Мальчики росли слишком быстро. Не успеешь всласть налюбоваться на них полугодовалых, как уже каким-то чудом они стали старше на месяц. Так считала Аугуста.

Мальчики росли слишком медленно. Весь изведешься в постоянных тревогах по поводу их здоровья, прорезывания зубов и прочих моментов развития, а серьезные мужские разговоры с сыновьями все еще где-то в далекой туманной перспективе. Да что там мечтать о серьезных разговорах — скорей бы хоть что-то начинали лопотать. Так думал Леонардо.

Но несмотря на свое нетерпение, он был доволен. Его «мелкобуржуазный» идеал домашнего счастья воплотился вполне. Они с Аугустой сидели, тихо беседуя, по полу ползали Рикардо и Рохелио, с которыми еще было рано бороться, но которых можно было по крайней мере подкидывать вверх, на фортепьяно тихо бренчали, пытаясь подобрать шлягеры, Дульсина и Кандида, которые заметно взрослели — если и ссорились теперь, то только вполголоса.

Иногда к ним заезжала донья Исабель. Боль от потери дочери стала глуше, она уже смирилась с мыслью, что никогда ни в одной из знакомых комнат не встретит Луису. Донью Исабель встречали радостно и приветливо, она обнимала внучек, дружелюбно беседовала с Леонардо и Аутусгой, даже сюсюкала с маленькими Рикардо и Рохелио, но при ее появлении все, кроме близнецов, подтягивались, чувствовалось, что визиты доньи Исабель своего рода инспекция, проверка порядков, царящих в доме.

Никто даже не задавался вопросом, по какому праву она осуществляет контроль, и даже затруднились бы сказать, что именно в семейном укладе она проверяет. Ее просто очень приветливо встречали и, честно отвечая на ее вопросы, практически пересказывали ей все события домашнего масштаба.

Вопросы доньи Исабель были вежливы и непринужденны, а слушала она так доброжелательно, что зять и его новая жена рассказывали не только то, о чем донья Исабель впрямую спрашивала, но и то, о чем она хотела узнать, не желая опускаться до прямых вопросов.

Единственная сфера, которой супруги никогда не касались, были взаимоотношения между ними. Но донья Исабель могла бы поклясться, что между ними нет ничего такого, что следовало бы скрывать от посторонних, никаких тайных обид и тем более никаких явных ссор — это была вполне счастливая семейная пара. Сознавать это донье Исабель было не очень приятно, потому что она видела в этом косвенный упрек Луисе. Но с другой стороны, это доказывало справедливость старой теории доньи Исабель о том, что пару себе надо искать именно в своем сословии.

Выходило, что внутреннюю жизнь семьи можно было признать вполне благополучной, даже Дульсина выглядела относительно умиротворенной.

Но зато эта внутренняя жизнь почти полностью заменила семье Линаресов внешние контакты. Правда, все было вполне объяснимо. Беременность Аугусты наступила очень скоро, меньше чем через год после свадьбы она уже нянчила своих близнецов. Но не явились ли эти семейные обстоятельства большой удачей для Леонардо и Аугусты, той ширмой, за которую семья с облегчением спряталась?

Донья Исабель была склонна считать, что дело обстояло именно таким образом. Но она ни в коем случае не злорадствовала. Она сама в душе благодарила Аугусту за своевременное появление детей и естественный уход из светской жизни, в которую, по правде говоря, Аугуста и не делала попыток вступить.

Донья Исабель была реалистом и понимала, что такие попытки могли оказаться столь же мучительными, сколь и бесплодными. А это никому бы не принесло пользы — ни семье Линарес, особенно девочкам, ни самой донье Исабель. Конечно, она бы наслушалась от своих великосветских знакомых комплиментов ушедшей Луисе и соболезнований по поводу неудачной женитьбы зятя. Но донью Исабель такая приманка не прельщала. Для нее гораздо важнее было, чтобы в сознании света семья Линарес не была связана с чем-то нежелательным и сомнительным. Тогда в будущем вхождение Дульсины и Кандиды в высший свет пройдет гладко. Выведет их в свет сама донья Исабель Ла Коста, женщина безупречной репутации, и добьется того, что общество сразу воспримет их как дочерей безвременно ушедшей блистательной Луисы Линарес. И никаких ассоциаций с их мачехой Аугустой Санчес просто не возникнет.

Была и другая опасность, о которой донья Исабель размышляла с тревогой, тем более что «семейный кокон», которым окружили себя Леонардо и Аугуста, был бы здесь меньшей защитой.

Опасность, по мнению доньи Исабель, заключалась в том, что, даже не покидая дома, Аугуста могла бы себя скомпрометировать нежелательными визитерами из числа родственников и приятелей. Донья Исабель боялась, что те не упустят возможности просочиться в приличный дом. Она уже представила себе печальную картину. Аугуста, мягкость которой донья Исабель уже успела Узнать, не в силах отказать многочисленной родне, рвущейся поглазеть на ее деток; Леонардо боится огорчить Жену и, сжав зубы, терпит набеги шумливых плебеев; девочки в ужасе; дом покойной Луисы медленно, но неотвратимо оскверняется.

