Томаса выжала последнюю простыню, положила ее в таз и тяжело разогнулась. Настроение было неважное. Она снова и снова думала о том, что останься маленькая Розита в родном доме, ее жизнь могла сложиться совершенно иначе. Кто знает, возможно, родители Паулетты в конце концов сменили бы гнев на милость, и бедной девочке не пришлось бы жить в такой нищете. Ведь она, Томаса, не могла доставить ребенку почти никаких удовольствий. Вот уже целый месяц она копила деньги, чтобы сводить девочку на аттракционы в парк Чапультепек.

Розита опять вернулась домой в слезах. Соседский мальчишка Чус уже в который раз описывал чудеса центрального парка Мехико и смеялся над малышкой, когда та засыпала его вопросами.

— Что, Роза, ты и мороженого, наверно, никогда не пробовала?

— Ну не пробовала, а тебе чего? — Розита сжала кулаки и вскинула голову.

— Да ты, наверно, его и в глаза не видела. Конечно! Кто поведет такую мымру и забияку в Чапультепек? — Чус показал Розе нос:

— Грязнуля! Забияка! Мымра!

— И ничего я не мымра. Сам такой, и мама твоя злыдня! Только и знает, что ругается на всех вокруг.

— Ну ты, малявка, — рассердился мальчишка. — Ты мою маму не трогай! Уж она-то точно моя мама, а ты вообще неизвестно чья!

В окне дома, где играли дети, появилась полная женщина с поварешкой в руке:

— Чус, домой! Обедать!

— Ну, ма-а, я еще немного погуляю!

— Чус, ты слышишь, что я сказала? Немедленно иди домой. Обед стынет.

Чус исподлобья посмотрел на Розу, сунул руки в карманы и не спеша отправился домой.

И вот теперь Розита сидела и плакала. Было очень обидно. Чус, который был старше ее всего на один год, уже бывал в парке Чапультепек, катался там на качелях, на каруселях, да еще ел какое-то мороженое, которого Роза действительно никогда не видела.

Томаса возвращалась в базара с продуктами. Все женщины их окрути любили ходить на базар — там не только можно было купить зелень, овощи, сыр куда дешевле, чем в магазине, но еще и узнать все новости. Она уже почти подошла к дому, как вдруг ее окликнули. Томаса оглянулась и увидела, что ее зовет толстуха Сесария, мать Чуса.

— Томаса, сколько раз я тебе говорила, чтобы твоя оборванка к нам не ходила! — скандальным голосом начала выговаривать она.

— Но, Сесария, ей всего четыре года, что она может сделать плохого твоим детям?

— Чему хорошему они могут научиться от этой беспризорницы! Еще неизвестно, кто ее родители. Что-то мне не очень верится в твою историю.

— Опять ты за свое, Сесария. Я же тебе все рассказала.

— А кто тебя знает? Ты мне что, документ показывала? Может, это твоя собственная дочка, которую ты прижила в грехе, или еще хуже - ребенок каких-нибудь бродяг? — Сесария стояла, уперев руки в бока, и по-боевому расставив толстые ноги, грозно рассматривала Томасу.

— Ты же знаешь, Сесария, ее родители умерли, и мне пришлось взять бедняжку к себе. Она же моя крестница, и я не могла допустить, чтобы ее отдали куда-нибудь в приют, — Томаса с грустью посмотрела на Сесарию. Ей вспомнилась Паулетта и ее непреклонные родители. В памяти всплыла та ужасная ночь, когда она бежала по темным улицам, унося в корзине крохотную Розиту. Прошло четыре года, но Томаса помнила тот день, как будто это было вчера. — Я много раз рассказывала тебе эту историю, Сесария, и не могу прибавить ничего нового. Хочешь — верь, не хочешь — не верь.

— Не знаю, не знаю, — с деланным сомнением качала головой толстуха. — Да только честная женщина не приходит вдруг неизвестно откуда с младенцем на руках да без мужа! И объяснить ничего толком не может, — она насмешливо посмотрела на Томасу. — Да кто тебе поверит, что ты взяла чужого ребенка? Не так уж ты богата, чтобы растить чужих!

— Я не собираюсь с тобой спорить, Сесария, — Томаса вздохнула и посмотрела на небо. — Поздно уже, солнце скоро зайдет. — А ты бы лучше отчитала своего Чуса. Он что ни день доводит Розиту до слез.

