Для Паулетты наступили трудные дни. Теперь ей не разрешали не только ходить в гости к подругам, но даже говорить с ними по телефону. А ведь это были те немногие часы, когда она чувствовала себя свободной. Теперь этой свободы больше не существовало. Паулетта целыми днями сидела в саду, с завистью глядя на птичек, которые порхали с дерева на дерево. Так прошло несколько дней.

— Сеньорита, — сказал ей однажды Педро Луис, — вы стали какая-то грустная. По-моему, с самого вашего дня рождения вы так ни разу и не улыбнулись.

Паулетта вздохнула, но ничего не сказала.

Теперь Педро Луис отвозил девочку в школу, а после окончания уроков немедленно вез домой. Дон Карлос требовал, чтобы шофер не давал Паулетте задерживаться после уроков даже на десять минут. Но мягкосердечный парень далеко не всегда в точности выполнял приказ хозяина. Вот и сегодня они договорились, что он приедет за ней на полчаса позже, чтобы Паулетта могла погулять с Амалией после уроков.

И вот когда Педро Луис вез ее домой, Паулетта вдруг спросила:

— Скажи, почему они такие?

Молодой человек понял, что девочка говорит о своих родителях.

— Что ж поделаешь, — постарался успокоить он девочку. — Родителей не выбирают. Я вот вырос в чужом доме, и мы жили очень бедно, но мои приемные родители заботились обо мне, как могли. Я никогда не чувствовал себя сиротой. И нисколько не жалею, что воспитывался в том доме, хотя это совсем глухая деревушка.

— Так ты сирота? — удивленно спросила Паулетта.

— Я долго верил, что мои приемные родители — мои настоящие папа и мама. И только когда мне исполнилось шестнадцать и я собирался уходить в город на заработки, они рассказали мне все как было. 

— И как же это было? Педро Луис, расскажи, пожалуйста, — попросила Паулетта.

Педро Луис вспомнил свое нищее детство в маленькой деревушке, затерянной среди холмов. Когда оказалось, что добрые Анна Мария и Санчо Гарсиа не настоящие его родители, а добрые люди, подобравшие младенца, подкинутого на церковную паперть, он сначала возненавидел свою настоящую мать, бросившую его. Но прошли годы, и это чувство сменилось другим — жалостью к той неизвестной женщине, которая была вынуждена подкинуть своего ребенка.

— Кто знает, почему она это сделала? — вздохнув, закончил свой рассказ Педро Луис.

Они долго ехали молча. Паулетта задумалась над рассказом Педро Луиса. Уже почти у самого дома она спросила:

— Почему же ты ушел в город?

Педро Луис улыбнулся. Трудно объяснить девочке, которая выросла в богатой семье, не зная ни голода, ни изнурительного труда, каким было его детство.

— В деревне очень трудно. Земля у нас не очень плодородная, все там не могут оставаться. Кому-то приходится уходить. Я приехал в Мехико, устроился учеником в автомастерскую. Не мог же я сидеть на шее у стариков. Давно я там не был, не знаю, здоровы ли они.

Педро Луис печально вздохнул. Паулетте стало неудобно, что она напомнила ему о грустном и он расстроился.

— Прости, Педро Луис, — со слезами на глазах сказала она. — Не надо было мне задавать тебе этих глупых вопросов.

— Да что вы, сеньорита, — улыбнулся парень.

— Педро Луис, — вдруг неожиданно для самой себя сказала девочка, — мне не нравится, что ты меня называешь на «вы». Мы ведь с тобой друзья, давай ты будешь мне тоже говорить «ты».

Педро Луис смутился. Ему было неловко называть богатую сеньориту, дочь его хозяев на «ты», как будто она простая девчонка. Он был уверен, что сеньорам Монтеро это бы очень не понравилось. Но в глубине души он был рад тому, что Паулетта предложила ему называть ее на «ты», ведь это означает, что она видит в нем человека, равного себе. Он был глубоко благодарен за это девочке. Паулетта и раньше нравилась ему, но теперь он почувствовал, что она стала для него самым близким человеком в чужом Мехико.

Но вот машина подъехала к мрачному особняку Монтеро де ла Рива. Педро Луис открыл перед Паулеттой дверь. Она легко выпрыгнула и побежала к дверям. А он долго смотрел ей вслед. Сегодня Педро впервые увидел в ней не девочку, а девушку. И она показалась ему на редкость привлекательной. Кажется, ни сеньорам Монтеро, ни самой Паулетте еще не приходило в голову, что она настоящая красавица.

И теперь Педро Луис, который всегда питал к Паулетте симпатию, смешанную с жалостью, вдруг ощутил новое, незнакомое чувство. Это была уже не жалость, а нечто совсем иное, в чем он и сам не мог толком разобраться.

Стоя и глядя на закрывшуюся парадную дверь, он отчетливо понимал, что там исчезла сейчас не молодая госпожа, а его новый друг.

— Сеньор Маркос, вас спрашивает сеньор Вильярреаль.

Армандо задумался, кто бы это мог быть. Фамилия казалась знакомой, но ни с кем конкретно не ассоциировалась.