Донья Исабель была бы немало удивлена, ..ли бы узнала, что знакомства Леонардо Линареса среди этих слоев, столь ей несимпатичных, гораздо шире, чем у Аугусты. Но старая сеньора опасалась именно Аугусты и готовилась к отпору. Если это произойдет, ей придется поговорить с зятем, напомнить ему обещание, которое он дал сразу после похорон ее дочери. Леонардо тогда сказал: «Этот дом останется домом Луисы, и здесь не будет ничего такого, что было бы неприемлемо или просто нежелательно для нее».

Но проходил месяц за месяцем, а семья Леонардо вела все тот же замкнутый образ жизни, никаких ужасных нашествий на дом Линаресов не наблюдалось. Несколько раз Леонардо привозил и отвозил на машине какую-то пожилую супружескую чету, державшуюся очень скромно. Частенько навещала Аугусту только ее подруга Сабина, которая вскоре была представлена старой даме. Она сначала насторожила донью Исабель своей непосредственностью, заставив вспомнить богемную братию времен «шекспировских вечеринок», устроенных Луисой. Но Сабина оказалась особой вполне воспитанной и даже изрядно образованной, общение с которой могло быть даже полезно для юных Кандиды и Дульсины.

Так что в целом брак Леонардо с Аугустой Санчес не принес, по мнению доньи Исабель, тех разрушительных последствий, которых она опасалась. Она была бы вполне удовлетворена, если бы нынешнее положение сохранялось ближайшие пять-шесть лет, до того момента, когда придет время выводить Кандиду и Дульсину в свет.

Казалось, не только Леонардо и Аугуста, но и сама судьба считалась с мудрыми пожеланиями доньи Исабель, которая хотела, чтобы Линаресы не испытали резких перемен в семейном образе жизни.

Единственным новшеством за эти годы стало поступление девочек в частную гимназию, именуемую в Мексике «колледж», которое доставило всем немало волнений.

Учебное заведение было выбрано не кое-как, а весьма обстоятельно. Этот вопрос Леонардо с готовностью препоручил донье Исабель. Та выбрала такое учебное заведение, окончания которого не пришлось бы стыдиться впоследствии, но и не самое привилегированное чтобы девочки не столкнулись с ситуацией, когда их одноклассницам могут запретить посещать дом Линаресов Исабель никогда и никому не упоминала о мотивах которыми она руководствовалась, чтобы не обижать лишний раз Леонардо и Аугусту. 

Ее неожиданной союзницей оказалась Сабина подошедшая к делу с другой точки зрения. По словам Сабины, именно в колледже, выбранном бабушкой девочек, применялась в то время наиболее прогрессивная система женского образования. Может быть, Сабина в своем увлечении чуть-чуть преувеличила, но во всяком случае совместная рекомендация двух умных женщин предопределила выбор. А поскольку старшеклассницы в этом колледже носили не классическую, а довольно модную форму с короткой юбкой, то и Дульсина с Кандидой остались выбором довольны.

Однако и тут не обошлось без борьбы между сестрами.

Домашнее обучение Дульсины и Кандиды началось одновременно, несмотря на то, что Канди была на год старше. Маленькая Дульсина в свое время устроила такой скандал, узнав, что к Канди будет ходить учитель, а к ней нет, что пришлось и ее на год раньше допустить к занятиям. Дульсина довольно быстро поняла, что зря она так горячо сражалась за эту сомнительную привилегию. К тому же успехи Канди — то ли потому, что она была на год старше, то ли потому, что, в отличие от Дульсины, она не считала себя умнее учителей — были заметнее. Перед поступлением в колледж домашние учителя в один голос заявили, что Кандида опережает Дульсину на год или даже больше.

И опять, как много лет назад, Дульсина подняла скандал, требуя, чтобы их отдали в один и тот же класс. Отец и донья Исабель наотрез отказались тащить Канди вниз и посоветовали Дульсине, раз она так настроена, к началу учебного года достичь уровня своей сестры.

И вот Дульсина преодолевала теперь ступеньки знаний, каждый день отыгрываясь на Кандиде за свои труды и за свои мнимые обиды. Канди, которая побаивалась оказаться в классе в одиночестве, добровольно взяла на себя обязанности репетитора.

Каждый раз, когда Дульсине надоедало усваивать знания, она начинала обсуждать их бесполезность.

— Все равно никто в обществе не говорит на эти научные темы. Достаточно усвоить языки и хорошие манеры, — заявляла она.

— Но бабушка говорит, что наша мама получила хорошее воспитание, прекрасно знала историю и литературу, — пыталась возражать Канди.

— Зато Аугуста получила никудышное воспитание, а без труда заняла мамино место.

— Ну не такое уж никудышное. Просто у нее нет повода его демонстрировать: к нам же никто не ходит. Но она разбирается в некоторых серьезных вещах — например, в классической музыке. К тому же она училась вместе с Сабиной, а бабушка считает Сабину очень образованной женщиной.

— Да уж, — сделала гримасу Дульсина, — Сабина вечно занимается самообразованием, прямо синий чулок. А какой толк? Аугуста совсем не занимается самообразованием, а сумела стать сеньорой Линарес, Сабина же бегает по библиотекам и музеям, а все равно старая дева — ей ведь уже за тридцать... Ты что, и мне желаешь такой же участи?

— Нет, я просто хочу, чтобы мы оказались в одном классе.

— Ну ладно, раз ты просишь, давай зубрить дальше. Дульсина чувствовала, что Канди не решится без нее

переступить порог своего класса, а это искупало столь неосмотрительно завоеванное сестрой превосходство в знаниях.