести слова Эдварда Теллера: "Сахаров был оптимистом. Пессимист всегда прав, но не находит никакой радости в этом. Оптимист же верит, что будущее не предопределено, и старается всячески его улучшить" [3]. После смерти Андрея Дмитриевича прошло более 11 лет и то, что было в декабре 1989 года ещё не состоявшимся будущим, сегодня стало во-многом отвратительным прошлым и настоящим: за последние 5 лет детское население России сократилось на 4,2 миллиона человек, две чудовищные — в смысле жестокости в отношении мирного населения — войны в Чечне и т.п., не говоря уже о положении, в котором оказалась наука. Есть и другие исторические вызовы и проблемы — мирового масштаба. Очень не хватало и не хватает Сахарова с его "оптимистической" (по Теллеру) энергией, направленной на "улучшение будущего", и умением доводить идею до результата. Что касается науки, то новейшие достижения в физике, а также в биофизике, а ещё более — открывающиеся захватывающие перспективы, без сомнения были бы очень интересны Сахарову, доставили бы ему глубокое удовлетворение. Наверно, нам всем можно позавидовать, что мы ещё живы и можем наблюдать все эти удивительные процессы и посильно в них участвовать. И я желаю успешной работы нашей Конференции.
ЛИТЕРАТУРА
[1] Андрей Сахаров, "Воспоминания", — Нью-Йорк: "Изд. им. Чехова", 1990; Москва: "Права человека", 1996.
[2] "Андрей Сахаров. Мир, прогресс, права человека: статьи и выступления", — Ленинград: "Советский писатель", 1990.
[3] "Он между нами жил… Воспоминания о Сахарове", — Москва: "Практика", 1996.
[4] В.Б. Адамский, Ю.Н. Смирнов, "Моральная ответственность учёных и политических лидеров в ядерную эпоху", в книге "История советского атомного проекта" — материалы конференции ИСАП-96, Т. 1 — Москва: "Издат", 1997.
[5] , в сборнике "30 лет 'Размышлений…' Андрея Сахарова", — Москва: "Права человека", 1998.
[6] Елена Боннэр, "Вольные заметки к родословной Андрея Сахарова", — Москва: "Права человека", 1996.
[7] Геннадий Горелик, "Андрей Сахаров. Наука и свобода", — Москва-Ижевск: "РХД", 2000.
[8] Д.А. Киржниц, "Грани таланта", в сборнике "А.Д. Сахаров: Этюды к научному портрету. Глазами коллег и друзей. Вольномыслие" — Москва: Физическое общество СССР, "Мир", 1991.