Прошло несколько месяцев. Свадебное путешествие подошло к концу. Она было для Паулетты, почти всю жизнь просидевшей взаперти в собственном доме, настоящим праздником. Они с Роке объехали многие страны и побывали во многих городах. Молодую сеньору Мендисанбаль очаровали Лондон, Париж, Рим, Вена, Мадрид... Роке был внимателен к ней, каждую минуту она чувствовала его любовь.

Но даже во время сказочного путешествия Паулетта ни на миг не забывала о том, что она не может быть по-настоящему счастливой, не найдя свою Розиту. Всякий раз любуясь каким-нибудь старинным собором, прекрасным видом или коллекцией живописи, она представляла, что Роза тоже путешествует с ней и вместе с матерью рассматривает эти прекрасные вещи.

Когда они вернулись в Мехико, Паулетта поспешила к матери. Это была шестая годовщина гибели дона Карлоса. Женщины вместе посетили кладбище, затем вернулись в опустевший особняк Монтеро де ла Рива.

— Прошло шесть лет, а мне все кажется, как будто он еще вчера был здесь, ходил по этим комнатам, — причитала донья Росаура, вытирая платком глаза.

— Да, — вздохнула Паулетта. — Уже шесть лет.

— А ведь он мог жить! — донья Росаура подняла глаза на дочь. — Он ведь мог жить...

— Да, мама, мог, — ответила Паулетта.

Донья Росаура сжала кулаки и снова разжала их. Она испытывала смешанные, противоречивые чувства. Она искренне тосковала по мужу, и эта тоска в последнее время после замужества Паулетты значительно усилилась — ведь Росаура осталась в доме совсем одна. Одиночество угнетало ее. Она сердилась на дочь за то, что та обрекла ее на это. Если раньше она всегда была под рукой — было на ком сорвать плохое настроение, кому ткнуть в нос, что во всем виновата только она одна, то теперь Паулетта была далеко, и чувство озлобленности и отчаяния накапливалось в душе Росауры, не находя выхода наружу. Однако она постаралась взять себя в руки и успокоиться, переведя разговор на другую тему:

— Как Роке?

— Спасибо, мы живем очень дружно.

— Как вы съездили?

Паулетта стала подробно рассказывать матери о том, где они с мужем побывали и что видели. Сначала Росаура слушала с интересом, затем ее лицо вдруг помрачнело:

— Да, вы неплохо поразвлеклись... — сказала она, когда Паулетта закончила свой рассказ. — А я тут одна... В этом огромном доме...

Неожиданно ее пронзило такое жгучее отчаяние, что она закричала на Паулетту.

— Вот ты веселишься, у тебя есть муж, ты богата, молода. А я совершенно одна. Жизнь моя кончена. И это все ты! Ты во всем виновата!

— Мама, что ты говоришь? — испуганно спросила дочь. — В чем же я виновата?

— Будто бы ты не знаешь? Если бы тогда не связалась с этим ублюдком Педро Луисом, мой Карлос был бы жив.

— Но не забывай, кто убил Педро Луиса.

— Что? Ты еще смеешь осуждать отца? — гневно крикнула донья Росаура. — Он правильно сделал, что пристрелил твоего позорного любовника. Была бы моя воля, я бы прикончила и вашего выродка. Эту твою дочь Розу. Кстати, ты ведь так и не сказала своему муженьку, что у тебя был ребенок? 

Паулетта прикусила губу.

— Я ненавижу тебя! — у доньи Росауры начиналась истерика. — Ненавижу с того самого момента, когда застала тебя в саду с этим проходимцем. Как вспомню как вы целовались... Погоди, я выложу все это твоему Роке, посмотрим, как это ему понравится! Ты, моя дочь, Монтеро де ла Рива, и он!

— Мама, остановись, — умоляла Паулетта.

— Нет, я больше не могу молчать! Я непременно пойду к твоему муженьку и расскажу ему, на ком он женился. На уличной девке, которая родила ублюдка от подзаборного мужика, вот на ком!

— Мама, прекрати, или мне придется покинуть этот дом, — сказала Паулетта.

— И уходи! Уходи! Карлоса теперь никто не воскресит, и ты в этом виновата. Я не желаю тебя больше видеть. Вон из моего дома. Вон!

Паулетта подняла заплаканные глаза:

— Хорошо, мама, но я больше не вернусь.

— Не называй меня матерью! — отрезала донья Росаура.

— Я ухожу. Прощай.

Паулетта поднялась, взяла шляпку и молча вышла.

Теперь долгие годы они не увидят друг друга. Жестокие унижения, которые терпела Паулетта во времена своей юности, не могли не отразиться на ее отношении к матери. И все же она всегда была готова простить ее, но для этого нужно было только одно — чтобы донья Росаура сделала первый шаг, хотя бы просто позвала ее.

Но донья Росаура продолжала источать злобу, не делая никаких попыток примириться с дочерью. Возможно, где-то в глубине души она понимала, что ее озлобленность происходит от одиночества, что она страдает от того, что не умеет строить отношения с людьми. А возможно, она и не отдавала себе в этом отчета.

Паулетта ушла навсегда. С этого дня она многие годы не переступит больше порога большого и мрачного особняка Монтеро де ла Рива. Потеря дочери, разрыв с матерью... Все это само по себе обрекало ее на то, чтобы быть несчастной даже рядом с любимым и любящим ее мужем.

Донья Росаура до конца жизни осталась одна. Ее ненависть к дочери и незаконнорожденной внучке, которую она случайно увидит много позже, постепенно переросла в состояние постоянной озлобленности на весь мир.

Она стала желчной, мелочной, придирчивой и несправедливо строгой со слугами. Временами она просто становилась похожей на взбешенного зверя в золотой клетке. Раньше она всегда могла сорвать злобу на Паулетте, теперь же та была далеко. Сознание своего бессилия делало донью Росауру еще более злобной. Иногда у нее мелькала мысль о примирении, но она тут же с презрением отбрасывала ее. «Я скорее умру, чем подам руку этой неблагодарной твари», — не раз повторяла она про себя, как привидение расхаживая по пустынным комнатам.

Но не кто иной, как она сама обрекла себя на это одиночество в золотой клетке. Она сама не хотела никого видеть — не принимала других и никуда не выезжала. Проклиная весь мир, она не ждала от жизни ничего, кроме исполнения собственных проклятий.