— Кого? Розиту? Ее доведешь, как же! — всплеснула руками Сесария. — Да она хоть и мелкая, а такая забияка, каких свет не видывал. Чусу самому от нее достается. В общем, не пускай свою задиру к нам во двор, поняла?

— Я же работаю с утра до вечера, как мне за ней уследить? — ответила Томаса. — Ладно, я пойду, нет у меня времени тут с тобой разговаривать. Розиту надо покормить, да и работы еще много.

Томаса пошла дальше по грязной узкой улочке, застроенной низенькими лачугами бедняков. Она была уже не молода, да и тяжелая работа давала о себе знать, поэ^ тому, судя по тяжелой походке, ей можно было дать куда больше лет, чем было на самом деле. Четыре года назад ради спасения Розы ей пришлось уехать из того района, где она прожила всю жизнь, и перебраться сюда. Этот квартал как две капли воды был похож на прежний — те же хибарки без элементарных удобств, когда воду приходится таскать на себе в ведрах, и далеко не во все дома проведено электричество. И все же здесь Томасе приходилось куда хуже — там она всех знала, и все знали ее, а здесь... одна эта Сесария может испортить настроение сразу на несколько дней вперед. Но другого выхода у То-масы не было — она знала, что Монтеро будут искать ее и ребенка, и ей не оставалось ничего другого, как переехать на другой конец огромного города и затеряться среди двадцати миллионов его населения, как иголка теряется в стоге сена.

К сожалению, переменив квартал, Томаса потеряла и своих клиентов, которые знали ее как хорошую прачку и хорошо платили. Здесь все пришлось начинать с нуля. Теперь заработка хватало только на то, чтобы им с девочкой прокормиться и кое-как одеться. Кое-что Томасе удавалось откладывать Розе на обучение, но, как бы она ни старалась, она все равно не могла обеспечить девочке хорошее образование, и Томасе не давала покоя мысль что она не только не может как следует обучить и воспитать девочку, а даже не имеет возможности чем-то порадовать ребенка. Мороженого Роза не то что не пробовала, даже не видела! Поэтому Томаса решила: во что бы то ни стало нужно устроить девочке праздник, надо наконец сводить ее в Чапультепек.

Роза тоже шла домой, пиная по дороге пробку от бутылки. С тех пор как этот противный Чус побывал на аттракционах в парке, он не давал ей никакого покоя. Всякий раз, когда он принимался рассказывать о чудесах, которые видел в парке, Роза делала презрительную мину и всем свои видом показывала, что это ей совершенно не интересно. Однако про себя она все чаще мечтала своими глазами увидеть сказочно прекрасный Чапультепек, попробовать мороженое и покататься на карусели. Роза так загрустила, что на глаза навернулись слезы. Она размазывала их по щекам грязным кулачком, когда заметила, что на улице показалась компания мальчишек с Чусом во главе. Они остановились в нескольких шагах от Розы и, приплясывая на месте, стали дразнить ее.

— Грязнуля! Заморыш! Синий цыпленок! — кричали они.

Роза только мрачно взглянула на них, с силой пнула пробку и молча прошла мимо. Чус посмотрел ей вслед и презрительно хмыкнул. Он считал, что это тщедушное существо создано специально для того, чтобы он мог всячески издеваться над ней и тем самым повышать свой авторитет среди приятелей. И он был гораздо старше ее — ведь ему-то уже почти шесть, и через год его отправят в школу, а Розе, по мнению его мамаши, школа не светила. Кроме того, игрушечный пистолет, который он сжимал в руках, делал его в собственных глазах настоящим мужчиной, таким, который скачет на коне по прериям и сражается с врагами. Ему ли дружить с оборванкой из соседнего двора? В общем, Чус чувствовал себя суперменом, правда, только тогда, когда рядом не было его матери. Никого, даже отца и старшего брата, он не боялся так, как мать. И потому всякий раз, заслышав ее грозный голос, он спешил удрать в соседний двор.

Все время, пока мальчишки могли видеть ее, Роза крепилась, и, только завернув за угол, она смогла дать волю слезам. И первое, что увидела Томаса, подходя к своему домику, была горько рыдающая бедно одетая девочка, ее Розита.

