Кандида оказалась права. Лучиано вновь позвонил и предложил встречу, но до этого Дульсине пришлось изрядно помаяться. Она хотела съездить к Фернандесам, но что-то ее удержало. В раздражении Дульсина грубо отчитала Леопольдину, когда та, как ей показалось, слишком надолго отлучилась из дома. Леопольдина впервые испытала на себе гнев младшей сеньориты Линарес. Посчитав, что внимание дона Леонардо дает ей особые права, служанка попробовала сопротивляться, чем еще больше раззадорила Дульсину. После той бурной стычки Леопольдина стала приглядываться к девушке и даже старалась ей угождать.

На встречу с Лучиано Дульсина летела как на крыльях. Они договорились осмотреть руины древнего Теночтитлана. День был жаркий и, наряжаясь, Дульсина заботилась не столько об элегантности, сколько об удобстве. Чего будет стоить ее изысканный вкус, если под палящими лучами солнца элегантность не убережешь? Ее всегда раздражало, когда из-под бус и браслетов безмозглых модниц струился пот.

Они блуждали среди обломков прошлого в окружении немногочисленных туристов, задыхавшихся от жары. На некоторых красовались сомбреро, купленные здесь же у уличных торговцев. Увидев полную иностранку в цветастом платье, темных очках и нелепом сомбреро на завитых волосах, они переглянулись и рассмеялись. Глаза Лучиано блеснули первозданной синевой.

«Вот каково оно, небо Италии, — подумала Дульсина, — небо, оказавшееся неблагосклонным к его родителям».

К ним подошла продавщица цветов. Лучиано выбрал букетик бледно-лиловых фиалок и галантно вручил его девушке.

— Как чудесно пахнут, — восхитилась Дульсина. — Я ужасно люблю цветы, больше любых драгоценностей. Жаль, что не все мужчины понимают женские вкусы.

— Ты проповедуешь культ цветов? — Лучиано лукаво посмотрел на нее. — Так кто же из нас истинный христианин?

Дульсина помнила, что «культ цветов», введенный когда-то ацтеками, означал человеческие жертвоприношения. Какой-то космический смысл этих ритуалов так и остался для нее загадкой, несмотря на старания учителя, который безуспешно вдалбливал ей в голову немыслимую систему чуждых ей религиозных воззрений.

— Да, я за культ цветов, за культ красоты, а не жертв. Пусть они цветут и приносят нам радость.

— Они цветут, и их приносят в жертву нашей радости.

— Тебе везде чудятся жертвы, — с легкой обидой произнесла Дульсина и осеклась. Она вспомнила о трагедии в Италии.

— Ну наконец, — как ни в чем не бывало улыбнулся Лучиано, — наконец мы перешли на «ты». А все-таки жертвы есть, Дульсина, красота ради красоты. Красивые цветы росли и радовались жизни, но их безжалостно сорвали ради красивой девушки.

Дульсина растерялась, она посмотрела на букет не зная, что с ним теперь делать. Выбросить? А зачем он тогда подарил?

— Не надо так, Дульсина, - мягко сказал Лучиано -Я же пошутил. Нельзя все доводить до крайностей, иначе нам придется отказаться от мяса, фруктов, вообще от еды. И по земле ходить не сможем, потому что мы ее топчем. Придется забыть об апельсинах, а ведь ты, я вижу, не прочь выпить апельсинового сока? Я не ошибся?

Они подошли к мальчику, бойко торговавшему напитками.

— Самый лучший сок в Мексике, — задорно воскликнул мальчуган, шустро наполняя стаканчики.

Дульсина медленно пила, смакуя каждый глоток. В жару это был незаменимый напиток. Она посмотрела на Лучиано и залюбовалась им. Он стоял к ней боком, на фоне неба четко вырисовывался его орлиный профиль. «Похож на ацтекского бога», — восхищенно подумала она, забывая, что не все божества ацтеков заслуживали восхищения.

Лучиано не поворачивался, он словно застыл, что-то в его позе настораживало.

— Лучиано, что с тобой? — окликнула его встревоженная Дульсина.

