Пока Леонардо Линарес и его новая жена были в свадебном путешествии, Кандида и Дульсина жили в доме своей бабушки. Повторный брак зятя задел донью Исабель гораздо сильнее, чем она предполагала. Выходит, Луиса незаменима только для матери!

Но она не позволит так же легко вытеснить Луису из памяти и сердец ее дочерей. Поэтому вечера у них проходили в разговорах о том, какой была мама, что она любила и чего не переносила, чего она ожидала от своих дочек.

Для Дульсины мама была в первую очередь знатная дама, гордая светская красавица, умевшая заставить всех считаться с собой, полноправная хозяйка дома. Дульсина без конца уточняла у доньи Исабель подробности о том, какое неотразимое впечатление Луиса Линарес производила на окружающих.

Для Канди мама была прежде всего мамой. Тот случай с украшениями, когда Луиса сначала рассердилась, а потом приласкала ее в холле, стал для Кандиды поворотным в восприятии матери. Все предыдущие впечатления как бы стерлись из ее памяти, но она помнила до мельчайших подробностей свою маму в последние месяцы жизни, нежную и добрую. И когда она начинала расспрашивать бабушку, ее больше всего интересовало, какой мама была в детстве, что она любила, чего боялась. Такие рассказы бесконечно умиляли Канди и никогда не могли ей надоесть.

Однажды Дульсина удивила донью Исабель вопросом, уменьшится ли их с Кандидой наследство, если у новой папиной жены будут дети. Донья Исабель, оскорбленная в лучших чувствах (как раз в этот момент она в сотый раз рассказывала Канди, как Луиса болела краснухой в пятилетнем возрасте), довольно резко ответила, что Дульсине еще рано интересоваться такими вещами.

Но потом, поразмыслив, она решила, что нет ничего плохого, если девочки будут представлять реальное положение дел. У кого еще они могут узнать об этом, как не у бабушки?

Она объяснила Дульсине и Канди, что определенную сумму завещала им их мать, а кроме того, довольно значительную сумму собирается им оставить сама донья Исабель. «Сколько?»— прямо спросила Дульсина, но донья Исабель объяснила внучке, что завещателя об этом спрашивать не принято. Что же касается состояния их отца, то распределение его между детьми будет зависеть от его воли, но можно предположить, что чем больше будет детей, тем меньше сумма, которая достанется каждому из них.

— Но ведь мама была богаче отца? — недоверчиво спросила Дульсина.

— Да, несколько богаче.

— Значит то, что она поделила между мной и Канди, намного больше того, что папа будет делить между нами и новыми детьми?

— Видишь ли, не все деньги, которые мама получила в приданое, она оставила тебе и Канди. Большая их часть перешла к вашему отцу.

— Почему?

— Это было оговорено в брачном контракте, — пояснила донья Исабель. — Кроме того, из своего личного капитала ваша мать тоже завещала ему определенную часть.

— Зачем это? — громко спросила Дульсина очень недовольным голосом. — Он и так много получил по брачному контракту.

—Не говори так, дитя мое, — попробовала урезонить ее донья Исабель. — Ваш отец не растратил их, а пустил в дело. Они были вложены в фирму, которой владеет Леонардо, и, надо признать, благодаря его деловой сметке приданое Луисы было значительно приумножено. Так что твои опасения остаться бедной девушкой безосновательны, Дульсина.

— Ну а если новых детей будет много? — не сдавалась Дульсина. — Тогда никаких денег не хватит.

— Не будет у них много детей, — вмешалась Канди, — они уже старенькие.

— Ну хватит, — рассердилась донья Исабель, — не желаю слушать ваши глупости.

Тем не менее после этого разговора мысли Дульсины стали часто бродить вокруг предполагаемого наследства.

Когда отец с мачехой вернулись из свадебного путешествия, Дульсине пришлось-таки спрятать свой норов. Отец внимательно следил за тем, как проходил обряд взаимных приветствий, и Дульсина волей-неволей ответила на поцелуй мачехи.