Томаса подошла к небольшому, но довольно богатому дому. На сегодня он был последним. Прачке не терпелось поскорее разнести готовое белье, ведь дома ее ждет работа и маленькая Роза. В последние дни Томаса набрала в полтора раза больше заказов, чем обычно. Скоро будет карнавал, надо обязательно сводить туда девочку. А ведь малышке наверняка захочется поесть мороженого, сладкой ваты, покататься на каруселях, да мало ли чего. Да и самой Томасе в этот день придется устроить себе дополнительные выходные, так что в ожидании расходов заранее нужно подкопить денег.

Томаса позвонила. Через пару минут ей открыла пожилая, опрятно одетая женщина. Хотя в ее когда-то черных волосах блестела седина, она выглядела бодрой и жизнерадостной. Весь ее вид говорил о том, что она готова помочь каждому, кто в ее помощи нуждается.

— Добрый вечер, Томаса, — любезно приветствовала она прачку.

— Добрый вечер, донья Фелипа. Как ваше здоровье?

— Спасибо, дорогая, неплохо. А как ты, как твоя Розита? Что-то давно ты ее к нам не приводила.

Томаса поставила корзину с бельем на пол и облокотилась о стену:

— У нас все так же. Розита все мечтает сходить на карнавал. Соседский мальчишка ей все уши прожужжал своими рассказами. Что за люди... — Томаса вздохнула. — Его мать тоже никак не может оставить нас в покое. Не хочет верить, что родители Розиты умерли, когда она была еще совсем крошкой. Что ни день, выдумывает какую-нибудь новую небылицу и распространяет среди соседей. Хорошо, что я не слушаю этих сплетен. Да у меня и времени-то на это нет.

— Как вам, наверно, тяжело, Томаса, — покачала головой добрая женщина. — Такая тяжелая работа, да еще маленький ребенок на руках. Но ничего, вот подрастет Розита, начнет по хозяйству управляться, будет легче

— Ой, донья Фелипа, - покачала головой Томаса. — Роза-то достойна лучшей судьбы. Я бы хотела отдать ее учиться, да ведь на это нужны деньги. Я тут кое-что откладываю, на хорошую школу этого, конечно, не хватит… Ну, заболталась я тут, пойду. — Томаса начала выкладывать чистое белье.

Донья Фелипа взяла белье и, уходя, сказала прачке:

— Погоди, Томаса, я сейчас.

Донья Фелипа вернулась с небольшим свертком, который она подала Томасе со словами:

— Вот, возьми. Здесь одежда для девочки и немного денег. Счастливо вам отдохнуть на карнавале!

— Вы так добры, донья Фелипа, — Томаса даже растрогалась. — Чем я могу отплатить за вашу доброту?

— Ну что ты, Томаса, я всегда готова тебе помочь. Приходи через неделю, у меня будет для тебя работа. — Донья Фелипа ласково улыбнулась и пожала Томасе руку.

Роза и Томаса сидели за столом и ужинали. Роза не на шутку расшалилась и никак не хотела сидеть спокойно. Она все ерзала на стуле, смеялась и болтала. Дело кончилось тем, что она опрокинула тарелку на себя. Томаса даже прикрикнула на непослушную девчонку.

— Розита, как ты себя ведешь? Ты должна вырасти хорошей, воспитанной девочкой, а хорошие девочки не ведут себя так за столом, не крутятся и не прыгают.

— Ой, Манина, ты, наверно, никогда не прыгала. Это же так здорово! — Почему же, — наставительно сказала Томаса. — Я прыгала, когда была маленькой, но не за столом же.

— Ты была маленькой? — Роза даже раскрыла рот от удивления.

— Ну, конечно, была, — улыбнувшись, ответила Томаса. — А ты когда-нибудь станешь такой же старой, как я.

— И ты никогда-никогда не вела себя плохо?

— Бывало, — вздохнула Томаса, вспоминая свое полуголодное нищее детство, — но у нас почти не было на это времени. Мы с детства помогали матери.

— А все-таки бывало, — сказала Роза и стала вылизывать дно тарелки. — Вот сейчас я веду себя плохо, да?

— Прекрати немедленно! — воскликнула Томаса и подумала, что бы сказала донья Росаура, если бы увидела сейчас свою внучку,— Если ты сейчас же не прекратишь, — Томаса перешла на спокойный тон, — я не возьму тебя на карнавал в Чапультепек.