Он обернулся и глядел на нее, словно не видя. Синие глаза потемнели, как небо перед дождем.

— Что-то случилось? Ты кого-то увидел?

Он встрепенулся:

— Так, одну красотку, больно хороша.

— Ты очень деликатен, Лучиано. Извини, что оторвала тебя. — Дульсина обиделась не на шутку. — Хорош святоша, все считают его чуть ли не монахом, а он от первой юбки потерял голову, забыл, с кем сюда пришел.

— Не сердись, Дульсина. — Лучиано понял свою оплошность. — Я хотел пошутить, но что-то плохо получилось. Я вспомнил, что, кажется, забыл сделать важные распоряжения. Так торопился на встречу, что все вылетело из головы. Извини, но мне надо вернуться домой.

Дульсина сникла окончательно. Она не поверила ни в какую забывчивость, он просто хочет от нее отвязаться. Кого-то увидел, и она сразу стала ему не нужна. Сама хороша! Поверила в монашескую жизнь такого красавца. Завел себе какую-нибудь Леопольдину или Диану, вот и скрывает ее от всех. Все они мастаки путаться с простушками, ведь с ними можно не церемониться. А приличные девушки нужны им только для вывески. То-то он любит разглагольствовать о жертвах. Она и есть жертва, которую он решил принести на алтарь своих темных страстей.

Они шли к стоянке. Дульсине, не поспевающей за его широким шагом, пришлось чуть ли не бежать. На ходу Лучиано осторожно оборачивался, выискивая кого-то глазами. Он старался делать это незаметно, но от ревнивого взгляда Дульсины не укрылось ничего. Когда они подошли к стоянке, Дульсина уже приняла твердое решение не садиться в его машину и добираться домой самостоятельно.

— Я не поеду с тобой, Лучиано. Ты торопишься, и не стоит тратить время на меня. Я прекрасно доеду на такси.

— Такси к твоим услугам, — подобострастно сказал он, распахивая дверцу своего автомобиля.

Дульсина не успела и рта раскрыть, как крепкие руки оторвали ее от земли и усадили в машину. Лучиано быстро проскользнул за руль и набрал скорость. Иногда он бросал на нее короткие взгляды. Дульсина решила молчать. Она-то поняла цену его важным распоряжениям, так что немного он потеряет времени, если подвезет ее домой. 

— Знаешь, Дульсина, давай выпьем с тобой по чашке кофе.

— Если не ошибаюсь, ты очень торопишься, — ответила она ледяным тоном.

— Выпьем в моем доме. Я быстро сделаю распоряжения, и ничто больше не помешает нам насладиться кофе. Моя Хеорхина прекрасно его готовит. Я тебя не задержу, а потом отвезу домой. Я виноват перед тобой. Позволь мне искупить мою забывчивость хотя бы отменным кофе.

Дульсина молчала. Предложение ей понравилось, но она не знала, стоит ли ей быть снисходительной или не стоит.

— Значит, решено, - сказал Лучиано, самовольно отсеяв ее сомнения.

Дульсина обрадовалась, что ответ на соблазнительное предложение прозвучал не из ее уст.

Машина затормозила возле массивного особняка, дома семейства Мартинесов, в котором теперь обитал единственный сеньор Мартинес. Они прошли через сумрачный холл в просторную гостиную, обставленную дорого, но не современно. Глаза Дульсины мгновенно устремились на большое, но как бы размытое фото в золоченой рамке, стоящее на угловом столике. Она увидела мягкую улыбку на лице удивительно красивой молодой женщины. Нежный овал, ровные зубы, пышные волосы. «Да, из-за таких королев и забывают про честь и достоинство», — с грустью признала Дульсина.

Лучиано суетливо предложил ей сесть в кресло. Пока она устраивалась поудобней, фото исчезло. Значение этого действа Лучиано не оставляло никаких сомнений. Таинственная красотка существует, и у него есть основания ее скрывать. Дульсина еле сдерживала себя от негодования. «Надо взять себя в руки, — думала она, — иначе я разнесу весь этот дом. Я же Линарес, Линарес».