«Ну вот и слава Богу», казалось, было написано на лице Аугусты.

Срок траура истек, девочки ожидали, что в доме будут появляться гости, что возобновится та праздничная жизнь, которую они вели, пока их мать не заболела.

Но неделя проходила за неделей, месяц за месяцем, а в доме жизнь шла тем же размеренным ходом. К ним никто не приезжал, да и отец с Аугустой почти все вечера проводили дома. Правда, несколько раз всей семьей ездили в театр, но сидели теперь не в ложе доньи Исабель, а ярусом выше, причем мачеха и в антрактах оставалась на месте, а девочки прогуливались по фойе с отцом.

Конечно, кто к нам будет ездить, если он женился на этой особе? Она даже в театре сидела, как мышь, никуда не высовывалась,— раздраженно говорила сестре Дульсина.

— Я думаю, дело в другом, — таинственно прошептала Канди. — Есть предположение, что донья Аугуста ждет ребенка.

— Уже?! Откуда ты это знаешь?

— Я ничего точно не знаю, — ответила Канди. — Это предположила Хуанита с кухни, когда разговаривала с Селией, а я услышала.

— Ну, это еще ничего не значит, — успокоилась Дульсина, — Служанки любят судачить на эту тему. Я думаю, что с новой папиной женой не особенно-то хотят знаться, в этом все дело.

К сожалению, Дульсина была очень недалека от истины. Но не ошибалась и Кандида.

Однажды, разбирая утреннюю почту, Леонардо распечатал один из конвертов и наткнулся на письмо такого содержания:

Дон Леонардо с недоумением вертел в руках это письмо.

Его мало тронуло содержание послания, хотя это было первое анонимное письмо, полученное им по поводу его женитьбы. Но он никак не мог понять социальное положение отправителя. С одной стороны, орфографические ошибки и почерк говорили о том, что письмо написано разозленной прислугой. С другой стороны, обращение, подпись, все строки были расположены правильно, как мог бы написать только человек, знакомый с правилами переписки. Да и не сохранилось в памяти Леонардо никакого обиженного слуги или служанки — вот уже много лет в доме никого не увольняли.

Он хотел порвать и выкинуть письмо, но передумал, сунул его в карман и быстро пошел к жене. Он пришел вовремя. Она как раз возилась с конвертом, вскрывая его.

— Позволь мне, дорогая, — любезно сказал Леонардо, взял письмо у нее из рук, вскрыл конверт, но вместо того, чтобы вернуть его жене, отошел к окну, вынул письмо и прочел его.

«Донья Аугуста Санчес!

Боюсь, дорогуша, что вы так и не станете никогда настоящей сеньорой Линарес. Ваши манеры не позволят вам этого. Вы и в подметки не годитесь настоящей сеньоре Линарес какой она была.

С неуважением.

Ваш искрений недоброжелатель».

Леонардо быстро отправил это письмо вместе с конвертом в карман, как и первое, а в ответ на удивленный взгляд жены улыбнулся:

— Как я и предполагал, произошла ошибка. Счета из некоторых магазинов направили тебе.

На таком расстоянии Аугуста не могла видеть, что именно муж вынул из конверта, и решила, что он лучше знает, что надо делать.

Леонардо возвращался к кабинет разъяренным. Содержание и тон письма, предназначенного его жене, даже это «вы», написанное с маленькой буквы, — все было направлено на то, чтобы как можно больнее уязвить Аугусту. При мысли, что его беременная жена могла прочесть письмо и разволноваться, Леонардо невольно замедлил шаги. А если подобное письмо прибудет завтра или послезавтра?

Придется отдать распоряжение, чтобы всю корреспонденцию, поступающую в дом, направляли сначала к нему. Это будет не очень красиво и может породить слухи о том, что он не доверяет жене, контролирует ее переписку. Но что поделаешь?