— Что там у него? — недовольно спросил он у секретарши, но та не смогла сказать ничего определенного. — Очень странно, — пробормотал Армандо, но решил принять непрошеного посетителя: — Хорошо, просите.

По тому, как уверенно незнакомец вошел в кабинет, Армандо понял, что предстоит непростой разговор.

— Прошу, сеньор Вильярреаль, — Армандо указал на кресло, стоявшее по другую сторону его письменного стола. — Я, признаться, несколько удивлен вашим визитом. Секретарша передала мне, что вы хотели видеть меня по важному и очень срочному делу. Я готов выслушать вас. 

Мигель улыбнулся. Дело действительно было безотлагательным. Особенно для него самого. 

— Начну с самого главного, — заговорил он, стараясь очень четко формулировать то, что хочет сказать. — Мне известно, что вы добиваетесь партнерства с сеньором Монтеро… — Мигель сделал заранее рассчитанную паузу. Армандо криво улыбнулся:

— Я думаю, что здесь нет секрета. Об этом знает по крайней мере сам сеньор Монтеро. Если вы пришли только затем, чтобы рассказать мне это...

— Вовсе нет, — спокойно смотря Армандо в глаза, ответил Мигель. — Но мне известны также и причины, заставляющие так стремиться к тому, чтобы ваш бизнес поддержал капитал семьи Монтеро.

— И это не тайна, — ответил Маркое, которому данный визит начинал нравиться все меньше и меньше. — Я желаю процветания своей фирме и фирме сеньора Монтеро. По-видимому, вам известно, что предложенное мною партнерство взаимовыгодно. Итак, что же вы хотите мне сообщить?

Глаза Армандо встретились со взглядом Мигеля Вильярреаль, и ему показалось, что визитер в глубине души смеется над ним.

— По-видимому, я снова не сообщу вам ничего нового, уважаемый сеньор Маркое, — с расстановкой сказал Мигель, — заявив, что все в Гвадалахаре трещит по швам и ваши дела идут из рук вон плохо. Вам срочно нужен надежный партнер, и вы рассчитываете, что им может стать Карлос Монтеро.

— Увы, — улыбнулся Армандо, принявший Мигеля за обычного шантажиста, которому удалось что-то пронюхать. С такими людьми у него был свой метод общения — гнать сразу. — Вам дали ложную информацию, милейший сеньор Вильярреаль. А теперь я попрошу вас покинуть мой кабинет.

Армандо нажал кнопку селектора:

— Хуана Мария, пройдите ко мне.

— Не торопитесь, сеньор Маркос, — остановил его Мигель, — я еще не закончил. Совершенно очевидно, что для того, чтобы получить дополнительное финансирование, нужно ввести кого-нибудь в заблуждение относительно состояния ваших дел. В одиночку этого не сделать.

В дверях кабинета показалась секретарша Хуана Мария. Армандо сделал ей знак, и она закрыла дверь.

— Прежде чем продолжить, — слегка улыбнувшись, сказал Мигель, — я хотел бы познакомить вас с содержимым своего портфеля. Будет очень прискорбно, если оно попадет на стол инспектора налоговой службы.

— Возможно, это фальшивка,— спокойно произнес Армандо, однако немного сдвинул в сторону бумаги и, указывая на освободившееся место в середине стола, сказал: — В таком случае я вам не завидую.

— Что ж, это уже похоже на деловой разговор, — с этими словами Мигель вытащил из портфеля документы, которые передала ему Мария. Они отражали реальное — весьма плачевное положение дел Армандо Маркоса и его бедственное финансовое состояние.

Разложив на столе бумаги, Мигель отошел к окну и закурил. Он не сомневался в реакции Армандо и теперь хотел использовать оставшиеся две-три минуты, чтобы обдумать условия, которые он сейчас предложит этому сеньору.

По мере того как Армандо просматривал документы, его лицо становилось все бледнее, на нем появилось выражение беспомощности, даже страха. В последний момент он, однако, постарался взять себя в руки. Он повернулся к Мигелю, по-прежнему курившему у окна, и спросил прямо и без предисловий:

— Сеньор Вильярреаль, я бы хотел услышать, что вы предлагаете.

Мигель подошел и сел на свое прежнее место.

— Я очень рад, сеньор Маркое, что мы поняли друг друга, — сказал он с самой теплой улыбкой, на какую был способен. — Хотя для того, чтобы прийти к взаимопониманию, понадобилась некоторая мелочь, — он указал на документы, продолжавшие лежать между ними на столе. — Но мы с вами не герои романа и обойдемся без лишних разговоров. Итак, вот что я предлагаю...

Обычно прачка Томаса приходила в особняк Монтеро де ла Рива, когда Паулетту уже увозили в школу на занятия. Она приносила большую корзину белоснежного накрахмаленного белья и в той же корзине уносила с собой все, что требовало приложения ее трудолюбивых рук: белье, рубашки, платья, скатерти и гардины. Монтеро платили ей не больше других, но всегда точно и пунктуально, и Томаса держалась за такую клиентуру. Поэтому, зная, что донья Росаура очень требовательна, Томаса ста-ралась всегда выполнять заказы в срок, причем белье, выстиранное ее руками, отличалось абсолютной чистотой.