Она нашла для себя выход. Да, она Линарес, и этим сказано все. «Похоже, дорогой сеньор Мартинес, это наша последняя встреча. И на прощание я не буду устраивать вам сцен. Крики да истерики — удел ваших низменных красоток». В упоении мести Дульсина забыла, что сама была способна на любые истерики. «Я покажу вам, что такое женщина избранного круга. Ваши потаскушки могут быть дьявольски красивы, вы можете осыпать их бриллиантами, но никакие богатства не дадут им того, что дается только от рождения».

Лицо Дульсины преобразила сладкая улыбка. Она многозначительно задержала взгляд на пустынном столике, давая понять, что все заметила, потом невинно улыбнулась Лучиано.

— Очень уютная гостиная. Я люблю старые вещи. В них чувствуются традиции, вековые устои. Ломать их легко, а созидать трудно.

— Приятно слышать, — удивился Лучиано. —Сейчас все гоняются за модой, особенно молодые девушки.

Пожилая служанка внесла поднос с серебряным кофейником и такими же чашками. На серебряном блюде желтели свежие бисквиты.

— Твоя Хеорхина действительно кудесница, — ворковала Дульсина, медленно отхлебывая ароматный напиток. — Изумительный кофе! А не пора ли тебе, — продолжила она, не меняя тона, — дать очень важные и очень срочные распоряжения?

— Ну вот, с тобой я опять обо всем забыл. — Лучиано со смехом поспешил к двери.

— Нехорошо валить свои грехи на других, сеньор Мартинес, — понеслось ему вслед.

Когда он вернулся, Дульсина, не снимая с лица улыбки, сказала, что ей пора домой. Столько дел, столько хлопот, да и отец, наверно, волнуется. Лучиано не возражал. Перед уходом Дульсина не забыла витиевато распрощаться со служанкой и попросила ее передать искренние восторги кудеснице Хеорхине. Пожилая женщина растрогалась, глядя на Дульсину влюбленными глазами.

По дороге домой Лучиано сообщил Дульсине, что уезжает по делам. Возможно, на месяц. В Акапулько. Нет, один. «Как же, один, — усмехнулась про себя Дульсина. — Неужели забросит свою красотку так надолго? О! — ее осенила догадка, — наверно, он все время разъезжает с ней. Так легче ее скрыть от посторонних глаз. Потому-то он редко мне звонит, все время в разъездах со своей пташкой. Зато здесь, в Мехико, он чист, как стеклышко. Монах! Но не все так слепы и доверчивы, как сеньора Фернандес. Вот он и решил пофлиртовать со мной, чтобы его не уличили с той, другой. Мой Бог! Какая подлость!»

— Ты часто в разъездах, Лучиано? — вкрадчиво спросила Дульсина.

— Да, почти постоянно. Дела требуют поездок. Это только название такое — недвижимость, а чтобы совершать сделки, на месте не посидишь.

Так и есть. Его работа — очень удобное прикрытие для тайных путешествий. Хорошо, что Дульсина вовремя разобралась. Чему только радоваться?

Прощаясь, Лучиано тихо промолвил:

— Я обидел тебя, Дульсина. Не возражай, я знаю, что обидел. Поверь, я не хотел. А ты молодец, умеешь собой владеть. Вернусь, и мы обязательно встретимся - на сей раз он не поцеловал, а крепко пожал ее руку

— Счастливого пути, Лучиано, — ласково пропела Дульсина и легкой походкой поспешила к дому

После ее возвращения по дому Линаресов как будто гроза пронеслась. Заплаканная Селия бегала с опухшими от пощечин щеками. Кухарка начала заново стряпать жаркое к ужину, Себастьян с Хаиме заторопились что-то чинить в отдаленном углу сада. Кандида, сославшись на головную боль, заперлась в спальне. Братья исчезли в одном из мальчишеских тайников дома, о которых ведали только они. Леопольдина улизнула к дону Линаресу, как в неприступную крепость. Она уговорила хозяина пообедать в комнате. Дон Леонардо ворчал, что суп недоварен, а жаркое подгорело — случай в доме небывалый. А Дульсина, утихомирившись, весь вечер рыдала в спальне, неодетая, с бриллиантовым колье на шее.