Может быть, следует заняться поисками анонимного автора, нанять детектива? Леонардо пожалел о том, что неосмотрительно трогал руками и конверты, и письма

Внезапно мысли об отпечатках пальцев покинули его. Ему пришла в голову мысль более простая и более неприятная. Он достал оба письма и разложил их рядом на столе. Итак, по своему стилю, оборотам, расположению строк письма вполне «светские», а если судить по почерку и по ошибкам, написаны не очень грамотным человеком. Или... написаны ребенком из «хорошей» семьи и потому сочетают в себе и те, и другие признаки.

К сожалению, Леонардо слишком хорошо знал одного ребенка, способного на такого рода проделки. То, что почерк не был почерком Дульсины, ни о чем не говорило. Она могла попросить кого-нибудь переписать его. Не Канди, чей почерк отец так хорошо знал, а какую-нибудь знакомую девочку.

С ролью детектива Леонардо справился сам. Теперь предстояло положить всему этому конец, не поднимая скандала и не привлекая внимания жены.

Дочери в классной комнате занимались английским. Леонардо, прогуливаясь по коридору, слышал, как бойко они говорят на иностранном языке. Если бы он не был так расстроен, то наверняка получил бы от этого удовольствие. Урок закончился, и Леонардо, постучавшись, вошел в классную.

— Добрый день, донья Элизабет, — обратился он к учительнице. — Как успехи моих дочерей?

— Произношение вполне удовлетворительное, словарный запас хороший, над грамматикой надо еще поработать, — сухо и точно ответила учительница-англичанка.

Леонардо был от души благодарен ей за краткость. Проводив ее до дверей классной, он вернулся к девочкам. Они вопросительно посматривали на отца. Леонардо показалось, что на их лицах заметен испуг, особенно у Кандиды.

— Я доволен вашими успехами, — начал он серьезным тоном. — Раз вы справляетесь с произношением, то грамматику сумеете одолеть. Но не забывайте, пожалуйста, про грамотность и тогда, когда пишете по-испански. — Он сделал многозначительную паузу, прямо глядя на дочерей, которые опустили глаза. — Сегодня мы с женой получили два очень коротких письма, буквально усеянных ошибками. Из-за них даже трудно понять, что хотел сказать их автор. Чтобы не попадать в такое смешное положение, как этот человек, уделяйте грамматике и орфографии особое внимание. У вас еще есть сегодня уроки?

— Да, музыка после обеда, Аутусты в один голос ответили девочки.

— А, тогда идите, отдыхайте. Сестры побежали в сад.

— Он обо всем догадался, потому и заговорил с нами о письмах, — сказала Канди, когда они с сестрой остались одни.

— Он ни о чем не догадался, иначе оторвал бы нам голову, — возразила Дульсина. — А у тебя уже и душа ушла в пятки, чуть не расплакалась прямо на месте.

— Неправда, я держалась бесстрастно.

— «Страстно, бесстрастно», — пробурчала Дульсина. — Я ведь просила тебя проверить, правильно ли написано.

— Я сомневалась только в одном слове: «скомпромитировали», — оправдывалась Канди. — А все остальное было верно. Может быть, Лаура насажала ошибок, когда переписывала?

— Нет, она все переписала слово в слово, я сама проверила. Это у тебя с испанским языком не все в порядке.

— Если б не мои исправления, ошибок было бы в три раза больше, — обиделась Канди.

Но Дульсина уже думала о другом.

— Какой толк от наших трудов? — недовольно заговорила она.— Сколько денег потрачено: и на шоколадку Лауре, и на конверт, и на марку. А они посмеялись, и все. Она даже не расстроилась. На отца-то я с самого начала меньше всего рассчитывала, — ворчала Дульсина.

— Ладно, в следующий раз напишешь лучше, — утешила ее Канди.

— Очень мне надо веселить их за свой счет, — отрезала Дульсина.

Таким образом первая попытка Дульсины вести тайную войну против мачехи окончилась неудачей.