Роза немедленно прекратила вылизывать тарелку и поставила ее на стол. Ее глаза были широко распахнуты, рот сам собой приоткрылся от удивления.

— Правда? — тихо спросила она.

— Да, правда. Но если ты будешь шалить, я пойду туда одна, — строго сказала Томаса.

Роза чинно уселась на стуле и твердо решила вести себя хорошо до самого праздника. Ведь тогда она сможет утереть нос этому противному Чусу и показать ему, что не он один ходит в Чапультепек.

На следующий же день Роза намеренно пошла играть к тому дому, где жил Чус. Она хотела непременно рассказать ему захватывающую новость — она вместе с крестной пойдет смотреть карнавал. Роза и не подозревала, сколько горя принес когда-то этот карнавал ее матери.

В дверях соседского дома стояла Сесария с веником в руках, из-за ее спины слышалось нытье Чуса. Вчера он выбил окно у соседей, когда стрелял из рогатки, и в наказание мать не пускала его гулять.

— Я не желаю больше ничего слушать! — кричала Сесария на весь квартал. — Будешь сидеть дома, я сказала!

— Ну ма-а! — нудно тянул Чус.

— Никаких «ма-а»!

Чус опустил голову и исчез в глубине дома. Сесария положила веник, достала из кармана своего обширного халата рогатку, повертела ее в руках, сорвала резинку и выкинула «оружие» в мусорное ведро.

Вот почему Роза в тот день так и не встретила Чуса. Обычно она избегала встреч с этим противным мальчишкой, а он как назло вечно попадался ей на пути. Но именно сегодня, когда ей нужно было непременно рассказать ему важную новость, он куда-то запропастился. В конце концов Роза уселась играть прямо под окнами Сесарии, хотя и немного опасалась горластой соседки.

Только на следующий день ей удалось встретить его Чус как раз понуро брел домой из овощной лавки, куда послала его мать.

— Эй, Чус! - крикнула Роза, уперев руки в бока Мальчишка остановился и повернулся на зов.

— А-а, это ты, малявка. Чего надо?

— Слышал интересную новость?- торжествующе спросила она.

— Какую еще новость? — пробурчал Чус.

— Ну конечно, ты не слышал, весь день дома сидишь, — личико Розы светилось от превосходства. — А я вот пойду на карнавал в Чапультепек.

— Ну? — изумился Чус. — Ты?

— Я!— крикнула Роза и повернулась, как будто вспомнила о каких-то важных делах. — Ну ладно, я пошла! Меня ждет крестная. Пока.

— Пока. — Чус еще долго смотрел вслед убегавшей Розе, а затем повернулся и побрел домой. Его настроение было испорчено вконец. Мало того, что мама не разрешает выходить из дома, скоро он перестанет быть тем единственным, кто из соседских ребятишек посещал сказочный парк. И к тому же он был там в будний день, а она пойдет во время карнавала.

Когда Роза вбежала в дом, Томаса стояла у плиты и варила обед. Роза старалась вести себя как можно лучше, но, с другой стороны, ей очень хотелось узнать, когда же начнется карнавал и что там будет. Но Томаса была в плохом настроении и только отмалчивалась. Наконец она позвала Розу за стол:

— Розита, садись есть!

Роза взгромоздилась на стул и взялась за ложку. Только тут Томаса заметила, что руки у девочки буквально черны от грязи.

— Роза, ты опять не вымыла руки!

— Но, Манина, зачем же их мыть? Они все равно потом испачкаются!

— Розита, я много раз говорила тебе, что во время еды руки должны быть чистыми.

— Для красоты, что ли?

— Не для красоты, а чтобы не заболеть. Поняла?

Роза нехотя стала слезать со стула. Как все-таки неудобно и трудно быть хорошей. Нельзя прыгать и мешать Томасе, приходится мыть руки, да мало ли чего еще. Роза подумала, что, может быть, лучше и не ходить ни на какой карнавал, а зато вести себя, как обычно. Но ей очень хотелось утереть нос этому задаваке Чусу. Ради этого Роза была готова пойти на любые жертвы.

— Кстати, Розита, чтобы пойти в Чапультепек, тебе придется помыться и надеть чистое платье, — сообщила Томаса.

— Как помыться? Всей сразу? — поразилась Роза и поняла, что этот поход на карнавал ей дорого обойдется.