В тот день у Томасы скопилось много заказов, и, чтобы пораньше приступить к работе, она пришла в дом Монтеро рано утром, когда Паулетта была еще дома. Томаса, которая знала девочку еще совсем крошкой, остановилась на минутку поболтать с ней.

— Как прошел твой день рождения, Паулетта? — спросила она.— Эдувигес рассказывала мне, что было очень весело, полный дом гостей. Вы, наверно, хорошо повеселились.

Паулетта, вспомнив, как печально закончился тот вечер, вмиг погрустнела.

— Почему молодая сеньорита так расстроена? — участливо спросила Томаса. — Наверно, мне не стоило напоминать тебе о празднике? — она почувствовала, что все прошло, видно, не так уж гладко. Томаса много лет приходила в дом Монтеро и хорошо знала суровые, даже жесткие нравы, царившие в этом доме. — Извини, моя хорошая.

— Ничего, Томаса, — вздохнула Паулетта. — Мне стыдно говорить об этом, но мне кажется, что родители меня не понимают. Или, может быть, это я не понимаю их. Конечно, я знаю, они хотят мне только добра, но... они бывают так несправедливы ко мне... А я так ждала этого дня!

— Не знаю, что и сказать тебе, хорошая моя девочка, — Томаса поставила корзину с бельем на пол. — Ты уже взрослая, постарайся сама во всем разобраться.

— Ах, Томаса, — грустно сказала Паулетта, — иногда мне кажется, что только ты и Эдувигес меня понимаете. Ну и Педро Луис.

Томаса вздохнула. Ей было искренне жаль юную сеньориту. Она замечала, что девочка улыбается все реже и реже. И не раз прачка, приходя в дом Монтеро, слышала, как Паулетта тихо плачет у себя в комнате. Да и в школу она теперь не ходит — ее возит на машине Педро Луис. Об этом Томаса узнала от Эдувигес, которая частенько делилась с прачкой тем, что происходит в доме.

— Что же ты такого натворила, что отец так рассердился? — покачивая головой, спросила Томаса.

Паулетта пугливо оглянулась по сторонам. Ей вдруг очень захотелось рассказать Томасе все как было — про день рождения, про колечко, которое подарил ей Педро Луис, про то, как она ничего не сказала родителям. Трудно все держать в себе, нужно же с кем-нибудь поделиться, а с кем еще могла поговорить по душам несчастная одинокая девочка?

— Это все из-за кольца, Томаса, только тс-ссс... — Паулетта понизила голос. — Это тайна. Оно мне ужасно понравилось. Очень красивое, но мама его отобрала, — на глаза девочки навернулись слезы. — Когда она его увидела, то страшно рассердилась, но я все равно не выдала Педро Луиса!

— А он-то тут причем? — всплеснула руками Томаса.

— Так ведь это он его подарил, — объяснила Паулетта и начала рассказывать дальше. — А потом пришел папа и тоже рассердился. Они все спрашивали, откуда у меня это кольцо, а я молчала. И теперь меня никуда не пускают, даже к Амалии, и по телефону не разрешают говорить. Педро Луис возит меня на машине в школу, но зато у нас с ним своя тайна.

— Ой-ой-ой! — Томаса с неодобрением покачала головой. — Ну что сказать, сеньорита. Сеньора Росаура не любит, когда ее не слушаются.

В этот миг на лестнице появилась сама донья Росаура. Она удивилась тому, что дочь, вместо того чтобы собираться в школу, болтает на лестнице с прачкой.

— В чем дело? Почему ты еще здесь?

— Я уже готова, мамочка, - пугливо ответила Паулетта.

— Тогда иди скорее, машина уже ждет тебя, - и, повернувшись к прачке, она добавила: — И ты тоже ступай. Иди к Эдувигес, она выдаст тебе грязное белье.

— Да, сеньора. Конечно, сеньора, - поклонившись, ответила Томаса. 

Поднимаясь по лестнице, Томаса размышляла о том, что рассказала ей девочка. Прачка не одобряла поступок Педро Луиса. «Не дело это, — думала она, — простому шоферу и вдруг дарить кольца хозяйской дочке». Сердце подсказывало Томасе, что из всего этого может получиться большая беда.

Она так и сказала Эдувигес. Старая няня Паулетты только горестно покачала головой:

— Ах, эта девочка еще ничего не понимает. А Педро Луис жалеет ее, но он такой глупый. Я-то в этом доме уже много лет, знаю, что к чему, а он... Сам себя не жалеет, так пожалел бы бедную девочку. Сеньора не успокоится, пока не узнает, кто подарил девочке это колечко. Если бы Паулетта сразу все сказала, донья Росаура поругалась бы да и забыла, а теперь уж она этого так не оставит. Бедняжка уже целую неделю сидит взаперти.

— Может, мне поговорить с Педро Луисом? — предложила прачка.

— Поговори, — поддержала ее Эдувигес. — Может, он тебя послушает. Помоги нам, святая Дева Гвадалупе. Бедная моя сеньорита...